Пойдем в кино?

Действующие лица

Людмила Васильевна Тараскина — библиотекарь.

Андрей — ее сын, восьмиклассник.

Георгий Степанович Михалев — учитель.

Марьяша — его жена, археолог.

Лиля — их дочь, восьмиклассница.

Клавдия Емельяновна Филимонова — учительница.

Валя Гладышев — десятиклассник.

Верочка — соседка Тараскиных.

Действие первое

Комната. Повсюду первые мартовские мимозы. Приглушенно звучит музыка: что-то классическое. Женщина лет сорока шести в явно приподнятом настроении. Даже в восторженном. Она останавливает проигрыватель, меняет пластинку, снова включает: комнату и весь зрительный зал заполняет победный марш сорок пятого года.

Женщина (смотрит на портрет, висящий на стене. А потом на дверь, словно кто-то должен войти… Вновь приглушает музыку. И как бы беседует сама с собой). «Два раза я понял одно и то же». Так он сказал. И еще сказал: «Истории повторяются». Что он понял… два раза? (Подходит к окну.) Какие истории повторяются? Это станет ясно потом. (Оторвавшись от окна и повернувшись к зрительному залу.) Станет ясно потом…

Звучит марш.

По авансцене идет восьмиклассница Лиля. Она в модной шубке, с сумкой через плечо. Ее догоняет Андрей. От волнения срывает с головы ушанку.

Андрей. Лиля!..

Лиля (резко остановившись). Что?

Андрей. Я хочу сказать…

Лиля. Ты уже говоришь.

Андрей. Нет, ты послушай!

Лиля. Я уже слушаю.

Андрей. Пойдем в кино, а?

Лиля. С тобой?! (После паузы.) Ты разве не видел, в кинотеатре висит объявление!

Андрей. Какое?

Лиля. «Детям до шестнадцати лет ходить в кино парами запрещается!» Придется подождать. Годика полтора.

Андрей. Ты шутишь… Тогда, может быть, на каток, а?

Лиля. И тоже с тобой?!

Андрей. Ты еще со мной никуда не ходила.

Лиля. Ну почему из всех я должна выбрать тебя? Начнутся междоусобные войны!

Андрей. А что… разве другие тоже?..

Лиля. Почти все! Ты догадался одним из последних.

Андрей (тихо). И ты с ними… ходишь?

Лиля (с усталой грустью). Начинаются сцены! Как хорошо, что ты живешь далеко отсюда. И учишься в другой школе! (Неожиданно подобрев.) А впрочем… Послушай-ка!

Андрей. Слушаю!

Лиля. Я хочу спросить тебя.

Андрей. Спрашивай!

Лиля. Ну вот, поменялись ролями. (Пристально глядя ему в глаза.) На что ты способен ради меня?

Андрей. На все!

Лиля. Вот я и проверю. Ты должен будешь завоевать это право.

Андрей. Какое право?

Лиля. Чтобы я согласилась пойти на каток. Буду тебя испытывать!

Андрей. И… долго?

Лиля (поразмыслив). Всего две недели. До двадцать девятого февраля. Это как раз воскресенье. И мы пойдем с тобой…

Андрей. Спасибо! Хорошо! Я подожду.

Лиля. Кстати, как ты меня разыскал?

Андрей. Ты же приходила к нам однажды… с отцом.

Лиля. И ты выследил? Следопы-ы-т!

Андрей. Не рассказывай отцу. Ладно?

Лиля. О победах трудно молчать. Сам знаешь: про двойки мы не спешим сообщать, а о пятерках кричим с порога.

Андрей. Какая же я… пятерка?

Лиля (критически оглядев его). В самом деле! Договорились: я буду молчать. Молчать и испытывать. Молчать и испытывать!

Андрей. А что я должен буду…

Лиля (перебивая его). Для начала взять книгу и отнести ее Вале. Мы поссорились. (Достает книгу из сумки.)

Андрей. Вале? Я не знаю…

Лиля (перебивая). А зачем тебе знать? Во-он тот… последний подъезд.

Андрей. Там же, где ты?

Лиля. Поднимешься на четвертый этаж. Квартира двести пятнадцатая.

Андрей (запоминая). Двести пятнадцатая… (Берет книгу. И мчится к дальнему подъезду.)

Лиля (глядя вслед). Он у меня побегает!

Квартира Тараскиных. Из коридора раздается звонок. Людмила Васильевна идет открывать. Возвращается с немолодой, но молодящейся женщиной в домашнем халате, с журналами в руках. Это соседка Верочка. Она оглядывается по сторонам. Говорит быстро, словно боится, что ее прервут.

Верочка. У вас никого? Я — на минуту! Людочка, милая… (Протягивает журналы.) Возвращаю с благодарностью, не знающей границ и пределов! Прочитал весь наш отдел. И несколько человек из другого отдела. Я думала забежать попозже, когда вы отдохнете. Но услышала, что вы уже четыре раза выходили на площадку. И вот решила… А что с глазами? Что с глазами?! Почему такие тревожные? Один мудрец сказал: «Зачем искать покоя на стороне, если его нет в нас самих!» О чем вы, родная?

Людмила Васильевна. Андрея нет.

Верочка. Ну и что? Моего Лелика тоже нет. Он на Дальнем Востоке.

Людмила Васильевна. Если на Дальнем, это спокойнее. А если убежал, не пообедав… После того случая мне все время мерещится…

Верочка. А мед вы принимаете?

Людмила Васильевна. Мед?

