Приключения Синдбада-морехода

Первое плавание

– Молодость моя прошла беспорядочно и бурно. Значительное состояние, доставшееся мне от родителей, я почти полностью истратил на забавы, но, к счастью, образумился, не дойдя до полного разорения; я понял, что бездумно растрачиваю не только деньги, но и драгоценное время; мне стало ясно, что если я теперь не изменю свою жизнь, то в будущем меня ожидает нищета.

И тогда я собрал последние крохи своего растраченного состояния, обратил их в наличный капитал и по совету нескольких известных и опытных купцов отправился в Балсору, где вскоре пристроился к одной заграничной торговой компании и сел на корабль, внеся свой пай.

Подняв паруса, мы направились к Восточной Индии. Сначала меня мучила морская болезнь, но это продолжалось недолго; дня через три я привык к качке. Однажды вблизи какого-то маленького островка, похожего на роскошный бархатистый луг, нас захватил штиль. Многие захотели сойти на берег, в том числе и я; мы устроили на острове весёлый пир, с удовольствием отдыхая от утомительного пути. И вдруг остров заколебался, и мы почувствовали сильный толчок.

Это колебание одновременно заметили с корабля, и нам закричали, чтобы мы немедленно спасались. Оказалось, что это был не островок, а спина огромного кита. Более проворные из нас успели вскочить в шлюпку, другие спасались вплавь, а я, замешкавшись, остался на мнимом острове до тех пор, пока кит не погрузился в море. К счастью, я успел схватиться за обрубок дерева, принесённый, чтобы развести огонь. Между тем все, кто добирался до корабля в шлюпках или вплавь, поднялись на борт, и тут внезапно подул сильный ветер. Капитан, воспользовавшись этим, велел поднять паруса и тронулся в путь.

Так я остался один среди необъятного моря, и волны бросали меня, словно игрушку, то в ту, то в другую сторону. Но я отчаянно боролся за свою жизнь. Весь день и всю ночь не прекращалась эта борьба, и лишь к рассвету волна прибила меня к острову. Тут я почти без чувств повалился на землю и так пролежал до самого рассвета.

С восходом солнца я, преодолевая слабость, поплёлся на поиски чего-нибудь съедобного, чтобы утолить голод. Мне попадались и коренья, и травы, пригодные в пищу, а вскоре я нашёл и источник превосходной воды. Это настолько прибавило мне сил, что я окончательно пришёл в себя и наугад отправился в глубь острова. Передо мной раскинулась широкая равнина с роскошными пастбищами, и вскоре я заметил вдали пасущуюся лошадь. Сердце у меня забилось от радости и надежды на близкую помощь. Я осторожно приблизился к лошади и увидел, что это кобылица замечательной красоты, привязанная к колышку. Пока я рассматривал её, из какого-то подземелья донёсся человеческий голос, а через минуту появился и сам человек.

Заметив меня, он подошёл и спросил, кто я и какими судьбами очутился здесь; когда я рассказал ему о своём приключении, он взял меня за руку и повёл в подземелье. Там было ещё несколько человек; сначала они тоже удивились моему появлению, потом, узнав о моём несчастье, дружелюбно приняли меня и накормили.

С жадностью утолив голод, я, в свою очередь, спросил их, что они делают в таком пустынном и диком месте. Они ответили, что их послал сюда царь Мирадж, владелец этого острова, что они его конюхи и каждый год приводят сюда лучших кобылиц из царских конюшен для того, чтобы отпускать их с морским конём, выходящим из воды. Так они выводят особую породу быстрых лошадей, которые называются у них морскими.

– Завтра мы отправляемся обратно, – добавили они, – и тебе повезло, что ты застал нас здесь, а то ты не выбрался бы отсюда.

На следующее утро конюхи забрали своих кобылиц и отправились в обратный путь; я пошёл вместе с ними, а когда мы прибыли в столицу острова, они доложили обо мне своему повелителю. Царь Мирадж призвал меня, осведомился, кто я и как попал в его владения, и я поведал ему обо всех своих приключениях. Тогда царь предложил мне стать его гостем и приказал своим людям доставлять мне всё необходимое. Приказание было исполнено, и я до сих пор с благодарностью вспоминаю об этом великодушном государе.

Между тем я познакомился и с местными купцами, и с иностранными; я надеялся получить от них какое-нибудь известие из Багдада или найти случай вернуться на родину. В то же время я с интересом изучал нравы, обычаи и законы, царившие на этом острове. К числу владений царя Мираджа принадлежит и остров Кассэль; меня уверяли, что на нём каждую ночь слышится звон литавр, отчего среди моряков распространилось поверье, будто там обитает злой дух.

Все эти фантастические рассказы так заинтересовали меня, что я решился проверить их и сам поехал на чудесный остров. Однако там ничего особенного не оказалось, только на пути мне довелось видеть диковинных рыб величиной от ста до двухсот локтей. Рыбы эти, впрочем, страшны только с виду, на самом же деле они оказались очень трусливыми и прятались при малейшем шуме; попались мне и другие, невиданные прежде: рыбы небольшие, не длиннее локтя, круглые, как шар, и с головой, как у филина.

Однажды вскоре после моего возвращения я прогуливался по набережной; в это время в гавань вошёл торговый корабль и бросил якорь. Тотчас же на нём началась выгрузка – все засуетились, купцы бегали и распоряжались перевозкой своих товаров на берег; я подошёл поближе и стал машинально просматривать надписи на тюках, обозначавшие имена их хозяев. Вдруг я увидел такое, что едва не вскрикнул от изумления. Сначала я даже не поверил своим глазам, думая, что ошибся, но нет: на огромном тюке, несомненно, стояло моё имя. Вскоре я узнал и капитана того самого корабля, на котором отплыл из Балсоры. Я с напускным спокойствием спросил:

– Кому принадлежат эти тюки?

– Одному багдадскому купцу, погибшему во время плавания, – ответил капитан. – Странная вышла у нас история, – продолжал он. – Мы попали в мёртвый штиль неподалёку от небольшого островка, оказавшегося на самом деле громадным китом. Некоторые из моих пассажиров вздумали сойти на берег, с ними и бедный Синдбад – так звали этого купца; они устроили там пирушку и развели огонь; вероятно, почувствовав жар, кит встрепенулся и нырнул в море; некоторые люди, бывшие на нём, спаслись, кто в шлюпке, кто вплавь, но многие всё-таки утонули. Среди них погиб и Синдбад. Жаль беднягу – славный был человек! Я долго возил его товары, но теперь решил, что лучше продавать их, а вырученные деньги, когда представится случай, передать его родным.

Тут я не вытерпел и сказал капитану, что Синдбад не умер, а жив и здоров и имеет честь разговаривать с ним, и товары в этих тюках принадлежат мне, так как я тот самый Синдбад, которого все считают погибшим.

Капитан посмотрел на меня и сказал:

– Боже мой, какая наглость! Ведь я сам видел, как Синдбад утонул. Вот и надейся на людскую честность… С виду ты кажешься порядочным человеком, а лжёшь прямо в глаза, не стесняясь, чтобы только завладеть чужим добром.

– Но послушай… – начал я.

– Слушаю, говори, что ещё выдумаешь? – с иронией перебил капитан.

Я рассказал ему о своём чудесном спасении и о встрече с конюхами, которые привели меня к царю Мираджу.

Этот рассказ несколько поколебал капитана, а когда многие люди, спустившиеся с корабля, узнали меня и стали радостно приветствовать, он окончательно убедился в правдивости моих слов.

