Принцип револьвера. Часть 2 (СИ)

Йока Тигемюлла

Принцип револьвера

Часть вторая

Бывший охотничий зал сейчас напоминает цыганский табор, или даже стоянку древнего человека. Куча народу толпится в относительно тесном помещении.

"Толстые перекрытия... руины дворца сверху... надежная защита..." - кого они хотели успокоить, если даже я девчонка помню, что существуют на свете планирующие бомбы, фугасные снаряды...

Или как там они называются правильно? Нас просто загнали в полуподвал, как крыс! Наверное, сейчас решают, как лучше нас травить... Или ждут когда сами подохнем, но это вряд ли. Потеплее закутываюсь в бушлат, воротник пахнет чьим-то потом и неожиданно - хорошим трубочным табаком, запах из прошлого... Док Бентон курил трубку, и так пахло у нас, когда они с папой играли в шахматы... Трясу головой, чтобы отбросить ненужные и болезненные воспоминания - сейчас память о прошлом лишняя - и без того больно... И страшно. Чтобы не уйти в безумные грезы о мире которого нет (вернее он где-то рядом, вот тут, за ближайшим углом мироздания), оглядываюсь.

Народ вповалку лежит на засыпанном остатками штукатурки и мусором полу. Кто-то спит, укрывшись бушлатом или плащ-палаткой. Умильно: два паренька, чьи перемазанные копотью лица во сне неуловимо напоминаю лики на закопченных лампадами иконах восточных храмов, используют вместо подушки чучело горного леопарда... И этот же белоснежный красавец гордо скалится с шевронов на их куцых курточках. Мальчишки-кадеты... будущие горные стрелки, кажется... Ох, нет... Будущего ведь больше нет... да и настоящего почти не осталась.

За шикарным дубовым столом, трое незнакомых, заросших бородами офицеров пьют чай. Тот чья борода совсем седа ловит мой взгляд и, не обращая внимания на мои гримаски отрицания, плескает в огромную алюминиевую кружку кипятка из закопченного бидона. Сыпет туда чай и сахар из белых пакетиков. Осторожно ступая между лежащих, идет ко мне протягивает исходящую паром кружку и пластинку галеты. Хлеба нет, но есть армейские рационы - картонные коробки, по иронии судьбы снабженные надписями "Миротворческие силы Лиги Наций". Те самые "силы", что ударили нам в тыл, высадили морской и воздушный десанты и сейчас "помогали" вымотанным боями мятежникам уничтожать очаги сопротивления... Запиваю хрустящую галету, намазанную апельсиновым джемом, чаем со вкусом распаренного веника... Размышляю сонно, почему в рационах такой вкусный джем и в тоже время такой ужасный чай... И гоню тревогу за Мику, его позвал к себе герцог и вот... Его все еще нет.

Элинка, что пригрелась у меня на плече, вздрагивает, - ну вот дочаевничала я, - подругу разбудила. Мы с Элькой сидим вместе со всеми на полу, правда, на толстом куске брезента, и бушлатов нам ребята натащили кучу. Элинку любят и берегут, как умеют.

--Глотни, Эль! - протягиваю ей полупустую кружку.

Элинка жадно пьет и тихо вздыхает, возвращая мне кружку:

--Есть хочется...

--Подожди, я сейчас! - поднимаюсь, слегка затекшая спина отдается болью.

Внимательно глядя под ноги, скольжу между телами, к небольшой походной печке, на ней постоянно кипит котел.

--Мне бы поесть? - бросаю сгорбленному старичку, что сидит рядом на маленькой скамеечке, среди потрошенных картонных коробок с рационами.

--Сейчас дочка, - старичок встает и я с оторопью узнаю Брэнд-а-Мора, мажордома Блюмов.

Некогда роскошные бакенбарды свалялись и растворились в жидкой бороденке, глаза потускнели и слезились, лишь осанка и достоинство остались со стариком. Невольно любуюсь его грацией. А он орудуя какими-то непонятными щипами он достает из кипятка плоский судок из фольги и прищурив один глаз читает:

--Рис-сот-то. Пойдет? - это уже мне.

--Слишком остро, - извиняюсь я, - Элинке не надо бы...

--Сейчас, - величаво кивает старик.

--Держи, - отдает он разогретые консервы подошедшему вслед за мной бойцу.

--Картошка с беконом? - зачитывает он очередную надпись на судке из пайка.

Я киваю и несу горячую коробочку к Элинке. Пальцы прижигает даже сквозь перчатки. Поэтому плюхаюсь рядом с подругой, испытываю облегчение. Элинка протягивает мне мою ложку (совсем забыла, что сунула наши ложки ей в карман), я аккуратно черенком прорезаю фольгу сверху, аппетитный запах, вкуснющая картошка с крупными кусочками мяса... Лига хорошо кормит своих солдат.

--Поели можно и поспать, - утомленно вздыхает Элинка и вновь приваливается к моему боку.

Сколько мы не пытались убедить Элинку, что в ее положении, ей нужен покой и удобство, так и не вышло, хорошо еще ночами Блюм уводит ее к себе - походная койка лучше, чем жесткий пол.

Сердце что-то побаливать начинает, жмет вся эта атмосфера тревожности и безысходности. Надеяться нам остается разве что на чудо. Но чудес не бывает... Когда Лига подтянет артиллерию, мы умрем. А может это случится раньше... Улучшится погода, прекратится снег с дождем и... Наверное, мы успеем услышать рев штурмовиков Лиги... Конечно тех "штурмовиков", что с крыльями, а не тех вооруженных до зубов головорезов, слухи о чьих похождениях доходят иногда до нас...

--Арт!.. Арт вернулся, - шорохом проносится по залу. Сердце на мгновение замирает, когда я узнаю в устало ввалившемся в зал парне Артура. Узнаю, когда он сдирает с лица мохнатую белую маску. Спокойные глаза на заросшем щетиной лице. Вздрагиваю, замечая в неверном свете плошек бурые пятна на белом маскхалате...

"Господи, пусть это будет не его кровь!" - глупая молитва.

"На войне нет Бога, кроме Случая, а Удача пророк Его!" - эту глумливую поговорку я услышала только здесь, от этого Артура страшного и равнодушного...

Такого вот, как сейчас, который устало сбрасывает с плеча перемотанную грязными бинтами винтовку с уродливо-толстым стволом и проводит по лбу рукой в перчатке с обрезанными пальцами. Поймав мой встревоженный взгляд, по-детски подмигивает мне. Дверь в кабинет распахивается и оттуда появляется Ивонн. Интересно, как ему удается поддерживать себя в таком виде? Гладко выбрит, мундир отутюжен, лишь лицо выдает напряжение и усталость - похудевшие осунувшееся лицо...

--Молино не придет, - говорит Артур, - их встретили у шоссе М-10, там танки и... - Артур жадно пьет воду из пластиковой бутылки.

--Жаль, - голос Ива звучит спокойно.

Только тот, кто знает герцога достаточно хорошо, может уловить, что его голос меняет интонацию...

--Командиров боевых групп ко мне! - короткая команда заставляет зашевелиться людей, с пола поднимаются несколько фигур и бредут к тяжелой дубовой двери.

Артур пробирается к нам и целует мне руку. Теряюсь от удивления.

--Как же я рад тебя видеть, Каролинка! - говорит Артур, и добавляет, обращаясь к Элинке, - Привет, Принцесса, украду у тебя подругу ненадолго?

--Кради... - сонно соглашается Элинка.

--Дай тулуп! - бросает Артур куда-то мне за спину и тут же мне на плечи обрушивается теплая тяжесть, - Спасибо, Рон, вернем через полчаса.

--Дарю, - весело говорит кто-то в ответ, тот самый Рон, наверное, - мы сейчас уходим, тулупчик уже ни к чему, хе-хе...

Мы выходим с Артуром в тесный стылый тамбур - здесь кисло пахнет сыростью и чем-то еще, поганым таким... Интересно, смерть имеет запах? Сверху еле-еле сочится свет... молочно белый... вязкий, как жирные сливки. Боже, что за дурацкие мысли приходят в голову? Если подняться по лестнице, то можно оказаться в разбитой галерее, где-то там я обронила свой жакетик... Когда бежала вместе с Микой, повинуясь воплю смутно знакомого бородача высунувшегося из какого-то подпола:

--Растудыть вас рачком, экстремалы - бегом!!! Гниды минометы подтащили, млин! Бегоооом!!!

--Просто так помолчим ни о чем? - спрашивает Артур строчкой из какого-то полузабытого стихотворения и память отключается, оставляя меня в не менее страшной реальности.

--Всё понятно, зачем же слова? - отвечаю автоматически, такими же полузабытыми строчками.

Ой, а ведь это стихотворение мне Артур дарил! Да... Но это же был другой Арт, тот смешной мальчишка-очкарик моей реальности! Как все странно... глупо... страшно!

--Аха... - толи вздыхает, толи выдыхает Артур, щелкнув зажигалкой, он запаляет плошку прилепленную на одной из ступенек.

Яркий огонек делает тени гущи...

--Все так плохо? - спрашиваю Арта, прислоняясь спиной к стене, даже сквозь два слоя зимней одежды чувствую холод камня.

А может это тоже самовнушение. Точно! Я просто тоже стала ненормальной, свихнувшейся, как этот мир.

--Ожидаемо... - ухмыляясь, отзывается Артур.

Не сразу соображаю, о чем это он - свой вопрос забылся. Я просто гляжу ему в глаза, снизу вверх... У него странные глаза. Будто пылью припорошены, тусклые глаза человека, который мысленно уже перешел какую-то черту, сделав свой выбор. Да нет, выбора нас лишили... Осталась одна свобода идти куда-то, пока не настигнет конец. Он смотрит на меня и взгляд слегка теплеет. А, может, это всего лишь огонек плошки вспыхнул чуть сильнее, отходя от удара сквозняка... Сама не знаю как это получилось, но прижимаюсь к нему, утыкаюсь носом в провонявший гарью и еще какой-то дрянью холодный маскхалат, и глупо молчу... Да и не о чем нам говорить... Все действительно понятно. А те вопросы, что я могу сейчас придумать, я лучше придумаю потом... Может не будет так больно, может быть удастся убедить себя, что этот парень мне никто и те, в зале, тоже никто... И Урри, тот, кто дал мне время сжечь карту, давным-давно, в подбитом вездеходике... Тоже был никем...

--Не плачь, - шепчет Артур, - этот парень, шпион, обещал вытащить вас с Элинкой...

--Да... - эхом отзываюсь я, просто чтобы не молчать.

--Я не слишком ему доверяю, но особого выбора нет, - холодный шершавый палец, ласково снимает слезу с моего носа.

Артур отстраняется. Поправляет одежду что ли? Слезы мешают разглядеть, чем он занят, и я пытаюсь смахнуть мутную пелену тыльной стороной вязаной перчатки. Потом стаскиваю перчатку - не хватало грязь в глаза занести... Как ребенок тру кулачком глаза, размазывая слезы по щекам... И ведь никаких истерик, это просто слезы боли...

"Бывает. Успокаивайся, дура!" - уговариваю себя.

--Это тебе... - Артур опускает мне на ладонь маленькое серебряное колечко на цепочке - змейка, кусающая свой хвост.

Непонимающе смотрю в ладошку: толстая стальная цепочка, тусклая пластинка офицерского жетона и это колечко - тоненькое, детское, хорошо, если налезет на мой мизинец. Гляжу в глаза Артура, сама не знаю, что мне нужно увидеть сквозь пыль усталости и боли.

Мой взгляд Артур принимает за вопрос. Он грустно улыбается:

--Ну да. Ты не помнишь, конечно... Это твой подарок. Нам было лет по десять... кажется. Мой талисман. Хороший талисман, мне всегда помогал. Даже сегодня вот снова... Вернулся... Возьми на память. Пусть теперь тебе поможет. Мне больше не нужно, а тебе... Пусть поможет.

"Почему не нужно?!!!" - истерично кричит сжимающееся сердце. А разум, который уже давно просчитал все, подтверждает: "все правильно..." Для тех, кто остается - нет шансов. Совсем нет.

В горле стоит шершавый комок, я зачем-то стараюсь не заплакать опять, и все крепче сжимаю в кулачке серебряную змейку.

--Арт, - слова застревают в горле, мне приходится их выдавливать из себя, трудно, очень трудно, - а может пойдем с нами? Мы выберемся!

Артур вздыхает и зажмурив на мгновение глаза отрицательно качает головой.

--Гвардия не бежит и не сдается, Каролинка.

"Он что пытается так шутить?"

--Смотри, - объясняет Артур, - даже если погода не улучшится, то Лига подтянет резерв, танки будут здесь через три часа, пусть через пять, сделаем скидку на инженерную разведку... Пять часов у нас есть, а потом...

--Это все ради нас? - зло кидаю вопрос, - То время, которое вы будете умирать, это для нас?

--Глупыш, - его ладонь гладит меня по волосам, - если вам не удастся уйти, тогда все потеряет смысл. Все будет зря. Понимаешь? - он пристально глядит мне в глаза...

--Артур... - выдыхаю я, а он порывисто прижимает меня к себе и долго целует. У поцелуя горький привкус пороха и копоти и соленый вкус крови из потрескавшихся губ. Резкий мужской запах Артура словно обволакивает меня жадным мягким мистиком, и мне страшно не хочется его отпускать, почему-то кажется, что как только я это сделаю, он снова окажется там, за чертой потерянной надежды. Там откуда не возвращаются...

От ощущения бессилия и обреченности хочется выть и пинать ногами стены. Но почему, почему?! Почему должен умирать совсем еще молодой, хороший парень, Артур? Только потому что младшего Тигерина не оставят в живых ни при каких обстоятельствах? Судьбу не обманешь? Черта с два! Не рыдать! Не выть, как психопатка! Не добавлять ему боли! Не отнимать сил... Мамочка, как мне горько и страшно...

--Артур, обещай мне, - требовательно говорю я, - обещай, что если будет хотя бы один шанс, нет, даже полшанса... Даже совсем маленький кусочек... ты им воспользуешься?

--Какая ты суровая, Каролина! - улыбается Артур, а в глазах пепельная метель.

--Обещай!!! - меня несет.

--Хорошо, обещаю, - успокаивает меня Артур. За стенами рев и грохот.

--Идем, - говорит Артур, - вам уже пора!

Я впиваюсь в него губами, будто хочу навсегда запомнить все, запах, слова, взгляд... Если я выживу - он будет всегда со мной.

Вес цепочки незнакомо ощущается на шее, - никогда не носила цепочек, колечко холодной льдинкой застыло около груди. А жетон Арт снял, просто разорвал пальцами - легко и страшно...

Мы возвращаемся в зал. Возле Элинки меня уже ждет хмурый и озабоченный Мика... Виновато смотрю ему в глаза, а сердце падает куда-то... Тот же пепел во взгляде. Значит, нам не уйти?

