Глава 1

Дюк ждал меня у машины. Поймав мой взгляд, он выразительно показал на наручные часы:  поторопись.  

Я кивнула и отошла от окна.   Захватив со стола сумочку, а со спинки  стула – жакет,  вышла в коридор, ведущий в прихожую, и там, у зеркала в полный рост, еще раз оценила свой внешний вид. Дорогое платье простого кроя отлично сидело по фигуре,  волосы  были идеально уложены волнами,  глаза  в оправе подкрученных густых ресниц (спасибо подруге, что посоветовала эту тушь) загадочно мерцали на  лице, полные губы изгибались в улыбке.

Подмигнув  отражению в зеркале,  я нагнулась, чтобы надеть туфли… туфли не нашлись.  Бабушка, наверное, убрала в обувной шкаф. Я повернулась к шкафу. Балетки, старые замшевые туфли,  офисные на устойчивом каблуке… Но где же новые, черные, купленные вчера?

Бабушка вышла в прихожую – полная, румяная, в переднике, со следами муки на лице. Сегодня она пекла очередной торт по мудреному рецепту. Вообще-то бабушка не большая любительница возиться на кухне, и любит простые, без изысков, блюда и выпечку. Но  есть одно обстоятельство, именуемое рини Нортон – рини эта проживает на нашей улице и дружит с ба. Правда, дружба у них своеобразная, соревновательная. Они  соревнуются во всем: в кулинарии, домоводстве, ремонте… Интересно,  им надоест когда-нибудь эта  дружба-война? Вопрос  сложный.

— Туфли ищешь? — спросила бабушка.

— Да, видела?

— Конечно, видела. Шапка в них нагадила.

— Ка-а-ак? — ахнула я.

— Обыкновенно. Села и напрудила, — бабуля улыбнулась коварно, словно сама надоумила собаку сотворить подобное непотребство. — Оценила твою обновку, Мага.  

— Как же я без туфель?!

— Вон у тебя их сколько,   — ба кивком указала на  заставленный  обувью шкаф.

— Все не те! Я же черные специально к этому платью брала!

Дюк  просигналил с улицы, напоминая о себе, и я стала нервно перебирать оставшиеся варианты. Туфли имелись только старые замшевые и офисные.  Обе пары совершенно не подходили к платью.

— Пропала! —  с надрывом и страданием сказала я. Можно было еще трагично заломить руки, но я решила не сильно усердствовать в своем  горе. Да, горе – потому как  любая неприятность перед свиданием может все испортить! Дюк вот-вот должен сделать мне предложение. У нас столик в ресторане. А у меня туфель подходящих нет!

— Спокойно, Мага, — произнесла деловито ба и прошла от обувного шкафа к обычному, в котором на нижних полках стояли еще коробки с обувью. Достав одну коробку, бабушка открыла ее и достала  возмутительно красные туфли на высоченном каблуке.

— Вот эти надень.

Я с подозрением посмотрела на туфли.  Купила я их еще в  студенчестве и ни разу так и не надела. Слишком уж  яркие, и слишком уж высокий каблук. Спросите, зачем же тогда купила? Не знаю! Это было помрачение рассудка из-за  того, что дали повышенную стипендию, и мне срочно требовалось купить что-то особенное.

Ба  вручила мне туфли, и  я в них влезла. Несмотря на высоту каблука, туфли оказались достаточно устойчивыми, да и под  платье подходили. Да и ноги мои сделались визуально длиннее.  

С улицы  донесся очередной сигнал.

— Иди скорее, а то твой Индюк   всю улицу переполошит,  — сказала бабушка, поморщившись.

— Не Индюк, а Дюк!

— Индюк, индюк.  А ты курица, раз  выбрала его.

Я закатила глаза: ба моего избранника не одобряла.  Чмокнув ее в щеку, я вышла, наконец, из дома. Дюк  ждал меня уже в машине. Торопливо, но осторожно преодолев расстояние от крыльца до калитки, а потом и  дороги, я села в электромобиль и потянулась к жениху с поцелуем.

— Что так долго?

— Прости, катастрофа комнатного масштаба.

— Какая?

— Да так… Залило кое-что.

Электромобиль тронулся с места, и мы покатили по уютным улочкам пригорода.  До Кэнтона ехать час-полтора в зависимости от загруженности дороги;  если не хватит заряда аккумулятора, придется еще потратить время на станции подзарядки.  

— Твоя бабушка даже не вышла поздороваться со мной, — сказал Дюк, выруливая к шоссе.

— Она слишком занята на кухне.  

— Знаю, что не нравлюсь ей.

— Главное, что нравишься мне,  —  уверила я.

— Насколько нравлюсь? — спросил молодой человек,  хитро на меня посмотрев.  

Я демонстративно оценивающе  прошлась по нему взглядом. Глаза карие, волосы темные, в лице ничего примечательного, да и ростом невысок, зато сложен неплохо. Не красавец, но на него многие рини заглядываются, потому что он всегда  одет с иголочки,  по-мужски уверен в себе и невозмутим.

Дюк Денвер –  редкий образец по-настоящему порядочного человека. Из хорошей семьи, толков, ответственен, консервативен в лучшем смысле слова. Умен, но не зануда. Амбициозен, но не трудоголик. Почему же бабушка не признает его и упрямо величает «индюком»?

— Так насколько я тебе нравлюсь, Мага?

— Тебе достаточно знать, что просто нравишься,  — протянула я весело.

— И это все?

— А ты чего ждал? Что я признаюсь тебе в великой любви? Не-е-ет, милый, вас, мужчин, сильно любить нельзя – вы от этого портитесь.

Дюк рассмеялся:

— Значит, не дождусь от тебя любви?

—  Может, и дождешься… может, нет.

Глава 2

 

Две недели спустя я вместе с родителями Дюка провожала его в Солн.  Снабдив сына важными напутствиями, вручив пакет с пончиками  и  расцеловав, чета Денверов вышла из купе на перрон, давая нам минутку наедине.

Дюк взял меня за руки и сжал.

 — Магари, дорогая, я так рад, что ты понимаешь, как для меня важна эта поездка! Если  я успешно отработаю испытательный срок в конторе рина Буро, то смогу устроиться там, набраться опыта, чтобы потом открыть свою практику в Солне. Здесь же, в Кэнтоне, слишком большая конкуренция.

 — Да-да,  — прощебетала я веселой птичкой.  — Пришлешь открытку?

 — Конечно.

 — С морским пейзажем.

 — Обязательно,  — уверил Дюк, и посмотрел выжидательно, словно чувствовал, что мне есть, что еще сказать.

Мне и впрямь было, что сказать, но я сдерживалась. Вряд ли бы Дюк оценил мою горячую речь о том, как важно хранить верность своим избранницам. Когда мы стояли на перроне, ожидая поезд, на него и то уже заинтересованно поглядывали некоторые особы.  Что же будет в Солне? Незамужние рини так и кинутся на молодого, симпатичного, перспективного и – самое главное! – холостого Дюка Денвера.

 — Желаю тебе удачи, дорогой, все у тебя получится,  — проворковала я  милой голубкой. 

 — Спасибо, дорогая.

Он склонился ко мне и быстро и целомудренно чмокнул в щеку, ибо по законам вегрийского общества проявлять чувства  в общественном месте считается недопустимым.  Раздался еще один предупреждающий гудок. Поморщившись, я открыла дверцу купе, и  Дюк помог мне сойти с подножки на перрон.

Проверяющий  прошел каретные вагоны,  удостоверяясь,  что все двери закрыты.  Когда он закончил обход, раздался еще один гудок.  Сердито пыхнув дымом, паровоз медленно потянул состав. Дюк, улыбаясь,  помахал нам рукой из окна своего купе, я  помахала в ответ.

Глядя на шумно удаляющийся поезд в сизых клубах дыма  я  не могла отделаться от ощущения, что зря отпустила Дюка. Влюбленным расставаться нельзя, влюбленности нужна пища – встречи, поцелуи, объятия… 

— Магари, дорогая,  —   сказала рини Денвер, подойдя ко мне.  — Мы собираемся прокатиться в парк, полюбоваться осенними красотами. Не желаете ли составить нам компанию? Мы будем очень рады вашему обществу.

 — Благодарю вас,  —  пропела я соловушкой,  — но я не могу: дела в редакции.  

 — Какая жалость… Позвольте, в таком случае, проводить вас хотя бы от вокзала. Здесь такая суета и толкотня,  — поморщилась рини.

Я кивнула.  Следующие десять минут мы пробирались к выходу из вокзала через  толпу, и все это время я втайне радовалась тому, что вести светский разговор в такой обстановке невозможно. Проводив меня от вокзала к зеленому тихому скверу и пожелав удачного дня, Денверы удалились.

Оставшись одна, я выдохнула с облегчением: несмотря на то, что чета Денверов так и источают доброжелательность, рядом с ними мне даже дышится тяжело. Можно объяснить это тем, что любая рини трусит  рядом с родителями потенциального супруга, но  дело не только в этом. Последнее время я сама не своя, так и точат душу неосознанные предчувствия…

Отчего я такая нервозная нынче? Перемена погоды? Приближение критических дней? Или дело все в интуиции, которая упрямо твердит, что нельзя было  отпускать Дюка в Солн?

Вздохнув, я пошла к редакции родного журнала «Сверхи».  Приближалось время обеда, и я надеялась   поболтать с коллегами, чтобы отвлечься, и заодно узнать, когда из отпуска вернется склочный выпускающий редактор. 

У входа в редакцию стоял замглавред в компании с двумя мужчинами и что-то  вдохновленно втолковывал им. Замглавред – тип чванливый, скупой на похвалы и щедрый на упреки, к тому же  у него дрянная память на лица.  В общем, с ним бесполезно здороваться, все равно не ответит. Я по привычке прошмыгнула мимо него, к дверям.

— Магари! Какая радость, что вы здесь!

Я замерла. Это он мне?

