Присяжный

— Поверить не могу. Они меня нашли, — мрачно пробурчал я. Глянул налево, потом направо, проверяя всё вокруг в поисках затаившейся угрозы. — Не знаю как, но они это сделали. Я вернулся в мир меньше месяца назад, а они уже меня нашли.

Уилл Борден, инженер и вервольф, поставил тяжёлую коробку с книгами на кухонный стол и посмотрел на меня с беспокойством. Потом подошёл поближе и глянул на письмо у меня в руках, после чего фыркнул:

— Да ты скандалист.

— Я серьёзно! — возопил я и потряс письмом. — Меня преследуют! Моё собственное правительство!

— Это вызов в суд присяжных, Гарри, — сказал Уилл. Он открыл холодильник и раздобыл себе бутылку эля от Мака. Ему пришлось обогнуть несколько коробок, чтобы добиться этого. Не думал, что у меня на острове было много вещей, но удивительно, сколько коробок понадобилось, чтобы все их вместить. Перевозка с острова в квартиру Молли заняла большую часть дня. Сейчас она редко её использовала и дала мне тут пожить, пока я не найду собственное место, где смогу окопаться.

— Мне это не нравится, — буркнул я.

— Паршиво, — сказал Уилл. — Но ты его получил. Слушай, в любом случае, вряд ли тебя выберут.

— Вызов, — я воззрился исподлобья. — Долбаная команда. Если они хотят увидеть настоящий призыв, я могу им это устроить.

Уилл ухмыльнулся. Он был моложе меня, ниже среднего роста, и сложён, как полузащитник.

— Как смеют они вторгаться в одиночество могучего чародея Дрездена!

Фыркнув, я бросил бумагу на верх коробки с нераспечатанными конвертами — моей почтой, накопившейся более чем за год. Мусор, по большей части. Кое-что до сих пор пребывало в почтовом отделении. Многое было возвращено новым владельцем моего старого адреса, где ранее располагался пансионат миссис Спанкелькриф, а теперь — «Общество лучшего будущего». Я слишком плохо переваривал его владельца, но Баттерс забрал почту для меня.

— Может, я не появлюсь, — сказал я и сделал паузу. — Что будет, если я не появлюсь?

— Тебя могут задержать за неуважение к суду, или оштрафовать, или посадить в тюрьму, или что-то типа, — сказал Уилл, задумчиво почесав подбородок. — Теперь, когда я думаю об этом, они, вроде как, не уточняют, что именно будет.

— Старые добрые угрозы типа «сам-придумай-что-с-тобой-сделают».

— Они не мафия, Гарри.

— Да ну? — поинтересовался я. — Плати деньги за защиту каждый год, и да поможет тебе Бог, если ты этого не сделаешь.

Уилл закатил глаза, вытащил из холодильника ещё одну бутылку, открыл её и передал мне.

— Мак прибил бы тебя за то, что ты пьёшь это холодным, и так далее, и тому подобное.

— Сейчас жарко, — сказал я и сделал большой глоток. — Особенно для такого начала года. И он бы просто разочарованно хмыкнул. Проклятое правительство. Как будто у меня других дел нет.

— Стоит ли того правосудие? — спросил Уилл.

Я глянул на него.

— Так как?

— По большей части, — ответил я. С опаской.

— Вот потому правовая система и существует.

— Какое отношение имеет правосудие к правовой системе?

— Ты правда хочешь грохнуть всё и начать заново с тысяча семьсот семьдесят шестого[1]? — поинтересовался Уилл.

— Не особо. Я читал книги.

Он развёл руками.

— Суды несовершенны, — сказал Уилл, — но по большей части они работают.

Он дотянулся до коробки и достал повестку.

— А если ты взаправду думаешь, что они не работают, то, возможно, стоит что-то с этим сделать. Если бы ты только мог каким-то способом напрямую поучаствовать…

Я с угрюмым видом выхватил у него письмо обратно.

— Самый умный, да?

— Ты, типа, одинокий волк по натуре, Гарри, — сказал Уилл. — А я больше существо стайное. Наши умы в разных областях, только и всего.

Я прочёл чуть далее.

— Там ещё и дресс-код? — возмутился я.

Уилл прикрыл рот ладонью и закашлялся, но я видел, что он смеётся надо мной.

— Так, — утвердил я. — Никаких галстуков.

Уилл опустил руку, тщательно удерживая серьёзное выражение на лице.

— Да здравствует революция.

Итак, я направился в суд.

Это означало поход в центр города к зданию суда Центра Ричарда Дж. Дэйли[2], чьё имя не слишком-то внушало мне веру в свершение справедливости. Ах да. Я был здесь не для того, чтобы создать беспорядок. Я был здесь, чтобы сохранить беспорядок.

Поднявшись на семнадцатый этаж, я отдал свою карточку вместе с примерно хреналлионом других людей, ни один из которых не выглядел восторженным от пребывания здесь. Я получил чашку отвратного кофе и кривился на неё по мере ожидания. Потом заявился парень в чёрном гавайском балахоне и пересказал сюжет «Моего кузена Винни»[3].

Ну ладно, это была мантия, а парень был судьёй, и он передал нам краткое описание системы судебного разбирательства, но в таком виде это звучит куда менее интересно.

Затем они начали называть имена. Сказали, что понадобится только половина из нас, и когда они ушли на какое-то время. я уже подумал, что мне повезло и можно топать домой, но тут какой-то клерк назвал моё имя и мне пришлось тащиться вперёд, чтобы присоединиться к шеренге других присяжных.

Потом были очереди и вопросы и куча ожидания. Короче говоря, я оказался сидящим в ложе зала суда округа Кук, когда колёса правосудия взялись за перемалывание парня по имени Гамильтон Лютер.

Дело вел один из новых помощников окружного прокурора. Раньше я внимательно следил за людьми из этой сферы, но когда ты некоторое время мертв, а потом обитаешь в изгнании, то приоритеты несколько смещаются. В любом случае, когда ты живешь в городе с репутацией «политическая коррупция в каждом деле» типа Чикаго, и твой бизнес подчас близок к нарушению закона (а иногда уходит за рамки законности миль этак на двадцать), то разумнее всего не спускать глаз с госслужащих. Большинство из них были, на мой взгляд, вполне порядочными. Ну, для обычных политиков. Обычно это означало «достаточно слов и обещаний для выступлений, привлекающих политических спонсоров, и достаточно честности, чтобы к концу дня выполнить хоть часть обещанного».

Все же, время от времени, вы получаете госслужащего, который полностью кормится из чьего-то кармана. Часть из них на содержании у парней в богатых костюмах. Другие подкармливаются у профсоюзов. Остальных прибрали к рукам корпорации.

