Потому что Катька плакала

— Катька, не реви!

— Да-а-а… а как это может быть…

— Да не реви ты! Что «может быть»?

— Как это может быть… что я тебя больше никогда не увижу?

— Во-первых, увидишь. Какое-то время еще будут сеансы связи. Во-вторых, не хочешь же ты, чтобы я отказался от экспедиции и чтобы меня вся Земля засмеяла? Да и причина тоже — Катька ревет!

— А что — не причина?

— Нет. Нос вытри! И вообще, проникнись сознанием ответственности момента, повесь на стенку мой портрет и всю жизнь гордись мною. Детям, внукам и правнукам рассказывай. Кстати, я твоих правнуков обязательно разыщу. Да ты что?!

А Катька разрыдалась просто навзрыд, вцепившись в куртку Андрея, она захлебывалась слезами. Андрей перепугался. Некоторое время он отрывал Катьку от куртки, потом сообразил, наконец, что делать. Ухватил со стола сверкающий голубым льдом сифон, и колючая струя полилась Катьке за шиворот. Возникла небольшая потасовка. Пятнадцатилетняя соседка Катька очень небезуспешно наседала на космонавта, будущего покорителя просторов Вселенной, комсорга экипажа Андрея Вяльцева. Повременив, Вяльцев сдался. Поединок Катька выиграла.

…Но так было далеко не всегда. Андрей хорошо помнил настырную девчонку, которая обожала портить лихим казакам-разбойникам их двора самые отчаянные похождения, за что и бывала бита. Она не жаловалась. Потом казаки выросли, и Катька принялась отравлять им свидания. Потом выросла Катька. А казаки к тому времени разлетелись кто куда. И неожиданно возникла крепкая дружба (видимо, спаянная прошлыми боями) между голенастой, нескладной, с противным характером девчонкой и Андреем Вяльцевым, которому, как он сам выражался, «уже стукнуло двадцать один». Катька таскала у него книжки почитать, долго и серьезно обсуждала с ним достоинства очередного поклонника, наличие каковых у нее вообще изумляло Вяльцева несказанно. Может же кому-то приглянуться эта чума в юбке! Однажды ему даже пришлось исполнять карательные функции, выражавшиеся в том, что одному не в меру настырному молодому человеку требовалось объяснить, что блокировать канал видеофона нудными беседами о любви и дружбе и перегружать почту увесистыми пакетами с надписью «Лично в руки!!!» в данном случае бессмысленно.

Катька привязалась к Андрею, ходила за ним хвостиком, а он был беспредельно терпелив, ощутив себя вдруг старшим братом. Дошло до того, что Андрей стал разбираться в длине юбок на текущий сезон. Случалось ему и загонять домой припозднившуюся Катьку, и уговаривать ее выпить горькое лекарство, когда она болела, и решать с ней задачи по физике, и даже читать ее неудобоваримые стихи, что Андрей числил уже в ранге подвига.

Андрей был человеком уравновешенным, в его доме не водилось долгих посиделок, сердечные дела находились в полном порядке, что выражалось в отсутствии оных. Так что Катька ему не мешала. Правда, ее родители подчас обижались на то, что авторитет Андрея признавался в первую очередь. Но ничего особо вредного Андрей девчонке не внушал, потому родители успокоились.

И вот теперь Андрей улетал. Катька не очень поняла, куда и зачем, зато твердо усвоила — далеко и надолго. Практически навсегда. Срок возвращения экспедиции был так невероятно далек, что Катька при всем своем юношеском оптимизме не собиралась жить так долго. И горько плакала, вдруг осознав: Андрея она больше не увидит.

— Ты же все равно что умер для меня! — голосила она.

— Типун тебе на язык. Что ты меня хоронишь раньше времени? Ты же будешь знать, что я жив, у меня интересная работа, я увижу Землю будущего. Радовалась бы за меня! А ты плакать. Прекрати. У меня уже все носовые платки вышли.

Тогда Катька принялась реветь в подол. Андрею стало интересно: сколько слез в человеке? Но Катька уже начала повизгивать и всхлипывать с завыванием. Андрей снова потянулся к сифону. Катька притихла, но столько горя было в ее глазах, что у Андрея холодок прошел по спине.