– Ну, слава богу! – воскликнул он. – Я искренне рад твоему чудесному спасению, а также и тому, что сохранил в целости твоё имущество. На, бери его и распоряжайся им как сам сочтёшь нужным.

Я от души поблагодарил его за честное отношение к чужой собственности и просил принять от меня значительную часть моих товаров, но он отказался наотрез.

Тогда, выбрав самые лучшие и ценные вещи, я принёс их в дар царю Мираджу за его великодушное отношение ко мне. Царь, узнав, что случилось, от души порадовался за меня, благосклонно принял мои дары и отплатил за них вдесятеро лучшими.

После того я, разумеется, поспешил проститься с ним и отплыл на прежнем корабле. По пути мы посещали многие острова и обширные государства, где успешно вели торговлю; наконец, после долгих странствований по морю и по суше, прибыли в Балсору, откуда я тотчас же отправился в Багдад. Семья встретила меня с радостью, как это всегда бывает после долгой разлуки. Путешествие принесло мне огромное богатство; я накупил много земли, выстроил дом и дал себе слово забыть всё пережитое и спокойно наслаждаться благами жизни.

Второе плавание

Хоть я и дал было зарок не пускаться больше в опасные предприятия, а вести спокойную жизнь дома, однообразие и бездеятельность скоро наскучили мне; меня манило море со своими опасностями, привлекали далёкие, ещё не виданные страны, и вот я снова накупил товаров, подговорил нескольких товарищей-купцов, снарядил вместе с ними прекрасный корабль и пустился в новое путешествие.

Однажды нам случилось пристать к какому-то неизвестному острову, сплошь покрытому цветами и роскошными плодовыми деревьями. Мы сошли на берег и долго бродили по цветущим лугам. Кто собирал цветы, кто запасался фруктами, я же, захватив с собой немного еды, уселся на берегу ручейка, в тени высоких деревьев, и незаметно для самого себя крепко заснул. Когда же я наконец проснулся, вокруг никого не было. Вскочив на ноги, я посмотрел туда, где стоял наш корабль: он тоже исчез. Лишь в море, на самом горизонте, белели удаляющиеся паруса. Ещё минута – и всё исчезло. Я остался один.

Меня охватили отчаяние и страх, я рвал на себе волосы, кричал как безумный и наконец, рыдая, бросился на землю. Мне вспоминались дом и семья, и я с горечью упрекал себя, что не захотел вести спокойную, тихую жизнь и сам, по доброй воле, пришёл к этой беде. Но это было уже слишком позднее раскаяние.

Успокоившись немного, я стал обдумывать, что делать. Я взобрался на вершину высокого дерева и оттуда оглядел окрестности. Со стороны моря, кроме неба да воды, ничего не было видно, а в глубине острова, почти на самом горизонте, что-то смутно белело. Быстро спустившись с дерева и захватив с собой остаток припасов, я направился туда.

Приблизившись, я увидел белый шар, такой большой, что в нём свободно могло поместиться человек пятьдесят. Подойдя, я дотронулся до него рукой: шар оказался гладкий и твёрдый; потом я обошёл его кругом, но нигде не нашёл ни скважины, ни выступа, ни углубления.

Внезапно стало темно, хотя солнце ещё не успело скрыться за горизонтом. Я оглянулся, чтобы узнать, в чём дело, и тут моё изумление перешло в смертельный ужас: прямо на меня надвигалась птица величиной с грозовую тучу. Я вспомнил рассказы старых моряков о каком-то пернатом чудище, которого они называли Роком, и понял, что громадный шар, лежавший около меня, не что иное, как яйцо этой чудовищной птицы. Я тотчас прилёг на землю, спрятавшись под яйцом.

Птица спустилась и села на него, как обычная наседка, прикрыв и меня вместе с ним. Тогда мне пришла в голову мысль выбраться с её помощью с этого пустынного острова; недолго думая, я развернул свою чалму и крепко привязал себя ею к громадной птичьей ноге. С рассветом птица поднялась и увлекла меня так высоко, что земли почти стало не видно, затем, пролетев огромное расстояние, она вдруг опустилась с быстротой молнии. Почувствовав под ногами твёрдую почву, я быстро отвязал себя, а птица тут же схватила клювом длинную гремучую змею и снова взвилась под облака.

Место, куда я попал, оказалось долиной, огороженной со всех сторон высокими горами, вершины которых терялись в облаках. С первого же взгляда ясно было, что взобраться на эти отвесные скалы невозможно. Я уныло бродил по своей новой тюрьме и вдруг остановился в изумлении: вся долина оказалась усеянной бриллиантами, в том числе и такими крупными, что их цену даже нельзя было себе представить. Но в то же время я заметил в долине и множество огромных змей, каждая из которых легко могла бы проглотить слона. К счастью, они не решались при свете дня отползать далеко от своих логовищ, опасаясь Рока – своего лютого врага.

Лишь только зашло солнце, я нашёл убежище от змей в небольшой пещере, вход в которую я завалил камнем. Всю ночь я не смыкал глаз, слушая шипение змей, ползавших по долине, но к утру они снова укрылись в своих логовищах, и тогда я вышел из пещеры. Я опять стал бродить по долине в поисках выхода и наконец, утомившись, присел около одной скалы, достал остаток своих припасов и, утолив голод, крепко заснул после тревожной бессонной ночи.

Меня разбудил упавший рядом большой кусок сырого мяса. Сначала я недоумевал, откуда он мог взяться, но, вспомнив рассказы бывалых моряков, догадался, в чём дело. Некоторым купцам известно о существовании алмазной долины, и, не имея возможности пробраться в неё, они прибегают к такому способу: в то время когда орлы, что гнездятся здесь по вершинам скал, начинают выводить птенцов, они приходят с запасом сырого мяса, рубят его на большие куски и бросают вниз, в долину. Драгоценные камни врезаются в мясо своими острыми краями и прилипают; вслед за тем налетают орлы и уносят куски в свои гнёзда. Купцы зорко наблюдают за этим; они с громкими криками бросаются к гнёздам, распугивают орлов и, обобрав мясо от прилипших к нему камушков, снова бросают его.

Прежде я не верил этим рассказам, но теперь убедился, что они не были вымыслом, и у меня тотчас же появилась спасительная идея.

Сначала я набрал самых лучших и крупных алмазов, положил их в свою дорожную сумку и прочно прикрепил её к поясу; затем выбрал большой кусок мяса и, обвязав его вокруг себя чалмой, неподвижно лёг ничком на землю.

Только я успел это сделать, как спустился один из самых крупных и сильных орлов, схватил меня и отнёс к своим птенцам на вершину высочайшей горы. Немедленно явились купцы и криками отогнали орла, и тут я, сбросив с себя мясо, поднялся на ноги. Изумлению купцов не было предела, и мне пришлось рассказать им обо всех своих приключениях.

После моего рассказа они дружелюбно пригласили меня к себе и щедро угостили всем, что у них было съестного; наголодавшись за последнее время, я ел с особенным удовольствием, не заставляя себя упрашивать, а затем высыпал на стол целую груду бриллиантов.

Все рассматривали их с любопытством и восхищением, уверяя, что таких превосходных камней нельзя встретить ни при одном царском дворе.

