– Ты как там, живая?
Я оглядываюсь назад, на племяшку, выражения лица которой, естественно, в шлеме не вижу.
Но, судя по тому, как маленькие пальчики не хотят разжиматься на моем животе, думаю, что она под впечатлением.
Раньше я ее на байке не катал, да и сейчас не стал бы. Малявка еще.
Но куда деваться?
Отправлять ее одну на такси, особенно, после истерики в подъезде, когда она ни в какую не желала покидать своего сопливого кавалера, а кавалер орал на меня матом до тех пор, пока его мать ремнем в квартиру не загнала… Ну, не вариант после такого на такси.
А оставлять своего элитного зверя в спальном районе – тоже так себе решение.
В итоге нацепил шлем, сразу приглушив звуки истерики, порадовался, что на уши перестало давить от ее крика, потом сел на байк, мотнул ей головой, указывая направление движения. Ленка постояла, подулась, а потом села, естественно.
Я и не сомневался. Все бабы одинаковые, что в тринадцать, что в пятьдесят. Любопытные, как кошки. И жадные до всего нового.
Уверен, будет потом одноклассницам о своих впечатлениях рассказывать. Еще и популярной девчонкой станет в классе.
И вот теперь, ссаживая ее с байка и снимая шлем, я готовился ко многому. Немалый процент в вероятностях занимало продолжение истерики.
Но племяшка удивляет.
Смотрит на меня глазищами своими. А они печальные-печальные. Как у котенка брошенного, бездомного.
И такая тоска меня берет! И опять злость на Вальку-дуру, и на себя самого, дебила толстокожего.
– Иди сюда, – вздыхаю, насильно утягиваю ее за плечики к себе.
Обнимаю.
Ленка тоскливо шморгает носом, и ощущается в моих руках ужасно маленькой. Я вспоминаю, как держал ее, еще мелкой засранкой, на коленях, позволяя играть пряжкой навороченного байкерского ремня и побрякушками на кожанке. И удивлялся: ну надо же! Маленькое что-то! Живое! Глазки смышленые, проказливые.
А потом она меня обдула, кажется…
Но это не точно.
Сейчас она сопливит мне футболку, горестно вздыхает, и передать эмоции, которые я при этом испытываю, нереально.
Хорошо, что все так закончилось.
Что она дома, что с ней все нормально. Относительно.
Это главное.
А со всем остальным – разберемся.
– Ты не думай ничего, Лен, – бормочу я, – мама тебя любит…
И тут же чувствую, что не вовремя ляпнул. И не то, что надо. Потому что мелкая спина под моими пальцами напрягается, а Ленка отпихивает, подныривает вниз и выворачивается из рук.
– Домой пошли, – командует таким тоном, что я… Подчиняюсь.
Ну не время сейчас устраивать психотерапию. Тем более, что я в ней не особо силен.
Не рыдает, и то хорошо.
Уже ночью, прислушиваясь к звукам из соседней комнаты, а то, мало ли, вдруг рыдать начнет, я решаю, что делать дальше.
Надо довести до логической точки ситуацию с Черным Веником, надо наладить отношения с племянницей, сделать так, чтоб доверяла, потому что еще один такой вечер – и половина седой головы мне обеспечена. А я как-то не готов к этому. Молодой еще.
Ну, и не последнее по значимости место в моих размышлениях занимает стратегия укладывания в койку зеленоглазой Злючки.
Ну не зря же она так часто попадается на моем пути?
Надо, наконец, решить вопрос.
Чтоб уже не мучиться.
Понятное дело, что за это время Злючка не стала менее напряжной. Понятное дело, что с ней, вроде как, нельзя по-простому, как мне привычно и удобно. Все мои выводы по ней – в силе по-прежнему.
Но даже такие тормозящие факторы не отменяют одного момента.
Я ее хочу.
Тупо хочу.
Вот такую.
Злючку, нахалку, праведницу и острую на язык зеленоглазую заразу. Хочу ее губы пухлые, ямочки на щеках и запах свежести от волос. Всю хочу. Хотя бы разок.
Плевать, что дальше.
Один раз живем.
Какого хера я должен себя ограничивать?
Примерно с таким настроем я на следующее утро плетусь в школу в свой обеденный перерыв.
По всем прикидкам, уроки должны уже закончиться, кажется, шестой как раз на половину первого приходится… Ну, если и нет, то похер. Подожду.
Утренний пистон от полкана я уже получил, прочувствовал и вдохновился, а потому, даже если и опоздаю с обеда, плевать. Парни прикроют.
Я им в красках рассказал про свой вчерашний забег с племяшкой, они, в основном женатые и имеющие своих мелких мучителей мужики, меня прекрасно поняли и поддержали. Все же нормальные люди у нас в отделе, хорошие. Если срочный будет выезд, то звякнут, я подскочу. А так, по бумажкам, заявителям и левой зачесавшейся полканьей пятке – отвоюют.
Проставлюсь потом, и все.
В школе тишина.
Правда, что ли, удачно попал?
Свечу корочками вахтеру, тот аккуратно записывает меня в журнал посещений, въедливо сверяет фотку на ксиве с моей физиономией.
Потом подсказывает, как найти Веру Валентиновну.
Иду по пустым коридорам, с удовольствием вдыхаю специфический запах школы. Он везде одинаковый и не изменился со времен, когда я был учеником. Так, наверно, пахнут знания.
Стучусь в кабинет, тут же дергаю ручку.
И встречаю четыре удивленных взгляда.