Постовой

Глава 24 Пустые хлопоты

Когда я открыл дверь своим ключом, с кухни меня «поприветствовали»:

— Пока не заходи сюда!

— Привет. Ну и ладно.

Освежившись в ванной, я покладисто спросил:

— Уже можно?

— Нет, еще пять минут, не заходи.

Через пять минут меня допустили. На столике стояли две тарелки с мясом «по-французски», рыбная нарезка и запотевшая бутылка с болгарским «шампанским», с большой красной звездой на белой этикетке и рубиновым содержимым. Я довольно крякнул:

— О, Настя! А что за повод?

— Я аванс получила! Я тебе говорить не хотела, я уже неделю работаю, а сегодня аванс дали! Правда, я молодец?

— Ну конечно ты молодец и умница. А куда устроилась?

— На почту почтальоном. На полставки. У меня на участок часа три выходит. Я, наверное, когда учеба начнется, все равно буду работать, я уже с начальницей разговаривала, она не против. Буду после учебы выходить. Правда, здорово?

— Ну конечно здорово. И сколько платить обещают?

Радости у девушки заметно приуменьшилось:

— Немного, шестьдесят пять рублей.

— Ну, с учетом того, что у тебя до этого было ноль рублей, так это хорошая прибавка. Правда?

— Ну да, правда.

— Давай, садись, я сейчас шампанское открою. Давай, за твою первую зарплату.

Утолив первый голод и налив по второму бокалу, я спросил:

— Много потратила?

— Много, почти все. Сдача там, в комнате на подоконнике лежит.

— Насть, давай ты больше не будешь на еду эти деньги тратить, если только себя захочешь что-то вкусненькое купить. Договорились? Пусть они у тебя остаются, хорошо?

— Паш, ну ты же говорил…

— Я помню, что говорил. Что не хочу тебя кормить только кашей и картошкой. И сейчас тоже самое скажу. Ты если что-то захочешь, то себе купишь, а на обычную еду я буду продолжать давать.

Меня обхватили за шею, горячо поцеловали, а потом прошептали в ухо:

— Спасибо, спасибо. Знаешь, что я себе с зарплаты хочу купить?

— Нет, не говори! Купишь — потом покажешь, пусть будет сюрприз. Угу?

— Угу!

Двое мужчин сидели на переплетенных под собой ногах, друг напротив друга, и руками ели плов по-фергански. Один, во всем сером и красных носках, беспокойно ерзал, что-то постоянно бормоча под нос. Второй, босой, так какбыл тут хозяином, по-отечески улыбался своему гостю, но его глаза, прячущиеся под кустистыми бровями, иногда пугали собеседника своим безжалостным блеском.

— Итак, уважаемый Анзор-бей, что вы скажете…

Лейтенант Аслямов непроизвольно вздрогнул. Как-то упустил он ситуацию. Когда месяц назад к нему подошли несколько смуглых парней, он принял их очень радушно. Участок его в «Тихом центре» был небольшим и не очень прибыльным. Старый жилой фонд, мало людей. Ни рынков, ни магазинов. Очень плохой район для молодого, предприимчивого офицера. Так что парни из Средней Азии, попросившие разрешение на торговлю с нескольких точек фруктами стали добрыми вестниками финансового благополучия. Вроде бы такая торговля была запрещена, но власти, устав бороться с тотальным дефицитом всего, смотрели на это стихийное выражение нового мышленья сквозь пальцы, если ничего скандального не происходит, то и нехай.

Договорившись с начальниками жилищно-эксплуатационных участков, чтоб не препятствовали подчиненным дворникам, за денежку малую, убирать мусор, оставшийся после ежедневной торговли, Анзор, посчитал свою миссию выполненной, и приготовился получать заслуженные дивиденды. И все у них было хорошо. Раз в несколько дней, по мере необходимости, лейтенанту совали в открытую папку с документами оговоренную сумму. Пару раз, выслушав, как милиционер, витиевато хвалит спелый груши или красивую дыню, ему по восточному обычаю, с поклоном, заворачивали и вручали предмет восхищения. Неделю назад парни что-то начали объяснять участковому про каких-то милиционеров, которые что-то с них требовали, но, честно говоря, у лейтенанта особо не было времени вникать в их проблемы.

