Позволь чуду случиться (СИ)

Глава 1

Все хозяева котов счастливы одинаково, а вот несчастье у каждого своё.

Так подумалось мне, когда край плетёной корзины больно врезался в живот. Правда, почти мгновенно барьер был преодолён, и я очутилась внутри, перевалившись через бортик.

— Кусь, Кусь, Кусь! Иди ко мне! — я протянула к коту руку в робкой надежде, что мой зверь не будет делать резких движений и не сиганёт в противоположный угол.

Ещё на подступах к чуду досамолётной техники я быстрым, отточенным многолетней практикой движением перекинула рюкзак вперёд, на живот, лямки переместила на плечи и быстро нырнула, минуя коротенькую лесенку, в корзину воздушного шара. Я знала — если Кусимир пошёл гулять, то остановить его будет непросто и нужно готовиться к экстренным мерам.

Скотина что-то вынюхивал под лавкой, и на меня, слава небесам, не смотрел. Я постаралась спуститься как можно аккуратней, чтобы не спугнуть его, а заодно и спрятаться от небольшой экскурсии. Воздушный шар привлёк внимание досужей публики, и немалая группка туристов столпилась с противоположной стороны корзины вокруг парня, что увлекательно вещал о шарах, облаках и воздухоплавании.

Плетёный пол под ногами подозрительно качался, и я присела. «Что бы уменьшить качку?» — спросила у себя с иронией. «Что бы не заметили», — честно ответила себе же.

И вот так, почти на коленках, поползла те несчастные сантиметры, что разделяли нас с Кусиком.

Там, за стенками корзины, стоял шум человеческой толпы, грохот машин, ржание лошадей, откуда-то издалека доносился запах жарящихся шашлыков и звон оружия — исторический фестиваль раскручивал свои обороты. А мой кот (вот так и жалей бедных одиноких котиков!) бочком, будто случайно, отодвигался от меня.

Но я знала характер Кусимира, как знала и все его привычки, и медленно, но неуклонно приближалась к нему, так же медленно вытягивая руки к лысой заразе — нельзя верить редким движениям и кажущейся хрупкости лапок.

Совсем рядом, почти над головой, послышались голоса — несколько мужских и один женский.

— …наверное, несложно?

— Да, это просто. Вот здесь, а потом вот так…

Кусик вжался в угол спиной и неприкрытая жажда убийства сверкнула в его глазах. Вот оно, его истинное лицо! Монстр, тиран! Зверюга.

Мой домашний деспот, которого приходится любить как есть — злобным и ненавидящим.

Проявил характер — это плохо. Ежовых рукавиц, которые дома в подобных случаях я заменяла кухонными стёганными прихватками, с собой, ясное дело, не имелось.

Сверху раздался резкий шум, и я, пользуясь этим слабым прикрытием, пошла ва-банк: дёрнулась, почти прыгнула, чтобы схватить кое-кого. Но мне ли, неуклюжей человечине, тягаться с ловким зверюгой?

К тому же земля, то есть плетёный пол, ушёл из-под ног и в прямом, и в переносном смысле. Заодно заставив меня едва не задохнуться от неожиданности.

А Куся почти улизнул: его удалось схватить лишь за заднюю лапу. Корзина под неловко согнутыми ногами плясала, словно ей оплатили канкан по сумасшедшему тарифу, кот мявкнул, злобно оглянулся на меня и попытался сильным рывком выдернуть ногу из моего хоть неловкого сейчас, но многоопытного, а потому крепкого захвата.

Дело плохо.

Куся у меня редкостная гадина. И хоть понимает, что хозяйка я, и что он полностью от меня зависит, но показывать зубы не стесняется. И ненависть свою — тоже. Поэтому хватануть меня за руку или за ногу не брезгует. Я знаю: с ним нельзя резко или злобно, даже если уже когтищи задних лап распахали руку до локтя, а желание убить лысую скотину превышает все разумные пределы. Всегда нужно добром и лаской — Кусимир злобная, мерзкая, злопамятная тварь. Спасибо, мамочка, за подарок!