— Магари, милая, а мы как раз собрались вас искать!

Я повернулась к замглавреду, пораженная удивительным фактом: он не только запомнил мое имя, но еще и узнал в лицо.  Это неординарное событие и, надеюсь, вызвано оно не тем, что я напортачила со статьями.

Пока я гадала, чем вызвано подобное, замглавред оттеснил меня от входа и подтолкнул к мужчинам, с которыми разговаривал.  Один из них был средних лет,  тучен и с проплешинами, другой молод и улыбчив. Оба были облачены в неброские дорогие костюмы (в дорогих костюмах я начала разбираться после знакомства с Дюком).

— Вот она, счастливица! — объявил замглавред.

— Счастливица? — озадачилась я.

— Добрый день, рини Кинберг, — произнес молодой рин,  глядя на меня сверкающими глазами. — В начале года вы  подали   в Министерство свою анкету и заявку на пребывание в холмах фейри. С радостью сообщаем вам, что ваша заявка одобрена.   31 октября, в Самайн, для вас и еще двоих счастливчиков откроют портал в холмы.

Ослабив шелковый шейный платок, я сипло уточнила:

— Меня приглашают?

— Да, рини.

— О, Богиня!

Замглавред широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу:

— Вы в шоке? Но это такой приятный шок, не правда ли? Получить подобное приглашение это  большая удача для фейриолога, особенно для такого молодого.

— Рини Кинберг, — обратился ко мне тучный, и протянул папку с документами, — возьмите типовой договор, ознакомьтесь внимательно со всеми пунктами, и, когда примете решение, свяжитесь с нами по указанному телефону. Самайн близко,  поэтому срок на раздумья неделя.  Помните,  двадцать процентов приглашенных людей остаются в холмах фейри навсегда.  Помните также, что пятьдесят процентов из них умирают. Решение, которое вы примете, может быть судьбоносным.

Глава 3

О ритуале, проведенном дядей, я так и не успела ничего разузнать: все время заняли хлопоты по подготовке к переходу. Я бегала  то в Министерство, то по ведомствам,  проходила собеседования и «инструктажи» о том, как вести себя в холмах и на что обращать внимание; дядя давал бесчисленные советы; ба гордилась; главный редактор «Сверхов» напутствовал; друзья-знакомые поздравляли; в прессе муссировалось мое имя, как и имена двух других фейриологов. Дюк каждый день звонил по вечерам, и мы подолгу обсуждали  то мое приглашение, то Солн (платеж за междугороднюю связь выйдет приличный). В общем, такая настала суматоха, что я и не заметила, как пролетело время, и настала  роковая ночь.

31 октября, в ночь Самайна, правительственный электромобиль остановился у незримой границы холмов фейри. Граница представляла так себе зрелище: поле с жухлой травой, присыпанное кое-где  буро-желтыми листьями с одинокого клена, стоящего в отдалении; несколько больших серых камней, мокрых от  недавнего дождя, в центре поля. Над всем этим  хмурые небеса,  а вокруг – промозглый ветер.   

— Время неблагих пришло, — произнес после долгого молчания друид, ответственный за наш переход.

Он  отличался худощавостью, серыми колючими глазами и густыми белокурыми волосами, которым позавидовала бы любая девушка. Одет он был  в парадную белую мантию из ткани, серебрящейся на свету, в мочки его ушей были вдеты серебряные обереги, запястье правой руки овивала татуировка, представляющая собой сложный рунический узор. Длинными пальцами с ухоженными отполированными ногтями он то и дело касался амулета на цепочке с изображением трискеля[1]. 

Жаль, что с нами отправили этого татуированного блондина, а не моего дядю. Но причины понятны – Эдгар Кинберг  хоть и уважаемый специалист, однако его статус в иерархии не столь высок, чтобы ему доверили в священную ночь Самайна  проводить ритуал перехода.

Друид обернулся  и поглядел на нас, фейриологов, внимательнее. Нам было велено одеться празднично, но в темные цвета, чтобы отдать дань уважения Неблагому двору.

Я не рискнула надеть черное платье – меня  этот цвет съедает и превращает в нечто маловыразительное и несимпатичное. Поэтому выбрала платье  из струящейся ткани припыленного синего цвета, а волосы убрала в любимый низкий пучок, оставив свободными лишь пару прядей у лица. Платье сидело хорошо,  прическа и макияж удались, обувь не жала. Я выглядела прекрасно, но другая женщина из приглашенных  затмила меня и красотой, и нарядом.

Ее звали Вайолет Фенн. Из статьи, выпущенной к Самайну, в которой рассказывали о людях, удостоившихся в этом году приглашения в холмы, я знала, что данная рини – выпускница   того же  факультета, что  и я,  жена банкира, мать двоих сыновей, владелица магазина эксклюзивной косметики.  О возрасте ее умолчали в статье, но на вид я бы дала ей лет тридцать. Рослая, стройная, белокожая и темноволосая, с кошачьими зелеными глазами, она показалась мне  безусловной красавицей. 

Всю дорогу до границы я посматривала на эту роскошную рини, подмечая, как у нее собраны волосы,  из какого материала пошито платье, как она держится. Интересно,  выглядела бы она так же эффектно без косметики, одетая в платье попроще, и с волосами, не присмиренными лучшими кудесниками-парикмахерами? Пожалуй, выглядела бы. С такими глазами, волосами и кожей  она всегда будет яркой.  Везет же некоторым!

Я перевела взгляд на третьего приглашенного фейриолога, Брендона Льюта.  Ему почти сорок, но выглядит он лет на десять младше. Не женат. Работает в государственной библиотеке, в секторе фейри. Мы знакомы  со времен моего студенчества; я тогда часто  приходила за нужным материалом в библиотеку, и рин Льют мне помогал в поисках. Он часами может говорить о фейри, но совершенно теряется, стоит увести разговор в сторону.  Невысокий, щуплый, вечно витающий в своих мыслях, он, кажется, не приспособлен к жизни вне библиотеки.

На Самайн он надел заношенный  черный костюм-тройку. Пока мы ехали к месту, я пару раз пыталась завязать с рином Льютом разговор, но он был так взволнован предстоящим переходом, что отвечал невпопад, и я решила его не тревожить.

Мы все взволнованы… Когда  выезжали из Кэнтона, нас сопровождала полиция, а друид-распорядитель намеренно навел чары, чтобы любопытные горожане и журналисты не могли наше местоположение отследить. Так что, доехав до поля-границы, мы почувствовали себя отрезанными от всего остального мира.

Когда тусклые огни сумерек окончательно погасли,  дождь усилился, и ветер снаружи стал завывать особенно зловеще. Ночь Самайна – самая жуткая в году; в эту ночь крайне не рекомендуется проводить ритуалы и гулять в безлюдных неосвещенных местах. И, хотя ничего дурного в эту ночь за последние лет двадцать не произошло, в сердце каждого человека рождается страх, когда в Самайн устанавливается плохая погода. Вспомнились строчки  из  указаний друидов неофитам:

 

Ненастье тех скрывает,

кто жаждет крови смертных.

Тому, кто выйдет в злую ночь,

Ни бог, ни богиня не смогут помочь.

 

— Пора, — возвестил беловолосый друид, и, сжав пальцами амулет, снова обернулся к нам, чтобы в который уже раз проинструктировать. — Когда появится арка, вы должны будете по очереди встать перед ней и ответить на вопросы, которые вам зададут.  Если солжете, отвечая на вопросы, то арка при переходе убьет вас, ибо ни один лгун не может войти в холмы.

Мы знали об этом, но слова мужчины все равно заставили заволноваться еще сильнее. Люди по природе своей лживы, и привирают даже тогда, когда в этом нет необходимости. Так что придется всегда  быть начеку.

Глава 4

Такого поворота не ожидали.

Уверены, Магари? — спросила Идберга, все это время наблюдавшая за мной. — Неблагой двор… своеобразен, не говоря уже о том, что давненько они не приглашали людей. Мы можем забрать вас в Ллвид вместе с Брендоном.

— Спасибо, но я приму приглашение неблагих. Хочу узнать,  почему мои статьи сочли небылицами.

— Вы смелая девушка, Магари, — сказал Гаррет. 

— Дело не в смелости.

— Время благих на исходе, — напомнил рыжий и выразительно посмотрел на представителей Кинни и Ллвид. — Вы должны вернуться в свои холмы.

— Это так, — вздохнула Идберга, и, подарив мне ободряющий взгляд, позвала Льюта: — Нам пора, Брендон.

— Вайолет, —  обратился и Гаррет к своей подопечной.  

Молодая женщина кивнула ему, склонилась ко мне и шепнула:

— Вы совершаете большую ошибку. Лучше  отправляйтесь  с Брендоном в Ллвид, к знающим. Вам даже не назвали холм, в который приглашают. И этот рыжий мужчина не представился. Здесь что-то нечисто.  

— Фейри не лгут,  и нам обещали безопасность, — ответила я так же, шепотом.

— Как знаете, — протянула она, и я поняла, что  ее совет связан не с тем, что она беспокоится за меня, а с  тем, что она боится, как бы я не стала персоной более популярной, чем она, когда мы вернемся из холмов.

Отстранившись, Вайолет сказала нам с Брендоном:

— Удачи. До встречи через три месяца.

— Да, удачи вам, рини, —  поддакнул библиотекарь. — Вам, Магари, особенно.

— А вы больше смотрите по сторонам, а не в книги, рин Льют, — улыбнулась я.

Он махнул на меня рукой – глупости говорите! – и подошел к  Идберге.  Та повела его влево  от беседки, по дорожке. Гаррет, взяв под руку Вайолет, повел ее вправо.

Нам же торопиться было ни к чему, потому что наступало время неблагих. Рыжий проследил, куда уходят остальные, и, когда они пропали из виду, повернулся ко мне. Сложив руки на груди, он внимательно изучил мой наряд.

— Туфли запачканы, — заявил он после осмотра, и вдруг ухватил бесцеремонно за талию, поднял и усадил на ограждение беседки.

