Правила экстрасенса (СИ)

Глава 1. О том, как незавидна жизнь призраков или Друзья познаются в смерти

Всё началось одним прекрасным снежным февральским днем, когда ничто вокруг не говорило о дальнейшем невероятном стечении событий. До этого момента Лёня никогда не имел ничего общего с призраками, седьмыми чувствами и прочей потусторонщиной. Из всего его окружения тоже никто никогда не касался этой стороны жизни. Наверно, только чайник. Да, он определенно являлся продуктом нечистой силы. Как иначе можно было объяснить его двадцатилетний рабочий стаж и привычку самовольно включаться в самый неподходящий момент. Но окончательно убедиться в дьявольском происхождении чайника Лёня смог только в этот день. День его смерти. Лёни, не чайника. Хотя несмотря на смерть, которой часто заканчиваются истории, Лёнина с ней только начиналась.

Но начнем сначала. А началось всё одним февральским днем с того, что капитану милиции Воронцову Леониду Сергеевичу понадобились деньги. С аванса к тому времени уже прошло две недели, до следующей зарплаты оставалось еще одна – в общем, ситуация была почти безвыходной.

Почти.

Придя в этот день на работу, Лёня с удовольствием отметил про себя, что весь кабинет сегодня еще будет в полном его распоряжении. Его младший коллега Мишка Старжевский был отправлен начальством в командировку в архив какого-то богом забытого городка и уже неделю не вылезал из-под пыльных гор прошловековых документов, в то время, как Лёня мог почувствовать себя единоличным хозяином выделенных им двоим десяти квадратных метров.

Но радость Воронцова быстро сменилась бытовыми заботами, и вопрос о материальном состоянии снова стал насущным. Поэтому, сев на свое рабочее место, Лёня тут же перебрал список всех свидетелей и подозреваемых, которые были вызваны к нему сегодня на допрос. И точно – ему улыбнулась удача. Среди них оказался некий гражданин Рыбкин, владелец небольшой фабричонки где-то в области, который обвинялся в даче взятки какому-то руководящему лицу в мэрии. Но, конечно, не это прегрешение привело гражданина Рыбкина на стол Воронцова, стоящий в убойном отделе. Кроме взятки Рыбкин обвинялся в последующем убийстве своего заместителя, который о самом факте взятки в налоговую и доложил. В общем, Рыбкин был идеальным озером, из которого можно было неплохо порыбачить.

Фабрикант оказался полным лысоватым мужчиной пятидесяти лет с седеющей бородкой, большими выпученными глазами и еще большими потными кругами в подмышках, достававшими аж до локтей. После того, как Лёня предложил ему присесть, Рыбкин плюхнулся на стул и нервно затеребил пальцами по краю стола, постоянно оглядываясь по сторонам, словно ожидая, что из стен вылезет какая-нибудь превратность судьбы и спасет его от страшного дяди милиционера. Воронцов посчитал нервное поведение подозреваемого хорошим знаком – во всяком случае, в таком состоянии он был лучше подвержен влиянию постороннего. Но начать капитан решил издалека:

– Имя, фамилия, отчество.

– Рыбкин, Анатолий Степанович.

– Возраст.

– 52 года.

– Семейное положение?

– Разведен, детей нет…

Расспросив Рыбкина обо всех перипетиях его жизни, которые и так уже стояли в деле, Лёня, наконец, решил перейти к насущному.

– Итак, гражданин Рыбкин, что вы делали в ночь с 12 на 13 февраля между 12 и одним часом?

– Дома, спал.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Нет. Прислуга у меня на ночь расходится по домам, живу я один.

– Из показаний других свидетелей следует, что в последнее время вы конфликтовали с убитым?

Рыбкин вытащил платок из внутреннего кармана светло-серого пиджака и вытер им капли, стекающие по лицу. Лёня еле удержался от того, чтобы брезгливо поморщиться. Будь этот потный Рыбкин не так богат и нужен ему, Воронцов с радостью бы оставил его Мишке. Пусть бы тот потом часами сидел с ним и наслаждался ароматами, которые выделял безусловно виновный фабрикант.

– Нет, что Вы! Мы с Сашей прекрасно ладили, даже в отпуск вместе ездили прошлым летом.

– В отпуск? Куда, позвольте поинтересоваться?

