Приключения в Кукарекии и на острове Сладкая Отрада

Неожиданное событие

Нарисованный мальчик Пинн едва только вышел из поезда, чтобы сесть в свою машину, как кто-то чуть не сбил его с ног. Это был нарисованный человечек из соседнего дома в высокой черной шляпе. Все нарисованные мальчики звали его дядя Крилло и считали своим другом.

— Виноват! — извинился дядя Крилло и приподнял цилиндр. — Вы оказались передо мной так неожиданно, а я очень спешу.

— Да ничего, мне совсем не больно, — успокоил его Пинн; он заметил, что и остальные прохожие чуть не бегут в одну и ту же сторону и спросил: — Что-то случилось? Или где-то горит?

— Так вы не знаете? — удивился дядя Крилло, и его круглые глаза еще больше округлились, став похожими на большие колеса от кареты. И только он собрался объяснить, как рядом кто-то захихикал.

Это была нарисованная девчонка Сири, ужасно смешная и очень смешливая.

— Ну и ну, ничегошеньки не знает! — заверещала она, давясь от смеха. — Этак можно всю Кукарекию исчиркать, а он и не заметит.

Кукарекия — так назывался городок, в котором все они жили. Его окрестили так, наверно, потому, что на парадной двери самого большого дома в городе был нарисован огромный петух с разноцветными перьями. Да и вообще вся Кукарекия была нарисована и находилась в Стране Рисовании, то есть в детском альбоме для рисования. Ведь ребята, когда что-то рисуют, они живо-живо себе представляют, будто все не понарошке, а по-настоящему. Наверно, потому и в Кукарекии, и во всей Стране Рисовании все было взаправду, как в жизни.

К Сири, Пинну и дяде Крилло подоспела, тяжело дыша, дородная тетенька, которая работала в овощном магазине за углом. Вместе они и растолковали, наконец, Пинну, что произошло в Кукарекии.

Кто-то так исчиркал городскую окраину, где кончалась главная улица Кукарекии, что пройти там стало абсолютно невозможно. Мало того: под этими закаляками угадывалось такое страшилище, что никто не осмеливался и приблизиться к нему.

— Наверняка это работа тупоносиков, — заявила тетя Цирпа. — Кто же еще способен на такое безобразие?!

Тупоносики были ярыми врагами Кукарекии и всей Рисовании. Тупоносиками называли тупые цветные карандаши, которые никогда ничего толком не рисовали, а только марали бумагу. Если они раскрашивали что-либо уже нарисованное, то обязательно вылезали за края, как прутики из сорочьего гнезда.

— Их работа, — согласился дядя Крилло. — Улицу исчиркал Зелёха, а страшилище накарябал Синёха.

Как вы уже догадались, он имел в виду зеленый и синий карандаши.

— Поехали, посмотрим сами, — предложил Пинн. — Может, сумеем помочь.

Надо сказать, Пинн был отзывчивый мальчик, и весь город знал, что он всегда готов прийти на помощь.

Все сразу согласились, потому что Кукарекия была дорога всем ее обитателям.

Вчетвером они влезли в машину Пинна, но едва тронулись — тетя Цирпа захотела поменяться с дядей Крилло местами: одно колесо было нарисовано криво, и машина все время припадала на ту сторону, отчего тетю Цирпу стало укачивать.

Как всякий город со временем становится все больше и краше, потому что строятся новые дома, магазины, школы, так и Кукарекия росла и хорошела. Строили ее остро отточенные цветные карандаши — остроносики, как называли их жители Кукарекии. Остроносиков все уважали, потому что делали они всегда только добрые и полезные дела.

На одном из перекрестков машину остановил автоинспектор, нарисованный здесь недавно. Он поднял жезл, и Пинн затормозил. Инспектор обследовал машину спереди, сзади, с боков. По его хмурому лицу было понятно, что увиденным он недоволен.

— У вашей машины нет фар и стоп-сигналов. Бамперов тоже нет. Словом, автомобиль не в порядке и на нем ездить нельзя.

Пинну стало очень неловко, и он пообещал, что нынче же вечером отправится в мастерскую и попросит остроносиков нарисовать ему недостающие детали.

— А сейчас… Может быть, все-таки позволите следовать дальше? — нерешительно спросил Пинн.

— Тогда возьмите меня с собой. Ведь вы, наверно, едете на место происшествия? — Инспектор приосанился и закончил стихами: Где опасность, где беда, долг мой — следовать туда! — Он вообще любил сочинять стихи и часто говорил в рифму. Инспектор втиснулся на заднее сиденье рядом с тетей Цирпой.

Когда они, уже впятером, прибыли на место, картина им открылась безрадостная. Улица была перегорожена бессмысленными штрихами, некоторыми из них были перечеркнуты целые дома. За штрихами же виднелось такое страшенное существо, какое дотоле не встречалось ни в Кукарекии, ни в окрестностях. Оно вроде и было похоже на человека, а вроде и нет. Голова где-то сбоку, ноги такие обрубки, что существо едва могло передвигаться. Зато вместо рук — длиннющие изломанные щупальца, будто на шарнирах. Огромный рот сдвинут к уху. Страшилище не могло нормально разговаривать, а только издавало какое-то «буль-буль-муль». Те, кто первыми прибыли к месту происшествия, так и прозвали страшилище — Буль-Муль.

— Подойду-ка я поближе, — сказал Пинн. Он хотел понять, только ли внешность у страшилища отталкивающая или оно в самом деле злобное и опасное. Потому что обычно, если кто-то нарисован некрасивым нарочно, то и характер у него ужасный, а если случайно, по неумению, то бывает и незлой.

Приехавший вместе с нашими путешественниками милиционер, отрекомендовавшийся в машине сержантом Тирром, не успел и рта открыть, как Пинн уже полез через ограду. Сири сунулась было за ним, потому что очень за него испугалась, но сержант успел ухватить ее за юбку и не пустил.

— Недаром тут ограда — не лезь, куда не надо, — строго отчитал он Сири, а Пинна предостерег, — смотри, а то страшило намнет тебе бока. На что оно способно, не знаем мы пока.

Пинн принял меры предосторожности — предупредил других, чтобы за ним не лезли, а то при отступлении будут мешать друг другу и застрянут. Сержанта Тирра он попросил следить за порядком.

Пинн осторожно приближался к страшилищу, дружелюбно улыбаясь, но чем ближе он подходил, тем более свирепо оно сопело и хрипело. Впрочем, ни длинными своими щупальцами, ни ногами-обрубками пошевелить оно было не в силах. А глаза! Они были разного цвета, зато оба колючие и злые.

Пинн подступил к страшилищу совсем близко, готовый в любую секунду отскочить назад, но Буль-Муль, казалось, был не только не способен на какие-то действия, но и сам нуждался в помощи.

И тут случилось такое, что все застыли от испуга.

Страшилище все время следило за Пинном своими колючими глазами, но не двигалось, а когда он оказался совсем близко, чудище выбросило щупальца, чтобы раздавить Пинна. Если бы Пинн не делал каждое утро зарядку, так и остался бы в этих лапищах. Но он вмиг распластался на земле, так что ужасные лапы только загребли над ним воздух. Не успело страшилище сделать вторую попытку зажать Пинна своими клещами, как тот уже был на ногах за пределами досягаемости Буль-Муля.

— Беги! Беги! — кричали ему из-за скрещенных в беспорядке штрихов. Сири от волнения даже засунула в рот краешек передника.

— Удирай! — взывала она. — Пинн, удирай!

Пинн раньше был октябренком. Теперь у него на шее был нарисован красный галстук, и потому он был смелым и решительным и даже в случае опасности не терял головы.

Вот сейчас он хоть и прыгнул от страшилища, но дальше не побежал, остался стоять. Буль-Муль издавал чудовищные звуки, глаза его сверкали, как молнии. Вдруг он привстал на свои ножки и быстро-быстро засеменил к Пинну. На бегу он старался придерживать голову, чтоб она не перетягивала его набок. Пинн бросился наутек в сторону штрихового завала, надеясь, что страшилище вряд ли одолеет такую преграду.

Смелость только тогда хороша, когда она разумна, когда идет рука об руку с осторожностью. А вот Пинн на сей раз забыл об осторожности. Он зацепился ногой за какую-то загогулину, упал и больно стукнулся коленкой, тут же подхватился, но бежать уже не мог, охромел. Буль-Муль приближался с каждой секундой.

— Немедленно вызвать стирательную машину! — распорядился сержант Тирр, — это уже не шуточки!

Он выломал себе из штрихового завала дубинку и побежал на выручку Пинну. Вслед за ним поспешил и дядюшка Крилло.

Сержант Тирр был моложе и проворнее дядюшки Крилло и прибыл первым, хотя и в последнюю секунду. Он с размаху отвесил дубинкой такой удар, что страшилище, взвыв от боли, сунуло, похожие на разварившиеся сосиски, пальцы в свой кривой рот.

Но замешательство длилось всего мгновение. Еще более рассвирепев, страшилище вновь перешло в наступление.

Отбиваясь вместе с подоспевшим дядюшкой Крилло, сержант Тирр и Пинн отступали в сторону машины.

Так-то оно так, но не полезешь ведь через завал спиной вперед! А стоит отвернуться хоть на секунду — и ты во власти страшилища! У завала столпилось уже много жителей Кукарекии, но что они могли сделать голыми руками?

И тут раздался нарастающе пронзительный вой сирены, и вскоре оперативная красная машина взвизгнула тормозами у самого завала. И вовремя, потому что Буль-Муль, того и гляди, одолел бы отступавших.

В Кукарекии стирательная машина была вместо пожарной: из нее выскакивали стирательные резинки и стирали с лица бумаги все, что угрожало спокойствию жителей и величию Кукарекии.

Вот и сейчас резинки набросились на Буль-Муля, чтобы от него и следа не осталось.

За помощью в Пеналию

Синий цвет страшилища начал уже бледнеть, но резинки на глазах стирались, становились все меньше, а Буль-Муль и не думал исчезать. Теперь всем стало ясно, что страшилище намалевал не Синёха, как считали раньше, а Химоза — так звали в Кукарекии химический карандаш.

Было ясно как день, что Буль-Муль попал сюда не случайно — это чье-то хулиганство. Ну кто, скажите на милость, рисует в альбоме химическим карандашом! Ясно было и то, что страшилище — злобное и опасное существо и его надо как можно скорее убрать из Кукарекии, чтобы ее рисованные жители могли спокойно трудиться и отдыхать.

— Надо звать на помощь чернильную резинку, а то мы с ним не справимся, — единодушно решили все обитатели Кукарекии.

Чернильная резинка — генерал Стирайло — был родом из кукарековских стирательных резинок и всегда с готовностью приходил на помощь жителям Кукарекии, но поскольку услуги его требовались редко, жил он в Пеналии, а Пеналия кочевала с одного места на другое — смотря куда засунут пенал. Взаправдашный мальчик Каарел каждый день брал его с собой в школу, а куда потом девал, узнать было нелегко. У генерала Стирайло было много работы в тетрадях, полных клякс и накарябанных сикось-накось букв и цифр, так что его частенько не бывало дома в Пеналии.

Чтобы отправиться на поиски генерала, проще всего было пересечь границу Страны Рисовании прямо здесь, пробравшись мимо страшилища. Но каким надо быть смельчаком, чтобы приблизиться к нему!

— Я готов, — вызвался Пинн. — Сяду в машину и проскочу на большой скорости.

— Я с тобой, — тут же предложила Сири. — Ты сядешь за руль и будешь следить за дорогой, а я — за Буль-Мулем.

— Трое — это всегда больше, чем двое, — глубокомысленно заметил дядюшка Крилло и полез на заднее сиденье со стороны кривого колеса.

— Поеду и я, — решительно заявила тетя Цирпа. — Генерал Стирайло — мой добрый знакомый. Мне вначале нарисовали одну ногу длиннее другой, а он подправил. За это я помогла ему отчистить чернила, в которых он где-то вывозился с головы до ног.

— Где опасность, где беда, долг мой — следовать туда, — объявил сержант Тирр.

Так вся компания опять была в сборе.

Напоследок Тирр велел стирательным резинкам держаться во что бы то ни стало, пока не подоспеет помощь.

Но как пробраться на машине через завал? Одни считали, что нужен бульдозер, зато другие боялись, что как только расчистят дорогу, ничто не помешает Буль-Мулю двинуться на город.

Кто-то предложил доставить на место башенный кран, чтобы тот перенес машину через завал.

Но кран работал на строительстве нового универмага, разбирать его — целая история. Вот если бы кто-то из остроносиков взялся нарисовать новый кран…

Шофер скорого автобуса вызвался помочь — его автобус как раз курсировал между Кукарекией и Луллуметса — местом отдыха кукарековцев, расположенным неподалеку, — на соседней странице. Там был прекрасный сосновый бор на берегу речки, песчаный пляж. Кукарековцы прекрасно проводили там свободное время. Большое нарисованное солнце светило круглый год, и во время последнего рейса шофер видел на пляже желтого остроносика. Он хотел загореть, чтобы тон его грифеля стал более насыщенным.

— Найду и привезу! — пообещал шофер. — Он вас выручит и нарисует новый кран.

Водитель влез в кабину, и вскоре веселый сине-белый автобус уже катил по дороге к центру Кукарекии, откуда до Луллуметса было ближе всего.

Буль-Муль заметно побледнел стараниями стирательных резинок и, ослабев, не мог справиться с одышкой.

Прошло не так уж много времени, как скорый автобус вернулся вместе с Желтиком, который любезно согласился помочь кукарековцам в их беде. Раз-два-три, раз-два-три — и подъемный кран, да еще на рельсах, был готов. В кабине Желтик нарисовал крановщика, который сразу скомандовал:

— Внимание, поднимаю!

Пинн еще в воздухе включил зажигание, колеса завертелись и как только коснулись земли по ту сторону завала, машина мигом набрала скорость.

Увидев добычу так близко, Буль-Муль собрал последние силы и, стряхнув с себя старательные резинки, кинулся к автомобилю.

Пинн не растерялся и, услышав восклицание Сири «бери влево!», заметил прыжок страшилища, резко вывернул руль, так что Буль-Муль не дотянул до борта какой-нибудь сантиметр, брякнулся оземь и скособочился еще больше.

Автомобиль тем временем мчался к границе Страны Рисовании по направлению к Пеналии, где жил всегда готовый прийти на выручку друг кукарековцев генерал Стирайло.

Дорожные приключения

Пинн внимательно следил за дорогой: они ехали по Настольному шоссе, где можно было наткнуться на чернильницу, книжку или другой брошенный посреди стола предмет.

— Вам не будет худо от быстрой езды? — осведомился сержант Тирр у тети Цирпы. — А то можно высадить вас где-нибудь здесь.

— Если вам в дороге худо, вылезайте. Я — не буду! — ответила тетя Цирпа в духе сержанта, а у Пинна спросила, не может ли он ехать побыстрей.

— Не будем ссориться, друзья, — примирительно заметил дядюшка Крилло, который любил быть со всеми в ладу. — Ведь для этого нет ни малейшей причины.

— А найдем ли мы Пеналию? — перевела разговор на другое Сири.

— Раз должны найти, то найдем, — заверил ее Пинн. — Пенал чаще всего валяется где-то в районе настольной лампы.

Они проехали уже большую часть Настольного шоссе. Дважды Пинну пришлось так резко тормозить, что кривое колесо прочерчивало на дороге длинный след, тетю Цирпу кидало вперед, она оба раза хваталась за сержанта, и у того слетала с головы форменная фуражка. На третий раз сержант не выдержал, обиженно кашлянул и спросил:

— По инерции можно и удариться, но чем же вам мешает моя фуражка?

— Она… Она слишком большая и слишком круглая. Можно бы и поскромнее. Да и вообще в машине можно обойтись и без этой коробки от торта, — парировала тетя Цирпа.

Раз на дорогу неожиданно выскочила маленькая деревянная свинка, потом — из-за коробки с акварелью — резиновый негритенок, черный как смоль. Ночью он наверняка попал бы под колеса, ведь в темноте его почти не видно.

И только Пеналию они пока не повстречали.

А потом случилось вот что. Наши путешественники вдруг услышали чьи-то шаги и увидели, что к столу идет Керсти, настоящая девочка с косичками.

Пинн затормозил так резко, что завизжали колеса, а фуражка бедного сержанта опять свалилась на пол. На глазах у настоящих людей нарисованные человечки не имели права двигаться.

— Слушайте команду такую: все из машины врассыпную! — скомандовал сержант Тирр. Да, ситуация сложилась нешуточная. Машину было не спрятать, а оставаться в ней — еще опаснее. Бывали случаи, когда настоящие люди, заметив на Столе рисованных человечков или предметы, покинувшие пределы Страны Рисовании, считали, что стол чем-то испачкан, и тут же чем попало, хоть мокрым пальцем, стирали изображение. Даже если обитателям Рисовании удавалось перебраться на ближайший листок бумаги, они рисковали быть выброшенными вместе с листком в мусорную корзину, а иногда и прямо в печку…

Пинн схватил Сири за руку, и они со всех ног помчались к лежавшему поодаль листку бумаги.

Сержанту Тирру и дядюшке Крилло понадобилось больше времени, потому что тетя Цирпа, как на грех, застряла в дверях автомобиля.

— Эх, и почему только вас такую… объемистую нарисовали, — сокрушался дядюшка Крилло, пытаясь с помощью Тирра пропихнуть ее в дверной проем.

— Если б вы сделали хороший выдох, вы бы сразу истончились, — предположил сержант.

— Умишко у вас истончился, — обиделась тетя Цирпа, но на всякий случай выдохнула и с трудом, но все же протиснулась на волю.

— Теперь давай бог ноги, — приказал сержант. — Вон, горы у дороги, — и он показал в сторону сваленных на краю стола книг, вперемешку с газетами и даже чистыми листами бумаги, где легко можно было притаиться. — А я останусь здесь и попытаюсь спасти машину.

Это было решение, на которое способен лишь мужественный человек: позаботиться о других, а самому выбрать самое опасное место. Он распластался на столе неподалеку от машины и был, к сожалению, слишком заметен.

Неудивительно, что Керсти его увидела.

— Ну и дела! — воскликнула она. — Кто это нарисовал человечка прямо на столе? Да еще в милицейской форме. — Она уже послюнила палец, чтобы стереть сержанта со стола.

— Это, наверно, проделки Каарела, — догадалась она. Каарел, как известно, был ее братом.

Пинн внимательно наблюдал за происходящим из своего укрытия. Когда он увидел, какая опасность грозит отважному сержанту, он решил спасти его во что бы то ни стало.

Неподалеку стояла зеленая фишка от игры «Путешествие вокруг света». Пинн достиг ее в два прыжка и выдохнул:

— Спрыгни! Прошу тебя — спрыгни вниз! Поверь, это очень важно!

Увидев его взволнованное лицо, фишка без долгих слов приготовилась:

— Толкай! — скомандовала она Пинну. Тот напряг все свои силы и столкнул фишку на пол.

Услышав стук, Керсти отвлеклась, чтобы посмотреть, что упало, а в это время сержант вскочил за руль и через секунду вместе с машиной уже был за баночкой с клеем, где Керсти не могла его так быстро обнаружить.

Все произошло в мгновение ока: Керсти уже наклонилась, подняла с пола фишку, положила ее на стол и очень удивилась, не обнаружив человечка.

— Наверно, уже стерла, — решила она и хотела бежать дальше, но заметила газеты между книгами.

— Опять этот Каарел, будто не знает, куда складывать старые газеты. — Она собрала их в стопочку и отнесла на нижнюю полку шкафа, а потом вприпрыжку вернулась за своим Мишкой, которому собиралась поставить градусник, — он понарошке заболел.

Пинн и Сири выждали немного, а когда увидели, что Керсти не собирается возвращаться, побежали к машине, где их нетерпеливо поджидал сержант Тирр.

Стали держать втроем совет: что делать дальше? Вернуться в Кукарекию ни с чем? Но там страшилище. Ехать прямиком на поиски генерала Стирайло? Опасно. Да еще тетя Цирпа с дядюшкой Крилло как сквозь землю провалились.

— Но мы не можем бросить их, каково им пешком добираться, да еще столько опасностей может встретиться на пути, — сказал Пинн.

— Да они и не найдут дорогу домой, — расстроилась Сири. Неизменная улыбка сошла с ее лица, и набежавшая туча грозилась пролиться дождем слез. У этой рисованной девочки было нежное, доброе сердце.

— Может, они уже успели заблудиться, — предположил сержант Тирр, но тут же возразил себе: — Не может быть, среди бела-то дня!

— И все же он решил отправиться на их поиски. Уж он разыщет их, и втроем они вернутся в Кукарекию. А Пинн и Сири пусть несутся в Пеналию, чтобы не теряя времени отыскать генерала Стирайло. Как знать, теперь, может быть, каждая минута дорога. Да и в машину все уже не поместились бы — Стирайло был внушительных размеров, об этом они сразу как-то не подумали.

Тяжело было Пинну и Сири расстаться с другом, но интересы всех жителей Кукарекии требовали незамедлительных действий. Ребята простились с сержантом и по ножке стола спустились на пол, потому что на столе пенала не было.

На скользком линолеуме вести машину было гораздо труднее, но и здесь ловкость не изменила Пинну.

Вскоре за другой ножкой стола показался знакомый силуэт Пеналии. Радости Пинна и Сири не было предела: помощь совсем близко!

Пинн остановил машину у самого пенала с той стороны, где была наклеена пестрая бабочка, и оба влезли на край. Открывшийся сверху вид заставил их застыть в отчаянии: Пеналия была абсолютно пуста.

— Где мы теперь отыщем генерала Стирайло? — Сири так расстроилась, что даже ее косички, обычно задорно торчащие в разные стороны, бессильно поникли.

— Нельзя отчаиваться, — попробовал приободрить ее Пинн. — В любой ситуации нужно сохранять присутствие духа. Найдем!

Вдруг оба услышали непонятные звуки. Кто-то вначале тихонько сипел, кряхтел, потом прокашлялся и заговорил:

— Тут, кроме меня, кхе-кхе-кхе, никого нет, кхе, кхе, кхе, — слова раздавались, будто с заигранной пластинки. — Да и меня, кха-кха-кха, надолго ли…

Теперь рисованные человечки разглядели на дне пенала застрявшую в щели тронутую ржавчиной скрепку по имени Скрепп. Он и рассказал им печальную историю Пеналии.

Мальчику Каарелу взбрело в голову поиграть в подводную лодку, для чего он напустил полную ванну воды, вытряхнул содержимое пенала и погрузил его в пучину. Хитрец! Обитателей Пеналии он не рискнул оставить на столе — мама ругается, когда на столе беспорядок, — а засунул в шкаф на самое дно. Только Скрепп разделил участь пенала, потому что Каарелу было его не выковырять из щели.

— Никогда не видел столько сырости сразу! — сипел несчастный.

— Кажется, я заразился ржавчиной. Вся надежда на доктора Меэрике.

Так звали куклу девочки Керсти. Кукла носила белый халат с красным крестиком на кармашке и белую с крестиком шапочку. Она славилась своими знаниями и добротой.

Сири подергала Пинна за рукав:

— Мне этого Скреппа так жалко! — зашептала она. — Отвезем его к доктору, чтоб поскорее выздоровел.

И опять перед Пинном встала трудная задача. Везти Скреппа — терять драгоценное время. Не везти — значит, оставить на съедение ржавчине в насквозь отсыревшей Пеналии…

— Как вас вызволить? — обратился он к Скреппу.

— Да не так уж и сильно я застрял, — признался он. — Просто мне не хотелось затеряться в шкафу, кто б там меня отыскал. Вы только чуть-чуть потяните…

Раз-два — и скрепка на свободе. Услышав, что рисованные человечки хотят доставить его к врачу, Скрепп несказанно обрадовался.

— Это было бы великолепно! Но, — запнулся он в растерянности, — ведь вы потеряете массу времени. А кого вы, собственно, ищете? Ах, генерала Стирайло? Он наверняка в шкафу, куда Каарел сунул всех обитателей Пеналии.

— Значит, нам по пути, ведь мы все равно поедем мимо Кукольной Комнаты, — обрадовалась Сири такому повороту событий.

Доктор Меэрике принимала своих пациентов в Кукольной Комнате, где у нее под рукой были все необходимые инструменты и лекарства. Раньше она больше посещала больных на дому, но мальчик Каарел зачем-то отвинтил передние колеса у машины «скорой помощи».

— Не знаю, как вас и благодарить, — сказал Скрепп, когда Сири и Пинн домчали его до Кукольной Комнаты. — Когда вам понадобится помощь, вспомните обо мне. Отсюда рукой подать до доктора Меэрике, она смажет меня маслом, чтобы ржавчина не пошла дальше. Тысячу раз спасибо!

— Выздоравливайте поскорей, — улыбнулась Сири и еще долго махала вслед из окошка машины.

Хотя Скрепп показал кратчайший путь к шкафу, на дне которого Каарел держал всякий хлам, все же он оказался не таким уж близким для рисованного автомобильчика. К тому же еще в Кукарекии Пинн слышал от старших, что попасть в Шкафляндию, которую настоящие люди называли просто шкафом, было нелегко, а если дверцы закрыты, то и просто невозможно.

Уже издали Сири и Пинн увидали желтые стены Шкафляндии, и все же потребовалось еще немало времени, прежде чем они их достигли. Подъехав поближе, они с ужасом убедились, что въезд в Шкафляндию… закрыт!

Пинн сбавил скорость и задумался о том, как быть дальше, но вдруг на глазах у путешественников произошло нечто необыкновенное.

Раздался сильный грохот, дверца шкафа распахнулась, и оттуда со свистом вырвалась темно-красная ракета с белыми крыльями. То была ракета-свисток Каарела. Она летела очень низко, и воздушная струя была такой сильной, что маленький автомобильчик понесло назад по скользкому линолеуму.

Сири и Пинн успели только краешком глаза заметить, что кто-то махал им из ракеты большим розовым платком.

— Ты знаком с кем-нибудь из космонавтов? — уважительно поинтересовалась Сири.

— Нет, — честно признался Пинн. — Я о них только слышал.

Так кто же мог им махать из ракеты?

Куда подевались тетя Цирпа и дядюшка Крилло?

Как мы знаем, они поспешили укрыться в Книжных Завалах, когда неожиданно появилась Керсти.

— Нельзя ли побыстрее, — подгонял дядюшка Крилло тетю Цирпу. — Попробуйте себе представить, что за вами гонится разъяренная оса.

— Сами представьте, будьте так любезны, — сердилась тетя Цирпа, но, будучи образцовой продавщицей, не забывала употреблять любимые слова «спасибо», «пожалуйста» и «будьте любезны».

— Представьте, что она целится в вашу несуществующую бороду. Не-суще-ствующую, заметьте, может, тогда вы не будете нестись, как угорелый. — Тете Цирпе казалось, что она и так бежит изо всех сил. — И вообще, уважаемый, мне кажется, что можно было бы найти укромное местечко и где-нибудь поближе.

Дядюшка Крилло уже заприметил торчащий из нижней книги край газеты, и прежде чем Керсти вновь склонилась над столом, беглецы успели найти там приют.

— Ох, эх, ух, — пыхтела тетя Цирпа, распластавшись на краешке газеты рядом с дядюшкой Крилло, будто кто-то ее там нарисовал. — Задыхаюсь, сердце так и норовит выпрыгнуть.

— В таких случаях полезно закрыть рот, — любезно посоветовал дядюшка Крилло, — чтобы сердце действительно не выпрыгнуло.

— Сами закройте рот, — рассердилась тетя Цирпа, но все же добавила: — Пожалуйста! И не говорите, будьте уж так любезны, этих глупостей!

Вдруг все кругом задрожало, заколебалось, затряслось, будто в Книжных Завалах началось землетрясение. Это Керсти стала наводить порядок, убирать газеты.

Тетя Цирпа думала, что не переживет этого бедствия, но дядюшка Крилло очень кстати сказал, что никто в Кукарекии не продает таких свежих и вкусных овощей, да еще с такой предупредительностью, как тетя Цирпа. Эти слова будто влили в тетю Цирпу новые силы, и она мужественно выдержала тяжелое испытание.

Вместе с прочей макулатурой, которую Керсти складывала на дно шкафа, газета с тетей Цирпой и дядюшкой Крилло перекочевала туда же.

— Ой-ой-ой, — вздыхала тетя Цирпа, потирая ушибленные локти.

— И куда это нас занесло?

Много повидавший на своем веку дядюшка Крилло сразу догадался, что они попали в Шкафию, причем по сломанной тележке, безрукой кукле, сплюснутому мячику, бескрылой мельнице и прочему хламу сделал вывод, что находится они не в верхних районах Шкафии, где был все-таки относительный порядок, а в самом низу.

Постанывая и покряхтывая, слезли они с газетного края.

— Не расстраивайтесь, — попробовал утешить тетю Цирпу дядюшка Крилло, — все могло окончиться гораздо хуже.

— Не представляю, что может быть хуже! — вскричала тетя Цирпа. — Какая теперь от нас польза в поисках генерала Стирайло!

Дядюшка Крилло хотел было возразить, но тут из кучи хлама раздался грубый голос:

— Кто это там меня ищет? И зачем?

— Будьте любезны! — взмолилась тетя Цирпа, заламывая свои ушибленные руки. Она сразу узнала неповторимый бас своего старинного знакомого. — Где вы, генерал Стирайло?

— Здесь, — снова раздался бас. Судя по всему, он доносился из трубы сломанного паровоза. — Если не ошибаюсь, это вы, уважаемая тетя Цирпа из овощного магазина Кукарекии? Попробуйте спуститься ко мне.

Дядюшка Крилло взял тетю Цирпу под локоток, и они начали осторожно спускаться вниз по раздвижной лестнице помятой пожарной машины.

Вскоре генерал Стирайло уже обнимал тетю Цирпу — стало быть, они действительно хорошие знакомые.

— Я уж думал, никто меня здесь не сыщет, — рассказывал генерал посланцам Рисовании. — А сам я объявляться не собирался. Пусть, думаю, этот паршивый мальчишка помучается, когда я ему понадоблюсь, ни за что не отзовусь. Но раз уж я понадобился уважаемой тете Цирпе… — и генерал опять прочувствованно обнял тетю Цирпу.

— Осторожно, сотрете, — забеспокоилась тетя Цирпа, а дядюшка Крилло подумал, что сделать ее чуть покомпактнее совсем бы не мешало.

— А зачем вы меня все-таки разыскивали? — спохватился генерал Стирайло.

И тут он все узнал.

— А куда подевались наш отважный сержант Тирр, надежный мальчик Пинн и веселая девочка Сири, мы не знаем, — закончила свой рассказ тетя Цирпа.

— Ну, если они такие, как вы говорите, то не растеряются, — решительно заявил генерал Стирайло. — А мы должны подумать о том, как добраться до Кукарекии. — И тут он зычным голосом гаркнул на всю Шкафляндию: — Есть тут у кого-нибудь исправный транспорт?

— Есть! — браво доложил подтянутый пилот ракеты, откуда ни возьмись появившийся перед генералом. — Я тоже думал, ни за что не отзовусь, пусть-ка Каарел поищет, а то привык все валить в одну кучу — и исправное, и поломанное. Но раз я могу быть полезен…

— Конечно, очень даже можете, — заторопилась тетя Цирпа, но генерал Стирайло прервал ее, справедливо рассудив, что теперь не до разговоров.

— Если я вас правильно понял, исправное транспортное средство — это ракета? Ура-а! Значит, мы в мгновение ока долетим до Кукарекии и оттаскаем этого Буль-Муля за чуб.

— Разрешите приступить к подготовке ракеты к старту! — вытянулся перед генералом космонавт и, получив «добро», немедля принялся за дело.

Но как выбраться из Шкафляндии? Дверь-то плотно закрыта…

Дядюшка Крилло, тетя Цирпа и генерал Стирайло еще не успели как следует над этим задуматься, как большой деревянный конь на колесиках с выдранным хвостом и сломанной передней ногой предложил свои услуги.

— Стоит мне ударить копытами — дверь распахнется, — заявил он, довольный, что еще может кому-то пригодиться.

— Только не бей копытами, пока ракета не будет готова к старту, иначе кто-нибудь успеет закрыть дверь до того, как мы отсюда вылетим, — уточнил космонавт.

Вскоре он пригласил пассажиров занять места. Вначале раздался приглушенный рокот, потом он нарастал-нарастал и, наконец, вой двигателей достиг такой высокой ноты, что впору было уши затыкать.

— Давай! — крикнул космонавт коню и махнул рукой. Конь немного отступил назад на трех уцелевших ногах, потом со всей силы ударил в дверь, та приоткрылась. Конь изготовился было повторить маневр, но ракета, взревев двигателями, ловко нырнула в образовавшуюся щель.

Тетя Цирпа, которая все это время с опаской смотрела в круглый иллюминатор, со страхом ожидая, что они вот-вот во что-нибудь врежутся, увидела далеко внизу на линолеуме знакомый красный автомобильчик и радостно замахала своим розовым платком. Его-то и увидели Сири и Пинн.

В Кукарекии опять спокойно

В ракете все очень обрадовались, что с Пинном и Сири ничего не случилось, но в то же время еще больше забеспокоились о сержанте Тирре. Где он? Что с ним могло произойти? Тетя Цирпа искала и не могла найти ответа, и потому сердце ее было не на месте. Может, он отправился на поиски и ищет их в Книжных Завалах? Тетя Цирпа беспокоилась тем более, что отлично помнила: это он, отважный сержант, помог им добежать до Книжных Завалов и отыскать надежное убежище, рискуя собственной жизнью.

— Сержант Тирр не только смелый, но и ловкий парень, так что с ним не должно ничего случиться, — уверенно заявил дядюшка Крилло. И все же по настоянию тети Цирпы ракета взяла курс не прямо на Кукарекию: космонавт согласился вначале сделать круг над столом.

Они сделали не один круг над ровной поверхностью стола, но так и не заметили там никакого движения.

— Скорее всего, он уже в Кукарекии, — решил космонавт. — Или, по меньшей мере, на пути туда.

— Вот уж нет, — посерьезнел дядюшка Крилло. — Сержант Тирр не из тех, кто бросает друзей в беде. Либо он продолжает нас искать, либо с ним самим произошло что-то нехорошее.

— Не мог же он не услыхать рева наших двигателей, — возразил космонавт, — а услыхав, не дать о себе знать.

— Вот именно из-за рева наших двигателей он и не показывается, — предположил дядюшка Крилло. — Ведь он не знает, что в ракете свои.

Он и тетя Цирпа так настаивали, что было решено все-таки сделать промежуточную посадку на столе. Приземление прошло нормально, все вышли из ракеты, но насколько хватало взгляда, вокруг не было ни души. Стали осматривать окрестности в бинокль, но и это оказалось напрасным. Сержанта Тирра нигде не было.

Тетя Цирпа продолжала настаивать, что, наверное, он пошел разыскивать их в Книжных Завалах и блуждает там до сих пор.

— Но ведь он не глухой, — настаивал космонавт, — а значит, слышал, как мы приземлились.

Что было делать? Куда идти? К тому же не давали покоя мысли о Кукарекии. Хотя генерал Стирайло и убеждал, что справиться с Буль-Мулем для него пустяк, кто знает, что могло случиться за время их отсутствия.

— Собственно, мне сказать нечего, — пожал плечами генерал Стирайло. — Я сержанта не знаю и потому не могу предугадать его действия.

Конечно, он не знал Тирра, ведь тот был нарисован совсем недавно.

Они уже поднимались в ракету по узенькой лесенке, когда увидели, что со стороны Книжных Завалов кто-то бежит к ракете сломя голову.

Дядюшка Крилло поднес бинокль к глазам:

— Да я готов съесть свой цилиндр, если это не наш верный сержант Тирр! — закричал он, вне себя от радости. — Но что это? За ним погоня!

Вскоре уже и без бинокля стало видно, что вслед за сержантом из-за Книжных Завалов появились два карандашных огрызка и покатились вдогонку.

— Нате вам, пожалуйста! — воздела тетя Цирпа руки к небу, — они же могут его поколотить!

— Это действительно тупоносики, лиловый и коричневый, — забеспокоился дядюшка Крилло, — причем с обгрызенными концами, и поэтому особенно злые. Если они поймают Тирра, то исчиркают его с головы до ног.

Космонавт кинулся в кабину ракеты, схватил что-то похожее на пистолет и побежал навстречу Тирру.

Сержант милиции был сильным и тренированным, но бежать быстрее, чем катились карандашные огрызки, он не мог. Расстояние между ними неуклонно сокращалось.

Космонавт отбежал чуть в сторону, чтобы сержант Тирр не оказался между ним и тупоносиками, встал на одно колено, прицелился и пальнул по тупоносикам сильнейшей струей сжатого воздуха. Тупоносики покатились гораздо медленнее.

Было видно, как они борются со встречным потоком. Космонавт увеличил скорость воздушной струи, огрызки приостановились, а затем сначала медленно, а потом все быстрее покатились в обратную сторону.

Это выглядело так уморительно, что генерал Стирайло огласил окрестности басовитым хохотом.

— Спасибо, от души благодарю вас, друзья! — выдохнул, добежав до ракеты, сержант Тирр. — Если бы не вы, я бы уже был замалеван.

— Успокойтесь, успокойтесь, — сказал дядюшка Крилло. — И быстро в ракету, там и потолкуем.

Через минуту все уже устроились в удобных сиденьях, рев двигателей перешел в оглушительный свист, ракета взмыла в высоту и взяла курс на Кукарекию.

— Я был уверен, что вы достигли Книжных Завалов, — говорил сержант Тирр, — и потому отправился туда на розыски. Но вы же знаете книжки Каарела! Рваные, мятые, истрепанные, попробуй там кого-нибудь найти. Звать же я вас не рискнул, иди знай, кто там в этих Завалах еще шатается. — В таком возбуждении Тирру было не до рифм и он продолжал:

— Но когда я взобрался на обложку затрепанной «в капусту» книжки, я услыхал голоса. Хотел было окликнуть, но понял, что это чужие. О чем они говорили? Издали слов было не разобрать. Я забрался в кусты, которые, на счастье, были нарисованы на обложке, и под их прикрытием подкрался ближе. Теперь я мог не только отчетливо их слышать, но и ясно видеть. То были два карандашных огрызка, вы их видели. О чем они говорили! Я готов был доломать их тупые носы собственными руками! Представьте себе, они уже знали, что их акция с Буль-Мулем провалилась и что мы ищем генерала Стирайло.

Говорили, их генерал Тупорыл рассвирепел и разразился жуткими угрозами в адрес Кукарекии. Известное дело, тупоносики ненавидят все красивое, особенно генерал Тупорыл. Так вот, эти двое строили планы, как они проникнут в Кукарекию и что один из них замарает и другой исчиркает. Я собирался еще посидеть в тех кустах и послушать, может, выболтают еще какой-нибудь секрет, но тут увидел, что вы поднимаетесь в ракету и собираетесь улететь. Что было делать? Я — опрометью к вам, совершенно в открытую. Я же не знал, где и как вы будете меня искать, в какие еще переплеты из-за меня попадете. Что было дальше, вы знаете.

И сержант Тирр еще раз прочувственно пожал руку своему спасителю — космонавту.

— Где у вас в Кукарекии ракетодром? — спросил космонавт, когда они достигли границ Рисовании.

— Да, как бы это сказать… — дядюшка Крилло зарделся от смущения. — Если честно, то у нас в Кукарекии пока нет ракетодрома.

— Нет ракетодрома? — несказанно удивился космонавт. — Да как же это возможно в наш век технического прогресса? Такой красивый город — и нет места, где могли бы приземляться и стартовать ракеты. Надо непременно построить! — космонавт все не мог успокоиться. — Непременно!

— Можно попробовать приземлиться на стадионе, — предложил сержант Тирр. — Он расположен между Луллуметса и Снежногорьем, оттуда в Кукарекию ходит маршрутное такси.

На одной из страниц альбома для рисования был нарисован зимний пейзаж с лыжными трассами, ледяными горками и санными спусками. Снег там никогда не таял, и жители Кукарекии ездили туда за зимними забавами круглый год — катались на лыжах, коньках, санках, рисованные мальчишки скатывались с горок и без санок, как придется, кувырком. Словом, веселое местечко это Снежногорье.

— Садимся на стадионе, — решил космонавт и начал торможение.

Приземлились успешно. Тут же к стадиону подкатил микроавтобус с черно-белыми шашечками на боку, забрал всех желающих и со скоростью сто километров в час покатил к Кукарекии.

Стереть Буль-Муля не составило для генерала Стирайло труда. Он лишь опасался протереть дырку — она угрожала бы безопасности движения.

От Буль-Муля вскоре не осталось и следа. Местные же стирательные резинки потрудились над завал ми на главной улице — и вскоре жители Кукарекии могли спокойно заняться своими делами.

К вечеру в город прибыли Сири и Пинн. Деревянный конь на колесиках сообщил им, что генерал Стирайло с тетей Цирпой и дядюшкой Крилло вылетели в Кукарекию.

— Не сердитесь, пожалуйста, — обратился Пинн к сержанту, — но сегодня я не успею нарисовать бамперы и фары.

— Ну что вы, — широко улыбнулся Тирр. — Вы показали себя таким молодцом, что я слова бы не сказал, если б вы ездили даже вовсе без колес. Но, — тут он посерьезнел, — порядок есть порядок. Вам придется дорисовать недостающие детали если не сегодня, то в другой день. Словом, можно ездить совершенно без опаски, если все на месте, от домкрата до запаски, — закончил сержант в рифму, а это значило, что он совершенно пришел в норму.

Так жизнь в прекрасной Кукарекии вошла в свою колею.

Как помяли цилиндр дядюшки Крилло

Однажды утром движение на улицах Кукарекии заметно оживилось. На сей раз народ спешил не на окраину, а в центр города. Там нарисовали новый универмаг, и все торопились на его торжественное открытие.

Столь радостное событие не обошлось без духового оркестра. Чистые голоса изогнутых медных труб сливались в мощную мелодию бодрого марша, того и гляди уши заложит, а ноги сами собой отбивали такт.

Когда оркестр смолк, дядюшка Крилло как самый уважаемый гражданин города произнес замечательную речь. Он сказал, что такой просторный и удобный магазин — большая радость для жителей, и назвал всех-всех, кто отлично потрудился на строительстве.

Сержант милиции Тирр, который успел прославиться в Кукарекии как плодовитый поэт, выступил вслед за дядюшкой Крилло со своим последним произведением, посвященным знаменательному событию.

Затем вперед вышел генерал Стирайло и под звуки оркестра стер розовую ленточку, протянутую перед входом. Универмаг был открыт для всех желающих!

