Пришествие

Летающая тарелка золотисто сверкнула на солнце и уверенно проплыла в тени между вершинами Кавказского хребта. Плавно опускаясь, она исчезла за горою с самыми крутыми склонами.

В полной темноте загорелась красная полоса. Ожили, замигали на панели слева от неё световые знаки, все похожие на корявые иероглифы. Включился дисплей компьютера. Начало разгораться освещение, и темнота отступила. Просторный куполообразный зал заполнился рассеянным мягким светом. Составные части стены вдруг поползли в стороны, и между ними, в прямоугольный проём непрошеным гостем проник свет дня. За проёмом на фоне серых скал зависала, застыла в воздухе летающая тарелка. Она бесшумно наклонилась и медленно вплыла, проплыла к середине зала, где и приземлилась. На тарелке проявились очертания круглой двери, всё более и более отчётливые. Затем дверь заскользила вверх, выпустила изнутри тарелки колеблющийся зеленоватый свет, и он овальной полосой разлился по ровному гранитному полу. В этой полосе на пол зала выползла жутковатая в своих очертаниях тень Существа.

1 БУЛЬДОГ

– Нау Грин! Нау Грин! – взревела молодёжь, которая заполняла всю чащу главного столичного стадиона. Мощные прожекторы включились разом, и разом прорвали туман позднего вечера потоками световых лучей. Слепящие пятна света побежали по беснующимся толпам на трибунах, по трепещущим зелёным флагам с белыми однообразными надписями «НАУ ГРИН» на них, вдруг выхватили раздутых газом, парящих резиновых инопланетян, какими их видело воображение изготовителей. Затем два пятна спрыгнули к толпе на поле и к эстраде. И на эстраде пятеро музыкантов в масках инопланетян затянули мелодию без слов с пронзительным музыкальным сопровождением. Дыхание космоса, космического одиночества чудилось в этой мелодии.

– Нау Грин! Нау Грин! – вновь проревели трибуны, слишком согласованно, выдавая чьё-то умелое руководство.

Капитан полиции стоял снаружи стадиона. Он подавил зевоту, вяло глянул на наручные часы. В конце концов, это его служба, мысленно повторил он себе, отметая личное отношение к происходящему. Он поправил бляху служителя закона и отвернулся от стадиона. Такой же, как на его бляхе, Георгий Победоносец, терзающий копьём мятежное Зло, изображался на дверцах двух десятков полицейских машин. Они были рассредоточены на площади, освещены бледным сиянием фонарей. Приёмник на груди слабо пискнул.

– Вызывает начальник городской полиции, – сообщил девичий голос.

Иду, – поморщился капитан.

Подчинённые ему полицейские скучали. Они почти не обращали внимания, как он на ходу поправил галстук, застегнул верхние пуговицы. Обойдя площадь, он оказался под ветвями старого дуба. Под ними уютно устроилась полицейская машина с узлом защищённой связи, – и девушка-сержант непривычно серьёзно передала капитану наушник с микрофоном. На небольшом плоском телеэкране появился сам начальник городской полиции. Он был явно чем-то озабочен, вертел пальцами остро заточенный карандаш. Начальник городской полиции находился в своём кабинете, с государственным флагом и флагом города за спиной, и капитан в который раз отметил фотогеничность шефа. С благородной сединой на висках он вполне мог представлять в телесериалах честнейшего блюстителя законности высокого ранга, которого побаиваются даже всесильные боссы от политики.

– Здесь порядок, шеф, – сказал капитан. – Не стоит беспокоиться.

Но начальник полиции и не слушал, и не слышал его.

– У нас неприятности, – объявил он, наклоняясь в экране. – Похищены дети второго Кандидата.

– Протасова?! – невольно удивился капитан.

– Я не хочу влезать в это болото, – с благородной усталостью доверительно заметил начальник городской полиции, откладывая карандаш к бумагам.

Капитан прикинул варианты.

– Если победит Нау Грин, ему может не понравиться прыть, проявленная при розыске детей его соперника, – согласился он, сдерживая улыбку. – А если победит Протасов, уже Протасову может не понравиться медлительность при розыске…

Начальник городской полиции слегка нахмурился.

– Что вы предлагаете, капитан? Вы у нас отвечаете за политиков.

– Тёмин и Шевчук. Частный сыск. Но придётся платить ценными сведениями…

– Рад, наши соображения совпали, – как бы волевым усилием преодолевая усталость, перебил его начальник городской полиции. – Благодарю. – И отключил закрытую связь.

Капитан положил наушник с микрофоном на серый аппарат с рядом кнопок, повернулся к трескам и вспышкам фейерверка над стадионом, странным в густом тумане.

Наступил месяц туманов. Объясняли их последствиями парникового эффекта, общего потепления на планете, и уже мало кого занимало, как быстро к ним приспособились. Как будто притихший в безветрии туман стоял и следующей ночью.

Из расцвеченного яркими огнями ночного кабаре «Сучий лесок» появился мужчина под руку с шумливой подвыпившей девицей. На стоянке они сели в один из самых дорогих автомобилей, и тот заурчал, мягко выкатил на дорогу, на развороте резанул ослепительным светом фар неприметную серую «Ладу», на мгновение высветив двух очень уж серьёзных мужчин на передних сидениях.

Уезжающий со стоянки автомобиль сидящих в «Ладе» не интересовал, оба молча наблюдали за парадным входом в кабаре. Несмотря на серьёзный вид, они были из тех, кому в сорок лет не идут ни отчество, ни обращение по фамилии. Опираясь локтями о руль, Игорь непроизвольно, медленно растирал ладонью левую щёку. Сухопарый в сравнении с невозмутимо сидящим рядом Вадимом, он оживился, когда из кабаре вышла довольная жизнью троица: телохранитель, за ним широкоплечий и широкий в кости главарь преступного сообщества, потом выступил второй телохранитель, на ходу застёгивая просторный кожаный плащ. Телохранители небрежно осмотрелись, и троица направилась к тёмно-серой «БМВ» последней модели.

Вадим неспешно обмотал костяшки правой руки липкой лентой, неспешно надел перчатки. Затем потянулся рукой за спинку, достал из сумки на заднем сидении дистанционное управление. Игорь будто не обращал внимания на его действия, но щека, которую он растирал, сильно дёрнулась, когда его товарищ мягко нажал красную кнопку на чёрном кожухе. Донёсся слабый хлопок, и на капоте тёмно-серой «БМВ» взметнулось белое облачко, накрыло подошедших бандитов.

Вадим, а за ним Игорь, спокойно надели маски респираторов и выбрались наружу. Необычно смотрелись их ботинки десантников под полами длинных гражданских плащей, когда они шли, приближались к месту, где бандиты задыхались от кашля, тёрли глаза, а один из телохранителей и вовсе стоял на коленях, судорожно блевал на колесо. Другой телохранитель попытался вынуть из-под кожаного плаща пистолет, но Игорь ловко пнул его пальцы окованным каблуком ботинка, и пистолет отлетел в сторону, громко стукнул по асфальту. Игорь тут же провернулся на левой пятке, правым ботинком нанёс по лицу телохранителя боковой удар, и у того откинуло голову, он стал оседать, в кашле сплёвывая кровь, больше не выказывал желания сопротивляться. Вадим тем временем разбирался с главарём. Резким ударом кулака отбросил на кузов, перехватил рукой в перчатке за горло. Главарь тронул пальцем разбитую губу, скосил взгляд к приближающемуся к его глазу дулу пистолета.

– Я лицо неофициальное. Вынужденная самооборона… – под респиратором глухо прозвучал голос Вадима. – Хочешь стать калекой?

– Что тебе надо, Бульдог? – прохрипел главарь.

– Шляпу на Новый Год… Будто не знаешь.

Вадим отпустил его горло. Продолжая удерживать дуло пистолета у глаза главаря, расстегнул ему плащ, обнаружил во внутреннем кармане переносной телефон. Главарь раздумывал не столько, сколько можно было ожидать, – без препирательств забрал телефонный переговорник и одним пальцем набрал номер, поднёс микрофон к губам.

Ночь ещё не сдавалась приближающемуся утру, когда машины с гербами города и надписями «полиция» и ватага репортёров, возбуждённых созданием самой важной новости следующих суток, окружили место на большой дороге за городом, где были обнаружены дети Кандидата. Туман заставлял телеоператоров и фоторепортёров перестраховываться, менять светофильтры, повторять съёмки, и непрерывные вспышки яркого света, мешаясь со светом фар и мигалок машин полиции, создавали впечатление присутствия при съёмках кинобоевика. Для охранников семьи Кандидата было благом, что к этому столпотворению не примешивалось любопытство проезжающих. Опростоволосившись накануне, они на этот раз были по особому бдительны, никого не подпускали к молодящейся миловидной блондинке в строгом юбочном костюме. Женщина прятала лицо в волосах девятилетнего, довольно высокого мальчика. И мальчик прижимался к матери; но стоящую рядом девочку, которая вступила в переходный возраст, казалось, больше заботило, как она получится на снимках. Женщину не удавалось вызвать на ответы, и репортёры постепенно переместились к словоохотливому Кандидату, подтянутому мужчине лет сорока пяти со строгим и даже мужественным лицом.

– После похищения детей вы не думали снять кандидатуру? – спросила его бойкая журналистка, представляя молодёжную, по большей части вульгарную, однако популярную газету.

– Я сейчас не в состоянии ответить на данный вопрос, – стараясь выглядеть обаятельным, ответил ей Кандидат.

– Вас очень хотят убрать с гонки, раз прибегают к таким методам?! – не то спросил, не то воскликнул молодой и темпераментный репортёр телевидения.

– Согласен с вами, – кивнул ему Кандидат. – Кому-то очень не нравятся патриоты России…

Циничный газетный журналист наклонился к старому приятелю.

– Теперь его шансы возрастут, – тихо подметил он.

– А меня забавляет, – неприятная усмешка скользнула по горбоносому лицу его приятеля. – Как легко нашлись дети. Похитители просто оставили их в этом месте. И никто ничего не знает.

– Трюк саморекламы? – внимательно глянул в его лицо циник.

Его собеседник презрительно скривил полные губы.

– Прикинуть ставки и страсти тех, кто за ним… – он не стал заканчивать мысль, глазами проследил за казначеем команды Кандидата.

Казначей старался не привлекать к себе внимания. С дипломатом в руке он отошёл к неприметной серой «Ладе», остановленной в стороне, как будто случайными свидетелями происходящего. Огни в машине были потушены, но казначея в ней ждали. Он живо устроился на заднем сидении, плотно прикрыл дверцу. На коленях распахнул дипломат, и Вадим в зеркальце над лобовым стеклом увидел в дипломате уложенные в ряд пачки денег, посмотрел на товарища. Игорь нервно поигрывал на руле пальцами, в окно с опущенным стеклом неотрывно наблюдал за женщиной и детьми, которых наконец-то оставили в покое все репортёры.

– Как договаривались, – казначей обратился к Вадиму, как к человеку, с кем и надо решать деловые вопросы. – Будете пересчитывать?

Вадим повернулся к нему, вынул из дипломата пачку с новенькими банкнотами, встряхнул её, взял ещё одну, после чего сам захлопнул крышку дипломата.

– Всё оказалось просто. Проще, чем мы рассчитывали.

Казначей оживился.

– Вы могли бы помочь истинным патриотам включиться в борьбу…

– Мы частный сыск, – прервал его Вадим.

– Тошнит от политиков! – грубо вмешался Игорь, и левая щека его сильно дёрнулась.

Казначей был не глуп, не стал настаивать. Едва он выбрался из салона, Игорь резко сорвал машину с места. Развернул вокруг казначея, который от испуга отпрыгнул, и погнал по направлению к рассеянному туманом сиянию, которое накрывало огромный и невидимый город.

– Мои такие ж, – высказался Игорь нервно, с кривой улыбкой.

– Так и не даёт видеться? – осторожно поддержал тему Вадим, понимая, что товарищу надо выговориться.

– Ты ж знаешь. Считает меня психом… А я не псих, никогда им не был. Я болезненно переживаю… Разве психи могут так водить машину?

И он выжал на ночной, свободной, но застланной туманом дороге всё, на что та способна. А способна она была на многое. Так, наверно, несётся самолёт в облаке, думалось Вадиму, и он надеялся на шоссе, ровное, как стрела.

– Мы в Афгане друзей теряли… – сказал Игорь и смолк.

– Я помню, – раздельно выговаривая слова, поддержал его Вадим. – Он в газетах нас дерьмом поливал.

Игорь отвлёкся от шоссе, взглянул на него и начал сбавлять скорость.

– Деньги нам пригодились бы, – как бы извиняясь, заметил он. – Давно столько не давали.

– Да хрен с ними, – показал, что об этом думает Вадим. – Не будет напоминать, что нас поимели.

– Мы просто сделали свою работу, – согласился товарищ.

– И получили доступ к базе части данных полиции.

– Протухлых данных.

– Как воспользуемся.

Солнце выглянуло из-за кучевого облака, расцветило отвесную горную стену и склон над ней на протяжении всей видимой дуги дороги. На границе видимости стена переходила в навесную, зависающую скалу, а справа от дороги открывался, тревожил взор глубокий обрыв, накрытый тенью и мрачный, как бездна. Вокруг были горы, горы и горы.

– Не находишь, что Кавказ остаётся прекрасным, как при Гомере? – заметил светловолосый, с загорелым лицом мужчина, останавливая «Волгу» на краю дороги. Голубыми глазами, в которых угадывалась и усталость, и сильная воля, он бросил взгляд на укреплённый между сидениями чёрный ящик с полусферой, а точнее, в глаз-объектив, который выступал из полусферы. Этот-то глаз-объектив и был его единственным и благодарным слушателем, всё время доброжелательно любопытным. – Я всегда выбирал работу в горах. Почему? Пораскинь-ка над этим своими электронными мозгами. А я пока разомнусь.

Он вылез из машины, посмотрел назад, – на дороге, до поворота, который проехал минуту назад, не было ни души, ни машины. Он глянул на наручные часы, затем достал из бардачка переговорник с экраном. После нажатия трёх кнопок экран загорелся, на нём появилось лицо красивого молодого человека. Лицо чуть отстранилось, и стали видны воротник чёрной кожаной куртки, тёмные наушники на ушах, небольшая серебристая антенна над вьющимися каштановыми волосами.

– Я в полукилометре, – сообщил молодой человек. – Что случилось?

– Не могу объяснить, – не сразу признался светловолосый мужчина. – Чувство опасности. Проверь, не болтается поблизости вертолёт?

Молодой человек выбрался по грудь из люка на крыше фургона защитного болотного цвета. Взором пробежался по верху отвесной скалы, которая в сотне метров от него имела выступ, а проложенная над обрывом дорога исчезала за тем выступом; по горным вершинам. Не обнаружив позади фургона ничего подозрительного, он повернулся к носу военной машины, заранее уверенный, что там неприятности маловероятны, – обрыв превращался в скат, отвесная скала становилась крутым склоном, а дорога спрямлялась, давала надёжный обзор по обе стороны, хорошо просматривалась вместе с окрестностями. Удостоверившись в отсутствии подозрительных объектов, он опустился внутрь фургона. В полумраке ловко, привычно плюхнулся во вращающееся кресло, повернулся к экрану локатора. Поле экрана было девственно чистым.

– Всё хорошо, прекрасная маркиза, – удовлетворённо проговорил он в переговорник.

Тот, кому предназначалось это сообщение, отключил переговорник, бросил его на сидение и внимательно проследил за шумным приближением «КамАЗа» весёлого красного цвета, который двигался от поворота. Пропустив грузовик, он сел за руль, и «Волга» тронулась следом. Предчувствия опасности не оставляли, и он стал предельно осторожен.

– Ты-то выживешь в любой передряге, – продолжил он разговор с глазом-объективом чёрного ящика. – Давай махнёмся. Я буду чёрный ящик, а ты спецагент. Не хочешь? Ты умней меня.

Он нагнал замедляющий ход «КамАЗ», пристроился за ним. Водитель грузовика, по внешности, осетин зрелых лет, увидал в зеркальце заднего обзора на хвосте у себя эту «Волгу», высунулся головой и рукой в боковое окно, показал, де, давай, обгоняй. В ответ спецагент махнул из окна своей машины ладонью, успокоил, – всё в порядке, будет ехать, как едет. Он не видел, что на вершине нависающей над дорогой скалы, к которой они подъезжали, встал из-за укрытия худощавый широкоплечий человек в чёрном блестящем комбинезоне.

У человека на скале оставалось открытым только лицо, но и глаза прятались за чёрными, коническими очками, тревожно неземного вида. Он поймал в расправленный параплан воздушный поток, и параплан «парящее крыло» мягко приподнял его и оторвал от скалы. Укреплённый за спиной пропеллер тут же завертелся, понёс его от скалы над мрачной в тени пропастью. Параплан парил вдоль гребня скалы, плавно опускался, пока взору человека в чёрном комбинезоне не открылась часть дороги, затем движущиеся по ней грузовик и «Волга». Тогда человек в комбинезоне заставил «парящее крыло» подняться выше, чтобы не быть замеченным, и достал из чехла за спиной чёрное ружьё с коротким и толстостенным стволом, вложил в паз чёрный патрон, бесшумно передёрнул затвором. Из трубки над стволом вырвался луч лазерного прицела, и красное пятно от луча пробежало по асфальтовому покрытию дороги, настигло крышу «Волги», перепрыгнуло через неё и грузовик, спрыгнуло с кабины грузовика на дорогу.

Спецагент в «Волге» не заметил пятна – объяснения с чёрным ящиком отвлекали его от мыслей и успокаивали. Начинало сказываться напряжение последних двух суток и бессонной ночи, когда он отвлекал погоню на себя. Теперь он был уверен, противника удалось обмануть, электронная память со сведениями успела проскочить на Север. По крайней мере двое суток были им выиграны… Раскалённый шар энергии промелькнул впереди и врезался в кабину «КамАЗа». От последующего взрыва трейлер грузно вздыбился, и «Волга» столкнулась с ним. Сквозь трескающиеся стёкла агент увидал параплан и человека в чёрном. Рывком бросив машину назад, он вывернул руль, надеясь объехать охватываемый пламенем трейлер.

– Письмо… – хрипло произнёс он глазу-объективу.

Человек под «парящим крылом» уже вставил новый патрон, быстро передёрнул затвором неземного оружия, почти не целясь, выстрелил. На этот раз огненный шар разорвался под «Волгой». Машину подбросило вверх и ударной волной откинуло с дороги в обрыв.

Поджидающий агента молодой человек отвлёкся от экранов, снял наушники, прислушался. Провернулся в кресле и потянулся к своему АКМ-74. Ему пришлось укрыть глаза козырьком ладони, когда он выглянул из фургона на дорогу, и появление в солнечном сиянии выплывающего из-за скалы параплана больше удивило его, чем породило настороженное внимание. От человеческого облика под «парящим крылом» отделилось нечто похожее на кусок расплавленного металла, но лишь с огненной вспышкой, легко приподнимающей и раскалывающей тяжёлый фургон, он всё понял. Под оглушительный грохот, среди разлетающихся обломков и удушающего пламени, он выпрыгнул из фургона, кинуться к скале, на бегу застрочив из автомата в сторону параплана.

Две пули одна за другой задели, разорвали полотно «парящего крыла», и человека в чёрном медленно потащило к пропасти. Прежде, чем пропасть в ней, он успел перезарядить странное оружие, и пучок энергии устремился к выступу скалы, из-за которого неслись автоматные очереди. Яркое пламя расплескалось по скале, откололо громадный кусок, – тот растрескался и обрушился на дорогу, в беспорядочном стуке камней погребая под собой стрельбу. Автомат затих. Вскоре только потрескивание горящих покрышек нарушало равнодушную горную тишину, да чад от них и остатков военной машины расползался по дороге, драконьим хвостом тянулся к солнцу.

С возрастом Вадим Тёмин из всех слабостей в конце концов оставил себе одну. Дважды в неделю ему по сорок пять минут обязательно надо было ощущать, как по телу пробегают пузырьки воздуха, под напряжёнными гребками рук взбивается, идёт волнами сопротивляющаяся движению вода. В эти без малого два часа в неделю он не выносил других людей. Люди всё портили, разрушали иллюзию плавания в озере, в лагуне. А такая иллюзия у него возникала, особенно на первых сотнях метров, проплываемых с почти закрытыми под очками глазами в уютной двадцатипятиметровой ванне бассейна. Бассейн был в пригородном посёлке, в спортивном двухэтажном здании, в утренние часы по понедельникам и пятницам мало кем посещаемым, и владельцы охотно продавали ему все абоненты на один час. Они считали выгодным не мешать ему в данный час вести себя, как угодно, и оставляли без присмотра.

В то утро он уже преодолел необходимую милю. Морская миля кролем была нормой, – иногда норма превышалась, но не выполнить её он не позволял себе никогда, даже весной прошлого года, когда начал плавать через две недели после жестокой драки, стоившей переломов ребра и двух пальцев правого кулака… На последнем круге он резко сменил стиль и поплыл баттерфляем, – изо всех сил, почти вылетая из воды.

Закончив плавать, без помощи лесенки выбрался на резиновый коврик, к стене с цветастыми керамическими изображениями дельфинов и девушек в масках и ластах, там постарался успеть за пять минут отжаться две сотни раз. За большими окнами рассвело, но освещение под потолком ещё горело. Лёгкая ритмичная музыка доносилась из смежного гимнастического зала. Музыку включали в такой ранний час редко, – гимнастический зал по утрам был безлюдным. Но когда включали, она бодрила, задавала настроение, обещала необычное начало дня. Так было и на это раз.

В душевой и раздевалке он не задерживался, – как всегда, отмалчивался, не вступал в разговоры с посетителями следующего сорокапятиминутного сеанса. Оделся и быстро спустился в просторный вестибюль. Дежурный администратор – седовласый, но вполне довольный своим здоровьем, в тёмном костюме и при галстуке – оторвался от газеты, неспешно вернул бумажник, удостоверение личности. Сказав ему «До свидания!», Вадим миновал одни, за ними другие стеклянные двери и сошёл со ступеней в туман к ждущей напротив серой «Ладе».

Спортивную сумку он откинул на заднее сидение, сам же опустился рядом с Игорем. Равнодушно выплюнув в окно леденец, его товарищ завёл двигатель, и здание бассейна осталось позади, стало растворяться в редеющем тумане. Пока делались два поворота на объезде вокруг старого строения и у светофора ждали возможности выехать на большую дорогу, Вадим надел наручные часы, достал из сумки термос с горячим кофе, пакет с ватрушками. Только после того, как он сделал первый глоток и расслабился всем телом, Игорь вынул из бардачка, передал ему вскрытый конверт. В конверте оказались листок чистой бумаги и часть разорванной фотографии с ногами негритянки или мулатки на эстраде. И то, и другое он осмотрел на просвет, ничего проясняющего не обнаружил, затем вгляделся в штампы на конверте, – штампы отправления и прибытия. Отправлено это странное послание было из Тбилиси полмесяца назад, а прибытие отмечено ещё третьего дня. Задержка с местной доставкой была серьёзной, учитывая, что они доплачивали разносчице почты за своевременность, за оперативность получения корреспонденции.

– Я заезжал на почту, – объяснил Игорь. – Конверт случайно завалился за сейф. Заметили вчера вечером.

Доедая ватрушку, Вадим ещё раз осмотрел на просвет листок и часть фотографии, задумался. Навстречу и мимо проносились шумные машины, рвали туман светом фар, но не слепили, как было бы ночью. Он тряхнул конвертом, на котором было именно его имя, и наконец признался:

– Мне это ни о чём не говорит.

Он вернул листок и обрывок фотографии в конверт, убрал его во внутренний карман кожаной куртки.

– Мне тоже, – сказал Игорь, резко увеличивая скорость, обгоняя разом грузовик и автобус. – Разве что трюк с фотографией и болвану подскажет. Это пароль.

– Трюк старый… очень надёжный, – согласился Вадим. И бесценно простой, когда на несколько минут обманул преследователей, подумал он. Разрываешь фотографию и отправляешь двум адресатам. – Надо проверить отпечатки пальцев.

Туман рассеивался, оставался лишь у земли, белесыми пятнами скапливаясь в низменностях, канавах, ямах. Между покрашенным в зелёный цвет деревянным забором, ограждающим большую строительную площадку, и двенадцатиэтажным домом из светлого кирпича притаилась неброская тёмно-серая «вольво». Черноволосый и во всём тёмном парень, который сидел рядом с водителем, держал на коленях карабин с оптическим прицелом и небрежно терзал жвачку крепкими челюстями. Он взглянул на золотые с бриллиантами наручные часы и неодобрительно заметил:

– А бэби не пунктуален.

– Вот он, – равнодушно возразил водитель, грузный и лысеющий кавказец с мутными невыразительными глазами.

Во двор, стиснутый кирпичными многоэтажными домами, сбавляя скорость, въехала серая «Лада». Она не остановилась, медленно покатила возле пешеходной дорожки, как если бы из неё высматривали номера подъездов и квартир.

– Кажется, здесь, – сказал Игорь, затормозив «Ладу» напротив третьего подъезда, как раз посредине здания.

– Клиент что, на дом пригласил? – спросил Вадим.

Игорь пожал плечами.

– Сказал, офис на первом этаже. Деньги заманчивые предложил… – Он осмотрел подъезд, но никаких указателей, подтверждающих наличие офиса, не обнаружил.

Друзей это не смутило, такие случаи бывали, и Вадим вышел из машины, чтобы заглянуть в окна первого этажа. В одной квартире свет горел на кухне, там женщина кормила двоих детей. В другой – парень в халате из гостиной ругался с кем-то, кого не было видно. Вадим нагнулся, вопросительно заглянул в салон. У Игоря дёрнуло щёку.

– Сукин кот, – ругнулся он. Нашёл в записной книжке страничку с номером телефона, протянул книжку товарищу.

Набирая номер на своём переносном телефоне, Вадим пробежался глазами по окнам наверх и вниз, и взгляд его случайно упал в урну возле дорожки к подъезду. Рот урны-пингвина был широко открыт, и в нём виднелось то, что заставило Вадима вдруг пронзительно свистнуть, одновременно прыгнуть в кусты за ствол дерева. Реакция Игоря была отменной, – «Лада» с визгом шин рванулась вперёд. Она проскочила с десяток метров, прежде чем пуля карабина пробила заднее колесо и одновременно раздался хлопок взрыва. Сильный взрыв разнёс урну-пингвина, вырвал кусок асфальта пешеходной дорожки, разломал ветви дерева и осколком разбил заднее стекло «Лады». Из-за пробитого пулей колеса её дёрнуло, она налетела на бордюр и заглохла. А в ближайших к взрыву квартирах посыпались оконные стёкла, редкие прохожие бросились врассыпную.

Под звон, скрежет падающих, раскалывающихся стёкол Вадим выбрался из укрытия за повреждёнными деревом, кустарниками, и быстро побежал через двор туда, где слышал карабинный выстрел. Невесть откуда выскочила истеричная собачонка, озлобляясь собственным лаем, понеслась следом, но от его замаха руки отстала. Он бежал к углу забора, за которым виднелся зад «вольво», а рядом стоял черноволосый молодой человек с карабином, – бежал, не пригибаясь, уверенный, что товарищ уже выскочил из машины и с пистолетом обеспечивает ему прикрытие. Черноволосый спокойно выплюнул жвачку, нырнул в «вольво», и та плавно, неторопливо поехала, постепенно ускоряясь и удаляясь вдоль забора.

Выбежав к месту, где она стояла, Вадим выхватил из поясной кобуры пистолет, с ходу прицелился, слегка приседая на расставленных ногах, но увидал стоящий под окном соседнего дома новый мотоцикл и выпрямился. Из окна над мотоциклом странно выглядывал юнец, патлатый, в неряшливой майке. Чтобы не пугать его, Вадим убрал пистолет, с напускной ленцой подошёл к мотоциклу.