Прокурору было чуть меньше тридцати. Чистенький, тщательно выбрит, выглядит немного отвлекшимся, собирая лежащие вокруг него записки и папки, с помощью весьма привлекательной ассистентки. Серый костюм сшит на заказ, явно слишком дорогой для недавнего выпускника юридической школы, на шее темно-бордовый галстук из дорогого шелка, в нагрудном кармане платочек в тон. Картину завершали большие уши, гигантский кадык, и выражение мучительной серьёзности на лице.

С другой стороны прохода, за столом ответчика, можно было увидеть резко контрастирующий образ. Мужику было больше пятидесяти и если он когда-либо был в колледже, то разве что по спортивной стипендии за немалые успехи в реслинге. Его плечи были как у матерого лося, руки бугрились мускулами и заканчивались кулаками размером с кувалду. Темная кожа на костяшках была покрыта белыми рубцами от старых ран, полученных явно не на ринге, а где-то в драках в подворотнях. Голова налысо выбрита. По краям уже виднеется щетина, но макушка блестит. Тяжелый, как у неандертальца, лоб, нос с давних пор ломали минимум дважды в год, костюм дешевый и плохо сидит. Рядом на столе лежат несколько папок и пара толстых книг. Мужчина выглядел мрачно, неловко и то и дело бросал нервные взгляды через проход.

Если этот парень был адвокатом, то я был эвоком. Но сидел он один.

Так где же его публичный защитник?

— Всем встать! — сказал большой мужчина в форме голосом, призывающим к уважению. — Суд начинает свое заседание под председательством Её Чести Мэвис Джефферсон.

Все встали. Спустя секунду встал и я.

Полагаю, вы можете сказать, что я не коллективист.

Вошедшая судья устроилась на своём месте, ну и мы тоже присели следом. Это оказалась массивная женщина шестидесяти с небольшим лет, с кожей цвета кофейной гущи и мешками под глазами, которые заставили меня вспомнить бульдога Спайка из тех старых мультфильмов. Если не присматриваться, можно было подумать, что ей тут все страшно надоело. Она сидела, не шевелясь, с полуприкрытыми глазами просматривая лежащий перед ней на столе документ через очки для чтения. Было что-то змеиное в ее глазах, свидетельствующее о грозной, безжалостной рациональности. Это была женщина, повидавшая многое из того, в чём было мало приятного, и которую не так-то легко одурачить. Она закончила изучать документ и посмотрела на ответчика.

— Мистер Лютер? — произнесла она.

Верзила в плохом костюме поднялся.

— Да, мэм.

— Я вижу, что вы решили сами себя представлять в суде, — сказала она. Тон ее был скучен и абсолютно нейтрален. — Несмотря на то, что это ваше право по закону, я рекомендую вам пересмотреть свое мнение. Учитывая серьезность выдвинутых против вас обвинений, я полагаю, что профессиональный адвокат сможет обеспечить вам более полную правовую защиту.

— Да, мэм, — ответит Лютер. — Я тоже так думал. Но единственное, что общественный защитник хотел сделать — это заключить сделку о признании вины. А я хочу высказаться.

— Это также ваше право, — произнесла судья. На секунду мне показалось, что я увидел проблеск чего-то вроде сожаления на ее лице, но он мгновенно растворился в нейтральности. Ее тон был похож на тот, с которым копы зачитывают задержанным их права. — Если вы пойдете на это, вы потом не сможете списать все на судебную ошибку на том основании, что у вас не было адекватного представителя. Этот процесс продолжится и его результаты будут окончательными. Вы понимаете это предупреждение, как я и сказала?

— Да, мэм, — сказал Лютер. — Никаких попыток все переиграть. Я хочу сам себя представлять, мэм.

Судья кивнула.

— В таком случае садитесь, — Лютер сел. Судья повернулась к прокурору и кивнула ему. — Советник.

За этим проследовала пауза в секунду или полторы длиной, затем она повторила, немного раздраженно:

— Советник? — еще одна нетерпеливая пауза. — Советник Тремонт, я вас отвлекаю?

Юный прокурор в прекрасном костюме моргнул, оторвался от своих заметок и поспешно встал.

— Нет, ваша честь, пожалуйста, простите меня. Я готов начать.

— Слава Богу, — сухо сказала судья. — Через три недели моя внучка заканчивает среднюю школу. Постарайтесь успеть до этого события.

Тремон покраснел.

— Э-э, да. Спасибо, ваша честь.

Молодой человек откашлялся, поправил пиджак и подошел к стойке присяжных. Он поднял и показал нам профессиональный глянцевый снимок красивого тридцатилетнего мужчины.

— Познакомьтесь с Кертисом Блэком, — сказал Тремон. — Он был биржевым брокером. Он любил заниматься скалолазанием по выходным. Трижды в месяц он проводил свои выходные добровольцем на суповой кухне. Когда-то он выиграл оплачиваемый отпуск во Флориду, забросив мяч в кольцо с середины поля после первой половины матча «Чикаго Буллз». Он очень нравился своим коллегам по работе. У него была большая семья. У него был абиссинский кот по имени Пурпур.

Вы, несомненно, отметили, что я использую прошедшее время. Был. Нравился. Проводил. Но я должен использовать прошедшее время, потому что год назад Кертис Блэк был зверски убит в Ригливилле, в переулке за углом Южного Порта и Грейс. Мистер Блэк был забит до смерти кеглей для боулинга. Его ударили по затылку, и вскрытие показало, что он был раздроблен на десяток кусков, подобно стеклу.

Тремон взял паузу, чтобы мы прочувствовали образ. В комнате было очень тихо.

— Государство намерено доказать, — сказал он, — что ответчик, Гамильтон Лютер, хладнокровно убил мистера Блэка. Что он последовал за ним в переулок, схватил из мусорки кеглю и ударил его сзади, отчего мистер Блэк упал на землю. Что ответчик затем продолжал бить мистера Блэка по черепу, нанеся от двенадцати до пятнадцати тяжёлых ударов, пока мистер Блэк лежал перед ним оглушенный и беспомощный.

— Это серьёзное преступление, — продолжил Тремон. — Но у мистера Лютера длинная история жестоких нападений. Судебные улики докажут, что мистер Лютер был на месте преступления, что он оставил отпечатки пальцев на орудии убийства и что судебно-медицинский профиль атаки близко совпадает с его ростом и сложением. Очевидцы и камеры безопасности стали свидетелями его бегства из переулка вскоре после того, как туда зашёл мистер Блэк, и кровь жертвы буквально стекала с его рук. Вне всякого сомнения, улики докажут вину мистера Лютера, и в конечном итоге вы должны будете признать его виновным в этом ужасном преступлении. Спасибо.