Чего здесь только не было нарисовано в витринах и на прилавках! Радиоприемники и радиолы, часы настенные, настольные, наручные, ткани любых сортов и расцветок, люстры и торшеры, костюмы и платья, сапоги и босоножки, лыжи и коньки, лодки и моторы, спальные мешки и палатки, подушки и одеяла, раскладушки, кастрюли и сервизы и масса игрушек, одна краше другой. Игрушек было нарисовано особенно много, потому что играть любили все жители Кукарекии.

Народу скопились толпы, всем было интересно хорошенько все рассмотреть и рассказать дома, как выглядит новый универмаг.

Магазин был четырехэтажный, с этажа на этаж вели лестницы. Вернее, везли — остроносики нарисовали не простые лестницы, а двигающиеся — эскалаторы, как в московском магазине «Детский мир» и в метро.

Сири и Пинн тоже пришли на открытие универмага и успели не один раз прокатиться на эскалаторе то вверх, в отдел игрушек, то вниз, в продуктовый отдел, где заведующей была назначена тетя Цирпа как передовик торговли.

На лестнице они и повстречались с дядюшкой Крилло.

— Уважаемые Сири и Пинн, — начал он так торжественно, будто продолжал выступать на открытии магазина. — Сегодня столь знаменательный день, что мы договорились с сержантом Тирром провести его всем вместе в Луллуметса. Разумеется, с тетей Цирпой. Согласны?

При этом он так разошелся, что нечаянно смахнул с головы подошедшего сержанта Тирра его фуражку.

— Сколько угодно руками машите, но чем вам мешает фуражка, скажите? — обиженно поинтересовался сержант.

Дядюшка Крилло хотел было ответить тоже в рифму, что-нибудь вроде «эй, сержантик, сбоку бантик», но вместо этого вежливо извинился. Бедный дядюшка Крилло! Он и не подозревал, что произойдет вскоре с его внушительным цилиндром.

После приключений, связанных с поисками генерала Стирайло, который, кстати, простил Каарела и вернулся в Пеналию, наши путешественники еще более сдружились и потому обрадовались случаю побыть вместе в этот радостный день, да еще в таком прекрасном месте, как Луллуметса. Словом, Сири и Пинн согласились без раздумий и весело захлопали в ладоши. Вместе с сержантом и дядюшкой Крилло они отправились узнать, скоро ли освободится тетя Цирпа.

В продуктовом отделе тетя Цирпа гордо продемонстрировала друзьям новые торговые автоматы. Пять автоматов наливали какой угодно лимонад — на выбор, два выщелкивали печенье, один высовывал полную ложку варенья и после каждой лакомки вымывал ее дочиста, другой в обмен на игрушечные деньги любезно предлагал настоящие шоколадные пирожные.

Внимание Сири и Пинна привлек автомат, в который вообще не надо было совать деньги. Тетя Цирпа объяснила, что автомат установлен исключительно для удовольствия кукарековских мальчишек и девчонок. В этом автомате есть овальное зеркальце, и если перед ним оказывается добрый, воспитанный, прилежный ребенок, автомат выдает вкусную конфетку, а если плохой — принимается таскать его за волосы. Да-да, при помощи особого механизма! А чтобы все было по-честному, на автомате установлена табличка: ТОЛЬКО ДЛЯ ХОРОШИХ ДЕТЕЙ.

Сири и Пинн тут же получили по шоколадной конфете.

Но всем было интересно увидеть, как на самом деле автомат поступит с плохим ребенком. Но где взять такого? Найдется ли хоть один сорванец во всей Кукарекии? Другое дело, если перед зеркалом окажется тупоносик.

— Раз машина так умна — с электроникой она, — важно заключил сержант Тирр. И оказался прав, как подтвердила потом тетя Цирпа.

Но где же все-таки найти плохого мальчишку или девчонку? И тут дядюшке Крилло пришла в голову какая-то мысль, которую он прошептал Пинну на ушко. Пинн лукаво улыбнулся, подошел к автомату и вдруг высунул язык (ничего себе, очень педагогичный совет дал ему дядюшка Крилло!) и впридачу скривил такую рожу, будто проглотил что-то такое кислое, как лимон, горькое, как перец, и соленое, как… как ложка соли.

В автомате что-то заверещало, забурлило, затрещало, а потом из-под крышки как выскочат два рычага на шарнирах с захватами на конце! А дальше случилось такое, о чем ни наши шутники, ни стоявшие поодаль зрители и подумать не могли. Эти рычаги с пальцами-захватами протянулись вовсе даже не к Пинну, а к дядюшке Крилло, беспечно стоявшему рядом, и вцепились ему… нет, не в волосы — ведь голова его была покрыта шляпой. Вот эта шляпа и стала жертвой. Они крутили ее и вертели, мяли и выворачивали, так что прежде чем тетя Цирпа успела выключить автомат, черный дядюшкин цилиндр превратился в жалкий блин, как сказал бы Тирр.

Все так и застыли, выжидательно поглядывая на дядюшку Крилло. А он, придя в себя, восхищенно воскликнул:

— Ну и машина! Умна так умна. Такую не проведешь — сразу догадалась, кто виноват. Пустяки, — добавил он, расправил цилиндр, и дядюшка водрузил его на голову, не смущаясь многочисленными вмятинами и складками. — Умница-машина, наказала кого надо, — заключил он напоследок.

— Наказала, кого надо: за фуражку вам награда, — согласился сержант Тирр. — Чтоб руками не махали, вашу шляпу и помяли.

Однако сейчас тетя Цирпа была сердита на дядюшку Крилло за его выходку и потому пропустила замечание Тирра мимо ушей.

Чем закончился заплыв дядюшки Крилло и сержанта Тирра

Как только тетя Цирпа закончила работу, все отправились в Луллуметса. Пинн предложил ехать на его машине, которая была теперь в полном порядке — с бамперами, фарами и стоп-сигналами. Но сержант Тирр и дядюшка Крилло рассудили, что лучше поехать на автобусе — отдыхать, так всем.

Автобусная остановка находилась возле самого большого дома в Кукарекии, на котором был нарисован знаменитый петух с пестрым пышным хвостом. День был праздничный, народу собралось много, и кто знает, сколько пришлось бы друзьям стоять в очереди, если бы не шофер автобуса — это он мигом доставил к завалу Желтика, который моментально нарисовал подъемный кран. Шофер узнал Пинна и пригласил таких знаменитых людей войти через переднюю дверь.

Автобус курсировал между городом и Луллуметса каждый день, поэтому водитель рассказал, что теперь там все прекрасно благоустроено и везде таблички, на которых написано, где можно купаться, а где нет. Настоящая девчонка Керсти когда-то неравномерно раскрасила речку Луллу, получилось где-то мелко, а где-то слишком глубоко, да и берега вышли неровные. Шофер подробно рассказал сержанту Тирру и дядюшке Крилло в каких местах лучше всего загорать и купаться.

Вскоре наша веселая компания прибыла на уютный бережок, где были нарисованы мягкая зеленая травка и белые головки клевера, мелкий песочек у воды и узенький мостик с двумя лодками на привязи. В одной из них Пинн обнаружил удочку. В холмике, который сделал крот, набрал червей, позвал Сири, и они уплыли на лодке удить рыбу за камышами.

Дядюшка Крилло и сержант Тирр облачились в плавки и вошли в густо-синюю воду (Керсти считала синий цвет самым подходящим для реки). В юности дядюшка Крилло был отменным пловцом и с годами не утратил мастерства.

— Может, попробуем наперегонки? — предложил он сержанту Тирру. — Интересно, способен ли я еще на что-нибудь, — скромно заметил он, а про себя решил выиграть заплыв во что бы то ни стало.

Сержант Тирр, понятно, не мог сплоховать. Он принял вызов со словами:

— Никуда тот не годится, кто к победе не стремится.

Поскольку оба были отличными пловцами, речка Луллу оказалась узковата для серьезного заплыва. Решили соревноваться вдоль по течению.

Тетя Цирпа проследила с берега, чтобы пловцы были на одной линии, потом скомандовала «раз-два-три», и дядюшка Крилло стартовал кролем, а сержант Тирр — стилем баттерфляй. До поворота они доплыли почти одновременно, а потом пропали с глаз тети Цирпы, Сири и Пинна.

И сержант Тирр, и дядюшка Крилло были до того возбуждены предстоящим заплывом, что забыли договориться о финише. И теперь стоило одному вырваться хоть чуточку вперед, другой прилагал все усилия, чтобы непременно обогнать его. Так они плыли, обгоняя друг друга и не замечая, что удаляются от старта все больше и больше.

Между тем река стала уже: по обеим сторонам были нарисованы густые заросли кувшинок. Сержант Тирр к этому времени на метр-другой обогнал дядюшку Крилло, но тут длинный стебель водяной лилии обвился вокруг его ноги. Для такого сильного пловца, как сержант Тирр, опасности это не представляло. Но ему стало щекотно, он задергал ногой, сбился с ритма, а в это время дядюшка Крилло вырвался вперед. Борьба обострилась, оба так мощно работали руками и ногами, что синева речной воды сбивалась в пену.

Но наши пловцы забыли еще об одном немаловажном обстоятельстве. Если в настоящей жизни расстояния измеряются в метрах и километрах, то в Рисовании — величиной альбомного листа. Кончался лист — обрывалось все нарисованное, в том числе и речка Луллу.

Наши спортсмены так раззадорились, что конца страницы не заметили. Речка кончилась, и пловцы попросту вылетели за пределы страницы… прямо в сугроб.

— Наяву или во сне вижу этот белый снег? — закричал от неожиданности сержант Тирр.

— Мне все-таки кажется, что наяву, — ответил никогда не терявший присутствия духа дядюшка Крилло. — Наверно, мы свалились в Снежногорье. — Он как цапля, попеременно вскидывал то одну, то другую ногу. — Люди добрые, помогите!

Спасибо Керсти, она нарисовала и в Кукарекии, и во всей Стране Рисовании немало добрых, отзывчивых людей. Нашлись хорошие люди и в Снежногорье. Тепло одетые лыжники, конькобежцы и ребята с санками несказанно удивились, увидев двух мужчин в плавках, но не растерялись. Остроносик Зеленец как раз стоял на трамплине и готовился к прыжку, когда увидел горе-пловцов.

— За мной! — скомандовал он пристегивавшей крепления стирательной резинке. — Мы должны им помочь, иначе они замерзнут. Вперед!

Он ринулся вниз с трамплина, за ним резинка, оба очень удачно приземлились, подкатили прямо к попавшим в беду и затормозили так лихо, что сержанта Тирра и дядюшку Крилло обдало снежной пылью.

— Благодарю вас, — нашелся всегда неизменно вежливый дядюшка Крилло, — но нам вовсе не жарко…

Сержанта хватило только на «бр-р-р» — и оба в момент покрылись гусиной кожей.

— Эх, был бы на мне хотя бы любимый черный цилиндр!.. — промолвил дядюшка Крилло.

— А мне не помешала бы моя фуражка, — согласился сержант Тирр. — Макушка бы не так мерзла.

— Терпение, сейчас поможем, — одобрил их Зеленец.

Он попросил резинку расчистить место вокруг пострадавших и нарисовал там шелковистую зеленую травку. Сразу стало теплее. Потом он несколькими штрихами набросал шалаш из веток, а подоспевший с катка остороносик Краснец, занимавшийся фигурным катанием, развел у входа в шалаш костерок. Теперь пловцы-марафонцы не замерзнут.

Но как попасть обратно в Луллуметса? Через глубокие сугробы и без одежды? Нарисовать одежду — это вам не пара пустяков, тут не каждый остроносик справится, а все, кто умеет, работают в ателье мод Кукарекии.

Ни сержант Тирр, ни всегда находчивый дядюшка Крилло никак не могли придумать, как вернуться обратно, ведь край альбомного листа с Луллуметса так загнулся над Снежногорьем, что за здорово живешь назад не влезть.

Купание с сюрпризом

Тетя Цирпа разомлела на солнышке в безветренной ложбинке на песчаном пляже. Ей стало жарко, и она решила окунуться. Припомнив наставления шофера автобуса и водрузив на нос солнечные очки, отыскала указатель в виде стрелы, острие которой показывало в сторону реки. На указателе крупными буквами значилось: «КУПАТЬСЯ ЗДЕСЬ». А чуть ниже красовался огромный лиловый тюльпан.

Тетя Цирпа мысленно поблагодарила тех, кто позаботился об указателях, потому что при всех прочих своих достоинствах плавала она неважно. А возле указателя она смело вошла в воду по пояс, присела — плюх! — брызги полетели, и смело ступила дальше…

Хорошо в Луллуметса! Всегда светит солнце, облака неподвижны в голубом небе, погода всегда замечательная, раздолье любителям летних забав. К тому же на опушке соснового леса нарисована будка с пестрой крышей, где продается лимонад, мороженое и другие вкусности.

Пинн сбегал в киоск и вернулся с двумя вафельными стаканчиками, наполненными вкусным мороженым с изюмом. И вот сидят они с Сири в лодке, лижут мороженое и размышляют, куда подевались сержант Тирр и дядюшка Крилло.

— Наверно, устали и вышли на берег отдохнуть перед обратной дорогой, — предположил Пинн и вдруг увидел, что его красно-белый поплавок ушел под воду. Это было так неожиданно, что он обеими руками ухватился за удочку, а мороженое плюхнулось за борт и тут же расплылось белым сладким пятном. Пинн потянул удочку из воды… но рыбы не было. Зато рядом во весь свой лягушачий рот хохотала лягушка: «Ква-ква-ква!» Это она, негодная, подшутила над Пинном и потянула поплавок на глубину. Неизвестно, сколько она потешалась бы над неудачливым рыболовом, не заметь растекающегося мороженого — она кинулась лопать его, чавкая и причмокивая.

Пинн хотел было рассчитаться с лягушкой и за поплавок, и за насмешку, как вдруг над речной гладью разнесся жалостно-жалобный крик:

— Помогите! На помощь! Тону!

Сири и Пинн сразу узнали голос тети Цирпы. Одним прыжком Пинн оказался на берегу и помчался к утопающей.

Что же случилось?

Тетя Цирпа смело вошла в воду, ощущая под ногами ровное песчаное дно, как вдруг дно пропало, и она отчаянно забарахталась, призывая на помощь.

Отдыхающие сбежались на крик, пожилой мужчина в полосатом купальном халате схватил нарисованный тут же на столбике спасательный круг и бросил его в реку, да так метко, что круг сразу наделся тете Цирпе на шею.

Она схватилась за круг обеими руками, перестала барахтаться, ноги ее постепенно опустились книзу… и оказались на дне. Ко всеобщему изумлению судорожно вцепившаяся в спасательный круг тетя Цирпа встала в воде, высунувшись из нее чуть ли не наполовину.

Тетя Цирпа была бы не тетей Цирпой, если бы, попав в неловкую ситуацию, не перешла в наступление:

— Вот пожалуйста, я достаю ногами дно. С какой стати вы швырнули в меня этот спасательный круг? Да еще обрызгали все лицо.

— Но уважаемая, — попытался оправдаться полосатый мужчина, — откуда нам знать, в каких отношениях находятся ваши ноги с речным дном? Мы услыхали ваши крики…

— Крики? Что за крики? Лично я, нате вам пожалуйста, не слышу никаких криков. Я вообще ничего не слышу, потому что вы запустили мне кругом по уху. А это еще что? Где мои солнечные очки? Спасибо вам, доспасались.

И правда, очков на тете Цирпе не было.

— Пошарьте ногой по дну, — посоветовал Пинн. Сам он таким образом успешно доставал со дна мелкие камешки. — Может найдутся.

— Попробуй-ка сам пошарить, пока тебя рак за палец не хватит, — пробурчала тетя Цирпа и побрела к берегу.

Надо сказать, Пинну было очень неудобно перед мужчиной в полосатом халате за поведение тети Цирпы.

— Тетя Цирпа, ну что вы скандалите, ведь мы хотели вам помочь. Если по уху, то ведь нечаянно…

— Кто скандалит? Я скандалю? — тетя Цирпа сделала такое удивленное лицо, будто ничегошеньки не произошло. — Интересно, с кем я тут скандалю?

Тем временем полосатый дядька то так, то сяк рассматривал Пинна, и наконец лицо его осветилось улыбкой:

— Кого я вижу, не вы ли тот самый мальчик с красной машиной? Ну конечно, я даже помню, как вас зовут. Пинн, верно? А эта веселая девочка — Сири, не так ли? Как же я вас сразу не узнал! А вы меня? Не узнаете? И это прекрасно!

Вот теперь и Пинн узнал в полосатом отдыхающем некогда ржавую скрепку из Пеналии. Ну конечно же, это многострадальный Скрепп. Они познакомились, когда искали генерала Стирайло и доставили совершенно больного Скреппа к доктору Меэрике. Но их знакомец был неузнаваем: блестящий, без единой точечки ржавчины.

— После выздоровления доктор Меэрике направила меня сюда, в новый санаторий в Луллуметса, — пояснил Скрепп и махнул рукой в ту сторону, где за курчавыми верхушками сосен виднелись верхние этажи большого белого здания. — До чего же здесь хорошо! А какой прекрасный уход!

— Но как же могло произойти это недоразумение с вашей знакомой, — повернулся он опять к тете Цирпе, которая успела оправиться от испуга, а заодно и от дурного настроения. Теперь она вполне спокойно объяснила, что доверилась указателю и смело пошла на середину реки, как вдруг дно уплыло из-под ног… во всяком случае, ей так показалось. От испуга она стала колотить по воде руками и ногами, не подозревая о том, что ноги вполне могут достать до дна.

Как бы там ни было, ясно одно: это место для купания не самое подходящее. Вся компания пошла поближе рассмотреть указатель, и тут лиловый цветок вызвал у Пинна смутное подозрение. Тюльпан? Но темно-лиловые тюльпаны встречаются очень редко, да и какое отношение этот цветок может иметь к указателю? Ну-ка, ну-ка…

— Теперь я понял! — воскликнул Пинн. — Опять работа тупоносиков, несомненно их штучки. Присмотритесь, ведь это вовсе не цветок, просто последнее слово замалевано лиловым огрызком!

И действительно: теперь и остальные разглядели, что на указателе написано «КУПАТЬСЯ ЗДЕСЬ НЕЛЬЗЯ», вот только лиловому пятну придана форма цветка.

Все возмущенно заговорили о безобразиях огрызков-тупоносиков, но тут поплавок удочки, укрепленной между бортом лодки и скамейкой бешено запрыгал вверх-вниз.

В мгновение ока Пинн был у лодки, которую все дальше относило от берега, но не успел он схватиться за снасть, как удилище перестало дергаться и за кормой показалась темная, гладкая и круглая голова с усами. Это была не рыба, не лягушка и не рак. Пинн никак не мог сообразить, кто это смотрит на него из воды такими добрыми глазами. Первым догадался Скрепп:

— Как этот чертенок-тюлененок попал сюда в речку Луллу? — крикнул он с берега.

Скрепп работал раньше в игрушечном цирке Каарли и Керсти, открывал и закрывал занавес. Кстати, там он научился очень метко кидать кольца. Ну и, разумеется, круги… Были в цирке и тюлени, поэтому Скрепп сразу узнал пришельца.

Бедный тюлененок зацепился губой за крючок и не знал, как от него избавиться. Выглядел он испуганным и несчастным.

— Возможно, этот тюлененок из цирковых, — предположил Скрепп. — Кто, как не Керсти, мог его здесь нарисовать? Похоже, она и не подозревает, что обычные, не дрессированные тюлени живут в соленой воде, в море, а не в реке. Да, несомненно, это цирковой, а значит, дрессированный тюлень. Он должен понимать команды.

Скрепп залез в лодку и велел тюлененку подплыть поближе. Тот сразу выполнил приказ — понял! Скрепп осторожно вытащил крючок, при этом Тютя (так Сири успела окрестить тюлененка) сделал такую уморительную гримасу, так повел усами, что Сири громко засмеялась и захлопала в ладоши, будто она и впрямь сидела в цирке.

— Пусть Тютя поищет тетины Цирпины очки, — придумала Сири и даже заерзала от предвкушения удовольствия.

Скрепп скомандовал Тюте — и тот скрылся под водой, но уже через минуту вынырнул с очками вприкуску.

— Раз он такой умный и послушный, можно было бы послать его посмотреть, куда это запропастились сержант Тирр и дядюшка Крилло, — сказала тетя Цирпа.

— Такой команды я не могу ему отдать. Не умею, — огорчился Скрепп. — Я ведь никогда их не видел и не смогу описать их внешность.

Пинн рассказал о заплыве, и Скрепп серьезно обеспокоился, сказал, что надо немедленно начать поиски.

— Может, попросить спасателей, чтобы они взяли нас на борт и обследовали реку? — предложил он.

Спасатели были неподалеку — они поспешили сюда на зов тети Цирпы и, убедившись в том, что их помощь уже не нужна, остались просто так.

— Милости прошу, — пригласил водитель быстроходной моторки в белой капитанской фуражке с золотым якорем. Дядюшку Крилло он знал лично — до того, как перейти работать в Луллуметса, он был таксистом в Кукарекии.

— Может быть, тетя Цирпа останется здесь на тот случай, если мы разминемся и пловцы вернутся сюда раньше нас, — сказал Скрепп. — А Тютю возьмем с собой. Боюсь, в теплых водах Луллу ему не по себе, тюлененка надо бы куда попрохладнее. Может, имеет смысл нарисовать в Снежногорье кусочек моря?

Тетя Цирпа с большим удовольствием согласилась остаться: после неудачного купания ей не улыбалось нестись по реке на моторке.

Моторка подошла к берегу, Скрепп, Пинн и Сири забрались в нее, туда же Скрепп втащил и Тютю, ведь если бы он плыл следом, то мог бы пораниться о лопасти гребного винта.

Парень в капитанской фуражке включил мотор, они отвалили от берега и на полной скорости понеслись вниз по течению. Нос моторки приподнялся над водой, корма осела так, что Сири, стоявшая с Пинном за ветровым стеклом, завизжала. Корма сидела глубоко в воде, и от нее расходились высокие волны, они с шумом катились к берегу и колыхали коричневатые заросли рогозы.

Как Скрепп помог дядюшке Крилло и сержанту Тирру вернуться в Луллуметса

Сержант Тирр и дядюшка Крилло вот уже более получаса сидели на корточках в своем шалаше и ждали. Оказавшие им помощь спортсмены отправились на спортбазу Снежногорья к коменданту Мишане-Ушане просить для пострадавших горячего чаю и одеяла. Они обещали раздобыть и снегоход с пропеллером, чтобы было на чем доставить пловцов до большой дороги, ведущей в Кукарекию. Коменданта звали Мишаней-Ушаней потому, что он постоянно носил меховую шапку-ушанку.

Чтобы как-то скоротать время, дядюшка Крилло рассказывал сержанту Тирру о былых временах — он был большим любителем истории.

— Чтобы достойно участвовать во всем том, что сейчас происходит, мы непременно должны знать, как все было раньше.

О далеком прошлом Страны Рисовании он слыхивал от кукарековских стариков, а они, в свою очередь, от тех, кто еще старше. В те далекие времена в Рисовании не было таких прекрасных городов, как Кукарекия, где так хорошо и весело жить. Тем более не было таких замечательных спортбаз, как в Снежногорье, таких благоустроенных пляжей, как в Луллуметса. А уж полет на ракете, стартовую площадку и вообще ракетодром нельзя было себе представить и во сне. Если на то пошло, то в стародавние времена не было и самой Рисовании, была только узенькая Доскандия. У настоящих детей тогда вообще не было тетрадей для рисования, не говоря уже о разноцветных карандашах. Они писали и рисовали грифелем на небольших пластинах в деревянных рамках. Если им приходила в голову какая-нибудь новая идея, прежний рисунок приходилось стирать тряпочкой. Не было тогда и детских садов или кружков, где настоящим мальчикам и девочкам так весело и интересно и где старшая сестра мальчика Каарела — Керсти так хорошо научилась рисовать.

— Мы должны радоваться тому, что живем в такое прекрасное время, — закончил дядюшка Крилло свой рассказ.

— Нам бы таких времен еще дождаться, когда совсем не надо будет одеваться, — ответил сержант Тирр, который мерз сильнее, чем дядюшка Крилло, потому что в детстве не любил рыбий жир и теперь был очень тощий.

— Ну-ну-ну, до таких крайностей мы не доживем, — добродушно пожурил его дядюшка Крилло. — Ведь это значит вернуться к доисторическому прошлому, когда даже рисованные человечки ходили в звериных шкурах. А мы хотим, чтобы у нас была красивая одежда, чтобы ее было как можно больше, да и не только одежды, а вообще всяких нужных вещей. Чтобы не было недостатка ни в чем, вот к чему мы стремимся.

— Правда, хорошо, когда всего вдосталь, — начал было сержант Тирр, но тут же осекся — за стеной их шалаша послышались шаги.

— Кто идет? — спросил он строго.

Шаги замерли, и кто-то просунул голову в низкий проем шалаша.

— Приветствую вас, — прошепелявил нежданный гость, который оказался коротеньким коричневым карандашом. — Вы тут не замерзнете?

— Не замерзнем, — коротко ответил сержант и тут же по привычке строго спросил: — А вы кто такой? Что вам надо?

— Ну и ну? Кто я? — удивился пришелец. — Да я знаменитый Коричневяк из семейства остроносиков. Неужто за версту не видно?

— Что вам здесь нужно? — настойчиво повторил Тирр.

— Того же, чего и всем. Я приехал сюда покататься на лыжах. Вдруг вижу: посреди заснеженного леса — зеленый островок, на нем шалашик. Я и подумал, может, тут диковинных зверей или снежного человека выставили напоказ. Вот, пришел посмотреть.

— Так может думать африканский бегемот, а из людей — последний идиот, — рассердился сержант Тирр. — И потом, если вы явились покататься на лыжах, то где они? И почему у вас какой-то странный платок на голове вместо лыжной шапочки?

— Почему платок? Потому что я катаюсь на лыжах вообще без ничего, а сегодня у меня заболели зубы и какой-то сердобольный старик одолжил мне платок. Я верну его потом. Ну а лыжи… Оставил неподалеку. Подумал, если в шалаше сидят злюки и захотят меня укусить, мне легче будет удрать. — Он прищурился и вкрадчиво засмеялся. — Но теперь я вижу, что вы добрые. Только немножко легко одеты для зимы. У вас неприятности? Я могу помочь.

— Каким образом? — вступил в разговор дядюшка Крилло.

— Каким образом? Так вы не слышали о знаменитом портном Коричневяке? Это я. Я такую шубу нарисую, какую только пожелаете. Из коричневого меха.

Конечно, меховая шуба не помешала бы ни дядюшке Крилло, ни сержанту Тирру. Но Тирр не терял бдительности, к тому же у него еще не прошла обида из-за того, что Коричневяк сравнивал их с какими-то диковинными зверями, да еще способными кусаться.

— А откуда нам знать, что вы портной?

— Откуда знать? Да ведь я раньше работал в лучших ателье Кукарекии. Правда, я долго путешествовал, ведь и в других местах народ хочет красиво одеваться. Может, потому вы меня и не знаете, что я был в отъезде. Но такого мастера, как я, еще поискать…

— Вы, коренной житель Кукарекии, знаете его? — спросил сержант дядюшку Крилло.

Тот помотал головой. Он не слышал такого имени и не мог припомнить такого лица.

— Да какая разница, — покладисто отозвался Коричневяк. — Давайте попробуем — раз-два и все прояснится.

— Давайте, — решился, наконец, Тирр, но опять заметив кошачий прищур незнакомца, уточнил: — Только для начала где-нибудь в сторонке, не на нас. Вот тут, на снегу. Нарисуйте какой-нибудь фасончик.

— Но почему на снегу, — запротестовал Коричневяк. — Ни один уважающий себя портной не рисует одежду на снегу. Только на людях, только.

— Вы слышали, что я сказал, — рассердился сержант. — Я сержант милиции Тирр, для установления вашей личности приказываю выполнить пробную работу прямо здесь, на снегу. Понятно? — и он угрожающе сделал шаг к Коричневяку. Тот, в свою очередь, сделал шаг назад.

— Почему бы и нет? — залепетал он, — как желаете, на снегу — так на снегу. — По всему было видно, что он испугался. Все-таки эти хоть и в плавках, но вдвоем.

Коричневяк отступил еще, сошел с травы на снег и задумался, что нарисовать. Сержант Тирр и дядюшка Крилло следили за ним из шалаша.

Коричневяк с опаской оглянулся, поправил свой странный платок и присел на корточки, приготовившись рисовать.

И очень хорошо, что сержант Тирр был настороже! Когда он наклонился, острый кусочек грифеля выпал — оказывается, его придерживал платок. Коричневяк оказался тупоносиком!

— Прощелыга ты, навозный жук! Догоню тебя — не пощажу! — завопил сержант во весь голос, дрожа от ярости и от холода. Вместе с дядюшкой Крилло они попытались схватить обманщика. — Так ты хотел нас зачиркать!

Коричневяк отбросил теперь уже не нужный ему платок и, отбежав подальше, остановился в глубоком снегу. Оттуда он издевательски помахал преследователям. Он был уверен, что те не кинутся за ним босиком и в плавках. Но ошибся! Наши отважные пловцы смело бросились вслед за жуликом. Тот понял, что будет худо, повалился на бок и со страшной скоростью покатился прочь, только след на снегу остался.

Сержант Тирр и дядюшка Крилло хотели вернуться в свое временное жилище, но кто-то их окликнул. Они сразу узнали голос Пинна, да вот никак не могли разобрать, откуда он доносится.

— Мы здесь, наверху, поднимите головы! — звал Пинн. — Мы на самом краешке Луллуметса!

Теперь наши полузамерзшие герои увидели не только Пинна, но и Сири, и какую-то не известную им канцелярскую скрепку, и парня в белой капитанской фуражке, и еще кучу незнакомых человечков, которые собрались здесь из любопытства.

— Мы пришли к вам на помощь! — заверещала Сири, радуясь, что сержант Тирр и дядюшка Крилло нашлись живые и невредимые. О том что они тут, в Снежногорье, им рассказали ребята, которые тренировались здесь, в устье речки Луллу, прыгали с вышки. Они увидели двух пловцов, закричали им, чтобы те были осторожны — река кончается, но пловцы не расслышали и свалились на следующую страницу.

— С нами все в порядке! — крикнул дядюшка Крилло Сири. — Загорайте до вечера, а потом езжайте на автобусе домой. А мы тут не пропадем. За нами приедут на снегоходе.

— Если позволите, мы сделаем по-другому, — сказал Скрепп. — Разрешите представиться: Скрепп, тот самый, которого Пинн и Сири доставили к доктору Меэрике. Может, слыхали обо мне?

Дядюшка Крилло и сержант Тирр, разумеется знали историю ржавой скрепки из Пеналии.

— Теперь позвольте я вам помогу, — продолжал Скрепп. Он изложил свой план: экспедиция запаслась тросом, который спасатели на водах используют для якоря. Скрепп предлагал опустить один конец троса вниз, в Снежногорье, а другой оставить наверху, в Луллуметса. Потом взяться и потянуть трос вниз, чтобы страницы сошлись и можно было бы перелезть из Снежногорья в Луллуметса.

— Вдвоем нам не управиться, — погрустнел дядюшка Крилло.

— Вдвоем нет, — согласился Скрепп, — но мне сверху видны детишки, которые катаются на санках с горы совсем недалеко от вас.

Пинн засмотрелся на резвящихся рисованных мальчишек и девчонок, и вдруг его осенило!

— Санный поезд, вот что нам нужно! — Он сложил ладони рупором, чтоб дальше было слышно, и закричал: — Эй, на санках! Скорей сюда! Нужна ваша помощь!

Надо сказать, дети согласились без раздумья, потому что отзывчивость, товарищество ценились в Рисовании и большими и маленькими.

Скрепп закрепил трос на краешке страницы (недаром он был канцелярской скрепкой), следя за тем, чтобы его полосатый халат не очень мялся. Пинн спустил другой конец троса в Снежногорье.

Там детишки уже выстроились с санками друг за другом в длинный поезд.

— Давай! — крикнул Скрепп.

— Поехали, — ответили дети и покатились под гору. Поезд разгонялся, дети крепко держались друг за друга. Скрепп вцепился в трос наверху, тот натянулся, завибрировал и — о, радость! — чем ближе к подножию горы был санный поезд, тем ниже опускался край Луллуметса. Еще немного — и вот они уже почти соединились, край Луллуметса и Снежногорье.

Скрепп сгреб в свои железные объятия обоих пловцов и скомандовал вниз:

— А теперь, дети, отвяжите трос от санок, а то он втянет вас обратно на верхушку горы.

— Вот было бы здорово, — обрадовались дети. — Мы еще ни разу в жизни не катались на санках в гору.

Эта мысль показалась Сири такой захватывающей, что она прыснула, завертелась и захлопала в ладоши, а косички ее затрепетали, как крылья бабочки.

— Не забудем про Тютю, — напомнил капитан, которому Скрепп поручил заботу о животном. — Ведь мы собирались оставить его в Снежногорье.

— Верно, — спохватился Скрепп. Он чуть было не забыл о Тюте. — Но нельзя же передать его детям, какими бы милыми и добрыми они ни были. Они могут сделать ему больно, сами того не желая, нечаянно.

— Подождем немного, — предложил дядюшка Крилло. — За нами должен приехать на мотосанях комендант снежногорской спортбазы.

Вдали действительно показался маленький белый снегоход, на длинных полозьях, с двумя оконцами и пропеллером, который поднимал снежное облако.

Мотосани подъехали ближе, из кабинки вышел комендант в ушанке.

— Ну вот и славно, что вы уже с друзьями, — обрадовался он. Но радость его удвоилась, когда ему с рук на руки передали тюлененка Тютю. — Ой, спасибо. Тюленей у нас еще не бывало. Я при всех обещаю, что мы нарисуем ему море и лед, ему будет хорошо.

— Тютя циркач, — пояснила Сири, — ему должно быть еще и весело.

— А уж об этом позаботимся мы, — пообещали ребятишки с санками.

Когда сержант Тирр и дядюшка Крилло поблагодарили детей и коменданта за помощь, Скрепп сказал:

— Итак, разрешите теперь отпустить страничку со Снежногорьем. Признаться, я устал ее держать. Дети, приготовьтесь!

— Поехали! — весело закричали они.

Скрепп выпустил Снежногорье из своих цепких рук, страничка с Луллуметса приподнялась, и санный поезд задом наперед взобрался на гору.

Это было так смешно, что все долго смеялись, а Скрепп успел поднять трос и смотать его в бухту.

— Мне видать не доводилось, чтобы сани вверх катились, — произнес сержант Тирр, затем удобно устроился в лодке на солнышке и стал читать только что сочиненные стихи:

От этих стихов все опять развеселились, а Сири так запрыгала, что едва не выпала за борт.

В хорошем настроении все вернулись к тете Цирпе, рассказали, что за это время произошло, рассмешили и ее рассказом о катании на санках в гору.

Скрепп так и остался со всеми в компании, и в конце концов получился такой прекрасный день, что все были в восторге.

Вечером Скрепп поспешил в свой санаторий на ужин, там шутить не любили, в лечении точность — превыше всего.

Тетя Цирпа, дядюшка Крилло, сержант Тирр, Сири и Пинн отправились на автобусе в обратный путь. И когда они усталые разошлись по домам и заснули, каждый из них увидел чудесный сон.

Как дядюшка Крилло перепутал игрушечного Мишку с горой

Игрушечный медведь по имени Мишка видел прекрасный сон. Снилось ему, что его правая передняя лапа была надежно прикреплена к туловищу — на самом-то деле она давно висела на ниточке и грозила оторваться. Мишка чувствовал себя превосходно, как будто его только-только принесли из магазина. Керсти крепко прижимала его к себе, и ему было очень хорошо. Снилось ему, что Керсти заснула, и он, Мишка, отправился гулять по Квартирляндии. Едва он подошел к окну, в нос ему ударил любимый каждым медведем запах меда.

Прямо перед собой он увидел горку ароматных медовых пряников, покрытых белой глазурью с капелькой варенья посередине. Мишка поправил синий бант на шее, чтобы тот не мешал ему есть, и протянул лапу за пряником. В этот момент он почувствовал, будто кто-то щекочет его за ухом.

Мишка отмахнулся лапой, потом опять потянулся к лакомой горке, но назойливый незнакомец не сдавался. Мишка сердито рыкнул… и проснулся.

И наяву он ощутил — что-то щекочет за ухом. Тут уж он рассердился не на шутку и, р-раз, ударил лапой по воздуху.

— Ой-ой-ой! — прорезал ночную тишину чей-то жалобный крик.

— Мои бедные косточки! Все теперь переломаны! И где же мой замечательный цилиндр?

Теперь вы догадались, что причитал наш старый знакомый дядюшка Крилло, которого Мишка зацепил лапой и смахнул наземь.

Мишке стало ужасно стыдно, и он попытался загладить свою вину.

— Простите, — пробормотал он густым басом, — извините, пожалуйста, мне ужасно неудобно, но я подумал, что это муха нарочно решила меня пощекотать.

— У вас были на то все основания, — вежливо ответил дядюшка Крилло, который не ронял своего достоинства даже в самых критических ситуациях. — Видите ли, я ведь тоже ошибся. Я принял ваше уважаемое ухо… за горную вершину и попытался влезть на нее… на него… на гору, оказавшуюся ухом, без вашего на то разрешения. В темноте я не разобрал, что разгуливаю не по горам, а по вам… по вас… по доброму другу всей Страны Рисовании, по игрушечному Мишке. Я бы никогда не осмелился вас побеспокоить, только…

— Так вы из Рисовании? — удивился Мишка. — Может быть, даже из самой Кукарекии?

— Из Кукарекии, вот именно, — опешил дядюшка Крилло. — А вы там кого-нибудь знаете?

— Ну как же не знать. — Мишкины карие глаза потеплели. — Мы с Керсти нарисовали недавно там на перекрестке милиционера, сержанта Тирра, как назвала его Керсти. Пока Керсти рисовала, я все время сидел рядом, потому что Керсти считает, что когда я рядом, рисунки у нее получаются в два раза лучше. Как поживает наш сержант Тирр? Он уже освоился? Помнится, Керсти хотела, чтобы он сочинял стихи.

— Ой, — воскликнул дядюшка Крилло то ли от боли в костях, то ли от радости. — Сочиняет, сочиняет. Еще как. К слову, недавно Тирра назначили начальником нового ракетодрома Кукарекии. Он теперь очень ответственный товарищ! — И то ли потому, что речь зашла о сержанте, то ли почему другому, но дядюшка Крилло заговорил стихами:

— Ответственный, уважаемый, — задумчиво повторил Мишка. Так я и думал. Так и думал. Ведь как старательно его рисовали!

— Тирр ведает всеми ракетами, прогулочными, маршрутными, — продолжал объяснить дядюшка Крилло. — Он командует и взлетами, и посадками. Тирр воистину очень влиятелен.

— А вы-то как? — догадался спросить Мишка. — Вам не очень больно? Мне правда очень жаль…

— Не беспокойтесь, — перебил его великодушный дядюшка Крилло. — Я сам виноват. Ну надо же: принять ваше уважаемое ухо за какую-то горку. Я должен извиниться за то, что в темноте принял всеобщего любимца Мишку за Горный Массив.

На самом деле Горным Массивом считалось синее шерстяное одеяло, под которым очень беспокойно спал Каарел, оно вечно было мятым, скомканным.

— Однако моя нога будто бы действительно повреждена в колене, я не могу на нее опереться, — вынужден был признаться дядюшка Крилло.

— Сейчас, сейчас, — Мишка был рад возможности загладить свою вину. — Сейчас помогу. А, кстати, кто вы? — догадался, наконец, он спросить и об этом. Он широко раскрыл блестящие глаза из коричневого стекла и увидел, что на полу, где бросила его Керсти, лежит маленький человечек из Рисовании… Нога его была вывернута под каким-то странным углом.

— Пожалуйста, обопритесь на меня, — предложил Мишка. — Я вас немедленно доставлю к нашему замечательному доктору Меэрике.

— Ну что вы, — запротестовал было дядюшка Крилло. — Кстати, я Крилло, дети зовут меня дядюшкой Крилло. Может, слышали? Странноватый мужчина в высокой шляпе… А вот и она, как это вылетело у меня из головы сразу ее поискать. — Дядюшка Крилло водрузил свою любимую шляпу на голову. — Пожалуй, неловко беспокоить доктора Меэрике среди ночи…

— Всю ответственность беру на себя. Эх я, косолапый… Впрочем, вы не знаете доктора Меэрике, если думаете о таких пустяках. Среди ночи… Да она готова днем и ночью помогать пострадавшим. Все произошло неожиданно. И надо мне было увидеть во сне дурацкие пряники… В такие моменты я не выношу щекотки. Позвольте, я вам помогу. Держитесь за мою лапу.

Дядюшке Крилло удалось вцепиться в лохматую Мишкину лапу, и тот размашистым жестом посадил его на свой всегда блестящий черный нос.

— Здесь вам будет лучше всего, — заверил Мишка, — к тому же вы будете у меня буквально перед глазами. Держитесь крепче.

Вскоре они уже были перед дверью в Комнату Кукол. В этот поздний час дверь была, понятно, закрыта.

На звонок вышла вислоухая собака из потертого плюша, в которой они сразу узнали помощника доктора Меэрике, верного пса-санитара по имени Гав. Ясно, что глубокой ночью пес-санитар тоже видел приятные сны, может быть, про сахарную косточку, поэтому пробуждение не доставило ему радости.

— Чего трезвоните? Если у вас нет часов, я вам скажу: ночь на дворе! Самая что ни на есть глубокая ночь!

— По твоим сонным глазам это видно лучше, чем по любым самым точным часам, — миролюбиво ответил Мишка. Он хорошо знал сварливый характер пса-санитара. — И все же разбуди, пожалуйста, доктора Меэрике и скажи, что случилось несчастье. Скажи, что не кто-нибудь, а сам Мишка из Квартирляндии просит, — Мишка был сильнее всех, а потому считал себя самой значительной персоной в Квартирляндии.

Пес-санитар по имени Гав почесал за ухом, как будто у него там нестерпимо зудели пупырышки от ветрянки, потом исподлобья глянул на неприятного любому псу медведя и, наконец, проворчал:

— Я конечно, могу и пойти. Если захочу. Но чтоб у меня все как следует сказали «здрасте». — Гав многозначительно приподнял одно ухо, как будто в этой ситуации ничего важнее «здрасте» и быть не могло и как будто гости сами ни за что не додумались бы поздороваться.

Зато доктор Меэрике приняла их сердечно. Дядюшку Крилло тут же уложили на операционный стол. Доктор надрезала ему колено и соединила порванное место, смазав его белым клеем. Потом наложила шину — нога должна была оставаться в ней, пока клей не высохнет.

— Если вы из Страны Рисовании, то наверняка знаете о самочувствии Скреппа. Я его подлечила и направила в санаторий в Луллуметса, — сказала доктор Меэрике, когда операция была закончена.