– Хороша тачка, – похвалил он и одобрительно похлопал по сидению. – Ключ есть?

Юнец пропал. Через мгновение появился в том же месте, высунулся из окна, передал ему ключ-жетон. Едва ключ оказался в гнезде, Вадим удобно устроился на сидении, ногой завёл двигатель.

– Шлем нужен? – неуверенно спросил юнец.

Вадим в отрицании повёл головой, и мотоцикл с диким рёвом сорвался с места, подмял низкий куст, чтобы выскочить на дорогу улицы. Возможность догнать тёмно-серую «вольво» оставалась, если бы удалось кротчайшим путём добраться до шоссе, к которому та направилась. У распахнутых ворот в конце забора он на скорости свернул к стройке, обогнал грузовик с панелями и промчался мимо вращающейся бетономешалки и строительного хлама, а оказавшись в тупике, въехал-впрыгнул на первый этаж незавершённого административного здания. Разгоняясь в длинном захламлённом коридоре, вовремя заметил в его конце за дверным проёмом стрелу жёлтого экскаватора, выжал всё из мотоцикла, и… на него сверху пролёта обрушилась куча мусора. С полузакрытыми из-за мусора глазами он вылетел в дверной проём над широкой ямой, из которой в молоке тумана поднимался заполненный глиной ковш экскаватора. На лету заднее колесо мотоцикла попало в край ковша, завертелось в глине, оттолкнулось – отчего стрела с ковшом закачались, – и мотоцикл перепрыгнул яму, удержался на обрыве, рванулся от неё прочь.

Бледный машинист заглушил экскаватор, высунулся из кабины и заорал в спину Вадима:

– С-сука!! Убивать таких надо!!

Что он ещё кричал, Вадим уже не слышал. В заборе за стройкой был выход в лесопарк, и тропинка вскоре вывела его к протоптанной дорожке, на которой от мчащегося мотоцикла живо сходили в стороны все, кто встречались на пути. Последним препятствием едва не стал пруд, – на песчаном обрыве мотоцикл сорвался к покрытой туманной дымкой воде, всполошил уток, однако с взлетающими утками вновь забрался на берег.

Вскоре мелькнул просвет. Опасно свернув с дорожки к деревьям, Вадим между ними преодолел овражек и увидал впереди на шоссе нужное ему «вольво». Он выжал всю скорость, опушкой лесопарка догнал тёмно-серую машину, впереди неё выскочил на асфальтовое покрытие. Грузный лысеющий водитель кавказец от удивления выругался, но резко надавил на педаль газа, и Вадим с трудом увернул мотоцикл от удара бампера машины по заднему колесу. Однако затем пристроился в хвост машины, не позволял ей оторваться и на десяток метров. Преследование продолжалось несколько минут, пока «вольво» вдруг не притормозило, не зажало его в узкой полосе дороги, в которой погнало на стоящий у обочины красный спортивный автомобиль. Чтобы избежать столкновения с автомобилем, Вадиму пришлось заставить мотоцикл выпрыгнуть с шоссе на кустарник за обочиной. Мотоцикл с приземления застрял в канаве, недовольно взбрыкнул в густой траве и заглох. А «вольво» опять удалялось, так, будто сидящие в нём уверились в своей безнаказанности.

Дорогой кашемировый свитер очень шёл мужчине за рулём красного спортивного автомобиля. Выразительно обнимая черноволосую красавицу, в отличие от женщины, он странно не проявлял любопытства к шумным событиям за своей спиной. Вадим не дал ему сообразить, что происходит. За секунду распахнул дверцу, схватил за шею и вытолкнул в канаву, из которой вылез. Мужчина нелепо взмахнул руками, опрокинулся в траву, а Вадим не стал дожидаться, пока он поднимется – опустился за руль, надавил педаль газа до упора, затем только испачканной рукой захлопнул дверцу. К его удивлению женщина не предприняла никаких действий, ничем ему не мешала. И он сосредоточился на погоне. Автомобиль оказался замечательно мощным и лёгким в управлении, – вскоре он вновь держал тёмно-серое «вольво» на виду. И всё же тем, кто пытались убить его и Игоря, удалось ускользнуть.

С визгом шин «вольво» развернулось у перекрёстка, нырнуло в узкий переулок, зажатый высокими деревьями и старыми домами, и там, перед настигающим Вадимом, наперерез красному автомобилю из двора четырёхэтажного дома с разгона выкатил грузовичок, чтоб загородить всю полосу проезда. Водитель грузовичка выпрыгнул из кабины, быстро залез в остановленный «вольво», и тот опять рванулся вперёд, скрылся за домами.

В таких переулках и улочках преследование тех, кого потерял из виду, становилось бессмысленным. Недовольный собой Вадим провёл ладонью по лицу, как бы снял с него и себя напряжение, и впервые внимательно посмотрел на соседку. Она небрежно достала из сумочки американскую сигарету и золотую зажигалку, огонь зажигалки лизнул кончик этой сигареты, и, долго выпуская струйку дыма, женщина тоже оценила его взглядом, внимательным, изучающим с головы до ног. Слишком правильные черты лица, слишком пропорциональные и классические линии тела не позволяли ошибиться, спутать её с кем-либо. Красавица тридцати с хвостиком лет – Тамара, она являлась самым доверенным лицом Нау Грина. А газетные снимки и телерепортажи не врали, она действительно была фотогенична.

– Прошу прощения, так обошёлся с вашим мужчиной, – не извиняющимся голосом сказал Вадим.

Она ничего не ответила, продолжала задумчиво рассматривать его. И ему стало не по себе.

Тяжёлый чёрный лимузин Кандидата Протасова и не отстающий ни на метр «БМВ» с его личной охраной подъехали к краю стоянки напротив входа в телецентр. Их сразу окружила толпа кричащих девиц.

– Хочу ребёнка от Нау Грина! Хочу ребёнка от Нау Грина! – повторяли они в истеричном экстазе.

И это же желание они выражали на нескольких зелёных плакатах.

– Дешёвки, – пробормотал лысый, хмурый водитель Кандидата, когда девицы навалились на автомобиль, словно намеревались раздавить противника Нау Грина своими телесами.

– Дуры, – спокойно поправил его с заднего сидения казначей.

– Избиратели, – серьёзно поправил их обоих сам Кандидат.

Под ослепительные вспышки фотоаппаратов и кинокамер он с открытой улыбкой выбрался из салона лимузина, помахал всем руками, – и сторонникам и заблуждающимся соотечественникам. На экранах телевизоров его проход в вечерних сумерках сквозь направленный со всех сторон яркий свет, когда телохранители едва сдерживали напор девиц противоположной партии, должен был показать веру в окончательную победу, в торжество патриотов. У входа в здание телецентра он вырвался из кольца телохранителей, снова поднял руки в приветствии. Однако в ответ среди девиц нашлись способные на улюлюканье и свист.

На экранах телевизоров после его входа в вестибюль телецентра появилось другое место действия – запущенный и тусклый клубный зал, битком заполненный безработными, интеллигенцией, рабочими и шахтёрами, прочей публикой переживающего упадок индустриального региона. Перед полотном киноэкрана лысеющий брюнет, с бегающими глазками, но очень уверенный в себе, вдохновенно обращался ко всем слушателям.

– Наши предки говорили варягам: «Идите и владейте нами!» Раскаиваемся мы в этом их решении?

– Нет! – раздались выкрики среди наэлектризованной аудитории.

– Мы сейчас видели, – лысеющий брюнет показал рукой на экран, для чего ему пришлось немного повернуться к нему, – как живут на родной планете Нау Грина. Это сказка! Так скажем посланнику внеземной цивилизации: «Иди и владей нами! Мы тоже хотим такой жизни!»…

– Опомнитесь! – прервал его пронзительный крик в задних рядах. Многие обернулись, оглянулись на этот крик. Ропот недовольства прокатился от сцены в ту сторону. Послышались угрозы. Но кричащий продолжил отчаянный призыв: – Разве не видите?! Вглядитесь! Это Дьявол искушает вас!!!

Дюжие молодцы кавказского вида с невыразительными, похожими одно на другое лицами вмиг окружили кричащего, потащили к выходу. Пинки и подзатыльники сыпались на него отовсюду, где могли его достать...

Вставка телепередачи из провинциального клуба пропала, и её тут же сменило изображение студии телецентра и крупного плана молодого ведущего, стремящегося выглядеть многоопытным, стоящим над выборной суетой арбитром политического состязания.

– Итак! Во втором туре выборов Президента России двое. Представитель внеземной цивилизации Нау Грин. И наш, можно сказать, земляк, – ведущий улыбнулся двусмысленности слова «земляк», – Виктор Протасов. Отрывок выступления доверенного лица Нау Грина вы только что видели. А Виктор Протасов у нас в студии.

Камера отъехала, и в кадре оказался столик , за которым непринуждённо расположился доброжелательный и справедливый Кандидат Протасов. Ведущий слегка повернул к нему голову и продолжил:

– В мировой экономике кризис. Но у нас он похож на хаос. Растёт безработица. Гиперинфляция стала чем-то вроде навязчивой любовницы. Никто не верит никаким планам правительства. А ваш соперник предлагает технологии и капиталы своей цивилизации…

– Нам уже однажды, – перебил ведущего Кандидат не раз опробованными заявлениями, – авантюристы со всего света строили коммунистический рай. Поэтому я говорю: нет авантюризму! Нам нужен здоровый патриотизм!

– Простите!! Но ещё недавно вы боролись против ценза оседлости, за открытость России. Ваши слова десятилетней давности звучат у меня в ушах. «Мы строим самую либеральную, самую свободную Демократию! Это принцип нашего парламента!...»

В полумраке бара несколько мужчин и девиц устроились прямо у стойки, но Вадим среди них был единственным, кто смотрел на телевизор, показывающий канал с этой передачей. Время от времени он отрывался от телевизора и поглядывал на входную дверь. Наконец у входа появился мужчина средних лет, которому удавалось быть неприметным. Вадим не сразу положил на стойку деньги, направились к выходу.

– …Араб, американец, – продолжал позади ведущий, – могут стать нашими президентами. Если понравятся народу. Почему не инопланетянин? Это похоже на предрассудок. Вы так не считаете?

Когда Вадим и тот, кого он ждал в баре, выходили на ночную улицу, хриплый и пьяный голос у них за спиной громко произнёс:

– Эй! Хозяин? Надоело! Переключи на музыкальный канал!

Они сели в серую «Ладу», и Вадим выехал со стоянки в поток других машин с красными, жёлтыми, белыми огнями, в их плавное движение по проспекту. Даже проехать по нему в ночное время было развлечением. Настроение увеселительных заведений, ресторанов и ресторанчиков, самых разных кафе и баров, развлекательных театриков и киносалонов создавали атмосферу, попав в которую, и самый добропорядочный пуританин чувствовал себя невольным соучастником происходящего. Эта большая улица уже безвозвратно утратила прежний облик, стала похожей на проспекты прожигания жизни Парижа, Амстердама, Нью-Йорка. Телепередача, которую они видели в оставленном баре, быстро забылась бы в этой атмосфере, но именно сейчас она вспоминалась Вадиму во всех подробностях. Что же оказывалось более реальным? Экономические и политические страсти страны, которые питали темами передачу, или то, что происходило вокруг? Фланировали проститутки; группы разноплеменной молодёжи, казалось, не могли решиться, какое же из развлечений попробовать сегодня; весело встречались и так же весело расставались жизнелюбивые типы, одетые вызывающе броско и разнообразно.

– Где письмо? – внезапно спросил представитель спецслужб.

Вадим глянул на него в зеркальце над лобовым стеклом.

– Ты звонишь. Предлагаешь встретиться. А я не знаю твоего имени.

– Я сказал по телефону.

– Ты повесил лапшу на уши.

– Не устраивает? Назови, как нравится.

– В смысле: настоящим мужчинам говорят правду, а всем остальным рассказывают сказки?

– Именно.

– Значит, считаете меня мужчиной? Ладно. Пусть будет Нн., Незнакомец Незнакомович. На такое доверие отвечу таким же. Какое письмо?

Нн. повернулся к нему, пытаясь угадать, какую игру он играет, или действительно ничего не получал? Не придя к определённому выводу, опять стал без интереса смотреть на ряды огней машин в их бесцельном движении в обе стороны. Потом всё же расстегнул плащ, достал видеокассету.

– От твоего старого приятеля. Советую посмотреть… Не откладывая. Он рекомендовал тебя, если погибнет… А он погиб. Около двух недель назад.

Вадим неохотно взял протянутую кассету, не отрывая взора от дороги, повертел в руке и сунул в сумку на заднем сидении. То странное письмо с частью фотографии тоже было отправлено около двух недель назад. Выходит, им было нужно именно оно. Теперь прояснялась причина необъяснимой попытки взорвать его и Игоря. Кто-то не желал, чтобы письмо попало в руки противников.

– Почему вы, госбезопасность, не займётесь своими делами сами? Зачем вам я?

– Нет разрешения. А неверный шаг вызовет чистку руководства.

– А руководство, конечно, чистки не хочет. Так ты, и иже с тобой, действуете на свой страх и риск? И чем ты рискуешь? Или секрет?

Разговаривая, Вадим мысленно разбирался в своих побуждениях, которые мешали сразу прервать отношения с этим представителем спецслужб. Оба были ровесниками, и говорили на одном языке, языке определённого жизненного опыта. Возможно, где-то встречались. Но вспомнить лица собеседника не получалось, как он не напрягал память. Быть может, он поддерживал разговор, чтобы наконец вспомнить?

– Многим, – наконец отозвался Нн.

– Многим? Есть выбор. А я? Предлагаете рисковать втёмную и без выбора? Шкурой?

– Хорошо, – согласился Нн. – Давай играть в открытую.

Они больше часа петляли по городу по тихой и не яркой его части, где люди в это время встречались не часто. И каждый старался переиграть другого. Так и не выяснив, что ему было необходимо, Нн. пересел в такси. Вадим, которого он посвятил в часть правды, но который хотел узнать больше, проследил за такси несколько кварталов, пока не догадался, что от него пытаются оторваться в направлении престижного района, где, как ему было известно, жило генеральское начальство. Он свернул на боковую улицу и другим путём устремился к тому же району. Доехал быстро, и возле перекрёстка у парка, который не миновало бы такси с Нн, остановился за несколькими машинами. Он оказался прав. Вскоре показалось то самое такси, и за парком приостановилось, выпустило Нн. из салона. Вадим в бинокль пронаблюдал за недавним собеседником, как тот вскользь глянул на освещённую неярким жёлтым светом дорожку, по которой делал пробежки пожилой, но ещё очень крепкий мужчина в сером спортивном костюме, после чего пересёк дорогу и вошёл в подъезд многоквартирного дома.

Вадим указательным пальцем правой руки нащупал, нажал кнопку скрытого сумкой диктофона.

– … Он что-то узнал, – раздался записанный голос Нн.

Вадим нажал кнопку возврата записи.

Тем временем Нн. отступил в угол передней подъезда, согнал усталость и вынул из внутреннего кармана маленький плоский радиоприёмник, из которого вытянул ус антенны. Во включенном приёмнике послышался щелчок переключателя диктофона, затем его собственный голос:

– … Давай играть в открытую.

Вадим по другую сторону парка повернул ключ зажигания и плавно вывел «Ладу» из-за стоящих машин, повёл её вдоль парка, удаляясь от дома, в котором скрылся Нн. Теперь он слушал свой голос, который звучал из диктофона:

– …Почему им не действовать просто? Проникли бы в бюрократический аппарат и протащили своих инопланетян на ключевые посты. Кто их отличит от людей? Немногие.

– Не знаю. Наверное, вживление в бюрократию необходимого числа агентов требует долгого времени. А его у них нет. Не знаю. Но что-то они готовят. От нас утаивают важнейшую информацию о целях в отношении Земли.

– А это не профессиональная болезнь спецслужб? Про всех всё знать и всех подозревать в тайных намерениях? Меня, например?

– Не советую так шутить. Я пойму, другие могут не понять…

Вадим пальцем провёл под приборной панелью напротив соседнего сидения, обнаружил наскоро прикреплённый жучок, выкинул его в окно.

В настроенном на работу с жучком приёмнике послышался треск, невнятный шум проезжающих по асфальту машин. Нн. с неодобрением покачал головой, выключил радиоприёмник и спрятал его в карман. Он вышел из подъезда, перешёл через уличную дорогу и в парке направился к освещённой дорожке, туда, где занимался дыхательными упражнениями пожилой мужчина в сером спортивном костюме.

Когда Нн. приблизился, его пожилой начальник сменил вид упражнения.

– Отдал видеозапись? – спросил он, не прекращая движений.

– Да. Но он нам не доверяет, – сказал Нн. – Понять его можно.

– А мы не ошибаемся? Какая между ними связь? Только Афганистан?

– По-видимому, да. Они познакомились в Кабуле и были приятелями. Но он наша последняя зацепка. – Нн. восстановил в памяти недавний разговор. – Что-то он скрывает. Наитием чувствую, последнее слово «Письмо…», над которым мы бьёмся, связано с Бульдогом…, – он поправил себя, – то есть с Тёминым.

На обитой жестью двери выделялась синяя табличка с белыми буквами. «Тёмин и Шевчук Частный сыск». Под ней была другая табличка: «СП «Лунар» Предоставление фирмам частной сыскной информации». Вадим оглянулся в полумрак просторной передней подъезда. Там никого не было, а за большими окнами, в сотне метров от них сиял торговый центр, расположенный как раз напротив. Он набрал код и толкнул дверь. В коридор, в котором он оказался, выходили двери туалета, душевой комнаты и подсобного помещения, а чуть дальше две дубовые двери с табличками. Тупиковая дверь с табличкой «СП «Лунар» была приоткрыта, в комнате за ней перед экраном компьютера сидел худощавый парень в клетчатой байковой рубашке, тёр пальцами лоб и курил. Он обернулся во вращающемся кресле, рассеянно кивнул Вадиму в ответ на его кивок. Затем улыбнулся и сделал приветливый взмах рукой прежде, чем Вадим вошёл в деловую конторку частного сыска.

В конторке уже были двое. Игорь откинулся в жёстком кресле за рабочим столом, сосредоточенно чистил пилкой ногти, тогда как на кожаном потёртом диванчике, не сняв дорогой плащ, сидел явно преуспевающий, однако с предыдущего дня небритый клиент. Клиент с болезненным любопытством рассматривал несколько фотографий, которые держал в обеих руках.

– Так её любил!.. – неожиданно произнёс он, и вошедший Вадим убедился, тот выпил, и выпил прилично.

Телефонный звонок, настойчивый, продолжительный – так как Игорь не снимал трубку, – вынудил клиента прийти в себя. Он неохотно поднялся, достал деньги, стянутые резиновым кольцом, заранее приготовленные для оплаты неприятной услуги, и бросил их на стол.

Он вышел, по-английски, не прощаясь. Игорь пальцем показал на резиновое кольцо на банкнотах.

– Я не Шерлок Холмс. Но это выдаёт счетоводную крысу, – сказал он, приоткрывая ящик стола, смахнул в него деньги и закрыл. Затем качнул головой в сторону телефонного аппарата, который опять зазвонил с нетерпеливой настойчивостью. – Хочут тебя.

– Это было предупреждение, – сказал в поднятой Вадимом трубке жёсткий голос. – Не лезь…

Поморщившись, Вадим отстранил трубку, подождал, пока на том конце выговорятся, положил её на место.

– И так третий раз за… – Игорь глянул на настенные часы, – двадцать шесть минут.

Дверь распахнулась, будто её пнули, и на пороге вновь появился только что вышедший клиент. Теперь он был очевидно пьяным, видом напоминал желающего бодаться бычка. Стоя в дверях, опорожнил в себя остаток жидкости из плоской коньячной бутылки, отёр губы ладонью. Он попытался сунуть пустую бутылку в карман куртки и вдруг с раздражением отбросил её в угол. Бутылка стукнулась о стену, потом об пол, однако не разбилась. Сам же клиент решительно шагнул к вновь зазвонившему телефону, сорвал трубку.

– К чёрту! – рявкнул он в микрофон. – У нас совещание! – Резко опустив трубку, он упёрся ладонями в стол, навис над ним напротив продолжающего сосредоточенно обрабатывать ногти Игоря. – Четыре года такого счастья!.. – Клиент закрыл глаза, покачал головой, лицо его исказилось мучительной болью. – Вас ни одна женщина не будет так любить… – Он закусил губу, по щеке покатилась слеза.

– Нас это не касается, – невозмутимо заметил Игорь. – Вы платите, мы выполняем заказ. Ваш заказ, – он интонацией подчеркнул последнее обстоятельство.

– Не верю! – снова рявкнул клиент. – Я вам не верю!

– Иначе говоря. Готовы платить за более веские доказательства?

– Н-да! – с вызовом воскликнул клиент.

– Двойная цена.

Клиент полез во внутренний карман за деньгами, а Игорь отвернулся к стеллажу, пробежался пальцами по конвертам на средней полке и вынул один из них. Из конверта вытряхнул на стол пять снимков.

– Когда зайти? – клиент с презрением швырнул на стол три крупные купюры и тут увидал пять фотографий обнажённых любовников.

Игорь поднялся, следом за товарищем вышел на смежную кухню. Если конторка была предельно простой, даже скромной, то кухня походила на довольно просторную лабораторию с не дешёвой техникой.

– Девять из десяти рогоносцев ещё и моральные мазохисты, – философски понизил голос Игорь, когда прикрыл кухонную дверцу. – Это облегчает работу нашему фотографу. Между нами, порядочному свинье.

– Как и все мы… – сказал Вадим. – Детей видел?

Игорь нервно и в то же время с усмешкой приподнял с кухонного подоконника накладные усы и чёрные очки.

– Я их у неё выкраду, – заявил он с внезапной решимостью. – Кто меня найдёт? Я тоже человек. Я отец.

– И ты… тоже против закона, – Вадим с усталым неодобрением достал из захваченной в машине сумки видеокассету.

Игорь при виде видеокассеты отступил в сторону.

– Если она оттуда, откуда я думаю, на меня не рассчитывай. Я для их конторы пальцем не шевельну, после той свиньи…

– Я тоже.

– … что нам подложили.

Вадим вставил кассету в гнездо видеомагнитофона кухонного телевизора. Экран разгорелся, и на нём ожил погибший на Кавказе спецагент. Снимаемый снизу и с боку из чёрного ящика, он стоял возле распахнутой дверцы «Волги», что-то говорил в переговорное устройство и смотрел в дисплей. Вадим не включал звук, чтобы не привлекать внимание клиента в соседнем помещении, всматривался в изображение. Его товарищ намеренно отвернулся, отошёл к окну, за которым был хорошо виден торговый центр, и ударил по стеклу кулаком.

– Ненаправленный взрыв выдержит, – удовлетворённо сказал Игорь. – При мне поставили.

Он хотел задёрнуть плотную, бардового цвета штору, однако взгляд наткнулся на стоящий сбоку тёмно-серый «вольво». Заметить эту машину не получилось бы, не наклонись он к самому окну.

– А вот и гости, – пробормотал он, и одним взмахом руки закрыл шторой всё окно, не позволяя снаружи наблюдать, что делает его товарищ.

Изображение на телеэкране замелькало, как в калейдоскопе. Вадим отпустил клавишу ускоренного просмотра, и мелькание прекратилось. Увиденное заставило его дать изображению немного звука.

– Письмо… – прохрипел агент, осматриваясь, быстро разворачивая «Волгу». Машину подбросило, за лобовым стеклом метнулось пламя взрыва огромной силы. Изображение дёрнулось, замутилось, затем вновь стало чётким, и водитель-агент с кровью на разбитом лице, с затуманенным взором задвигал рукой в попытке схватиться за сидение, как если бы машина переворачивалась в затяжном падении. И вдруг от удара о препятствие крышу смяло; тут же последовал новый взрыв, и на этот раз огонь ворвался в искорёженный салон, обхватил ещё шевелящегося, но уже безгласного человека…

Вадим отключил видеопроигрыватель, провёл ладонью от лба к подбородку, будто сгонял впечатление от дурного сна. Приоткрыл дверцу в конторку. Клиент сидел на диванчике, тупо уставился в снимки с неверной женой, держал их все веером в левой руке. Ему было не до них. Плотно прикрыв дверцу, Вадим нашёл во внутреннем кармане висящей на вешалке куртки помятый конверт, из него вытряхнул листок чистой бумаги и часть фотографии с чернокожими женскими ногами. Возле газовой плиты он чиркнул колёсиком зажигалки, поднёс к её пламени край чистого листка.

– Письмо от того, кого ты видел в записи, – объяснил он Игорю. – Меня в Афгане из безнадёги вытащил.

На границе расползающегося по листку огня стали проступать по очереди буквы, чтобы через мгновения исчезать в пепле.

– Старушенская 6, – раздельно прочитал он в сгорающей записке.

Рука в кожаной перчатке осторожно, бесшумно вставила ключ в щель дверного замка. После мягкого щелчка, дверь была приоткрыта, и две тени проскользнули в прихожую тёмной квартиры. Вспыхнул фонарик, пятно света побежало по стенам, по полу, и два силуэта в куртках прошли из прихожей в гостиную с зашторенным окном. Световой луч наткнулся на террариум и дрогнул на змее, которая зашевелилась, зашипела и бросилась к стеклу. Казалось, её стук о стекло послужил сигналом, после которого змеиный шип раздался с разных мест. Пятно света фонарика запрыгало к источникам шипения, выхватывало из темноты ещё три террариума с взволнованными злобными гадами.

– Он что? Здесь и ночует? – не поверил Вадим.

– Между гастролями, – подтвердил Игорь.

– Он извращенец из извращенцев. Можешь передать… Если эти твари вырвутся, на мою печаль пусть не рассчитывает.

– Чего на них взъелся? – возразил Игорь. – Они не хуже жён. Смотри, какая красавица. – Пёстрая змея напряжённо следила за его пальцем: он мягко постучал по стеклу её террариума, и она вроде бы успокоилась.

Вадим раздвинул шторы, распахнул створку окна. С седьмого этажа хорошо осматривался большой, замкнутый домами двор микрорайона, а внизу двухэтажная школа, как раз напротив квартиры. В арочные проезды вползал, стелился по двору белесый туман. В этом тумане очертания теней от полумесяца, от его серебристого сияния, напоминали щупальца безобразных, застывших в засаде чудищ. Тёмно-серое «вольво» осталось с другой стороны дома, сторожило парадные двери подъезда. Те, кто были в нём, следили за стоящей там же серой «Ладой» и вряд ли знали о существовании другой машины частных сыщиков, зарегистрированной на их знакомого деревенского пенсионера. Эта красная, купленная с рук «Шкода» дожидалась своего часа, и теперь Вадим не сомневался, что её час наступил. Иного выбора у него не было.

Конец тонкой скалолазной верёвки он привязал к трубе отопления, а саму верёвку сбросил за окно вниз. Оберегая кожу ладоней чёрными перчатками, спустился по ней на микролифте и у земли бесшумно спрыгнул в молоко тумана. Верёвка дёрнулась вверх, стала быстро подниматься, затягиваться его товарищем на седьмой этаж, в оконный проём квартиры, за которой Игорь присматривал по просьбе хозяина. Перед отъездами тот заходил в их конторку на первом этаже, оставлял Игорю ключи и деньги на кормёжку тварей. И вот эта квартира пригодилась.