— Что вы делаете? — возмутилась я.

— То, что не удосужились сделать вы, — ответил рыжий и, стащив с моей ноги туфлю, стал оттирать с нее грязь рукавом своего кафтана. Я заметила, что  грязь с туфли исчезает, но не появляется на  рукаве,  и это маленькое чудо отвлекло меня от возмущений.

— Не пачкается, — завороженно проговорила я.

Закончив с туфлей, рыжий надел ее мне на ногу, спустил  с ограждения и обошел кругом.  Я холодно спросила:

— Теперь вы довольны осмотром?

— Нельзя являться на праздник в неподобающем виде, — в тон мне  пояснил он.

Понимаю. Но все же, совершенно необязательно было вот так хватать меня  за талию… Если он хотел привести мой вид  в порядок и почистить туфлю, я могла ее снять и передать ему.

Как вообще это рыжее недоразумение получило должность человеческого представителя? У него для этого нет даже элементарных понятий о приличиях. Никогда не забуду, как он приложил меня дверью…

— В какой холм мы отправимся?  — строго спросила я.

— В Файдкамен.

Файдкамен… «Железный» холм, в котором живут эльфы, обладающие магией усмирять металл и вплетать в него чары. Холм кузнецов, которые изготовляют смертельное оружие и  броню, защищающую от него. Холм воинов, которые искусно владеют этим оружием. Вот, собственно, все, что я знаю о Файдкамене.

— Идемте, — рыжий предложил мне руку,  и я приняла ее после  секундного колебания. Не время выказывать ему свое «фу». Да и поскользнуться на этой красивейшей золотой листве не хотелось бы. 

Какое-то время мы шли молча. Я смотрела по сторонам, запечатлевая в памяти то, что вижу, но скоро эта однообразная красота стала навевать на меня скуку. Роскошный разноцветный лес и  золотое свечение – это, конечно, восторг.   Но мой извращенный человеческий ум  не мог смириться с совершенством и требовал  чего-то несовершенного. Например, неплохо вписался бы в картину  несимпатичный пень или корявый куст, а еще лучше, чтобы по пути встретился кто-то из фейри. 

  Я  покосилась на рыжего раз, другой, и когда мое любопытство окончательно победило неприязнь, спросила:

— Как вас зовут? Вы так и не представились.

— Ириан. 

— Это эльфийское имя, — удивилась я. — Вы  приняли его, потому что живете в холмах?

— Этим именем меня нарекла мать.

Я сочувственно посмотрела на мужчину. Матери еще и не так могут выделиться, когда выбирают имя ребенку. Если бы его не назвали эльфийским именем, он, может быть, не вырос напыщенной пародией на сидхе.

— Давно вы живете при Неблагом дворе?

— Давно.

— Нравится? — с вызовом спросила я, зная, что иного ответа, кроме как «да», не существует.

— Вы задаете много вопросов, Магари.

— Профессиональная привычка. Кстати, помню, вы искали дару своему господину. Нашли?

Рыжий как-то странно усмехнулся и ответил:

— Нашел.

— Правда? В каком городе? В Вегрии, или в другой стране?

— В Кэнтоне.

— В Кэнтоне?  Но  дядя… то есть рин Кинберг, вам всех кэнтонских кандидаток показал. Вы все-таки в другое бюро обратились? Кто этот ушлый друид, который  нашел вам дару?

Глава 5

Передо мной раскинулось кажущееся безграничным поле, заполоненное неблагими фейри самых разных видов. Взгляду открылось так много интересного, что я не смогла сразу определиться, на что сначала смотреть.

Несколько троллей бродили по полю, возвышаясь над всеми. Издалека они выглядели, как темные неповоротливые фигуры. Они медленно, горбясь, брели в толпе и позволяли фейри поменьше безнаказанно на себе лазить и дергать за спутанные космы. Подбором одежды  эти господа не озадачились и явились на праздник нагими, выставляя напоказ серую бугристую кожу и к-хм… кое-какие анатомические подробности.

 Будучи хорошей девочкой, я отвела взгляд и стала рассматривать гоблинов. Вот они-то все выглядели по-разному:  высокие, низкие,  с серой, зеленоватой или болезненно-белой кожей, покрытые шерстью и лысые, тощие и толстые, ушастые и безухие, глазастые и безглазые, клыкастые, чешуйчатые, хвостатые… Они скакали вокруг многочисленных костров, жарили мясо на вертелах, лакали какое-то питье из грубых кружек или прямо из бочек, и производили много шума своим стрекотом, шипением, клацаньем зубов, рявканьем…  Среди всей этой шумной толпы выделялись крупные, свирепого вида гоблины в красных колпаках, держащие в руках шипастые железные дубины. Этими дубинами они отпихивали в сторону мелких гоблинов, которые преграждали им путь.

 — Как много гоблинов,  — шепнула я, обретя дар речи. 

 — Они всегда являются такой  толпой. Пойдемте к ним.

 — К ним?  — ужаснулась я.

 — Не бойтесь, они вас не тронут. Вы гостья.

 — А… можно их обойти как-нибудь?

 Рыжий покачал головой и потребовал мою руку. Выбора у меня не было, поэтому я вложила свою ладошку в его крепкую ладонь и, собравшись с духом, пошла за ним к гоблинам.

Нас уже заметили, но, как ни странно, никто не удивился моему появлению. Так, поглядели да отвернулись. Я подивилась такому равнодушию и  только хотела спросить у рыжего, в чем дело, почему они на меня не реагируют, как  кто-то маленький  пискнул:

 — Человеком пахнет! 

Я тут же вспомнила, что фейри  не придают значения облику, ведь они мастера его менять,  и полагаются на запах.  После этого «Человеком пахнет»,  гоблины стали принюхиваться, морщить носы, пробовать воздух языками, и потянулись в мою сторону.

 — Человек!  — рявкнул гоблин с пастью, полной зубов, и щелкнул ими.

Я вздрогнула и прижалась к Ириану, но тут вспыхнул спасительным ярким светом мой оберег, ослепил толпу, и гоблины попятились, заворчали разочарованно…

Шагая, я проговаривала про себя мантру: «Ты в безопасности, в безопасности»… Мантра совсем не помогла, зато помогало то, что Ириан отшвыривал ногой тех надоедливых гоблинов, которые норовили  подлезть ко мне, тронуть, пощупать… Кажется, я переоценила свое самообладание! Но как, скажите, остаться спокойной, когда целая толпа гоблинов принюхивается, наскакивает, пытается пощупать, и только один  тощий рыжий да простенький оберег отделяют меня от них?!

 — Они всегда так на людей реагируют?  — улучив момент, дрожащим шепотом спросила я.  

 — Нет, только на аппетитных девушек, —  поддразнил меня Ириан.

 — А оберег хорошо работает?  —    уточнила я с нотками паники в голосе, надеясь, что вон тот громадный гоблин с наростами на морде достаточно мозговит, чтобы отойти… Мои надежды не оправдались: гоблин не отошел и, тупо тараща глаза, попер на нас. К счастью, сначала его ослепил оберег, а потом   окончательно присмирила железная дубина одного из подоспевших красных колпаков.

 — Гость неприкосновенен!  — рокочущим голосом объявил красный колпак и взмахнул дубиной.  Гоблины взревели; кто-то яростно  защелкал зубами, но закон никто нарушать не стал. Еще  двое красных колпаков пошли к нам, чтобы сопроводить.  Вблизи они выглядели еще жутче, но, по крайней мере, казались не такими тупыми, как остальные.

 — Красные колпаки – элита гоблинов,  —  пробормотала я цитату преподавателя по культуре фейри.

 — У них ума побольше,  чем у прочих гоблинов, так что можно и так сказать,  — безразлично ответил Ириан и свернул в сторону,  где этих самых гоблинов было поменьше, и где лежал у костра огромный пес с зеленой шерстью и хвостом, свернутым  кольцом.

 — Ку ши!  — выдохнула я, и пес посмотрел на меня большими умными глазами, зелеными, как и его шерсть.

 — Было время,  — проговорил Ириан  с легкой ностальгией,  — когда ку ши утаскивали к нам в холмы смертных женщин.

 — К счастью, эти времена прошли.

—  Ба! Это человечка?

Мы развернулись и увидели каргу.  Не ведьму, которые встречаются у нас в Вегрии, а именно что каргу, ночную каргу, особый вид фейри.

Я уставилась на нее со страхом и восхищением. Высокая, худая, с белыми всклокоченными волосами,  в беспорядке лежащими на плечах и спине, с  серой нездоровой  кожей и с впалыми щеками она выглядела, как старуха. Но старость немощна, а карги очень  сильны и бессмертны. Если ведьма обладает силой пяти человек, то карга – силой десяти. Я глянула на ее руки и увидела длинные подвижные пальцы с когтями.  А ее глаза? У людей таких хищных желтых глаз не бывает. Одета эта красавица была в черное закрытое платье с длинными рукавами и воротником под горло. Странно… Фейри редко бывают безупречны, карги тем более, но мало кто из них  стремится  скрыть свои недостатки. Нас учили, что  благие гордятся своей красотой, а неблагие – уродствами.

Глава 6

В воздухе повисло тяжелое молчание.  Стало очень, очень холодно... Мое лицо онемело от отвращения короля, обернувшегося трескучим морозом. Так его еще никто не «приветствовал»… Замерзающие слезы стянули кожу на лице. Я шевельнулась, и поняла, что мое платье все покрылось инеем. Кинув панический взгляд на рыжего, я увидела, что он тоже весь заиндевел. За какое-то мгновение мы оба так отмерзли, что даже не могли дрожать.

О, Богиня! Эдак нас до смерти заморозят!

Ириан  упал на колени, и дернул меня за собой. Наши одежды  эффектно хрустнули.

 — Мой король, не гневайтесь!  — надтреснутым голосом взмолился он.  — Смертная так впечатлилась вами, что…

 — Отвратительно,  — бросил Элидир.  — Уведи ее.