— Ну конечно же я знаю этого достойного товарища, — воодушевился дядюшка Крилло. И он рассказал все, что знал о судьбе канцелярской скрепки. — Видите ли, в какой-то мере именно из-за него я вынужден был вас обеспокоить.

Все удивились.

— Не пойму, что общего между Мишкой, Горным Массивом и Скреппом? — пожала доктор Меэрике плечами. — Он что, стал альпинистом? В его-то годы…

— Ххе-хе, не совсем так, — засмеялся дядюшка Крилло. — Хотя мог бы, ведь он в прекрасной форме. Но раз вы спросили, я должен начать с самого начала.

И дядюшка Крилло поведал о памятном дне в Луллуметса, о попавшемся на крючок тюлененке Тюте, о том, как Скрепп придумал доставить Тютю в Снежногорье и нарисовать ему море и льдину.

В один прекрасный день снежногорский комендант Мишаня-Ушаня в неизменной ушанке на голове приехал в Кукарекию и разыскал дядюшку Крилло. На коменданте, что называется, лица не было. Он сказал, что Тюте нарисовали море, льдину, что дети все время толпятся на берегу и веселятся, но несмотря на это, Тютя печален и тает на глазах.

Дядюшка Крилло с комендантом поспешили к Кукарековской знаменитости — профессору Мудрову, который знал все на свете. Как только уважаемый профессор услыхал, что тюлененок был задуман как цирковой артист, все стало на свои места. Сейчас тюлененок был просто обитателем зверинца: плавал себе на виду у детишек. Артисту этого мало, он тоскует о публике, выступлениях, аплодисментах, музыке оркестра, разучивании новых номеров и прочих вещах, связанных с жизнью цирка. И эта тоска сушит его, он худеет на глазах, у него нет аппетита.

— Тут не помогут ни рыбий жир, ни витаминные драже. Есть только одно действенное лекарство — цирк! — вынес свое решение всезнающий профессор Мудров. — Тюлененка нужно срочно доставить в цирк, иначе он погибнет.

Доставить в цирк! Сказать легко, а сделать? Никто не знал, куда подевался цирк Керсти и Каарела, где когда-то работал и Скрепп. Доставить туда, не знаю куда? В ту пору, когда знакомый дяденька нарисовал его для Керсти и Каарела, цирк находился на Столе неподалеку от Страны Рисовании, и там давались замечательные представления. Когда же цирк или, как его называли в Рисовании, Цирковой Материк, надоел Каарелу и Керсти, его забросили в Шкафию. В один прекрасный день он исчез и оттуда вместе с кучей хлама. Больше о нем никто не слышал.

Дядюшка Крилло отправился на поиски Циркового Материка. Под предлогом прогулки он взял напрокат на ракетодроме одноместную ракету. О своих намерениях он не сказал ни Тирру, ни кому другому. Он решил, что поиски могут оказаться очень долгими, и раз дело касается всего-навсего одного тюлененка, нет смысла будоражить народ. К тому же, дядюшка Крилло сильно сомневался, что ему удастся найти этот запропавший цирк. Деревянный конь из Шкафии сообщил дядюшке Крилло, что пока мальчик Каарел лежал больной, много старых рисунков и порванных книжек из шкафа убрали, а когда положили на место, Циркового Материка среди них не было. Больше никто в Шкафии не знал о судьбе цирка.

Расспросы и поиски заняли много времени, и когда дядюшка Крилло покинул Шкафию, в Квартирляндии было совершенно темно. Он взял курс на Горный Массив и включил автопилот, чтобы не врезаться куда-нибудь.

Путь от Шкафии до Горного Массива был недолгим, поэтому летел дядюшка Крилло на небольшой высоте. Поскольку Мишка был брошен на пол у самой кровати Каарела, ракета приземлилась прямо на Мишку. Что ни говори, но ни один автомат на свете не сумеет различить Горный Массив из мохнатого одеяла Каарела и мохнатого Мишку.

Хотя дядюшка Крилло объяснил все это довольно многословно, времени на объяснения ушло меньше, чем требуется для того, чтобы затвердел клей на сломанной ноге, и потому доктор Меэрике решила оставить больного на один день в Комнате Кукол для лечения.

— Мы поместим вас в ящик маленького шкафчика, там вы можете спокойно провести весь день, — сказала доктор Меэрике. — Домой я вас отпущу не раньше полудня.

— Санитар! — позвала доктор Меэрике пса-санитара по имени Гав, — помогите больному добраться до места. И разожгите камин, чтобы клей высох поскорее.

Сонный Гав опять многозначительно поднял ухо.

— Ступайте осторожнее, у нас скользко, — он имел в виду новенький синий линолеум, которым Каарел покрыл пол в Комнате Кукол, чтобы сделать сестрице приятное. — Я вот на четырех лапах и то поскользнулся уже несколько раз.

— Почему бы тебе, в таком случае, не опираться и на пятую конечность, которую ты называешь хвостом? — не удержался от колкости Мишка, у него-то хвоста не было вовсе.

Дядюшка Крилло уже было ступил на скользкий линолеум, поддерживаемый псом-санитаром, как вдруг в голову ему пришла беспокойная мысль:

— Но ракета! Нет, я не могу оставаться здесь до полудня — ведь ракета осталась на полу у кровати Каарела! Утром ее подметут и выбросят вместе с мусором!

— Делать нечего, — ответила доктор Меэрике. — Жизнь и здоровье человека поважнее какой-то ракеты. Утречком я позвоню в Кукарекию, и за вами прилетят. Не волнуйтесь. А теперь все спать! И дорогой Гав, пожалуйста, не забудьте про камин.

— И о цирке не беспокойтесь, — шепнул Мишка дядюшке Крилло.

— Я помню, что Каарел брал с собой в кровать старые рисунки. На одеяле, то есть на Горном Массиве, он строил из них длинное шоссе, по которому гонял свой маленький зеленый самосвал. Чем чаще тот опрокидывался, тем больше Каарел радовался. Уж такой он парень. И если Цирковой Материк не прибыл обратно в Шкафию, значит, он где-то в районе кровати. Я попрошу всех обитателей Квартирляндии утром начать поиски. А вы спокойно отдыхайте и поправляйтесь. Цирк будет найден!

Сири нужны телевизоры, которые показывают хорошие детские передачи

Пинн очень удивился, когда начальник ракетодрома Сержант Тирр спросил его, не хочет ли он слетать на ракете в Квартирляндию за дядюшкой Крилло. Во-первых, Пинн не знал, что дядюшка Крилло в Квартирляндии, во-вторых, раз уж он там, то почему сам не может вернуться? Но вопросы вопросами, а помочь Пинн был всегда готов.

Так получилось, что на ракетодром Пинн поехал не один: когда он подошел к своей красной машине, возле нее уже стояла Сири.

— Я как раз собиралась подняться за тобой, — сказала Сири. (Пинн жил на втором этаже). — А ты сам спустился.

— Спустился, — коротко ответил Пинн, потому что ему было некогда и не было никакой охоты болтать попусту.

— Ой, ты же не знаешь, что я хочу тебе сказать, — затрещала Сири. — Ой, такое-претакое! — Она подняла брови и сложила губы трубочкой, как всегда, когда происходило что-нибудь захватывающее. — У меня к тебе большая просьба, Пинн. Я…

Пинн не знал, сколь срочно надо было лететь за дядюшкой Крилло, и чтобы сэкономить время, предложил Сири рассказать все в машине по дороге на ракетодром. Вернуться в город Сири могла на автобусе.

Вот что рассказала Сири.

У настоящих детей есть телевизор, который показывает интересные детские передачи. Кукарековские октябрята, у которых Сири была вожатой, попросили ее — нельзя ли и кукарековцам нарисовать такие телевизоры с веселыми детскими передачами?

— Телевизоры нарисовать можно, — рассудил Пинн. — Это нетрудно. Но что они будут показывать? Вот вопрос. Для этого должны быть те, кто будет делать передачи, а также место, где их делают.

Тем временем они приехали на ракетодром — гладкую площадку, огороженную желтым забором из гнутых труб. На ракетодроме, задрав кверху острые носы, стояли готовые к полету ракеты разной величины. Довольно большая ракета, только что приземлилась. Из нее один за другим выходили пассажиры и шли гуськом в красивые автобусы, что ждали у ворот. На бортах автобусов были нарисованы ракеты, потому что эти автобусы возили пассажиров из города на ракетодром и обратно.

На краю площадки выстроились мастерские со стеклянными крышами, словно гигантские теплицы. В верхнем углу страницы, возле главных ворот красовался вокзал для пассажиров, опоясанный широкими балконами. В правом нижнем углу высилась четырехэтажная стеклянная башня, на самом верху которой сержант Тирр командовал взлетом и посадкой.

Когда Пинн и Сири подошли к Тирру, он был весьма озабочен.

— К сожалению, я не могу разрешить тебе стартовать — этот полет может плохо кончиться, — обратился Тирр к Пинну, извиняясь. — С контрольной станции из Квартирляндии только что сообщили, что условия полета резко ухудшились. Выяснилось, что сегодня начались школьные каникулы, а Керсти не пошла на занятия кружка, так что дети дома.

Полет стал опасным, потому что они в любую минуту могли вбежать в свою комнату из гостиной.

— Надо подождать, пока они уйдут гулять. А до той поры я не имею права разрешить полет, который для тебя может стать последним. Поезжай в город. Я разыщу тебя, если что-то изменится.

Узнав, какое путешествие предстоит проделать Пинну, Сири всю обратную дорогу просилась в попутчицы.

— Я ужасно хочу научиться управлять ракетой, — призналась она. — Немножко я уже умею.

В конце концов она-таки уговорила Пинна.

А пока что они решили посетить профессора Мудрова, который всегда с удовольствием выручал кукарековских ребятишек. Пинн и Сири хотели посоветоваться с ним насчет телевизоров, а точнее, телепередач для детей.

Профессор Мудров никогда не отвечал с бухты-барахты. Вот и теперь он глубоко задумался. Его кустистые седые брови то нависали над глазами, то высоко подпрыгивали на лбу, отражая ход профессорской мысли, даже уши двигались от умственного напряжения, заставляя шевелиться очки в толстой оправе на его весьма солидном носу.

— Ко мне недавно приходили двое, — начал он, когда брови, уши и очки на носу успокоились, свидетельствуя о том, что мысль додумана до конца. — Вы их наверняка знаете: это снежногорский комендант в ушанке и мужчина в высоком черном цилиндре. Они были обеспокоены судьбой маленького тюлененка, который тоскует о цирке…

— Ну да, это наверняка тюлененок Тютя! — радостно перебила Сири.

Профессору не нравилось, когда его перебивали, и он сердито пошевелил ушами.

— Тютя так Тютя, — наконец продолжил он, — но не мешай мне.

Итак, у меня осталось впечатление, что эти двое хотят во что бы то ни стало отыскать цирк, который раньше был недалеко от Страны Рисовании, а потом пропал неизвестно куда. Если Цирковой Материк будет найден, почему бы не организовать оттуда телепередачи для Кукарекии? Как известно, цирк нравится всем детям без исключения.

Можно передавать для них цирковые представления хоть целые дни напролет. Не представляю, о чем детишкам больше и мечтать! Главное — отыскать цирк! И этот твой, как его, Тетя-Мотя будет там выступать, — повернулся профессор к Сири.

— Тютя, — шепотом поправила она профессора. Смеяться над «Тетей-Мотей» она не решилась.

Пинн и Сири очень обрадовались идее профессора и так сердечно благодарили его, что он растрогался и даже помахал им из окна.

— Представляешь, как это будет здорово! — Сири так и распирало от радости. — Дети смогут смотреть цирковые представления хоть каждый день. Разве не здорово? Мы должны найти Цирковой Материк. Правда, Пинн?

— Должны и найдем, — коротко ответил Пинн. Он был настолько уверен в успехе, что решил не откладывать рисование телевизоров. Поскольку ни дядюшки Крилло, ни сержанта Тирра не было в Кукарекии, а уж они-то наверняка взяли бы это на себя, Пинн и Сири прямо от профессора поехали через центр города в новый Дом торговли к тете Цирпе. Они хотели попросить ее как депутата, чтобы она немедленно сходила в Дом техники и предложила нарисовать телевизоры в каждом доме, где есть ребенок.

Искали Цирковой Материк, а нашли…

После обеда, когда Керсти и Каарел побежали гулять, неподалеку от Комнаты Кукол приземлилась стремительная трехместная ракета, на серебристых боках которой был проставлен порядковый номер и нарисована эмблема Кукарекии — петух с расписным хвостом.

К этому времени нога у дядюшки Крилло уже совсем поправилась, и он изнывал от бездействия.

Появление Пинна и Сири его сильно обрадовало, тем более что ракету, на которой он прилетел, вместе с мусором вымели в помойное ведро.

Дядюшка Крилло попросил пса-санитара по имени Гав передать доктору Меэрике сердечную благодарность. Дело в том, что доктор осматривала целлулоидного Буратино со странно помятым носом, и дядюшка не хотел мешать доктору в такой ответственный момент.

Когда трое путешественников заняли места в ракете, разгорелся спор. Дядюшка Крилло хоть и был воодушевлен идеей организовать телепередачи, все же считал, что надо возвращаться в Кукарекию, ждать известий от Мишки, и уж если тот ничего не разузнает про цирк, тогда только снарядить поисковую экспедицию.

Пинн же и Сири были настолько захвачены идеей профессора Мудрова, что и слышать не хотели о возвращении в Кукарекию без известий о Цирковом Материке. Искать цирк самим — вот чего они хотели.

Их было двое, а дядюшка Крилло один, к тому же он всегда был большим другом ребят… словом, он согласился. Серебристо-синяя трехместная ракета понеслась над Квартирляндией, и из трех ее иллюминаторов вниз смотрели три пары зорких глаз.

Дядюшке Крилло с самого начала было ясно, что кружить без всякого плана по комнате бесполезно. Куда вернее было бы обследовать не то, что на виду, а укромные уголки. Ведь если бы Цирковой Материк валялся на видном месте и его можно было бы обнаружить из пролетающей ракеты, об этом бы знали и обитатели Шкафии, и Мишка, которого Керсти всюду таскала за собой.

Пинну не хотелось отказываться от своего плана поисков, используя ракету, но рассуждения дядюшки Крилло тоже были резонны, поэтому он решился на рискованный шаг — объединить обе идеи. Он решил… пролететь на ракете под кроватью Каарела.

— Это, в общем-то, опасно, — предостерег его дядюшка Крилло. — Под кроватью стоит большой ящик на колесиках со старыми игрушками Каарела и Керсти. Мы можем, во-первых, врезаться в ящик, а, во-вторых, неизвестно, что туда мог напихать этот несносный мальчишка.

— Я включу автоматическое управление полетом, и полетим на самой маленькой скорости, — успокоил его Пинн. — Постараемся держаться поближе к краю кровати, где может быть меньше неожиданностей.

— Что ж, попробуем, — согласился дядюшка Крилло. — Только осторожно, крайне осторожно!

Под кроватью у Каарела было намного сумрачнее, чем в комнате. Но даже при таком плохом освещении было видно, что в углу большого ящика были свалены в кучу потрепанные школьные учебники Каарела, видимо, уже ненужные.

Когда путешественники пролетали над этой горой, Пинн внезапно воскликнул:

— Смотрите, какая-то наша экспедиция уже прибыла сюда! Видите, на обложке уже приземлилось несколько ракет. Летим к ним и узнаем, что они там делают. Наверно, экспедицию снарядили по предложению тети Цирпы.

Пинн выключил автоматическое управление и по широкой дуге направил ракету к старым учебникам, постепенно снижая скорость и высоту.

Внизу у ракет все забегали, засуетились, но что это… На обитателей Страны Рисовании эти фигурки были совсем не похожи.

— Назад! — скомандовал дядюшка Крилло, — не снижайся! Это не наши ракеты, это тупоносики!

Теперь уже и Пинн с Сири разглядели, что ракеты, нарисованные на потрепанных обложках и мятых страницах учебников, были кривобокими, а на бортах у них красовался не знаменитый кукарековский петух, а бесформенные каляки-маляки, так что некоторые ракеты больше походили на вороньи гнезда.

Сверху было видно, как тупоносики изо всех сил старались спрятаться в книжном завале.

— Мы обнаружили секретный ракетодром тупоносиков! — обрадовался дядюшка Крилло. — Это открытие чрезвычайной важности. Скорее набирай высоту и прочь отсюда. Мы ведь не знаем, что у них на уме. Ясно одно: подлые тупоносики пронюхали о нашем ракетодроме и пытаются соорудить у себя такой же. Чтобы подстроить опять какую-нибудь пакость! Надо немедленно сообщить об этом!

— Лучше сделать вид, что мы их не узнали, — придумал Пинн, который очень любил играть в разведчиков. — Тогда они подумают, что мы приняли их за остроносиков.

Он открыл иллюминатор и так энергично помахал своей кепкой, будто внизу были его лучшие друзья, с которыми он давно мечтал увидеться.

— Они подумают, что перепутали их ракеты с кукарековскими, — пояснил он оторопевшим дядюшке Крилло и Сири. — Помашите и вы.

Пытавшиеся спрятаться тупоносики увидели сразу три руки дружески махавшие из пролетавшей ракеты.

Наверно, замысел Пинна удался — из замусоленных страниц вылезали все новые тупоносики и махали вслед ракете, будто участники многолюдной демонстрации.

Но, быть может, и они хотели ввести в заблуждение нашу троицу? Этого наши путешественники не знали.

Когда ракета вынырнула из-под кровати, яркий свет заставил их зажмуриться, но потом глаза привыкли, ракета набрала высоту, увеличила скорость и, блеснув серебристыми боками, взяла курс на Кукарекию.

Но не успела она преодолеть и половины пути, как прямо по курсу возникла черная точка, которая стала быстро увеличиваться.

— Нас встречают, — решил Пинн. Это могла быть только ракета, потому что ни машины, ни даже скоростные автобусы-экспрессы, ни какие-либо другие транспортные средства летать по Квартирляндии не могли.

А вдруг это ракета тупоносиков?

Неизвестный предмет приближался, вот уже отчетливо различимы очертания ракеты. Но чьей? Пинн резко взял в сторону, чтобы рассмотреть эмблему на борту. Что там, петух или?..

Но тут произошло неожиданное. Встречная ракета резко сбавила скорость, потеряла управление и рухнула вниз — прямо в аквариум, где жила маленькая красная рыбка Барбус и трое еще более мелких обитателей — рыбье семейство Гупи. Когда потерявшая управление ракета падала, все трое — дядюшка Крилло, Пинн и Сири отчетливо разглядели на ее борту эмблему Кукарекии…

Ракета плюхнулась в воду, и от нее во все стороны пошли волны. Однако бумага не тонет, пока не пропитается водой, поэтому ракета осталась на плаву.

— Скорее к ним на помощь! — распорядился дядюшка Крилло. — Если там есть кто живой, нужна помощь. Садимся!

Но сесть на край аквариума оказалось невозможно, пришлось приземлиться на пол и оттуда начать трудное восхождение по металлической ноге аквариума.

Наши путешественники снова вместе

Еще никогда в жизни тетя Цирпа не сидела на таком неудобном сиденье, как теперь. Она примостилась на узком скользком листочке водоросли, что лежал на поверхности воды, и ждала, пока сержант Тирр не переберется к ней с беспомощно плавающей в аквариуме ракеты. Да, именно эту ракету и видели Пинн, Сири и дядюшка Крилло.

Но еще до того, как к тете Цирпе подоспел сержант Тирр, к ней подплыла покинувшая свое укрытие в камушках на дне, где так покойно текли ее рыбьи размышления, красная рыбка Барбус. Семейство Гупи, от страха притаившееся в водорослях, не решалось двинуться с места.

Барбус уставилась своими выпуклыми глазами на странное существо. Понятно, что настоящим рыбкам ничего не было известно про Страну Рисованию и ее обитателей.

— Позвольте полюбопытствовать, — заговорила рыбка Барбус, выпуская после каждого слова воздушные пузырьки, — кто вы такое? У вас ни хвоста, ни жабр, не говоря уже о чешуе.

— Пусть у вас самой вырастет еще двадцать хвостов, а мне они ни к чему, — обрушилась на красную рыбку тетя Цирпа, становившаяся в неприятных ситуациях очень агрессивной. — И чешуя мне без надобности. И если хотите знать, кто я такая, то пожалуйста: я Цирпа, слышите, Цирпа из нового Дома торговли, что в Кукарекии.

— Цифра, — повторила рыбка Барбус. В отличие от других обитателей водных глубин, она не могла похвастать хорошим слухом.

— Да не цифра, а Цирпа, думайте хоть немножко!

— Мошка? Тогда я вас съем. Что может быть вкуснее мошки!

— Прочь от меня, сумасшедшая! — испугалась тетя Цирпа не на шутку. — Не смейте ко мне приближаться! При чем тут мошка? Я Цирпа, Цирпа, а не мошка, которую может проглотить любая рыба, которой этой заблагорассудится. Брысь отсюда!

Тем временем сержант Тирр, заметив опасность, вытащил воздушный пистолет и выстрелил, чтобы отогнать рыбку Барбус. Под водой протянулся след из воздушных пузырьков, будто пулеметная очередь из воздушных пуль.

Однако Барбус, вместо того, чтобы спасаться, подставила разинутый рот навстречу и с удовольствием пропустила пузырьки через жабры.

— Прошу вас, если можно, сделайте еще разок, — попросила она сержанта, когда у него кончился заряд. — Это так освежает, как кислородный коктейль. Теперь я вижу, что вы мои друзья. Я вас не съем.

Это заверение намного облегчило судьбу потерпевших крушение путешественников.

— Хотела бы я видеть, как вы меня отсюда вызволите, — переключилась тетя Цирпа на сержанта Тирра. — Вы, наверное, перепутали. Ракеты приземляются, а не приводняются, — съязвила она.

— Ну, знаете, — теперь уже завелся сержант Тирр. — Ведь это из-за вас мы тут… купаемся. Не стыдно?

— Как это из-за меня? — искренне изумилась тетя Цирпа. — Вы же управляли ракетой, а не я.

— Я управлял ракетой до той поры, пока вы не перелетели через меня и не понажимали все кнопки без разбору, — возразил сержант Тирр, от расстройства забывший о рифмах.

Он был прав. Вот как было дело.

Тетя Цирпа, как и обещала Пинну и Сири, в обеденный перерыв отправилась в Дом техники, чтобы внести свое депутатское предложение. Тамошние инженеры пришли к выводу, что прежде всего следует все-таки отыскать Цирковой Материк, откуда и будут вестись передачи. От того, на каком расстоянии от Кукарекии находится Цирковой Материк, зависит высота телевизионных антенн, которые надо будет нарисовать на крышах кукарековских домов. Если же цирк совсем близко, то хватит и комнатных антенн.

Тетя Цирпа сразу направилась сообщить об этом Пинну, но соседи сказали, что Пинн опять уехал на ракетодром. Тетя Цирпа слишком хорошо знала Пинна, чтобы не догадаться — тот уже отправился на поиски Циркового Материка.

Пока она размышляла об этом, стоя у его дома, ей пришла в голову блестящая идея. Зачем искать вслепую, когда есть хороший знакомый, который сам работал в цирке и наверняка знает, куда тот подевался.

Тетя Цирпа села в экспресс, приехала в Луллуметса и попросила дежурную сестру в санатории позвать Скреппа.

— Вы правы, зачем искать вслепую, — согласился с ней Скрепп. — Есть всего несколько мест, где довольно долго пропадал наш цирк. Под кроватью Каарела, между ящиком с игрушками и стеной, это раз. Каарел любит строить автодороги из тетрадок, иногда тетрадки падают в щель возле стенки. Так что в первую очередь надо искать именно там.

Скреппу было рано выписываться из санатория, поэтому тетя Цирпа вернулась в Кукарекию одна и тут же поехала на ракетодром к сержанту Тирру. От него она узнала, что Пинн и Сири полетели в Комнату Кукол за дядюшкой Крилло и уже давно должны были вернуться.

— Все понятно, — уверенно заключила тетя Цирпа. — Этот дядюшка Крилло уже возле конфетного автомата показал, на что он способен. Не сомневаюсь, что они с Пинном выкинули там, в Комнате Кукол, еще какой-нибудь фокус. Дайте мне ракету, я лечу за ними.

— Но ведь вы не умеете управлять ракетой? — попробовал возразить сержант Тирр удивленный напористостью тети Цирпы.

— А что там уметь? — изумилась, в свою очередь, тетя Цирпа. — По-моему, ничего там сложного нет. Летит себе, и пусть летит.

— Ракета летит с большой скоростью, это сложный механизм, управлять ею должен обученный пилот, обладающий, к тому же, большой выдержкой.

— Ну, выдержки-то мне не занимать. А раз вы такой… обученный, полетим вместе. Ну же, давайте в ракету, а то сидите здесь в своей башне, как сова на суку в Луллуметса. Сделайте лучше что-нибудь полезное!

Сержант Тирр колебался лишь мгновение. Он хорошо изучил тетю Цирпу и понимал, что легче с ней согласиться, чем объяснить, какую важную для безопасности полетов работу выполняет он, сидя в башне. К тому же, друзья, кажется, и правда нуждались сейчас в его помощи. А раз так, он отдал распоряжения своему заместителю и сел с тетей Цирпой в ракету.

— Пристегнитесь этими ремнями, — и он показал тете Цирпе, как это надо делать. — Потуже, потуже пристегнитесь, у ракеты большая скорость.

Длины ремня едва хватило на тетушкины телеса, она не могла свободно двигаться и потому чувствовала себя не в своей тарелке. Она сдерживалась до той поры, пока они не увидели стремительно приближавшуюся к ним ракету Пинна — сержант узнал ее сразу.

Едва он включил тормозные системы, чтобы дать о себе знать Пинну и его спутникам, что-то большое и красное пролетело у него над головой и врезалось в пульт управления. Конечно, то была тетя Цирпа, которая тайком расстегнула ремень безопасности. Пульт управления был мгновенно выведен из строя — разве можно давить на все кнопки сразу!

И вот они в аквариуме.

— Ну ладно, — пошла на попятный тетя Цирпа. — Не все ли равно, кто виноват? И все же вы должны поскорей придумать, как отсюда выбраться. Да именно вы, потому что вы мужчина!

— Ни нытье, ни разговоры, ни упреки или споры нам в несчастье не помогут, помешать же очень могут, — так складно ответил Тирр на тетины Цирпины разглагольствования — это значило, что он совершенно пришел в себя.

— А кто спорит? — пожала плечами тетя Цирпа. — Будьте так любезны, думайте не торопясь, только побыстрее.

— Поплывем? — предложил сержант Тирр.

— Додумался! — покачала головой тетя Цирпа. — Да ведь вы прекрасно знаете, что я не умею плавать. И я не хочу, чтобы меня опять долбанули по голове спасательным кругом.

Честно говоря, сержанту Тирру и самому не улыбалось плавать в настоящей воде, — это вам не речка Луллу. Такое купание губительно для уроженцев Страны Рисовании. Вымокшие человечки долго сохнут, а высохнув, могут оказаться смятыми, как стиральная доска. К тому же рыбка Барбус по наивности могла принять их за мошку, крошку или другой рыбий корм и сглотнуть не моргнув глазом.

— А мы попросим улитку доставить нас к краю аквариума, — нашел сержант Тирр другой выход.

— Я в жизни не ездила верхом на улитках, — запричитала тетя Цирпа.

— Утешайтесь тем, что ни одна улитка еще не побеждала на скоростных гонках, — успокоил ее Тирр. — Во всяком случае, не брякнетесь.

— Да уж, не брякнусь, — подтвердила тетя Цирпа, — брякнуться можно только на землю, а в воду шлепаются.

Улитка не только медленно ползала, но и медленно соображала. Сержант и тетя Цирпа кричали и махали ей руками, но она продолжала спокойно поедать водоросли, не понимая, чего от нее хотят. Голоса потерпевших катастрофу уже охрипли, руки опустились.

— Да что же вы, совсем глухая? — отчаявшись, выкрикнул сержант Тирр.

Улитка пошевелила рожками, не спеша повернулась в сторону кричавших и очень дружелюбно произнесла:

— Не глухая и давно вас слышу. Но я не думала, что вы ждете от меня ответа уже сегодня. — И она опять повернулась к вкусным водорослям.

— Ну знаете ли, будьте любезны, — не удержалась тетя Цирпа, но сержант Тирр властно остановил ее: какой смысл сердиться, если улитке недоступны такие понятия, как скорость, время, быстрота.

Улитка отщипнула очередной кусочек водоросли и задумалась, как ей удобнее добраться до потерпевших — по дну или по стене аквариума. Она, казалось, заснула в своей раковине, но вот опять шевельнула рожками и двинулась к стеклянной стене.

Пока она двигалась к сержанту Тирру и тете Цирпе, пока те взбирались на ее укрытую панцирем спину, времени прошло столько, что Пинн, Сири и дядюшка Крилло успели взобраться на край аквариума.

— Ах, как жаль, что у меня нет с собой фотоаппарата! — вскричал дядюшка Крилло, завидев тетю Цирпу на улитке. — Это был бы уникальный снимок: тетя Цирпа мчится на улитке!

— И я должна выслушивать ваши шуточки, — возмутилась тетя Цирпа, — шуточки, на которые способна только эта непутевая голова в возмутительной шляпе. Говорите что хотите, но мне теперь кажется, что улитка — самый надежный вид транспорта.

— Спасительницу не хочу обидеть, но эти… гонки лучше бы не видеть, — пробормотал сержант Тирр.

Когда все наши путешественники уже сидели на краю аквариума, сержант Тирр в последний раз махнул рукой, прощаясь с улиткой, вокруг которой уже кружила рыбка Барбус и осмелевшее семейство Гупи.

— Приезжайте снова, — пригласила улитка. — С вами так интересно!

И вот начался трудный путь домой — спуск по отвесной стене аквариума, по прямой металлической ноге-подставке на пол.

Кто нарушает скучный покой Циркового Материка

В цирке вы бывали во время представления — играет оркестр, сверкают разноцветные огни, акробаты кувыркаются под самым куполом, так что у публики сердце замирает, клоуны перешучиваются, так что у публики живот болит от смеха, выступают дрессированные звери, ведущий звучным голосом торжественно объявляет номера…

На Цирковом Материке теперь все было по-другому. Уже давным-давно здесь все сковала сонная тишина.

Никому не приходило в голову давать представления, потому что Цирковой Материк затерялся под кроватью Каарела: завалился в щель между стеной и ящиком с игрушками. Этак ни один зритель не отыщет… Клоун Брути от смеха совсем исхудал — больше ведь некому было смеяться его шуткам, а клоун Брути жить не мог без смеха, как другие без еды. Воздушные гимнасты накинули на плечи пальто и пристроились на корточках у радиаторов — без публики кувыркаться им было скучно, а без упражнений стали замерзать. Факир Кипа-Копа отпустил на свободу всех своих голубей, морских свинок, белых мышей и прочую живность, которая участвовала в его фокусах, иначе они бы совсем обезножели и обескрылели в своих потайных коробочках. С дрессированным ослом Дуральто и того хуже: на манеже он мог и сальто сделать, а вот без зрителей и аплодисментов до того обленился, что даже перестал ушами шевелить, и пауки свили между ними густую паутину в расчете на то, что в таком тихом месте мух будет больше всего. Лилипуты, и без того маленькие, от скуки совсем усохли. У домашней козы Забодайки, которая умела стукать копытом в такт музыке, борода с тоски вся поседела. Большие неповоротливые цирковые слоны так долго стояли на одном месте, что вросли в пол по колено. Оркестранты клевали носами на своем обитом красным бархатом балкончике — уже давно никто не взбадривал их взмахом дирижерской палочки. Весь обслуживающий персонал цирка в униформе с золотыми галунами играл меж собой в ладушки, потому что за долгое время ничегонеделания остальные игры забылись.

Всегда улыбчивый директор цирка товарищ Живчик сейчас сидел с удрученным видом у себя в кабинете и грустно оглаживал круглую лысину. Он очень переживал за своих артистов, которые буквально пропадали на глазах. За роскошные цирковые кулисы с каждым днем набивалось все больше пыли, и они становились все менее величественными. Уже давно никто не любовался ими.

Таково было положение Циркового Материка. Неудивительно поэтому, что громогласное «апчхи!» заставило вздрогнуть всех его обитателей.

Барабанщик на оркестровом балкончике от неожиданности упал на свой самый большой барабан — бам-м! Клоун Брути подскочил и засмеялся как ненормальный. Голуби факира Кипа-Копа взлетели все одновременно и наделали своими крыльями такого шуму, что воздушные гимнасты приняли его за аплодисменты, скинули свои теплые одежки и начали кувыркаться. Ослик Дуральто навострил уши, паутина с них свалилась, да не куда-нибудь, а прямо ему же в рот. Невкусно! И он заголосил дурным голосом. Акробат сделал восемь сальто подряд и не заметил, как оказался в кабинете у директора цирка прямо на столе.

— Что это значит? — разгневанно вскричал директор, он собрался было бежать успокаивать затрубивших слонов, как раздалось второе, еще более раскатистое и оглушительное «а-апчхи-и!!»

— Именем Циркового Материка! Именем его прежнего блеска и веселья! — торжественно начал директор. — Кто позволяет себе эти неуместные среди нашего оцепенения шуточки?

Он хотел было сделать разнос обслуживающему персоналу, который совсем отбился от рук, но тут будто целая рота грянула вразнобой: «ап-чих-чих-чих-чих!», а в недолгую паузу вклинился сердитый вопрос:

— Да кончится ли эта пыль, которая страшнее пуль?

— Если и кончится, то не скоро, — отозвался чей-то тоненький голосок.

— Будьте любезны, чих-чих, премного благодарна, — это произнес недовольный женский голос.

Вы, конечно, узнали? Ну конечно, на Цирковой Материк прибыли наши друзья из Кукарекии и теперь никак не могли выпутаться из пыльных портьер.

Несмотря на усталость, наши путешественники все-таки решили сначала разыскать заброшенный цирк. Долго ли, коротко ли, но это им удалось.

— Я здесь просто задохнусь, — жаловалась тетя Цирпа, прижимая к носу платочек. — Скажите, пожалуйста, может, мы вместо цирка попали внутрь пылесоса?

— А если даже и так? — вяло возразил дядюшка Крилло, который на самом деле чихнул первым. Он так устал, он почти спал на ходу. — Пылесос, не пылесос, только бы не крысу в нос!

— Боже мой! Наш-то, в шляпе, ума лишился! — начала было тетя Цирпа, но осеклась, потому что взгляд ее упал на морских свинок факира Кипа-Копа, а они были такие пыльные, что сильно смахивали на обыкновенных крыс. Она собралась испугаться, но тут раздался победный крик Пинна:

— Ура! Мы нашли Цирковой Материк! Ура-а! Кукарековские детишки будут смотреть интересные телепередачи!

— Ура-а! — подхватила Сири и тут же начала прихлопывать в ладоши и напевать: — Тра-ля-ля, тра-ля-ля, занимайте-ка места, будет представление, шутки и веселье!

— Приветствую тебя, Цирковой Материк! — воскликнул сержант Тирр, вытянулся по стойке «смирно» и вскинул правую руку к козырьку.

В ответ на приветствия, наконец грянул оркестр и пять минут подряд играл туш. Эти звуки послужили сигналом для всех артистов. Ведущий вышел на арену, и не успел директор цирка отдать распоряжения, как был объявлен первый номер программы. На манеж выскочили собачки и начали играть в футбол, только мячик у них был не настоящий, а легкий надувной шар, и они подкидывали его носами. Вратари были привязаны к штангам бантиком, чтобы не вздумали сбежать.

Усталые путешественники, пустившиеся в путь сразу после утомительного спуска с аквариума, незаметно, по их мнению, прокравшиеся мимо ракетной базы тупоносиков и наконец обнаружившие Цирковой Материк, уселись в первый ряд и с большим интересом стали следить за тем, что происходит на арене.

После долгого вынужденного безделья артисты выступали с особенным вдохновением. Коза Забодайка самозабвенно блеяла даже самые сложные мелодии, слоны сплетали свои хоботы в сложнейшие морские узлы и мгновенно развязывали их, не забывая одновременно кивать головами. Клоун Брути еще только высунулся из-за кулис, а Сири уже вовсю хохотала. Ну как тут было не вспомнить самые блестящие номера, самые остроумные шутки! Факир Кипа-Копа время от времени вынимал из ушей золотые монеты, а белые мыши нескончаемой вереницей влезали в один его рукав и вылезали из другого. Цирковой попугай Ара без конца восклицал: «Здр-расте-здр-расте! Пимпа дур-рак!» Пимпа — это маленькая обезьянка клоуна Брути, с которой попугай был в контрах.

Директор Живчик первым поспешил выяснить причину столь бурных перемен.

Оглядевшись, он заметил в первом ряду зрителей и направился к ним, на ходу осыпая их громкими приветствиями.

— Кто бы вы ни были, именем блеска и веселья Циркового Материка, здравствуйте и процветайте! Нет предела нашей благодарности за то, что вы спасли циркачей от оцепенения и вернули их к жизни!

— Большое спасибо, — ответила за всех тетя Цирпа. — Не стоит благодарности.

Сержант Тирр с присущей ему бдительностью тут же хотел потребовать у директора документы, чтобы удостовериться, имеет ли тот право говорить от имени всего Циркового Материка, но дядюшка Крилло перехватил инициативу и ответил на приветствие в рифму:

— Мы рады, что мы вовремя, и счастливы, что к месту. С понятным нетерпением мы жаждем представления! — И добавил уже просто так: — Мы из Кукарекии и хотим договориться на будущее, чтобы вы давали представления каждый день.

— Мы вам тюлененка Тютю привезем, — заверещала Сири. — Он дрессированный.

— Да и уважаемый Скрепп по старой памяти наверняка будет вам помогать, — сказала тетя Цирпа. — Помните Скреппа?

Директор конечно же помнил и, слушая все это, улыбался.

— Нет ничего прекраснее, чем выступать перед детьми! — сказал он наконец и громко захлопал в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание. — Именем блеска и веселья Циркового Материка! Слушайте все! Сегодня в честь наших нежданных, но очень дорогих гостей состоится сенсационное гала-представление! По полной программе, один аттракцион за другим, без антрактов! Мороженое можно есть даже во время представления!

Директор цирка еще раз хлопнул в ладоши, ведущий сделал несколько шагов вперед, склонился в глубоком поклоне — и представление началось.

Внезапная атака и ее неожиданный конец

Наверно, вы, как и кукарековские гости, уже настроились на величайшее цирковое представление всех времен, однако события вскоре приняли неожиданный оборот. Эквилибристы-велосипедисты дошли до самого напряженного момента в своем выступлении: все впятером поместились на одном велосипеде и катились по арене то на заднем, то на переднем колесе. Зрители замерли, и вдруг послышался вначале неясный, а потом все более громкий, нарастающий шум, свист, грохот…

— Здрасьте вам, пожалуйста, — первая возмутилась тетя Цирпа.

Директор цирка хотел ее успокоить и уже начал было объяснять, что это наверняка шуточки клоуна Брути, на сей раз не слишком удачные, но тут справа вылетел какой-то летательный аппарат непонятной конструкции, исчиркал пыльные кулисы, с ужасающим воем пронесся по арене, оставляя и на ней темно-коричневый неровный след.

— Все в укрытие! Прячьтесь! — первым оценил опасность сержант Тирр. — Нападение тупоносиков! Они нас выследили! Немедленно в укрытие!

Началась всеобщая кутерьма, никто не знал, как быть. Эквилибристы понеслись прятаться прямо на велосипедах.

Дядюшка Крилло первым делом позаботился о том, чтобы доставить тетю Цирпу в безопасное место. Он решил, что она вполне поместится в бочку факира Кипа-Копа. В ней факир хранил бесчисленные ленты, платочки, бумажные цветы и прочие необходимые для волшебства предметы.

Дядюшка Крилло галантно поддержал тетю Цирпу, когда она перелезала через край. Одного он не знал: у бочки было двойное дно с потайной пружиной. Как только тетя Цирпа коснулась дна ногой, пружина сработала, и тетя Цирпа — фюить! — с неудержимой силой вырвалась из дядюшкиных рук. Теперь вместо зловещей ракеты тупоносиков над ареной летела тетя Цирпа, а за ней тянулся шлейф из разноцветных лент и развевающихся платков. Этот шлейф и смягчил ее приземление на опилки.

— Полюбуйтесь на этого сумасшедшего! — произнесла она, а когда дядюшка собрался было вновь упрятать ее, тетя Цирпа заголосила: — Да вы что? За ракету меня принимаете? Так вот, зарубите себе на носу: я никакая не ракета, и в ваших дурацких аттракционах принимать участия не желаю! Точка!

Она решила, что уж лучше ей спрятаться под большими качелями, на которых обычно качались цирковые медведи. Но там сидела обезьянка Пимпа. Как и подобает обезьянке, она начала кривляться, гримасничать и передразнивать тетю Цирпу, и чем меньше это нравилось тете, тем в больший восторг приходила обезьянка.

Сержант Тирр очень своевременно отдал приказ прятаться, потому что не успели все разбежаться, как раздался еще более устрашающий вой и в цирк ворвались уже сразу три ракеты. Тупоносики выставили в иллюминаторы свои безобразные носы и везде, где они пролетали, оставляли отвратительные следы.

— Ой, — только и успел воскликнуть акробат в белом трико, когда его перерезало жирной коричневой чертой.

— Ну погодите, придет час расплаты! — кричал дядюшка Крилло из копны сена, которую держали в цирке для козы Забодайки, и угрожающе махал кулаком.

Забодайка всегда держалась поближе к кормежке. Она увидела кулак дядюшки Крилло, решила, что кто-то хочет с ней пободаться. Отступив шаг-другой для разбега, она с такой силой долбанула в то место, где был кулак, что оказалась верхом на дядюшке Крилло.

— Извините, уважаемая, — как всегда учтиво произнес дядюшка, — но я занял эту копну раньше вас!

Забодайка проблеяла короткую мелодию и притихла у своей копны: что ни говори, сено-то было ее по праву.

Когда начался налет, Пинн схватил Сири за руку, и они полезли под скамейку. Они успели как раз вовремя, потому что мгновение спустя над скамейкой уже пронеслись тупоносики.

— Наверно, они заметили нас, когда мы пробирались мимо их ракетодрома. Они нас выследили и узнали дорогу к Цирковому Материку, — объяснял Пинн испуганной девочке. — Надо было послушаться дядюшку Крилло и вернуться в Кукарекию, — признал он свою ошибку. Но тут же нашел оправдание: — Но иначе мы никогда не обнаружили бы ракетодром тупоносиков!

Фюить! — просвистела над ними очередная ракета, оставив неровный зеленый след. Фюить! — беспощадно пересекла ряды зрителей лиловая черта.

