Морин МакГауэн Потерять и найти

Проснулся Джейк от тычка дубинкой в бедро. Что ж, случались пробуждения и похуже.

— Вставай, скотина, — рявкнули на него басом, и снова ударили, на этот раз выше. Прямо по рёбрам. «Проклятье. Очередное плохое начало очередного плохого дня».

— Тише, он спит. — Этот голос звучал мягко, будто бархатный. — Дай ему сесть.

Джейк приоткрыл один глаз, чтобы посмотреть на обладательницу чудесного голоса — несомненно, ангела, — но увидел только стену тёмно-синих штанин прямо перед носом.

Ангел, как же, держи карман шире. Двое полицейских, в форме современного покроя.

Даже в сумеречном свете он разглядел, что проснулся в своём веке. Что ж, хотя бы лежал не на сырой земле. Сегодня существовали и город Нью-Йорк, и парк, и скамья.

Джейк медленно отнял лицо от деревянных планок и поморгал, чтобы глаза раскрылись как следует. Солнце едва успело окрасить небо в розовый. «Двенадцать минут седьмого», — подумал он и проверил себя, бросив взгляд на запястье. Ошибся на минуту. И, хотя на его наручных часах не было маленького окошечка с датой на месте цифры три, он знал, что сегодня семнадцатое апреля. Вот только какого года?

Он попытался вздохнуть и поморщился от рези в боку.

— Вам больно? — спросила женщина.

Не отвечая, Джейк поднял голову и посмотрел на неё. Высокая для девушки, пожалуй, всего на три-четыре дюйма ниже, чем его шесть футов два дюйма; тёмные волосы, собранные сзади и почти полностью спрятанные под фуражкой, не скрывают бледной кожи, сияющей в розовых лучах рассвета. Симпатичная… если бы не форма.

Очевидно, борцам за права женщин удалось кое-что изменить. В его дни девушки улицы не патрулировали.

Ха. «Его дни». Эта фраза теперь ни хрена не значила. У него не осталось ни времени, ни жизни — только место и один день, который приходилось переживать снова и снова.

— Что это за фигня у тебя на лице? — Мужчина ударил дубинкой по скамье и показал на цветок, который, как знал Джейк, нарисован у него левой щеке перламутрово-синей подводкой для глаз, и ею же — три слезы на правой. Стойкие, не хуже татуировки — сколько ни оттирай кольдкремом, больше чем на сутки не сотрёшь.

— Псих шизанутый! — не унимался коп.

— Эй, — женщина бросила на напарника осуждающий взгляд.

— Поднимайся, красавчик. Пойдёшь с нами, — проигнорировал тот её.

Омерзительный тип. И не то чтобы непривлекательный. Внешность «настоящего мужчины»: квадратная челюсть, чистая кожа — женщинам такие нравятся. Однако стоял он, слишком широко расставив прямые ноги, выпятив подбородок, держа руку одну руку на пистолете, а другую — на дубинке: отталкивающая поза ублюдка, упивающегося властью. Из-за таких уродов хиппи и «чёрные пантеры»[1] и называли копов свиньями.

Напарница ему что-то тихо сказала, и он, хмыкнув, отошёл на шаг. Женщина напоминала Джейку кого-то, но кого?

В голубых глазах промелькнула искра сочувствия, когда она протянула ему карточку:

— Вот список приютов. Вы не можете спать здесь.

Джейк не взял карточку:

— Но я же спал.

Коп кинулся было вперёд, замахнувшись для удара, но женщина преградила ему путь:

— Пойдём отсюда, он никому не причиняет вреда. Да и смену уже пора сдавать.

Пальцы мужчины сжались над рукоятью пистолета, ноздри раздулись.

— Ага, чудик не стоит трудов по оформлению задержания.

Парочка развернулась и пошла, тяжёлые чёрные ботинки затопали по бетонной дорожке. Надо было дать им уйти. Джейк не смог.

— Эй, Джон Уэйн, — заорал он им вслед, — кого ты обозвал чудиком? А сам бабе подчиняешься!

Мужчина, развернувшись, бросился на него с поднятой дубинкой.

Женщина кинулась за напарником, но Джейк оказался проворнее. Он увернулся от удара, сделал подсечку, нырнув копу в ноги, и они вместе покатились по сырой траве рядом с дорожкой. Джейку попало по спине дубинкой. Будут синяки, ну и хрен с ними. К утру пропадут. Всегда пропадали.

— Не двигаться! — завопила женщина.

Услышав щелчок предохранителя, Джейк спросил себя, кому же она проорала это — ему или своему напарнику. Да какая разница?

Джейк не сопротивлялся, когда мужчина перевернул его лицом вниз и прижал к траве. И когда тот надевал наручники, тоже — что толку? В тюрьме его по крайней мере должны накормить. И вообще, будет чем заняться.


Кара рассматривала бездомного, задержанного в Центральном Парке. Сейчас он сидел на металлическом стуле перед столом, который она делила с ещё тремя патрульными. Отправить Тони домой к жене, завтракать, ей показалось хорошей идеей: их разное понимание «борьбы с бродяжничеством» и так каждую ночь приводило к конфликтам. Кара была готова поспорить, что избавила напарника от очередного обвинения в превышении полномочий.

Задержанный вытащил из кармана пиджака белый носовой платок, с виду чистый:

— Не против, если я уберу с лица это художество?

И, не дожидаясь ответа, удивительно точными движениями стёр цветок — сначала лепестки, потом стебель. Потом так же безошибочно удалил слёзы с другой щеки. Даже без зеркала он точно знал, где находится рисунок. Закончив, скатал платок с синими пятнами в комок и выбросил в стоящую неподалёку мусорную корзину.

— Думаете, больше не пригодится? — спросила Кара.

— Не-а, он найдёт меня. — Бродяга улыбнулся, и её сердце пропустило удар.