***

В комнате холодно и душно. Так бывает... Вызывающе пижонский стол красного дерева с какими-то вычурными завитушками завален картами, прямо на картах, заливая их стеарином, горят плошки... Герцог спокоен, как смерть. Так же спокойны и люди стоящие рядом. Лишь всхлипывает на узкой походной койке Элинка, да что-то тихо шепчет ей Каролина.

--Запасной выход из бункера взорван, - говорит нам Ивонн.

--Значит, Молину взяли живым, - тихо констатирует Арт.

--Ну что ж? - ухмыляется длинный субъект с отвратного вида шрамом на лице, - Пойдем на прорыв, а там...

--Хорошо, Лек, - кивает герцог, - собирай добровольцев, пойдете на прорыв... В сумерках, будет шанс... может быть.

--А девочки? - понизив голос до едва заметного шепота, спрашивает Лек.

Герцог долго смотрит мне в глаза.

--Как там тебя? - интересуется он устало.

--Мельникоф. Мика, - я выдерживаю взгляд.

--Ты хорошо плаваешь, Мика? - интересуется герцог.

--Обычно, - пожимаю плечами, не понимая к чему идет этот разговор.

--Моя... жена... не умеет плавать, Мика! - чуть запнувшись, поясняет герцог.

--Последний вариант? - кривит губы Артур.

--Последний, - тихо подтверждает Блюм, - уходить будете по подземной реке. Там раньше стояла турбина. Мы ее разобрали, проход теперь свободен.

--То-то я думал, чего электричество кончилось, - хмыкнул Лек.

--Плыть будем на надутых баллонах? - задаю вопрос прикидывая, какая температура воды может быть в этой "подземной реке"...

--Нет, - удивляет меня герцог, - поплывете на этом - Ивонн кивает на... настоящее индейское каноэ.

А я даже не понял сначала, что это - думал какая-то скамейка диковинная.

--Откуда эта хрень? - не успеваю скрыть свое изумление.

--Из коллекции подарков - усмехается Блюм, - правителям положено дарить подарки. Ну и, - улыбка становится шире, - сувениры бывают крайне экзотические... порой... Вот уж не думал, что придется использовать эту... хрень... по прямому назначению!

--Я не умею на каноэ! - честно признаюсь я, - на обычных лодках еще куда ни шло, а...

--Там ничего сложного, я покажу, - решительно говорит Каролина.

--У нас мало времени, - напоминает Арт.

--Нужна сухая одежда на смену, - начинаю я...

Улыбка исчезает с лица герцога:

--Все готово, правда мы не думали, что сыграет этот вариант... Но...

--Парни, проводите, девочек, а с... Микой, я еще перекинусь парой слов.

--Ив, - робко зовет Элинка.

--Я приду тебя проводить, - тихо говорит Блюм, а я замечаю, как ходят желваки под гладко выбритой кожей.

--Пойдем, - Каролина почти силой поднимает Элинку с койки.

Арт и Лек берут каноэ...

--Эй, не стоит всем пока... - предупреждающе начинаю я, и затыкаюсь.

Стена с шорохом отходит в сторону. Первыми в образовавшуюся щель лезут парни с каноэ, ругаясь и щелкая кнопкой фонарика, завалявшегося в кармане у Лека.

Девушки уходят следом. Когда они скрываются в проеме, а гулкие шаги затихают. Блюм тихо говорит:

--Вытащи их! Элинка знает пароли моих личных счетов, и ее подпись примут в банке. Вытащи ее и станешь богатым человеком, - он смотрит мимо меня, - она заплатит тебе.

--Без ее подписи, перевести деньги не получится! - словно испугавшись чего-то, добавляет он.

Мне хочется ударить этого человека. Разбить этот нос с горбинкой, вытрясти душу, я всю жизнь ненавидел то, что он олицетворяет - надменных аристократов, одним лишь появлением на свет навсегда обгоняющих нас, простых парней... Красивые дворцы... Гладкие лица власть имущих на экранах визоров... Только, какое это имеет значение здесь и сейчас?

Мои кулаки разжимаются, передо мной вновь усталый человек, который уже мертв и знает это.

--Если ты не доверяешь мне, то почему? - спрашиваю, неосознанно переходя на "ты".

--Больше некому, - просто говорит Блюм.

--Но ведь шанс, попробовал бы уйти сам с ними... - понимаю, что несу бред, но не могу остановиться, потому что представляю, что бы испытывал сам, на его месте - ужас, животный холодный страх смерти, неизбежной и скорой...

--Они не успокоятся, пока я жив, - слова Блюма просты до банальности, как любая истина.

--Отправь с нами, кого-то еще, кому доверяешь, - глупое чувство, мне стыдно уходить, наверное, действительно есть вещи страшнее смерти...

--Каноэ двухместное, - хмыкает герцог, - ты нужен Элинке, ты будешь ее опорой...

--А Каролина? - озноб начинает бить меня.

--Ты ведь не пошел бы без нее? - спрашивает Блюм.

И я молчу в ответ. Какая же ты сволочь, герцог! Расчетливая и умная... Да, наверное, настоящий политик и должен быть таким вот - хладнокровно бьющим сразу по всем целям... Не оставляющим выбора. Он заранее знает, что из одного чувства благодарности и стыда за то, что мне дали шанс на жизнь, я буду тащить его любимую, пока жив... И он прав, этот мертвый правитель, погибающей страны.

--И все же почему я? - отчего-то меня мучает этот вопрос, - Почему не Артур, не...

--Ты из их среды! Мы никогда не будем для них своими, а в какой-то ситуации это может решить все! - поясняет Блюм и, что-то определив для себя, командует мне:

--Если вы выберетесь, то не играй - просто стань собой. Ты обычный парень у тебя беременная жена, которую ты выводишь из города... Держи, - он достает что-то из ящика стола и протягивает мне.

Машинально беру, в руке оказывается знакомая тяжесть револьвера. Наваждение какое-то - потертый от времени "Доберман"... Отщелкиваю в сторону барабан, проверяя патроны... В барабане оказывается всего один патрон. Чувствую, как уходит драгоценное время, но зачем-то интересуюсь:

--В офицерскую рулетку решил играть?

--Да нет..., - герцог продолжает шарить в ящике стола, - так приготовил... возьми... вам нужнее... Патроны, - протягивает он мне небольшую пластиковую коробочку.

--А ты? - вкладываю недостающие тупоносые цилиндрики патронов в гнезда и прячу коробочку и револьвер в карман бушлата.

--Я капитан... капитаны не бегут с корабля... - Блюм первый выходит в открытую дверь хода.

Ныряю за ним. Ничего не видно, тьма такая плотная, что кажется вязкой на ощупь. Крепкая рука хватает меня за плечо и тянет за собой. Он что тут тренировался с закрытыми глазами ходить? Под ногами твердый камень, мы сворачиваем и попадаем в маленький грот - вечные плошки борются с темнотой. "Подземная река", оказывается узеньким быстрым ручьем...

--Река довольно мелкая, - успевает сказать герцог, прежде чем на нем виснет Элинка.

Мне чертовски страшно лезть в воду... Арт, торопливо дает наставления, которые я совсем не понимаю, что-то про весла и равновесие... Разберусь...

--...бесшумку и пять магазинов я сверху положил! - выделяю фразу из торопливого потока.

Киваю головой молча.

--Пора! - холодно звучит под сводами голос герцога.

Он тащит Элинку к каноэ, которое уже спустили на воду - Каролина уже там, в странной позе на носу... Лек и Арт держат лодчонку, усаживаем девушку с помощью герцога, залезаю в лодку и отмечаю, что борта почти сравнялись с уровнем воды.

--Удачи, - это желает Артур и толкает каноэ.

Поток сразу хватает нас и тащит в тьму, фонарик закрепленный у Каролины на груди помогает мало. Суденышко, сразу начинает разворачивать куда-то, Каролина на носу гребет веслом и выравнивает лодку, Элинка пассажирствует посередине, я загребаю вторым веслом на корме.

Река холодная, то глубокая местами, то такая мелкая, что каноэ застревает. Тогда я спрыгиваю в ледяную воду, от которой тотчас же немеют ноги и сталкиваю суденышко с камней. Промок я похоже с ног до головы и зубы непрерывно выбивают какой-то немыслимый мотив. Пещера постепенно сужается, свод опускается все ниже и ниже, где-то впереди нарастает грохот...

--Водопад! - кричит Каролина.

***

Свинцовые волны неумолимо накатываются на пустынный пляж и оставляют на песке клочья желто-белой пены. Сейчас трудно представить, что еще совсем недавно этот безлюдный пляж звенел звуками беззаботной жизни. Озеро Сребрянница, воду из которого можно пить без ущерба для здоровья... Проверим, воды мы нахлебались изрядно. Ледяной ветер сковывает движение. Набравший воды бушлат, давит на плечи неподъемным грузом, а я лезу из воды с упорством доисторического чудовища решившего эмигрировать жить на сушу... Пальцы рук давно потеряли чувствительность, ощущаю только их непривычную слабость и очень страшно уронить герцогскую бабенку - совсем скисла, даже не пытается идти, волочу ее под мышкой, стараясь не думать, что будет, если я ее уроню и она плюхнется животом...

"Все. Приплыли..." - падаю на колени, в присыпанный снежком песок.

--Как... Элька? - хрипит мне в ухо незнакомый сиплый голос.

Тупо смотрю на распростертую на песке женщину, с растрепанными мокрыми волосами облепившими равнодушное осунувшееся лицо. Наверное, так выглядят свежие утопленники... Становится обидно - неужели я столько времени тащил на себе труп? С размаху бью по щеке, потом по другой... И радостно наблюдаю, как "утопленница" открыв глаза начинает блевать. Собрав силы переворачиваю ее на бок - а то будет дико смешно - захлебнуться на берегу...

--Жива... - зачем-то поясняю вслух.

И гляжу на мокрую Каролинку - она лежит на боку, крепко прижимая к груди объемистый пакет затянутый в черную резину.

--Будет смешно, если в нем магазины к винтовке, - скрюченным пальцем тыкаю в пакет и все же смеюсь, скрипуче перекрывая посвист ветра.

Мне не отвечают и я оглядываюсь, потому что вспоминаю, о том, что надо идти. Идти самому и поднять на ноги девчонок, иначе мы останемся здесь навсегда.

Революция с ее жестокими боями, морскими десантами миротворцев, ночными налетами, постоянными зачистками стерли даже память об отдыхающих. Давно закрылись пестрые зонты летних кафе и лишь ветер гоняет какие-то обрывки по грязному песку в разводах мазута. Пытаюсь понять где мы, и память услужливо подсказывает: Ридльсбрюк - рабочий пригород столицы. Вот почему видны у самого берега громады девятиэтажек.

--Встаем! - ору я.

Вместо крика выходит что-то похожее на стон. Но Каролина послушно возится в песке, пытаясь стать на колени. Оказывается просто подняться на ноги совсем не так просто - онемевшее, застывшее от ветра тело слушается плохо, но распрямляюсь - назло всему. И целую вечность - бесконечность, наполненную свистом ветра и ударами снега с дождем в лицо, тяну на ноги Каролину. Когда ее лицо оказывается напротив моего, говорю прямо в мутные, подернутые дымкой усталости глаза:

--Идем к тем домам, иначе хана!

Подталкиваю ее и несколько секунд наблюдаю, как бредет, качаясь по песку фигурка с всклоченными мокрыми волосами, идет, таща в руке дурацкий пакет с неизвестным содержимым, все что осталось от запасов в нашем суденышке... Мир праху его.

Теперь нужно поднять Элинку... Тащу ее под мышки, пищит что-то, машет ручкой... Падаю на колено прислушиваюсь, надо понять, что она хочет сказать:

--Я не могу... Бросьте... меня...

Мать ее в зад! Без мелодрам эти дуры не могут.

--Ах ты, сука, подстилка герцогская, - рычу ей в глаза, - о детеныше вспомни! - хватаю ее, и с трудом распрямляюсь.

Ее тело в моих руках напрягается и мне становится легче.

--Молодец, девочка, давай... тихонько! - когда она делает первый шаг, тяжело опираясь о мой локоть, я понимаю, что игра продолжается...

Когда-то мне нравилось бродить по дюнам, поросшим жесткой травой, нравилось убегать от волны и трогать холодный податливый песок... Какой же я был дурак! Мы тащимся, оскальзываясь на промерзлом песке... Идем целую вечность. Я волоку на себе измученную беременную женщину, стараясь не терять из виду свой маячок - ковыляющую в струях снега и дождя Каролинку. Мы идем... Где-то во Вселенной вспыхивают и гаснут звезды, извергаются вулканы на Южном материке, гибнут люди... Совсем рядом, в том аду, из которого мы выбрались, чтобы попасть в другой - ад холодного ветра, мокрой тяжелой одежды и легких, которые не хотят вдыхать воздух. А мы идем, идем, идем... Когда под подошвой вместо песка оказывается надежная твердь асфальта, я становлюсь первооткрывателем, после долгого путешествия через моря, ощутившего надежность земли. Когда же нас прикрывает от стылого ветра громада высотки до меня доходит - я король мира. Я выживу!

Такие странным образом почти не тронутые квартиры попадались мне и на той, нашей, войне. Все выглядело так, будто хозяева выскочили на несколько минут и непременно вернутся обратно. Кто знает, возможно так оно и было. Вот только вернуться хозяину оказалось не суждено. Мне даже не приходится выламывать тонкую дверь квартирки на третьем этаже (третий потому что на первых двух окна не уцелели) - она приглашающе полуоткрыта. Ну да - рабочие кварталы, тут и красть нечего. В крошечной прихожей, на аккуратной циновочке с трогательной надписью "для обуви", кучки кошачьего помета... Ненавижу котов.

Затаскиваю Элинку прямо в спальню. Пустая комнатка, только огромная кровать, аккуратно накрытая чехлом, да скатанный палас в уголке - хозяева надеялись вернуться, молодожены какие-нибудь... Прежде чем дать женщине присесть на кровать, сдираю покрывало на пол. Проклятые коты.

Элинка плюхается на кровать и сразу съеживается, засунув руки между колен. Ну что за дура!

Сбрасываю с плеч мокрый бушлат. И начинаю сдирать с нее одежду - бушлат, напитавшийся влагой толстый свитер... Рубашонка какая-то. Шелковая? Бабы все-таки дуры... Опрокидываю ее на спину. Разбухшие, промокшие влагой башмаки не хотят сниматься, мои неповоротливые замерзшие пальцы не гнутся - шнурки превращаются в неразрешимую задачу... Рву ботинки с силой и сдираю их вместе с носками. Синие замерзшие ножки, со скрюченными пальчиками - золотой лак на ногтях. Бабы точно дуры... Начинаю вытряхивать ее из ватных камуфлированных штанов.