Через несколько дней, добыв достаточно камней, купцы собрались в обратный путь; мы пошли горными хребтами, где на каждом шагу кишели ядовитые змеи, но, к счастью, они никому не причинили вреда. Добравшись наконец до гавани, мы сели на корабль и отплыли к острову Роха. Обменяв там несколько бриллиантов, я приобрёл большое количество местных товаров и отправился со своими товарищами в дальнейшее плавание.

Мы приставали ко многим островам, на одном из которых нам повстречался удивительный зверь под названием каркаданн. Был этот каркаданн похож на большую корову с единственным рогом посреди головы. Каркаданн обладал такой силой, что мог поднять на этом роге целого слона и носить его. Но когда палило солнце, пот заливал каркаданну глаза, и он слеп. Ослепший каркаданн ложился на землю, и тогда прилетала птица Рок и уносила его вместе со слоном в своё гнездо.

Побывав во многих странах и торговых городах, мы наконец остановились в Балсоре, откуда я немедленно вернулся домой. Здесь, после радостной встречи с семьёй и друзьями, я раздал щедрую милостыню нищим и со спокойной совестью стал пользоваться своим богатством, приобретённым ценой таких неимоверных трудов и опасностей.

Третье плавание

В пирах и празднествах я стал забывать о минувших невзгодах, и вскоре оседлая жизнь наскучила мне. Всё чаще я подумывал о том, чтобы снова пуститься в дорогу, и тут сама судьба направила в мой дом человека, положившего конец моим сомнениям.

Однажды слуга доложил, что явился путешественник, торгующий удивительными плодами. Любуясь огромными апельсинами, лимонами, персиками и гранатами, я спросил, из какой же страны привезли эти чудесные фрукты.

– С острова Серендиба, – был ответ. – Это самый прекрасный из всех островов мира. Путника, ступившего на наш берег, встречает пение птиц, чьи перья переливаются, как драгоценные камни. Цветы на этом острове умеют смеяться и плакать. Когда на Серендиб опускается ночь, на берег выходят всевозможные звери, и каждый держит во рту драгоценный камень, освещающий всё вокруг своим блеском…

Ещё долго описывал странник красоты далёкого Серендиба, и к концу его рассказа я уже принял твёрдое решение снова пуститься в дорогу.

Я снова собрал товарищей-купцов и, запасшись разнообразными товарами, отправился в неведомый путь. Мы посетили много новых стран и всюду вели неизменно удачную торговлю.

Но вот однажды в открытом море нас застигла жестокая буря, продолжавшаяся несколько дней подряд. Наконец ветер пригнал корабль к какому-то острову. Капитан знал это место, и ему очень не хотелось входить в бухту, но необходимость всё-таки заставила его бросить якорь; когда сложили паруса, он сказал нам:

– Этот остров очень опасен, он населён дикими мохнатыми карликами, злыми и страшными. Стоит убить хоть одного или только разозлить их, как они набрасываются все вместе, словно саранча, и тогда от них нет спасения.

Вскоре на берег высыпало несметное множество покрытых шерстью карликов. Они мгновенно окружили наш корабль со всех сторон: одни цеплялись за борт, другие – за снасти, а некоторые взбирались на палубу.

Мы стояли молча, с ужасом глядя на это нашествие; когда карлики стали обрубать якорный канат и развёртывать паруса, ни один из нас ни словом, ни движением не осмелился воспротивиться этому. Между тем карлики, овладев кораблём, направили его к ближайшему острову и там заставили нас выйти на берег, а сами уплыли обратно.

В тяжёлом раздумье мы постояли несколько минут на берегу, потом побрели наудачу вдоль острова.

Вскоре мы приблизились к какому-то громадному зданию с высокими створчатыми воротами из чёрного дерева; они были не заперты и отворились при первом толчке. Не зная, что нас ожидает в этом неведомом жилище, мы всё же решились войти во внутренний двор, а оттуда – в какое-то обширное крытое помещение, где с одной стороны валялись груды человеческих костей, а с другой – длинные вертела для поджаривания мяса. При этом зрелище ноги у нас отнялись от страха, и мы даже были не в силах бежать.

Тут дверь растворилась, и вошёл чудовищный великан вышиной с громадную пальму, весь чёрный, с единственным глазом во лбу – красным, светящимся, как раскалённый уголь.

Великан сел перед нами, кровожадно вглядываясь в нас своим единственным сверкающим глазом. Затем он протянул ко мне руку, поднял меня за шиворот и стал поворачивать во все стороны, осматривая, как мясник осматривает обречённого барана. Видно, я показался ему слишком худым и тощим, потому что, отбросив меня в сторону, он начал так же осматривать других. Выбор его остановился на капитане, как на самом тучном из всех нас; он проткнул его вертелом и стал поджаривать на сильно разведённом огне. Когда жаркое было готово, людоед снял его и съел, а потом, растянувшись на земле во весь свой исполинский рост, крепко заснул. Мы были охвачены ужасом и, разумеется, всю ночь не могли сомкнуть глаз. На рассвете великан встал и куда-то ушёл.

Мы выбрались из своего страшного убежища и стали бродить по острову, собирая траву и кое-какие плоды, чтобы утолить мучивший нас голод, а к вечеру поневоле возвратились в жилище людоеда, так как нам некуда было уйти и негде укрыться от него.

Вслед за нами явился и гигант; он выбрал ещё одного из наших товарищей и, поужинав им, погрузился в крепкий сон. На следующее утро он опять скрылся куда-то, оставив нас без всякого надзора, но мы уже хорошо понимали, что нам не миновать лютой смерти. Тогда, обращаясь к товарищам, я сказал:

– Друзья мои, вы, должно быть, обратили внимание на большие деревья, растущие на берегу моря; давайте срубим их и сделаем себе плоты; пусть они пока останутся на берегу, а мы постараемся сегодня же осуществить один план. Если нам удастся это, мы сможем спастись от этого чудовища.

Мой замысел был единодушно одобрен, и мы немедленно приступили к делу. Заготовив плоты, мы вернулись в жилище великана. Едва он заснул, поужинав ещё одним из наших товарищей, я и ещё девять человек – самых ловких и отважных – взяли по вертелу, раскалили их докрасна и все разом вонзили в единственный глаз людоеда.

Он взревел от боли и, вскочив на ноги, стал шарить вокруг, стараясь схватить кого-нибудь своими когтями, но мы уже успели попрятаться в надёжных местах. Около часа бродил он по всему своему жилищу, наконец наткнулся на дверь и, вероятно, потеряв надежду отыскать нас, вышел наружу. Мы тоже не замедлили выбраться из этого страшного места и направились к своим плотам.

На восходе солнца мы снова увидели своего лютого врага; его вели под руки двое почти таких же громадных великанов, а впереди шли ещё другие. В страхе мы бросились на свои плоты и поспешили оттолкнуть их от берега, но гиганты, запасшись огромными камнями, вошли по пояс в воду и стали бросать их в нас с такой ловкостью и силой, что в одну минуту потопили как плоты, так и людей, спасавшихся на них; уцелел только я с двумя товарищами, и то благодаря тому, что нам удалось отогнать плот на такое расстояние, куда камни гигантов уже не долетали.

Целые сутки мы провели на своём плоту, пока ветер не пригнал его к какому-то острову, где было много разных спелых плодов. Освежившись ими и подкрепив свои силы, мои друзья отправились обследовать остров, а я уселся на берегу и стал обдумывать своё положение.