– На Мальдивы. – произнес Рыбкин таким тоном, как будто ездил к бабушке в подмосковную деревню.

– Значит, летом ездили на Мальдивы, а зимой потом не поделили деньжата и решили избавиться от зама?

Рыбкин еще раз оглянулся по сторонам, видимо, пытаясь найти причину, чтобы сменить тему разговора, и тут его взгляд упал на чайник. Чайник, который стоял здесь уже тогда, когда Воронцов впервые переступил порог этого кабинета в качестве стажера. Который стоял здесь во время бесчисленных сотен однообразных допросов. Который на протяжении всего этого времени исправно занимался поставками чая и кофе, и не позволял замерзнуть в длинные зимние ночи написания отчетов и докладов, которые в свою очередь все равно никто не читал. И который никак не могли заменить на новый, потому что в этой стране росли только цены, инфляция и уровень преступности, но никак не зарплата. Тем более, зарплата простого милиционера из убойного отдела. Именно этот чайник, с размызганным проводом и таким же размызганным штепселем привлек к себе внимание подозреваемого Рыбкина.

– Можно мне…чаю? Горячего. Успокоиться бы надо.

Воронцов тяжело вздохнул и потянулся к рычажку, чтобы привести это чудо советской техники к жизни, но был отвлечен стуком в дверь.

В кабинет заглянула темноволосая голова Сергея Смирнова, майора из соседнего кабинета:

– Воронцов, тебя Марчук вызывает, срочно.

Лёня указал на Рыбкина:

– У меня допрос.

Серёга махнул рукой:

– Никуда твой допрос не денется. Все равно его на вахте без твоей подписи не выпустят. А Марчук недовольный, лучше не заставлять его ждать.

Кивнув фабриканту оставаться на месте, Воронцов поспешил к лестнице на четвертый этаж, в кабинет к полковнику Марчуку.

– А, Воронцов, неужели? – в отличие от своих подопечных полковник до сих пор имел железную привычку приходить на работу в форме. И армейскую заправку он так и не потерял, Лёня не удивился бы, если бы узнал, что дома полковник до сих пор питается перловой кашей с тушенкой из госзапасов. – Мне только что звонили из прокуратуры. Ты когда им дело Колчаганова передашь?

Лёня с трудом сдержал вздох отчаяния. Бизнесмена Колчаганова два месяца назад похитили какие-то бандиты, его жена послушно заплатила выкуп, однако когда похитителей схватили при передаче, самого бизнесмена с ними не оказалось. Где он, бандиты говорить отказывались. Единственной зацепкой оказалось фото на мобильном телефоне одного из похитителей, где был виден сам Колчаганов с аккуратной дыркой посреди лба, лежащий в каком-то сарае.

– Так его закрыть сначала надо. Труп ведь так и не нашли – а раз нет трупа, то нет и дела.

– Ну так и в чем дело?

– Не могу я его закрыть. Адвокат жены говорит, пока труп не найдем, они не успокоятся.

– Так значит найди мне этот чертов труп!

– Где я вам его найду? Я же не ясновидящий! Похитители молчат, тоже дорогих адвокатов себе понабирали и сидят довольные. Получат по двойке – а потом на волю, выкуп прогуливать.

– Короче так, Воронцов, мне наплевать, как ты найдешь этот труп. Хоть всю область самолично перерой! Но чтобы максимум через неделю был покойник, ты меня понял?

Лёня буркнул про себя что-то вроде согласия, но полковнику этого показалось мало:

– Я не расслышал, капитан!

– Понял, товарищ полковник.

– Свободен.

Вернувшись из кабинета, Лёня уставился в мокрую морду Рыбкина – настроение ластиться и выпрашивать милостыню у него на сегодня пропало, поэтому он, взяв с фабриканта подписку о невыезде, выписал ему пропуск и отправил восвояси.

Весь оставшийся день он перечитывал дело Колчаганова, пытаясь найти в нем зацепку на возможное местонахождение похищенного, но в голову так и не приходили нужные мысли.

За час до окончания рабочего дня к нему опять ворвался Смирнов:

– Эй, Воронцов, тут у Лешки из нашего отдела дочка родилась. Прикинь, второго февраля в два часа две минуты – вот это, называется, повезло. Мы тут собираем, кто сколько может.