— Благодарю вас, советник, — сказала судья, как только Тремон вернулся на своё место. — Мистер Лютер, вы можете представить свою вступительную речь.

Лютер медленно поднялся. Он оглядел присяжных, нервно облизнул губы и подошёл к ним.

— Дамы и… и господа, — произнёс он, слегка заикаясь. — Я знаю, что у меня есть прошлое. Я отсидел свои десять лет в Стейтвилле за то, что отправил человека на больничную койку. Но это все было в прошлом. Я уже не такой. — Он сглотнул и продолжил, приправив речь неопределенным жестом через плечо в сторону Тремонта. — Этот парень собирается рассказать вам обо всех этих криминалистических штуках, которые говорят, что я это сделал. Но эти отчёты и фотографии не расскажут всего. Многое останется за кадром. Я не юрист. Но я хочу рассказать вам всю историю. А потом… потом, думаю, я увижу, что вы об этом думаете.

На несколько секунд повисла неловкая тишина, потом он кивнул и сказал:

— Окей. Я закончил.

— Спасибо, мистер Лютер, — сказала судья. — Можете вернуться на своё место.

— Да, мэм, — ответил Лютер, после чего так и сделал.

— Мистер Лютер, вы обвиняетесь в убийстве первой степени, — произнесла судья всё тем же механическим голосом. — Что вы скажете в свою защиту?

— Я… — Лютер посмотрел на записи, лежащие перед ним и снова поднял голову. — Не виновен, мэм.

Блин-тарарам.

Вся юридическая мощь штата Иллинойс была брошена против Лютера. Мужик казался достаточно искренним. Но, видимо, единственная защита, которую он мог предложить — это история. История от бывшего заключённого, не меньше.

Я хотел бы его выслушать. Я знал всё о том, как оценивают по вещам, находящимся вне моего контроля. Но я был уверен, что Лютера вернут обратно в тюрьму.

— Мистер Тремон, — сказала судья. — Обвинение готово начать?

— Да, ваша честь, — ответил Тремон.

— Очень хорошо, — сказала она. — Можете вызвать своего первого свидетеля.

Тремонт провел день, загоняя гвозди в гроб Лютера, методично и по одному за раз.

Он делал именно то, что обещал сделать. Он представил каждое вещественное доказательство, улику за уликой, что связывали Лютера с местом преступления. Лютер был запечатлен зернистой черно-белой камерой безопасности, показывающей дальнюю часть переулка, весь забрызганный кровью. Его отпечатки были на орудии убийства, в крови жертвы. Арестовавший его офицер взял образцы крови с его кожи и одежды, и они совпали. Дополнительно он дал показания о прошлой судимости Лютера, которая и привела его в тюрьму еще юношей.

Когда появилась возможность проведения перекрестного допроса, Лютер покачал головой и дождался показаний арестовавшего его офицера, чернокожего мужчины за сорок по имени Дуэйн. Он встал и спросил:

— Когда ты задерживал меня, я был ранен?

Офицер Дуэйн кивнул.

— Вы были довольно прилично избиты. Особенно ваша голова.

— Где именно? — спросил Лютер.

Дуэйн хмыкнул.

— Затылок.

— Были ли другие повреждения на мне?

— Вы были одним большим синяком, — сказал Дуэйн.

— Насколько крупной была жертва? — спросил Лютер.

— Примерно пять футов четыре дюйма, может, сто пятьдесят фунтов.

— Тяжелоатлет или типа того?

— Не настолько, чтобы было заметно, — сказал Дуэйн.

Лютер кивнул.

— Вы меня довольно давно знаете. Откуда?

— Я был тем, кто арестовал вас в первый чертов раз.

— Офицер, — произнесла судья.

— Прошу прощения, ваша честь, — торопливо произнес Дуэйн.

— Я тоже это помню, — сказал Лютер. — По вашему опыту, мог бизнесмен, как он, отделать такого парня, как я?

— Если он не вооружен или натренирован, то нет.

— Еще один вопрос, — произнес Лютер. Он покосился на офицера и продолжил: — Мы живем в одном районе с тех пор, как я вышел. Вы когда-нибудь предполагали, что от меня опять будут проблемы?

— Протестую! — заявил Тремонт. — Он спрашивает чисто гипотетически.

Лютер нахмурился и произнес:

— Местные копы профессионально взаимодействуют с бывшими заключенными на регулярной основе, мэм. Это обстоятельство квалифицирует его экспертное мнение о потенциальном, эм… — он сверился со своими записями и продолжил осторожным, четким голосом: — рецидиве.

Судья посмотрела на Лютера и сказала, обращаясь к Тремонту:

— Отклонено. Вы можете ответить, офицер.

— Нет, — сказал Дуэйн. — Я видел тебя с твоими детьми. Я бы не обвинил тебя в этом.

— В рапорте об аресте, — произнес Лютер, — записано, о чем именно я все время спрашивал офицеров?

Дуэйн откашлялся и поглядел в лежащий перед ним блокнот.

— Да. Подозреваемый всё время спрашивал: «Где она?» и «Она в порядке?»

— О ком я говорил?

Офицер Дуэйн перевернул страницу и прокашлялся.

— Подозреваемый утверждал, что вступил в конфронтацию с умершим лишь после того, как увидел, что тот затаскивал ребенка женского пола, латиноса, лет десяти, в переулок, — прочитал он. — Последовавшее расследование не смогло подтвердить наличие там еще одной персоны.

— Как тщательно они смотрели? — спросил Лютер.

— Прошу прощения?

— Вы меня слышали, — сказал Лютер. — По вашему мнению, как тщательно следователи искали маленькую девочку, которая могла бы очистить от подозрений в убийстве крупного бизнесмена бывшего заключенного?

— Протестую.

— Отклонено.

— Я не детектив, — сказал офицер Дуэйн. — Так что не могу судить. Но я уверен, что они следовали ведомственным рекомендациям.

Мой отточенный дерьмометр, полученный за годы работы в качестве управомоченного, лицензированного детектива, заработал. Копы были тщательны настолько, насколько они могли бы быть, но они не были таковы всегда — вот почему частные детективы оставались в деле, в первую очередь. Это и понятно — в городе размером с Чикаго просто огромное количество дел, детективы просто утопают в работе, и расследования с ранениями ведутся довольно жестко. Преобладание доказательств, отсутствие свидетелей, а также статус Лютера как бывшего заключенного сделали этому делу слэм-данк, низший приоритет — и в большинстве случаев копы были бы правы. После того, как все доказательства были добыты и изучены и должным образом приобщены, копы были более чем уверены, что взяли нужного человека. А там уже гора свеженького правосудия поджидает от имени новых жертв. Даже самые преданные и искренние детективы могли по понятным причинам опустить мяч.