Налет на мирный Цирковой Материк продолжался, и злобные тупоносики не щадили ни арену, ни кулисы, ни артистов, ни дрессированных зверей. Они закалякивали все, что попадалось им на пути.

— И мы ничего не можем с ними сделать! — Пинн готов был броситься на врагов с голыми руками, если бы Сири не удерживала его.

— Нельзя тебе туда, — убеждала она его. — Это тебе не размазня Буль-Муль, да и тогда ты едва спасся. Лучше придумай что-нибудь!

— Именем блеска и веселья Циркового Материка! — послышалось из-под соседней скамейки. — Придумайте же что-нибудь! Что до меня, то я думать не в состоянии.

Пинн погрузился в раздумья. А уж если пионер над чем-нибудь серьезно задумается, он непременно что-нибудь да придумает!

— Сетка для страховки акробатов! Ее надо натянуть под куполом на пути вражеских ракет!

Дети вытащили директора цирка из-под лавки и втроем кинулись к сетке. Пока они отстегивали крепления, смышленые ребята в униформе из обслуживающего персонала разгадали их замысел и поспешили на помощь. Когда удалось высвободить один конец и прикрепить его к трапеции наверху, началась новая, самая жуткая атака.

Восемь ракет выстроились в одну линию и пронеслись над ними, оставляя за собой длинные черные полосы. В главной ракете сидел генерал Тупорыл и командовал:

— Тупоносики, чиркайте все без разбору! Мажьте, перечеркивайте, малюйте! Уничтожим Цирковой Материк и примемся за Кукарекию! Ура-кривая-дыра тупоносикам!

— Уря-с-печки-бря генералу Тупорылу! — с готовностью отзывались тупоносики и с еще большим остервенением замазюкивали все и вся вокруг.

Неровная, с зазубринами линия скосила двоих в униформе.

— Осторожно! Берегитесь, нас мало! — воскликнул Пинн.

Вскоре страховочная сетка перегородила воздушное пространство над ареной. Ракеты одна за другой втыкались в упругую преграду и падали на опилки, где сержант Тирр, дядюшка Крилло, факир Кипа-Копа, клоун Брути, Пинн, директор цирка, ведущий и обслуживающий персонал в униформе подталкивали их под ноги слонам, которые методично топтались на обломках, чтоб те уже наверняка не смогли больше взлететь. Цирковой оркестр на балкончике грянул победный марш, чтобы придать отважным бойцам сил и уверенности в себе.

Ракетный гром тем не менее усилился, но недолго. Все больше ракет втыкалось в сетку и падало под ноги слонам, а те, что умудрились пролететь над сеткой, забрались слишком высоко, чтобы быть опасными.

— Мы должны послать донесение в Кукарекию, хотя у нас каждый человек здесь на счету, — решил сержант Тирр, насквозь мокрый от тяжелой работы. — Кто знает, что там еще на уме у этих тупоносиков. Поедешь ты, — обратился он к Пинну. — От нас с дядюшкой Крилло здесь больше пользы. Срочно нужно подкрепление, ведь тупоносики могут атаковать и пешим ходом.

— На чем же мне лететь? — пригорюнился Пинн. — У нас поблизости ни одной ракеты.

— Полетишь на вражеской ракете, — твердо сказал сержант Тирр. — Раз уж они за нами шпионили, стало быть и ракеты у них похожи на наши. Но ты должен приземлиться в Рисовании до того, как тебя собьют. От тебя, Пинн, сейчас зависит если не все, то очень многое!

Очередная ракета тупоносиков свалилась на арену. Сержант Тирр скомандовал:

— Тупоносиков в плен! Ракету не трогать!

Как только последнего тупоносика вытолкали из ракеты, Пинн уселся за пульт управления. Моторы еще работали. Пинн хотел было закрыть люк, но в салон влетела Сири.

— Дай я полечу! — запыхавшись, предложила она. — Ты здесь нужнее. Я слышала, сержант Тирр сказал. Каждый мужчина на счету. Дай полечу, а? Я справлюсь, вот увидишь! — Сири не давала Пинну и слова вставить. — Ты же мне все показал и рассказал, да я и раньше уже кое-что умела. Дай мне, я обязательно доберусь до Кукарекии!

Пинн до того был ошарашен неожиданным поворотом событий, что только теперь взял себя в руки и решительно прервал поток Сириных излияний.

— Не может быть и речи! До Кукарекии надо долететь во что бы то ни стало! Понимаешь, во что бы то ни стало! Любой ценой!

— Так я и доберусь любой ценой! — захлюпала Сири уже со слезами на глазах. — Ну неужели ты ничуточки в меня не веришь? Ты нужен здесь, пойми!

— Не трать понапрасну время, закрой люк с той стороны! — И Пинн решительно взялся за ручку, чтобы ее захлопнуть.

Сири увидела, что никакими просьбами и уговорами она ничего не достигнет, и пустилась на хитрость.

— Ой, Пинн, гляди-ка! — воскликнула она. — Дядюшка Крилло тебе машет, наверно, хочет что-то сказать.

Со своего места Пинн не мог видеть дядюшку Крилло, он вылез из ракеты, и таким образом план Сири удался!

Дядюшка Крилло и не подозревал о своей роли в этой истории. Просто он увидел, что Сири махнула рукой из ракеты, и махнул ей в ответ. В этот момент Пинн высунулся из люка. Он, конечно, подумал, что дядюшка Крилло машет именно ему, и поспешил по трапу вниз.

Сири в ту же минуту юркнула в опустевшую ракету и захлопнула за собой дверь. Секунду она соображала, что нужно сделать перед стартом, а затем…

Пинн прямо-таки застыл на месте, когда за его спиной взревела ракета и взмыла в воздух.

— Сири! — закричал он ей вслед. — Си-ири! Тебе нельзя! Ты свалишься!

Но в этом грохоте его никто не слышал.

Сломя голову кинулся он к дядюшке Крилло, уже издали крича:

— Дядюшка Крилло! Сири улетела на ракете! Что делать?

Дядюшка Крилло испугался было, даже снял свой черный цилиндр, задрал голову, провожая взглядом уменьшающуюся точку — ракету, в которой Сири была одна-одинешенька. Он опять нахлобучил шляпу и глубоко вздохнул.

— Отважная девчонка! — сказал он очень тихо. Дядюшка понял, почему она так поступила. — Остается только держать за нее кулаки, чтоб она добралась до Кукарекии без осложнений. — Дядюшка покачал головой, потом подтянулся, выпрямился, громко скомандовал:

— Всем быть наготове! Сражаемся до конца!

Слышалось приближение новой партии вражеских ракет.

Благодаря тому, что тупоносики строили свои ракеты по образцу и подобию кукарековских, Сири удалось поднять ракету в воздух.

Набрав высоту, она оказалась перед вражеской армадой, идущей в новую атаку. Как быть?

Надо было срочно что-то придумать. Минута промедления — и они перечеркнут ее вместе с ракетой беспощадными кривыми линиями. За себя она не боялась. Думала об одном — выполнить задание! Любой ценой донести весточку до Кукарекии! Пинн бы сумел это сделать. А она…

А она вдруг услышала страшный удар и поняла, что ракета камнем падает вниз. Какую надо нажать кнопку?.. От растерянности Сири никак не могла собрать воедино свои разрозненные знания об управлении ракетой… Действовать! Во что бы то ни стало!

И Сири стала нажимать все кнопки подряд.

Дядюшка Крилло и Пинн, сержант Тирр и остальные, задрав головы, напряженно следили за тем, что происходит в воздухе. Они видели, что перед лавиной вражеских ракет возникла одинокая ракета, потом она резко изменила направление, рыскнула в одну сторону, в другую. Ракета металась то вверх, то вниз, то вправо, то влево, она вела себя как разъяренная оса.

— Они сомнут ее, — выдохнул Пинн. Ему было бесконечно жаль всегда веселую и неунывающую Сири.

Но ее не смяли! Ни ее, ни ракету. Более того, произошло и вовсе нечто непонятное.

Целая армада вражеских ракет вдруг, как по команде, развернулась и улетела прочь. То же сделала и вторая цепь наступавших ракет.

Сири все никак не могла справиться с управлением, и ее ракету носило из конца в конец по всему цирку. Тупоносики поостереглись столкнуться с этой бешеной и убрались восвояси.

Прошло всего несколько минут, и в цирке установилась такая неправдоподобная тишина, что чьи-то охи и вздохи привлекли всеобщее внимание.

Эти охи раздавались из-под качелей, где тетя Цирпа нашла себе убежище. Она порядком устала сидеть на корточках, но еще пуще ей надоела обезьянка Пимпа с ее гримасами.

— Выходите же скорей, уважаемая тетя Цирпа, — позвал дядюшка Крилло. — Война, похоже, кончилась. Идите, посмотрите, как здорово летает на ракете наша Сири!

Тетю Цирпу будто пружиной выстрелило из-под качелей. Другой пружинкой выскочила оттуда Пимпа.

— Кто позволил девчонке лететь одной? — возмутилась тетя Цирпа. — Мужчины, я вас спрашиваю: кто позволил? Вы соображаете, что делаете? Немедленно прикажите ей спуститься вниз, чтобы сию минуту была здесь!

— Не беспокойтесь, уважаемая, — примирительно сказал дядюшка Крилло, хотя сам-то как раз очень сильно беспокоился о Сири. — Эта девочка гораздо смелее, чем мы думаем.

Тем временем Сири заметила, что тупоносики скрылись. Страх отпустил, и она вдруг отчетливо вспомнила все наставления Пинна и вообще все, что знала об управлении ракетой. И как бы мало ни было этих знаний, Сири сумела ими с толком распорядиться. Кнопка… рычаг… еще кнопка — и ракета уверенно вышла на прямую.

На этот раз все кончилось хорошо, но Сири вдруг поняла, что далее рисковать не имеет права. Путь до Кукарекии неблизкий, неизвестно, что ожидает впереди и сумеет ли она в дальнейшем удачно выходить из передряг.

Скрепя сердце, Сири посадила ракету на арену.

— Теперь мне все понятно! — воскликнул дядюшка Крилло, когда ошалевшую от кувырканий в воздухе Сири приняла в свои теплые объятия тетя Цирпа. — Приглядитесь, ведь это ракета их генерала Тупорыла!

И действительно, на обоих бортах ракеты было намалевано по семь непонятных изображений. Такие эмблемы красовались на всех видах транспорта, принадлежащих генералу, двигались ли они по земле, по воде или по воздуху.

— Ну да, они увидели ракету генерала и приняли ее маневры за приказ поворачивать обратно, — догадался сержант Тирр. — Твой полет, Сири, принес нам победу!

— Замечательная девочка!

Все спешили выразить Сири свой восторг, каждый хотел ее обнять. Ее, наверно, задушили бы в объятиях, если бы не тетя Цирпа.

— Разыщите-ка лучше этого генерала, — посоветовала она, отступив с Сири от волнующейся толпы. — Он должен быть среди пленных.

Однако обнаружить генерала не удалось. Оставалось предположить, что он дал деру с поля боя, а в его ракете остались одни адъютанты.

Кукарекия и вся Страна Рисования готова защищаться

Так говорил сержант Тирр, выступая на многолюдном митинге сразу после возвращения домой. Он стоял перед слушателями в высокой стеклянной башне и ему внимали пилоты, служащие ракетодрома и еще многие-многие жители Кукарекии.

Кукарековцы дружно аплодировали оратору, потому что во всей Рисовании не нашлось бы человечка, которому она не была бы дорога.

— Мы нарисуем много быстрых ракет!

— Мы их не боимся!

— Мы так их встретим, что они сюда больше не сунутся!

Такие раздавались выкрики. И в самом деле: все, кто пришел на митинг, действительно были готовы противостоять врагу любой ценой.

Наши путешественники — сержант Тирр, дядюшка Крилло, тетя Цирпа, Пинн и Сири — воспользовались генеральской ракетой и быстро вернулись домой. У аквариума они сделали остановку, но трехместную ракету, на которой дядюшка Крилло, Пинн и Сири спешили на помощь потерпевшим крушение, обнаружить не удалось. Наверно, люди, по своему обыкновению, выбросили ее как ненужный хлам. Сержант Тирр безупречно справился с управлением неприятельской ракетой, и сразу после приземления на ракетодроме состоялся митинг.

— Мы должны нарисовать ракетные войска на каждой странице Рисовании, — доложил собравшимся сержант Тирр, посоветовавшись с профессором Мудровым и дядюшкой Крилло.

Среди прочих мер была объявлена и всеобщая мобилизация стирательных резинок. Со всех краев — из Шкафии, со Стола, из Квартирляндии, Кукольной Комнаты, из-под кровати Каарела — отовсюду собрались большие и малые стирательные резинки, заброшенные и позабытые мальчиком.

Даже неприятности иной раз оборачиваются приятной стороной. Так, в один прекрасный день тетю Цирпу ждал весьма-таки приятный сюрприз. Она как раз обслуживала покупателей в продовольственном отделе нового Дома торговли, изредка поглядывая на мальчишек и девчонок, что вертелись рядом с конфетным автоматом, как вдруг совсем рядом раздался такой знакомый, такой приятный бас:

— Не будет ли тетя Цирпа столь любезна, чтобы взвесить мне килограммчик фирменных кукарековских конфет?

Конфеты «Петушок» были, как нетрудно догадаться, самыми вкусными во всем городе.

— И не будет ли тетя Цирпа столь добра и не отведает ли вместе со мной парочку этих замечательных конфет? — добавил тот же бас, в котором знакомые интонации выдавали…

Ну конечно! Тетя Цирпа подняла взор и увидела перед собой бравого генерала Стирайло.

— Кого я вижу, здрасьте вам, пожалуйста! — радостно приветствовала она генерала. — Наш блистательный полководец во всей своей красе! Но позвольте полюбопытствовать: что привело вас к нам в Кукарекию столь внезапно, без предупреждения?

— Не привело, а привезло. Меня доставила сюда самая быстрая ракета с петушком на борту, — торжественно произнес генерал. Справедливости ради надо отметить, что, хотя тетя Цирпа и сказала «во всей красе», красы этой у генерала поубавилось. Он заметно поистерся в беспрестанной борьбе с пятнами и кляксами в тетрадках Каарела. Что ж, красота и свежесть в стирательном деле — удел бездельников, а генерал Стирайло не из таких.

— Разве я могу остаться в стороне, когда Рисования нуждается в моей помощи? И вот я здесь. А заодно, — генерал улыбнулся, — мне представилась возможность повидаться со старыми добрыми знакомыми…

Тетя Цирпа цвела от удовольствия. Конечно же, она пригласила генерала Стирайло после работы к себе на чашечку кофе.

— А потом поедем всей компанией в Луллуметса, не так ли, генерал? — предложила тетя Цирпа программу отдыха. — У нас это стало хорошей традицией. Мы могли бы навестить добрейшего Скреп на… О боже! — тетя Цирпа схватилась за голову, — я же совсем забыла передать ему привет от директора цирка! Вот, заодно передадим привет, а потом все вместе поедем кататься на санках в Снежногорье. Ну как, генерал?

На сей раз у генерала Стирайло не было ни малейших возражений, и тетя Цирпа не могла нарадоваться, как гладко все идет.

Первая осечка вышла с сержантом Тирром и дядюшкой Крилло — они были занять: важными делами и присоединиться никак не могли. Потом — неудача с Пинном: его послали на курсы космонавтов, а у них по вечерам как раз учебные полеты. Что касается Сири, то ей без Пинна ехать не хотелось. Вот и получилось, что в скорый автобус до Луллуметса уселись только тетя Цирпа и генерал Стирайло.

Они сошли у остановки «Санаторий».

— Вы говорите, Скрепп? Минуточку-минуточку… так и есть, — бормотала дежурная медсестра, листая толстый журнал учета. — Так и есть: он уже выписался. Между прочим, пошел добровольцем в пограничные войска Рисовании!

Кому как не Скреппу служить на границе! Ведь в случае нападения он мог прочно скрепить между собой страницы Рисовании, чтобы ракеты тупоносиков не проникли на внутренние территории!

— Жалко, — вздохнула тетя Цирпа.

— Жалко, что не застали, — уточнил генерал Стирайло. — А вот что у вас такой мужественный знакомый — это прекрасно!

— Может, пойдем искупаемся? — предложила тетя Цирпа. — С вами, дорогой генерал, я согласна даже покататься на лодке.

Но ни искупаться, ни покататься на лодке им не пришлось.

У веселенького киоска, где раньше продавали лимонад и мороженое, стоял юноша в форме космонавта и с воздушным пистолетом на груди.

— У вас есть специальное разрешение? Без разрешения я не могу вас туда пропустить.

— Здрасьте вам, пожалуйста! — возмутилась тетя Цирпа. — Мы уже не в том возрасте, чтобы спрашивать разрешения сходить на речку.

— Разрешение, или пропуск, — уточнил космонавт. — Вы не учитываете опасности нападения тупоносиков, гражданка. Вся территория Луллуметса объявлена охраняемой зоной Рисовании. И посторонних сюда пускать не велено.

По-военному наблюдательный генерал Стирайло давно заметил, что кроме них с тетей Цирпой ни на пляже, ни в окрестностях нет ни единой живой души, если не считать дозоры. Вместо киосков и качелей между сосен то здесь, то там отблескивал на солнце серебристый борт ракеты.

Покататься на санках им тоже не удалось, потому что и в Снежногорье никто не отдыхал и не веселился, только шли занятия школы космонавтов. Комендант Ушаня тоже был при деле — его назначили командиром тринадцатого ракетного отряда.

— Ну разве это не безобразие, к чему нас вынуждают тупоносики? — загрустила тетя Цирпа. — Ну разве нельзя жить тихо-мирно, как до сих пор?

— Да уж, как до сих пор — это несравненно лучше, чем теперь, — согласился генерал Стирайло. — Но чтоб можно было опять веселиться, надо ликвидировать тупоносиков. Иначе никак.

— Так почему же вы этого не делаете? — искренне удивилась тетя Цирпа.

— Действительно, почему? — опять согласился генерал. — Может потому, что мы не воинственны? Мы вовсе не желаем ни на кого нападать, никому угрожать. Другое дело, если нам угрожают…

В Рисовании с гораздо большим удовольствием рисовали бы не военные ракеты, а прогулочные, но раз уж есть угроза нападения, приходится вооружаться.

И вот шаг за шагом жизнь в Рисовании стала приобретать все больше военных черт. Прекратились прогулки и увеселительные поездки в Луллуметса, в Снежногорье и другие уголки. Все места отдыха просто закрыли. Благодаря усиленной работе остроносиков за короткий срок вся Рисования серьезно подготовилась к нападению тупоносиков. Нормальная мирная жизнь кончилась. Никто не мог спокойно есть и спокойно спать, потому что все как один были страстными патриотами Рисовании и ее столицы Кукарекии и единственным желанием каждого было раз и навсегда покончить с тупоносиками.

Они получили бы изрядную головомойку, если бы после Циркового Материка сунулись в Кукарекию. Но вот что странно, тупоносиков все не было и не было.

— Так дальше продолжаться не может. Долго мы будем позволять тупоносикам держать нас в страхе? — грохотал бас генерала Стирайло на совещании, которое состоялось на следующий день на ракетодроме. — Мы должны установить, что они затевают. А вдруг они безнаказанно перечеркивают Цирковой Материк, пока мы тут совещаемся? Этого нельзя допустить! Им следует крепко дать по рукам. Может, они того и ждут, что мы весь свой пыл остудим в ожидании их нападения? Вот тогда они и придумают свою очередную пакость. Нет! Мы должны посмотреть, чем они заняты. У нас достаточно сил, чтобы стереть с лица бумаги их ракетодром в Книжных Завалах, откуда они совершают свои налеты.

— Правильно! Мы должны доказать, что не боимся их! — раздавались голоса. Доводы генерала Стирайло никого не оставили равнодушными.

— Выгоним их из логова!

— Да, но прежде надо действительно установить, что они затевают, — ухватился за предложение генерала Стирайло Пинн. — Мы хотим жить в мире.

Ожидание, неизвестность — с этим никак не мог примириться деятельный характер Пинна.

— Пусть только попробуют напасть, мы им покажем! Никогда больше не сунутся своими тупыми рылами, своими кривыми каляками-маляками.

— Мы рождены побеждать! — выкрикнул из своей смотровой стеклянной башни сержант Тирр. — А ну-ка полетели на их ракетодром!

Тут же в сжатые сроки были сформированы ракетные отряды для полета. Экипажи были усилены стирательными резинками — самой активной силой по ликвидации ущерба от тупоносиков. Вскоре на ракетодроме был построен мощный сводный отряд.

— Старт! — скомандовал сержант Тирр, назначенный командующим ракетными войсками Рисовании. Дядюшка Крилло командовал левым флангом, Пинн — правым.

Все население Кукарекии собралось на ракетодроме, чтобы проводить свои ракеты в путь. Долго-долго махали им вслед разноцветные шапки и платочки. Тот, кто внимательно пригляделся, увидел бы и большой розовый платок тети Цирпы, а рядом с ней — обычно веселую, а сейчас присмиревшую девочку Сири, которая махала вслед ракетам рукой.

И без длинных рассуждений ясно, что вся Кукарекия переживала за своих посланцев.

Известий о ракетной атаке тупоносиков и об их поражении в бою с доблестными ракетными войсками Рисовании не было ни в этот, ни на следующий день. Забегая вперед, можно сказать, что таких известий не поступало в Кукарекию вообще…

Мишка — верный друг Рисовании и другие

Так ободрял экипажи ракет сержант Тирр.

Все детали предстоящей операции были уже обсуждены. Первым под кровать Каарела, где в Книжном Завале, переместившемся сюда со Стола, разместился ракетодром тупоносиков, должен был ворваться отряд под командованием Пинна — он помнил дорогу еще со времени поисков Циркового Материка. Задачей отряда было установить, по-прежнему ли так воинственны тупоносики, собираются ли сразиться с кукарековской ратью или отказались от преступных планов и навсегда решили оставить в покое Рисованию и Цирковой Материк. Силы под командованием сержанта Тирра и дядюшки Крилло должны были быть наготове.

Хорошо это или плохо, но сражение так и не состоялось.

Когда ракеты под командованием Пинна влетели под кровать, оттуда не послышалось ни грохота, ни скрежета, ни воплей и мольбы о пощаде. Ничего. Тишина. Отряд Пинна вылетел из-под кровати в том же порядке, не нарушив строя.

— Там нет и следа тупоносиков, — доложил Пинн в микрофон. — И Книжных Завалов там нет. Там вообще ничего нет! Чистота и порядок!

Это известие привело даже видавшего виды сержанта Тирра в замешательство. Так что же случилось? Враг проведал об их планах, перебазировался и строит новые козни? Или произошло нечто вовсе непредвиденное?

Кто может об этом знать? Кто расскажет?

— Может быть, наш добрый знакомец Мишка внесет ясность, — посоветовал дядюшка Крилло из своей ракеты. — Смотрите, вон он сидит на кровати Каарела с видом всезнайки.

— Из каждого отряда по ракете на приземление, — скомандовал сержант Тирр, и вскоре перед Мишкой уже стояли на мохнатом одеяле сержант Тирр, дядюшка Крилло и Пинн.

— Можете спокойно возвращаться домой в свою Кукарекию, — сказал им добрый Мишка в ответ на недоуменные вопросы про тупоносиков. — Военные ракеты можете перерисовать в прогулочные или рейсовые, и вообще живите мирно и весело. Вам некого больше бояться.

Его пуговки-глазки искрились неподдельным дружелюбием. Несмотря на расспросы, Мишка не стал объяснять, куда девались тупоносики и их ракетная база. Он только твердил, что Рисования может теперь жить спокойно — отныне ей не угрожает ни малейшая опасность.

Нашим друзьям ничего не оставалось, как только вернуться в ракеты. Несмотря на хорошие известия, они немного сердились на Мишку за то, что он уж больно секретничает и не желает толком объяснить, что к чему.

Не успели они погрузиться в ракеты, как увидели, что с другого конца Квартирляндии к ним несется верный пес-санитар по имени Гав.

— Ну что, опять этот Мишка важничает? — спросил он, прижав свои плюшевые уши. — Я бы и сам все уладил, — добавил он ревниво, — если бы не опоздал самую малость. Самую малость! А то бы все-все сделал, уж поверьте мне!

— А что именно? — уточнил сержант Тирр.

И Гав по порядку рассказал обо всем, что случилось за это время в Квартирляндии, ежеминутно перебивая себя заверениями, что если бы не Мишка, то уж он, Гав, обязательно сделал бы все лучшим образом, если бы не… проспал.

А история произошла следующая.

В один прекрасный день, когда люди решили основательно прибрать комнату, мама Керсти и Каарела заметила на дне аквариума размокший кусочек бумажки, который на самом деле был, как вы уже догадались, ракетой сержанта Тирра и тети Цирпы.

— Керсти! — воскликнула мама, — разве я тебе не говорила тысячу раз, что в аквариум нельзя кидать мусор!

Керсти очень удивилась и сказала, что это наверняка проделки Каарела, поскольку она никакого мусора в аквариум не кидала.

Но и Каарел не считал себя виновным: он рисовал большие ракеты, а не такую… мелочь.

Пока дети спорили, мама совсем рассердилась и сказала, что вообще уже давно пора навести в комнате порядок. «Чтоб ничего лишнего нигде не валялось!» — строго наказала она.

Все это слышал Мишка, которого Керсти посадила на кровать Каарела. От заводной утки Кря-Кря Мишка уже знал о бессовестном нападении тупоносиков на Цирковой Материк. Слышал он и о том, что под кроватью находится ракетная база тупоносиков.

Все медведи немножечко тугодумы, но уж если им в голову приходила какая-нибудь мысль, то продумывалась основательно. Словом, Мишка задумался. А поскольку времени на размышления было немного, а Мишка был большим умницей, то пока мама и дети ходили за шваброй и тряпками, он придумал вот что.

Жители Рисовании могут защищаться от тупоносиков с помощью стирательных резинок, это так. Но до коих пор? До дыр в бумаге? А раз своими силами рисованным человечкам с тупоносиками не справиться, нужна помощь… людей!

Свою идею Мишка осуществил блестяще: бряк — и свалился на пол, больно стукнувшись носом, а потом еще и проворно прополз под кровать, но так, чтобы задние лапы все-таки немножко торчали. А передними он крепко вцепился в край Книжных Завалов, что громоздились рядом с ящиком для игрушек.

К счастью для Кукарекии и всей Рисовании, хитрый план медвежонка удался.

Едва мама вошла в комнату и огляделась, она тут же заметила Мишку под кроватью.

— Кто забросил медвежонка под кровать? — строго спросила она.

— Разве ему там место?

— Это Каарел, — не задумываясь, ответила Керсти. — Я посадила Мишку на кровать.

— Я не кидал! — отрезал Каарел. — Больно он мне нужен!

Мама наклонилась за Мишкой, подняла его, а следом за ним оказались на свету старые исчирканные книжки.

— А это что такое? — возмутилась мама и заглянула под кровать. — О господи! Каарел! Что за свалка тут опять у тебя? А сам пристаешь к папе, чтобы он раздобыл тебе макулатуру. Тащи сюда свой мешок, слышишь?

Вскоре Книжные Завалы перекочевали в объемистый бумажный мешок, в котором Каарел носил в школу макулатуру. А вместе с Книжными Завалами туда перекочевала и ракетная база тупоносиков.

Шваброй из-под кровати вымели целую кучу карандашных огрызков.

— Что это за коллекция? — поинтересовалась мама. — Чтоб мигом навели порядок. Что не надо — в мусорное ведро, что сгодится — подточить.

Так в мусорное ведро попали и создатели ракетной базы — злобные коротышки во главе с генералом Тупорылом.

Коричневый огрызок попытался было закатиться в дальний угол, но Керсти замела его прямо на совок.

Тупоносиков повыше ростом Каарел заточил и положил в коробку с остроносиками. Бывшие тупоносики радовались такому повороту событий и говорили, что им давно уже надоело бессмысленно чиркать и они хотели бы рисовать красиво на радость детям.

Когда Каарел встал на коленки и заглянул под кровать в последний раз, он увидел завалившиеся туда тетрадные листы.

— Гляди-ка, Керсти, твой цирк! Он тебе нужен?

— Конечно нужен! — обрадовалась Керсти. — Ой, а кто это его исчиркал?

— Ну кто же кроме вас самих! — вмешалась мама. — Нужен тебе цирк — приведи его в порядок и храни, где положено.

Так и попал Цирковой Материк обратно в Шкафию, в аккуратную стопку старых, но любимых ребятами альбомов.

Всю эту историю пес-санитар по имени Гав рассказал так, будто он был чуть ли не главным действующим лицом, а Мишка где-то на вторых ролях. Он, например, сказал, что как раз сам собирался забраться под кровать и что это было бы гораздо лучше, потому что у него торчал бы хвостик, а у Мишки хвостика вовсе нет, а по хвостику его отыскали бы еще быстрее.

Но как бы ни расписывал Гав свои мнимые заслуги, сержант Тирр, дядюшка Крилло и Пинн знали его уже достаточно хорошо, чтобы расставить все по местам. Их переполняло чувство благодарности и уважения к медвежонку. Только своими силами они никогда не одержали бы полную и окончательную победу над тупоносиками. Понятным стало и Мишкино нежелание распространяться о подробностях — в нем говорила скромность.

Вскоре ракетное войско Рисовании взмыло в воздух, построилось парадным порядком и сделало три почетных круга над сидящим на кровати Каарела замечательным медвежонком. Потом они приземлились на мохнатое одеяло перед Мишкой. Сержант Тирр вышел вперед и торжественно провозгласил:

От имени всех кукарековцев он пожал Мишке лапу, повысил голос и над стройными шеренгами разнеслось:

По всей Квартирляндии грянуло раскатистое «ура», у Мишки на глаза-пуговки даже слезы навернулись.

Когда ракетное войско вернулось в Кукарекию, каждый обитатель Рисовании узнал про Мишкины заслуги. Он им так полюбился, что все телепередачи для детей с Циркового Материка, которые передавались два раза в день, начинались с заставки, на которой был изображен добрый Мишка.

Хорошо живется в Кукарекии

Только не думайте, что злоключения кукарековцев на этом и закончились. Ничуть не бывало: очень скоро небрежное отношение Керсти и Каарела к некоторым жителям Квартирляндии поставило сержанта Тирра, дядюшку Крилло, тетю Цирпу, Пинна и Сири перед еще более серьезными испытаниями. Но об этом потом.

А пока что в нашей доброй Кукарекии тишь да гладь. Керсти и Каарел подросли и поумнели. На столе и вообще по всей Квартирляндии не валялись больше карандашные огрызки, самые заклятые враги Кукарекии. Как только из-под кровати Каарела выгребли рваные растрепанные книжки с замаскировавшейся в них ракетной базой тупорылых цветных огрызков, сразу прекратилось измарывание альбомов для рисования. Не сказать, чтобы тупоносики исчезли напрочь. Время от времени то один, то другой карандаш ломался, и не всегда Каарел спешил его очинить. Сломанные огрызки опять появлялись то тут, то там, но все-таки это были отдельные неприятели, а не регулярная армия, и потому серьезной опасности для Кукарекии они не представляли.

Да и верные защитницы Кукарекии — стирательные резинки — изнашивались теперь гораздо медленнее, не тратясь на разные каляки-маляки, которых тоже стало значительно меньше. Что касается чернильной резинки — генерала Стирайло, он вполне мог подавать в отставку. Керсти и Каарел писали шариковыми ручками, которыми ставить кляксы просто невозможно. Разве что ошибки делать…

Итак, жизнь в нашей маленькой Кукарекии была благополучной и приятной. Впрочем, не такой уж маленькой была теперь Кукарекия. Рьяные строители карандаши-остроносики успели нарисовать много новых высоченных домов со снующими вверх-вниз скоростными лифтами, выстроили целую улицу с прилегающими к ней кварталами. Некогда самый высокий дом, на парадной двери которого красовался большой расписной петух, — от него и пошло название города — теперь, рядом с новой поликлиникой и телецентром, казался так себе, коротышкой. Город был прочерчен линиями электропередач, и по маршрутам бегали желто-красные троллейбусы, похожие на добродушных жуков с задранными усами. Вот только с метро кукарековцам не повезло. Почва под городом была столь непрочна, что при прокладке тоннеля подчиненные генерала Стирайло нечаянно протерли лист насквозь, и через дыру засинела речка Луллу со следующей страницы. Тут же нашли остроумный выход из положения: вокруг дырки нарисовали роскошный фонтан с памятником петуху посередине. Окрестности фонтана с аккуратными дорожками, газонами, клумбами и песочницами вскоре стали любимым местом отдыха кукарековцев.

Возле этого фонтана и случилась однажды вот какая история. В тот день было довольно жарко, и дядюшка Крилло решил прогуляться у фонтана и подышать свежим воздухом. Мельчайшая водяная пыль, рассеянная вокруг, столь приятно освежала лицо, что он даже снял с головы свой цилиндр — и стал им обмахиваться.

Ничего бы и не случилось, если бы вертлявая Сири со своими косицами-мышиными хвостиками, прибежав к киоску у фонтана за свежей газетой, не увидела дядюшку Крилло и не кинулась к нему со всех ног:

— Дядя Крилло, дядя Крилло! Вы уже слыхали о том, что у нас в Кукарекии будут рисовать Павильон Подглядывания? Ах, как я люблю подглядывать!

— А что там можно будет подсмотреть? — деловито поинтересовался дядя Крилло, поскольку не имел ни малейшего представления об учреждениях такого типа.

— Да что угодно! И как было, и как будет, и как бабушки с дедушками были молодыми, вот! Не верите? В сегодняшней газете написано.

— В газете? — удивился дядюшка Крилло. — Давай сюда.

Он взял у Сири газету, но чтобы развернуть ее, нужно было высвободить вторую руку — ту, в которой была шляпа. Не найдя подходящего места, дядюшка Крилло нацепил ее на Сири, и шляпа повисла на ней, как на вешалке, потому что головка у Сири была куда меньше, чем у дядюшки.

Дядюшка Крилло знал, что дети любят подглядывать, причем порой в самое неподходящее время. В газете же он прочитал, что речь идет не о простом подглядывании, а о специально оборудованном павильоне: с помощью окуляров можно заглянуть и вперед — в будущее, и назад — в прошлое.

— А что, недурно было бы сейчас хоть одним глазком поглядеть, каким я был, когда ходил под стол пешком, — усмехнулся дядюшка Крилло. Заглядывать же в будущее, он считал, нехорошо — как и автор статьи. Какой интерес заглянуть в новогодний вечер и подсмотреть, какие подарки положит тебе под новогоднюю елку Дед Мороз? Словом, заглядывание в будущее было поставлено под сомнение.

Тем временем маленькая Сири в огромной шляпе сразу же вызвала всеобщий интерес, и не тот человек Сири, чтобы упустить возможность для привлечения еще большего внимания к собственной персоне. Шляпа не только норовила сползти на глаза, она полностью закрывала нос и даже рот, поэтому Сири то и дело сдвигала ее на затылок то одной, то другой рукой, а то и обеими сразу, что ужасно смешило ребятишек, а их смех еще больше подзадоривал Сири.

И вот среди всеобщего веселья вдруг случилось непредвиденное: откуда ни возьмись налетел ветер, сорвал шляпу с незадачливой Сириной головушки и кинул в фонтан, да не просто в воду, а на самую вершину струи! И заплясал в переливчатых струях любимый дядюшкин цилиндр, и запрыгал, и заскакал, и получился… фонтан в шляпе!

— Почему вы позволяете так обходиться со своим головным убором? — возмутилась тут же очутившаяся на месте происшествия тетя Цирпа. Оказалось, она как раз проходила мимо по дороге в кондитерскую, чтобы заказать булочки с кремом на весь отдел. — Что вы смотрите? Немедленно тащите лестницу и снимайте шляпу. Она и так-то никуда не годилась, а теперь еще и промокнет.

Тетя Цирпа — женщина несомненно деловая, но с приказом тащить лестницу она явно поторопилась. Струя не стенка, к ней лестницу не приставишь. Вот если только раздобыть стремянку…

Но пока ее искали, на шум явился еще один советчик — сержант Тирр. Он ехал на ракетодром и увидел из автобуса фонтан в шляпе. Удивился, вышел посмотреть.

— Фонтан нужно закрыть, — решил он. — Кто знает, где кран?

Все пожимали плечами. Да и что толку от крана, если фонтан бьет прямо из речки.

Как и всякая новость в Кукарекии, история со шляпой быстро облетела весь город, и вскоре к фонтану подрулил на своем красном автомобильчике Пинн.

Он быстро ознакомился с ситуацией и по-пионерски решительно произнес:

— Не нужно никакой стремянки. Не нужен кран. Сделаем проще.

И он шагнул прямо в фонтан. Струя подняла его высоко-высоко, к самой шляпе, да так удачно, что та наделась ему прямо на голову, и они вместе плюхнулись вниз.

— В такую жару купание только освежает, — мягко прервал Пинн рассыпавшегося в благодарностях дядюшку Крилло, любезно протягивая ему утраченный было головной убор.

— Но купание в фонтане запрещено, — счел своим долгом уточнить сержант Тирр как лицо, ответственное за общественный порядок. — Впрочем, поскольку оно сопряжено с обстоятельствами необычного свойства, на сей раз обойдемся без штрафа.

Пинн отвез в своем красном автомобиле сержанта на ракетодром, где его уже ждали.

Фонтан фонтаном, а купались и загорали все по-прежнему на берегу речки Луллу, над которой всегда светило солнце и никогда не собирались тучи, а каждое облачко знало свое место и никуда с него не отлучалось. Кукарековцы закалялись в пронзительно синих водах речки Луллу, совершали пешие прогулки среди стройных прибрежных сосен, отдыхали на нарисованном здесь в изобилии душистом клевере, покупали в полосатых киосках вкусное петушковое мороженое или гоняли с крутого заснеженного берега на лыжах или санках — это на той страничке из Керстиного альбома, где всегда царила зима. И вообще в ее тетрадке для рисования времена года не сменяли друг друга, а довольствовались отведенными им местами.

Детишки Кукарекии теперь каждый день смотрели по телевизору передачи с Циркового Материка, а что может быть интереснее циркового представления! Все передачи начинались с того, что на экране появлялся всеми любимый медвежонок Мишка — уже одно это вносило оживление в ряды зрителей.

Часто выступала по телевидению доктор Меэрике из Комнаты Кукол. Она рассказывала о последних достижениях медицины, знакомила с поступившими в продажу автоматами-зубочистами, которые превращали процедуру чистки зубов из принудиловки в настоящий праздник. Ничего страшного, если какой-нибудь озорник случайно проглатывал автомат-зубочист. Автомат был невелик и сделан из легко усвояемого вещества с конфетным вкусом.

Словом, маленькие кукарековцы жили не тужили, ходили в школу, играли, шалили, лакомились вкусненьким.

Загвоздка вышла с конфетным автоматом в Доме торговли. Эта умная электронная машина никак не хотела признавать хорошими детьми тех, кто без конца кривлялся перед зеркальцем у раздачи и пытался добыть конфетку незаконным путем.

По-прежнему строгая, но справедливая тетя Цирпа надеялась ввести что-то вроде списка (кому давать, кому не давать), но ей было не уследить за всем, ведь надо было управляться и в своем отделе, притом немалом. Дежурство у конфетного автомата она не могла доверить и дядюшке Крилло после злополучного происшествия с его шляпой, хотя он первый предложил свои услуги. По мнению тети Цирпы, дядюшка Крилло и сам был мастер на разные проделки.

Сейчас у автомата вертелась Сири, которая всего лишь полчаса назад получила из него конфетку, но была готова к новой попытке.

— Ох, смотри, вцепится он в твои мышиные косицы своими манипуляторами, — предостерег Пинн, но Сири все же рискнула — и опять получила очень приятную на вкус конфетку. Значит, автомат по-прежнему считал ее пай-девочкой.

Пинн предложил поехать на его красной машине на ракетодром, чтобы попросить разрешения у сержанта Тирра полетать над Страной Рисованией на спортивной ракете с нарисованным на борту петухом.

Однако из прогулки над Рисованией на этот раз ничего не вышло, потому что опять в нашей милой Кукарекии начались суматошные денечки.

Доктор Меэрике и ее верный пес-санитар по имени Гав пропали

— Где командир ракетодрома?! Кто-нибудь видел командира ракетодрома?! — кричал радист в серебристо-серой форме, во весь опор несшийся к стеклянной башне управления полетами.

— Что стряслось, что мчишься во весь дух? Или упорхнул из Кукарекии петух? — осадил его вышедший на балкон сержант Тирр, который не терпел паники. — Ну, родимый, давай, радируй.

— Това… ова… сержант! — задыхаясь от быстрого бега, забормотал радист. — Мишка… Доктор… Гав…

— Да ты не гавкай, говори толком, в чем дело?

Отдышавшись, радист сообщил, что с командного пункта Шкафии принята радиограмма, в которой медвежонок Мишка просит сообщить кукарековцам, что всеми любимая и уважаемая доктор Меэрике и ее верный пес-санитар по имени Гав бесследно исчезли из Комнаты Кукол.

— Как это исчезли? — удивился всегда невозмутимый сержант Тирр. — Если Мишка не увидел доктора Меэрике, пусть присмотрится повнимательнее — где-нибудь обязательно виляет хвостиком пес-санитар. Только не показывать птицам — они примут хвостик за дождевого червя да того и гляди склюют, — предостерег сержант Тирр. — Словом, надо присмотреться, и тогда они найдутся, — сержант опять заговорил в рифму, а значит, пришел в себя.

И действительно, что могло случиться с доктором Меэрике и псом-санитаром? Куда-то задевала их Керсти? Бросила и забыла…

Для начала сержант решил позвонить Пинну — он прекрасно играет в прятки, жмурки и прочие игры. Телефон, конечно, не отвечал, потому что, как мы знаем, Пинн отправился на ракетодром и уже сам спешил к сержанту, чтобы узнать, в чем дело.

Сержант Тирр показал Пинну тревожную Мишкину радиограмму, и пока тот ее читал, успел наметить план действий.

— Надо ехать в Квартирляндию, разузнать все подробности, и немедля! Если они действительно пропали, придется начать розыск.

Поскольку Сири показала себя при защите Циркового Материка отважной воздухоплавательницей, сержант Тирр разрешил ей отправиться в путь вместе с Пинном. Оба расположились в серебристой двухместной ракете и через минуту уже стартовали. Когда ракета набрала высоту, Пинн взял курс на кровать Каарела, куда Керсти имела обыкновение укладывать днем своего игрушечного мишку.

— Эх, — сокрушался Мишка, — самое плохое, что Керсти и Каарел сами не знают, куда делись доктор Меэрике и пес-санитар. Они думают, что их унесло ветром на новой моторной лодке Каарела в открытое море.