Мужчина казался странно знакомым — должно быть, она уже видела его слоняющимся по парку, — но что-то не сходилось. Светлые волосы, свободно вьющиеся вокруг лица с бакенбардами, выглядели чистыми — слишком чистыми для того, кто привык спать на скамейках, — а золотистой щетине на подбородке и над верхней губой явно было не больше суток. Одежда, очевидно, родом из грошового магазина, куда её пожертвовал какой-нибудь доброхот… но и с ней тоже что-то казалось не так. Костюм в коричнево-бежевую клетку и горчичного цвета рубашка были хотя и мятыми, но чистыми и новыми — если забыть об их явной старомодности. Не чувствовалось и обычной вони грязного тела человека, живущего на улице. На самом деле, когда Кара снимала наручники, запах она ощутила приятный: свежий, чуть цитрусовый, с примесью здорового пота. А что насчёт этих рисунков в стиле хиппи, которые он только что стёр с лица?

Пора прекратить гадать и начать спрашивать.

— Как вас зовут?

Он поднял голову, и на неё уставились глаза цвета штормового океана.

— Джейкоб Реддик.

У неё перехватило дыхание.

— Так это вы? Мы знакомы.

— Поверьте мне, золотце, — он коротко хохотнул, — ни малейшего шанса.

Он прав. Это невозможно. Кара стала жертвой синдрома ошибочного опознания. Как свидетель, которому при третьем просмотре кажется, что он узнал подозреваемого. После многолетних поисков таинственного незнакомца, после того, как он годами чудился ей повсюду, снился, в её памяти всё спуталось. Ошибка мозга, совместившего лицо из прошлого с лицом сидящего перед ней мужчины. Надо бы разделаться с этим и пойти домой, выпить бокал вина — завтрак любителей ночных смен.

— Ваш адрес?

— Золотце, вы же только что заходили меня проведать. Штат Нью-Йорк, Центральный парк города Нью-Йорк, южная сторона пруда, рядом с террасой.

Она закатила глаза и написала: «постоянного адреса нет».

— Число, месяц, год рождения?

— Семнадцатое апреля… — он замешкался и чуть скривил рот. — Какой сейчас год?

— Простите?

— Год. — Он откинулся на спинку. — Сколько лет после рождества Христова человечество успело прожить к этому прекрасному утру?

— А, две тысячи девятый. — Может быть, зря она так быстро исключила возможность психушки?

Он на секунду поднял глаза к потолку, а потом постучал пальцем по бланку:

— Напишите: семнадцатое апреля тысяча девятьсот семьдесят седьмого. — И выдал ослепительную улыбку, сверкнувшую в глазах.

У Кары сжался желудок, она поморгала, пытаясь прогнать чувство узнавания. Одиночество заставило её вообразить некую связь между ними. Фокусы подсознания. Уж слишком давно она ни с кем не встречается.

— Мистер Реддик, вам нет смысла лгать.

— Милая, — он наклонился к ней, — когда я в последний раз подсчитывал, сколько мне лет, получилось тридцать два. Поэтому, если сейчас две тысячи девятый, то, значит, я родился семнадцатого апреля тысяча девятьсот семьдесят седьмого. — Судя по виду — рот до ушей — он явно забавлялся.

Кара же, напротив, не находила ничего забавного в том, как её нутро отзывается на его сексуальную улыбку. Пришлось напрячься, чтобы здоровой дозой раздражения подавить влечение.

Тысяча девятьсот семьдесят седьмой? Похоже на правду. Она родилась на два года позже, а мужчина выглядел её ровесником — и это ещё раз доказывало, что перед ней сидит не тот, за кого она его приняла. Чему он так радуется? Наконец до неё дошло:

— О! С днём рождения!

— Золотце, праздник устраивать незачем. — Он снова откинулся на спинку. — У меня каждый день — день рождения.

Насмешливая ухмылка подействовала на неё как удар под дых.

— Сержант. — Кара выпрямилась и скрестила руки на груди, затянутой в униформу.

— Что?

— Сержант, а не золотце.

Он закатил глаза и поднял руки ладонями вверх:

— Послушайте, сержант. Я не шовинист. И считаю, это круто, что сейчас цыпочки могут носить оружие. Я просто пытаюсь быть доброжелательным.

«Доброжелательным, ага, так я тебе и поверила».

— Вы понимаете, что серьёзно влипли? Вы ударили моего напарника.

— Свинья он — ваш напарник.

«Да, с этим не поспоришь». Чтобы удержаться от улыбки, пришлось прикусить губу.

— Послушайте, мистер Реддик. Мне кажется, вы не такой уж плохой парень, и я была бы рада отправить вас в приют или отослать домой вымаливать прощение у жены, или кто там выпер вас на улицу прошлой ночью. Вы же почему-то из кожи вон лезете, чтобы я пожалела о своём желании вам помочь. Вам что, хочется провести пару месяцев за решёткой?

Он пожал плечами.

Кара снова склонилась к нему, уперевшись ладонями в стол:

— Поверьте, у нас жуткая очередь из дел на рассмотрение. Сто лет пройдёт, прежде чем вы предстанете перед судьёй.

— Да делайте, что хотите. — Он насмешливо приподнял бровь. — Я точно знаю, где окажусь завтра на рассвете, и это будет не камера, которой вы мне грозите. Зуб даю.

— Ну надо же! Думаете, не стану отправлять вас под суд? — Он читал её, как раскрытую книгу. Чёрт бы его побрал!

Он шевельнул кистью, и край чего-то острого натянул ткань кармана его брюк.

С колотящимся сердцем Кара вскочила, расставила ноги и положила руку на пистолет.

— Что там у вас в карманах? На стол! Быстро.

Как же можно было настолько потерять хватку и не проверить их раньше!

Пожав плечами, он вынул золотую зажигалку и пачку жевательной резинки из одного кармана пиджака, смятый конверт и маленький ключик из другого. Резинка хоть и американской фирмы — надпись на пачке гласила «Wrigley», — но, видимо, куплена за границей, таких упаковок Кара раньше не видела. По-прежнему держа руку на оружии, она наблюдала, как мужчина вытащил из брюк и вывалил на стол пригоршню банкнот и монет. Три долларовые бумажки, тоже странные. Фальшивки? Может быть. Уж точно не из недавно выпущенных.

— Другой карман.

