Привет, Маруся!

— Хай, брательник.

— Это что за карело-финский эпос? — глядя на сестру, с иронией сказал Валера.

«Ну и зануда, — решила я, — терпеть таких не могу».

— Привет, братик, — исправилась Катя.

— Другое дело.

— Невест тебе привезла. Выбирай, какая понравится. Эту сероглазую девчушку с длинными блондинистыми волосами зовут Станислава, а находящуюся рядом с ней кареглазую смуглянку — Олеся. Прошу любить и не жаловаться. Кто тебе больше понравился? Кого возьмешь замуж? — И, увидев, что парень от негодования покраснел, а я показала кулак, тут же исправилась: — Это была шутка. Ну что, будешь знакомиться с моими подругами?

Ночью, сразу после встречи Нового года, мы всей гурьбой вместе с родителями Кати отправились в деревенский клуб. В их селе так было принято, что поделаешь — традиция. И снова, как и в школьные годы, нас у входа встречали Дед Мороз, Снегурка, суровые лесные чудовища. Сначала своим чередом прошла музыкальная программа с песнями-плясками местных артистов, затем — конкурсная, а потом начались танцы. Звучали красивые вальсовые мелодии, песни из давно ушедших восьмидесятых, девяностых, современные шлягеры. Вроде город недалеко, а все было по-другому. Какие замечательные люди меня окружали: веселые, добрые, открытые! Я их всех уже любила!

— Станислава, идем танцевать? — схватив меня за руку, сказал Валера и, не произнеся больше ни звука, повел в центр зала. Я и слова не успела промолвить. — А как тебя зовут дома? Этим длинным именем?

— Дома меня зовут Марусей. Тебе разрешается Стасей.

Брат Валера смешно фыркнул.

Мы танцевали недолго. К моему кавалеру вдруг подлетела крепенькая и полненькая, рыжеволосая девица невысокого роста — этакий колобок — и, беспардонно отодвинув меня в сторону, положила руки на плечи поджарого Валеры. Он засмеялся и охотно принялся танцевать с новой партнершей.

«У них принято так нагло себя вести?» — возмутилась я и отошла в сторону, ища взглядом подруг. Олеся танцевала с очень молодым пареньком по виду школьником, Катя стояла в обществе товарок, полгода назад бывших одноклассницами, и что-то весело с ними обсуждала. Вскоре ко мне вновь подошел Валера.

— Прости, что так вышло. Настя — моя одноклассница, можно сказать, подруга со времен песочницы. Мы очень долго не виделись, — оправдывался парень за поступок однокашницы.

Я пожала плечами:

— Понимаю.

— Ее жених бросил, поэтому нужно было успокоить.

— Я понимаю, — повторила я. — Мужчина выбирает жар-птицу. Получив её, превращает в курицу. Потом снова ищет жар-птицу.

— Глубокие же у тебя жизненные познания. Ты не права. Все сложнее. Иногда женщина пытается преподнести себя как жар-птица, хотя на самом деле курица.

— Невысоко же ты ценишь женщин.

— Почему ты так решила? Очень даже ценю. Я не терплю лицемерия, лжи, предательства. Какая разница М ты или Ж, все обязаны держать слово, быть честными перед собой и другим человеком, — заключил Валера и, немного помолчав, спросил: — Тебя обидел парень?

Я смутилась, ощущая прилив жара. Кажется, лицо заполыхало. Вот ненавижу себя за это: краснею по любому поводу.

Не дождавшись ответа, Катин брат смело взял меня за руку:

— Пойдем танцевать, клянусь, больше нам никто не помешает.

«Ну, что ж, пятая точка снова готова к приключениям, пора завязывать с Кутусовым», — подумала я и подала Валере руку.

Примечания

5 Татьяна Лило «Простудила муха ухо — вот такая невезуха».

Глава 7

За час, проведенный в обществе Валеры, я знала о нем все, ну или почти все: окончил физмат университета с красным дипломом, поступил в аспирантуру и успел жениться. Но спустя год жене надоели его постоянные посиделки в обществе ученических тетрадей, конспектов и учебников, это все при малой финансовой стимуляции, и супруга подала на развод. Валера вернулся на малую родину, сразу получив здесь, в местной школе, должность директора. Так и остался в деревне, хотя уже окончил аспирантуру и стал кандидатом педагогических наук.

— А почему не работаешь в Энске? У нас же есть педагогический университет. Мог бы жить здесь, а работать в городе.

— Понимаешь, раньше формула моей жизни заключалась в следующем: всегда быть отличником. Сейчас изменилась.

— И как она звучит сегодня?

— Просто нужно быть. Чувствуешь разницу?

— Конечно. Я тоже считаю, что тянуться к звездам полезно, но важно при этом не отрываться от земли, а то и до светил не дотянешься, и твердую почву однажды не почувствуешь. Важно не потерять свою индивидуальность.

— Вот-вот. Поэтому я здесь, поближе к привычному и родному, к земле. Мне здесь уютно, радостно и хорошо — это главное. Можно сказать, я нашел себя. А звездами просто любуюсь издалека.

Мы бы и дальше мило беседовали, но с Валерой решила пошептаться Катя, и они отошли в сторону. Я не знала, чем себя занять, поэтому отправилась в буфет: поближе к кухне, подальше от начальства, в данном случае, от злых взглядов одиноко стоящих невест завидного жениха — директора, однако по дороге кто-то положил мне на плечо руку. Я обернулась: красивая Настя — одноклассница Валеры — гневно сверкнула заплывшими очами.

— Выйдем на улицу?

— Для чего?

— Полюбоваться ночным небом.

— Почему бы тебе не лицезреть красоту Вселенной в сопровождении дорогих для тебя людей?

— Хватит болтать. Одевайся, — скомандовала девушка.

Это шкандаль. Я понимала, что за разговор сейчас предстоит: будем друг друга таскать за волосы. И все-таки пошла следом за девицей, избрав для себя тактику туго соображающей, наивной простушки. Юмор — наше всё.

— Тебя как зовут, бойкая?

— Маруся. Мою подругу тоже зовут Маруся. Мы — Маруси. Нас тебе представляли, забыла?

Информацию об Олесе девушка пропустила мимо ушей.

— Оставь в покое Валеру. Он мой, Маруся, — уверенно заявила изящная Настя на пороге клуба. Природа щедро одарила ее рубенсовской красотой, на этом подарки закончились. Умом она уж не блистала.

— Интересно девки пляшут. Теть, а теть, а он знает, что твой? — вошла я в образ то ли слегка придурковатого человека, то ли Кутузова, хотя в чем разница, не пойму?

— Не паясничай, малолетка.

— Почему же малолетка? Мне полных восемнадцать.

— Вот именно. А Валере двадцать семь, девять лет между вами. Целая пропасть. Зачем он тебе?

— Я об этом еще не думала, видимо, за меня это сделала ты. И зачем он мне?

— Предупреждаю, не отстанешь от него — выдеру все твои космы.

— Тетя, ты, когда травку куришь, тормозной жидкостью не запивай и сырыми мухоморами не закусывай, — сказала я с фирменной интонацией Кутусова. Тьфу, вспомнился же на ночь глядя, поганец.

— Что ты с ней разговариваешь? Схватила за волосы — и все. Делов-то, — подключилась к нашему интеллектуальному диалогу вылезшая откуда-то из-за сугроба мамзелька. — Всему тебя учить надо.