Он успел кое-что разузнать, прежде чем прибыла ракета с Пинном и Сири. А дело было так. После завтрака отец обещал поехать с Керсти и Каарелом на море купаться. Каарел взял с собой новенькую красную моторку, которая работала от батарейки, а Керсти прихватила из Комнаты Кукол доктора Меэрике и ее верного пса-санитара по имени Гав — во всяком случае, так говорили пациенты, ожидавшие приема у доктора Меэрике. Их, к счастью, с собой не взяли. Вечером того же дня Мишка собственными ушами слышал, как Керсти ругала Каарела за то, что тот потерял ее игрушки. Она даже плакала, так ей было жаль куклу и бархатного песика. Мишка уже тогда почуял неладное, а когда и на следующий день после приборки Меэрике и Гав не нашлись, он попросил живущего в Шкафии космонавта дать радиограмму в Кукарекию.

— Ума не приложу, что делать, — сокрушался Мишка. — Очевидно, они за пределами Квартирляндии, и тогда отыскать их очень и очень непросто.

— А ракета на что! — не сдавался Пинн. — Попросим того же космонавта из Шкафии…

— Если ты имеешь в виду ракету-свисток, то Каарел ее давно сломал. Совсем. Так что космонавту летать не на чем, — охладил его пыл Мишка.

Тут Пинн призадумался.

— А давайте попросим профессора Мудрова придумать новую ракету. Такую, на которой мы могли бы летать куда угодно. А, Сири? — обратился он за поддержкой.

— Конечно, попросим профессора, — обрадовалась Сири. Уж очень ей хотелось помочь доктору Меэрике.

Мишка же оставался серьезным и рассудительным.

— Во-первых, вам, жителям Рисовании, далеко залетать нельзя, опасно. Во-вторых, никто из нас даже приблизительно не знает, где искать. Вот если бы вам удалось пробраться на балкон к цветочным ящикам, там часто бывают пчелы, я их не раз видел, когда Керсти устраивала меня на балконе позагорать. Пчелы очень много летают, много видят и слышат, их можно порасспросить.

Поскольку все равно никто ничего конкретного не предлагал, Пинн согласился с Мишкиным предложением.

— Если что узнаем, сообщим, — сказал он медвежонку на прощание.

К счастью, светило солнышко, было тепло, и дверь балкона была приоткрыта, так что Пинн ловко направил ракету в щель и посадил ее на край коричневого цветочного ящика. Пинн и Сири выбрались из ракеты и спрыгнули на землю. Взявшись за руки, они отправились между белоснежными и темно-лиловыми цветами на поиски пчел.

Но первым обитателем цветочного ящика, который попался им на глаза, был Дождевой Червь.

— Если хотите, я могу поискать ваших пропавших друзей здесь, в земле, — любезно предложил он. — Только навряд ли они тут.

Что ж, ничего другого он предложить не мог.

После продолжительных поисков Пинн и Сири все-таки увидели пчелу. Она уже обработала не один цветок и собиралась улетать.

— Погодите! Не летите! — закричал Пинн. — Нам нужно с вами поговорить!

Он спросил у пчелы, не слыхала ли она случайно о докторе Меэрике и ее верном псе-санитаре по имени Гав.

— Мы их ищем. Может, вы их где-нибудь встречали?

И он описал внешность доктора и ее санитара.

— Я тоже уважаю докторов, — заявила пчела. — Они считают, что мед очень полезен, и рекомендуют его всем-всем-всем, особенно у кого болит горло. И особенно детям. А что может радовать больше, чем сознание того, что твой труд приносит пользу другим! Но вот в поисках я вам помочь не могу. Ведь мы, пчелы, летаем лишь между ульем да тем местом, где собираем нектар для меда. Разумеется, я поговорю с подружками из своего улья, те разнесут весть во все края — пчел на свете много, может быть, кто-то действительно что-то знает о ваших друзьях.

И пчела пообещала, что как только хоть что-нибудь услышит про доктора Меэрике и ее пса-санитара, сразу даст весточку в Кукарекию.

— Можно через здешнего Дождевого Червя, — сообразила Сири. — Вы если что узнаете, ему скажите, а уж мы будем его навещать, спрашивать.

Это было правильное решение, потому что пчелам залетать в Квартирляндию крайне опасно — выбраться трудно, можно удариться о стекло — оно же прозрачное.

— Ладно, — неохотно согласилась пчела, — хотя мы с Дождевым Червем не больно дружим.

Пинн и Сири попросили Дождевого Червя накрепко запомнить, что расскажет ему пчела, если ей удастся что-то разузнать. Обретя надежду, вернулись они в Кукарекию. Кое-как скоротали ночь и наутро, едва дождавшись, когда откроют дверь на балкон, чтобы проветрить комнату, помчались к цветочному ящику. Однако от пчелы пока не было никаких вестей.

Новостей не было и на следующий день. А игрушки Керсти и Каарела распространили по Квартирляндии новое волнующее известие: Керсти опять не в духе, в Кукольном театре отменили представление, потому что в Страну Сказок сбежали два кукольных артиста — Бяка-Задавака (он так часто играл всяких надменных маркизов и гордецов-баронов, что и сам загордился) и матрос Тельняшкин. Говорили, что они воспользовались чужой моторной лодкой, которая была на берегу, когда театр выступал в пионерском лагере. И что лодка была красного цвета…

— Нет ли здесь связи? — горячился дядюшка Крилло, вращая круглыми глазами. — Следы доктора и санитара тоже обрываются у моря! И лодка у Каарела красная, и она пропала — поразмыслим хорошенько над этими фактами, нет ли между ними связи?

— Большое спасибо, только что тут думать, — рассердилась тетя Цирпа. — Связь очевидна: в море все до единого промокнут!

— Ну, спасибо, ну, просветили, — покачал головой сержант Тирр.

— О том, что вода мокра, знает каждый ду… — и сержант запнулся, потому что для рифмы нужно было произнести не очень вежливое слово.

— Если актеры угнали лодку Каарела, доктор Меэрике и Гав вполне могли очутиться в ней, — согласился Пинн с предположением дядюшки Крилло.

— А куда сбежали актеры? — заинтересовалась Сири.

— Если б знать! — вздохнул дядюшка Крилло. — Говорят, что Бяка-Задавака давно мечтал о каком-то необыкновенном острове, и других с собой звал. И остров этот будто бы очень далеко, за синими морями, за высокими горами.

— Значит, без ракеты не обойтись, — сделал вывод Пинн. — Мы должны срочно обратиться к профессору Мудрову, чтобы он немедленно засел за чертежи космического корабля.

— Кстати, ему бы заодно поразмыслить, куда могли деваться беглецы. При его-то мудрости и эрудиции! — воскликнула тетя Цирпа и пожала плечами — это должно было означать, что будь у нее столько ума, сколько у профессора, она бы в два счета все решила.

Несмотря на позднее время, все поспешили от фонтана, возле которого держали совет, к профессору Мудрову.

Почтенный профессор как раз усиленно размышлял о чем-то умном — об этом свидетельствовали и толстые очки, которые ходили ходуном по профессорскому носу, и насупленные брови.

— Вы не могли бы устроить свои очки на одном месте, — нетерпеливо попросила тетя Цирпа. — Сегодня уже так много говорилось о море с его опасностями, что я вне себя от любой, даже самой невинной качки.

Профессор, недовольный тем, что ему помешали думать, взялся обеими руками за очки и прочно устроил их на переносице.

— Благодарю вас, — удовлетворенно произнесла тетя Цирпа, совершенно уверенная в том, что очки успокоились на переносице только из уважения к ней. — Завтра же пришлю вам лучшее какао с петухом на упаковке, оно способствует умным мыслям, и вы сразу догадаетесь, куда подевались наши друзья.

— Идите вы лесом со своим петухом, — в сердцах воскликнул профессор. — Вы меня так расстроили, что теперь мне четыре недели ни одна умная мысль в голову не придет. — И он демонстративно заткнул уши.

— Премного благодарны, — развела руками тетя Цирпа. — Умный, казалось бы, человек, а того не знает, что какао с петухом даже дубовую голову заставит думать.

— Рассердился профессор не на шутку, — констатировал сержант Тирр. — Что будет дальше, и подумать жутко.

— А знаете, друзья, — внезапно повеселел дядюшка Крилло, хотя для этого не было ни малейшей причины, — ваша перепалка напомнила мне одно высказывание сержанта Тирра возле конфетного автомата. «Автомат наш столь умен, так как в нем есть электрон», — вот что он тогда сказал. Так почему бы нам не попросить уважаемых остроносиков, карандашей-строителей нарисовать для профессора Мудрова электронно-вычислительные машины, они помогли бы ему думать!

Все, конечно, одобрили этот замечательный план. Имея под рукой умные машины, профессор сможет заниматься несколькими проблемами одновременно.

Строители-остроносики с радостью согласились помочь, но вот беда, ни один из них не умел рисовать такие сложные машины. Они посоветовали обратиться к тем желтым лакированным, с золотыми буковками карандашам, что жили в красивой коробке на столе у отца Керсти и Каарела.

С той поры, как Кукарекия обзавелась ракетодромом с множеством самых разных летательных аппаратов, почтовая связь стала делом простейшим. Вскоре в кабинете профессора Мудрова замигали лампочками и защелкали переключателями трудолюбивые электронно-вычислительные машины. Одни конструировали большой космический корабль, другие методом сравнения и предположения обрабатывали данные о том, куда могли исчезнуть доктор Меэрике и ее верный пес-санитар по имени Гав.

Но оставим на время профессора Мудрова с его мудрыми машинами и посмотрим, куда же на самом деле подевались доктор Меэрике.

Замысел Бяки-Задаваки осуществляется

Их исчезновение и правда было связано с гастролями Кукольного театра в пионерском лагере. Куклы и декорации были доставлены в лагерь загодя, чтобы все как следует подготовить к представлению. Кукол рассадили на балконе в ряд, пока пионеры обедали в столовой.

— Позвольте вас заверить, — начал Бяка-Задавака, как только их оставили одних, — что очень скоро я стану самой счастливой куклой на свете! Мне кажется, отсюда ближе всего до вожделенного острова Сладкая Отрада. Смотрите сами.

Между стволами сосен виднелись золотистые дюны, а за ними, насколько хватало взора, — бескрайнее синее море.

— Видите? Дюны — это же песчаные горы! А море какое? Синее! А остров как раз и находится «за синими морями, за высокими горами»!

— Если я правильно понял ваши заверения, — откликнулся всегда веселый матрос Тельняшкин, немного подшучивая над важным Бякой-Задавакой, — вы, досточтимый маркиз, хотите дать деру?

— Фи, какие выражения! — поморщился Бяка-Задавака, но, поразмыслив, добавил: — Впрочем, я согласен взять тебя с собой.

Надо сказать, Бяке-Задаваке ужасно нравилось, когда его называли досточтимым маркизом и тому подобное.

— На острове Сладкая Отрада живется распрекрасно. Никаких забот, одни развлечения — качели, карусели, все что угодно. Все аттракционы работают дни напролет и всегда в твоем распоряжении. В тамошней речке вместо воды течет сладкое какао, мосты сделаны из марципана, а перила у них мармеладные. Конфеты там растут прямо на деревьях и сами падают в рот, как только ты об этом подумаешь. А если кто хоть капельку сомневается в существовании этого острова, знайте: этот остров есть, и расположен он в Сказочной Стране!

На это никто из кукол не нашелся что сказать. Да и что они могли возразить, если сами каждый день играли в разных сказках, а в сказках — сами знаете — все возможно, даже марципановые мосты с мармеладными перилами.

— Кто хочет поехать со мной на остров Сладкая Отрада, запишитесь у капитана моего пассажирского судна боцмана Тельняшкина. — Бяка-Задавака хоть и был изрядным гордецом, но многих вещей не знал, например разницы между боцманом и капитаном, так и валил слова в одну кучу. — Кого не будет в списке, на борт не возьму. Все.

Тельняшкин любил веселую шутку, а еще больше — мятные леденцы, которых, по словам Бяки-Задаваки, на острове Сладкая Отрада было бессчетное количество. А раз так…

— Слушаюсь, ваша светлость! Записать всех желающих отправиться с вами… с нами на чудесный остров за синими морями, за высокими горами. Только позвольте доложить — судна-то у нас нет!

— Глупый Тельняшкин, говоришь сам не знаешь что. А ну-ка глянь, что это там краснеет!

Все куклы разом повернули головы в сторону моря. На берегу у самой воды виднелась красная моторная лодка, с которой играли мальчик и девочка. Так вот на чем задумал бежать Бяка-Задавака!

Не раз заводил он речь о необыкновенном острове, где никто ничего не делает и только лакомится сластями, которых на острове не счесть, — даже тротуары сделаны из вафель, а мостовые вымощены леденцами. Дома построены из пастилы и зефира, а ограда — шоколадная. И всем этим изобилием правит добрейший Шоко-Роко, который и мухи не обидит, который стремится только ко всеобщему благу и ничегонеделанью.

Об острове Сладкая Отрада Бяка-Задавака прослышал от одного моряка из старинной сказки, который попал туда после кораблекрушения. Чудом выплыл. Жил там в свое удовольствие, а потом… сбежал. Почему? Ответить на этот вопрос старый морской волк отказался наотрез. Все равно, дескать, никто не поверит, пока сам на себе не испытает. Остров Сладкая Отрада находится, мол, за синими морями, за высокими горами, где-то на самом краю Сказочной Страны, и правильный курс можно выбрать только тогда, когда полуденное солнце светит сразу с двух сторон — справа и слева. А еще лучше, когда одновременно и сзади — вот уж тогда курс прямее не бывает. Быстрее всех дорогу на остров отыскивают те, кто готов всю жизнь грызть или сосать конфеты и бить баклуши.

Бяка-Задавака хотел разглагольствовать и дальше, но тут из столовой посыпались пионеры. Тельняшкин тоже сообразил, что нужно затаиться: шмыг к куклам, и затих, будто и не трогался с места.

Керсти и Каарел даже не подозревали о коварных планах Бяки-Задаваки, они просто шалили и веселились на белом морском песочке, как делают все дети, когда они в хорошем настроении и никто их не одергивает.

Совсем не так весело было доктору Меэрике и псу-санитару по имени Гав. Они изо всех сил старались сохранить равновесие, чтобы лодка не зачерпнула воды. Надо сказать, ни доктор, ни санитар не были привычны к морским прогулкам.

Меэрике вообще не понравилось, что ее выхватили прямо с приема больных и сунули в пляжную сумку. Еще больше ее рассердило то, что туда же сунули и пса-санитара, ведь в Квартирляндии, таким образом, не оставалось ни одного медика, кто же окажет неотложную помощь в случае чего?

Еще в автобусе Меэрике пожаловалась Гаву. Правда, Керсти ничего не услышала, ведь кукольные разговоры способны слышать лишь те, кто очень любит кукол. Глядя на Меэрике, не скажешь, чтобы хозяйка уж очень о ней заботилась. Хотя девочке и купили швейную машинку и она взялась шить штанишки медвежонку, да только не видно, чтобы работа продвигалась.

Белый халат доктора Меэрике с красным крестом на кармашке был уже не такой белоснежный, как раньше, и марлевый платочек не выглядывал больше из кармана, и белой шапочки не было на голове, с первого взгляда и не скажешь, что Меэрике — медицинский работник. Песик Гав выглядел не лучше. Гордость его — белый хвостик, которым он без конца похвалялся перед медвежонком, — беспомощно повис на одной ниточке, да к тому же и промок насквозь во время катания на лодке Каарела. Куклам бы отдохнуть, подсушиться, но дети ни на секунду не оставляли их в покое. Зато когда услышали звонкие голоса и смех пионеров, бросили кукол и без оглядки побежали в лагерь полюбопытствовать, что там происходит. Спектакль еще не начинался, и если бы руководитель Кукольного театра не разрешил ребятам рассмотреть кукол и поиграть с ними до начала представления, может, ничего такого и не случилось бы, но дети есть дети, расшалятся иной раз так, что и сами не помнят, что делают. Как бы там ни было, но когда стали собирать кукол, оказалось, что двух недостает. То ли кто-то отошел с ними, заигрался, а потом забыл, то ли еще что, но найти их не удалось.

На самом же деле, когда дети стали разбирать кукол, Бяка-Задавака и Тельняшкин воспользовались суматохой, проворно соскользнули с полки и спрятались за дверью. Там они притаились, чтобы при первой возможности выскочить во двор, но это никак не удавалось сделать, потому что все время кто-то либо входил, либо выходил, и беглецам оставалось только ждать удобного момента.

— Давай! — решился наконец Бяка-Задавака, когда никого не было поблизости. Они кубарем скатились по ступенькам, пересекли дорожку, посыпанную гравием, перелезли через песчаную горку и оказались в тени густого вереска.

— Уф! — выдохнул Бяка-Задавака, плюхнувшись на мягкий мох. — Считай, обошлось. Никто не заметил.

Не тут-то было. Беглецы услышали чьи-то торопливые шаги.

— Погоня! — ужаснулся Бяка-Задавака. — Давай в лес! — И они бросились к ближайшей елочке.

Шаги становились все ближе и ближе, но вот они разом стихли. Видно, преследователь увидел их и остановился.

— Что, играете в прятки? — раздался добродушный голос. — А я еще до десяти не досчитал. Надо, чтобы все было по правилам. Но сначала давайте познакомимся — я ежик Торопыга.

— Ну и напугал ты нас, — с облегчением проговорил Бяка-Задавака, отряхиваясь от хвои. — Вот, испачкались из-за тебя. И надо ж тебе было именно здесь и именно сейчас пробегать!

— Конечно надо! — удивился ежик такой недогадливости. — А кто же мне пропитание искать будет, не ты ли? И вообще, я вас в наших местах первый раз вижу. Кто такие? По грибы приехали или как?

— Катись ты со своими грибами, — разозлился было Бяка-Задавака, но тут же сменил гнев на милость, ибо пришла ему в голову хитрая мысль.

— Знаешь ли, уважаемый Торопыга, отведи нас кратчайшим путем к морю так, чтобы никто не заметил, а мы тебе за это… грибов, самых лучших, самых белых, сколько хочешь!

— Идет! — без раздумий согласился доверчивый Торопыга. — Садитесь!

— Ты что, думаешь у нас штаны из жести? — с опаской попятился Бяка-Задавака. — Иди вперед, показывай дорогу, а мы следом.

Ежика дважды просить не надо было, уж он-то цену времени знал.

— К самой воде я вас не поведу, — бубнил он по дороге. — Дойдем до опушки, а там сплошной песок, сами увидите, куда идти.

Вскоре они уже стояли у желтенького киоска на краю сосняка, отсюда виднелась красная моторная лодка, до которой было рукой подать.

— А теперь давай, — деловито потребовал ежик.

— Чего давай? — удивился Бяка-Задавака, который с легкостью давал обещания направо и налево, но никогда их не выполнял.

— Грибы давай. Самые лучшие. Самые белые.

— Ах, бе-бе-белые? Они… они выросли как раз там, где ты нас встретил. Беги обратно. Не веришь? — Бяка-Задавака на всякий случай вскарабкался на прилавок, где почувствовал себя увереннее. Ему ничуть не хотелось познакомиться поближе с острыми иголками Торопыги. — Торопись, пока не зачервивели! А не найдешь — я помогу тебе, когда вернусь. Только навряд ли я вернусь, ведь на острове Сладкая Отрада самая сладкая жизнь на свете. Так что ищи сам.

Он болтал бы и дальше — удобно расположившись на прилавке — нужно дождаться, когда детям наскучит играть с лодкой и они отойдут от нее подальше, но этот момент настал раньше, чем можно было ожидать. Заслышав заразительный смех и громкий говор из пионерского лагеря, Каарел и Керсти, переглянувшись, вприпрыжку поскакали к лагерю, бросив на берегу и лодку, и ее пассажиров.

Зоркий Тельняшкин увидел это:

— Маркиз, пора отдавать концы! Вперед!

Он протянул руку ежику Торопыге:

— Жаль, что у меня нет грибов, про которые маркиз наврал тебе с три короба. Зато скажу тебе от чистого сердца: спасибо! — Тельняшкин от души стиснул лапку Торопыге. — Будь здоров!

— Вот это другое дело, — смягчился ежик. — Честность прежде всего. Тебе я и впредь помогать согласен. А что касается этого господина в пышных штанах, то хотел бы я посмотреть, как он оттуда попадет в лодку.

Бяка-Задавака делал вид, что эти слова его не касаются, но когда он увидел, как Тельняшкин бегом несется по песку к лодке — тут на него словно муравьи напали. Он вскакивал, садился, причитал и плакал, кричал и умолял, угрожал и скулил, и в конце концов не выдержал и прыгнул вниз.

Тут-то его Торопыга и поджидал со всеми своими иголками. Раздался душераздирающий вопль, и Бяка-Задавака, держась одной рукой пониже спины и отчаянно размахивая другой, стрелой помчался к лодке.

— Вот теперь мы в расчете, — кричал вслед ежик. — Это тебе за самые лучшие грибы. Самые белые!

Моторная лодка стояла в построенном из песка порту, и потому качка здесь была не очень сильной. Гав даже сумел подсушить свой хвостик.

— А если нас ветром унесет в открытое море? — беспокоилась доктор Меэрике. — Ни ты, ни я не умеем управлять лодкой.

— А чего тут уметь, — брюзжал по своему обыкновению Гав. — И каким-таким ветром нас унесет? Если ветер задует, то я так на него дуну, что он полетит обратно. — И Гав демонстративно развернул хвостик другой стороной к солнцу.

Нет, не ветер унес их в море. Вдруг появился какой-то парень в тельняшке, ловко прыгнул в лодку и нажал на кнопку, которой заводится мотор.

— Да как… как… — от такой бесцеремонности доктор Меэрике потеряла дар речи. — Да что вы себе позволяете!

Но тем временем маленький электромотор загудел, лодка развернулась носом к морю, и в этот момент в нее плюхнулся еще один незнакомец в пышных штанах, причем угодил прямо псу на хвост.

— Р-р-раззява! — возмутился Гав. — Здор-роваться надо, а потом уже занимать место. И смотреть надо, куда садишься.

Пока Гав ворчал, лодка вышла в открытое море, поднялась волна, ветер усилился, и путешественникам оставалось только крепче держаться, чтобы в жестокой качке не выпасть за борт. Тельняшкин развернул лодку носом к ветру и взял курс за синие моря. Высокие горы остались позади.

Когда Керсти и Каарел вернулись из лагеря, лодки в порту не оказалось. Родители торопили их, пришлось идти домой без лодки, без Меэрике и без пса-санитара. Ребятам взгрустнулось, но что было делать, наверно, подумали они, лодку с пассажирами унесло в море.

От красного буя до острова рукой подать

Так распевал Тельняшкин, поглядывая на пса-санитара и пытаясь его развеселить. Тот все еще не мог прийти в себя от оскорбления, нанесенного его недосушенному хвосту. Гав был абсолютно убежден — доктор Меэрике должна прописать этому растяпе в штанах с буфами хорошие очки, а то этот толстощекий сослепу еще неизвестно что натворить может.

Моторная лодка довольно долго резала волны, так что, по-видимому, Сказочная страна была уже неподалеку. Тельняшкин зорко оглядывал горизонт, чтобы ненароком не проскочить мимо желанного острова. Доктор Меэрике постепенно отвлеклась от беспокойных мыслей о Керсти, которая наверняка уже хватилась и безуспешно разыскивает их. А уж если бы Пинн, Сири, дядюшка Крилло, тетя Цирпа и сержант Тирр в своей Кукарекии и медвежонок Мишка в Квартирляндии знали, что на самом деле произошло с доктором Меэрике и ее верным псом-санитаром, они наверняка не беспокоились бы так сильно.

Тельняшкин уточнил курс, проследив за тем, чтобы солнце светило и слева, и справа, и еще немножко сзади, и снова запел:

— Самолет! Смотрите, самолет! — завопил вдруг Бяка-Задавака.

— Его наверняка послали нам навстречу с острова Сладкая Отрада! Они ждут нас! Я так и знал!

— Вам давно пора побеспокоиться об очках, — зарычал Гав. — А то вместо Сладкой Отрады попадете куда-нибудь на Горькую Отраву. Протрите глаза, какой же это самолет? Большая морская птица.

Величавый альбатрос заметил их с высоты и снизился, чтобы рассмотреть, что это краснеет на волнах.

— Привет, альбатрос! — закричал Тельняшкин, задрав голову. — Не видал ли ты остров Сладкая Отрада?

— Видал, и не раз, — отвечал альбатрос, взмахнув огромным крылом, отчего лодку даже слегка откинуло в сторону. — Я вижу его каждый раз, когда над ним пролетаю. Если взлететь повыше, он и отсюда будет виден. Вы без труда узнаете этот остров, потому что вокруг него море всегда спокойно, как в мертвый штиль, а я этого не люблю.

— Спасибо за подсказку! — крикнул Тельняшкин изо всех сил, чтобы птица расслышала с первого раза и не вздумала опять махнуть крылом над самой лодкой. — Я помашу тебе рукой, когда будешь пролетать над Сладкой Отрадой!

— Помаши, — согласился альбатрос. — Мне нравится, когда чем-нибудь машут. Меня зовут Буревестник, потому что я предупреждаю о шторме и приношу всякие другие вести. Запомни: Буревестник!

Все конечно обрадовались: такая весть — цель путешествия уже совсем близко, и теперь песню Тельняшкина подхватили все мореходы, да так громко, что даже рыбы из воды повыскакивали от любопытства.

Однако прежде чем лодка пристала к желанному берегу, на борту ее появился еще один пассажир.

Вначале это была едва заметная точка высоко в небе, но даже когда она снизилась, она не стала намного больше. Летела же она прямо к лодке.

Это была пчелка Жужа. Она жила в улье у одной приморской дачи и каждый день старательно собирала пыльцу с вереска в ближайшем лесочке. Через тысячи таких же тружениц, как она сама, до нее дошла весть о том, что Пинн и Сири разыскивают пропавших друзей, и она поспешила на поиски, благо до моря ей было недалеко. Жужа так увлеклась, что не заметила, как залетела слишком далеко от берега. Настолько далеко, что обратно ей было уже не дотянуть. Из последних сил махала она крылышками, выискивая среди волн обломок доски или щепку, на которой можно было бы передохнуть. Вот она заметила какой-то красный поплавок — и прямиком, изнемогая от усталости, нацелилась на него. Над самой лодкой она почти потеряла сознание и камнем — маленьким камушком — упала на крышу каюты, повредив себе крылышко.

— Вы, наверно, те самые… все пчелы разыскивают вас… — прошептала она и потеряла сознание.

Все, кто находился в лодке, окружили Жужу, Бяка-Задавака готов был засыпать ее вопросами, но доктор Меэрике строго сказала:

— Пчелка нуждается в абсолютном покое. Сами видите, как она натерпелась, пока искала нас. Помогите, пожалуйста, перенести ее в каюту. А ты, Гав, постарайся быстро найти чем перевязывать — нужно наложить шину на поврежденное крылышко.

Легко сказать — найди чем перевязывать. Где найдешь посреди огромного моря? Эх, если бы марлевый платочек был на своем Месте — в кармашке с красным крестиком! Гав уже примерялся к широким штанам Бяки-Задаваки, но тут на выручку пришел Тельняшкин. Он пожертвовал своим клетчатым шейным платком. Впрочем, для пчелиного крылышка хватило узенькой полоски, так что платок остался почти что цел.

Пока на борту царила суета, лодка неслась заданным курсом. Когда Тельняшкин вновь заступил на вахту, сердце его радостно забилось: он заметил в волнах округлый предмет, который мог быть только навигационным знаком, уж Тельняшкин-то понимал в этом толк.

— Братцы! — закричал он. — Прямо по курсу буй, а это значит, что берег совсем близко! Уж я-то знаю: такие навигационные знаки ставят только вблизи берега!

Действительно, на волнах покачивалось что-то округлое, красного цвета.

— Друзья мои! — торжественно начал Бяка-Задавака. — Приготовьтесь к прибытию на самый счастливый остров, какой только есть на земле. Земля обетованная посылает нам свой привет! Этот знак указывает нам путь в счастливую гавань!

Лодка все ближе подплывала к красному бакену. Прав был Буревестник: чем ближе к судоходному знаку, тем спокойнее становилось море. Теперь уже отчетливо был виден выступающий из воды позади буя покатый серый холм.

— Сладкая Отрада! Сладчайшая моя Отрада! — воздел руки к небу Бяка-Задавака. — О, штурман-боцман-капитан! Рули скорее к берегу, дай мне ступить на сладчайшую из земель… Но… но что это?

Он вдруг осекся на полуслове, и руки неуверенно повисли в воздухе.

— Что… что случилось с островом? Почему он так… так пуст? И так мал? Неужели стихийное бедствие постигло его? Где же… где же все шоколады-мармелады? И это сюда мы стремились, подвергаясь страшному риску…

— Что вам здесь нужно? — внезапно перебил его незнакомый голос. Как ни странно, он исходил из… судоходного знака. — Это мое место. Я каждый день сюда приплываю — и «буй» нетерпеливо завертел головой. Да-да, головой, потому что это был никакой не буй, а розовенький пластмассовый бегемотик в красных штанишках, который нежился на солнышке, подставив его ласковым лучам свое розовое брюшко.

— Смотрите, не ткните меня носом своей лодки, — предупредил он. — А то мама задаст вам жару!

— Не беспокойся, — ответил, наконец, оправившись от удивления, Бяка-Задавака. — Скажи-ка лучше, что сделалось с островом? — В голосе его слышалось неприкрытое страдание. — Почему он так мал? И гол?

— Разве мал? Разве гол? — удивился, в свою очередь, бегемотик.

— Видите, милейший, — повернулся Бяка-Задавака к псу-санитару, — кому на самом деле нужны очки. Эх, бегемот-бегемотище, да разве ты сам не видишь? — и он горестно махнул рукой в сторону холмика над водой.

Бегемотик глянул — да так расхохотался, что чуть не захлебнулся. Он вертелся в воде и так, и этак, толстые ноги его так бултыхались, что море вокруг закипело.

— Это… это не остров… хе-хе-хе, — с трудом произнес он, едва удерживаясь от смеха. — Это… ха-ха-ха… моя мамочка Бегемотиха… хи-хи-хи. Это не холмик, это она спину на солнышке греет.

Бяка-Задавака застыл с открытом ртом, зато все остальные так и схватились за животики. Когда смех поутих, маркиз, собрав остатки достоинства, решил спасти положение:

— С каких это пор бегемотики обитают в море? Неслыханно!

— Дело в том, что моя мамочка терпеть не может сладкого, а на острове Сладкая Отрада все сладкое, даже в речке там течет не вода, а какао. Мамочка не разрешает и мне там плавать — от сладкого болит животик. Приходится заплывать далеко в море, потому что у берега даже море не соленое, а сладкое.

— Да где же он, наконец, этот сладкий берег? — взмолился маркиз.

— На лодке не заметите, как домчитесь. Держитесь все время прямо — и скоро вы будете на месте.

И бегемотик с наслаждением повернулся пузиком кверху, подставив его солнышку. И все опять увидели, что когда он не шевелится, ну точь-в-точь красный буй!

Вскоре завиднелся и берег. Вначале он казался лишь узкой полоской над морем, потом путешественники стали различать горы, вершины, и наконец целый остров во всем своем великолепии предстал перед ними.

Высились белые и розовые дома из пастилы, зеленели конфетные деревья, коричневели шоколадные заборы и перила, стлались под ногами мелкими квадратиками вафельные тротуары, качались качели, вертелись карусели и еще было столько всяких удивительных вещей, какие могут быть только на сказочном острове.

У подножия громадной горы сверкал и переливался на солнце облицованный серебряной бумагой замок, который не мог принадлежать никому иному, как правителю чудесного острова, могущественному Шоко-Роко.

Торжественный прием

От сверкающего замка по мощенной леденцами мостовой спускалась к морю шумная процессия, сразу привлекшая к себе внимание прибывших. Впереди чинно вышагивал важный господин в цилиндре из серебряной бумаги. Все его одеяние так блестело на солнце, что смотреть на него можно было только прищурившись. На нем был ярко-красный сюртук, светло-зеленые брюки в желтую полоску и лакированные туфли с золоченым рантом.

Вокруг блистательного господина крутились и скакали шоколадные сорванцы в цветных одеждах из серебряной бумаги и все в разных шапочках. Они так ловко выкидывали свои коленца, что воздушные шарики, которые они держали на ниточках, все вместе образовывали причудливую крышу-балдахин над правителем и заслоняли его от солнца. По правую руку от правителя на шаг сзади важно переваливалась на коротких лапках сова, по левую — на два шага сзади — мягко ступал марципановый лев.

За правителем в представительной процессии шествовали всевозможные шоколадные и марципановые фигурки — зайцы, раки, утки, лошади, собаки, кошки, обезьяны, медведи, ягнята, следом за ними в строю маршировали марципановые львы. Видимо, то были приближенные правителя. За процессией весело кувыркались клоуны и прыгали скоморохи-оркестранты, которые больше били в литавры и барабаны, чем дудели в трубы и фанфары.

За оркестром в некотором отдалении шли простые жители острова — куклы, деревянные и тряпичные игрушки, надувные зебры, петухи, поросята, жирафы — словом, кого там только не было. Когда вся эта галдящая и кувыркающаяся, пестрящая и блистающая, поющая и играющая толпа приблизилась к лодке, у наших путешественников зарябило в глазах.

У причала, выложенного из белого рафинада, процессия остановилась. Оркестр громыхнул последним аккордом, и музыка стихла.

Шоко-Роко вышел из-под парящего в воздухе балдахина, радушно раскинул пухлые руки в белоснежных перчатках и заговорил сладчайшим голосом:

— Добро пожаловать в мое волшебное царство — на остров Сладкая Отрада! Шоколадный вам всем привет! — Тут он внимательно осмотрел новичков, переводя пристальный взгляд с одного на другого, и еще слаще добавил: — Хотя я не вижу среди вас ни одной шоколадной или марципановой фигуры…

— Да у нас маркиз почти что как марципановый, — вклинился Тельняшкин в торжественную церемонию, на что доктор Меэрике не сдержалась и прыснула.

Впрочем, добрейший Шоко-Роко ни капельки не рассердился и продолжил все так же сладкоречиво:

— Хотя я не вижу среди вас ни одного из моих приближенных, вы все — желанные гости в моем государстве, где нет недостатка ни в веселье, ни в сладостях. Добро пожаловать на сладчайшую из земель!

Наши путешественники один за другим вылезли из лодки на сахарную пристань. Встречавшие стали хлопать в ладоши, обнимать и целовать гостей, и только оркестранты, кивая, держались поодаль — им не положено было разбредаться.

Но вот Шоко-Роко поднял руку в белой перчатке и скомандовал:

— Шоколадный салют в честь прибывших! Отпустить воздушные шары! Оркестр — музыку!

Оркестр грянул в барабаны, так что у присутствовавших чуть барабанные перепонки не полопались. Шоколадные сорванцы отпустили ниточки, и балдахин взмыл в воздух, постепенно распадаясь и образуя в синем небе причудливые узоры, как в калейдоскопе.

— Я почему-то себя прекрасно чувствую! — воскликнула пчела Жужа. Она увидела парящие шары и ей самой захотелось полететь.

— Мое крыло совсем здорово. Вы прекрасный врач, доктор Меэрике. Благодарю вас — и до свидания! Поспешу в Кукарекию сообщить вашим друзьям добрую весточку о вас.

— Передай, что с нами все в порядке и мы скоро вернемся, — наказала доктор Меэрике.

Пчела зажужжала в предвкушении полета, замахала крылышками и взяла курс прямо к родным берегам.

Тельняшкин сорвал с головы бескозырку и помахал на прощание. Доктор Меэрике тоже схватилась за свой докторский колпак и… рука ее застыла в воздухе: шапочка была на месте, а ведь еще несколько минут назад ее не было на голове, Меэрике помнила это совершенно отчетливо. Ее не было уже давно, она была безвозвратно утеряна… Безвозвратно?

Не успела она подумать об этом, как едва удалившаяся от берега Жужа внезапно вскрикнула и рухнула прямо в воду.

— Жужа! — испугалась доктор Меэрике. — Да что с ней? Скорей на помощь, она может утонуть!

Следивший со сладкой улыбкой за полетом Жужи Шоко-Роко махнул перчаткой, и надувная утка без лишних слов поспешила к потерпевшей бедствие пчеле, подплыла и осторожно взяла ее в клюв.

«Только бы не грянул оркестр!» — волновался Тельняшкин. Ведь утка с испугу может и проглотить пчелу!

— Удивительно, — печально подивилась пчела, отряхнув воду с крыльев, когда утка благополучно доставила ее на берег. — У меня совершенно не было сил лететь дальше — а сейчас я опять здорова, как ни в чем не бывало!

— Это вполне естественно, — любезно откликнулся Шоко-Роко. — Просто вы не знаете, что остров Сладкая Отрада обладает чудодейственной силой. Здесь все становятся здоровыми и красивыми, но… — Шоко-Роко слегка потупился, затем с извиняющейся улыбкой продолжил, — но эта чудодейственная сила не распространяется за пределы острова, ваша пчелка об этом и не догадывалась, бедняжка.

Теперь и доктор Меэрике догадалась, откуда на ней появилась белая, причем чистенькая докторская шапочка, а в кармашке — свежий марлевый платочек. Да и сам халат был чист и свеж, как в былые времена.

— Так нельзя ли вернуть былую красоту моему бедному хвостику? — проворчал Гав, поглядывая на доктора Меэрике и убеждаясь в том, что воздух острова подействовал на нее как нельзя лучше.

— Дорогой гость, вас, кажется, зовут Гав? — ласково обратился к санитару Шоко-Роко. — Соблаговолите оглянуться — и дальнейшие мои уверения станут излишними.

И хотя Гав никогда не слушался других и не следовал дружеским советам, он все-таки поддался искушению и бросил взгляд назад. И что же? Его хвост был опять шелковистым и гладким и загибался щегольским крендельком, к тому же держался он не на одной ниточке, а был прочно пришит. Ну совсем как новый!

— Ого! — не мог сдержать удивления Гав. Но тут пришел черед удивляться Тельняшку:

— Братцы! Платок-то мой, ну тот, от которого отрывали лоскуток, чтобы наложить шину на Жужино крыло, так вот он целехонек!

— А почему я в чем был, в том и остался? Я хочу новые одежды, — захныкал Бяка-Задавака. — Новые, красивые, блестящие. Вот такие, — и он указал на самого Шоко-Роко.

— Вы и так выглядите вполне шоколадно, уважаемый гость, — Шоко-Роко благосклонно взял Бяку-Задаваку под руку. — И все же не волнуйтесь. Завтра я позову вас всех на официальную беседу и выслушаю все ваши пожелания, которые будут, конечно, исполнены, насколько это возможно в наших условиях. И если… словом, я смею надеяться, что это будут благоразумные пожелания. А теперь я приглашаю гостей и всех присутствующих покинуть гавань, ведь она же сахарная, и вот-вот растает в воде, и мы рискуем промокнуть.

— Как это растает? Как же без гавани? — всполошился Тельняшкин. — Откуда же суда будут отправляться в открытое море?

— Прошу прощения, но дело в том, что никто и никогда не изъявлял желания покинуть остров Сладкая Отрада, — поспешил успокоить моряка Шоко-Роко. — Мы строим временный причал только для прибывающих, а для временной постройки на воде сахар — самый подходящий материал. Постоянная же гавань нам просто не нужна.

— Как не нужна? — возразила доктор Меэрике. — Как никто не желает? Нас ждут дома в Квартирляндии, и не знаю, как другие, а мы с Гавом здесь долго не задержимся.

— А моторная лодка? — спохватился Тельняшкин. — Где она будет стоять, если гавань растает?

— Все будет устроено наишоколаднейшим образом, — сладко заверил Шоко-Роко. — Нет причин для беспокойства, — и он взял под руку Тельняшкина, который не больно-то заслужил такую честь.

— На острове Сладкая Отрада никто не должен ни о чем беспокоиться. К тому же я уверен в том, что очень скоро ни один из вас не будет и помышлять о том, чтобы покинуть остров. — Шоко-Роко поднял руку, чтобы оркестр был наготове, и повысил голос: — А сейчас прошу всех, и гостей, и встречающих, пожаловать ко мне во Дворец Мороженого на торжественную трапезу, которую я приказал устроить в честь пополнения семьи островитян.

Шоко-Роко махнул рукой, грянул оркестр, процессия двинулась по конфетной аллее к центру острова, где возвышался ослепительно белый конус горной вершины.

— Я надеюсь, это не вулкан, покрытый вечными снегами? — осведомился Бяка-Задавака. — Если начнется извержение, пепел запачкает мою одежду.

— Успокойтесь, милейший, — рассмеялся Шоко-Роко. — Это Великая Сахарная Гора, каждый может ею полакомиться. Только, — он почему-то покосился на пса-санитара, — ее нельзя лизать. Исключительно откалывать или отковыривать кусочки.

Тельняшкин, который предпочитал держаться подальше от правителя, сделал Гаву знак:

— Смотри туда! — и он кивнул в сторону развесистого дерева, все ветки которого были усыпаны прозрачными зелеными конфетами. — Это же мятные леденцы!

Матрос, дрожа от нетерпенья, кинулся по вафельному тротуару к дереву и встал под ним, задрав голову и раскрыв рот пошире.

Шлеп — и конфетка упала ему прямо в рот.

— Как вкусно! — Тельняшкин разинул рот и стоял так, пока еще три конфеты не упали с дерева.

— А вот там растут шоколадные конфеты, — показал Тельняшкин на другую сторону кроны. — «Василек», «Белочка»… — он с сомнением глянул на Гава, — если ты читать умеешь.

— А где это… э-э… — но поскольку Гав стоял под самым пряничным деревом с раскрытой пастью, с ветки упал большой медовый пряник, и Гаву оставалось только мычать.

Вскоре вся компания прибыла ко Дворцу Мороженого, где каждый мог съесть столько мороженого, сколько ему хочется. Дворец был шикарный — весь в белом поблескивающем инее, вафельную крышу подпирали колонны — шоколадные эскимо. Крыша была присыпана искусственным снегом — сахарной пудрой.

Перед дворцом процессия остановилась. Шоко-Роко опять поднял руку в белой перчатке и сделал широкий жест в сторону парадного входа:

— Прошу!

И первым вошел в дверь.

Идут испытания ПОКАВИЗОРА КСС-2

В продуктовом отделе Дома торговли Кукарекии, которым заведовала тетя Цирпа, планировалось открытие новой секции. Чтобы кукарековцы в любой момент могли купить свежие овощи, которые до сих пор, честно говоря, не всегда бывали в продаже. Доктор Меэрике не раз говорила по телевизору, что кто ест много овощей и фруктов, тот всегда здоров и бодр. Яблоки, сливы, вишни, малина, клубника, горох, морковка, капуста, брюква, репа — все эти и другие фрукты и овощи содержат множество витаминов, а витамины и здоровье неразлучны.