А на другой стороне дома, снаружи микрорайона, тень разлапистой липы укрывала нос и лобовое стекло тёмно-серого «вольво», в котором сидели молодой черноволосый мужчина и лысеющий грузный кавказец водитель. Слева от них, за широким пустырём уже закрывали ночной отдел торгового центра, там ходили мужчина и женщина, что-то проверяли, а к входу в отдел подкатил полицейский патрульный автомобиль. Но происходящее за пустырём их не интересовало. Лишь когда внутри подъезда, оттуда, где была дверь с табличками сыскных предприятий «Тёмин и Шевчук» и «Лунар», появился пошатывающийся хорошо одетый клиент, сидящие в «вольво» насторожились. Вышедший из подъезда подавленный и небритый клиент не был переодетым Бульдогом или его товарищем, и они вновь расслабились. Вдруг черноволосый мужчина выбрался из машины, с руками в карманах брюк прошёлся пешеходной дорожкой вдоль дома, будто выискивал нужный адрес. Клиент сыскного предприятия никуда не спешил: его ждало такси, и возле такси он приостановился. Трезвея, он тупо уставился в полумесяц и так же тупо обернулся к черноволосому мужчине, который задал ему вопрос. Вопрос касался сыскной конторы, и обманутый муж нехотя ответил, где она и кто в ней. Затем сел в такси, не удивляясь, что молодой мужчина стоит на месте, смотрит, как оно отъезжает и удаляется в сторону шоссе.

Черноволосый вернулся к «вольво», стукнул носком ботинка по переднему колесу.

– Бэби там, – сказал он сидящему за рулём водителю и сморщил нос от запаха закуренной им сигареты. – Ты бы бросал курить, – серьёзно предупредил он сообщника. – Босс говорит, умный мужик тот, кто здоровье бережёт.

– А я дурак, – равнодушно ответил грузный водитель и тоже выбрался из машины. Однако отбросил сигарету, направился к стволу липы под её крону.

Черноволосый сплюнул ему вслед и прислушался. Во дворе микрорайона заработал двигатель легковушки. Она поехала и вскоре из арки дома выкатила красная «шкода». Черноволосому пришлось укрыть глаза ладонью, когда она повернула к подъездной дороге и ослепила ярким светом фар. «Шкода» проехала мимо перекрывающего подъездную дорогу тёмно-серого «вольво», и пышногрудая блондинка за рулём подмигнула черноволосому. Тот проводил её взглядом, и вдруг сообразил, что на заднем сидении «шкоды» заметил мужскую куртку.

– Это ж он! – дошло до черноволосого.

Черноволосый бросился к приоткрытой дверце, к своему месту, выхватил из-под сидения пистолет с глушителем. Стрелять было поздно, и он только зло топнул, пригрозил вслед габаритным огням «шкоды» кулаком с откинутым средним пальцем.

– Сука! – выругался его сообщник-водитель, с неуклюжей перебежкой возвращаясь к машине, на ходу застёгивая ширинку.

В зеркальце заднего обзора Вадим видел, как у становящегося крошечным «вольво» загорелись фары, и они устремились вслед за ним. Он снял женский парик, положил на боковое сидение. На перекрёстке обогнал пустой автобус, проскочил под красный свет светофора и резко свернул на широкую улицу. Попутные машины не попадались, и, погасив фары, все габаритные огни, он набрал бешеную скорость. Не прошло и трёх минут, а его «шкода», одновременно сигналя, расцвечиваясь огнями и с визгом шин разворачиваясь, вылетела на середину шоссе, едва не под встречный «МАЗ». Вновь наращивая скорость, она растворилась среди всевозможных машин, зачем-то спешащих к центру города.

Вадим поездил по Садовому Кольцу, но признаков слежки не обнаружил. На всякий случай пропетлял ещё и узкими улочками, переулками. Наконец остановил «шкоду» возле сквера с чугунной оградкой. «Старушенская, 6» – с помощью подсветки выделялся на углу жилого дома указатель с названием улицы и номера строения. Он подождал, осмотрелся. Никого и ничего подозрительного не заметил. В сожженной записке был только номер дома, а единственным публичным заведением в рассматриваемом им доме оказалось ночное кафе, из которого доносилась музыка, сопровождаемая мельканием на окнах разноцветных световых узоров. Он оставил машину и пересёк улицу к входу в это ночное кафе.

Внутри полуподвального помещения было душно. Под оглушительные ритмы светомузыки толпой танцевала разновозрастная молодёжь из представителей слоёв со средним достатком. Протискиваясь среди танцующих, он пробрался к стойке бара, где как раз освободились два места. Одно из мест он тут же занял. Музыка сменилась, стала тихой, проникновенной. Большинство из тех, кто до этого танцевали, разбрелись за столики, расселись передохнуть, расслабиться. Общее настроение тоже изменилось, потянуло к лёгким ночным разговорам. Вадим дожидался отошедшего бармена и с нарочитой беспечностью окинул взглядом всё заведение. Казалось, на него никто не обращал внимания, и его взгляд невольно задержался на девице слева. В свои двадцать три или двадцать четыре года она была действительно хороша. А покрой поблескивающего брючного костюма позволял в полной мере оценить развитые груди с крестиком между ними. Надо было не родиться мужчиной, чтобы не позавидовать этому крестику. Она почувствовала, на неё смотрит незнакомец, тряхнула головой и левой ладонью помогла откинуть за плечо светлые, гладко расчёсанные волосы, чтобы окинуть его взором серых глаз. Долговязому приятелю, года на три моложе, явно не удавалось развлечь её, и он напивался, от обиды отвернулся к другой подруге. Девица в свою очередь повернулась к Вадиму. Она тоже была навеселе.

– Закажи и мне, – предложила она, когда Вадим проявил интерес к вернувшемуся за стойку бармену.

– Два ликёра, – Вадим показал бармену на бутылку с затейливой этикеткой. – И два кофе. С шоколадкой для девушки.

Доставая бумажник, чтобы расплатиться, он привалился к стойке правым боком, снова скользнул глазами по присутствующим. После чего уверенно вынул банкноту, и словно невзначай из бумажника на стойку выпала оторванная часть фотографии. Бармен спокойно разлил ликёр в рюмки, подал чашки с парящим кофе. Вадим почти разочаровался. Он хотел забрать отрывок снимка, но бармен вынул из внутреннего кармана синего бархатного пиджака блокнот, а из него другую часть фотографии, небрежно положил рядом с той, что лежала на стойке. Части совпали. Целая фотография оказалась ничем не примечательным снимком негритянской певицы на поп-концерте.

– Ваша? – спросил бармен с завидной невозмутимостью.

– Спасибо, нашёл, – улыбнулся Вадим и сунул обе части в бумажник. – Память об одном человеке.

– Что-то я тебя никогда здесь не видела, – вмешалась девица. – Ты кто?

– Полиция нравов.

– Ну и дурак, – сказала она.

Он откинул полу куртки, показал кобуру пистолета. Пистолет произвёл впечатление. Накрашенными ногтями девица вытянула из пачки на стойке длинную ментоловую сигарету, подождала, пока он достанет зажигалку. Прикуривая, она красиво склонила голову и пахнущими духами волосами коснулась его подбородка.

– Ты занят? – не то спросила, не то заявила она и медленно выдохнула в лицо струйку дыма.

Он кивнул в ритм музыке, отметив про себя, что бармен именно для него слегка склонил голову в сторону узкой двери в подсобное помещение. Непонятно было, откуда у неё на коленях появилась сумочка. Она извлекла ручку и записную книжку, на вырванном листке написала имя и номер телефона.

– Звякни, – сказала она, передавая листок.

Прежде, чем убрать его в карман, Вадим из вежливости глянул в написанное.

– Марина… Ты?

– Я живу одна. А вообще-то я Глория Вестфальская.

Она отвернулась, показывая, – раз ты так занят, разговор закончен.

У неё есть чувство юмора, с одобрением решил Вадим и, как свой человек, прошёл к служебному выходу возле бара. Он подождал бармена, и тот молча повёл его узким проходом. В небольшой конторке бармен тщательно закрыл обитую железом дверь, задвинул засов. Он не позволял Вадиму видеть электронный замок сейфа, – прикрывая замок собой, набрал код. После электронного щелчка, раскрыл сейф, вытянул из нутра чёрный японский дипломат и записку. Но отдал этот дипломат тогда только, когда Вадим догадался передать ему обе части разорванной фотографии. Пока бармен сжигал их над стеклянной пепельницей, Вадим осмотрел дипломат со всех сторон, постучал по корпусу и отметил с одобрением:

– Титан.

Бармен показал ему записку с напечатанным кодом наборных замочков и поджёг её от догорающих частей фотографии. Всё так же, не произнося ни слова, он вывел Вадима из конторки, и другим проходом они оказались во внутреннем дворе трёх соприкасающихся строений. От протянутых денег бармен отказался, нарушил молчание. На этот раз голос показался Вадиму неприятно высоким для тучной фигуры.

– Мне хорошо заплатили. – И бармен неожиданно улыбнулся. – Очень хорошо.

Вадим не стал настаивать, быстро зашагал прочь с напоминающего западню двора. Он огибал угол дома, когда расслышал скорое, как при погоне, приближение иномарок. С кошачьим проворством он перебежал улицу, перепрыгнул через чугунную оградку и спрятался за старой ивой. Предусмотрительность оказалась не напрасной. К дому с кафе подкатили две одинаковые тёмно-серые «вольво». Одна свернула во двор, где за полминуты до этого был он, другая остановилась между входом в кафе и его «шкодой». Двое крутых парней с прутьями выскочили из салона, кинулись к его автомобилю. Никого в автомобиле не обнаружили и бросились к входу в кафе. Тот, что пониже и пошире в плечах, ногой распахнул дверь, кастетом ударил в лицо вышибалу и с напарником скрылся внутри.

Вадим не стал ждать развития событий, мягко перебежал к «шкоде», сел в неё. Плавно, при наименьшем шуме двигателя, удаляясь по улице, он слышал позади треск хлопушек, истеричные крики девиц, ругать парней и молодых мужчин.

Он не мог видеть, как из распахнутого дверного проёма повалил дым, стала выбираться кашляющая толпа, в которой прижимали к лицам платки, тряпки, толкались и ругались, а те молодчики, кто приехали на двух «вольво», деловито били прутьями стёкла, ломали и крушили рамы. Никто не посмел мешать погромщикам. А часть выгнанных дымом из кафе молодых людей уже оправилась от потрясения, стала улюлюкать, свистеть и хохотать, как при неожиданном развлечении, и среди них была его случайная знакомая Марина. Вадим этого не видел, но в общих чертах представлял, что там творилось.

Он долго ехал широкой улицей, шоссе и проспектом, стремясь очутиться подальше от центра, где его каким-то образом нашли преследователи. Наконец выехал к дороге, справа которой тормозила пригородная электричка, и миновал трамвайное кольцо. Только здесь он свернул в укрытую разросшимися деревьями улочку, остановил машину у низкого и решётчатого бетонного забора, за которым были стадион, а за стадионом школа.

Из-за рваного облака показался полумесяц. В лунном свете тоже вокруг не виделось ни души. Ему было нужно именно такое место, чтобы заняться чёрным дипломатом. Начав набирать код на замочке, он вдруг вспомнил неожиданную улыбку бармена. Теперь она казалась подозрительной, и он передумал. Вылез с дипломатом в руке из салона, огляделся, перепрыгнул через школьный забор. На стадионе поставил дипломат на траву возле футбольных ворот, прислонил к стойке и отошёл к дубу с широкими ветвями. Навинтив на дуло пистолета глушитель, он укрылся за стволом дерева, с двух рук прицелился и послал в замочки дипломата по пуле. Дипломат чуть дёрнулся, затем распахнулся без каких-либо сюрпризов вроде взрывов, газовых выбросов. Это ни о чём не говорило, и он приблизился к дипломату, присел на корточки и просмотрел содержимое с предельной осторожностью.

Всю внутреннюю полость занимал плоский предмет с непонятными золотистыми знаками, чем-то напоминающий шкатулку. При настороженном прикосновении к ней верхняя часть плавно откинулась, изнутри оказалась экраном и обнажила нижнюю часть – по виду сенсорную компьютерную клавиатуру. Нарастающее громыхание грузового состава, который двигался по железнодорожной дороге, отвлекло Вадима. Опасаясь не услышать каких-нибудь предупреждающих звуков, щелчков внутри неизвестного прибора, он встал и на освещённой фонарями улице вдоль железнодорожной ветки вдруг заметил скорое приближение тёмно-серого «вольво». «Вольво» сбрасывало скорость и повернуло в ту же улочку, где застыла скрытая деревьями «шкода». Объехало её и остановилось.

Лысеющий грузный водитель и черноволосый парень сразу же покинули машину, уверенно достали пистолеты. Их взгляды на пустую «шкоду» были беглыми, и водитель первым увидал у стойки футбольных ворот школьного стадиона темнеющий раскрытый дипломат с откинутым плоским экраном. Он быстро перелез через невысокий забор, показывая пример молодому сообщнику.

Оба не разглядели в ветвях Вадима, который успел залезть на старый дуб. Скрытый от них стволом и тенью кроны, он бесшумно вынул из поясного чехла нож, укрепил на рукояти пластиковый шарик со свинцовым грузилом. Медленно отведя руку, удерживая нож за лезвие, в удобный момент резко бросил его вниз. Пластиковый шарик на рукояти почти без звука стукнул грузного водителя по лысине затылка. Тот странно выпрямился, после нескольких бессмысленных шагов упал на колени у беговой дорожки. Там застонал и выронил пистолет, опрокинулся лицом в затоптанную землю. Черноволосый парень вскинул оружие, завертелся на месте, готовый стрелять в любое подозрительное движение. Но поздно расслышал в ветвях ближайшего дуба выстрел с глушителем, и пуля звонко ударила его пистолет. Вскрикнув, он выпустил оружие, схватился за место ладони, где от пулевой царапины выступила кровь. Вадиму вспомнился фильм о Робин Гуде, когда с шумом веток он спрыгнул с дуба напротив своего настойчивого преследователя. При виде пистолета с глушителем черноволосый парень отпрянул и, петляя, как заяц, побежал по стадиону в сторону школы.

Вадиму было не до него. Подхватив дипломат со странным прибором, он живо вернулся к улочке. Забросил дипломат на заднее сидение своего автомобиля, затем рукоятью пистолета разбил лобовое стекло «вольво». Возле руля машины преследователей светился какой-то дисплей. При рассмотрении на дисплее оказалась карта близлежащих улиц и переулков, а на улочке возле школы мигала красная точка.

– Чёрт! – ругнулся он себе под нос.

Без труда обнаружил на заднем бампере «шкоды» электронный маячок и, стараясь не повредить, сорвал его.

Когда выехал на шоссе, при обгоне тяжёлого грузовика закинул маячок ему в кузов, надеясь таким способом на время сбить преследователей со своего следа. Он направлялся, куда глаза глядят, и напряжённо размышлял, что ж делать дальше? Обнаруженный маячок рушил все план, превращал в бездомного в этом городе. Если они посадили маячок на автомобиль, зарегистрированный на чужое имя и которым он никогда не пользовался, что им мешает разузнать про две запасные квартиры, снятые на текущий месяц? И пока он не выяснит причину столь цепкого преследования и попыток убить его, не разберётся со шкатулкой в дипломате, рисковать не следовало. Мысленно перебирая варианты, исключая сомнительные, он вспомнил красивую девицу, с которой познакомился в ночном кафе. Девицу с таким несчастным для него именем. Он провёл ладонью по лицу, сгоняя отголоски горьких раскаяний и усталость, затем отыскал в карманах листок с записанным ею телефоном.

Он остановился возле таксофона у аптеки, с листка набрал номер. Ответил ему голос нетрезвой девушки.

– Алло-о!

Хотя мешал шум музыки, она была явно не Мариной.

– Мне надо завезти Марине подарок, – быстро сообразил, что сказать, Вадим. – Забыл адрес…

– Танцуем! Танцуем! – перекрикивал рёв динамиков долговязый парень, отбрасывая на стену снятую с себя майку и подхватывая за локоть пытающуюся отойти, выбраться из круга беснующихся Марину. Свет не выключили только на кухне, и с десяток девиц и парней шумно выплясывали под светомузыку домашнего музыкального центра посреди гостиной, в которой убрали, сдвинули к стенам всё, что мешало продолжать прерванное в кафе веселье; оставили только пуфы на паркетном полу.

– Не-ет! – вырвала руку Марина, опускаясь на ближайший пуф. Она нашла свой высокий бокал из синего стекла, протянула круглолицей подруге, которая была трезвее остальных и потому ведала питьём и закусками. – Налей!

Обнаруженные рядом бутылки разочаровывали, были пустыми, и круглолицая подруга встала. Но по пути на кухню к ещё нетронутым запасам её приостановил звонок в дверь, и она свернула в прихожую. Вернулась в гостиную она необычно оживлённой, присела возле Марины и воспользовалась тем, что закончилась очередная песенная мелодия, успела пошептать ей на ухо. Марина не сразу поняла, о чём идёт речь, прекратила чиркать зажигалкой под удерживаемой в губах сигаретой. Она вынула изо рта сигарету и нетрезво удивилась:

– Какой муж?

Но поднялась, направилась в прихожую, где уже горел мягкий настенный свет. Вскрик одобрения, визг поддержали первые аккорды зазвучавшей из динамиков модной песни, и в полумраке гостиной Марину перехватили, потянули в круг. Однако она довольно ловко увернулась, и от неё отстали.

В прихожей она пошатнулась, припала спиной к стене, не выпустив из рук ни пустого бокала, ни сигареты.

– А-а, полиция нравов, – не очень удивилась она, узнавая Вадима, занятого пристройкой на антресолях своей нагруженной сумки. – Ты мой бывший муж?

Он отряхнул ладони, шагнул к ней, чтобы поцеловать в губы, но она отвернула красивое лицо, уклонилась.

– Что-то не припомню такого мужа. Ты ошибся адресом.

– Наверно. Но это чудесная ошибка. – Он подхватил её за талию, притянул к себе. – Приятно представить себя твоим мужем. Пусть бывшим. Не возражаешь?

Он вновь попытался поцеловать девушку, и вновь она увернулась, однако уже в последний момент.

– А пушка? – она заглянула под расстёгнутую куртку. – Либо она, либо я. – Сунула ему в рот сигарету, той же рукой вытянула из-под куртки пистолет. – Стреляет? – Она направило дуло ему в грудь, затем себе в висок. Освободилась из его рук и направилась в гостиную.

На пороге гостиной вход Вадиму преградил её долговязый ухажёр, – ни слова не говоря, выбросил ему в нос сжатый кулак. И… схватился за низ живота, хватая ртом воздух, медленно сполз по косяку к полу. Вадиму порядком осточертело весь день бегать от опасных преследователей, и он ударил обнажённого по пояс парня чуть сильнее, чем следовало. Но не стал раскаиваться.

В полумраке гостиной Марина казалась раскованней, повеселела. Намереваясь сесть на пуф, решительно указала нежданному гостю на этот пуф его же пистолетом. Подчиняясь такому повелению, Вадим присел, и ему пришлось подхватить девушку, опускающуюся ему на колени, - она опрокинулась навзничь, и они вместе повалились на пол. Марина оказалась наверху и рассмеялась, вернула ему пистолет в поясную кобуру. После чего забрала сигарету, которую он ухитрился невозмутимо удержать в зубах.

– А ты ничего, – одобрила она, поднимаясь, позволила и ему подняться, сесть на пуф. И повернулась к круглолицей подруге. – Бывший муж. Я его выгнала, а он пришёл.

Подруга кивнула. Она покачивала головой под ритм звучащей песни, с интересом разглядывая мужчину, у которого на коленях наконец-то удобно устроилась Марина. Сделала выводы и подмигнула ему.

– Можно уточнение? – придерживая девушку, спросил Вадим. – Я сам уходил.

– Кролик, – нежно сказала Марина, – какое это имеет значение?

Она заставила его пригубить из наполненного подругой бокала красное вино, закрыла глаза, будто хотела обмануть себя, и слизнула вино с его губ, после чего поцеловала.

– Я сделаю кофе, – поднимаясь с пуфа, сказала круглолицая подруга.

Марина вздрогнула, отстранилась и отбросила переломившуюся при поцелуе сигарету.

– Дай сигарету, – резко и холодно потребовала она.

Вадим постарался ответить предельно тактично.

– Не курю.

– … не пью и с женщинами не сплю, – продолжила она, презрительно поджав тонкие губы.

– С тобой выпью.

– На большее не рассчитывай… Я чужая женщина. И люблю другого.

Ночь. У приоткрытого окна колеблется занавесь. Тихо. Потом послышалось какое-то попискивание. Согреться и снова заснуть не удавалось. Пришлось открыть глаза, нерешительно вылезти из-под одеяла, в холодных тапочках пройтись, закрыть окно. Марина вернулась и села на постель, но какие-то смутные, оскорбляющие самомнение воспоминания и странное попискивание заставили её опять встать, накинуть халат. Ещё сонная, она вышла из спальни в гостиную, приостановилась возле разостланной на выложенных в ряд пуфах узкой постели, – разостланной небрежно, наспех, в неё ещё не ложились. Она откинула за плечи растрёпанные волосы, припоминая подробности. В гостиной тоже было прохладно из-за раскрытого окна и наведено подобие порядка. Она вспомнила, кто это мог сделать. И снова всплыло чувство оскорблённого женского самомнения. На этот раз попискивание донеслось явно из кухни, и она поправила халат, взглянула на себя в настенное зеркало.

При плотно задёрнутых шторах единственным источником света на кухне являлось зеленоватое излучение экрана откидной крышки чёрной плоской шкатулки. Малознакомый, вызывающий необъяснимые чувства мужчина сидел за кухонным столом, с лицом сосредоточенным и в зеленоватом освещении неожиданным, странным. По мерцанию, отражающемуся на его лице, можно было догадаться о пробегающих по экрану строках, появлении и исчезновении каких-то изображений, которые он напряжённо осмысливал, которыми пытался управлять посредством клавиатуры.

Скрип и вспышка газовой зажигалки отвлекла его. Марина включила верхний свет, опалила кончик сигареты и шагнула к столу. На экране появилась схема лабиринта, во вход которого прыгнула красная точка, побежала по нему, очутилась в тупике и тревожно замигала. Вадим отключил необычный компьютер, опустил экран-крышку. Девушка будто тогда заметила, что он встал со стула, когда его нос оказался напротив, едва не коснулся её носа. Она смотрела ему в глаза, медленно выпустила в лицо струйку белесого дыма. Вадиму было неловко, он не знал, что сказать или сделать, и молчал.

– Тебе не кажется, я женщина? – наконец произнесла Марина.

Он перевёл взгляд с больших зелёных глаз на высокую грудь, потом опять ей в глаза.

– Мне надо пожить у тебя, – сказал он, слишком серьёзно для ночного разговора с привлекательной девушкой.

Она пожала плечами.

– Посмотрю, как это, завести собаку… Раз тебе хватает напольной подстилки.

Надо было как-то объясняться, а он не знал, как.

– Понимаешь… У умного… По-моему, умного писателя есть наблюдение… Все зрелые матадоры циники. Большинство такими родились. А некоторые в юности были поэтами. Вот поэты, которые стали циниками, лучшие матадоры. Думаю, в любой профессии так... Когда-то я был поэтом. Теперь циник… Но мне трудно в собственных глазах выглядеть скотиной. Честь, добро, зло, в общем, глупости… Но если разрушу для себя границы между ними, перестану быть хорошим профессионалом. Тогда, наверно, сопьюсь.

Она выслушала его искреннюю речь, мило зевнула и отправилась обратно в спальню.

– Какой ты оказался зануда… – на ходу проговорила она. – И дурак.

Не отрывая головы от подушки, не открывая глаз, Нн. протянул руку на трезвон телефона, нащупал, снял трубку.

– Да, – негромко отозвался он, ещё во власти тяжёлого сна.

Сон сразу прогнал голос Вадима, который спокойно сообщил ему в ухо:

– Ваш агент успел выйти на секретные сведения. Ни много, ни мало на программу колонизации Земли. Тебя устраивает судьба североамериканских индейцев? Что-то в этом роде…

– Откуда звонишь? – перебил его Нн. и зажёг ночник. Свободной рукой он вынул из-под подушки короткоствольный пистолет, пальцем сдвинул предохранитель, отложил пистолет на тумбочку.

– Не тревожься, – в гогосе Вадима ему почудилась усмешка, – из таксофона… Слышишь? Грин должен добиться президентства любой ценой. Задача номер один: наше и общее разоружение.

– Не по телефону, чёрт, – опять прервал его Нн. – Еду, куда договаривались. – И он резко опустил трубку на место. – Спокойно, дорогая, – он похлопал ладонью по одеялу. Откинул его. Рядом на двуспальной кровати лежал АКМ-74.

Он нащупал ногами тапочки, шлёпая ими, прошёл в ванную комнату. Там залез под душ - горячий, затем холодный, изгоняющий остатки сна.

Они встретились через сорок минут на каменном мостике, соединяющем гранитные берега канала.

Ещё через час в сером утреннем тумане, на перекрёстке трёх улиц столкнулись грузовик и иномарка, и машина Нн. застряла в образующейся пробке. Рассеиваемый туманом свет фар рейсового автобуса, который напирал сзади, ярко освещал салон его машины, и ему было неуютно сознавать себя, будто помещённым в аквариум, словно выставленным на всеобщее обозрение. Однако он не мог прерывать столь важное сообщение. На экране переговорника его выслушивал седовласый начальник, на этот раз не в спортивном костюме, а в ладном пиджаке с хорошо подобранным галстуком.

– … Атмосфера пока им враждебна. Им понадобится сеть бункеров с особой средой для надсмотрщиков...

– А как же Грин? – прервал его напряжённо слушающий начальник.

– Ему и шести добровольцам сделали трансплантацию человеческих органов. Но периодически требуется регенерация на базе. Где-то в горах. Ещё не во всём разобрались.

– Похоже, Бульдог сжал челюсти, – не то вопросительно, не то утвердительно заметил начальник. Он на пару секунд глянул в сторону. – Не припомню такого тумана… Обеспечь ему зелёный свет. Но мы должны знать всё, что узнает он.

И генерал отключился.

Нн. тоже выключил переговорник. Перекрёсток наконец освободили, автомобиль перед его машиной тронулся, и он поехал следом. Не отставая от задних огней катящего впереди автомобиля, Нн. вынул из папки на соседнем сидении старую фотографию. На цветном снимке семеро парней, крепких и загорелых, в одеждах десантников. Они друзьями стоят на склоне холма, в окружении выжженных солнцем гор.

Такая же фотография выделялась на навесной полке небольшой комнаты двухкомнатной квартиры, сбоку от всевозможных технических и электронных справочников. В комнате не было ничего, что мешало бы её главному назначению, являться технической мастерской на дому, – мастерской с первоклассным оборудованием. За большим столом, у окна, в кресле на колёсах сидел сам хозяин квартиры, светловолосый, когда-то очень привлекательный, что подтверждалось и цветным снимком на полке. За десятки лет он привык к неподвижности ног, но плечи, руки у него были развиты, а гантели, штанга, разного вида экспандеры, потёртые от частого пользования ими, удобно лежали возле стены и на нижних полках стеллажа, – под полками с коробками, на каждой из которых была своя надпись.

Ему шло имя Евгений, и он не отрывался от монитора компьютера, от плавно вращающегося в пространстве участка сложной схемы. Стол казался захламленным деталями, приборами и инструментами, однако при внимательном рассмотрении в беспорядке угадывался свой порядок. Приглушённый прихожей и жилой комнатой звонок отвлёк его. Сбоку стола вспыхнул экран настенного устройства, и изображение лица стоящего на лестничной площадке Вадима обрадовало Евгения, обрадовало искренне.

После щелчка электромагнитного замка Вадим открыл входную дверь, шагнул в узкую прихожую. Как свой человек, надел тапочки и отнёс нагруженную продуктами сумку на кухню, сразу переложил часть продуктов в холодильник. Затем уже направился с другой, спортивной сумкой в комнату-мастерскую.