 — Но мой король…

 — Ты противишься моей воле?!

Поскрипывая, рыжий встал, потянул меня за собой и  повел мимо сидящих сидхе с вытянутыми лицами. Казалось, мы шли вечно, и, казалось, все сильнее нас сковывает холод… Когда мы  оказались вне поля зрения короля, холод немножко отпустил и стало лучше, и я смогла сделать первый нормальный вдох. Эльфы столбенели в изумлении, таращась на нас, заиневших. Ириан прошел к ближайшему костру, уселся прямо на землю, и  уставился ничего не видящими глазами в пламя.

Я же просто протянула руки к огню, отогреваясь.

Видя, что мы испытали на себе злость короля, эльфы отошли подальше, чтобы самим ненароком не пострадать, и зашушукались.  Жар костра быстро растопил иней на моей коже, и я из хрустящей снова стала  мокрой. Оттирая влагу с лица, я  косилась на Ириана. Бедняжка превратился в плачущего каменного истукан. Конечно же, он на самом деле не плакал, это тающий иней создавал такое впечатление. Ириан казался таким потерянным, что я невольно испытала к нему жалость.

 — Послушайте,  —  проговорила я подбадривающе,  —  не надо так переживать.

Зря я заговорила! Рыжий медленно-медленно повернулся ко мне, и я поняла, что  меня сейчас будут убивать. Подняв непроизвольно руки, я продолжила говорить успокаивающим мягким голосом:

 — Это случайность… не надо так реагировать…

 — Ты. Виновата,  — процедил он, так же медленно поднимаясь.

 — Я?! Нет, вы! Вы меня сюда затащили и к королю повели! А я вам сразу сказала, что эту глупая затея! Ириан… вы что? Ириан, остановитесь!

Увещевать человека в таком состоянии бесполезно, и я сочла за благо  смыться.  Развернувшись, я шмыгнула в толпу эльфов, а они, вместо того чтобы защитить гостью, разошлись, стали отталкиваться от меня в сторону, как одноименно заряженные полюса магнита.

 — Это  недоразумение!  — прячась за очередным эльфом, крикнула я.

 — Ты все испортила!  — взревел рыжий яростно, и, судя по голосу, он был близко. Я резво подбежала к следующему костру; Ириан за мной.  Мы стали носиться кругами вокруг костра, развлекая окружающих  игрой в догонялки. 

— На мне оберег!  —  запыхавшись, крикнула я и предприняла обманный маневр, чтобы вырваться из порочного круга… не получилось. Вместо того чтобы ускользнуть от Ириана, я столкнулась с ним лицом к лицу.

 — Н-не подходите, убьет,  — предупредила я и сжала кругляшок оберега в руке.

 — Подойду,  — прорычал рыжий,  — убью.

 — Стой!  — раздался повелительный голос.

К нам в спешке подошел эльф, обычный эльф, не сидхе. На нем были длинные струящиеся черные одежды,  которые при движении дивно шелестели и красиво собирались в складки. Сам эльф  был  умеренно длинноволос – его каштановые волосы спадали всего-то до талии,  смугл, приятен лицом и кареглаз.

 — Ириан,  — повторил он,  — успокойся.

Рыжий шумно, резко выдохнул, и выплюнул зло:

 — Шанс упущен!

 — Шанс еще есть. Произошло недоразумение,  —  отмахнулся эльф и взглянул на меня.  — Я Падрайг, придворный маг. Как ты себя чувствуешь, Магари? Не застудил ли  королевский холод твое слабое сердце?

 — Отогрелась,  — сказала я, и  спросила, помня о том, что к фейри надо всегда обращаться на «ты»:  — Почему ты считаешь, что у меня слабое сердце?

 — Потому что ты смертная,  — с легким пренебрежением ответил  маг.  — Позволь, я осмотрю тебя.

Я кивнула и оставила оберег в покое, опустив руку. Маг подошел, взглянул  в мои глаза, которые щипало от смазанной туши, на платье, превратившееся в мокрую тряпку, и обошел кругом.

 — Ничего, — сказал он, закончив с осмотром, и обратился к рыжему:  — На смертной нет никаких чар. То, что произошло, не ее вина. Никто не хотел оскорблять короля, и я как можно скорее сообщу ему об этом. Ты еще сможешь  вернуть его расположение.

 — С ней все было в порядке. И вдруг такое!

 — Реакция смертных на сидхе непредсказуема,  — пожал плечами Падрайг.  — Особенно при первой встрече. Не злись понапрасну, Ириан, это случайность, хотя и неприятная.

 — Неприятная? Фатальная!  Я так долго  ждал шанса… искал лазейку… притащил  вот эту,  — (я поморщилась),  — к  нам, и прогадал!

 — Даже если твоя затея увенчалась бы успехом, Ириан, король не смог бы снять с тебя проклятья, потому что не эльфы его наложили.

Глава 7

Глаза рыжего, его настоящие глаза, оказались дивно красивыми. Рисунок радужек, как мозаика, был собран из разных оттенков золотого, и  глаза казались  то красноватыми, то светлыми, как солнечный свет.  Такие оптические эффекты – зрелище слишком сложное для моих заурядных человеческих глаз. Я стала смотреть на более безопасные «части» Ириана и выяснила, что  ничего безопасного в нем нет. Он большой, безупречный  громила с белой кожей  и темно-рыжими волосами, пряди которых так причудливо раскинулись по земле, что напоминали кровяные потеки.

Он моргнул раз, другой, поморщился, закрыл глаза.

Надо же – сидхе,  да еще и бывший бог! Вот почему у него такой мерзкий характер, вот откуда в нем напыщенность  и взгляд  в стиле «вы букашки, я орел».  В наставлениях друидов говорится, что нет созданий  более коварных, жестоких и своенравных, чем бывшие боги, а я друидам верю. Не прикончит ли он меня этой своей божественной рукой воина, когда придет в себя окончательно?  С него станется! Вполне может решить отомстить за то, что я была с ним непочтительна.

Я отползла от  рыжего, осторожненько встала  и спросила шепотом у сидхе в повязке:

 — Бог, значит? А чем именно занимался этот бог?

 — Битвы, хаос,  — отрывисто ответил сидхе.

 — За что его прокляли?

 — Битвы, хаос.  Ты вернула  к жизни того, кто может погубить всех!

 — Я не знала, что он проклят…

 — Хочешь этого, или нет, но дело сделано. Сила друидов пробудилась в твоей крови.

Значит, я не только  бога пробудила, но и в друиды заделалась… Точнее, наоборот – заделалась в друиды и пробудила бога. Теперь мне прилетит от Ордена Сопротивления и Общины друидов за несанкционированное инициирование и проведение незаконного ритуала. Жестко прилетит! И дядя может лицензию потерять…  Это я еще реакцию неблагого сообщества не учла. Судя по всему, этот Ириан – заноза в заднице, и его прокляли за дело, а я сняла проклятье…

Дура, дура жалостливая! Не зря бабуля говорит: «Не делай добра, не получишь зла». Помогла человеку, называется! Кто же теперь мне поможет?! Я кинула опасливый взгляд на  рыжего, который еще пребывал в прострации, и пробормотала:

 — Я, пожалуй, пойду.  Где выход?

 — Выход…   — повторил «серый» сидхе, и вдруг  схватил меня за руку.

Я сильно пожалела о том, что потеряла бдительность и подошла к нему так близко. Он подтащил меня к себе вплотную,  нагнулся к самому моему уху, и замогильным голосом проговорил:

 — Для тебя нет выхода, Магари. Отныне твоя судьба  связана с неблагими.

 — Нет выхода?  — пролепетала я, упираясь рукой в твердую, как камень, грудь сидхе.

 — Покинешь холмы – умрешь. Выбор сделан.

 — Какой еще выбор?

 — Эдгар знает.

Таким холодом повеяло от этого доморощенного прорицателя,  такой жутью были наполнены его слова, что я не выдержала его присутствия и оттолкнула  от себя со всей силы, пока он снова не ляпнул что-то роковое.  Мой удар  вывел сидхе из транса. Он недоуменно взглянул на свои руки, на мое лицо, и его собственное лицо перекосилось.

 — Снова… это произошло снова… Все ты! Ты!

Он пошел на меня, сжав руки в кулаки, явно не по головке желая погладить, и я не знаю, чем бы кончилась дело, если бы не вмешательство третьей силы. Рыжеволосой высоченной мускулистой силы. Ириан встал между нами, одной рукой схватил сидхе в повязке за шею, и сказал:

— Привет тебе, Скендер.

В этом его настоящем голосе оставалось что-то от голоса Ириана-человека, но немного. Теперь он говорил, как и полагается сидхе – звучным голосом с  эффектами.     Мне на ум сразу пришли аналогии с металлом. В частности, послышался звук, с которым стальной клинок достают из ножен.

— П-привет и тебе, Ириан…

— Кажется, ты хотел причинить вред нашей гостье? 

— Она друид.

— Да, друид.  Не будь она друидом, я так и остался бы проклятым.  — Рыжий обратил на меня свои золотые глаза и… склонил голову.  — Спасибо, Магари.

 — Пожалуйста…  — ошалело ответила я.

 — Ты напугал Магари, Скендер,   — вновь повернулся к  беловолосому Ириан.  — Проси прощения.

 — Я скорее умру!

 — Это можно устроить,  — сидхе сильнее сжал пальцы.  Скендер попытался разжать  их руками, но безуспешно. Серое лицо его сначала порозовело, а потом и покраснело.

 — Хватит,  — попросила я,  — ты его задушишь.

 — Не  переживай,  — с улыбкой  успокоил меня Ириан.  — Сидхе бессмертны. Почти. Я могу оторвать ему голову, и он будет жить. Хочешь, оторвем ему голову?

Скендер замычал что-то протестующее, и сдался, пробулькав:

 — Про… сти… Прости… Мага…ри…

 — Прощаю, — быстро сказала я, мечтая, чтобы эта безобразная сцена закончилась.