И вот на чистой странице Рисовании остроконечники азартно взялись за строительство плодоовощеводческого совхоза. Справа протянулись ряды зеленого горошка и свекольные грядки, на которых работали два колесных трактора. Большой яблоневый и грушевый сад огородили от зайцев колючей проволокой и тут же в уголочке нарисовали длинноухого, который хитрющими глазами уже высматривал дырку в ограде, чтобы накинуться на сочную кору яблоневых стволов. И директора совхоза нарисовали — щеки румяные, как яблочки, здоровьем так и пышет. Он как прослышал про зайца, так сразу и покатился, как колобок, на место возможного происшествия. К счастью, оказалось, что у ограды притаился вполне домашний, закормленный всякими заячьими вкусностями косой, совсем не опасный для плодовых деревьев.

— Зачем эти шуточки? — не мог успокоиться директор совхоза товарищ Яблочкин. — Впредь попрошу обойтись без этого, знаете ли, шутовства.

Товарищ Яблочкин был преисполнен ответственности и чувства долга. Настолько, что для чувства юмора места в нем просто не осталось. Забота о полях и теплицах, где уже притаились под листьями покрытые пупырышками крохотные огурчики и постепенно наливались алым соком помидоры, поневоле делала директора серьезным и деловитым. К тому же ему хотелось все организовать как можно скорее, отладить, отрегулировать, чтобы отправиться в Кукарекию на испытания доселе не ведомого аппарата Покавизора КСС-2.

Остроносики Синь и Желток как раз заканчивали красочную арку на главном въезде с надписью «Плодоовощеводческий совхоз „Здоровье“», когда под ней проскочил на своем красном автомобильчике Пинн. Дальше дорога была еще не раскрашена как следует, и машина запрыгала на кочках и ухабах. Пинн вцепился в руль, чтобы не удариться, а поскольку дядюшке Крилло держаться было не за что, он-таки достал головой до крыши, отчего его представительная шляпа — знаменитый на всю Кукарекию цилиндр — моментально превратилась в блин. Впрочем, настроение у него от этого ничуть не испортилось.

— Глянь, Пинн, может быть, так даже оригинальнее?

Но Пинну некогда было озираться по сторонам, пока в его руках дергался руль мчащегося по бездорожью автомобиля, и он только благодарил судьбу за то, что с ними не было тетушки Цирпы и ее не шокировал вид непонятной нашлепки на голове солидного мужчины, которая, к тому же, там и не держалась.

Дядюшка Крилло привез директору совхоза известие о том, что решением конторы по распределению рабочей силы часть остроносиков должна быть переведена из совхоза на ракетодром, где приступают к рисованию большого космического корабля — профессор Мудров с помощью электронно-вычислительных машин придумал его быстрее, чем можно было ожидать.

— Ну как же так? — огорчился товарищ Яблочкин. — Бросить все на пол дороге? Не дело. Ведь не что-нибудь рисуем, а совхоз «Здоровье». Понимать надо.

Дядюшка Крилло сослался на то, что рисование космического корабля — работа трудоемкая и безотлагательная. Если сегодня при испытании Покавизора КСС-2 в Доме телевидения удастся установить точное местонахождение пропавших, то космический корабль должен отправиться в путь как можно скорее.

Раз на то пошло, товарищ Яблочкин попросился к Пинну в машину, чтобы тоже поехать в Кукарекию на испытания, и, получив согласие, быстро собрался в дорогу.

Тем временем были отобраны самые острые из цветных карандашей, работавших на строительстве совхоза. Они построились перед центральной усадьбой совхоза и дружно отказались ехать на автобусе — ходьба помогает сохранить стройность и бодрость, к тому же прямиком через лес до ракетодрома ближе.

И надо же было случиться беде! Только остроносики выстроились в колонну, только зашагали от конторы по недокрашенной — помните? — дорожке, напевая строевую песню, как синий карандаш споткнулся, упал и сломал свой острый синий носик. Он так расстроился! И товарищ Яблочкин с ним заодно.

— Видно, не судьба мне попасть на испытания покавизора, — сокрушался он. — Надо же, в самый неподходящий момент что-нибудь да случается. Вот и сейчас! Я должен срочно вызвать мастера Раз-Два-И-Готово.

Хотя взамен сломанного карандаша легко было найти другой, порядок требовал очинить сломанный грифель, иначе бравого строителя могли по нечаянности причислить к тупорылым лентяям.

Мастер Раз-Два-И-Готово пользовался широкой известностью в Рисовании благодаря острому лезвию и длинной стружке.

— Ну да ладно, — успокаивал сам себя товарищ Яблочкин. — Он действительно мастер своего дела и работает очень быстро: раз-два и готово. Может, я еще и успею на испытания. Во сколько, вы говорите? В шесть?

— В шестнадцать, — поправил дядюшка Крилло. — Это значит в четыре вечера.

— В четыре. Тогда не успею.

Директору, надо сказать, не давал покоя и заяц у садовой ограды. Может, и домашний, а все-таки кто его знает… Ограда еще не дорисована, а овощи и фрукты для Кукарекии надо вырастить к сроку.

— Ладно, — решился директор. — Передайте мой привет заведующей отделом Цирпе и бывайте здоровы. Я остаюсь!

Пинн и дядюшка Крилло возвратились в Кукарекию как раз вовремя. В Доме телевидения уже собрались самые уважаемые жители города. Интерес к испытаниям нового аппарата дальновидения и поиска был поистине велик. Внушительный вид аппарата вселял уверенность в том, что пропавшие доктор Меэрике и ее верный пес-санитар по имени Гав будут непременно найдены.

По данным электронно-вычислительных машин можно было предположить, что доктор и санитар вместе со сбежавшими из театра куклами попали на какой-то остров. Теперь предстояло проверить это предположение и с помощью аппарата найти и осмотреть этот остров. Аппарат давал возможность ознакомиться с островом в общих чертах на случай, если придется снаряжать спасательную экспедицию.

Созданный лучшими инженерами и конструкторами Кукарекии аппарат состоял из трех важнейших частей. Во первых, это была Подзорная труба с очень сильным увеличительным стеклом и видоискателем, способным найти что угодно хоть за тридевять земель.

Второй важной составной частью аппарата была телевизионная Камера, которая передавала изображение с любого расстояния. Третьей частью был всем знакомый телеВИЗОР, который это изображение принимал и проецировал на экран. Отсюда и название нового аппарата: ПОКАВИЗОР. Марка КСС означала направление поиска: Кукарекия — Сказочная Страна, цифра 2 говорила о том, что разыскиваемых двое. Вот, пожалуй, и все об аппарате дальнего поиска.

Всех пришедших на испытание пригласили в просторную студию и усадили в удобные кресла, стоявшие рядами, как в кинотеатре. Так же, как в кино, перед зрителями был экран во всю стену, только не белый, а темный.

Профессор Мудров произнес вступительную речь, поблагодарил остроносиков за быструю и точную работу и сообщил, что предстоят целых два знаменательных события: во-первых, испытание нового аппарата, и во-вторых, розыск всеми любимых доктора Меэрике и пса-санитара по имени Гав.

— Отыщем мы их или нет, в любом случае прошу соблюдать порядок и спокойствие, — объявил вслед за профессором сержант Тирр, который никогда не оставался в стороне от важнейших событий Кукарекии. — Осознайте важность момента. Беспорядок повредит эксперименту.

Затем свет в студии медленно погас, экран засветился, и помещение заполнили глубокие сумерки. Где-то загудели приборы. Поначалу изображение на экране было нечетким, наверное, покавизор еще только регулировали. Но вот изображение стало четче, и все увидели бескрайнее волнующееся море.

— Благодарю покорно, опять качка. Все прекрасно знают, что я ее не переношу, — раздался голос из рядов. Разумеется, это была тетя Цирпа.

— Личные интересы в сторону, — распорядился сержант Тирр, а дядюшка Крилло ограничился коротеньким «Тс-с-с!».

Дальнозоркое око покавизора обшаривало море квадрат за квадратом. Вмонтированные в аппарат электронные приспособления обеспечивали запрограммированное направление поиска.

И вдруг!.. То есть, это на самом деле произошло не вдруг. Вначале на экране показался смутный силуэт конуса на поверхности моря, потом конус стал напоминать кусок рафинада, присыпанный сахарной пудрой, можно было различить какие-то диковинные рощи, строения, блестящий дворец, речку с мостами…

Операторы и техники закрутили ручки, защелкали тумблерами, и вдруг — теперь уже действительно вдруг — изображение стало таким четким, как будто передача велась с соседней страницы Рисовании; таким ясным, что любой желающий, если только он не слепой, мог пересчитать конфеты на каждой веточке.

По залу пронесся гул. Да, это был остров Сладкая Отрада, потому что вряд ли где на свете еще может быть такое изобилие сластей.

Игрушечные звери и птицы лакомились плодами конфетных деревьев; два бегемота, большой и маленький, плыли по реке вверх по течению туда, где виднелся мост — кажется, мармеладный. Туда же направлялась какая-то компания. Когда она свернула на широкую аллею и повернулась лицом к камере покавизора, Сири первая узнала доктора Меэрике.

— Смотрите, смотрите! — закричала она. — Там, справа, наша дорогая доктор Меэрике! Ура-а! — неизвестно, во что бы вылилось ее ликование, если бы Пинн попросту не закрыл ей рот ладошкой.

— Надо же, она прекрасно выглядит, — признала тетя Цирпа, — совсем как новенькая. И не похоже, чтобы она хоть сколько-нибудь была опечалена.

И правда, доктор Меэрике прогуливалась по аллеям в обществе жизнерадостного матроса и выглядела столь безупречно, словно ее только что вынули из магазинной упаковки.

— Тот, что с нею рядом, это, наверно, Тельняшкин из кукольного театра, — предположил дядюшка Крилло. — Но я не вижу пса-санитара. Наверно, с ним-то и приключилась беда.

Операторы покавизора были готовы тут же обшарить остров подзорной трубой с видоискателем, чтобы разыскать санитара, но сержант Тирр попросил не выпускать из поля зрения доктора Меэрике. Он хотел убедиться в том, что она жива-здорова и что ей ничто не угрожает. И доктор, и матрос выглядели совершенно безмятежными. Вот они свернули с аллеи на боковую дорожку, где с веток свисали шоколадные конфеты «Буревестник» в красивых фантиках. Эти конфеты падали не в рот, а в руки, чтобы их можно было развернуть.

Мимо доктора пролетела пчела, с которой она обменялась несколькими словами.

— Может, это та самая пчела, с которой мы познакомились на балконе? — прошептала Сири.

— Может быть, — пожал плечами Пинн.

— Почему же она не прилетела к нам и ничего не сообщила? — не унималась Сири.

— Не знаю. — Да и что еще мог ответить девчонке Пинн, который даже не был уверен в том, что это та самая пчела, с которой они договаривались на балконе в цветочном ящике. Все пчелы похожи одна на другую. Тем более не мог он знать, что Жужа повредила крыло и могла летать только над сказочным островом. К сожалению, аппарат кукарековцев не был настолько совершенен, чтобы дать ответ на все эти вопросы.

— Может, на острове есть и свои, местные пчелы? — предположил Пинн.

Только после того, как все присутствующие дотошно рассмотрели доктора Меэрике, сержант Тирр разрешил приступить к розыскам пса-санитара. На экране сменяли друг друга аппетитные дома из пастилы, мармеладные мосты, шоколадные перила, карамелевые карусели… Вот показался роскошный дворец, на парадной лестнице которого беседовали какой-то господин в пышных штанах и шоколадная личность в богатых серебряных обертках — не иначе, как правитель острова с родовитым приближенным.

Камера двигалась дальше, пока экран не заслонило что-то продолговатое и округлое.

— Прекратите ваши дурацкие шутки, товарищ Крилло! — вспылила тетя Цирпа. — Уберите свой палец с окуляра.

Но дядюшка Крилло был на сей раз не при чем.

— Никакой это не палец, а хвост нашего пса-санитара, — вступился за него сержант Тирр.

Операторы покрутили ручки — и на экране показался Гав собственной персоной. Но почему один? И почему ступает так осторожно, будто крадется? Остальные так беззаботны и веселы… И почему он все время озирается, будто от кого-то скрывается?

Вскоре на эти вопросы был получен вполне красноречивый ответ. Гав приблизился к белоснежной горе и быстро стал ее лизать, хотя тут же была табличка с надписью крупными буквами «Лизать строго запрещается!».

Несмотря на то, что Гав на глазах у земляков нарушил порядки сказочного острова, те были в основном довольны увиденным. Было похоже, что вновь прибывшим ничто не угрожает и им там в общем даже хорошо. Им самим и решать, когда собираться в обратный путь. К тому же в случае чего они могут послать весточку с пчелой Жужей или с кем другим.

Покавизор КСС-2, новенький и по-настоящему пока еще не обкатанный аппарат, от длительной работы перегрелся. Теперь ему предстояло охлаждаться несколько часов, прежде чем его снова можно будет включить в сеть. Но это никого не беспокоило, поскольку все убедились в том, что с пропавшими и счастливо отыскавшимися кукарековцами ничего страшного не случилось. Сержант Тирр послал карандашам-строителям известие, что сверхспешность работ на строительстве космического корабля заменяется второй степенью спешности. Медвежонку Мишке была послана радиограмма о том, что пропавшие найдены и он может не беспокоиться.

Шоко-Роко выслушивает все пожелания

Торжественный банкет с мороженым, который Шоко-Роко устроил в честь прибывших в Большом Дворце Мороженого, запомнился всем. Правитель острова буквально светился щедростью и радушием.

Первое отделение банкета именовалось «Фунтик» — каждому одну за другой подавали маленькие порции разных сортов мороженого, с вареньем или без него, с изюмом и без изюма, с шоколадной глазурью и без глазури. Потом подали кофе гляссе — другими словами, кофе, в котором плавало мороженое. Этот кофе сервировали в чашечках и блюдечках, сделанных из замороженного апельсинового сиропа. От этого гляссе гости получили полное удовольствие — выпили кофе и закусили посудой.

Второе отделение называлось «Фунт» — мороженое шло по второму кругу, только уже большими порциями. Теперь можно было выбрать самое любимое, причем сделать это было нелегко, ведь сортов хватало…

Главным дегустатором на банкете был назначен шоколадный Филин Простофилин. Второй круг он начал в ускоренном темпе, заглатывая по две порции сразу. К животу у него на всякий случай была прикреплена грелка, ведь такими темпами он мог если не обледенеть, то заиндеветь, и тогда какой пример он показал бы остальным участникам банкета?

Резиновые грелки лежали стопочками на маленьких столиках и ими мог воспользоваться каждый, кто почувствовал отсутствие аппетита. Грелки позволяли гостям экономить время и не бегать на солнышко отогреваться.

— Не терплю, когда мало едят мороженого или застолье кончается слишком быстро, — признался Шоко-Роко объедавшемуся рядом Бяке-Задаваке. — Поменьше речей, никаких посторонних дел, и результат будет самый замечательный. Лакомиться, надо мужественно лакомиться. Посмотрите на Филина Простофилина! Мой младший советник в роли предъедителя просто неотразим. Прямо прорва! Принесите ему еще мороженого!

Марципановые овечки, прислуга предводителя бросились исполнять приказание.

Тельняшкину больше всего по вкусу пришлось эскимо, он доедал уже шестую порцию. Время от времени он поплотнее обвязывал горло платком, чтобы не покрывалось инеем. Что касается пса-санитара, он хрустел уже неизвестно которой по счету чашкой из замороженного апельсинового сиропа. Гав вообще был большим любителем погрызть чего-нибудь вкусненького.

— Нельзя ли попросить стаканчик воды? — обратилась доктор Меэрике к Шоко-Роко.

— Воды? — несколько удивился правитель. — Вы что, хотите помыться?

— Нет, — покраснела доктор Меэрике. — Попить.

— Но у нас на острове пьют лимонад или какао, — любезно сообщил Шоко-Роко. — Только не воду. — Он взмахнул рукой, и доктору Меэрике тотчас же принесли медового лимонаду «Мио-мио», от которого еще больше хотелось пить.

Банкет завершился катанием на карусели, которая вращалась несколько медленнее обычного, чтобы гости не перемерзли. После карусели все разошлись по домам, причем местные жители походя лакомились тем, что попадалось по дороге, доктор же Меэрике, Тельняшкин и Гав шли с опущенными головами и плотно сжатыми губами чтобы ненароком туда не упала конфета.

— Итак, до завтра. Его светлость ждет вас завтра во дворце, — напомнил, прощаясь, старший советник предводителя — марципановый лев. По распоряжению Шоко-Роко он лично проводил гостей в отведенное им жилище — домик из розовой пастилы. Бяке-Задаваке как самому утонченному из гостей были отведены покои в самом дворце.

Вечерком наши путешественники поговорили о том о сем и легли спать. И каждому из них приснился сон.

Доктору Меэрике как медицинскому работнику не давала покоя мысль о том, что злоупотребление сладостями до добра не доведет. И вот привиделось ей, что она у себя в кабинете в Квартирляндии и что на прием к ней стоит целая толпа пациентов, удивительно похожих друг на друга. Быть может тем, что все они морщатся от боли и держатся за щеки, перевязанные у кого шарфом, у кого платком. Бедняги маются зубами…

Гав от зубной боли никогда не страдал, и сон у него был совсем иной. Ему наскучило прокрадываться к Сахарной Горе и тайком ее лизать и приснилось ему, что Шоко-Роко велел приделать к подножию горы огромные колеса, чтобы как только Гав вильнет хвостом, к нему подвозили эту гору, а он лизал бы ее, не вставая с места и ни от кого не таясь, потому что правитель лично начертал на бумаге и скрепил шоколадной печатью разрешение лизать гору, когда только Гаву заблагорассудится.

Тельняшкину снилось, что он построил корабль с большими парусами, набил его от носа до кормы конфетами и полетел на всех парусах обратно в свой кукольный театр, успел к началу представления и угостил конфетами пришедших в театр ребятишек. Тельняшкин был так доволен, что даже улыбался во сне.

Наутро он проснулся в хорошем настроении, умылся и пригласил друзей прогуляться под деревьями с мятными конфетами, потому что мята освежает.

Доктор Меэрике поблагодарила, но отказалась, ибо не успела еще отойти от вчерашнего банкета. Гав тоже отказался, побежал за угол дома и, пугливо озираясь, отхватил кусок шоколадной ограды. Ему почему-то вкуснее было есть тайком. Правда, на этом он и успокоился.

В большом зале дворца, облицованном серебряной бумагой, путешественников ждал младший советник Филин Простофилин. Он предложил всем сесть, а сам отправился к правителю доложить о посетителях.

— Может быть, желаете какао-крем с клубничным вареньем? — поинтересовался он уже по дороге. — Я прикажу подать.

— О нет, благодарю вас, — решительно отказалась доктор Меэрике. — Мы с утра уже подкрепились.

Тельняшкин хотя и привык к местным обычаям, но тоже отказался. Гав молча икнул.

Прежде чем правитель вошел в зал, откуда ни возьмись появился Бяка-Задавака.

— Доброго вам утречка, досточтимый маркиз, — воскликнул Тельняшкин и преувеличенно низко поклонился, взмахнув перед собой бескозыркой. — Или здешний правитель успел присвоить вам иной, еще более высокий титул?

— Пока нет, — досадливо поморщился Бяка-Задавака и, чтобы скрыть недовольство, прошел в центр зала, и уселся в золоченое кресло правителя, установленное на возвышении наподобие трона.

Марципановый лев, старший советник правителя, оцепенел при виде такой наглости. Развалиться в кресле самого Шоко-Роко! Туда не осмелилась бы присесть даже муха! Лев приготовился прыгнуть, но тут в дверях появился сам Шоко-Роко.

— Забавно! — неожиданно рассмеялся он. — Но любезный мой Бяка-Задавака, не слишком ли большая честь для меня то, что вы почтили своим задом мой трон. Быть может, вам лучше все-таки пересесть?

— А куда? — капризно скривил губы Бяка-Задавака. — Прикажите и мне сделать золоченое кресло. И наряд у меня прежний…

— Очень шоколадненько! — восхитился Шоко-Роко. — Значит, золоченое кресло? Запишите, младший советник.

— С подлокотниками, — уточнил Бяка-Задавака.

— С подлокотниками, — согласился Шоко-Роко. — Что до одежды, мой любезный Бяка-Задавака, то она у вас почти такая же красивая, как у меня. — Он не хотел прямо сказать гостю, что тот зарвался. Не собирается ли он выглядеть лучше самого правителя? Так недалеко и до наказания.

— Впрочем, что-нибудь придумаем, — расплылся в улыбке Шоко-Роко. — Вот хотя бы кружевные манжеты. Право же, они не повредят. Советник, запишите! Но в первую очередь — золоченое кресло. Вы сможете, мой друг, сидеть в нем в дворцовом саду.

Так ловкий Шоко-Роко сумел выйти из щекотливой ситуации.

— А чего желает наша очаровательная дама? Доктор Меэрике, не так ли? Я верно запомнил ваше имя? Тоже что-нибудь из мебели? И, разумеется, наряды?

Но доктор Меэрике попросила оборудовать медпункт, как в Квартирляндии.

— Здесь так много сладостей, что в любую минуту у кого-то может заболеть живот или зуб, — объяснила она. — А у меня ни кабинета, ни медикаментов. Понимаете, врач — всегда врач, он в любой момент должен быть готов прийти на помощь.

— Замечательная мысль, — одобрил правитель, расточая направо и налево сладкие улыбки. — Запишите, советник: кабинет с инструментарием, медикаментами и прочим необходимым.

Доктор Меэрике подумала было, что правитель не так уж плох, как могло показаться с первого взгляда, но тот продолжил:

— Напрасно вы скромничаете, дорогие гости. Впрочем, гостями я скоро перестану вас называть, потому что, как вы помните, я еще в порту заявил, что отныне вы являетесь полноправными жителями острова Сладкая Отрада, так что ваши пожелания мы тут записываем не только из гостеприимства, но и потому, что вы имеете право на любые блага.

«Благодарю покорно за такое принудительное гостеприимство», — хотела было ответить доктор Меэрике, но сдержалась. Навряд ли колкости могут способствовать благоприятному исходу. К тому же Тельняшкин и Гав еще не высказали своих пожеланий.

Гав имел только одно желание — оставаться, как и прежде, верным санитаром доктора Меэрике. Доктор Меэрике искренне обрадовалась, но показать это предводителю сочла неуместным.

Тельняшкин попросил двухмачтовый парусник с большим штурвалом, каютой и капитанским мостиком, как и положено на больших кораблях.

— Замечательнейшее пожелание! — вновь приторно восхитился Шоко-Роко. — Такой парусник — мечта всякого морского волка.

Советник аккуратно вносила все замечания в свой блокнот.

— Потерпите день-другой и вы получите абсолютно все, что хотите, — сказал Шоко-Роко в завершение аудиенции. — Идите же и наслаждайтесь богатствами острова Сладкая Отрада, беззаботно веселитесь и вкушайте лакомства, как это принято на моем замечательном острове.

Остров был действительно несказанной красоты. В этом наши путешественники убедились, гуляя вдоль реки из какао, любуясь шоколадными мельницами, отдыхая в укромных гротах Сахарной Горы и то и дело лакомясь конфеткой. Во время такой прогулки они и попали в поле зрения покавизора, о чем они, конечно, и не подозревали. Не знал о том, что на него смотрят многочисленные зрители, и Гав, когда тайком лизал Сахарную Гору.

Жужа в клетке

В первые дни наши путешественники чувствовали себя на острове Сладкая Отрада преотлично.

Доктор Меэрике получила в свое распоряжение кабинет со шкафчиками, инструментами и лекарствами — такого в Квартирляндии не было и в помине. Она со своим верным псом-санитаром по имени Гав все привела в полный порядок и теперь с нетерпением ждала первых пациентов.

Для Тельняшкина на песчаном берегу у самого моря построили большой парусник с двумя мачтами. Там можно было сколько угодно стоять за штурвалом, поднимать и опускать разноцветные паруса. Тельняшкин тщательно проверил, прочно ли укреплены все снасти на случай шторма.

Бяка-Задавака получил мягкое кресло с золочеными подлокотниками и, уютно в нем устроившись, терпеливо ждал, когда ему принесут еще более нарядную одежду, потому что кружевных манжет ему было недостаточно. При каждом разговоре с правителем острова он снова и снова возвращался к этой теме и намекал, что хотел бы иметь такой же блестящий из шоколадной обертки сюртучок, как у самого Шоко-Роко.

Неприятности свалились как снег на голову. Пчела Жужа с самого начала держалась как-то сама по себе, так что Шоко-Роко упустил ее из виду. Трудяга-пчела целыми днями летала над островом и собирала с конфетных деревьев вкусный шоколадный мед, чтобы привезти домой гостинцы.

С нее-то и начались неприятности.

— Эй, ты, пчела! — окликнул ее Шоко-Роко, когда проходил со своей свитой по самому широкому мармеладному мосту через реку из сладкого какао. — Ты что это там делаешь?

— Работаю, — коротко ответила Жужа, не отрываясь от своего занятия.

— Работаешь?! — вскричал Шоко-Роко в таком бешенстве, что шоколадные мальчики выпустили из рук воздушные шарики, хотя это не было предусмотрено. — Ты что это себе позволяешь, тварь бесстыжая? Какие слова говоришь? На моем острове все обязаны наслаждаться ничегонеделанием и сластями, а не работать. Лакомиться — и только!

Шоко-Роко так бесновался и кричал, что даже его старший советник Лев Рыкалыч застыл от удивления. Но бесстрашная пчела спокойно, как ни в чем не бывало, произнесла:

— Не хочу я лакомиться. Я должна работать. Я хочу работать. Я буду работать.

Это была слишком. Шоко-Роко попытался еще что-то выкрикнуть, но из горла его вырвался только невнятный хрип, и, падая, он больно ударился бы, не расстелись под ним старший советник.

— Немедленно взять! — прохрипел правитель надувным курицам из личной охраны. — Смотрите, не проглотите ее. Посадить в клетку и дать столько сахара, сколько она не в состоянии съесть. А потом еще столько же.

Отдав приказания, Шоко-Роко пожаловался своему младшему советнику Филину Простофилину:

— Не могу я слышать этого ужасного слова: работа. Бр-р, аж мороз по коже.

И Филин Простофилин в ответ понимающе захлопал своими круглыми глазищами.

Курицы с жутким кудахтаньем стали гоняться за пчелой, поймали ее и привели к Льву Рыкалычу, который совмещал обязанности старшего советника с должностью начальника личной охраны правителя. Под усиленной охраной срочно вызванных на место происшествия марципановых львов Жужу отправили в пещеру Великой Сахарной Горы и заключили там в целлофановую клетку. Здесь она должна была съесть столько сахара, сколько она не в состоянии съесть.

Шоко-Роко поуспокоился и продолжил прогулку по острову, направляясь в сторону кукольного врачебного кабинета доктора Меэрике.

С нетерпением поджидавший пациентов верный пес-санитар Гав еще издали увидел правителя, заранее распахнул дверь и стал громко расспрашивать:

— У вас живот болит или голова? Или и то, и другое? Говорите сразу, доктор Меэрике срочно начнет готовить лекарства. И не забудьте сказать «здрасьте», — по привычке предупредил он.

Шоко-Роко такие непочтенные речи, конечно, не понравились, но тут на пороге появилась доктор Меэрике, и тогда он с достоинством произнес:

— Только не говорите мне, что вы действительно собираетесь что-то готовить. На Сладкой Отраде положено ничего не делать, а только лакомиться. Я требую этого!

— Но я не хочу больше лакомиться, — запротестовала доктор Меэрике. — Мне это, честно говоря, давно надоело. Я хочу кому-то быть полезной, кому-то помочь, иначе какой же я врач!

— Самый настоящий врач острова Сладкая Отрада, — рассмеялся Шоко-Роко. — И знаете что, рекомендую вам прокатиться на карусели, от этого, безусловно, вновь взыграет аппетит на конфеты. А лекарства, что ж, можно готовить, только понарошку.

— Не хочу понарошку. Хочу по-настоящему.

— Островитянам этого не надо. На острове все по моему велению здоровы и красивы, как вы. Можете убедиться в этом сами.

— Зато когда они покинут остров, они снова станут больными, несчастными, некрасивыми, — возразила доктор Меэрике. — А я хочу их вылечить по-настоящему, насовсем.

— Покинут остров? С острова Сладкая Отрада, да будет вам известно, никто никогда никуда не уезжает, — отчеканил Шоко-Роко.

«Ну это мы еще посмотрим, уезжает или нет», — чуть было не отрезала Меэрике, но вовремя удержалась.

— Берите пример с вашего Бяки-Задаваки, — продолжил правитель. — Целыми днями сидит в своем золоченом кресле, жует сласти и не помышляет об отъезде, — последнее слово он произнес с особенным ударением. — Вот такое поведение мне по душе.

Тельняшкин подошел послушать, что за спор у Шоко-Роко с доктором Меэрике, и когда понял, о чем речь, вмешался в разговор:

— Не думаете ли вы, уважаемый правитель, что я на своем паруснике не выйду в открытое море, а буду с поднятыми парусами бороздить… сушу!

— Не только думаю, — с коварной улыбкой проговорил Шоко-Роко, — но шоколаднейшим образом в этом уверен! У вашего парусника нет днища, так что на воде ему делать нечего. Я не хотел, чтобы вы утомляли себя нелегкой настоящей судовой работой и, чего доброго, подвергали свою жизнь опасности в настоящем морском путешествии. Путешествуйте понарошке — сколько угодно. А потом лакомьтесь.

— В жизни не слыхал ничего глупее, — сказал Тельняшкин, когда Шоко-Роко важно удалился за пределы слышимости. — Все понарошке! Да я и часу здесь не останусь, если ничего нельзя делать по-настоящему.

И доктор Меэрике с ним полностью согласилась. Хватит лакомиться и лентяйничать, пора приниматься за дело. И верному псу-санитару их намерение покинуть остров показалось таким решительным и бесповоротным, что он испугался, как бы не пришлось уходить немедленно, и быстренько проглотил три конфеты подряд.

— Мы должны не мешкая разыскать свою красную моторную лодку и как можно быстрее покинуть остров, — энергично заявила доктор Меэрике. — Тельняшкин, я думаю, возьмет это на себя.

— Нет ничего проще, — уверенно ответил Тельняшкин. — Я точно помню, где мы оставили лодку.

Он спустился к морю и побежал по берегу так быстро, что вскоре скрылся за пляжными кабинками из халвы.

Обратно он возвращался уже не так резво. Всегда веселый Тельняшкин на сей раз понуро брел по песку, не интересуясь даже мятными леденцами на ближайших кустах. Оказалось, что той гавани, куда наши путешественники причалили несколько дней назад, нет и в помине, как нет и красной моторной лодки.

— Боюсь, что если причал мог действительно растаять, — тихо, чтоб не услышали скоморохи, собиравшие на берегу морские камушки с изюмом, сказал Тельняшкин, — если причал растаял, то лодку Шоко-Роко приказал пустить ко дну.

— Но тогда мы вообще отсюда не сможем уехать, — испугался Гав.

— Не отчаивайся раньше времени, — решительно произнес Тельняшкин. — Надо что-то придумать. Теперь я догадываюсь, почему старый морской волк, который показывал Бяке-Задаваке дорогу, сбежал отсюда. Наверняка и ему ничего не разрешили делать всерьез, а только пичкали сладостями. Что же ему оставалось делать, как не уносить отсюда ноги!

Посовещавшись, решили дождаться вечера и поговорить обо всем с Бегемотихой, которая к этому времени приплывет домой со своим детенышем Гиппо, и попросить Гиппо обследовать морское дно вокруг острова.

— Мне кажется, — предположила доктор Меэрике, — что Гиппо сделает это с большим удовольствием, потому что сможет вдосталь поплавать в сладких прибрежных водах, чего мама ему обычно не разрешает. Я попрошу Бегемотиху не волноваться, потому что буду следить, чтобы Гиппо не больно-то увлекался сиропом и не подвергал опасности свой животик.

— Вот уж чего не стоит бояться, — вмешался Гав. — Такому брюху не страшна и Великая Сахарная Гора со всеми своими гротами и пещерами. Только вот не проболтаются ли они обо всем правителю?

— Не думаю, — покачала головой доктор Меэрике. — Они выглядят вполне приличными гиппопотамами. Бегемотиха наверняка мечтает вернуться в свои пресноводные реки в джунглях. Иначе зачем бы ей каждый день заплывать так далеко. Видно, и ей надоело сладкое и она побаивается за здоровье сына в таких… сладких условиях.

Вечером Тельняшкин уселся на Большом Мармеладном Мосту и прикинулся, будто черпает кружкой сладкое какао из речки. Это он маскировался, чтобы никто не догадался, кого и зачем он ждет.

Так распевал Тельняшкин, незаметно оглядываясь по сторонам. Вдруг ему показалось, что ветки ближних кустов как-то подозрительно шевелятся. Он быстро вскочил и бросился в кусты. Так вот кто за ним следил! Это были два скомороха из свиты правителя, которые теперь сделали вид, будто усердно ищут под ветками конфеты Душистый Горошек, хотя именно горошка здесь, в тени под кустами, почти совсем не было.

— Привет, — сказал Тельняшкин. — А что, здесь в кустах самые сладкие сласти, что вы тут ползаете?

— Да, самые сладкие, самые вкусные, — поспешно подтвердил один из скоморохов.

— К тому же мы должны… — начал было второй, очевидно молодой и неопытный, и тут же получил подзатыльник от первого.

Тельняшкин посокрушался, что не может составить им компанию, потому что получил задание измерить, сколько литров какао в минуту протекает под Большим Мармеладным Мостом.

Когда две коричневые горы — одна побольше, другая поменьше — проплывали под мостом вверх по течению — а это могли быть только Бегемотиха и Гиппо, Тельняшкин знаками объяснил, чтобы они плыли дальше, потому что здесь за ними следят, но что вообще-то он хочет с ними поговорить.

— Что ж, я не против того, чтобы Гиппо вам помог, — сказала Бегемотиха, когда все трое расположились в конфетных зарослях у шоколадной мельницы. Водопад какао гремел так, что вряд ли кто-нибудь мог их подслушать. — Но вы должны знать, что Шоко-Роко жестоко наказывает тех, кто едва только помыслит покинуть остров!

Да-а, этого от него можно было ожидать.

— За малейшее нарушение законов и обычаев острова Сладкая Отрада виновных ссылают на Сахарные Рудники, где они обречены есть сахар в принудительном порядке, — рассказывала Бегемотиха, и в ее больших добрых глазах закипали слезы. — А тех, кто хоть раз попытался бежать с острова, приговаривают к двум, трем, а то и четырем Судилищам-Морозилищам. Бедняги должны съесть невообразимое количество мороженого. От десяти до двадцати порций каждого сорта! Один моряк настолько заледенел от съеденного мороженого, что его два дня пришлось держать на солнцепеке, пока не оттаял.

— Но потом он все-таки оттаял? — спросил Тельняшкин, догадавшись, что речь идет о том морском волке, который повстречался им на пути к острову.

— Да, и сбежал. Я на своей спине провезла его под Большим Мармеладным Мостом вниз по течению и дальше в море, где ему удалось пересесть на проходивший мимо корабль, который увидел сверху Буревестник.

— И Шоко-Роко ничего не узнал об этом?

— Нет. — И Бегемотиха нежно посмотрела на сына. — Я с утра послала Гиппо к Шоко-Роко с нижайшей просьбой, показать в своем конфетном лесу самые вкусные деревья. Такие просьбы всегда по душе Его Шоколадному Величеству, он выполняет их лично, ибо убежден в том, что поедание сладостей — единственное разумное и приятное занятие на свете, которое он, к тому же, изучил до тонкостей.

— А сами вы не пытались бежать?

На это Бегемотиха лишь тяжело вздохнула.

— Мы такие большие! Случись неудача — нам устроят такое Судилище-Морозилище, что мы не оттаем до скончания века.

Тельняшкин обрадовался, что Бегемотиха и Гиппо согласны им помочь, несмотря на опасность такого предприятия. Он поспешил поделиться новостью со своими друзьями.

— Но что делать с Бякой-Задавакой? — озабоченно нахмурилась доктор Меэрике (она не сомневалась, что свою лодку они отыщут обязательно). — Приехал-то он сюда с нами, стало быть, и уехать, наверно, захочет…

— Ни в коем случае, — решительно запротестовал пес-санитар по имени Гав. — Его не берем. Когда мы отчалим, мой бедный хвост опять вытянется и обвиснет, и он опять усядется на него.

— А я вообще не уверен, что Бяка-Задавака захочет отсюда уехать, — заявил Тельняшкин. — Но там видно будет. А теперь — отдыхать!

Доктор Меэрике и Гав расположились в Комнате Кукол. Тельняшкин отправился на берег к своему паруснику. Тот хоть и был без днища и не пока чине лея на воде, все-таки на нем была уютная каюта с удобной койкой.

Предстоящий побег настолько воодушевил Тельняшкина, что по дороге к паруснику он запел — правда, песня ничем не выдавала его планов и не могла навести на подозрение никаких соглядатаев и подслушивающих скоморохов.

Гиппо ищет красную заплату

Надо сказать, что и Бяка-Задавака немного устал от нескончаемого лакомства. Чтобы ненароком не обидеть своего благодетеля Шоко-Роко, он велел поставить свое золоченое кресло под деревом, где росли кисленькие леденцы «Барбарис», и стоило показаться правителю, как Бяка-Задавака широко разевал рот и заглатывал по две-три конфеты кряду.

Сегодня он с утра развалился в своем кресле, взор его покоился на морских просторах. До этого он бился над проблемой, как устроить, чтобы и глаза его ничего не делали и, наконец, нашел такой выход — глазеть на морскую гладь, где, по идее, ничего не должно происходить. Однако, совсем неожиданно, он увидел среди волн некий красный предмет, перемещавшийся вдоль берега, то скрывающийся в глубине, то вновь выныривающий на поверхность.

— Досточтимый Шоко-Роко, — обратился он к правителю острова, как раз совершавшему утренний моцион по дворцовому парку, — смею думать, что этот красный предмет вы запустили в море для моего удовольствия?

— Доброе утро, — приветствовал правитель гостя, хотя тому и в голову не пришло поздороваться. — Если вам так угодно, то да, я сделал это исключительно для вашего удовольствия. А для верности сейчас пошлю проверить, что там на самом деле болтается в волнах. Эй, кто там!..

И тут же два скомороха сорвались с места выполнять приказ.

Как только Гиппо в очередной раз вынырнул, один из скоморохов (тот, с ушами врастопырку, потому что на них держалась шляпа, которая была ему велика) закричал:

— Что ты там делаешь, Гиппо? Отвечай немедленно, это приказ правителя!

Гиппо вначале испугался, но тут же сообразил, что надо говорить.

— Я ищу красную раковину — точь-в-точь такую, как мои штаны. Если я их случайно порву, то смогу поставить заплатку, чтобы не получить взбучку от мамы.

— Красную заплатку! — воскликнул второй скоморох с огромным носом, потому что он в нем без конца ковырялся. — Жаль, что мы затопили красную моторную лодку. Из нее можно было сделать сколько угодно заплат.

— А нельзя ли ее поднять? — поинтересовался Гиппо невинным голосом. — Взамен я мог бы насобирать вам со дна сколько угодно ракушек.

Скоморохи бы и рады, да только где ее теперь искать, эту лодку?

Правителю же они доложили все как есть: Гиппо, мол, плавает вокруг острова и ищет на дне морском красную заплатку на свои штаны. Говорили они бессвязно и вразнобой, так что Шоко-Роко заставил их повторить все несколько раз, пока не понял, в чем дело. Про лодку ни один из скоморохов не проговорился — чтобы правитель не подумал, что они плохо выполнили приказ и не затопили ее так, чтобы никто не мог ее отыскать.

— Ну и глупышка этот Гиппо, — милостиво улыбнулся Шоко-Роко. — Опять он забыл, на каком острове живет. Даже если и порвет он свои красные штаны, он тут же получит новенькие, с иголочки, еще красивее прежних. Бегите, скажите ему об этом, чтобы он ни в коем случае не перетрудился, разыскивая подходящую заплатку.

Скоморохи опять помчались на берег, но Гиппо там уже не было. Они даже солнечные очки нацепили, но и это не помогло обнаружить юного гиппопотама.

— Наверно, он уже нашел заплатку и уплыл восвояси, — предположил Лопоухий.

— Давай скоренько доложим это правителю.

— Он будет доволен, что мы такие расторопные и так быстро выполнили его распоряжение.

— До чего ж ты все-таки умный, Лопоухий! — восхитился Носатый. — Мы можем сказать Шоко-Роко, что Гиппо больше никогда не будет утруждать себя поисками, потому что нашел сразу две заплатки — тогда Шоко-Роко в два раза больше обрадуется и вдвое больше нас похвалит.

И радуясь собственной находчивости, приплясывая и гримасничая, они двинулись во дворец.

Увидев по пути пса-санитара, сидящего на берегу сладкой речки из какао, они издалека закричали ему:

— Слышь-ка, Гав, Гиппо нашел сразу две заплатки и больше ничего не ищет.

Гав сидел на берегу по поручению Тельняшкина — они договорились, что Гиппо пришлет сюда весточку. Теперь собачье сердце бешено забилось: Гав был уверен, что Гиппо дает таким образом знать, что лодка найдена. Даже две! Иначе почему бы речь шла о двух заплатках? Тельняшкин велел Гаву хранить все в тайне, что бы ни случилось. Но пса распирало от радости! И он запел любимую песню Тельняшкина, только со своими словами, потому что настоящие вылетели из головы.

Тут он испугался, что нечаянно проболтается и счел за благо умолкнуть. Лопоухий и Носатый подождали второго куплета, но, не дождавшись, поскакали дальше.

Гав едва дождался, пока они скроются, и так припустил, что его уши затрещали, как белье, которое повесили на веревку сушиться, а тут налетел шквальный ветер. Гав открыл пасть, чтобы удобнее было дышать, и с веток сами собой посыпались вкусности, но только в рот попасть не успевали, так быстро он мчался, и они падали позади него на землю.

— Гиппо-по, по-по-по, поискал — и нашел, — выпалил он свою новость, — и не одну, а целые две красные моторные лодки!

— Что ты несешь? — остановил его излияния Тельняшкин. Он сразу догадался, что Гав что-то путает. — Как он мог найти две моторки, когда у нас была только одна-единственная?

— А он нашел две. И прислал весточку с Лопоухим и Носатым. Они-то и сообщили, что, мол, Гиппо нашел две красные заплатки. Сам посуди: что это, как не две красные лодки? Просто он не мог сказать о них в открытую, ведь мы же все должны хранить в тайне.

