Принц и нищенка

Глава 12

Фил

Секунд двадцать Чумакова смотрит на меня возмущенными, широко распахнутыми глазами, но не дерется и не плачет. Я не знаю, о чем она сейчас думает, но меня очень сильно отпускает.

За эти дни я прогнал в своей голове кучу мыслей. Я не мог на нее смотреть и боялся подходить. Чумакова мне казалась настолько хрупкой- дотронешься и сломается. Естественно, не физически, не сомневаюсь, она вполне может завалить быка. А вот что у нее внутри… Когда смотрел на нее украдкой, думал, вот как она улыбается? Как вообще после такого выжить? Но Василиса выглядела совсем обычной, так мило радовалась, что наши одноклассники начали с ней общаться. Сначала меня напрягло, что Стелла больше не бычит, пошел к ней с разборками, думал, что-то задумала, хотел защитить мою дикарку. Но Голубева сказала, что защищать Чумакову надо от меня- похотливого козла и вообще она уже успокоилась и смирилась. Мне, конечно, хотелось погеройствовать, но я рад, что Чумакова справилась сама. Мне кажется, это для нее важно.

Оставалась последняя проблема. Просто гигантская! Мне-то что с ней делать? Я не могу к ней не подходить, не могу не замечать! Меня к ней дико тянет! Я все время хочу ее трогать, мне кажется, я вообще думаю круглосуточно об этой дикарке! А она просит не лезть, очень настойчиво просит. Тут надо быть либо полным подонком, либо дебилом, чтобы на что-то надеяться. И от девок, как бабка отшептала! Хожу, страдаю, что Чумакова дергается от любого взгляда и прикосновения и этому есть логическое объяснение, а не просто строптивый характер. Моя бедная девочка…

— Беги, Гофман! — говорит Василиса железным голосом.

— Сейчас, сейчас, еще пару секунд, — я улыбаюсь, а она распахивает глаза еще шире, — Буквально еще парочку!

— Ты- труп! — шепчет ядовито.

— Я так не думаю! — дразню ее ухмылкой, — Я уже почти минуту глажу твою руку и всё еще живой!

Чумакова хмурит брови и резким рывком выдергивает свои пальцы из моей ладони. Паниковать начинает только сейчас, но я все равно безумно счастлив.

— Стой, Чумакова! — я не даю ей выбраться, — Свет горит, все в порядке!

— Да ты… да я… сейчас тебе… — боже, как забавно она стесняется и краснеет. К моей радости, она меня не боится и снова хочет подраться.

Я набираюсь какой-то дикой наглости и притягиваю ее к себе, утыкая носом в шею, дикарка дрыгается, выставляет между нами согнутую в локте руку.

— Чччч! Ну давай полежим немного! Ну пожалуйста! Ты же знаешь, что я не буду к тебе лезть. Просто расслабься на одну минуту и если будет совсем плохо или страшно, обещаю, что вообще больше никогда к тебе не подойду. Я тебе клянусь!

— Ради такого одну минуту можно и потерпеть, — шипит злобно, но больше не борется.

— Нет, ты не расслабилась! — я чувствую, что она напряжена и не могу понять, это от неловкости или от своей травмы.

— Это мой максимум, Гофман! — по голосу слышу, что дикарка злится.

— Выпусти воздух из легких и расслабь плечи. Ты всегда очень зажатая. Мне кажется у тебя какой-то спазм в шее, я бы тебе ее промассировал, но ты сейчас опять начнешь брыкаться и сломаешь мою, — пока болтаю, автоматически ползу пальцами вверх по ее спине и несколько раз некрепко, но уверенно нажимаю чуть ниже затылка.

— Ммм, — из Чумаковой вырывается какой-то странный звук, не могу его идентифицировать, но звучит потрясающе.

Аккуратно сползаю ниже, глажу основание шеи и начинаю легонько его массировать, по очереди захватывая пальцами то правое, то левое плечо. Чувствую, как она становится мягче, лежит молча и медленно дышит мне в шею. От ее горячего дыхания бьющегося о мою кожу, спина и руки сразу же покрываются мурашками, а сердце взволнованно стучит. Блин! Какое же это обалденное ощущение! Главное, чтобы братан сейчас не проснулся, а то она точно перепугается. Ее и так сорвет с минуты на минуту, сейчас до Чумаковой дойдет, что она слишком расслаблена и спокойна и, страшно представить, куда она меня ударит на этот раз.

Стараюсь дотрагиваться до нее как можно нежнее, но не слишком, будто мне дали сложный механизм без инструкции и от любого неверного движения он может рвануть. Я бы тоже сейчас хотел расслабиться, а вместо этого паникую, потому что очень не хочу выпускать ее из своих рук, обещанная минута прошла минут десят назад.