Верочка. Ну, конечно! Три ложки меда в день, разбавленные теплой водой, — и нервы просто умирают! Их нет… Вы слышите? Их нет!

Людмила Васильевна. Вы добрая, Верочка. И поймете! После того случая…

Верочка. Сядьте на диван. И расскажите мне еще раз о том случае. Надо разрядиться — и станет легче. Вы слышали, что полезно бить посуду? Когда волнуешься… Разобьешь тарелку — и нервов нет. Просто нет! Сядьте… И, так сказать, разбейте тарелку. (После паузы.) Я знаю, что с мужем своим вы были знакомы еще до войны.

Людмила Васильевна. До войны он успел только покатать меня раза три на велосипеде. Сажал на раму и гнал так, что я от страха сжималась. А после, когда уж мы были вместе, он так же безрассудно гонял на мотоцикле. Всегда кого-нибудь «подбрасывал», подвозил. Я ненавидела этот мотоцикл! А он говорил мне: «Всю жизнь буду возить тебя в коляске. Как маленькую!» В коляске я была и в тот день. Из-за поворота выскочил самосвал… До сих пор помню, как грохотал пустой кузов. Он должен был наскочить на коляску, но муж развернулся и подставил себя. Потом, в больнице, он шепнул мне: «Для Андрюши-то мать важнее…»

Верочка. Только не плачьте. (Обнимает ее.)

Людмила Васильевна. Брат Володя (кивает на портрет веселого юноши) писал с фронта: «Если мы через это пройдем и останемся… Нам тогда уже ничего на свете не будет страшно». Муж прошел «через это». И вот… в летний, солнечный день…

Верочка. Вы знаете, что сказал один мудрец? «Самое большое счастье, данное человеку, — забывать то, что было, и не знать того, что будет!» Представляете, если бы мы заранее знали о дне своей кончины? Мы бы только и делали, что спасались от него!

Людмила Васильевна. Но это забыть невозможно.

Верочка. Знаете, что сказал один мудрец? «О возрасте не надо помнить, но и не следует забывать!» Так и тут. Пусть его образ живет где-то глубоко. Но в то же время не следует… Вы поняли? Я побежала! (Задерживается.) Андрей не обедал?

Людмила Васильевна. Нет.

Верочка. Значит, он сыт. Все замечательно! (Уходит. Потом возвращается.) Людочка, а не можете ли вы принести три последних номера «Иностранной литературы»? Все завидуют, что у меня соседка — библиотекарша!

Людмила Васильевна. Если они не на руках, принесу.

Верочка. Спасибо, не знающее границ и пределов! (Убегает. Возвращается.) А мед надо разводить в столовой ложке. В большой! А не в чайной. Вы поняли?

Людмила Васильевна. Поняла.

Верочка. Запишите!

Перед дверью двести пятнадцатой квартиры. Андрей медлит, оглядывается.

Андрей (как бы про себя). Четвертый этаж. А она — на седьмом. Значит, она проходит здесь… когда лифт не работает. (Нажимает кнопку звонка. Потом нажимает еще раз.)

Из-за двери раздается насмешливый голос: «Что там, пожар?» Дверь открывается. На пороге — высокий, красивый блондин в спортивном костюме, с гантелью в правой руке. Оглядывая Андрея сверху вниз, он продолжает тренировать руку.

Блондин. Тебе кого?

Андрей. Мне… Валю.

Блондин. Это я.

Андрей. Ты?!

Валя. Может быть, пригласить соседей? Для опознания личности!

Андрей. Тебе просили передать. (Протягивает книгу. И идет прочь.)

Валя. Подожди-ка!

Андрей оборачивается.

Ты что, ее паж?

Андрей, не отвечая, уходит.

(Подбрасывает книгу левой рукой и ловит ее.)

Эксплуатация поклонников законом не запрещается!

Квартира Тараскиных. Людмила Васильевна стоит у окна, смотрит на улицу.

Людмила Васильевна. Портфель здесь… Значит, из школы он вернулся. Но не обедал. Убежал. Куда? Хоть бы записку оставил. Никогда я не могу быть спокойна! После того случая… Надо лечиться. (Взволнованно ходит по квартире. Берет записную книжку. Листает ее.) Кому-нибудь позвоню! (Опускается на диван и крутит телефонный диск.) Занято! (Опять крутит.)

Но в этот момент хлопает входная дверь. Появляется Андрей.

Вернулся… (Бросает трубку.) Где же ты был?

Андрей. Гулял.

Людмила Васильевна. Хоть бы записку оставил.

Андрей (садится рядом, обнимает ее). Что может случиться? Ведь сейчас не война.

Людмила Васильевна. Я понимаю: это невыносимо. Но ведь та катастрофа тоже произошла в мирный день. Прости меня. Ты дома — и все хорошо. (Хочет подняться.)

Андрей (удерживает ее). Мама, скажи… Высокие и красивые люди могут позволить себе все что угодно?

Людмила Васильевна. Этого не может никто.

Андрей. Но говорить они могут… что им захочется, да?

Людмила Васильевна. Странный вопрос. (Встрепенувшись.) Тебя кто-то обидел?

Андрей. Нет. Но я хотел бы понять: почему восьмиклассницы почти всегда влюбляются в десятиклассников? Я заметил.

Людмила Васильевна. А говоришь: никто не обидел! (После паузы.) Почему в десятиклассников? Это вполне объяснимо. Женщине интереснее с тем, кто старше ее, опытнее, больше знает. А ты влюбись в семиклассницу!

