Приручить Сатану

Предисловие

Дорогой читатель!

Спасибо Вам, что читаете сейчас эти строки – мне, как автору, это очень приятно, – и, будьте так добры, дочитайте до конца это вступление (как видите, оно совсем короткое), чтобы у нас с Вами не было недопониманий. Мой долг как автора предупредить Вас. Пожалуйста, если Вы глубоко верующий, религиозный человек и понимаете, что представление Сатаны в положительном ключе может быть для Вас оскорбительным, то лучше закройте книгу на этой странице и не читайте дальше, дабы у автора и читателя не было напрасных разногласий. Считаю так же своим долгом обратить Ваше внимание на то, что «оправдание» Дьявола не означает преуменьшения достоинства святых: как ни как, одна из главных тем этого произведения – «добро всегда побеждает зло». Это всё, что я хотела бы сказать перед началом произведения.

Приятного прочтения!

С уважением, Автор

О милое зло, что так искренне ласкается к праведнику…

Глава 1. Пятница

А боги смеялись всё утро и вечер:

Смешила их фраза «случайная встреча».

Квартира была полностью охвачена мраком, и только один маленький островок света всё ещё существовал среди этой всепоглощающей тьмы. Стол и настольная лампа, освещающая словно высеченное из белого мрамора лицо. Вдруг длинные ресницы дрогнули; две секунды, и взгляд полностью сфокусировался на лежащей рядом книге. Все страницы давно перевернулись, и её обладательнице ещё долго придётся искать то место, на котором она остановилась.

Девушка неохотно проморгалась. За окном было темно, насколько это возможно в мегаполисе, и непривычно тихо. Деревья стояли, не шелохнувшись, только шелестели где-то далеко машины на эстакаде. Она посмотрела на часы: всего семь вечера. Действительность постепенно возвращалась в сонный мозг, как волна, мягко подбирающаяся к берегу. Окончательно проснувшись, девушка тут же схватила телефон в ожидании заветного сообщения. Надо признать, она уже особо и не надеялась, однако в этот раз засветившийся экран заставил девушку подпрыгнуть от радости.

«Добрый вечер, Ева. Я пишу по поводу объявления, размещенного Вами. Понимаю, Вы рассчитывали на другую должность, но мне сейчас необходима няня. Сможете? Если Вы согласны, то мы можем обсудить все подробности при встрече.

С уважением, всегда Ваш, Саваоф Теодорович Деволи́нский»

Ева замерла в сомнениях, но её замешательство продлилось всего секунду.

«Добрый вечер! Да, я согласна. Когда Вам будет удобно?

С уважением, искренне Ваша, Ева Викторовна Саровская»

Незнакомец написал адрес и время встречи, и беседа на этом закончилась. Ева мысленно поблагодарила его за то, что поставил над фамилией ударение, и со спокойной душой отправилась на кухню. Пока закипал чайник, Ева подошла к окну и выглянула на улицу: действительно, было удивительно темно и тихо, что очень не характерно для большого города, во дворе только светились фары оставленной кем-то машины; фонари не горели. В доме напротив зажглось единственное окно, и силуэт человека потянулся, чтобы задернуть занавески, но вдруг замер. Некоторое время Ева тупо рассматривала его, пока не поняла, что человек рассматривает её в ответ. Несмотря на то, что силуэт был полностью черным, девушка физически ощутила его взгляд: прожигающий, цепкий, колючий. Вдруг свет в квартире напротив погас, и она увидела его глаза. На выкате, они выглядели на мертвенно-бледном лице до ужаса инородно и смотрели зло, исподлобья; кривая усмешка медленно расплылась на бесцветных губах, обнажив ряд неровных зубов. Ева испуганно отпрянула от окна и задернула шторы.

На крыше дома напротив стояла чья-то тёмная фигура и рассматривала девушку в окне. Ни один человек с обыкновенным зрением не разглядел бы того, что происходило в квартире где-то далеко внизу, однако на крыше стоял вовсе не человек, а потому он спокойно наблюдал за нечётким силуэтом. Когда шторы закрылись, мужчина, немного постояв в задумчивости, вдруг шагнул вперёд и камнем начал падать вниз. Где-то на уровне десятого этажа его силуэт потерялся, и только пролетела в свете чьей-то квартиры маленькая летучая мышь.

***

Заветная для Евы пятница длилась неимоверно долго. Незнакомец больше ей не писал, однако девушка часто заходила в полупустую беседу и подолгу, сидя на подоконнике и обняв себя за колени, задумчиво смотрела на подпись, отчего-то обратившую на себя её внимание. «Саваоф. Теодорович. Деволинский». Ева думала, что у неё символичная фамилия, но, глядя на имя перед собой, понимала, что и не такие совпадения бывают в жизни. Мысли о предстоящей встрече как-то невольно привели её к далёким-далёким воспоминаниям, как иногда тропа вдруг выводит из леса к необычайной красоты озеру: она вдруг почему-то вспомнила, что должна была родиться на Пасху, но родилась в Страстную пятницу. Этот факт периодически всплывал у неё в памяти и заставлял видеть в себе пока непонятное для Евы предзнаменование… А может быть, она уже нашла ему объяснение.

К счастью для Евы, нужный дом был на расстоянии всего пары станций метро, поэтому незадолго до назначенного времени она уже была на месте. Это был совсем пограничный район, практически за пределами города, где новостройки перемежались с коттеджами, а вдаль простирался тёмный лес, разделяемый пополам широкой полоской шоссе. Нужный дом, втиснутый между двумя похожими, девушка нашла довольно быстро. Приходить раньше назначенного времени было некрасиво, поэтому Ева решила скоротать его, прогулявшись по парку.

Узкая асфальтовая дорожка уходила по прямой вдаль и терялась среди темноты деревьев, но что-то тревожное было в этой обстановке. Что-то неестественное, напряжённое. Ева обернулась вокруг: она знала этот лесопарк, другим своим концом он упирался практически в её дом, но здесь она никогда не была, и даже темные деревья, казалось, шелестели на ветру как-то холодно и надменно. Вдруг от одного ствола отделилось большое черное пятно и, плавно покачиваясь, переползло на другой. Ева изумленно замерла. Может быть, ей показалось, но из-за старой, посеревшей от времени сосны высунулась чья-то чёрная лохматая морда и посмотрела прямо на неё своими белыми глазами светлячками, отчего Еву передернуло. Позади послышался звук тормозящей машины, и существо легкой дымкой кинулось в густоту парка.

– Ева?

Девушка обернулась. Позади неё стоял мужчина средних лет в строгом официальном костюме с короткой, но достаточно густой козлиной бородкой и усами. Он был высок и немного полноват, однако это вовсе не портило его, а скорее наоборот, добавляло солидности. Чёрные, как смоль, зачёсанные назад волосы блестели в лучах вечернего весеннего солнца, и в них иногда сверкала серебряными нитями редкая седина. Ева пробежалась взглядом по внешнему виду мужчины, поднялась выше, встретилась с ним взглядом и испуганно замерла: глаза были разного цвета.

– Ева Викторовна, полагаю? – с учтивой улыбкой повторил он, так и не дождавшись ответа.

– Да, это я, – она посмотрела на часы, но на них было только без двадцати.

– Саваоф Теодорович, – мужчина взял девушку за руку и слегка пожал. – Я увидел Вас, когда подъезжал. Подумал, что не можете найти нужный адрес.

– Благодарю, – коротко ответила Ева, улыбнувшись. – Я решила немного осмотреться до назначенного времени, но, раз мы уже встретились…

– Предлагаю пройти в дом, – перебил ее Саваоф Теодорович и, галантно взяв из её рук сумки, пошёл впереди.

Внутри всё было достаточно просто и минималистично. Оказавшись в небольшой уютной гостиной, Ева увидела пожилую женщину, которая сразу поспешила им навстречу. Она перекинулась парой фраз с Саваофом Теодоровичем на непонятном для девушки языке, после чего наскоро оделась и ушла.

– Присядьте.

Ева села.

– Видите ли, так уж сложилось в жизни, что мне не с кем оставить ребёнка. Её зовут Ада. Последнее время с ней сидит моя бывшая коллега, – он показал головой на входную дверь, – но она уже стара и не всегда справляется с поставленной задачей, – Саваоф Теодорович стянул пиджак и повесил его на спинку стула. – Ада не трудный ребёнок, только очень активная, – тут Саваоф Теодорович сделал паузу, явно для того, чтобы Ева осмыслила информацию. – Мне нужно, чтобы Вы сидели с ней по субботам и воскресеньям. Сможете?

– Да, но только если Вы готовы взять за неё ответственность на себя. Напоминаю, что я подавала объявление не на должность няни, – ответила Ева, секунду поразмыслив. Саваоф Теодорович слегка прищурился и усмехнулся.

– Вы хорошая девушка, Ева… – начал он, обходя стол по кругу. – Такая правильная…. Такая чистая… Такая… праведная… – Саваоф Теодорович сделал ударение на слове «праведная», отчего Еве стало не по себе. – По-другому и не скажешь! Но во всём есть изъян, верно? Недаром ведь говорят, что в тихом омуте черти водятся.

– K чему вы это? – Ева искоса посмотрела на приоткрытую входную дверь. Саваоф Теодорович, заметив это движение глаз, как-то надменно усмехнулся, и в то же мгновение дверь с громким звуком захлопнулась.

– А что такое, Ева? Боитесь? – Саваоф Теодорович прищурился, напомнив своим видом огромного хитрого и кровожадного змея.

– Бояться – это естественно.

– Бояться – это естественно, не спорю, – повторил за ней Саваоф Теодорович. Еве очень хотелось отвести глаза, но она сдерживала себя: у мужчины был слишком колючий взгляд. Слишком цепкий. Слишком проницательный, и выдержать его было тяжело. – Ну-ну, не тряситесь, как кролик перед удавом, – Саваоф Теодорович ядовито улыбнулся одним уголком губ. – Я Вас не укушу и не съем. Может быть.

– Ближе к делу, или я ухожу, – с внезапной твердостью в голосе вдруг сказала Ева, намереваясь встать. Саваоф Теодорович, очевидно, не ожидал подобной реакции, но приятно ей удивился.

– Вот это другой разговор! – вдруг сказал он веселым голосом, как будто не он только что шипел и извивался, как змея. – Просто нужно быть чуточку смелее и увереннее в себе, Ева. Не сердитесь на меня за мою странную проверку, просто без нее Вы бы вряд ли справились с Адой. Не желаете с ней познакомиться?

Ада оказалась маленькой девочкой примерно четырёх или пяти лет с большими глазами зелёного цвета – как и у отца, они были первым, на что обращали внимание. Эти два ярких изумруда сияли на ее лице, словно звезды, но их свет был какой-то приглушенный и даже тусклый, и пока Ева смотрела на маленькую девочку, ей казалось, что в этих зрачках отражается страшное, холодное равнодушие к жизни. Ева испугалась её взгляда не меньше, чем взгляда Саваофа Теодоровича.

– Я бы не сказала, что она очень активная, – сказала Ева, когда они спускались со второго этажа, где была детская, на первый.

– Это пока, – пробормотал себе под нос Саваоф Теодорович, приглашая девушку пройти на кухню, – а когда чуть-чуть привыкнет, не угонитесь.

– Сколько у Ады было нянь? – спросила Ева, опускаясь на краешек стула.

– Много, – ответил со вздохом Саваоф Теодорович, поправив волосы. – Хотите – верьте, хотите нет, но лишь немногие продержались дольше месяца, поэтому считаю своим долгом сказать Вам, что Вы можете отказаться от Ады в любой момент.

– Спасибо Вам.

Саваоф Теодорович поднял на неё свой раздвоенный взгляд и тихо усмехнулся.

– Думаю, не за что. Так Вы согласны?

– А у меня есть выбор?

Саваоф Теодорович медленно откинулся на спинку стула, не спуская глаз с Евы. Ей снова стало не по себе: ей вдруг представилось, как из этого красивого, статного мужчины вылезает огромный черный наг, готовый проглотить ее целиком.

– Вы задаете правильные вопросы, Ева, – он хищно улыбнулся, слегка приподняв уголки губ, но глаза его, пусть и разного цвета, остались холодны и пусты. – Действительно, а есть ли у Вас выбор?

Саваоф Теодорович все-таки отвел взгляд, отчего Еве сразу стало гораздо легче, и посмотрел куда-то в окно. На несколько мгновений повисло молчание. – Знаете, у меня к Вам просьба. Вы сможете побыть с ней уже сегодня? – Ева хотела что-то возразить, но он не дал ей этого сделать. – Я знаю, что мы об этом не договаривались, и пойму, если Вы откажетесь. Подумайте.

Некоторое время внутри Евы шла борьба, но, наконец, она глубоко вздохнула и положительно кивнула.

– Отлично, – Саваоф Теодорович направился к входной двери и накинул сверху тонкую ветровку. – Когда будете уходить, закройте дверь, пожалуйста.

В окно Ева видела, как Саваоф Теодорович сел в машину и, проехав сквозь дворы, вывернул на шоссе. Девушка ещё раз глубоко вздохнула.

Ада сидела на полу и играла с большим кукольным замком. Когда Ева, осторожно постучавшись, вошла в комнату, девочка даже не обернулась: казалось, она вообще не замечала ее присутствия, полностью погрузившись в свой личный мир, пусть вымышленный, но от того не менее прекрасный. Ева тихо подошла к Аде и опустилась рядом на колени. Девушка совершенно не знала, с чего начать, а потому просто наблюдала за играющим ребёнком, не желая вмешиваться в его личную идиллию. Наконец Ада отложила куклы и повернула голову к Еве.

– Мы будем гулять сегодня? – тихо и как-то грустно спросила она.

– Конечно, – встрепенулась Ева. – Хочешь, пойдем прямо сейчас?

На улице было довольно тепло, однако девочку пришлось нарядить в куртку и шапку, несмотря на то что сама Ева была в одной кофте. Выйдя на улицу, Ада оживилась и сама повела Еву на свою любимую площадку, которая оказалась неподалеку от входа в парк.

– Как тебя зовут? – спросила Ада, пока девушка качала ее на качелях.

– Ева.

– И теперь ты будешь моей няней?

– Да. Я буду приходить к тебе каждую субботу и воскресенье.

Девочка кивнула каким-то своим мыслям и замолчала.

– У тебя красивое имя.

– Спасибо, – Ева смущенно улыбнулась, продолжая покачивать качели.

– Папа говорит, что с этого имени началась его карьера.

«С этого имени началась его карьера, – задумчиво повторила про себя Ева, скупо зевая. – Главное, чтоб не закончилась».

Вдруг девочка спрыгнула с качелей, и Ева, погруженная в свои мысли, не сразу среагировала, а когда обернулась, Ада уже бежала среди деревьев.

– Стой! Вернись!