— О, еще одна из психушки прискакала. Да у вас там, похоже, кружок любителей куриного помета образовался, силос уже не в тренде?

— Ну, тва-арь, — выдохнула, покраснев, восхитительная Настя. Тебе нравится из меня парнокопытное делать?

— Зачем же делать? За меня щедро постаралась природа.

— Ну, берегись, — вздыбленная Настя провела указательным пальцем поперек своей прекрасной, едва различимой, заплывшей шеи. — Конец тебе.

— Да не плачь ты так, Чебурашка, все образуется, — пролепетала я, подражая одноименному герою мультфильмов.

Новой реплики я от них дожидаться не стала, поэтому рванула в клуб. У дверей, в фойе, стоял Валера и вертел головой в разные стороны, вероятно, искал меня.

— Ты куда пропала? Что-то случилось? Я беспокоился.

— Все нормально. Ходила любоваться ночным небом, — невозмутимо ответила я.

Тут показалась обворожительная Настя, а следом ее неадекватная подруга. Обе с ненавистью зыркнули на меня. Валера перехватил их испепеляющие взгляды:

— Не с ними ли ты наслаждалась красотами Вселенной?

— Нет. Тетеньки были заняты другим. В снежки друг с другом играли. В детство ударились, наверное.

Я вдруг вспомнила своих одноклассников и наши постоянные перепалки с Кутусовым. Интересно, что он сейчас делает? Как проводит Новый год? А главное, с кем? Вспомнился прошлогодний праздник, когда я полночи рыдала в подушку, а Князь меня в той первой нашей переписке успокаивал. И так мне стало грустно, что захотелось вернуться в свой тихий, уютный мирок — домой и там сидеть, прижавшись к подаренному Кутусовым самолетику, и не выходить на улицу все эти две недели каникул. Хотя я понимала, меня дома тоже никто не ждет: папа на службе, а его возлюбленная мадам пригласила на праздник в нашу квартиру дорогих сердцу таких же примитивных, как и она сама, подруг. Так что дом для меня сегодня — это весьма условное понятие. Уже он не мой.

А ди-джей уже не первый раз проигрывал трек из «Любэ»:

Выйду ночью в поле с конем,

Ночкой темной тихо пойдем.

Мы пойдем с конем по полю вдвоем,

Мы пойдем с конем по полю вдвоем. 6

«Да что это такое?» — подумала я. — Всю ночь песни о конях-лошадях. Вроде бы год Змеи. Кто составлял программу? Почему нет современной музыки? У них всех повальная любовь к парнокопытным? Хватит песен-танцев, хочу спать.

— Не пора ли нам возвращаться? — будто услышав мои мысли, сказал Валера. — Пойдем домой?

Я согласно кивнула — устала. Парень поставил на стойку «мини-бара» наши стаканы с соком, а сам ушел за одеждой в раздевалку. Людей в клубе оставалось немного — полшестого утра. Я обвела взглядом зал. Мои подруги Голубева и Иванцова были заняты переглядами с двумя парнями, только вернувшимися из армии, и нашими ровесниками, приехавшими домой на праздник из других городов.

Зазвучали аккорды новой песни:

Прямой автострады тугая полоска.

И я по бетонной гудящей струне

Лечу на железной гремящей повозке,

Где прадед мой ездил на рыжем коне.

Настя и ее подруга с призывным ржанием поскакали галопом по залу. На них никто не обращал внимания, видимо, все давно привыкли к подобному поведению чересчур темпераментных дам.

А по ночам мне снится конь.

Ко мне приходит рыжий конь,

В лицо мне дышит рыжий конь,

Косит лиловым глазом. 7

Восхитительная Настя, отличавшаяся эпатажем, уже пребывала в веселом расположении духа, видимо, давно забыв и о бросившем ее женихе, и о неприступном Валере. Вдруг она, резко остановившись рядом, крикнула: «Копыта к бою» и врезала мне по скуле огромным, натруженным крестьянским кулаком, а потом, погрозив им, снова поскакала по своим… делам. Я и опомниться не успела. Так и стояла молча, зажав рукой правую щеку. В зале продолжала греметь музыка, но никто не разговаривал, не танцевал — все непонимающе переводили взоры с меня на Настю. Олеся с Катей через секунды оказались рядом:

— Что случилось? Почему ты ей не дала сдачу?

Как я должна была себя вести? Воевать с этой странной дамочкой? Гарцевать с ней по залу и вызывать этим смех публики? А потом, как и она, на ближайший месяц стать потехой для всей деревни? Нет. Вдруг вспомнились слова папы: хватит быть пацанкой, пора взрослеть, больше никаких драк. Может, написать на красивую Настю заявление в полицию, благо свидетелей инцидента человек двадцать? Пока я раздумывала, зазвучали аккорды еще одной старой песни:

Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой.

Сивка-бурка, вещая каурка, очень, очень надо встретиться с тобой.8

Ко мне снова с криком: «И-го-го» прискакала чудна́я Настя, видимо, решившая вновь повторить удачную вылазку в стан врага. Я ничего не понимала. У нее что, срабатывает условный рефлекс к войне на почве услышанной песни о лошадях? На этот раз я схватила стоявшие рядом стаканы с апельсиновым соком и вылила содержимое обоих на кучерявую рыжую гриву, благо была на полголовы выше ростом своей визави.

— Охладись, Веснушка, тпру, — ласково улыбаясь, громко сказала я, музыка уже не звучала, поэтому реплику услышали все.

Девушка было занесла руку надо мной руку, но ее кулачище перехватил подошедший сзади Валера. Вскоре к нам подтянулись и другие свидетели этой сцены.

— Что здесь происходит? — зычно поинтересовался герой Настиных грез.

Я молчала. Не хотела продолжать это шоу.

— Аа-аа че-его она все время возле те-бя от-тирается? Ты-ыы только мой, — растягивая слова, разоткровенничалась у всех на виду неотразимая Настя.

— Я не твой. Никогда им не был и не буду. Не тешь себя иллюзиями. А сейчас расходимся все по домам. Повеселились классно, — и Валера взял меня под руку, набросив на плечи новую норковую шубку.

***

Тело не хотело просыпаться, мозг тоже. Я вынырнула из сна точно из глубокого омута, разлепив тяжелые веки. Как же гадко было на душе! «Что ж, — думала я, — к окончанию каникул успею прийти в нормальное состояние, придется только воспользоваться тональным кремом, чтобы сгладить погрешности кожи. В колледже ни о чем не узнают. Но что делать с папой и Инессой Ивановной? Как им все объяснить, ведь не смогу же я две недели скрываться от них? Отец, узнав правду, потребует незамедлительного обращения в полицию. Обошелся бы так со мной парень, папа бы разобрался с ним по-мужски. А в этой ситуации увидит только один выход. Затянется вся эта канитель на месяц, не меньше, и уже ни от кого ничего не скроешь. Знаю, проходили. Мадам Квашняк будет потирать ручки. Возрадуется: наконец-то кто-то решил поучить непокорную падчерицу уму разуму. Быстренько клац, клац, клац по клавиатуре — и полетели мониторные сплетни по соцсетям. Еще к тому же приукрасит ею нарисованные картинки несуществующими фактами».

