Принц и нищенка

Глава 18

Василиса

Мне всегда казалось, что я уверенная в себе. Несгибаемая. Сильная. Сейчас я в этом сомневаюсь. У меня есть правило: какое бы дерьмо не случилось в жизни, один день можно пожалеть себя и спокойно пореветь, пока никто не видит, но на следующий, нужно обязательно собраться и жить дальше. В этот раз вышло два дня, что не понравилось мне сразу. А потом я пришла на занятия, увидела битую оленью морду и стала сомневаться в себе еще сильней. Во-первых, мне стало его жалко, я просила Скворца не бить его, хотя бы из уважения к Сереге, просто поговорить и припугнуть, но судя по всему, Денис не сдержал свое слово. Во-вторых, мне стало обидно, что тумаки на оленя подействовали, он ни разу не повернул на меня головы, а я вот пол дня сверлила глазами его спину и темноволосую шевелюру, со своей последней парты. И мне стало до такой степени от себя противно, что никакой силы в себе я больше не чувствовала.

А потом был обед. Это был хороший обед. Нам давали салат с морепродуктами и какую-то красную рыбу с рисом. Пока ковырялась вилкой в еде, вспоминала, как назаказывала всякой всячины в ресторане и непроизвольно опять посмотрела на Гофмана. Он сидел достаточно далеко от меня, почти у самого выхода. И в тот самый момент, когда я опять ущипнула себя, чтобы не пялиться на этого противного бабника, к нему подошла девчонка. Она встала у него за спиной и опустила ладони ему на глаза, закрывая ему обзор. Фил напрягся, а потом улыбнулся, я не слышала, что он говорил, наверно гадал, какая из его девчонок сейчас с ним играет. Я наблюдала за тем, как им обоим сейчас смешно и думала только о том, что Скворец слишком слабо его приложил, можно было и фонарь под глаз поставить или сломать нос. И тогда мне стало от себя еще противнее. Это слабость. Желать кому-то страданий. А я ему их желала. Хотя за что? Фил сделал для меня не мало хорошего, да и для Сереги тоже, а я смотрела на его наглую морду и мечтала вцепиться в нее. И эту кудряшку тоже бы с удовольствием оттаскала за патлы! Почему мне так обидно?

Когда Гофман отгадывает свою незнакомку, она убирает от него свои грязные лапы, он поворачивает на нее голову и они друг другу улыбаются, я больно закусываю губу. Нет, третий день это уже слишком! Убираю на поднос тарелки и кружку, тащу его к выходу и морщусь от противного хихиканья этой крали, что все еще трется около Гофмана. Вот черт! Опять эти мерзкие ощущения в груди! Почему-то на этот раз мне трудно с собой совладать, быстрым шагом выхожу из столовой и буквально несусь вперед по коридору, еле сдерживая слезы. Понимаю, что вот-вот сдамся и не выдержу, заворачиваю в другую от выхода сторону, и сломя голову лечу под лестницу. Нельзя чтобы кто-то видел! У самых ступеней предательские слезы все таки капают, притормаживаю себя, хватаясь за перила и собираюсь пробраться в закуток, но опять дергаюсь. Место уже занято Стеллой. Мы встречаемся друг с другом заплаканными глазами, я ничего не говорю ей, снимаю с плеча сумку, швыряю ее в угол и сажусь рядом. Несколько минут мы молчим, потом она протягивает мне упаковку салфеток.

— Ну что, Чумакова, дохихикалась с Гофманом? — она смотрит на меня с тоской.

Я только грустно вздыхаю и прячу глаза.

— А что у тебя?

— А я не с Гофманом… — отвечает страдальчески.

— Тоже козлина? — говорю сочувствующе.

— Нет, Васька, у нас козлина я, — она очень горько всхлипывает.

Стелла опять вся чумазая, перемазанная растекшейся тушью. Интересно, как часто она тут плачет…

Голубева съезжает в мою сторону, опускает на мое плечо свою светлую голову и обхватывает руками мое предплечье. Странно, но от нее меня тоже не колотит и я вполне могу вытерпеть ее присутствие.

— На людях ты выглядишь очень сильной, — я хочу ее поддержать.

— Ты тоже, — мы синхронно вздыхаем.

Сидим так еще пару минут, но в компании плакать не хочется. Мне вообще уже больше не хочется, Стелле видимо тоже. Она принимается размазывать по лицу остатки краски салфетками, а я просто дую на глаза.

— Погрустили и хватит, — говорит спокойным тоном, но шмыгает носом.

— Согласна… Ты же никому не скажешь?

— Не скажу, не дрейфь. Будем с тобой подружками ко несчастью.

— Завтра со мной все будет в порядке, — я чувствую себя неловко, мало ли что она себе там придумала.

— Со мной тоже, — Стелла пожимает плечами, — Но кто знает, что будет послезавтра… Кстати, у Катьки Гришиной в субботу день рождения, я тебя приглашаю.

— А так бывает? — у меня вырывается смешок.

