Остаток дня я провожу в постели, то погружаясь в свои кошмары, то выныривая из них. Лучше не становится и на следующее утро. По вискам словно кто-то постоянно бьет молотком, а глаза воспалены и болезненно реагируют даже на рассеянный солнечный свет.
— Может, останешься дома? — предлагает Сандра, едва завидев меня на пороге во время завтрака.
— Ты такая бледная, — тянет Кейт, пододвигая в мою сторону тост с шоколадной пастой.
— Это вам не Россия, — усмехаясь, вгрызаюсь в хрустящий хлеб и зажмуриваюсь от удовольствия.
— Давай Дереку позвоним и узнаем, как вызвать врача, — Кира достает телефон и что-то нажимает на экране.
— Здесь врачи домой не приходят, — останавливаю ее, продолжая живать.
— То есть? — удивляется Джейн.
— Здесь простуду не считают причину для пропуска занятий, — поясняю, потирая висок, боль в котором отвлекает от реальности.
— Что, умирать, но идти в школу? Они нормальные? — восклицает Джейн, округляя глаза.
Вместо ответа я набираю номер Долона и включаю громкую связь. Парень быстро берет трубку и развеивает всеобщие сомнения.
— Да, с простудой ходят в школу, если только родители не пишут заявление в администрацию, что ты дома остаешься. Или в скорую обращаются, если что-то серьезное, — поясняет мой куратор
Идти в школу жуть как не хочется. Специально не измеряю температуру, чтобы не расстраиваться, и еду в отдельном такси, надевая на лицо припасенную родителями Кейт медицинскую маску. Однако то ли из-за нее, то ли из-за резких поворотов меня начинает тошнить. Прошу водителя остановиться и облегченно вздыхаю, только выбравшись на свежий воздух и сняв маску. Водитель обеспокоенно вылезает за мной следом, взяв с собой аптечку. Мне с трудом удается его убедить, что все в порядке. Он оставляет мне запечатанную бутылку воды и уезжает. До школы остается пройти лишь одну улицу. Глубоко вдохнув свежий воздух, я медленно иду вперед, подставляя лицо теплому ветру. Возле школы меня ждет обеспокоенная Кира, которая начинает волноваться еще больше, когда я рассказываю о случившемся, но я только отмахиваюсь, успев прийти немного в себя на свежем воздухе.
А вот в здании школы ветра нет. Сидеть в душном классе физически очень сложно. Приходится прикладывать силы, чтобы даже просто держать открытыми глаза. Я почти не слушаю то, что говорят учителя. Английская речь похожа на манную кашу, которую пытаются через тоненькую трубочку пропустить мне в мозг. Слух выхватывает лишь некоторые слова, которые я уже почти не в состоянии связать в единое целое.
Дерек провожает меня внимательным взглядом, когда после совместного урока я ухожу на следующее занятие. Но я едва успеваю положить рюкзак на свою парту, как ко мне подходит Дэниел. Он хватает меня за руку, разворачивая к себе, из-за чего я лишь чудом не падаю на сидящую впереди меня девушку. Парень хмуро осматривает меня с ног до головы. Он пытается приложить ладонь к моей щеке, но я отшатываюсь, округляя глаза. Я нервно сглатываю, вырывая руку.
— Ты чего? — спрашиваю тихо, пытаясь расстегнуть рюкзак. Вместо этого парень хватает мою сумку и закидывает себе на плечо. Краем глаза замечаю замершего в проходе Долона.
Дэниел не удостаивает меня ответа. Вместо этого он дергает меня, заставляя идти за ним.
— Мисс Бритчестер, Лия заболела, у нее жар.
Долон кладет сумку на свою парту и поворачивается к нам, наблюдая.
— О боже. Лия, как ты себя чувствуешь? — участливо интересуется учитель, всплеснув руками.
— Она едва на ногах стоит. Я отведу ее к медсестре, — предупреждает Дэн, подтягивая лямку моего рюкзака повыше.
— Да, конечно. Но у нее же нет опекунов, — спохватывается учитель.
— Так она участница программы. Я отвечаю за нее, — объясняет Дэн.
