Причины полюбить тебя вновь

Глава 28

Гордо держа голову, Ольга Васильевна прошла в мой кабинет и, конечно же, не стала дожидаться, когда я предложу ей сесть, — сама села напротив меня. Маленькую черную сумочку она положила на колени, а на неё аккуратно сложила руки. Черный деловой костюм на ней буквально кричал о том, что денег он стоил немалых. То же самое кричал её парфюм, разлетевшийся по всему моему кабинету, который женщина окинула надменным и даже брезгливым взглядом.

— Добрый вечер, — нарушила я молчание и по-деловому сложила руки на своём столе. Без страха или чувства вины я посмотрела Ольге Васильевне прямо в глаза и вопросительно выгнула бровь. — Говорите.

Женщина молча повела бровями, выпрямила спину и сделала глубокий вдох, словно собиралась на меня кричать. Но вместе этого она спокойно, размерено и почти с садистским наслаждением начала втаптывать меня в грязь:

— Я сама решу, когда мне говорить. А вот ты закрой рот и слушай, что я буду тебе говорить.

В ответ я лишь проронила тихий смешок. Это не защитная реакция, мне не было страшно или волнительно. Прямо сейчас Ольга Васильевна стала для меня посмешищем.

— Я не знаю, что ты опять наплела моему сыну и как он вновь повёлся на всё это… — окинула она меня брезгливым взглядом. — …но я хочу, чтобы ты отпустила его из своих клешней и перестала тянуть обратно в это болото.

— С этого места поподробнее, Ольга Васильевна. Потому что из всего вышесказанного мне ясно только то, что вы бредите.

— Это ты, стерва, бредишь, если думаешь, что я позволю своему сыну поверить в то, что он отец твоего ублюдка.

— Вон из моего кабинета, — выронила я холодно, а у самой внутри всё клокотало от ярости. — Вон отсюда.

— Сегодня же вечером ты скажешь Саше то же, что сказала ему восемь лет назад. Мне плевать, что это будут за слова. Ты свой выбор сделала, ты выбрала ребенка, а не моего сына, и сегодня сделаешь то же самое. Ни тебе, ни твоей дочке, ни твоей шлюховатой сестре нет и не будет места в жизни моего сына.

— Пошла вон отсюда! — вскрикнула я и резко встала со своего кресла, едва его не опрокинув. — Встала и вышла из моего кабинета! — указала я на дверь за её спиной.

— Ты и ногтя моего сына не стоишь, — женщина тоже встала. — Что? Увидела, что Саша теперь богатый, ни в чем себе не отказывает, и решила запустить свои щупальца в его кошелек? А вот хрен тебе, дворняжка! — показала она мне фигу. — Можешь забирать свои вещички из дома моего сына и закатать губу обратно.

Отчего-то стало смешно и вместе с тем захотелось плакать.

— Я любила, люблю и буду любить Сашу даже если у него в кармане не будет ни копейки. А вы, Ольга Васильевна? Вы будете так же сильно любить своего сына, если он перестанет покупать вам дома и фонтаны? Вы будете его любить так же сильно, если завтра он заберет у вас всё, что вам дал? — я смотрела ей в глаза прямо и открыто и не без удовольствия заметила, как её уверенность на мгновение пошатнулась. — Я не хочу марать о вас свою честь и достоинство и не стану расстраивать Сашу рассказами о вас, но зарубите себе на носу — сейчас я не откажусь от Саши даже под страхом смертной казни. Вы можете хоть захлебнуться своей желчью, но ваше мнение для меня теперь пустой звук. Поэтому сейчас вы закрываете свой рот, разворачиваетесь, выходите из моего кабинета и гостиницы так же тихо, как здесь появились, иначе я выволоку вас за волосы.

— Я сгною тебя! — выплюнула женщина, пятясь к двери. Её глаза буквально горели бешенством, пока в мою сторону летели слюни от её гневных выкриков. — Сгною! Ты ещё на коленях ползать будешь!..

Ольга Васильевна открыла дверь, и мы обе заткнулись, увидев за порогом Саше, без каких-либо эмоций, смотрящего себе под ноги.