--Не надо, - ноет.

--Надо! - отрезаю я и ору:

--Каролина иди сюда!

Острые ногти Элинки царапают мне щеку, с недоумением смотрю на нее... А ничего - отживает, вон глаза блестят, уже не похожа на умирающую...

--Ты чего? - интересуюсь.

--Не надо! - шипит она.

Тут до меня доходит и меня пробивает смех, тяжелый перемешанный с кашлем смех. Смеюсь и кашляю - кашляю и смеюсь. А эта дурочка еще прикрывает полную грудь... Сквозь кашель выдавливаю:

--Дура! - и снова кашляю.

В комнатку, вваливается Каролинка и тоже хлопает глазками.

--Раздевайся! - хриплю ей я, - снимай всю одежду и с подруги сними эти кружева имитирующие трусы...

--Комодом нужно дверь... - начинает она.

--Раздевайся и растирайте друг друга! - раздраженно повторяю я.

--Как растираться? - точно - бабы дуры, даже самые умные из них.

--Как лесбиянки! - устало бросаю я и выхожу из спальни.

Тяжеленное трюмо немножко отодвинуто от стены. Наивная Каролина пыталась загородить дверь. Бессмысленно, если за нами придут баррикада нам не поможет. Просто прихлопываю дверь. Что же я хотел? А! Ногой распахиваю двери в зальчик. Типовая стенка с какими-то книжками, диванчик... Ура! Да здравствует мещанство - на двух стенках висят ковры, торопливо сдираю один за другим. Второй почему-то повешен на дрыне, этим дрыном мне пребольно достается по ногам... Ругаясь и раня пальцы о гвозди, отдираю ковер от доски и тащу оба ковра в спальню.

Сваливаю охапку ковров на край кровати и у меня перехватывает дыхание. Девчонки выполняют мою инструкцию, растянувшись валетиком тщательно мнут друг другу ноги - молодцы конечно, но... Нет просто молодцы - вижу какие-то мятые наволочки на полу - догадались вытереться. А подружка у герцога ничего, округлившийся животик ее не портит, как и крупные соски... Нда... От такого зрелища вспоминаю, что я мужчина, сжавшееся от холода "достоинство" неприятно ноет в мокрой глубине штанов.

"Как бы всю жизнь потом фальцетом не петь", - проскакивает угрюмая мысль, а я накидываю на девчонок толстые шкуры пропыленных ковров.

--Растирайтесь активнее! - взбадриваю девушек, а сам обшариваю комнату взглядом.

Где-то должны хозяева держать свое барахло? В спальне пусто и я снова вываливаюсь в зал. Распахиваю первую попавшуюся дверцу стенки, и мне на голову валится толстенный фотоальбом. Глянцевые яркие отпечатки чужой жизни высыпаются мне под ноги и я топчу их, распахивая шкафы и шкафчики. Бинго! Полный ящик какого-то тряпья и два одеяла. Волоку все в охапке, и тоже бросаю на постель.

--Так, Мика, раздевайся и ныряй сюда, - командует Каролина окрепшим голосом.

--Сейчас, - я вытаскиваю из кармана валяющегося бушлата, револьвер и коробку с патронами.

Руки совсем онемели, пытаюсь отжать защелку барабана - не поддается.

--Дай сюда! - говорит Элинка, от изумления отдаю ей пистолет и коробочку с патронами.

Пока девчонка уверено перезаряжает револьвер выбросив намокшие патроны, я с облегчением скидываю мокрую одежду, почти не чувствуя замерзшее тело ниже пояса. Представляю как это все будет болеть когда начнется отходняк...

--Мика давай в середину... - это уже Каролина, вот раскомандовались-то.

Через несколько мгновений я лежу под грудой теплых тряпок, зажатый с двух сторон горячими женскими телами. Онемевшие ноги щипают и трут, а я закрываю глаза и начинаю проваливаться куда-то. Слышу еще наивный вопрос Элинки:

--А разве можно спать, мы во сне не замерзнем?

И даже отвечаю, вроде бы:

--Можно... теперь... не замерзнем...

Но может быть, мне это уже снится.

***

Дурацкий пакет, который я с ослиным упрямством тащила из воды, тоже оказался очень упорным. Вскрываться он явно не желает. Что констатирует Мика, злобно чертыхаясь и раздраженно швыряя смачно чавкнувший пакет на пол. Тоненький столовый нож летит следом.

--Нда... таким ножом даже зарезаться не сможешь! - мрачно бубнит Мика.

Гляжу на его спину в наброшенном наспех покрывале - желтенькие цветочки, на бирюзовом фоне и тихонько смеюсь, боясь разбудить все еще уютно сопящую Элинку.

--Что смешного я сказал? - сурово спрашивает он.

--Да нет, тебе это покрывало так к лицу, - хихикаю я.

--Угу, мальчик одуванчик! - хмыкает он, и снова бредет, видимо, в поисках еще какого-нибудь "орудия труда".

Тонкие ноги смешно торчат из складок покрывала, Мика трогательно поджимает пальцы, когда идет. Мне становится зябко, грустно и жалко его, одновременно.

--Ты бы ботинки надел, - чего-то стесняясь, советую я.

--Ну их, - уже из коридорчика отвечает он, - они сырые, лучше так...

--Ой, - рывком выбираюсь из под теплого вороха.

Рывком, чтобы не передумать. Холод пупырышками вздыбливает кожу, ледяной паркет обжигает пятки. Ничего, Мика вон ходит и мне нужно. Хватаю с кровати тряпку, кажется, когда-то это был чехол на кресло - ничего, теперь это будет тога. Надо представить, что это предбанник сауны, а я так устала от жары. Брр... Пританцовывая собираю разбросанную одежду - склизкую и вонючую. Надо было сделать это сразу, но не было сил. Пока, тщательно расправляя, раскладываю одежду на полу (конечно, повесить бы нужно, только вот куда), возвращается Мика.

--О! - слышу довольный голос за спиной.

Оглядываюсь и вижу, что в руке он держит небольшой топорик. Любопытно зачем хозяевам этой квартирки был нужен топор дома?

--Как я тебе? - подмигивает он мне, присаживаясь на край кровати.

--Как древний дровосек, - отшучиваюсь я, и добавляю, - Элинку не разбуди.

--А я и не сплю, - доносится голосок моей кузины из-под вороха ковров, - сейчас, помогу вам.

--Не надо нам помогать, - Мика потешно примеривается топором к уголку мешка лежащего на полу, - отдыхайте вам нужно...

Он грохает топором, и тот входит в половицу. Я подбегаю к Мике - любопытно, что в мешке, больше всего хочется, чтобы там оказалась еда, в желудке немного тянет и хочется пить. Забираюсь на кровать, пряча озябшие ноги в теплую глубину постели. Ох, горячие ладошки Элинки тут же растирают замерзшие ступни и икры - чертовски приятно.

--Ну что там?! - тороплю Мику, который методично вспарывает мешок с помощью топора - толстая резина идет с трудом.

--Сомневаюсь, что полезное, колбасой не пахнет, - с сожалением кхекает Мика и заходится в приступе кашля.

Только бы он не заболел, мы его не утащим на себе. Мне даже страшно думать, что случится, если Мика заболеет.

А вообще-то это Мика мог сомневаться, а не я. Я просто надеялась на то, что в мешке окажется знакомая картонная коробка пищевого рациона. А он извлекал из мешка потрепанную гражданскую одежду невзрачного вида, шерстяные носки...

--Это дело! - улыбнулся Мика и тут же принялся натягивать одну из пар на ноги.

Действительно дело, обувь высушить не удастся, а шерсть, если что греет и мокрая. Элинка тоже оживилась, придерживай край ковра у груди, рассматривает длинное шерстяное платье, неопределенного размера.

--Это явно для меня? - что-то прикидывая, тянет она.

--А это для кого? - удивленно спрашивает Мика, аккуратно сжимая двумя пальцами "старушечьи" рейтузы ядовито-изумрудного колера.

--С Каролинкой жребий бросим, кому носить, - высказывает идею Элька.

--Я тебе уступаю, - отрезаю я, и ласково поясняю, - красота дело второе, а тебе тепло нужно.

--Тогда и это Эле, - извлекает Мика на свет длинное бесформенное пальто.

--Ужас какой, - восхищается подруга.

--Значит это для тебя, - констатирует Мика.

"Для меня" он предназначает: невзрачную синюю куртку, кусачие шерстяные брюки(это выясняется сразу после того, как я натягиваю их поверх синих рейтуз, точной копии раннее извлеченных зеленых) и пестрые шерстяные гольфы. Что-то мне эти гольфы напоминают... Пытаюсь вспомнить, что. Школьные годы, но это безусловно. Но есть еще что-то... Где-то я такие уже видела совсем недавно. Так и не могу вспомнить - отвлекает Мика. Вернее, это я, кажется, озабоченная психопатка - нашла время наблюдать за мужским антистриптизом, но... Не отрываясь гляжу, как Мика натягивает толстые штаны, потертый и вроде бы тронутый молью свитер и выцветший матросский бушлат. Кажется, такие куртки называются "гюйсовки".

--Не забыл? - Элинка снова высунула нос из-под ковров и протягивает револьвер и коробочку с патронами.

--Спасибо, - Мика прячет револьвер и патроны в карман бушлата.

--За что же? - чего это она, неужели кокетничает?

--Получается ты сегодня охраняла наш сон, - улыбается Мика, задвигая ногой мешок под кровать.

А я снова узнаю своего Мику, того, с которым мы пытались выжить в разрушенной столице нашей реальности... И успокаиваюсь, мне кажется, что пока мы вместе ничего не случится.

В пакете, что-то звякает. И перед моими глазами, как наяву встает маленькая прямоугольная коробочка из пайка, а в ней - сыр! Нет лучше зельц! Или не... кровяная колбаса!!! Торопливо хватаю пакет, - ну Мика, прям растеряха какой-то... Удивленно гляжу на извлеченный предмет - толстый пояс с кармашками, чем-то похожий на патронташ.

--Что это? - спрашиваю я.

--Деньги! - радостно восклицает моя кузина, садясь на постели - ковер падает, открывая грудь с крупным, коричневым соском.

Я торопливо расстегиваю липучки кармашков. Там пачки денег: кроны Лиги и федеральные марки...

--Ой, золото! - в одном из кармашков золотые талеры.

--И паспорта! - это Элька нашла еще что-то в пакете.

Мика осторожно берет у меня пояс и кладет его на тумбочку, из не застегнутого кармашка со звоном летит монета и катится под кровать.

--Это мы оставим здесь! - заявляет Мика.

--Ну почему?! - вопрос задаем хором.

--Опасно. И не имеет смысла! - твердо говорит Мика.

--А еду купить? - возмущается моя подруга.

Мика кивает головой и достает из пояса пачку крон, вытаскивает из нее две бумажки и трет их в пальцах...

--Сотня крон у нас может заваляться, - соглашается Мика.

Увидев наши лица, взрывается:

--Да поймите вы! - поясняет надувшей губы Элинке, - если нарвемся на банду или на патруль мятежников, эти деньги наш приговор. Сейчас убивают и за меньшее.

Чего это со мной? Неужели я уже привыкла слушать "мужчину-опору"? Почему не спорю? Может потому что Мика действительно прав? Только спрашиваю:

--А паспорта?

--Ты объяснишь патрулю, что делают граждане Лиги в разрушенном городе? - отвечает Мика вопросом на вопрос, и я умолкаю.

Почему же кажется, что он неуловимо изменился, и словно стал чуток выше ростом, с тех пор как я его увидела в первый раз... Додумать, эту глупую мысль мне не дает кузина.

--Мика, выйди, мне надо одеться!

Мика едва заметно кривит губу, обозначая ироничную усмешку и шаркая носками по полу, выходит из комнаты.

***

Даже сквозь толстую шерсть носков ощущается холодный пол, но мокрые, мерзкие ботинки надену перед самым выходом. А меня знобит - это плохо. Это очень плохо! Болеть сейчас нельзя. Тихо кашляю в вязанную перчатку, тихо чтобы девчонок за стеной не пугать. А вообще, будет смешно, если они там тоже пытаются меня "беречь" - купались-то вместе. Ладно, об этом думать не буду - не нужно. А что нужно? Нужно вернуться на кухню! И посмотреть, вдруг все же есть там какая-то еда.

В окно бьет по-весеннему яркое солнце и голова от этой яркости тут же начинает болеть. А солнце - это плохо. Солнце, это значит те, кто могут ходить, будут шататься по городу, солнце это значит мороз ночью... А мороз - это значит...

--Девочки, поглядите в гостиной - найдите мешок, сумку или наволочку, какую! Нужно взять тряпки и одеяла, - стараюсь говорить четко, но не перетруждать сухое царапающиеся горло.

--А ковры будем брать? - тут же весело откликается Элинка.

Ее веселье меня злит. Неужели она дура? Не понимает, что произошло... Конечно, даже умный человек может любить дуру, только на дуру она не тянет. Тогда зачем? Значит знает зачем. Значит подыграю:

--Если сами понесете, то берем!

Слышу легкие шаги в коридоре, хлопают дверцы шкафов.

--А я надеялась, что меня понесут, завернув в ковер, как особо ценный груз! - а может это она себя успокаивает?

--Я бы с удовольствием, но хиловат! - автоматически отшучиваюсь и начинаю методично обыскивать шкафчики на кухне.

Пусто. Что и следовало ожидать. Люди уходили отсюда аккуратно, забрав все ценное, а еда быстро становится ценностью в мире, где каждый за себя.

Выходим мы почти в полдень. Яркое солнце стоит высоко, воздух тепл, мокрые башмаки тяжелы, а наволочка с тряпьем, неудобна и раздражает. Ветер гонит мусор по пустому кварталу. А мы неспешно идем по тротуару - строго на запад, за город в неизвестную мне деревушку Ланитгрен, где нас должен ждать катер.

--Найди Торвальда и скажи, что телефон 234768112 навсегда отключен, - так сказал герцог.

Желтый дом по Рябиновой улице... Туда еще нужно дойти. И мы идем, не спеша - Элинке нельзя спешить. Через час видим первых людей - у пожарного гидранта рядом с низким пакгаузом, несколько человек с ведрами и бидончиками. Сразу вспоминаю, что давно хочется пить. Делаю знак девушкам и мы идем через дорогу. По привычке гляжу нет ли машин - идиотский рефлекс. Три женщины и несколько подростков косятся на нашу компанию, но разговор не прекращают:

--...а герцог-то сбежал, у них там во дворце поезд под землей ходит, на котором раньше золото возили за границу, вот на нем-то они у сбегли! - горячо доказывает сухонькая старушка, в неимоверном оранжевом плаще, глядя, как тоненькая струйка стекает в бидончик раскрашенный под божью коровку.