Он делает первый шаг в сторону двери, когда позади я слышу голос Долона.
— Эй, Уильямс. Вообще-то ее куратор я.
От резкого торможения у меня начинает кружиться голова, и я для удержания равновесия непроизвольно выставляю руку вперед, упираясь в бок Дэна.
— Кажется, тебя не предупредили, — Дэниел ухмыляется, крепко сжимая мою руку. — Ты больше не ее куратор.
Долон продвигается к нам, когда раздается звонок.
— Так, все по местам. Не знаю, кто там из вас ответственный. Дэниел, отведи девушку в медицинский кабинет. Вот, держи пропуск.
Женщина достает из стопки два листочка и, черканув по ним ручкой, отдает их парню.
Я смотрю на Долона и одними губами произношу «Все в порядке, не переживай».
Едва мы отходим от кабинета, я дергаю рукой, напоминая о его захвате.
— Может, отпустишь?
Парень разжимает пальцы и молча идет навстречу дежурному учителю. Дэн протягивает листы за нас обоих, перекидывается парой слов — и мы идем дальше. Я устало плетусь за ним следом, сверля взглядом его спину.
Кабинет медсестры оказывается небольшим квадратным помещением. Помимо стола и стула около одной стены располагается небольшая кушетка, на которую я смотрю довольно скептически из-за ее небольших размеров. Не уверена даже, что я здесь помещусь. А что уж говорить про высоченных парней?
Дэн быстро обрисовывает ситуацию и, присев на свободный стул, передает меня в руки медсестры. Сначала она усаживает меня на эту злосчастную кушетку. Женщина осматривает горло и задает наводящие вопросы, а потом словно невзначай подносит ко лбу бесконтактный термометр. Пара мгновений — и ей известна моя температура — 108 по фаренгейту, и я не совсем понимаю, сколько это в цельсиях[1]. Я с подозрением смотрю на кусок пластика. Таким бесконтактным термометром я еще не пользовалась и поэтому не уверена, что он достоверный.
В этот раз я вновь осознаю, для чего требуется куратор. Хотя медсестра пытается использовать легкие слова, половина терминов оказывается вне поля моего словарного запаса и рассеянного внимания. Когда после вопроса наступает очередная длинная пауза, Дэн начинает переводить.
Я жду, когда мне дадут жаропонижающее, но вместо этого медсестра предлагает мне прилечь, а после, переговорив о чем-то с Дэном, и вовсе уходит.
— Что происходит? — обеспокоенно спрашиваю парня, прислоняясь к стене, которая приятно холодит кожу. Ложиться на эту короткую кушетку совсем не хочется.
— Пошла к директору выяснять, что с тобой делать, — усмехается Дэн, но от его слов сердце уходит в пятки. Видя мой испуганный вид, парень вздыхает и пододвигает стул ко мне поближе.
— Ее беспокоит, что твои родители по ту сторону океана, — добавляет он. — Из школы тебя могут забрать с температурой или родители, или опекун.
— И кто мой опекун? — сухо спрашиваю, болтая ногами.
— Я. Это ее тоже не особо устраивает.
— И не только ее одну, — хмыкаю, ерзая. — Почему не Долон?
— Он больше не твой куратор, я же сказал. Да и он тоже ученик этой школы. Мы можем забрать тебя только после окончания занятий.
— Класс. Тогда пусть даст таблетку, и я пойду обратно.
— Она не может.
Я не подаю вида, что удивилась, но, пусть и самым безразличным тоном, спрашиваю:
— Почему?
— Всегда так было. Нельзя. Даже свои лекарства принимать нельзя без подписанного разрешения родителей и администрации школы.
— Супер. Значит, я здесь надолго.
Я полностью опускаюсь на кушетку. Если вытянуть ноги, край приходится как раз на середину пятки. Виски все еще ноют от боли, и я прикрываю глаза.
— Вообще у меня в машине в аптечке есть лекарство от простуды. Медсестры не будет долго. Я сейчас вернусь.