Воронцов похлопал по карманам и вытащил из одного монету:

– Ну, раз такое дело, вот вам два рубля. Как раз подходит.

Смирнов нахмурился, затем понял, что Лёня не шутит, и отошел от стола:

– Зря ты так, Воронцов. У нас работа рискованная, случись что, никто тебе даже цветочки в больницу не принесет. За друзей держаться надо.

Лёня саркастично усмехнулся:

– Друзья… Это вы, что ли, друзья? – крикнул он вслед уже исчезнувшему в коридоре майору. – Нужны мне такие друзья.

Когда майорские шаги затихли, он снова уткнулся в папки с делами. Через несколько минут с улицы донеслись радостные крики и смех. Лёня подошел к окну, с ухмылкой последил, как новоявленного отца всем отделом подбрасывают в воздух. Покачав головой, он вернулся к двери и закрыл её на ключ, чтобы его больше не беспокоили по всяким пустякам. Нет уж, не надо ему такого веселья. Деньги на ветер, причем последние. На такие расточительства могли быть способны только ребята из соседнего кабинета: они всё как один считали себя гениями сыска, борцами за справедливость. Старались повысить раскрываемость в районе, причем не так, чтоб посадить любого первого попавшегося, а чтоб обязательно виноватого найти и всё до последней детали в убийстве прояснить. Мишка тоже все к ним в кабинет старался перейти, молодой еще, глупый, не знал, что в жизни главное не справедливость, а сытый желудок и крыша над головой. Тогда и никому не надо будет никуда цветочки приносить. Потому что, если все делать с умом да расстановкой, то и в больнице не окажешься. По таким правилам жил Лёня Воронцов и ничто в жизни не могло их изменить.

Сев обратно за стол, Лёня невольно бросил взгляд на чайник. Да, кофе ему сейчас не помешал бы. Он потянулся к рычажку и двинул его наверх, ожидая услышать приглушенный гул закипающей воды, однако чайник не подал никаких признаков жизни.

«Неужели все-таки окончательно коньки откинул?» – пронеслось у Воронцова в голове. Он подошел к ветерану кипятильного фронта и еще пару раз пощелкал рычажком. Чайник молчал, как партизан.

Взгляд Воронцова упал на шнур и проследил его полтора метра… нет, не к розетке, где он должен был торчать, а на пол. Чертыхнувшись, Лёня поднял шнур и зачем-то подув на штепсель, сунул его в розетку.

В следующую секунду по его телу прошла непонятная волна, словно внутри кто-то включил на полную мощность огромные музыкальные колонки. Пару раз тело дико сотрясло, и Лёня упал, даже не успев понять, что произошло.

***

На следующее утро ребята из убойного отдела продолжали бороться с двумя главными врагами русского блюстителя порядка: преступностью и похмельем. Вчерашний ритуал принятия Лехи в клуб отцовства был отмечен на «ура», на что организмы сегодня упорно требовали своих хозяев наконец принять себя в клуб трезвенников. Упорно, но безрезультатно. А преступность, между тем, не собиралась давать троим бравым бойцам за справедливость ни малюсенькой поблажки. Поэтому борьба угрожала перейти за полуденный фронт.

Пять минут спустя после полудня к ним в кабинет заглянул дежурный:

– Ребят, здорово! Вы Воронцова не видели? Он меня сменить должен был, а его с утра не видно.

Опера пожали плечами:

– Без понятия. Он с нами вчера не праздновал, так что должен был прийти, как обычно. Ты в кабинет к нему заходил?

– Там закрыто. И домой звонил – не берет никто. А мобильного у меня его нету. Он ведь раньше никогда не опаздывал.

– Ща я звякну. – Лёха достал из кармана телефон и нашел в памяти номер капитана. В тот момент, когда в Лёхином телефоне стали раздаваться длинные гудки, из-за стены послышалась монотонная трель. Удивленное молчание повисло в кабинете.

Дежурный вышел в коридор и приложил ухо к двери Воронцовского кабинета, чтобы удостовериться, что звонок действительно исходил оттуда. Опера тоже вышли из кабинета, заинтересованные исходом этого увлекательного поиска.

– Может, он мобильник в кабинете забыл?

Темноволосый Гриша усмехнулся:

– Чтобы Воронцов что-то забыл? Тем более свой мобильник!