– Видяшки-кассетяшки привёз? – оторвался от монитора, радостно улыбнулся Евгений. – По глазам вижу, привёз. – Он потирал ладони от предстоящих удовольствий. – Выкладывай. Что за срочка?

Вадим выложил из сумки на стол плоскую шкатулку с золотистыми знаками.

– Сможешь разобраться?

Его товарищ сам откинул крышку, потянулся пальцами к сенсорам клавиатуры.

– Нет, сначала чай, – отстранился он от стола. Включил управление креслом и резво покатил в жилую комнату, через неё на кухню. – Я смогу разобраться с чем угодно, – выражением голоса он подчеркнул сказанное. – Вопрос лишь во времени.

– Заеду завтра. В три, как?

На кухне Евгений долил в электрический чайник воды, включил его.

– Ты заедешь сегодня вечером, как обычно в этот день недели. И завтра в три. На этих колёсах привычки больше значат, чем для вас. – Он пожалел, что вырвалось замечание, которое было похожим на упрёк. Тут же весело спросил: – Что б вы без меня делали?

– Пошли по миру, – твёрдо признался Вадим. – Ты наш самый ценный партнёр и друг.

– Вот. За это признание стоит выпить крепкого-крепкого цейлонского.

Он сам достал с полок чашки, банку с чаем.

– Я признаю это всегда.

– Но сегодня получилось как-то по особенному... Не возражай.

«Восьмидесятые годы 19-го века, выжженные солнцем просторы Нью-Мексико. Индейцы скачут, гонятся за дилижансом. Стрельба с обеих сторон. Ринго Кид решился, прыгнул с отчаянно несущегося дилижанса, едва не ломая себе шею…»

Не отрываясь от происходящего на телеэкране, растягивая удовольствие, Евгений медленно вдохнул из рюмки запах конька, затем оценил запах сигары, при глубоком входе провёл ею под носом. В последнее время он увлёкся старыми фильмами и даже пришёл к выводу, они ему интереснее современных.

– Бор прав, – сказал он громко, чтобы слышали на кухне. – Хороший вестерн – лучшее развлечение для интеллектуала.

Вадим на кухне опорожнял большую сумку, доставал из неё банки и пакеты, закладывал в стол рядом с холодильником. За приоткрытым окном вечерний сумрак вытесняла темнота, и после дружеского ужина трудно было перебороть соблазн остаться для продолжения вечеринки. Покачивая бёдрами, танцуя на месте под тихую музыку радиоприёмника, крупная блондинка с накрашенными ногтями на длинных пальцах размещала в тарелке маленькие бутерброды, так, чтобы они вместе смотрелись красиво. Она кончиком ножа выбирала красную икру из стеклянной баночки, накладывала на ломтики белого хлеба с маслом и надкусила.

– У-у-ма! – проворковала она. – Какая свежая?! Где достаёшь?!

– Утром встал и сразу на дерево. – Шутка получилась плоской, и он разъяснил. – Клиенты особого рода... Соображают. Частный сыск – не нефтяная скважина. Такая плата не облагается налогом. Так-то крутимся, детка. – Он сунул в задний карман её джинсов несколько банкнот. – Будь с ним умницей. Завтра позвоню.

После чего забрал опустошённую хозяйственную сумку и направился в прихожую.

– Уходишь? – в своём кресле подкатил Евгений. Из стенного шкафа в прихожей он с лёгкостью вынул тяжёло нагруженную брезентовую сумку. – Что тогда просил. – Он не скрывал радости, что выполнил работу, как подарок, раньше обещанного. – А с последней штукой? Утром разберусь. Зреет идея. К трём точно закончу.

Вадим заглянул в брезентовую сумку, застегнул молнию и поцеловал товарища в щёку, тихо сказал на ухо:

– Будь осторожней. Я ввязался в дело… Хуже паршивого.

Евгений пьяно хихикнул.

– Давно жду, кто ж сунется. Его ждут сюрпризы. – Он представил воображаемую картину и потёр ладони от предвкушения удовольствия.

Кивнув стоящей на кухне блондинке, Вадим с сумками в обеих руках вышел за порог. Входная дверь закрылась за ним автоматически.

«Хорошо, не пьёт один», – подумалось ему, когда он спускался по лестнице.

К ночи моросящий дождик прибил туман к земле, и то, что от тумана осталось, таяло у земли рассеянными пятнами. Было странно видеть очертания зданий, облики людей и машин даже вдалеке и так отчётливо. Ехать пришлось по шоссе, в плотном потоке машин, будто спешащих воспользоваться капризом погоды. Но он не торопился, терпеливо пережидал заторы на перекрёстках, в пробках, зная, что на место всё равно прибудет раньше, чем вовремя.

В элитном квартале возле нового, внизу облицованного мрамором высотного дома он остановил «шкоду», погасил весь свет. Ждать пришлось долго, и он расслабился, скрестил руки на груди, с закрытыми глазами погрузился в близкое к дремотному состояние. Когда к дому подъезжали автомобили, он приоткрывал глаза, убеждался в отсутствии связи между ними и той, кого поджидал, и позволял векам опять опуститься, а разуму раствориться в настороженной дрёме.

Но вот к дому подъехало такси, затихло напротив парадного подъезда. Расплатившись, из него на тротуар, под бледное сияние фонарей вышла женщина в модном тёмно-зелёном плаще. Она постояла с вскинутым к звёздному небу взором, будто не замечала, что водитель торопливо отводил такси задом по подъездной дороге, разворачивался и уезжал прочь. Потом направилась к парадному подъезду. Яркий свет фар вспыхнул для неё внезапно, – внезапно отбросил на угол дома её тень. Тамара раздумывала мгновение и решила обернуться к слепящему свету. Фары погасли, к тротуару подкатила красная «шкода», передняя дверца которой распахнулась.

– Садитесь, – пригласил с места за рулём Вадим.

Она колебалась. Затем села с ним рядом, но дверцу лишь прикрыла, не захлопнула.

– Решили поухаживать? – сказала она холодно, без тени какого-либо чувства.

Они посмотрели один на другого, изучающее, как и тогда, при первой встрече, когда узкую улочку наглухо перегородил грузовичок.

– С кем вы были в том… спортивном автомобиле? – поинтересовался он для начала разговора.

Губы Тамары чуть скривила насмешливая усмешка.

– С надёжным мужчиной. Очень сильным мужчиной.

Она поняла, как глупо прозвучало последнее утверждение для того, кто без труда выкинул её спутника из собственного автомобиля и увёз его женщину. И это ей не понравилось, ухмылку сменила холодная личина.

Вадим отвёл глаза к лобовому стеклу, стал смотреть перед собой. Левая рука упиралась в руль, правая так и лежала на спинке сидения, на которое присела Тамара.

– Вы и он поддерживали радиосвязь. С теми, кто пытались взорвать меня и моего товарища. На всякий случай прикрывали их. Как оказалось, не напрасно. Думаю, он и руководил…

Не спится? – резко оборвала Тамара. – Гонки, преследования, покушения мерещатся? Писать надо. Слышала, помогает.

Он опять посмотрел ей в лицо.

– Тамара, зачем вы связались с нашими преступниками?

Она неожиданно расхохоталась, искренне, от всей души, какая у неё была. И выговорила раздельно, презрительно.

– Не лезь в это дело, Бульдог.

От так произнесённой клички он вздрогнул, левым локтем задел клаксон. Резкий автомобильный гудок заставил Тамару глянуть в сторону дома, в котором редко в каких окнах горел свет, и она не заметила, что он ловко, пальцами втолкнул в наплечную женскую сумочку золотое колечко, – исчезая в сумочке, оно блеснуло, словно мигнуло ему, синим камнем.

– Уже заговорили, как уголовники, – буркнул Вадим. – А я с ними борюсь.

Тамара поднялась из машины.

– С тобой разговоры закончились. Надеюсь, больше не увидимся.

– Это обещание или предупреждение?

– И то и другое.

Больше не обращая на него внимания, она зашагала к парадному входу. Глядя ей в спину, он вытянул из манжеты рубашки золотую булавку, украшенную синим камнем, – второй жучок, который не понадобился, – вложил её в плоскую коробочку к другим подобным булавкам. Наблюдая, как Тамара вошла в стеклянные двери, прошла мимо консьержа к лифту, он убрал коробочку во внутренний карман куртки.

Лифт остановился, и Тамара по тонкому ковру прошла к двери своей квартиры. Вынула из сумочки ключ, вставила в электронный дверной замок и набрала код.

Вадим в это время включил радиоприёмник в панели машины. Из динамика послышался слабый хлопок закрываемой двери, тихий щелчок замка. Зашуршал снимаемый плащ, затем шуршание плаща сменило мягкое шлёпанье домашних тапочек. Достав из кармана сзади сидения небольшой прибор, Вадим вытянул из-за приёмника тонкий провод с золотистым носиком, вставил носик в гнездо в приборе. Дисплей прибора засветился, по нему побежал спектр шумов в прослушиваемой с помощью жучка квартире. Тамара первым делом сняла трубку телефонного аппарата, и Вадим быстро выделил из спектра появление новых, не слышимых человеком электрических звуков набираемых цифр. Он кнопками задал прибору команду подключения компьютерной обработки сигналов, и на дисплее стали появляться цифры номера, по которому она звонила. Там было занято, потому что опять начали появляться цифры, уже другого набираемого номера.

С трубкой возле уха Тамара отступила к большому окну, поправила занавесь и внизу, на подъездной дороге увидала знакомую красную «шкоду».

– Это я, – озадаченная тем, что видела, сказала она в микрофон, когда гудки вызова прервались, а их сменило молчаливое ожидание того, кому она звонила. – Надо встретиться… Да. Срочно…

Она вдруг прервала связь, положила трубку и быстро вернулась в просторную прихожую. Вытряхнув всё, что было в оставленной на тумбе у зеркала женской сумочке, она обнаружила золотое колечко. Синий камень, как глаз предателя, холодно блеснул в рассеянном освещении. И она расслышала, как машина внизу рванулась с места, стала скоро удаляться.

На проплывающем по ночной реке корабле веселились вовсю, шумно и ярко, словно боялись, что это последняя ночь перед концом света.

– Плавучий бордель, а не прогулочный корабль, – заметил Вадим.

Он и Игорь стояли у глади воды, на нижней гранитной ступени набережной лестницы и невольно наблюдали за происходящим на реке.

– Почему письмо он послал тебе? Не по своим каналам?

Задавая вопрос, Игорь в своём длинном сером плаще и в костюме под ним был похож на здравомыслящего налогоплательщика. Вадим пожал плечами.

– Не доверял этим каналам…

Он ступил на ведущую наверх ступень, и Игорь неожиданно перехватил его за локоть, остановил. Не сразу высказал, что хотел сказать, чем был обеспокоен.

– Отдай им всю информацию. В конце концов это их работа. Не нравится мне… Пойми, с какими силами мы связались.

У него сильно дёрнуло щёку, и он отпустил руку товарища.

Но тот будто не слышал, отозвался собственным мыслям.

– Одно не пойму. Какой здесь интерес у кавказской мафии?

Не говоря больше друг другу ни слова, они поднялись на набережную, там расстались. Игорь смотрел вслед красным габаритным огням «шкоды» и прежде, чем они скрылась за перекрёстком, отвернулся к реке. Прогулочный корабль, яркий и шумный, тоже удалялся, плыл по течению. Растревоженная волнами, которые расходились сзади него, тёмная вода ещё шлёпала по граниту набережной, но уже едва слышно, успокаиваясь.

– Я не смерти боюсь. Очередного предательства и поражения, – как бы оправдываясь перед тем, кто уехал, тихо произнёс Игорь.

Схожие мысли приходили в голову и Вадиму, однако он подавил их действиями, следуя поговорке: глаза боятся, а руки делают. Он выехал на проспект, на котором жизнь схлынула с тротуаров и пешеходных дорожек в ночные заведения. Это благоприятствовало его плану, и он притормозил возле трёх таксофонов. Марина не спала, смотрела развлекательную передачу и охотно согласилась на предложение провести часть ночи в китайском ресторане. Договорились, он подъедет через двадцать минут, подождёт её у подъезда.

Он ждал её в машине дольше, чем рассчитывал, но проявлял терпение, – она ему была нужна. Но она решила создать ему неудобства, настояла выбрать ресторан, в котором оба никогда не были. Они нашли такой.

– Ночью сюда пускают только с девушкой, – пояснил Вадим, ведя её под руку к самому уютному столику под китайским фонариком.

Девушка слегка отстранилась, глянула на него и поняла: он знал, куда её привёз. Но не стала останавливаться на этой теме.

– Странно, – заметила она, опускаясь в подвигаемое ей кресло. – Этот свободен, а другие все заняты.

Она с любопытством осмотрелась. Вадим сел напротив, и тут же возле столика появился невысокий официант-китаец, с привычной вежливостью поклонился.

– Нельзя, – сказал он так, как на Востоке говорят тем, чьё положение ниже, чем у кого-то другого. – Забронирован.

События последних суток, малознакомая девушка, которой он был обязан, и это «нельзя», сказанное ему, словно человеку второго сорта, вызвали у Вадима необходимую волну управляемого гнева и одновременно обострённого чувства своего тела, своих движений. В таком состоянии ему становилось легче действовать быстро и чётко.

– Ты ошибся, – сощурил он глаза на официанта. – Забронирован другой столик.

У официанта озадаченно вытянулось косоглазое лицо, он попятился и куда-то пропал. Марину такое начало забавляло, и он снова отметил про себя, что не может понять, следствие это особого жизненного опыта или в ней так говорит природа. Чего-то неуловимого недоставало, чтобы уверовать в её жизненный опыт и… потерять к ней интерес… Марина достала сигарету, и он чиркнул зажигалкой, как бы не замечая приближения крутого парня с короткой стрижкой и пёстрым галстуком. За спиной парня семенил официант с видом беспомощности и нежелания скандала. Марина откинулась в кресле, с растущим интересом ожидала, что будет дальше.

Парень был новобранцем в бандитской среде, не знал некоторых неписанных правил, не представлял, кому намеревался указать место. Он резко выдернул кресло из-под Вадима, и тот, ожидая чего-то подобного, пружиной распрямился, с разворота скользящим снизу кулаком всмятку разбил широкий нос. Парень отпрянул и налетел задом на соседний столик. От вида хлынувшей из его носа крови там истерично взвизгнула женщина средних лет.

– А-а! – прорычал он от злобы.

Он бы бросился на противника, не появись перед ним курчавый крепыш в чёрном дорогом костюме. Опытный в драках парень взял себя в руки, воспользовался вмешательством авторитетного сообщника и отступил, догадываясь, эту драку проиграл в самом начале. Подвинув кресло, Вадим сел на место, своей ручкой отметил в меню заказ. Курчавый крепыш сделал официанту знак исполнить заказ, и тот с видимым облегчением охотно удалился. После чего крепыш по приятельски присел рядом, позволил осмотреть себя, каков он есть. Однако белая шёлковая рубашка с красным галстуком и золотой браслет с покрытыми крошечными бриллиантами часами не произвели на Вадима ожидаемого им впечатления.

– Прошлую встречу ты был грязным, вонял… – Вадим покачал головой при неприятном воспоминании. – Нашёл богатого Хозяина?

– Да… – неопределённо, почти беззвучно и с вздрагиванием тела деланно рассмеялся крепыш, словно соглашался с чем-то другим. – А он чемпион, – кивнул он с удовлетворением и презрением в сторону парня, который прижимал к носу красный от крови платок, направлялся к мужскому туалету. И наклонился ближе к Вадиму. – Очень прошу, пересядь. Столик Хозяина. Если б этот пижон не опередил меня, всё было б о`кей. Теперь честь фирмы… Ну, ты понимаешь. Хозяину уже о тебе сообщили. – Он указательным пальцем небрежно показал на другой удобно расположенный столик. Из-за него недовольные и напуганные словами подошедшего мордоворота вставали две пары. – Тебе освободили...

Он не успел увернуться от хлёсткого удара сильной ладони в ухо. Вадима вновь подхватила волна холодного расчётливого бешенства, и его не остановил пистолет, который выхватил опрокинутый с креслом крепыш. Он нагнулся над ним, схватил в кулаки отвороты дорогого пиджака.

– Мне надо видеть твоего хозяина, – он встряхнул крепыша и сплюнул на его белую рубашку. – А это плата за доставку…

Затем подхватил Марину под руку, жёстко поднял, чуть не силой широким шагом повёл через притихший зал. На ходу она с нескрываемым любопытством оглядывалась назад, на встающего, отряхивающего дорогой костюм крепыша.

– А этого стукнуть нельзя? – невинно спросила она, показав рукой на лысого жуликоватого кавказца, гордо восседающего за угловым столиком рядом с молоденькой девицей, почти подростком.

Кавказец сжался. С облегчением поправил воротник рубашки, когда прошедший мимо Вадим резко ответил:

– Не сейчас!

Марина на ходу вздохнула, как бы вынужденная смириться с отказом, и решила обидеться, замолчать.

– Пропал аппетит, – объявил Вадим растерянному официанту-китайцу, который застыл с его заказом на широком, с искусным изображением дракона подносе.

Неотрывно глядя перед собой, он вёл «шкоду» по малолюдному ночному проспекту, выехал на шоссе, которое щедро освещалось рядами фонарей и стрелой убегало вдаль между стенами жилых строений, построенных в середине двадцатого века.

– Я поняла. Это твой стиль, – одобрительно качнула головой Марина, прервала затянутое молчание. – Приглашаешь красивую женщину якобы в ресторан. А устраиваешь мордобой. И как?

– Что? – посмотрел на неё Вадим.

– Как после этого другие женщины?

Он отвёл глаза, вновь на дорогу.

– Класс. Сплошной темперамент.

Марина кивнула, с пониманием и доброжелательно, как делают молоденькие женщины, когда сталкиваются с природными слабостями мужчин.

– Прости, – сказал он. – Я действительно хотел с тобой посидеть…

– А заодно сделать свои дела, – добавила она.

– Ты разочарована? – Он извинился только голосом.

– Да нет, – она хмыкнула. – Мне было интересно. Гораздо интереснее, чем смотреть глупую передачу.

– А вот и продолжение, – тихо произнёс он, посматривая в боковое зеркальце заднего обзора.

Она обернулась. По влажной, отражающей свет фонарей дороге их настигала и начала обгонять чёрная «БМВ». Другая такая же машина пристраивалась сзади. Третья приближалась сбоку и стала прижимать к обочине дорожного покрытия.

– Что им от нас нужно? – невольно подвигаясь к спутнику, вполголоса спросила Марина.

– Сейчас узнаем. Эти ребята не умеют скрывать, чего хотят.

Он замедлял скорость, и вся процессия чёрных машин повторяла его действия, пока не остановились. Из передней «БМВ» выступил на асфальт главный, в чёрном плаще, с тонкими подстриженными усиками и шикарной шляпой, – видом он напоминал фильмы о гангстерах Детройта 30-х годов двадцатого века. Когда он приблизился, заглянул в опущенное окно только на Вадима, глаза у него оказались под стать такому впечатлению: спокойно-равнодушные и холодные.

– Хозяин приглашает, – раздельно выговорил он полученный приказ, даже не взглянув на девушку, словно её не существовало.

– Доведёшь машину? – спросил её Вадим.

Она обеспокоено кивнула. Он вышел, зашагал вперёд. Сзади к нему быстро подошли двое амбалов, подхватили под руки. С заднего сидения первой машины выбрался курчавый крепыш, чтобы уступить им своё место, левое ухо его слегка припухло и раскраснелось.

– Жаль. Хозяин запретил трогать, – при своих сообщниках громко пригрозил он сквозь зубы.

Вроде нечаянно, он больно наступил ему на ногу и, растягивая хоть такую месть, неспешно вынул из прозрачного пакета облитый бесцветным раствором носовой платок. Вадим ощутил на лице сырой холод платка, сделал вдох, другой. И его неудержимо увлекло в чёрную бездну. Последнее, что он отметил про себя: мимо проехало такси, торопливо умчалось вперёд. Он обмяк, повис на руках амбалов.

Он пришёл в себя среди английского парка, дальние деревья которого размывались серым туманом раннего утра. Слева виднелись такие же размытые очертания большого кирпичного особняка, и воздух был удивительно свежим и приятным, явно не городским.

– Марс! – по выложенной серыми плитками дорожке, прогуливаясь, к нему приближался изысканно одетый на классический английский лад мужчина лет пятидесяти с лишком. Его сопровождал очень крупный дог, светло-серым и с тёмными пятнами: окрасом, так шедшим седеющим волосам мужчины и его костюму. – Его пра-пра, и ещё два пра-дед охранял Гитлера. Нервы, как у змеи, бросается на малейшее движение, – с гордостью за дога громко предупредил мужчина. – Я так понял, ты захотел меня увидеть, Бульдог? – Мужчина знал, что кличка ему не нравится. – Пари, Дог против Бульдога. Ставлю на него. – Он указал на собаку, рассмеялся шутке. Затем расстегнул стальные наручники, которыми запястья рук гостя были прикреплены к подлокотникам плетёного кресла. – Марс, сидеть! Это свой!

Дог присел неохотно, заурчал, не отрывая недоверчивого взгляда от чужака. Под таким присмотром Вадим поднялся с креста, сделал несколько приседаний, стараясь не обращать внимания на то, что дог занервничал, заворчал с угрозой. Затем оставил ворчание собаки позади, широкими шагами догнал Хозяина, шедшего дорожкой к старым липам.

– Всё получилось случайно, – признался Вадим. – Но встретиться, действительно, хотел.

Дог с беспокойством наблюдал, как они о чём-то разговаривали, сначала уходили от него, потом повернули и пошли обратно. Они вернулись к креслу, остановились, и пёс немного успокоился.

– Почему ты их выдаёшь? – под конец разговора поинтересовался Вадим.

– Кто-то на Кавказе хочет меня подмять. Мне это не нравится, – охотно ответил Хозяин. Он внимательно и серьёзно посмотрел в глаза Вадиму. – Хочу проверить их силу. Да-да, на тебе. Ты ж Бульдог. Раз ввязался, только мёртвый избавишь от хватки. А безнаказанный из-за своей афганской своры. Или, как у вас там, – братства. А теперь сядь.

Вадим молча опустился в кресло. Как знак доверия, наручники на его запястья больше не надевались. Хозяин взял из бокового кармана пиджака прозрачный пакет, двумя пальцами аккуратно вынул из него пропитанный раствором носовой платок. Он прижал носовой платок к лицу Вадима и ободряюще подмигнул догу.

Всё поплыло перед глазами Вадима, и он дёрнулся головой назад, когда прямо к лицу прыгнула отвратительная пасть огромной собаки.

На этот раз он очнулся у дома, где жила Марина, за рулём своего автомобиля, очнулся с тяжелой головой и отвратительным чувством неизбывной тошноты. Туман опять наступал на город, становился плотнее того, – в английском парке Хозяина. Хлопнула дверь подъезда, и молодая женщина вывела за руки двоих малышей, увела их в туман. Он смотрел на этом дом, к которому его доставили, и размышления были тяжёлыми, как и голова, в которой они зашевелились. Итак, Хозяин давал понять, что знает о его случайном убежище. И он невесело усмехнулся про себя старой, как мир, истине – нас губят не столько враги, сколько женщины. Здравый смысл где-то в закоулках мозгов зудил: исчезни отсюда, надо искать новое убежище. Но извечная потребность даже сильных мужских натур в дожидающейся, – пусть на краю света, но дожидающейся женщине: матери ли, жене, подруге, – уже пробудилась в нём, отчего-то связалась с образом Марины. Надо порвать эту непрочную пока нить их отношений, вяло подумалось ему, и он нашёл для себя оправдание, дал ещё сутки, стараясь укрепиться в вере, что Хозяин узнал о девушке случайно, как попутчице в его машине.

Она впустила его в прихожую, сама закрыла входную дверь. Ни о чём не расспрашивала, хотя было видно, спать не ложилась. В квартире витал запах сигаретного дыма, словно она прикуривала одну сигарету от другой.

– Я, кажется, привыкаю... К тебе привыкаю, – устало объявила она. – Можешь считать меня идиоткой.

Он привалился спиной к стене и потёр затылок.

– Что за дрянью усыпляют? – Морщась, по очереди снял туфли, по очереди уронил их на пол. – Голова трещит.

В носках, отдыхая ступнями от обуви, он направился в ванную комнату, на ходу стягивая и отбрасывая на тумбу куртку, затем галстук.

В набирающейся в ванну горячей воде и в мыльной пене его постепенно охватила ленивая нега. И он не возразил, когда вошла Марина, неожиданно стала мягко, со знанием дела массировать ему плечи и шею, возрождая к новой, какой-то легкомысленной и беспечной жизни.

– Почему у тебя нет жены?

Вопрос был ожидаемым, но он не сразу решился позволить воспоминаниям нарушить истому, в которую погрузился духом и телом.

– Так получилось, – неохотно сказал он, когда тянуть с ответом было уже нельзя. – Как у Тургенева: русского узнаёшь по несчастной любви.

Её мало заботило, что сказал или написал Тургенев.

– Она была интересной?

Признаваться не хотелось, но это было уже давно, в прошлом.

– Очень. Десять лет проклинал и ждал чуда… не мог забыть. Ещё смутно помню, в какое отчаяние приводили строки Доусона: «Я верен был тебе по-своему, Канара». Казалось, это обо мне. Лучшие годы ушли коту под хвост. Стерва.

Марина принялась нежно намыливать ему голову, волосы.

– И сейчас так считаешь?

Вадим опять протянул с ответом, так как и сам задал себе такой вопрос.

– Нет. Сейчас мне всё равно.

– Молодец, – оживилась девушка. – Она молодец.

И сгребла пену прямо ему в лицо. От неожиданности, при вдохе пена попала в рот, в нос, вырвала его из состояния блаженной расслабленности. Отплёвываясь и сморкаясь, он не мог открыть глаза, рукой поискал кран, чтобы открыть воду, смыть пену, и дёрнулся от душевой струи почти кипятка.

– Ты что?! – воскликнул он с искренним возмущением, но ответом ему был тихий довольный смешок, будто её забавляла, будто ей нравилась его беспомощность…

Поспать она ему так и не дала.

Очутившись наконец-то в постели, под чистым одеялом на свежей простыни, он от наслаждения потянулся, проурчал и направился было прямой тропинкой в гости к Морфею.

– Мне надо спать, – пробормотал он сам себе. – Сумасшедший день… будет.

Но она скинула халат, нырнула к нему под одеяло. Навалилась на него, жаркими губами прошлась по груди, шее, куснула за мочку уха, в ухо прошептала, возбуждая самим этим шепотом:

– Как её звали?

– Кого?.. А-а… Как тебя.

– Нет. Серьёзно? – Марина отстранилась, приподнялась на руках.

– Угу, – он вслепую обнял гибкое тело, притянул к себе.

И открыл глаза, когда она лизнула в нос.

2 ОХОТА

В серой промозглости туманного вечера из разных мест английского парка доносилась невидимая стрельба автоматического оружия, чаще беспорядочная. Человек в чёрном комбинезоне и чёрных конусовидных очках собрал парашют «парящее крыло», подхватил его под мышку. Другой рукой он ухватился за свисающую от небольшого вертолёта верёвочную лесенку, чтобы ступить на нижнюю, зависшую над травой перекладину. Вертолёт тут же стал подниматься, набирать скорость и удаляться от парка.

Человек в чёрном комбинезоне оглянулся. Внизу, куда он смотрел, в плетёном кресле вытянулся сам Хозяин, светлыми безжизненными глазами провожал улетающий вертолёт. Неудобная поза его не беспокоила, голова его была аккуратно прострелена точно в переносице. Рядом на траве растянулся пристреленный дог. Человек в чёрном комбинезоне вынул из нагрудного кармана устройство дистанционного управления, спокойно нажал чёрную кнопку. Сбоку особняка вырвался столб огня и дыма, послышался хлопок, и свет за всеми освещёнными изнутри окнами разом погас. Под тарахтенье вертолёта эта картина уменьшалась, теряла очертания, растворялась в тумане. А стрельба стала затихать, словно невидимые пособники восприняли взрыв, как сигнал к отступлению.

