Когда деревня утонула в зелёном тумане и через небо протянулась полоса белого света, они перестали выбираться из убежища. Хотя теперь так и подмывало. Просто выйти и постоять на травке. По монитору было видно, что там ещё осталась травка. Вполне нормальная. Ветерок равнодушно приглаживал её своей невидимой рукой. Да и датчики пищали — можно.
Впрочем, поначалу Сергей ещё выходил. Перекопал грядку и посадил лук. В качестве экспресс-теста лук лучше всего — молодые перья вымахают за две-три недели. Выросла несусветная штука. Расправила жгуты и расцвела. Как у Машкиного отца на спине. Узорчиком. Всю эту потраву Сергей растоптал, а луковицы изрубил в мелкую крошку. От них несло металлической стружкой. Кто его знает, в чём тут дело? К генеральской карте прилагались доклады, прогнозы, но они были обрывочны, строились на домыслах. Рыба-кит заплыла за край земли. И теперь её чрево спасало их. Кто-то кричал снаружи. Раздавался скрип рассохшейся ветки и тут же… крик голодной гиены, стаи бабуинов, дельфина, но почему-то было ясно, что кричит одно существо. Рыба-кит плыла дальше. В небесные сферы.
Поначалу дети грустили, потом подсели на аниме-сериалы, выключившись из реальности; выгонять их на зарядку стало труднее. Сергей надеялся, что это ненадолго.
Сейчас дети спали. А он рассматривал красные точки на экране, сигналы других пеленгаторов — инкубационный период рано или поздно минует… А пока что не удавалось даже связаться… военные и тут напортачили…
Кирилл осторожно тронул его за плечо.
— Пап, у меня в боку колет. Слева.
Сын задрал футболку. Сергей потрогал живот. Он ничего про это не знал. Вспоминались лишь детские визиты к врачу.
— Покажи, где?
Мальчик показал. Сергей пощупал, ничего не понял, но придал лицу самое неунывающее выражение.
— Переборщили с тушёнкой, — сказал он. — Сегодня посидишь на овсянке.
Мальчик обнял его, чего давно не случалось, задрал голову, и вдруг икнул… запах металлической стружки. Господи ж ты боже мой!
— А как ты себя в целом чувствуешь?
— Нормально.
Надо было Машку сразу выгнать, подумал Сергей со злобой. Или вообще не брать.
Почему Кирилл, а не она? Почему не я? Сказано же, на двух человек… экранирующие свойства… не дураки ведь там сидели…
— Голова не болит?
— Не-а… Только спать хочется.
Таблетки. Сергей растряс картонную коробку, выгреб с самого дна. Подержал, рассматривая капсулы. Сине-белые. Как логотип его первой компании. Как давно это было… комсомолец… кооперативщик… миллионер…
— На вот, выпей! Погоди, надо чем-то заесть. Я открою кукурузу.
Мальчик снова икнул.
— Выпьешь и поспишь. А чего Машка не встаёт?
— Не знаю.
Проспали дети до вечера. Оба икали. От обоих несло. А ночью он и сам проснулся от внезапной икоты, поднёс руку ко рту и ощутил знакомый запах.
Потом у Кирилла начался жар.
— А вдруг наша мама тоже там? Вдруг она придёт? Я видел, там, на болоте. Это был Вадька. Ты его не знаешь, он из параллельного класса, и на дзюдо ходит. Ты тогда в Иркутск ездил, а этот Вадька… В общем, я его убить хотел. Сдачи дать не мог, а убить хотел. Подстеречь и кирпичом по башке. А я его тогда увидел на болоте. Он улыбался. А ведь его нет уже, они с батей на машине разбились в прошлом году. Я потому и вы стрелил в него. А вдруг они все вернутся? Правда, было бы здорово? И мамка наша, да?
Сергей подумал про собственного отца, как тот его бил и гонял бутылки сдавать. Ещё вспомнился генерал — тот, напившись, всё твердил про Апокалипсис, про избранных. А потом выпучивал глаза, взхломачивал кудри и булькающим шёпотом зачитывал потрёпанное Писание; это, говорил, мне баптисты занесли по доброте душевной, давно уже…
Глупость и несусветный мрак.
Камеры вырубило на следующий день, все три сразу. Выходить, смотреть, что случилось, Сергей не решился. Скорее всего, ничего.
Это помехи. Проклятые помехи.
Голова гудит. Ворочалась и перекатывалась тяжё лой болванкой мысль — кому-то надо уйти. Болванка перекатывалась и никак не могла остановиться. Не отпускала. В конце концов, все они теперь в равных условиях, все трое подхватили эту дрянь, но как выгонишь ребёнка? Понадеялся, что пронесёт. Дурак.
Сергей забрался в спальник, но было жарко и он раскрылся. Подумал, что стоит попить чаю и провалился в сон.
Машка ушла сама. Выскользнула из-под одеяла, схватила таблетки и, всхлипывая «мамка, мамка, мамочка!», бросилась прочь из убежища.
Точно берёзовый лист на солн це, подумал Сергей в полудрёме, глядя, как её фигурка тает в утреннем тумане. Пронзительно-зелёном и неземном. И проснулся будто от толчка.
Кирилл спал, а Машки действительно где-то не было, хотя часы показывали половину второго ночи — непонятно, приснилось или нет?
Нет, не приснилось. Написал записку, положил на самом видном месте. Кирилл проснётся, заметит.
Прихватил ружьё, рюкзак (комплект НЗ, аптечка и тому подобное), вышел наружу.
Куда идти? К Машкиному дому. Разумеется.
Позади осталось метров двести, когда раздался тот самый крик… скрип рассохшейся ветки… и кто-то большой, грузный прошёл в тумане… на четырёх конечностях… каждая метра с два, не меньше… голова свешивается… человеческая голова… и вдруг повернулась, мотнулась в его сто-рону, будто приметив… да так и сгинула… в тумане…
— Дядь Серёжа! Я тут…
Он скатился в придорожные кусты. Машка сидела и всхлипывала. Вцепилась сразу в его рукав и не отпускала.
Он потащил её обратно.
— Сиди тут, не высовывайся! Я сам схожу!
Подпирать дверь не рискнул. А вдруг надо будет выйти…
Впрочем, игра в рулетку.
Уйти далеко не удалось.
— Дядя Серёжа, вернитесь!
Нашла записку, понял он:
Не забывайте пить таблетки, не покидайте убежища. Ждите, когда за вами придут военные. Люблю вас!
Он шёл и шёл, пока не стало слышно криков.
И ведь никто не знает. Никто.
Дети, конечно, будут искать его. А потом вернутся… Браслет он тоже оставил на столе.
Зелёное мерцание усиливалось. Как будто сам воздух светился.
Теперь что-то будет, подумал Сергей, сел на лавочку и принялся разглядывать свои ладони, как будто мог по ним угадать, как именно будет… по вот этим мозолям…
Вспомнились разодранная рубашка и спина Машкиного отца в свинцовых разводах.
Теперь что-то будет.
Но не сразу.