Пристроить Коляна

Глава 6 Те же на манеже… и дядя Коля

В подъезде тихо.

Я прикидываю этаж, понимаю, что пятый. Лифта нет. Ну и отлично. Никто не сбежит, значит.

Правда, музыки не слышно, зато какое-то шушукание и шепотки, прекратившиеся, стоило мне зайти.

Я бы, может, и не услышал, но профдеформация во всей красе. Настолько уже нашарился по подъездам многоэтажек, что сразу различаю, если кто где-то там, на высоте, затаился. По дыханию сдерживаемому, но неловким маленьким движениям, перетаптыванию нервному. Ну, и еще, обычно, у моих клиентов вонь спиртовая присутствует. Ну а куда деваться. Девяносто процентов всех совершаемых преступлений в стране – именно бытовые и именно на почве алкогольной.

Официальная статистика, которая врет.

Не девяносто, а девяносто восемь процентов всего, что попадает в мои руки. Остальные два процента приходятся просто на природную дурость, которую алкоголем усугублять не требуется.

Какое там планирование преступлений, какая, нахер, Агата Кристи! Да даже парни из «Улиц разбитых фонарей» гораздо интересней жили. Хотя там приближено к реальности, конечно, процентов на пятьдесят. Ну, первые сезоны, само собой, а не дальнейшая херня.

Даже мы, в главном управлении, погрязли в бытовухе. А еще в отчетах.

А уж ребята на «земле», в отделениях, вообще не выползают из бумаг. Не знаю, когда умудряются на вызовы гонять.

Если б мне кто-то, пять лет назад зарядил про то, чем я буду заниматься на работе, мать ее, своей мечты… То я бы без разговоров зарядил ему за это в лоб. Потому как мечтатель я был.

Идеалист.

Ну ничего, пообтесался. Сначала на «земле», потом уже здесь, у полкана под боком. Он, конечно, орет постоянно, как припадочный, но дело свое знает. И меня, вроде, ценит.

Потому что, несмотря на то, что иногда включаю «тупого придурка», как любит выражаться Серега Боец, голова у меня все же варит. В отличие от многих. Ну что поделать? Статистика, мать ее, и здесь работает. И тоже в сторону уменьшения. В реальности все гораздо печальней.

За годы работы я научился слышать неслышимое и реагировать на жопную чуйку. Выручало, охереть как.

Один раз вообще от мужика увернулся, который за дверью, сука, стоял, с топориком для разделки мяса. Не почуял бы, затормозил, прилетело бы мне по башке.

Но увернулся.

А мужик, сука, по инерции с замаха пролетел вперед, упал с грохотом на пол завшивленной кухни. И уснул. Пьяный был настолько, что потом не мог вообще вспомнить произошедшее. А караулил меня тихо, падла. Как мышь.

Я после этого вдвойне осторожный стал. Как-то не захотелось на очередном вызове получить от пьяного дегенерата по голове и сдохнуть. А это дегенерат потом даже и мотивов своих не вспомнит. И как кончал тебя, тоже. Встряхнуло это меня нехило.

И вот теперь, зайдя в подъезд, я, не иначе, третьим ухом и жопной чуйкой слышу, что наверху, на том самом пятом, где по адресу живет Черный, мать его, Зверь, кто-то сидит. Затих, услышав, как дверь подъездная хлопнула.

Интересно.

И странно.

Хотя, малолетки, они такие. Отмороженные. Страшнее них – только алкаши под белкой. Потому что нет у молодняка стопоров никаких. Нет инстинкта самосохранения. Там, где взрослый мужик в сторону отойдет, пацан пятнадцатилетний кинется, оскалив зубы. И даже не подумает о последствиях. Возраст такой. Все остро, все больно. Все против тебя. Знаю это прекрасно. Сам таким был, помню еще кое-что.

А потому не тороплюсь. Если там, наверху, кто в засаде засел, то могут и ножом кинуть. Разгребай потом последствия.

Поудобнее перехватываю биту, достаю ключи и, нарочито громко топая и звеня, иду к двери на первом этаже. И какое-то время воспроизвожу шум открываемого замка.

А затем затихаю.

И жду.

Ждать я умею.

Через полминуты слышу опять шепотки, еле различимые, словно шум ветра.