И я опять ласково запричитала:

— Кусь, Кусь, Кусь! Иди ко мне, — и медленно поползла, стараясь не выпустить лапу из сжатых пальцев, но и не сделать животине больно. При этом нужно было тщательно следить, чтобы все пути к отступлению были отрезаны. Коту, ясное дело.

Рюкзак немного мешал, болтаясь впереди, а пол, что под ногами выделывал несмешные коленца, мешал ещё больше. А Кусимир всё так же недружелюбно сверкал на меня своими огромными глазами, на лысой голове смотревшимися почти телескопическими, щерил пасть и вообще всячески демонстрировал угрозу.

Он знал, что победа будет за мной, но должен был красиво выйти из ситуации. И я, понимая это, давала ему возможность изобразить мощное сопротивление. Мой второй рывок совпал с очередным «ппенттеншшш!» над головой и оживлённым разговором за бортиком. И хорошо, что зашумело до моего рывка — я нечестно воспользовалась этим звуком, чтобы сделать ещё одну попытку схватить лысого поганца и упрятать в приготовленный мешок. То есть рюкзак.

На этот раз я оказалась ловчее и схватила тяжёлое, горячее и сопротивляющееся тело, крепко прижала к себе. То есть к рюкзаку.

Нужно было кота запихнуть внутрь и закрыть крышкой, но сначала… Сначала извиниться, что влезла без разрешения в корзину шара, и попросить, чтобы кто-нибудь там, снаружи, помог мне выбраться из болтающейся подвески.

И я стала подниматься, крепко прижимая кота и уже чувствуя, что что-то идёт не так.

Едва я приподнялась над бортиком, резкий ветер затрепал волосы, норовя залепить глаза и затолкать их в рот. Чувство «что-то не так» просто заорало и запрыгало цветным слоником, перемешивая весь мой ливер в фарш — от страха внутренности сжались и, казалось, превратились в тугой комок.

А когда я бросила взгляд вниз, за бортик, не сдержалась и заорала уже сама. Кот среагировал мгновенно и впился в меня когтями. И даже грубая ткань рюкзака и свитер не защитили меня этого покушения.

Звук из горла закономерно стал ещё громче.

А орать было отчего: воздушный шар, а значит, и корзину со мной и злосчастным Кусимиром волокло в сторону моря. Следом бежали люди и что-то кричали. А когда увидели меня, выглядывающей под бортиком, закричали ещё громче. А ещё запрыгали, замахали руками и задрыгались как-то совсем пессимистично.

Кажется, я попала…

Прижимая подвывающего Кусика покрепче, я опустилась прямо на пол. Так, первое — свободу рукам, заодно — обезопасить лысую скотину. А то ведь, бестолочь, уже на грани, сейчас взбесится и выпрыгнет сдуру из корзины.

Без особых церемоний запихнула кота туда, куда и планировала — в мешок, то есть в рюкзак, на удивление ловко борясь с цепкими когтями и сопротивляющейся тушей, что, казалось, вмиг потяжелела на пару кило.

— Я потом с тобой помирюсь, дружочек. Обязательно. Прощенья попрошу, на коленях извиняться буду, самого вкусного корма куплю, лично кофейной ложечкой в рот запихивать стану. Потом. Как-нибудь, — бормотала бессвязно, затягивая шнурки дрожащими руками. — А пока посиди там.

И щёлкнула замочком рюкзачной крышки.

Подняла голову вверх, присматриваясь к горелке и верёвкам, свисающим в корзину от шара. Теперь уже решительная и готовая действовать, снова поднялась на ноги. И тут меня перекосило от ужаса: я ещё раз взглянула на своих спасителей, что бежали следом за шаром.

Что {должны} были бежать за шаром, то есть за мной.

Было отчего испугаться: всю эту громадину, в которой я болталась, не просто волокло по земле. Её уже хорошо приподняло над грунтом и несло к морю. Причём море было вот, рукой подать, а люди, которые, как я предполагала, могли этим шаром управлять, могли остановить, удержать и опустить на землю, остались далеко позади. И уменьшались всё сильнее, превращаясь в букашек.