Конечно, девочка не услышала, и Ева побежала в ту сторону, где исчезла Ада. Как бы странно это ни было, но девушка никак не могла догнать маячивший впереди силуэт, периодически пропадавший за стволами деревьев. Казалось, Ада специально ее дразнила, и чем быстрее бежала Ева, тем дальше виделся ребенок, но как только девушка замедляла темп, тем медленнее шла Ада. Сколько бы Ева ни звала девочку, та либо её не слышала, либо не хотела слышать. Она совсем было выдохлась, когда вдруг Ада завернула за большой тополь и, заливисто засмеявшись… Исчезла.

– Ада? Ада!

Всё было тихо: ни топота маленьких ножек, ни смеха. Где-то совсем близко шумело шоссе, к которому Ева и вышла. Оно было отделено от парка глухим забором, пробраться за который не было никакой возможности даже маленькому ребенку. Немного переведя дыхание, Ева пошла вдоль ограды, предположительно, в ту сторону, где был выход.

– Ада!

Через некоторое время Ева заметила узкую тропинку. Сначала она шла параллельно железной решетке, во многих местах заржавевшей, но потом свернула от шоссе в противоположную сторону и углубилась в парк. Большие деревья, видавшие на своём веку многое, как будто смотрели с высоты своего роста на маленькую Еву и указывали ей путь своими старыми, ослабевшими ветвями-руками. Ева не знала, куда шла. Она никогда не была здесь, а потому каждый поворот, каждый камушек казались ей чужими, неизведанными, и для них Ева, в свою очередь, тоже была чужой, неродной. Дорога пошла вверх, и вскоре девушка поднялась на высокий холм, с которого, как на ладони, был виден весь парк. Уже успевшие позеленеть после зимы деревья простирались далеко-далеко; вдруг они обрывались, и дальше начинался коттеджный посёлок вперемешку с недавно построенными высотками, откуда она недавно пришла.

Надо ли объяснять чувства Евы? Девушка растерянно оглянулась вокруг и уже собиралась уходить, когда вдруг увидела позади себя маленькую старую часовенку. Влекомая надеждой, что внутри кто-нибудь есть, она открыла ветхую деревянную дверь и заглянула внутрь. Когда глаза немного привыкли к полумраку, Ева увидела кладку из больших, местами плесневелых белых камней; у дальней стены стоял подсвечник с единственной зажжённой свечой, чье пламя горело ровно и стройно, освещая лик находящегося за ним святого. Ева подошла ближе. Иисус смотрел на неё спокойным, чуть укоризненным взглядом, и пламя свечи отбрасывало глубокие тени вокруг его измученного, уставшего лица. Еве казалось, будто она чувствует легкое, почти невесомое дыхание, а тепло исходит вовсе не от маленького огонька напротив неё. На сквозняке скрипнула дверь, и наваждение мгновенно рассеялось.

Ева сама не заметила, как сердце перестало отбивать бешеный ритм. Монументальное спокойствие Христа охладило разум, и теперь девушка думала, как лучше поступить. Даже не мысль – уверенность – совершенно четкая и ясная вдруг расцвела в ее голове, и Ева твердым шагом направилась к выходу из часовни. Алое зарево заката уже тронуло верхушки деревьев, когда она вышла на центральную аллею. Ни души: ни родителей с колясками, ни просто случайных прохожих. Вот и детская площадка. На качелях, как и три часа назад, сидела Ада.

Опомнившись после секундного изумления, Ева подбежала к девочке. Та смотрела на неё долгим изучающим взглядом, словно ничего не произошло, и беззаботно болтала ногами.

– Покачаешь меня ещё? – спросила Ада, когда Ева опустилась рядом с ней на корточки.

– Где ты была?

Ада ничего не ответила. Ева глубоко вздохнула и поднялась.

– Пойдём домой.

Оставшуюся часть пути до дома Еве пришлось вести Аду в коляске, потому что девочка очень устала и, забравшись, тут же заснула. Ева еле переставляла ноги, то и дело спотыкаясь, глаза слипались от усталости, но вот, наконец, показался нужный дом. Солнце уже село, и он посмотрел на Еву своими пустыми окнами с каким-то особым безразличием.

– Добрый вечер, Ева, – сказал Саваоф Теодорович, встретившись с девушкой на кухне. Вид у него был тоже уставший, но довольный.

– Добрый вечер, Саваоф Теодорович, – наверное, сейчас Ева выглядела не лучше, чем он. Саваоф Теодорович опустился на стул напротив.

– Как успехи? – спросил он, кивнув головой на Аду, которая сразу полезла к нему на руки.

– Теперь я понимаю, почему та женщина не справлялась.

– Что она уже успела натворить? – строгим голосом поинтересовался Саваоф Теодорович, сразу расплывшись в добродушной улыбке.

– Бегает… Очень быстро.

– Маленькие дети такие шустрые, – он взял Аду на руки и понес на второй этаж. – Нам, взрослым, за ними не всегда получается угнаться.

– Благодарю Вас, Ева, что смогли посидеть с ней сегодня, – сказал Саваоф Теодорович, когда вернулся в гостиную. – Наша договоренность еще в силе?

– О чем Вы? – непонимающе переспросила Ева.

– Вы согласны быть ее няней?

Повисла пауза. Тихо тикали часы, но в наступившей тишине их равномерный ритм звучал особенно громко. «Если Вы не согласитесь, – как будто говорил взгляд Саваофа Теодоровича, – тогда я совершенно случайно буду постоянно мерещиться Вам в толпе и, в конце концов, столкнусь с Вами на одной лестнице».

– Да. Я согласна.

– Что ж, я очень рад, – Саваоф Теодорович улыбнулся каким-то своим мыслям, словно от слов Евы зависели все остальные его планы. – Тогда жду Вас завтра.

Приняв это за приглашение уйти, Ева попрощалась с Саваофом Теодоровичем и уже скоро шла к метро по тёмной весенней улице. Саваоф Теодорович долго провожал девушку взглядом, даже тогда, когда, казалось бы, её уже нельзя было видеть. Вдруг в доме погас свет, и среди черноты только ярко засветился зеленый огонек.

Ева сидела в вагоне метро и, прикрыв глаза, слушала музыку, сквозь которую едва доносилось равномерное постукивание колес о рельсы. Чух-чух, чух-чух, чух-чух, чух-чух. Поезд выехал из тоннеля и теперь пересекал черную пропасть, отражающую в себе огни оживлённой набережной. Вдруг сквозь всю эту симфонию звуков Ева совершенно четко услышала душераздирающий крик и резко открыла глаза. Вагон был по-прежнему пуст: никого, кроме ещё пары человек. Прямо напротив Евы сидел человек, и, подняв глаза, девушка с ужасом узнала в нем силуэт из окна в доме напротив. При свете ламп он уже не выглядел столь по-мертвецки бледно, но страшные глаза навыкате, словно жившие на лице своей собственной жизнью, смотрели всё так же колюче и зло.

– Кто-то кричал. Вы слышали? – встревоженно спросила Ева, вытаскивая из ушей наушники. Пару мгновений он сканировал Еву нечитаемым взглядом, а после сухо ответил:

– Никто не кричал. Вам показалось.

Поезд снова въехал в тоннель, и свет на некоторое время погас, а когда включился, то человека уже не было.

День выдался очень насыщенным, а потому, когда квартира встретила ее бархатной темнотой, Ева почти сразу легла спать. У мозга уже не было сил анализировать всё произошедшее за сегодня, однако он отчаянно пытался это делать. Как только голова коснулась подушки, мысли превратились в бессвязные обрывки и совсем не хотели сплетаться в единое целое. Саваоф Теодорович…. Ада… Человек в окне… Где-то на грани между явью и сном Еве показалось, будто край кровати прогнулся под чьим-то весом. Реагировать на это сил уже не было; подтянув колени чуть ближе к груди, она наткнулась на преграду, что только подтвердило наличие в комнате постороннего человека.

– Ева, – сказал Саваоф Теодорович, – Ева. Трудно тебе придется, – девушке показалось, будто чья-то рука погладила ее по волосам. – Никто в этом мире не знает, что тебя ждёт, – Саваоф Теодорович тихо и раскатисто засмеялся, – кроме меня. Я знаю. Нас ждёт интересное времяпрепровождение.

Ева испуганно распахнула глаза. Комната была пуста.

Глава 2. Чёрная кошка в тёмной комнате

«Очень трудно искать чёрную кошку в тёмной комнате,

особенно, если её там нет».

Радостное весеннее солнце, иногда выглядывающее из-за дымки облаков, напоминало спелое яблоко или персик, неуклюже плывущий по небу. Желтогрудые синицы звонко пели под окнами свою повторяющуюся из года в год песню, и казалось, будто всё в этом мире лениво просыпается от глубокого сна.

Ева стояла на автобусной остановке в прекрасном настроении и смотрела прямо в дымчатое небо, провожая долгим взглядом огромные серые перья, когда вдруг рядом с собой заметила, как она про себя окрестила, «человека в окне». Он вглядывался в даль между домами, словно видел там что-то особенное, и курил, при этом весь дым сносило ветром в сторону Евы. Закашлявшись, девушка отошла от него подальше, однако это не имело никакого результата: ветер словно нарочно поменял направление, и дым всё равно летел в её сторону. Ева зашла за остановку и некоторое время стояла там, пока снова не почувствовала едкий запах табака.

«Человек в окне» тоже решил отойти назад, видимо, чтобы не мешать другим людям, и тогда Ева вернулась обратно, тут же наткнувшись на курящего. Так продолжалось довольно долго, пока терпение Евы не закончилось.

– Простите, пожалуйста, – обратилась она к нему как можно дружелюбнее. Парень лениво повернул голову в ее сторону и молча окинул её взглядом с ног до головы. – Вы не могли бы курить в другом месте? Весь дым сносит в сторону остановки.

Человек странно посмотрел на нее и сухо ответил:

– Я не курю.

– Простите, пожалуйста… – снова пробормотала Ева, но тут подошел автобус, и человек исчез среди толпы пассажиров.

Еву одолевали сомнения. Давно забытые чувства вдруг ожили в ее груди, заметались в ней, как испуганные птицы в клетке, обвили своими стеблями сердце и проросли тонкими колосками в разуме. Страха не было, было что-то другое… Обречённость, что-ли? Она медленно обвела взглядом дома вокруг себя, остановку, людей, куда-то летящие по шоссе машины и саму дорогу, на которой можно было задохнуться. Всё такое знакомое вдруг показалось ей совершенно чужим, как будто она видела это в первый раз, и едкий, удушливый запах гари снова ударил в нос и заполнил легкие. Ева начала задыхаться.

В метро ей стало легче. Метро она вообще любила больше, чем любой другой вид транспорта, по крайней мере, в городе: ей нравились трамваи, поезда, электрички – всё то, что передвигалось по рельсам, уезжало куда-то далеко-далеко в неизведанную страну и забирало ее с собой. Почему-то именно тихий стук колёс о рельсы и быстро сменяющийся пейзаж за окном успокаивал её, убаюкивал покачиванием из стороны в сторону и дарил надежду на лучшее.

К Саваофу Теодоровичу Ева приехала вовремя. Мужчина сразу открыл ей дверь, словно знал о её приходе, хотя девушка даже не успела позвонить.

– Добрый день, Ева, – любезно поздоровался он, приглашая внутрь. – Мы как раз пьём чай. Присоединитесь к нам?

– С удовольствием, – честно ответила Ева, которая ещё не успела поесть.

– Тогда это будет небольшой расплатой за вчерашний день, – шепнул ей Саваоф Теодорович, принимая лёгкое пальто девушки. – Чувствуйте себя как дома.

За столом сидели Ада и пожилая дама, бывшая коллега Саваофа Теодоровича, и пили чай.

– Прошу, – мужчина отодвинул стул рядом с собой, обозначая таким образом место Евы. Дама не обращала на девушку особого внимания, а если и смотрела, то делала это вполне ласково и дружелюбно. Ада тоже слегка улыбнулась и помахала ей рукой. – Вы где-то учитесь, Ева? – спросил Саваоф Теодорович, наливая чай.

– Да, уже четвёртый курс.

– И на кого?

– Искусствовед.

– Интересно, – хмыкнул он, словно это было что-то действительно необычное. – В религиях, наверное, разбираетесь?

– Есть такое, – Ева робко улыбнулась, не совсем понимая, похвала это или нет.

– И в христианстве? – Саваоф Теодорович лукаво улыбнулся и слегка прищурил глаза.

– Да, конечно.

– И как, по-вашему? Правдоподобно?

– Простите?..

– Видите ли, я тоже неплохо разбираюсь в этой сфере, – Саваоф Теодорович издал странный смешок, вовсе не соответствующий сказанному, – и могу дополнить некоторые Ваши знания. Библия верна, спору нет, но и в неё вместилось… не всё: существуют притчи и легенды, о которых мало кто знает. Могу рассказать потом. Если Вам интересно, разумеется…

– Что Вы, очень интересно! – улыбнулась Ева в ответ на его заинтересованный взгляд. – Я с удовольствием Вас послушаю.

– Приятно слышать… – протянул Саваоф Теодорович и переключился на разговор с женщиной.

Ева долго вслушивалась в их речь, стараясь понять язык, но попытки оказались тщетны. Это был явно язык не южной или восточной страны, какой-то европейский. Создавалось впечатление, будто Ева его знала, но никак не могла догадаться, какой именно. Заметив настороженность девушки, собеседники тут же замолкли и уставились на неё.

– Я пыталась понять язык, – неловко оправдалась уличённая Ева под строгим взором Саваофа Теодоровича. Тот тихо усмехнулся и отпил из своей кружки.

– Зря стараетесь. Это латынь.

– Латынь?.. – Ева переводила округлившиеся глаза с одного на другую. – Но ведь это…

– Мёртвый язык.

Дальше они продолжили беседу, словно разговаривать на латыни в современном мире – совершенно обычное дело, а Ева стала задумчиво разглядывать содержимое чашки. Латынь… Почему латынь? Красивый язык, безусловно… Язык медицины… Язык католической церкви… Но всё же мертвый язык. Очнулась она, только когда Саваоф Теодорович и женщина поднялись из-за стола, явно закончив чаепитие.

– Простите, пожалуйста, – тихо обратилась девушка к Саваофу Теодоровичу, когда тот собирал со стола чашки, – как мне лучше к ней обращаться?

Саваоф Теодорович на пару мгновений задумался.

– Зовите её… М… Как бы лучше перевести, – совсем тихо пробормотал он, однако Ева услышала. – Обращайтесь к ней просто Мария, но, я думаю, Вам это ничего не даст.

– Мария? – почему-то переспросила Ева, посмотрев на женщину. Имя «Мария» подходило ей меньше всего.

Вдруг послышался треск лопающейся лампы: в доме пропал свет, и всё мгновенно погрузилось в темноту.

– О, простите, пожалуйста! Сейчас я всё исправлю… – послышался откуда-то голос Саваофа Теодоровича.

Потом наступила тишина.