Пообещав разобраться с наглыми пришельцами, Анзор, как-то забыл об этом, закрутившись в заботах. Да еще и время экзаменов пришло, в далекую Сибирь рейсами «Аэрофлота» прилетели из солнечного Баку два племянника, которых надо было устроить в институт торговли, одного в училище внутренних войск, но там, хвала Всевышнему, у того была национальная квота. А вот четвертый племянник, честно говоря, Анзор уже не помнил, от какой ветки многочисленной семьи он был послан, должен был поступить в школу милиции, что было самым трудным делом. Но что делать, семья — это семья. Ведь, пять лет назад, самого Анзора, получившего диплом Архангельского рыбопромышленного техникума, дядя Вагиф за руку, как маленького, привел в управление кадров УВД.

Но сегодня уважаемые люди из общины позвонили с утра на «опорник», попросили принять важного гостя и сделать все, что он попросит. Гость назвался представителем колхоза, который обеспечивал молодых торговцев документами, гласившими, что они многодетные отцы, члены колхоза, торгуют исключительно урожаем со своих личных участков. На вопрос участкового, как обращаться к глубокоуважаемому представителю, тот ответил просто:

— Зовите меня Ходжи.

— Ходжи?

— Что вас удивляет, дорогой Анзор? Каждый правоверный должен совершить хадж.

— Да, да, вы абсолютно правы.

И вот теперь милиционер кушал плов, в восхищении закатывая глаза, а сам обливался холодным потом под форменным кителем. Ходжи или не Ходжи, но этот тип ему совсем не понравился, басмач какой-то. Кивнет и тот сзади (Анзор вспомнил о парне, молчаливо сидящем на корточках за его спиной) мне своим эчпочмаком горло располосует. И ведь никому не сказал — куда пошел, с кем встречаться.

— Так что у нас случилось, дорогой Анзор? Вы сказали, что на этих улицах вы решаете вопросы, назвали цену. Мы согласились. Теперь появляются какие-то милиционеры, не дают работать?

— Но уважаемый Ходжи, на ваших людей протоколы не составлялись, товар не отбирался?

— Нет, протоколы не составляли. Милиционеры сказали, что они не будут тратить казенную бумагу, чтобы под Андижаном наш председатель колхоза своему ишаку задницу ей подтер. Просто они отбирают документы у наших водителей, которые теперь бояться заезжать в Дорожный район, и ребятам приходится по вечерам таскаться с весами, гирями, столиками, остатками фруктов за два километра, до границы соседнего района. А когда Фархад, три дня назад, тебе позвонил, ты что сказал? — кивок за спину участкового, на молчаливого парня:

— Что у роты ППС рейд, и больше такого не будет, так?

Аслямов судорожно кивнул.

— Сегодня к моим ребятам подходили люди, сказали, что из ЖЭКа, и ругались, что если мы сегодня не решим вопросы с их протоколами, то больше работать там нам не дадут. Скажи дорогой, если ты не начальник этой территории, за что ты брал со своих братьев деньги? Или может быть тебе мало денег, которые ты от нас берешь и эти милиционеры — твои люди? Ты скажи, если денег мало, мы решим все вопросы.

Участковому показалось, или Фархад бесшумно переместился вплотную к его спине, и холодом потянуло в районе поясницы. Лейтенант, прижав руку к сердцу, горячо заговорил:

— Что вы такое говорите, уважаемый Ходжи! Я даже мыслей таких не держал, чтобы обмануть моих братьев, клянусь. Возможно, ваш человек плохо объяснил по русский, и я его не понял — еле уловимое движение зрачков Ходжи справа- налево подсказало обостренной интуиции участкового, что он только что избежал крупных неприятностей, но возможно это его последняя ошибка, и аргументы в разговоре надо менять.

— Я посажу их, клянусь, я их посажу через три дня!

