Ян Вершин Право на выбор

1


– Степаныч, она у тебя ещё заводиться? – Голос проходящего соседа по гаражам был весёлым и с издёвкой.

– Не переживай Серёжа, она ещё тебя перебегает. – Виктор Степанович захлопнул крышку капота своего старенького москвича и обтёр руки видавшей виды ветошью. Ещё не подводил его четыреста двенадцатый с момента покупки в далёком семьдесят четвёртом. Правда, опять запахло разогретым маслом – не иначе сальники потекли, ну да это дело поправимое решил Виктор Степанович и бросив тряпку на полку – где аккуратно в ряд стояли жестяные баночки с винтиками, шурупами и гайками на все случаи жизни, – взял банку со свеженьким ТАД-17.

Закончив с текущим обслуживанием верного коня, Виктор Степанович вышел из гаража и присел на неизвестно кем брошенную и порядком вросшую в землю покрышку. Давно, уже и не вспомнить, кто-то затеял делать клумбу из старой грузовой резины, покрасил её в белые продольные полоски, засыпал полость землёй, да так и бросил.

Денёк выдался на редкость погожим, он запрокинул лицо к весенним лучам солнца и замер, ненадолго, блаженствуя, оттягивая момент решения накопившихся хлопот. На пенсии их было не так чтоб много, особенно у вдовца, но рассада сама себя не посадит, да и на более чем скромной даче дел хватало.

Оторвавшись от раздумий, Виктор Степанович с кряхтением поднялся с потрескавшихся боков покрышки, отряхнул штанину и взявшись за створку правой воротины, потянул на себя, та поддалась с обречённым скрипом не смазанных петель. Левая открылась без скрипа, но низом проскребла раскатанный в колею мелкий гравий. Надо разровнять, мысленно дал себе задание Виктор Степанович и с затаённой гордостью уставился на хромированную решётку своего автомобиля.

Оранжевые бока, заботливо отполированного «Москвича», отражали окружавшие его предметы гаражного быта. Виктор Степанович шагнул внутрь, провёл с любовью пальцами по крылу и вдавив блестящую, толстую кнопку на ручке, открыл водительскую дверь. Сев на сиденье, он левой рукой обхватил переплетённый цветной проволокой руль и повернул ключ зажигания. Машина моментально откликнулась стартёром и заурчала, передавая вибрацию на кузов.

Виктор Степанович достал из кармана спинки кресла чистую ветошь, обтёр круглый шар рычага переключения, торпеду и особенно тщательно приклеенные на торпеду иконки святой троицы. После смерти жены, которая не верила ни в бога, ни в чёрта, он стал чаще захаживать в небольшую церквушку Иоанна Преображенного возле дома и заказывать Сорокоуст за упокой, для своей неверующей супруги Антонины Никифоровны, авось ей там зачтётся.

В таких думах о преждевременно почившей жене, Виктор Степанович выгнал из гаража свой блестящий Москвич, запер ворота и не спеша поехал к выходу из гаражного товарищества «Спутник», иногда махая рукой нечастым знакомым. На шлагбауме, попыхивая в прокуренные жёлтые усы беломором, к нему на встречу направился греющийся на солнышке сторож и поприветствовав кивком старинного приятеля, попытался было завести разговор, но Виктор Степанович был не в настроении поддерживать беседу и немного приоткрыв окно, сказал: «Извини Петрович, тороплюсь».

Петрович понимающе кивнул и вернулся на прежнее место дежурства, где у двери маленького кирпичного домика, – выкрашенного белой известкой и прикрученным к стене стендом с крупной и грозной надписью: «Заглуши двигатель, предъяви пропуск охране», – были две кнопки – открытия и закрытия шлагбаума. Нажав одну из них, он с улыбкой козырнул Виктору Степановичу папироской и тот выехал на дорогу, пытаясь влиться в общий поток.


2


Виктор Степанович не понимал своего плохого настроения, утром он проснулся под ласковые лучи солнца и всё было отлично. Принимая душ, он даже что-то неразборчиво запел. Без слов, так, весёлое бормотание, ознаменовывающее необычный прилив сил. Сейчас же, чем дальше он отъезжал от гаража, тем муторнее становилось, будто кто-то внутри него подцеплял тончайшие, эфемерные ниточки, отвечающие за душевный настрой и растягивая их до предела – обрывал, наблюдая как они лопаются, издавая печальный, и даже более чем меланхоличный «дзы-ынь».

Мимо, на огромной скорости пронёсся мотоциклист. Его мотоцикл с большими толстыми колёсами и хромированными трубами выхлопа, задранными вверх, вдруг резко перестроился перед москвичом Виктора Степановича, и подмигнув круглым стоп-сигналом, – увеличил и без того высокую скорость, – умчался, скрывшись между рядами. Виктор Степанович неодобрительно покачал головой, поправил кепку, крепче обхватив руль двумя руками и посмотрел на спидометр. Стрелка замерла на цифре шестьдесят, – разрешённая скорость, между прочим, и Виктор Степанович увеличивать её не собирался, пускай обгоняют сколько там кому вздумается. Дорога уходила вправо, плавно вливаясь в Юнтоловское шоссе, от начала которого каких-то тридцать километров до «загородной резиденции», так в шутку они прозвали с покойной супругой Антониной Никифоровной, свой небольшой одноэтажный домик.

Ему очень не хватало её рядом; на соседнем сиденье; их разговоров в дороге, её мягкого голоса и какой-то правильной жизненной рассудительности что ли, которая ставила всё на свои места. А ещё не хватало касания их рук; она всегда накрывала своей тёплой ладошкой его разбитые артритом пальцы, удерживающие рычаг передач и всё это, придавало органичную целостность в жизни Виктора Степановича. Сейчас он как никогда почувствовал щемящую пустоту внутри, которая чёрной гадью заволакивала память о тех светлых моментах, что они ездили на этой машине, этой дорогой, вместе… Теперь он остался один. Последний дзы-ынь заметался эхом в его пустой душе. Последняя нить была оборвана. Виктор Степанович почувствовал, как мокрая пелена, застилая глаза набухла под веками, готовясь прорваться водопадом и по щеке побежала первая слеза, оставляя влажный след на морщинистой коже. Он рукавом левой руки провёл по глазам влево и вправо и когда стало только хуже, перехватил руки на руле и попытался нащупать за сиденьем чистую ветошь.

Загрузка...