— Разумеется, — сказал Лютер. Он сел обратно и добавил: — Я закончил.

Судья посмотрела на часы и спросила:

— Мистер Тремонт, у вас есть еще какие-либо дополнительные свидетели?

Тремонт выслушал, что ему прошептала ассистентка, и встал.

— Ваша честь, обвинение закончило.

— Стало быть, и мы, — сказала она. — Мистер Лютер, защита может начать это дело с утра. Хотела бы напомнить присяжным, что детали этого дела конфиденциальны и не подлежат обсуждению или разглашению. Мы продолжим здесь в девять утра.

— Всем встать! — произнес пристав, мы встали, судья покинула комнату.

Я нахмурился, когда Лютера вывели из зала.

Что-то здесь не складывалось.

Если Лютер был профессиональным громилой, то у мелкого парня вроде Кертиса Блэка не было против него и шанса. Я знавал достаточно крутых парней, чтобы правильно оценить Лютера. Честно скажу — не хотелось бы мне тягаться с ним мускулами, если этого можно избежать, и это даже сейчас со всеми физическими бонусами, которая дает мне мантия Зимнего Рыцаря. Неважно, сколько ты выжимаешь лежа, некоторые люди чертовски опасны в бою, и ты реально сглупишь, если полезешь с ними в ненужную драку. Я понял, что Лютер как раз из таких людей.

Кроме того, Тремонт был слишком молод, чтобы вести такое первоклассное дело об убийстве. Прокуратура обожает подобные «показательные случаи», на которых могут вволю покрасоваться. Убийцы привлечены к ответственности, система работает, ну и все в таком роде. Такую «конфетку» не отдают молодняку, на чьем дипломе юриста еще не высохли чернила. Значит, мысли ветеранов-законников Чикаго схожи с моими: что-то в этом деле смердит до небес.

Я не дока в юриспруденции, зато могу с успехом защитить диссертацию о тех областях Чикаго, которые никогда не освещаются в вечерних новостях. Если Лютер говорил правду, то Кертис Блэк не мог быть человеком.

Проблема в том, что большинство людей этого не знает. Даже если Лютер говорил правду о Блэке, ему явно не светит извинительное рукопожатие от чикагской правовой системы. Блин-тарарам, даже знающий его коп ему особо не верит. Никто не собирается высказываться в защиту подсудимого.

Если только я это не сделаю.

Он отец. Ради его детей мне нужны ответы.

Выходя с остальными членами жюри из здания суда, я взглянул на часы. Следующее заседание завтра в девять утра. Значит у меня меньше шестнадцати часов, чтобы сделать то, что маги делают лучше всего.

Я ушел и начал вмешиваться в чужие дела.

— Ну как? — спросил я большого серого волка, уже некоторое время рыскающего по переулку.

Окинув меня раздраженным взглядом, он сел и через несколько секунд, мерцая, перекинулся обратно в форму Уилла Бордена, лежащего голым на грязной бетоне.

— Гарри, ты этим не помогаешь.

— Так ты нашел что-нибудь или нет? — спросил я.

— Это не так просто, как кажется, — сказал он. — Понимаешь, чувак, когда я волк, то у меня в арсенале волчье обоняние, но никак не гребаный волчий мозг. Я учился рассортировывать сигналы из общей «картины запахов», но это чертовски сложно. Практикуясь в этом еще с тех пор, как был первокурсником, сейчас я вполне могу пройти по горячему следу, но ты же просишь проанализировать отдаленный фон. Не уверен, что даже настоящий волк сможет это сделать.

Я осмотрел переулок, где Лютер избил до смерти Блэка. Со дня убийства прошел почти год. Не осталось никаких следов драмы, ничего, что могло бы навести на мысль о том, что здесь кто-то умер. Да и пятна крови уже давно затерялись в общем слое накопившейся грязи… Мы достаточно углубились в переулок, чтобы быть вне поля зрения улицы, за вычетом небольшого участка пространства, который машины пересекали за секунду.

— Ладно, в любом случае шансы на успех были мизерны.

— Собираешься добыть информация своим чародейством?

— За год здесь ничего не осталось, — сказал я. — Слишком много дождей, слишком много восходов солнца. Даже Молли не смогла бы здесь добиться нужного результата.

— Что же нам тогда делать?

— Снова обрасти шерстью. Мы здесь зависнем на некоторое время.

Он нахмурился.

— Зачем?

— Думаю, девочка пройдет здесь в ближайшие несколько часов.

— С чего это?

Я пожал плечами.

— Давай предположим, что Лютер говорил правду.

— Ладно.

— Мелкий парень хватает маленькую девочку и тащит ее в переулок. Лютер прыгает на него сзади, но мелкий впечатывает громилу в стену. Лютер дерется с ним, причем с трудом и в результате забивает Блэка до смерти. Какой мы можем сделать вывод?

— Что Блэк был сильнее и выносливее обычного человека, — сказал Уилл — Наверно, из сверхъестественной братии.

Я кивнул.

— Хищник. Может, вурдалак или что-то в этом роде.

— Ладно. И что?

— Хищник, охотящийся в центре города? Они не склонны открыто хватать маленьких девочек с улицы, ведь кто-то может увидеть происходящее.

— Вроде Лютера.

— Вроде Лютера. Но этот хищник не действует по шаблону. Он не охотился на бродягу, спящего в заброшенном здании, или на тех, кто шатался по переулкам в поисках наркоты, или на проститутку — ни на одну из обычных целей. Он нацелился на нечто рисковое. И собравшись это сделать, он должен был просчитать каждый сопутствующий фактор.

— Думаешь, он следил за ней?

Я кивнул.

— Выследил, выучил ее привычки и поджидал.

Уилл покосился по сторонам переулка.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что так поступил бы кто-то из Зимних, — сказал я. — Как сделал бы я, если б мне пришлось украсть кого-то из оживленной части города.

— Мда. Это совсем не стремно или типа того, Гарри.

Я ощерился.

— Не так много разницы между волками и овчарками, Уилл. Ты это знаешь.

Он кивнул.

— Так мы ждем тут, чтоб проверить, ходит ли она еще этим маршрутом?

— Если она все еще тут ходит, она будет торопиться и волноваться. Это ее выделит.

— Знаешь, кто еще стоит на оживленной улице Чикаго? Лесной волк.

— Подумал об этом, — сказал я и извлек рулон ткани из огромных карманов моего пыльника.

— Да ты шутишь, — сказал Уилл.

Я улыбнулся.

— А что в гитарном чехле?

Я улыбнулся шире.