— Олеся, когда мы едем домой? — крикнула я вечером подруге, поглощавшей в кухне гору пельменей. Вот ведь ест, как три коня сразу, а не полнеет. Тьфу, опять вспомнила о бедных животных — чувствуется тлетворное влияние любвеобильной Насти.

— Может, погостите еще? Ну куда ты поедешь с этими синяками? Оставайтесь, прошу, — взмолилась Голубева, услышавшая мой вопрос. — Представляете, как мы здорово отдохнем за эти десять дней?

— О да, если снова не придет какая-нибудь потенциальная невеста твоего брата с целью свести с нами счеты, — включилась в беседу Олеся.

— А что такого? Как говорится, когда бьют по правой щеке, подставь левую. Да, Стаська? Ты-то знаешь, — лениво бросила Катя.

Смешно им.

Злость на Настю постепенно ушла, оставив после себя пустоту и равнодушие, я закрыла лицо руками, сползла вниз и тихо разрыдалась, очередной раз жалея себя: «Ну почему все так бестолково складывается в моей жизни? Одна на всем свете: ни мамы, ни любимого человека рядом. Папе тоже уже не нужна».

— Ну что ты плачешь, маленькая? — Валера вошел в нашу с девочками комнату и ласково потрепал меня по макушке. — Несчастная любовь? Я прав?

— Офигеть, наблюдательный.

— Расскажешь мне о нем?

— Нет.

Примечания

6 «Конь» («Выйду ночью в поле с конём…») Автор музыки — И. Матвиенко, автор текста — А. Шаганов

7 «Рыжий конь» Автор музыки — В. Добрынин, автор текста — Л. Дербенев

8 «Сивка — Бурка» Автор музыки — М. Дунаевский, автор текста — Л. Дербенев

Глава 8

— После питательной и тяжелой праздничной трапезы хочется чего-нибудь легкого, диетического, но новогоднего, — размышляла Катя. — Как говорится, мир тесен? Садись на диету! Стаська, у тебя нет в запасе рецепта какого-нибудь интересного и простого блюда? Мама бы приготовила.

— Мама-мама. Сама-то когда маму накормишь? В деревне живешь, а ничего не умеешь, — проворчала я. — Что тебе из новогоднего хочется: сушеной рыбы с хреном или маринованных мандаринов? И вообще, хватит валяться. Вставайте, будем готовить обед, — приказала я подругам.

Катины родители целыми днями находились в городе, отец служил в полиции, а мать работала в одном из городских магазинов. Валера в школе почти не показывался, поэтому чаще всего каникулярное время мы проводили вчетвером. Когда я позвонила папе и сказала, что хочу задержаться у подруги, он категорично заявил:

— Стаська, пойми, неприлично десять дней находиться в гостях.

Да, все правильно. При других обстоятельствах я бы тоже так сказала, но папа не знал, что мое лицо расцвечено всеми цветами радуги — красавишна еще та. Правду сказать я не могла по известным причинам, потому пришлось убеждать его в неземной любви к деревенскому быту, к разнообразным природным ландшафтам, к необыкновенным, дружелюбным и добродушным труженикам полей.

— Папа, я не в тягость родителям Кати, к тому же помогаю им по хозяйству. За домашними животными ухаживаю, правда, делаю это пока под руководством Марии Александровны, мамы Кати.

— Вот это новость, — засмеялся папа. — Ну, хорошо. Оставайся до конца каникул, раз так хочется.

— Спасибо, папочка, — я с облегчением вздохнула, положив смартфон подальше в шкаф.

Когда пришли родители, стол был уже накрыт. Куриные зразы с черносливом и морковный кекс ждали своего часа.

— Хитренькая, — канючила Катька, жалуясь матери. — Мы — и это, и это, и это, а она только — то.

— Блестящая речь, захочешь, да не возразишь, — засмеялась я.

Если перевести на русский язык сказанное новоиспеченной Эллочкой-людоедкой, то станет понятно: подруга жаловалась на то, что я только руководила процессом, а исполнителями кулинарных шедевров были брат и сестра Голубевы, а еще Олеся, которая тоже задержалась в гостях.

В дополнение к приготовленным блюдам мы из дубовых бочек, стоящих в погребе, достали настоящие соленые огурцы, помидоры, квашеную капусту и арбузы. Красота!

— Стасенька, оставайся у нас. Посмотри, как хорошо у тебя все получается: и готовка, и уборка, и уход за животными. Сама не сидишь на месте и ребят подтягиваешь к труду, — сказала однажды Мария Александровна.

— Мама, ну ты и нарисовала картинку: Стаська пашет, а мы бездари и лодыри, только за столом себя проявляем за поглощением пищи, — возмущенно проговорила Катя.

— Я так не сказала, но ты раньше вообще не готовила, уборкой занималась после десятка напоминаний, а тут все добровольно делаешь, без напутствий и условий.

— Ага, Доцент кого хочешь заставит, — процитировала Голубева фразу из известного фильма. — Попробуй сказать ей поперек. Может банку сока на голову вылить или сковородку с жареной картошкой надеть.

Все вспомнили недавний инцидент с несравненной Настей и засмеялись.

— Кто не работает, тот не ест. Моя жизненная позиция, — нравоучительным тоном заявила я.

— Кто не работает, тот удачно вышел замуж, — перебила Катя мою патетическую речь.

— Но для тебя сделаю исключение. Хочешь — поваляйся в постельке. Я сама все бытовые вопросы решу, — продолжила я и пожала плечами. — Мне вообще нравится сельская жизнь.

Валера внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал, а вот Катька возражала:

— Нравится потому, что сейчас для тебя это развлечение, а если постоянно занимаешься такой хваленой крестьянской работой, вскоре начинает тошнить об одном только упоминании о ней. Это еще огород не надо поливать и грядки полоть. Так что не путай туризм с эмиграцией.

Может быть, Голубева и права. Но мне не так нравилась сельская жизнь, как семья подруги. Мария Александровна покорила своей добротой и мудростью, отец — какой-то мужской основательностью, надежностью. Валера…Валера просто нравился. В душу не лез, но я чувствовала, что в случае чего смогу на него рассчитывать. Не такой уж он зануда, как оказалось при ближнем рассмотрении. Подружимся, несмотря на разницу в возрасте.

Однажды по дороге в магазин мы с девочками столкнулись с Настей и ее подругой. Завидев нас, девушки перешли на другую сторону.

Я не могла понять одного: как можно, выйдя из одних отношений, тут же бросаться в другие? Ведь что-то же связывало Настю и ее бывшего жениха, наверное, замуж за него собиралась? Он ее бросил, а она тут же забыла о своей неземной любви и воспылала новыми чувствами к другу из далекого детства. Или никакого жениха не было вовсе? Я знала некоторых девиц, которые, не имея бурной личной жизни, сами выдумывали небылицы о взаимоотношениях с парнями, наверное, для того, чтобы не выделяться на общем фоне счастливых парочек. Лгали всем и верили собственным придумкам. Может, и Настя из таких же фантазерок? Не исключаю, что она искала сочувствия, когда говорила о разрыве отношений — вот для этого и придумала интересную историю.

— Меня не покидает ощущение, что Настька как кошка влюблена в Валеру, — размышляла Олеся.

— Как кошка? Ты не права. Она влюблена как лошадь, — с энтузиазмом поправила подругу Катя.

— Зачем вы обижаете бедных животных? — наигранно сурово сказала я. — Она в него просто влюблена. У них ранее были отношения?