Ириан отпустил беднягу и, дав ему продышаться, спросил:

 — Теперь скажи, припасено ли у тебя предсказание и для меня?

 Несчастный сидхе, который уже, наверное, раз сто успел горько пожалеть о том, что вышел к нам,  сказал зло:

— Я не могу предсказывать по желанию. Мой дар пробуждается  спонтанно.

Глава 8

Ирианжил отшельником в жалкой лачуге, и, судя по тому, что лачуга стояла  неподалеку от голубого озера, его единственными соседями были келпи. Домик покосился, крыша его заросла мхом и выглядела так, словно вот-вот обвалится. Увидев, насколько уныло выглядит жилище рыжего, я посмотрела собственно на рыжего. Вопрос – как  он умещался внутри, пусть даже будучи человеком?

Пока я стояла озадаченная и растерянная, сидхе открыл дверь, представляющую собой нечто хилое и жутко скрипучее, оглянулся на меня и пригласил:

 — Прошу в гости.

 — Не думаю, что внутри уместятся сразу двое,  — неуверенно проговорила я, оценивая габариты Ириана и сопоставляя их с габаритами «дома».

 — Уместимся,  — заявил он и зашел внутрь.

Я со вздохом последовала за ним, готовясь к тесноте и темноте,  но вместо того оказалась в просторной, хорошо освещенной комнате с высоким потолком, в которой к тому же приятно пахло травами. Немало удивившись, я огляделась.

Обставлена комната по минимуму: в углу застеленная кровать с ворохом пышных ярких подушек, чуть поодаль  большой пузатый сундук с замком, на котором можно различить эльфийский символ, в центре комнаты круглый стол и два табурета. На стенах множество полок, заставленных кувшинами самых разных форм и размеров, развешанные пучки трав на вервеке и – вот это экзотика! – блестящие крылья пикси.   

Присмотревшись, я увидела слабо мерцающие символы на потолке, в свободных углах и на столе.

 — Ага!  — обрадовалась я объяснению сего феномена.   — Бытовые чары! Символы их начертаны  в углах,  чтобы расширить пространство, на потолке – чтобы был свет, на столе – чтобы по желанию появлялась еда, на сундуке – чтобы одежда всегда была  в идеальном состоянии. Снаружи лачуга кажется такой хилой, будто вот-вот развалится, но на самом деле выдержит и ураган.  Защита от нежданных гостей  и воришек тоже есть? 

 — Есть. Сюда могу войти только я и тот, кого вслух по доброй воле приглашу.

 — ЗдОрово,  — с завистью сказала я, проходя дальше, к столу.  — Немножко чар, и можно не заботиться о жилье, одежде, питании и защите.  Сильно облегчает существование, не правда ли?

Ириан усмехнулся и опустил бочонок на стол.

Тогда же заработали чары, и  на его гладкой деревянной поверхности появились на тарелках прожаренная до румяной корочки, еще шипящая курочка; запеченная рыбка, присыпанная укропом и украшенная кружочками лимона; аппетитные стейки; морепродукты; солености, копчености, колбасы, сыры; затейливо разрезанные и уложенные свежие овощи;  фрукты во всем тропическом многообразии; десерты совершенно фантазийного вида.  По мере того, как появлялись все эти яства, стол увеличивался в размерах.

 — Куда столько?  — обескураженно шепнула я.  — Здесь на десятерых хватит…

 — Я не знаю, что ты любишь,  — пожал плечами рыжий,  — поэтому здесь всего понемногу.  Нет только алкоголя: стол не дает ничего, что мутит голову. Но у нас есть  бражка.

Пока я, сглатывая слюну, смотрела на стол и то, что он предлагал, Ириан щедро плеснул в два кубка мутной бражки и  убрал бочонок под стол.  Затем сидхе подошел к сундуку, коснулся его, и замок открылся сам. Крышка откинулась.

 — Подойди, Магари,  — позвал он.

Я подошла и, заглянув в сундук, ничего не увидела.

 — Сундук всегда дает то, что необходимо, но прежде чем взять, следует отдать.  — Рыжий демонстративно сорвал с разорванного рукава  лоскут и бросил в сундук. Затем нагнулся, протянул руку… и достал новую рубашку, такую же красную.  — Попробуй и ты. Достаточно и нитки с одежды, которую хочешь получить.

  — Как удобно!   — восхитилась я и, оторвав от подкладки платья обрывок, кинула в сундук. Желая увидеть то же самое платье, но целое и в товарном виде, я присела, протянула руку. Пальцы схватились за ткань, и я вытащила  точную копию своего платья.

 — Невероятно!

 — Переодевайся,  — велел сидхе, и добавил с улыбкой:  — Я смотреть не буду.

Я ему, разумеется, не поверила, и, отойдя в угол, где были развешаны на протянутой веревке связки трав, накинула на веревку бабушкин платок, устроив себе таким образом укрытие. Платье  превратилось в тяжелую темную тряпку, и мне пришлось попыхтеть, чтобы стянуть его с себя. Раздевшись, я вспомнила про то, что мое белье тоже пришло в негодность, и  достала из сумки новое, каждую секунду ожидая, что рыжий сорвет платок с веревки, чтобы увидеть меня совсем без одежды…

Быстро переодевшись, я вышла из укрытия, сжимая в руке мокрое «старое» платье.

 — Брось в сундук, и в следующий раз тебе не придется ничего отдавать, чтобы что-то взять,  — сказал Ириан, который тоже уже успел переодеться.  В новом кафтане, с волосами, медно-красным плащом лежащими за спиной, нечеловечески прекрасный, он действительно выглядел, как бог.

Но отметила я это  сугубо формально, сухо, как отмечают совершенные линии статуи или геометрической фигуры, и не случилось переизбытка прекрасного и дурноты. Обычные люди без защиты не могут вот так просто смотреть на сидхе, и никогда не привыкают к ним, но я – друид по крови, и это делает меня куда менее восприимчивой. При первой встрече с королем меня стошнило, как и тогда, когда я впервые увидела Ириана во всей красе, но больше этого не случится.

 — У тебя волосы сухие,  — заметила я.  — Снова чары?

Улыбнувшись, сидхе подошел ко мне и протянул простенький гребень с редкими зубьями. Я осторожно взяла его в руки, повертела, чтобы отыскать символ чар, нашла, и провела несмело по своим мокрым, спутанным волосам. По позвоночнику прошла легкая волна энергии,  и я с удивлением ощутила, как щеки коснулся сухой, блестящий волнистый локон. Я стала щупать голову свободной рукой и  с восторгом обнаружила, что одно только прикосновение гребня сделало мои волосы такими, какими их не смогли бы сделать и лучшие парикмахеры! Чистые, объемные, легкие, они волнами улеглись на мои плечи и спину.

Глава 9

Эльфийские города я видела прежде только в книгах да на картинах,  и подолгу рассматривала их, изучала детали, восхищалась атмосферой. Картинки, правда, изображали в основном Благой двор, сотканный из света; двор, полный чудес и прекрасных эльфов, так и манящих присоединиться  к ним в танце или иных развлечениях. Неблагой же двор всегда изображался мрачным и темным, в углах и тенях, и заполняли его непременно фейри-чудища премерзкого вида.  

Город же, в который меня привел Ириан, совершенно не казался ни мрачным, ни темным, несмотря на присутствие «чудищ».  В шумной суетливой толпе  смешались гоблины самых разных видов;  сновали  в толпе шустрые белые собаки с красными ушами; эльфы, так похожие на людей, шли по своим делам.

Город стоял на открытой местности, и освещался прохладным, хрустальным магическим светом; таким же хрустальным и прозрачным казалось  высокое небо. Приземистые каменные дома эльфов, сложенные некогда из крупных гладких камней, жались друг к другу и почти не отличались, так что  затеряться в лабиринте этих улочек было очень легко.   Ириан крепко держал меня за руку,   чтобы  густой  уличный поток не подхватил меня и не унес в подозрительные переулки, где, как и в любом другом городе мира, обитают нехорошие личности.  

Я жадно смотрела по сторонам, а вот на меня почти не смотрели. Разве что какой-нибудь эльф, оказавшийся поблизости, замечал, что острых ушек у меня нет, и недоуменно приподнимал брови, но вопросов не задавал, ведь я была в компании Ириана, а его, кажется, знают все. Запах же мой человеческий в такой толпе легко перебивался ароматами немытых гоблинов, жарящегося на площади мяса и пряных трав. Отовсюду звучали нестройная музыка и смех. Стайка крошек-пикси, устроившихся на крыше дома, пискляво тянули песенку.

 — Как здесь оживленно!  — сказала я. 

 — Празднуют еще,  —  ответил Ириан.  — Вот и дом Падрайга.

Маг жил в самом центре в доме, окна которого выходили на площадь с фонтаном. Фонтан был примечателен тем, что  был явно магической природы и изливал не воду, а вино. У фонтана-то и собрались самые веселые компании, производящие шум: напившиеся и чрезвычайно довольные фейри  распевали песни и выглядели очень благодушно.

Скажешь разве, что это неблагие? Нет, по виду, конечно, скажешь, но по настроению – точно нет!

 — Невероятно,  — проговорила я,   — это просто невероятно. Нам описывали неблагие холмы как тихие места, от которых веет жутью. Но, честно говоря, глядя на все это, я скорее вспоминаю обычные человеческие города. Здесь так шумно и оживленно! И все так доброжелательны. 

 — Наивная девочка,  — усмехнулся Ириан, и повел меня к дому Падрайга.

Дом придворного мага изнутри оказался таким, как я и предполагала: светло, уютно,  много интересностей. Потолки низкие, коридоры узкие, тянет холодком, освещение магического рода, и никакой тебе электропроводки или пошлых свечей. А диковинок-то сколько! Каждая вещица оригинальна, и вещиц этих множество – некоторые даже под ногами встречаются. Встретивший нас эльф  был, видимо, кем-то вроде слуги Падрайга. Поглядев на Ириана многозначительно, а меня проигнорировав (радоваться этому или нет?), он сообщил, что маг, дескать, занят  сотворением очередного амулета и примет нас позже.