– Что делать будем? – молоденький дежурный явно не горел желанием сообщать о происходящем начальству.

Серега пожал плечами:

– Что-что? Дверь ломать будем.

– А если он все-таки придет? Что скажем?

– Что его телефон целый час тралялякал и работать мешал! Давайте, ребята! Все вместе!

Все трое оперов дружно навалились на дверь, которая смогла выдержать еще пару таких издевательств, но от третьего, наконец, отлетела вглубь кабинета, чуть не разбив противоположное окно.

Опера толпой ввалились в кабинет и озадаченно уставились на Лёню, лежащего на полу между своим столом и маленькой тумбочкой, на которой стояли чайные принадлежности. Медленно пройдя дальше в комнату, милиционеры оглядели бледное лицо коллеги. Серега сел на корточки, осторожно прикоснулся к Лёниной сонной артерии и побледнел не хуже капитана:

– Ребят, он холодный. И пульса нет.

В кабинете повисло угнетенное молчание.

Уверенные шаги из коридора и веселая улыбка младшего лейтенанта Миши Старжевского были первыми, что нарушили эту траурную тишину:

– Ребят, а что здесь за сбор? Что случилось-то? – весело поинтересовался лейтенант, заходя в кабинет. Тут его взгляд упал на Леонида. – Черт. Кто это его?

Лёха кивнул на провод, который капитан все еще держал в руке:

– Похоже, не кто, а что. Током ударило. Давно говорил ему чайник новый купить, а он все отмахивался.

– Так это что же, он всю ночь и все утро здесь пролежал? Я ж вчера к нему заходил, перед тем как гулять пойти. – Серега передернулся – И если бы ведь ему сегодня на дежурство не надо было выходить, так бы его никто и не хватился.

– Мамочки, что ж мне теперь делать-то? Без Леонида Сергеевича? – еле слышно прошептал Миша, оставив причину высказывания этой фразы при себе.

– Да уж, вот и попил чайку.

В комнате опять воцарилась длинная тишина.

Грише, как самому малознакомому с почившим капитаном, удалось быстрее всех скинуть с себя оцепенение:

– Ладно, ребят. Трупы нам видеть не впервой, знаем, что делать нужно. Дежурный, вызови «скорую». Мишка, беги к начальству, доложи о произошедшем. Мы здесь пока все бумаги оформим. Кстати, родственники у него есть?

Лёха покачал головой:

– Неа, отца не было. Мать умерла уж лет наверно десять назад. Никого больше нет. А теперь и самого Лёньки нет. Жалко, хороший мент был, хоть и не компанейский.

Все остальные милиционеры только промолчали в ответ на это замечание и предпочли поскорее заняться отведенными им делами.

***

– Можно мне…чаю? Горячего. Согреться бы. – мертвый Колчаганов с дыркой во лбу протянул Лёне чайник и ткнул в его сторону штепселем. Его голос многогранным эхом несколько раз отозвался от темных стен. Полковник Марчук выхватил у него чайник, грозно посмотрел на Воронцова и таким же объемным голосом прогремел:

– Чтобы максимум через неделю был покойник, ты меня понял?

Словно по эстафете, Марчук передал чайник Смирнову:

– Зря ты так, Воронцов. За друзей держаться надо. А ты только за чайник держался. Хорошую он тебе службу сослужил?

Рыбкин вдруг появился у него за спиной. От его появления Лёне стало холодно, чайник как по волшебству оказался в потных руках фабриканта:

– Я его на Мальдивы отвезу. Чай там буду пить и о вас вспоминать.

Смирнов взялся за шнур:

– А о нем вспоминать не надо. Ему даже цветочков никто не принесет. – он ткнул штепселем в грудь капитану. Лёня снова почувствовал неприятную волну изнутри и стал куда-то падать. – На могилу.

Воронцов закричал, открыл глаза и… уставился в темноту. «Где я?.. Сон? Это был сон…» Несмотря на то, что он проснулся, неприятный холод из сна так и не собирался уходить. Лёня по привычке захотел дотянуться до абажура, висящего над диваном, однако его рука запуталась в какой-то ткани. Холод тем временем пробирал до костей, у Воронцова аж зубы застучали. Хотя тут, скорее всего, еще и нервы неплохо выполняли своё предназначение.