«Почему так темно? – подумала Ева, пытаясь нащупать руками мебель. – День же за окном… Опять ты играешь со мной, да, разум? Надеюсь, что нет… Ты молчал четыре года, с чего бы тебе начать говорить? Не думаешь ли ты, что это плохая идея?»

Казалось, Ева прошла уже четыре гостиных и три кухни, но всё вокруг как будто вдруг куда-то исчезло: не было ни мебели, ни людей, ни стен – ничего.

– Саваоф Теодорович!.. – крикнула она в темноту.

– Да-да, я здесь. Одну секунду, Ева, – ответил ей где-то совсем рядом мужской голос. Ева, вытянув руки, пошла вперёд, но никого не нашла.

– Где Вы? – снова позвала она, но вокруг будто была не красиво обустроенная кухонька, а бескрайний космос. Где-то справа послышался частый цокот копыт о бетонный пол и звук настраиваемого баяна.

– Погодите немного, Ева. Пробки, наверное, выбило. Я сейчас всё сделаю, не волнуйтесь.

Девушка медленно, слепо вглядываясь в темноту, нашарила руками пол и осторожно опустилась вниз. Под её ногами был голый, холодный, сырой бетон.

«Пробки выбило, – повторила про себя Ева, обнимая руками колени. – Что это значит? Без понятия. Разве пробки может выбить? Почему пробки, и зачем их выбивать? – её мысли начали путаться, но она этого не замечала. Где-то закапала вода. – А… Наверное, пробки из-под шампанского… Они тоже… Вылетают… Но не выбивают же. Зато с таким же звуком, как лопается лампочка. А ведь, если неудачно открыть бутылку, вылетевшая пробка может разбить лампу. Тогда свет тоже погаснет…»

Время шло, но ничего не происходило.

– Саваоф Теодорович! – крикнула девушка, и в её голосе послышались нотки страха.

– Буквально минуту, Ева! – снова ответил мужской голос. – Скоро уже дадут электричество…

Послышался приближающийся цокот копыт. «Цок-цок, цок-цок, цок-цок», – почти бежал к ней кто-то, скрытый темнотой. «Судя по звуку, животное небольшое, – подумала Ева, пытаясь найти во мгле источник звука. – Баран или козёл… Правда, почему-то складывается ощущение, будто он идёт на двух ногах, а не на четырёх».

В правом ухе вдруг кто-то громко заиграл на баяне, отчего Ева дёрнулась всем телом. Она никого не видела. Музыка, вначале задорная и весёлая, всё ускорялась и ускорялась, пока не превратилась в ужасный набор звуков: кто-то уже не играл, а просто в каком-то странном остервенении раздувал меха. Хотелось, чтобы всё оказалось страшным сном.

Прошло ещё некоторое время, прежде чем послышался звук чиркающей спички, и зажжённая свеча осветила чьё-то жуткое, чахоточное лицо. В отдалении стоял «человек в окне», и пламя рисовало глубокие чёрные впадины на его и без того худом лице. Он смотрел на Еву пронзительным, немигающим взглядом; казалось, будто в воздухе парила только одна голова, а тела вовсе не существовало, однако, когда глаза немного привыкли к полумраку, Ева разглядела его фигуру.

Паренёк опирался локтями на стол и рассматривал девушку со спокойным любопытством во взгляде, если так можно было сказать про его смотрящие в разные стороны глаза. Несмотря на жёлтый свет, его лицо было таким же мертвенно-бледным, как в первый раз, а глаза, пусть и не вселяли прежнего страха, жили собственной жизнью.

– Я слушаю Вас.

Голос глухой, надтреснутый.

– Как Вы здесь оказались?

– Я тут живу.

– Но тут только что были другие люди.

– Это не мешает мне сейчас, в данный момент времени здесь находиться.

Ева хотела было подняться, но потом передумала.

– Я не слышала, когда Вы пришли.

– А я никуда и не уходил. Я всегда рядом – в ливне, снегопаде, грозе, – даже если Вы этого не видите.

– Где Саваоф Теодорович?

На лице «человека в окне» отразилось искреннее недоумение.

– Где… кто?

– Саваоф Теодорович. Вряд ли Вы его не знаете, раз тут живёте.

– Отчего же? В нашем доме много жильцов, всех не упомнить.

– Каких жильцов? – теперь уже была очередь Евы удивляться. – Это частный дом.

– В таком случае, Вы ошиблись адресом, девушка. Тут тысячи квартир, и с каждой смертью их количество растёт. Откуда уж мне знать, в какой квартире живёт… Как Вы сказали?

– Забудьте, – Ева зябко поёжилась, потому что становилось прохладно. – Кто играл на баяне?

– О, вот это я знаю, – улыбнулся «человек в окне», обнажив ряд неровных зубов. – Это мой сосед, козёл.

– Всё-таки козёл, – пробормотала себе под нос Ева, даже не удивившись ответу. «Человек в окне» весело хмыкнул.

– А Вы думали, кто?

– Я думала баран.

– Нет-нет, у нас только волк и козёл. Баранов в чистом виде нет.

– Что значит…

Ева хотела спросить, что значит фраза «баранов в чистом виде нет», как вдруг справа, там, откуда слышался цокот копыт, зажёгся прожектор и осветил фигуру огромного чёрного козла, стоящего на задних ногах, с баяном в лапах. Козёл стоял неподвижно и смотрел жёлтыми, неприятными глазами с горизонтальными зрачками прямо на замершую Еву. Козёл сделал один шаг, другой. «Цок. Цок», – отразились они эхом от голого бетонного пола. «Ну же, давай, – почему-то подумала Ева, глядя на козла. – Сыграй мне…»

И тут козёл начал быстро-быстро раздувать меха, словно хотел сломать баян, а не сыграть давно знакомую, родную мелодию. Ева вздрогнула от резкого звука и отползла назад.

– Тебе страшно? – кровожадно улыбнувшись, спросил «человек в окне». – Прямо как тогда?

– Да, – прошептала севшим от страха голосом Ева. – Прямо как тогда.

– Значит, мы угадали с программой! – весело воскликнул «человек в окне» и хлопнул в ладоши. – Мы благодарим за выступление господина козла, но теперь нам бы хотелось послушать мистера волка…

Прожектор погас, и всё снова погрузилось во тьму. Даже свеча куда-то пропала.

– Саваоф Теодорович?.. – прошептала Ева, оглядываясь по сторонам. Всё было тихо.

– Его здесь нет, – ответил из темноты чей-то низкий, на первый взгляд добродушный голос. – Не ищи его, это бесполезно: он растворяется в темноте. Он и есть тьма.

– Кто Вы?

– Я?.. М… Я всего лишь бедный музыкант, живущий по соседству с козлом.

Его речь прервал странный звук, как будто кто-то резко провёл смычком по струнам.

Еву передёрнуло.

– Где Вы?

– Слушайте внимательнее, и, может быть, в шелесте листвы Вы услышите пароль – конечно, если у Вас богатое воображение. Вам бы стоило понять логику этого места: чем раньше её поймёте, тем проще Вам будет. Вокруг Вас темнота, Вы ничего не видите, а потому и меня не существует. Но стоит Вам пролить хоть капельку света, как она создаст меня, и я стану реальностью.

Где-то щёлкнул прожектор, и поток яркого белого света упал на огромную фигуру волка, сидящего на стуле. На нём был чёрно-белый концертный костюм с большой бабочкой, повязанной на толстой шее; в одной руке он держал смычок, а второй придерживал за гриф виолончель.

– Да здравствует Ева, наш новый герой! – начал волк, между слов проводя смычком по змееобразным струнам совсем не под настроение читаемых им строчек. – В фате королева, в вуали король! Как шахматы, будут на поле они: рука игрока их от смерти хранит!

Свет снова погас, и всё погрузилось в темноту.

«В фате королева, в вуали король… – повторила про себя Ева, слепо шаря рукой впереди себя. – Пешка, которая становится ферзём… И ставит королю мат».

Вдруг вдали замаячило большое пятно света. Постепенно приближаясь к нему, Ева разглядела каминную решётку, а потом и кирпичную кладку вокруг, но больше ничего.

– Добрый вечер, Ева.

Мужчина сидел в высоком кресле боком к пламени и слегка щурился, рассматривая прибывшую гостью. Вокруг всё было совсем темно.

– Где мы?

– А это имеет значение? – спросил Саваоф Теодорович, закрывая лежащую на коленях книгу. В свете огня его зелёный глаз переливался из мохового в жёлто-салатовый.

Ева обвела взглядом темноту вокруг и даже опустилась на колени, чтобы потрогать её руками. На ощупь она была похожа на ковёр с очень мягким ворсом.

– Тьма привлекательна, не правда ли? – глухо спросил Саваоф Теодорович, наблюдая за действиями Евы. – Она, как и любое живое существо, может быть тёплой и ласковой, а может быть холодной и опасной. Что ты чувствуешь?

– Она тёплая и ласковая. А ещё мягкая и очень пушистая… – ответила Ева, зарываясь пальцами в глубокий ворс.

– Хорошо…

– Кто все эти люди? И люди ли?

– Сложно сказать, – пожал плечами Саваоф Теодорович, неотрывно глядя в одну точку. – Душа есть, а это главное. Не страшно, когда человек умирает телом – страшно, когда мертва душа.

– Где Ада?

– Оставим её пока, – отрезал Саваоф Теодорович и наклонился куда-то за спинку кресла. За ней кто-то тихо мяукнул, и мужчина вдруг достал оттуда пушистую чёрную кошку.

– Какая хорошая! – по-детски воскликнула Ева, глядя на кошку. – Можно?

Саваоф Теодорович брезгливо поморщился, но всё же отдал ей кошку. Ева с некоторым трепетом взяла её на руки, осторожно, чтобы никак не навредить, перехватила поперёк живота и прижала к груди. Саваоф Теодорович погрузился в изучение какой-то другой книги, и так они сидели некоторое время, находясь мыслями в разных измерениях. Наконец, он оторвался от чтения и перевёл взгляд на Еву. Она сидела на коленях перед камином, подставив спину огню, и запускала пальцы в густой чёрный мех, чем-то напоминающий окружающую их темноту. Светлые волнистые волосы отливали жидким золотом, а в нежно-голубых глазах появились оранжевые искорки. Саваоф Теодорович задумчиво пролистал ещё несколько страниц, пробежался по ним глазами, словно знал их содержимое наизусть, и отложил книгу на рядом стоящий маленький столик.

– Ты такая красивая, – вдруг сказал Саваоф Теодорович, смотря пустым взглядом на Еву. – Что ты забыла на земле, маленький ангел? Разве твоё место не среди облаков и лазурных равнин, именуемых небесами? И глаза, и волосы, и душа – всё в тебе прекрасно… Даже портить не хочется. Но знаешь, ты бы стала достойным украшением моего дома. Правда, у меня уже есть одна Ева… Но ничего страшного, пусть будет ещё одна. Ты бы заняла почётное место на полке рядом с Иудой и Каином… Только по другую сторону от меня. Не тебе стоять рядом с предателями и убийцами, не тебе…

Где-то гулко напольные часы пробили двенадцать ударов. Саваоф Теодорович встрепенулся.

– Время не ждёт, и нетерпеливый механизм уже отбивает полночь! Мне пора, маленький ангел. Набирайся сил, ведь нам предстоит не один бой! И ведь тебе потом предстоит превратиться из пешки в королеву…

Саваоф Теодорович поднялся и, лукаво усмехнувшись, ушёл за камин, а через секунду его уже не было: он растворился в темноте.

Всё смолкло, даже камин позади Евы как будто стал тише. Девушка была одна около рыжего весёлого огонька, пляшущего за каминной решёткой, а вокруг неё не было ничего, кроме бесконечной беспросветной тьмы. В её руках мяукнула кошка. Ева опустила глаза вниз и наткнулась на слишком осмысленный и внимательный взгляд ярких зелёных радужек с большими круглыми зрачками. «Какая прелесть, – подумала Ева, ласково прижимая кошку к груди и поглаживая её за ушком. – Какое замечательное, милое животное… Разве может оно приносить несчастья?» Кошка снова мяукнула, и в этот раз ей послышалось чьё-то неразборчивое имя.

– Кого ты зовёшь, котёнок? Уж не меня ли? – кошка ещё раз мяукнула, глядя прямо в лицо Евы. Отчего-то её глаза показались Еве знакомыми.

– Прости, я не знаю, что ты хочешь сказать. Людям не дано понимать язык животных – ну, или животным не дано говорить по-человечески…

– Е… в…

– Ты зовёшь меня? Зачем?..

– Ева… Ева!

И кошка вдруг стала стремительно принимать человеческие черты, пока окончательно не превратилась в Аду.

– Ева! Проснись!

– Что?.. Что такое?..

Ева медленно поднялась. За окном уже садилось солнце, окрашивая небо в зеленоватый цвет и заливая гостиную рыжим светом.

– Лопнула лампочка, – сказал Саваоф Теодорович, осторожно присаживаясь на край дивана. – Вы потеряли сознание, видимо, от испуга…

– О, простите…

– Не стоит извиняться, главное, что с Вами всё в порядке.

– Это моя вина… Наверное, мне стоило предупредить…

– Пожалуйста, только не волнуйтесь. Давайте я почитаю Вам стихи, и мы закончим этот день на приятной ноте.

Ева большими глазами смотрела на Саваофа Теодоровича, не веря своим ушам. Стихи, словно музыка, обволакивали пространство вокруг и сплетались в единую замысловатую паутину. У Саваофа Теодоровича был приятный, мягкий бас, и его голос постепенно усыплял уставшее от избытка пережитых эмоций сознание. Поэзия слилась в единый монотонный фон, глаза закрылись, а тело, словно тряпичная кукла, полетело в темноту наступающего сна. Находясь где-то на границе между сном и реальностью, Ева лениво наблюдала, как Саваоф Теодорович закрыл книгу, опустил Аду на пол и, подойдя к ней, укрыл сверху тонким пледом.

Еве снилось, будто она шла по вечерней улице и, пританцовывая, тихо напевала мелодию:

– Сможешь найти чёрную кошку в тёмной комнате?

Одного человека в многомиллионном городе?

Иголку в стоге сена? Сказать, что было раньше: курица или яйцо?

Выковать мне из света обручальное кольцо?

Не трудись, я знаю, что это невыносимо сложно,

Я не прошу тебя делать то, что заранее невозможно,

Просто теперь после этих невыполнимых задач

Я не увижу опустившиеся руки и разочарованный плач.

Лёгкий бриз шелестел листьями деревьев, на которых росли разные экзотические фрукты; кипарисы надменно возвышались над небольшой аллеей, уходящей прямо к морю, где далеко-далеко на водной глади виднелась маленькая белая яхта.

– Так вот как для тебя выглядит рай.