--Да брось, бабуль, - презрительно цедит прыщавый длинный подросток в роскошной косухе, - грохнули твоего герцога - труп по ящику показывали, сказали сам застрелился...

Невольно оглядываюсь на своих девчонок, бледненькие, но держатся и верно... Сплевываю на асфальт вязкую слюну и вступаю в разговор:

--Да кто сейчас чего знает-то... Одно ясно валить отсюда надо! В деревни - там руки нужны, да и с едой там легче...

--А ты откуда, дядя? - подросток кривит морду, наверное, пытается изобразить проницательного детектива из визорсериала "Тайный свидетель".

--С Соергартена мы, - подходит моя очередь, наливать воду, беру из рук Элинки прихваченный из квартиры трехлитровый чайник и подставляю под струйку.

--Ироды, - полная молодуха хмуро глядит на меня, будто я и есть ее главный враг и обидчик.

--А куда идете? - извечное стариковское любопытство не дает старушке покоя.

--К родне жены, в деревню, - зря врать нет никакого смысла.

Протягиваю слегка наполнившийся чайник Элинке - она жадно пьет из носика, высоко подняв руки. Натянувшееся пальто обтягивает круглый животик.

--Жена? - сочувственно кивает молодуха на нее.

Хороший вопрос. Я идиот нужно было точнее придумать легенду... Но Элинка все решает сама. Оторвавшись от воды, она ласково глядит на меня и выдыхает:

--Жена. Видите как, ребеночка ждем, а тут... - и сует чайник оторопевшей Каролине.

Пока я задумчиво гляжу на новоявленную жену, а Каролина утоляет жажду, Элинка вовсю пытает проникшихся сочувствием женщин. Интересно, чем она занимается, если узнаю, что она актриса, то не удивлюсь.

--...у мамки всяко лучше на хуторе - и спокойнее, и хозяйство свое... - вдохновенно вкручивает Элинка женщинам.

***

Элинка устало сидит на поваленном столбе, а я раздраженно смотрю на Мику. Мы очень устали. Особенно моя кузина, пускай она и бодрится, но в ее положении такие прогулки отнюдь не легки. Вон, даже сейчас, в вечерней прохладе, видны мелкие бисеринки пота.

--Мика, скоро стемнеет. Нам нужно отойти от дороги, нарубить лапника, развести костер... - раздражение лезет откуда-то злой волной, целый день он гнал нас за город, к этому чертову лесу, а теперь оказывается зря.

--Нам что в поле ночевать? - делаю картинный жест указывая на печальную картину - раскисшее грязное поле, узенькую сельскую дорогу с изломанным и разбитым в вдребезги асфальтом, поваленные столбы.

Рыжий кустарник среди редколесья лесополосы выглядит в сравнении с этими печальными пространствами просто уютно. И ветер там не такой сильный и пронизывающий, конечно.

--Мы туда не пойдем, - упрямо трясет головой Мика, не отводя глаз от какой-то грязной железяки с обрывком провода.

--Ну почему? - выдыхаю я, ища глазами Элинку, она-то чего молчит, ей же труднее всего сейчас.

Но кузина не спорит с Микой. Ишь ты! Вживается в роль послушной супружницы, видать. То-то все дорогу хлопала на Мику глазищами, да блеяла: "Ничего, я не очень устала..."

--Так чего? - требовательно спрашиваю я.

--Там могут быть мины, - спокойно отвечает Мика.

--Откуда?! - злость душит, нелепая такая злость смешанная с усталостью, с зудом в мокрых ногах, с тоской и голодом.

А Мика все тычет мне в лицо свою глупую железяку:

--Это поддон от переносного комплекта минирования, я видел такие...

Как мне все надоело! Хочу костер! Хочу сидеть и ни о чем не думать!

--Пошел ты! Параноик! - бросаю я, и твердым шагом иду к лесополосе, - Нет тут никаких мин! Кому нужно посадки минировать?!

--Стой! - Мика бросается за мной.

--Фиг, тебе! Попробуй, догони! - уже весело кричу я, переходя на бег.

По лицу хлещут ветки, я с треском продираюсь сквозь кусты! Вот ему! Тоже мне заяц...

--Волков бояться - лес обходить! - не слушая криков за спиной, смеюсь я и замолкаю.

Стройное женское бедро обтянуто грязным чулком. Это все что я могу видеть - остальное мой разум воспринимать упорно отказывается. Целиком он видеть картину не желает... И передо мной лишь страшная мозаика. Ошметки мяса, ниже колена... Остатки безглазого лица с обгрызанными лесными обитателями губами... Обрывки сорванной юбки... Я замираю. А потом ору на весь лес:

--Мика! Стой! Мины!!!

--Идиотка! - спокойно говорит у меня за спиной Мика.

Я не отвечаю, только глупо тыча пальцем, показываю ему на женщину:

--Там... вот...

--Осторожно уходим, - ухо обжигает его дыханием, он бережно берет меня за талию и тихонько отступает назад, медленно-медленно.

--Проволока! - испуганно взвизгиваю я, заметив едва заметный блеск в кустах.

--Это ее очки, - Мика осторожно тащит меня через кустарник, наверное, по моим же собственным следам.

--Чьи? - глупо спрашиваю я.

И радуюсь, когда он не отвечает. Я уже догадалась, чьи очки блестели в грязной пожухлой траве.

Когда перед глазами вновь смыкается занавес кустов, а под ногами шуршит жухлая трава обочины, рискую повернуться. Лучше бы я этого не делала. Мика стоит закинув руки за голову.

--А тебе, красотуля, что особое приглашение надо? - делает повелительный жест дулом автомата, небритый дядька в бело-черно-зеленом камуфляже непривычной глазу расцветки, яркое пятно на фоне блеклости осеннего пейзажа.

Закидываю руки за голову. Внутри пусто и холодно от страха.

"Только не думать о плохом!" - уговариваю себя.

Повторяю эту строчку, как заклинание, все те бесконечные секунды, что иду к дороге с закинутыми за голову руками. На дороге Элинка замерла в окружении еще четырех парней, в таком же чистеньком камуфляже, что и наш сопровождающий. Черные вязаные шапочки на головах, а вот разгрузочные жилеты наши бело-синие, и автоматы наши - АДМ...

Когда мы выбираемся на дорогу, один из поджидающей нас четверки усатый верзила с красивым породистым лицом ласково интересуется:

--Ну и чего мы тут бродим?

--У меня револьвер в кармане, - перебивает его Мика.

--И что? - верзила глядит на него неприязненным взглядом.

--Мало ли, - спокойно говорит Мика, - чтобы не нервничали если что.

--Да мы спокойные, - хохочут они сразу в несколько голосов.

Тот мужик, что конвоировал нас, первым прерывает смех. Достает у Мики из кармана револьвер передает одному из своих, а потом долго и цепко хлопает Мику по карманам, ощупывая. На землю летят спички, кухонный ножик, который снова встречается дружным гоготом:

--Серьезно вооружился, рыжий!

--Ну что, аристократишки, золотишко, денежки сами сдавать будем или искать?

--Лучше ищите, - хмыкает Мика, - если просто скажем, что у нас ничего нет не поверите же.

--А у вас ничего нет? - это снова верзила, кажется он у них тут за главного.

--Жена беременная, разреши ей руки опустить, тяжело ведь, - вместо ответа униженно просит Мика.

--Беременная, говоришь - сиплым противным голосом подозрительно интересуется парень с некрасивым длинным лицом, - ну-ка посмотрим, чем твоя подружка беременна!

--Скидывай пальто, шалавка! - орет на Элинку один из этих...

Назвать их "солдатами" не могу даже в мыслях - это мерзавцы, ненавистная падаль!

Элинку заставляют снять пальто и задрать платье. Она поднимает вязанный подол, демонстрируя тугой круглый живот.

--Глянь-ка, и правда брюхатая - удивляется длиннолицый, но тем не менее бесцеремонно ощупывает девушку между ног, косясь на Мику.

Я вижу как у него ходят желваки, вижу ужас в распахнутых глазах Эльки, а саму уже колотит от страха. От понимания того, что эти подонки могут сделать с нами все что захотят, и что они понимают свою власть.

--Ладно, одевайся, застудишься, - приказывает он и Элинка с насмерть перепуганным лицом суетливо оправляет платье...

--Бабе-то своей помоги, - разрешает главный.

И Мика торопливо подходит к Эльке, поднимая с дороги ее пальтишко.

А меня в это время так же лапают. Противно и основательно. Грубые пальцы хватают и мнут грудь, лезут в штаны...

"Только не думать о плохом!" - вновь вспоминаю заклинание.

--Слышишь, рыжий, тебе две бабы не много на одного? - ржет верзила.

У меня в голове мутится, я понимаю, что сейчас все повторится, что... Понимаю, что сейчас завизжу и брошусь в лес, лучше пуля или мина, чем снова ЭТО!!!

***

На лице, Каролины безумие, а похотливая морда лапающего ее парня, выражает предельное вожделение. Животное. Ну что, Мика? Ведь сейчас на твоих глазах будут насиловать твою женщину, а ведь будут, если заведутся... А потом, потом всех убьют... Наверное...

--Слышь, командир, - говорю твердо и спокойно, надеюсь это их немного удивит и отвлечет, - останови этого дятла.

Здоровяка командира удивить не удается, в глазах равнодушие, впрочем, спрашивает примерно то, что я и думал:

--Рыжий, тебе жить уже надоело?

--Сестренка, покажи им бок! - приказываю Каролине, только бы она не запаниковала, только бы...

Какая же она умница. Не знаю, поняла она или нет, но она резким рывком задрала рубашку, вместе с нижней футболкой открывая ожог на боку.

--Ничего, - ржет мразь, лапающая ее, - нам и такая ничего, правда, Вил?

--Сначала аристократики ее, теперь вы? - это бросаю в лицо верзиле-командиру, что ж он привык, что его боятся, только вот нам боятся уже поздно и бесполезно.

--У нас на Соергартене, своих в обиду не давали, а вы что же... Как они?! - спрашиваю глядя в глаза верзиле.

--Да пошел он, иди ко мне моя, красота! - Каролину вновь хватает в охапку прыщавый, а делаю шаг - сейчас брошусь на него, а там...

--Прекррратить! - коротко лает командир.

--Вил, - тянет тот, кто мнет Каролину.

Верзила внушительно молчит. И юнец отходит.

--Спасибо, брат! - тихо говорю командиру.

Тот снимает с руки неизменный атрибут последнего времени - перчатку с отрезанными пальцами:

--Я Вил.

--Мика, - жму руку.

--Я тоже почти с Соергартена, - кривая улыбка кривит его лицо, - с Раттрена.

--Соседи, - ухмыляюсь в ответ.

--Шарманщика Нико, помнишь?

"Проверяет он меня что ли? Шарманщика Нико знал весь район, смешного старика в костюме клоуна, веселившего днем туристов, а ночами..."

--Призрак Нико, скольких он бабок напугал за жизнь! - не сдерживаю искренней улыбки.

--Ох, Вил опять земелю встретил, - небритый добродушно хохочет и обращается к Каролинке, - оправься деваха, мы своих не трогаем!

--А чужих?! - выпаливает Каролина, ну зачем она сейчас!

--А чужим здесь не нужно ходить, - отрезает Вил и уже мне:

--Воевал?

Молча задираю свитер.

--Нда... - уважительно тянет юнец, - когда это вас, в самом начале?

--В самом начале! - это снова Каролинка.

--Сестренка, не кричи! - внушительно говорю ей, помоги Эльке присесть, - Все хорошо... уже.

Она понимает, замолкает и идет к Эльке. А я прошу закурить. Ничто так не сближает, как общее дело, даже если это всего лишь сигарета. Вдыхаю жгучий, дерущий горло дым дешевых сигарет, иногда сплевываю и молчу. Вил тоже молчит, задумчиво глядя куда-то в поле. Остальные, кажется, не хотят отвлекать командира от размышлений. Когда от сигареты остается половина, Вил нарушает молчание:

--Куда своих баб на ночь глядя тащишь?

--В Ланитгрен, - сначала хочу соврать, но не решаюсь, чем меньше лжи, тем больше шанс не сгореть.

--К родне? - что-то не к добру этот интерес.

--Всем вру, что да, а на самом деле, в госпитале друг обещал, что если что дядька его поможет, ну вот... - бросаю окурок в грязь.

--А что из города бежите, - юнец никак не может простить, что его лишили развлечения, - мы же победили.

Молчу, только улыбаюсь.

--А? - не успокаивается юнец.

--Утухни, прыщ! - наконец, цедит небритый, - у парня баба на сносях, сестренка ейная вот тоже на нем...

--И что?! - "Прыщ", какое верное погоняло.

--Успокойся, я сказал! - рычит Вил.

И уже мне:

--Слушай, Мика, нам тут напели, что вы аристократы, выбираетесь из города...

--Мы? - разыгрывать удивление не приходится, если им "напели", значит кто-то выжил в последнем бою, иначе...

--Да бабка какая-то, почитай колонну остановила, аж под траки бросалась, хипеж подняла... Типа аристократы бегут, золото уносят, а одна прям с герцогом по визору вступала, - хмыкает Вил.

--Делать больше нечего, всяким сумасшедшим верить, - иронично поднимаю я бровь.

Он оглядывается на девушек. Тоже гляжу: сидят рядышком на все том же столбе, Каролинка трогательно обнимает Эльку. Вил понижает голос:

--Да две бабы... Ну мы думаем, чего бы и не съездить, не глянуть...

Я молча киваю головой. И повторяю:

--Спасибо, Вил!

--Да брось! - крепкая рука бьет меня в плечо.

--А все же...

--Сам-то небось обоих трахаешь? - вздыхает юнец, уже беззлобно.

--Троих, - ухмыляюсь.

--А третья кто? - удивленно хлопает глазами "Прыщ".

--Дочка внутри! - как идиот, подмигиваю я.

--А если пацан будет? - хмыкает один из бойцов.

--Тогда я уже совсем извращенец, - преувеличено печально вздыхаю.

Немудреная шутка вызывает смех. Смех это вообще отличная разгрузка. Приступ веселья обрывает боевая машина десанта. Наблюдаю, как она несется к нам - красивая в своей хищной стремительности. Почти летит в облаке грязи из под траков и синем дыме выхлопа.

--Хороша? - хмыкает Вил.

Я только киваю. Машина с ревом и лязгов подлетает к нам и замирает обдав непередаваемым амбре работающего дизеля.

--Ну что, принцессы, - перекрывает рев БМД Вил, - карета подана.

И мне:

--Доставим к деревне, незачем девке на сносях в лесу ночевать, заодно, если дяди не будет на месте, обратно заберем.

--Нет, парни, до околицы, - хрен знает, что там в деревне, мы типа пешком дошли!