Лёня еще раз попробовал выпутаться из странной простыни, которой было накрыто его голое тело – «Голое? Почему я голый-то?» – и уперся ладонями в холодную сталь.

«Я умер!» – тут же панически пронеслось у него в голове: «Я умер, меня похоронили, а простыня – это саван».

Но потом до него дошли некоторые несостыковки сего умозаключения: во-первых, если бы он умер, его, может быть, и завернули бы в саван, но точно не голышом. Даже в закрытых гробах в одежде хоронят. Во-вторых, ему было чертовски холодно, а мертвые, как известно, холода не чувствуют, иначе бы их не совали в…

В следующую секунду до Лёни дошло, где он на самом деле находился. И эта мысль была не намного радостней предыдущей. Чтобы убедиться, что на этот раз он оказался прав, Воронцов закинул руки назад, уперся ими в стенку ящика перед затылком и что есть сил толкнул стенку от себя. Она действительно поддалась и приоткрыла небольшую щель, сквозь которую в лицо капитану ударил яркий белый свет. Просунув пальцы в щель, Воронцов подтянулся и выдвинул ящик, в котором лежал, еще наполовину. Теперь Лёня мог со стопроцентной точностью убедиться, что находится в городском морге, где он уже частенько бывал по делам службы. Только вот на этот раз он был по другую сторону… ээээ, в общем, на этот раз дела у него были не фонтан.

Это он понял после того, как заметил, что нижнюю часть его тела, видимо, абсолютно устраивают местные климатические условия, и она никуда отсюда двигаться не собирается. Еле-еле освободив нижние конечности из глубин морозильника и упав на пол, Лёня, словно мужская особь русалки, пополз на руках к выходу. Открыв дверь, он выглянул в пустой, слабо освещенный коридор.

– Помогите! – вообще-то это должен был быть громкий и безутешный крик мольбы о помощи, однако выдавить из себя Воронцов смог только еле слышный сиплый шепот. Облокотившись об стену, капитан закрыл глаза, пытаясь угомонить вдруг откуда-то взявшуюся круговерть в голове, и почувствовал, что его нижняя половина постепенно начинает приходить в себя.

Совершенно не подозревая, сколько он так просидел в ожидании, когда его тело все-таки поймет, что хозяин пока еще не собирался умирать, Лёня, наконец, опершись дрожащей рукой об стену, смог подняться на ноги. Накинув простыню на плечи, он, словно древнеримский сенатор, прошествовал, шатаясь, к последней двери в коридоре, которая была приоткрыта и откуда доносились живые голоса.

Подойдя к двери, он медленно потянул её на себя, стараясь не сильно напугать сидящих за ней дежурных санитаров. Однако дверь, видимо, давно мечтала о звездной карьере в фильмах ужасов и сейчас решила продемонстрировать присутствующим весь свой актерский талант, мучительно и протяжно заскрипев.

Этого, а также бледно-синей физиономии Воронцова хватило, чтобы сидящий за столом молодой санитар при виде непрошеного гостя заорал благим матом на весь район. Скривившись, Лёня помотал головой, в глубине души поняв, почему призраки водятся только в заброшенных и безлюдных местах – чтобы не выносить каждые полчаса вот такие вот дифирамбы в свою честь.

На крик санитара из соседней комнаты в дежурке появился маленький круглый мужчина в зеленом халате, со скальпелем в руке. Видимо, дежурный патологоанатом и, как оказалось, самый адекватный человек в данной ситуации. Проследив взглядом причину такого в прямом смысле слова вопиющего поведения санитара, он посмотрел на Лёню и облегченно вздохнул:

– Ой, ну и напугал ты меня, Стасик! Я уж думал, пациентов кто-то крадет.

– Он… он… – бедный Стасик, дрожа всем телом, тыкал пальцем в сторону капитана. Лёня же, все никак не мог сообразить, как себя в таких случаях нужно было вести и что говорить. Все-таки восставать из мертвых ему до этого приходилось не очень часто. Однако патологоанатом, видимо, уже не в первый раз оказывался свидетелем таких чудес. Он спокойно подошел к Воронцову, положил руку ему на плечо и отвел к дивану, стоящему справа от входа. После того, как капитан уселся, доктор исчез в соседней комнате отдыха и вернулся оттуда уже с теплым махровым халатом в руках:

– Одевайся. Сейчас чайничек поставлю, чая горячего попьешь, придешь в себя, всё хорошо будет.