Мощёная набережная с оставшимися после короткой летней ночи огоньками извивалась вдоль береговой линии. Большинство встречали на море закат, и лишь немногие видели его в часы рассвета. Сейчас был именно такой момент. Маленькое солнце показалось из-за покрытых тёмным лесом гор, заливая белым золотом ещё не очнувшуюся после глубокого сна морскую пучину. Белый парус на фоне полутёмного неба смотрелся очень свежо, и утренний ветер надувал его новыми бодрящими силами. Морская вода, словно повидло, растёкшееся вдоль причала, так и манила опустить в себя руки.

Еве хотелось взлететь, почувствовать весь вкус утреннего бриза. Она побежала по аллее, окрылённая чувством необыкновенной лёгкости, и вдруг… Действительно взлетела! Ветер ударил в лицо, расправляя за спиной белые крылья, и солнце встретило её широкими объятиями. Некоторое время Ева висела высоко над водой и просто смотрела на этот завораживающий пейзаж. Наконец, она сложила крылья и стрелой полетела навстречу глубокой синеве. Вода сомкнулась над ней, заключая в цепкие путы и увлекая далеко вниз, но Еве было необыкновенно хорошо и спокойно, несмотря на то что свет постепенно отдалялся всё дальше и дальше, пока не стало совсем темно.

Ева проснулась с необъяснимым чувством свежести – ни следа от былой усталости. Часы рядом с кроватью показывали половину первого ночи. Ева осмотрелась вокруг: её комната, залитая тонким лунным светом, была едва видна из-за непривыкшего к темноте зрения.

Глава 3. Жанна д’Арк 2.0

– Вы можете отказаться, если хотите.

– Благодарю, я помню.

– И что же?

– Предпочту остаться.

– И Вас ничего не беспокоит? Если что, не молчите, говорите.

Ева и Саваоф Теодорович сидели за круглым обеденным столом и пили чай. За окном громыхала гроза, изредка посвёркивая иссиня-белыми вспышками молний и освещая потемневшее серое небо, и глухой гром вторил им, как будто отвечал на заданный природой вопрос; дождь лил с самого утра и, кажется, не думал прекращаться.

– Что-то рано грозы в этом году начались, – заметил Саваоф Теодорович, устало разминая спину. – Обычно-то в мае, а тут… На целый месяц раньше.

– Всё в этом мире меняется, – флегматично заметила Ева, делая большой глоток из своей чашки и горячим чаем обжигая себе горло. – Природные катастрофы, катаклизмы… Скоро уж смерч посреди мегаполиса станет для нас привычным.

– Или просто у одного демона сегодня зашкаливают эмоции, – Саваоф Теодорович недовольно покосился на улицу, где ему в ответ ярко сверкнула молния, а вслед за ней над высокими домами раздался оглушительный треск. – Держать себя в руках надо.

– А может, и так… – задумчиво протянула Ева, не особо вникая в смысл слов Саваофа Теодоровича. – Кто знает, может, вся наша жизнь – сплошная игра несколько легкомысленных, но всё же чертовски умных богов.

– Кто знает, – с лёгкой усмешкой на губах повторил Саваоф Теодорович, откидываясь на спинку стула. – Вернёмся к предыдущей нашей теме. Я понимаю, что, может быть, уже надоел Вам со своим вопросом, но Вы всё-таки хотите остаться с Адой?

– А Вы так не хотите, чтобы я это делала?

– Нет, что Вы. Я был бы очень рад.

– Тогда в чём дело? – несколько резко спросила Ева, пристально вглядываясь сначала в лицо Саваофа Теодоровича, а затем проплывающих мимо окон прохожих. – Вы предложили мне эту роль, я на неё согласилась. Ответственность на Вас.

– Понял – больше не спрашиваю Вас об этом.

Ева грустно усмехнулась.

– Пройдёт немного времени, и Вы сами захотите меня убрать.

Саваоф Теодорович несколько стушевался.

– В каком смысле?

– В прямом, – пожала плечами Ева, катая в пальцах большое чёрное кольцо Саваофа Теодоровича. – Вы первыми захотите, чтобы я ушла, и я уйду.

– Очень в этом сомневаюсь, – хмыкнул Саваоф Теодорович и задумчиво забарабанил пальцами по столу, отбивая какой-то своеобразный ритм. Шум дождя практически заглушал звук телевизора, настолько он был сильным. – Вы правы – насчёт роли, я имею в виду: я Вам её предложил, и Вы на неё согласились. Было бы невежливо отбирать её у Вас.

– Вежливо или невежливо… Кто-то сейчас ещё руководствуется подобными понятиями? По-моему, они канули в небытие, если вообще когда-то существовали на этом свете.

– Но Вы же руководствуетесь.

Ева подняла на Саваофа Теодоровича снисходительный взгляд: его раздвоенные глаза, один мёртвый и чёрный, а второй зелёный и живой, смотрели на неё удивительно спокойно, без лукавства, хитрости и насмешки – только спокойствие и равнодушный интерес.

– Не хочу показаться высокомерной, но я исключение, – сказала наконец Ева, чуть отодвигая от себя кольцо. Наверху спала Ада, и с каждым ударом грома Ева думала, что она проснётся, но потом вспоминала, как хорошо спится под прохладный дождливый аромат грозы, и успокаивалась. – Даже не знаю, хорошо это или плохо.

– Почему Вы так думаете?

– Думаю что?

– Что Вы исключение.

– А разве нет? Среди моих знакомых мало людей следует всем правилам морали, если следует правилам вообще.

– Вы плохо думаете о людях.

– Я? Нет. Я лишь говорю, что вижу.

– Вообще… – Саваоф Теодорович вдруг почему-то тихо усмехнулся себе под нос и спрятал взгляд смеющихся глаз на дне кружки. – Такое должен был говорить я, а не Вы.

– Почему?

– Вы сейчас высказали скорее моё мнение, чем своё.

Ева слегка нахмурилась.

– Не поняла.

– Видите ли, – протянул Саваоф Теодорович, несколько склонив голову в сторону окна: там дико выл ветер, очевидно, стараясь склонить к самой земле, – обычно так рассуждаю я. Вы так обычно не думаете.

– Откуда Вам знать?

– У Вас на лице написано, – Саваоф Теодорович как-то размыто показал на лоб и засмеялся. – Хорошо. Может быть, Вы так думаете, но это не мешает Вам любить людей.

– Возможно.

– Не возможно, а так и есть. Ещё чай?

– Да, пожалуй. И, может, сыграем во что-нибудь?

– Во что, например?

– Например… – Ева обернулась и обвела внимательным взглядом полупустые книжные полки гостиной. – Например, в шахматы.

Играть в шахматы с чашкой чая в руке за круглым столом в тёплом жёлтом свете электрической свечи, когда за окном громыхала гроза, шумел весенний ливень, а этажом выше спал ребёнок, было удивительно хорошо. Всё было на своих местах. Вообще-то Ева должна была уже уходить, но начался действительно сильный дождь, и Саваоф Теодорович уговорил её остаться, чтобы переждать ураган. Ева не особо отказывалась, хотя и была сегодня немного не в духе.

– Вернёмся к предмету нашего разговора.

– Какому из?

– Почему я должен захотеть избавиться от Вас?

Ева глубоко вздохнула.

– Вы читали досье?

– Читал.

– И?

Саваоф Теодорович пожал плечами.

– Не заметил там ничего такого, что бы меня смутило.

– Значит, Вы невнимательно его читали.

– Навряд ли, – Саваоф Теодорович пробежался глазами по шахматному полю и передвинул фигуру. – Я всегда внимательно читаю досье, особенно когда дело касается близких мне… Людей. Ваш ход.

– И Вас не смутила строчка с моими болезнями?

– Ничуть.

– А зря, – Ева опустила взгляд на доску и сосредоточилась на игре. – Подобное пренебрежение может плохо для Вас обернуться. Для Вас и для Ады.

Саваоф Теодорович тихо засмеялся, хотя Ева не сказала ничего смешного.

– Позвольте мне самому решать, подходите Вы мне или нет. Поверьте, если бы Вы меня чем-то не устраивали, Вы бы не получили моё смс накануне пятницы.

– Но я больна. Возможно.

Саваоф Теодорович сначала замер, а потом с опасным блеском в глазах наклонился вперёд.

– Я предложил Вам должность? Да. Вы согласились? Да. Какая Вам разница, почему я это сделал? Какое. Вам. Дело? – прошипел он ей почти в лицо с лёгким змеиным прищуром. Взгляд Евы остался холоден и пуст. – Вы согласились. Всё. Точка. Тема закрыта.

– Минутная слабость, – выдохнула полушёпотом Ева, но Саваоф Теодорович услышал.

– Сомневаюсь, – усмехнулся он, двигая фигуры на шахматном поле. – Скорее безысходность, причём не просто безысходность, а многолетний поиск отдушины.

– И выхода, – кивнула своим и его мыслям Ева, выдавая настроение одними только глазами. – Ваш ход.

– Я не хотел Вас задеть. Простите.

– Да нет, всё нормально. Это правда, не более и не менее. Просто будьте готовы к странным выходкам с моей стороны…

– Мы уже это обсудили и закрыли тему, – нетерпеливо перебил её Саваоф Теодорович. – Ваш ход.

– Да-да, простите.

– Давайте лучше поговорим об Аде.

– Аде? – с удивлением переспросила Ева. Саваоф Теодорович показал глазами наверх, и Ева понятливо кивнула.

– Как она Вам?

– Не знаю, – пожала плечами Ева и скосила глаза в окно. Там всё ещё шёл дождь. – Как и с Вами, мы знакомы всего… Три неполных дня. Нигде раньше мы с Вами не встречались, если мне не изменяет память.

– Не прикидывайтесь. Я спрашиваю про Ваше впечатление. Неоднозначное впечатление.

Ева прищурилась.

– Как Вы узнали?

– У Вас написано на лице, – Саваоф Теодорович неопределённо махнул рукой перед своим лбом и снова засмеялся. – Так что?

– Ей точно пять лет?

– Юридически – да.

– Что значит «юридически»?

Саваоф Теодорович откинулся на спинку стула и поднял свои раздвоенные глаза к потолку.

– Один, два, три, четыре, пять. Всего лишь цифры! Что они вообще значат?

– Количество прожитых лет.

– Да. Но возраст человека определяет не количество прошедших годов – я сейчас говорю про настоящий возраст, возраст души, – а события, которые случились за это время. Что заставляет нас становиться старше? Умнее? Не обязательное условие, но трагедии подходят для этого лучше всего…

– Так у Вас случилась трагедия? Поэтому Вам не с кем оставить Аду?

– Может быть, – размыто ответил Саваоф Теодорович, возвращаясь к игре. – Ваш ход.

– Хорошо, а Мария? – спросила Ева спустя какое-то время тишины. Саваоф Теодорович вопросительно поднял на неё глаза.

– Что – Мария?

– Кто это? Вряд ли просто бывшая коллега.

– Друг, пожалуй. Почему нет?

Ева усмехнулась.

– Как-то не похоже.

– Придётся поверить. Да и вы толком не виделись – как Вы можете о ней судить, если не видели её истинное лицо?

– Истинное лицо? – скептически выгнула бровь Ева, делая ход. – А оно есть?

– Вы сегодня не в настроении.

– Вы тоже.

– Да, оно есть, и очень красивое, если хотите знать, – Саваоф Теодорович встал из-за стола за чайником. – Чай?

– Если можно. Она правда Ваш друг?

– Да. Что Вас так удивляет?

Ева откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула.

– Не знаю. Она – именно она – не похожа на друга.

– Нет, ну Вы определённо сегодня не в духе. Где Ваша привычная светлость?

– Привычная? Вы со мной не знакомы.

– Бросьте, Ева. Вчера и позавчера Вы такой не были, и вряд ли ещё когда-то будете такой.

– Что поделать – настроение не всегда бывает хорошим. Оно не плохое, и это уже замечательно.

– Вы слишком мнительны.

– А Вы?

– М?

– А Вы мнительны?

– Есть такое. И суеверен.

– Например?

Саваоф Теодорович усмехнулся.

– Я бы привёл парочку случаев, но, боюсь, они Вас испугают.

– Не Вам и не мне говорить о страхе. Рассказывайте, раз уж начали.

Саваоф Теодорович хмыкнул и сделал ход.

– Моё сообщение разбудило Вас. Вы спали.

– Да. Не буду даже спрашивать, откуда Вы это знаете.

– Да уж, не утруждайтесь. Более того скажу, что Вы заснули над Библией. Вы читали её, верно?

– Скорее освежала в памяти. И что с того?

Саваоф Теодорович пожал плечами.

– Ничего. Я вижу в этом светлое предзнаменование, но Вы – вряд ли.

– Какое предзнаменование?

– Светлое, – глаза Евы холодно прищурились. – Вы не доверяете мне.

– А есть причины доверять?

– Но ведь я Вам нравлюсь. Симпатизирую, во всяком случае.

Ева раздражённо поджала губы.

– Это тоже написано у меня на лице?

– Для меня – да. Так же как и то, что в ночь на пятницу Вам снился сон.

– Удивительно. И как же Вы догадались?..

Саваоф Теодорович хотел было что-то сказать, но промолчал.

– Вы, как вижу, не суеверны.

– Не приходилось пока видеть правдивость примет.

– Это правильно… – Саваоф Теодорович задумчиво поднял пешку и, пару мгновений рассматривая поле, опустил её на следущую клетку. – Иногда и глазам не стоит верить. Кому, как не Вам, это знать.

– Так в чём Вы видите предзнаменование?

Саваоф Теодорович промолчал.

– Архангел Михаил – один из тех, кто, по легенде, отправил Жанну д’Арк на священную войну.

– Это сейчас к чему?

– Ну, может, Вас тоже кто-то направил. Или направляет. Сейчас.

– Кто и к кому? – Еву начал немного раздражать весь этот разговор с видениями, суевериями и приметами, особенно учитывая, что их центром была она сама.

– А может, никто не направляет. Как там говорят? Мы сами кузнецы своего счастья…

– Да к чему Вы это?! – невольно воскликнула Ева.

– Пока ни к чему. Не будем загадывать.

За окном промелькнула большая тень, и Ева успела заметить странное чёрное существо, обвившееся дымом вокруг дерева напротив дома. Белые глаза-светлячки приглушённо сверкнули в сумраке грозы.

– Кто это?.. – тихо спросила Ева, указывая глазами на существо. Саваоф Теодорович посмотрел туда, куда был направлен её взгляд, но, кажется, никого там не увидел.

– Вы про кого? Про молодого человека?

– Какого мол…

Ева перевела взгляд чуть левее и столкнулась глазами с «человеком в окне», отчего сердце невольно ухнуло и будто замерло: он стоял в опасной близости от дома и, нисколько не стесняясь, заглядывал через запотевшее мутное стекло в полутёмную гостиную. Намокшая под проливным дождём белая рубашка прилипла к телу, и оттого ещё заметнее стала его ужасная худоба, граничащая с ненормальной; большие на выкате глаза смотрели в разные стороны и жили на лице своей собственной, отдельной жизнью, пока остальные мышцы застыли, словно погребальная маска, с этой жуткой неестественной улыбкой от уха до уха. Большие неровные зубы пожелтели от времени, а кожа, кажется, побледнела, несмотря на приглушённый серый свет пасмурного дня.