Через несколько минут я сидел на тротуаре, подпирая спиной здание, с потрепанной гитарой на коленях, раскрытый чехол лежал передо мной с горсткой мелочи и старой вытертой долларовой купюрой в нем. Уилл расположился рядом со мной, одетый в жилет служебной собаки, положив морду на передние лапы. Он издавал легкое ворчание.

— Все будет хорошо, мальчик.

Уилл нахмурился.

— Просто держи нос наготове, — сказал я и начал играть.

Я начал с «Hurt» версии Джонни Кэша, потому что она очень простая. Я спел под нее. Я не очень хорош, но я попадаю в ноты и держу ритм, так что более или менее это работало. Я продолжил песней «Behind Blue Eyes» и затем «Only Happy When It Rains». Потом я сыграл «House of the Rising Sun» и полностью искаженную «Stairway to Heaven».

Не было особо сильного пешеходного движения в этот будний вечер на улице, не особенно оживленной в конце марта, но никто не смотрел на меня дважды. Я заработал два с половиной бакса мелочью в первый час. Жизнь музыканта не так уж и проста. Патрульная машина проехала мимо, и коп адресовал мне пристальный взгляд, но не остановился и не выгнал меня. Вероятно, у него были дела.

Начало темнеть, а я повторил свой скудный набор пять или шесть раз, когда я начал подумывать о том, чтобы сдаться. Девочка, если она все еще придерживается того же маршрута, определенно не стала бы бегать по городу после наступления темноты.

Я как раз пел про запоздалое получение сообщений, когда Уилл внезапно поднял голову, сфокусировав взгляд.

Я проследил направление его взгляда и заметил девочку как раз нужного возраста, выходящую из автобуса. Она сразу же пошла прочь, вниз по улице, оставаясь на другой стороне улицы, по направлению к станции Эль в квартале отсюда.

— Что мы имеем? — сказал я. — Ребенок, использующий постоянный маршрут, подвергается нападению в Чикаго, ребенок, вероятно, пользуется общественным транспортом, работающим по расписанию. Это делает ее действительно предсказуемой. Идеальная метка для хищника.

Уилл громко заворчал.

— Да, думаю, я довольно умен, — сказал я ему. — Запомнил ее запах?

Уилл боднул меня плечом и снова зарычал.

Я нахмурился и внимательно приглядывался, пока не заметил довольно крупного и грубого мужика, выскочившего из автобуса в последний момент перед отправкой. Он направился вниз по улице, явно преследуя девочку. Он не был маниакально сосредоточен на ней или типа того, но он не двигался, как кто-то, устало возвращающийся домой после тяжелого дня. Я распознал его темп, его позицию и его напряжение точно так же, как это сделал Уилл. Он был хищником, тайно преследующим свою добычу.

Что еще хуже — у него был смартфон. Его пальцы постукивали по нему, пока он шел за девочкой.

— Проклятье, — сказал я. — Кем бы Блэк ни был, они были связаны. Я за психом. Ты ступай к девочке.

Уилл адресовал мне короткий, недоверчивый взгляд.

— Я здоровенный и пугающий, а ты пушистый и симпатичный. Ей одиннадцать, ты ей понравишься.

Уилл ответил пустым взглядом, а в его золотых глазах совсем не было веселья. От волка это выглядело тревожно.

— Я не знаю, — сказал я. — Повиляй хвостом и потрись носом, или типа того. Вперед!

Должен отдать Уиллу должное, он знает, когда действия важнее вопросов. Он рванул с места, растворившись в наступающих вечерних сумерках.

Тем временем я убрал гитару в чехол, поставил обратно в переулок, встал и сфокусировался на головорезе. Чародеи и современные технологии не ладят между собой, и ничего не подыхает так быстро, как мобильник, когда чародей хочет его сломать. Я собрал достаточно энергии, чтоб выполнить задачу, не вырубая при этом свет во всем квартале, направил палец в сторону преследующего девочку мужика и прошептал:

— Hexus!

Волна разрушительной энергии пронеслась по улице и прямо над мужиком со смартфоном. Была вспышка света и целый поток искр из телефона, мужик вздрогнул и бросил свой девайс. Большинство людей либо пялились на него, либо дико озирались вокруг. Этот парень этого не делал. Он присел в защитной стойке и принялся сканировать окружение широко раскрытыми глазами.

Он понял, что это была угроза, а, значит, имел представление, что это мог сделать чародей. То есть он был не просто головорезом. Он достаточно хорошо осведомлен о сверхъестественном обществе, чтобы узнать игроков и их стиль работы. Что делало его элитным наемником, что значительно сужало круг лиц, на которых он мог бы работать.

Я проверил улицу, поспешил через возникшее окно в трафике и направился прямо к нему. Он заметил меня спустя секунду и без колебаний побежал, что впечатлило меня его суждением, но он побежал за девочкой, что означало, что он еще не сдался. Я развернулся, чтобы преследовать его, прыгнул, подтянув мои колени в воздухе к подбородку, упершись руками о капот голубого бьюика, перелетел через него и продолжил бежать.

Мы забежали за угол, и я понял, что происходит.

Головорез, которого я преследовал, не был захватчиком. Он был загонщиком, призванным убедиться, что девочка не вернется обратно, откуда пришла. Я заметил девочку впереди, поторапливаемую еще тремя мужиками, и мой парень устремился к ним, когда их увидел.

Я немного замедлился, подводя итоги. Громилы впереди заметили меня за спиной своего приятеля, и руки их потянулись под пальто. Я устремился к двери магазинчика канцтоваров, уже закрытого, и все громилы пропихнулись в свою дверь, не доставая оружие на улице.

Меня это устраивало. Я все равно надеялся убрать их куда-нибудь с улицы.

Я подождал, пока они скроются внутри, дал им досчитать до пяти, а затем двинулся дальше. Дверь, за которой они спрятались, принадлежала маленькому ночному клубу. Знак, красовавшийся на двери, гласил: «Закрыто на ремонт».

Дверь была заперта.

А еще она была сделана из стекла.

Я улыбнулся.

Я вдохнул, выдохнул и вынес эту дверь банальной телекинетической волной. Я поддернул рукав, оголяя браслет из щитов, соединенным между собой полосами крафтовой меди, тщательно покрытый защитными рунами и печатями. Я направил часть своей воли в браслет, и руны на нем ожили, залитые зелено-золотой энергией и редкими вспышками искр.

— Так, люди! — провозгласил я, вступая через дверной проем в клуб. — Вам известно, кто я. Я пришел за девочкой. Отпустите ее, или помоги мне Господь, но я обрушу все здание вам на головы.

Не обрушу, конечно, пока девочка внутри, но они-то этого не знают.

Довольно долго было тихо. А потом откуда-то из недр клуба заиграла музыка. «Bad Romance» от Леди Гага.

— Окей, — прошептал я. — Сделаем это по-вашему.