Вил согласно кивает. И орет чумазому водиле, чья голова торчит из люка:

--Едем аккуратно, не лихач... Прыщ и Усатый пойдут на броне... Шлемы!

Чумазый паренек скрывается в люке и через миг возникает с двумя ребристыми шлемофонами, которые ловко перекидывает Вилу.

--Примерьте, леди! - тот протягивает их девчонкам с милой улыбкой и даже помогает Эльке натянуть шлемофон на голову.

--А зачем это? - вроде бы кокетничает Элинка.

"Зачем это" - она понимает быстро. Когда нас трясет в тесном чреве боевой машины...

***

В отличие от северного, западный берег в районе Ланитгрен изрезан извилистыми язычками шхер и россыпью мелких покрытых соснами островков, так что не сразу понятно, где кончается суша и начинается собственно море.

Из тесного чрева этой ужасной машины нас вынимают полумертвыми, сначала разморенную Элинку, потом меня. Шея болит нестерпимо. Наверное, машину вели осторожно, но один раз я ощутимо приложилась головой об низкий "потолок", даже шлем не помог. Бедный Мика, с его ростом, без шлема, да еще вынужденный прижимать к себе Эльку... Меня немножко мутит. Вдыхаю холодный воздух, пропитанный запахами гниющих водорослей, йода... Рядышком тяжело дышит Элинка.

--Как вы, девушки? - спрашивает верзила командир, а голос-то...

Заботливый какой, не он ли пару часов назад собирался нас насиловать?

--Спасибо, - ох, какая Элька вежливая, - ничего, если бы не повороты...

При воспоминании о рывках при повороте машины, меня тошнит сильнее...

--Извините, я старался, - бубнит кто-то из сумрака.

Наверное, чумазый механик-водитель. Точно. Двигатель заглушен... С чего бы? Ой, а если они попрутся за нами? Так... И снова мурашки по коже. Ищу глазами Мику. Вон он. Этот "Вил" ему какие-то трубочки дает. Ничего не понимаю.

--Ну как вы? - повторяет Мика вопрос Вила.

--Я в порядке, - твердо отвечаю я, стараясь перехватить его взгляд, но это не удается.

Мика проходит мимо меня, как будто я пустое место, и ласково спрашивает Элинку:

--Эля?

--Все хорошо, любимый! - в голосе у Эльки такая нежность, что мне становится неприятно.

Ну и мысли, очень "подходящие"...

"Не будь идиоткой", - одергиваю себя, - "сейчас не до того".

--Идем? - спрашивает Мика.

Элинка молча кивает головой и цепляется Мике под руку.

--Ну значит договорились? - что-то уточняет командир этих бандитов.

--Да, если находим нужного человека - даю красную ракету... - Мика отвечает, не оборачиваясь, аккуратно поддерживая под локоть Эльку он идет по проселку, а я тащусь за ними.

--Если зеленая, мы вас забираем! - напоминает Вил.

--А на фига такие сложности, фейерверки эти, - влезает прыщавый пакостник, - проводили бы их, до дверей, с музыкой, так сказать!

--А потом мы уедем, а они останутся, - тоном строго учителя, объясняющего ученику-идиоту почему дважды два всегда четыре, начал Вил.

--И что?!

--А то! Какая тут еще недобитая сволочь по округе шастает мы не знаем! - раздраженный рык доносится до нас уже еле-еле, мы достаточно отошли.

Грязная дорога спускается в низину, залитую вязким вечерним туманом. Небо очистилось, обещая скорый мороз, и несколько первых звезд уже зависли над миром. Гляжу на море, меня всегда завораживает наше, северное, море - прохладное, но красивое. Отсюда, с возвышенности, Ланитгрен виден как на ладони - островки цепляются друг за друга скрипучими настилами причалов, прилипшие к скалам аккуратные деревянные домики с черепичными крышами купаются в сумраке и тумане. Они кажутся игрушечными. Край протоков, мелей, шхер... Летом здесь просто замечательно. Дикие пляжи, дюны... И еще один плюс - чужой здесь заблудится на раз. Немудрено, что это край издавна считается приютом контрабандистов, а теперь, наверное, и шпионов, и тех кто так или иначе не жаждет афишировать свою деятельность.

Дом Торвальда мы находим почти сразу. Все как говорили: желтый дом с терраской на берегу. Второй поворот дороги от развилки с камнем. Все сходится. Мика поднимается на высокое крыльцо и стучит в дверь. Где-то за домом сердито лает собака. А потом кто-то злобно рыкает на нее, заставляя притихнуть. Cлышно как скрипят половицы... Из-за двери нелюбезно спрашивают:

--Кого несет?!

Мика негромко отвечает:

--Нам нужен Торвальд.

--Я Торвальд, - снизив голос басит незнакомец, - что вам нужно?

--Нас просили передать, что телефон два, тридцать четыре, семь, шесть, восемь, сто двенадцать навсегда отключен, - тщательно выговаривая цифры, произносит пароль Мика.

Дверь открывается бесшумно.

--Заходите по одному, - командует хозяин.

Первым заходит Мика, потом Элинка, я захожу последней. Торвальд оказывается огромным мужиком до самых глаз заросшим светлой бородой. Русоволосой или седой в сумраке не разглядеть. В руке он сжимает огромный пистолет, правда, "Доберман" Мики побольше будет.

--Мы вас ждали, - убирая пистолет в кобуру на поясе, басит Торвальд.

--Пароля достаточно? - спрашивает Мика.

Бородач раскатисто хохочет, а потом, резко оборвав смех, объясняет:

--Никакого пароля не существует. Я знал ее по фото, - Торвальд кивает на Элинку.

--А если бы я оставил девушек где-то и пришел на разведку один? - кажется, Мика всерьез заинтересован этим вопросом.

--Разобрались бы, - басит Торвальд и добавляет:

--Добро пожаловать!

--Спасибо, - вежливо отвечает Мика, - нужно еще одно дело сделать...

Он достает из кармана трубочку. Шипение, и в небе вспыхивает яркая красная звездочка. В руке Торвальда вновь оказывается пистолет.

--Что это?!! - рычит он.

Небо расцвечивается тремя зелеными вспышками.

--Спокойно, - Мика медленно поднимает руку, в которой зажата трубка от использованной сигнальной ракеты, - это сигнал тем, кто нас сопровождал.

--С вами был еще кто-то? Кто-то вырвался из резиденции, кроме вас? - быстро спрашивает Торвальд.

--Нет, - это отвечает Элинка, - только мы...

Странно, как может сразу ссутулится такой огромный человек. И тут я понимаю.

--У них может быть шанс, - торопливо говорю я, беря за рукав грубого свитера Торвальда.

--Да, - тихо говорит бородач, - наверное...

Мы молча поднимаемся обратно на крыльцо. Я пытаюсь представить, кто у него мог остаться ТАМ... Брат, сын, друг?

Дом встречает нас светом керосиновой лампы и душной обволакивающей теплотой. Ноги сразу становятся ватными, чувствую, как тепло слабостью растекается по телу. И вместе с ним приходит ощущение того, насколько я грязная - тело зудит и чешется, сопревшие пальцы ног в мокрых носках щипет... При свете видно, что Торвальд еще не стар, всклоченная борода русая...

--Добро, - говорит он, - сейчас я вас покормлю и ложитесь спать. Отдохнете, на рассвете пойдем.

--Нам бы помыться! - получается у нас с Элинкой почти хором.

--Ну, это само собой, - улыбается в усы Торвальд, - пойду воду поставлю.

--Я помогу, - тут же откликается Мика.

--Добро, - Торвальд немногословен.

***

В доме у Торвальда кормежка простая, но для нас свежий домашний хлеб и нарезанная крупными кусками отваренная с травами рыба - роскошная еда. Едим в полном молчании. Хозяин, вообще, немногословен. За то время, что мы грели воду, он не проронил не слова. И пока мы с ним ждали, когда отмоются девчонки, он сказал только пару слов. Протягивая две огромные байковые рубашки он буркнул:

--Пусть пока переоденутся, белье чистое, - да мне дал огромный джинсовый комбез, но уже молча.

Я мылся в одиночестве, вода уже подстыла, но прикосновение даже слегка теплой воды и жесткой мочалки к телу было настолько сладким, что хотелось мурчать, как довольному коту. Если бы не манящие запахи с кухни, я бы до бесконечности скоблил ликующие тело, стирая горько пахнущую пену коричневого "хозяйственного" мыла.

Желудок набивается быстро, как обычно с голодухи. Это только кажется, что можешь съесть всю огромную миску, что выставил Торвальд, но добрый ломоть хлеба, два внушительных куска рыбы и сил остается только на пахнущий травами чай. Он без сахара, но сладость там дает заварка... В голове приятная пустота... Раскрасневшиеся от еды и чая девчонки в одинаковых клетчатых рубашках, почти как близняшки - огромные глаза, вздернутые носики... Ну да, они ведь сестры, что тут удивляться?

Лениво оглядываю комнату, где мы находимся. Интерьер выдержан в "морском" стиле. Ситцевые занавесочки с якорями, скатерть. Но вот заметно, что это жилище холостяка, не знаю, как это объяснить, но жилище лишено того необъяснимого, но всегда ощущаемого уюта, который способна создать женщина. А без этого теряется что-то... Может та самая, пресловутая душа дома? И поэтому просто невозможно ощущать себя "дома" в общагах, казармах, мотелях? Снова вспоминаю бабушку... И ловлю себя на мысли, что мне и вспоминать-то больше некого. Грустная мысль... Но верная.

Чтобы отвлечься снова шарю взглядом по комнате. Мое внимание привлекает фотография на стене, такими обычно завалены все сувенирные магазинчики. Полосатый маяк на скале. Я всматриваюсь, словно завороженный, не в силах избавиться от ощущения дежавю. Мистика какая-то. Мне кажется, что я слышу крики чаек... А может птицы действительно вопят за окном? Пытаюсь вспомнить, кричат ли чайки ночами...

--Эй! Да ты сидя засыпаешь, - крепкий хлопок по спине возвращает меня в реальность.

Несколько мгновений тупо гляжу на Торвальда возвышающегося надо мной. А гигант басит:

--Спать! Женщины лягут в спальне, там широкая кровать, а мы на полу...

Я лишь киваю. Постель на уютно пахнущем деревом полу раскладываю уже в полусне. А потом проваливаюсь в уютную и теплую темноту...

Будит меня легкое прикосновение к лицу. Сначала хватаюсь за револьвер под подушкой, потом открываю глаза. По-прежнему горит на столе керосиновая лампа, а в окне стоит темь.

--Что? - спрашиваю, присевшую на коленки рядом со мной Каролину.

--Просыпайся, Торвальд велел тебя будить, скоро пойдем, - замечаю, что Каролина вновь одета даже уродская синяя куртка на плечи накинута.

--Уже утро? - я рывком выбираюсь из-под одеяла.

--Уже вечер, - смеется вошедшая в комнату Элинка, - мы тебе воду согрели, еда на столе.

--Спасибо, - отвечаю автоматически и бреду на кухню, прикидывая, где здесь может быть сортир.

--Пистолет-то оставь, - ехидно замечает Элинка.

--Это револьвер, - откликаюсь я, но кладу "Доберман" на стол.

--Мика, удобства из кухни по коридорчику направо, - это уже Каролина.

--Угу, - бурчу в ответ, подтягивая помочи огромного джинсового комбеза Торвальда.

Выбираюсь на кухню и замираю. С улицы в дверь заходит хмурый Торвальд, а с ним коренастый, бородатый мужик... Делаю шаг назад, прикидывая успею ли добежать до револьвера на столе. Спутник Торвальда, знакомо шмыгает сизым носом, ледяные глаза на украшенном шрамами лице останавливаются на мне.

--Это и есть беременная девушка? - сипит он.

--Нет, это не девушка, Кэп! - хмуро отвечает Торвальд и уже мне:

--Знакомьтесь, этого человека можешь звать Кэп, он шкипер.

Кэп тянет мне свою клешню, которую я пожимаю. Я уже все понял, но легче от этого не становится. Ощущать себя игрушкой непонятных сил страшно. Может есть на свете Бог и ему стало скучно? Или я всего лишь персонаж книги сумасшедшего автора? Меня накрывает все то, что гнал от себя все эти дни. Ощущение сюра, бреда сна... Нестерпимо хочется ржать в голос и выть одновременно. Но нельзя. Потому я просто приветливо улыбаюсь своему новому старому знакомому и тихо говорю:

--Здравствуй... Кэп. Я Мика.

***

Волны, словно гладкие спины морских чудовищ как игрушку кидают кажущуюся крошечной яхту Кэпа. Приподнимают, а потом резко роняют вниз, чтобы снова подхватить и вынести, обдав веером ледяных брызг. Море и небо, сливаясь в сумерках, кажутся одним бесконечным пространством, в котором не существует больше ничего кроме волн и этого почти лежащего на боку деревянного суденышка. Идем под парусом. Кэп экономит топливо. К тому же так больше шансов обмануть радары береговой охраны Венске. Элинка свернулась калачиком внизу в каюте и дремлет, укрывшись толстым зеленым ватником. Вот железная женщина! Меня же эта восьмичасовая непрекращающаяся качка совсем доконала.

--Трави за борт, приятель! - посмеивается Кэп, и поигрывая рулем, выравнивает кораблик против волны.

Я свешиваю голову между тоненькими перильцами, не помню как они называются, леера, что ли? И "травлю", делясь с морем остатками содержимого несчастного желудка. В это время яхта подпрыгивает и меня окатывает ледяной водой.

--Смотри на волны - советует Каролина, - это, помогает...

--Угумн... - выдавливаю я что-то невнятное. Впрочем у самой Каролины физиономия тоже зеленоватого оттенка, однако держится... Аристократки, млин...

--Ничего, еще пару часов и будем на месте, - успокаивает нас Кэп.

--И как вы только здесь ориентируетесь! - изумляюсь я, потому что вижу вокруг только одинаковое море.

--По приборам?! - смеется Каролина.

--Дочка, я здесь сорок лет хожу, - ухмыляется Кэп, - лучше всяких приборов... вот сейчас справа по борту Венниски-Маяк будет...

--Маяк? - переспрашивает Каролина, - а мы что прямо к Венниски идем?

Ответить Кэп не успевает, потому что я вижу маяк, только по левому борту. Яркий луч прорезает туманное пространство и довольно кричу:

--Точно! Смотрите! Это маяк? А почему он слева?

Море швыряет в меня очередную пригоршню воды и кажется, что палуба куда-то падает...

Кэп тихонько матерится, сует руль сидящей на корме Каролине и командует:

--Правь на маяк!

А сам отпускает шкоты, перемещается на нос и собирая стаксель, кричит Каролине:

--И держи против волны!