— Нет. Но все давно знают, что Настя любит брата. Сама много раз признавалась ему в высоких чувствах, шагу не давала ступить, а три года назад уехала из деревни, думали, смирилась. Все вздохнули: может, выйдет замуж и забудет Валеру. Как видишь, вернулась без мужа, теперь от нее не избавиться. Если только применить силовые методы…

— Противозаконные методы не наши, — в разговор вступил Валера, зашедший в дом после уборки двора и случайно услышавший последние реплики. — Не вздумайте что-либо предпринимать. Сам разберусь.

— Мы и не собирались. Только прошло уже три дня после Нового года, а Настька так и не извинилась за свое хамское поведение. Какой пример она подает молодым, дорогой братец?! — произнесла с патетикой в голосе Катя.

— Не лезьте в это дело. Я сам разберусь.

— Ага, разберется он, знаю, плавали: сейчас начнет давить на ее совесть, а это ни к чему не приведет, конечно, она извинится, но только для того, чтобы угодить любви всей ее жизни, — сказала Голубева, когда Валера ушел на работу. — Тут нужно действовать иначе, не уговорами, а хитростью.

— Это как? — нахмурилась я.

— Нужно, чтобы Настька испугалась.

— Ты предлагаешь ее побить?

— Нет. Есть другой действенный способ. Давайте пустим по деревне слух, что она того…

— Чего того? — во весь рот улыбнулась Олеся.

— Как бы культурно выразиться…Скажем, у нее истерия на почве неразделенной любви к дальневосточному жениху. Вот смотрите. Колька-диджей сказал мне, что это Настя целый вечер заказывала песни про коней. Тебе крикнула: «Копыта к бою», наверное, была в образе кобылы Наполеона или парнокопытного другого военачальника. Целую ночь гарцевала по всему залу, как безумная, помните ее возглас: «И-го-го»? Нормальный человек будет так себя вести? Нет. А в магазине продавщица тетя Рая Стаську и тебя, Олеська, назвала Марусями, потому что Настька ей сказала: «Здорово я вчера Марусе физиономию разукрасила! Не будет на чужих женихов смотреть. И той, другой Марусе, тоже надо врезать на всякий случай, чтобы сюда больше не ездила». Это она про тебя, Иванцова, если не поняла. Уже имена путает. Точно у нее истерия на фоне стресса. Надо предупредить соседей.

— Прекращайте бессмысленный и напрасный спор. Не надо ничего делать. Мне ее извинения не нужны, сама виновата, спровоцировала Настю на эти поступки: никак из себя не вытравлю Кутузова с его вечными шутками и подколами. Так что, успокойтесь. Нормальная она, просто была очень пьяна. А в остальном Валера сам разберется.

Подруги меня не услышали и не успокоились.

Вечером приехали Голубевы-старшие. Мария Александровна, выкладывая на стол купленные в городе продукты, обескуражено проговорила:

— Валера, сейчас видела на остановке своих подруг: тетю Ларису и тетю Свету. Не поверишь, они сказали, что у твоей бывшей одноклассницы Насти болезнь Альцгеймера с шизоидными отклонениями и деменцией — все село, оказывается, в курсе. Говорят, она укусила мать дальневосточного жениха, его сестру окунула в унитаз. Но сама этого не помнит, наверное, болезнь уже прогрессировала. Тетя Клава на всякий случай решила вызвать полицию, чтобы Настю отправили на освидетельствование в психиатрическую больницу. Девочка стала опасной для общества: Станиславу ударила, Олесе грозила расправой. Бедная Настя, такая молодая, а уже настолько больная.

Я незаметно показала Голубевой кулак.

Валера же, подозрительно посмотрев на нас, раздраженно пыхнул ноздрями и спросил:

— Все те же на манеже. Ваших рук дело?

Катя, улыбнувшись, сделала невинную гримасу и надменно произнесла:

— Что недоказуемо, то ненаказуемо. Эти разговоры и сплетни — результат ее поступков. Мы здесь при чем?

Вечером того же дня в дом Катиных родителей с извинениями пришла Настя.

— Мне нужно с тобой поговорить, — виновато промямлила девушка, обращаясь ко мне.

Глава 9

Я, посмотрев в зеркало на свою опухшую сине-красную скулу, сказала:

— У меня нет настроения с тобой общаться. Надоел этот цирк с лошадями.

— Хотела извиниться за свое поведение, — продолжила Настя.

Я ахнула и натурально удивилась:

— Ниче се. А, понимаю причину твоего демарша: испугалась, что в скором времени тобой заинтересуются полицейские с дубинками или люди в белых халатах со смирительной рубашкой и нейролептиками?

Девушка опустила голову и заплакала. Я поняла: своими подозрениями попала в точку.

— Очень прошу: извини меня. Понимаешь, я недавно рассталась с женихом, поэтому на празднике пыталась забыться. Не волнуйся, у Валеры тоже попросила извинения. Он сказал, что простит лишь в том случае, если простишь ты.

— Мгм…Прощаю, ибо не хочется трепать по селу доброе имя директора школы. Мой тебе совет: впредь постарайся держать себя в руках, ну, ты поняла. Это так, к сведению, заметки на полях.

— Спасибо! — у девушки на глазах снова выступили слезы.

Постояв еще минуту и не дождавшись от меня новой реплики, Настя выбежала из комнаты, еще раз поблагодарив за лояльность.

— Спасибо! Какая в этом слове простая и ясная сила, — отозвалась из гостиной Катя. — Вот так нужно воспитывать молодое поколение, дорогой брат. Жаль, что я не пошла в педагогический. Из меня бы получился великолепный учитель.

***

Каникулы подходили к своему завершению. Синяки почти полностью прошли, и если умело наложить на лицо крем, а потом хорошенько припудрить носик, то совсем не были заметны.

Я очень скучала по своей квартире, не той, что сейчас, а где хозяйничала сама, расставляя наши тарелки-кастрюльки по своим местам. С приходом мадам Квашняк мои простенькие в своей красоте кухонные принадлежности, предметы быта, любовно приобретенные еще мамой, куда-то исчезли, а им на смену пришли другие: современные, важные, громоздкие. И еще я поняла: мне очень плохо без папы, без его добрых глаз.

Проанализировав время, проведенное у родителей Кати и Валеры, я решила, что двухнедельные каникулы удались. Несмотря на Настины новогодние скачки, жизнь в селе мне понравилась. Я уже и забыла, как хорошо жить с мамой. Нет, не с мачехой Квашняк, а именно с мамой — доброй, душевной, всепонимающей мамой, какой была Мария Александровна. Вот бы такую жену моему папе!

— Девочки, приезжайте к нам в любое время, всегда будем рады вас видеть, — расчувствовавшись, сказала мама Кати и положила нам с собой увесистые продуктовые наборы.

Валера, прощаясь, долго держал мою руку в своей, а потом сказал, что рад, хоть и стыдно признаться, горячей эпопее с Настей. Благодаря этому гости смогли здесь задержаться и ближе познакомиться со всей семьей.

***

— Здравствуй, дом, милый дом, — всплеснув руками, сказала я. Однако, зайдя в свою комнату, настроение тут же провалилось до критической отметки: везде царил абсолютный беспорядок. — Папа, почему компьютерный стол стоит не на своем месте? Где мой плательный шкаф?