Андрей. Я вообще не собираюсь… пока… (Подходит к книжному шкафу.) Я подумал… Если прочитать все тома энциклопедии, хотя бы вот этой, Малой, сразу обо всем будешь знать! Правда?

Людмила Васильевна. Чтобы ей было с тобой интересно?

Андрей. Кому?

Людмила Васильевна. Ну той… которая влюблена в десятиклассника.

Андрей. Не понимаю, кого ты имеешь в виду.

Людмила Васильевна. Но энциклопедию все-таки будешь читать, да?

Андрей (доставая первый том). Почитаю. На всякий случай.

Людмила Васильевна. Все матери мечтают, чтобы дети были с ними вполне откровенны. Но для этого надо иметь дочерей!

Андрей. И то не будет полной гарантии.

Людмила Васильевна. К нам вот-вот нагрянет Георгий Степанович.

Андрей. Георгий Степанович? Это судьба!

Людмила Васильевна. Чья судьба?

Андрей. Просто странное совпадение! Расскажи мне о нем что-нибудь.

Людмила Васильевна. Сейчас?!

Андрей. Да… Очень прошу!

Людмила Васильевна. Как ты заметил, он уже не очень высокий и не очень красивый. Жизнь немного пригнула его к земле. А был хоть куда! Но это было давно. Почему он тебя волнует?

Андрей. Все-таки одноклассник отца.

Людмила Васильевна. Прежде всего он был Володиным другом. (Кивает на портрет веселого юноши.) У брата в классе было два закадычных приятеля: твой отец и Жора. Нынешний Георгий Степанович. Ты ведь все это знаешь!

Андрей. Все равно расскажи. Умоляю!

Людмила Васильевна (с нарастающим подозрением). Почему именно сегодня?

Андрей. Есть причина.

Людмила Васильевна. Вот видишь! Как же я могу быть спокойна?

Андрей. Но ведь причины бывают разные.

Людмила Васильевна. А это какая?

Андрей. Хорошая… Расскажи!

Людмила Васильевна. Твой отец и Жора приходили к Володе почти каждый день. Других одноклассников брата я не знала: я училась в пятом, а они — в том самом, волнующем тебя… десятом. Это перед самой войной. Я в них даже и не влюблялась: женщине интересно с тем, кто постарше, но надо знать меру!

Андрей. А отец сразу тебя приметил?

Людмила Васильевна. Сказал в шутку: «Невеста растет!» Мама зашептала: «Это непедагогично. Она же ребенок!» А он ответил: «Ничего! Подожду… С годами возрастные грани как-то стираются». Это, между прочим, верно: сорок лет человеку или сорок пять — большой разницы нет. А вот двенадцать или семнадцать! (После паузы.) Все сегодня жаждут моих воспоминаний… и ты и Верочка. Может быть, хватит?

Андрей. Нет, дальше!

Людмила Васильевна. Отец сдержал слово. Случайно так вышло: никакой невестой он меня, конечно, не числил. Но ведь авторы самых необычайных сюжетов — это не писатели, не фантасты, а житейские обстоятельства. Они и решили соединить нас. Я уже рассказывала все это тридцать раз!

Андрей. Но каждый раз у тебя другое настроение — и поэтому…

Людмила Васильевна. Ты сам настроился на весьма необычный лад. На философский или лирический?

Андрей. На философский.

Людмила Васильевна. Это лучше. Ты не обманываешь меня?

Андрей. Нет.

Людмила Васильевна. Володя… Отец… Жили два друга. И не осталось ни одного. Никто не знает, когда на него налетит самосвал.

Андрей. Но не обязательно же он выскочит из-за угла!

Людмила Васильевна. Жили два друга…

Андрей. Был ведь и третий!

Людмила Васильевна. Ты очень хочешь, чтобы я добралась до Георгия Степановича? Почему? Я могу быть спокойна?!

Андрей. Можешь.

Людмила Васильевна. Третьим, как ты знаешь, был как раз он. Жора… Георгий-победоносец! Так его звали. Самый высокий в классе, самый красивый. Как тот, который волнует тебя.

Андрей. Никто меня не волнует!

Людмила Васильевна. В Жору бы я, пожалуй, влюбилась даже тогда, в пятом классе. Но это было так же глупо, как влюбиться в Николая Крючкова или в Алейникова — главных кинозвезд той поры. Они жили на другой планете. И он был посланцем других миров.

Андрей (забывшись). Как Валя…

Людмила Васильевна. Какая Валя? А ты говоришь, я могу быть спокойна!

Андрей. Валя — это он.

Людмила Васильевна. Честное слово?

Андрей (настойчиво). Вспомни еще что-нибудь.

Людмила Васильевна. Еще? (После паузы.) На фронт Жору не взяли. Оказалось, что у богатыря ужасное зрение. Между прочим, они с Володей под конец разошлись.

Андрей. Из-за чего?

Людмила Васильевна. Я не знаю. Хотела спросить у брата… (Опять кивает на Володин портрет.) Но война началась. А тогда Володя погиб, Георгий пришел. Снял очки — и смотрел на этот портрет. Потом снова зашел. Лет через пять… Я не узнала его: полысел, стал сутулым, а голос каким-то робким. (Взглянув на часы.) Почему его нет?

Андрей. Опять ты ждешь самосвала?

Людмила Васильевна. Я не жду. Я боюсь… Вот сегодня, я чувствую, и на тебя что-то катит. Ведь правда?

Андрей. Просто я решил проглотить Малую энциклопедию. Ты, как библиотекарша, должна быть в восторге! (Раскрывает первый том.)