– Нужно выяснить, кто владелец данного телефона, его адрес. – Вадим переписал на чистую страничку записной книжки второй из номеров, по которому ночью звонила Тамара, вырвал страничку и передал Нн. – Странно, что в полиции не знают… Или не хотят знать.

Они сидели в его «шкоде», и впереди в предрассветном тумане различались огни телебашни.

– Возможно, это курьер-координатор, – предположил Нн.

– Кто он?

– Известно немного. Грузин. Важная в преступной среде фигура, и очень опасен. Из тех, на кого падают подозрения, но доказательств нет, и свидетелей тоже не найти. Советую, будь осторожным вдвойне.

Высказав пожелание, Нн. убрал страничку в свою записную книжку и открыл дверцу. Но его за локоть перехватила рука собеседника.

– Я не могу работать в рамках закона, – не глядя на него, предупредил Вадим.

Нн. не удивился и не раздумывал. Он выразился неопределённо и в то же время ясно.

– На войне, как на войне.

– Даже так? – с горечью усмехнулся Вадим; он-то рассчитывал на обещание помочь выпутаться из возможных осложнений с законом. – Мавр делает своё дело, при неудаче мавра же отдаём на съеденье…

Он смолк, понимая, что говорит напрасно. Но Нн. посчитал нужным объясниться.

– У нас нет выбора. Поздно. Нельзя ставить под удар и засвечивать всех. Истеричные крики о крупном заговоре лишь увеличат его популярность. И уменьшат нам поле для маневров…

– Ладно, – холодно оборвал его Вадим. – Я понял. Меня не прикроете.

– Слушай! Я живу с этим дольше, чем ты. Наверно, уже привык, не вижу так лично…

Он не успел закончить, от рывка машины вынужден был выскочить из салона. «Шкода» круто развернулась и, набирая скорость, проехала мимо, всколыхнула разгоняемым воздухом полы его плаща. Он постоял, поглядел ей вслед, но мысленно ещё раз убедился в своей правоте и быстро направился к серому автомобилю на другой стороне улицы.

Вадим помчался по дороге, постепенно избавляясь от бессмысленных обид и упрёков, подчиняя себя вере в предопределение судьбы, которую надо принимать такой, какова она есть. Он приехал к бассейну вовремя, к началу своего часа и в более напряжённом, чем обычно плавании окончательно вернул спокойствие души и разума. Переносной переговорник он оставил в пластиковом кресле с краю нижнего ряда трибун и, когда расслышал писк настойчивого вызова, заставил себя прервать это занятие.

Спортивное здание с бассейном было ещё почти безлюдным, когда через парадные стеклянные двери уверенно вошли невысокий скуластый мужчина с коротко подстриженными усиками и четверо парней, каждый на голову выше него. Похожие на кавказцев, они были в чёрных кожаных плащах. Последний отстал, обернулся и всмотрелся в туман, – ничем не обеспокоенный подошёл к администратору, дуло вынутого из кармана пистолета выразительно опустил на телефонную трубку. Остальные пересекли просторный вестибюль, не обращая внимания на двух пожилых уборщиц в белых халатах, которые притихли, напуганные их появлением.

Поднявшись по широкой лестнице, они узким проходом вышли прямо к двадцатипятиметровой ванне. Поверхность в бассейне ещё тревожили волны, но на разделённых красными поплавками дорожках никого не было. Свита главаря с усиками – трое парней, достали из-под плащей короткие скорострельные пистолеты с глушителями, деловито и привычно, как опытные террористы, сдвинули предохранители. Один направился в зал для гимнастических упражнений. Другой – в мужскую раздевалку. Вошедший в мужскую раздевалку вёл себя уверенно. Он не обнаружил, кого искал, и заглянул в туалет, затем в душевую, – там тоже не было ни души. Тем временем его сообщник бесшумно ступал по мягкому покрытию гимнастического зала, дошёл до гимнастической стенки и вдруг замер. За узким проходом и ступенчатым спуском в женскую раздевалку, через которую тоже можно было выйти к бассейну, послышался шум сливаемой в туалете воды. Держа пистолет наготове, он ступенями в узком проходе тихо спустился к раздевалке для женщин. Просторная раздевалка отделялась от душа и туалета большим щитом, на котором с обеих сторон были нацеплены вешалки для полотенец, одежды, и этот щит удерживался над полом двумя боковыми стойками из нержавеющей стали. Обходя щит, парень неожиданно увидел Вадима. Тот изгибался на крючьях, подтянулся так, чтобы ноги не опускались к кафельному полу, не выдали его в просвете под щитом. Вадим не позволил кавказцу опомниться, сильно толкнул ногой в плечо, опрокинул через лавку и тут же прыгнул, навалился сверху. Левой рукой вырвал пистолет, кулаком правой с короткого замаха врезал в челюсть. Затылок гулко ударился о кафельный пол, и кавказец потерял сознание, обмяк. Вадим быстро подтащил его к тонкой двери в душевой, за которой виднелся бассейн, беззвучно закрыл её и привалил к ней безвольное тело. Затем прислушался и перебежал к узкому проходу в гимнастический зал. В мокрых плавках, с очками для плавания, спущенными на шею вроде ожерелья, он передвигался босиком, бесшумно, похожий на дикаря в джунглях, вышедшего на опасную охоту.

Террорист, который обследовал мужскую раздевалку, обошёл трибуны и приблизился от ванны бассейна к женской душевой. Дверь в неё оказалась закрытой. Он сначала чуть толкнул её. Дверь удерживалась податливым препятствием, и от испуга, что за ней противник, он выстрелил короткой очередью, прошил её рваными дырками. Подбодрив себя гортанным выкриком, он пнул дверь ногой. Дверь от пинка приоткрылась, опрокинула расстрелянное им тело. Под телом стала расползаться кровь, и по руке и плащу он узнал своего сообщника. Хотел ринуться назад, но две пули продырявили дверь с другой стороны. Одна поразила кость бедра, вторая царапнула бок живота. Не давая ему опомниться, из-за двери вынырнула голая рука, схватила в кулак отворот плаща и рванула на себя, втащила его в душевую.

Вадим выбил у раненного бандита оружие, а самого отшвырнул к женскому туалету. Тот опрокинулся на унитаз, нечаянно задел кнопку слива, и под ним заурчала выпущенная из бачка вода. Со щуром глаз Вадим снова вслушался в звуки снаружи душевой, расслышал шорох плаща в гимнастическом зале и на цыпочках перебежал в женскую раздевалку, укрылся за углом ступенчатого прохода. Его противник прыгнул к проёму с противоположной стороны и в прыжке открыл пальбу. Пули очередью подолбили стены, ступеньку прохода, и стрельба оборвалась. Стоя за углом, Вадим догадывался, – парень раздумывает. Затем шорох плаща опять выдал, что он начал осторожно и медленно спускаться к женской раздевалке.

Вадим живо выставил за угол ствол с глушителем и, не выглядывая, нажал курок, веером послал очередь из скорострельного пистолета. По злому вскрику от боли решил, что попал в ноги террориста. Тот пытался ступить на ступеньку ниже и с грохотом повалился вниз. В падении от растерянности он пальнул ещё раз, и пуля рикошетом от пола выбила ему глаз…

Оставленный возле администратора четвёртый террорист слышал доносящиеся вскрики боли и злобы сообщников, потерял самоуверенную наглость, забеспокоился. Оборвав шнур телефонного аппарата, он побежал было по лестнице, ведущей к ванне бассейна, но на полпути застыл на месте, вернулся, с напряжением ловя звуки внутри здания.

Тем временем пятно от лазерного прицела крупнокалиберного пистолета заскользило по пустому гимнастическому залу, затем из-за едва слышимого всплеска в бассейне прыгнуло в мужскую раздевалку. Крепко удерживающий пистолет скуластый главарь осторожно заспешил обратно к ванне, а когда вышел из прохода под трибуной, уже с повадками опытного и опасного хищника подкрался к кромке воды… И просчитался на мгновение. Вадим изо всех сил оттолкнулся от последней ступени лесенки из нержавеющей стали, разорвал водную поверхность головой и плечами. Вода мешала целиться, и он из пистолета в приподнятой руке послал целую очередь в запоздало разворачивающегося к нему главаря бандитов. Раненый в ноги тот не устоял, опрокинулся в ванну бассейна. Но в падении успел поймать пятном лазерного прицела левое плечо противника и нажать на курок.

Пуля лишь задела предплечье, не помешала Вадиму выбраться из бассейна. Пока главарь извивался под водой, он живо опустил в воду ствол чужого пистолета и разрядил весь остаток обоймы. От адской боли в ушах выпустив оружие, оглушённый главарь выскочил из воды, схватил голову ладонями и дико взвыл. Он больше не интересовал Вадима, и ненужный разряженный пистолет отлетел и плюхнулся в бассейн. В раздевалке Вадим первым делом завязал рану носовым платком, потом достал из сумки переговорник, на экране которого было лицо товарища. Игорь сидел за рулём автомобиля и вздохнул с облегчением.

– Значит, я успел… предупредить.

Не прерывая связь, он завёл двигатель и с резким ускорением машины вылетел из-за старого строения к спортивному двухэтажному зданию, где так же резко затормозил как раз напротив обеих створок стеклянных дверей. Молодой бандит возле стойки администратора был ему хорошо виден, и, повинуясь внезапному позыву чувства юмора, он прицелился в угадываемые под плащом седалищные округлости, пожалев, что у его пистолета нет зарядов с солью.

В новостной студии телецентра был только подтянутый и моложавый ведущий. Трёхцветный флаг с двуглавым орлом посередине усиливал впечатление от его официально и убедительно зачитываемого сообщения.

– Передаём заявление Кандидата Нау Грина:

« Теперь, когда я занят выяснением размеров помощи, разработкой планов по достижению процветания России, шовинисты и некоторые деятели спецслужб затеяли против меня грязную игру. Их цель – опорочить меня, представить врагом землян. В эту игру вовлекли и некоторых частных сыщиков, беспринципных авантюристов. Всем известно, что это за люди…»

Изображение студии сменила запись репортажа с места события.

… Перевёрнутое, изрешеченное пулями тёмно-серое «вольво» у обочины большой дороги. В оцеплении места происшествия десяток машин городской полиции, с мигалками и включенными фарами высвечивают в рассеянном тумане любопытствующих и репортёров, не позволяют никому проникнуть к расстрелянной машине. От машины дюжие санитары разносят по микроавтобусам скорой помощи пострадавших. К последним носилкам с раненым толпой прорываются репортёры.

– Как это произошло? – Ближе остальных к носилкам прошмыгнула бойкая и не лишённая женской привлекательности журналистка в светлой куртке и джинсах.

Лежащий на носилках небольшого роста скуластый мужчина с коротко подстриженными усиками и бледный от потери крови старался при вспышках камер мужественно переносить ранение и частичную потерю слуха. Он улыбнулся журналистке, приободрился. Нагловатость вновь возвращалась к нему в полной мере.

– Я и четверо моих людей подверглись нападению частных сыщиков. Мы проезжали к городу, и они стояли там, – он уверенно показал рукой на дорожную развилку. – Из своей машины открыли огонь. Есть такие скорострельные пистолеты, вроде израильского «Узи». У них был такой же. Это было так неожиданно. Ответить успел только я… Кажется, ранил одного из них…

– Вы из охранников доверенного лица Нау Грина? – вмешался серьёзный молодой журналист в тёмном костюме.

– Си, синьор, – попытался стать шутливым мужчина с усиками и приподнялся с вталкиваемых в фургон «скорой помощи» носилок.

– Но сыщики утверждают, именно вы покушались на одного из них в бассейне?! – через головы санитаров вновь задала ему вопрос бойкая журналистка в светлой куртке.

Мужчина с усиками хотел рассмеяться такому нелепому предположению. Но ему стало плохо, и створки фургона за ним захлопнулись.

Бойкая журналистка в светлой куртке заметила, как подтянулся сержант из полицейского оцепления, и первой очутилась возле лихо остановленной водителем служебной машины. Из салона выбрался усталый начальник полиции и сделал вид, что не видит женщину с микрофоном. Однако её это не смутило, она пристроилась рядом и на ходу вступила с ним в разговор.

– Я побывала в бассейне, где якобы покушались на сыщика. Там большой ремонт. Местами уже ободраны стены, удалены полы. Ремонт неожиданный для владельцев абонентов, и многие недовольны. Но владельцы уверяют, что вдруг удачно нашли очень выгодную подрядную строительную фирму. А администрация бассейна утверждает, некие Тёмин и Шевчук, – она прочитала фамилии из электронной записной книжки, – требовали подтвердить версию о нападении на одного из них по кличке Бульдог. Характерная кличка, не правда ли? Что вы на это скажете? – Она поднесла микрофон к лицу начальника полиции.

Тот вежливо уклонился тот от какого-либо ответа.

– У меня нет исчерпывающих сведений.

– Надеюсь, вы отобрали у них лицензии? – нахраписто и громко спросил другой репортёр, круглолицый и с бородкой.

– Простите, – начальник городской полиции оторвался от ватаги репортёров за кордоном оцепления, в сопровождении капитана направился к непосредственному месту происшествия.

Запись репортажа закончилась, и вновь появился моложавый ведущий на фоне трёхцветного флага. Теперь он был не один, рядом сидел чернявый профессор, у которого на зелёном свитере, на груди была вышита жёлтая буква «V».

– Профессор, как вы оцениваете то, что произошло? – обратился к нему ведущий новостной программы.

– Это очевидный для каждого человека акт расизма и вандализма! Что о нас подумают там?! – вертлявый профессор возвёл карие очи вверх и прижал правую ладонь на груди, на букве «V».

– Но кто стоит за таким преступлением?

– Не буду оригинальным. Силы, паразитирующие на ядерном оружии, на другом самом современном оружии. Военно-промышленный комплекс. Грустно сознавать, но нашим милитаристам, не скрывая, подыгрывают их коллеги из США.

– Беспокойство американцев можно понять…

– Бросьте! Простая зависть. С Нау Грином в президентах мы через полгода выйдем из мирового кризиса и скоро станем самыми богатыми на планете. – Тёмные глаза профессора засияли искренним видением этого скорого умопомрачительного богатства, и он подался к камере. – Я предсказываю. После этого события рейтинг Нау Грина повысится ещё больше, станет недосягаемым для его соперника. – Он вскинул руку с выставленными двумя пальцами в виде буквы «V», первой буквы латинского слова победа. – Президент Нау Грин!!

При этом восклицании Вадим выключил телевизор, отложил дистанционный переключатель на журнальный столик. Он сидел в кресле, обнажённый по пояс, а на плече, на месте раны сбился наспех намотанный бинт, на котором проступала засохшая кровь. Послышался тихий щелчок входного замка, после чего тихо приоткрылась и негромко хлопнула закрываемая дверь, и он опять расслабился, откинулся затылком на спинку. Лёгкие шаги приблизились от прихожей, остановились за креслом. Затем две девичьи ладони накрыли ему глаза.

– О-о! – Марина увидела бинт с запёкшейся кровью. – Ты ранен?

– Царапина, – успокаивая, он накрыл её ладони своими.

Но девушка высвободила руки, устремилась на кухню. Вскоре он с удивлением наблюдал, как она обработала рану и принялась ловко перевязывать свежим бинтом.

– Ты же не спрашиваешь, кто я? Почему так живу? – ответила она на его удивлённое выражение лица.

– Уже спросил.

– Я будущий врач. И буду хорошим врачом. Впрочем, ещё не решила.

– А-а… Почему так живёшь? Если не секрет.

– Так… Сейчас в академке, – она с удовлетворением поправила завязку. – Да. Сердечные дела.

– Не слишком ли хорошо для студентки? – Он выразительно обвёл глазами квартиру.

– Почему? Разве состоятельный дедушка не может позаботиться о любимой внучке?

– Действительно… Почему бы и нет?

– Стукнуть тебя, что ли? – впервые рассердилась и обиделась она. – Ты ж другое думал! Ты думал, я – продажная девка.

Перевязанной рукой он обхватил девушку за талию, несмотря на сопротивление, усадил на колени. Она затихла только в поцелуе.

Во втором часу он позвонил Евгению. Тот с увлечением изучал компьютерную «шкатулку», сказал, заканчивает, и он выехал раньше, чем нужно, чтобы иметь время заметать следы. Ехал сложным путём, петлял, укрывался в проулках, – так пытался обнаружить «хвост». «Хвоста» не было, но он не мог избавиться от нарастающей тревоги. Покушение в бассейне и оголтелая компания в средствах массовой информации показывали, – сезон охоты на него открыт. Были в этом и положительные стороны. Несчастный случай с ним после всей этой телешумихи не остался бы незамеченным, кто-нибудь обязательно заинтересовался бы, стал копать на сенсацию и до чего-либо докопался. Сейчас убивать его стало невыгодным. Ему, наверняка, дадут сутки-двое. Вдруг испугается и отступит. И всё же чувство тревоги не покидало. Если Евгений разобрался с тем компьютерным ящиком, выяснил, как воспользоваться данными, правила игры изменятся. Тогда тайные знания вынудят его или исчезнуть, или ввязаться маленькую войну с огромными ставками и ничтожными шансами выбраться живым.

Он не мог знать, что «хвост», которого он опасался, был не на улицах города, а над ним. Маяк на «шкоде» позволял человеком в чёрном комбинезоне парить на параплане в том же направлении, куда устремлялся Вадим. За спиной человека в комбинезоне почти бесшумно работал радиопрозрачный пропеллер, пластиковым трубчатым кожухом предохраняемый от случайных повреждений. И параплан иногда отставал от «шкоды», но потом обязательно нагонял её.

Возле высокого, давно обжитого строения Вадим остановился ровно в три. Придерживая в кармане плаща рукоять небольшого пистолета, он зашагал к подъезду. Лишь на секунду его внимание привлекло очень тихое и необъяснимое стрекотание, которое слышалось высоко над домами.

Чёрные конические очки позволяли человеку в комбинезоне отчётливо различать здания, строения, над которыми он пролетал, а пропеллер помогал уверенно двигаться к цели. Когда он понял, цель близка, – достал из чехла за плечом своё ружьё, не спеша загнал в ствол толстый патрон с голубоватой полупрозрачной «пулей».

Вадим убедился, что электронный замок автоматически запер входную дверь, и достал из шкафа в прихожей приготовленную для него походную сумку с наплечным ремнём. В сумке главным предметом была компьютерная «шкатулка» с золотистыми знаками-украшениями, а к ней липкой лентой крепились две дискеты, на верхней – рукой Евгения написано «Разъяснения». Молодец, подумалось Вадиму. Он застегнул молнию, вернул сумку в шкаф.

Евгений сгорбился за прибранным рабочим столом, с увеличительным окуляром на глазу терпеливо обрабатывал надфилем крошечную деталь.

– Сейчас закончу, – сказал он, на слух определив, товарищ не заходит в комнату, стоит в дверях. Не прекращая работу, продолжил. – Решил бороться сам?.. Я бы подумал, безумец. Не знай тебя четверть века.

– Так странный лабиринт не игра?

– Код доступа. За чаем объясню. Я тебе на всякий случай записал на дискете. – Интонации в вопросе Вадима наконец отвлекли его, заставили обернуться в инвалидном кресле. – Ты нервничаешь? – удивился он. – Есть причины?

– Тебе не приходит в голову включать телевизор? Хотя бы новости?

– Зачем? – примирительно возразил Евгений. – Жизнь коротка, тратить время на эти телевизионные глупости. А что произошло?

От его извиняющейся и чуть виноватой улыбки, Вадиму стало неловко за резкость своего замечания. Он отступил, прошёл в ванную комнату помыть руки. Под невнятное ворчание воды в раковине намылил ладони и, рассматривая себя в зеркало, громко сказал, чтобы слышал Евгений:

– Если со мной что случится…

В это мгновение шаровой сгусток энергии мгновенно расплавил дыру в оконном стекле, взорвался на столе перед снимающим наглазный окуляр Евгением.

Первым побуждением Вадима было броситься на пол, укрыть голову руками. Но он застыл против зеркала, в котором за его спиной мимо дверного проёма огненным вихрем швырнуло искорёженное и плавящееся инвалидное кресло с обугленным телом, захлопнуло дверцу; и тут же зеркало растрескалось на куски, стало раскалываться… И он прыгнул в угол, укрытый от прихожей бетонной стеной.

Входную дверь вырвало: язык огня метнулся на лестничную площадку, с неё вверх и вниз по лестнице, там растерял жадную страсть к разрушению и, наконец, обессиленный вернулся в квартиру. Это позволило Вадиму воспользоваться смоченным полотенцем, прикрыть им лицо и перебраться через завал хлама. Выхватив из остатков шкафа в прихожей походную сумку, он ринулся сквозь пламя и дым вон из этого подобия ада. Одежда на нём тлела и дымилась, кожа на открытом участке ладони, казалось, спеклась и покрывается волдырями, но он не поддавался боли, не выпускал сумки, которую приготовил Евгений, словно уносил самую ценную память о товарище. Что-то жестокое, мстительное начало закрадываться в его душу, изгоняя из неё беспокойство за себя, и он со злым ожесточением откинул ненужное больше сырое полотенце на ступени лестницы, по которой устремился к своей машине.

Вдруг распространились слухи, что правительство вот-вот уступит давлению выразителей коммерческих интересов, опять поднимет потолок цен на товары первой необходимости. Слухам поверили. За такими товарами выстраивались очереди, некоторые из них исчезали, и цены росли быстрее ожиданий.

С окончанием рабочего дня длинная очередь выстроилась к винному магазину, расположенному между заводами и жилыми строениями. Из остановленного в стороне микроавтобуса «Тойота-Дизель» вышли трое, с шумом хлопнули дверцами. Все в пятнистых, защитного цвета куртках, с армейскими кепками, точно собрались выехать на природу. Ровесники, чем-то похожие один на другого, они вместе прошли к винному магазину, подвинули у входа полицейского. Тот пропустил их, не сказав ни слова. Да и чего ради ему было связываться? На всякий случай он запомнил, что у шедшего первым ниже локтя левой руки был протез в чёрной кожаной перчатке.

– Афган, – мрачно заметил в очереди худой, с испитым лицом пожилой мужчина неопределённого возраста и неопредёлённой профессии.

– И никто не возмутится?! – поощрённая его словами закричала стоящая за ним полногрудая и розовощёкая женщина. – А ну, дай, я тоже!!

– Куда? – лениво остановил её у дверей амбал в каске и спецодежде дорожного строителя.

– Им можно?! Я женщина! Мне некогда!

– Постоишь, – чувствуя немую поддержку мужчин, лениво отстранил её от входа амбал строитель.

Внутри магазина искусственная рука не помешала первому из «афганцев» другой рукой удерживать на плече, выносить из склада ящик водки. Он подождал, пока следом не показалась раскрасневшаяся, поправляющая под белую шапочку светлые волосы цветущая продавщица.

– Ты, Пашка, руки здесь больше не распускай, – счастливым голосом высказалась она, закрывая склад. – У меня мужик ревнивый.

Она пошла узким служебным проходом, позволяя шедшему следом Паше оценить крутые бёдра и пританцовывающую походку, вышла к прилавку и с хихиканьем что-то зашептала на ухо подруге, которая стала медленнее пересчитывать полученные от покупателя деньги. Паша скинул ящик с плеча на прилавок, и ящик тут же подхватили его приятели, невозмутимо понесли к выходу. Четверо покупателей у самого прилавка, все мужчины, терпеливо ждали, когда эти «налётчики» покинут магазин.

– Девочки, пока, – вальяжно попрощался с продавщицами Паша, здоровой рукой опёрся о прилавок и перемахнул через него к покупателям.

Когда он гордо повёл плечом и вышел из магазина, его приятели были уже на полпути к микроавтобусу. Он не спешил за ними. Приметил в очереди моложавого армейского капитана, оживился петушиным настроением.

– Капитан?! – громко позвал он армейца. – Чё стоим?! Тебе страну охранять надо.

Капитан смутился, но Паше до этого дела было мало. Он неторопливо подошёл, своим протезом вытянул капитана из очереди, повёл обратно в магазин. Раздражительный сухощавый старик не выдержал, чуть не криком возмутился:

– Чё наглеешь?! Я тоже ветеран!

– Ты что? – искренне удивился остановленный его возмущением Паша. И обратился за поддержкой к очереди: – Он чё? А?

Очередь молчала.

– Странный тип, – Паша качнул головой с укором старику. И буквально втолкнул армейца в дверь мимо безмолвного полицейского. – Давай, давай, капитан! Видишь, люди ждут!

Игорь из машины наблюдал за его выкрутасами, дождался, пока Паша тоже заметил и узнал его.

Неспешно, довольный стычкой Паша приблизился к машине, облокотился о крышу, глянул в салон.

– Дело есть, – многозначительно объяснил Игорь, почему искал этой встречи. – Серьёзное дело.

Паша посмотрел по сторонам, зачем-то вверх, подумал, словно у него забот было итак предостаточно.

– Правое? – наконец поинтересовался он.

– Ручаюсь.

Игорь взял с соседнего сидения коричневую папку, передал ему в окно. Паша раскрыл папку на крыше машины и не удивился. В ней лежали пачки денег и сложенная карта Кавказа, – красной изломанной линией на видимой части было проведено начало маршрута, который исчезал за изгибом. Паша вынул и разложил карту, протезом расправил изгиб, чтобы разобраться с продолжением маршрута.

– Это связано с Женькиной гибелью? – вдруг спросил он у Игоря.

Тот провёл ладонью по дёрнувшейся щеке.

– Не следовало им этого делать.

– Им придётся раскаяться, – согласился Паша и качнул головой из стороны в сторону. – Наших трогать не надо.

На сезонную демонстрацию мод публика собралась изысканная: политики, представители крупного бизнеса, телезвёзды. Многое в предлагаемой одежде оказалось необычным, – на этот раз передовых модельеров вдохновляли космические веяния. И большинство непосредственно присутствующих восприняли показ как призванную возбуждать экзотику: трудно было вообразить мужчин элиты и сверкающих драгоценностями женщин в подобных одеяниях. А вот среди широких слоёв тех, кто смотрели демонстрацию на телеэкранах, она вызвала повышенный интерес. Только включение в представление шумных, распространяемых телевидением эстрадных номеров придало происходящему настроение необычного шоу с намёками на предстоящие выборы, и это сблизило и устроило всех.

– Успех! Полный успех зелёного! – провозгласил красавец ведущий, намеренно поправляя изумрудного оттенка бабочку под воротником белой рубашки. – Все рекорды бьёт зелёный цвет! В зелёном настроении нас приветствует группа «Я люблю тебя, Горыныч!» Со своим одноимённым хитом последних месяцев! Уже продано пять миллионов компакт-дисков! !

Красавец ведущий трижды хлопнул в ладоши и театральным жестом призвал на сцену трёх музыкантов и девушку с микрофоном – в весьма экстравагантных, но в духе этой демонстрации одеяниях. Публика, кто с охотным одобрением, кто снисходительно, зааплодировала.

Хлопанье стихло, уступая зал раздавшейся музыке и голосу девушки. Она запела, а на огромном экране за нею и музыкантами с зелёной вспышки начались кадры сопровождающего песню клипа. В клипе простоватый Иван вызвался спасти царскую дочку. Он преодолевает множество препятствий, тёмные силы мешают ему держаться своего пути, и он бьётся, проходит через огонь и воду, чтобы наконец очутиться у цели: пещеры дракона. С мечом в руке он зовёт похитителя царевны на бой, ищет его в подземных переходах и оказывается в тронном зале чудища. И здесь застывает, поражённый увиденным. Царская дочка обнимает, ласкает зелёного разбойника-дракона, – тот млеет, а она знать никого не хочет, видеть никого не желает.