— Кого их?

— Ментов этих, ППСников.

— Якши, уважаемый Анзор. Вы мужчина, вы сказали, мы услышали, и будем ждать. Фархад, налей нам с моим гостем чаю.

Лейтенант Аслямов с задумчиво смотрел на наполненною до краев, парящую пиалу и лихорадочно думал, как уложиться в торопливо озвученный срок «три дня».

Вечер начался как обычно: обход маршрута, чтобы увидеть изменения в окружающей нас действительности, затем усиленное патрулирование злачных мест, с обязательным посещением мест овощной и фруктовой торговли. Когда мы подходили, то торговцы уже закончили работу и тащили столик с тяжелыми маятниковыми весами утилитарно синего цвета в сторону парка Весеннего, чтобы загрузится там, вне нашей территории в очередной «каблучок». Последним шел Фархад, парень, которому я, несколько дней назад, чуть не открутил руку, который перекошенным лицом тащил старый плотницкий ящик с загруженным в него набором гирь и грузиков. Шел и огладывался на меня. Только сегодня его глаза темнели не густым пламенем ненависти, а снисходительной усмешкой. Как будто у меня ширинка расстёгнута, а я этого не вижу.

— Фархад, стой!

— Э?

— Привет Фархад, как здоровье, рука не болит?

— Эээ!

— Я тебя что спросить хотел…Видишь вон то здание?

— Вижу…

— Знаешь, что там?

— Слушай, мне это не интересно. Зачем меня не пускаешь!

— Ты не прав. Тебе будет интересно. Это здание НИИ метрологии. Там проверяют гири, весы и прочую лабудень. Я им написал, что у вас весы неправильные, а гири слишком легкие.

— Э, какой — легкий, что с весами?!

— Вот они завтра- послезавтра придут проверять, правильные у тебя весы и гири или неправильные.

— Зачем?

— Ну, если что-то неправильное, или столик неровно стоит, то заберут все и уничтожат. Я вот еще хотел уточнить, остальные ваши точки, где стоят? Улица Пролетарского писателя дом один — правильный адрес?

— Не знаю — Фархад отскочил от меня и побежал, насколько позволял бежать тяжелый ящик, поминутно оглядываясь на меня. И опять в его глазах полыхала чистая ненависть, усмешечка cо смуглого лица куда-то исчезла.

— Дима, сегодня нас будут брать на взятке, так что приготовься.

— Почему?

— Фархад смотрел так, как будто мы с ним больше не увидимся. Тут либо он нас заказал, либо будут взятку совать. Так что будь готов.

— Угу, понял.

— Я сейчас подойду.

Я нырнул во двор. Довольный дворник Витя разбирал ящики от овощей, складывая их аккуратной стопкой. Увидав меня, он заулыбался, и стал отряхивать руки. Я, пристально глядя ему в глаза, незаметно мотнул головой.

— Здравствуйте!

— Здорово командир, тут мне…

— Витя — я понизил голос- новую почтальоншу знаешь?

Мужик задумался, затем его лицо просветлело:

— А, рыженькая такая, шустрая…

— Ты ей мои деньги отдавать будешь, только незаметно, хорошо?

— Да как скажешь, командир…

— Вот давай, я тебя, типа, только за чистоту дрючу, пунктик у меня такой, так что, ты всем жалуйся на меня, можешь матерно…

— Так это я всегда готов…

— Ладно, давай Витя, и насчет бухалова помни…

Матерился мне вслед Витя вполголоса, но вполне искренне…

Я дотронулся рукой до Диминого локтя:

— Внимание.

На составленных рядом двух скамейках перед памятником Первому большевику у Института капитанов, как на картине Пиросмани, сидело три «мимино», с поднятыми складными стаканчиками в руках, и пили они из них отнюдь не лимонад. Две бутылки вина и какие-то лепешки с зеленью, большие кепки и горячие глаза, провожающие пробегающих мимо абитуриенток. И порадоваться бы за мужиков, очень вкусно они сидели, но деланно равнодушный взгляд, брошенный на неотвратимо приближающихся нас, одним из них и натужное шевеление губ под густыми черными усами, как будто он что-то шептал, сильно меня насторожило. Хоть «дети гор», но об антиалкогольных указах они знать должны, а так равнодушно бухать при ментах… Это неправильные пчелы.