— Мы сделали небольшую рокировку, переставили мебель, — опередив отца, прощебетала Квашняк-старшая. — Правда получилось миленько?

— Па-па, вопрос адресован тебе, — возмущенно запыхтела я.

— Дочь, мы твой шкаф поставили в нашу комнату. Инессе Ивановне некуда класть свои вещи.

Ну весомый аргумент, что сказать. Цирк с конями продолжается.

— А мой абсолютно новый и дорогой антикварный комод XVII века передвинули в твою спальню. У тебя же все равно меньше вещей, — гневно буркнула Квашняк и вылетела вон.

— Новый антикварный комод XVII века? Как же он до сих пор не рассыпался? Он из железа или золота? Прямо-таки оксюморон ходячий, — зло засмеялась я. — А замки поменять в нашей квартире на новые антикварные крючки, чтобы я сюда не вошла, Инесса Ивановна тебе еще не подсказала? Думаю, скоро так и случится.

— Не думал, что ты так отреагируешь. Хорошо, мы все вернем назад Стася. Прости.

Вот не понимаю я иногда папу: неужели трудно было позвонить мне и спросить? Сюрприз они хотели сделать. А если мне этот шкаф дорог как память? Мы еще с мамой его покупали, когда она не болела. Вообще, кто такая Инесса Ивановна? Почему она распоряжается в нашем доме? И почему папа снова идет у нее на поводу?

Возвращаясь после занятий и практики домой, я старалась меньше бывать в гостиной, на кухне, чтобы снизить до минимума встречи с Квашняк. Из-за Инессы Ивановны все реже и реже приходилось общаться с папой. Я не думала о том, что он меня разлюбил, забыл или предал, но что часть предназначенного для меня места в его сердце перехватила мадам Квашняк, я уже не сомневалась.

Подготовка к занятиям занимала значительное время, я на всю пользовалась своим привилегированным положением студентки: училась, училась и училась. В этом был плюс: будущая профессия не позволяла легкомысленно относиться к занятиям, да и меньше времени оставалось на размышления о жизни. И все чаще и чаще душу бередил вопрос: не съехать ли из дома в общежитие при колледже?

***

Перед Восьмым Марта Катя снова пригласила нас с Олесей в деревню. Иванцова сразу отказалась, потому что завалила контрольные тесты по анатомии и физиологии человека, нужно было готовиться. Я такими проблемами не страдала, напротив, училась легко, поэтому с радостью согласилась вновь навестить семью Голубевых. Отец не возражал. Он в последнее время вообще многое мне позволял, будто заглаживал свою вину.

На этот раз меня доставил с ветерком в село Валера, прежде заехав к нам домой. Мадам Квашняк так и припала к окну, разглядывая водителя и его тачку. Режим Добчинского и Бобчинского активирован: сейчас же известит своих подруг о пренеприятнейшем известии: у падчерицы появился парень с крутой машиной.

Накануне я купила небольшие подарки и Марии Александровне, и Кате — все-таки праздник. Как они были рады, когда получили по коробке шоколадных конфет и роскошной цветочной композиции из мыла необыкновенно тонкого аромата. Я весело провела время среди любящих друг друга людей и сама, кажется, утопала в любви.

От Голубевой мне было известно, что Настя сразу после новогодних каникул уехала из деревни.

— После Катиных методов воспитания от девочки все шарахались, считая Настю сумасшедшей, — говорила Мария Александровна. — Нельзя так поступать с людьми, дочь.

Валера был согласен с матерью:

— Ее бесполезно в чем-либо убеждать. Если вобьет в свою голову, никакими силами не вытащишь. Стася более толерантна, чем подруга. Что вас таких разных объединяет?

— Любовь к тебе, — не подумав, брякнула Катька.

Я сделала Голубевой страшные глаза и закусила язык, чтобы не ответить резкостью на глупость Голубевой. Валера как-то странно посмотрел на меня. Неужели поверил Катькиным бредням?

— Вечно ты все путаешь, маменька. Больше всего на свете я люблю статных мужчин, пирог с яблоками и имя Роланд, — справившись со своими эмоциями, безмятежным голосом отозвалась я, обращаясь к Катьке. — И вообще, не тыкай вилкой в омары — это для генерала поставлено.

— Хм. Тебе нравится Чехов? — почему-то удивился Валера. Я пожала плечами: что здесь особенного? — Это мой любимый писатель. И не только он.

— Вот видите, как много между вами общего, — продолжала нас сватать Катька. — Надо жениться.

Я покраснела: вот язык без костей.

С того дня Валера начал оказывать мне повышенные знаки внимания. Проявлялось это по-разному. Он часто приезжал в город под предлогом совещания, каких-то дел, связанных с ремонтом школы, закупкой оборудования, и неизменно заглядывал к нам в колледж, часто подгадывая под большую перемену или окончание занятий, иногда подвозил до дома. Мы много разговаривали о профессиях, семьях, литературе — да обо всем на свете, даже об отношении к своим и чужим детям. Во многом наши взгляды совпадали.

В последнее время Валера часто звонил, приглашая меня в театр, кафе, но я находила способ отказаться, хотя пару раз все-таки сходила с ним в кино. Мачеха уже привыкла к мысли, что у жениха падчерицы крутая тачка. Наверняка думала: пусть, так даже лучше, не стыдно проехать перед носом опешивших подруг. И начала строить счастливые планы по скорейшему от меня избавлению. А что? Отлично ей тогда заживется: будет полноправной хозяйкой в доме, и отца, а также его зарплату со мной не придется делить.

Мне же замуж не хотелось. Да, Валера нравился, вполне устраивали его замечательные личностные качества: порядочность, мужественность, рассудительность. Но мне было с ним непроходимо скучно. Не хватало тех чувств, которые я испытывала с Кутусовым-Князем: легкости во взаимоотношениях, душевности, теплоты, юмора. Мне не хотелось играть постоянно навязываемую роль маленькой девочки, которую кому-то нужно опекать, наставлять на путь истинный, внушать какие-то очевидные догмы — воспитывать. Моя свободолюбивая натура не выдерживала любого диктата. Я понимала: Валера — хороший человек, но он не для меня, а я не для него. Вот с Олеськой ему будет самое то: она легко умеет подстраиваться под любой характер. А мне с Валерой просто нравится дружить. И все.

Я очень боялась, что однажды Голубев так и скажет: «Выходи за меня замуж». Конечно, ему нужно жениться, в конце мая стукнет двадцать восемь. Но как мне выйти из такой щекотливой ситуации, я не знала. К тому же не хотелось терять дружбу ни с ним, ни с Катькой, ни с добрейшей Марией Александровной.

Я решила при удобном моменте самой затеять этот неприятный разговор, сыграть на опережение. И такой момент наступил.

Валера приехал к нам домой накануне своего дня рождения. Дверь открыла Инесса Ивановна и, судя по ее вытянутому face, она была немного ошарашена: перед ней стоял тот самый симпатичный водитель крутого внедорожника Nissan, несколько раз подвозивший до дома ненавистную падчерицу. Валера подарил мачехе цветы, коробку конфет и прошел в сопровождении мадам в мою комнату.

— Дорогая, обрати внимание на этого прекрасного и воспитанного молодого человека, — нежным голоском пропела Инесса Ивановна и подмигнула.