Ну всё… зашевелилась… приходит час расплаты. Издаю тихий, горький стон и закатываю глаза, пока Чумакова выпутывается из моих объятий и спрыгивает с кровати.

— Не забывай, Гофман, ты мне клялся, что больше никогда ко мне не подойдешь!

— Чего? — я возмущенно смотрю на то, как дикарка пытается сохранить невозмутимое лицо.

— Мне было плохо и страшно! — она злобно на меня зыркает.

— Я соврал! Так же, как и ты сейчас!

— Дверь мне открой, утырок! Ты и так испортил мне вечер!

— Ты совершенно ничего не потеряла, — я сажусь на кровати и смотрю, как она обиженно скрещивает руки на груди, стоя у шкафа.

— Я просто хотела немного повеселиться и развеяться… Это у тебя жизнь бьет ключом, а для меня такая вылазка- уже событие. Собиралась еще, как дура…

Я встаю с места, тоже подхожу к шкафу, немного оттесняю дикарку и лезу в него за курткой.

— Поехали, сейчас развеешься, — я набрасываю куртку, подмигиваю Чумаковой, а потом беру ее пальто и подхожу сзади, чтобы помочь ей его надеть.

Она поворачивает голову в пол оборота, смотрит на меня из под бровей и недовольно щурится.

— Никуда я с тобой не поеду!

— Зря что ли собиралась, — стою с этим пальто, как дебил.

— Да у меня, наверно, все лицо размазалось… — ворчит под нос дикарка.

— Ничего не размазалось, ты прекрасно выглядишь… Ты очень красивая…

— Ой, вот давай только без этих соловьиных трелей! — Василиса разворачивается, вырывает из моих рук пальто и сама надевает его.

Чувствую себя Джеймсом Бондом, когда провожу Чумакову мимо охранника, вручаю ему тысячу, и с важным видом тяну ее за ворота, наши машины стоят вне зоны видимости камер, что не создает никаких проблем для побега. Моя новенькая Ауди блестит и переливается, я щелкаю кнопкой и смотрю на Василису, она закатывает глаза и садится на переднее сиденье, громко хлопнув дверью. Ну что такое, не дала мне за собой поухаживать и запрыгнула сама. Огибаю машину, сажусь рядом и натыкаюсь взглядом на хорошенькие, острые колени. Забудь, Гофман! Эти колени не для тебя!

— Куда мы поедем? — бурчит недовольно и хмурится.

— А куда ты хочешь? Может в кино?

— Нет, там темно!

— Тогда поехали в город, покажу тебе один хороший ресторан.

— Ты возишь туда всех своих девчонок? — шипит ядовито.

— Не, там дорого, я хожу туда с родителями.

— Жлоб! — Василиса хмыкает, — Хоть бы раскошелился для бедняжек, им и так трудно приходится…

— Поверь мне, Чумакова, недовольных еще не было! — я улыбаюсь.

— Ведешь книгу отзывов и предложений?

— Книгу отзывов и восхищений! — я играю бровями.

Странная девчонка! Просит меня не флиртовать и поднимает темы, от которых язык за зубами просто не держится. Я плавно трогаюсь с места, негромко включаю музыку и наслаждаюсь быстрой, мягкой ездой и красивыми коленями Чумаковой. Она сразу же отворачивается и молча смотрит в окно. Мне хочется взять ее за руку, но это опасно, риск получить в табло и улететь в кювет слишком велик. Ехать минут сорок и всё это время мы вообще не разговариваем. Интересно, что сейчас происходит в ее хорошенькой голове? Она жалеет, что позволила обнимать ее?

Когда мы доехали, Василиса занервничала, стала дергаться и постоянно трогала свое красивое, красное платье. Я попытался ее успокоить, сказал, что выглядит она просто потрясающе, но задранные вверх плечи, давали мне понять, что Чумакова всё еще волнуется. На этот раз она позволила помочь ей с пальто и нас проводили к столику. Дикарка сначала долго оглядывала пространство, а потом принялась внимательно изучать меню и ее глаза становились все больше и больше.

— Вы готовы сделать заказ? — к нам подошел официант в белой строгой рубашке.

— Да! — тут же отозвалась Васька, — Тартар из лосося, онежский судачок, краба по какому-то там, запеченные мидии, дюжину устриц, вот это еще, я не могу такое выговорить! А у вас есть красная икра?

— Есть в нескольких салатах и тарталетках, — парень кивает.

— Нам то и другое. А черная есть?

— Да, конечно. Она подается в Царском салате и можно сделать отдельно на брускетте.

— Отлично! — улыбается Чумакова, — Делайте свои салаты и брускетты. Еще все виды десертов и чай с лимоном, но без сахара.

Я сглатываю. Официант много раз кликает по экрану телефона, забивая заказ, а потом поднимает голову, ожидая принять его у меня.