Проведя нас в гостиную, эльф  предложил присесть, а сам встал в углу, заложив руки за спину и вздернув подбородок. Эта поза ему наверняка казалась важной, а меня только рассмешила. Подавив смешок, что был не к месту, и решив, что этот эльф-слуга опасается оставлять нас одних  (авось украдем что?), я стала неторопливо, с удовольствием изучать  обстановку в комнате.

Черепов друидов здесь не было – припрятаны, небось, как ценные экземпляры, в другом месте. Зато есть много чего другого занимательного, включая красивые шторы, интересного вида горшки с затейливыми узорами и предметы, разгадать назначение и внешний вид которых представляется настоящей головоломкой.

Эльф-слуга, словно чувствуя, как мне все любопытно, не сводил с меня глаз, но когда одна его серьга – а в его острые ушки были вдеты многочисленные серьги – замерцала,  сказал Ириану, что маг освободился. Ириан встал, оглянулся на меня, велел ждать и ушел за слугой.

В одиночестве я пробыла недолго. Немного погодя слуга явился с другим гостем, высоким эльфом  такого вида, который и ожидаешь от эльфа: высокое, стройное остроухое создание  с длинными темными волосами, зелеными глазами и тонким красивым лицом.  

Эльф этот явно мной заинтересовался. Я продолжила изучение комнаты, но  почувствовала, как меня тщательно рассматривают, и весь исследовательский настрой пропал. Поглядев на эльфа, я с удивлением отметила, что он высматривает мои  уши. Ах вот чем вызвано его пристальное внимание: он никак не может понять, кто я, ведь мои уши прикрыты волосами.

 «Вот это да,  — подумала я, чувствуя себя польщенной,  — он не может определиться: эльфийка я, или нет».

Эльф не сдержал своего любопытства и, подойдя, спросил:

 — Кто ты, прекрасная?

Какая девушка не растает, если ее назвать «прекрасной»? Кокетливо намотав локон на палец, я озорно спросила:

 — А кто ты?

 — Тот, кто очарован тобой,  — ответил эльф.

Его  миндалевидные глаза, удивительно красивые, имели цвет настоящих изумрудов,  и изумруды эти сияли  в оправе густых, черных как сажа ресниц, бросающих стрельчатые тени на лицо. Многие эльфы, которых я успела повидать, выглядели почти так же, как люди, если не считать острых ушей, и в их лицах не было совершенства, от которого сердце замирает. Но этот эльф был отмечен той красотой, которую обычно приписывают божественным сидхе. Его портили только острые уши, но разве можно это считать недостатком?

 — Из какого ты холма?  — спросил зеленоглазый, и меня захлестнул восторг. Он всерьез считает меня эльфийкой!  

 — Угадай,  — продолжила игру я.

 — Аодхаган? Матенхейм? Нуадха?

Я лукаво улыбнулась, разглядывая его одежду.  Черно-зеленые одежды сидят на нем отменно, подчеркивая отличное сложение и горделивую осанку;  черные гладкие волосы удерживаются невероятной красоты обручем, на котором какой-то умелец вывел фантастически сложные, но и фантастические красивые узоры.

Глава 10

 Жажда деятельности, азарт исследователя и любопытство журналиста заставили меня покинуть дом рыжего, несмотря на то, что новым оберегом гостя я пока еще не обзавелась. Вооруженная дядиной защитой, ручкой, блокнотом и решимостью раскопать нечто интересное, я стала изучать окрестности дома.

 В первую свою вылазку ничего особенного я не нашла, потому что вздрагивала от каждого шороха и опасалась отходить далеко от дома. Во второй раз немного осмелела и отошла подальше, но все так же вздрагивала от любого шума. На третий день нашла в лесу подозрительные грибы с яркими шляпками, совершенно точно ядовитые по виду,  и, набрав их, принесла домой,  чтобы провести эксперимент под названием: «Как отреагирует организм сидхе на ядовитые грибы?».  Считается, фейри устойчивы к подобным вещам, а  высшие фейри, сидхе, не зря зовутся бессмертными. Вот и проверим,  что будет.

Бытовые чары не «сработали» на грибы, и когда я опустила их на зачарованный стол, ничего не произошло. Стало быть, с магией проблем не будет.

Дождавшись вечера, я   отрезала яркие шляпки и оставшиеся выложила  в миску с обычными грибами, которые «заказала» у стола. Когда Ириан вернулся и сел ужинать, я начала с аппетитом есть грибы из миски, выбирая, естественно, безопасные. Рыжий, как я и думала, тоже соблазнился грибами и подхватил вилкой  часть ядовитого.  Прожевав один, он потянулся за вторым, потом за третьим… Так и подчистил содержимое миски.

Я внимательно следила за тем, как он ест, и мысленно делала заметки: «Подопытный  съел подозрительные грибы с большой охотой»; «В первые десять минут после поглощения подозрительных грибов никакой реакции не наблюдается»; «Заметит ли подопытный, что грибы настоящие, а не наколдованные?».

 — Понравились грибы? — спросила, когда Ириан наелся.

 — Ничего, — протянул сидхе, даже не взглянув на меня. Знаю, что сейчас он помышляет только об одном – о сладком сне.

За эти несколько дней я уже привыкла к такому его поведению. Он уходил всегда рано утром, и возвращался вечером,  утомленный, еле волоча ноги, и с влажными волосами.  Я предположила, что занимается он какой-то физической работой, потеет, грязнеет, и поэтому перед возвращением домой моется в  том самом бирюзовом озере келпи. Только вот какая работа может утомить самого сидхе? Они же невероятно сильны! Сгорая от любопытства, я все же не задавала вопросов, и после ужина мы, как правило, расходились по своим углам и мирно засыпали.

Вот и сегодня рыжий сразу после ужина  направился в свой угол… Только не дошел.  Опасно покачнувшись, он взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, и замер,  удивленный собственной неловкостью.

«Началось»,  — обрадовалась я.

 Ириан все так же стоял на месте. Качнув рыжей головой, он  сделал еще шаг, и снова покачнулся, да так забавно, что сомнений у меня не осталось – его торкнуло!

 — Устал?   — сочувственно спросила я.  — Ноги не держат?

Он кое-как дошел до стены, оперся в нее руками и глянул на меня. Ага! Пот на лице, зрачки расширены, руки трясутся. Значит, ядовитые грибы действуют даже на божественных сидхе! И значит, не так уж они и совершенны – сидхе я имею в виду, а не грибы.

 — Ты как-то плохо выглядишь,  — заметила я.  — Тебе надо меньше работать и больше отдыхать.

Ириан посмотрел на меня мутными глазами и спросил умилительно растерянным, хриплым голосом:

 — Почему ты троишься?

  — Я? Троюсь? Что, прости?

Он развернулся с трудом и, припав к стене уже спиной, протянул руку в моем направлении, махнул ей, будто развеивая морок,  и, поморгав, произнес все так же хрипло, все так же растерянно:

 — Откуда вас так много?

 — Меньше надо пить,  — весело сказала я, и указала  на его кубок, в котором все еще оставалась бражка. 

 — Я что, пьян?

Я хотела сказать «Да», но в холмах лгать нельзя, поэтому  ответила иначе:

 — Выспаться бы тебе хорошенько.

Ириан не сразу понял, что я сказала: мои слова до него, «торкнутого», доходили медленно, но когда дошли, он улыбнулся во весь рот  и сполз по стеночке на пол, при этом меняя свой некрасивый человеческий облик на прекрасный сидхейский. Усевшись на пол, он, продолжая улыбаться, проговорил добродушно:

 — Пол-ный дом Ма-гари. Вы-бирай лю-бую…  — он потянулся куда-то вбок, вероятно, к одной из моих копий, рожденных его распаленным грибами воображением. И, самое интересное, дотянулся! Ухватив «меня», он повалился на пол,   нежно ощупывая руками воздух.  — Та-кая мягкая… та-кая по-датливая…  — зашептал он блаженно. 

 — Да, воображаемые женщины, они такие,  — поддакнула я, с мстительным удовлетворением наблюдая за ним.

 Предположительно сграбастав мои волосы, он потянулся предположительно к моим губам и  самодовольно,  с невероятными пламенными интонациями, от которых у меня настоящей  даже кожа покраснела, промурлыкал:

 — Я знал, что ты сдашь-ся… вы все… люди.. такие… вы обо-жаете… нас…

Я громко хмыкнула, наслаждаясь зрелищем того, как божественный сидхе ползает по полу, сжимая в объятьях  несуществующую Магари, и говорит жарким голосом всякие глупости.

Так тебе и надо, морда рыжая!  Будешь знать, как зазнаваться! Был бы воспитанным, был бы вежливым, защитил бы честь девы, то бишь меня,  возразил бы Лойнагу,  что никакой я не «поблекший блеклый цветочек», а самая настоящая роза, только-только распустившаяся! И, для полной сатисфакции, дал бы ему по носу за гнусные слова о том, что скоро я буду всем подряд отдаваться. Так бы поступил настоящий мужчина, в чьем присутствии оскорбили рини. 

Ириан еще немного страстно пожамкал фантом, после чего неожиданно вспыхнул. По-настоящему вспыхнул, оранжевым пламенем! Вскрикнув, я встала из-за стола и заметалась по комнате в поисках емкости с водой. Емкости не нашлось. Оглянувшись на горящего сидхе, который этого факта даже не заметил, и продолжил издавать довольные звуки, я метнулась обратно к столу, возложила на него ладонь, и подумала об огромном кувшине холодной воды. Стол немедленно исполнил мое желание и явил кувшин воды. Схватив тяжеленный кувшин, я подошла к Ириану и, пока тот не спалил весь дом, облила его водой.

