Принц и нищенка

Глава 5

Василиса

Жаль, что у меня нет настоящих друзей, потому что сейчас я очень нуждаюсь в грамотном совете. После того, как директор отчитала меня и противную дылду, а потом дала понять, что следующая драка станет последней, стерва основательно за меня взялась. За четыре дня, что я здесь живу, Голубева Стелла буквально смешала меня с дерьмом. Я видела много наглых и спесивых куриц, но эта бьет все рекорды. Мои кулаки чешутся так, что зубы скрипят. Она намеренно провоцирует меня, чтобы я бросилась в драку и сразу же отсюда вылетела. Во-первых, я получила позорное прозвище Чумичка, а еще меня называют оборванка, голодранка, бомжиха и вонючка, хотя я моюсь дважды в день. Быть вонючкой для меня самое обидное, поэтому я резво подлетела к белобрысой, она восхищенно расширила глаза в предвкушении, что сейчас начнется новая заварушка и она сможет на меня нажаловаться. Но я задрала руку и подтянула к ее носу подмышку, чтобы сучка смогла убедиться, что от меня ничем не пахнет. Класс рухнул от хохота, а Стелла чуть не упала в обморок, сжала губы и покраснела, как перезревший помидор. Громче всех смеялся Фил Гофман, который жутко меня раздражает своей наглой ухмылкой и язвительным взглядом. Он постоянно крутится где-то рядом и как-то странно меня рассматривает, я теряюсь в сомнениях, кого из них отходить первым, ведь нарывается он не меньше мстительной Стеллы.

Мою выходку она не оставила без ответа, буквально через два урока в наш кабинет пришел медицинский работник и сказал, что ему необходимо осмотреть меня на педикулез. Пока женщина в белом халате унизительно, прямо при всех, копошилась в моих волосах, в поисках гнид, я умирала от обиды, прятала глаза и еле держалась, чтобы не разреветься, как последняя нюня. Лет пять назад у меня и правда завелись вши, но тогда они были у всех воспитанников нашего интерната и нас мазали вонючей, противной жидкостью, до тех пор, пока их не вывели. Тогда, с ребятами мы были на равных, а сейчас я чувствовала себя униженной и оплеванной среди кучи надменных мажоров, которые надо мной потешались. Я не хотела показывать, что мне больно, но на обед и ужин с ними не пошла, лучше поголодать в своей комнате и заставить блондинку думать, что я готовлю ответный удар, пусть ходит и оборачивается. Вечером в мою дверь постучали, я сжалась, как ежик и приготовилась к новой схватке, но за дверью оказался только бумажный пакет с шоколадками, чипсами и газировкой. Хоть продукты были запакованы, я все равно к ним не притронулась и выбросила в мусорку, не смотря на то, что сердце обливалось кровью. В интернате мне бы такого не простили, но делать нечего. Если они что-то с ними сделали- я на это не купилась, если нет- не хочу быть никому обязанной, мне не привыкать ложиться в постель с пустым желудком. Главное, что она теплая и мягкая, я буду по ней скучать, не знаю, насколько еще меня хватит. Здесь и правда прекрасные условия, вкусная еда и довольно неплохие преподаватели, я не хочу отсюда уходить, но терпеть смешки и не давать отпор, просто не выносимо. Дело не в том, что я боюсь, что меня попрут из этого курорта. Я могла бы разбить Стелле лицо, но не смогу получить от этого удовольствие, вокруг нее постоянно трутся подружки, две Кати, Гришина и Никишина, брюнетки похожие, как две капли воды, нас опять быстро разнимут. Но это не самое страшное. Внутри себя я никак не могу определиться, что хуже. Если я не смогу стерпеть и пересчитаю ровные, белые зубы Стеллы, меня отсюда выкинут и она победит, ведь она именно этого и добивается. Спихнуть меня, пинком под зад. На мое место придет какая-нибудь новая растяпа и будет слушать издевательства в свой адрес. Такого допустить я не могу, но пока не понимаю, что делать, ведь Голубева в любом случае в плюсе, ведь меня она тоже травит. Я бы посоветовалась со Скворцом, который просто оборвал мой старенький телефон, но зная его характер, он приведет сюда весь интернат отстаивать мою честь и биться с богатенькими детками. Я по нему даже немного соскучилась. Гофман, кажется, взял на себя его полномочия по введению меня в краску, но Денис Скворцов по крайней мере свой и я не думаю, что он хочет меня обидеть. А вот Фил точно хочет. Его лучший друг Антон Лавренов все время трется вокруг стервозной Стеллы и буквально заглядывает ей в рот, чую какой-то заговор. Хотя, возможно, Гофману вообще все равно кому строить глазки, он вообще не пропускает ни одной юбки, буквально сворачивает себе шею, оборачиваясь в коридорах на любую более-менее симпатичную мордочку с длинными ногами.