Из раздумий меня вывел какой-то странный хруст. Оказывается, откуда-то выползла змея огромных размеров, проглотила одного из моих товарищей и теперь с хрустом дожёвывала его туфли. Я едва успел взобраться на самую вершину дерева, где уже стучал зубами второй мой спутник. Я просидел там весь остаток дня и всю ночь, но мой товарищ, задремав, свалился с ветки, и к утру змей оставил от него лишь стоптанные туфли и чалму. Лишь с рассветом я смог сойти на землю, но мысли о предстоящей ночи не давали мне покоя. Судя по участи второго из моих бедных спутников, и на дереве нельзя было найти надёжное убежище от змея.

Бродя по берегу, я наткнулся на обломки корабля, выброшенные волнами на песок, и при виде этих обломков в голову мне пришла спасительная мысль. Я выбрал несколько досок покрепче, собрал из них ящик и с наступлением темноты спрятался в нём. Всю ночь змей ползал вокруг моего убежища, удивляясь, откуда же так вкусно пахнет человеком.

Он даже пробовал разгрызть доски, но у него ничего не вышло. Лишь с рассветом он уполз, но я отважился выбраться из своего укрытия, только когда солнце взошло достаточно высоко. Неужели мне каждую ночь предстояло запираться в ящике?

Я уже готов был впасть в отчаяние, когда судьба послала мне спасение: вдали показался корабль. Он приближался и наконец подошёл на такое расстояние, что я мог различить людей. Я сорвал свою чалму и стал махать ею в воздухе, чтобы привлечь к себе внимание. С корабля действительно заметили меня – я видел, как от него отделилась шлюпка и направилась в мою сторону. Вскоре я уже взошёл на борт и рассказал о том, что мне пришлось пережить. Весь экипаж был тронут моим положением и сочувственно отнёсся ко мне. Заметив, что я голоден, все наперебой стали предлагать свои припасы, а капитан дал мне новую одежду вместо истрёпанной старой.

Спустя некоторое время мы пристали к какому-то острову, где купцы начали выгружать свои товары для обмена. В это время капитан сказал мне:

– У меня хранятся товары одного погибшего купца, и мне хотелось бы продать их, чтобы вырученные деньги передать когда-нибудь его наследникам, если они найдутся. Вот его имущество, – продолжал он, указывая на тюки, уже выложенные на палубу, – я просил бы тебя заняться его распродажей – разумеется, за известное вознаграждение.

Между тем на тюках писали имена владельцев. Человек, занимавшийся этим, дойдя до тюков, предложенных мне для продажи, спросил у капитана, какое имя выставить на этих товарах.

– Пиши «Синдбад-мореплаватель», – ответил капитан.

Я изумлённо взглянул на него, услышав своё имя, и, всматриваясь пристальнее, вспомнил знакомые черты того самого капитана, который покинул меня на необитаемом острове во время моего второго плавания, когда я уснул на берегу ручья.

– Капитан, – сказал я ему, – ты говоришь, что владелец этих товаров Синдбад?

– Да, именно так его звали. Он родом из Багдада и сел на мой корабль в Балсоре. Я до сих пор не могу простить себе своей оплошности. Видишь ли, в то время мы пристали к одному острову; Синдбад высадился на берег вместе с другими, но, когда все возвратились, я не заметил его отсутствия и, пользуясь попутным ветром, поспешил сняться с якоря. Хватились мы его уже спустя более часа, а ветер дул со стороны острова и был так силён, что вернуться назад оказалось невозможным.

– Так ты считаешь его погибшим? – спросил я.

– К сожалению, да.

– А посмотри-ка повнимательнее, не признаешь ли ты во мне этого Синдбада?

Теперь настала его очередь удивляться: он долго и пристально смотрел на меня, потом сказал:

– Да, кажется… Но скажи, как тебе удалось выбраться с необитаемого острова?

Тогда я подробно рассказал ему о своих приключениях. Капитан внимательно слушал и, убедившись в правдивости моих слов, воскликнул, обнимая меня:

– Благодарю Бога, снявшего с моей души мучительную тяжесть; я вдвойне радуюсь твоему спасению. Так прими же от меня своё имущество! Вот товары, а вот и деньги, что я успел уже выручить.

Со своей стороны я горячо выразил ему свою благодарность и простил от всего сердца невольно причинённые мне страдания.

Далее всё пошло благополучно; мы долго плавали, выгодно занимаясь торговлей, и наконец прибыли в Балсору. Возвратившись домой с громадным капиталом, я опять раздал щедрую милостыню и купил ещё много земли.

Четвёртое плавание

Никакие удовольствия, никакие блага жизни не могли удержать меня от тяги к путешествиям. И вот я запасся товарами и отправился сначала в Персию, а оттуда через её провинции – в морскую гавань. Там я сел на корабль и, довольный, счастливый, отважно пустился в путь.

Долгое время наше плавание проходило благополучно: мы заходили во все торговые города, выгружали товары, меняли их или продавали и плыли дальше. Но однажды нас застиг сильнейший шквал. Капитан немедленно приказал снять паруса и принял все меры, чтобы предотвратить крушение, но ничто не помогло. Наш корабль, гонимый страшной бурей, ударился на всём ходу о подводные камни и мгновенно пошёл ко дну. Большая часть людей утонула, но мне и ещё нескольким купцам удалось продержаться на поверхности до тех пор, пока волны не вынесли нас на берег ближайшего острова.

Выбравшись на берег, мы долго лежали неподвижно, собираясь с силами, а на рассвете, подкрепившись спелыми плодами и родниковой водой, двинулись наугад в глубь острова. Наконец вдали показалось какое-то здание, напоминающее дворец. Оттуда выбежали какие-то люди и, окружив нас толпой, отвели к своему царю.

Увы! Царь этого города оказался людоедом. Всех чужеземцев, приплывающих на остров, приводили к нему и откармливали специальным кушаньем, от которого люди теряли разум и не только начинали вести себя как свиньи, но так же и толстели. Когда они становились достаточно жирными, царь с аппетитом съедал их.

Такая участь постигла и всех моих товарищей. Только я ни разу не притронулся к этому кушанью, а поскольку ничего другого нам есть не давали, мне лишь изредка удавалось отыскать где-нибудь то ягоду, то корешок, и вскоре я совсем отощал.

По счастью, мне удалось улучить момент, когда поутру все во дворце спали и ворота никто не охранял. Я выбрался из владений царя-людоеда незамеченным и побрёл куда глаза глядят.

Я шёл целых семь дней, всё это время питаясь одними кокосами. На восьмой день передо мной открылось море. По берегу его ходили какие-то люди, они собирали перец, который рос здесь в изобилии. Я направился в их сторону; они тоже, заметив меня, пошли мне навстречу, а когда мы поравнялись, спросили на чистом арабском языке, кто я и откуда попал сюда. Я был вне себя от радости, услышав родную речь, и поспешил рассказать им о своих бедствиях.

Через несколько дней мои новые товарищи, собрав достаточное количество перца, отправились в обратный путь, захватив и меня на свой корабль, ожидавший их в бухте. Во время плавания они наперебой восхваляли своего доброго, великодушного царя и ручались, что он поможет мне, когда узнает о моём несчастном положении. Действительно, прибыв в столицу, я был немедленно представлен этому государю; он выслушал меня с большим вниманием, искренне пожалел и приказал доставить мне всё необходимое, начиная с одежды.

Теперь я отдыхал, осыпаемый щедротами великодушного царя. Присматриваясь к порядкам и обычаям страны, я заметил одну странную особенность: никто из туземцев, даже сам царь, не пользовался при езде верхом ни седлом, ни уздой. Это так удивляло меня, что я решился спросить у государя, почему он отвергает такие полезные приспособления.