— Мне просто воды, — говорю хрипло.

Жесть! Она назаказывала самого дорогого! Я не настолько богат, а в этом месяце еще и практически на мели. Надо срочно писать Тошику, чтобы скинул мне денег, хорошо, что он не так сильно на меня злится. Смотрю вправо и вижу за столом двух симпатичных девчонок, у них по салату и напитку, я думал девчонки так и едят. Но моя королева решила гульнуть на широкую ногу. Чумакова замечает, что я куда- то долго и задумчиво смотрю и поворачивает голову, потом возвращает ее ко мне и тяжело вздыхает.

— Гарсон! — вопит на весь ресторан и щелкает пальцами в воздухе, подзывая официанта, который еще не успел уйти, — А еще можно бутылку вашего самого дорогого вина вон за тот столик. Джентельмен хочет угостить девушек!

Она коварно мне улыбается, а я думаю, что когда она говорит «самого дорогого», она даже приблизительно не понимает насколько.

— Ничего я не хочу! — пищу испуганно, — Вино отмените!

Официант смотрит на меня с пониманием. Спасибо за поддержку, чувак! Тебе все это еще выносить, а потом убирать… Надо держаться вместе…

— Что-то, Гофман, ты загрустил, — Чумакова откидывается на кресло и растягивается в широкой улыбке.

— Все в порядке, — говорю грустно и лезу в карман за телефоном.

Я умолял Тошика скинуть мне как можно больше денег, потому что на счет мне смотреть очень страшно. Я не буду смотреть на терминал, лучше завтра проверю уведомления, чтобы сегодня не портить себе настроение.

Когда начинают выносить блюда, Чумакова все внимательно пробует, что-то ей нравится, что-то нет и она морщится, от устриц особенно. Меня умиляет ее детская непосредственность, она так забавно все комментирует, а еще тянет свою вилку через весь стол, чтобы я тоже попробовал, не догадываясь, что в ресторанах так не делают. Наш стол ломится от не съеденного, но попробаванного. Но Василиса совершенно очаровательна, особенно когда вымазывается в шоколаде. Я не могу перестать на нее смотреть. Пусть еще что-нибудь закажет, лишь бы мы сидели здесь подольше и я на нее смотрел.

— Ох! Натрескалась, как на первый день Пасхи! — Чумакова спускается ниже и хлопает себя по животу, — Обязательно зови меня еще!

— Обязательно, — говорю в пол голоса и не могу оторвать от нее глаз. Я что, влюбился что ли?

— Ну давай, проси счет, — она хихикает, — Хочу поскорее посмотреть на твое лицо! Это тебе за то, что не можешь удержать свои руки!

— Надеюсь, тебе понравилось…

— Не сомневайся! — смотрит шкодно и хохочет, как демон.

На обратном пути мы немного поговорили. Правда, Чумакова осталась себе верна и сообщила, что от той гадости, что я ее накормил у нее скрутило живот и ее вот-вот стошнит на мои новенькие сиденья. Я был в восторге. Мне нравится, когда она меня задевает и провоцирует, значит точно не равнодушна.

Проводив дикарку до ее комнаты, упираюсь плечом в дверной косяк и снова начинаю строить ей глазки, пока она возится с замком.

— Сходим куда-нибудь на выходных? — стараюсь придать голосу бархатную окраску, но Чумакова только устало цокает.

— Что, Гофман, недостаточно потратился?

— Это того стоит, — я улыбаюсь, — Пойдем! Я знаю пару очень клевых мест, тебе обязательно понравится!

— Нет, Фил, — она качает головой, — В эти выходные я занята, нужно кое-куда съездить.

— Так возьми меня с собой! — Чумакова хочет пройти в комнату, но я выставляю руку в дверной проем и преграждаю ей путь, — Я тебя подвезу, а на обратном пути что-нибудь придумаем.

— Нет.

— Ну почему? Я же хорошо себя веду!

— На обратном пути у меня не будет настроения…

— Я придумаю, как тебя развеселить!

— Не думаю…

— В общем, я поеду с тобой в любом случае! Можешь даже никуда от меня не бежать! Это тебе за то, что не можешь удержать свои руки!

Чумакова опять на меня смотрит странно. Как-то въедливо что ли, очень внимательно.

— Ладно, посмотрим… — делает еще одну попытку попасть в свою комнату.

— А как же поцелуй на ночь? — я играю бровями, но уточняю на всякий случай, — В щеку…

— Спокойной ночи, Гофман.

Чумакова тянется ко мне рукой и я сразу опускаю свою, чтобы обнять ее, но вместо поцелуя, дикарка дарит мне два легких, коротких шлепка по щеке и дверь снова хлопает перед моим носом.

Она потрясающая!