Принцесса на берегу

Глава 1

Барри разгромил типографию. Тысяча номеров, которые утром должны были отправиться по всем газетным киоскам Порт-д-Асир, теперь валялись на полу изжеванные станками, изуродованные типографской краской и истоптанные в яростной пляске. За это Барри был уволен без выплаты жалованья, он потратил все свои сбережения на покрытие причинённого ущерба и был вынужден съехать с квартиры, которую снимал на скромное жалование корреспондента еженедельника. Но его это ничуть не огорчало, пока в его нагрудном кармане хранилась заметка, которую редакция извратила в попытках угодить читателям.

Заметка была посвящена празднованию полугода успешной протекции Эстрейи — маленького острова в двух неделях пути от Архипелага. Две недели требовалось парусным галеонам Кобре и Марморы, но ферранцы с их новенькими паровыми кораблями преодолели этот путь в два раза быстрее и выиграли еще один остров в гонке за перевалочные пункты для своих торговых судов. Командующий экспедицией капитан Гарольд Уисби — молодой мужчина и второй по очереди претендент на трон Ферраны — в рекордные сроки расположил своих людей на острове, нашёл местного вождя и сделал так, что прежде безымянный остров стал Эстрейей и добровольной колонией Ферраны. Из Порт-д-Асир тут же пришло благодарственное письмо с назначением капитана губернатором, а также приказ как можно скорее привести Эстрейю к цивилизованному виду, чтобы Феррана могла запустить торговлю. Господин губернатор незамедлительно приступил к выполнению поставленных задач.

Вскоре дикий берег превратился в набережную, часть джунглей существенно поредела, а на месте поселения местных туземцев возник сперва пустырь, а затем — миниатюрный городок с каркасными двухэтажными домами, площадью и казармами, где жили солдаты и «подвергнутые цивилизации» аборигены, мужчины и женщины размещались по отдельности. Женщины отправлялись в джунгли собирать фрукты и плести сети, мужчины — валили леса. По сути, писал в отчетах губернатор, аборигены занимались привычными для себя делами, только теперь им за это платили (сколько, не уточнялось) и по вечерам давали возможность помыться горячей водой из водопровода, делали прививки от малярии и угощали отличным ферранским вином.

Добротных домов на Эстрейе было два, они стояли друг напротив друга на разных сторонах площади. В одном жил господин губернатор, в другом старый вождь и его дочь Пекена. Когда на празднество прибыл пароход с журналистами, коренастой и смуглой девушке все еще было восемнадцать. Столько же, сколько было, когда Гарольд Уисби ступил на берег ее родного острова. Но за эти полгода изменилась целая жизнь. Их с отцом поселили в дом с дощатыми полами и лестницами, там у каждого была своя комната, ванная, еще зачем-то были кухня и гостиная. Прислуга приходила каждый день, чтобы приготовить ферранские блюда — каши и тушеное мясо, а потом приходили учителя, которые должны были учить вождя и его дочь ферранскому «в целях дипломатии», но довольно быстро Пекена поняла, что все эти люди нужны в их доме, чтобы не дать Пекене и отцу выйти на улицу. По вечерам еще приходил господин губернатор, правда, Пекине он позволял называть себя просто мистер Уисби. Светловолосый, в безупречном белом кителе, он мог часами сидеть у них в гостиной и болтать. Пекена заметила, что он говорит добрее и мягче, если она подолгу смотрит на его белые ровные зубы. Когда учителя сказали, что девушка вполне сносно понимает их язык, господин губернатор стал приходить почти каждый день и приносить с собой книги и журналы, которые ему доставляли из дома.

Пекена сопротивлялась, как могла, делала вид, что не понимает ни слова. Но чужой язык вгрызался в ее мозг и захватывал память, вытесняя все, что она знала раньше. Чужие слова были вокруг неё, и Пекена чувствовала себя беспомощной перед ними, как камешек, подхваченный волной. Старый вождь не говорил ни слова с тех пор, как их перевезли, словно заперся в темнице собственного тела, и Пекена чувствовала себя одинокой, брошенной во власти белокурого губернатора. Это не ускользнуло от губернатора и он стал использовать молчание вождя в свою пользу. В один вечер он пришёл к ним домой и торжественно объявил, что король одобрил их с Пекеной союз. Девушка уже знала это слово, губернатор часто его говорил, показывая Пекене картинки красивых пар, где женщины блаженно улыбались под взглядами мужчин. Она попробовала представить себя на их месте, рядом с губернатором. Не получалось.

Но эта новость как будто придала ей сил. У неё появился план, как помочь людям, которых держали в казармах и каждый день отправляли вырубать священные леса. Всю энергию, которую Пекена тратила на сопротивление, она направила на изучение чужаков. Она выяснила, что невесте губернатора позволяется гораздо больше, чем дочери вождя. Например, выходить из дома в компании пугливой и изнывающей от жары служанки. Смотреть на корабли и склады. И даже подготовить танцевальное выступление с местными. К прибытию парохода с журналистами, Пекена уже полностью освоилась среди ферранцев и даже могла посещать казармы островитян. Она знала, что большинство из ее людей будет заперто в своих блогах на время праздника, а еще знала, что прислуга не заметит исчезновения нескольких вилок и ножей с кухни.