Я устремился в темноту клуба, мой защитный браслет отбрасывал легкую пелену света от рун, достаточную, чтоб я не натыкался на стены. Я прошел через прихожую, мимо целой череды окошек, где мне бы стоило оплатить вход, к двойным дверям, ведущими к бару и танцполу.

Я поднял свою левую руку, словно держа настоящий щит, браслет засветился, и я вступил в помещение клуба.

Маленькая девочка сидела в кабинке у дальней стены. Четверо громил расположились по обе стороны от нее, направив оружие в руках в сторону пола. Также с девочкой в кабинке сидела симпатичная помощница прокурора. Когда я вошел в двери, она подняла руку, нажав на пульт дистанционного управления, и голос Леди Гаги выключился прямо посреди пожелания моего порочного романа.

— Достаточно, — сказала женщина. — Будет очень стыдно, если кто-нибудь запаникует и ситуация выйдет из-под контроля. Могут пострадать невинные.

Я остановился.

— Кто ты? — спросил я.

— Таня Рейт, — ответила она и адресовала мне довольно головокружительную улыбку.

Дом Рейт был главным домом всей Белой Коллегии вампиров. Они были обманщиками, поглотителями энергии, а иногда еще и здоровенной занозой в заднице. Возглавляла Белую Коллегию Лара Рейт, некоронованная королева вампиров и одна из самых опасных персон, что я встречал. Она обладала бешеным влиянием в Чикаго, может быть, даже не уступающим главе Чикаго, Джентльмену Джонни Марконе, гангстерскому владыке злых улиц.

Я чертовски внимательно следил за головорезами и тем, что они делают со своими руками, пока говорил.

— Ты знаешь, кто я. Ты знаешь, на что я способен. Отпусти ее.

Она закатила глаза, накручивая на палец тонкие прямые черные волосы.

— С чего бы мне это делать?

— Потому что ты знаешь, что случилось с прошлыми вампирами, похитившими маленькую девочку, когда я решил ее вернуть.

Ее улыбка слегка дрогнула. Так и должно быть. Когда кровососущая Красная Коллегия похитила мою дочь, я вернул ее — и убил каждого из них в процессе. Весь вид.

Я не бросаю дела на половине.

— Ты нравишься Ларе, — сказала Таня. — Так что я дам тебе возможность выйти отсюда мирно. Это дело Белой Коллегии.

Я хмыкнул.

— Блэк был одним из ваших?

— Грэгор Мальвора, — подтвердила она. — Он был мальворовской мразью, но он был нашей мразью. Лара не может позволить смертному скоту, сделавшему это, уйти безнаказанным. Имидж. Ты понимаешь.

— Я понимаю, что Грэгор похитил ребенка. Он сделал все, что мог, чтобы напугать ее, а затем питался бы на ее страхе. Если бы Лютер не убил его, что бы он сделал с маленькой девочкой?

— Ох, страшно представить, — ответила Таня. — Но это все-таки именно то, что они делают.

— Не в моем городе, — сказал я.

Она вздернула брови.

— Я полагала, что барон Марконе имеет основные притязания на этот город. Или я ошибаюсь?

— У меня достаточно притязаний, чтоб повязать тебя и твой брутальный отряд и засунуть в самую глубокую часть озера Мичиган, если ты не вернешь мне девочку.

— Я думаю, что придержу ее день или два. Только пока не закончится суд. Так будет лучше для всех участников.

— Ты отдашь ее мне. Сейчас.

— Чтобы она могла дать показания и реабилитировать мистера Лютера? — спросила Таня. — Думаю, нет. У меня нет желания причинять вред этому ребенку, Дрезден. Но если ты попытаешься забрать ее у меня, неохотно, но мне придется ее убить.

Нижняя губа девочки задрожала, и слезы покатились по ее лицу. Она не рыдала. Она делала все это тихо, отчаянно стараясь не привлекать к себе внимания.

Так, ладно.

Я не собираюсь стоять столбом и оставлять ребенка на съедение вампирам.

— Чикаго — город смертных, — сказал я. — И здесь должно руководствоваться смертным правосудием.

— Господи, — произнесла Таня, закатывая глаза. — Ты действительно только что громко это сказал? Звучишь, как в комиксе.

— Комиксы, — сказал я. — Посмотрим. Мне надо устроить «Халк крушить» или «Время взбучки»…

Таня напряглась, хоть и попыталась это скрыть, голос ее звучал торопливо.

— Какое совпадение, тебе не кажется, что единственный профессиональный чародей Чикаго попал в жюри?

Я наклонил голову и нахмурился. Она была права. На деле, чем больше я думал об этом, тем больше это отдавало запашком войны.

— О! Понял. Лютер был одним из солдат Марконе.

— Лояльным настолько, что предпочел пойти в тюрьму на десять лет, чем настучать на Марконе, — подтвердила Таня. — Или, может, достаточно разумным, чтобы понимать, что с ним случится, если он это сделает. Он покинул ряды сразу после того, как освободился, но…

— Когда он попал в беду, Марконе заступился за него, как за одного из своих, — сказал я. — Он потянул за ниточки, чтобы посадить меня в жюри.

— Лютер оказался меж двух огней, — сказала Таня. — Марконе контролирует преступность, но у Лары огромные связи в законе на данный момент. Я полагаю, что он решил, что кто-то типа тебя может быть единственным шансом Лютера. Отважно с его стороны — пытаться манипулировать Гарри Дрезденом. Я слышала, ты это не любишь.

Проклятье. Марконе поставил меня туда, где парень мог получить быстрый несправедливый приговор, и он чертовски хорошо знал, как я отреагирую. Он мог бы напрямую попросить меня о помощи, но мне бы пришлось послать его… далеко. И он знал это. Так что он провернул это без моего ведома.

Или еще хуже. Он и Мэб состояли в сговоре последнее время. Он мог попросить ее все устроить. На всем этом ее отпечатки.

— Таня, — сказал я. — Тяжело говорить это вампирам, но мне кажется, что ты больно юна для этой работы.

Она подмигнула мне.

— Давай скажем, что я достаточно стара, чтобы знать лучше, и достаточно молода, чтоб не заботиться об этом, — она взяла напиток со стола. — Это конец, Дрезден. Ты ничего не можешь тут поделать. Ты не можешь представить доказательства в суде — не как присяжный заседатель. Не можешь пойти и сказать Лютеру, что нашел девочку, а даже если и можешь, то не сможешь забрать ее у нас. Не до тех пор, пока не станет слишком поздно. Девочка — это единственное доказательство того, что Блэк не был невинной жертвой, и она у меня. Сделано. Марконе проиграл раунд. Я выиграла, — она опять мне подмигнула. — Что Марконе для тебя значит? Ты ему ничего не должен. Почему бы тебе не присесть, выпить и не помочь мне отпраздновать?

