Едва пронеслась весть, что французы заняли Витебск 15 июля 1812 года и наша армия двинулась через Поречье на Смоленск, как вся Смоленская губерния заволновалась.
Все ясно понимали, что скоро на мирных полях этой губернии раздадутся пушечные выстрелы и польется кровь.
Помещики спешили оставить свои наследственные усадьбы и искали убежища для своих семейств или в других своих имениях, или у родственников в южных и приволжских губерниях.
Началось общее бегство.
В дворне одного из помещиков среди девушек-мастериц была кружевница, молодая и красивая, Прасковья, взятая из маленькой деревни Соколово, Духовщинского уезда.
Собрала она свои пожитки в мешок, взвалила его на спину и вернулась из барской усадьбы в деревню.
Прошло немного времени…
Явился в деревню Соколово французский отряд, который отнял у мужиков все сено и хлеб. После этого не проходило недели, чтоб в деревню не заходило несколько неприятельских солдат, которые отнимали у крестьян все, что приглянется.
Однажды все ушли из дому, Прасковья находилась во дворе. Вдруг подле нее очутились два рослых неприятельских солдата. Глаза их горели недобрым огнем, лица улыбались. Враги поставили к стене свои ружья и направились к Прасковье, вытянув руки и быстро говоря что-то на своем языке.
— Бон, бон, — слышалось Прасковье.
Девушка в страхе отскочила в сторону. Французы громко засмеялись и снова пошли к ней. Она стала отступать и оперлась на колоду, с ужасом смотря на врагов, как вдруг почувствовала под своей рукой топор. В это время один из солдат бросился на нее. Девушка схватила воткнутый в колоду топор, взмахнула, и француз упал с разбитой головой к ее ногам. Другой торопливо побежал к своему ружью, но Прасковья одним прыжком очутилась за ним и обрушила свой удар на его голову.
Девушка с ужасом оглянулась. На дворе в лужах крови лежали два трупа. Она открыла ледник, стащила их туда, а ружья спрятала за дрова. Когда отец с матерью и братом вернулись домой, она рассказала, что с ней случилось.
Мать всплеснула руками и заплакала:
— Дочка моя милая, это Господь послал тебе силу. Не дал поглумиться нехристям!
Прасковья стояла потупившись. Вечером, как только смерилось, отец закопал трупы на огороде; он боялся, чтобы французы, которые каждую минуту могли явиться, не стали мстить за убитых товарищей.
Ростом высокая, с открытым ясным лицом, с тяжелыми косами за плечами, Прасковья была настоящей русской красавицей. Все любовались ею.
Пошла раз Прасковья за ворота, и вдруг, словно из-под земли, выросли перед нею три неприятеля: один офицер и два солдата.
Офицер с криком бросился на девушку. Она отскочила и ухватила вилы. Офицер рванулся вперед и упал, пробитый вилами. Прасковья быстро освободила их и, готовясь к обороне, стала кричать громким криком.
Немало на деревне парией ухаживало за Прасковьей. Многие из них готовы были жизнь свою положить за нее, и едва услышали они ее крики, как толпою побежали на помощь. Через минуту оба солдата-разбойника лежали рядом, с разбитыми головами.
Прасковья стояла с окровавленными вилами, парни окружили ее, на улице в пыли валялись трупы убитых.
Собралась вся деревня.
Пожилые и старики качали головами и тревожно говорили:
— Ой, парни, парни, и беды вы наделали! Гляди, охвицера ухлопала, что теперь будет? беспременно за него всю деревню спалят!
Все потупились и молчали.
В это время Прасковья словно очнулась. Она вошла в круг, с растрепавшимися косами, с окровавленными вилами в руках, и заговорила звонким голосом:
— Боитесь, старички? Что же нам, по-вашему, делать надо было? Ась? Они, нехристи, Русь полонили, в храмах скверности делают, грабят достатки наши, жгут и режут, а нам смотреть покорливо? Так, что ли? — и голос ее зазвенел в воздухе.
Теперь старики потупились, а парни глядели на девушку с восторгом. Она оглянулась. Грудь ее высоко вздымалась, глаза сверкали. Отец не узнавал своей дочери.
— А я вот что решила, — громко сказала она, — будя мне терпеть от этих разбойников! Возьму я топор и стану бить их. Сонного устерегу — убью; одного на дороге встречу — убью, а коли двух, так спрячусь. Помогу царю своему: хоть десяток поганцев прикончу. Вот мое слово. Простите, мир честной, и ты, батюшка!
Она опустилась на колени и поклонилась всем земно.
— Что ты, очумела? — крикнул на нее отец.
— Куда ты? С чего? Мы это так только! — зашумел сход, но Прасковья встала с земли и твердо повторила:
— Клятву матери божьей Заступнице в том дала. Не держите меня.
— И я с тобой, Прасковья! — крикнул молодой кузнец, сжимая кулаки и становясь с ней рядом.
— И я! и я! — закричали молодые парни.
— Вот и войско у меня! — улыбнувшись, сказала Прасковья.
Это было страшное войско: 20 сильных, молодых парней, вооруженных топорами, косами и вилами, и во главе их красавица Прасковья. Они сначала стерегли французов у дороги и нападали на них, когда видели не более десяти-двенадцати человек, но скоро косы и топоры сменились у них ружьями и саблями.
Сама Прасковья показывала пример храбрости, и они, смелея день ото дня, стали уже нападать на вооруженные отряды, и один раз отбили у французов обоз.
Слух о Прасковье и ее помощниках пошел по всему уезду, и из соседних деревень стали приходить к ней парни. Она принимала на выбор, и вскоре у нее образовался отряд из 60 отборных молодцов, с которыми Прасковья доходила почти до самого Смоленска.
— Прасковья! — с изумлением и страхом говорил французский генерал, посаженный в Смоленске губернатором, — девица, мужичка, и такой разбойник! Надо ее схватить и повесить!
— Ее, ваше превосходительство, не поймать. Она скрывается в лесах. С ней очень сильный отряд.
— Это стыдно, — горячился генерал, — солдаты великой армии и мужичка!.. Девочка!.. Взять ее!..
Но поймать Прасковью не могли, хотя за ее голову была назначена большая награда.
Когда Наполеон во время отступления пришел с голодной, замерзшей армией в Смоленск и не нашел в городе никаких запасов, то приказал расстрелять назначенного им интенданта, Вильбланша, но губернатор Жомини объяснил ему, что собрать провиант невозможно было.
— Все дороги были полны засадами. На наши отряды нападали мужики и истребляли нас. Их шайки были опасней для нас русской армии. Одна Прасковья…
— Какая Прасковья? женщина? — изумился Наполеон.
— Девушка, — ответил Жомини и рассказал о вреде, который причиняла французам Прасковья с ее молодцами.
— Что за страна? — воскликнул Наполеон. — Жгут свои лучшие города, сражаются женщины и дети!..
И он отменил казнь интенданта.
Когда окончилась война и все мало-помалу начинало входить в обычный порядок, в свое имение возвратился и помещик.
Усадьба отстроилась, и Прасковья, как искусная кружевница, была снова вызвана из деревни. Она вернулась к своим коклюшкам, и никто бы не узнал в красивой, стройной девушке недавнюю предводительницу отряда, одно имя которой приводило в трепет храбрых солдат «великой армии».
Не знал про это и сам помещик до той поры, пока через губернатора из Петербурга не была прислана Прасковье серебряная медаль в память Отечественной войны.[1]
С той поры Прасковья стала гордостью помещика. Он освободил ее от всякой работы и обеспечил ее жизнь. Спустя два года она вышла замуж за того кузнеца, который первым присоединился к ней.