Я нервно сглотнула, бросила быстрый взгляд на волны и снова уставилась на своих потенциальных спасителей. Кажется, кто-то опять остался один. И это одиночество было страшнее любого другого, которое я познала в своей жизни.

Это катастрофический одиночный полёт над морем на воздушном шаре одной безмозглой девчонки с не менее безмозглым котом.

Полёт в один конец.

Малюсенькие люди там, внизу, что-то кричали. Слов было неслышно — ветер усиливался, да и грохот крови в ушах делал меня глухой, а услышь я хоть что-то, вряд ли поняла бы.

Мне было страшно.

Сквозь волосы, что ветер залепил лицо, я с трудом рассмотрела почти одинаковые движения человечков, что остались на твёрдой земле. Они поднимали вверх руки и… жестикулировали? Слишком далеко, не разобрать.

Я закусила губу и на мгновенье прикрыла глаза. Что ж, придётся разбираться самой.

Так. Вдохнуть поглубже, унять дрожь в руках и начать спасательную операцию.

От шара вниз свешивались верёвки, а над головой были слепленные воедино четыре аппарата, похожих на керогазы. Один такой стоял у бабушки в сарае.

Эти аппараты были опоясаны нержавеющей трубой. Держась за неё, я обошла по кругу на подгибающихся ногах эту висящую технику. Нашла кнопку. Недолго думая (когда тут думать, когда действовать надо!), нажала её, и из горелки вырвалось пламя.

Ппенттеншшш! Знакомый звук. Ура! Кажется, получилось!

От облегчения расслабились плечи, которые, оказывается, ощущали тяжесть ситуации, словно тяжесть бетонной плиты. Дышать стало легче. И я радостно глянула вниз и… едва не зарыдала.

Не нужно было нажимать, не нужно!

Люди, что всё ещё бежали за шаром и махали руками, стали такими малюсенькими!.. И остались на берегу. Видимо, все эти взмахи как раз и предупреждали меня ничего не нажимать. Да только поздно — теперь подо мной было море.

Я закусила губу. На кнопку жать нельзя, это и ежу понятно.

Жаль, что так поздно.

Так, {холодный разум}!

Думаем! Если кнопку нажимать нельзя, то есть ещё верёвки. Может, они помогут вернуть шар к земле? Я перебирала тросы трясущимися руками и старалась не глядеть вниз. Сейчас нужно просто правильно выбрать верёвку. Верёвку, и всё. А там, может, катер какой пришлют.

Подняла голову. Внутри оранжевая оболочка была ненамного темнее, зев — большим и очень глубоким, огромные бока шара застилали всё небо над головой, будто крыша. Но почему-то это не обнадёживало. Всё равно было страшно.

А ещё холодно. Встречный ветер тёр щёки, будто наждаком, забирался под одежду и добавлял дрожи, делал пальцы деревянными. Я присела на дно в надежде, что бортики корзины меня хоть немного защитят.

Кот возился в рюкзачке, но молчал. Куся, Куся! Горестно вздохнула, качая головой. Куда же нас несёт, товарищ мой по несчастью?

— Ничего! — стала себя успокаивать. — Надо просто потерпеть. Скоро придёт катер. А может, не один, может, их будет два или даже три. Они примчатся, разрезая волны острыми носами, оставляя пенные следы на морской глади. Спасатели в оранжевых жилетах вытащат нас с Кусиком из этой корзины, закутают в тёплые одеяла, дадут горячего чаю, а лучше — кофе. Пойдут к берегу, выгрузят нас, а позади, к корме будет привязан воздушный шар. И пусть ругают, я согласна. Пусть даже штраф выпишут — не страшно, напишу папе, чтобы перечислил денег в счёт подарка на день рождения, он даже и не поймёт ничего.

Пусть! Готова на любые жертвы, только бы оказаться на суше, на твёрдой земле, в тепле и спокойствии. Даже моя квартирка, больше похожая на конуру, сейчас, с высоты, летящего над морем воздушного шара, казалась чем-то милым и родным. И неблагополучные соседи теперь вполне были терпимы, и пятый этаж не смущал.