— Да, Чумакова, бывает, приходи.

— Я не могу, в субботу и у меня день рождения…

— Надо же… здорово… Как будешь отмечать?

— Да у нас особо не принято. Так… куплю конфет, чай попьем, — у нас и правда, не особо веселые праздники, на большое количество народа угощений не напасешься.

— Тогда тем более приходи, — говорит Стелла, — До города можно на автобусе доехать, а обратно подкинет кто-нибудь. Можешь взять с собой своего друга, который Гофману лицо начистил, чтобы было не скучно.

— Да мне как-то неудобно… Стой, а откуда ты его знаешь? — кошусь на блондинку подозрительно.

— Стрельнул у меня сигарету у забора…

— Понятно…

— Приходи, Чумакова, отметишь день рождения за чужой счет, — Стелла улыбается.

— Посмотрим, — я тоже улыбаюсь.

Мой восемнадцатый день рождения наступил ровно так же, как и предыдущие. Девчонки разбудили меня песней, я сидела на кровати с закрытыми глазами и покачивалась в такт их писклявым голосам. Все утро меня поздравляли и в нашу комнату постоянно кто-нибудь заходил. Скворец даже припер подарок, немного пошарканный, явно краденный смартфон. За завтраком воспитатели произнесли небольшую речь, я раздала конфеты и день стал совершенно обычным. Никаких вечеринок у нас с роду не было, разве что на Новый год. Я все думала над словами Стеллы, можно же завалиться на чужой праздник и представить, что это мой. Что все эти люди пришли, чтобы поздравить меня, а закуски, вино, угощения и музыка тоже в мою честь. В шутку сказала об этом Скворцу и он сразу согласился, сказал: «Конечно, давай, Чума! Что дома киснуть? Покутим за счет мажоров!» Я немного удивилась такой реакции, но все таки пошла собираться, на всякий случай я взяла с собой красное платье. У девчонок тоже нашлась кое-какая косметика, не такая крутая, как у Стеллы, но совместными усилиями, мы опять сделали из меня милашку. У Скворца небось отпадет челюсть.

— Ну как тебе? — я осторожно кручусь перед Дэном, демонстрируя макияж и платье, и смущенно на него смотрю.

— Отлично, Чума! Погнали, ты так долго собиралась, что еще чуть-чуть и на автобус опоздаем.

И все? У Гофмана было побольше энтузиазма, да чтоб его! Опять вспомнился! Что это вообще Скворец так быстро чешет, еле успеваю за ним! Бегу по снегу, проваливаясь и готова материться. Никакого уважения к имениннице! На автобус мы успеваем, залезаем на заднее сиденье и принимаемся комментировать пассажиров, совсем как в детстве. Кажется это было только вчера, но теперь мы совсем другие, взрослые и немного чужие.

Катькин дом находим не сразу, приходится блуждать среди одинаковых двухэтажных коттеджей. Уверена, у меня уже испорчены и макияж и прическа, от чего я злюсь. И с каких пор меня вообще волнуют такие вещи? Наконец, выруливаем к нужному домику и сразу попадаем в какой-то дурдом. Внутри целая куча народа, большую часть которой я вообще не видела никогда в жизни, громко долбит музыка и гудит бас. Мы со Скворцом переглядываемся и стягиваем наши куртки. Жмемся друг к другу и осматриваемся, знакомых почти не вижу, приходится протискиваться сквозь людей, чтобы найти настоящую именинницу. У меня нет для нее подарка, но поздравить нужно. Теперь понимаю почему Стелла позвала меня, тут вообще целая куча непонятного народа, одним больше, одним меньше. Пройдя вглубь гостиной замечаю знакомые лица, Гофман и Тошик устроились у подоконника и во всю флиртуют с какими-то грымзами. Фил слишком воодушевлен беседой, поэтому не замечает, что я на него смотрю. И страшно хочу врезать! Ладно, Чума, у тебя сегодня праздник, не марай руки!

— Вы пришли… — откуда-то сбоку выплывает Стелла, — Располагайтесь. Алкоголь и закуски у правой стены.

Ну прямо хозяйка вечера! Голубева сразу скрывается в толпе.

— Пойду захвачу чего-нибудь, — Скворцу не терпится поживиться халявой, — Что тебе принести?

— Чего-нибудь, — недовольно бурчу и смотрю на довольную рожу Фила, — И побольше!

Занимаю наблюдательную позицию у торшера и наблюдаю за народом. Пьют, пляшут и веселятся, а мне вот вообще не весело и зачем я вообще пришла… Наворачиваю закуски на шпажках и нервно топаю ногой. Танцевать я не умею, знакомых по-прежнему не вижу, Скворец продержался со мной максимум минут двадцать, потом сказал, что на него кто-то косо посмотрел и ему нужно начистить ему табло. Я бы сейчас тоже начистила табло. Счастливое оленье.

В какой-то момент он замечает меня, улыбается и начинает двигаться в мою сторону. Сердце сразу взволнованно стучит и я кручу головой в поисках Скворца, но он как провалился.