Он вытащил кулон и, дав повисеть секунду, уронил на металлическую столешницу. Сначала звякнула эмалевая бабочка-подвеска, а потом, шурша, словно медленно сыплющийся песок, зазмеилась цепочка.

Кара вся покрылась гусиной кожей:

— Откуда это у вас?

— От сбежавшей из дома девчонки-подростка — как-то встретил в парке.

Кара напряглась, ей не хватало воздуха, её колотило. Она тряхнула головой, пытаясь отогнать невозможные, нереальные мысли, которые упорно крутились там.

У задержанного распахнулись глаза. То, что он тут же снова натянул маску безразличия, больше не имело значения. Несколько секунд удивлённого узнавания, изумления в его взгляде — и Кара словно перенеслась в пространстве и времени — из полицейского участка в парк на пятнадцать лет назад. В тот день в тысяча девятьсот девяносто четвёртом, который, как теперь иногда казалось, ей привиделся.

Ей всё привиделось.

— Убирайся. — Это мужчина не был тем, кого она искала. А если и был, то, значит, насмехался над ней.

— Как, никакой тюрьмы?

Его оскорблённый тон только подлил масла в огонь её злости, вызванной смятением. Кара показала на дверь:

— Вон отсюда. Немедленно.

И, чувствуя себя так, будто у неё всё не только в голове, но и в теле смешалось, Кара смотрела, как он распихивает своё имущество по карманам и выходит.

Сам мужчина, и его улыбка, и глаза, и старомодные одежда и стрижка — всё было так похоже на человека, который спас ей жизнь. Но это не мог быть он. Разве что ему удалось прожить пятнадцать лет и ни на день не состариться.


Держа руки в карманах, Джейк крутил пальцами подвеску. Как ни трудно было поверить, что его задержала та самая девчонка, но бабочку она явно узнала.

С первого же мгновения, как только он услышал её голос, что-то в ней показалось знакомым, но ему никак не удавалось увидеть истины — такой очевидной! — пока он не вытащил кулон. Повзрослевшая, в форме полицейского, без густо подведённых глаз — тогда он стирал чёрные разводы с её щёк всё тем же проклятым платком, — это, без сомнения, была она.

Джейк стоял, прислонившись к кирпичной стене напротив двери участка, не в силах уйти, не увидев её ещё раз, как юный фанатик, ждущий, пока «Битлы» появятся на пороге гостиницы. Да он просто жалок! Толку всё равно не будет.

Вполне возможно, для копов есть какой-нибудь выход с тыльной стороны. И даже если она увидит, что Джейк ждёт, ей это явно не понравится. Она ведь его выгнала.

В тот год, когда они встретились в парке, она была ещё подростком — растерянным, напуганным, запутавшимся, — а Джейк сыграл роль «старшего брата», поделился своим опытом в надежде, что его уроки жизни могут ей помочь.

В тот день, очевидно, он произвёл на неё впечатление — хрестоматийный случай, учитывая её возраст и обстоятельства. Из этого вовсе не следовало, что он хоть как-то будет интересовать её сейчас, или что она вообще вспомнит его. Теперь она стала сформировавшейся, цельной личностью. Вероятно, у неё есть муж, или приятель, или, в крайнем случае, друзья, на которых можно положиться.

А главное: даже если она проявит любопытство, желая выяснить, он ли это — какой в этом будет смысл?

Несмотря на сегодняшний случай — и даже из-за него, — у Джейка безумно мало шансов встретиться с ней снова. В следующий раз она может оказаться двухлетним карапузом на качелях или девяностолетней старухой с клюкой. И то и другое в тысячи раз вероятнее, чем то, что он когда-нибудь увидит её молодой женщиной.

Завтра для него не существовало.

Он оттолкнулся от стены и зашагал вниз по улице. Маленький автомобиль вырулил от края дороги, и вереница жёлтых такси засигналила. Вот Джейк и в двадцать первый век попал. Впрочем, разницы с двадцатым не видно.

— Мистер Реддик! Джейкоб! Подождите, пожалуйста! Джейк!

Он остановился, но оборачиваться не стал.

— Подожди минутку, — умолял её приближающийся голос.

По-хорошему, не стоило бы разговаривать с ней, но ноги словно примёрзли к тротуару. Время — хотя это понятие и потеряло всякий смысл — научило его, что общаться с другими, завязывать любые отношения бесполезно.

Переносить своё существование от этого только труднее.

Кара положила ладонь Джейку на плечо, и он чуть заметно откинул голову. Вьющиеся русые пряди легли на воротник пиджака, сжимаясь, как мягкие пружинки. Ей с трудом удалось удержаться и не позволить своей руке двинуться чуть дальше, чтобы погладить эти пряди, убедиться, что они и вправду такие мягкие, легко провести костяшками пальцев по тёплой шее.

С ума сошла! Совсем рехнулась. Она же его почти не знает. Ей было лишь четырнадцать, когда они провели вместе, разговаривая, всего один день. Но после, все эти годы, она мечтала о Джейке.

Он медленно обернулся. Кара позволила руке соскользнуть с его плеча, хотя потерю контакта ощутила как физическую боль.

— Это ты, ведь ты же? — Голос её звучал низко, с придыханием.

Он потянулся было к ней, но внезапно уронил руку.

— Не понимаю, о чём вы. — Он отстранился.

— Нет, понимаешь! — Кара схватила его за рукав.

— Я вижу вас первый раз в жизни. — Он рассерженно вырвался.

— Неправда! И я могу это доказать. — Ей сжало грудь, щёки горели. — Твоя мать умерла от рака, когда тебе было двенадцать. Совсем как у меня. Потом умер и отец. Ты жалел, что порвал с ним отношения, и упрекал его в том, над чем он был не властен. Винил за то, что он — не мама.

Джейк стоял, потупив взгляд и сжав челюсти так крепко, что, казалось, вот-вот начнут крошиться зубы. Чёртов упрямец!

— Ты сбежал из дома в четырнадцать. Совсем как я. И об этом ты тоже пожалел. Вынужден был перебиваться с хлеба на воду и вкалывать ночами, чтобы закончить школу и найти место, где платили бы столько, чтобы хватало на аренду жилья. — Она резко втянула воздух. Не был ли его рассказ ложью, рассчитанной на то, чтобы повлиять на впечатлительную юную беглянку?