Глава 11

В тот день смелости подойти к озеру келпи у меня так и не хватило. После встречи с каргой я уселась на ближайший пень, достала из сумки, которую всегда брала с собой, блокнот и ручку, и  сделала заметку о девах,  из которых получаются отменные ведьмы. Хотя по специальности я фейриолог, данные о ведьмовстве точно не будут лишними.

Прогулявшись, я вернулась домой. «Заказав» у стола горячего чаю и бубликов, приготовилась полдничать. Вдруг дверь предупреждающе скрипнула,  и в дом вошел хозяин – не усталый, вопреки обыкновению, но возмущенный.

Я сразу поняла, что дело дрянь. Во-первых, явился он раньше обычного, во-вторых, на лице его отнюдь не добрые чувства написаны. Встав напротив стола, Ириан бросил обвинительно, обойдясь без предисловий:

 — Ты говорила с Дианн! 

 — С кем? 

 — С каргой!

«О нет,  — подумала я, и, потеряв аппетит, отложила бублик.  — Она ему, небось, все рассказала про грибы. Ириан устроит скандал и выгонит меня, это как пить дать». Вздохнув, я решила не отягощать свою вину и признаться сразу:

— Извини. Я просто хотела проверить, как сидхе реагируют на яд. Это был невинный эксперимент.

Ириан поменялся в лице.

 — Яд? Эксперимент?

 — Э-э… А что именно тебе сказала Дианн?

 — Какой яд, Магари?!

«Кто же тянул меня за язык!»

 — В грибах…  — вжав голову  в плечи,  тонким голосом ответила я.  — Которые… ты вчера ел.

Глаза Ириана округлились. Полюбовавшись на картину под названием «Сидхе в шоке», я приготовилась к бегству и начала плавно сползать со стула.  Рыжий  прищурился и тихо, почти ласково, уточнил:

 — Значит, эксперимент?  

 Я медленно  соскользнула со стула и, держась противоположной от сидхе стороны стола, чтобы между нами была какая-то преграда, объяснила:

 — Ну да... Я в миску с начарованными грибами ядовитые подсунула, чтобы посмотреть, что с тобой станет. Ты грибов наелся, и потом  тебе было плохо. Хотя, должна признать, не так уж плохо тебе было…  я бы даже сказала, тебе было хорошо, очень хорошо. Так что можешь считать, что я помогла тебе немного расслабиться.

Ириан перемахнул через стол, но и я не так плоха – юркнула  шустрой белкой в угол дома, где был начертан символ, поддерживающий бытовую эльфийскую магию.

 — Стой!  — выкрикнула я, когда  рыжий метнулся за мной.  — Стой, или я и этот символ испорчу, и тебе опять придется идти к Падрайгу за смесью, чтобы новый символ  рисовать!

Сидхе остановился; я мельком восхитилась скорости его реакции. Двигаясь легко, как ветер, и быстро, он может остановиться в одно мгновение,  перейти из движения в состояние полного покоя за какие-то доли секунды.

— Ты меня отравила!  — прорычал Ириан, и мне послышался треск пламени в его голосе. 

 — В целях эксперимента, ради науки! Не надо так сердиться, ничего тебе  не грозило, ты бессмертный!

Яростные молнии в глазах Ириана сменились на молнии ледяные. Затаив дыхание, я смотрела в его человеческое лицо,  черты которого дрожали и расплывались, будто готовясь к превращению в лицо сидхе.

«Своим телом он владеет  идеально, но не своей магией, — отметила я машинально.— У человека от стресса, бывает, глаз дергается, а у сидхе – гламур плывет».

Какое-то время мы смотрели друг на друга в молчании. Шумно выдохнув, Ириан указал мне на дверь:

— Уходи.

Этого стоило ожидать. Я поднялась, дошла до кровати, на которой оставила свою сумку, накинула ее ремешок на плечо и пошла к двери. Взгляд Ириан так и жег спину, но  не жаром ярости, а ледяным презрением. Злится, строит из себя оскорбленную невинность. А сам, между прочим,  пошутил со мной куда жестче, притащив сюда.

Не выдержав, я обернулась и сказала:

— Да, я тебя отравила. Но мне нисколько не стыдно. Так тебе и надо за то, что заманил меня сюда. Не жди уважения от того, кого сам не уважаешь.

 — Бесчестный человечишка будет меня учить? — бросил он надменно. 

 — Бесчестный?  — удивилась я.  

Недобро сверкнув глазами, сидхе пояснил:

— Как еще тебя назвать? Дианн рассказала, что ты не девушка.  

— И что?

— Я привел тебя в холмы, потому что счел чистой и невинной.  Но ты только выглядишь таковой…     Я думал, ты  самому королю в дары сгодишься, чуть не подарил ему плод надкушенный. 

Развернувшись, я быстро вышла из его дома.

Хватит с меня выслушивать оскорбления! Да кто он такой, чтобы говорить мне такие слова? Какое ему дело до моей личной жизни?  Хам, мужлан, дубина…  От обиды перед глазами все расплывалось, в голове  шумела кровь,  и я не чувствовала ног – брела куда-то, спотыкаясь.

Это отличительная черта неблагих –  гостей оскорблять? То я «цветочек поблекший», то «плод надкушенный», то «человечка недоделанная»… Да, я человек! Да, я не идеальная! Но сколько уже можно напоминать мне об этом? Я ведь не камень, я все чувствую, и когда меня оскорбляют, меня это задевает!

«Забудь!» – велел голос рассудка, но моя треклятая ранимость дала о себе знать. Остановившись, я шмыгнула носом и, понимая, что сейчас разревусь, как девчонка, залезла в кусты, чтобы  никто не видел моей слабости.

Усевшись прямо на землю, я дала волю слезам. Слез было много, и вскоре я ревела не от обиды, а от стыда, что не могу успокоиться, что прячусь в кустах от всего мира, тогда как должна гордо стряхнуть слезы, забыть о произошедшем, и взять себя в руки.

От плача меня отвлекло шевеление кустов.  Подняв голову, я увидела знакомую каргу. 

— Ревешь?  — деловито поинтересовалась она.

— Нет!  — прогундосила я одновременно зло и жалко, и смахнула с лица слезы.  — Глаза протекают!

Дианн – так, вроде, назвал ее Ириан –  хмыкнула, пролезла ко мне в кусты, вытащила из своей корзины прозрачный флакон и… подставила к моей щеке.

 — Давай, еще протекай,  — подбодрила она.  — Человеческие слезы – ингредиент редкий.

Я махнула рукой и выбила флакон из ее когтистых пальцев.  Сочтя миссию выполненной, уткнулась лицом в сумку и продолжила протекать… плакать то есть.

Глава 12

 

  — Эх, дядя…  — проговорила я разочарованно,  вспоминая все странности  его поведения,  которые когда-либо подмечала.  — Вы и впрямь жулик.  Жулик, который ни разу не солгал, но при том умудрился сохранить свой секрет.

 — Настоящий друид,  — сказал Ириан, и подошел ко мне. Окинув меня взглядом, он произнес с улыбкой: — Неспроста именно тебя я тогда приметил.

—  Вот именно! Все из-за тебя! Притащил меня сюда!

 — Все из-за тебя,  — поддел он,  — не  привлеки ты моего внимания, я бы тебя в холмы не привел.

 — Вот она, логика фейри в действии!

 — Хватит, Магари,  — мягко сказал рыжий.  — Можно вечно переваливать вину друг на друга, корить   хитровыделанного дядюшку или злодейку-судьбу, но это бесполезно. Ты оказалась больше, чем случайно инициированной, и успела снять с меня проклятье. Грубо говоря, вмешалась в жизнь Неблагого двора.  Позволь  расскажу, какие у тебя есть варианты. Первый: ты, стараясь не привлекать к себе внимания, доживаешь у нас три месяца и возвращаешься домой, к людям, где ушлый дядя  научит тебя, как жить с новыми способностями. И, может быть, отведет смерть, которую тебе напророчил неугомонный Скендер.  Второй вариант: ты остаешься у нас, сознаешься во всем королю Элидиру и просишь его о великой милости принять тебя как новую подданную. Он согласится – ему  понравится идея иметь подданную-друидессу, к тому же хаосницу. В этом случае ты будешь жить вечно, останешься навсегда молодой и привлекательной, и с  течением времени обретешь власть, о которой раньше не могла и мечтать.  Если отсечь лишнее, тебе нужно выбрать между смертью и жизнью. Легкий выбор, не правда ли?

 — Такой же легкий, как мораль фейри!

Ириан улыбнулся. Его довольный вид подействовал на меня угнетающе.

 — Чего это ты улыбаешься?  — мрачно спросила я.

 — Предвкушаю.

 — Хаос?

 — Именно. Что бы ты ни выбрала, Магари, это всколыхнет болото, в которое давно превратился наш двор. Ты больше, чем случайная друидесса, и принесешь  перемены…  неважно, к худу или добру.  Наша отвратительно размеренная жизнь давно нуждается в частичке Хаоса.

 — Тебе это на руку,  — догадалась я.  — Если настанет смута, никому уже не будет дела до того, проклят ты, или нет, и ты сможешь вернуть имя и величие. 

В глазах сидхе появилось мечтательное выражение. Кажется, именно на это он и надеется.

 — Третий вариант!  — заявила я.

  — Что?  —  рыжий нехотя выплыл из сладких размышлений о предстоящем.  

  — Говорю, что  выбираю третий вариант действий.

  — И каков же он?

 —  Не твое дело.

Глубоко вдохнув, я  пошла туда, куда изначально шла – к карге. Она, должно быть, уже встала и  сама меня ищет. Ириан последовал за мной.

 — Что ты задумала, Магари?

 — Повторяю: не твое дело.

 — Обиделась?

 Я ничего не ответила:  если кормить его ответами, он никогда не отстанет, а я не желаю больше иметь с ним никаких дел. Ириан – типичный сидхе,  в чьи приоритеты входит только собственное благополучие. Людей, всех людей, он презирает по умолчанию – такова его «заводская прошивка». Хватит, не буду больше надеяться установить с ним контакт.