При слове «чайничек» в голове у Воронцова словно сработал большой рубильник. Воспоминания горой ввалились в его голову: допрос Рыбкина, его вызов к Марчуку, потом гулянка соседнего кабинета и… чайник. Ведь он еще подумал, что штепсель выглядит как-то не так, еще более размызганней, чем обычно. В итоге его ударило током, причем неслабо, а виноват в этом был…

– Рыбкин… – Лёня не заметил, как произнес эту фамилию вслух. Стас тем временем немного пришел в себя и доставал из нижнего ящика стола конфеты и печенье, стараясь при этом все-таки не смотреть Воронцову в глаза.

Патологоанатом вышел из комнаты отдыха и протянул Леониду, уже одевшему на себя халат, большую эмалированную кружку с дымящимся чаем. Капитан с благодарностью отпил несколько глотков, чувствуя, как горячая жидкость медленно растекается по организму и прогоняет последние остатки морозильного холода.

Доктор сел на стул напротив Лёни:

– Ну, давай знакомиться. Меня Афанасий Павловичем Баркиным зовут, а это, – он указал на санитара. – Стас. Ты на него не обижайся, он здесь новенький, только после училища, не привык еще к такому.

– Лёня. – представился Воронцов. – Я только не понял… а что со мной случилось?

– Летаргия, дружочек. Самая обыкновенная летаргия. Тебя вроде током шибануло, если я правильно помню. Вот и, можно сказать, недошибануло.

– И что, часто у вас тут так некоторых… недошибает?

– На моем веку ты – одиннадцатый. Но ты еще хорошо себя вел, по-тихому. Другие орать начинают, чушь всякую пороть – хоть психиатра вызывай. Хотя, некоторым потом действительно помощь нужна психиатрическая. Я уж не говорю про обыкновенное медобследование. Ты себя как чувствуешь?

Воронцов прислушался к своим внутренним ощущениям:

– Да вроде, нормально. Как всегда.

– Все равно завтра с утра тебе к врачу сходить нужно. Пусть осмотрит, удары током редко остаются без последствий.

«Нет», – подумал Лёня, – «Первое, что я завтра с утра сделаю, это вызову к себе этого гада Рыбкина. Уж он у меня попляшет! Он у меня в коленях валяться будет!»

Составив план действий на завтра, Воронцов понял, что понятия не имеет, какой сегодня был месяц или день. Взглянув на окно и переведя взгляд на настенные часы, он понял, что сейчас на дворе было полвторого ночи. Действительно, не самое лучшее время, чтобы воскресать из мертвых. Нужно ехать домой и подождать до завтра.

– Ты сейчас езжай домой. – словно прочитав его мысли, проговорил Афанасий Павлович. – Отоспись…

Лёня усмехнулся:

– Нет уж, спасибо, уже выспался. Больше не хочу. Сколько я здесь провалялся-то?

– Так, давай посмотрим. – патологоанатом повернул к себе журнал приема. – Доставили тебя во вторник, 22 февраля около часу дня, получается, уже четвертые сутки.

«Чтобы максимум через неделю был покойник, ты меня понял?» почему-то пронеслось у Воронцова в голове. «Что ж, вот вам, товарищ полковник, и покойник. Правда, не тот, на которого Вы рассчитывали».

***

Алексей Костылёв завернул машину во двор, окруженный обыкновенными питерскими пятиэтажками, и остановил её у третьего подъезда.

Миша вылез из другой стороны салона и сверился по бумажке:

– Замшина, 33. Это должно быть здесь.

– Конечно, здесь. – дернул плечами Алексей. – Я же здесь уже во вторник был, квартиру опечатывал.

Старжевский смутился и убрал бумажку за пазуху:

– Да я так, для себя. Адреса учусь запоминать – говорят, очень полезно в работе.

Леха улыбнулся:

– Ну, учись, учись, студент.

Они вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. Взглянув на усеянную печатями бумажку, соединяющую дверь и косяк, Костылёв недовольно нахмурился:

– Порвали. Опять детвора балуется. – он вытащил из куртки связку ключей и, открыв дверь, пропустил вперед младшего лейтенанта. – Так, у меня дел еще по горло, некогда мне тут ошиваться. Так что давай быстро в спальню, там в шкафу должен костюм висеть, я пока новую «опечатку» накалякаю.