Что ж, в любом случае это сработало.

Кара топнула ногой, как ребёнок — она и чувствовала себя обиженным малышом.

— Я сдержала своё слово. Вернулась домой. Извинилась перед отцом. Не прикасалась к наркотикам. Закончила школу.

Джейк стоял всё так же неподвижно, не отрывая глаз от земли.

— Из-за тебя я стала копом. Ты вдохновил меня на то, чтобы помогать другим. — Голос Кары прервался; слова душили её. — Ты спас мне жизнь.

Джейк вскинул голову:

— Что ж, я рад, если так. — Взгляд его смягчился, но тут же заледенел вновь.

— То есть признаёшься, что это всё-таки ты?

Он кивнул.

— Тогда поговори со мной. Куда ты пропал? Почему не позвонил мне, как обещал?

— Я никогда этого не обещал. — Он сделал шаг назад.

— Скажи мне, что происходит, — положив руку ему на предплечье, попросила она.

— Не стоит. — Дёрнувшись, он вырвался.

— С чего ты это взял?

— Поверь мне, Кара. Я знаю.

У неё перехватило дыхание. Он помнит, как её зовут! Эта мелочь будто растопила лёд, которым он пытался окружить себя. Отступать нельзя. Что бы там ни было, она ему обязана. Жизнью обязана.

— У тебя не больше четырёх-пяти долларов. Этого разве что на кофе хватит. Разреши хотя бы угостить тебя завтраком. Ну пожалуйста!

Джейк скривил рот в усмешке:

— Что подумает официантка, если я позволю даме заплатить?

— Ты из какого века, приятель? — рассмеялась Кара, надеясь шуткой разрядить обстановку.

Он не улыбнулся в ответ.


Джейк отхватил большой кусок блина и тыльной стороной ладони утёр потёкший по подбородку сироп. Он поглощал уже вторую порцию в закусочной, где они устроились в кабинке у окна. Кара, сидя напротив, гоняла корочкой хлеба по тарелке свернувшийся желток и рассказывала про свои по-прежнему натянутые отношения с отцом.

Хотя чёрный джемпер и джинсы никак не тянули на женственную одежду, без формы Кара выглядела гораздо нежнее. Лицо обрамляли завитки волос, больше не спрятанных под фуражкой, и Джейк покрепче сжал вилку, чтобы не поддаться искушению протянуть руку и заправить прядь ей за ухо. Обозлённая девчушка, которую он встретил пятнадцать лет тому назад, превратилась в потрясающе красивую женщину.

— Всё так же любишь бабочек, — сказал он, не подумав.

Кара потрогала серёжку, и улыбка озарила её лицо, а заодно и всю комнату.

— Не могу поверить, что ты хранил мой кулон все эти годы. Надо же было так случиться, что сегодня он оказался у тебя с собой!

Джейк набил рот блинчиком с беконом. Он пытался подавить неотвязное чувство, что кулон — совсем не случайность. В прошлый раз неосторожная надежда чуть не убила его.

— Послушай. — Она протянула к нему руку, положив ладонь на стол. — В тот день ты изменил мою жизнь. Я серьёзно. Сейчас, похоже, не везёт тебе. Мне бы хотелось отплатить тебе, помочь.

— Мне не поможешь, золотце, ох, извини, сержант.

Она отстранилась.

— Зачем ты так? Я только что выложила тебе всю историю своей жизни, а ты почти ничего не говоришь. Даже не объяснил, почему спал в парке.

Её глаза умоляли рассказать, поэтому Джейк принялся старательно разглядывать последний кусочек бекона. Он просто придурок, раз согласился на завтрак и сознался, что помнит её. Он полный придурок, потому что обрадовался, когда Кара сказала, что рассталась с последним своим парнем почти год назад. День пройдёт, и он больше никогда её не увидит.

От бессильной злости Джейку хотелось вдарить кулаком по стеклянной стене, но, обернувшись, он заметил встревоженный взгляд Кары, и напряжение чуть спало. Он облокотился на стол.

— Я давно уже не разговаривал по-настоящему.

— Времена сейчас трудные. Нет ничего постыдного в том, чтобы быть бездомным.

Ему так сильно, до боли, хотелось коснуться её протянутой руки. Вместо этого он отодвинулся.

— Быть бездомным куда лучше, чем жить, как я!

— Расскажи мне, в чём дело. — Она вздохнула, и джемпер натянулся на груди. — Не может быть, чтобы ты давно жил на улице. И клянусь, ты совсем не постарел.

Проклятье. Она не собиралась легко сдаваться. Может быть, отступится, если решит, что он чокнутый? Джейк похлопал себя по животу:

— Спасибо за завтрак. Не ел аж с тысяча восемьсот двадцать четвёртого.

— Смешно. — Она улыбнулась.

— Было бы смешно, если б не было правдой.

Её лицо посуровело. Он рассчитывал не на это, но злость тоже сойдёт. Пора плеснуть в огонь бензина.

— Хочешь всю правду? Ну, так вот. — Он отодвинул тарелку и навалился грудью на стол. — На мой тридцать второй день рождения хиппи в парке дал мне дозу ЛСД. Я, как дурак, принял её, и с тех пор неважно, где я нахожусь и что на мне надето, чем занимаюсь и где засну, каждое утро я просыпаюсь в одном и том же месте, в один и тот же день, только в разные годы, в той же самой треклятой одежде, в карманах которой лежат всё те же задравшие вещи. — Он хлопнул по столу раскрытой ладонью. — Я даже не могу сосчитать, сколько дней я уже терплю это, или в скольких годах побывал. Потерял счёт, потому что бумаги при моём, блядь, пробуждении никогда не оказывается на месте.

Он никогда не произносил таких слов в присутствии дамы. Мама бы ужасно расстроилась. Отец наградил бы его пощёчиной. Но Джейку было уже наплевать.