Пятницы я ждала, как второго пришествия. Я хочу домой. Есть гороховую кашу, покачиваться на панцирной сетке, пока валяюсь в кровати и чувствовать себя в своей тарелке. Скажу Скворцову, что болею, чтобы лишний раз не приставал и засяду в комнате.

Сразу после занятий, быстро бегу в свою комнату, под почти привычное шушуканье раздающееся со всех сторон, и быстро переодеваюсь в свою обычную одежду, серую толстовку, широкие синие штаны и черно- белые кеды, залезаю в коричневый пуховик и натягиваю красную шапку и зеленый шарф. Сегодня в небе кружат первые снежинки и ощущается легкий морозец, а топать мне далеко. На улице ловлю на себе очередные косые взгляды здешних модниц, смотрю на них с презрением, их бы в интернат на пару недель, сразу бы поняли, что смысл жизни не в тряпках. Подойдя к воротам, замечаю Фила Гофмана, копающегося около большого, блестящего черного мотоцикла, Скворцов бы с ума сошел от такого. Отвожу глаза и стараюсь пройти мимо, как можно быстрее.

— Чумакова! — как на зло он меня окликивает и мне приходится притормозить.

Фил смотрит на меня странно, опять оглядывает с головы до ног и морщит нос, не знаю смогла бы его ранимая душа переварить информацию, что у меня еще и здоровенная дыра на колготках, ведь я не знаю, где здесь взять нитки и иголку. Мне кажется, они здесь ничего не зашивают, а сразу выбрасывают.

— На выходные? — спрашивает с улыбкой.

— Че надо? — плююсь сквозь зубы.

— Подвезти? — Фил все еще тянет лыбу.

— Отвянь, дятел! — я разворачиваюсь и выхожу за ворота.

Буквально сразу за спиной слышу рев мотора, он очень красиво и агрессивно звучит, даже хочется обернуться, но я этого не делаю. Иду вдоль дороги и поджимаю пальцы ног, резиновая подошва промерзла за пару секунд. Меня обгоняет мотоцикл и с понтовым разворотом останавливается в паре метров впереди меня.

— Давай довезу, замерзнешь ведь! — Гофман опять смотрит на меня нагло.

— Я не понятно выразилась или ты умственно отсталый?

— Я же просто предложил свою помощь…

— Я не нуждаюсь в помощи!

— А хамить обязательно? — бубнит недовольно.

— Тем, кто не понимает с первого раза, обязательно! — злобно на него зыркаю и непроизвольно топчусь на месте, пытаясь отогреться.

— Отморозишь такие красивые ноги, — говорит с сожалением и вздыхает.

Я наклоняю голову, чтобы рассмотреть, где же под этими широкими штанами в катышках скрываются красивые ноги, а потом снова перевожу недовольный взгляд на Гофмана.

— У меня зоркий глаз, Чумакова, — улыбается и подмигивает, — Могу видеть даже через половую тряпку.

Я показываю ему средний палец и гордо выдвигаюсь вперед, чтобы его обойти.

— Добавь к нему указательный и думай обо мне, когда решишь как-нибудь себя развлечь одинокой, холодной ночью, — бросает мне с усмешкой.

Ну ты допрыгался, щенок! Исключение так исключение! Яростно разворачиваюсь к Гофману и четким, виртуозным хуком луплю его в челюсть, мой кулак сразу же вспыхивает острой болью, но я ее игнорирую и наслаждаюсь прекрасной картиной. Очень красивый мотоцикл все еще стоит на подножке, а где-то между рулем и сиденьем торчит очень красивый, дорогой кроссовок, пока его хозяин, вверх ногами, валяется на грязной земле в отключке. Звонко отряхиваю руки, сладенько улыбаюсь, поправляю сумку и быстрым шагом удаляюсь с места преступления.

Выходные пролетели, как один миг. Скрыться от всех не удалось, ведь ко мне зашла буквально каждая собака, расспросить о том, как меня приняли. Я нагло врала, что встретили меня просто замечательно и под обиженные вздохи Селивановой рассказывала байки о том, как весело мне живется на новом месте. Еще не хватало рассказывать, что с ситуацией справиться пока не получается, чтобы еще и здесь потерять свой авторитет. Не знаю, как мне так повезло, но Скворцов лежит в больнице, он пострадал во время разборок с местными селянами, но я вообще не волнуюсь, такого не возьмет ни дробовик, ни лопата. Аленка передавала, что Денис хотел, чтобы я его навестила, но извините! Раньше бы обязательно зашла, но сейчас его напор меня слишком сильно пугает, так что Скворцов как-нибудь перебьется без моих визитов.