— Ну и чудак же ты, Гав, — расстроился Тельняшкин. — Твое место — в свите болванчиков, вот что. Отличная тебе компания — Лопоухий и Носатый. Хорошо еще, что ты им не проболтался.

Только вечером Тельняшкин узнал, что на самом деле произошло с их моторной лодкой. Вскоре после разговора со скоморохами, услыхав от них о судьбе красной лодки, Гиппо отправился по шоколадной речке на условленное место, но Гава он там уже не застал. Оставаться долго в сладкой речке он не мог — это привлекло бы лишнее внимание и вызвало бы подозрение: отчего это мама-Бегемотиха обычно не позволяет плескаться в какао, а сегодня раздобрилась?

— Ну вот видишь, мой верный Гав, — вздохнула доктор Меэрике, огорченная тем, что полдня было потеряно впустую из-за непонятливости пса-санитара. — Учиться тебе надо! Как только вернемся, засядешь за уроки.

— Ничего страшного, — смягчился Тельняшкин.

— Все равно ни Бегемотиха, ни Гиппо не могут заплывать в поисках нашей лодки далеко в море. Мы должны просить о помощи Буревестника, а его мы увидим не ранее, чем завтра поутру, когда он будет по обыкновению пролетать над островом.

— Но не можем же мы кричать во весь голос, этак другие услышат раньше, и тогда грош цена нашей тайне.

Все призадумались, но доктор Меэрике тут же нашла выход из положения:

— Привлечем-ка мы к этому делу пчелу Жужу. Пусть она подлетит к Альбатросу и там, вдали от чужих ушей обо всем и переговорит. В пределах-то острова она может летать беспрепятственно.

Все обрадовались, а доктор Меэрике опять загрустила — она вспомнила о том, что здесь, на острове, она не в силах залечить крылышко Жужи.

Но кстати, где же сама Жужа? Ее никто не видел и о ней никто не слышал со вчерашнего дня.

— Давай-ка, Гав, беги к своим болванам Лопоухому и Носатому да постарайся разузнать что-нибудь про Жужу. Если они хоть что-то знают, то обязательно выболтают. Сам же собери весь свой умишко и не дай себя перехитрить.

— Я постараюсь быть еще умнее, чем я есть, — пообещал Гав на радостях, что друзья его простили и доверяют по-прежнему.

Первым делом он бросился во дворцовый парк, где обычно прохлаждались скоморохи, колотя друг об дружку медные тарелки для звона.

Лопоухий и Носатый на этот раз тарелками не брякали, а грызли шоколадный забор у домика из розовой пастилы.

Теперь Гав поступил очень хитро. Он сделал вид, что в прошлый раз нарочно не спел один куплет скоморохам, а теперь, проходя мимо, бубнил себе под нос:

— А мы тоже знаем! Подумаешь, секрет! — загалдели Лопоухий и Носатый. — Она сослана на Сахарные Рудники на принудительное поедание сахара. Оттуда ее никто так скоро не выпустит, уж очень она сильно провинилась: ей, видите ли, работать захотелось. Пусть теперь ест сахар, сколько влезет, и еще больше.

— Убедился теперь, что мы знаем все про Жужу? — расплылся в глуповатой улыбке Лопоухий.

— Получше тебя знаем, получше тебя! — вторил ему Носатый.

— Да я это еще раньше вас знал, — небрежно бросил Гав. И если бы он тут же побежал и сообщил новость друзьям, все, может, и сложилось бы хорошо. Но Гав-то решил быть умнее, чем он есть. Он вспомнил слова скоморохов: «Ее никто так скоро не выпустит» и решил, что дело просто в том, что некому выпустить бедную Жужу.

— Я сам ее выпущу! — решил глупый, но смелый Гав.

И он отправился на Сахарные Рудники, время от времени тайком полизывая то здесь, то там Сахарную Гору. Обежав всю гору вокруг и продравшись сквозь густые заросли конфетного кустарника, он нашел, наконец, зарешеченный вход в пещеру. За металлическими прутьями виднелась целлофановая клетка, в которой томилась пчела Жужа. Гав начал было хлопотать над задвижкой, как за его спиной послышался львиный рык:

— Ка-ак перекушу сейчас лапу надвое! Сгинь сию же минуту! Ты что, надпись не видал?

Гава будто на пружинах подбросило вверх, и он мигом повернулся мордой в ту сторону, откуда доносились угрозы. Прямо перед ним стоял разъяренный марципановый лев из личной охраны правителя. Наверно, он был одним из самых верных телохранителей и стоял тут в дозоре.

— Я… я на мелкие буквы вообще не обращаю внимания. Я читаю только крупные.

— На этой надписи буквы уж куда крупней! — прорычал Лев Рыкалыч.

— А я люблю еще крупнее. Вот напишите еще крупнее — тогда приду и, так и быть, прочитаю.

Гаву начало было казаться, что он не так уж сильно проигрывает в препирательствах, но тут из зарослей показался второй лев:

— Хвост откушу! До самого основания! — И лев облизнулся.

Угроза была чудовищной. Остаться без хвоста! Уподобиться бесхвостому игрушечному Мишке! Гав ничего против Мишки не имел, но отсутствие хвоста у него считал фактом постыдным. На миг промелькнула мысль о том, что на острове Сладкая Отрада все быстро отрастает и восстанавливается, но все же Гав решил не рисковать: вдруг да не вырастет?

Необдуманный поступок пса-санитара, может, и не имел бы дурных последствий, если бы об инциденте с телохранителями не было доложено правителю.

— Не понимаю, отчего этим новичкам неймется! — вздохнул Шоко-Роко. — Ну что бы им не играть и не лакомиться?! Ведь это так чудесно! Только вы, мой любезный Бяка-Задавака, и цените мою доброту. Это меня наишоколаднейшим образом радует.

Бяка-Задавака на это только молча кивнул. Он так разленился, что не в силах был произнести ни словечка — рот у него раскрывался только для конфет. В последнее время он склонялся к мысли, что все-таки он, Бяка-Задавака, персона поважнее самого Шоко-Роко и должен, пожалуй, взять бразды правления в свои руки. Тогда бы ему уже не приходилось самому разевать рот под конфетными деревьями — он приказал бы трясти ветки, вынимать конфеты из фантиков и в определенные часы совать их ему, Бяке-Задаваке, в рот.

На вечернем тайном заседании Шоко-Роко держал речь перед своими советниками:

— У меня такое чувство, что вновь прибывшие относятся к нам без должного почитания. И Бяка-Задавака тоже, наверно, считает, что все шоколадные фигурки, в том числе и я, сделаны исключительно для того, чтобы ими лакомились. За ними за всеми нужен глаз да глаз. Всю ответственность за них возлагаю на младшего советника Филина Простофилина. С этого дня вы можете считать себя моим тайным советником.

Шоколадный филин округлил свои и без того круглые глазищи, что должно было означать неусыпную бдительность, в которой ему не может быть равных. И так как он привык все записывать, он отметил в своей записной книжке: «Тайный советник!»

Старший советник Лев Рыкалыч ничего не сказал и не записал, потому что еще не получил приказ, кого хватать и сажать в клетку.

Стартует «Яикера кук»

В нарисованном на отдельной страничке Рисовании плодоовощеводческом совхозе «Здоровье» все были заняты важными делами. На помощь директору совхоза товарищу Яблочкину была прислана в качестве консультанта от Дома торговли тетя Цирпа, которая считалась крупнейшим специалистом всей Рисовании по проблемам питания.

По гладко вымощенной и обсаженной молодыми березками главной совхозной аллее сновали красные, желтые и синие колесные тракторы с прицепами. Они везли урожай на недавно нарисованную фабрику по изготовлению соков, джемов и компотов. Задачей этого нового предприятия было снабжение продуктами космической ракеты под названием «Яикера кук».

Название придумал сержант Тирр лично:

— Мы должны создать условия, при которых космический корабль сможет не только долететь до острова, но и вернуться оттуда, — объяснил он. — На борту нарисуем нашу эмблему — петуха. И дадим космическому кораблю название «Яикера кук», то есть Кукарекия задом наперед. Это обеспечит безусловное возвращение корабля на родной ракетодром.

Сержант Тирр был назначен командиром космического корабля, тетя Цирпа отвечала за снабжение экипажа продуктами. Она сделала выговор директору товарищу Яблочкину, когда на фабрику прибыл целый прицеп со свеклой.

— Свекольник вы можете есть дома хоть два раза в день, а на космическом корабле он будет выплескиваться из тарелок. Если же есть просто вареную свеклу, то все испачкается, а где взять столько воды, чтобы отмыться? В космическом полете самое важное… — тут тетя Цирпа возвысила голос, чтобы если кто и забыл, что она лицо ответственное, то сразу вспомнил и не вздумал пререкаться, — самое важное — клубничное варенье и грушевый джем! Потому что их любят командир корабля сержант Тирр и наш уважаемый дядюшка Крилло!

Но положа руку на сердце, признаемся, что в эту минуту тетя Цирпа больше думала о Пинне и Сири, которые, как она заранее была уверена, тоже отправятся в полет. Судя по тому, что показывал покавизор, на острове никому не угрожала ни малейшая опасность, так почему бы сержанту Тирру и не позволить детишкам невинное развлечение — прогулку на космической ракете?!

— Немедленно пришлите три прицепа клубники и четыре — груш, — распорядилась тетя Цирпа. — И проследите, чтобы груши не были червивыми, а на клубнике не было улиток.

— Раскрашенная клубника кончается, — доложил товарищ Яблочкин, который разрумянился на обе щеки от бесконечной беготни и хлопот — обычно, румянец играл у него на одной щеке. — Всего не успеть! Вы же знаете, что часть остроносиков отозвали из совхоза в срочном порядке. Может…

— Не может, — отрезала тетя Цирпа. — И вообще мне кажется, что вас, товарищ Яблочкин, надо вешать на новогоднюю елку как украшение, а не назначать на столь ответственный пост.

Тетя Цирпа разглагольствовала бы и дальше, но тут в конторе зазвонил телефон, и товарищ Яблочкин поспешил взять трубку. Тетя Цирпа увидела, как румянец внезапно сошел с его щек и он позеленел, как недозрелое яблоко.

— Ну что вы там слушаете, а мне ничего не говорите, — не выдержала тетя Цирпа затянувшегося молчания. — Немедленно объясните, в чем дело, а там слушайте дальше.

Но товарищ Яблочкин уже все выслушал. Что погрузку на космический корабль нужно спешно заканчивать, имеющиеся припасы немедленно доставить на борт. Ракета готовится к срочному старту. Во время последнего сеанса покавизора замечено, что пчела Жужа заключена в клетку, а пса-санитара чуть не разорвали в клочья разъяренные львы. Если уж и после этого кукарековцы не покинули остров, значит, они просто не могут этого сделать, и нужно немедленно лететь им на помощь.

— Вам приказано кончать с вареньями и немедленно высылать на ракетодром готовую продукцию, — закончил товарищ Яблочкин свой рассказ.

— Здрасьте вам пожалуйста! Что за радость быть на острове, где работягу-пчелку сажают в клетку, а верного пса-санитара, всегда готового прийти на помощь, готовы сожрать с потрохами! Что же это за Сладкая Отрада! Никакой там нет отрады, это я вам заявляю как ответственное лицо!

Тут товарищ Яблочкин так хлопнул себя ладошками по щекам, что румянец в тот же миг вернулся.

— Вы правы, уважаемая тетя Цирпа! Как я раньше не догадался? Наверно, остров на самом деле называется не Сладкая Отрада, а Сладкая Отрава! Одну буковку заменил какой-нибудь злодей, чтобы скрыть правду об острове!

Как бы ни назывался остров на самом деле, тетя Цирпа все больше начинала беспокоиться о докторе Меэрике и ее верном псе-санитаре по имени Гав. Она сложила в хозяйственную сумку все попавшиеся под руку банки с вареньем, те, что не поместились, сунула в руки товарищу Яблочкину и велела проводить ее до машины, что ждала ее перед домом.

Товарищ Яблочкин быстро отдал распоряжения насчет дальнейшей работы и сел на заднее сиденье рядом с тетей Цирпой.

— Надеюсь, вы разрешите поехать вместе с вами? — осведомился он у тети Цирпы, которой пришлось потесниться. Ему очень хотелось присутствовать при старте ракеты, а если повезет, то и пробраться на борт и вместе со всеми отправиться на Отраду-Отраву.

— Будьте любезны, — вежливо ответила тетя Цирпа, но не смогла удержаться от язвительного замечания, — хотя я бы с большим удовольствием увидела на вашем месте моего доброго знакомого генерала Стирайло. Он бы беспощадно стер с лица земли весь этот остров вместе с пожирателями верных санитаров.

Как ни мчалась машина, на ракетодром они прибыли в последний момент. Уже мигали стартовые огни, уже урчали двигатели летательного аппарата, стражи порядка уже никого не подпускали к ракете — она вот-вот должна была взлететь.

— До старта осталась одна минута! — раздался голос из репродуктора.

— Да вы понимаете, кого вы тут держите? — набросилась тетя Цирпа на дежурного. — Да вы самого что ни на есть ответственного работника держите! Да еще вместе с вареньем! Вы отдаете себе отчет, что случится, если ракета взлетит без варенья?! — И тетя Цирпа решительно отодвинула дежурного в сторону. И тут же кто-то вынырнул у нее из-под руки.

— Тетя Цирпа, давайте я помогу вам донести эти банки, — пай-голоском проговорила Сири, которая уже давно вертелась на ракетодроме и все искала подходящего момента, чтобы проникнуть на стартовую площадку. — Вот эти две верхние банки могут упасть. — И она решительно схватила банки в охапку.

Вслед за тетей Цирпой и Сири, вобрав голову в плечи и не оглядываясь по сторонам, проскочил и товарищ Яблочкин — дежурные не посмели его задержать: вдруг он тоже какая-нибудь сильно ответственная личность?

Несмотря на отчаянную жестикуляцию сержанта Тирра, тетя Цирпа направилась прямо к ракете и, держа перед собой банки с клубничным вареньем, влезла в еще открытый люк. Вслед за ней проскочила и Сири. А вот товарищу Яблочкину и тут не повезло: люк оказался узковат для его мощной фигуры.

Красный свет на сигнальной башне сменился зеленым, двигатели взревели, перекрывая распоряжения из громкоговорителя:

— Всем немедленно отойти от ракеты! «Яикера кук» стартует!

Товарищ Яблочкин сделал последнюю попытку протиснуться в люк, потом просунул подальше банки с джемом и побежал прочь от ракеты. И вовремя! От рева двигателей заложило в ушах, и через мгновение ракета оторвалась от прекрасной земли Кукарекии.

— Я же вас предупреждал, знаки сделал, вы все прекрасно видели и все-таки сделали по-своему! — уверял сержант Тирр тетю Цирпу, когда ракета уже набрала высоту. Ему как командиру корабля не нравились два обстоятельства: то, что его распоряжение было проигнорировано и что на борту оказалось два лишних пассажира. — «Яикера кук» не остановится вдруг, это не такси и не трамвай, чтобы где хочешь — вылезай.

— Что значит «вылезай»? — возмутилась тетя Цирпа. — И вообще, если вы будете пререкаться вместо того, чтобы управлять ракетой, мы очень скоро все как один вылезем… в аквариуме.

— Вам не кажется, что сейчас не время выяснять отношения? — примирительно произнес дядя Крилло. — Пинн, будь так добр, проверь, вышли ли мы на запланированную траекторию.

Дядюшка Крилло с самого начала был включен в экипаж «Яикера кук». Он лечил у доктора Меэрике застарелую болезнь ноги и потому подружился как с доктором, так и с ее верным псом-санитаром по имени Гав. Комиссия без колебаний пришла к мнению, что это может сослужить добрую службу спасательной экспедиции, если придется повлиять на кого-то из пребывающих на острове.

Приборы подтвердили, что ракета движется в верном направлении — прямо к Сказочной стране. Показания приборов совпадали с теми, что выдала электронно-вычислительная машина. Пинн охотно стал показывать Сири мигающие лампочки и подрагивающие стрелки, объяснять, что каждая из них означает. В общем-то он был рад, что Сири пробралась в ракету. Во-первых, с ней веселей, во-вторых, уж очень сильно она этого хотела.

Но вот сержант Тирр все не мог успокоиться. Он намеревался взять с собой в полет дядюшку Крилло, потому что спасательная экспедиция была сопряжена с неизвестностью и таила в себе немало опасностей. Только по настоянию дядюшки Крилло в экипаж был включен Пинн — как находчивый и смелый парнишка, примерный пионер. А тут еще эта вертлявая девчонка!

— Усвойте, дорогая, что космический полет — это не хиханьки-хаханьки, а совсем наоборот, — сурово произнес он, адресуясь к Сири. Удивительное легкомыслие!

Испытать ракету полностью можно только в полете, так что экипаж должен быть готов к любым неожиданностям. Неизвестно еще, что ждет спасателей на самом острове. Например, что за решетка мешала изображению, когда на экране последний раз появилась пчела Жужа? В чем дело? Неисправность покавизора или кое-что посерьезнее — настоящая решетка там, на острове? Словом, правильнее, с точки зрения сержанта Тирра, для начала вдвоем все там на острове разведать, и если появятся какие-то осложнения, лететь обратно в Кукарекию и разрабатывать надежный план спасения соотечественников. А что теперь? В салоне расселась эта дамочка с вечным своим «здрасьте вам пожалуйста», банки с вареньем расставила — и все это с таким видом, будто главнее ее тут и нет никого.

Вот такие мысли теснились в голове сержанта Тирра. Что же касается Пинна, он только жалел о том, что не удалось прихватить с собой красный автомобиль. Вот было бы здорово лихо прокатиться в нем по леденцовым мостовым острова Сладкая Отрада! А как здорово там было бы тормозить! Ведь резина моментально облипла бы конфетами. Но когда Пинн осмелился заговорить об этом вслух, сержант, и без того раздраженный, рассердился не на шутку:

— Отбросить посторонние соображения! Здесь я принимаю решения! Все будет строго секретно и ни шагу без разрешения! До особого распоряжения! До головокружения… — От волнения сержант совсем зарифмовался. Он уже был готов успокоить себя милицейским свистком, но тут вступил дядюшка Крилло.

— Боюсь, Пинн, что правителю острова не понравились бы твои проделки с резким торможением. Ты бы перемешал все сорта конфет! И вдобавок проломил бы своими не совсем круглыми колесами вафельный мост…

— Будьте так любезны! — вскричала тетя Цирпа. — Неужели не о чем больше поговорить, как только об авариях и несчастных случаях? Стыдно. Как бы сами чего-нибудь не проломили, уважаемый дядюшка Крилло! Лучше скажите, не проголодался ли кто из вас? У меня тут первоклассный грушевый джем, клубничное варенье, а также…

— По-про-шу! — снова вмешался сержант Тирр. — Что же это такое? Не успели набрать высоту, как пожалуйте кушать? Должности нет, а кричит на весь белый свет…

Чтобы прекратить перепалку, дядюшка Крилло захлопал в ладоши, как будто сержант Тирр высказал блестящую идею:

— Должности нет? Так надо дать! Всем! Каждому! — и тут же совершенно деловым тоном предложил:

— Тетю Цирпу лучше всего назначить заведующей продовольственными запасами.

— А Сири пусть будет запасной заведующей запасов, — подхватил Пинн. — К тому же она делает отличные бутерброды с повидлом.

Сержант Тирр еще немного подулся, а потом махнул рукой:

— Чего там. Надо только занести их в судовой журнал.

Тетя Цирпа так и не поняла, серьезный идет разговор или шуточный, но на всякий случай тоже высказала предположение:

— Дядюшку Крилло назначим впередсмотрящим. Пусть сообщит нам, когда покажется остров Сладкая Отрада.

Золоченое креслице Бяки-Задаваки сдвинуто с места

В то время, как кукарековцы снаряжали спасательную экспедицию, события на острове развивались.

Очевидно, подозрения Шоко-Роко за ночь усилились, потому что когда доктор Меэрике пошла поутру во дворец, она обнаружила, что Бяка-Задавака со своим золоченым креслом удален от дворца на приличное расстояние.

— Так вы считаете, что это меня отодвинули? — искренне удивился Бяка-Задавака. — Мне казалось, что это дворец от меня отодвинули, чтобы скоморохи не докучали мне своим кривляньем. Но если все так, как вы говорите, я должен немедленно потребовать у Шоко-Роко объяснений. Кто дал ему право сдвигать с места мое кресло?

Слова Бяки-Задаваки о том, что он думал, будто дворец от него отодвинули, а не наоборот, настолько развеселили доктора Меэрике, что она не могла удержаться от смеха.

— Позвольте вам заметить, уважаемая, что ваш смех в данной ситуации совершенно неуместен, — обиделся Бяка-Задавака. — Однако должен признаться, что ваш веселый смех вызывает во мне какое-то давно забытое чувство, заставляет сжиматься сердце… — он положил руку на грудь, — приятно сжиматься. Можете вы мне это объяснить?

— Могу, — доктор Меэрике улыбнулась Бяке-Задаваке, уже без малейшей насмешки. — Это чувство было знакомо вам в те времена, когда вы не были еще таким задавакой и своим выдающимся актерским мастерством вызывали в зале веселый безудержный смех.

Бяка-Задавака мгновение колебался между тем, обидеться ли на «задаваку» или обрадоваться «выдающемуся актерскому мастерству», но потом вспомнил про сложившуюся ситуацию, оценил расстояние между собой и блистательным дворцом правителя и склонился к тому, что в рассуждениях доктора Меэрике есть свой резон.

— Немедленно пойдем к Шоко-Роко и потребуем объяснений, — решил он, узнав еще и о том, что пчелу Жужу ни с того ни с сего заключили в клетку.

Но у парадной дворцовой лестницы стояли на часах Лопоухий и Носатый.

— Куда?! Да вы что, маркиз, ночью нам на руках пришлось оттащить вас подальше от дворца, а вы хотите, чтобы мы вас впустили вовнутрь! Ни за что. Имейте в виду, правитель занят сейчас работой над совершенно секретным планом и не хочет, чтобы кто-то об этом пронюхал, поэтому мы вам об этом ни словечка не скажем и не просите. Правда, Носатый? — обратился Лопоухий за поддержкой к приятелю.

— Будем молчать, как медные тарелки, — нашел Носатый самое точное, по его мнению, сравнение.

Доктора Меэрике они все-таки пропустили, потому что на ее счет специальных указаний не поступало.

— Поспешите, пожалуйста, к Тельняшкину и передайте ему, чтобы он как можно скорее собрал днище у своего парусника — он обещал это сделать, — обратилась доктор Меэрике к Бяке-Задаваке. — Похоже, нам надо покинуть этот остров, как можно скорее.

И тут же доктор Меэрике пожалела о том, что произнесла это вслух.

— Ага! — вскричал Лопоухий и загремел медными тарелками, да так оглушительно, что из ближайших кустов стали выглядывать секретные агенты — тайная охрана дворца. — Слышал, Носатый? Днище приделывают, да еще в спешном порядке. Вот она и тайна, которую Шоко-Роко приказал нам выведать. Беги к нему и доложи все как есть. Да смотри про меня не забудь — пусть правитель и меня похвалит.

— Бегите же! — шепнула доктор Меэрике Бяке-Задаваке. — Предупредите Тельняшкина, пока не поздно. Ох, как все неудачно складывается! — и она поспешила во дворец. Но как она ни торопилась, Носатый прибежал первым и все доложил правителю.

— Так чем же вы, дорогая доктор Меэрике, недовольны на нашем острове Сладкая Отрада? — шоколадным голосом поинтересовался Шоко-Роко, выходя навстречу. — Наверно, эта глупая пчела сбивает вас с толку. Я должен ее наказать за это, как ни прискорбно. Мне жаль и добрейшего Тельняшкина, но придется наказать и его за то, что ему в голову взбрела дикая мысль что-то строить, приделывать, словом, поработать вместо того, чтобы лакомиться, играть и веселиться. Ваше дело — безделье, а уж остальное — мое дело.

Он подал Носатому знак, и тот, с ужимками и прыжками, удалился. Уже в дверях ему пришла в голову какая-то мысль:

— Многоуважаемый правитель! Лопоухий просил передать, чтобы вы его тоже похвалили! Не меньше, чем меня. — И добавил от себя:

— Но и не больше.

Шоко-Роко благосклонно усмехнулся.

— Благодарю вас обоих, дорогие вы мои болваны. А теперь выполняйте с Лопоухим, что я велел. И без промедления! Если Тельняшкин будет сопротивляться, приволоките его силой.

Доктор Меэрике про себя обрадовалась, что успела предупредить Тельняшкина, а от правителя решительно потребовала:

— Немедленно освободите пчелу Жужу и прикажите поднять со дна морского нашу красную моторную лодку. Мы уплываем немедленно, нам тут делать нечего. Лично я не желаю оставаться на этом отвратительном острове ни минуты.

— О чем вы говорите, доктор Меэрике! — Голос правителя был по-прежнему полон благожелательности. — С этого очаровательного острова еще никто и никогда не хотел уехать. И никто никогда его не покидал…

— Покидал, — отрезала доктор Меэрике. — По крайней мере один человек, про которого я знаю наверняка. Моряк. Не припоминаете?

На мгновение круглое улыбчивое лицо Шоко-Роко вытянулось и позеленело, как весенний огурец, но он тут же взял себя в руки.

— Ах, этот. Да, действительно. Этот случай — пятно на весь наш замечательный остров. Но должен заметить, что это единственный случай за все время моего правления, и уж будьте уверены, больше такое не повторится, дорогая доктор Меэрике.

— Да бросьте вы все эти «дорогая» да «милая». И так тошнит уже от сладкого.

И доктор Меэрике с такой силой захлопнула за собой дверь, что с потолка тронного зала посыпалась шоколадная крошка.

Во дворцовом саду ее схватили телохранители правителя.

— Наверно, вы не знаете, что наш правитель не выносит повышенных тонов, не говоря уже о сумасбродных идеях об отъезде, — строго, как на суде, произнес главный телохранитель Лев Рыкалыч. — Однако он попытается сохранить свои расположение и любезность по отношению к вам. Он дает вам время на размышление и надеется, что благоразумие оставило вас не навсегда. Вас поместят в домике из пастилы. Можете покинуть его в любое время. Для этого надо будет всего-навсего проесть стенку насквозь. Пока будете жевать, у вас будет время поразмыслить. Должен вас предупредить, что все стены одинаково толстые, так что начинать можете с любой, не ломая себе понапрасну голову.

Доктора Меэрике доставили к хорошеньким домикам из разноцветной пастилы на берегу реки из какао. Раньше она принимала их за симпатичные дачи и только теперь заметила, что окна у них фальшивые. Из одного дома слышалось радостное мяуканье: кошке удалось прогрызть дырку изнутри и теперь она ее расширяла, чтобы протиснуться на волю. Тоже, значит, отсидела свой срок за какую-нибудь провинность.

Доктора Меэрике замуровали в комнате без окон и дверей, Лев Рыкалыч пожелал ей приятного аппетита, построил телохранителей и дал команду двигаться.

считал он, чтобы те не сбились с ноги.

приговаривали грубияны-телохранители, чтобы четче печатать шаг.

выкрикивал Лев Рыкалыч, чтобы было еще понятнее.

И за этими маршевыми заботами ни он, ни телохранители не заметили, что из конфетных зарослей за всем происходящим следили внимательные глаза, от которых не укрылось место заточения доктора Меэрике. Конечно, это был Тельняшкин. Как он сюда попал? Об этом отдельный разговор. Во всяком случае, у него уже созрел план освобождения пленницы.

Носатый и Лопоухий никак не могут объяснить Тельняшкину, чего они от него хотят

Бяка-Задавака так спешил выполнить поручение доктора Меэрике, что всю дорогу буквально бегом бежал. Странным образом ему все отчетливее вспоминалось время, когда он, еще ловкий и подвижный, выступал в труппе кукольного театра, отлично владел своим телом и доставлял ребятишкам минуты истинного наслаждения. Теперь-то бежать ему было куда как трудно, но обида на Шоко-Роко придавала сил.

— Доктор Меэрике, — начал он, не переводя дыхания, — просила вас немедленно скрыться. Правителю наябедничали, что вы собираетесь собственноручно приладить к днищу парусник, то есть, к паруснику днище. С минуты на минуту вас должны схватить!

И в тот же момент на аллее, ведущей ко дворцу, показались два кривляки — Носатый и Лопоухий.

— Скройтесь-ка лучше вы, Бяка-Задавака, — распорядился Тельняшкин. — Предупредите Гава и спрячьтесь вместе с ним в зарослях у шоколадной мельницы — я вас потом разыщу. А с этими болванами я и сам справлюсь.

Бяка-Задавака послушно закивал головой и побежал по боковой дорожке к Комнате Кукол. Тельняшкин же нарочно подошел к деревьям и стал их придирчиво разглядывать, будто выбирал подходящее для ремонта парусника. На самом же деле Тельняшкин хотел на прощание найти дерево с самыми вкусными шоколадными конфетами, и притом без фантика.

Когда, приплясывая и размахивая руками, болваны подошли поближе, Тельняшкин ловко вскарабкался на высокое дерево. Болваны уже издалека наперебой заверещали:

— Сейчас же слезай, чтобы мы тебя схватили! Слышишь? Мы должны тебя схватить! Слезай!

— Ничего не слышу, — невозмутимо ответил Тельняшкин. — Кругом деревья, фантики шелестят, слов не разобрать. Подойдите поближе. Так что вам надо?

Носатый и Лопоухий встали под деревом и задрали головы.

— Слеза-а-а… — но как только Лопоухий открыл рот, туда тотчас же упала конфета. Пока он ее прожевывал, Носатый решил ваять инициативу в свои руки.

— Эй, ты! А ну-ка-а-ам!

И дальше дело никак не трогалось с места. Стоило болванам раскрыть рот, как туда падала конфета.

— Слеаа-ам. Ням-ням-ням.

— Дава-ам. Хрум-хрум-хрум.

Болваны не успевали даже как следует прожевать конфету, как за ней следовала другая.

— Что вы там мямлите? — торопил болванов Тельняшкин. — Что вам приказал ваш досточтимый господин? Может, это срочно, а вы ничего не говорите, только чавкаете.

— Слеза-ам, ням-ням-ням.

— Дава-ам, хрум-хрум-хрум.

Вот и все, что они могли ответить. Наконец, Носатый, весь измочаленный, отошел в сторону, за ним, едва ковыляя, отступил Лопоухий. Икая от избытка сладкого и бранясь друг с другом, они вновь попытались объяснить, что Тельняшкину надо слезть с дерева, потому что им, болванам, приказано взять его под стражу.

Но опять Тельняшкин пожимал плечами и жаловался, что не разобрал ни слова. И опять он приглашал их подойти поближе, под самое дерево, и опять с дерева летели им в рот конфеты одна за другой.

В конце концов Лопоухий так объелся сладкого, что ему стало дурно и глаза его стали круглыми, вот-вот выпрыгнут из орбит. Он посмотрел на Носатого, с ним происходило то же самое.

Они едва выбрались из-под дерева и, беспомощно опираясь друг на друга, поплелись во дворец жаловаться Шоко-Роко на издевательства Тельняшкина.

Тельняшкин собрался было слезть с дерева, как вдруг заметил на Карамельном бульваре телохранителей Шоко-Роко, которые куда-то вели доктора Меэрике. Тельняшкин заподозрил неладное, залез повыше и затаился в густой листве.

Между тем мучения Лопоухого и Носатого еще не кончились.

Пес-санитар по имени Гав видел из окошка Комнаты Кукол, чем закончилась попытка болванчиков арестовать Тельняшкина. У него родился хитрый план, в которой он и посвятил пришедшего Бяку-Задаваку. Пока Носатый и Лопоухий в обнимку пересекали улицу, он отыскал три больших стакана, налил в два из них касторки до краев — а ведь всем известно действие касторки — в третий же плеснул лимонаду почти такого же цвета. Стаканы он вынес на маленький столик перед Комнатой Кукол, сам уселся перед ним и начал потягивать лимонад.

Он помнил, как болванчики любят его песни, и, чтобы привлечь их внимание, запел:

На сей раз у него не было достойного образца, приходилось все от первого до последнего словечка сочинять самому. И надо признать, его старания увенчались успехом.

— Эй, что ты там пьешь? — поинтересовался Носатый и жадно уставился на полные стаканы.

— Что это у тебя за лекарство? — спросил Лопоухий.

— Это замечательное лекарство, — ответил Гав и отхлебнул изрядный глоток из своего стакана. — Если у тебя что-то вращается, кружится, хлебнешь лекарство — и мигом все остановится. Я тут наведался к речке Какао и, наверно, переел-перепил сладкого. Голова пошла кругом… — он допил лимонад и поставил перед собой стакан с касторкой.

— Гав, любименький, — заканючил Носатый, — дай нам тоже! У нас глаза вылезают из орбит от сладкого!

— И тошнит, — добавил Лопоухий.

— Ладно! — нехотя согласился Гав. — Мне уже, вроде, лучше. — Он подвинул один стакан Носатому, другой — Лопоухому. — Только пейте залпом, а то не подействует. Я же вижу, как вам плохо. На вкус не обращайте внимания. Хорошие лекарства вкусными не бывают, сами знаете. Невкусно, зато полезно!

Носатый и Лопоухий припали к стаканам и выпили все до капли.

Не успели они как следует поблагодарить Гава, как почуяли что-то неладное, в животах забурлило, заурчало… Первым схватился за живот Носатый, за ним Лопоухий — и вместе они со всех ног кинулись в сторону Дворца.

— Мы на тебя наябедничаем! — успели они пригрозить.

— Случается, что слабый организм не выдерживает, — кричал им вслед Гав. — Доктор Меэрике предупреждала, но откуда я знал, что у вас такие слабые организмы? Вы же не предупредили.

Тем временем доктор Меэрике сидела одна-одинешенька в своей тюрьме из пастилы и горько плакала. Она была глубоко обижена подлым поведением Шоко-Роко, а что будет дальше, не могла и предположить. Увидит ли она когда-нибудь Квартирляндию?

А вот Тельняшкин отлично знал, что будет дальше. Как только телохранители ушли, он спустился с дерева и побежал к домику из пастилы, куда заперли доктора Меэрике.

— Доктор Меэрике! Доктор Меэрике! — позвал он шепотом.

Ответа не последовало. Наверно, стены из пастилы были слишком толстые и не пропускали шепота.

Тельняшкин махнул рукой и побежал к речке Какао чуть пониже Большого Мармеладного Моста.

Здесь он крикнул во весь голос:

— Мама-Бегемотиха! Где вы?

Вскоре в ответ раздалось знакомое фырканье. Тельняшкин спустился пониже и встретился с обоими сразу — с мамой и сыном. Еще утром они предупредили его, что будут где-нибудь поблизости. Как-никак, арест пчелы Жужи был делом серьезным, и могла понадобиться их помощь.

Бегемотиха внимательно выслушала Тельняшкина и решила:

— Нет. Гиппо я туда не пошлю. Он еще ребенок, и у него от сладкого может разболеться животик.

У Тельняшкина вытянулось лицо.

— Но я пойду туда сама, а ты посторожи, чтоб никто не увидел.

Тельняшкин поспешил назад к домику из пастилы, а следом за ним вскоре проследовала Бегемотиха.

— Все равно какую? — осведомилась она.

— Все равно, — ответил Тельняшкин. — Но лучше, наверно, со стороны реки. Не так заметно.

Бегемотиха распахнула громадную пасть… ам! — и в одно мгновение проела дыру в стенке. Хорошо еще, что доктор Меэрике сидела у другой стены.

— На вкус ничего, — определила Бегемотиха, — есть можно. А вот для Гиппо сладковато, я так и думала.

Доктор Меэрике готова была расцеловать Бегемотиху. Она попробовала ее обнять, но рук не хватило. Они с Тельняшкиным от души поблагодарили добрую Бегемотиху и поспешили в условленное место у шоколадной мельницы, где их должны были ждать Гав и Бяка-Задавака.

На мельнице никого не было. Тельняшкин расстроился. Он не знал, что и думать. Были они здесь, не были? Уже ушли или еще не приходили?

Обстановка осложняется

На самом деле Бяка-Задавака и Гав здесь не появлялись.

После того, как одураченные болванчики Носатый и Лопоухий бросились во Дворец жаловаться на Гава, тот вместе с Бякой-Задавакой немедленно сбежал из Комнаты Кукол. Они долго пробирались сквозь шоколадные заросли к реке, пока у Бяки-Задаваки не заболела спина от ползания на карачках. К несчастью, он вспомнил про свое золоченое креслице…

— Не могу я оставить такую удобную мебель, — захныкал он остановившись. — Подождите меня здесь. Я быстро. Одна нога здесь, другая там. Возьму креслице — и бегом к мельнице.

И не слушая возражений пса-санитара, он пустился в обратный путь. Золоченое креслице было ему бесконечно дорого. А Гав… что ему оставалось делать? Он свернул в первый попавшийся двор, забрался в уголок чужого сада и стал ждать. Убежище его было и неудобно, и далеко не надежно.

Бяка-Задавака пробирался тем временем сквозь конфетный кустарник ко дворцу Шоко-Роко. Сторожевые вокруг дворца как раз обедали, поэтому маркизу удалось проскользнуть к своему креслицу без заминки. Все, может быть, и обошлось бы тихо-мирно, если бы правитель не вздумал со своей свитой прогуляться после обеда.

Что было делать? Поскорей забраться в ближайшие кусты и дожидаться, пока процессия не пройдет? Или схватить креслице и бежать с ним на виду у всех? Бяка-Задавака выбрал третий путь. Быстро схватил он большой платок, которым обычно укрывал ноги, и постелил его на сиденье. Края платка свисали до земли, и Бяка-Задавака залез под кресло.

От внимательного взора все равно не укрылось бы, что кресло не стоит на месте, а двигается. И хоть бы двигалось толком! Так нет же. Маркиз действовал вслепую и перепутал направления. Он думал, что передвигается в сторону реки, а на самом деле подкрадывался все ближе к дворцовому садику.

— Достопочтенный правитель! — обратился к Шоко-Роко его новоиспеченный тайный советник Филин Простофилин, который теперь всегда сопровождал Его Шоколадное Величество. — Я хочу отдать должное вашей находчивости и изобретательности в украшении своих владений. Я в восторге от этого движущегося кресла, которое разгуливает во дворцовом саду. Оно едва ли не чудеснее фонтана!

— Вы вообще думаете, что говорите, Простофилин? — не принял его восторгов Шоко-Роко. — Какое дело мне, серьезному государственному деятелю, до каких-то там стульев и кресел, пусть даже самодвижущихся? Ни-ка-ко-го! Зарубите это себе на носу.

— Н-но, взгляните все же, Ваше Шоколадное Величество! — оторопел Филин Простофилин. — Оно… оно движется!

Вся свита остановилась, чтобы получше разглядеть диковинку. И в самом деле — кресло двигалось! Постоит чуток и снова ползет.

Бедный Бяка-Задавака и не подозревал, что вылез чуть ли не в самую середину садика. Когда он, не разобравшись, присел прямо на кустик шиповника, вся свита во главе с Шоко-Роко могла лицезреть, как золоченое креслице внезапно подпрыгнуло, издавая сдавленный стон, потом приземлилось на те же колючки, после чего подпрыгнуло еще выше, теперь уже с громким воплем.

Тут кресло опрокинулось, и красный от натуги Бяка-Задавака предстал пред светлейшие очи.

— Взять его! — завопил Шоко-Роко. — Взять его немедленно! Он хотел тайком проникнуть во дворец и занять мое место! Под арест! Носатый, Лопоухий, где вы, мои болваны?

Носатый и Лопоухий были рядом, но глазища их все еще вращались со страшной силой, поэтому они не могли бежать прямо, а только кругами, и им никак было не добежать до правителя.

Бяка-Задавака не стал ждать, пока болванчики придут в себя. Он бросил вожделенное свое кресло и припустил наутек.

Свита же кинулась в другую сторону, в замок, на поиски начальника охраны Льва Рыкалыча. Шоколадным вельможам не пристало самим гоняться за беглецом.

Так Бяка-Задавака выиграл время, но тут же его потерял: пса-санитара у шоколадной ограды не было!

Громко звать его беглец побоялся, стоял и озирался по сторонам, пока Гав сам не заметил его.

— Мне стало скучно и я вошел в дом, — оправдывался пес. — Может зайдем вместе? Убедитесь, что не мы одни хотим сбежать с этой Отрады-Отравы.

Все объяснялось просто: чтобы завязать беседу, Гав не нашел ничего лучшего, как сообщить хозяину дома, в который он зашел от скуки, что Шоко-Роко не терпит всю их компанию и что они решили удрать с острова.

— Как я вам завидую, — качал головой на длинной желтой шее жираф Тимбо. — Как часто я сам думал о бегстве! Да и многие игрушки уже давным-давно мечтают покинуть остров. Какое счастье — доставить удовольствие мальчикам и девочкам, вместо того, чтобы портить себе желудок поеданием сладостей. Эти постоянные головокружения при моей-то длинной шее! И вечный страх, на котором построено правление Шоко-Роко. Страх! Только он держит нас здесь, на острове. Если бы не Лев Рыкалыч со своим львиным войском, еще можно было бы кое-как существовать, болванчики не в счет.

И как раз при этих словах из-за угла вынырнули на мягких лапах львы-телохранители под командованием Льва Рыкалыча. Бяка-Задавака сообразил, что не время слушать жалобы жирафа, подал знак Гаву и оба припустили вдоль по улице, аж конфетная мостовая задроисала.

Марципановые львы набирали скорость, расстояние между ними и беглецами сокращалось.

Улица вела в места отдыха и развлечений островитян — в парк, где было бесчисленное множество качелей, самолетов, аттракционов и гвоздь программы — большая карусель.

Бяка-Задавака лихорадочно искал выход из положения. В кои-то веки он почувствовал себя виноватым, ведь это из-за его глупой прихоти они попали в дурацкое и опасное положение. Бяка-Задавака решил: будь что будет, а пса-санитара он обязан спасти, ведь тот ни в чем, ну абсолютно ни в чем не виноват.

— Бежим к карусели, — начал он на ходу излагать свой план. — Сделаем вид, что хотим прокатиться, но на первом же круге, пока скорость не будет еще слишком большой, прыгай по другую сторону качелей, беги к реке и прячься у мельницы. Я постараюсь задержать Льва Рыкалыча и прибегу следом. Не возражай!

В несколько прыжков взлетели они по лестнице на карусель, а лестницу Бяка-Задавака за собой перевернул. На карусели были сани, автомашины, самолеты и даже ракеты. Гав на всякий случай выбрал сани и забился в самый угол.

Когда Лев Рыкалыч со своими приспешниками добежал до карусели, Бяка-Задавака включил самую высокую скорость.

— Приготовься прыгать! — предупредил Гава маркиз. — Соскакивай на другую сторону — и бежать, чтоб эти проклятые львы не увидели.