Под конец исполнения этого хита прекрасная помощница Нау Грина Тамара и казначей второго Кандидата Протасова будто случайно столкнулись за спинами большинства присутствующих: оба взяли с подноса девушки по фужеру с шампанским. Делая неторопливый глоток, казначей небезразлично оценил длинные ноги разносящей фужеры девушки. Выше её короткой юбочки, на белом с воздушными рукавчиками блузоне красовалось изображение трёхглавого дракона. Две головы ревниво косились на млеющую третью, горло которой щекотал шаловливый девичий пальчик, и под пальчиком желтела надпись: «Я люблю тебя, Горик!» Проводив девушку и рисунок на блузоне взглядом, казначей искоса заметил усмешку на классически красивом лице Тамары, повернулся к ней лицом, затем и телом.

– Что ж. Мы в вашей тени, – признал он без каких-либо проявлений чувств. – Но мы поскользнёмся, не заметят. Или быстро отмоемся. Для вас поскользнуться – катастрофа.

– Мы всё просчитали, – в прекрасном настроении возразила Тамара.

– Ой, ли?! – насмешливо, якобы в приветствии, приподнял фужер казначей. – Избирателем располагает один бог.

– И что вы предлагаете? – спросила Тамара, делая вид, что её внимание привлекло появление среди показываемой одежды модных, но с классическими традициями вечерних туалетов.

– Срок – мы, срок – вы.

Тамара отвлеклась от демонстрации, протянула ему для пожатия ладонь с цепкими и красивыми тонкими пальцами, чем-то напоминающими пальцы хищной птицы.

– Срок мы, срок вы.

Уже пожав ей руку, казначей при этой поправке привлёк женскую ладонь, будто пожатие было лишь случайным, а целью являлось желание разглядеть её. Мизинцем левой руки он медленно провёл по линии жизни ладони Тамары и, как будто вдруг увидел что-то нехорошее, покачал головой из стороны в сторону.

– Не поскользнитесь, – интонацией голоса предвещая ей это нехорошее, произнёс казначей и отпустил руку.

Тамара ему улыбнулась, показала прекрасные зубы. Его ответная улыбка была ещё более уверенной, и он глянул на наручные золотые часы.

– О! К сожалению, мне пора! – воскликнул он, всем своим видом показал, что торопится на условленную встречу.

Тамара с насмешливым недоверием отвернулась к подиуму, где наконец-то стали появляться коллекции, по-настоящему интересные присутствующей публике, коллекции дорогих и сверхдорогих нарядов.

Но казначей её не обманывал, он действительно торопился. На свидание с женщиной.

Русский ресторан, как все дорогие и престижные рестораны в такое время позднего вечера, был полон. На эстраде гитарист лихо наигрывал сложную новой аранжировкой известную мелодию. И словно прислушиваясь к ней, Марина и казначей Кандидата Протасова неловко молчали.

Они сидели в отдельном зашторенном кабинете. На столе были остатки ужина, и между недопитыми фужерами с шампанским он держал её ладонь в своей, другой рукой перебирал красивые пальцы девушки, превращая это занятие в бесконечное.

– Есть такое слово «карьера», – он пытался быть понятым. – Я хочу стать министром финансов. Иначе жизнь бессмысленна. – Он вдруг окаменел лицом и выговорил вполголоса, но с резким ожесточением. – Я буду им! – Очнулся от мысленной борьбы с тенями врагов, снова вернулся к их разговору. – Тогда разведусь... Сейчас развод – крест на карьере, потеря нынешнего положения перспективного человека. А без положения я тебе не нужен. – И раздражительно отпустил ладонь девушки. – И не надо говорить, я не прав.

– Два года назад ты обещал, – грустно сказала Марина.

– Я люблю сильнее, чем два года назад.

На это его возражение Марина натянуто улыбнулась.

– А я тебя впервые, кажется, нет.

От таких слов он холодно поднялся. Поднялась и Марина. Она была спокойнее, чем он ожидал, и казначей взял себя в руки.

– Знаю. Не уделяю тебе внимания. – На этот раз он выглядел мягким, убедительным. – Это временно. Потерпи. Ты ж видишь, занят с утра и до ночи.

Они направлялись к выходу, минуя основной зал. Но возле поварской их поджидал, отвлёкся от разговора с поваром хозяин ресторана. Из-за бородки он напоминал русского купца царского времени, и старался выглядеть русским предпринимателем, каким его себе представлял. Широким жестом он вынул из кармана, протянул казначею чек.

– Дополнительный взнос, – объяснил он. А обнятый казначеем, продолжил. – Если победит этот Грин, закрою дела в России. Уеду в Австралию, к чёртовой матери.

Казначей похлопал его по плечу.

– До этого не доёдёт.

Он сказал так, точно имел доступ к тайным сведениям, о которых не могли знать другие.

Расставшись с хозяином ресторана, ни он, ни Марина не возвращались к прежнему разговору. Безмолвствовали до тех пор, пока машина не выехала на ночной, расцвеченный яркими огнями проспект.

– К тебе? – сказал казначей, за рулём взглянув на девушку.

Он не сомневался в ответе, и был удивлён, когда она сказала:

– Не надо.

Больше не произносили ни слова до самого дома, где жила девушка. Он остановил машину на свободном месте у края стоянки, и Марина вышла, направилась к своему подъезду. Казначей глянул на наручные часы. Включил противоугонную систему и зашагал следом. Догнал её у лифта, и она промолчала, когда он вошёл в кабину и нажал кнопку её этажа. И только на лестничной площадке, куда они вышли, Марина прервала это молчание.

– Не надо заходить, – сказала она у входной двери своей квартиры.

– Кто он? – голос казначея вдруг прозвучал уязвлено, резко и требовательно.

– Не важно. Важно, что я отдыхаю за ним… От тебя… – Её голова дёрнулась от хлёсткой пощёчины. Но Марина продолжила. – Ты не хочешь понимать, как женщине важно ощущать надёжность в своём мужчине. Это успокаивает…

Пытаясь удержать слёзы, она прикусила губу.

– Тем лучше, – растягивая слова, зло произнёс казначей.

Он отыскал в кармане электронный ключ, вставил в щель и набрал код. Замок щёлкнул… Марина видела, что дверь сама распахнулась, и волосатая лапа изнутри прихожей в мгновение схватила казначея под воротником, кулак другой лапы врезал ему в челюсть, и его вдёрнули в квартиру. Девушка вскрикнула и побежала к лифту. Её нагнал, сзади зажал рот и, невзирая на сопротивление, потащил обратно высокий парень.

– Не он, – последнее, что она услышала прежде, чем потеряла сознание от несильного, однако умелого, рубящего удара ребра ладони по шее.

Дрались молча, жестоко, в полутьме вестибюля подъезда, в котором была выкручена лампа освещения. Драка сопровождалась хрипами, внезапными стонами, бормотаниями, руганью. На пол со звоном лезвия упала финка, за нею шумно отлетел, ударился о ступень лестницы тяжёлый пистолет. Затем двое повалились один на другого. Тень мужчины метнулась от них к парадному выходу, и этот мужчина, Вадим, выскочил наружу.

Он успел пробежать до подъездной дороги, свернуть направо. Позади хлопнула дверь подъезда, и с пешеходной дорожки он прыгнул, нырнул в густые заросли кустарника, мягко приземлился на руки и плечо. Сразу же туман вдоль подъездной дороги, где он только что бежал, прорезал свет мощных фар. Он успокоил дыхание, перебрался к деревьям и распластался на траве, замер, как сделал бы преследуемый охотниками зверь. Отбрасывая перед собой огромные тени, в свете фар приближались двое в разобранных плащах. Они тяжело дышали и с пистолетами в руках всматривались вокруг, а с особым вниманием в кусты и деревья по обе стороны дороги. Он притаился, сдержано вдыхал тягучий запах ночных цветов и удивился, что раньше этого запаха не замечал, что такое возможно в мегаполисе. Те двое прошли мимо, не обнаружили его близкого присутствия.

– Я выбил у него пушку, – сказал один из них, вынул пистолет Вадима из левого кармана, словно убеждался, что действительно выбил. – Теперь не уйдёт.

– Здесь он. Я чую… – согласился сообщник и рывком, с треском ткани оторвал от рукава болтающиеся лохмотья. – Фонари нужны.

Их не заинтересовало появление в свете фар двадцатилетнего парня в невообразимо рыжей спортивной кутке и такой же кепке; тот двигался по подъездной дороге от шумной широкой улицы, и они обратили на него внимание лишь из-за странно высокого роста и того, что он скользил по асфальту. Стало слышно, что парень катился на коньках-роллерах. Напевая под нос модный шлягер, он приблизился, а, когда ловко запрыгнул на пешеходную дорожку, они убедились, рыжим был и рюкзак за его спиной, и зашагали к машине с горящими фарами.

Парень свернул к подъезду, рядом с укрытием Вадима. Вдохновлённый неожиданной мыслью, Вадим привстал, насколько можно пригнулся, украдкой догнал парня и прошмыгнул за ним внутрь подъездного вестибюля. В разодранной одежде он производил впечатление бомжа, и парень откровенно прикрыл собой домофон возле следующей двери, но код электромагнитного замка набрать не успел. Вздрогнул от короткого удара, хотел поднять ладонь к шее, однако рука уже не слушалась его, и он обмяк, позволил подхватить себя и осторожно привалить к стене. Вадим живо снял с него спортивную куртку и кепку, ботинки с роллерами, скинул свои туфли.

Надвинув козырёк кепки почти до глаз, он в куртке парня выкатился на роллерах обратно на дорожку и с ходу ловко спрыгнул на подъездную дорогу. Двое в драных плащах, уже с фонариками тщательно осматривали придорожные кусты, там, где несколько минут назад он нашёл укрытие, и Вадим свернул в противоположную сторону, прямо к ослепительному потоку света от фар иномарки. Иномарка оказалась «БМВ», и возле неё стояли, курили ещё двое. Они равнодушно пропустили Вадима, позволили спокойно прокатиться мимо, и всё вышло бы удачно, но в прыжке на дорожку, которая напрямую вела к автобусной остановке на широкой улице, левый конёк задел за бордюр. Трудно сохранять похожесть на худощавого парня, когда борешься за равновесие тела, и молодёжная куртка чрезмерно обтягивает мужские плечи, предательски трещит по швам.

– Эй?! А ну стой!– на всякий случай крикнул позади один из тех, кто были возле «БМВ». Тут же догадался, кому кричал.

Разом побросав сигареты, оба охотника у машины кинулись следом, но сообразили, что бегущего на роллерах по асфальтовой дорожке им не догнать, и шустро вернулись к «БМВ».

Вадим успел достичь перекрёстка, когда «БМВ» взвизгнула на развороте всеми покрышками, и с подъездной дороги огни фар повернули к нему на широкую улицу. После всех потрясений дня мозг Вадима устало отключился, оставил заботу о его выживании наитию, инстинктам, словно опасался принимать запоздалые и неверные решения. И Вадим понял, что совершил, лишь после прыжка к грузовику, цепляясь за задний борт приторможенной красным светом светофора машины.

Красный глаз светофора сменился жёлтым, и тут же резко вспыхнул зелёный. Грузовик не остановился на перекрёстке, начал набирать скорость. Коньки-роллеры были хорошо смазаны, и Вадим покатил сзади грузовика. Он глянул назад, с облегчением увидал: стремительность происшедшего, туман сбили преследователей с толку. Те остановились у автобусной остановки, у дорожки, по которой он удирал от дома, и у него появилась надежда, что получится оторваться.

Вскоре убедился – надежда была обманчивой. Они нагоняли: на заднем борте грузовика появилось слабое пятно света с его тенью, поток света усиливался, уплотнялся, и тень проступала всё отчётливее. Издали распознав горящую букву «М», указывающую на вход в подземное метро, он изготовился, а когда грузовик подъехал к ней, отпустил задний борт и на лихой скорости умудрился преодолеть пологий въезд на бордюр, неимоверным усилием изменил направление, куда его несло. Он всё же попал в прозрачную пластиковую дверь строения над спуском в подземку, – ударился в неё плечом, плечом распахнул и влетел в вестибюль, слыша, как сзади завизжала шинами, остановилась машина преследователей.

Из «БМВ» выскочили двое в целых плащах, бегом очутились у ряда прозрачных дверей, из-за них увидели, что он прокатился между турникетом и будкой контролёра, и женщина в будке сама изумилась своей прыти, сразу вскинула свисток к губам, засвистела вдогонку. Но он уже достиг верхней ступени движущегося эскалатора. Его встряхнуло, опрокинуло, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы он намеренно не упал на колени, не вцепился в резиновую ленту бегущего поручня.

Преследователи Вадима ворвались в вестибюль и уверенно и безмолвно разделили задачи. Один хладнокровно навёл пистолет на полицейского, который на звук свистка хмуро вышел из помещения с табличкой «полиция». Другой, повыше и покрупнее, оттолкнул онемелую от испуга женщину-контролёра, пробежал к эскалатору, запрыгнул на ступеньку. Холодная улыбка проступила на бычьем лице преследователя, когда он остановился, широко расставил на плавно спускающейся ступеньке ноги и неторопливо вынул из внутреннего кармана глушитель к своему пистолету.

Эскалатор не спустил Вадима и на треть слишком протяжённой длины, а ему пришлось первый раз неуклюже увильнуть в сторону. Пуля неприятно шмякнула о резиновое покрытие ступеньки много дальше, внизу спускового тоннеля. Он схватился за оба поручня, завилял между ними, обманывая себя, что таким образом не позволяет вести прицельную стрельбу. Снова тихо пальнул, вздрогнул пистолет в руке бандита, и за спиной Вадима со звуком хлопка и разбитого стекла разлетелся в куски светильник. Вадим на миг оглянулся.

– Ложись! – заорал он мужчине и женщине, которые внизу зашли на поднимающий эскалатор, и растерялись, не поняли, что происходит.

По ухмылке бандита ему почудилось, тот играет с ним, упивается своим положением этакой большой и сильной кошки. Ну, нет, решил Вадим, беспомощной мышкой он не будет.

– А-а! – с отчаянным хриплым выкриком он быстро перевалился за поручень к очередному светильнику, с опорой на него поднялся, встал на эскалаторном бордюре на роллеры. Отпустил светильник и, подобно лыжнику на трамплине, ускоряясь с каждой секундой, пропуская между нелепо растопыренными ногами следующие торчащие светильники, он устремился книзу тоннеля.

Бандит не ожидал такого поворота, ухмылка растаяла на его физиономии, он заторопился со стрельбой и перестал целиться в стремительно удаляющегося Вадима. Глушитель утяжелял ствол, усугублял его ошибки. У «мышки» появился шанс ускользнуть, и «кошка» прекратила напрасно палить, с прыжками через ступеньки кинулась в погоню.

Вадим постарался на нижнем изгибе эскалаторного бордюра оттолкнуться, как это делают прыгуны с трамплина, и изумился, что ему это удалось. Пролетел с десяток метров и с вскинутыми в стороны руками приземлился. Но от удара о гранитный пол на левом ботинке сломался ролик, и он едва не опрокинулся, с большим трудом удержал равновесие, вроде цапли быстро поджал левую ногу, так поехал между рядами тяжёлых колонн до самого конца вестибюля. Значительно растеряв скорость, там налетел на скульптуру в тупике, обхватил её, и уже с её помощью опустился, сел на гранитный пол. Послышалось приближение подземного электропоезда, и он с лёгкой дрожью в руках заторопился отстегнуть липучки, избавиться от бесполезных теперь ботинок с роликами.

У бандита получилось спуститься с эскалатора, подбежать к краю платформы одновременно с останавливающейся электричкой. Он был уверен: раз Бульдог не сломал шеи, будет пытаться уехать, улизнуть подземным поездом. В вагонах раскрылись все двери, и по ночному усталые вышли несколько человек. Они пропадали за колоннами, и бандит медленно пошёл по платформе, со скрытым под отворотом плаща пистолетом ждал, когда же из-за какой-нибудь колонны выскочит к поезду, покажется его безоружный противник. Даже если бы тому удалось запрыгнуть в один из вагонов, он тоже успел бы сесть в поезд, чтобы в любом случае вскоре настигнуть свою жертву, за которую обещано крупное вознаграждение. После голосового предупреждения двери вагонов закрылись, и бандит опять растерялся – игра шла не по понятным ему правилам. Поезд тронулся, потянул вагоны в железнодорожный тоннель, где они с ускорением исчезали в слабо освещённом зеве. Внезапно из-за последней колонны вылетели брошенные со всей силы тяжёлые, с железными полозьями ботинки, и последнее окно последнего вагона от удара ими покрылось трещинами; а следом выпрыгнул Бульдог, – он босиком, в одно касанье оттолкнулся от платформы и подбадриваемый собственным надрывным выкриком, налетел на то же окно.

Позже Вадим не однажды в мельчайших подробностях переживал эти мгновения. Видел перед глазами, словно в замедленном просмотре видеозаписи, как он медленно разбивает плечом и спиной толстое закалённое стекло, вплывает в вагон, долго заваливается на сидение и с него в перевороте через голову мучительно долго падает на руки и на колени. Затем с перекошенным от боли лицом тянется ладонью к растревоженной ране на предплечье. А на него плавно сыплются и продолжают сыпаться осколки стекла.

Чёрный кот уловил тонкий запах ментоловой сигареты, привлечённый им, через щель между дверью и косяком проник в конторку частного сыска. Из конторки сразу направился на кухню и, мягко ступая, прошёл под кухонный стол к мужским ногам, – мускулистым, с короткими волосками на загорелой коже. Без видимого усилия он запрыгнул на мужские колени, – запрыгнул ловко, не задев низа столешницы. Колени, как и ноги, пахли хвоей, ванной и свежей чистотой. Кот вытянулся, заглянул на столешницу и, не долго выбирая, что сделать, запрыгнул на неё. Ни короткоствольный автомат, ни зажигалка, ни пачка сигарет его не заинтересовали: сигаретных запахов он не любил и, вероятно, по своему считал благом, что в этом месте курили редко. В чашку с осадком кофе на дне он заглянул мимоходом, а вот рюмка с коньяком породила в нём любопытство, и он сунулся в неё носом и усами. Затем с кажущимся равнодушием уставился в лицо Вадима, который отрешённо наблюдал за ним, за его поведением.

Горячая ванна с хвойной пеной и полрюмки коньяка затуманили впечатления о пережитом за день, и заклеенные лейкопластырем порезы от сколов стекла больше не зудели. Хорошая вещь – эти регенерирующие лейкопластыри, вяло подумалось Вадиму. Только закуренная сигарета могла бы сказать знающим его, что с ним произошло нечто из ряда вон выходящее, отчего он ещё не вполне отошёл. Он сидел за столом, и за окном туман размывал огни и витрины безлюдного торгового центра, яркое сияние в ночном отделе. Вадим затушил сигарету о пачку, подвинул к себе телефонный аппарат и небольшое расчётно-аналитическое устройство с двумя плоскими экранами. Снял кота со столешницы на пол и слишком неторопливо для спокойного человека расположил телефон и устройство так, как показалось, будет удобнее. Стараясь невозмутимо думать о том, кому позвонит, медленно набрал восьмизначный номер, который набирала помощница Нау Грина Тамара. Положив трубку с гудками вызова к поверхности стола, золочёные штекеры на концах провода из расчётно-аналитического устройства аккуратно вставил в гнёзда на аппарате. Нажал клавишу включения, и в устройстве начала вращаться дискетка.

– Да – раздался в трубке голос с кавказским акцентом.

На верхнем экране устройства заиграла спектрограмма этого голоса. Вадим взял трубку.

– Это Бульдог, – раздельно выговорил он, наблюдая на нижнем экране за ожившей спектрограммой уже своего голоса.

Спектрограммам предстояло плясать, изменяться, сопровождая разговор непримиримых противников, и он сосредоточился на том, чтобы добиться цели этого звонка.

– Ты?... – голос выдал замешательство кавказца. Но тут же с шутливым хамством спросил, как будто кавказец был уверен, что он позвонит. – А я ломаю голову… Кто ж продался? Кто тебя предупредил с бассейном?

– Если с девочкой что случится, я поговорю с журналистами. Со знающими своё дело журналистами. Грину это сейчас вряд ли понравится.

– Зачем она тебе?... Не девочка, а букет неприятностей. Едва с ней связались, а уже пришлось покупать молчание её старого дружка. Очень дорого покупать. Наши мордовороты приняли его за тебя и немного помяли, – на этот раз голос с акцентом высказался с издёвкой над сообщниками. – Не представляешь, как мало работы можно им доверить. – И вдруг холодно спросил: – Ты не ответил на вежливый вопрос. Кто предупредил?

Вадим выдержал паузу, чтобы переварить услышанное.

– Всегда знал, бассейн удачное место свести со мной счёты.

– Думаю, не единственное место, – безжалостно предупредил голос с акцентом.

– Уверен, нет.

– Тобой займусь я сам. Поверь, это большая честь для какого-то сыщика.

– Так где девочка?

– Твоя красотка? Можешь забрать её у любовника, казначея второго Кандидата, – уколол его кавказец. – У того, на кого ты работаешь.

– Я работаю на себя.

Но на другом конце уже отключились.

Вадим услышал, что входная дверь конторки осторожно приоткрылась и закрылась. Он бесшумно опустил трубку, повернулся лицом к двери кухни. Невозмутимо переложил автомат со стола себе на колени, снял с предохранителя и стал ждать. Наверняка, это вернуться его товарищ, однако обстоятельства вынуждали проявлять наивысшую бдительность.

В дверном проёме кухни появился Игорь, одетый десантником, с таким же автоматом в одной руке, с блестящим чёрным пакетом в другой. В чёрном пакете зашевелилось нечто живое, и кот запрыгнул на стул, выгнул спину и зашипел. Игорь приподнял пакет, с удовлетворением заметил:

– Самая злобная.

И опустил пакет на мягкую тряпку в спортивной сумке, которая лежала в кресле конторки. В свободных пятнистых брюках, заправленных в ботинки с высокими голенищами на шнуровке, в куртке защитного цвета он выглядел и молодцом, и более подвижным, чем обычно.

Так же оделся Вадим, и вскоре он сидел на заднем сидении машины, которую вёл Игорь. Ехали по притихшему ночному городу, и Вадим сосредоточился на неотложном занятии. Переносной персональный компьютер, раскрытый рядом, на заднем сидении, он соединил косичкой проводов с расчётно-аналитическим устройством, и после нажатия клавиши дискета в устройстве стала вращаться.

– Всё в порядке, – сказал он в закреплённый у рта микрофон, наблюдая на мониторе компьютера спектрограмму своего голоса. Затем на клавиатуре набрал задание, и спектрограмма изменилась, а в динамике прозвучал голос с кавказским акцентом, который он слышал при последнем телефонном разговоре:

– Всё в порядке.

Сходство было приемлемым, и, записав спектрограмму в память компьютера, Вадим озабоченно спросил у товарища:

– Что ещё может сказать?

Игорь за рулём пожал плечами.

– Разумное перебрали, – он глянул в боковое зеркальце заднего обзора, убедился, что широкая улица и позади них была пустынной. – Если он разумен…

Это был квартал проживания окружающих политическую элиту интеллектуальных и бюрократических слоёв. И вид с крыши нового кирпично-блочного дома увлекал взор парком, очертаниями допетровской церкви у пруда. Кроны сохранённых при строительстве сосен будто подступали к стенам, из-за них возникало обманчивое впечатление, что многоэтажное строение ниже, чем было на самом деле. Но для Вадима это не имело значения, у него давно пропал страх высоты. Он перевалился за край крыши, повис на верёвке и начал тихо спускаться вдоль стены, избегая пользоваться микролифтом без особой необходимости. Микролифт однажды его некстати подвёл, и он предпочитал спускаться на руках, невольно становясь свидетелем того, что происходило за некоторыми окнами.

В гостиной верхнего этажа на просторном диване сидела девочка лет восьми. Надкусив яблоко, она свободной рукой переворачивала разложенные на диване картинки, на одной стороне которых угадывались русские слова, на другой – китайские иероглифы…

Этажом ниже стройная холёная женщина в полупрозрачном халатике на голом теле, моложавая и красивая, с размаху, звучно дала пощёчину мужчине лет на пять старше, который был без пиджака, но в голубой рубашке с модным галстуком. Женщина бросилась на тахту, и тело её стало вздрагивать, при этом развитые округлости ягодиц оголились. Мужчина тупо уставился на эти ягодицы, опустился на колени, на коленях по ковру приблизился к тахте. Он принялся целовать женщину в оголённые ягодицы, а она небезуспешно и ловко задрыгала ногами, стукала его пятками по затылку и по плечу…

Вадим спустился ниже и замер. За наполовину зашторенным окном безлюдной гостиной горела только настольная лампа, и к её свету добавлялись всполохи от экрана невидимого телевизора, неровные, беспокойные, сопровождаемые невнятными диалогами. На столе, частью в световом пятне лампы лежал необычный, вместительный чёрный кейс, и своей необычностью этот кейс несколько секунд привлекал его внимание. Убедившись, что в гостиной действительно никого нет, Вадим закрепился на верёвке, с помощью рук и ног переместился по стене к просторной лоджии. Как он и ожидал, рассеянный туман переливался в бесцветных лазерных лучах охранной сигнализации, делая их видимыми горизонтальными нитями, которые, вроде решётки, отделяли от него самую лоджию. Нижний луч пронзал воздух над кирпичным ограждением, верхний – под потолком. Соседние лучи отстояли один от другого сантиметров на пятнадцать, не позволяли любому человеку влезть в лоджию и не пересечь при этом хотя бы одного из них. Пересечение любого луча подключало телевизионную систему частной охраны, дежурный которой определял причину. Если причиной была не птица, не брошенный предмет, а человек, включалась тревога и выезжала оперативная группа или полиция. Такие подробности Вадим узнал у страхового агента, который готовил страховку на данную квартиру.

Ещё днём Нн. сообщил ему адрес квартиры тайного знакомого Тамары, рассказал, что охранную сигнализацию в ней устанавливала частная фирма, и обслуживала она узкий круг клиентов, так или иначе связанных с Нау Грином. О фирме было известно мало, в основном то, что вокруг неё крутились кавказцы, все из преступных этнических сообществ. Так Вадим вышел на страхового агента. Тот оказался общительным и сговорчивым малым, много чего порассказавшим в укромном углу довольно скучного днём бара. Подвыпив, он, по-видимому, принял его за вора, – сначала объяснял ему и подсевшей девице, как важно иметь страховой полис, потом вдруг наклонился и доверительно предложил плюнуть на эту квартиру. Ему-де показалось, была ещё система сигнализации, о которой владелец грузинской наружности умалчивал: очень уж он был уверенным в неприступности квартиры и сбивал страховку до наименьшей.

Предположение о второй системе сигнализации могло и не быть вздором, но это ничего не меняло, все равно надо было преодолевать ту, что выдавала себя перед его глазами бледными переливами на рассеянном тумане. Вадим снял с карабинного крючка за спиной моток световода из световолокна, тщательно примерился. Нельзя было прервать нижнего лазерного луча, и он рывком укрепил прозрачную присоску на конце световода к боковому приёмнику с датчиком, одновременно выставив линзу другого конца на пути лучевой переливающейся нити. Луч через линзу свернул в световод, и петля световолокна чуть-чуть засветилась. Осторожно перемещаясь вдоль ограждения лоджии, перенося линзу по лучу, Вадим почти достиг противоположной боковой стены, когда левая нога внезапно сорвалась с опоры. Рука с линзой дёрнулась, и его прошиб холодный пот. Ему удалось удержать луч в линзе, однако успокоился он лишь после того, как прижал её к источнику излучения, достал из кармана брюк моментально схватывающий клей и аккуратно приклеил к стене. Затем вернулся назад и этим же клеем заклеил на стене с приёмником прозрачную присоску. Главное казалось сделанным. Он приподнял световолокно, снял с плеч и пропихнул под ним сумку и пролез на лоджию сам. Стеклянная дверь в гостиную была приоткрыта, и он подхватил сумку, на резиновых подошвах бесшумно проник внутрь квартиры.