Людмила Васильевна. Оберни в бумагу.

Андрей. Я буду читать аккуратно.

Людмила Васильевна. Книга — это живое существо. Ей может быть холодно, больно. Ее легко ранить. Перед чтением неплохо бы вымыть руки!

Андрей. А уши и шею?

Раздается звонок. Андрей идет открывать. Возвращается с Георгием Степановичем: в одной руке у него толстый портфель, в другой — хозяйственная сумка, он прислоняет их к стене. На носу — громоздкие роговые очки, занимающие половину лица.

Георгий Степанович. Ткнулся в одну квартиру, потом — в другую. Номеров в полутьме не вижу. Ориентации никакой! Хотя всю жизнь занимаюсь параллелями и меридианами. (Смущенно оглядывая самого себя.) Потолстел, да? Утратил подвижность.

Людмила Васильевна. Ты ведь не учитель танцев. Ты преподаешь географию!

Георгий Степанович. Мечтал путешествовать. Теперь рассказываю, как путешествовали другие.

Людмила Васильевна. У тебя, Георгий, появилась опасная страсть: заниматься самоосуждением. Не надо! Если потребуется, другие осудят. За этим дело не станет!

Андрей. Вы бы могли прийти всей семьей. С женой… с дочкой. (Припоминая.) Как ее зовут?

Георгий Степанович. Лилей.

Андрей. Всего один раз виделись. Позабыл…

Георгий Степанович. Ничего. Она забывает людей, которые качали ее на руках. Тоже рассеянная.

Людмила Васильевна. Очень их загружают. Точные науки устремились вперед, а в сутках по-прежнему двадцать четыре часа. Немудрено, что многие говорят: «Дайте мне эту книгу: я ее полистаю!» Каково библиотекарю слышать такое?

Георгий Степанович. Я говорю об этом на педсоветах. Ребята каким-то образом узнают — и очень довольны. Учителя тоже согласны уменьшить нагрузку… за счет чужих предметов.

Людмила Васильевна. При нем… (указывает на сына) не трогай учителей!

Георгий Степанович. А почему? Такие же люди! Кстати… У меня вот тут… (Поднимает хозяйственную сумку, вытаскивает из нее какие-то свертки.) Это, я полагаю, можно поджарить. А это положи в холодильник. Я потом заберу. (Передает свертки Андрею.)

Людмила Васильевна (сыну). Ты ведь собирался заняться энциклопедией? А потом мы поужинаем.

Андрей уходит с увесистым томом и с свертками.

Садись, Георгий.

Он садится.

Ты хотел посоветоваться?

Георгий Степанович. Все о том же… Вот Андрей предлагает: «Приходите к нам всей семьей!» Зовет в гости. А я там, именно там, чувствую себя гостем. Здесь же, у вас…

Людмила Васильевна. Поблагодарить могу, а радоваться этому — нет!

Георгий Степанович. Чему же тут радоваться? И самое поразительное, что Володя как бы предвидел… (Указывает на портрет веселого юноши.) Когда я влюбился в Марьяшу, он не одобрил этого. Как-то ко мне охладел. Хотя вслух ничего не высказывал. Но я чувствовал… Раньше он шутил: «У нас с тобой, Жора, даже фамилии однотипные!»

Людмила Васильевна. Фамилии?

Георгий Степанович. «Я, говорит, Тараскин. Так сказать, не вполне Тарасов. А ты — Михалев. Так сказать, не вполне Михайлов!» (После паузы.) Пушкин, как известно, сказал: «Но есть надежда, что будет полным наконец!»

Людмила Васильевна. Это он про плохого человека сказал.

Георгий Степанович. Значит, к Володе сие никак не относится.

Людмила Васильевна. И к тебе тоже.

Георгий Степанович (как бы не слыша ее). Он совершал значительные поступки так, будто ничего особенного не совершал. И на фронт ушел… вот с этой улыбкой. (Указывает на портрет.) Помнишь?

Людмила Васильевна. Даже маме казалось, что он послезавтра вернется. Похоронки она не дождалась.

Георгий Степанович. Про любовь мою к Марьяше он не сказал ни слова. Молчаливо не одобрял. Минуло почти три десятка лет. На дворе — год шестьдесят девятый. И я, наконец, ясно увидел то, что он разглядел тогда. Холодно мне, Люда. И одиноко… (Поеживается.) Знаешь, как называют меня мои дорогие питомцы?

Людмила Васильевна. Как?

Георгий Степанович. «Авоськой» прозвали. «А-вось-кой»!

Людмила Васильевна. Ну и что же? У меня в библиотеке тоже есть прозвище: «Смотри не разорви!»

Георгий Степанович. Это, я полагаю, свидетельствует о твоей верности литературе… А о чем свидетельствует «Авоська»?

Людмила Васильевна. О том, что ты помогаешь жене по хозяйству.

Георгий Степанович. Это она мне помогает. Потому что основной, так сказать, домашней хозяйкой давно уж стал я.

Людмила Васильевна. Она ведь в экспедициях. На раскопках!

Георгий Степанович. Я тоже утешаю себя раскопками. Но началось это, я полагаю, гораздо раньше.

Людмила Васильевна. Когда же? Георгий Степанович. Мы оба мечтали об археологии. Марьяша поступила на археологическое отделение, а я — провалился. Занялся географией. Тогда она впервые посмотрела на меня сверху вниз.

Людмила Васильевна. И ты, чтобы ей удобнее было, сам немного пригнулся?

Георгий Степанович. Это заметно?

Людмила Васильевна. Тем, кто знал тебя раньше.