– Странный он какой-то, – выдала Ева, поднося к губам кружку. Саваоф Теодорович хмыкнул куда-то себе в усы.

– Не меньше, чем Вы, я и кто-либо другой в этом мире, – парировал он, не отрывая взгляд от шахматной доски. – Ведь взять даже Вас, Ева… Прекрасная девушка. Добрая. Честная. Терпеливая. Все семь добродетелей нашли в Вашей душе приют. Вашему внутреннему миру можно было бы посвятить отдельную книгу… Но только не душе. Голова – вот главный герой Вашего воображаемого романа. Возьмись за него перо, и ему не было бы равных в сюрреалистичном мире иллюзий, галлюцинаций и бреда. Пока все рыцари сражаются с драконами, со злом, что похитило принцессу, Ваш воин борется с самим собой… И проигрывает в схватке со страхом. Ведь так, Ева? Страх стал Вашим спутником на последние десять лет? Он такой верный, никогда не оставляет… Его преданности можно позавидовать.

У Евы закружилась голова. Ей показалось, будто глаза Саваофа Теодоровича, обрамлённые тонкой линией чёрных ресниц, вдруг увеличились, и по-змеиному сузившиеся зрачки хищно впились в её светлое чистое лицо. Он говорил что-то ещё, но вся его речь слилась в одно неразборчивое змеиное шипение, словно перед ней сидел не мужчина лет сорока, а огромный чёрный наг с ваксой вместо души. Ева почувствовала, как картинка медленно ускользает от неё.

«Почему Жанна д’Арк? – подумала Ева, с трудом сфокусировавшись на шахматной доске. «Человек в окне» всё так же стоял на улице под проливным дождём и с безумной улыбкой на лице всматривался в интерьер комнаты по ту сторону стекла. – Причём тут вообще Жанна д’Арк? Что за глупые шутки…» В небе взорвался гром, и от неожиданности Ева вздрогнула, как от удара током; дождь не прекращался. «А ведь и правда, мне же сон снился… странный, – вспомнила вдруг Ева, как будто до неё только что дошёл смысл слов Саваофа Теодоровича. – Ну да, я же заснула над Библией. Вот и снится потом… Не пойми что».

– Ева, Ваш ход.

«Как будто не от мира сего, – всё думала Ева, судорожно цепляясь взглядом за фигуры на поле. – Вот где мы сейчас? На маленьком островке жизни посреди бесконечного потопа. А там стоит этот бедный молодой человек… Какой он худой, просто ужас! Откормить бы его. Может, впустить? Нет, он страшный… Почему он так смотрит? Что уж скрывать, я его боюсь. Тоже не от мира сего».

– Ева, Вы ходить будете?

– Зубы мне заговариваете, Саваоф Теодорович.

– Я? Заговариваю зубы? Да никогда в жизни!

– Дайте мне минутку подумать.

– Да хоть целую вечность, мы ведь не на время играем.

– Минутку подумать в тишине.

– Извольте. Больше ни слова!

«Жанна д’Арк… Жанна д’Арк… – думала Ева, опустив голову на сцепленные в замок ладони. – Да что с ней не так-то? Почему именно она? Что?.. Я чего-то не вижу? В чём предзнаменование, в чём символ? Или я напрасно сейчас ломаю голову?.. Конечно. Замудрили тут, от игры хотели отвлечь… Напрасно».

– Есть какие-то планы на будущее?

– Никаких.

– Серьёзно?

– Абсолютно.

– Что ж, прямо…

– Саваоф Теодорович!

– Ладно, думайте. Не мешаю.

«Откуда он знает про Библию? – Ева слегка скосила глаза в окно, где стоял молодой человек, но он уже ушёл, только на дереве всё ещё сидело какое-то большое чёрное мохнатое существо и смотрело прямо на неё своими белыми глазами-светлячками. Вспыхнула на мгновение какая-то по-мертвецки бело-синяя молния и осветила мрачную фигуру: Еве показалось, что на ветвях сидит огромная чёрная обезьяна с бесчисленным количеством лап и пристально следит за ней, как будто в её обезьяньем мозгу есть мысли, как будто она думает и идёт именно за ней, за Евой. – И откуда узнал про сон? И сон-то такой странный… Что мне снилось? Удивительно, но я помню его даже лучше, чем некоторые события из реальной жизни. Ко мне приходил Иуда, Иуда Искариот; он мне что-то рассказывал… Уже не помню, что… Неужто меня и правда можно прочитать, как открытую книгу? Ну не настолько же! Это… Это же невозможно! Наверное, я где-то проболталась и сама не заметила. Бывает, что поделать».

– Ева…

– Да?

– Вы будете ходить?

– Конечно. Что за вопрос?

– Просто мне кажется, что Ваши мысли сейчас несколько далеки от шахмат.

– Это у меня тоже на лице написано?

– Да. Крупным шрифтом.

«Пусть читает, мне не жалко, – мысли бежали в голове и путались, словно распуганная стайка рыбок на мелководье, когда чей-то мяч случайно упал прямо в воду. – Так… Что-то не сходится… Вот же ж! Буду теперь постоянно думать об этой Жанне д’Арк… Что он хотел этим сказать? Может, я придаю этому слишком много значения? Да, скорее всего. Не может же быть такого, чтобы меня сам архангел Михаил благословил на священное противостояние с какими-нибудь демонами. Абсурд».

– Шах и мат, Саваоф Теодорович.

Глава 4. Круги на воде

Что мы чувствуем, когда проходит неделя? Месяц? Год? Наверное, то, как быстро течёт время. Недели, месяца и года идут, и мы не чувствуем их плавного неспешного течения, но стоит часам пробить время, как мы с ужасом понимаем, сколько минут и часов утекло с их предыдущего боя. Но вот куранты затихают, и мы снова забываем о невидимой реке, что так неспешно течёт сквозь пространство вселенной, мы её практически не ощущаем, только где-то за горизонтом солнце встаёт и садится, только темнеет и светлеет за окном, только листва на деревьях опадает и снова появляется, только кто-то рождается и умирает… А так ничего не меняется.

К чему это было? К тому, что прошла неделя, а точнее пять дней с последней встречи с Саваофом Теодоровичем, и вот Еве снова нужно было идти… туда. Куда это – «туда»? В дом на окраине столицы, в её любимый полузаброшенный парк, граничащий с дикостью природы так же, как и с бурной городской жизнью, к маленькой девочке с не по-детски уставшими глазами и мужчине с раздвоенным взглядом, твёрдо убеждённому в чём-то своём. Да, именно туда.

Ева подошла к окну и выглянула на улицу. Солнце проглядывало сквозь предрассветную дымку, заливая пустынные улицы косым светом, и пускало в лужах, оставшихся после грозы, маленьких солнечных зайчиков. От мокрого после ночного дождя асфальта поднимался горячий пар, образовывая вдоль домов лёгкий полупрозрачный туман, и ещё по-зимнему голые деревья стояли в нём, не шевелясь, словно глиняные скульптуры, оставшиеся на просушке после того, как их вылепил мастер. На улице было на редкость хорошо.

Ева шла по ещё пустому весеннему парку и наслаждалась приятной природной тишиной, давая ушам отдохнуть от назойливого городского шума, когда вдруг в кого-то врезалась; она чуть было не упала, но сделать это ей не дала вовремя протянутая рука.

– Смотри, куда идёшь! – недовольно воскликнул смутно знакомый голос. Ева подняла взгляд на того, с кем она столкнулась, и с досадой увидела лицо «человека в окне», который, кажется, был не очень доволен тем, что в него кто-то врезался.

– Простите…

– А вот и не прощу! – зло воскликнул он, сжимая кулаки. Из его ноздрей двумя большими грязными клубами вырвался дым, превратившись в стадо маленьких серых барашков, и сквозь его пелену Ева успела увидеть недобро сверкнувшие глаза. – Не прощу, и всё! Я и так худ, как тростинка, едва на ногах держусь, а тут ещё ты…

– Как Вам будет угодно, – почти шёпотом сказала Ева, примиряюще подняв руки, и поспешила уйти, оставив «человека в окне» наедине с собственным недовольством и грязно-серыми облаками дыма. Невольно на задворках памяти всплыл его образ в насквозь промокшей рубашке, облепившей его тело, и впечатление, оставленное этим образом: даже на расстоянии, даже за мутным окном, даже в одежде его рёбра можно было пересчитать без особых усилий.

Ева пошла дальше. Всё было тихо, спокойно… Гадко. Еве вдруг в одно мгновение перестало нравиться здесь, как будто всё то, что её сейчас окружало: тихий утренний час, серовато-голубое небо городского рассвета, спящие мокрые деревья, ещё не проснувшиеся после зимы, влажные дорожки, запах прели – стало каким-то ненастоящим, фальшивым, особенно в сравнении с жуткой, почти ненормальной худобой этого странного и немного пугающего «человека в окне», который изо всех сил старался не показывать, насколько он слаб.

Ева едва успела затормозить перед летящей ей навстречу на самокате девушкой. Она быстро соскочила с самоката, уворачиваясь от удара, но всё-таки по инерции влетела в Еву, повалив и её, и самокат, и себя на сырую после дождя землю. Впрочем, девушка быстро оправилась, поднялась на ноги и помогла встать Еве.

– Смотри, куда идёшь!

Ева подняла глаза на девушку. Внешне она ничем не выделялась: смутно знакомые чёрные волосы, зелёные глаза, которые ей кого-то напоминали, простое чёрное длинное платье… И почему-то голые ноги.

– Простите, я не хотела…

– А вот и не прощу! – обиженно воскликнула девушка, гневно сверкнув на Еву глазами. – И так все ноги исколоты, а тут ты ещё…

Ева снова посмотрела на голые ноги девушки: они были на удивление чистыми, но вместе с этим все в царапинах, так что не оставалось сомнений, что она долгое время шла босиком.

– Простите, но где Ваша обувь?..

– Не твоё дело, – уже более спокойно, но всё же несколько сердито сказала девушка, снова запрыгивая на самокат. – Просто в следующий раз внимательнее смотри на дорогу.

– Как скажете… – пролепетала Ева вслед девушке, которая уже скрылась за поворотом. – Ещё раз простите…

Ева пошла дальше. Она опустила взгляд на тропу у себя под ногами и как будто только сейчас увидела, какой на самом деле она была: это была широкая дорога, протоптанная когда-то уже очень давно, когда этот парк был ещё лесом; мелкие острые камушки частым калейдоскопом рябили в тёмной, практически чёрной после зимы земле, и большие колкие опилки, привезённые сюда неизвестно откуда и зачем, валялись иногда по краям этой лесной тропы. «А что, если…» – подумала Ева и воровато оглянулась. Убедившись, что на неё никто не смотрит, она сняла туфли и ступила на холодную сырую землю голыми ступнями, и тут же острый камень впился в обнажённую кожу.

– Ай! – тихо воскликнула она и подпрыгнула на месте от боли, как вдруг что-то большое и живое сбило её с ног, повалив на землю.

– Смотри, куда идёшь! – воскликнул чей-то голос над ней. Ева удивлённо посмотрела на того, кто врезался в неё уже третий раз за утро (или это она врезалась в них), и схватилась за протянутую руку в попытке подняться.

– Простите, пожалуйста… – прошипела, хватаясь за ушибленный бок, Ева. Слегка полноватая высокая женщина, которая столкнулась с ней, отряхнула себя и её от пыли, подняла с земли упавший велосипед, поставила его и уже собиралась было ехать дальше, как вдруг её насмешливый горделивый взгляд упал на её голые ноги.

– Ты чего без обуви? – с удивлением в голосе спросила она, поднимая глаза на Еву. Та пожала плечами.

– Не знаю… Захотелось.

– Ну-ну, – хмыкнула женщина, ставя ноги на педали. – Там дальше озеро есть – умойся, что ли…

Ева проводила женщину долгим внимательным взглядом, а затем, окинув себя с ног до головы и оценив масштабы бедствия, пошла в ту сторону, куда она показала. Ева углубилась в чащу парка, где уже не было фонарей, и разве только изредка попадались сырые после дождя скамейки; тропа здесь петляла между стволами, как случайно брошенная лента, и местами вздымалась небольшими горками, где под ней пролегали толстые, массивные корни деревьев.

Вдруг между чёрными, ещё влажными стволами мелькнуло что-то серебристое. Ева, ведомая искренним любопытством, пошла туда, и вскоре её взору открылось невиданной красоты озеро. Вокруг него были проложены дорожки, стояли лавочки и небольшие беседки; высокие фонари обрамляли его, словно жемчужное ожерелье, и солнце, уже успевшее подняться достаточно высоко в небо, превращало водную поверхность в жидкое серебро.

Ева спустилась к воде. Озеро было необыкновенно чистое, будто сделанное из стекла, и девушка сумела различить каждую песчинку на его охристом сероватом дне; маленькие рыбки, незнакомые с шумом парка, подплывали настолько близко к кромке воды, что, казалось, их можно было поймать руками. Ивы здесь не росли, зато озеро окружали плотной стеной от внешнего мира, словно богатыри, крепкие дубы. Ветер, даже если бы очень хотел, не смог бы долететь сюда, запутавшись в высоких кронах, а потому над озером стояла полная тишина, не прерываемая даже щёлканьем клёста.

– Красиво, не правда ли?

Ева заозиралась в поисках чужого голоса, прозвучавшего где-то очень близко, но рядом никого не было. Вглядевшись в водную гладь, девушка заметила тёмный полупрозрачный силуэт рядом с её отражением, как если бы на берегу стоял человек, но берег был пуст. Судя по движению в воде, силуэт положил руки в карманы и, запрокинув голову кверху, посмотрел в синее-синее небо над собой.

– Я не напугал Вас?

Тень отошла от берега, и на некоторое время была видна только макушка её головы у самой кромки, но потом обошла Еву и снова появилась рядом с ней, но уже с другой стороны.

– Простите?..

– Прощаю, – добродушно усмехнулся силуэт. Голос был очень мягкий, ласковый и вкусный, если так вообще можно выразиться про голос, но совершенно незнакомый Еве.

– А Вы где?

– Совсем рядом – настолько близко, что Вы меня не замечаете. В жизни часто так бывает: то, что у нас под носом, остаётся незамеченным.

Её странный собеседник глубоко вздохнул и, судя по отражению в воде, опустил голову, ковыряя мыском ботинка лежащий в песке камешек. Ева подозрительно посмотрела на широкий дуб позади себя и уверенным шагом направилась к нему.

– Нет-нет, не стоит меня там искать, – остановил её голос за спиной. Не найдёте.