Подумаешь, пятый этаж! Это вообще пустяки по сравнению с поднебесьем.

Вот вроде и ветер поутих и уже не так сильно свистел в снастях шара. Даже показалось, что послышался новый звук. А если это спасатели на катере? Может, там уже целая вереница катеров мчится за мной и нужно помахать платочком, мол, здесь мы, терпящие бедствие, спасайте нас скорее?

И я привстала, глянув вниз, за борт.

Нет! Ну почему?! Нет! Я едва не разрыдалась.

Мы снижались.

И не просто снижались, мы были почти у самой воды! Казалось, что волны вот-вот лизнут днище корзины.

А катеров не было.

Не было катеров! Ни одного. Ни единого! Даже на горизонте ни намёка на тех, кто может прийти на помощь, спасти, согреть, накормить и вернуть домой.

Зато суша уже превратилась в туманный силуэт.

Руки, и так замёрзшие, сейчас и вовсе заледенели — настолько явственно представилось, как корзина падает в море, как я из последних сил цепляюсь за её бортики, постепенно погружаясь в холодную ещё воду, как одежда тяжелеет промокая и тоже тянет меня ко дну.

Сердце забухало в ушах, а в носу что-то распухло, будто внезапный аллергический отёк, казалось — ещё мгновенье и лопнут сосуды. Непослушные, скрюченные пальцы тряслись уже как у пьяницы, а ноги… Ноги понесло бегать. Шага два вдоль корзины, шага два обратно. Теснота только усугубляла панику.

Боясь смотреть вниз, я задрала лицо к шару, вернее, к агрегату с красной кнопкой. Взгляд прилип к ней. И мысль бешеной белкой закрутилась в голове. Я хочу жить? — спросила у себя. Мгновенно ощупала себя изнутри. Да! Хочу! Ещё как! Долго! Вечно!.. И обязательно счастливо!

И не раздумывая больше, сделала одно движение непослушной рукой и нажала на красный кружок.

И ещё. И ещё раз!

Пусть спасатели сначала пришлют катер. Или вертолёт. Или хоть что-нибудь спасательное. А я пока буду держаться в воздухе. На высоте, под таким шаром, меня найти будет легче, чем если я превращусь в одинокий поплавок, неприметный и маленький, болтающийся на поверхности воды.

Если кто-нибудь будет искать, конечно. Где они, спасатели? Где катер? Хоть поганенькая моторка где?! Сколько уже времени прошло?

Опасливо косясь на удаляющуюся воду и обнимая трясущимися руками рюкзак с Кусимиром, я старалась успокоиться и убедить себя, что вокруг не так уж и холодно.

Эти уговоры с глубоким погружением в себя вышли мне боком — я не заметила другой опасности. Хотя…

Всё равно не смогла бы ничего сделать, даже если бы заметила её раньше. Может, если бы шаром можно было управлять… Но справиться с этой задачей такой неопытной воздухоплавательнице, как я, всё равно было невозможно, ведь манёвры вряд ли ограничиваются нажатием кнопки.

И всё же новые неприятности я проворонила.

Вокруг начала сгущаться дымка.

В общем-то, заметила я это намного раньше, чем поняла значение быстро уплотняющегося тумана. Только когда белая пелена скрыла от взгляда волны внизу, а потом и шар над головой, я поняла — ослепла. Не в том, самом прямом, смысле, что перестала видеть, а в том, что видимость стала нулевой. Пара метров, не больше.

Похоже, я слишком быстро поднялась. Слёзы не текли только потому, что лицо замёрзло. Но влагу изнутри с избытком заменила влажность снаружи: теперь ветер был не просто сильным и холодным, он был ещё и сырым — мой свитер пропитался водой и противно холодил спину и плечи.

Осмотрелась по сторонам, вверх, вниз, через борт. Кроме тумана ничего.

А Кусимир вдруг снова завёлся — взвыл громко, утробно, будто обещал жесточайшую смерть хозяйке. Или сообщал, что его самого скручивают в мясорубке. А потом затянул на одной ноте так, что, казалось, заиндевевшие на спине волоски осыпаются льдинками.