– Потому что в нашей стране никто даже не имеет понятия об этих вещах, – отвечал царь, – да я и сам в первый раз о них слышу.

Тогда, отыскав мастеров, я велел им сделать упряжь по моим указаниям. Через день я уже отправился к царю и, с его позволения, сам оседлал ему коня; царь сел в седло и был так доволен, что не мог нахвалиться моим изобретением, а потом и все его приближённые осыпали меня просьбами сделать для них то же самое. Я смастерил ещё несколько сёдел и в благодарность получил множество ценных подарков, а главное – заслужил такой почёт, что стал первым лицом при дворе.

Царь почти каждый день призывал меня во дворец и однажды сказал мне:

– Послушай, Синдбад, у меня есть к тебе просьба, и ты должен исполнить её, если хочешь доказать, что дорожишь моим благоволением.

– Государь, – ответил я, – твоё желание для меня закон; я всегда готов сделать всё, что будет угодно твоему величеству.

– Мне хотелось бы женить тебя, – продолжал царь, – в надежде, что, связанный браком, ты навсегда останешься в моих владениях и не будешь тосковать по своей родине.

Разумеется, я не мог ответить отказом на эту просьбу, равносильную повелению, и царь сам выбрал мне невесту, дочь одного из своих придворных, – знатную, красивую, умную и богатую. После свадьбы я поселился в доме своей жены, и стали мы жить в полном согласии; но всё равно я всей душой рвался на далёкую родину; моей постоянной мыслью было воспользоваться первым удобным случаем, чтобы тайно вернуться в Багдад.

Это намерение укрепилось во мне ещё больше, когда я узнал об одном местном обычае, поразившем меня своей жестокостью. Оказывается, если в семье умирает муж, то жена следует за ним в могилу; если умирает жена, то вместе с ней живьём хоронят её супруга.

Трудно передать, как потряс и возмутил меня этот обычай. Наконец я решился заговорить об этом с самим царём.

– Государь, – сказал я ему, – меня поражает варварский обычай, существующий в твоей стране, – хоронить живых вместе с мёртвыми. Надеюсь, этот закон не распространяется, по крайней мере, на иностранцев?

Царь понял значение моего вопроса и ответил с улыбкой:

– Напрасная надежда! Кто живёт на этом острове, тот должен в точности следовать его обычаям, из какой бы страны он ни прибыл.

Печальный вернулся я домой, выслушав этот ответ царя, и с той поры здоровье жены стало моей постоянной заботой; малейший её недуг приводил меня в ужас, да это и понятно: кому понравится мысль о возможности быть похороненным заживо?

Увы, опасения оказались не напрасными: моя жена вскоре серьёзно занемогла и через несколько дней скончалась.

Мной овладело безграничное отчаяние, но приходилось покориться неизбежной участи, и вот роковой день настал. Когда все приготовления были окончены и тело моей жены, облачённое в дорогие одежды, убранное жемчугом и бриллиантами, было положено в гроб, погребальное шествие двинулось к склепу, расположенному в плоской горе на берегу моря. Как второй покойник, хотя ещё и живой, я шёл около гроба, с мрачным отчаянием проклиная свою несчастную долю. Не доходя до роковой горы, я попытался было воззвать к состраданию провожатых и, упав на колени, голосом, прерывавшимся от рыданий, сказал:

– Сжальтесь надо мною! Подумайте только, что я чужеземец и пришёл к вам, не зная ваших бесчеловечных законов.

Но мои слова только заставили поспешить с окончанием церемонии. Тело моей жены немедленно было опущено в подземелье, а за ним последовал и я в большом, широком гробу, где стоял сосуд с водой и лежало несколько маленьких хлебов. Обряд завершился; отверстие закрыли тяжёлой плитой, заглушившей мои отчаянные крики. Всё было кончено.

Я вылез из гроба, но не смог сдвинуть плиту. Долгое время я лежал неподвижно, обливаясь горькими слезами, и упрекал себя за то, что отказался от безмятежной и тихой жизни. И всё же я не поддавался отчаянию. Запасы воды и хлеба помогли мне продержаться несколько дней. Но вот вся пища кончилась, и теперь мне грозила голодная смерть.

Но в тот миг, когда всякая надежда на спасение окончательно покинула меня, невдалеке вдруг послышалось какое-то странное сопение с тяжёлым, порывистым дыханием.

Удивлённый таким непонятным явлением, я быстро направился в ту сторону; сопение отдалялось, но не прекращалось – было ясно, что кто-то уходит от меня по мере того, как я продвигаюсь вперёд. Кругом царила непроглядная тьма, но я продолжал шагать не останавливаясь, причём тяжёлое дыхание слышалось то дальше, то ближе, наконец оно внезапно прекратилось. И в тот же момент передо мной блеснул вдалеке какой-то слабый свет. На секунду я приостановился, чтобы справиться с охватившим меня волнением, потом ощупью стал продвигаться вперёд и вперёд. Свет то словно угасал, то появлялся снова, и наконец я подошёл к отверстию в скале и свободно пролез через него наружу.

Я очутился на горе, под ясным небом, среди яркого дневного света, и меня охватила невыразимая радость; забывая о всех своих страданиях, я упал на колени и возблагодарил Бога за дарованную мне милость.

Успокоившись немного, я встал и обошёл вокруг горы. То было пустынное, уединённое место, где не пролегало ни дорог, ни тропинок. Я догадался, что порывистое дыхание, услышанное мной, принадлежало какому-нибудь морскому зверю, приходившему в подземелье в поисках пищи. Позднее я снова вернулся в склеп: я обшарил гробы, попадавшиеся мне под руки, и взял оттуда дорогие одежды и украшения из драгоценных камней. Так я заполучил целое богатство, и теперь оставалось только скрыться с ним куда-нибудь подальше от своих недавних друзей.

По счастью, через несколько дней я заметил корабль, выходивший из пристани, и закричал изо всех сил, размахивая в то же время чалмой, чтобы привлечь к себе внимание. Мой крик услышали, и за мной тотчас же выслали лодку. Капитан корабля не стал подробно расспрашивать меня, как я попал на этот пустынный берег. Он сказал только, что очень рад моему избавлению, и тотчас же занялся своими делами. Я предложил было ему часть своих драгоценностей, но он наотрез отказался.

После долгого плавания я возвратился в Багдад с огромным богатством. Как и прежде, я раздал щедрую милостыню, пожертвовал большую сумму на украшение мечети и весь отдался пирам, веселью и отдыху с моей семьёй и друзьями.

Пятое плавание

Время и безмятежная жизнь уничтожили всё, что было тяжёлого в моих воспоминаниях о пережитом, но зато воскресла прежняя страсть к путешествиям. И вот я заказал себе отдельный корабль и оснастил его на свой счёт. Места на корабле оставалось достаточно, и я принял к себе ещё нескольких купцов из разных стран, а затем нанял капитана – человека опытного и бывалого.

Когда всё было готово, дождавшись попутного ветра, мы подняли паруса и отправились в путь. Нашей первой остановкой стал пустынный остров, где мы нашли такое же громадное яйцо птицы Рок, как то, о котором я уже рассказывал вам. Из яйца как раз должен был вылупиться птенец; его клюв, пробивший скорлупу, уже виднелся снаружи. Мои товарищи купцы тотчас же схватились за топоры, чтобы прорубить яйцо, и хотя я отговаривал их, они всё-таки не послушались меня и, сделав сначала большое отверстие в яйце, стали вытаскивать оттуда птенца, разрубая его на части, а потом жарить их на костре.