Я смотрел на Таню с минуту.

— Нет, — тихо сказал я. — Ты просто не понимаешь. Это больше не между Ларой и Марконе. Это больше даже про Лютера, — тогда я посмотрел на маленькую девочку. — Дорогая, — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал мягко. — Ты хочешь пойти домой?

Она посмотрела на меня. Она была довольно симпатичная для своего возраста, с карамельной кожей и большими зелеными глазами. Она кивнула, очень нерешительно, вздрагивая, словно думала, что Таня может ее ударить.

— Окей, — сказал я.

Таня уставилась на меня, словно не совсем понимала, что происходит. Но голос ее прозвучал жестче, когда она сказала:

— Джентльмены? Чародею не понравился пряник. Пришла пора кнута.

Справа от меня из-за стойки бара появились еще четверо мужчин. В руках у них были обрезанные дробовики. Слева же, из уборных, вылезли еще четверо, вооруженные разнообразными длинноствольными пушками.

— Считаю до трех, — сказала Таня. — Мальчики, когда я дойду до трех, убейте его.

Дерьмо. Они угрожали мне еще и с флангов. Мой щит был превосходен, но он не мог прикрыть меня со всех сторон. Не важно, куда я повернусь, одна или несколько групп громил пальнут в мою незащищенную спину.

— Один, — сказала Таня, улыбаясь. — Два.

— Комиксы, говоришь? — сказал я. — Ну, как знаешь.

— Три, — прощебетала она.

Ружья нацелились на меня. Дюжина человек прицелилась.

— Hexus, — прорычал я, высвобождая волну разрушительной энергии.

И каждая лампочка в помещении погасла, рассыпая ворох искр, погружая клуб в темноту.

Ружья загрохотали, но только в руках самых опытных или тупых стрелков, так что я не был разорван на куски. Я уже перемещался. Подстрелить движущуюся цель не легко, даже когда она достаточно близко. А подстрелить ее в темноте в разы сложнее. А уж попасть в движущуюся цель посреди вспышек света еще труднее.

Мне повезло, или никому из них не повезло, как вам будет угодно думать, но я подобрался к головорезам, бывшим на стороне Тани, в целости и сохранности.

Один из них выстрелил на звук, но я поймал пулю на щит, и получившийся от удара дождь искр показал парням с флангов, что я нахожусь среди их товарищей, отчего никто больше не стал стрелять мне в спину. Я знал, что Лара рекрутирует в основном бывших военных, по большей части морпехов. Люди вроде них не любят стрелять в своих.

Я опустил щит и ударил парня перед собой. Когда я начал работать на Королеву Воздуха и Тьмы, то стал посильнее обычного чародея. Или среднего чемпиона-штангиста, если на то пошло — и раздавать удары я умел. Кулак жёстко угодил парню в челюсть, и я крикнул: «БАМ!», когда сделал это.

Бандит качнулся и тряпичной куклой на подгибающихся ногах осел на пол. Следующему я засадил пяткой с воплем «ПЫЩ!». Я бил в темноте, наугад, куда-то примерно в брюхо. Его пистолет улетел неизвестно куда, в то время как самого парня приподняло и с задушенным воплем унесло на десять футов в стену. Я поморщился, так как не собирался бить туда, но осечки случаются у всех.

Я снова поднял щит и упал, в то время как плохие парни с дробовиками поняли, что рядом со мной больше нет ни одного из их приятелей и начали пальбу. Я доверился щиту и отвернул свое лицо от ослепительного душа зелено-золотых искр, появляющихся всякий раз, как картечь попадала в щит. Медный браслет на моем запястье нагрелся, и в этот момент я резко направил правую руку в сторону стоящей рядом с уборными группы громил и крикнул: «Forzare!».

Чистая телекинетическая сила ударила по трем головорезам. Одним из них был парень с улицы, который снова произвел на меня впечатление своей смекалкой, нырнув в сторону и избежав столкновения с энергетической волной. В то время как дробовики «простукивали» мой щит, он проскользнул к стойке, вытащил автоматический пистолет, сжал его обеими руками, задержал дыхание и тщательно прицелился. Его палец лег на спусковой крючок, лишь после того я оказался точно на мушке.

Отстой. Перефразируя Браста, неважно насколько турбо-заряжен чародей, кто-то с мозгами, отвагой и 45-м калибром может серьезно осложнить чародею жизнь.

К счастью, я не сражался в одиночку.

Я рассчитывал, что Уилл присоединится в нужный момент, и он не подвел меня. Две сотни фунтов серо-коричневого лесного волка (одетого в жилетку служебного пса) на спринтерской скорости ударили умника-громилу, сбивая с ног, как шар кеглю. Вспышка белых клыков отправила пистолет в свободный полет.

Общее время, прошедшее с тех пор, как я вырубил свет? Может быть, три с половиной секунды.

Уилл бросился на парней, которых я вырубил рядом с уборными, а я, повернувшись, обнаружил, что был прав насчет Тани. В этих играх она явный новичок. Ошеломленная неожиданным всплеском насилия, она сидела с застывшим выражением на лице.

Я кинулся в кабинку, где она сидела. Приблизившись максимально близко, я обхватил левой рукой ее шею достаточно сильно, чтобы прижать ее голову к моему телу, при этом держа браслет готовым к отражению стрельбы. В тот же момент умник-громила крикнул: «Прекратить огонь, прекратить огонь!»

Стрельба прекратилась. В клубе повисло резкое молчание, дополненное острым запахом пороха.

На секунду я почувствовал нахлынувшее прохладное, сладкое ощущение. Я понял, что Таня засунула руку под мою рубашку и пробежала пальцами по моему животу.

Если кто-то говорил вам, что нет ничего особенного в том, когда на тебе кормится вампир Белой Коллегии, то они лгут. Это экстази, и героин, и секс, и шоколад — все сразу и в одном. И это только прелюдия.

Поэтому я остановил ее, усилив свою хватку на ее шее до уровня «еще немного и сломаю». Таня негромко взвизгнула и отдернула свою руку подальше от моей кожи.

Я посмотрел в широкие глаза маленькой девочки и сказал:

— Держись, дорогая. Через секунду я заберу тебя домой.

— Ты не можешь! — сказала Таня.

Я нахмурился и раздраженно щелкнул ее по лбу указательным пальцем свободной руки.

— Да, ты действительно новичок, — сказал я, тяжело дыша. Пять секунд боя даже по окончанию заставляют сердце биться в учащенном темпе некоторое время. — Сколько тебе лет, ребенок?

— Мне двадцать, — сказала она, напряженно стиснув зубы, — и я НЕ ребенок.