Сам Бяка-Задавака оглянулся и сделал вид, что только теперь заметил преследователей. Он изобразил испуг, растерянность и побежал по вращающемуся кругу карусели, будто спасаясь от львов. Но поскольку карусель вертелась в одну сторону, а он бежал в другую, он в действительности оставался все время на одном месте, на виду у телохранителей, которые потешались над его глупостью.

А Бяке-Задаваке того и надо. Чем дольше будут над ним издеваться марципановые львы, тем дальше успеет убежать пес-санитар.

Когда маркиз устал, он остановился и… исчез из поля зрения львов, что привело их в бешенство, но тут вращающееся колесо вновь прикатило его на место, он опять побежал, и львы успокоились. Так он проделал раз, другой, а на третий исчез и не вернулся.

— Он спрыгнул с карусели! — догадался Лев Рыкалыч. — Пятеро за ним! Остальным окружить карусель, взяться за хвосты, чтоб ни одна живая душа не проскочила!

Бяка-Задавака понял, что просчитался. Он думал, что все львы до единого бросятся в погоню, а он остановит карусель и преспокойно уйдет. То есть, он вовсе не спрыгнул, а притаился, как мышка, в синей ракете и по-прежнему наматывал круг за кругом.

Пятеро преследователей вскоре вернулись и доложили Льву Рыкалычу, что маркиз, вероятнее всего, с карусели не отлучался. Найдены только следы пса, но задержать его приказа не было.

Гав действительно не интересовал Льва Рыкалыча, а вот маркиз…

— Обыскать карусель! — приказал начальник охраны. — Он должен быть здесь.

В ту же секунду Бяка-Задавака выскользнул из своего убежища и бросился бежать, на сей раз в ту же сторону, что и крутилась карусель, таким образом, скорость его удвоилась. Бяка-Задавака надеялся, что у львов закружится голова, им будет не уследить за ним!

Однако маркиз и тут просчитался. Львы привыкли к любой беготне, голова у них от этого не кружится. Зато маркиз разогнался до того, что попросту вылетел с круга как ядро из пушки и пробил головой шоколадную ограду парка.

— Не мешайте мне! — попытался он увернуться от охранников, поспешивших к нему. — Видите, я занимаюсь делом, угодным нашему правителю — ем шоколад. Вас накажут, если вы мне помешаете!

— А правитель на сей раз хочет накормить тебя не шоколадом, а мороженым, — угрожающе рявкнул Лев Рыкалыч. — Взять его под стражу, отвести в морозилище и дать мороженого. Самую большую порцию!

Бяку-Задаваку схватили, Лев Рыкалыч построил свою рать и произнес речь, как на параде:

— За мужество и отвагу, проявленные при задержании преступника, представляю всех телохранителей, в том числе и меня, к высоким наградам. Шагом марш!

Бяку-Задаваку вели под стражей, но теперь никто не сидел в конфетных кустах и не строил планы его освобождения. Впрочем, маркиз не был забыт. В зарослях возле мельницы Тельняшкин внимательно слушал рассказ Гава о том, что произошло с Бякой-Задавакой.

— Мне кажется, его взяли, — грустно говорил Гав. — Я еще и до реки не добежал, как карусель остановилась.

— Они отведут его на судилище-морозилище и заморозят от пят до макушки, — подала голос доктор Меэрике.

— Мне его жалко, хотя он и отдавил мне хвост, — признался Гав.

— А он тебя жалел, когда побежал за своим золоченым, видите ли, креслицем? — возразил Тельняшкин.

— Если бы Гав не вошел в дом, может, оба спаслись бы, — предположила доктор Меэрике. — Бяка-Задавака меняется к лучшему. Вот увидите, он станет совсем другим. Уже сейчас, обратите внимание, он остался в руках преследователей, чтобы дать Гаву уйти. Нет, мы ни в коем случае не должны покинуть остров без маркиза.

Последние слова показались всем до грустного смешными. Покинуть остров? Но как? Пчела Жужа сидит в целлофановой клетке, и ее стерегут злющие охранники, Бяку-Задаваку повели скорее всего на Судилище-Морозилище, их лодка болтается неизвестно где в бескрайнем море, с Буревестником не связаться, на глаза телохранителей никому из них нельзя показываться. Так как же покинуть остров?

— Если вы будете крепко держаться, я бы доставила вас к какому-нибудь проходящему пароходу, — предложила Бегемотиха. — Как того моряка когда-то.

— Спасибо тебе, Бегемотиха, — поблагодарил Тельняшкин. — Мы знаем, что вы с сыном всегда готовы нам помочь. Но… — неунывающий Тельняшкин был на сей раз необычайно серьезен. — Моряк был сам себе хозяин, он мог попасть на любое судно. А мы… — он поглядел на доктора Меэрике и ее верного пса-санитара по имени Гав. — Для нас все это может плохо кончиться.

Попади они в чужие руки, кто знает, что их ждет? Ведь за пределами острова они — совсем не новые куклы. Может, они подвергнутся еще большей опасности, чем на острове.

— Если бы мы хоть когда-нибудь вернулись в свою Квартирляндию! — воскликнула доктор Меэрике. — Не знаю, что бы я отдала за это! — И она с тоской посмотрела в ту сторону, где, по ее мнению, находилась Квартирляндия.

— А если мне записаться в свиту скоморохов и болванчиков под именем Тяв-Тяв и навсегда остаться на острове, чтобы Шоко-Роко разрешил остальным уехать? — предложил Гав.

— Оставайся пока Гавом, — улыбнулся повеселевший Тельняшкин. — Болванов на острове и без тебя предостаточно. Давайте-ка устраиваться поудобнее. Навряд ли нам предложат сегодня более удобный ночлег.

Из веток конфетного дерева, на которых то здесь, то там еще висели конфеты, Тельняшкин и Гав устроили для доктора Меэрике небольшой шалашик. Гав улегся у входа на охапке листьев, а Тельняшкин первым добровольно заступил на вахту.

Он слышал, как умиротворенно журчит какао в речке, смотрел на коричневатые волны, неустанно бегущие в сторону моря, и в голове его сама собой рождалась песня:

Гаву не спалось. Он встал со своей лежанки и подошел к Тельняшкину, примостился рядом. Он глядел на кружевные кроны конфетных деревьев, четко выделявшиеся на фоне неба, на белевшую вдали Сахарную Гору, которую он лизал, несмотря на запрет, на светлую полоску берега у темно-синей морской глади. Гав тяжело вздохнул.

Тельняшкин обнял друга.

— Не грусти, Гав. Утром посмотрим, что делать дальше. Недаром говорится — утро вечера мудренее.

Утро и впрямь оказалось мудренее.

За ночь у Сахарной Горы откуда ни возьмись выросла новая вершина! Еще вечером гора была скругленной, будто подпиленной сверху, а теперь — хотите верьте хотите нет, — она устремляла в небо острый белый пик.

Был бы у Гава и его друзей бинокль, они бы и из своего укрытия на берегу речки из какао разглядели бы, что на самом деле вершина — это ракета, замаскированная сахарной пудрой.

Надо ли говорить, как поднялось бы настроение наших приунывших друзей! А уж если бы они увидели оставленных у ракеты дежурных тетю Цирпу и Сири и услышали бы их приветствие: «Не робейте друзья, помощь из Кукарекии на месте!» — радости бы не было предела.

Подкрепление прибыло!

— Это наверняка Сахарная Гора, которую дядюшка Крилло разглядел в покавизоре, — сказал сержант Тирр, когда в неверных сумерках стал вырисовываться белый конус посреди моря. Да и по времени им пора уже было находиться где-то в окрестностях острова Сладкая Отрада. Сержант Тирр решил начать снижение.

— На вершине этой Сахарной Горы небольшая, но удобная площадка. Можно сесть на нее, — посоветовал дядюшка Крилло, поглубже надвинув на голову свой цилиндр и приготовившись таким образом к посадке.

— Только осторожно, сержант, — предупредила тетя Цирпа. — Не промахнитесь и не сядьте мимо горы. Здесь ведь нет стен, как у аквариума, — не преминула она съязвить. — И тихо-тихо, чтобы банки с вареньем не побились.

Командир ракеты и ухом не повел. Он, как и все участники полета, был чрезвычайно доволен ракетой «Яикера кук», которая без приключений доставила их в такую даль. Пинн и Сири приникли к иллюминаторам, чтобы своими глазами увидеть конфетные деревья, домики из пастилы, шоколадные ограды, мармеладные мосты через речку, где вместо воды течет какао, и все те чудеса, которыми богат остров Сладкая Отрада. Однако было еще темновато. Только Сахарная Гора отчетливо белела внизу.

— Внимание! Иду на посадку! Всем оставаться на местах! — отдал распоряжение сержант Тирр.

— А до посадки всем хорошенько поесть, пожалуйста, — вмешалась по своему обыкновению тетя Цирпа. Они с Сири принялись искать клубничное варенье.

На сей раз все обошлось. Приземлилась ракета плавно, готовая в любую минуту взлететь с площадки на самой вершине Сахарной Горы.

— Женщинам остаться на месте и заступить на дежурство! Мужчинам спуститься к подножию горы, — скомандовал сержант Тирр.

— Задание первое: освободить пчелу. Задание второе: установить местонахождение доктора Меэрике и Гава. Задание третье…

— Но простите, пожалуйста, — опять вмешалась тетя Цирпа, — неужели вы думаете, что я летела через моря и горы, чтобы торчать здесь на этой верхушке? Благодарю покорно, — непокорно воскликнула она. — Если вы действительно так думаете, то у вас под вашей форменной фуражкой, сержант Тирр, винтики за шпунтики зашли!

— Задание третье, — продолжал сержант Тирр, — набрать сахарной пудры и замаскировать ракету. И не пререкаться! Будьте бдительны!!

— И не будьте мнительны! — оставила тетя Цирпа за собой последнее слово. Вместе с Сири они тут же принялись скоблить и царапать гору, чтобы набрать сахарной пудры. Мужчины же отправились вниз, не подозревая о том, какие опасности их там подстерегают.

— Пчела должна быть где-то здесь, у подножия горы, — предположил дядюшка Крилло, — если покавизор правильно показывал. А уж она расскажет, где остальные.

— Я пойду на разведку, — предложил Пинн. — Я маленький, меня так сразу и не заметишь.

На это было трудно возразить, и дядюшка Крилло с сержантом Тирром согласились.

Уже совсем рассвело, когда Пинн вернулся из разведки.

— Вход в пещеру здесь недалеко, почти под нами. Но его стерегут два льва. Пробраться туда незаметно невозможно.

Тирр и тут не растерялся:

— Сделаем так: дядюшка Крилло и ты, Пинн, спрячетесь в разных местах, подальше от входа, и каждый станет подражать крику какой-нибудь птицы. Львы страшно любопытны, наверняка им захочется разузнать, что это за пернатые там раскричались. Они отойдут от входа, но если слишком уж приблизятся к вам, сразу умолкайте. Если подойдут к одному, пусть тот затаится, а другой заверещит. А пока львы будут так ходить от одного к другому, я тем временем проберусь в пещеру и освобожу пчелу. Мой свисток будет означать конец операции.

— Свисток? — усомнился дядюшка Крилло. — Не выдадим ли мы себя тем самым?

— Вы правы, — спохватился Тирр. — Нам еще предстоит разыскать на острове остальных, так что вместо свиста предлагаю жужжание: я сделаю три раза жж-жж-жж. Соберемся у той рощицы, рядом с пещерой оставаться небезопасно.

Марципановые львы тем временем притомились на своем посту, а под утро их сморил сон, так что на чудесные птичьи голоса они вначале и внимания-то не обратили.

— Фью-фью, — послышалось оттуда, где спрятался Пинн.

— Цвирр-цвирр, — донеслось с той стороны, где притаился дядюшка Крилло.

Тот лев, что побольше, протяжно зевнул и с хрустом вытянул мощные лапы.

— Скоро смена, вон птицы распелись. Утро.

Другой лев прислушался и согласился:

— Кажется, утки. Наверно, жирные. Блеют, как бараны.

Какими только голосами не пробовали выманить львов Тирр и дядюшка Крилло! Тщетно, ни один из стражей и не подумал встать и пойти глянуть, что это за птицы такие распелись у самой пещеры. Неизвестно, чем бы вообще закончилась затея кукарековцев, но тут произошло неожиданное.

Раздался нарастающий шум, треск, грохот, и со склона горы прямо между стражниками упало невиданное чудовище. Неустрашимые львы струхнули. Черно-зелено-бело-полосатое чудище покрутилось на месте, потом разноцветные его бока начали приобретать более четкие очертания, и три пары глаз, следившие за происходящим из кустов, узнали в нем… кого бы вы думали? — тетушку Цирпу собственной персоной.

— Эх, ты, милая моя! — страдальчески поморщился дядюшка Крилло и напрягся в ожидании, как будут развиваться события.

А было так. Тетя Цирпа и Сири замаскировали ракету, и она стояла на вершине белой иглой, устремленной к небу.

— Иди в ракету и хорошенько закрой дверь, чтоб не простудиться, — распорядилась тетя Цирпа. — А я пойду гляну, как там наши мужчины.

— Я боюсь оставаться одна, — схитрила Сири, которой не терпелось взглянуть на остров поближе. — Возьмите меня с собой, ну пожалуйста! Ведь если я буду с вами, со мной ничего не случится.

— Что верно, то верно, со мной ты в полнейшей безопасности, — согласилась тетя Цирпа. — Не то что с каким-нибудь рифмоплетом. Да и кто нас тронет, если мы не собираемся никого трогать? Идем!

Они осторожно спустились почти к самому подножию, как вдруг тетя Цирпа поскользнулась и упала.

— Осторожно, здесь… — больше она ничего не успела произнести. Однако, как ни странно, она не скатилась вниз, а будто прилипла к склону.

— Это Гав, — догадалась тетя Цирпа. — Это он ходит сюда лизать сахар. Вот почему все здесь такое липкое. А ну-ка, помоги мне встать.

Сири бестолково забегала вокруг тети Цирпы, однако в конце концов с грехом пополам та встала, но в каком виде! На нее, как мухи на липучку, липло что попало.

— Вот тебе на, платье испорчено, — огорчилась тетя Цирпа. — А ну-ка попробуем немного…

Но тут она опять поскользнулась, упала, да так неудачно, что кубарем покатилась по откосу, набирая скорость, продираясь сквозь кусты, подскакивая на кочках и собирая на себя всю грязь, что попадалась на пути.

Завидев этот невообразимый ком, облепленный сахаром, землей, веточками, листочками, травинками и хвоинками, львы напряглись, сжались и грозно зарычали. Помедлив, старший лев отважился вытянуть морду и принюхался. Странный колобок хоть и вызывал опасения, но был все же не слишком велик. Мощные лапы льва сделали шаг, другой…

Сержант Тирр едва не присвистнул от изумления, когда увидел, что произошло вслед за этим. Тетя Цирпа, недолго думая, как треснет льва сумочкой по носу да как закричит:

— Ты чего тут вынюхиваешь! Ни здрасьте, ни пожалуйста, до чего дошли, сразу обнюхивать!

Лев поджал хвост и попятился.

— Я тебя съем, — неуверенно пригрозил второй лев.

— Что ты сказал? — не на шутку рассердилась тетя Цирпа. — Ты? Меня? Ха-ха-ха! Да таких как ты наш Каарел заглатывает по десять штук не разжевывая да еще пятерыми закусывает.

— Пятнадцать за раз, — быстро подсчитал старший лев и мелко задрожал со страху. Второй тоже задрожал, потому что отродясь не слыхивал, чтобы кто-то был способен есть телохранителей, да еще не разжевывая.

— Чего вы тут трясетесь? Сгиньте с глаз моих долой, а то стоит мне только свистнуть, как Каарел будет тут как тут.

Из кустов донеслась пронзительная трель милицейского свистка — это сержант Тирр подыграл тете Цирпе. Для струхнувших и без того телохранителей это было слишком. Маленький, но страшный колобок, неведомый Каарел, поедающий львов десятками, кусты, которые свистят сами по себе… Лучше уносить ноги.

Так они и сделали — со всех ног кинулись ко дворцу, старший лев впереди, младший следом, только хвосты и мелькнули.

Сержант Тирр вышел из кустов и… зажужжал.

— Ну и ну! — удивился тетя Цирпа. — Это львы вас так напугали, что вы жужжите, как пчела?

— Никчемные разговоры. Просто это сигнал к сбору, — пояснил Тирр. — А сейчас без промедления приступить к освобождению. Где пчела? Все за мной! — и он первым бросился в пещеру.

— А знаете, это принудительное сахароедение было не таким уж страшным, — успокоила пчела Жужа своих освободителей. — Мы, пчелы, зиму напролет едим сахар. Да-да! А вот если бы меня заставили поедать мороженое! Бр-р-р… Бедный Бяка-Задавака.

О судьбе его она узнала от своих стражников, которые со скуки болтали меж собой.

— Не знаю, где остальные, но я немедленно лечу их искать. — Деятельная натура пчелы не давала ей бездельничать ни минуты. — Встретимся у реки возле зарослей, где растут кислые конфеты. Они действительно такие кислые, что туда почти никто не ходит, поэтому там мы будем в безопасности. Пойдете туда через конфетный парк по направлению к тому светлому зданию — Жужа имела в виду Дворец Мороженого, — но у кривого дерева свернете налево, — пчела объясняла самый безопасный путь. — Спрячетесь хорошенько и ждите. Уж я-то вас найду.

Тетя Цирпа наотрез отказалась вернуться к ракете. Ее энергично поддержала Сири, которая к этому времени успела благополучно спуститься с горы.

— Да что вы без меня будете делать, — укоряла мужчин тетя Цирпа. — А вдруг опять натолкнетесь на львов?

— Вдвоем им все равно не отстоять ракету, если та будет обнаружена, — встал дядюшка Крилло на сторону женщин. Пришлось сержанту Тирру считаться с мнением большинства, хотя ему как командиру мысль о безопасности ракеты не давала покоя. Правда, тронулись в путь они не сразу. Отчистить тетю Цирпу оказалось делом нешуточным.

Они пробирались по одной из аллей конфетного парка, когда заметили показавшегося из-за поворота шоколадного филина. Шоко-Роко выслушал телохранителей, которые немного бессвязно, но зато красочно доложили о некоем Каареле-Пожирателе-Львов, и приказал приближенным побольше прохаживаться в окрестностях и вообще глядеть в оба. Этим и был занят Филин Простофилин: прохаживался и глядел в оба.

Правда, вначале Шоко-Роко поднял на смех перепуганных львов с их небылицами о каком-то Каареле, который ест без разбору марципановые и шоколадные фигурки по пятнадцать штук сразу. Он даже обвинил телохранителей в том, что они дрыхли на посту, вместо того, чтобы нести службу, вот им и снились всякие кошмары. Однако верные служаки даже под угрозой наказания присягнули, что кошмары произошли не во сне, а наяву, и что маленькое круглое чудовище уже на острове, а большое готово явиться в любую минуту, только свистни.

Пришлось правителю им поверить. Срочно были приняты меры безопасности, кроме всего прочего на всем острове было запрещено свистеть в течение трех ближайших дней.

— Прячемся! Все на дерево! — шепотом скомандовал сержант Тирр. — Давайте-ка поможем тете Цирпе.

Филин Простофилин хоть и смотрел в оба, но видел плоховато. Филины вообще плохо видят днем. Он заметил, правда, какое-то шевеление, но решил, что ошибся. Не торопясь дошел он до дерева, где затаились наши путешественники, подслеповато глянул вверх — и очень обрадовался:

— Какие любопытные конфеты вывелись на этом дереве! Новые сорта. Надо бы их как-то назвать. А правителю скажу, что это я, умненький, вывел новые сорта конфет, — и он сладко зажмурился в предвкушении наград и почестей.

Конфеты на этом дереве были и впрямь необычными.

— Главное, не раскрыть нечаянно клюв, — бормотал филин Простофилин, — а то конфеты попадают с веток, потом доказывай, что новые сорта произрастают прямо здесь, а не завезены из дальних стран.

На одном фантике были изображены три медведя, этот сорт давно известен, вот только теперь кроме медведей там стоял подтянутый мужчина в милицейской форме — наверно, читал медведям лекцию о безопасности движения.

«Конфеты „День безопасного движения“», — придумал тайный советник.

На другой конфете красовался василек, за его стебелек держалась маленькая девочка с двумя тоненькими косичками, которые, казалось, дрожат то ли от ветра, то ли от страха.

«Пугливые косички», — решил филин.

На конфете «Старт» приготовился к забегу полноватый гражданин в высокой черной шляпе. Надо думать, фантик рисовал художник-недотепа, не имеющий представления ни о спорте, ни о спортсменах.

«Стометровка в шляпе», — усмехнулся Филин Простофилин. Присмотревшись, он заметил еще один новый сорт. На «Чайке» вместо чайки раскинула руки толстушка, которая, видимо, вообразила, что умеет летать.

«Летающая тетка», накарябал филин в записной книжке, чтоб не забыть.

Вы уже догадались, что никакие это не новые сорта, а просто кукарековцам не оставалось ничего другого, как забраться на дерево и примоститься на фантиках.

Филин Простофилин ничего этого не подозревал и заковылял ко дворцу правителя так быстро, как только позволяли его коротенькие лапки.

— Досточтимый правитель! — бухнулся он в ноги Шоко-Роко. — Мне посчастливилось вывести новые сорта шоколадных конфет в ваших замечательных владениях. Нижайше прошу вас пожаловать на торжественную церемонию присвоения им названий. Названия уже есть, — и он многозначительно потряс своей записной книжкой.

Шоко-Роко велел созвать свиту. Носатый и Лопоухий приготовили бумагу, чтобы вести протокол, оркестранты взяли инструменты наизготовку и все отправились в конфетный парк. А уж здесь Филину Простофилину пришлось так туго, что не позавидуешь. Сержант Тирр, дядюшка Крилло, Сири и тетя Цирпа давно уже слезли с фантиков и спрятались в кислых зарослях на берегу реки из сладкого какао, а в парке на ветках висели самые обычные, всем известные конфеты.

— Ничего умнее вы не могли придумать? — оскорбился Шоко-Роко. — Ну и шутки. Да какой вы после этого тайный советник! — и он безнадежно махнул рукой.

Оркестранты восприняли это как команду и грянули туш, а Носатый и Лопоухий стали судорожно сочинять акт о награждении филина.

Когда до них дошло, что никакого награждения не будет, они побросали ручки и побежали обследовать остров, чтобы первыми найти Каарела-Пожирателя-Львов и заполучить награду.

Болванчики находились чуть выше шоколадной мельницы, где течение было помедленнее. По течению, но только чуть быстрее плыл небольшой островок, на котором росли какие-то низенькие кустики.

— Смотри, Носатый, — позвал Лопоухий, — может, Каарел-Пожиратель-Львов прячется на таком вот островке?

— Навряд ли, — возразил Носатый. — Каарел скорее всего великан, как ему укрыться на таком вот клочке? Это кусок берега где-нибудь оторвало течением.

От их громких разговоров плавучий остров почему-то приостановился, потому что это был вовсе не остров, а бегемотик Гиппо, которого разыскала пчела Жужа и который сплавлял сейчас кукарековцев к шоколадной мельнице.

Жужа долго летала над островом, пока счастливая случайность не привела ее к запруде, где прятались матрос Тельняшкин, доктор Меэрике и верный пес-санитар по имени Гав. Она обратила внимание на банан из белой пастилы, который доселе на острове не встречала, и подлетела поближе, чтобы хорошенько его рассмотреть и узнать, растет он на дереве или на кустах.

Тут Гав заметил, что его хвост высунулся из кустов, и быстренько его убрал, да так энергично, что сам высунулся из укрытия. К счастью, промах сослужил на сей раз добрую службу: в этот момент его и заметила пчела.

Она рассказала о прибытии кукарековцев, чему все страшно обрадовались. Правда, имен она не запомнила, зато описала толстую тетю, которая хоть и неважно выглядела, зато накричала на телохранителей так, что те дали деру.

— Только благодаря ей я и спаслась из клетки, — завершила Жужа свой рассказ. — А теперь я постараюсь всех их привести сюда, а уж вы сами расспросите, кто они такие.

Жужа полетела к кислым зарослям и сообщила сержанту Тирру, что друзья ждут их у мельницы, но только среди бела дня пробираться туда опасно — на берегах реки из сладкого какао полно дачников и лакомок. Придется ждать вечера.

Но Пинн придумал другой выход.

— Нам бы какой-нибудь плот, мы бы замаскировались и сплавились вниз по реке.

— Плот? — переспросила Жужа. — Придумала: Гиппо, вот кого я позову. Он доставит вас на место лучше всякого парома.

Не теряя времени, кукарековцы наломали веток, и как только прибыл Гиппо, взобрались на его широкую спину и превратились в кустики. Издали Гиппо со своими пассажирами выглядел точь-в-точь как плавучий остров.

Все шло нормально, пока Гиппо не услышал громкие голоса Лопоухого и Носатого и не остановился, растерявшись.

— Застрял, — решил Лопоухий.

— Подтолкнем? — предложил Носатый.

Они отыскали длинный шест и стали тыкать им в бок бегемотика, пытаясь вытолкнуть воображаемый остров на середину реки. Это было ужасно щекотно, но Гиппо крепился и не подавал виду. Вдруг шест уткнулся ему в нос, бегемотик чуть было не чихнул, но представив себе всю компанию в мутных водах сладкого какао, чудом удержался.

Болванчикам удалось, наконец, выпихнуть «островок» на стремнину, и они запрыгали и задрыгались от радости, когда тот стал удаляться вниз по течению.

Трудно описать бурю восторгов, когда друзья из Страны Рисовании и Квартирляндии встретились на берегу речки из сладкого какао.

Наперебой рассказывали они друг другу о пережитом. Теперь доктор Меэрике, Гав и Тельняшкин поняли, что за вершина появилась на Сахарной Горе.

Но восторги восторгами, а надо было думать, как им всем выбраться с острова. Как ни крути, а доктор Меэрике, Гав и Тельняшкин в ракету не помещались.

— Даже директор совхоза Яблочкин, и тот не поместился, — вспомнил сержант Тирр. — Вот разве что пчела еще имеет шанс.

— Да ведь нам еще предстоит освободить Бяку-Задаваку, — напомнила доктор Меэрике.

Но как? И как вообще распрощаться с этим коварным островом?

— Прежде всего мы должны найти свою моторную лодку, — решил Тельняшкин. — А к Буревестнику слетает Жужа, так что нам незачем кричать.

Друзья встали в тесный круг и негромко толковали о том, что и как надо делать. Сержант Тирр, дядюшка Крилло и особенно Пинн принимали в обсуждении самое активное участие. Наконец, план спасения Бяки-Задаваки и побега с острова был готов.

На острове Сладкая Отрада открылся бродячий кукольный театр

С утра до вечера и с вечера до утра стерегли львы-телохранители все подступы с моря, чтобы никто не мог проникнуть на остров. Опасались нападения Каарела-Пожирателя-Львов. Одни считали, что он уже здесь, другие надеялись, что нет. Чрезвычайная комиссия расследовала дело о побеге доктора Меэрике. Возглавлявшие комиссию Лопоухий и Носатый пришли к заключению, что так прогрызть стену из пастилы мог только Каарел-Пожиратель-Львов, который проглатывает не разжевывая десяток львов и еще пятерыми закусывает. Особые опасения вызывало то, что ни о докторе Меэрике, ни о маленьком круглом чудовище — ни слуху ни духу. Как сквозь землю провалились! Правда, частенько видели пчелу Жужу, но попробуй поймай проворное насекомое в конфетных лесах! К тому же Жужа стала очень осторожна и не поддавалась ни на какие приманки.

Шоко-Роко не высовывал носу из дворца и придумывал все новые планы обороны острова. Только раз в день выскакивал он во дворик подышать свежим воздухом и прогуливался не размеренным шагом, как обычно, а бегом — к большому неудовольствию сопровождавшего его тайного советника, который был коротколапым.

Между тем обитатели зарослей у шоколадной мельницы не сидели сложа руки. Темной ночью Пинн, Сири и дядюшка Крилло взобрались на Сахарную Гору и стерли с ракеты сахарную пудру. Потом на гору поднялся Тельняшкин с кистями и красками и принялся разрисовывать ракету. Но не для того, чтобы она стала красивее, вовсе нет. По замыслу наших друзей из нее надо было сделать Каарела-Пожирателя-Львов, чтобы он нагонял на всех страху. Постепенно аккуратная ракета приобретала такой вид, будто принадлежала какому-нибудь генералу тупоносиков. К утру ракету успели домалевать и опять засыпать белой сахарной пудрой.

Теперь жираф (а это он раздобыл краски для наших путешественников) отправился к правителю — это тоже было предусмотрено планом побега.

— Досточтимый правитель, с вами просится поговорить жираф, — доложил Филин Простофилин.

— Мне сейчас не до приемов, — надменно ответил Шоко-Роко. — И вообще, в такой трудный час надо не говорить, а действовать, так ему и скажите.

— Но он и собирается действовать, — осмелился возразить филин Простофилин. — Он просит разрешения открыть бродячий кукольный театр для поднятия духа островитян. Для этого ему нужна цирковая повозка из парка аттракционов.

— Театр? И вы докладываете мне об этом только сейчас? Да ведь это шоколаднейшая идея! Ну и задумки в этой голове на длинной шее! Для поднятия духа. Ну конечно! Не только разрешить, но и наградить! Позовите немедленно моих болванов, пусть составят пакт, то есть акт о награждении жирафа. А сам герой дня пусть войдет ко мне.

— Театр хорошо бы назвать «Русалка» — вокруг острова столько воды. Открытие сезона состоится сегодня в полдень у Дворца Мороженого. Если вы не возражаете, — и жираф учтиво склонил голову в глубоком поклоне. — Можно ли надеяться на ваше личное присутствие?

— Да-да, но почему у Дворца Мороженого?

— Если представление придется по душе вашему сладчайшему высочеству, можно тут же устроить праздник поедания мороженого, — схитрил жираф. Не станет же он объяснять, что путешественники собираются освободить маркиза в тот момент, когда внимание всех собравшихся будет приковано к представлению.

Радостная весть о согласии правителя была омрачена: вернувшись в заросли у шоколадной мельницы, жираф узнал от друзей, что маркиза перевели из Дворца Мороженого неизвестно куда. Пчела Жужа проведала, что, как только на острове появилось маленькое круглое чудовище, Лев Рыкалыч лично перевел маркиза в новое место заточения. Куда? Об этом не знали даже Носатый и Лопоухий.

— Не унывайте, друзья, — успокоил их жираф. — Постарайтесь сыграть на сцене как можно лучше, — он обратился к Пинну, Сири, дядюшке Крилло, тете Цирпе и сержанту Тирру, — и Шоко-Роко не только укажет нам, где Бяка-Задавака, но и велит освободить его, вот увидите.

Что ж, подождем и мы развития событий. Как говорится, поживем увидим.

Вскоре по конфетным аллеям острова Сладкая Отрада проследовала пестрая процессия — бродячий театр кукол «Русалка». Вокруг него сразу собрались толпа любопытных. Впереди вышагивало странное существо: то ли водяной, то ли ходячая рыба, то ли плавающий пес. Украшенное всеми видами водорослей, лилий и кувшинок, это четвероногое скорее всего изображало символ театра — русалку, и пыталось двигаться с грацией балерины. Как это у него получалось, судите сами — ведь русалкой был на самом деле верный пес-санитар по имени Гав. Он просто не поместился в цирковой фургончик, где спрятались до поры Тельняшкин и доктор Меэрике. Сержант Тирр, дядюшка Крилло, тетя Цирпа, Пинн и Сири распластались на стенке фургона, чтобы украсить его и чтобы вообще все было весело и походило на настоящий бродячий театр. Вез фургончик хорошо нам знакомый бегемотик Гиппо.

За повозкой бежали игрушки, заранее предвкушая удовольствие. Жираф только следил за тем, чтобы кто-нибудь не посмотрел, что там внутри фургона.

На одном из перекрестков процессию встречал Филин Простофилин. Шоко-Роко послал его проверить, все ли в порядке с театром.

Глянув на стенку фургона, филин Простофилин разинул клюв от удивления. Картинки с фантиков тех самых новых сортов, что он видел в конфетном парке, преспокойно красовались на фургоне. Вот милиционер, вот девчонка с косицами, спортсмен в шляпе и тетка-толстуха.

— Остановитесь! — вскричал тайный советник. — Что здесь происходит, хотел бы я знать?

— Будет представление! — радостно заржал картонный конек-горбунок и обмахнул советника хвостом.

— Для услады правителя открывается кукольный театр, — пояснила маленькая обезьянка. — Он должен понравиться Шоко-Роко.

— Нам не хватает только клоуна, — доброжелательно сообщил тайному советнику основатель театра жираф. — Может, у вас найдется свободная минутка, уважаемый…

— Тьфу, — обиделся Филин Простофилин. — Хотел бы я глянуть на вашего клоуна.

И не теряя времени, советник поскакал на своих коротеньких лапках ко дворцу Шоко-Роко, чтобы доложить о своих подозрениях.

Не успела веселая процессия подойти ко Дворцу Мороженого, как вдруг откуда ни возьмись появился сам Шоко-Роко. В тот же момент из ближних кустов повыскакивали марципановые львы-телохранители, которые спрятались здесь заранее по приказу правителя. На всякий случай они поджали хвосты — мало ли что, вдруг появится Каарел…

— Хвосты в зубы, — скомандовал Лев Рыкалыч. — Оцепить процессию.

— Обратите внимание на фигурки на фургоне. Пусть Лев Рыкалыч их арестует, — напомнил тайный советник правителю. — Это все тонкий обман, скажу я вам.

— Дурак вы, господин тайный советник, и больше ничего! — рассерженно ответил Шоко-Роко.

— Как прикажете, — моментально согласился Филин-Простофилин. Теперь он и сам увидел, что ни летающей тетки, ни бегуна в шляпе, ни кого другого на фургоне не было и в помине. Это сержант Тирр, предчувствуя недоброе, велел всем спрятаться внутри фургончика.

Между колонн Дворца Мороженого на скорую руку сколотили что-то вроде сцены, и поскольку правитель Шоко-Роко со всеми своими приближенными был на месте, решено было начинать.

Когда Пинн, дядюшка Крилло, Сири и тетя Цирпа появились на сцене, тайный советник вскочил как ошпаренный и завопил во все горло:

— Это они! Опять они! Хватайте их!

— Оставьте в конце концов ваши штучки, господин тайный советник. Сидите спокойно и смотрите представление, Филин Простофилин. — Шоко-Роко не выносил, когда ему мешали. — А если вам что-то мерещится, ложитесь в койку и поставьте градусник. Кстати, от температуры хорошо помогает мороженое. По три порции на каждое деление градусника. Если голова болит, приложите мороженое ко лбу. Тоже помогает. — Шоко-Роко отвернулся и весь ушел в представление.

На сцене разворачивались события, связанные с конфетным автоматом, что стоял в кукарековском универмаге. Пинн верно угадал, что эта тема придется по душе правителю острова Сладкая Отрада. Когда изображавший автомат сержант Тирр показал, как щупальца тянутся к Пинну, чтобы утереть ему нос, публика завизжала от восторга. Все громко хлопали в ладоши и кричали «бис».

Но вдруг… Надо же было этому случиться именно сейчас!

На глазах изумленной публики жираф покачнулся, закатил глаза и лег, постанывая.

— Ох, эх, этого я и боялся, — причитал он. — Со мной и раньше такое бывало. Голова моя, как видите, пребывает в высших сферах и не переносит похвал. Стоит только похвалить — она сразу начинает кружиться.

Публика была обескуражена. Что же дальше? Неужели придется прервать представление на самом интересном месте?

— Со мной это надолго. Быстро мне не оправиться, — продолжал жираф, которому успели подложить под голову подушку. — Но я знаю, что на острове есть кое-кто, способный меня заменить. Маркиз, ведь он опытный актер, он может вести спектакль. Такой заслуженный театральный деятель…

Заговорщики затаили дыхание. Решалась судьба побега. Удастся ли так тщательно разработанный план?

Публика тоже притихла, потом поднялся негромкий гул, затем стали все громче раздаваться голоса смельчаков, которые требовали немедленно привести Бяку-Задаваку и продолжить спектакль, а то вечер будет безнадежно испорчен.

Когда толпа расшумелась не на шутку, Шоко-Роко нехотя поднял руку в белой перчатке.

— Освободите актеришку. Но только временно.

На самом деле и правитель был непрочь посмотреть, что там произойдет дальше с конфетным автоматом. Раз для этого был нужен маркиз — что ж…

— Приведите. Он в третьей колонне слева.

Так вот куда запрятали бедного Бяку-Задаваку!

Когда его извлекли из тайника, он был холодный, как ледышка. На носу и ушах висели сосульки, волосы превратились в ледяной шлем.

— Вам надлежит вести спектакль, — объяснил Шоко-Роко пленнику причину его временного освобождения. — Наш жираф не выносит похвал.

Маркиз будто очнулся ото сна, заключил Шоко-Роко в объятия и воскликнул:

— Я таю от счастья быть вам полезным! Вести спектакль пред вашими очами — только об этом я и мечтал всю жизнь! Как я вам благодарен! Так бы… задушил в объятиях!

— Ну-ну, оставьте же меня, — пытался вырваться Шоко-Роко. — Слышите? Я схвачу насморк. Да что вы спите, Лев Рыкалыч, в самом деле!

Но Льву Рыкалычу тоже не улыбалось заморозить лапы об маркиза, и он дал приказ телохранителям. Тут же двое подскочили и оторвали актера от правителя.

А потом… Спектакль продолжался, но вел его, конечно, не маркиз, а жираф, доставленный за сцену и для отвода глаз лежавший на земле. Маркиза же подхватили Тельняшкин и Гав и под прикрытием занавеса потащили за угол, за ними последовала доктор Меэрике. Вскоре все четверо скрылись под сенью конфетного леса.

— Так как с золоченым креслицем? — осведомилась доктор Меэрике у маркиза, — учтите, мы скоро отправляемся в путь.

— Пусть хоть дворец дадут в придачу, не возьму, — заявил маркиз, разочаровавшийся в Шоко-Роко окончательно. — Пусть этот правитель сидит хоть на двух креслах сразу.

Тем временем представление продолжалось. Зрители смеялись, хлопали в ладоши, смеялись и замирали. Они даже не обратили внимания, что на сцене остались только Пинн и Сири и что автомат был странно неподвижен.

И вдруг будто бомба разорвалась.

— Маркиз сбежал! Спектакль ведет жираф! А маркиза нет! Все обман!

Это Филин Простофилин не мог примириться с тем, что рисованные человечки уже в который раз выставляли его на посмешище, и пробрался за сцену. Там-то все и открылось, оттуда-то и доносился его возмущенный крик.

— А теперь ноги в руки, — распорядился жираф. — За меня не беспокойтесь, шея у меня длинная, так что мороженое успеет растаять, пока дойдет до желудка.

Пинн и Сири спрыгнули со сцены и понеслись к ближайшим кустам, где их поджидала пчела Жужа. Рисованные дети оседлали ее, и Жужа полетела к Сахарной Горе.

— Схватить! Задержать! Арестовать! — вопил Шоко-Роко. — Всех схватить, всех арестовать, окружить!

Львы метались туда-сюда и не знали, какие команды выполнять. Тогда Лев Рыкалыч приказал им построиться, чтобы создать хоть какую-то видимость порядка.

Публика не понимала, что случилось, и требовала продолжения спектакля. Филин Простофилин выкрикивал во все стороны:

— Я был прав! Я был прав!

Шоко-Роко продолжал визжать:

— Схватить! Арестовать! Окружить!

Паника нарастала, а тут новая неприятность:

— Смотрите, вершина Великой Сахарной Горы взлетает! — Круглые глаза тайного советника Филина Простофилина остекленели от ужаса.

Шоко-Роко хотел было посоветовать тайному советнику градусник и мороженое, но застыл с открытым ртом, потому что увидел невозможное собственными глазами.

Пик самой высокой горы отделился от ее основания и начал набирать высоту. В тот же момент над островом разнесся оглушительный свист.

— Каарел-Пожиратель-Львов прилетел! Каарел здесь и сейчас начнет нас поедать!

Началась такая паника, от которой не было спасения.

На самом же деле было так.

Жужа доставила Сири и Пинна к ракете. Сержант Тирр, тетя Цирпа и дядюшка Крилло уже были здесь. Двигатели включились. Когда все разместились в ракете и задраили входной люк, двигатели заработали, раздался пронзительный свист, ракета отделилась от земли, набрала высоту и полетела над островом. Белым шлейфом стелилась за ней сахарная пудра. Когда маскировку сдуло, все увидели то, что намалевал Тельняшкин.

Над островом летело самое страшное страшилище, самое мерзкое чудовище из всех доселе виданных — с огромной пастью и круглыми глазищами.

— Спасайся, кто может! Каарел летит!

Кому первому это пришло в голову, кто посеял панику, теперь не известно, но вся львиная рать кинулась, поджав хвосты, ко дворцу, чтобы укрыться за толстыми стенами.

Но и это было не все. Шоко-Роко и его старшему, младшему и тайному советникам суждено было пережить еще один кошмар наяву.

Парусник Тельняшкина, тот, что без дна, как ни в чем не бывало плыл по морю! Его белые паруса еще даже не вдохнули всей грудью морского ветра, а парусник уже на большой скорости удалялся от берега.

Шоко-Роко все смотрел, когда же он захлебнется волной и пойдет ко дну, но так и не дождался.

Да и как мог пойти ко дну парусник, если он стоял на широкой спине Бегемотихи! Она плыла туда, где дожидалась путешественников красная моторная лодка. Ее отнесло далеко в море, но Буревестник отыскал ее и крылом указал направление.

Доктор Меэрике, Гав, Тельняшкин и Бяка-Задавака стояли на палубе и смотрели на удаляющийся клочок земли — прекрасный остров Сладкая Отрада. Что бы там ни было, а покидать этот удивительный остров им было немножко жаль. И когда доктор Меэрике заметила у Дворца Мороженого фигурку в серебряной одежде и узнала в ней Шоко-Роко, она помахала рукой. На прощание.

Шоколадные и марципановые фигурки понемногу приходили в себя. Вот некоторые из них осмелились поднять головы и посмотреть вверх. Мнимый Каарел-Пожиратель-Львов, а на самом деле ракета дальнего следования «Яикера кук», была уже над морем и летела в ту же сторону, куда плыл парусник.

— Пораскиньте умом, Шоко-Роко, не лучше ли построить нормальный порт, чтобы принимать мирные суда. Пусть гости любуются вашим удивительным островом! — крикнул на прощание матрос Тельняшкин.

— Хм, — хмыкнул правитель и повернулся к тайному советнику.

— Запишите — подумать.

Он устремил задумчивый взор в море, помедлил… и помахал рукой в ответ.