Мне потребовалось время, чтобы понять, что лучше не рассказывать взрослым о тех странных людях, которых я вижу. Психотерапевт через долгое время работы только поджимала губы, стоило мне поделиться с ней, кто в последнее время просил меня что-то сделать, чтобы их дух смог успокоиться. А мама, бедная моя мама, не повезло ей закрутить роман и забеременеть. После же, рассказав моему папаше об этом, узнать, что он женат и супруга тоже в положении, так что нафиг мы ему не сдались. Второй раз не повезло потому, что дочурка оказалась ненормальной. Нет, она никогда не позволяла себе показывать, насколько пугает её моё поведение. Но я не раз слышала, как она плачет по ночам, видела, как краснеет, когда я на людях позволяю себе общаться с невидимыми друзьями. Только из-за мамы я научилась притворяться обычной, чтобы ей было хорошо.
Безошибочно различать где призрак, а где живой человек я смогла лишь в подростковом возрасте. Сейчас же, я вообще с закрытыми глазами могу понять, в каком направлении не стоит фокусироваться, чтобы не привлечь к себе ненужное внимание. Я выяснила, что, если не показывать духу, что ты его видишь, то он продолжит свои скитания и не станет просить что-то сделать и ходить за тобой хвостиком. Может я и бессердечная, некоторые сказали бы, что, раз есть такой дар, то я обязана его применять. Знаете, попробовали бы они сами так жить! Каждую смерть, каждую историю ты пропускаешь через себя, и это нереально тяжело. А дети… Дети — это мой личный ад. Можно сказать, что день прошёл хорошо, если мне удалось не встретить ни одной души нежного возраста.
Какое-то время, до того, как запретила сама себе их видеть, я пыталась помочь. Но, кому бы мне не пришлось поведать, что я должна передать им сообщение, найти вещь, сделать то, что кто-то собирался сделать перед смертью — на меня смотрели, как на ненормальную. Даже на порог не пускали, не слушали, грозились вызвать полицию. И я осознала, что слаба, что ничем не могу помочь. А значит, не стоит и пытаться, только лишний раз рвать свою душу на части и слушать оскорбления.
Я сделала вид, что нормальная, что могу жить, как обычный человек: заводить друзей, влюбляться, творить глупости. Совершать ошибки — в этом ведь нет ничего страшного, из них состоит наша жизнь, они заставляют двигаться вперед. Но, иногда, мы не можем себе простить, что их натворили. Потому что часто, они причиняют боль нашим близким и приводят к необратимым последствиям. К примеру, ссора, возникшая по ничтожному поводу, слова, сказанные сгоряча, забрать которые назад уже не получится. Ты хочешь вернуться в прошлое, отмотать какие-то часы, но не можешь.
Никогда не смогу забыть тот день. Мама всегда лояльно относилась к моим нечастым походам с ночёвкой к подруге, с которой мы подружились на первом курсе. Но на этот раз была категорична, не пойдёшь — и всё тут! Наверное, она особым чутьём распознала, что мы с Лизой будем не одни, к ней придут парни. Ничего такого, просто лёгкий флирт, общение. И я бы отказалась от визита, если бы мама нормально об этом попросила, но тот тон и слова, что она сказала… Я так разозлилась, наговорила даже то, о чём никогда не думала и, хлопнув дверью, ушла. А утром моя жизнь перевернулась.
К тому моменту, когда я вернулась, успела остыть и устыдиться своего поведения, хотела извиниться. Она сидела на подоконнике. В то время моих навыков уже хватало, чтобы понять, что случилось.
Зажав рот рукой, чтобы сдержать крик, я тяжело опустилась прямо на пол, не сумев устоять на ногах.
— Мамочка, — сквозь слёзы позвала её.
Она оглянулась, и ответила мне грустной улыбкой.
— Нет, мама, как же так, нет.
Я не могла найти в себе силы встать, не могла пойти в её комнату, чтобы увидеть ту, которая уже не взглянет на меня с любовью, не обнимет, не поругает за ошибку. Теперь могла только смотреть на её дух и, рыдая, просить прощение за всё.
Так хотелось дотронуться, и почувствовать родное тепло, а не холод, обнять, сказать, что виновата и услышать, что всё хорошо, что она не может долго обижаться на своё солнышко. Но бывает так, что то, чего нам хочется больше всего в жизни, важнее всего — невозможно.
— Не плачь, милая, — она присела передо мной. — Ты не виновата.
— Я должна была остаться, — сквозь рыдания возразила ей. — Должна была.
— А я должна была тебе верить, — с сожалением покачала головой. — Но, детка, ты у меня уже большая, не всегда получается так, как нам хочется. Мне так жаль, что придётся тебя оставить. Но я верю, что вырастила хорошего и сильного человечка, ты справишься. Ведь моя дочь с детства отличается умом и сообразительностью, — даже сейчас она старалась меня приободрить. — Не горюй по мне долго, милая — у меня теперь всё будет хорошо. Заботься о себе, стань счастливой, так, чтобы твоя мама была спокойна. Хорошо? Пообещай, иначе я останусь и буду ходить за тобой, — сделала грозное лицо.
Меня хватило только на то, чтобы кивнуть, после чего она ушла, теперь насовсем. Значит, она задержалась только для того, чтобы проститься. У неё была чистая душа, и, как бы она меня не любила и не беспокоилась, теперь её место было не здесь. А я, как бы не хотела видеть её рядом, была этому очень рада.
Не помню, как вызвала скорую, как позвонила в кондитерскую, где она работала, чтобы сообщить о случившемся, делала всё на автомате, совершенно не понимая, что дальше. Каждый день сталкиваясь со смертью, я гнала от себя мысли, что с мамой что-то может случиться. Ирония какая… Считала, что она у меня ещё совсем молодая, что, вырастив меня, наконец, может пожить для себя. И вот, её сердце остановилось — и всё, что я предполагала, исчезло, испарилось, остались только пустота и боль. Боль, от потери самого дорого, что было в моей жизни.
Не знаю, как бы организовала похороны и на что: училась я на втором курсе, на дневном обучении, соответственно не работала во время учёбы. Но, у мамы была заначка — откладывала, чтобы летом нам поехать на море отдохнуть вдвоём. Она почти вся ушла на услуги похоронного бюро и поминки.
Я позвала только самых близких её подруг, родственников-то у нас не было. Посидели, вспомнили, поплакали и ушли, наказав обращаться, если что понадобится, не стесняться. И я осталась, совсем одна в этой квартире, которая, сколько себя помню, всегда была нашим маленьким миром, куда мы никого не пускали.
Несколько дней я почти не ела, нормально не могла уснуть, только лежала в пограничном состоянии. Из которого меня вывела Лизка, забившая тревогу, когда я пропала. Ну да, я же никому из своих знакомых ничего не говорила — это их не касается, а чужая жалость мне ни к чему.
Но Лизон была настойчивой, трезвонила и стучала в дверь, пока я её не впустила. А потом, узнав, что произошло, встряхнула и наорала так, что только глухой мог бы не обратить на неё внимание. С трудом, но я вернулась и начала думать, как мне жить дальше. Теперь только я несла за себя ответственность.