 Я родилась и выросла в то время, когда старые предрассудки о фейри потеряли силу, и  хорошо усвоила заверения политиков и университетских преподавателей о том, что  мы, люди,  не должны чувствовать себя неловко в присутствии фейри, даже самых  могущественных из них.

Нас, современных вегрийцев, призывают следовать девизу: «Разные, но равные». Снимается пошлое кино о любви эльфов  и людей – и впечатлительная молодежь вбивает в голову неосуществимые фантазии о любви с эльфом, а то и сидхе;  в детских книжках вместе с привычными нам котятами-щенятами-зайчиками рисуют фейри,  и  малыши, рассматривая такие картинки, вырастают с опасной убеждённостью, что фейри так же безобидны, как и котята-щенята. Нас учат, что они больше не опасны. Более того, нас учат, что фейри – друзья.

Ложь! Я убедилась в этом на собственном примере! В первые же дни! Что толку, что я дипломированный фейриолог,  вооруженный советами и предостережениями дяди? Что толку в модерновом воспитании, если мы, люди, для неблагих по-прежнему являемся едой, живой игрушкой или постельной утехой? Здесь не работают  вежливость, улыбки и доброжелательность, все это неблагие воспринимают как слабость, а то и дурость.  

 — Дай-ка угадаю,  что именно за третий вариант действий, — сказал Ириан, следуя за мной без особой спешки. — Ты попытаешься уговорить Дианн никому не говорить о произошедшем, а потом найдешь Скендера и  постараешься  узнать у него, есть ли способ избежать пророчества.  Самонадеянно думаешь, что это тебе удастся. Хочешь  вернуться домой и поплакаться дяде в жилетку; пожаловаться, какие неблагие злые и неприветливые. Думаешь перекинуть на него всю ответственность за свою инициацию. Хочешь выйти замуж за гоблина своего Дюка. Клепать изредка бесталанные статейки о фейри, чтобы тешить свое самолюбие. И все это, чтобы вернуться в знакомый поток устроенной беззаботной жизни и стать снова заурядной человечишкой.

 — Говори, что хочешь, толку не будет, — не удержавшись, бросила я, раздосадованная тем, что он ни в чем не ошибся.

 — Будет,  — лениво возразил он.

 — Ни один фейриолог не отнесется серьезно к тому, что услышит от фейри.

 — Но ты в первую очередь женщина, и только потом фейриолог. Поэтому слова Лойнага задели тебя за живое, а мои довели до слез. А то, что я скажу сейчас, заставит тебя остановиться, развернуться, посмотреть на меня круглыми глазами, задохнуться от удивления, а потом  брякнуть что-то возмущенное.  

 — Ха!

Я пошла вперед еще быстрее, но проклятое любопытство уже навострило ушки.

 — Злишься, что к тебе здесь  относятся, как к куску мяса, — вальяжно продолжил Ириан.  — Тебя возмущает, что половина встречных фейри видит в тебе еду, а другая – развлечение. Смущают мои взгляды, намеки, прикосновения, даже одно мое присутствие. Но в глубине души ты рада, что тебя заметили, сочли аппетитной и привлекательной. Твой третий вариант действий  ни на что не годен. Я готов предложить тебе четвертый вариант: ты соглашаешься быть моей дарой и делишь со мной кров, постель и судьбу. 

Глава 13

 

 Дианн ударила меня точно по тому месту, которое я разбила  в первый же вечер пребывания у нее. До крови дело не дошло, но губа  болезненно пульсировала. Но что пострадавшая губа – пустяк! Сильнее гордость пострадала!

 — Ты ударила меня,  — пролепетала я.

 — Еще б наподдать, по заднице,  —  заявила она.  — Чтоб в уме навсегда отложилось: оскорблять сидхе нельзя! Они убивают и за меньшее!

 — Но он сам первый меня оскорбил! Хотел меня… обнять!

 — Ужас  какой! Обнять ее хотели! — гаркнула карга так, что у меня в ушах зазвенело.  — Ты что себе навоображала, лободырная? Что он тебя прямо тут вот и завалит, как гоблин похотливый?

 — Ну-у-у… да…

 — Ириан – сидхе! Риор! Они так ухаживают! Ничего б он тебе не сделал, так, потрогал бы, понежил чуток…

 — Это у вас называется ухаживанием?  —  возмутилась я.  — Хватать девушек за руки,  трогать, смущать?

 — Да!

 — А у нас, людей,  это называется «сексуальное домогательство»! И карается законом!

 — Так ты и не средь людей!

 — Я гостья ваша, и вот оно, доказательство!  — я сунула руку с оберегом в лицо карге.  —  Согласно договору, заключенному людьми и фейри, гостей в холмах трогать без разрешения нельзя! Кто протянет ко мне загребущие руки, тот их лишится!

Дианн сверкнула на меня  желтыми глазами, и еще разок ударила по губам.

 — За что?..  — не поняла я.

 — Умная больно,  — проворчала карга.

А-а-ах, вот как?!

 — Все, хватит с меня! Ухожу!  — фыркнула я, и, пнув ненавистную лохань, пошла в дом за сумкой. Захватив ее, я вышла из дома и уверенно и гордо проследовала мимо карги.

Никто меня не останавливал, прощения не просил. Быстро отходя дальше от дома Дианн, я постепенно остывала,  анализируя произошедшее. Кто прав, кто неправ? Почему карга на меня накричала? Почему Ириан так разозлился?  Я нарушила какие-то неведомые законы фейри? Какая жалость, что в университете мы подобные ситуации не разбирали. Так и не найдя ответа,  я стала думать о специфике дядиной защиты. Как так получается, что  иногда ни Дианн, ни Ириан не могут меня коснуться без того, чтобы не полететь, а иногда  им ничего не делается даже после того, как они меня хватают за руки или бьют по губам?

Задумавшись, я не заметила, как передо мной выросла крупная высокая преграда.

Дианн  сложила руки на груди и добродушно поинтересовалась:

 — Остыла?

 Я тоже сложила руки на груди и, холодно на нее посмотрев, спросила:

 — Следила за мной? С чего это? Разве ты не рада от меня избавиться?

 — Кто ж тогда убираться у меня будет? Горшки чистить?

 — Точно не я. Мне хватило.

 — А ежели растолкую,  что ты сделала не так с Ири, останешься у меня?  — прищурившись хитро, спросила карга.

 — Ты уже растолковала,  — протянула я, потерев многострадальную губу.

 — Но ты ведь не поняла, так?

 — Ладно. Скажи, что я сделала не так, и я, может, вернусь.

 — Вылить на сидхе вонючую воду  – это не ответ, а оскорбление. Причем оскорбление, за которое убивают. Когда он потянул к тебе руки, ты просто должна была  сказать, что не хочешь его.  А когда он предложил тебе стать его дарой, ты должна была сказать, что не любишь его. Все прочие ответы не подходят. 

 — И слово «нет», тоже? И слова «отпусти меня»?

 — Не-по-дхо-дят! 

 — Х-м-м…  — задумалась я.   — А нас учили, что фейри достаточно говорить правду, чтобы не иметь проблем.

 — Правду тоже надо уметь говорить.  Ответ должен быть исчерпывающим, но при этом не оскорбительно кратким. Только король может  ограничиться емким «нет», или  «да». Уяснила, друидесса?

 — Вроде.

 Карга недобро прищурилась, подняла кулак и двинулась на меня.  

 — Поняла!   — ответила я, отскочив от нее.  — Я тебя поняла, Дианн!

 — Во-от,   — кивнула карга, опуская кулак.  — Ничему-то вас, людишек, без трепки не научить. Теперича идем вона  к тому болоту. Мне кой-какие водоросли наловить надо.

 — Поэтому ты меня не останавливала и не окликала? Потому что я в нужную сторону шла?  — догадалась я.

 — Да, идем… а то воняет здесь нехорошо.

 — Я  ничего не чувствую.

 — У человечков нюх слабый, я же баргеста издалека чую.

 — Баргеста?  — заволновалась я, и начала озираться.

 — Далече он, не пыжься. И не тронет без позволения Скендера.

Морща крючковатый нос, карга быстро пошла к болоту;  я за ней. Происшествие с Ирианом тотчас забылось, вытесненное мыслью о пророчестве.

 — Послушай, Дианн… Скендер мне кое-что предсказал…

 — То, что он пророчит, сбывается всегда, и изменить это никак нельзя.

 — А если…

 —  Неча лезть к Скендеру!   — отрезала фейри.  —  Ничего он тебе не ответит! Он сам бы и рад не предрекать дурного, но это его суть и проклятье.  Вечное проклятье, ведь он бессмертный. Оставь горемыку в покое.

Я вздохнула. Карга права, не стоит беспокоить несчастного Скендера. Его участь куда хуже моей. Страшно представить, каково это: быть созданием, чье предназначение – предрекать смерть. Что Скендеру подарила жизнь? Вечное одиночество, ненависть тех, кому предрек дурное…

«Иногда бессмертие может быть проклятием»,  — подумала я с горечью, и потерла  еще раз пострадавшую губу. Ириан, Дианн советовали мне смириться  и принять пророчество. Но как принять свою смерть?

 

В ту ночь я не спала, ворочалась без конца. Дианн, спавшая рядом, не выдержала и треснула мне рукой по бедру.

 — Угомонись!

Я перестала вертеться, но поток мыслей о магии Хаосе, дяде и  пророчестве Скендера остановить не смогла.  Почему из всех девушек Кэнтона Ириан приметил именно меня? Почему именно мне досталась магия Хаоса?

Я никогда не считала себя особенной, разве что в пятнадцать – но кто не мнит себя особенным в этом возрасте?  То, что я  происхожу из рода друидов и являюсь носительницей магии, особенной меня не делает, ведь четверть вегрийцев носители магии.

Загрузка...