И до этого было неуютно, а с придушенным нечеловеческим воем и вовсе стало плохо. В груди что-то сдавило и заболело.

К вою кот добавил прыжки и сумасшедшие кульбиты внутри рюкзака. Видимо, пытался вырываться. Да так сильно, что меня мотало в корзине, как пестик в ступе. Казалось, что внутри мешка не кот средних размеров, а взбесившийся орангутан.

Мне же нужно было хоть немного тишины, чтобы собраться с мыслями и сообразить, что делать.

Сквозь панику, боль в груди, рывки рюкзака, крупную дрожь, сотрясавшую меня с ног до головы, я пыталась думать. Станет ли оболочка шара тяжелее от влаги? Станет ли шар опускаться? Как понять, что пора жать на красную кнопку, поддавая жара?

Опять в мозгу в ярких красках проскочила картинка утопления в море. Скверных ощущений добавляла влажная одежда и холодный ветер.

А вдруг шар грохнется прямо на катер, который примчится мне на помощь? Моё полузамёрзшее воображение легко нарисовало всё это в мельчайших подробностях. И я рванула к кнопке, в панике вдавливая её снова и снова — выше, выше, выше!

А ведь как хорошо начинался день! Я проснулась рано, солнце светило в окно, море было спокойным, настроение — хорошим.

Это только приезжие думают, что жить возле моря — невероятная удача. Ах, так романтично! Ах, так здорово!

Ага. Море хорошо для лета. А вот зимы со штормовыми ветрами вовсе не айс. Вернее, даже очень айс, тот айс, который лёд. Ледяной колючий ветер с моря, продувающий насквозь шапку, куртку и сапоги, шквалистый, оттого непредсказуемый, заставляющий наклоняться к земле и держать крепко всё, что может улететь — шарф, сумку или поясок.

Потому и сегодняшнее утро восприняла как удачу. Как многократную удачу.

Не зима, в общем-то, даже наоборот — весна, то самое чудесное время, когда ещё нет изнуряющей жары, в природе всё ещё свежее, молодое, пахнет цветами и зеленью, а не пылью и высушенной степью. И значит, можно порадоваться. Урра!

Ветра почти не было, солнышко ласково поднимало свои лучи над горизонтом, а рядом с нашим посёлком с гордым названием Красный Партизан сегодня открывался фестиваль.

Фестиваль — это всегда праздник.

А для местных жителей особенно. Ведь майские уже миновали, а курортный сезон ещё не начался. А тут — вот ведь радость! — привалила толпа реконструкторов и прочих товарищей, дающих заработать на хлеб местным жителям. Да ещё и зрителей притащила за собой. Это вовсе хлеб с маслом, а кому-то — и с колбасой.

Разве не радость? Это же и завалящие сувениры продать можно, и консервацию, что отягощает прошлогодностью погреба запасливых партизан, то есть жителей Красного Партизана, да и просто где-то бревно поднести — и то копейка.

Для меня же фестиваль — прекрасная возможность задвинуть тревожные мысли, от которых холодело в животе. Тревожные мысли о том, что в понедельник собеседование, моё первое в жизни настоящее, серьёзное собеседование.

Волнительно.

Но это всё потом.

А сегодня суббота, и значит, целых два дня никаких тревожных мыслей, никаких переживаний. Только радость от тёплых дней, от прекрасной погоды, от весенней природы. И чувствовать себя так, будто собеседование уже закончилось! Причём успешно.

Сегодня я пойду на исторический фестиваль — каких-нибудь двадцать минут пешком. Так я размышляла, умываясь под струёй из фыркающего и брызгающего крана.

Погуляю между палатками реконструкторов, пороюсь в сувенирах и куплю какую-нибудь безделушку — на дорогую денег не хватит, а что-нибудь дешёвенькое, исключительно на память, вполне можно. Думала так, выбирая одежду — удобную и по-весеннему яркую.

Может, встречу ребят, знакомых с прошлогоднего фестиваля? Поболтаю с ними. Вспоминала и красила ресницы.