Георгий Степанович. Дочь меня раньше не знала. И считает такую позу нормальной. Даже, я полагаю, единственно возможной… в нашем доме. Это обидно.

Людмила Васильевна. А ты распрямись.

Георгий Степанович. Боюсь, что мой естественный рост… покажется им уже неестественным.

Людмила Васильевна. В первое время. Но постепенно они привыкнут.

Георгий Степанович. Марьяша, я полагаю, не захочет привыкнуть. Повелевать — это ее призвание. (С грустью.) Вот тебе и история с географией!

Людмила Васильевна (после паузы). Разве она и раньше была такой?

Георгий Степанович. Может быть… Володя же моей страсти не одобрял. (Снимает очки, подходит к портрету и разглядывает его пристально, будто картину в музее.) Он разбирался в людях. Поэтому и соединил тебя с тем из своих двух друзей, который не мог согнуться.

Людмила Васильевна (задумчиво). Я Марьяшу ни разу в жизни не видела.

Георгий Степанович. Она привыкла общаться с завоевателями, с владыками.

Людмила Васильевна. Которые давно уж истлели. А ты ведь живой!

Георгий Степанович (тихо). По-моему… не вполне.

Людмила Васильевна (вскочив). Ну, это уже слишком!

Георгий Степанович. У меня сегодня, я полагаю, скверное настроение. И все-таки… Все-таки, мне кажется, пора что-то менять.

Людмила Васильевна. Прежде чем принять историческое решение, надо поужинать. (Громко.) Андрюша, как там дела?

Андрей (из кухни). Один антрекот подгорел!

Людмила Васильевна. Ну вот… Разве я могу быть спокойна?

Андрей (из кухни). Я съем его сам!

Георгий Степанович. Идем.

Людмила Васильевна (задержав его). Поверь: прозвища они дают тем… у кого есть лицо!

Георгий Степанович. В виде хозяйственной сумки?

Людмила Васильевна. У тебя действительно скверное настроение. Вот и все.

Уходят.

Во дворе дома, где живет Лиля. Она протягивает Андрею пухлый конверт.

Лиля. Осторожно!.. Спрячь, чтобы снежинки не залетели.

Андрей прячет конверт под пальто.

Итак, испытания продолжаются! Только к тебе я могу обратиться с такой просьбой.

Андрей. Спасибо!

Лиля. Слушай внимательно. В этом конверте — письма, стихи, записки. Одним словом, вопли души!

Андрей. Так много?

Лиля. Это лишь то, что я получила, как пишут, за последний квартал текущего года.

Андрей. И ты эти «вопли» хранишь?!

Лиля. Опять сцена? Я откладываю их на «черный день». На старость. Буду читать внукам, чтобы они знали, каким успехом пользовалась в юные годы их бабушка! Но ты отвлекаешь меня от сути. Значит, поднимешься к Вале. Квартиру ты помнишь?

Андрей. Двести пятнадцатая.

Лиля. Дашь ему этот конверт и попросишь, чтобы он нашел и забрал свои письма. Они мне больше не нужны. Даже на «черный день».

Андрей (радостно). Тогда давай сами порвем!

Лиля. Узнать его почерк я не смогу. Ведь никто не подписывается. Ставят одну букву, или инициалы, или вообще ничего не ставят. Но он-то свои послания сразу найдет. Скажи, что хранить их мне неприятно!

Андрей (радостно). Тогда давай сами порвем!

Лиля. Удивительный ты парень! Я же сказала, что хочу скрасить свои дряхлые годы. А он пусть знает, что я не нуждаюсь… Ты понял?

Андрей (радостно). Еще бы! Пусть забирает.

Лиля. Я подожду тебя здесь.

Андрей. Подождешь?! (Убегает.)

Квартира Тараскиных. Людмила Васильевна опять нервно курсирует по комнате.

Людмила Васильевна. Что-то с ним происходит! Прибегает, убегает… По десять раз в день причесывается! Вертится перед зеркалом… Опять куда-то умчался. На улице, наверно, не видит ни троллейбусов, ни трамваев.

Звонок. Идет открывать. Возвращается с Верочкой. Она в том же виде: халат, журнальные номера в руках.

Верочка. У вас никого? Я — на минутку! Возвращаю «Иностранную литературу» с благодарностью, не знающей границ и пределов! Вы опять волнуетесь?

Людмила Васильевна. Что-то с ним происходит, Верочка…

Верочка. Если что-то происходит — значит, влюбился. И замечательно! Мой Лелик только этим и занимается.

Людмила Васильевна. Но ведь он не чувствует под собой ног!

Верочка. Статистика показывает, что влюбленные в уличные катастрофы, как правило, не попадают. Им есть для чего жить! Понимаете?

Людмила Васильевна (не слыша ее). Опять где-то носится.

Верочка. Вам нужно заварить валерьяновый корень. И нервов — как не бывало! Хотите, я буду заваривать?

Людмила Васильевна. Я знаю, вы добрая.

Верочка. Весь мир заваривает сейчас валерьяновый корень.

Людмила Васильевна. Вы всегда так заботливы! Но где же он может быть?

Верочка. Знаете, что сказал один мудрец? «Не ищите неприятностей — они сами отыщут вас». Но ваш дом неприятности обойдут стороной! (Уходит. И возвращается.) Я забыла сказать: валерьянку надо пить за час до сна. Вы не заснете — вы провалитесь! И нервов — как не бывало. Не забудьте: валерьяновый корень за час до сна!

Людмила Васильевна. Попробую.