Просторная, обставленная дорогой мебелью гостиная отделялась двустворчатой дверью с витражом от очень большой прихожей, приятно освещаемой настенным золотым светильником. А за дверью спальни слышалась прерываемая невнятная речь, как если бы хозяин разговаривал по телефону. Вадим огляделся, вынул из сумки чёрный пакет Игоря, тенью приблизился к ванной комнате и прислушался, нет ли шагов в спальне, где смолк голос хозяина. Голос с акцентом заговорил снова, и он беззвучно приоткрыл дверцу ванной комнаты, развязал плотный чёрный пакет, затем другой внутри него и вытряхнул на керамический пол то живое, что в нём было. Сразу же плотно закрыл дверцу, неслышно вернулся в гостиную, где на всякий случай достал из наплечной кобуры небольшой пистолет. Стоять и ждать у витражной створки пришлось недолго. Разговор в спальне прекратился, из неё вышел мужчина и направился было к гостиной, однако приостановился и зашагал к ванной комнате, где был и туалет. Слышно было, что включался свет, мягко открылась дверца. Вадим сместился и выглянул за створку. Лысеющий, худощавый и мускулистый, от природы очень здоровый и сильный грузин распахнул домашний халат, повесил его возле раковины и захлопнул дверцу. Вадим убрал пистолет, на цыпочках быстро перебежал к входу в ванную комнату, крепко вцепился в дверную ручку. Послышался нарастающий шум падающей из душа воды, и вдруг раздался жуткий крик неподдельного ужаса. Дверная ручка задёргалась, и Вадиму понадобилось напрячь все силы, чтобы удержать её. Она не выдержала, с хрустом сломалась с той стороны. Отпустив бесполезную больше ручку, он навалился плечом на дверцу, которую начали сотрясать бешеные удары и толчки рук, ног, сопровождаемые безумным человечьим рычанием. Дверца в верхней части затрещала, треснула, поддалась ударам, и от очередного удара из неё вывалился кусок. До крови разбитый кулак мужской руки, волосатой, с вздутыми венами, выскочил в проломанную дыру, потянулся к наружной ручке. Однако Вадим перехватил руку в запястье, весь напрягся, не позволяя хозяину квартиры открыть выход из ванной комнаты. В борьбе за доступ к ручке в дыру полезла расцарапываемая заусенцами лысина, голова. Голова вскинулась, и хозяин квартиры увидел Вадима. Мгновение он смотрел на него безумными глазами, вдруг завизжал от бессильной ярости, укусил своё плечо, слюной с кровью плюнул ему в лицо.

– Видишь, как скоро встретились? – по слогам, сквозь зубы выговорил Вадим. – Это тебе за Женьку.

Его противник побелел, покрылся потом и конвульсивно задёргался, как если бы из него вырывался демон зла. Лицо его обезобразила судорога, и он разом затих, – демон освободился, и голова стала безвольно западать книзу. Выждав несколько секунд, Вадим отпустил запястье, – он не мог больше на это смотреть. Но когда сделал пару шагов к гостиной, его словно что-то подтолкнуло в спину, и он обернулся. Вся в царапинах лысеющая голова приподнялась, волосатая рука потянулась к выключателю света, мазнула по нему окровавленными пальцами. На обезображенном судорогой лице проступила мстительная ухмылка, и голова опять запала книзу, на этот раз окончательно. Там, где мазнул палец, замигало красное пятно, подтверждая, что сенсорное включение сигнализации сработало. Вадим поневоле опять всмотрелся в обезображенное лицо и заметил пластинку не больше мизинца, свисающую на золотой цепочке с шеи мертвеца. Пластинку на цепочке бывший хозяин квартиры не снимал, даже собираясь принять душ, и это заставило Вадима вернуться, снять её с неподвижной шеи. Она была из платины, с какими-то непонятными знаками. Вадим попытался разобраться в знаках, однако телефонный звонок в гостиной вынудил его сунуть цепочку с платиновой пластинкой в нагрудный карман, поспешить к телефону.

В гостиной он быстро вынул из сумки последнее, что в ней было, – расчётно-аналитическое устройство с внутренней памятью и подсоединённый к устройству телефонный аппарат. Выдернув из розетки шнур квартирного телефона, прислушиваясь к трезвону параллельного в спальне, он вставил в розетку вилку своего аппарата. На глаз проверил правильность соединений и снял трубку.

– Да, – сказал он, наблюдая за преобразованием своей спектрограммы в спектрограмму голоса с грузинским акцентом, которая отправлялась по линии связи.

– Босс. Сработала сигнализация. Вы долго не отвечали… – выказал обеспокоенность молодой дежурный. – В чём дело?

– Всё в порядке. Я был в душе, – холодно ответил Вадим.

Ему показалось, такой ответ не удовлетворил звонящего, на другом конце провода будто ждали ещё чего-то, вероятно, пароль, которого он не знал. Другой дежурный, но уже с кавказским выговором повторил почти тот же вопрос, интонацией подчёркивая вежливость в своей настойчивости.

– Что случилось?

– Я сказал. Всё в порядке, – жёстче ответил Вадим и положил трубку на свой аппарат, выдернул и его провод с вилкой из розетки.

Он надеялся, хотя бы смутил звонивших, помешал им принимать немедленные решения.

В помещении с пультом контроля сигнализации и экранами наблюдения действительно смутились. Русоволосый парень, который сидел во вращающемся кресле за управляющим компьютером, набрал команду сравнения голоса из базы данных с голосом по телефону, и вновь совпадение оказалось почти на уровне девяноста восьми процентов. Стоящий рядом чеченец глянул на стену с двенадцатью тёмными, отключёнными телеэкранами. В верхнем ряду под третьим справа тревожно мигал красный глазок.

– Почему он не назвал код? – тихо произнёс чеченец. Он и не надеялся получить ответ, открыл дверь, за которой слышались диковатые крики и шум, и направился к этим крикам и шуму.

Он прошёл в комнату средних размеров, в душном полумраке которой под действием наркотиков бесновались и люди, и тени. По телевизору на угловой тумбе без звука отплясывали негры, а напротив телевизора по столу в бешеном ритме стучал ладонями обнажённый по пояс кавказец. Десяток его приятелей стояли кругом, шумно хлопали в ладони и гортанными криками самозабвенно подбадривали двоих танцующих в круге. На диване лежала толстая блондинка, обнажённая и растрёпанная, по пояс накрытая платьем. Она с наркотическим равнодушием смотрела на это действо и в очередной раз затянулась дымом из кальяна.

Чеченец постоял у дверного проёма. Ему не давал покоя красный, мигающий глазок под экраном в помещении с пультом контроля, и он решился, вернулся обратно. Включил телеэкран, и по нему побежали полосы, которые сменило устойчивое изображение внутренней части лоджии.

– Узнает, голову оторвёт, – прекратив компьютерную игру, не то возразил, не то поддержал его русоволосый.

На лоджии, казалось, не было ничего необычного. Нажатая пальцем чеченца кнопка на панели управления слабо пискнула, и это изображение по очереди вытеснили другие – прихожей, затем спальни. После осмотра спальни, в которой царило безмятежное спокойствие, русоволосый пожалел о соучастии в нарушении строгих правил…

– Стой! – невольно воскликнул он, когда вновь появилось изображение лоджии, но снимаемое камерой с иной точки, и среди лазерных лучей он заметил бледно светящийся изгиб световолокна.

Чеченец и сам застыл, однако уставился в видимое сбоку изображения окно. За окном, за шторой, у стола с горящей настольной лампой виднелась спина мужчины в одежде, в какой проникают в чужое жилище. Чеченец уже уверенно подключил камеру в гостиной, и стало отчётливо различимым лицо мужчины. Это был не хозяин квартиры. Незнакомец отложил папку с бумагами, из ящика стола достал другую.

Не прошло и пяти минут, как две тёмно-серые «вольво» сорвались со стоянки пристройки к административному зданию, где находился пульт контроля сигнализации в квартирах самых доверенных людей Нау Грина, и вылетели на погружённую в ночную дрёму улицу.

Не зная, что за ним ведётся наблюдение, Вадим не торопился. Отложил и вторую папку, чтобы наконец-то приступить к осмотру странного чёрного кейса, оставленного на столе, чтобы с ним что-то делать. Внезапная догадка подтолкнула его нащупать, вынуть из нагрудного кармана золотую цепочку с платиновой пластинкой, осмотреть её и сунуть в щель замка кейса. В замке зажглись три зелёные точки, и без щелчков запоров крышка поддалась лёгкому нажатию. Он поднял её и распахнул кейс. Сверху лежал тщательно сложенный чёрный комбинезон из неизвестного ему материала, на ощупь тонкого и очень плотного; под ним были необычные конусовидные очки, а рядом короткое «ружьё» и пояс с толстыми патронами, каких ему встречать не доводилось. Он осторожно взял в руки, осмотрел «ружьё», – оно оказалось необъяснимо лёгким, – примерил к затвору патрон. Патрон с голубоватой полупрозрачной пулей будто сам проскользнул в ствол, и вынуть его не удавалось. Резкий требовательный звонок над входной дверью заставил Вадима быстро сложить всё на место, закрыть кейс, защёлкнуть на запястье левой руки свисающий с ручки кейса платиновый браслет. Прежде чем исчезнуть из гостиной в лоджии, он на мгновение задержался у телевизора, чтобы прибавить громкость, и нечаянно задел сенсорный переключатель каналов.

Вместо скучной аналитической передачи в гостиной вмиг загремела гневная и страстная проповедь седовласого старца.

– … Приближается конец света! Дьявол-искуситель возвратится на Землю, чтобы сгубить род христианский!

Худенькая светленькая девушка-ведущая обратилась к старцу:

– Но есть ли надежда на Спасение?

– Дьявол могуч, хитёр и коварен. У него много слуг среди людей. Но я верую!!!

При последнем возгласе старца хор мальчиков чистыми голосами затянул песню без слов – песню свету и добру.

Под эту песню входная дверь поддалась тем, кто её вскрывали запасным электронным ключом, раскрылась, и в очень большую прихожую ввалились трое кавказцев с повадками террористов. Чеченец включил свет. Из дыры в развороченной дверце ванной комнаты свисала голова и рука хозяина квартиры; а над его лысиной приподнялась головка змеи, и змея издала злобный шип. С выхваченными пистолетами, прикрывая один другого, они крысами устремились обыскивать помещение за помещением. Чеченец первым делом обыскал гостиную, с неё шагнул в лоджию. Световод уже был сорван, лазерные лучи вновь образовали непреодолимую «решётку», а внизу послышался шум веток сосны, затем зацепившийся за них при спуске на микролифте мужчина спрыгнул на землю. Чеченец перегнулся за ограждение, головой и грудью пересёл лучи, и тут же сработала звуковая и световая сигнализация: под нарастающее завывание под потолком лоджии замигал свет, красный, тревожный. Но увидел чеченец только подрагивающую вдоль стены верёвку.

Вадим тем временем обегал дом, чтобы не быть замеченным из стоящих у подъездов «вольво». За домом он перебежками достиг соседнего высотного строения, где его дожидалась серая «лада», и нырнул на заднее сидение. Игорь тихо завёл двигатель, с наименьшим шумом покатил объездной дорогой вокруг длинного сквера. Однако ему наперерез выехали «вольво», за ней вторая. Надавив педаль газа до упора, Игорь с напряжённым лицом круто повернул руль вправо, и машину затрясло на ухабинах сквера, через который она понеслась напрямую к ближайшей дороге. Они мчались с предельной скоростью, поворачивали то на одну, то на другую улицу, пытались оторваться тёмными и мрачными переулками, но погоня цепко следовала за ними. Не удалось затеряться и на шоссе среди редких машин.

– Повесили маяк, – наконец пришёл к заключению Вадим.

На мирный исход больше рассчитывать не приходилось. Вадим снова воспользовался платиновой пластинкой на цепочке, открыл и распахнул прихваченный чёрный кейс. Патрон так и остался в «ружье», и он разобрался с затвором, передёрнул его, после чего на кожухе загорелся непонятный золотистый знак. Ему неожиданно отчётливо вспомнились развороченная огненным вихрем коляска Евгения и собственное лицо в дробящемся над раковиной зеркале.

– Кажется, я видел, на что оно способно, – хмуро объяснил он товарищу, который с немым вопросом глянул в зеркальце над лобовым стеклом на его возню с непонятным предметом.

Игорь на скорости неожиданно круто развернулся к просёлочной дороге, лихо помчался вглубь лесопарка. Но вскоре дорога капризно вильнула и упёрлась в стальные ворота в сплошном железобетонном заборе, конца которому не виделось ни справа, ни слева. Отчаянно выруливая из этого тупика, Игорь выискивал какую-нибудь просеку, но его ослепил яркий свет фар, которые приближались за деревьями. Оба «вольво» остановились метрах в тридцати, полностью перекрыли обратный выезд, словно загнали свои жертвы в западню, из которой им было не уйти.

Из машин преследователей неспешно, сплёвывая, как уверенные в себе охотники, вылезли четверо в одинаковых плащах. У одного в руках угадывался автомат, другие были с пистолетами. Вадим распахнул дверцу раньше, чем они изготовились стрелять. Ствол «ружья» надёжно упёрся в раму окна, и с нажатием на курок сначала вспыхнул лазерный луч прицела. В конусовидных очках луч представлялся Вадиму яркой натянутой нитью, а видимость вокруг стала такой, как если бы ночь была ясной, полнолунной. Он нажал на курок сильнее, и из ствола вырвался огненный шар. Этот шар пролетел, словно нанизанный на луч, и шквалом взрывного огня обе «вольво» на конце луча приподняло, в них ворвалось бушующее пламя, и вместе с собственными взрывами бензобаков их опрокинуло, швырнуло прочь с середины дороги.

Вадима буквально втолкнуло внутрь ринувшейся вперёд «лады». С жутко дёргающейся щекой Игорь с неистовым ускорением направил её в бурю огня и дыма, беспорядочной стрельбы, протаранил края остовов недавно совершенно новых «вольво»… И это происходило так медленно, тянулось так долго, что хотелось воскликнуть:

– О господи! Да когда же всё закончится!

3 ВРАЖДЕБНОЕ ЛОГОВО

Те же горы, и горы, и горы. Но в бинокль Кавказский хребет представился иным, не таким замкнутым, отчуждённым от человека, каким казался на обычный взгляд, – более понятным, более обжитым. Беззвучно плескалась вода внизу водопада. Парил невозмутимый орёл. Проскакал вспугнутый горный козёл. Но вот бинокль остановился на груде камней под скалой. Над каменным обвалом появились голова, плечи и, опираясь о камни, на них выбрался решительный сильный мужчина средних лет. Следом поднимались второй, третий его спутники. Наконец оказалось, что в горы взбирается отряд из семи человек. Их можно было принять за туристов, любителей очень сложных маршрутов. Однако настаивать на таком выводе было затруднительно, приходилось бы объяснить, почему у них за плечами небольшие рюкзаки, а одежда, пусть неброская и удобная, но вряд ли подходящая для холодных ночёвок в высокогорье. Замыкающий отряд, с угадываемым протезом ниже локтя левой руки, остановился, поправил на плечах ремни рюкзака, отчего-то посмотрел назад.

Нн. опустил бинокль и повернулся к майору внутренних войск. Тот ожидал его распоряжений.

– Спишем угон на боевиков-террористов, – негромко сказал Нн., не предполагая возражений.

Майор не возражал, и они направились к вертолёту, – его винты уже раскручивались, шумно ускоряли и ускоряли вращение. Едва Нн., а следом майор поднялись в его стальное нутро, вертолёт оторвался от естественной высокогорной площадки, взлетел и завис над нею. Под ним на площадке остались стоять два боевых вертолёта с реактивными установками, – по четыре на каждой машине. Людей не было видно, и, как бы убедившись, что забрал всех пилотов, отлетающий вертолёт свалился в расщелину, выровнялся и полетел прочь, всё время укрываясь между горами.

Игорь, который шёл впереди отряда из семи бывших афганцев, приостановился, прислушался. Характерное вертолётное тарахтение удалялось и затихало. Майка и рубашка под свободной курткой были неприятно мокрыми от пота, – солнце проходило зенит, и вокруг стало довольно тепло даже для лёгкого одеяния. Он встряхнул, поправил рюкзак и сделал следующий шаг.

Одно из самых высокогорных на всём хребте, большое вытянутое озеро заполнялось ледниковой водой, безвкусной и совершенно прозрачной. Глубина озера круто нарастала на всех участках замкнутой береговой полосы. Но ясными солнечными днями вычурный рельеф каменного дна просматривался так отчётливо, что видевшие его в такие дни не могли избавиться от сомнений в правильности цифр, какими она оценивалась. Впрочем, видели озеро немногие, и мало кто им вообще интересовался из-за труднодоступности и удалённости от дорог, селений, пастбищ, охотничьих троп. И никто не беспокоил обитателей гондолы серебристого сигаровидного дирижабля, который застыл над срединной, самой глубокой частью озера.

Серебристые тросы, как якорные канаты, надёжно закреплённые в каменном дне, удерживали дирижабль в неподвижном состоянии, и удержали бы на одном месте даже при сильных порывах ветра. Подобное закрепление в высокогорных условиях требовало значительных средств и усилий, и само по себе давали понять, что дирижабль встал здесь надолго, а отсутствие суеты, упорядоченность поведения обитателей гондолы указывали на то, что в таком положении он находится давно.

В этот день ветра не было, и от большой гондолы спустили трап, нижняя ступень которого почти касалась водной глади. От участка берега, невидимого за обрывистым горным склоном, показались и помчались к ней два больших катера, по пути вынужденные огибать торчащую из воды скалу. Приближаясь к дирижаблю, катера гасили скорость, заворачивали и вскоре медленно подплыли под гондолу, зацепились за низ трапа. В каждом катере скучились по пять мужчин средних лет, одетых и внешне похожих на агрессивных гангстеров. И из каждого катера на трап ступали только по одному из них, по главарю с самыми резко выраженными мужественными лицами.

В своей одежде главари признавали два цвета: чёрными были их туфли и галстуки, в чёрную и белую полоску – костюмы, и белыми носки и рубашки. Оба поднялись внутрь гондолы, прошли зеленоватым проходом с боковыми раздвижными дверями в носовую часть, в просторную гостиную. Это была гостиная иного мира, с иным видением цветов, красок, вся в зелёных и золотых тонах. Светофильтры на трёх больших панорамных окнах пропускали лишь золотисто-зелёный свет, и окна обрамлялись шторами из зелёного бархата. Пять кресел, обтянутых зелёной замшей стояли полукругом на ковре с зелёными и золотыми нечеловеческими рисунками. Под потолком горели светильники, от излучения которых одежда вошедших изменилась в расцветке: белые носки и рубашки, полосы костюмов стали золотистыми, а чёрное преобразилось в тёмно-зелёное. От всей обстановки гостиной лица вошедших начали словно оттаивать, смягчаться. Оба сбрасывали маски, расслабленными гибкими походками направились к двум свободным креслам. Их приветствовали гибко возлежащие в уже занятых креслах такие же главари крупных преступных сообществ. В одинаковой одежде все пятеро были похожи один на другого, но не похожестью близких родственников, а чем-то неуловимым, не определяемым словом, более глубоким, чем родственность.

Едва прибывшие последними опустились в свои кресла, взяли со столика свои высокие стаканы с зеленоватой жидкостью, пол дрогнул. В окна было видно, как поверхность озера с медленным подъёмом дирижабля стала постепенно уходить вниз.

Замыкающий отряда бывших десантников «афганцев» Паша, из-за протеза на левой руке отстал на сложном участке склона, последнем взобрался на высокогорную площадку. Его товарищи уже подходили к двум тяжёлым боевым вертолётам, в которых и вокруг которых не было ни души. В пределах видимости отсутствовали и какие-нибудь следы жизнедеятельности человека, и вертолёты на этой естественной площадке, в окружении безлюдных гор мистически одушевлялись, словно по своей воле пролетали мимо и опустились на короткий отдых. Невозмутимые, они, казалось, не обращали внимания на появление рядом взмокших и разгорячённых подъёмом мужчин.

– Лошадки! – обрадовался коренастый крепыш и первым подошёл к ближнему вертолёту. Он похлопал по носовую части и пообещал: – Сейчас погуляем.

Тем временем в гондоле дирижабля, который был поднят на выпростанных тросах и застыл над своим озёрным отражением, пятеро главарей крупных преступных организаций полностью расслабились, развалились в креслах и с наслаждением потягивали из высоких стаканов зелёную жидкость. Они издавали странное утробное ворчание полного умиротворения. При появлении в гостиной помощницы Нау Грина Тамары, подтянутой, в облегающем тело золотисто-зелёном комбинезоне они лениво и плавно помахали руками. Но вошедший следом деятельный мужчина неопределённого возраста, в том числе из-за слишком правильных черт лица и живых зелёных глаз вынудил их встать с кресел, так выразить признание его более высокого, руководящего положения. Ему, кандидату в президенты России, Грину очень шли салатная рубашка и тёмно-зелёный костюм с такого цвета галстуком, украшенным золотистыми крапинками.

– Прекрасный вид, – одобрительно заметил один из преступных главарей, отводя руку со стаканом в сторону лобового окна, словно он был новичком и впервые посещал данное место.

– И этот разряжённый воздух… – со странной улыбкой посмотрела в то же окно Тамара. – Так восстанавливает силы.

Почти наша планета, – сухо вернул всех к текущим делам Грин. – Но пока лишь почти.

Поднятая дирижаблем гондола зависала в десятке метров над двумя катерами с заглушёнными и сидящими в них молчаливыми телохранителями. С востока подул порыв ветерка, однако только один из телохранителей словно расслышал донесённое порывом слабое жужжание, похожее на звук летящего вертолёта.

А издающие этот звук оба тяжёлых вертолёта взмыли над горной площадкой и сорвались в протяжённое ущелье.

В кабине ведущего вертолёта, на разложенной на коленях карте Паша тщательно провёл среди горных извилин линию маршрута, закончил её точкой на подходе к высокогорному озеру. Игорь глянул на карту, сопоставил топографию с тем, куда вёл вертолёт и остался доволен собой. Радиоаппаратура на обеих машинах была снята, и приходилось рассчитывать только на свой прежний опыт, а этот опыт как будто не подводил. Паша устроил на плече видеокамеру, начал снимать на память острые выступы облетаемой горы. Ему понравилось, как он ловко справлялся с операторской работой одной лишь правой рукой, и у него сам собой вырвался пронзительный свист неподдельного восторга.

– … Кого-то тронуло их простодушие, – жёстко выговаривал Грин. – Это привело к потере бдительности. У нас похищены тайные планы насчёт землян, что ставит под удар всю проделанную работу. Могут оказаться выброшенными на ветер огромные затраченные средства. – Он стоял в центре гостиной, и двое главарей в креслах напротив старались избегать встречаться глазами с его взором. – Если не мы осуществим колонизацию, её совершат наши враги. И тогда в этом секторе галактики возникнет их форпост. Я такого не допущу, чего бы это ни стоило…

Он смолк, так как на плечо ему легла ладонь Тамары. Она стояла позади и заговорила мягче, убедительнее.

– Вы должны помнить, какую Депрессию пережили Торговля и Производства в нашей части Галактики. Голод, хаос уничтожили наши колонии на десятках планет. Даже планеты нашей цивилизации потеряли значительную долю стратегических резервов. Без новых колоний на стратегических направлениях торговой Экспансии мы не сможем восстановить производственную и военную мощь империи. Безработица и нищета разрушат мораль многих наших сородичей, будут толкать их к разрушительным и гибельным смутам… А эта планета позволит обезопасить империю от таких потрясений. Туземцы созрели, чтобы принять наши ценности, наши интересы. Лучших мы генетически преобразуем, сделаем подобными нам. А худших ждёт естественный отбор.

– Мы не делаем им зла, – подхватил её мысль Грин. – Они станут частью нашей системы Производства и Торговли. Нам нужно их сырьё, их руки. Нам не нужно их отсталое производство и туземное мировосприятие. Мы научим самых способных обслуживать наше производство, научим добывать сырьё на десятках соседних планет. Это особая миссия, и она требует предельной ответственности. – Он видел, что сказанного достаточно, и перешёл к делу. – Что мы имеем на данный час?

Он смотрел на сидящих, но вопрос был обращён к Тамаре. Она ответила с отсутствием и тени сомнений:

– Опросы показывают. Ты надёжно впереди соперника, этого землянина.

– И всё ж нельзя забывать о случайности. А нам необходимо исключить любую случайность, – холодно возразил Грин. – Нужна Сила. Только у Силы нет ни Иллюзий, ни Ошибок, ни Случайностей.

– Мы добились заметного успеха, – доложил старший из главарей. – Скоро подчиним все преступные сообщества и связанную с ними бюрократию.

Другие четверо согласно заурчали. Именно это от них Грин и ждал услышать. И вдруг обернулся к Тамаре.

– Где тот частный сыщик? – спросил он помощницу.

Тамара быстро выказала понимание причины вопроса.

– Он не сумеет доказать, что ты связан с преступными и террористическими организациями.

Она выразительно окинула взором присутствующих.

– Я уже сказал о случайности… Нельзя допустить, чтобы это стали обсуждать… в ещё не подконтрольных нам средствах информации.

– Не допустим, – холодно уверила Тамара.

Летящие вертолёты поворачивали за выступ горы, и перед ними предстал озёрный залив. Само озеро скрывала высокая скала, а на ровном берегу залива возвращения главарей крупных преступных организаций дожидались вертолёты бизнес-класса, яркие и изящные. Их было пять, и из них, словно посыпались, выпрыгивали головорезы-телохранители. Выстрелов оттуда Игорь не услышал из-за шума внутри кабины, но по корпусу стукнула первая пуля, за ней другая. Пули его не беспокоили, а вот то, что один из них вытащил из дальнего вертолёта наплечную реактивную установку с ракетой самонаведения, заставило Игоря бросить вертолёт круто вниз и очередью из крупнокалиберного пулемёта разогнать стреляющих по укрытиям или уложить за камни. Паша повеселел и охотно сбросил вниз дымовую шашку, за нею две гранаты со слезоточивым газом. Он высунул голову наружу, оглянулся. Ведущий вертолёт снова набирал высоту, а ведомый отстал, спустился, из него спрыгнули трое его товарищей. Они плавно опустились на рулетках, на земле надели каски с респираторами и принялись дубинками, руками и ногами выводить из строя головорезов: возникающих из дыма, бродящих в дыму, мучимых кашлем, ослеплённых слезами, болью в глазах, не способных к серьезному сопротивлению. Два вертолёта бизнес-класса затарахтели, попытались подняться, но в дыму столкнулись, зацепились за третий и обрушились на него с грохотом, треском, подминая всё, что оказалось рядом.

Паша большим пальцем правой руки показал Игорю, мол, всё идёт замечательно, и тот направил бронированную машину от берега к водной глади. Её сопровождала собственная винтокрылая тень, а второй боевой вертолёт остался кружить над берегом, прикрывая работу на земле троих товарищей «афганцев».

– Весёлая прогулка! – беззаботно прокричал Паша. – А ты обещал крутую драчку.