Не успели они насытиться этой лакомой пищей, как в воздухе показались два белых облака: на нас надвигались мать и отец убитого птенца.

Увидев, что яйцо разбито, а птенец изрублен на части, птицы яростно закричали и, покружившись на одном месте, полетели обратно, а мы, почувствовав, что дело плохо, сели на корабль и попробовали уплыть.

Но вот громадные птицы появились снова и быстро настигли нас. Они держали в когтях по огромному обломку скалы. Вдруг одна из них замерла в вышине, словно прицеливаясь в нас; искусный кормчий, сообразив, в чём дело, быстро отклонил корабль в сторону, и камень упал рядом. Но другой камень, брошенный самкой, упал прямо в середину корабля и разбил его на части. Все мгновенно очутились в море. Вынырнув на поверхность, я успел схватиться за какой-то обломок и скоро приплыл к острову. Берег был крутой, но отчаяние придало мне силы, и я всё-таки взобрался на него.

Я побрёл в глубь острова, отметив, что деревья здесь гнутся под тяжестью плодов и повсюду протекают светлые, прозрачные ручьи.

Вдруг я увидел перед собой дряхлого старика; он сидел на берегу ручья, охватив обеими руками согнутые колени и низко склонив на грудь свою седую голову с длинной белой бородой. Я подумал, что это такой же несчастный, как и я, потерпевший крушение. Я подошёл к нему и низко поклонился, но старик едва кивнул головой и на мои вопросы ничего не ответил, а только показал мне знаками, чтобы я перенёс его через ручей.

Думая, что он действительно нуждается в моей помощи, я взвалил его на спину и перебрался на другую сторону ручья.

– Сходи, – сказал я ему тогда и наклонился, чтобы ему легче было стать на ноги. Но вместо того (теперь мне смешно даже вспоминать об этом, а тогда было совсем не до смеха) старик, несмотря на свою видимую дряхлость, проворно вскочил мне на плечи, крепко обвил мою шею ногами и заставил меня двинуться вперёд.

По дороге он останавливал меня под некоторыми деревьями, рвал с них плоды и съедал, потом снова заставлял идти дальше. Так мне пришлось носить его несколько дней подряд, а по ночам, когда, изнемогая от усталости, я падал на землю, он также ложился вместе со мной, ни на минуту не освобождая моей шеи и не изменяя своего положения. Представьте себе, каково мне было непрерывно влачить этот живой груз и не иметь возможности освободиться от него ни на одну секунду!

Один раз мне попалось по дороге несколько тыкв; я взял одну из них, самую крупную, вычистил из неё все внутренности и, наполнив её соком винограда, спрятал под одним деревом. Через несколько дней я ловко заставил старика опять направить меня к тому же месту, где отыскал свою тыкву и выпил из неё несколько глотков уже забродившего сока. Я тотчас развеселился так, что начал петь и подпрыгивать на ходу.

Старик, заметив, как подействовал на меня напиток, показал знаками, что тоже хочет попробовать его; я подал ему свой сосуд, и он с жадностью опорожнил его до последней капли и мгновенно помешался рассудком.

Он дико запел на своём языке и стал подпрыгивать у меня на плечах, но вскоре ему сделалось дурно; я почувствовал, что ноги его разжимаются, а через минуту он грузно свалился на землю. Получив наконец желанную свободу и видя своего мучителя неподвижно распростёртым на траве, я как следует стукнул его камнем по голове и бросился бежать по направлению к морю.

На берегу толпилось множество людей, сошедших с корабля, чтобы запастись на острове пресной водой и свежими плодами. Все очень удивились моему внезапному появлению, а мой рассказ обо всём, что со мной случилось, даже показался им невероятным.

– Ведь это водяной, – говорили они, – «морской старик», как его называют, и никому ещё не удавалось вырваться от него; обычно он не оставляет своих жертв, пока не задушит насмерть. Вот почему матросы и купцы никогда не решаются уходить в глубь острова поодиночке.

Потом мы взошли на корабль и вскоре, снявшись с якоря, продолжали свой путь; по пути мы успешно торговали собранными на острове плодами. Спустя некоторое время корабль причалил у многолюдного города.

Сойдя на берег, я отправился гулять по улицам и заметил в толпе людей своего старого друга Мансура, с которым мы частенько встречались в Багдаде. Мы оба обрадовались встрече, и Мансур рассказал мне, что в этом городе, куда занесла меня судьба, люди живут только днём. Вечером все садятся на лодки и корабли и уплывают в море, а в город врываются обезьяны, живущие в лесу. До самого утра бегают они по городским улицам и если встречают кого-нибудь из людей, то убивают. С рассветом обезьяны уходят в лес, и жители города возвращаются в свои дома.

Когда солнце стало клониться к закату, мы вместе с прочими горожанами отправились в порт и сели в лодку Мансура. Но мы не стали уплывать далеко в море, а лишь отошли на безопасное расстояние от берега. С лодки я видел, как с наступлением темноты в город хлынули обезьяны. Они бегали по улицам, занимали места на базаре, торговали друг с другом, наряжались в человеческую одежду, спорили, ссорились и дрались.

С первыми лучами солнца обезьяны разбежались, и люди начали возвращаться обратно.

– Негоже тебе отправляться домой без хорошей прибыли, – сказал мне Мансур. – Вот что. Жители этого города очень любят кокосовые орехи. Кокосов возле города много, но растут они на таких высоких деревьях, что до них никто не может добраться. Ну а я научу тебя, как их добыть. Делай как я – и ты вернёшься домой богачом.

Мы набрали два мешка небольших плоских камней и вышли из города. У городских стен действительно росло множество пальм, усеянных плодами, но дотянуться до них не удалось бы даже с самой длинной лестницы.

На стволах пальм качались обезьяны. Завидя нас, они принялись угрожающе кричать и корчить рожи. Мы с Мансуром развязали свои мешки и принялись швырять в обезьян камнями. Обезьяны в долгу не остались: взобравшись повыше, они начали срывать с пальм кокосы и кидать их в нас. Очень довольные, мы собрали несколько мешков орехов, вернулись в город и продали там свою добычу за большие деньги.

После этого я сел на корабль, распрощавшись с Мансуром, и пустился в обратный путь. Мы благополучно достигли Балсоры, а оттуда я не замедлил возвратиться в Багдад.

Шестое плавание

Вам, может быть, покажется непонятным, как, пережив столько опасностей, я снова решился вверить свою судьбу предательским волнам и пуститься на поиски новых приключений. Однако это было так: я не вынес спокойной жизни и уехал, несмотря на протесты своих родных и друзей.

Наше плавание оказалось очень долгим и трудным. Не раз и не два нам грозила гибель, и всё же при этом у нас оставалась надежда. Но однажды мы увидели своего капитана в страшном отчаянии – он рвал на себе волосы и рыдал, а на наши тревожные вопросы ответил так:

– Мы погибаем. Нам нет спасения. Всех, кто приплывает в это море, заглатывает огромная рыба. Она такая большая, что ей ничего не стоит заглотить целый корабль. Нас подхватило течение, и с каждой минутой мы приближаемся к гибели.