Верочка. Запишите… И еще у меня к вам, Людочка, одна маленькая просьба.

Людмила Васильевна. Какая?

Верочка. Журнал «Наш современник»! Там, говорят, в третьем номере…

Людмила Васильевна. Я принесу.

Возле квартиры с цифрой «215». Андрей нажимает кнопку. Появляется Валя.

Андрей (протягивая конверт). Это тебе!

Валя. «Бывало, он еще в постели, к нему записочки несут…» (Взвешивает конверт на ладони.) А тут письмо «тяжелого веса»!

Андрей. Не письмо, а письма. Найди свои — и забери их. Можешь порвать или сжечь. Как хочешь! В них не нуждаются.

Валя. Имеет место некоторое преувеличение. Иными словами: гипербола! Я всего один раз написал записку: «Что делаешь вечером?»

Андрей. И тебе ответили?

Валя (насмешливо оценивая его взглядом). Ты — паж или заинтересованное лицо?

Андрей. Я выполняю просьбу, Гладышев.

Валя. Бескорыстно? На общественных началах?

Андрей. Это не имеет значения.

Валя (вроде бы доверительно). Видишь ли, я написал: «Что делаешь вечером?», а она ответила: «Я свободна». Ее записку я, к несчастью, порвал.

Андрей. А теперь найди и порви свою!

Валя (заглядывая в конверт). Ну-у, Анна Керн может спрятаться! Ей и не снилось такое количество. Качество текстов, конечно, пониже. А впрочем, проверим. Вот как раз и стишки!

Андрей (вырывает конверт). Чужие письма, Гладышев, читать неприлично.

Валя. Благородный гнев? Недалеко до дуэли!

Андрей. Тебя просили только найти и забрать то, что ты посылал.

Валя. Я не посылал, я сунул в руку на переменке.

Андрей. Вот и найди!

Валя. Согласен. Зачем оставлять улики? Хотя тон твой меня не устраивает. (Напевает.) «Уймитесь, волнения страсти, Усни, беспокойное сердце!» Это Михаил Иванович Глинка тебе посоветовал! Я люблю музыку.

Андрей. Ты любишь музыку?!

Валя. «Сомнение». Так называется романс. Он — про тебя.

Андрей (решительно). Найди и порви!

Валя (роется в конверте). Очень потягивает прочесть!.. Великие мира сего такие послания публиковали. Ты слышал? И тут наберется том: «Из личного архива восьмиклассницы Лили». Ага, нашел! Так и есть: «Что делаешь вечером?» (Рвет.) Получай на вечное хранение! (Возвращает конверт.)

Андрей (хватает конверт, прячет его под пальто). Вот и все.

Валя (вглядываясь в него). А ты, кажется, «по уши», да?

Ничего не ответив, Андрей убегает.

Снова двор. Лиля, согреваясь, быстро пересекает его по одной и той же линии — взад и вперед, взад и вперед. Из подъезда выбегает Андрей. С победоносным видом протягивает ей конверт.

Андрей. Вот! Пожалуйста! Он нашел свою записку. И разорвал. У меня на глазах… Так что можешь не волноваться. А чужие письма я ему читать не позволил!

Лиля. Как не позволил?

Андрей. Я сказал, что чужие письма читать нельзя. Некрасиво!

Лиля. А кто тебя просил это ему говорить?

Андрей. Я сам догадался. Все знают, что чужие…

Лиля (перебивая). А он что сказал?

Андрей. Что такие письма печатают… в собраниях сочинений!

Лиля. Конечно, печатают. Подумаешь, тайна! Тем более что там нету подписей. Ну, прочитал бы… Узнал бы, как выражают свои чувства интеллигентные люди!

Андрей. А зачем это?

Лиля. У тебя мама библиотекарша?

Андрей. Да.

Лиля. Пусть она принесет тебе романы о рыцарских временах. Тогда выполняли женскую волю, не задавая вопросов!

Андрей (растерянно). Я хотел выдержать испытание…

Лиля. Ну, за этот экзамен я ставлю тебе двойку с минусом. Ты слышишь? Двойку с минусом!

Андрей. Слышу. Я хотел защитить…

Лиля. Нет ничего хуже непрошеных защитников! Запомни это. (Убегает.)

Андрей. Ничего не могу понять. (Медленно бредет по авансцене.)

Лиля возвращается, догоняет его.

Лиля. Ну, ладно. Прощаю тебя.

Андрей. Спасибо!

Лиля. И даю тебе возможность исправиться. Вот список кое-каких продуктов. А вот деньги. Ты же на мамином иждивении?

Андрей. Почему? Я могу…

Лиля (перебивая). Не хватает еще, чтобы ты кого-нибудь ради меня ограбил! Возьми… И завтра, ровно в три часа, подойдешь к моему подъезду. Я встречу тебя. Мне нельзя носить тяжести. Вот сумка… Исполнишь?

Андрей. Исполню! (Берет список и сумку.)

Лиля. Кстати, испытания уже подходят к концу.

Андрей (оживившись). Ты помнишь?!

Лиля. Конечно. Мы идем на каток.

Андрей убегает, размахивая сумкой.

(Смотрит вслед.) Я знала, что он у меня побегает!

Квартира Тараскиных. Андрей вбегает взбудораженный. По-прежнему размахивает сумкой.

Андрей. Мама, ты дома?

Людмила Васильевна появляется из кухни.

Скажи, где находится ближайший рынок?

Людмила Васильевна. Ты решил облегчить мою участь?