Тихо поднимаюсь по ступенькам, по стенке, чтоб не видно было. И не слышно. Мои тимберленды умеют ходить бесшумно.

На четвертом останавливаюсь. Уже все слышно.

– Ну чего ты? Ну хватит… Опять, блин…

Шепот. Мальчишеский, тихий, но понятно, что парень. Голос ломается, иногда басовитые нотки проскальзывают. Утешает кого-то.

Этот кто-то хнычет. Тоже тихо-тихо. Попискивает, как мышка.

– Я все уже. Просто опять вспомнила… Она ведь даже не попрощалась толком, Веник, понимаешь? Даже не обняла…

О как!

А вот и пропажа моя!

Плачет.

А Веник – это, походу, как раз и есть тот самый Черный Зверь.

Страшное существо из вконтакта.

– Она, может, не хотела расстраивать…

– Ну конечно… К очередному своему поехала, как всегда, про меня забыв!

– Лен…

Возня, тихая, но вполне однозначная. Я продвигаюсь на пару ступенек вверх.

В душе прямо ураган. Облегчение, что все хорошо, и племяшка моя, живая и здоровая. И, надеюсь, целая, потому что утешитель ее сопливый явно не настолько крут, чтоб качественно утешить прямо в подъезде. Но ловок, гаденыш. Тенденция к росту имеется.

А еще, поверх явно ощущаемого облегчения, злость на сеструху-кукушку и жалость к Ленке. Похоже, нихрена мы про нее не знаем.

Милая тихоня, девочка-отличница… А там вон какая херня. Терпела, терпела, и, похоже, не вытерпела.

Наверно, то, что мать за это время не позвонила ни разу, стало последней каплей.

Да еще и я, мамонт толстокожий, не особо присматривался. О блинчиках намекал… Дебила кусок.

Тут бы поговорить с ней, обнять, утешить…

Но не ловок я в обнимашках маленьких девочек. Да и ляпнуть могу чего-нибудь.

Ошибка, короче, моя. Стратегическая.

Ну, ничего.

Сейчас начнем исправлять.

Главное, по Зверьку этому Черному вопрос прояснить качественно.

А то есть у меня ощущение, что следующий этап утешения не за горами.

Вон, как возятся активно.

И на селфи он, поганец мелкий, ее вполне однозначно за затылок держал. По-собственнически так.

Я знаю, о чем говорю.

Я в этом деле профи.

Так что я решаю больше не шухариться, пока дело у них там до петтинга не дошло, а то не дай Бог же… Руки вырву, и все остальное, чем успеет коснуться моей племяшки, тоже. И кто виноват будет?

Правильно, Колян опять.

Лучше не доводить.

Кашляю, громко топаю, появляюсь в зоне видимости парочки.

Эффектно стукаю битой о ступеньку.

– Добрый вечер, – проявляю вежливость, хотя внутри все кипит. Потому что сидит моя племяшка чуть ли не на коленях у малолетнего засранца. И обнимает его. И мордяшка ее, улитая горькими слезами, красная. И губки распухшие. То ли от разведенной влаги, то ли от…

Сука!

Ну рано ей еще!

Ей лет так в двадцать только можно будет!

И то с тщательно отобранным мной кандидатом! И никакой Черный Зверь у меня кастинг не пройдет!

Офигевая от своих собственническо-родительских, на редкость нелогичных и придурковатых мыслей, я улыбаюсь, выразительно смотрю на лапку Зверя на худеньком плечике моей племяшки.

Тот бледнеет и проявляет зачатки интеллекта. То есть, немного отсаживается и лапу убирает.

Похоже, личность моя ему знакома, потому что вопросов тупых не задает.

– Лена, что с телефоном?

– А что с ним?

О, моя тихоня сегодня продолжает удивлять, потому что шмыгает и смотрит с вызовом.

– Он отключен.

– Батарея села, наверно.

– Надо следить. Я волнуюсь.

– С чего это? – опять шмыгает, – всегда плевать было, а тут волнуешься!

– До этого за тобой мать следила, а теперь ты под моим контролем.

– Не нужен мне твой контроль! – фыркает она истерично, – и ее – не нужен! Ей на меня вообще плевать, ты-то чего приперся? Иди туда, откуда пришел! Я сегодня у Веника ночую!