Мы бросились было к снастям, начали снимать паруса, надеясь хоть как-нибудь предотвратить несчастье, но было поздно: прямо перед кораблём из воды поднялись две гигантские рыбы. Мы даже не успели испугаться, как под ними всплыла такая рыба, что первые две показались мальками рядом с ней.

Она разинула пасть, но тут огромная волна подхватила наш корабль и понесла прочь. Через несколько минут корабль ударился о гладкую гранитную скалу. Он разбился, но, к счастью, не сразу пошёл ко дну, а ещё часа два продержался на поверхности воды, так что мы успели забрать из него провизию и наиболее ценные товары.

Покончив с этим, все столпились на берегу, испуганно озираясь кругом. Капитан сказал:

– У нас нет надежды: мы попали в такое место, откуда никто и никогда ещё не возвращался.

За горой, у подножия которой мы находились, раскинулся обширный остров, а весь берег моря около неё был завален обломками разбитых кораблей и человеческими костями.

Всё было странно и необычно в этом зловещем месте, где изменялись даже законы природы. Если всюду в мире реки впадают в моря, здесь, наоборот, широкая река удаляется от моря и уходит в гору через тёмное углубление пещеры. Гора же состоит сплошь из камней драгоценных пород. Природа щедро рассыпала свои дары по этому проклятому месту, в котором погибает всё живое; ни один корабль не может от него удалиться, если, на беду, подойдёт слишком близко. Ни взобраться на гору, ни спастись каким-либо иным путём невозможно.

Шли дни, и мои товарищи умирали один за другим – кто от отчаяния, кто от голода, поскольку припасы у нас стали иссякать. Наконец я остался один. В унынии бродил я по берегу, ожидая смерти, и случайно оказался возле той реки, которая терялась в углублении пещеры. Внимательно вглядевшись в течение, я сообразил, что эти воды, уходящие в гору, непременно должны где-нибудь вытекать. «Сделаю себе плот, – подумал я, – и отдамся на волю реки, она или вынесет меня на заселённую землю, или похоронит в своих волнах; во всяком случае, хуже не будет».

Я выбрал самые прочные из корабельных обломков, сколотил их гвоздями, крепко связал канатами, и у меня вышел довольно удобный плот; затем, соблюдая равновесие, я уложил на него столько тюков с отборными драгоценными камнями и тканями, сколько можно было взять, привязал всё это к плоту и, забравшись на него, оттолкнулся от берега.

Сияние солнца померкло, как только я проник под свод пещеры, и несколько дней и ночей я плыл в этой непроглядной тьме, не зная, куда уносит меня река. И вот однажды, когда я, забывшись на некоторое время сном, пробудился, вокруг меня снова разливался солнечный свет. Мой плот был привязан к берегу, а вокруг толпились какие-то чёрные люди; их было очень много, но я с первого же взгляда почувствовал, что это не враги, а друзья, и, поспешно встав, поклонился им, потом смело взошёл на берег. Они дружелюбно приветствовали меня; среди них оказался один, знающий арабский язык. Он обратился ко мне:

– Не удивляйся, брат, что видишь нас здесь; мы жители этой страны и пришли сюда прорывать каналы, чтобы орошать наши поля. Мы ещё издали увидели твой плот, один из нас тотчас же бросился вплавь и притянул его к берегу; тут мы его привязали, как видишь, и стали ждать твоего пробуждения. Расскажи нам: кто ты и откуда?

Я подробно рассказал им о своих приключениях, и мой собеседник перевёл услышанное остальным. Тут все заговорили разом, и переводчик объяснил мне:

– Твои приключения настолько удивительны, что, наверное, и сам царь наш никогда не слышал ничего подобного; пойдём же к нему – ты лучше нашего сумеешь рассказать его величеству всё, что случилось с тобой, и этим доставить ему удовольствие.

Я охотно согласился.

На рассвете следующего дня прибыли в столицу Серендиба – так называется тот остров. Дав мне несколько часов для отдыха, меня привели в царский дворец и представили самому повелителю. Благодушный царь принял меня особенно милостиво: он велел мне подойти к нему ближе и даже сесть с ним рядом.

– Как тебя зовут? – было его первым вопросом.

– Синдбад, по прозванию Мореплаватель, – отвечал я. – Меня называют так потому, что я совершил много плаваний по морям, а родом я из Багдада.

– Как же ты попал в мои владения? – спросил царь.

Тут я рассказал ему всё уже слышанное вами, ничего не утаивая, и он так был удивлён и восхищён моим рассказом, что повелел вписать его золотыми буквами в летописи своего государства и сохранить на вечные времена.

Он поручил одному из своих придворных отвести мне удобное помещение и строго наблюдать за тем, чтобы всё было готово к моим услугам.

С того дня я водворился в своём новом, роскошном жилище, куда дворцовые слуги перенесли и все тюки с моими драгоценностями.

По желанию царя я являлся к нему ежедневно в определённые часы, а остальное время посвящал осмотру города и всего острова.

Однажды утром, выйдя на улицу, я заметил, что нигде вокруг не видно ни одного мужчины. Я остановил пробегавшего мимо мальчугана и спросил его, что это значит – уж не началась ли война?

– Нет! – рассмеялся мальчик. – Просто раз в году у всех взрослых мужчин на острове отрастают крылья на целых шесть дней. Тогда они улетают с острова, а когда спустя шесть дней возвращаются обратно, крылья исчезают – до следующего года.

Мне так захотелось полетать по воздуху, что я, с трудом дождавшись возвращения мужчин, принялся уговаривать их на следующий год взять меня с собой. Наконец один мой приятель, медник, согласился.

Спустя год, когда у медника выросли вместо рук широкие белые крылья, мы вместе взобрались на гору и приготовились взлететь.

– Помни одно условие, – сказал медник. – Во время полёта не раскрывай рта. Если ты произнесёшь хоть слово, мы оба погибнем.

Я пообещал молчать, взобрался меднику на спину, и мы взлетели. Мы поднимались всё выше и выше; когда я увидел далеко внизу остров Серендиб таким маленьким, что он, казалось, мог поместиться на ладони, то не удержался и воскликнул:

– Какое чудо!

В то же мгновение крылья моего приятеля бессильно повисли и мы полетели вниз.

Мы рухнули прямо в море. Мне повезло, и я не расшибся о воду, но моему бедному товарищу не посчастливилось: его крылья намокли и увлекли его на дно. Сам же я с трудом доплыл до берега и больше никогда не напрашивался в спутники своим крылатым друзьям.

Как ни прекрасен был остров Серендиб, осмотрев его, я снова стал тосковать по родине и при очередном свидании с царём сказал ему, что хотел бы возвратиться в свою страну. Он отпустил меня так же милостиво, как встретил, и заставил принять на прощание богатые дары; другие же, ещё более драгоценные, поручил мне передать вместе со своим письмом нашему славному калифу Гарун-аль-Рашиду.

Я почтительно принял письмо и дары, обещая его величеству в точности исполнить возложенное на меня поручение.

В письме царь Серендиба рассказывал нашему калифу о могуществе и богатствах своего острова и предлагал ему свою дружбу.

И вот настал день, когда наш корабль поднял паруса и, подгоняемый попутным ветром, понёсся в морскую даль; на этот раз наше долгое плавание прошло вполне благополучно. Мы прибыли в Балсору, откуда, не медля ни минуты, я возвратился в Багдад. Первым делом по прибытии я, разумеется, исполнил царское поручение.