Андрей. Для начала проведу репетицию. Нужно позаботиться… об одной семье. (Показывает ей сумку.)

Людмила Васильевна. Общественное поручение?

Андрей. Ну да… поручение.

Людмила Васильевна. Ты идешь по пути Георгия Степановича?

Андрей. Не совсем! Его эти сумки «пригнули». А я, наоборот, с их помощью завоюю…

Людмила Васильевна. Кого?

Андрей. Доверие! Не смотри на меня так, будто я на краю гибели.

Людмила Васильевна. У нас сегодня была читательская конференция. Ребята называли свои «самые любимые книги». Оказалось, что все они любят одно и то же. Потом я спросила у последнего из ораторов: «Ну, а «Три мушкетера»? Он отвечает: «Я их держу под подушкой». Спрашиваю: «Почему не назвал?» Отвечает: «Да как-то не принято…» А кем не принято — объяснить не сумел. Я за искренность на читательских конференциях и в домашних условиях. (После паузы.) Рынок находится возле кинотеатра «Вымпел». За углом… Но будь осторожен!

Андрей. От счастья еще никто на свете не погибал!

Людмила Васильевна. А что все же случилось?

Андрей. Через три дня я иду на каток!

Людмила Васильевна (с некоторым испугом). И что? Ты ходишь туда через день…

Андрей. Можешь считать, что я иду на каток первый раз в жизни!

Людмила Васильевна. Что это значит?

Андрей. Я объясню тебе. Через три дня! (Подходит к книжному шкафу.) Принимаюсь за следующий том Малой энциклопедии!

Людмила Васильевна. Продолжаешь умнеть?

Андрей. Стараюсь. (Достает очередной том.)

Лилин двор. Появляется Андрей с хозяйственной сумкой. Останавливается возле подъезда. Смотрит на часы.

Андрей. Через пять минут она выйдет. (Поправляет одежду, принимает молодецкий вид. Смотрит на дверь.)

Из подъезда выходит… Валя. Он с клюшкой и тоже с сумкой в руке, но со спортивной. Увидев Андрея, насмешливо смотрит на него.

Валя. Дальше двора тебя не пускают?

Андрей. Ну и что?

Валя. Да ничего. Как всегда, в три часа вышел на тренировку. И вдруг: страдания молодого Вертера возле седьмого подъезда.

Андрей. Что еще?

Валя. Постепенно убеждаюсь: из тебя тоже хотят сделать «Авоську»!

Андрей прислоняет сумку к стене, подходит к Вале почти вплотную.

Андрей. Хоть ты и в десятом, Гладышев, но если скажешь ей об этом дурацком прозвище…

Валя. Что тогда будет?

Андрей. Увидишь!

Валя. Я же говорил, что попахивает дуэлью.

Андрей. Просто учти.

Валя. А ты, значит, не только «Авоська», но еще и самый нормальный псих?

Андрей (вновь приближаясь к Вале). И ты любишь музыку?!

Валя. А еще бокс.

Андрей (наступая). Но я тебя не боюсь!

Неожиданно появляется Лиля. Увидев, что сумка на земле и Андрей наступает на Валю, она кричит с нарочитым испугом.

Лиля. Валя! Он же убьет тебя!.. Валя (деловито откладывая клюшку). Он? Меня? Бедняга Хозе!

Лиля. Ты не знаешь, на что он способен! Валя. Кто? Паж «Авоська»?

Андрей бросается на обидчика. Но Валя резким и хладнокровным ударом отбрасывает его в сторону. Андрей падает, потом медленно поднимается, прикладывая ладонь к носу.

Ну вот, Лилечка, из-за тебя уже пролилась кровь.

Лиля (с нарочитым волнением подбегает к Андрею). Спасибо тебе!

Андрей. За что?

Лиля. За то, что ты способен ради меня… на такое!

Валя (Лиле). Это заслуживает не только восхищения. Но даже и подражания!

Лиля (встрепенувшись). Что ты хочешь сказать?!

Валя достает из кармана платок и как бы в знак уважения к побежденному протягивает Андрею. Тот отталкивает его руку.

Валя.

(Берет клюшку и размашистой спортивной походкой уходит.)

Лиля следит за ним взглядом. Потом вспоминает об Андрее.

Лиля (тоже достает платок). Возьми мой… на память. И в благодарность! Ты вел себя, как Атос.

Андрей (берет платок, прикладывает его к носу). Я верну тебе… послезавтра. Когда мы пойдем на каток!

Лиля. Ну конечно!

Андрей. Разреши, я все-таки донесу сумку. Хотя бы до лифта.

Лиля (величественно и грустно). Неси… Ты заслужил!

Скрываются в подъезде.

Сцена разделена как бы надвое. С одной стороны — часть квартиры Тараскиных, с другой — прихожая квартиры Михалевых, где стоит телефон. Утро. Андрей в спортивной куртке и брюках, заправленных в носки. Проверяет коньки.

Андрей. Затупились немного. Но ничего! (Смотрит на часы.) Пора? Или нет?

Появляется Людмила Васильевна.

Людмила Васильевна. Мог бы еще поспать! (Увидев, что он в спортивной куртке.) А-а, это сегодня?

Андрей. Что?

Людмила Васильевна. Ты первый раз в жизни идешь на каток?

Андрей нетерпеливо смотрит на часы.

Удаляюсь. Но будь осторожен! (Уходит.) Андрей. Наверно, уже пора! (Подходит к телефону. Крутит диск.)

В другом конце сцены раздается звонок. Лиля, продолжая на ходу причесываться, выбегает в прихожую, берет трубку.