Ева неспешно развернулась и снова подошла к кромке озеро.

– Почему я Вас не вижу?

– «Самого главного глазами не увидишь…

– …Зорко одно лишь сердце»*, – понятливо хмыкнула Ева, стараясь разглядеть хоть кого-нибудь… Но вокруг никого не было.

– Совершенно верно. А потому, если сердце тянется к тьме, не стоит противиться ни ей, ни самой себе. Главное – не забывать оставаться добром.

Девушка уставилась взглядом в одну точку, думая, что бы могли значить эти слова, а образ в воде поправил тонкий длинный платок на шее и медленно прошёлся вдоль кромки воды.

– Вы часто здесь бываете? – продолжал загадочный голос где-то слева. – Я работаю здесь, на манеже… Лошади успокаивают, Вы знали? Да что там, не только лошади: и быки, и львы, и лебеди… Сюда прилетает пара лебедей, правда, сейчас их нет, а вот ближе к лету они обязательно вернутся, я Вам обещаю.

– Кто Вы? – спросила Ева, оглядываясь по сторонам. Вокруг неё всё так же никого не было, только в воде отражался чей-то тёмный, размытый силуэт.

– Если бы я знал, я обязательно бы Вам сказал… – со вздохом ответил голос. Судя по отражению, силуэт наклонился к земле и что-то подобрал, и в этот же миг плоский круглый камешек сам по себе поднялся в воздух. Тень замахнулась, и камень со всей силы полетел в озеро. Раз, два, три, четыре, пять – бултых! – Да что ж такое, снова пять раз… Никак не хочет больше, – пробормотал про себя силуэт, озираясь по сторонам в поисках ещё одного плоского камня. Большие круги на воде, оставленные проскакавшим по озёрной глади камнем, разошлись едва заметными волнами и вскоре совсем стихли, как будто их и не было.

– Что не хочет больше? – спросила Ева, оглядываясь в ту сторону, где, предположительно, кто-то стоял.

– Ай, да забудьте, – отмахнулся он и глубоко вздохнул. – Мне пора, пожалуй – не буду больше пугать Вас беседой с невидимкой, однако надеюсь встретиться с Вами ещё в скором времени. Быть может, что-нибудь изменится… Хорошего дня Вам. До свидания, – и Ева увидела, как силуэт, слегка склонив голову на прощание, развернулся и пошёл от берега прочь… прямо по воде, и от каждого его шага на хрустальной глади озера расходились широкие, едва заметные круги.

– До свидания…

Путь от озера до дома Саваофа Теодоровича не занял много времени. Когда девушка выходила из другого конца парка, где уже был ряд коттеджей и знакомая детская площадка, она обернулась назад. Может быть, ей показалось, но в темноте парка стоял, понурив голову, одинокий полупрозрачный силуэт: руки лежали в карманах, и ветер развевал его тонкий шейный платок.

Саваоф Теодорович опять открыл дверь, не успела ещё Ева позвонить, и сразу проводил за стол, словно знал, что девушка голодна. Он был просто в превосходном настроении, будто всё это время гулял по парку вместе с ней: в его глазах играли весёлые искорки, и мужчина то и дело молодецки взбадривал волосы, проводя по ним рукой.

– Сегодня замечательное утро для прогулок по парку, – воодушевлённо начал он издалека. – Вы, я так понимаю, только что оттуда? В отличие от Вас, Ева, я не был сегодня там. Что насчёт того, чтобы прогуляться вместе?

Теперь это был уже другой парк. Тот был предрассветный, матовый, ещё не тронутый шумными посетителями, и всё в нём было искусное, изящное и тонкое. Этот же парк, хоть и был такой же немноголюдный, в особенности со стороны дома Саваофа Теодоровича, всё же стал более глянцевым, и всё в нём жило, пело, двигалось, и чувствовалась в нём какая-то особенная, свойственная югу широта. Вскоре Саваоф Теодорович уехал по своим делам, и Ева с Адой осталась одна.

Всё это время Ева ни на минуту не забывала про волшебное озеро, которое хотела показать Аде. Найти его снова оказалось достаточно сложной задачей, но вот, несколько поворотов спустя, показались знакомые дорожки, затем раскидистые дубы, и вскоре серебряный пруд, такой же, каким его видела сегодня утром Ева, неожиданно появился из-за толстых стволов деревьев. Ада сразу побежала к воде, радостно разбрызгивая её во все стороны, а Ева только устало опустилась на берег около самой кромки воды, подставляя лицо дыханию холодного ветра.

Пока Ада бегала вокруг озера, Ева вдруг поймала себя на мысли, что всё вокруг кажется ей знакомым. Озеро что-то отдалённо напоминало ей, только она не могла понять, что именно: то ли прозрачная хрустальная вода, слабо ударяющаяся о берег, то ли лента фонарей вокруг озера, то ли дубы, загораживающие этот пруд от остального мира, когда-то были в её жизни, но почему-то потерялись…

Её размышления прервал незваный гость. По кромке озера прогулочным шагом к играющему ребёнку приближался «человек в окне». Он тихо напевал мелодию, смутно напоминающую свист пересмешника, и иногда скидывал в воду мыском ботинка мелкие камешки. Руки небрежно лежали в карманах, что-то в них постоянно перебирая, и это что-то громко звенело, словно связка огромных ключей о монеты. Человек совсем близко подошёл к Аде, заставив Еву мгновенно насторожиться, и что-то ей сказал. Девочка весело засмеялась и кивнула.

– Отойдите от ребёнка, пожалуйста, – Ева встала у Ады за спиной, буравя взглядом стоящего напротив паренька, на что тот лишь издевательски зацокал языком:

– Прошу прощения, мисс, если нарушил Ваши личные границы, однако не беспокойтесь, ничего выходящего за рамки приличия я не предложил.

– Отойдите, пожалуйста, – настойчивей повторила Ева, притянув Аду к себе, но та ловко вывернулась и отбежала за спину незнакомца. – Ада! А ну вернись!

– Ева, не надо, – жалобно поговорила девочка, держа человека за рукав. – Он хороший. Правда.

– Ада, вернись, пожалуйста, я тебя очень прошу.

– Ну что же Вы так, девушка. Она же ещё маленькая, – ухмыльнулся «человек в окне» и погладил Аду по голове, чем возмутил Еву до глубины души. Она бросилась вперёд с намерением забрать ребёнка, но тот быстро отпрыгнул назад, подхватив девочку подмышки. Безумное выражение лица снова появилось на нём, словно туча на ясном синем небе.

– В догонялки, так в догонялки…

Не успела Ева опомниться, как незнакомец зашлёпал ногами по воде, направляясь вглубь озера, истерично засмеялся и вдруг, вскочив на убегающую от него волну, как на доску для сёрфинга, побежал дальше по воде, как будто там не было никакой глубины, а лишь не видное с берега мелководье. От его шагов по озеру пошли большие широкие круги.

Повторить подвиг «человека в окне» у Евы не получилось: едва она ступила дальше, как с ужасом почувствовала, как её нога проваливается куда-то в темноту, и ледяная озёрная вода уже хватает её за горло морозным тугим ошейником. От неожиданного холода мышцы сразу свело судорогой, и Ева едва не захлебнулась, погрузившись под поверхность озера с головой: вода сомкнулась над ней, как смыкаются ворота средневекового замка после очередного сражения, и насквозь промокшая одежда гирей потянула её вниз, навстречу невидимому дну.

Ева нашла в себе силы сделать широкий взмах до боли сведёнными судорогой руками, и несколько рваный вдох эхом прозвучал в тишине над безмолвной спящей водой. Ева обвела взглядом молчаливую поверхность озера, жмурясь и фыркая, когда тонкие струйки стекали со лба ей на лицо, и тут же вздрогнула от страха и неожиданности, наткнувшись на чужой недружелюбный взгляд: голова «человека в окне», замершая на одном месте, качалась вместе с едва ощутимыми волнами, как поплавок, и смотрела на Еву немигающим взглядом раскосых мутных глаз, живущих на его лице своей собственной жизнью. Как бы ни было сейчас страшно Еве, она взяла себя в руки и поплыла ему навстречу.

Кажется, голова удивилась подобной смелости, потому что тонкие, непонятного цвета болотной мути брови чуть дёрнулись наверх, когда Ева, пересилив страх и холод, сделала первое движение к нему; наверное, «человек в окне» не ждал подобной реакции на свою выходку. Под водой что-то зашевелилось, и через пару мгновений на поверхности озера появился он целиком, протягивая Еве руку. Со стороны, наверное, это выглядело весьма и весьма странно: прямо по середине озера на воде стоял какой-то худой паренёк и ждал, пока до него доплывёт им же заманенная в озеро девушка.

– Где Ада? – спросила Ева, как только оказалась достаточно близко от «человека в окне». Тот нагло хмыкнул и схватил её за руку.

– Я слышал ваш разговор на прошлой неделе. Как вода?

– Где. Ада? – ледяным тоном переспросила Ева, когда села на воду рядом с пареньком, не обращая внимание на всю абсурдность ситуации. «Человек в окне» непонимающе нахмурился и чуть наклонил голову в сторону.

– Ты хоть чего-нибудь боишься? – спросил он, задумчиво выпуская в сторону густое облако дыма. – А то у меня сложилось впечатление, что, предстань перед тобой сам Сатана, ты и его лишь спросишь, который час.

– Слушай, ты… – Ева так и не смогла придумать, кто именно. – Зачем ты забрал девочку? Хочешь поиздеваться – издевайся надо мной, но не над…

– Над кем? – лукаво прищурившись, спросил «человек в окне». Ева смерила его уничтожающим взглядом.

– Над Адой.

– Над Адой, говоришь? – хмыкнул «человек в окне», отправляя к небу целый караван серо-белых мутных колец. – А я её знаю как Аглая.

– Не знаю я никакой Аглаи, – вскинулась Ева, пытаясь подняться на ноги. Как только она попробовала это сделать, её тело в один момент ухнуло куда-то вниз, так что «человеку в окне» снова пришлось её вытаскивать на поверхность. – Куда ты дел девочку?

– Допустим, вот она. Тебя устроит?

Ева посмотрела туда, куда он показывал, и увидела, что из-под самой кромки озера на неё смотрит черноволосая зеленоглазая девушка и хитро улыбается; в девушке Ева признала ту, что сегодня утром сбила её с ног на самокате.

– Это не Ада.

– Ну, так а я о чём! – непринуждённо воскликнул «человек в окне» и, запрокинув голову, выпустил огромное облако белого дыма. С минуту оно повисело над озером, не теряя своей формы, а затем медленно расползлось в густой белёсый туман, в котором утонули и дубы, и берег, и всё остальное, кроме него самого.

Ева снова перевела взгляд на девушку под водой и непонимающе нахмурилась. Те же чёрные волосы, те же зелёные глаза… Может, это и правда Ада, только… Взрослая? Девушка под водой, заметив её внимательный взгляд, широко улыбнулась и, кажется, засмеялась. «Человек в окне», тоже улыбнувшись, сунул руку в озеро, и девушка, схватившись за протянутую ей руку, оказалась на поверхности рядом с пареньком и Евой.

– Потанцуем? – ласково улыбнувшись, спросил у неё «человек в окне». Девушка по-лисьи прищурила глаза и, положив ему руку на плечо, слабо кивнула.

Они танцевали красиво – Ева даже на мгновение забыла, где она и почему. На черноволосой девушке, как и утром, почему-то не было обуви, и Ева в мельчайших подробностях видела частые короткие порезы, оставленные дорожными камнями, острыми осколками стёкол и древесными щепками на бледной, если не сказать белой, коже ног. Что-то колдовское было в их танце, как будто огромная таинственная магия вселяла в Еву новые силы, дарила желание и смысл жить, и с каждым новым поворотом, с каждым резким движением в ней рождалась новая вспышка энергии. Будь её воля, она бы вечно смотрела на их танец, забыв, что она и где.

– Ты что-то хочешь спросить? – поинтересовалась мимолётом у Евы девушка.

– Есть такое.

– Спрашивай, не стесняйся.

– Кто Вы?

– Для тебя пока что никто.

– А для него? – Ева показала головой на «человека в окне». Тот, заметив это, про себя усмехнулся.

– Он делал мне предложение когда-то, – бросила девушка на очередном повороте танца. – Я отказала.

– Почему? Ах да, простите, не моё дело.

– Пожалуй и так. Ещё что-нибудь?

– Почему Вы без обуви?

– Прочувствовать каждый шаг долгого пути.

– Зачем?

Девушка вздохнула.

– Каждый шаг – это время. Когда ты стоишь на одном месте, не чувствуешь, сколько времени прошло: один только ориентир – солнце, да и то ненадёжный. А если его нет? Если ты один посреди вселенной и стоишь на одном месте? Время-то идёт, просто ты его не ощущаешь. А начинаешь идти, и время начинает идти с тобой. Но что такое время? Всего лишь единица ушедших часов. А вот если ты идёшь босиком, если каждый твой шаг стоит хоть каких-нибудь усилий, то время начинает иметь цену. Понимаешь, о чём я?..

Что-то резко дёрнуло Еву вниз, под воду. Что-то тёмное, страшное, что-то, у чего были белые глаза-светлячки, схватило её за ноги и тащило на дно, заставляя задыхаться от нехватки кислорода. Лёгкие начинало жечь; казалось, ещё мгновение, и она не выдержит, сделает полной грудью один большой неосторожный вдох, и холодная озёрная вода вольётся в неё, уничтожая то единственное пустое, что было до этого в озере.

Ева пыталась скинуть с себя цепкие лапы… чего-то, что представляло из себя нечто бесформенное, тёмное и лохматое, но, конечно, всё было тщетно: тьма держала её крепко, и страх, вселяемый её белыми слепыми глазами заставлял сердце биться чаще, почти что в конвульсиях. В конце концов, Ева почувствовала, что не выдерживает, и большие прозрачные пузыри воздуха поплыли прямиком от её рта к поверхности озера. Где-то наверху по водной глади разошлись широкие тонкие круги.

Ева почувствовала, как ледяное озеро вливается в её лёгкие, пропитывает их собой, как губку, страстно желая заполнить образовавшуюся пустоту, и мокрая одежда тянет её вниз, дальше ко дну. Ноги коснулись шёлкового, мягкого, бархатного песка. Тьма отпустила её и вынырнула прямо перед ней, практически сливаясь с окружающей мглой озера, только мерцали белёсые слепые глаза без зрачков. Ева подняла глаза: где-то там, наверху, большим светлым пятном расплывался по поверхности озера полупрозрачный солнечный луч, постепенно растворяясь в глубине и теряясь среди живой и вязкой мглы. Кто-то тронул её за руку.

– Ты как здесь? – спросил её певучий мелодичный женский голос. Ева обернулась и увидела Марию.