А то я без глаз, не знаю, что он и прекрасный, и молодой, и воспитанный. Как же устала от ее напыщенных высказываний-штампов.

Вскоре этот замечательный во всех отношениях парень, сидя за чаем, пригласил меня на свой день рождения. Я молчала, собираясь с мыслями.

— Скажи мне что-нибудь, Стаська.

— Валера, прости меня, я не поеду.

— Но почему?

— Не хочу, чтобы ты привязался ко мне и однажды позвал замуж. Понимаешь, я ничего к тебе, кроме дружеского расположения, не чувствую. Ты дорог как друг. И я очень рада, что ты у меня есть, — выпалила такие трудные слова и вышла из-за стола.

— Любишь другого, да? Или шейха тебе подавай? — не дав мне раскрыть рот, он тут же зло прошипел: — Значит второе. Все вы одинаковы.

Я снова села, расстрелянная его взглядом. В глазах от обиды закипели слезы.

— При чем здесь это? — Хотелось жестко отрезать: не люблю тебя, этого достаточно. Но зачем обижать парня? — Я не хочу замуж. Просто не хочу замуж.

Валера помолчал, а потом тихо спросил:

— Тебе Катька все рассказала, да? Выдала мою тайну? Поэтому таково твое решение?

— Э-м… Какую тайну? Зачем ты разговариваешь со мной загадками?

— Все понял, можешь не продолжать, ну, спасибо, сестрица, значит, разболтала. А на день рождения все же приезжай. Буду рад тебя видеть.

Валера подскочил и, не простившись, ушел. На душе было гадко: такого хорошего человека обидела.

Еще сильнее испортилось настроение вечером, когда пришел счастливый папа и огорошил меня радостной новостью: они с Инессой ждут ребенка. Через полтора месяца свадьба. Квашняк тут же добавила:

— Ты приглашена, дорогая.

Приглашена? К собственному отцу приглашена? То есть понимать следует так: я лишняя на этом празднике жизни, но они меня все же приглашают в круг их гостей. Вот спасибо. Я встала из-за стола и, не доев, ушла в свою комнату, по закону жанра громко хлопнув дверью.

Глава 10

Иногда «счастье» сваливается так неожиданно, что не успеваешь отскочить в сторону. Так случилось и в тот жаркий июльский день, когда редкие дожинки царапали оконное стекло и на улице было грустно и неприветливо. Практика закончилась, и в честь этого события я возвращалась домой раньше обычного, обдумывая предложение администрации больницы о временной работе в период летних отпусков в качестве младшей медсестры неврологического отделения — так это звучало на официальном языке. Через два дня, в понедельник, я должна была дать ответ: выхожу или нет, а еще через неделю в случае согласия — приступить к работе. «Зачем брала эти два дня на размышление? Надо было соглашаться сразу, и все», — ругала я себя. — Хорошо, приду домой — и после обеденного перерыва позвоню старшей медсестре».

Открыв дверь квартиры своим ключом, я услышала неторопливую, приглушенную речь, доносившуюся из комнаты папы. Говорила по телефону мачеха, тоже почему-то оказавшаяся дома раньше обычного:

— Ну, что ты, дорогая, к свадьбе мы полностью готовы, еще неделя — и я законная супруга Машкова. Если бы ты знала, как я жду этого момента. Да, ты права: я не намерена терпеть эту сиротинушку. Сразу после свадьбы поставлю вопрос ребром: или я, или она. Пусть катится в свое общежитие при колледже недоумок, — и после паузы продолжила, видимо, выслушав мнение своей визави: — А что Олег? Придумаю что-нибудь. Мне ведь волноваться нельзя, вдруг выкидыш! Кого ты думаешь выберет Машков: своего первого и единственного ребенка или эту, прости, господи, приживалку?

Квашняк рассмеялась. Значит, «пусть катится приживалка в общежитие недоумок»…Я стояла у двери ни жива ни мертва, затем, приняв решение, быстро прошла в коридор и громко хлопнула дверью, демонстрируя этим будто бы свое возвращение. В ту же минуту из-за дверного проема показалась голова мачехи, а потом и выплыла вся тушка.

— О, дорогая, ты сегодня рано. Что так?

— Выгнали из колледжа.

— Никак не могу понять, когда ты шутишь, а когда говоришь правду, — недовольно пробубнила она и, прикрыв дверь, снова вернулась к телефонному разговору.

Сначала мысли вращались хаотично, а затем наметился их четкий ход. Наверное, на подсознательном уровне я допускала подобное развитие событий, поэтому более-менее была готова к такой развязке. «Так, до начала работы у меня десять дней, придется на это время куда-нибудь уехать. Во-вторых, пока в общежитии ремонт, нужно снять квартиру. Деньги. Денег из маминой копилки должно хватить до начала учебного года, а потом стипендия, средства от подработок, думаю, всего этого будет достаточно, чтобы скромно прожить время, пока учусь, — проносились мысли со спринтерской скоростью. — И вывод: привыкай, дорогая, карабкаться по жизни самостоятельно». Я немедленно открыла ноутбук и нашла несколько интернет-магазинов, торгующих горящими путевками. К счастью, в одном из них на завтра были путевки сразу по трем направлениям: во Владивосток (о, нет! сама два года назад вернулась из тех мест), в Москву и Санкт-Петербург.

А, может быть, в Питер? И все образуется?

Туда, где мосты разводные целуются…9

Как там дальше? Стихи, увы, не моя чашка чая. Неважно.

Мне вдруг вспомнился тот наш давний разговор с Сашкой: «Приедешь ко мне на каникулах? Нет, ну правда! Проведу специально для тебя эксклюзивную экскурсию по городу». Под впечатлением тех воспоминаний остановилась на третьем предложении.

Я поеду на целую неделю в город на Неве! Вот Сашка обрадуется! Только мы последние пару месяцев совсем не общались, не было на это времени: зачеты, экзамены. А потом и практика навалилась. Я решила ничего не говорить подруге о предстоящем визите. Пусть будет сюрприиииз! Выкупив путевку и решив вопрос с транспортом (вылет из Новосибирска утренним самолетом), я спокойно уложила вещи в походную сумку. Покрутив в руках серебристый самолетик-талисман, засунула его поверх футболок.

— Куда это ты хочешь поехать? — надменно произнесла мадам Квашняк.

— Этим летом я хочу за границу. У меня такая традиция: каждое лето куда-нибудь хотеть.

— Куда это ты собираешься на ночь глядя? — поправила себя Инесса Ивановна.

— Ухожу, надоело быть бедной приживалкой в углу, отгороженном дерюжкой.

— Не драматизируй. У тебя есть целая комната. Так куда ты?

— За тестом на беременность.

— Ты беременна? — с ужасом в голосе спросила мадам, выхватив из контекста главное.

Ага, испугалась. Как тут выгонишь беременную падчерицу?

— Вам куплю.

У нее в глазах мелькнул еще больший страх, или мне так показалось, и она тут же, не говоря ни слова, ретировалась, громко хлопнув входной дверью, видимо, оправилась к Лазаревской за очередным советом.

По дороге в Новосибирск я отправила папе сообщение: «Не волнуйся, улетела на неделю в Питер к подруге». Отец был на дежурстве, но тут же перезвонил:

— Стася, почему раньше не сказала о поездке?