— Здравствуйте, Дорожный РОВД, милиционер роты ППС Громов. Нарушаем, граждане.

— Какой-такой нарушаем, командир! Сидим, никого не трогаем, разговариваем.

— Распитие алкогольных напитков в общественном месте является нарушением.

— Командир, каким нарушением…

Двое сидят, как держали стаканы, так и держат, и смотрят, чуть ли не сквозь меня, а один, искренне и обаятельно улыбаясь, как могут улыбаться только на Кавказе, поставил стакан и пошел ко мне.

— Дима..

— Понял…

Представитель мандариновой республики уже возле меня, обнимает за плечо, и, пытаясь засунуть мне в нагрудный карман «красненькую», переходит на интимный шепот:

— Мы же ничего не нарушаем, сейчас посидим и пойдем, правда, командир?

— Товарищи — мой вопль накрывает половину парка: — обратите внимание. Гражданин пытается дать мне взятку!

Я, с трудом, удерживаю задранной высоко вверх кисть мужчины, с зажатой десятирублевой купюрой, которую он не догадался выбросить.

Народ реагирует мгновенно, со всех сторон бегут студенты, доценты и пенсионеры с внуками. Пропустить такой скандал, ну, никак не возможно. Усатый, что-то бормоча, что его не так поняли, безуспешно рвет из моего захвата руку с пламенеющей как красный флажок бумажкой с профилем Ленина. Ударить меня второй рукой в живот он не решается. Два его товарища так и застыли на лавках, но уже в полной растерянности, былого спокойствия у них не осталось и следа. Увидав, что нашу скульптурную композицию «честный постовой, и взяточник» увидели достаточно много людей, я отпускаю «чудесного грузина» и требую предъявить документы всех троих. Местный участковый, лейтенант милиции Аслямов появился только минут через десять. Наверное, сначала «протупил», соображая, как поступить в нештатной ситуации — чушканы — постовые не взяли целых десять рублей, немыслимо, куда катится мир.

— Что здесь происходит? — офицер был прекрасен, начиная от огромной тульи фуражки, как у генерала Пиночета, и заканчивая красными носками.

— Здравия желаю, товарищ лейтенант, протокол на граждан составляем, за распитие в общественном месте.

— Давайте протокола сюда, я с ними сам разберусь — голос восточного правителя давал лишь один вариант действий- с поклоном положить документы в подрагивающую от нетерпения руку.

— Вы товарищ лейтенант что-то попутали…

— Ты как разговариваешь со старшим по званию, тут я участковый, я на тебя рапорт напишу…

— Каргат, ответь двести двадцать шестому! Каргат, тут какой-то лейтенант странный, хочет у нас задержанных и протоколы забрать. Как фамилия? Сейчас. Каргат, он ушел почему-то… Отбой.

Составив протокола, заверенные подписями возбужденных свидетелей, и письменно обязав гостей города явкой в отдел для разбора и уплаты штрафа, я, к огорчению погрустневших мужчин, приложил к документам и их паспорта, что бы люди не забыли о своих обязательствах. Почему-то, когда паспорт лежит рядом с протоколом, квитанция об уплате штрафа появляется очень быстро.

Следующий день начался для меня очень рано. В девять часов утра я сидел у широкого окна чебуречной и смотрел на крыльцо родного РОВД. В девять часов пятнадцать минут началась погрузка лиц, привлекаемых к административной ответственности, в салон дежурного УАЗика, деятельное участие в которой принимал лейтенант Аслямов. По удивительному совпадению, три мужчины в кепках-аэродромах в автомобиль не влезли, выслушав эмоциональную речь участкового, помощник дежурного равнодушно кивнул, вытащил из кипы документов несколько бланков, вложенных в паспорта, и отбыл в сторону Райисполкома, на заседание административной комиссии.