Дэн уходит, оставляя меня совершенно одну. Приоткрыв веки, я от скуки начинаю рассматривать обстановку. Кабинет светлый, однако действительно слишком маленький — даже в нашей школе он состоит из двух комнат — приемной и процедурной. Там тоже есть кушетки, однако мне не приходилось использовать их по назначению. Разве что садилась в ожидании прививки. А здесь, судя по всему, лекарств нет совсем.
Подоконника здесь тоже нет как такового, однако это не помешало медсестре разместить цветочный горшок прямо на столе. Там же лежит и какой-то журнал, который до нашего приходя, судя по всему, заполнялся медиком. Рядом со стеной стоит небольшой стеллаж, который заставлен аккуратным рядом широких папок. Проходит минут десять, прежде чем дверь снова открывается. От этого звука я вздрагиваю и приподнимаюсь.
Дэн входит и осторожно прикрывает за собой дверь, держа в руках пластиковый красный термостакан. Он протягивает его мне, снова опускаясь на стул. Стакан не горячий, но и не холодный. Я чувствую, как жидкость в нем перемещается при любом наклоне.
— Это жаропонижающее. Пей.
— И часто ты по утрам берешь с собой вместо кофе жаропонижающее? — подозрительно говорю и делаю небольшой глоточек, пробуя лекарство. — Что за вкус?
— А что ты чувствуешь? — парень внимательно наблюдает за мной.
— Как будто в горячий шоколад вместо сахара добавили соль. Ну и мерзость, — сморщившись, делаю очередной глоток. — Может, хватит?
— Давай еще один глоток, — милостиво разрешает парень, вызывая во мне волну негодования, однако я все же послушно отпиваю вновь, с трудом проглатывая противную жидкость.
— Приляг, оно подействует через несколько минут, — Дэн забирает стакан из моих рук, а после достает телефон и утыкается в него, теряя ко мне всякий интерес.
Но я не чувствую эффект. Наоборот, кажется, что это якобы лекарство в разы ухудшает и без того плохое самочувствие. Голова кружится от боли, а сердце начинает биться чаще, с бешеной скоростью разгоняя кровь по организму. Я закрываю глаза, но становится еще хуже, усиливаются в разы все ощущения.
— Когда ты успела заболеть? — внезапно спрашивает Дэн, проводя пальцем по экрану смартфону.
— В субботу ночью, — выдавливаю тихо, наблюдая за его возвышающейся фигурой.
Говорить из лежачего положения становится немного стремно. Я пытаюсь приподняться, но парень тут же жестом возвращает меня обратно, словно все это время пялился не в телефон, а на меня.
— Ты еще куда-то ходила? — меня накрывает легкая волна негодования, но поборов себя, отвечаю:
— Нет. Я пришла домой и легла спать. Почему вообще я должна отчитываться, — бубню я себе под нос, но он как будто не замечает этого.
— Какая ты у меня впечатлительная, — проговаривает он, наклоняясь ко мне.
— Ты мне все нервы истрепал за эти две недели.
Его слова словно напоминают организму, что еще не иссякло второе дыхание, и я вновь сажусь, пытаясь испепелить его взглядом. Однако боль и усталость не уходят, и я на мгновение прикрывают глаза.
— Так было нужно, — коротко отвечает Дэниел. — Ложись.
— У тебя раздвоение личности?
— Нет. Ты еще горячая, ложись, — настаивает он, и я, стиснув зубы, опускаюсь обратно.
— Я тебе игрушка что ли? — скрещиваю руки на груди и поджимаю губы. — Играть не с кем? Найди себе другую девушку.
— Они не ты. Да и ты вечно вляпываешься в неприятности, как я могу тебя одну оставить, — хмыкает парень, склонив голову на бок.
— Я не дева в беде. Меня не надо спасать. Это мои проблемы, и я сама их решу, — говорю я, почти засыпая.
Парень смотрит на меня долгим взглядом, а после резко поднимается с места.
— Хорошо. Тогда я здесь больше не нужен.
И выходит, оставив меня в одиночестве. Его отсутствие ощутимо почти физически, и я злюсь за это на саму себя.
[1] Это 38,8 °C