Каролина кивает и сосредоточенно всматриваясь в горизонт то отпускает, то тянет руль на себя.

Кэп подтягивает грот и возвращается на корму. Кажется, что суденышко жалобно поскрипывает под его тяжелыми шагами.

***

От старого причала, где нас высадил Кэп до Венниски чуть меньше сотни километров. Если точно, то семьдесят девять. По современным меркам пустяки, но для нас они превращаются в почти непреодолимое препятствие. Как их пройти? Пешком? Вот что значит, уходить вслепую. Почему-то мы думали, что нас встретят, что герцог все предусмотрел, что стоит вырваться из растерзанной страны и что-то изменится. Наверное, потому нас так убили простые слова Кэпа:

--Все, я свои деньги честно заработал - Венниски там, он махнул рукой куда-то в сторону сосен, к которым вела гравийная дорожка.

--А дальше? - растерянно спросил Мика.

--А дальше не мое дело, - капитан как пушинку перенес охнувшую Элинку на мостки причала, - мое дело доставить вас сюда, а дальше, крутитесь сами.

--Ну как же, - слабо и неуверенно спрашивает Элинка, а меня раздирает злоба, ишь думали, что нас за ручку водить будут.

--Карты нет? - прерываю их испуганное блеяние.

Тоже мне овечки, без пастуха боятся остаться.

--Десять камэ, по проселку, дальше выход на автобан и шестьдесят девять камэ до столицы - вот и вся карта, - равнодушно цедит шкипер, оглядывая море.

--А городки по дороге? - уточняю я.

--Триста метров поселок, потом у автобана кэмпинг, заправка... Все, - шкипер лезет обратно на судно.

--Спасибо, Кэп, - говорит Мика.

Я не сразу разбираюсь, что это сарказм или... Капитан тоже не разбирается, он мрачнеет лицом и, будто извиняясь, говорит:

--Извини, парень, у меня свой бизнес...

Мика улыбается и протягивает руку. Рукопожатие. Мы задумчиво глядим на удаляющуюся яхту. Снова одни...

Наши "наряды" хорошо маскировавшие нас в Нордвиге, здесь наоборот бросаются в глаза. В Венниски так даже бродяги не одеваются. Все это мы тихонько обсуждаем, пока идем по проселку.

--Будем ловить попутку! - решительно заявляет Мика.

--Вряд ли кто рискнет взять автостопом троих бродяг, пусть даже одна из них беременная женщина, - объясняю Мике всю нелепость его предложения.

Ситуация патовая. Элинка "сидит на мешке с электронными деньгами" но превратить хотя бы малую часть их в наличные, чтобы заплатить за билет на автобус или чашку кофе нет никакой возможности.

Предлагаю свой план - мы с Элинкой автостопом добираемся до Венниски.

--Все же двух женщин скорее подберут... - убеждаю я.

Мика взрывается, лицо идет красными пятнами:

--Да пойми ты, нам нужно вместе держаться! Иначе потеряемся! Пойми, вас могут полицаи задержать, как бродяг, могут изнасиловать, убить...

--Здесь цивилизованная страна, - пытаюсь сгладить эту вспышку паранойи.

Мика успокаивается так же резко, как психанул, бледнеет и упрямо выставив подбородок заявляет:

--Одних я вас не отпущу.

--Нордвиг тоже спокойная страна. Была, - добавляет он.

Теперь снова злюсь я, ну что за идиотское упрямство? И так нет никаких сил, тело после путешествия, качки, ломит, еще убеждать этого упрямца, что нет другого выхода. А ведь выхода и правда нет.

--У тебя есть идеи лучше? - ласковым голосом спрашиваю Мику.

--Пока нет, но одних я вас не отпущу.

Мысленно собрав волю в кулак, начинаю объяснять, как маленькому, что другого выхода не вижу и что даже этот план может не сработать. И это верно! С ужасом представляю себе почти восемьдесят километров пути. Да нет! Это невозможно - нас просто арестуют, бродяги без документов... А может это выход?! Дадут позвонить, я позвоню маме и... Одергиваю себя. Кто сказал, что здесь у меня есть мама? Я это выясню, обязательно выясню, но потом... А пока нужно думать.

"Думать!" - приказываю себе.

Продолжаю убеждать Мику, даже соглашаюсь попробовать пошлый вариант из глупых детективов - остановить машину(комплимент, что перед такой красавицей никто не устоит, немного улучшает настроение) и потом нагло сесть кучей.

--Мик, только не боишься, что нас могут всех разом к посту дорожной полиции довести?

--А у меня еще револьвер с собой, - невпопад отвечает Мика.

--Выбрось! - советую я.

--Пока не буду, - после короткого раздумью, решает Мика.

К тому времени, как мы выходим к автозаправке, стандартному сооружению на краю маленького поселка, Мика уже почти соглашается разделиться и добираться до Венниски по отдельности, хотя это его пугает.

--Но, если мы не найдем другого варианта, придется обращаться в гуманитарный центр и хотя бы Элинку пристроить в тепло и нормальную ночевку, - тяжело вздыхает Мика.

--Никогда, - жестко говорит Элинка, - я никуда не пойду, лучше в лесу буду жить.

--Рожать тоже в лесу будешь? - зло спрашиваю подругу.

И тут же затыкаюсь, ругая себя последними словами. В глаз Элинки блестят слезы.

--Элька, прости! - покаянно говорю я.

--Ничего, - Элинка крепче берет Мику под руку и предлагает:

--Если делиться, то не так, как Каролина предлагает. Две девушки и одинокий мужчина, это не то. Одинокая красивая девушка и семейная пара, гораздо органичнее выглядят.

--Пара бродяг! - мрачно бурчу я, и опять...

Ревную? Понимаю, что глупость, но мне кажется, что Элинка пытается отнять у меня Мику. Бред? Или? Вот вроде все правильно говорит... Но оставаться одной. Господи, да мне просто страшно!

"Твое предложение оставляло одного Мику", - желчно напоминаю себе.

И назло всем, в том числе и себе, соглашаюсь с Элинкой. До последнего надеюсь, что Мика возразит, но он молчит. Ну и пусть! Не пропаду! Я точно не пропаду. А они пусть! Голубки...

Продавец в забегаловке на автозаправке подозрительно косится на нашу компанию, но не выгоняет. Может быть, потому что в забегаловке нет никого, кроме нас. Может быть жалеет Эльку, она действительно выглядит вымотанной, прошли всего пару километров, а она уже задохнулась, побледнела... Скромно сидим за крайним столиком. Молча глядим за окно, где окончательно портится погода. За окном то, что у нас называют "лёрц" - смесь мокрого снега с дождем - не рыба ни мясо, но сыро, холодно и противно...

Я смотрю на телефонную будку с толстой книжкой телефонного справочника на полочке, и тут понимаю, как нас чудовищно клинит. Ведь существует довольно простое решение! Все-таки как мы отвыкли от нормальной жизни!

--Я сейчас, - бросаю своим и торопливо иду к телефону.

Итак, к кому из венских знакомых студенческих времен я могу обратиться? Не так-то их много. Я всегда больше налегала на учебу, чем тусовалась среди студенческой братии... Глупышка. Кто же может помнить меня и согласится помочь? Перебираю несколько имен. Йенс? У него такая фамилия что в Венниски одних только полных тезок у него штук пятьдесят... Ренате? Ее фамилию я никак не могу вспомнить... Может быть Мэй? Мы с ней вместе были на практике в Галерее современного искусства. Как нас называли "снежные королевы", подругами мы не стали, но отношения сложились приятельские... Ну и почему бы и нет? Будем надеяться, что в этой реальности она тоже знакома с Каролиной и согласится через свой счет обналичить нам деньги. И еще, что ее телефон есть в справочнике. Потому что номер я конечно на память не помню... А вообще, наверное, зря я радуюсь, появится после трехлетнего молчания и сказать: "Здравствуй, Мэй, помоги нам обналичить миллион!" Глупо, но...

Листаю тяжеленный справочник. Хорошо еще, что у Мэй достаточно экзотическая фамилия. Точнее сочетание. Мэй Вонг. Вы поверите что девушка с таким именем будет длинноногой блондинкой типично северной внешности? Бинго!

Набираю "звонок за счет абонента". Надеюсь, Мэй, тебя это не разорит. Трубку снимают после второго гудка. Не знаю, что сказать, а потому леплю первое, что приходит в голову:

--Привет, Мэй! Это Каролина Ланге, помнишь, еще одна "снежная королева"?

В журчащем лесным ручейком голосе Мэй искренняя радость. Вот чего-чего, но этого я не ожидала.

--Каролина? Ты в Венниски?! Какое счастье! Вернее, Каролина, счастье, что ты позвонила, но какой ужас! У вас там такое творится...

--Мэй, ну я еще не совсем в Венниски... - объясняю я.

Мэй кричит, чтобы я никуда не уходила, потому что через два часа она подъедет за мной и все будет "оки". Смотрю на гудящую гудками отбоя трубку. Что ж, Мэй наверняка будет удивлена, видом трех бродяг. Но кому нынче легко?

--Все будет "оки", - говорю своим, когда возвращаюсь, за нами заедет моя подруга.

Самое сложное, как обычно ждать. "Не замечая" укоризненного взгляда продавца, брезгливого любопытства поселковых, которые похоже просыпаются не раньше полудня... Ловлю себя на очередной забавной мысли - я не помню какое сейчас число и какой день недели... Выходной, праздник? Стараюсь не обращать внимания на двух ребятишек мелкого возраста, что уже минут двадцать глазеют на нашу компанию не отрываясь, будто на цирковых клоунов. Гляжу в окно и жду. О том, что Мэй может передумать размышлять не хочется и тогда, как обычно, начинаю перебирать варианты происходящего с нами.

"А вдруг это предсмертная галлюцинация?" - предлагаю себе очередную версию...

Синяя "Террана" лихо тормозит возле колонки и Мэй появляется в кафешке стремительная, как торнадо над океаном. Нда... Кафешка сразу ощущается, как нечто тесное... Похоже, я подзабыла свою подружку - эту Мэй точно внешним видом не испугаешь! Скорее, она может шокировать сдержанного Мику и... Ой, меня тоже... кажется...

--Бедняжка, ты выглядишь как жертва кораблекрушения! - изрекает Мэй вместо приветствия и, не дав мне найти достойного ответа, стискивает меня в бурных объятиях.

--Ой, какой вы худой и длинный! - это она знакомится с Микой.

--Я Мика, - смущенно бормочет тот, немного сутулясь.

--Мэй, - Мика неуклюже целует протянутую руку.

Глядя, как Мэй начинает суетиться вокруг Эльки, вспоминаю еще одно прозвище - "МэйДей". Элинка явно чувствует себя не в своей тарелке, даже щеки розовеют.

--Ой, вы же наверное без денег?! - прервав на полуслове тираду посвященную тому, что беременность красит любую женщину, восклицает Мэй.

И не дождавшись ответа, несется к хозяину, который тоже с изумлением рассматривает новую посетительницу. Возвращается Мэй уже с подносом - три чашки кофе и огромная кружка какао. Какао ставит перед Элинкой.

--Чай здесь мерзкий, а кофе беременным вредно! - безапелляционно заявляет она.

Кошусь на Мику зная его отвращение к кофе. Но ничего, Мика жадно прихлебывает из чашки горячий напиток.

--Сейчас принесут булочки, они уже в микроволновке! - довольно сообщает Мэй.

Действительно булочки хозяин приносит сам. Целую гору традиционных венниских булочек с мясом и рисовой кашей. Я вгрызаюсь в еду, умиротворенно слушая трескотню Мэй:

--Нет, я еще не замужем... ...мужики все какие-то бестолковые попадаются... Да! Работаю гидом в музее! ...Исследования? Пишу! По веннским художникам-маринистам прошлого века... Обналичить деньги не проблема, прямо сейчас и заедем... Только у меня на карточке лимит в десять тысяч!

Я буквально тону в водопаде слов. Захлебываюсь, как недавно, когда наше каноэ перевернуло волной... Только волна эта горячая, как крепкий кофе и вкусная, как булочка с мясом. Она подхватывает нас и тащит за собой в машину.

--Мика тебе с женой на заднем будет удобнее, там и вздремнуть можно! - распоряжается Мэй, вызвав у меня новый укол ревности.

Почему все считают, что Мика парень Эльки? Я что так похожа на гордую одиночку?! Раздраженно хлопаю дверцей и меня снова уносит вихрь из слов, новостей, сплетен.

--Мика симпатичный, только тощенький... Эльке нужно обязательно есть витамины. С жильем в Венниски проблем нет, трехкомнатные квартирки в "спальном" Кёйтен-гатас идут тысячи по три в месяц... С работой? По-разному... Йенс что-то пропал из виду... Рената вышла замуж во второй раз и родила девочку... Андрис уехал в Федерацию...

Кошусь в зеркало и наталкиваюсь на задумчивый взгляд Мики. Лицо у него сосредоточенно-рассеянное? С чего бы? А!!! Мы ж трещим на веннском, а он видимо не все понимает.

"Террана" несется в сумерках, разгоняя сгущающуюся темноту синим огнем галогенных ламп. Летит сверкающим призраком по блестящей сырой трассе, а в темной дали сияет своими огнями Венниски. Слушая непрекращающуюся трескотню Мэй, я отстраненно думаю, что хотя в городах не бывает ночи, это не спасает... Короткий тусклый день, сменяется днем ярким электрическим... Но как же тоскливо без солнца!

***

За окном непривычно светло. Оказывается я отвык от электрической иллюминации, хотя может точнее будет сказать: "Не успел привыкнуть..." На Соергартене с иллюминацией было туго. Разве что неонка забегаловки старого Каца, да зеленая змея дежурной аптеки, которую иначе, чем "резиночная" и не звали. Небогатые люди - здоровые люди, болеть им не на что. И умирают они так же... На бегу. Будто сраженные очередью солдаты.

"Они?" - мысленно ухмыляюсь, неужели себя я перестал относить к "ним"?

А ведь действительно перестал. Я сам уже не знаю кто я и с кем я. Вон за спиной шуршит, удобнее укладываясь на диване, женщина, которую я почти не знаю... И которую все считают моей женой... Все. Но вот почему Каролина позволяет думать так? И Элинка не возражает... Какой в этом смысл? Почему было не сказать правду Мэй? Как мне проводить время до утра, не в обнимку же с Элинкой? Или что торчать на подоконнике всю ночь - вглядываясь в огни чужого города? Как все глупо.

--Тссс, не спеши. Малыш... - шепчет ласково Элинка у меня за спиной.

Я вздрагиваю и удивленно оборачиваюсь. Элинка лежит до самого носа укрывшись одеялом. На губах играет загадочная улыбка. Глядя на меня она воркует:

--Какой ты бойкий!