Куплю на обед пару чебуреков — гулять так гулять! Съем их, сидя на берегу, угощу Кусимира — строила планы на обед, поедая завтрак: скромный бутер с варёной колбасой и бледноватым чаем.

А Кусика надо взять с собой, решила, собирая мелочёвку в сумку. Он сидел на подоконнике и щурил на меня глаза, а лысые лопатки выглядывали из складок кожи на спине. «Ну и страхолюдина!» — в который уже раз подумала со вздохом. И от этого стало жалко скотину ещё больше.

А если я хочу оторваться на весь день, тем более жалко оставлять дома одного. Он ведь тосковать будет.

Когда я приезжала из города после учёбы, злой и вечно недовольный кот становился ласковым и родным. Ненадолго, правда. До первой еды и пары минут обнимашек. Но всё равно было понятно, что в одиночестве ему тяжело.

Была бы у меня семья, мама… Я бы оставила его дома, а так… Он же, зараза злопамятная, потом долго будет обижаться, что остался один на целый день. Хорошо, если не испортит ничего.

Я оглядела свою убогонькую малосемейку с единственной комнатой в девять квадратов. Не бог весть что, но ещё держится, и штукатурка не валится. А я не настолько богата, чтобы делать здесь ремонт. Путешествовать с Кусиком, конечно, неудобно — тяжёлый он, хоть и лысый, да и с его характером мне всегда трудно на прогулках. Вечно несёт его куда не надо или царапаться начинает. А то и вовсе орать.

Я глянула на котика оценивающе. Или всё-таки оставить дома?

Тут, как всегда, не к месту, всплыла в памяти ненавистная фраза «мы в ответе за тех…» и так далее.

Я не просто не любила её. Я ненавидела её всей душой, каждой клеточкой своего сердца, до дрожи в руках. Мелкой дрожи сдерживаемой ярости, почти бешенства.

Может, потому что сама была тем, кого приручили и бросили?..

И я приняла трудное решение: лучше взять рюкзак с толстыми стенками. Он будет уместнее, да и кеды к нему можно надеть другие, более удобные для длительных прогулок.

Коту, кстати, этот рюкзак и привычнее, и нравится больше. Всякий раз, когда именно в нём он путешествовал, иногда в город, иногда просто по Красному Партизану в ближайший магазин, всегда вёл себя прилично. Из неприятностей только одна: пугал своей жутковатой физиономией мирных жителей Партизана, высовываясь для обозрения окрестностей из-под клапана.

Кусимир правильно расценил открытый рюкзак, паинька, сам влез, аккуратно перебирая лапками. Устроился на дне. Без обычных своих истерик и сопротивления. Да и потом вёл себя пристойно — не вылезал, не орал, от чебурека не отказывался. Даже съел почти половину. Хороший ведь день?! Хороший.

Но потом что-то случилось, что-то произошло. Что-то совершенно непонятное, непредсказуемое.

И хороший день закончился.

В какой-то момент котику больше не захотелось сидеть в рюкзаке, он решил прогуляться. Выскочил наружу, рванул в сторону, и как я за ним ни гналась, догнать не смогла — он шустро уворачивался, проскакивая в узкие щели между лотками, фестивальными стендами и ногами участников и посетителей, ловко лавировал и вовремя прятался с глаз. И не сказать, что мчался диким мустангом. Нет, он короткими перебежками перемещался от одного места к другому, что-то нюхал, смотрел по сторонам и опять с лёгкой ленцой бежал.

Потом вот — запрыгнул в корзину воздушного шара. Пришлось, конечно, лезть следом.

Если бы я только знала!… Да никогда! Да ни за что! Эх…

Туман вдруг исчез, будто отрезанный. Исчез, как и не было его. Воздух изменился: резко стал теплее, пах чем-то другим — сухим и приятным, а внизу вместо моря был… лес.

— Оп-па-чки-очки-тапочки! — прошептала, отказываясь верить в увиденное.

Голова мгновенно опустела, не желая воспринимать то, что видели глаза. А в чудеса я не верила, а значит, всему должно быть какое-то логическое объяснение.

Его нет. Пока. Но должно быть. Обязательно. Просто я ещё его не нашла.