— С Днем Рожденья, Василиса! — Фил наклоняется к моему уху и мою шею обдает его горячее дыхание.

— Спасибо, — цежу сквозь зубы и скрещиваю руки на груди.

— Еще дуешься? — говорит невозмутимо.

Ничего не отвечаю, только посылаю ему взгляд, который может убить.

— Ладно, — цокает Гофман, — Попробуем еще через недельку… Потанцуем?

— Нет! — говорю железно.

— Скажи хотя бы на что ты обижаешься? Я уже всю голову сломал!

Вижу я, как ты ломаешь голову! Вполне прекрасно проводишь время!

— Я на тебя не обижаюсь! Я просто не хочу с тобой общаться! — смотрю на него надуто.

— Почему?

— Потому, что ты мне не нравишься!

— Почему?

— Потому, что ты бабник! Сначала обнимаешься со мной, а потом тащишь в кровать другую бабу! — вот зачем я ему это ляпнула, теперь будет счастлив, что я его ревную.

— Ты про Ленку что ли? — Гофман виновато хмурит брови, — Ну так вышло, ты же меня постоянно отшивала, что мне еще было делать? Не злись!

Не злись? Я готова взорваться от возмущения! Я его сейчас по стенке размажу! Где Скворец? Нас должен кто-нибудь разнять!

— Ты путаешь физику и химию, Чумакова, — говорит Фил, а мне насколько обидно слышать его наглые, жестокие слова, что как бы не пойти искать и тут место под лестницей.

— Да пошел ты, олень! — я дергаю с места, но не успеваю уйти далеко, потому что музыка внезапно затихает.

— Эй, народ! — слышу голос Гришиной, — Минуточку внимания! Вы слышите меня? У нас сегодня есть еще одна именинница, где ты, Чумакова?

Мое сердце взволнованно замирает, я поджимаю плечи и испуганно хлопаю глазами.

— Все, вижу! — продолжает Катя, — У нас есть для тебя небольшой сюрприз.

Черт! Какая-то подстава! Я опять шарю глазами по комнате в поисках Скворца.

— С Днем Рождения тебя! С Днем Рождения тебя, С Днем Рождения, Васька! С Днем Рождения тебя!

Вот теперь мне точно хочется плакать. Я взволнованно поджимаю губы, когда слышу их поющие голоса и вижу, как Никишина несет в руках торт с зажженными свечами. Следом за ней идут Димон и Саня, у одного большая связка воздушных шаров, у другого коробка с лентой. Когда они останавливаются возле меня, мне приходится поднимать глаза вверх, чтобы не зареветь.

— Давай, Васька, загадывай желание!

Я в растерянности, не знаю, что загадать, поэтому просто дую на свечи. В голове мелькает мысль, что этот торт сейчас прилетит мне в лицо, шарики взорвутся, а в коробке откажутся дохлые мыши. Но я думала о них слишком плохо. Мне просто вручили все это в руки и никакой подлянки не произошло.

— С Днем Рождения, Катя! — говорю растроганно, — И спасибо… за всё это…

— Да ладно, — отмахивается, — Это идея Гофмана, я тут не причем. Но мы все вместе скидывались, там в коробке косметика и сертификаты, будет время, съезди, купи себе что-нибудь.

— Хорошо, спасибо…

— Кстати, все наши на цоколе, там потише, кидай вещи и присоединяйся.

— Где-то здесь мой друг, — я начинаю бормотать.

— Найдет тебя твой друг, маленький что ли? Наверно, догадается, что надо пройтись по комнатам, — Катя уверенно тянет меня в сторону.

— Наверно, — я соглашаюсь и нехотя иду за ней.

— Ты шампанское когда-нибудь пила?

— Нет…

— Пошли, сейчас попробуешь!

Не знаю через сколько я вернулась с цокаля на первый этаж, но за это время я успела многое. Поиграть в аэрохоккей, поорать в караоке, окосеть от пары фужеров шампанского, съесть с ребятами свой торт, соревноваться с пацанами, кто дольше сможет простоять удерживая бутылку пива одной рукой и страшно обидеться. Если Скворец случайно не умер в драке, у меня нет оправдания, почему он меня тут бросил. А Гофману вообще не нужны оправдания, этот честный олень лупит в лоб свою отвратительную правду и если спросить, почему он к нам не присоединился, наверняка скажет: «Не злись, Чумакова, у меня там физика!»

Выбираюсь наружу в поисках чего-нибудь безалкогольного. Народа значительно меньше, музыка тише, на столах бардак и куча мусора. Нет, здесь искать нечего! Плетусь в поисках кухни и, как только нахожу ее, замираю на пороге. За столом, пьяные в стельку, сидят Гофман и Скворец, Дэн виснет на плече Фила, они чокаются рюмками, выпивают и обнимаются. Несколько раз моргаю, потому что мне кажется, что мне это мерещится.

— О, Чумакова! — говорят хором и я нервно сглатываю.