— Кать… ну не надо. Радоваться следует. Вот уходит первая экспедиция в такой далекий поиск. Доросли наконец. Дело-то какое впереди! Я с замиранием сердца думаю об этом, честное слово. Конечно, и мне жаль… вернусь вот, а здесь все иначе, знакомых никого. Но это не страшно. Нас вся Земля ждать будет. А ты… я очень прошу, веди дневник. Потом я его прочитаю, и словно проживу твою жизнь, все-все о тебе знать буду. Хорошо?

Катька горестно кивнула. Андрей погладил ее по голове.

— Будь умница. Расти, учись… чтобы мне потом за тебя не краснеть. Ладно? Ну… и все. Мне пора, малыш.

Катька бросилась Вяльцеву на шею и заголосила отчаянно:

— Еще в день рождения! У меня же завтра день рождения! И я собиралась испечь твой любимый пирог с грибами! Сегодня утром таких белых набрала! А тебя не будет! Каждый год был! А теперь — не будет! Помнишь, когда мне пять лет исполнилось, ты мне зайца подарил! Живого! И потом каждый год был! А теперь…

— Катюшка, Катенька, Катеринка, Катенок, Катапультик, Катавасия, Каракатька! Немедленно прекрати реветь! Завтра съешь за меня пирог. А сейчас пожелай мне удачи.

Катька насухо вытерла глаза.

— Да. Желаю тебе удачи. Много, много. До неба. Лети… и возвращайся. Будь жив. Помни меня. Смотри, я больше не плачу.

Андрей поцеловал девчонку в щеку, подхватил мягкую тугую сумку, повернулся к двери. И вдруг замер, приподняв плечи. У Катьки больно стукнуло сердце: что? Забыл что или?..

Андрей медленно обернулся. Глаза его смеялись.

— Катерина… я завтра приду на твой день рождения.

— Ты… — Катька прижала пальцы ко рту… — Как же? Ты… сбежишь?! Но ведь ваш космодром далеко! А когда старт? Как же…

— Катерина, я тебя когда-нибудь обманывал?

— Нет-нет, никогда!

— Так вот. Готовь свой пирог с грибами, да побольше… Я буду!

Вечером следующего дня потянулись в Катькин дом гости. Спели смешную кантату. Свалили на столик в углу подарки.

Катька полыхала нетерпением, бросаясь на каждую трель открывающейся двери. Мама, испугавшись такого исступленного ожидания, попыталась Катьке осторожно внушить, что визит Андрея невозможен, что он просто хотел ее успокоить своим обещанием. Катька с возмущением отвергла подобные измышления. Ее вера в слово Андрея была непоколебима. Но Андрей все не появлялся…

Уже и гости за столом, и шипел в бокалах оранжад, и вспороли ножом румяную корочку знаменитого пирога с грибами. Андрея не было. Катька совсем было собралась заплакать, но все слезы, видимо, кончились вчера. Она сумела отстоять довольно внушительный кусок пирога, положила его на зеленое блюдце и берегла от покушений веселых гостей. К концу застолья это блюдце уже наводило компанию на мрачные мысли.

Но когда танцуешь рэнки, быть мрачным невозможно. И за сумасшедшим этим танцем никто не услышал короткой песенки двери. Увидели Андрея только тогда, когда он встал на пороге, чуть щуря на свету глаза.

Гости замерли. Замерла и Катька, собирая силы для торжествующего вопля, от которого в следующее мгновение жалобно звякнули бокалы на столе. Катька повисла на шее у Андрея, измазав его слезами (появились-таки) и оглушив шепотом:

— Вот… я же знала… я им говорила… а они не верили… а ты пришел…

Андрей снял с шеи Катьку, с трудом расцепив ее пальцы, осторожно поставил на пол, чуть отстранил, пристально разглядывая ее. Потом заулыбался облегченно, чмокнул именинницу в лоб и вручил с поклоном корзинку земляники и букетик ландышей.