Галина Ивановна тоже вовсю любопытствовала, но каждый раз когда она ко мне подходила, я невольно вздрагивала, мне казалось, что она идет ко мне с новостью о моем исключении из пансиона. Но судя по тому, что на дворе уже воскресенье, Фил еще не успел наябедничать директрисе, о том, что я снова распустила руки. Могу поспорить, они со Стеллой сделают это как-нибудь красиво, чтобы уколоть меня побольнее.

Возвращаюсь без настроения. Хлюпаю ногами в смешных говнодавах, с кедами пришлось попрощаться, хотя я очень их люблю. Пешком идти больше часа, знаю что продрогну, поэтому выхожу заранее, чтобы вернуться раньше, принять душ и насладиться тишиной в мягкой постели, пока местные обитатели не начали возвращаться. Когда меня обдает тепло холла, отогреваю пальцы горячим дыханием и быстрым шагом спешу на свой этаж, но оборачиваюсь на звонкий звук и останавливаюсь. Уборщица тетя Зина, женщина ближе к семидесяти, громко бахнула ведро с водой об пол, расстроено заохала и похромала за упавшей шваброй.

— У вас все нормально? — кричу через коридор.

— Да, да… — она отмахивается.

Стою и смотрю, как она еле идет, тяжело нагибается и пытается достать из ведра тряпку. Я подхожу ближе, грустно наблюдая за ее стараниями.

— Вот проклятая! — причитает себе под нос.

До этого я видела тетю Зину довольно бодрой, а сейчас она никак не могла согнуться и все время морщилась.

— Помочь?

— Да куда ты!

Молча достаю красными, замерзшими пальцами из ведра с мутной водой тряпку, отжимаю ее и надеваю на швабру.

— Радикулит прихватил, — зачем-то начинает оправдываться, — С комнатами еле справилась…

— Может вам больничный взять?

— Да ты что! Тут так нельзя! — она округляет глаза, — Делай, что хочешь, но чтобы все было вымыто, пока дети не вернулись. А разве это дети? Засранцы!

— Засранцы… — я соглашаюсь, — Давайте я домою, вы идите.

— Да ты что! — сначала смотрит на меня, как на сумасшедшую, а потом подозрительно щурится, — Ты эта что ли? Из детдома?

— Ага, — скидываю куртку, шапку и убираю их на подоконник.

— И чего? Не обижают?

— Нет, — принимаюсь возить мокрой тряпкой по полу.

— Ну спасибо тебе… — говорит виновато, — Первый этаж остался и холл, ты намочи хотя бы, тут все равно особо никто не проверяет. Я завтра тебе пирога принесу, ты с капустой любишь?

— Люблю, наверно, — я пожимаю плечами и продолжаю тереть полы.

Я не помню, ела ли я пирог с капустой. В интернате пироги не готовят, есть просто тушеная капуста и булки, вместе должно быть неплохо.

— Вы лучше все таки возьмите больничный.

— Да куда мне? Деньги нужны! Сын набрал микрозаймов, теперь тащит с меня все до последней копейки. Долгов за квартплату скопилось на тридцать тысяч, думала с зарплаты оплачу, а он нашел и все пропил, нам теперь еще и электричество отключили.

— Мда… — я тяжело вздыхаю и мысленно представляю, как был бы прекрасен этот мир, если бы в нем не существовало мужиков.

Тетя Зина еще долго жалуется на свою жизнь и мне очень ее жалко. Пыхчу, соплю, таскаю ведра и параллельно орудую тряпкой. Я ошиблась, когда подумала, что быстро управлюсь, помещение слишком большое. В интернате у нас отродясь не было уборщицы, мы всегда убирались сами, но когда местные жители начали возвращаться и ядовито надо мной хихикать, мне снова стало не по себе. Но самым обидным было столкнуться лоб в лоб в моими самыми злейшими врагами.

Я в очередной раз выжимала тряпку и сдувала со лба прилипшую прядь, а когда подняла глаза, увидела, как в холл входят Фил и Стелла, она счастливо что-то лепетала и была увлечена беседой. Сначала она посмотрела сквозь меня, но потом навела окуляры, остановилась и восторженно на меня уставилась.

— Чумичка теперь еще и поломойка!

Я была готова лязгнуть ее тряпкой по лицу, но сдержалась.