И он опять приладил на плече видеокамеру, стал снимать берег залива, делал это, пока позволяла скала, которую они облетали. За скалой взорам открылось само большое и протяжённое озеро, и Паша направил объектив камеры на зависший над серединой дирижабль. От серебристого дирижабля трудно было оторвать взгляд, настолько он оказался пропорционален и хорош. А на воде под его гондолой, вроде чаек, плавали два катера перевозчика, которые при виде боевого вертолёта будто заволновались, завелись и стали выплывать навстречу из-под сигаровидной тени.

На тех катерах по переговорникам получили приказ, и сидящие в них личные охранники Нау Грина быстро занялись каждый своими обязанностями. Вода за катерами забурлила, и катера решительно и воинственно устремились навстречу приближающемуся вертолёту. От быстро нарастающей скорости их носовые части задрались, створки люков в носовых частях раздвинулись, из полостей поднялись тяжёлые пулемёты. Первые очереди трассирующих пуль веером рассекли воздух под вертолётом, но Паша сосредоточился на работе с видеокамерой и словно не замечал их. Игорь слегка наклонил вертолёт, чтобы товарищ при съёмке не вывалился, и выпустил первую ракету. Она выпрыгнула под веер следующей очереди тяжёлых пуль, и тут же одна из пуль злобно рванула бронированное вертолётное брюхо. Ей первой и последней удалось продырявить летящую машину. Ракета взорвалась под водой на пути катеров, те наскочили на поднимаемый взрывом тяжёлый водный гриб, промчались к его верхушке и, как с трамплина сорвались оттуда в свободный полёт, неуклюже пролетели и столкнулись при приводнении.

Все в гостиной гондолы дирижабля застыли у лобового окна, безмолвно наблюдали, как несколько взрывов кряду превратили столкнувшиеся катера в огромный шар огня и чёрного дыма, и шар расшвыривает по сторонам людей, рваные обломки, по которым невозможно понять, чем они были всего несколько мгновений назад.

– Если они догадались снимать такое для телевидения, – прервала тягостное молчание Тамара, – тебе придётся объясняться… А вдруг они засняли тех, на берегу? И их, – она кивнула на выступающих главарями сородичей, – как главари преступного мира поднимаются сюда, встретиться с тобой? – Она стала непривычно обеспокоенной, повернулась к Нау Грину и вспомнила последний разговор с казначеем другого Кандидата. – Это… это может оказаться причиной поражения…

– Поражения не будет, – бесцветным голосом произнёс Нау Грин. Он направился к выходу, но на пороге гостиной приостановился. – Ты права. Надо уничтожить все намёки на мои связи с преступным миром. Выждать и выяснить, кто стоит за такими действиями. И нанести ответный удар. Я ещё нигде не проигрывал, – преисполненный надменной гордости он вышел из гостиной.

Следом за ним быстро вышла Тамара.

Остальные остались стоять у окна. Со стаканами в руках они расслабленно смотрели, что последует дальше. Казалось, они одурманены своим напитком, так мало их волновало приближение боевого вертолёта, – а ведь летящие в нём ясно показали, как намерены удовлетворять любопытство и вести дела.

В чёрном комбинезоне, под чёрным парапланом, с тихо урчащим за спиной пропеллером он наконец-то приближался к цели. Влетел в тень горы, пролетел вдоль её высокой отвесной стены. Завершив пролёт в одну сторону, он развернулся, заставил параплан подняться на полтора десятка метров и полетел вдоль той же стены обратно. И только когда он летел вдоль неё третий раз, ещё выше, чем во второй, стрелка компаса необъяснимо отклонилась от направления с юга на север и уставилась остриём прямо в стену. И он увидел, что искал.

Площадка, не больше той, что нужна для стоянки грузовика, не могла иметь естественное происхождение. Она была ровной и полукруглой. Однако её обнаружение восторга у него не вызвало. Не настолько он был опытным парапланеристом, чтобы отважиться приблизиться к ней, не говоря уже о приземлении. Но он отключил пропеллер и, замедляя, как удавалось, перемещение параплана, стал расчётливо сближаться с этой площадкой, один за другим отстёгивать ремни сбруи. Он выскользнул из сбруи над её краем и опрокинулся к стене, подальше от обрыва. В лежачем положении со щемящим от подавляемого страха сердцем пронаблюдал, как параплан метнулся вбок, натолкнулся на скалистый откос, скомкался, потерял форму. И начал затяжное, долгое падение к мрачному подножию.

К счастью, площадка действительно оказалась той самой. При тщательном обследовании полукруглой стены он обнаружил квадратную выемку, а внутри неё, сбоку нащупал странную прорезь. На удачу снял с шеи золотую цепочку с платиновой пластинкой, сунул пластинку в прорезь, и не удивился, как легко она углубилась до звеньев цепочки. Послышался слабый треск, щелчок, и сверху из стены в выемку опустился небольшой экран. На нём возникло изображение пластинки, она просвечивалась золотистыми лучами, и внутри неё золотой волосок сменил форму с круга на квадрат. Участок стены слева дрогнул, сдвинулся вглубь и поднялся вверх, открывая узкий проход внутрь горы. Над проходом загорелся бледный жёлтый свет. Вадим выдернул пластинку, слегка озадаченный вопросом, как же платина становилась прозрачной. Но ломать голову над ответом, не было времени. Главное, это оказался пропуск, позволяющий вздохнуть свободней и покинуть площадку. И он опять повесил золотую цепочку на шею, шагнул в проход.

Свет бежал перед ним, как проводник. И когда остановился в тупике, он подошёл к торцу тупика вплотную, ожидая чего-то подобного тому, что произошло. Сбоку загорелся экран, а синий глазок указал, где находится прорезь. Сунутая в прорезь платиновая пластинка опять просветилась золотистыми лучами, стала прозрачной, и форма замкнутого золотого волоска в ней из квадратной превратилась в треугольную. Торцевая стенка бесшумно ушла вверх, и он вернул пластинку, уверенно ступил в зелёный полумрак кабины. Кабинка сразу устремилась вверх. Надо было приготовиться к любым неожиданностям, – он достал из заплечного чехла «ружьё», вставил в него вынутый из поясной сумки толстый патрон. Действовал спокойно, тщательно, – теперь появилась определённость: он приближается к цели задания, которое себе поставил.

Игорь низко, по кругу пролетел над разбросанными на воде остатками катеров, и поверхность под вертолётом покрылась рябью. Паша медлил, поправлял наплечную камеру, потом всё же раздавил пяткой ботинка капсулу патрона со сжатым воздухом, носком грубо выпихнул вон из кабины начинающий расправляться свёрток из оранжевой прорезиненной ткани. Свёрток на лету раздулся, и на воду упал спасательным плотом. Особых приглашений не потребовалось, вскоре те из головорезов, кто забрались на плот первыми, помогали вылезать из ледяной воды другим. Паша с удовлетворением записывал происходящее на видеомагнитофон, словно воспользовался приманкой для ловли хищников.

– Там уголовная рать Грина, – громко предупредил Игорь. – Приготовься. Теперь возьмёмся за ближайшее окружение.

Он круто задрал нос винтокрылой машины и направил её к сверкающему дирижаблю. Его внимание привлёк странный крошечный предмет. Предмет отделился от гондолы и необъяснимым образом плавно полетел им навстречу. При сближении он стал похожим на блюдце размером с голубя, – скользил в воздухе вблизи водной глади и пронесся под вертолётом. Игорь развернул машину, погнался следом, давая Паше возможность заснять это летающее блюдце, и вдруг рядом с плотом оно вспыхнуло ярким огненным шаром и взорвалось. На десятки метров вокруг водная поверхность превратилась в пламя, жадно пожирающее всё живое и неживое. Язык пламени лизнул вертолёт, горячим воздушным потоком и паром подхватил его, и Игорю чудом удалось сохранить управляемость боевой машины, вырваться из этого преддверия преисподней. Его товарищ плевался, осторожно трогал опаленный подбородок, и в кабине витал запах его опаленных волос. Оба не оборачивались, не хотели думать, что творилось с плотом и головорезами, посмотрели на невыразимо красивый дирижабль, словно впервые его увидели. Теперь они приближались к нему с серьёзной настороженностью, в ожидании новых подвохов.

Они не знали, что на скрываемом скалой берегу залива такое же блюдце уничтожало свидетелей связей Нау Грина с преступными организациями, в том числе их товарищей. Пламя там поглощало, испепеляло и испаряло всё, даже металл, даже кости, даже дым дымовой шашки. Уцелел только второй боевой вертолёт. Он спустился, завис над камнями, из него спрыгнул «афганец» и, прикрывая лицо рукавом куртки, бросился к границе огня. Огонь корёжил, плавил, испарял вертолёты бизнес-класса, на которых прилетели инопланетные главари преступного мира, разъедал чьи-то кости, в нём ещё полз объятый пламенем человек, возможно, его друг…

Высокий куполообразный зал был безжизненным, безмолвным, в нём отсутствовало какое-либо движение. Вадим невольно старался не производить шорохов при обходе настоящей летающей тарелки, большой и переливающейся золотистыми оттенками в слабом и бледном рассеянном освещении. Она занимала срединную часть зала. С «ружьём» наготове он обошёл её несколько раз, однако никаких признаков закрытого входа не обнаружил. Как и всё вокруг, она казалась внезапно покинутой.

Разумное, экономное, хотя и своеобразное освещение зала имело два исключения, которые бросались в глаза. В тупиках обоих коротких проходов в стене зелёный свет был довольно ярким, как будто приглашающим подойти и войти. В одном тупике застыла кабинка лифта, которая подняла Вадима в этом зал, и он осторожно направился к другому. Второй проход расширялся, и овальный тупик оказывался больше и свободнее первого. Справа на стене при приближении Вадима ожил серо-зелёный экран. Под экраном засветился голубой глазок с прорезью, и он в очередной раз воспользовался платиновой пластинкой. Просвеченная лучами пластинка опять высветилась на экране, а замкнутый золотой волосок свернулся в точку и пропал с экрана, вместо него возник зелёный лабиринт с золотой точкой у единственного входа. Возле глазка с прорезью открылось отверстие, из которого выскользнул световой карандаш, салатный, испускающий яркий луч из заострённого носика.

Точно такой же лабиринт был в памяти плоской компьютерной «шкатулки». Не снимая небольшой рюкзак, Вадим расстегнул липучки, достал из рюкзака шкатулку, мгновенно схватывающим клеем закрепил её раскрытой под настенным экраном. Экран шкатулки был в несколько раз меньше настенного, и он живо запустил напоминающий игру лабиринт, отличающийся от настенного лишь красной точкой у входа. Зубы его чуть сжались, лицо напряглось, так как лабиринт напоминал о Евгении, о том, что тот внедрил в шкатулку программу с правильным движением точки по запутанным полукружиям.

Вынутый из стены световой карандаш тут же вызвал мигание крошечного треугольника в центре настенного лабиринта. Мигание могло быть связано с поднимаемой где-то тревогой, и он на мгновение заколебался. Но взял себя в руки, отбросил лишние мысли, сосредоточился на том, что должен сделать, и лучом карандаша поймал золотую точку, запустил её в настенный лабиринт. Одновременно нажал клавишу ввода красной точки в лабиринт шкатулки, и в её углу начался обратный отсчёт с цифры 50. Красная точка быстро побежала по полукружиям, и он с напряжением чувств повторял её движения на настенном экране, запутанными путями вёл золотую точку к центру. Приходилось гнать от себя отголоски мыслей, что может сбиться, потеряется в лабиринте и тогда окажется обнаруженным, попадёт в ловушку или будет просто уничтожен каким-то защитным оружием. А если движется по лабиринту правильно, то продолжает быть беззащитным перед возможным приближением врагов со спины, со стороны зала.

Ничем не отличимое от предыдущего летающее блюдце отвалилось, отплыло по воздуху от гондолы, замерло на секунду, словно выискивало врага, и устремилось навстречу. Игорю удалось резко свалить вертолёт влево, и оно пронеслось мимо. Но разом остановилось, вновь бросилось на них, теперь уже сзади, где следить за ним было сложнее. Игорь смог опять уклониться от столкновения и подняться, приблизиться к гондоле. Те, кто управляли блюдцем, приостановили свой летающий снаряд, вероятно, не решались использовать так близко от дирижабля. Блюдце застыло в воздухе в терпеливом выжидании.

Из-за скалы показался второй боевой вертолёт. Он направлялся в их сторону, и Паша взбодрился, потянулся за видеокамерой. Кружа возле гондолы, Игорь помогал ему снимать панорамные окна гостиной, пятерых инопланетных главарей преступных сообществ за этими окнами, затем поднырнул под гондолу, едва не задевая её винтами, над водной поверхностью вылетел к другому борту, снова поднялся до уровня окон. Между тем что-то происходило. Вокруг дирижабля с гондолой засветилось зеленоватое сияние. Плотность сияния нарастала, – оно коконом окутывало и окутало дирижабль и гондолу, и Игорь чертыхнулся, поневоле отлетел в сторону, не желая зацепиться за непонятную защиту. То, что это была защита, он решил по спокойствию в поведении наблюдающих за вертолётом изнутри гостиной.

А там старших из главарей отступил, вернулся к своему креслу, расслабленно опустился и пригубил зеленоватый напиток.

– Грин уберёт всех свидетелей и выиграет время. После выборов разбираться будет поздно. Да мало кто посмеет, – в его голосе звучало полное одобрение подчинённым действий своего начальника.

Те, кто остались стоять у окна, не отвечали, следили за приближением второй винтокрылой машины. После пережитого на берегу залива, пилот атаковал с ходу, зло и неосмотрительно. Он с близкого расстояния сразу выпустил в дирижабль и гондолу все четыре ракеты. Стоящие в гостиной видели, что от боевой машины отделились эти ракеты, но продолжали проявлять невозмутимое спокойствие при их стремительном приближении. В нескольких метрах от них, на границе защитного сияния ракеты наткнулись на невидимую стену, и яростное пламя от четырёх одновременных взрывов расползлось по зелёному кокону. В гостиной только потемнело.

В эти мгновения Игорь поднял свою машину по другую сторону дирижабля. Уши у него и Паши заложило, барабанные перепонки заныли от грохота. А на их глазах второй боевой вертолёт, который очутился слишком близко от зелёного кокона, отражёнными от этого кокона пламенем и взрывными волнами оттолкнуло, закружило в огненном смерче. Он перевернулся, задел и, словно не умеющий плавать, обезумевший от ужаса ящер, отчаянно взбил винтом воду, затем плюхнулся, стал погружаться, оставлять после себя волнение и бульканье пузырей.

С тщетной надеждой увидеть живых или раненых товарищей, Игорь ринулся к этому месту и слишком поздно заметил блюдце, оно взмыло ввысь и сверху коршуном бросилось прямо на лобовое стекло. Солнце мешало следить за падением летающего снаряда пришельцев, но он увернулся и на этот раз. Оно пронеслось рядом, резко замерло у самой воды. Управляющий им мог позволить себе ошибаться, уверенный в конечном торжестве. Казалось, собственных способов бороться с таким снарядом не осталось. Оставалось рассчитывать на вмешательство Бульдога. Хотя чем он им поможет?

Вадим взмок от напряжения. Однако с помощью компьютера шкатулки, следя за движением в ней красной точки, довёл золотую точку на настенном экране до треугольника в центре лабиринта. И уложился в те пятьдесят секунд, которые требовались для введения такого своеобразного кода. Световым карандашом он посадил точку в треугольник. Настенный экран погас, а в стене стали проступать контуры входа и запирающего вход массивного щита. Живо опустив со лба на глаза конусовидные очки, Вадим схватился за «ружьё». Щит тяжело отошёл внутрь и сдвинулся в сторону, позволяя ему пройти к яркому искусственному излучению. Понадобились несколько секунд, чтобы глаза привыкли, различили просторное помещение с высоким потолком и обзорный экран, который занимал всю противоположную стенку и был основным источником светового излучения. Слева и справа перемигивались множество огоньков«мозга» этой базы, собирающего сведения, перерабатывающего данные. Вадим сразу понял, что происходило на экране: окутанный зелёным коконом свечения дирижабль, готовящееся к последнему нападению летающее блюдце, – и вмиг оценил отчаянное положение Игоря. В углу панорамного экрана был квадрат с увеличенным изображением блюдца, а за пультом под ним, в высоком кресле сидел некто невидимый, управлял блюдцем. Вдруг он поднялся с кресла, и свет экрана отбросил на пол его жуткую тень.

Вадим успел выстрелить первым. Он стрелял и в противника и в пульт управления базы, чтобы задеть её «мозг». Прежде чем огненный шар сжатой энергии разорвался, превратил часть «мозга» в кучу расплавленного и оплавленного хлама, он метнулся обратно к входу.

Шум двигателя и вращения винтов заглушал внешние звуки, и внутри вертолёта то, что стало твориться наверху крутого склона приозёрной горы, выглядело беззвучным, необъяснимым и неожиданным явлением. Там внезапно образовалась дыра, а из неё мощной взрывной струёй воздуха выплюнуло множество всяческих обломков, камней и камешков. Они роем, по вытянутой дуге полетели книзу склона, беспорядочно падали на него, прыгали и катились к подножию; некоторые в падении достигали озера, взбивали и пенили его прибрежную поверхность. Это явление было как-то связано с дирижаблем и гондолой, – сияние защитного кокона стало бледнеть, словно рассасывалось атмосферой, а блюдце в стремительном, окончательном броске к винтокрылой машине потеряло устойчивость, в неохотно замедляющемся движении несколько раз неуклюже перевернулось и плюхнулось в воду близь края дирижабельной тени.

Объяснение могло быть только одним…

– А-а-а! – оживились, в голос заорали Игорь и Паша.

Игорь повернул вертолёт, прицелился и расчётливо выпустил все три ракеты, которые ещё остались.

Но не только в боевой машине поняли, – взрыв на базе внутри горы разрушил жизненно важные системы защиты дирижабля. Прежде, чем отделившиеся от вертолёта ракеты разворотили дирижабль и гондолу, превратили в разлетающиеся среди огня обломки, от средины гондолы успела отстрелиться лёгкая капсула с тёмно-зелёным полупрозрачным верхом. По бокам капсулы выдвинулись два крыла, и она пролетела над поверхностью озера и под взрывы позади себя нырнула, плавно и скоро поплыла в толщу прозрачной воды, будто хотела отлежаться, переждать в укрытиях каменистого дна.

Но опасаться ей было нечего, её никто не преследовал. Вертолёт пробивался сквозь всевозможные падающие обломки, – они стучали по корпусу, по лопастям винта, из-за них заклинило управление. И посерьёзневшего Игоря заботило только одно – как бы дотянуть на теряющей высоту и управление машине до ближайшего берега. Своё дело он сделал… как получилось…

Вадим стоял в темноте прохода и терпеливо ждал. Освещение слабело, полумрак сгущался, и очертания стен размывались, отчего зал с летающей тарелкой казался выше и шире, чем был на самом деле. Лишь под самой тарелкой слабый зелёный свет оставался ровным, питаемым от запасного источника, словно горел для привлечения насекомых. Он прислушался и замер.

Послышался тихий свист выпускаемого сжатого воздуха. Под этот свист часть пола сдвинулась, из зёва открытой шахты плавно и бесшумно поднялась платформа с неподвижной капсулой. Тёмный полупрозрачный верх капсулы откинулся, и из своего кресла живо встал Грин, протянул руку, помог сделать то же самое Тамаре. Грин казался нетерпеливым, как будто происшедшее не изменило планы, но поставило новые задачи, требующие сиюминутного действия.

– Во всём надо находить пользу. Теперь преступные организации не связать со мной. – Он неожиданно рассмеялся нечеловеческим смехом. – Ещё не всё потеряно. – Вышел из капсулы и оглядел зал. – Или произошла авария… Или, – он повернулся к Тамаре, сделал ей замечание. – Или ты недооценила этого Бульдога…

Грина прервало пятно лазерного прицела, которое вспыхнуло на его груди.

– Она недооценила, – громко сказал Вадим, выходя из темноты прохода, удерживая его под прицелом «ружья».

– Я исправлю ошибку! – за спиной Грина воскликнула Тамара.

Она с непостижимой быстротой схватила в капсуле такое же «ружьё», и Вадим едва успел отпрыгнуть от взрыва огненного шара. В прыжке его подхватила обжигающая волна и швырнула к стене и на стену.

«Чёрт! Это я недооценил её», – про себя чертыхнулся он, когда удалось подняться на колено, потрясти головой, отогнать подступающую тошноту и качание пола перед глазами. Он приподнял голову к непонятно откуда взявшейся полосе неземного света. Две жутковатые движущиеся тени отразились в полосе, и он увидел, что испускал её вход в летающую тарелку. Ещё на коленях вскинул «ружьё», задержал дыхание, чтобы прицелиться точно в узкий, быстро закрывающийся проём входа. Нажимая курок, понял: опоздал! – вся энергия огненного шара выплеснулась на размывающиеся контуры уже закрытого проёма, беспомощно расползлась по корпусу тарелки.

Огромные створки в стене справа от него начали раздвигаться в стороны, и между ними в зал ворвался пронизанный солнечным сиянием день, зеленоватый из-за конусовидных очков. Вадим сорвал очки, вынужденный только наблюдать, как туда, наружу, бесшумно и неторопливо выплыла летающая тарелка. Створки тут же стали сходиться, и сомкнулись прежде, чем он подбежал к единственному выходу из мышеловки, в которой очутился по собственной воле.

Разрушенная им база действительно стала ловушкой. Обнаруженные выходы и проходы оказались заблокированы, нигде не загорались экраны. Он вставлял в нащупываемые возле экранов прорези платиновую пластинку, но в ответ ничего не происходило. Всё было обесточено, мертво, обездвижено. Единственным, слабым источником света остался напольный светильник в том месте, где стояла летающая тарелка. В конце концов ничего не осталось, как попытаться воспользоваться капсулой или шахтой под ней. Но едва он подошёл к краю платформы, его охватило беспокойство из-за серного запаха и необъяснимого приглушённого ворчания. Вдруг платформа с капсулой дрогнула, за секунды раскалилась до белой красноты, расплавилась и её вместе с капсулой поглотила лава. Огненный поток лавы жадно полез из шахты, чтобы расползаться по полу во все стороны. Зал осветился красным, жарким и душным излучением, но никакого гула, сопровождающего естественные извержения, не было, и в голову закрадывалась мысль, что таким способом уничтожается сама база и он вместе с нею.

Вблизи лавы становилось трудно дышать, лицо покрывалось потом, и Вадим отступил как можно дальше, к створкам стены, за которыми скрылась летающая тарелка. Во вновь опущенных на глаза конусовидных очках он мог в подробностях рассматривать неотвратимое приближение страшной смерти. Почти неосознанно, ощупью вставил в «ружьё» толстый патрон. Повернулся к слабо различимому стыку створок и выстрелил. Не позволяя отчаянию помутить рассудок, он стрелял и стрелял пучками энергии в одно и то же место и, когда вынул из поясной сумки последний патрон, перед ним образовалось метровой толщины углубление, дымящее, неровное, с оплавленными, ещё красными выступами. Горячим потом на спине ощущалось близкое дыхание ползущей к нему лавы, но он не оглядывался. Подержал патрон в ладони, – свою последнюю надежду, – и решительно вставил в затвор. Он целился, как никогда, тщательно, выискивал самую отстранённую точку углубления. Пятки обдало жаром, – каблуки лизнул язык наступающей лавы, и он невольно ступил к стене, выпалил шаром энергии почти в упор, тут же отпрянул за угол углубления. Рукав чёрного комбинезона обдало выплеснутым обратно пламенем, но ткань выдержала, спасла от ожога.

Лава загнала его в раскалённое углубление, и он принялся долбить горячим стволом «ружья» единственную обнаруженную трещину. Она поддалась, и от удара, в который были вложены все силы, наружу вывалился камень. В отверстие размером с кулак в лицо полился дневной свет и освежающий воздух… А выбитый камень стукнул в падении по горной стене; стук разнёсся эхом и будто пробудил в Вадиме ярость надежды. После недолгой работы воздух и свет вливались через лаз, достаточный для попытки выбраться наружу. Бросив «ружьё», извиваясь вроде червя, с помощью рук он вылезал на почти отвесную скалу. Смотреть вниз было жутко, и он не смотрел, сосредоточился на поисках опоры. Хватаясь пальцами за подворачивающиеся выступы, выбрался всем телом и с дымящими подошвами повис на руках, в висячем положении осторожно, носками ботинок отыскал выступ для ног.

Следом из лаза выплеснула лава, ручейком побежала по скальной щели. Словно разочарованная, что отданному ей в жертву человеку удалось улизнуть, она быстро застыла, пробкой закупорила пробитую им дыру.

Паша лежал на каменистом берегу, бездумно, лениво наблюдал за прозрачным облаком. В ногах тихо шелестело присмиревшее озеро. И ему не хотелось думать о том, что стало с товарищами.

В десяти шагах правее касался брюхом водной глади, как раненный зверь, застыл вертолёт. В кресле пилота, расслабленный до состояния отрешённости развалился Игорь. Взор его блуждал по чистому горному озеру, не находил и следа недавних событий. Было это или не было? Он попытался удивиться, что не помнит, дёргало щёку тиком или нет. Левая рука по привычке дрогнула, чуть приподнялась, чтобы дотянуться до щеки, и опять безвольно опустилась к колену. Вяло шевеля губами, он кое-как произнёс:

– Чем мне ещё Бульдог нравится. С ним не заскучаешь. Надеюсь, он жив. Везунчик.

… Он не смеет догнать, но не отстаёт, следует за нею. И только отчётливые звуки их торопливых, спешащих шагов нарушают строгую тишину безлюдного, пустынного ночного города. Свет луны бледный, рассеянный в тумане, голубовато-зыбкий. Будто от этого колдовского света, всё в девушке, начиная от необычной стрижки, неузнаваемое, чужое. Его длинный тёмно-синий плащ широко распахнут, скользит над влажной, блестящей дорожкой, и он порывается окликнуть:

– Марина?!

Но лишь продолжает терзаться сомнением. Она в который раз внезапно останавливается, резко оборачивается, холодным и надменным лицом заставляет замереть на месте. Они стоят на расстоянии, и он не в силах отвести взора от серебристых застёжек её чёрного охотничьего костюма, хлыста в руках, от чёрных кожаных перчаток, – от них пропадают слова, а сердце обдаёт ледяным холодом.

Она ждёт. Затем вскидывает голову, с надменной усмешкой на одних губах отворачивается, куда-то спешит, – торопливо уходит. Он лишь смотрит на её удаляющуюся спину, и вновь мысль, что она сейчас свернёт, исчезнет, быть может, навсегда, пробуждает в его груди стон отчаяния. И он безумно бросается за нею…

Услышанный собственный стон заставил его открыть глаза. Опять перед лицом почти отвесная стена, от однообразия которой потерялось представление о времени. Он отклонил голову, чтобы убедиться: до её верхнего окончания остались метры. Но где взять силы на эти метры? Их больше нет даже на то, чтобы неподвижно не то висеть на руках, не то стоять на узком уступе. Он пошевелил немеющей ногой. Из-под ботинка сорвался камень, стуками внизу растревожил безмолвную тишину, на своём языке предлагая таким же простым способом очутиться у подножия, на позволяющем лежать склоне. Но он нащупал носком ботинка другую опору, с искажённым от напряжения лицом подтянулся на вялых и ноющих руках, немного уменьшил расстояние до верхнего окончания проклятой стены.

Он выберется, – с зубным скрежетом в который раз объявил он себе, и опять подтянулся.

Через полчаса он наконец-то заполз на горную вершину. С неимоверным усилием встал, выпрямился и в преддверии сумерек увидал относительно пологий склон. Невольным побуждением первым делом осмотрелся вокруг. И с облегчением не обнаружил ни одной летающей тарелки. После чего повалился на спину, чтобы отдохнуть перед спуском. Сбоку вставал месяц, и глаза невольно поймали светящуюся точку. Казалось, она удалялась… А вдруг нет?