— Так получилось. Все решилось за полчаса, — и добавила: — Пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок. Карету мне, карету. Короче, хочу встретиться с Сашкой. У меня всего лишь неделя, потом выход на работу. Не сердись, папочка.

— А как же свадьба?

— Это без меня.

— Стасенька, но мне очень важно видеть тебя на этом торжестве. Ты же моя дочка. Как же так, Стасенька? — растерянно проговорил папа.

Я жалела папу, но он сам загнал себя в эту мышеловку. Добровольно. Идти следом на закланье не хотелось. И еще я знала точно: не выдержу эту свадебную экзекуцию.

— У тебя скоро будет жена и свой ребенок. Пора разрывать пуповину, связывающую нас, тебе нужно жить для своей семьи, а я только мешаю этому. Обо мне не беспокойся, проживу. И спасибо тебе за все. Вернусь, еще поговорим.

И сбежала со связи, отключив телефон.

Примечание

9 Светлана Локкина «А, может быть, в Питер?

Глава 11

Хоть и утро, а уже жара, питерское солнце, ошалев от собственной наглости, плавило асфальт. Я решила: при любой погоде ни в коем случае не стану отсиживаться в номере: проведу время, изучая достопримечательности города и области.

По дороге в Парк-отель «Львиный мостик», где нам предстояло жить всю неделю, руководитель группы организовал небольшую обзорную экскурсию по городу. Более подробная должна состояться вечером. Я на сто восемьдесят градусов вращала головой. Конечно, в свои девятнадцать в силу частых ротаций семьи мне многое удалось увидеть, но таких красот я еще не встречала, и очень удивилась, узнав, что мы будем жить в трехстах метрах от Поцелуева моста — самого романтичного места всех влюбленных. Освоившись в номере на двоих и позавтракав, решила, наконец, позвонить Саше. Теперь можно.

— Я в больнице, — скупо отчиталась подруга.

«Вот ведь бестолковая, — ругала я себя, — не подумала, что Сашка работает по субботам. У нас-то практики по выходным не было».

— Хорошо, не буду тебе мешать.

— Не помешаешь. Я получила место младшей медсестры. Поработаю до окончания лета, а потом поживем — увидим.

— Сейчас, неверное, лежачих кормишь завтраком?

— Нет, хуже, — поправила меня Саша и засмеялась: — Подметаю прилегающую к больнице территорию. Не явился на работу менеджер по благоустройству, пришлось мне мести асфальт и поливать растения.

Мошкина подробно рассказала, где трудится, в каком отделении. Проложив маршрут на навигаторе в смартфоне, отправилась навестить подругу.

Подходя к больнице, я уступила дорогу машине реанимации, ехавшей с сиреной. На мгновение в оконном проеме скорой мне показалось, мелькнуло лицо Кутусова — и тут же екнуло сердце. «Тьфу ты, привидится же такое, — подумала я, — видимо, на подсознательном уровне до сих пор испытываю страх встречи с вражеской силой».

Сашку я заметила еще издали, она поливала цветник с любимицей руководителей бюджетных учреждений — ярко-красной геранью. Подруга изменилась мало, но все же похорошела и несколько округлилась в нужных местах. Подойдя к ней на расстояние в два метра, я не выдержала и рассмеялась:

— Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как работает Сашка Мошкина.

— Стаська…Удивила, так удивила. Почему не предупредила заранее?

— Привет, Сашка. Сюрприз удался? — сказала и с объятиями бросилась к подруге.

— Не то слово, — почему-то холодно ответила Мошкина. Я ожидала другой прием, более радушный что ли. — Где остановилась?

— Живу в Парк-отеле «Львиный мостик». Здесь по путевке. Ты мне не рада? Что-то случилось? Нет?

— Зря ты сюда приехала. Все летом из Питера бегут на море, а ты — в пыльный город.

— Пф-ф! Вот так теплая встреча… — хмыкнула я. Ничего не понимая, медленно повернула голову в ту сторону, куда напряженно смотрела подруга. Мамочки! Ну не надо! Зачем?

Перед нами в форме сотрудника скорой помощи стоял красивый и возмужавший Кутусов. Выходит, в машине скорой помощи был он, мне не показалось.

— Это я удачно сюда зашел. Заканчивай работать, Сашка. Грядки выполют зайцы, фасоль разберут мыши, кофе намелют кошки. А герань вырастет сама.

Я молчала, прибитая взглядом неожиданно появившегося бывшего одноклассника. Руки не слушались и дрожали, ноги и вовсе обмякли, нервно задергался глаз. Пауза затягивалась. Спасла неловкие минуты Саша.

— Ну, привет-привет, дружок, — с иронией в голосе пропела подруга.

— Здравствуй, Сашка, — а потом, глядя мне в глаза, как-то очень робко и одновременно нежно произнес: — Привет, Маруся.

Не ответив, я молча развернулась на сто восемьдесят градусов и пошагала по направлению к выходу. Шла и попутно ругала себя и за желание приехать сюда, и за свое позорное бегство: «Ой, дура-а-а! Вот так навестила школьную подругу!» Конечно, приняв решение побродить по Питеру, я понимала, что могу пересечься с Кутусовым, но гнала от себя такие мысли прочь, ведь по теории вероятности такая возможность составляла 1/5000000. Видимо, я что-то не рассчитала и математика с логикой меня подвели. Через несколько минут мимо пролетела машина скорой помощи, и опять за лобовым стеклом мелькнула грустная и напряженная физиономия Кутусова.

Саша позвонила мне минут через пять после моего позорного бегства.

— Ты почему ушла? — проворчала подруга.

— Ну-у, хм…От неожиданности, наверное, потому что не знала, как себя вести, — нехотя призналась я.

— Неприятен тебе Стас, так и скажи, а не бегай от него. Как будто он пылает к тебе любовью, однако по отношению к бывшей однокласснице настолько грубо не поступает.

— Послушай, это мне решать, как себя вести с кем бы то ни было, — разозлилась я. Сама не люблю давать советы, и чужие мне не нужны.

— Извини. Это не мое дело.

— Конечно, не твое, — смягчилась я. — Погуляем? Но только завтра. Возвращаться уже не буду. Спать хочу: изменение часового пояса, экскурсии на свежем воздухе, бессонная ночь.

Договорившись встретиться в шесть часов вечера, мы простились. Сашка на прощание лениво бросила:

— Рада была тебя увидеть, хоть и болтали какие-то пять минут.

***

С Мошкиной мы встретились в назначенное время в фойе отеля, побродили по городу, постояли на Английской набережной, побывали в парке культуры и отдыха «Новая Голландия». Саша рассказала о своей работе в больнице, где проходила практику и осталась до конца лета, о своих достижениях в учебе: она лучшая студентка в группе. Вот и последнюю сессию сдала на отлично, правда, ей пришлось обращаться за помощью к Кутусову, потому что по анатомии мышц были вопросы. Я постаралась перевести разговор на другую тему, но подруга упорно возвращалась к старому: Стас такой внимательный, Стас такой заботливый, Стас такой умный…

— Подруга, гнетут меня смутные сомнения: не влюбилась ли ты? Я уже полчаса слышу хвалебные оды Кутузову.

— Ты, дорогая моя, не отличаешься оригинальностью мышления и думаешь стереотипно. А как же простые человеческие отношения, человеческое участие? — с надрывом ответила Саша, уперев руки в бока. — А вообще, хоть и влюбилась. Тебе-то что за дело?