Катька кружила по комнате, натыкаясь на мебель, блаженно закрывая глаза и мурлыча веселую песенку. Рожица ее была перепачкана земляникой.

Катькина мама, опуская в вазу ландыши, заметила:

— Свежие какие. Еще в росе.

Андрей кивнул рассеянно:

— Сам собирал. Еще и часу не прошло…

И запнулся, поймав выразительный взгляд Катькиной мамы, которая очень пристально посмотрела в залитое сентябрьским дождем окно. Андрей смутился и замолчал. А его уже тянули к столу, и Катька торжествующе несла на вытянутых руках спасенный кусок пирога. Снова запенился в бокалах оранжад, и было шумно, а значит — весело, и Катька танцевала до упаду.

А Катькина мама тихо плакала в кухне, утирая слезы вышитыми на льняном полотенце петухами.

Потому что тонко блестела на виске Андрея седина, потому что резче стало его еще вчера по-мальчишески пухлое и розовое лицо, и складка разделила лоб, потому что мертвенно белым был старый шрам на щеке. Потому что это был уже совсем взрослый Андрей.

К полуночи гости разошлись. Катька отправила кухонного робота мыть посуду, а сама уселась против Андрея, опустив круглый подбородок на сплетенные пальцы. И сказала, словно продолжая длинный разговор:

— Вот ты и вернулся…

Андрей кашлянул:

— Да. Вот я и пришел. Понимаешь, Катерина, я всегда верил в потомков. В общем… Они все-таки изобрели машину времени.

Катька тихо охнула.

— Так ты что… Слетал, вернулся, и — сюда?

— Ну да… Вот видишь как случилось — вчера мы с тобой расстались, а сегодня у меня за плечами чуть ли не целая жизнь. Прямо перед тем, как отправиться сюда, я буквально у порога набрал тебе ландышей и земляники. Там июнь, понимаешь…

Катерина схватила Андрея за руки. Она ничего не собиралась понимать, она просто ему верила.

— И ты мне расскажешь?

— Обязательно. Боюсь, мне теперь всю жизнь только и придется то делать, что рассказывать.

— А остальные? Тоже… вернулись?

— Еще нет. Может, чуть позже. Хотя вернуться они могут в любой момент. Это все сложно объяснить вот так сразу. Видишь ли, я первый. Уж очень мне надо было вернуться. Понимаешь, я страшно люблю пирог с грибами.

Вошла Катькина мама и предложила полуночникам расходиться спать. Катька вымолила у нее еще несколько минут. И тут первый путешественник во времени стал предельно серьезным и объявил, что у него есть к Катьке сложный разговор, а поэтому пусть она представит себя ну… хотя бы восемнадцатилетней, что ли. Катерина зажмурилась, вытянула шею и приподнялась на носках. Она явно собиралась к своему восемнадцатилетию подрасти. Андрей сказал:

— Кать, дело в том, что нам, видимо, придется пожениться.

Девочка не удержала равновесия и с грохом рухнула на стул.

— Че-е-его?

— Ну вот. А еще шестнадцать исполнилось. «Чего…» Стыдно, барышня. Стой смирно и слушай внимательно. Видишь ли, этого парня, который со своей лихой командой выдумал… машину времени, зовут Сергей Вяльцев.

— Ну и что?

— Не перебивай. В угол поставлю. А то, что он мой собственный внук. Вот такой, между прочим, парень! — Андрей поднял вверх большой палец.

— И бабулю его звали, опять же между прочим, Екатериной Катуниной… Это в девичестве. Твоя фамилия, если не ошибаюсь, Катунина?

— Ага… Катунина…

— Во… Ты бы слышала, как они все хохотали, когда я поинтересовался, каким образом он до этой машины додумался. Глаза прищурил (на тебя похож, кстати) и ехидно так отвечает: «Видите ли, моему деду очень надо было успеть на день рождения к одной знакомой девушке. Он, видите ли, обожает пирог с грибами. Это, видите ли, у нас семейное предание». Во субъект! Ты мне, Катерина, скажи, что из него вырастет, если он собственное появление на свет умудрился организовать?!