Барри увидел Пекену на празднике в честь их помолвки с губернатором. После экскурсии по острову его и еще с десяток журналистов со всего Архипелага проводили к шатрам и усадили за праздничные столы. Между сменами блюд журналисты успевали задать один-два вопроса. Экономисты спрашивали о том, какой прирост экономике даст новая колония, а авторы журналов для жён богатых господ интересовались, как аборигенка смогла пленить самого завидного жениха Ферраны. Барри сидел слишком далеко, чтобы задавать свои вопросы, но он улавливал чужие и перехватывал ответы в свою записную книжку, пытаясь срастить в своей голове образ очарованного островитянкой мужчины и капитана, известного жестоким подавлением восстаний в старых колониях. «Конечно, все знают, что если бы этого союза не было, то Кобре обязательно снарядили бы освободительную миссию», — шептались за журналистским столом.

Перед подачей десерта губернатор поднялся и объявил, что его прекрасная невеста решила познакомить ферранцев с культурой своего народа и приготовила традиционный танец. На площадку перед столами выкатили большой барабан и выпустили нескольких танцоров: крепко сложенных мужчин и коренастых женщин, едва одетых и покрытых краской и татуировками. На их фоне Пекена, облачённая в строгое ферранское платье, выглядела также странно, как среди бледных и худых женщин из Порт-д-Асир. Невеста встала к барабану и начала отбивать ритм, затягивая напев. Танцоры подхватили и заняли стойки, затем стали медленно поворачиваться из стороны в сторону, поднимая и опуская руки. Ритм все нарастал, пение становилось громче, движения шире, и под самый громкий удар барабана танцоры подпрыгнули с громким криком, от которого даже земля затряслась. Затем по столам прокатилось возбужденное обсуждение, кто что увидел под взвившимися набедренными повязками.

«Пожар! Пароход горит!»

Чёрный столп дыма поглотил все веселье. Гости повскакивали со своих мест, но аборигены были быстрее. Они достали комья цветного порошка из набедренных сумок и бросили их в воздух, создавая туман, и бросились бежать. Барри, сидевший дальше всех, сорвался с места и бросился следом, к складам с рыболовными припасами, вокруг которых лежали несколько раздетых дозорных, а аборигены, десятки крепких мужчин и женщин, волочили по песку рыбацкие лодки. Пекена и еще один танцор командовали погрузкой, сажали на борт детей и женщин, пока стоявший рядом пароход пожирало пламя. Еще один пожар заметили в городе, полыхали дома. Барри бы стоило быть там, в центре событий, но он, спрятавшись за складом, смотрел, как туземцы покидают остров.

Вскоре все лодки были на плаву. Пекена и танцор по колено в воде посадили последних жителей на борт. Затем мужчина запрыгнул в лодку сам и принялся отдавать команды, пока Пекена, держась за борт, следовала за лодкой. Вода доставала ей до бёдер, талии, тяжелые юбки платья не давали ей перелезть через борт. Тогда танцор взял ее за руки, подтянул наверх и, сказав пару хлестких слов, отпустил обратно в воду.

На острове все как будто забыли о беглых аборигенах. Губернатор командовал тушением пожаров, журналисты фиксировали разрушения и смерти. Барри сидел на пляже рядом с туземной принцессой, неподвижной, как статуя.

— Почему они оставили Вас?

— Они сказали, что теперь я их королева. Говорю, как они, выгляжу, понимаю их. Но это был мой выбор, чтобы спасти свой народ, я…

«Ты думаешь, кто-то захочет читать пронзительный монолог туземской принцессы? Да черта с два, мы не бабская газетенка, а уважаемое СМИ! Лучше напиши, как эти звери убили наших верных солдат в благодарность за водопровод и экономическое развитие. А, и вверни куда-нибудь, что после этого мятежа принца Гарольда убрали из очереди на престолонаследие. Напиши что-нибудь остренькое, например: “Король одного острова”», — посоветовал главный редактор, когда Барри на всех перекладных смог вернуться домой спустя две недели, потому что редакция отказалась отправлять за ним катер. Материал претерпел еще несколько правок без участия Барри, и вскоре о Пекене и жителях острова там осталась пара слов. После этого Барри решил, что терять ему нечего.

О своём решении он не жалел. Еще несколько месяцев он занимался, чем придётся, а потом снарядил свою первую экспедицию на острова-колонии, которая дала начало самой успешной серии книг о малых народах Архипелага. Иногда Барри вспоминал Пекену и губернатора. Ему было интересно, что стало с этими людьми, одинокими и брошенными на острове. Выбрали ли они ненавидеть друг друга или одиночество сроднило их крепче брачных клятв?