Я молча перевожу взгляд на Веника, он отчетливо сглатывает и бледнеет. Но потом вскидывает подбородок и демонстративно придвигается к Ленке.

Правда, на этом геройство заканчивается, и руку на плечико Черный Зверь не возвращает. Молодец. Инстинкты работают.

– А родители Веника в курсе, м?

– Они на смене!

– Сомневаюсь. Иначе бы вы здесь не сидели.

Прохожу мимо них, к двери квартиры. Звоню.

За спиной – волны страха и гробовое молчание.

– Ну что, проводил уже?

Открывшая дверь женщина с приятным усталым лицом с недоумением смотрит на меня, так и не завершив фразу.

– Добрый день, – опять соблюдаю я вежливость, – вы – мама Вениамина? Татьяна?

Позади сопит удивленно Веник. Ну а что, парень, неужели ты думал, что я не узнаю, кто ты и что ты? Похоже, не все про меня тебе Ленка рассказала.

– Даааа… А что с Веней? Он опять? Опять?

По каким-то признакам она видит во мне полицейского и скорбно сжимает ладони у груди. Мне это сразу о многом говорит. Веня у нас – веселый парень, оказывается. И визиты полиции в этот дом уже были.

А племяшка-то у меня – молодец. Умеет в парнях разбираться. Вся в маму свою, похоже, пошла. Зачет.

– Не волнуйтесь, я – дядя Лены Митрошкиной, знаете ее?

– Да, конечно, одноклассница Вени, – тут она спохватывается, – проходите, пожалуйста! А что случилось? Венечка ее провожать домой пошел…

Я захожу в крохотную прихожую, оглядываюсь профессионально цепко. Чистенько, бедненько.

– Я просто хотел бы вас попросить… Лена немного переживает разлуку с мамой, волнуется. Я ее встретил, все хорошо, Вениамин сейчас придет домой. Вы, пожалуйста, если она опять к вам в гости придет, дайте мне знать сразу. И ваш номер можно?

Она кивает, обмениваемся телефонами.

– Но я не понимаю… Венечка – хороший мальчик, и они просто дружат…

Святая ты простота…

– И впредь, я бы не хотел видеть Вениамина рядом со своей племянницей. Она сейчас очень уязвима, переживает. А ей надо учиться. И время на это тратить. А не на посиделки с вашим сыном в подъезде.

Придаю голосу профессиональной жесткости, женщина суровеет, поджимает губы.

– Венечка – хороший мальчик, – кидается она на защиту сына, – и он никогда ничего…

– Ну да, – я припоминаю наглую лапку на плече племяшки, – не сомневаюсь. Но настаиваю. У него, кажется, сложности небольшие?

Полного досье на парня у меня нет, но это нетрудно же.

– Он просто… Ошибся! И мы с отцом, и классный руководитель…

– Вот, к классному руководителю я тоже зайду завтра. Познакомлюсь. Как ее зовут?

– Вера Валентиновна Синицина…

О, как…

Интересно все больше и больше…

Как это до меня сразу не дошло?

Конечно, если они одноклассники с Ленкой, то и класснуха у них одна. Злючка зеленоглазая.

Прикольно.

Толкаю речь, призванную напугать и построить.

– Я думаю, что сейчас, когда такая сложная ситуация и в школе, и возраст тоже непростой, мы с вами, как близкие люди, родители, должны выступить единым фронтом… Вашему сыну надо учиться, исправлять оценки, моей племяннице надо возвращаться к спокойной жизни и не отвлекаться на… Посторонние вещи. Так всем лучше будет. И Лене, и Вениамину, с его неприятностями с полицией.

Женщина еще больше бледнеет, кивает сурово.

Я испытываю маленький укол совести, что так беззастенчиво нашел больную мозоль и качественно на нее надавил. Будет Венику сегодня веселье дома.

Но совесть колет всего одну секунду.

Мне нужна нормальная адекватная племяшка, трабблов и так хватает в жизни. И наличие под боком стремного Веника плохо скажется на управляемости Ленки. А потому его надо с горизонта убрать.

И завтра я обязательно поговорю об этом с их маленькой, сладкой классной руководительницей.

Прекрасный повод.

Прекрасный.