Пока он выдавал свою тираду, Кара будто окаменела. Но теперь она расслабилась и снова протянула руку:

— Зачем ты рассказываешь мне эту чепуху?

— Потому что это правда.

— Ты представляешь, как смехотворно это звучит? Объясни мне, как могло случиться хотя бы что-нибудь из сказанного.

— Думаешь, я знаю? — Он стукнул по столу. — Думаешь, понимаю, как, даже если переодеваюсь, рву этот костюм на клочки или сжигаю, я все равно просыпаюсь каждое утро в нём, как в новеньком? Думаешь, знаю, почему, даже если ложусь избитый, весь в порезах и синяках, или засыпаю в объятиях шлюхи, я всё равно просыпаюсь один, и таким же здоровым, как был в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году — году, когда прожил свой последний чёртов нормальный день?

С горящим лицом он отпрянул, ударился спиной о стенку кабинки и понял, что кричал — несколько голов повернулись в их сторону. Что еще хуже, глаза Кары повлажнели. Она так старалась помочь ему, пыталась вернуть ту близость, что они почувствовали в прошлый раз. А он вёл себя как идиот.

Он потянулся к ней — её ладонь по-прежнему лежала на столе, — но она отдёрнула руку и попыталась сморгнуть непрошеные слёзы. Сердито вытерла одну непослушную, всё-таки выкатившуюся.

— Как ты смеешь кричать на меня? Я всего лишь спросила, а ты начал изгаляться. Хоть на вид ты всё тот же, ты изменился.

Джейку хотелось попросить прощения, но что толку? Для него вежливые разговоры остались в прошлом. Он уставился на исцарапанную столешницу.

— Тебе нравится грубить?

— Извини. — Стыд окутал его будто облаком.

Кара вернула руку на стол.

— Пожалуйста, хотя бы объясни, почему спал в парке. Пятнадцать лет назад ты говорил, что работаешь на Уолл Стрит. Ты что, потерял всё из-за краха какого-нибудь инвестиционного фонда?

Он уже сорок два года как там не работал. Что он мог ответить?

Зачарованный видом тонких длинных пальцев, Джейк размышлял, каковы они на ощупь. Рука её казалась такой мягкой, а он так давно не прикасался к женщине… ни к кому не прикасался. Ему нестерпимо хотелось почувствовать эту мягкость, но он знал, что это будет ошибкой.

— Мою жизнь невозможно объяснить.

— Насколько плохо всё может быть? — Её рука придвинулась чуть ближе. — Ты в бегах? Шпион? Террорист? Свидетель под программой защиты или что-то в этом духе?

— Я б с радостью махнулся на любой из предложенных тобой вариантов.

— Поняла. — Она ухмыльнулась. — Ты — Усама бен Ладен.

— Кто?

— Ладно, ладно, сдаюсь. — Она подняла руки. — Скажешь, когда сможешь.

Теперь в окно светило солнце, и её волосы и кожа сияли. Боже, она была прекрасна. И так же добра, щедра, остроумна, как и в детстве. Если б только он мог оставаться здесь, в этом времени. Но это было невозможно, и от того, что он увидел её сегодня, ему будет только хуже.

Побыв с Карой совсем недолго, Джейк знал, что ему суждено вечно тосковать о ней. Он будет горевать, что не смог узнать её, сожалеть о несбывшемся, мечтать о невозможном. Проводить с ней время — всё равно что сыпать соль на открытую рану его жизни.

Темнота набросилась на него со всех сторон, изгнав солнечный свет из глаз, заполнив каждую мысль в мозгу, каждую клеточку тела. Облокотившись на стол, он схватился руками за голову.

— Когда это кончится? Я должен прекратить это.

Склонившись к нему, Кара положила свои тёплые ладони ему на руки. Ощущение оказалось лучше, чем он ожидал — и приятнее и больнее, будто что-то, гудя, перетекало из тела в тело, изгоняя мрак из его души.

Пальцем приподняв Джейку подбородок, Кара вынудила его снова посмотреть ей в лицо.

— Ты же не имеешь в виду самоубийство… ты не станешь…

— Если б я только мог!

Она пересела к нему; сердце её обливалось кровью.

— Нет. Не говори так.

Когда они встретились впервые, жить не хотела она — и прямым ходом двигалась к тому, чтобы стать жертвой передоза или убийства. Если Джейк серьёзно намерен лишить себя жизни, она сделает всё, что только сможет, лишь бы помочь ему. Этим она наконец сможет отплатить ему за его доброту.

Он резко качнул головой и обернулся к ней.

— Нет, я не это имел в виду. Я дурак. Не умею вести себя в обществе. — Скривив рот, Джейк попытался принять легкомысленный вид, но при этом с такой силой сжимал руками края стола, будто тот пытался ускакать от него.

Она отцепила одну из них, и их пальцы переплелись; кто — он или она — сделал это первым, Кара не знала. Её охватил жар.

— Кара, — сказал Джейк низким глубоким глосом. — Ты уже помогла мне, спасла мою жизнь — даже в большей степени, чем ты можешь понять. Твой кулон — единственная вещь, которую мне удалось удержать.

У неё всё сжалось внутри. Он сохранил её детский подарок, значит, и для него тот день что-то значил. Не в силах сопротивляться жару, исходящему от его ноги, которой она касалась, Кара подвинулась, чтобы прижаться теснее. Джейк шумно вздохнул, и их тела, их лица ещё чуть-чуть подались друг к другу.

Главный герой её вызванных буйными гормонами подростковых фантазий, которого она мечтала встретить ещё раз, сидел совсем рядом. Внешне он выглядел точно так же, как и прежде, не постаревшим ни на день. И хотя прошедшие пятнадцать лет ожесточили его, она чувствовала, что прежний, знакомый ей человек прячется под маской нахала, которую он нацепил сегодня утром.

Как же она не узнала его сразу, как только он поднял голову со скамьи? Именно из-за него ни с одним мужчиной её отношения не складывались надолго. На их месте она хотела видеть Джейка.

С каждым вдохом его крепкие бицепсы прижимались к её груди, Кара дышала часто и прерывисто, будто воздух вокруг них загустел. Стоит ей лишь чуть наклониться, и их губы соединятся. Поцелуй, о котором она мечтала пятнадцать лет, станет явью.