Зажав рот ладонью, глядя на любимого, я не смогла сдержать слёз. Понимая, что он услышал, если не всё, то многое, я хотела броситься к нему, обнять, расцеловать и сделать всё, что угодно, лишь бы он забыл о том, что услышал. Лишь бы он перестал стоять за порогом моего кабинета, как статуя, лишенная чувств и эмоций.

— Саша, — выдохнула я с всхлипом и Саша отмер.

Плавно поднял взгляд, сделал шаг в мой кабинет и взглядом указал матери на только что освобожденный ею стул:

— Сядь, — бросил он сухо.

— Санечка… — начала лепетать Ольга Васильевна, сжимая ремешок сумочки в трясущихся руках.

— По-хорошему, мама, сядь, — отчеканил Саша каждое слово, словно пуская в нас пули.

Я тоже села. Опустила руки под стол и сжала их в кулаки, понимая, что сейчас должен говорить и делать выводы только Саша. Я и его мать уже достаточно сказали.

Саша неторопливо закрыл дверь кабинета, отрезав нас от всего внешнего мира. Запрятав руки в карманы брюк, подошёл к моему столу и встал сбоку, чтобы видеть нас обеих.

Ольга Васильевна и я смотрели сквозь друг друга. Вероятно, каждая из нас сжималась внутри, ожидая услышать от Саши всё, что угодно.

— Ты знала? — спросил Саша, обращаясь к своей матери.

— Что? — прикинулась та дурочкой.

— Ты уже тогда знала, что Руфина беременна от меня? Знала и ничего мне не сказала?

Саша говорил так отстраненно и мертво, что я не узнавала его голос.

— Эти знания никому бы не сделали лучше, — с упрямством ослицы ответила Ольга Васильевна. — Я сделала то, что на моём месте сделала бы любая мать.

— Любая мать лишает собственного сына семьи и дочери? — горько усмехнулся Саша. — Ты сейчас серьёзно, мам?

— Я сделала бы это ещё раз, Саша, если бы было нужно. Благодаря моей заботе ты добился всего, чего хотел…

— Благодаря ненависти к ней я добился всего, чего хотел! — крикнул Саша, ткнув в мою сторону пальцем. — Но ты права, мама, благодаря тебе я её и ненавидел. Откуда ты знала, что она беременна? Что ты ей сказала?

— Это уже не имеет никакого значения, Саша, — уже не так уверенно храбрилась женщина, глядя прямо перед собой и сквозь меня. — Всё в прошлом.

— Руфи, — внезапно обратился ко мне Саша, из-за чего я невольно вздрогнула. — Скажи мне. Говори! — крикнул он и скинул с моего стола часть бумаг и канцелярии.

Я слышала в его голосе надрыв, слышала слёзы, слышала боль.

— Твоя мама сказала мне то же самое, что говорила мне моя. Обе говорили мне аборт…

— Заткнись, дура! — низко рыкнула на меня Ольга Васильевна.

— Я устала врать. Устала, — закрыла я глаза, роняя слёзы. — Я больше так не могу… Ольга Васильевна, как и моя мама, советовала мне сделать аборт. Просила сделать его в тайне от тебя, потому что ты бы точно не отказался от своего ребенка. Она говорила, что ты здесь со мной погубишь себя и станешь ненавидеть меня и нашего ребенка. И если я тебя люблю, то не стану губить твою жизнь, твои мечты и старания. А я тебя очень люблю, Саша. Очень. Всегда любила. И поэтому отпустила, сказав ужасные вещи, чтобы ты точно от меня отказался и не стал бы что-либо выяснять и копаться. Это было моё решение. Только моё. Я сожалею о многом, но не о том, что сохранила нашу дочь. Прости, Саша. Прости меня, пожалуйста.

Не открывая глаза, я вздрагивала и плакала, слыша, как Саша, крича, громил мой кабинет.

Раздался хлопок, а затем стало тихо.

Открыв глаза, я обнаружила себя в кабинете в полном одиночестве среди хаоса из порванных бумаг и сломанной мебели.

Кипящая внутри меня злость тоже требовала выхода, и я доломала всё, что до меня не сломал Саша. А затем без сил сползла по стене на пол, чувствуя удушье, боль и отчаяние.