Лиля. Я слушаю.

Андрей. Это ты, Лиля?

Лиля. Доброе утро.

Андрей. Это Андрей…

Лиля. Узнала.

Андрей. Я хочу напомнить тебе. Сегодня воскресенье, двадцать девятое февраля… Мы идем на каток!

Лиля. Какое?

Андрей. Двадцать девятое.

Лиля. Ты ошибся… Посмотри на календарь. Сегодня первое марта!

Андрей. Как… первое?

Лиля. Очень просто. Мы с тобой забыли, что год этот обычный. Не високосный!

Андрей (растерянно). Да… забыли.

Лиля. Вот видишь!

Андрей. Ну и что же? Все равно — воскресенье! Какая же разница?

Лиля. Очень большая. Первое марта у меня уже занято. Я обещала…

Андрей. Что обещала?

Лиля. Пойти на каток.

Андрей. Кому?!

Лиля. Не все ли тебе равно? Через час меня ждут.

Андрей. Через час? (Застывает с трубкой в руке.)

Лиля. Где ты там? Куда ты пропал?.. В общем, как хочешь! (Вешает трубку.)

Андрей продолжает стоять с трубкой в руке.

Лилин двор. Появляется Андрей.

Андрей (смотрит на часы). Противно подглядывать. Но я должен знать… Должен! (Прячется за угол и наблюдает.)

Из подъезда выходят Лиля и Валя. Он держит в руках две пары коньков. Им очень весело.

Валя. Поедем на автобусе?

Лиля. Лучше пройдемся! Ты хочешь пройтись?

Валя. С тобой? Если тебе не холодно…

Лиля (сбросив капюшон и поправляя свои пышные волосы). Мне тепло.

Валя (многозначительно). И мне тоже.

Андрей (с тихой иронией). Ну, его-то разогрел я…

Смеясь, Лиля и Валя удаляются. Андрей выходит на авансцену.

Так я и знал. Им тепло… (Снимает ушанку. Вытирает лоб рукавицей.) А мне жарко! (Потом, что-то вспомнив, достает платок, смотрит на него.) Моя дурацкая кровь — на ее платке… (Бросает его.)

Платок летит по ветру и падает в снег. Андрей медленно бредет по авансцене.

Квартира Тараскиных. Андрей в ушанке и спортивной куртке стоит посреди комнаты. Людмила Васильевна недоуменно взирает на него.

Людмила Васильевна. Коньки забыл?

Андрей. Они не нужны.

Людмила Васильевна. Без коньков… на каток?

Андрей. Я не пойду туда.

Людмила Васильевна. Но ведь ты собирался! Почему не пойдешь?

Андрей. Потому что я понял…

Людмила Васильевна. Что именно?

Андрей. Прости, пожалуйста, это тайна.

Людмила Васильевна. Ладно, не говори. Но я могу быть спокойна?

Андрей. А впрочем, скажу. Знаешь, что я понял сегодня?

Людмила Васильевна. Что?!

Андрей. Любить нужно только того человека, который достоин любви…

Людмила Васильевна (после паузы). Ты это хорошо понял? До конца?

Андрей. До конца, мамочка. Но мне от этого почему-то ничуть не легче.

Людмила Васильевна. А ты говоришь, что я могу быть спокойна!

Андрей (будто не слыша ее). По выходным дням уроков не бывает. А это был хороший урок в воскресенье!

Людмила Васильевна. Что же случилось?

Андрей (с грустной иронией). И кровь надо проливать за того, кто…

Людмила Васильевна. Кровь?!

Андрей (спохватившись). Не в буквальном смысле, конечно!

Людмила Васильевна (успокаиваясь). Ах, так? (Заглядывает ему в глаза.) Ты… очень переживаешь?

Андрей. Уже не очень.

Людмила Васильевна. Поверь: в твоем возрасте… все еще впереди.

Андрей. Я знаю. Слыхал!

Людмила Васильевна. Посмотри, сколько книг в шкафу! Тебя ждет Малая энциклопедия. Ты забыл о ней!

Андрей подходит к шкафу. Машинально вытаскивает толстый том. Садится на стул. И так же машинально переворачивает страницы.

Сними ушанку! (Сама стягивает ушанку с его головы, уносит.)

Андрей (продолжает листать; говорит тихо, как бы про себя). Войны, сражения, композиторы… Прямо наскакивают друг на друга!

Возвращается Людмила Васильевна.

Людмила Васильевна. Читаешь? Вот и прекрасно. Книга тебе поможет!

Андрей. Будь спокойна: уже помогает!

Людмила Васильевна (спохватившись). Но ты ведь удрал голодный? (Торопится на кухню.)

Андрей продолжает переворачивать страницы… Вдруг взволнованно приподнимается. У него в руках — какой-то помятый лист, найденный в книге. Разворачивает его. Поспешно откладывает энциклопедию в сторону.

Андрей (кричит). Мама!

Вбегает Людмила Васильевна.

Людмила Васильевна. Что… опять?!

Андрей (протягивает ей лист). Смотри, что я нашел… Это от… него!

Людмила Васильевна. Без очков не вижу. От кого?

Андрей. От него! (Указывает на Володин портрет.) Ты понимаешь?! От него…

Людмила Васильевна выхватывает лист из рук сына. Читает. И потрясенная, опускается в кресло. Где-то вдали возникает и приближается к нам победный марш сорок пятого года, который мы слышали вначале. Он становится все громче, заполняет собой сцену и зрительный зал.

Занавес