Не сразу соображаю, что это Элинка разговаривает с нерожденным еще ребенком.

--Ворочается... - с улыбкой поясняет она мне, видя мой слегка обалдевший, наверное, взгляд.

Комната залита мягким зеленым светом ночника. Крохотная гостиная, разложенный диван. Голоса Мэй и Каролины с кухоньки. О чем говорят не слышно, да и все равно из их разговора мало что понимаю - язык знакомый, но почти забытый.

--Ложись, - улыбается Элинка, - у тебя лицо такое, что кажется ты сейчас там заснешь на подоконнике.

--Я подожду Каролину, а ты спи, - отвечаю и вновь гляжу в сумрак окна, на котором среди городских огней сверкает зеленая точка светильника - блик в окне...

Что-то мне эта картинка напоминает? Отражение светильника в окне, на фоне ночного пейзажа Венниски... Блики... блики... Что-то важное совсем рядом, еще чуть-чуть и ухвачу важную мысль за хвост...

--Ложись, они могут всю ночь проболтать, - Элинка спугивает "хвостатую" мысль.

Я думаю, что еще возразить.

--Страшно, - нахожу первое попавшееся возражение.

Элька, снова тихонько смеется:

--Неужели я настолько страшна? Ну беременная корова, ну...

--Что ты, Эля! - я торопливо перебиваю ее, отчего-то становится стыдно, вспоминается, что эта девчонка так же, как мы потеряла все - любимого человека, привычную жизнь...

Торопливо ищу слова оправдания, в голову лезут привычные банальности, которые я тут же озвучиваю.

--Эль, ты выглядишь замечательно! Беременные женщины... они будто светятся изнутри...

--Как фонарики под глазом! - хихикает девушка, и я сбиваюсь с идиотских комплиментов.

--Да нет... - теряюсь и мямлю я, - вдруг пихнусь во сне или... я ж с беременными не спал никогда.

Я замолкаю, когда до меня доходит вся двусмысленность моих слов. Эльку же моя растерянность даже веселит. Она подмигивает мне и голосом роковой соблазнительницы из любимых моей бабушкой южноматериковых сериалов:

--А никаких особых секретов, все дело в равновесии...

Наверное, моя морда выглядит потешно, потому что Элька снова заходится в смехе. Впрочем, смеяться она прекращает так же резко как начала.

--Ложись, Мика, у тебя лицо такое, будто ты сейчас прям там и заснешь! И вообще, я плохо представляю, что тебя может напугать усталая, немножко беременная девчонка, - подшучивает Элинка.

--Да нет, страшно если во сне толкну тебя нечаянно, или еще чего, - торопливо объясняю я.

--Мика, да брось, ты... Мы ж с тобой уже спали, ты тихий - не брыкаешься, не храпишь... - не сразу понимаю, о чем она.

Да, мы ж действительно спали рядом. В оставленной квартире, на берегу озера...

--А все равно, - хмуро бубню я и высказываю давно мучающий меня вопрос:

--Я вообще не понимаю, зачем врать, что мы с тобой... - заминаюсь, обдумывая как бы высказать мысль не так коряво, как выходит, а потом плюю на это дело, и договариваю, - Ну что мы муж и жена! Глупо ведь...

--Глупо, - едва слышно вздыхает Элинка, - но иначе нельзя, иначе опасно... Для нас... Вернее для меня.

--Почему? - я все равно не могу понять, какие резоны заставили Каролинку и Элинку врать этой нордической японке-китайке.

--Понимаешь, сейчас могут искать женщину герцога, но вряд ли кого-то заинтересует беременная жена хорошего парня Мики, - терпеливо напоминает Элька.

Я по инерции пытаюсь возразить:

--Да, но Мэй... - начинаю я и умолкаю, уже понимая, что Элинка права.

--А что Мэй? - шепотом спрашивает девушка, - Полузабытая подруга Каролины, хороший человек, не более того.

--Хороший человек это не профессия, - привожу вспомнившуюся к месту поговорку.

И умолкаю, вспоминая Соергартен, там частенько цитировали эту нехитрую мудрость. На секунду мне показалось, что по комнате пронесся легкий ветерок напоенный горьковато-удушливым запахом трущобных кварталов - незабываемым запахом моего детства, запахом Соергартена. Как я мог забыть главное правило, то чему меня учили всю жизнь. Такое верное, пусть и жестокое, как сама жизнь, гласящее: "Каждый сам за себя!" А странно все же, на войне отвыкать от жестоких реалий жизни... Ведь на войне иногда можно рассчитывать на помощь, а здесь... Таким, как я, это не грозит. Но в одном Элинка права - спина гудит от усталости, всю ночь торчать у окна невозможно, требовать что-то от Каролины глупо и опасно, а значит... Вспоминается еще одна присказка: "Напугали ежа женской попой".

Соскакиваю с подоконника и начинаю стягивать с себя огромную (на тройку размеров больше моего) рубашку.

--У Мэй, был крупный бойфренд, однако, - тоже шепотом говорю я.

Говорю вслух, потому что хочу отвлечь Эльку от грустных мыслей.

--Ой, а так часто бывает, - охотно подхватывает тему Элинка, - маленьких часто тянет к высоким, знаешь же - "противоположности притягиваются".

Слыхать-то слыхал, только соглашаться бы с этим не стал. Вон взять нас с Каролинкой, да и сама Элинка довольно высокая девчонка, а герцог вообще стропило носатое.

--Да ну, - хочу возразить я, но мысль не развиваю, зачем напоминать Эльке о Блюме.

Аккуратно складываю джинсовый комбинезон (судя по не отстиравшимся разводам краски в нем делали ремонт или красили заборы) и кладу рядом с рубашкой на стул.

"Похоже, ты становишься педантом, Мика!" - дожил, уже собственное поведение прикалывать начинает.

"Просто я устал", - оправдываюсь сам перед собой.

На диване хихикает Элинка. Как будто мои мысли услышала. Интересуюсь удивленно:

--Ты чего?

Оглядываю себя в поисках того, что может смешить девушку и сам прыскаю - понимаю "чего"! Здоровенные "боксерки" бывшего парня Мэй, которые мне тоже пришлось напялить на себя, доходят мне почти до колен. Мои тоненькие ножки выглядывают из широких штанин, все это выглядит нескладно и смешно.

--Эротический эксцентрик - Мика Мельникофф, - приняв позу классического бодибилдера, шепотом объявляю я.

--Не... Ты вполне себе ничего... Жилистый такой... - пытается сделать мне комплимент Элинка.

--Дистрофик! - подсказываю я необходимый термин и присаживаюсь на краешек дивана.

Лезть под одеяло к незнакомой почти девчонке стеснительно как-то. Да и... Вдруг мы все же не поняли Каролинку. И ее фразочка: "Пусть голубки пораньше спать идут!" только шутка?

--Нет ты сильный, - Элинка похоже не думает шутить, уж слишком серьезным тоном мне возражает.

--С чего ты взяла? - странно, но комплимент немножко греет душу.

--Я же помню, как ты меня из воды волок... Ох, а я, как дура в мешок вцепилась и тону... Помнишь?

--Неа, - честно отвечаю я.

Я и вправду почти ничего не помню. Помню страх, холод воды льющейся в рот, стучащее под действием адреналина сердце.

--Смешно было, - рассказывает между тем Элинка, - Каролинка у меня мешок из рук рвет, ты за волосы хватаешь... Ой, а как ты оказывается умеешь ругаться! Мастерски!!! - восхищенно выдыхает Элинка незаслуженный в общем-то комплимент.

Никогда не был виртуозом в матерщине, так... обычный паренек с рабочей окраины. До настоящего виртуоза мне еще... Вот взять того же Кэпа, не здешнего, незнакомого, а нашего с его лингвистическими небоскребами, вызывающих восторг у искренних почитателей его таланта. Как он это называл "Малый морской загиб", кажется. "Большой" я услышать так и не успел.

Решаюсь повеселить Элинку капитановой байкой про то, как он учил мату волнистого попугайчика своих дочек...

"Дочек..." - эхом ухает сердце.

Надеюсь, в этом мире им повезет и старуха-судьба выбросит кости иначе.

--Так, - решительно прерывает мои раздумья Элька, - прекращай изображать из себя дрожащую невинность и лезь немедленно под одеяло, мне на тебя зябко смотреть.

Задумчиво оглядываю диван, не такой он и широкий...

--Не боись, - воркующим голоском шепчет девушка, - я тебя насиловать не стану.

Нет, ну и язвы же девки! Вот что на такое можно ответить? Смеешься? Посмеемся вместе. Я ныряю под одеяло, спиной к девушке, почему-то мне кажется, что так приличнее. Ох ты! Горячие ладошки обнимают меня за плечи.

--Созрел? - хихикает прямо в ухо Элинка.

--Холодный какой... - теплые ладошки растирают мне спину.

Спиной ощущаю жаркое тело, легкое прикосновение ткани Элькиной ночнушки. Шутки шутками, но наглая память послушно выбрасывает возбуждающую картинку: обнаженная Элька на кровати в той заброшенной квартирке. Вроде и некогда было ее рассматривать, но... Перед глазами встает полная грудь с крупными коричневыми сосками, округлый животик с аккуратной ямочкой пупка, едва заметный пушок там... под животом... По спине жаркими мурашками несется волна возбуждения... И проходит. Я слышу, как на кухоньке, что-то громче обычного произносит Каролинка - знакомая интонация, родной голос действуют как отрезвляющий душ. Как наяву вижу ее глаза полные презрения, к жалкому похотливому животному. Именно таким животным я немедленно и начинаю себя ощущать. Ну что я за урод такой? Любимая девушка за стеной, а я в мыслях соблазняю ее беременную кузину!

--Мика, обними меня, пожалуйста, - тихо говорит Элинка.

Мерзавчик внутри меня взрывается ликующим воплем и нашептывает голосом Отто, нашего дворового гитариста: "Все бабы как кошки - на уме только одно!"

--Ты чего, Эль? - все же пытаюсь образумить ее.

--Мика, просто обними и все...

--Да зачем тебе это? - меня всерьез интересует ответ, в то что я вызываю приступы страсти с первого взгляда, верится с огромным трудом, скорее не верится совсем.

--Потому что я дура, - спокойно говорит Элинка, - подумала, когда еще буду вот так, рядом с мужчиной... А вдруг Ив приснится, - едва слышно добавляет она.

Я молча поворачиваюсь и вот уже на моем локте женская голова.

--Спасибо, - Элинка удобнее умащивается на локте.

--Спим, - зачем-то командую я.

--Доброй ночи, Мика, - послушно отвечает Элинка и закрывает глаза.

Похоже, что она засыпает быстро, дыхание выравнивается. Я тоже закрываю глаза, но сон не приходит. Слушаю, как беседуют Мэй и Каролина, слышу, как щелкают где-то выключателями. Наверное, тоже укладываются спать... Время в темноте идет медленно, я слушаю тишину, дыхание спящей девушки рядом... А внутри, подогретый сытным ужином, стрессом и еще дьявол знает чем, вновь зреет бутон возбуждения.

"Думай о Каролине!" - напоминаю себе, но в этот раз заклинание не помогает, скорее наоборот, вспоминается...

Не то... А от Эльки вкусно пахнет сонной женщиной, тот особый умиротворяющий запах... И пусть он совсем иной, незнакомый, но... приятный, возбуждающий... Элинка чуть слышно стонет сквозь сон и теснее прижимается ко мне. Через тонкую ткань ее ночнушки ощущаю тугую упругость женской груди. Моя свободная рука будто сама собой касается Элькиного бедра, легким движением гладит его сквозь мягкую ткань. Дыхание спящей девушки чуть учащается.

"Ей это нравится", - уговариваю толи сам себя, либо мой пакостный альтер-эго нашептывает успокаивая, - "пощупай, если потекла, то чего там... и ей хорошо и тебе..."

Вновь веду рукой по бедру вниз, до самого края ночнушки, а потом, уже под рубашкой, по горячему шелку кожи бедра - вверх, вверх... Волосики на лобке едва заметно колют ладонь... Слегка погладить...

--Да... - сквозь сон шепчет Элинка, - да... Ив.

Одергиваю руку и до боли кусаю себя за губу.

--Все будет хорошо, Эля, - говорю в маленькое ушко и касаюсь губами щеки.

Я пришел в себя. Снова закрываю глаза, но даже сквозь сомкнутые веки, вижу как одобрительно улыбается мне герцог Ивонн Блюм - человек подаривший мне шанс выжить.

Проваливаясь в сон, умиротворенно думаю, что одна из параноидальных версий из рассматриваемых мной, в попытках хоть как-то объяснить бредовое происходящее, явно неверна. Ни в одной книге герои не спят столько. Все же жизнь это не книжка.

"Надо бы подтвердить этот вывод и сходить в сортир", - веселюсь в полусне.

Однако, вылезать из теплой постели не хочется, тем более что не стоит будить Элинку - надеюсь, что ей снится хороший сон. Сон в который можно сбежать хотя бы ненадолго... Хорошо бы!

***

Мне всегда казалось, что уж Венниски я знаю неплохо, все же почти год стажировки, да потом мы столько раз ездили сюда просто на выходные или отдохнуть. Я могу с закрытыми глазами гулять в центре, устроить экскурсии по историческим местам или магазинам, сводить в дельфинарий или аквапарк... Тем страннее мне сейчас ощущать себя в роли экскурсанта, а экскурсоводом у нас Мика. Мика, который по его словам, и был-то в Веннске всего два раза, да и то со студенческими экскурсиями. Но вот с той стороной городской жизни, на которой мы оказались сейчас, я оказалась совершенно незнакома. А вот Мика... Полное впечатление, что он вырос здесь, не может сгладить даже его примитивный разговорный язык и чудовищный акцент. Гм, вот и еще одна странность - его веннский я не всегда понимаю, но те, с кем мы общаемся весь этот длинный день, не высказывают никаких признаков раздражения или непонимания. Меня это злит, а может не это, может быть ревность, обида и что-то еще... Страх? Нет, об этом я не стану думать! Потом. Все потом...

Чтобы отвлечься и немного прийти в себя отхлебываю кофе, это пятая чашка за день - вкус кажется отвратительным, но сидеть в кабаке за пустым столом не принято. И Мика уже привычно заказывает мне кофе, а себе какое-то дешевое пиво - светлое, невкусное даже на вид. Снова хочется есть... Вечное чувство голода, неужели оно теперь навсегда будет с нами, как напоминание о... прошлом. Мэй плотно накормила нас завтраком, но... Есть хочется ужасно... А денег мало, поэтому экономим.