– Вы говорите по-русски? – почему-то первым делом спросила Ева. Пожилая женщина стояла от неё в паре метров и смотрела на девушку слегка раскосым, плывущим взглядом – впрочем, может быть, всё дело было в воде.

– Это ты сейчас говоришь на латыни.

– Я? Я не знаю латынь.

– Все, кто умирает, начинает говорить на латыни.

– Но я не мертва!

– Кто знает… – как-то флегматично заметила Мария и посмотрела наверх: там, на едва ощутимых волнах, качалось солнце. – Я тоже когда-то не сразу поняла, что случилось.

Ева пару раз сморгнула, чтобы убедиться, что ей не мерещится: лицо пожилой женщины постепенно начало преображаться, разглаживаться, молодеть, и вот перед ней стояла уже красивая дама лет сорока, если не тридцати, с крутыми бараньими рогами на голове.

– Что… Что случилось?

– Что случилось? – как будто сонно повторила женщина, качаясь из стороны в сторону вместе с течением. Она подняла связанные на запястьях руки с прицепленной к ним гирей и показала Еве. – Меня утопили. Взяли и утопили. Даже не спросили, хочу я этого или нет.

– Что Вы несёте?!

– Тяжкое бремя бесконечности существования, – равнодушно ответила женщина. Веки чуть опустились, и теперь она словно действительно спала с открытыми глазами, смотрящими и в пустоту, и на что-то конкретно одновременно. – Ты понимаешь меня.

– Нет, не понимаю.

– Понимаешь, не спорь! – вдруг вспыхнула женщина, и правда загораясь. – Врёшь сама себе. Всегда. Постоянно.

– В чём?! – практически со слезами на глазах воскликнула Ева, чуть отплывая назад. Она уже ничего не понимала. – Я ни в чём себя не обманываю.

– Ложь! – крикнула женщина и вскинула бараньими рогами, как будто боднула кого-то невидимого. – Было. Всё было.

– Что было? – уже не надеясь на нормальный ответ, почти прошептала Ева себе под нос и тут же об этом пожалела: в глазах женщины мгновенно вспыхнули жёлтые янтарные огоньки.

– Оно – бремя существования, которое ты хотела скинуть. Так ведь? Так ведь? Отвечай!

– О чём Вы?..

Ева расплакалась: ей было очень страшно. Тут вдруг мохнатая вязкая тьма, которая до этого качалась на невидимых волнах вместе с озером, выплыла из-за спины Евы и большим чёрным облаком перетекла к женщине, принимая какую-то более-менее очерченную форму.

– Ты пугаешь её. Ей страшно.

Женщина, кажется, даже немного ожила и вопросительно подняла брови.

– Это моя прерогатива. Оставь этот труд мне, – сказала тьма и протянула женщине руку. Та посмотрела на мглу приятно удивлённым взглядом, слабо усмехнулась, буквально одним уголком губ, и вложила свою ладонь в чернильную сажу ночи. – Тебя только что утопили. Наверное, это тяжёлая работа – умирать. Тебе стоит отдохнуть.

Женщина с бараньими рогами на голове сначала опустила взгляд вниз, на дно, некоторое время рассматривала бурый охристый песок у себя под ногами, очевидно, что-то обдумывая, а затем снова подняла глаза на угольно-чёрное облако рядом с собой и улыбнулась уже шире, но всё равно как-то коротко, как будто даже надменно и высокомерно.

– Ладно. Пусть будет по-твоему.

– Тогда потанцуем? – улыбнулась одним голосом тьма.

Они тоже танцевали красиво – особенно красиво это выглядело на фоне тёмной глубинной синевы озера и мутного зеленовато-бурого песка с редкими вкраплениями водорослей. Можно было бы подумать, что женщина танцует сама с собой, если бы вокруг неё не кружилось большое чернильное пятно с двумя блестящими глазами-светлячками. Ева, медленно облегчённо выдохнув, опустилась на дно озера и сложила ноги крест накрест.

– У тебя есть вопросы, – кинула как бы невзначай женщина с бараньими рогами на голове, когда пара стремительно промелькнула рядом с Евой. – Спрашивай.

– Вас правда утопили?

– Было дело. Относительно недавно.

– Где?

– В Неве.

– За что?

Женщина глубоко вздохнула и положила голову с тяжёлыми рогами тьме на плечо.

– Просто за то, что я была – пожалуй, больше ни за что. Ещё вопросы?

– С кем Вы танцуете?

– Со своим мужем. Дальше.

– Зачем?

Женщина снова вздохнула, как будто Ева спрашивала что-то очевидное.

– Чтобы немного отвлечь тебя от страха, а то, когда боишься постоянно, он несколько приедается и становится не таким уж и страшным, а так, после небольшой передышки, бояться всегда в разы страшнее. Так ведь?

Тьма кивнула.

– Он знает в этом толк, поверь. Он вселяет страх. Он и есть страх.

– А Вы кто?

Женщина усмехнулась.

– Я? Я его жена.

– И всё?

– Любимая жена. Единственная душа, которую он полюбил… – женщина на мгновение замерла, глядя затянутыми изнутри пеленой воспоминаний глазами куда-то вдаль, а потом тихо сказала: – А он – единственная душа, которую полюбила я. Полюбила всем сердцем, понимаешь? – сказала она больше тьме, держащей её за руку, чем Еве. – Всей своей тёмной, состарившейся душой. И другого не надо – другого просто не может быть.

В глубине озера что-то шевельнулось. Что-то большое, тёмное – что-то, что было даже больше и темнее тьмы, танцевавшей сейчас с женщиной. Это что-то было величественное, могущественное, древнее и беспросветное, как космос до большого взрыва, как ночь без звёзд, как чёрная дыра. Вдруг в её мраке ярко вспыхнул зелёный огонёк; постепенно мгла отступила назад, и перед Евой предстал Саваоф Теодорович, взглянувший на неё лукавым, насмешливым и несколько высокомерным взглядом.

– Потанцуем? – спросил он её, протягивая руку. Ева хотела было отшатнуться назад, отплыть подальше от всего этого кошмара, но какая-то неведомая сила резким потоком воды заставила её подняться со дна и вложить в ладонь Саваофа Теодоровича свою. – Ты боишься? Право, не стоит. Пока это ни к чему.

– Что Вы такое? – тихим шёпотом спросила Ева, со страхом глядя на Саваофа Теодоровича. Тот лишь снисходительно улыбнулся одними уголками губ и закружил их обоих в стремительном танце.

– Трудно сказать. Наверное, плод твоего воображения, не более. По крайней мере, сейчас.

– Как Вас зовут?

Саваоф Теодорович удивлённо поднял брови.

– Ты забыла моё имя?

– Не обманывайте, – с какой-то странной обидой в голосе нахмурила брови Ева. – Это не Ваше имя. Оно не может быть настоящим. Фамилия отражает Вас лучше.

– У меня много имён, Ева, – чуть посерьёзнел Саваоф Теодорович, но всё же не смог сдержать коварной ухмылки. – Все знать не обязательно, да и вряд ли ты их запомнишь. Думаю, Саваофа Теодоровича Деволинского будет тебе на первое время вполне достаточно.

«Фальшь», – вспышкой промелькнуло в голове Евы.

– Я тебе нравлюсь? – с лукавым прищуром спросил Саваоф Теодорович на очередном повороте. Разноцветные раздвоенные глаза смотрели на Еву с лёгким оттенком надменности.

– Не сейчас.

Саваоф Теодорович досадливо хмыкнул.

– Теряю хватку – обычно перед моим обаянием мало кто может устоять. Впрочем, ты не исключение.

– Думаете? – от быстрых движений у Евы давно уже всё перепуталось, и теперь единственным ориентиром в пространстве было огненное пятно где-то наверху, как будто это алое зарево пожара, а не закатное солнце окрасило вечно спокойные воды в кровавый цвет.

– Уверен на все сто. Я умён, красив – что ещё нужно?

– Поменьше спеси во взгляде, – позволила себе чуть улыбнуться Ева на очередном повороте. Саваоф Теодорович непонимающе нахмурился, но всё же тоже улыбнулся.

– Например, вот так? – и он посмотрел на Еву такими ласковыми, такими любящими глазами с тонкой ноткой грусти во взгляде, что девушка невольно поразилась такой быстрой перемене. Его глаза смотрели сейчас на удивление чисто и искренне, словно не они только что смеялись над её растерянностью и страхом, не они кололись и искрились, как шипы розы и жидкие капли обжигающего фейерверка; любовь, причём любовь искренняя, чистая – вот что сейчас отражалось в разных глазах Саваофа Теодоровича, даже в том, что, казалось бы, потемнел от времени и давно умер на лице. – Я вижу, ты удивлена. Ты определённо недооцениваешь меня.

– Определённо… – прошептала Ева и вдруг почувствовала себя неимоверно тяжёлой, словно ей на шею повесили большой камень, который тянул её снова ко дну. Ева хотела было покрепче вцепиться руками в ткань пиджака Саваофа Теодоровича, но её пальцы прошли сквозь воду и сжались в кулаки, не обнаружив на пути препятствия. Ева подняла глаза на Саваофа Теодоровича и увидела, как он, лукаво подмигнув ей на прощание, расплылся в озёрной воде большим чернильным пятном, среди которого посвёркивала салатовым боком маленькая зелёная рыбка.

Вдруг какая-то неимоверная сила, словно извержение вулкана, потянула её наверх, и что-то невидимое, но осязаемое, взвизгивая и щёлкая, словно дельфины, потянулось вместе с ней, окружая её плотным хороводом. Смутное огненное пятно на поверхности постепенно приближалось, и чем ближе оно становилось, тем сильнее Ева ощущала нехватку кислорода в лёгких. Почти перед самой кромкой она, наконец, ожила и старалась грести сильнее. Что-то, увидев её старания, подхватило её за плечи и потащило наверх.

Ева глубоко вдохнула и сразу закашлялась, хлебнув приличное количество воды. Она едва держалась на поверхности, барахтаясь, словно воробей, но что-то тащило её в какую-то сторону, и это давало некое ощущение опоры. В какую именно сторону её везли, она определить не могла, потому что глаза оставались плотно закрытыми, ну или у Евы просто не было сил их открыть. Наконец, тело почувствовало берег, и её втянули на сушу. Её трясло, как в лихорадке; чьи-то руки, такие тёплые и ласковые, гладили её по голове, щупали пульс и прикладывали свои ладони ко лбу. Ева попыталась нащупать обладателя этих рук, слепо шаря по берегу, но кто-то плавно отвёл её кисти в сторону.

– Как Вы меня напугали, – прозвучал чей-то голос совсем рядом над головой. Вынырнув из некого забытья и приоткрыв глаза, она сфокусировала взгляд на человеке над собой и через несколько попыток узнала в нём Саваофа Теодоровича. Дыхание полностью восстановилось. Ева отвела взгляд от лица мужчины и огляделась вокруг. Она лежала на берегу озера настолько близко к воде, что можно было протянуть руку и коснуться её. Закатное солнце сделало оранжевыми верхушки дубов, и в их кронах запутался лёгкий ветер. Внезапно о чём-то вспомнив, девушка резко выпрямилась, но у неё сразу закружилась голова, и Саваоф Теодорович уложил её обратно на покрывало.

– Не стоит, – и, словно прочитав её мысли, добавил: – С Адой всё в порядке.

– Простите…

– Не нужно извиняться. Вы ни в чём не виноваты.

– Однако…

– Не надо. Давайте просто помолчим.

И ещё долго перед глазами Евы стояла эта прекрасная картина: заходящее солнце, просачивающееся сквозь многовековые дубы, вечерний, дышащий предстоящим летом воздух, Саваоф Теодорович, тёплая земля под спиной и потемневшее, отражающее ночное небо озеро.

*Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц»

Глава 5. Метель

Мчатся тучи, вьются тучи;

Невидимкою луна

Освещает снег летучий;

Мутно небо, ночь мутна.

А.С. Пушкин

В воскресенье с погодой творилась настоящая чертовщина. Вчерашнее тепло, словно мимолётное наваждение, развеялось, дав зиме напомнить о себе на прощание. Сначала шёл мелкий снег с дождём, не особо обращавший на себя внимание прохожих, но ближе к полудню он превратился в настоящую метель. Дома, машины, улицы – весь город занесло белой пеленой, за которой не было видно даже рядом стоящего здания. Деревья мгновенно покрылись снежными шапками и превратились в белые шары, словно сделанные из ваты, а едва раскрывшиеся розы испуганно съёжились под натиском обезумевшей природы. Зима буйствовала, словно в последний раз – хотя, может, так оно и было.

Ева сидела на кухне и смотрела в окно с некоторой надеждой, что, когда придёт время ехать к Саваофу Теодоровичу, природа немного умерит свой пыл. Её надежды оказались напрасны: вьюга не только не прекратилась, но и начала завывать с двойной силой. Наблюдать за снегом, конечно, было очень интересно: снежинки летели то вправо, то влево, то по диагонали, а то и вообще вертикально вверх. Иногда ветер заворачивал снежные потоки в белые колечки, похожие на овечьи, и тогда вся метель, весь снег на этой земле становился похож на одну большую овцу, которая своей мягкой, но холодной шерстью укрыла наш земной шар. И тепло миру в начале зимы под этой холодной шерстью; укроет она белым покрывалом умирающую природу, словно покойника, завесит тонким льдом озёра-зеркала, тихо споёт колыбельную, и сладко спят под неё мёртвым сном голые деревья; но худо тем, кто не заснул под монотонные завывания ветра: жестока будет с ними матушка-зима, запугает колючим ветром, погибнут они с первыми крещенскими морозами, и только греет посреди непроходимой метели своим ласковым огнём горячая русская вера. Но плоха зима с наступлением весны, потому что чувствует природа, что слабеет разъярённый зверь, и оставляет когда-то суровая зима после своего последнего удара только чёрный снег и мокрые дороги.

В метро было пустынно, как всегда бывает пустынно по воскресным дням. Всё было сонное, ленивое, и как будто даже поезда ехали как-то медленно. Голос объявляющего был вязкий, словно патока, и называл следующие станции очень неохотно. Кроме Евы в вагоне никого не было.

Поезд въехал на уже когда-то упомянутый метромост. В нормальную погоду с него можно любоваться набережной с фонариками и рекой с шустрыми речными трамвайчиками, но сейчас всё было затянуто белой сплошной стеной, а потому и набережная, и фонарики, и трамвайчики исчезли в снежной вьюге. Поезд ехал сквозь белое небытие, и в нём не было ни дна, ни верха – ничего.

Среди метели Еве показалось какое-то маленькое чёрное облачко. Оно двигалось длинными дугами и издали напоминало большого во́рона. Когда облачко приблизилось к вагону, девушка разглядела в нём непонятное существо, полностью чёрное, с длинным хвостом, короткими рожками и копытами на задних конечностях. «Чёрт, – подумала Ева, облокотившись корпусом на стеклянную дверь, – настоящий чёртик». Чёрт тем временем взбивал копытами снег, словно подушку, из которой перьями вылетали большие снежные хлопья. По всей видимости, это был совсем маленький чёртик, потому что он прыгал и резвился, как козлёнок, переворачиваясь на спину и выписывая в воздухе неимоверные фигуры.