— Двадцать, — сказал я. — Неудивительно, что Лара отправила с тобой няньку.

В этот момент комнату озарил зеленый химический свет. Я посмотрел на Умника Громилу, который только что зажег вытащенную из кармана светящуюся палочку. Я кивнул ему головой, подождал мгновение и сказал:

— Я Дрезден.

Он приподнялся с пола левой рукой, прижимая свою правую руку к телу. У него были длинные порезы, кровь казалась черной в зеленом свете. Он кивнул мне и сказал с опаской:

— Райли.

Я повернулся ровно настолько, чтобы немного прижать Таню. Она тихо взвизгнула.

— Ты видишь текущий расклад, Райли?

Он, морщась, изучил комнату.

— Да. Как хочешь сыграть?

— Убрать оружие, — сказал я. — Я, волк, девочка и мисс Рэйт сейчас выйдем наружу. Никто за нами не идет. Как только мы окажемся на улице, я ее отпущу.

Он смотрел на меня, и я видел, как в его голове крутились шестеренки. Мне это было не нужно. Парень был и без того слишком смышленым, чтобы дать ему время на придумывание чего-нибудь.

— Вы, парни, только что устроили в мою честь двадцатиоднократный пушечный салют. К тому же, Райли, входная дверь в клуб снесена напрочь. — сказал я. — Время отклика полиции в этих краях составляет около четырех минут. Думаешь, сколько времени пройдет, пока кто-то не позвонит копам?

Райли поморщился.

— Дай мне свое слово.

— Обещаю, — сказал я.

— Хорошо, — сказал он. Он оглядел комнату и сказал: — Отбой. Мы позволим им уйти.

— Чтоб тебя, Райли! — прорычала Таня.

Я прижал все еще неприятно горячий медный браслет к ее уху, и она ойкнула.

— Идемте, мисс Рейт, — сказал я.

Я встал, держа ее голову зажатой в моей руке. Она могла бы начать отбиваться. На короткое время вампиры Белой Коллегии могут стать невероятно сильными. Она не казалась приспособленной для физической борьбы, но я не стал рисковать. Я двигался осторожно, сохраняя баланс, готовый немедленно отреагировать, если она что-нибудь предпримет.

— Давай, милая, — сказал я маленькой девочке и протянул свободную руку к ней. — Я собираюсь забрать тебя домой.

Она встала и неохотно взяла меня за руку.

Уилл вылез из тени, и встал по другую сторону девочки, оскалив зубы. На волчьей морде это выражение было абсолютно ужасающим.

Дойдя до Райли, я спросил:

— Лара решила преподать здесь Тане урок?

— Что-то типа того, — сказал он. — Если ранишь ее, дела примут нежелательный для всех оборот.

— Понял, — сказал я. — Ты бы достал меня, не начни я жульничать.

— Ты не жульничал, ты просто не слишком напрягался, — последовал ответ. — В другой раз может быть.

— Надеюсь, нет, — искренне сказал я.

И я вышел с зажатой в клинч вампиршей и маленькой девочкой, скрытой в защитных тенях волшебника и оборотня, в то время как солдаты Лара Рейт смотрели на нас.

— Ваша честь, — обратилась представительница присяжных к судье. Прервавшись, чтобы повернуться ко мне и попытаться испепелить меня взглядом, она продолжила: — После двух дней обсуждения члены жюри не смогли прийти к единогласному вердикту по делу.

Одиноко сидящий за своим столом Лютер моргнул и выпрямился, широко раскрыв глаза.

У помощника окружного прокурора было примерно такое же выражение лица. Рядом с ним, напряженно смотря вперед, сидела Таня, чьи волосы были высоко зачесаны, чтобы не потревожить обожженное ухо.

Судья с усталым смирением смотрела на присяжных. Ее взгляд остановился на мне.

— Что? — сказал я, сложив руки на груди. — Я ему поверил.

Она потерла глаза одной рукой и что-то пробормотала под нос. Я напряг слух, который, кстати, на порядок лучше, чем у большинства людей, и думаю, услышал, как она шепчет что-то вроде «проклятые сверхъестественные придурки».

Она снова подняла глаза и заговорила привычно-официальным тоном:

— В таком случае у меня нет выбора, кроме как аннулировать этот судебный процесс. Мистер Тремонт, офису прокурора необходимо уведомить меня, собирается ли прокуратура продолжать ведение этого дела против ответчика.

Улыбаясь, я смотрел на Таню.

Если Белая Коллегия снова попытается начать дело, я смогу представить девочку (Марию) как свидетеля. На данный момент Мария была под охраной группы оборотней, что не даст ей снова «загадочно исчезнуть». И если вампиры продолжат напирать на Лютера, то мне ничего не стоит вытащить все их мерзкие делишки на свет. И если есть что-то, что Белая Коллегия ненавидит, так это выглядеть мерзко.

Таня на меня надулась и пробурчала что-то удивленно моргающему Тремонту. После их короткой, но бурной дискуссий (разумеется, шепотом) Тремонт повернулся к судье.

— Ваша честь. Штат хотел бы снять все обвинения.

— Серьезно? — спросила судья. Потом она закатила глаза и сказала: — Ну, разумеется. Хорошо, люди, справедливость восторжествовала, суд удаляется.

Она вполсилы стукнула молоточком поднялась. В то время как она покидала зал заседаний, мы все встали и тоже отправились на выход.

Лютер сидел ошеломленный, пока судебный пристав снимал с него наручники. Затем он был погребен под кучей-малой из негромко верещащих визжащих детей, к которым вскоре присоединилась женщина со слезами на глазах. Я слышал, как он начинал смеяться, как он обнял их.

В мои глаза что-то попало, так что я поспешил уйти.

Снаружи, на парковке, кто-то подошел ко мне и дернул за рукав. Мне понадобилась секунда, чтобы узнать судью в ее гражданской одежде — простой паре брюк и белой рубашке.

— Дай угадаю, — сказала она. — Кто-то нашел девочку.

— Девочку, о которой как-его-там говорил при даче показаний? — спросил я бесхитростно.

— И если бы девочка встала перед всеми и ответила на вопросы, это принесло бы немало неудобств тем, кто стоял за Блэком. Я права?

Почесав одни пальцем нос, я ответил:

— Может быть.

Она фыркнула и повернулась, чтобы уйти.

— Юрист из тебя — хуже не придумаешь.

— Спасибо, — ответил я.

Она остановилась и посмотрела на меня через плечо с легкой улыбкой:

— Пожалуйста.

Я еще немного пошатался вокруг, чтобы увидеть Лютера покидающим здание вместе со своей семьей. Свободным человеком.

Может быть, Уилл был прав.

Правосудие восторжествовало.