Лейтенант Аслямов построил доставшихся ему задержанных, сделал им строгое внушение, очевидно, предупредив об открытии огня в случае побега, и повел их вокруг огромной привокзальной площади. Наверное, не хотел переходить Пристанскую магистраль по нерегулируемому перекрестку. Доконвоировав граждан до касс электричек, участковый, почему-то, отдал мужчинам паспорта, и коротко, по-мужски обнявшись с каждым, распрощался. Ненужные очевидно протоколы он, решительно разорвав на две половины, сунул в переполненную урну и двинулся по своим делам. Через минуту я, морщась от брезгливости, стараясь не смотреть в удивленные глаза кучкующихся рядом БОМЖей, достал плоды своего творчества и, аккуратно, завернул в газетку.

Звонок на опорный пункт оторвал лейтенанта Аслямова от составления коварного плана по уничтожению зарвавшихся пепеэсников. Такого хамства, какое было вчера, спускать, офицер Аслямов, был не намерен. Анзор скосил глаза на две звездочки, блестящие на его погоне. Эти звезды, неуловимо крупнее и гранение, чем сотни лежавших на прилавке Военеторга, были предметом гордости участкового и обошлись ему в две бутылки коньяка. Случайно встреченные два похмельных офицера согласились за эту цену отдать комплект звезд вооруженных сил кубинской армии, загоревшемуся как пламя, молодому милиционеру. Полюбовавшись на блеск желтого металла, Анзор вернулся к грустным мыслям: надо будет дать завтра рублей тридцать и подобрать каких-нибудь русских алкашей. Тогда точно возьмут. Десять рублей им мало показалось, сволочам, совсем зажрались, взяточники.

— Да, участковый уполномоченный лейтенант…

— Анзор, привет, а подскажи мне — в трубке загремел голос начальника участковых майора Соломина: — куда ты дел трех человек, которых на комиссию должен был доставить.

— Как куда… — мысли зайчиком заметались в голове, в поисках верного ответа. Аслямов, пользуясь определенным бардаком в учетах и делопроизводстве МВД, уже не раз отпускал своих друзей, и друзей друзей, ведь двадцать пять рублей — это не деньги, это дружба.

— Ты их документы прямо секретарю, комиссии отдал?

— Конечно, как всегда. А что случилось?

— Да, тут главарь ППСников, при начальнике отдела, мне сказал, что ты людей за деньги отпускаешь. Мы конечно с ним часто ругаемся, но что-то его занесло. Ты вот что… ты сейчас зайди в комиссию, и мне принеси заверенную копию постановления о наложении штрафов, сейчас я тебе их фамилии зачитаю… Но Анзор, если ты меня подставил опять, то не только мне подполковника задержат. У тебя же строгий выговор уже есть? Ну, ты понял. Давай, жду через три часа, на вечернем совещании у начальника мне эта выписка нужна.

Трубка, брошенная на телефон, на рычаг не попала, и монотонно испускала тревожные короткие гудки. Невысокий полноватый мужчина метался по помещению, собирая вещи и деньги. Даже за торт из кондитерского цеха отеля «SIBIR» секретарь административной комиссии не поставит печать на поддельную выписку, а значит, надо было решать вопрос кардинально.

Больше в Дорожном отделе лейтенант Аслямов не появился. Сначала земляки приносили больничные листы, выписанные на его имя, затем МВД Азербайджанской ССР истребовала его дело в связи с назначением на вышестоящую должность. А затем транспортную колонну роты специальной милиции, под командой старшего лейтенанта Аслямова, накрыли пакетом «Градов» батарея армянской милиции в районе Степанакерта.

Торговцы фруктами, безуспешно поискав свою «крышу», стали платить дворникам, посчитав, что это будет дешевле. Дворники аккуратно передавали часть денег рыжей почтальонше, пока осенью она не отказалась забирать деньги, сославшись на то, что я ушел с этой территории. Дворники пожали плечами, и стали забирать все деньги себе.