Вдруг капюшон с головы Евы сорвал порыв сильного холодного ветра. Отодвинувшись от окна, она оглянулась и с удивлением увидела, что вагон практически исчез, а вместо него образовался снежный коридор из завывающего вихря, поглощающий в себя всё то, что по несчастью попалось ему на пути. Белая воронка начиналась прямо посередине вагона, бросая на пустые кресла колкие снежинки, которые сразу же таяли в тёплом воздухе метро.

Ева осмотрелась вокруг – никого. Ни в её вагоне, ни в предыдущем не было ни одного пассажира, только медленный, вязкий голос объявил у неё над головой следующую станцию. Осторожно ступая по хрустящим льдинкам, девушка как можно ближе подошла к снежному жерлу, и тут же сильный ветряной поток затянул её в самый центр воронки. Ева полетела верх тормашками, тщетно пытаясь зацепиться за поручни, пока вскоре не упала в плотную пелену снега, который сразу забился ей за воротник, в сапоги и широкие надутые рукава. Ева огляделась. Север, так внезапно пришедший в город в середине весны, простирался во все четыре стороны, и сложно было сказать, город ли это вообще. Никого, и только монотонная песня ветра, с яростью хлестающего белые перины снега, словно кнутом. «Мчатся тучи, вьются тучи; невидимкою луна освещает снег летучий; мутно небо, ночь мутна», – вспомнилось Еве, когда она, кое-как поднявшись, пробиралась сквозь сугробы. Ноги увязали глубоко в снегу, который то и дело захватывал их в свой плен и возрастал с каждой минутой в геометрической прогрессии.

Дорога пошла вверх, и преодолевать метель стало тяжелее. Пурга будто назло удвоила силы, очень настойчиво пытаясь сбить девушку с ног, но та только упорнее продолжала свой путь. В отдалении показалась скала, угрюмо возвышающаяся над расщелиной, потом ещё и ещё, пока наконец пейзаж вокруг не перестал быть бескрайней северной пустыней. Ева была в горах.

Вдруг где-то вдали мелькнул и сразу пропал маленький огонёк. Вьюга, выдохнувшись после своей большой работы, ослабла, ветер стих, и снег пошёл уже более спокойно, падая на землю крупными хлопьями. Скалы медленно расступились, снова замаячил вдалеке рыжий огонёк, и Ева увидела занесённый почти до самой крыши дом. Это был дом Саваофа Теодоровича. Сугробы, словно свернувшиеся калачиком белые медведи, отдыхали под его окнами, жёлтый камин внутри, казалось, еле теплился, и вот-вот его должна была задуть суровая метель. Дверь скрипнула в пригласительном жесте, и тонкая полоска света упала на белое полотно.

Как только Ева зашла в дом, её обдало жаром растопленного камина, и снег на воротнике куртки сразу растаял и повис маленькими неприятными капельками. Дом существенно преобразился: всё стало будто старомоднее, и вместе с тем крепче и надёжнее. Терпкий запах хвои смешался с копчёным дымком сгоревших еловых шишек; на стенах висели головы животных, между ними иногда встречались большие сушёные веники или связка грибов. Напротив дубового обеденного стола с одной стороны находилось ружьё, а с другой на гостей смотрела большая и страшная голова чёрного козла.

Скрипнула соседняя дверь, и в гостиную вошёл Саваоф Теодорович. На нём был всё тот же неизменный офисный светло-серый костюм, только рубашка под ним сменилась на тёмно-синюю. Брови были хмуро сдвинуты к переносице, так что Ева сразу как-то оробела, хотя он ещё ничего не сделал. Заметив Еву, его лицо немного разгладилось, но всё равно не до той степени, чтобы сказать, что он рад её присутствию.

– Доброе утро, Ева, – устало вздохнул Саваоф Теодорович. Он отодвинул стул и грузно опустился на него, положив одну руку на стол, а другую запустив в волосы. Ева, не зная, куда себя деть, осталась стоять в дверях.

– Что же Вы стоите? Садитесь, – он указал рукой на стоящий рядом с ним стул, который под его пристальным взглядом сразу отодвинулся. Ева села напротив.

– «Мчатся тучи, вьются тучи; невидимкою луна освещает снег летучий; мутно небо, ночь мутна», – пробормотал Саваоф Теодорович, глядя в окно. – Вот это погодка! Не думал, что такая ещё будет в середине весны.

– Что-то случилось? – осторожно поинтересовалась Ева, наблюдая за его выражением лица.

– Нет, просто настроение плохое. Ну или да, – поспешно исправился он, опершись лбом на сложенные домиком руки. – В такую погоду у меня обычно болит голова. И несмотря на это, мои слуги продолжают её устраивать!

– Что устраивать? – не поняла Ева.

– Метель!

В подтверждение его слов окно на кухне громко хлопнуло, впуская в помещение морозный воздух, и сразу испуганно закрылось, встретив суровый взгляд Саваофа Теодоровича.

– Безобразие, – обречённо вздохнул мужчина, прикрывая глаза. – И в такую погоду моя дочь хочет гулять.

– Не думаю, что это хорошая идея, – тихо сказала Ева и, подойдя к окну, задёрнула занавески.

– Я уже пробовал объяснить ей это, причём на двух языках. Не получилось.

– Кстати, Саваоф Теодорович, можно Вас спросить?

– Да?

– Почему Ада и Мария говорят на латыни? Разве это имеет какое-то практическое значение?

На её вопрос Саваоф Теодорович только устало махнул рукой, массируя виски с закрытыми глазами.

– Билингва…

На этот раз Еве пришлось самой немного похозяйничать. Порывшись с разрешения мужчины на полках, она заварила чай и накрыла на стол, так как Саваоф Теодорович сейчас явно не был способен на гостеприимство.

– Как у Вас здесь интерьер поменялся… – заметила Ева, рассматривая животных на стенах.

– Это не надолго, – хмуро ответил мужчина, размешивая ложкой сахар. – Козла и волка оставлю, а вот остальных уберу куда-нибудь.

– Отчего же так? Медведь неплохой.

– Неплохой, только кусается.

Ева даже не сразу поняла, к чему это относилось.

– А волк не кусается?

– На волка намордник можно надеть, да и он почти как собака.

На это странное заявление Ева не нашлась, что ответить, поэтому просто уткнулась в свою кружку, рассматривая кружащиеся чаинки на дне.

– А где сейчас Ада? – спросила девушка после некоторого молчания.

– У себя в комнате, наверху. Играет, наверное. Можете сходить, посмотреть.

На втором этаже было довольно сумрачно. Свет шёл от единственных окон в начале и конце коридора, но тёмные деревянные стены постепенно поглощали его, не оставляя к середине ни крупицы. Ева подошла к дальней двери и осторожно постучалась.

Ада сидела на полу и играла с большим кукольным замком. Раскрытое настежь окно печально скрипело на ветру, запуская в комнату большие хлопья снега, и дерево стучало своими тонкими ветками, слово лапами, о подоконник, почти залезая к ребёнку в комнату. Девушка закрыла раму.

– Почему у тебя открыто окно? Ты можешь заболеть, – недовольно спросила Ева, опустив тюль.

– Я сама открыла, потому что мне можно, – капризно ответила девочка. – К тому же дядя Бугимен приносил мне игрушки, а как он попадёт в комнату, если окно закрыто?

– Какой дядя Бугимен?

Ада молча показала на окно, где на ветру качалось из стороны в сторону большое дерево, чьи ветки были действительно так похожи на длинные лапы. Ева примирительно вздохнула.

– Давай ты больше не будешь открывать окно дяде Бугимену? Если надо, он может передать игрушки мне.

– Ладно, – буркнула девочка, продолжая расставлять куклы. – Мы пойдем сегодня гулять?

– Боюсь, что нет. Сегодня очень плохая погода, и гулять в неё опасно.

– Но я хочу гулять! – Ада капризно поднялась и затопала ногами. Ева смотрела на неё с холодным равнодушием и глубоким спокойствием, вопросительно подняв одну бровь – Позови папу.

– Как скажешь.

Ева снова спустилась на первый этаж, где было подозрительно тихо. Ни на кухне, ни в гостиной никого не было.

– Саваоф Теодорович?

– Вышел, – прозвучал откуда-то сверху грубоватый бас. Подскочив от испуга, Ева обернулась и увидела только волчью голову на стене, которая, впрочем, зашевелилась из стороны в сторону и глубоко зевнула. – Что? – спросил волк, когда увидел, что Ева, онемев от удивления, смотрела на чучело круглыми глазами и только открывала рот, силясь что-то сказать.

– Де-е-вушка привыкла к более уважительному отношению, – проблеяла голова козла с противоположной стороны. – Где твои мане-е-е-ры?

– Я сошла с ума, – вполголоса пробормотала Ева, прислонившись спиной к стене, чтобы не упасть.

– Занято! – рявкнул кто-то над ней, и острые зубы щёлкнули прямо рядом с ухом. Ева отскочила, как ошпаренная, и взглянула наверх.

– Осторожнее, девушка, – опять зевнула голова волка, подёргивая ухом. – Это медведь, он у нас кусается.

– Дурдом какой-то, – прошептала Ева, сползая на стул.

– И не говорите, – добродушно заметил волк, поднимая голову в попытке почесаться. – Вчера из-за него Саваоф Теодорович весь день провозился: больше часа пытался на место повесить.

– И это не считая оленя, чьи рога оказались слишком большими и постоянно мешались, – заметил с противоположной стены чёрный козёл. – Не то что мои – просто идеал рогов.

– Зато ты никак не мог найти себе места, и Саваофу Теодоровичу пришлось перевешивать тебя по всей кухне и гостиной, пока «Его Величеству козлу» не понравилось.

Козёл обиженно надулся и тряхнул длинной бородой.

– Кстати о нём, – немного приободрилась разговорчивостью волка Ева, так как остальные чучела оказались не особо расположенными к беседе. – Вы не знаете, где он?

– Пошёл в сарай за дровами, а то камин скоро погаснет.

Вдруг входная дверь настежь распахнулась, сильный порыв ветра поднял всё, что было можно, на воздух, и пламя костра, пару раз попытавшись противостоять, потухло.

– Ну вот, погас, – грустно заметил козёл, провожая взглядом своих горизонтальных зрачков тонкий дымок.

– Как Вы сказали? В сарае?

– Сразу от дверей налево, – понял волк и показал головой в сторону, где, предположительно, был сарай. Ева уже было направилась к дверям, но на пороге о чём-то задумалась. Тут она быстро взбежала по лестнице на второй этаж, а минут через пять появилась вместе с одетой Адой, и они вместе вышли на улицу.

– Слышал, как она ко мне обратилась? На «вы», – похвалился волк, гордо подняв нос.

– Не только к тебе, – хмыкнул козёл, после чего два чучела начали обсуждать, для чего вообще сюда приехала эта странная особа, и какое отношение она имеет к Саваофу Теодоровичу.

Крепко прижимая к себе Аду, Ева пробиралась сквозь сугробы. Прикрывая второй рукой глаза от колких снежинок, она пыталась рассмотреть где-нибудь сарай, но всё кругом было белым-бело и ничего не видно. Вдруг вдалеке показался тёмный силуэт, также пробирающийся сквозь снег. В правой руке он держал топор.

– Саваоф Теодорович!

Силуэт остановился, будто прислушиваясь, не показалось ли ему, но вскоре продолжил идти.

– Саваоф Теодорович!

– Ева!.. Это Вы?!..

– Да, это я! – кричала она, стараясь заглушить голос метели. – Подождите нас!

– Что?!.. Не слышу!..

– Подождите!

– Не слы-ышу-у!… Уууууу!!! – подхватил ветер, и снег, будто разозлившись, стёр тёмное пятно, означавшее Саваофа Теодоровича, со своего белого листа.

Идти было тяжело. Ева взяла Аду на руки, прижимая к себе, словно драгоценный оберег, хотя ребёнок тянул к земле, словно камень. Ветер сбивал с ног, часто меняя направление, и свистел, как закипающий на огне чайник.

– «Мчатся тучи, вьются тучи; невидимкою луна освещает снег летучий; мутно небо, ночь мутна», – прозвучал то ли в мыслях, то ли наяву голос Саваофа Теодоровича. Звук шёл откуда-то с неба, а может быть, это Ева бредила, уступая место стихии.

– Ещё чуть-чуть… Ещё немного… – шептала она, судорожно прижимая Аду.

– «Еду, еду в чистом поле; колокольчик дин-дин-дин… Страшно, страшно поневоле средь неведомых равнин!» – продолжал читать Саваоф Теодорович, и было непонятно, это его бас ещё звучит между зеркалами гор, или это ветер гудит в кронах сдавшихся сосен.

– Не могу больше… – выдохнула Ева в плечо Ады. Девочка обхватила холодными руками её лицо, заставляя посмотреть на себя, и тихо сказала:

– Немного осталось. Совсем чуть-чуть.

Это было сказано с такой искренностью и осознанностью, что Ева поверила. Собрав все силы, она, еле переступая, пошла дальше, стараясь не думать о том, сколько ещё это будет длиться.

– «Эй, пошел, ямщик!..» – «Нет мочи:

Коням, барин, тяжело;

Вьюга мне слипает очи;

Все дороги занесло…

Вдруг вдали появились чьи-то очертания. Фигура быстро приближалась, становившись всё отчётливее и отчётливее. Это была женщина; уже опустившись на колени, Ева ползла ей навстречу, в надежде, что та её видит. Через некоторое время фигура приблизилась настолько, что ошибиться уже было невозможно – это была Мария. Она протянула к Еве руки, показавшиеся девушке в тот момент такими добрыми, нужными, и Ева, не совсем понимая, что происходит, с чистой совестью отдала ей Аду. Мария взяла её за ручку, и они вместе пошли в самое сердце метели. Ева осталась одна.

– Вьюга злится, вьюга плачет;

Кони чуткие храпят;

Вот уж он далече скачет;

Лишь глаза во мгле горят…

Собравшись с мыслями, Ева попыталась подняться, но ветер с ненавистью откинул её назад. Гулкий удар прозвучал где-то в горах и волной рассеялся между снежными валунами. Вдруг то справа, то слева стали вырастать длинные столбы воздуха, взвивающие снег вверх. Подняв голову, Ева до того удивилась, что рассмеялась, как ребенок: это шли большие снежные слоны! Их тело полностью состояло из мелких белых мошек, быстро летающих туда-сюда, и, когда они опускали свои толстые, словно стволы деревьев, ноги, раздавался тот самый глухой удар, как при сходе лавины. Маленький слонёнок пробежал мимо, выпустив из хобота тонкую струйку снега, и вскоре потерялся среди сородичей.