У него даже прозвища не было. Наверное, никому и в голову не приходило называть его как-то иначе — Владик да Владик. Так и дома говорили, и в школе, и во дворе. Был он румяный и круглолицый, на подбородке — ямочка, а левую щеку родинка украшала. Именно украшала. Без этого маленького, коричневого пятнышка, может, и не выглядел бы Владик таким симпатягой. А тут хоть на плакат его. И любые строчки о счастливом детстве подписывай. В стихах желательно.
Владик был примерным мальчиком. Его дневник за четвертый класс следовало бы в назидание выставить на людном месте, под стеклом, — пусть нерадивые мальчишки всего города с тайной завистью разглядывали бы красивые и аккуратные пятерки.
А еще Владик был послушным. Даже очень послушным.
Вот и в то утро, с которого начинается наш рассказ, пенсионерка Дарья Семеновна из шестьдесят третьей квартиры и домохозяйка Пирогова из семидесятой прямо-таки умилились, глядя на него: «Ну до чего же послушный мальчик!»
И в самом деле, разве не заслужил он такой похвалы?
Зинаида Аркадьевна, мать Владика, со свежим, молодым лицом, в легком модном сарафане, собираясь в то утро отдохнуть часок за приятной беседой, спустилась с четвертого этажа во двор, удобно устроилась на широкой скамейке, что стояла у подъезда, и водрузила на нос голубоватые, дымчатые очки. Об одном не подумала Зинаида Аркадьевна — прихватить свой оранжевый, в белых хризантемах зонтик. Несмотря на то, что было лишь начало одиннадцатого, солнце жарило вовсю.
Зинаида Аркадьевна, работавшая страховым агентом, не успела рассказать о своем вчерашнем визите на квартиру к одному профессору, как почувствовала: плечи и спину припекает. Она погладила горячую, бронзового оттенка кожу плеча и будто удивилась вслух:
— Жарит-то сегодня! В прошлом году по путевке в Туркмении была — вот так же палило.
Дарья Семеновна, вязавшая внучке зеленую рукавичку, перестала ширять спицами и сказала:
— Счастливый вы человек: интересные места повидали.
Зинаида Аркадьевна оглянулась на песочницу, где ее Владик, не обращая внимания на жарившее солнце, старательно выкладывал крепостную стену с башенками для дозорных, и позвала:
— Сынок, подойди ко мне!
Владик поднялся на ноги, стряхнул с коленей песок, отряхнул короткие, шоколадного цвета шортики и наставительно сказал малышке с лиловым бантом на голове:
— Оля, не ломай. Еще ров с подъемным мостом буду делать.
Сказал и подошел к матери.
— Владик, сбегай домой, принеси зонтик. Во втором ящике серванта лежит. Плечи так и горят…
Про плечи Владик не стал слушать. Через секунду его желтенькая рубашка скрылась в дверях парадного.
По прохладной лестнице Владик взбежал на четвертый этаж и, вытерев о половик пыльные тапочки, прошел к серванту. Однако во втором ящике зонтика не было.
Лежали там замшевые перчатки, Танины деревянные бусы, коробка с пуговицами, а зонтика не было.
Владик задвинул ящик. Ровно через десять секунд он предстал перед матерью и совсем не печальным голосом доложил:
— Его там нет, во втором ящике.
Зинаида Аркадьевна ровным рядочком зубов прикусила губу, обвела глазами синь неба поверх крыш и вдруг оживилась:
— Ну, конечно! В передней лежит. На полке.
— Знаю! — радостно кивнул Владик.
Не успела Зинаида Аркадьевна начать рассказ о профессорской квартире, как снова появился Владик.
— Мам, а на полке зонтика тоже нет! Папина шляпа там и ложка с чертиком…
— Нет на полке… — задумчиво протянула Зинаида Аркадьевна. — Так, так… Посмотри тогда в шкафу, где шуба моя висит. В нижнем ящике.
— Ага, знаю! — с неиссякаемой бодростью заверил послушный Владик.