Я облёкся в свои лучшие одежды и отправился ко дворцу, где поднёс его величеству сначала письмо, а потом все дары царя Серендиба. Прочитав послание, калиф спросил меня, правда ли всё то, что он пишет о своём могуществе и несметных богатствах. Я отвечал:

– Повелитель правоверных! Могу свидетельствовать, что царь Серендиба ни одним словом не преувеличивает своих неисчислимых богатств и окружающего его блеска. Кроме того, я должен сказать, что царь Серендиба очень мудр и справедлив; ни в столице его, ни в других владениях нет ни одного судьи: его народу они не нужны, потому что он руководствуется в своих поступках своей собственной совестью и строго соблюдает закон.

Калиф был очень доволен и полученными сведениями, и дружественным посланием, и дарами. Он отпустил меня, наградив богатым подарком.

Седьмое, и последнее, плавание Синдбада

Как-то раз слуга доложил, что меня желает видеть придворный сановник. Я вышел ему навстречу, и он сказал мне, что калиф немедленно требует меня к себе.

Я тотчас явился в приёмную залу государя и, приблизившись к нему, преклонил колени у подножия трона.

– Встань, Синдбад, – сказал мне калиф, – и выслушай моё желание: ты окажешь мне большую услугу, если возьмёшься доставить царю Серендиба мои дары и мой ответ на его письмо. Пусть он узнает, что я с радостью готов заключить с ним дружеский союз.

Ослушаться государя было нельзя, и мне пришлось снова собираться в дорогу.

В несколько дней я приготовился к отъезду; затем, получив от калифа его дары и письмо царю Серендиба, снова распростился с семьёй и отправился в путь. Плавание на этот раз было удачным, и мы без задержек прибыли на остров Серендиб. Там я был принят с большим почётом, и меня немедленно пропустили во дворец. Там я объяснил царю цель своего визита и вручил ему дары и письмо.

Это тронуло царя и обрадовало как проявление высокоценимой им дружбы нашего повелителя.

Вскоре мы отплыли обратно, надеясь так же благополучно возвратиться в Багдад, как прибыли оттуда, но Бог судил иначе.

Дня через три или четыре после начала плавания нас настигли морские разбойники и без труда захватили наш корабль. Обобрав нас дочиста, корсары перевезли всех на далёкий остров и там продали в рабство.

Мне суждено было попасть к одному богатому купцу, и моя участь оказалась довольно сносной. В его доме по его приказанию меня тотчас накормили досыта, затем одели заново, хотя и в невольничье платье, но чисто и прилично. Затем купец спросил, не знаю ли я какого-нибудь ремесла. Я ответил, что был прежде не ремесленником, а купцом и что всё моё имущество отнято морскими разбойниками, продавшими меня в рабство.

– А не умеешь ли ты стрелять из лука? – продолжал хозяин.

– Умею; это было моим любимым упражнением в ранней юности.

Тогда он дал мне лук и колчан со стрелами и объявил, что сейчас же возьмёт меня с собой на охоту. Нам подвели слона; хозяин сел на него впереди, я сзади, и мы отправились в лес, находившийся на расстоянии нескольких часов пути от города. В чаще хозяин остановился и сказал, указывая на одно высокое дерево:

– Взберись на вершину и стреляй оттуда в слонов, которые будут проходить поблизости, – их очень много в этом лесу. Как только упадёт хоть один, тотчас же дай мне знать. – После этого он оставил мне съестные припасы и поехал обратно в город, а я, усевшись на дереве, всю ночь дожидался появления слонов.

Слоны появились, только когда совсем рассвело, зато их было очень много. Я пустил в них несколько стрел, и наконец один слон свалился на землю, а другие разбежались. Я спокойно слез с дерева, отправился к хозяину и рассказал о своём успехе. Обрадованный этой первой удачей, он угостил меня отличным обедом. Потом мы снова вместе отправились в лес за бивнями убитого слона.

Так продолжалось в течение целых двух месяцев, и каждый день моя охота была удачной. Но вот одним ранним утром, когда после спокойного сна на ветвях дерева я сидел там, поджидая слонов, они появились огромным стадом, но, к моему изумлению и ужасу, не прошли мимо, как бывало всегда, а остановились и вдруг все разом, с оглушительным рёвом и топотом ринулись в мою сторону, так что земля задрожала под их ногами.

Они окружили моё убежище, затем один из них нагнулся, обвил снизу древесный ствол своим гигантским хоботом и могучим усилием вырвал дерево с корнем. Оно повалилось на землю, а с ним упал и я, но тот же силач подхватил меня и закинул на свою широкую спину. Тогда мой слон двинулся вперёд во главе всего стада, шедшего за ним, отнёс меня далеко, в самую глубь леса, опустил там на землю и удалился со всеми остальными. Пролежав некоторое время неподвижно и убедившись наконец, что около меня уже нет ни одного слона, я приподнялся, огляделся вокруг и увидел, что нахожусь на обширной лесной прогалине, возле громадной могильной насыпи, которая сплошь была усеяна слоновьими костями и бивнями.

Я догадался, что нахожусь на кладбище слонов, и не мог надивиться необычайному разуму этих животных, которые словно хотели сказать мне: «Если тебе нужны наши бивни, так бери их у мёртвых и оставь в покое живых». Я поспешил обратно в город и пришёл к своему хозяину. Увидев меня, он радостно воскликнул:

– Ты ли это, мой бедный Синдбад? Ну, слава богу! Я был в лесу, но как увидел вырванное с корнем дерево да лук и стрелы, разбросанные по земле, так и решил, что тебя уже нет на свете. Расскажи мне скорей, что с тобой случилось и каким чудом ты смог остаться в живых?

Я поведал ему о диковинном происшествии, а на другой день, лишь только рассвело, мы вместе отправились на слоне к холму, усеянному костями, и велика была радость купца, когда он убедился собственными глазами, что я сказал ему правду. Мы поспешно нагрузили своего слона громадным количеством бивней, которое он с трудом мог донести до дому, и там, убрав в свой склад эту богатую добычу, хозяин сказал мне:

– Спасибо, друг мой и брат! Ты обогатил меня своим открытием, и я объявляю, что с этой минуты твоё рабство кончено; ты свободный человек, но не думай, чтобы я читал достаточной наградой дарованную тебе свободу. Я знаю, что ты мечтаешь о возвращении на родину. Скоро сюда придут корабли, что приплывают сюда ежегодно за слоновой костью; с ними я отпущу тебя и позабочусь, чтобы ты не терпел никаких лишений во время пути.

Действительно, вскоре прибыли корабли; хозяин сам выбрал для меня один из них и, нагрузив его слоновой костью, объявил, что половина этого груза будет считаться моей. Кроме того, он снабдил меня большим количеством провианта и заставил принять ещё несколько ценных подарков. Я от всего сердца поблагодарил его за все оказанные милости и, простившись с ним, отправился в путь. Попутный ветер нёс меня к родным берегам, и сердце моё переполняла радость при мысли о скором возвращении домой.

Благополучно добравшись наконец до Багдада, я первым делом явился к калифу, чтобы рассказать, как было исполнено его поручение. Государь отнёсся ко мне очень благосклонно и сказал, что моё долгое отсутствие сильно тревожило его. Когда же я рассказал о разумном поступке слонов, он не мог надивиться и поверил мне только потому, что не сомневался в моей правдивости. Осчастливленный милостивым приёмом и богатыми дарами калифа, я вернулся домой с чувством полного удовлетворения и с той поры безмятежно и мирно жил в своём доме, не расставаясь больше ни с семьёй, ни с друзьями.