В баре шумно и накурено. От дешевого табака першит горло и слезятся глаза. Впрочем, глаза у меня слезились почти всю ночь, с той самой минуты, как заглянула в комнату, где Элинка и Мика спали тесно обнявшись. От воспоминаний снова заболело в груди. В очередной раз пытаюсь отвлечься, разглядываю посетителей... Это в основном работяги - докеры, моряки... А вот кем могут быть две молоденькие девушки у стойки я думать не хочу. Не хочу, потому что чем-то они мне нравятся... Добрыми усталыми глазами, наверное. Девушки потягивают какие-то коктейли через соломинку, неторопливо оглядывая зал, иногда смотрят висящий под потолком телевизор. Тоже гляжу на экран - там беззвучно показывают новости. Взгляд на секунду выхватывает кадры из Нордвига, но они тут же сменяются слащавым личиком диктора-блондинки, смешно шевеля полными губами, она что-то беззвучно рассказывает... Элька тоже так шевелила губами во сне. А утром-то - как посмотрит на Мику, так розовеет ушами и думает, наверное, что никто не замечает. Боль в груди усиливается, и возвращается вопрос: "было ли у них что?" Ну Элька, ну кузина - того гляди родит, а все не может без того, чтобы под мужика не залезть! И я дура... А Мика... А что Мика? Что можно ждать от человека, выросшего в такой клоаке?

"Да не было ведь ничего! Просто спали, невинно..." - в очередной раз придумываю утешение.

Только сама в это не верю. Вспоминаются умиротворенные лица спящих, нос к носу, Мики и Эльки, его рука под ее головой... В зеленом свете ночника моя кузина выглядела русалкой... Да и утром...

"Не обманывай себя! Они вели себя как люди у которых есть тайна..."

И снова, как наяву, вижу завтрак: все эти Элькины улыбочки, "передайте, пожалуйста" - злюсь... Мне больно и обидно.

--А тебе не кажется, что мы сегодня достаточно гуляем? Может признаешь, наконец, что тебя обманули? - с ядовитой улыбочкой спрашиваю Мику.

--Все может быть, - Мика говорит спокойно, будто не чувствует за собой никакой вины, ну что за урод...

--Ты так спокойно говоришь, будто шляешься по этим притонам один! Шлялся бы один - слова бы не сказала, но ты ведь и меня с собой таскаешь, и наша любимая Эллечка тоже сидит, страдает, - злобно шиплю, от своей стервозности самой становится неприятно.

--Ты же знаешь, я в денежных делах... - начинает Мика и прерывается:

--Кажется, нужный человек пришел.

Гляжу, - бармен показывает на наш столик невысокому бритоголовому типу в кожаной куртке. Тот кивает, делает кому-то ручкой, - замечаю трех амбалов немытого вида усаживающихся за соседний столик. А бритоголовый подходит к нашему столику нелюбезно осведомляется у Мики, меня он будто не замечает:

--Зачем тебе Юрген? - говорит он на нордике, правильно, без всякого акцента.

--Тебе должны были передать, - невозмутимо отвечает Мика.

Бритоголовый "Юрген" усаживается за столик, раздевая меня взглядом. Во всяком случае, почти физически ощущаю что у меня шарят под свитером... Потные, влажные, сальные ладошки... Бррр! Мне становится неприятно, будто меня сравнили с теми девушками у стойки.

--Сходи к Чарли, красивая, скажи Юрген тебя угощает, а мы пока поговорим! - отводя тяжелый взгляд, бросает мне бритоголовый.

--Она в деле, - поясняет Мика и до меня с запозданием доходит, что "красивая" это я.

"Вот ты и уголовную кличку получила, подружка", - радую себя обновлением статуса.

--Как знаешь, - согласно кивает Юрген, - все равно разговора не будет, Кэп тебя не знает.

--Он не мог сказать так, - возражает Мика, - он нас переправлял.

--Кэп многих переправляет, но вот телефона своего он тебе не давал, да и вообще растерялся, надо было посылать вас, а не мои координаты давать! - бритоголовый не выглядит заинтересованным.

--Кэп мудрый человек, - парирует Мика, - он получил неплохие деньги за наш переход, видимо, он решил, что мы можем заинтересовать и тебя.

--А вы можете? - впервые сначала разговора Юрген улыбается.

Я удивляюсь и не сразу понимаю чему, только потом доходит - подсознательно я жду вида гнилых зубов или блеска воспетых визорсериалами стальных коронок, а улыбка у Юргена белозубая и приятная, преображающая лицо улыбка.

--Мы попытаемся, - все так же хмуро говорит Мика.

--Так о чем мы будем беседовать? - Юрген подает знак бармену и ждет.

Гляжу, как бармен лично несется к нашему столику сжимая огромную кружку с пивом. Очередной раз накрывает чувство дежавю, будто было уже все это... И дымный зал припортового кабака, и странного вида бритоголовая личность шумно хлебающая пиво из кружки...

--Я слушаю, - Юрген снова становится серьезным.

Я тоже слушаю. Слушаю Мику и совсем не узнаю его. Он ведет беседу о паспортах, фиктивных счетах, статусах беженцев, будто разбирается в этом. Но это невозможно - весь день мы были вместе... Неужели все это он нахватал из непонятных бесед на варварской смеси языков? От всех этих босяков и неприятных личностей жмущихся по подворотням. Или все же от меня? Он же с утра пытал меня глупыми, как мне казалось вопросами... Я думала пытается вину загладить, а он... А я еще подтрунивала над ним. Собственно, что может быть более идиотским, чем звонить по телефону, который дал человек из другого мира? Только осознание того, что реальности меняются, а нас гонит из одной в другую... Снова накатывает страх, что это не прекратится никогда и вновь затихает - я ведь ничего не могу изменить...

И все же Мика молодец, пусть контакт ему обеспечил Кэп... Но ведь, обеспечил же, поверил незнакомому парню. А может я вообще ничего в этом мире не понимаю? Мало того, что это другая реальность, так ведь и у себя, я ничего не знала о таких местах. А может знала? Просто мне было противно их замечать? Так о чем там я? О капитане? Ну что, - этот бородатый тип похоже знает все ходы и выходы по обе стороны границы. Впрочем, чему я удивляюсь? Это у него бизнес такой. Другое дело - Мика. Вот уж чья способность вписываться в любое общество достойна восхищения. Гляньте, как он сидит, вроде бы непринужденно беседует с лысым типом в кожаной куртке - Юргеном... Посредником. Непринужденно? Угу, только я уже подметила, рука у Мики недалеко от кармана куртки, даже пиво он отхлебывает, держа кружку левой рукой. Можно подумать, что он левша, только я то отлично знаю в каком кармане он держит револьвер - в правом...

--Сколько? - прерывает течение моих мыслей напряженный голос Мики.

Лысый странным плавным жестом лезет в карман куртки, замечаю как напрягается Мика, но Юрген так же плавно извлекает из кармана блокнотик на пружинках. Прикрепленным к блокноту маленьким карандашиком черкает что-то и двигает к нам. Непонимающе гляжу на шестизначную цифру размашисто выведенную на листке.

--Это слишком много! - хрипло говорит Мика, а я осознаю, что сумма на листке цена за услугу.

--Вы утверждали, что серьезные люди, - Юрген поднимается, убирает блокнот в карман, - я думал вам нужны настоящие паспорта с регистрацией в базах данных... Поддельные фальшивки это не к нам...

--Нам нужны настоящие паспорта, легализующие... - Мика со странным лицом глядит на Юргена.

--В этом деле суммы взяток выражаются в пятизначных цифрах, - Юрген поворачивается к нам спиной.

Боясь, что он уйдет говорю в эту спину:

--Мы согласны!

--Другой разговор, - Юрген не спеша поворачивается.

А Мика укоризненно глянув на меня, уточняет:

--Мы платим четверть суммы, получаем паспорта, проверяем, и отдаем остаток долга...

--Половину вперед, - весомо перебивает Юрген и снова что-то пишет в блокнотике.

Выдрав лист он кладет его на столик.

--Задаток должен уйти на этот счет, - уточняет он.

Протягиваю руку и беру листочек со стола.

--Ждите, - коротко бросаю Юргену и добавляю, - кстати, следить за мной не нужно, я тут до ближайшего автомата прогуляюсь.

Юрген одобрительно кивает и предлагает:

--Красотка, а может тебя мой устроит? - он достает из кармана "раскладушку".

--Нет, я подышу свежим воздухом, - мило улыбаюсь я и иду к выходу.

Война сделала нас параноиками. Поэтому Элинки с нами нет, она ждет звонка в кафе, недалеко от банка. И поэтому я буду пользоваться телефоном-автоматом, не стоит светить номер мобильного Мэй. Да... Сумма меня беспокоит - это треть того, что оставил Элинке Ивонн. Точнее оставил он ей конечно больше, но это акции, которые по плану должны обеспечить ей небольшой стабильный доход. Свободная сумма же достаточно скромна. Но у нас нет выхода. Нам нужны не просто поддельные документы, чтобы проскочить границу... Проснувшуюся совесть - пытающуюся напомнить, что деньги были оставлены Эльке, а тратятся на паспорта всем троим - заглушаю картинкой кузины в объятиях Мики.

В красную будочку автомата я захожу уже успокоившись. Жизнь такая штука, в которой каждый борется сам за себя.

***

Трамвай уютно звенит... А ноги неприятно гудят. Никак не могу обратно привыкнуть к каблукам. А еще першит в горле - целый день щебетать и скакать вокруг привередливых клиентов - утомительно, но... Теперь это моя работа. Хорошо еще, что с языком у меня проблем нет, а легкий акцент, как утверждают девчонки с работы, придает мне дополнительного шарма... Продавец-консультант, достойная работа и платят неплохо... Хотя... Терпеть все эти идиотские капризы богатеньких покупателей, ощущать липкие взгляды... Ох, а иногда и прикосновения... Передергиваюсь, вспоминая сегодняшнего уродца - бедняжка якобы споткнулся... Эх... Ладно, это пустяки, а вот наш директор с его все более назойливыми комплиментами - это серьезнее... До своей остановки раздумываю, не прикинуться ли мне лесбиянкой. А что? Нравы здесь свободные... Пошлые мысли меня развлекают... И я вспоминаю когда-то заставляющие меня краснеть разговоры более продвинутых подруг из здешнего кампуса: "Чем терпеть рядом с собой самодовольную, воняющую табаком и перегаром свинью..." Мика не пьет, приходя с работы принимает душ, но... Что-то у нас разладилось. Хотя можно подумать я не понимаю что. Все мужики - свиньи! Вот и весь ответ... Решено с завтрашнего дня делаю намеки, что я лесби! Настроение портится окончательно. Не добавляет оптимизма и тощая, как заезженная лошадь, местная жительница, которая цепляет мне колготки, острой пряжкой огромного безовкусного баула, изображающего дамскую сумочку. Ойкаю...

--Извините, - мычит "лошадь".

--Ничего, - рот сводит от моей вежливой улыбки.

Улыбаться тоже приходится учиться заново. Не так-то просто вписаться в нормальную жизнь, как оказалось. На остановке эпатирую каких-то юнцов, пожирающих глазами мои ноги, пока я закрашиваю ползущую петлю лаком. Крась, не крась, а колготки все - первый день и выбрасывать. День определенно складывается неудачно. И все время какие-то глупые траты. Вот еще одна проблема - мы не умеем тратить деньги. Вернее, мы с Элинкой... Но у Эльки деньги хотя бы есть. Ивонн был далеко не беден, правда, не так много ему удалось спасти, но при разумных тратах средств и Элинке и ребенку должно хватить надолго, если не на всю жизнь. Это нам с Микой надо как-то думать о будущем. Раздражение усиливается - о чем думает Мика мне непонятно. А что непонятного? Кто отказался снять отдельное жилье? Как же! "Мы же не можем оставить Элю одну в таком положении"! А жить втроем, как извращенцы какие-то мы выходит можем?! "Жить, жить, жить", - цокают каблуки по плиткам аллеи. А что я думаю? Мика приходит со своей стройки в пять, а я только полвосьмого... За два часа-то... А Эля девка не промах. Нет, ну и дурные мысли приходят, а почему собственно дурные? Мика ко мне уже три дня не прикасался. Ну да стройка, устает, но все же здоровый молодой мужик... Вон три дня назад ему усталость не помешала... Как мы с ним прямо на кухне. В животе начинает тянуть, лучше не вспоминать... Жили бы мы вдвоем, тогда можно было... Но как же! Вон вокруг Эльки увивается: "Эля, как ты себя чувствуешь? Эля тебе нельзя уставать! Эля сиди, я за тобой поухаживаю..." Интересно, когда она родит, он что начнет папочку из себя изображать? Может мне вообще пора валить, не мешать нарождающимся чувствам? А то кручусь там перед ними, как будто выпрашиваю чего-то... Вот взять бы собрать вещи и переехать! Чтоб Мика понял... А если не поймет? Не прибежит? И куда мне с вещами?

"А хоть к нашему директору в любовницы!" - зло грохаю дверью подъезда.

Квартирку мы снимаем в многоквартирном доме...

"И соседи уже косятся!" - как же это мне все надоело.

Самое смешное, что выраженьице "веннская семья" как раз и обозначает на сленге семью из двух женщин и одного мужчины. Но естественно традиционно у веннсков семьи обычные, парные... А у меня вообще нет никакой семьи! Есть мужик, который обхаживает мою беременную кузину, ну и иногда в спешке снисходит до меня, как прошлый раз - прижал на кухне, отжарил второпях и бегом: "Эличка, мы идем спать, тебе ничего не нужно?" Мерзавец какой.

На площадке у дверей нашей квартиры останавливаюсь. Надо успокоится, а то сейчас глаза потекут, да и вообще... Наверное, я просто устала... Надо подумать о чем-то хорошем, ведь у меня в целом мире не осталось ни одного близкого человека, кроме Мики и Элинки... Я даже маму свою не могу отыскать, будто и нет здесь никакой Виктории Ланге.

Первые дни в Вениски мы все еще отходили от событий, постепенно привыкая не дергаться на каждый хлопок, привыкая к нормальной одежде, еде, удобствам... Ощущение было такое, что нас опять перебросило - страшное ощущение, подобное чувству возникающему при переходе. Мы втроем только вселились в эту квартирку, и первой "ненужной" покупкой был визор. Правда, потом Мика согласился, что без информации никуда и не отлипал от экрана, когда в новостях показывали репортажи из Нордвига. Сейчас таких репортажей почти нет, так изредка происходят какие-то столкновения, но в принципе все уже кончено. Тело Блюма не показывают, вроде бы не нашли. Но я думаю, что врут. Но может быть Элинка все же продолжает надеяться? Я ведь точно так же, дотрагиваясь до серебряного колечка, втайне надеюсь, что удалось уйти Артуру. Или что его хотя бы оставили в живых! А может Мика тоже меня ревнует? Почему он никогда не спрашивает, откуда у меня это колечко... Может ему рассказать? Но... Да глупо это все! Или нет?