Джейк отпрянул, и Кара чуть не застонала.

— Нельзя так, — сказал он, будто пытаясь убедить самого себя. — Мы больше не увидимся. Это невозможно.

Чувствуя стеснение в груди, Кара придвинулась чуть ближе.

— Нет ничего невозможного.

— Для меня невозможно почти всё.

— Почему? Пожалуйста, скажи, чем я могу помочь!

По-прежнему стараясь держаться на расстоянии, он так крепко прикусил губу, что Кара испугалась, не пойдёт ли кровь. Наконец он сказал:

— Джордж. Помоги мне найти моего друга Джорджа.


Двумя часами позже Кара с полной неразберихой в мыслях шла по улице. Рядом на расстоянии вытянутой руки шагал Джейк, и она чувствовала его тепло, его энергию — доказательство того, что он настоящий, что он здесь, что это не сон.

Он рассказал ей чистую правду. По крайней мере, если судить по тому, что она услышала и увидела. Она не могла придумать лучшего объяснения. Свидетельства, которые представил друг Джейка, Джордж — не кто-нибудь, отставной судья! — невозможно было отрицать: их совместные фотографии, сделанные в конце пятидесятых-начале шестидесятых, а потом в разные годы за последние четыре десятилетия. На каждом последующем снимке Джордж, которому сейчас было уже за семьдесят, выглядел всё старше, а Джейк оставался таким же — в точности таким же. С ума можно сойти!

Джейк провёл по её руке ладонью, и Кара вздрогнула.

— Как дела?

Ощутимое беспокойство в его взгляде было гораздо лучше, чем прежние гнев или безразличие. Кара протянула Джейку руку, и он взял её, будто давая ей то, за что можно зацепиться в реальности.

— Просто в голове всё не укладывается.

Они остановились на краю тротуара, чтобы дождаться зелёного света, а рассудок Кары продолжал барахтаться в мутной воде, пытаясь вынырнуть на поверхность.

Джордж утверждал, что с тысяча девятьсот шестьдесят седьмого и по сегодняшний день видел Джейка четырнадцать раз, всегда семнадцатого апреля. Однако порядок встреч у них с Джейком был разный. Что в некотором роде даже имело смысл. Вот только доза наркотика не объясняла, как такое может произойти.

— Что ещё случилось в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом?

Джейк провёл рукой по небритому подбородку:

— Думаешь, я вспомню через сорок два года?

— Сорок два? — Кара остановилась. — Для тебя прошло сорок два года? И каждый день этих лет — семнадцатое апреля? — От этой мысли у неё голова закружилась.

Обхватив рукой за талию, Джейк оттащил Кару с пути курьера-велосипедиста, а потом прислонился к витрине:

— Не думаю, но для меня теперь время идёт иначе. Мне кажется, с тех пор, как всё началось, я прожил несколько тысяч дней. Чаще всего я оказываюсь в лесу, в одиночестве. Иногда — в индейских поселениях. Несколько раз все вокруг говорили на голландском. Главным образом я пытаюсь выжить.

— Как это должно быть ужасно. — Сердце Кары щемило, и она остро чувствовала малейшее движение ладони на своей талии. Она подалась вперёд, но Джейк покачал головой, убрал руку и отстранился, оттолкнувшись от витрины.

— Тебе, наверное, некогда. — Голос его был холоднее льда. — Не хочу тебя задерживать.

Кару пробрала дрожь.

— Мне спешить некуда. — Она взяла его за руку. — Пока ты разговаривал с Джорджем, я уже позвонила и предупредила, что болею и не приду сегодня.

— Кара, это бессмысленно. — Джейк опустил взгляд.

Она потянулась, чтобы коснуться его лица, но он отпрянул, и Кара вздрогнула.

— Ты такая скотина! Зачем так стараться, чтобы я во всё это поверила, если через час говоришь «прости-прощай»?

— Ты права. — Он взъерошил волосы. — Я скотина. Не нужно было водить тебя к Джорджу. Не нужно было с тобой завтракать. Не нужно было ждать тебя у дверей участка. Я просто мразь.

— Я приму твои ни к чёрту не годные извинения, если дашь слово остаться со мной.

— Кара, — он сделал шаг вперёд, — ты же знаешь, я не могу.

Она крепко схватила его за руку.

— Я не прошу обязательств больше чем на день. Но если в этом году тебе дано прожить один-единственный день, ты должен пообещать, что мы проведём его вместе. Неужели ты не понимаешь, как долго я тебя искала в прошлый раз? Как желание найти тебя снедало меня всю жизнь?

В его глазах вспыхнул такой голод, что внутри у Кары всё сжалось. Отчаянно желая почувствовать его губы на своих, она наклонилась.

Джейк хотел поцеловать её, в этом она была уверена. Но в его взгляде был не только жар страсти, но и нечто другое. И это «нечто» удерживало его. Ладно, лобызания подождут.

— Давай праздновать. Отметим твой день рождения.


Кара сидела, скрестив ноги, на полу в своей крохотной квартирке и потягивала красное вино. Джейк наконец расслабился, после того как она оставила его в покое. Вместо этого они проговорили допоздна, выяснив, что оба собачники, терпеть не могут анчоусы на пицце и предпочитают ванильное мороженое шоколадному. Конечно, было здорово узнать, насколько у них много общего, помимо того что они оба рано лишились матерей, а отношения с отцами оставляли желать лучшего, но стратегия «подождать с соблазнением» уже явно себя исчерпала. Кара всю жизнь желала этого мужчину, и вот он наконец рядом.

Джейк сидел напротив на коврике, откинувшись и положив руку на тахту за спиной. Футболка с эмблемой нью-йоркской полиции, которую Кара ему одолжила, обтягивала восхитительно крепкое тело. Коробочки из-под китайской еды на вынос и полусъеденный шоколадный торт стояли между ними, словно барьер, не дающий ей подползти и исследовать грудь Джейка и его живот руками и губами.