Четыре прыжка, — и лестничный марш позади. Еще четыре прыжка — второй этаж. За ним, в таком же темпе, — третий, четвертый. И хотя бы сколько-нибудь задохнулся Владик — ничуточки! Что значит молодое сердце. И тренированное к тому же. Учитель физкультуры не раз ставил его в пример: «Молодец! Стараешься!» А почему не постараться? Приятно же, когда хвалят. И Владик старается. Все делает, как велят.
Мамина синтетическая шуба, искрясь полчищами ощетинившихся волосиков, висела на месте, в шкафу.
Владик засмотрелся на волосики, прикоснулся к ним ладонью, ощутил их податливую, щекочущую упругость. Даже носом потыкался. Остренькие! Чихнул два раза и вспомнил о зонтике — мама ведь ждет. Но опять что-то напутала она. И в нижнем ящике шкафа не оказалось зонтика. Не теряя времени, Владик вновь поскакал вниз по лестнице.
— Да что же такое? — обеспокоилась Зинаида Аркадьевна. — Не иначе как Татьяна брала. К репетитору во вторник ходила, как раз дождь собирался… Ну, негодница, задам я ей! Владик, посмотри у Тани в шкафу. Быстренько!
— Я мигом! — с готовностью пообещал сын.
Вот тогда домохозяйка Пирогова и умилилась:
— Ну до чего же послушный мальчик!
А Дарья Семеновна прибавила:
— Золото, а не ребенок. Особенно сейчас-то, в наше время.
— Воспитываю, слежу, — с достоинством ответила мать «золотого, ребенка». — Трудно, конечно, но стараюсь.
— Беда с ними, — заметила Пирогова. — Вот Сережка Чижов у наших соседей. Ведь вчистую от рук отбился. Ни с какого боку не подступятся. Одно твердит: сам знаю, сам сделаю. Сам, сам! А табель принес — людям показать стыдно. Вот тебе и сам! Отец, понятное дело, ругать принялся — так еще хуже: из дома, кричит, убегу.
Они теперь самостоятельные, — покивала головой пенсионерка. — Акселерация называется. Атомный век. А против атома что поделаешь? Вот и живут по своему разумению.
— Удивляюсь, однако, Дарья Семеновна, — с неодобрением покосилась Зинаида Аркадьевна на пенсионерку, — пожилой человек, а говорите такое! Акселерация! Да ерунда это все. Не приспело еще время иметь им свои рассуждения. За них пока приходится думать. Любыми средствами в руках надо держать.
Из парадного выбежал радостный Владик. Подал матери зонтик.
— Спасибо, сынок. У Татьяны лежал?
— Да. На ее журнале мод.
— Ладно, иди играй, — раскрыв над головой зонтик, сухо сказала Зинаида Аркадьевна. Слова Владика о журнале мод, который недавно купила дочь (три рубля не пожалела, наверное, в школе на завтраках сэкономила), расстроили ее… — Как вот не смотреть за ними? — сурово заметила она. — Еще в школе учится, а в голове — моды.
— Беда с ними, — закивала Пирогова. — Ну, начисто помешались на этих модах.
— Она у вас с фантазией девушка, — улыбнулась Дарья Семеновна. — Идет вчера мимо, и такое, смотрю, ладное платьице на ней! Я не удержалась, похвалила. Сама, говорит, сшила. И отделку красной каймой придумала сама.
— За этим она целый день просидит, — нисколько не польщенная похвалой пенсионерки, сказала Зинаида Аркадьевна. — А через две недели вступительные экзамены. Вот о чем надо беспокоиться. Говорят, в этом году человек шесть на одно место будет.
— Страсти какие! — ужаснулась Пирогова.
— Это ж медицинский!
— Господи, и высшего образования не захочешь.
— Ну, с ее-то аттестатом — да не поступать! Она у меня чуть-чуть на медаль не вытянула. Химия да английский подпортили. А в медицинском химия — первый предмет. Репетитора наняла.
— Шесть человек на место! Надо же… — проговорила Дарья Семеновна и оглядела наполовину связанную рукавичку. — Большой конкурс… А если по швейной части дочь пустить? Уж до того ладно сидело платьице…
— Нет, нет. Только в медицинский! Я это твердо решила. Самой не довелось врачом стать, так уж дочку выучу.