— Ты что это делаешь? — Гофман смотрит на меня удивленно.

— Отвали! — шиплю сквозь зубы.

— Ладно, пошли…

От тянет Стеллу за локоть и я немного расслабляюсь, опускаю тряпку на швабру, но не успеваю встать с корточек. Поравнявшись со мной, крашеная стерва немного наклоняется и смачно плюет мне прямо под руки. Я смотрю на большой прозрачный плевок с мелкими белыми пузырями, внутри сразу закипает ярость, я резко вскакиваю, хватаю ведро и выливаю его содержимое на хихикающую Стеллу. Я думала она кинется в драку, но нет. В ее глазах горит победный огонь, она хищно скалится и смотрит мне прямо в глаза.

— Вот твой час и настал! — сияет белоснежными зубами, — Мы будем часто тебя вспоминать, поломойка!

Я хочу ее придушить, но почему-то стою не шелохнувшись. Знала бы, что Голубева готова стерпеть ведро грязной воды на своих одежках и не заплакать, не стала бы этого делать.

— Схожу за комендантом, — мокрая курица разворачивается и быстро куда-то семенит.

— Почему ты такая проблемная, Чумакова? — Фил закатывает глаза.

— Она в меня плюнула! — я обиженно машу рукой прямо перед его лицом.

— Серьезно? Я этого не видел…

— Меньше надо долбиться в шары!

В коридоре доносится шум шагов и отдаленное причитание хитрой Стеллы. Я хмурю брови и снова замираю, готовясь выслушивать крики и оры. Внезапно ощущаю горячее дыхание у своего уха и от неожиданности дергаю плечами.

— Скажи, что поскользнулась, упала и случайно ее облила, — Фил бормочет в мои волосы и я быстро отскакиваю от него в сторону.

— Что у вас произошло? — грозно заявляет высокая, тонкая женщина, как только выруливает из-за поворота.

Первый раз ее вижу. Ожидаемо, она тоже смотрит на меня, как на ничтожество.

— Я случайно! Я просто поскользнулась! — начинаю быстро тараторить, — Если бы я хотела ее окатить, я бы одела ведро на ее голову, но как видите она сухая!

На самом деле я просто неудобно взяла ведро и не успела поднять его высоко.

— Почему ты вообще моешь полы? — глядит на меня надменно.

— Уборщице помогала…

— Да, да, я все видела! — из-за их спин, хромой походкой, выруливает тетя Зина, — скользко очень, я сама вон упала! А девчонка решила мне помочь и тоже растянулась.

Теперь комендант недовольно смотрит на Стеллу, та только злобно сверлит меня глазами, а потом поворачивается к Гофману.

— Фиииииил… — тянет недовольно.

— Что Фил? Я ничего не понял, но мне показалось, что она не собиралась тебя обливать.

— Ах ты предатель! — вспыхивает Стелла, — Кого ты защищаешь, блохастую Чумичку?

— Стелла! — гаркает комендантша, — Живо в мой кабинет!

Под мой злорадный гогот они удаляются. Я довольно злорадствую еще около минуты, а потом замечаю, что Гофман все еще стоит рядом.

— Чего встал? Давай проваливай! Или тоже хочешь помочь? — спрашиваю его очень агрессивно.

— Это что-то вроде «Спасибо»? — он опять по-дурацки улыбается, — Чумакова, а ты когда-нибудь бываешь мягкой, нежной, ласковой?

Я мгновенно закипаю и сжимаю кулаки. Может, Гофман из тех извращенцев, которым нравится, когда их лупят? Или он настолько туп, что не понимает, что я не приветствую таких шуточек?

— Тише! Не взлети! — все еще глупо лыбится, — Вообще-то у меня есть к тебе серьезный разговор. Я бы даже сказал, деловой…

— Ну говори!

— Не здесь… Слишком много посторонних, — Фил оглядывается на прибывающих людей, — Это не для чужих ушей. Зайди ко мне, когда закончишь, я живу в точно такой же комнате, только на первом этаже.

— Вот еще! — я недовольно цокаю, — Я не таскаюсь по комнатам!

— А я тебя не на свидание зову, Чумакова, — Гофман делает серьезное лицо и склоняет голову набок, — У меня есть для тебя очень хорошее предложение, тебе должно понравиться. Но здесь, даже у стен есть уши, так что говорить будем без свидетелей. Я сам могу к тебе зайти, только скажи во сколько.

Если честно, он меня заинтриговал. Понятия не имею, что ему от меня надо, но его сосредоточенный взгляд и строгий голос, заставили меня заволноваться и толкнули выяснить, что задумал этот брюнет.