Получи она такую возможность, Кара даже не возражала бы против бакенбард — они ему шли. За прошедшие годы она встречалась с разными мужчинами, и, хотя многие из них были хороши собой по любым меркам, ни один из них не вызывал в ней такого отклика одним своим взглядом, как Джейк.

— Ты, наверное, устала, — сказал он, ставя бокал.

Она покачала головой.

— Нет, нисколько. — Бодрствовать весь день для неё было всё равно, что обычному человеку не спать ночью, но, хотя кровать и манила, думала Кара совсем не о сне.

Пора сметать барьеры.

Отпихнув остатки пикника в сторону, она преодолела разделявшие их несколько футов и прижалась губами ко рту Джейка.

Он замер, напрягшись, и у Кары сердце ухнуло вниз от страха, что сейчас её оттолкнут, но тут где-то в глубине его горла послышался стон, и Джейк обхватил её рукой, притягивая, наклоняя, целуя всё крепче. Глубоко вздохнув, он принялся ласкать языком её рот.

Кара годами мечтала об этом поцелуе, и всё же её фантазиям оказалось далеко до реальности. Его губы, от которых всё ещё исходил аромат красного вина и шоколада, поглощали её, а язык скользил и ласкал с пылом голодающего, наконец дорвавшегося до еды. Комната, казалось, кружилась, плыла вокруг, Кара утратила чувство времени и пространства, единственным ориентиром в мире оставался лишь поцелуй Джейка. Лишь его губы, его язык, его руки и жар их тел, превращающийся в белое, горячее пламя.

Когда они оторвались друг от друга, чтобы отдышаться, Кара обнаружила, что лежит на коленях Джейка, его возбуждённый член давит ей на бедро через эти дурацкие клетчатые штаны, которые ей хотелось содрать с него как можно быстрее. Она поёрзала, и он застонал, завладевая её губами в ещё одном ненасытном поцелуе. Опершись на его плечи, она сдвинулась и села на него верхом, пока его большие, умелые руки продолжали исследовать её сверху донизу. Она потёрлась о Джейка швом джинсов, разжигая страсть, и он притянул её ещё ближе.

— Джейк. — Она прижалась губами к пульсирующей жилке на шее сбоку. — Пойдём в спальню. — Оттолкнувшись, Кара поднялась на ноги, и потянула Джейка за собой.

— Кара, погоди. — Он остановился, так и не дойдя до спальни.

— Прости, морячок. — Кара прижалась к нему. — Я больше ждать не могу.

— Я должен дать тебе кое-что. — Он вытащил конверт и ключик из валявшегося на тахте пиджака.

— С этим нельзя повременить? — Ей до боли хотелось быть обнажённой и прижиматься к нему.

Джейк отступил на шаг.

— Это важно.

Она кивнула, не понимая, что может быть важнее, чем ощутить его внутри себя.

— Я взял это у поверенного моего отца в тот день в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом. Это ключ от банковской ячейки, а письмо разрешает владельцу ключа доступ к ней. Если у тебя возникнут проблемы, Джордж поможет разобраться.

— Не понимаю.

— Всё, что оставил мне отец, лежит в этой ячейке. Золотые слитки, сертификаты на владение акциями, ещё кое-какие ценности. Джордж говорит, сейчас всё это стоит приличную сумму.

Кара прислонилась к Джейку, глубоко вдохнула, и его аромат заставил её глаза закрыться.

— Что я должна сделать? — Она прижалась губами к его шее.

Он провёл рукой по её спине, и электрические волны побежали по ней, как искры от сварки.

— Ключ и конверт могут исчезнуть завтра утром — последовать за мной. Если они пропадут, иди к Джорджу. Он поможет тебе получить доступ к ячейке.

— Зачем?

— Я хочу, чтобы ты взяла это. Всё это. Мне от этого добра нет никакого проку. Джорджу оно не нужно, он не хочет его брать. Оно твоё.

У неё перехватило горло.

— Нет. Тебе оно пригодится, когда всё это кончится.

— Кара, это не кончится никогда. — Он поцеловал её, и ей расхотелось спорить.

Пытаясь заглушить голос рассудка, Джейк дал Каре втянуть себя в спальню и сорвать его одежду, а потом с жаром наблюдал, как она снимает свою. Он позволил ей покрыть горячими поцелуями его грудь, живот, обнимать и ласкать его. Почему, ну почему такое удовольствие должно нести им обоим столько страданий в будущем?

Обезумев от желания, он всё же нашёл в себе силы отстраниться, тяжело дыша, с сердцем, рвущимся на части от боли.

— В чём дело? — Кара потянулась к нему. — Джейк?

Он заставил себя отвести взгляд.

— Нельзя.

Она схватила его за плечо, пытаясь развернуть к себе.

— Нельзя? Знаешь, сейчас уже давно не шестидесятые. Я хочу этого. Я хочу тебя. — Она застыла. — Или в твоих глазах я по-прежнему ребёнок?

Он обхватил её лицо ладонью, ненавидя себя за то, что причинил боль, мелькнувшую в её глазах.

— Кара, ни одну женщину я не желал так сильно. — Он позволил руке упасть. — В этом-то и проблема.

— Не понимаю.

— Утром я исчезну. Это нечестно.

— Идиот. — Она улыбнулась и положила руку ему на грудь. — Что честно или нечестно по отношению ко мне, решаю я. Помни, это я соблазняю тебя.

Джейк посмотрел в вопрошающие глаза, разочарованный и рассерженный даже больше, чем Кара. Как он сможет объяснить то, в чём никак не желает признаться самому себе? Он отвернулся.

— Если мы переспим, это убьёт меня.

— Почему ты мне раньше не сказал? — ахнула она. — Ты попадёшь в ледниковый период, или что? Что случается с тобой после секса?

Он обернулся к ней, и от её взгляда у него сжалось в груди.

— Если мы с тобой займёмся любовью, моя жизнь станет невыносимой.

Ему и так придётся нелегко. Станет нестерпимой пыткой перепрыгивать из года в год, оставив здесь огромную часть сердца, зная, что Кара существует в другом времени, недоступном для него.