Согласно кивнув, Старжевский последовал по небольшому коридорчику вглубь двухкомнатной квартиры и оказался у развилки. Дверной проем слева открывал вид в гостиную с маленькой кушеткой, сервантом и телевизором. Спереди был проход на кухню с синими шкафчиками и маленьким холодильником. Дверь справа вела в спальню и была прикрыта. Миша вошел в комнату и, не обратив внимания на одеяло, горой лежащее на раскладном диване, подошел к шкафу.

Первое, что он увидел в зеркальной дверце шкафа, было непонятное шевеление этого самого одеяла. Затем из-под одеяла показалась чья-то рука, и, наконец, лицо. Лицо человека, которого они собирались сегодня хоронить.

Зажав рот ладонью, чтобы не закричать на весь дом, Мишка молнией метнулся из комнаты в коридор к Костылёву.

– Алексей Витальевич, там… там…

– Ну, что там? – спокойно осведомился капитан.

– Воронцов! – наконец выпалил Старжевский. – Он там, на диване лежит.

Леха засмеялся:

– Что-то ты путаешь, Мишаня. Воронцов в морге лежит, на третьей полке.

– Да нет же, он там! Я его только что видел! Пойдемте, пойдемте, сами убедитесь! – младший лейтенант потянул Костылёва в спальню. Вопреки Мишиным опасениям, покойник никуда не делся. Но и нападать на смертных, посмевших нарушить его покой, он тоже не собирался. Вместо этого капитан мирно почивал у себя в постельке, словно никогда и не совершал путешествий на тот свет.

– Не понял. – непонимающе пробормотал Алексей и, подойдя к Лёне, осторожно дотронулся до его руки. Она была теплая.

– Лёнь? Лёня. – Костылёв потеребил Воронцова за плечо.

Лёня медленно открыл глаза, сфокусировал их на гостях, и в следующую секунду вскочил в постели. Миша в ответ на такую реакцию с такой же скоростью отскочил к двери.

– Вы как здесь оказались? Откуда у вас ключи от моей квартиры?

– Нет, Лёнь, это ты как здесь оказался? – сердито крикнул Алексей. Теперь, когда он убедился, что капитан действительно был живой и здоровый, он мог со спокойной душой высказать ему все свои претензии. – Это что, прикол такой был? Если да, то он не смешной! Мы сегодня всем отделом на похороны собрались. Только не спрашивай, чьи!

Лёня принял сидячее положение и поднял вверх руки, показывая, что вполне понимает недовольство коллеги.

– Лёш, это не шутки. Я действительно мертвый был. Ну… то есть не мертвый, а в этом… в летаргическом сне. Я сегодня ночью в морге очнулся. Хорошо, там патологоанатом хороший мужик оказался. Он меня домой отправил, даже денег на такси дал. Я сегодня с утра хотел прямиком к вам идти, рассказать всё. А вот на фига вы сейчас ко мне припёрлись, я не понял.

– Костюм хотели у тебя найти. Сегодня похороны на час дня заказаны. – Леха стесненно замялся. – Всем отделом деньги собирали побыстрее, не хотели, чтоб ты в морге валялся, как ненужный.

«А о нем вспоминать не надо. Ему даже цветочков никто не принесет». – Лёня вспомнил Серегину фразу из сна, и ему вдруг стало не по себе. Он ведь с ними практически не общался, у Григория, майора, которого перевели к ним в отдел полгода назад, вообще даже отчества не знал. А они вон как, не то что цветочки, они…

Внезапно Лёня осознал, что ему нужно было умереть. Хотя бы для того, чтобы понять, что у него, оказывается, все еще были друзья. Воронцов перевел взгляд на Мишку. Тот сидел на краю дивана, наконец поняв, что капитан не представляет никакой потусторонней опасности, и счастливо улыбался старшему по званию.

Смягченный такими неожиданно теплыми чувствами, Воронцов впервые за долгое время искренне рассмеялся:

– Ну, раз такое дело, пойдемте чай пить, гости дорогие. Не знаю, как вы, а я после трех суток в холодильнике бегемота слопать готов.