Кара скрестила на груди руки; её роскошное тело всё ещё сияло румянцем возбуждения. Джейк сел на край кровати и закрыл глаза. Кара опустилась рядом и осторожно погладила его по спине.

— Извини. Я так зациклилась на мысли, что следующей встречи с тобой придётся ждать как минимум год. И даже не подумала о том, каково будет тебе. Что тебе, может быть, придётся ждать дольше. И что следующий раз может случиться не в две тысячи десятом. Я такая эгоистка.

— Нет, это я эгоист. — Коснувшись губами её волос, он вдохнул сладкий запах. — К тому времени, как мы встретимся снова, у тебя может появиться кто-то другой. Я бы этого не стерпел.

— Не появится.

— Кара, может пройти ещё пятнадцать лет. А может, мы больше никогда не встретимся. Мне невыносима мысль, что ты жила бы, надеясь увидеться со мной в лучшем случае раз в году. Если мы займёмся любовью… — Он опустил голову.

Она улеглась на кровать и укрылась.

— Твоя взяла. Согласна. Но позволь мне просто обнимать тебя. — Она потянулась к нему.

Он залез к ней под одеяло; сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Они обхватили друг друга руками, и Кара закинула на него одну ногу. Джейк чувствовал себя в безопасности, дома. Кара потёрлась щекой о его грудь.

— Я люблю обнимать тебя.

— Я тоже.

Он любил её. Но знал, что этого нельзя говорить, и нельзя показывать. Станет только хуже.

Стук её сердца отдавался по всему его телу; они приникли друг к другу, как жертвы урагана. Хотя ураган был бы не так страшен. Джейк никогда не испытывал ни такого счастья, ни такого горя; противоречивые чувства раздирали его.

— Может быть, я смогу удержать тебя здесь, если схвачу покрепче. — Кара прижалась губами к его подбородку.

— Хорошо бы. — Джейк улыбнулся.

— Я серьёзно. Ты сохранил мой кулон — только его, ничего больше — за тысячи прыжков через время. Это должно хоть что-то значить.

Он поцеловал её в нос. Ему тоже хотелось в это верить. И он верил. Не может быть, чтобы кулон оказался случайностью. Судьба будто тянула его сквозь время после их первой встречи. И закинула сюда, в год, когда Кара была одна, готовая встретить его как взрослая женщина, готовая спасти его, прекратить всё это.

Но от таких мыслей становилось только больнее. Надежда, возникшая, когда он в первый раз обнаружил в кармане кулон, рассеялась за сотни прыжков, унося с собой его волю к жизни. На этот раз будет ещё хуже.

Кара подавила зевок:

— Пообещай мне кое-что.

— Если смогу.

— Пообещай, что если нам повезёт, и мы снова встретимся… — Она произносила слова всё тише, всё медленнее. — Пообещай, что в следующий раз, когда попадёшь в год, в котором буду жить я, ты со мной переспишь. Даже если мне будет девяносто.

— Не знаю. Даже в девяносто? — Он улыбнулся.

— Приятель, двадцатидевятилетняя попалась тебе сегодня. И ты этот шанс упустил. — Она игриво потянула за волоски на груди. — Даёшь слово?

— Только если ты поклянёшься прожить свою жизнь так, как будто меня не существует. Ты не можешь ждать меня.

— Ладно. — Её тёплое дыхание согревало его шею.

Он постарается не дожить до того, чтобы нарушить своё обещание.

Они лежали молча, обнявшись, и вскоре дыхание Кары стало глубже, её тело сдалось cну, в котором так нуждалось. Прижавшись губами к её волосам, Джейк следил за голубыми цифрами, светящимися в темноте. Электронные часы, так она их назвала.

Кара была права в одном — было бы безумием выпустить её из рук хоть на мгновение, ему отпущено не так много времени. Нельзя засыпать. Он будет бодрствовать и следить, как проходят минута за минутой, пока Кара лежит в его объятиях.

И пусть наступающий рассвет снова втряхнёт его в ужасный пиджак и выбросит в парке в каком-то другом веке, он продержится в этом времени, рядом с ней, в ясном сознании, столько, сколько сумеет.

Он и прежде пытался не засыпать, много раз. Никогда не помогало. Как не помог и прыжок в товарняк до Флориды.

Может быть, сегодня. Может быть, если удастся не заснуть, он останется здесь. Надежда чуть-чуть ослабила глубокую печаль в его сердце.

Два тридцать семь.

Три пятьдесят пять.

Четыре пятьдесят шесть. Рассвет совсем скоро.

Он моргнул, сердце заколотилось.

Четыре пятьдесят восемь. Он пропустил целую минуту.

Он держал один глаз открытым. Осталось чуть больше часа. Сейчас засыпать никак нельзя.


Джейк проснулся от яркого света, бьющего в глаза. Странно. Обычно кто-нибудь или что-нибудь будило его до того, как солнце поднимется так высоко. Он вытянул руку, чтобы нащупать, на чём лежит. Земля или скамья?

Простыня?!

Он вскочил и огляделся.

— Кара? — Он был в её квартире, но где же она сама?

О, Боже! Что он наделал? Что если теперь вместо него по векам путешествует она? Сердце колотилось как бешеное, и боль, казалось, залила всё тело. Нет. Нет. Нет!!!

— Кофе будешь?

Он поднял голову. В дверях спальни стояла Кара, и из одежды на ней был только его жуткий пиджак. Радость затопила Джейка, одним прыжком он очутился рядом с Карой и крепко обнял её.

— Я не сплю?

Она сунула ему под нос газету, показывая на дату: восемнадцатое апреля две тысячи девятого.

— Как? Почему? — И, не дав Каре ни секунды на ответ, поцеловал её. Это казалось самым правильным, что Джейк только делал в жизни. Даже если он никогда не узнает как, он знал почему.

Потому что его место — здесь. В этом мире, в этом времени. С Карой.

Она прервала поцелуй, взяла Джейка за руку и потянула к кровати.

— Послушайте, мистер, на то, чтобы поразмышлять над тайнами вселенной, у вас будет ещё куча времени. Сейчас же я хочу получить обещанное.

КОНЕЦ
Загрузка...