— Блестящая речь. Захочешь — не возразишь.

И правда, не мое это дело. Не доросла до столь откровенных разговоров. Но что за тон, разве я заслужила такой прием? Лучше бы вообще сюда не приезжала! Настроение упало до критической отметки. Молча погуляв с Мошкиной еще минут десять, я решила, что пора расходиться, но тут приметила в компании парней, идущих нам навстречу, того, о ком весь вечер твердила Сашка.

Глава 12

Поравнявшись с нами, мальчики остановились.

— Девчонки, привет, вот так встреча! Мы тоже решили пройтись по парку, — весело сказал высокий, широко улыбающийся блондин без переднего зуба, вероятно, оставленного в боях.

— А, понятно, почему ты, Сергеев, интересовался, чем я сегодня занята? Стас, мог бы сам спросить, где и когда мы встречаемся с Машковой. Я бы и так ответила, без подосланных шпионов.

Стас молчал.

— Это я пригласил сюда парней, не понимаю, почему ты снова нервничаешь? — ответил тот же парень. — Может, представишь нас своей подруге?

— Знакомьтесь, Станислава. Стася, — вымученно улыбнулась Саша, а потом поочередно назвала своих приятелей: — Это тебе уже известный Сергеев. Слава. А это Володя и Роман — все учатся в медуниверситете, спортсмены. Ну, с Кутусовым ты знакома.

— Предлагаю, Стася, продолжить наше теплое знакомство в «Бутылке», — предложил тот, кого подруга представила как Сергеева Славу, видимо, он в этой группе лидер и идейный вдохновитель.

— Не лезь ты в эту «Бутылку» со своими пролетарскими копейками. Нам не хватит и месячной стипендии, чтобы купить там хотя бы воду без газа, — не поддержал товарища Роман.

Какой-то словесный каламбур. Я понимала, что они говорят о питейном заведении, и все же странно звучал их диалог: бутылка, в бутылку. Лишь позже я узнала о том, что до 1916 году в этом здании была тюрьма. Кстати, выражение, не лезть в бутылку потопало оттуда вместе с буйными рецидивистами.

Я посмотрела на Сашку, что-то она совсем расклеилась, стала какая-то грустная, вялая и ко всему безучастная. Будто ее кто-то обидел. Кутусов по-прежнему не проронил ни слова.

— Спасибо, но это лишнее. У нас с подругой другие планы, — поморщилась я.

А Сашке шепнула: «Чего стоишь? Улыбаемся и дружно машем ручками».

И только мы развернулись, чтобы немедленно ретироваться, как услышали пронзительный женский крик: «Помогите». Обернувшись, увидели мужчину, лежащего без движения, а рядом с ним бегающую по кругу красивую молодую девушку. Пока мы стояли по стойке смирно и некоторое время пребывали в глубоком ступоре, Кутусов подскочил к мужчине и схватил его за запястье.

— Так, сознание отсутствует, дыхание редкое, судорожное, кожный покров синюшный. Зрачки…Зрачки расширенные. Сергеев, быстро скорую. Дайте платок.

Я поняла, что он собирается делать искусственное дыхание и, немедленно достав платок из сумочки, передала Кутусову. Он подложил одну руку под шею пострадавшего, а ладонью другой руки надавил на лоб и максимально запрокинул голову. Все мы изучали эту тему «Искусственное дыхание и массаж сердца», даже на практических занятиях отрабатывали навыки по оказанию первой медицинской помощи в разных ситуациях, но здесь растерялись и только следили за движениями Кутусова. Пятнадцать нажатий, два вдоха, пятнадцать нажатий, два вдоха…После каждых двух минут таких манипуляций он прерывал массаж сердца.

— Ромка, пульс.

Вскоре мужчина задышал самостоятельно и ритмично.

— Кутузов, ты спас ему жизнь! — восхищенно сказала я после приезда реанимации.

— Практика, Маруся, все практика. Я же работаю на скорой санитаром. Вот и насмотрелся кое-чего, научился кое-чему, кое-кого даже помогал вытаскивать с того света.

К этим словам с приставкой кое не хватало еще слова кому. Кое-кому. Кое-кому следовало сказать хотя бы «спасибо».

Но девушке было совсем не до реверансов, заскочив в машину скорой помощи, она уехала в больницу вместе с пострадавшим мужчиной.

— Стас, ну ты крут. Не растерялся, все реанимационные мероприятия провел грамотно и четко, — восхищались Кутусовым ребята.

А он молчал и только улыбался.

Когда мы всей толпой расположились на травке в скверике (говорят, другой такой нет во всем городе), в этом оазисе зелени и спокойствия посреди шумного Санкт-Петербурга, Кутусов подсел ко мне.

Я заметила, что Стас очень изменился, стал немногословным, серьезным. Но и таким он очень нравился.

— Ты на меня по-прежнему сердишься? — волнуясь, спросил он.

— Уже нет.

— Спасибо. Я знал, что рано или поздно это случится.

Я действительно почувствовала, что все изматывающие душу и не дающие спокойно и радостно жить негативные мысли о Кутусове в момент растворились, как только он начал оказывать помощь больному. Стас делал работу красиво и профессионально, будто всю жизнь этим занимался. Разве можно ненавидеть человека, который только что спас чужую жизнь?

В тот вечер мы много говорили. Я узнала, что полгода назад, чтобы продолжить обучение, Стас начал подрабатывать на скорой санитаром, поскольку умерла бабушка и финансовая помощь семьи почти сошла на нет. Мать, конечно, выгадывала из семейного бюджета небольшие деньги, но их было недостаточно для жизни в большом городе. С отцом он так и не встретился — гордость не позволила. Поэтому по-прежнему ощущал сердечную родительскую недостаточность.

— Значит, ты ничего не придумывал, когда писал от имени Князя?

— Почти ничего. Неправда состояла лишь в том, что я царапал от имени студента медуниверситета. Хотелось поднять в твоих глазах свой рейтинг, поэтому так представился. Но я над тобой никогда не смеялся. Да, сначала было просто интересно: что за вредная новенькая, которой палец в рот не клади, появилась в нашем классе, а потом понял, что ты совсем не такая, какой хочешь казаться. Понял, что ты беззащитная и нежная. Пойми, я тебя очень хорошо понимал, каждой молекулой, каждым атомом своего организма понимал, ведь сам переживал те же события в жизни, что и ты. И ощущал их так же болезненно. Как я мог над тобой смеяться? Это то же самое, что смеяться над собой.

Он нежно и очень осторожно положил мою руку в свою. От его прикосновения сердце нещадно заколотилось, перехватило дыхание и, если бы в ту минуту мне пришлось отвечать на чей-то вопрос, я бы от волнения только промычала — речевой аппарат полностью отказал воспроизводить другие звуки. Но как же мне радостно было ощущать его прикосновения!

Через какое-то время я все же справилась с собой, выдохнула и тихо сказала:

— Просто удивительно, что мы с тобой встретились в огромном мегаполисе.

— Что же здесь удивительного? На самом деле, Питер не такой уж и огромный.

— Ну, да, Саша рассказывала, как вы с ней случайно встретились на Невском.

— Случайно? Ты что-то путаешь. Она позвонила мне и сказала, что нет никакого настроения, очень соскучилась по родственникам, друзьям и предложила встретиться. «Хоть кого-то из знакомых увидеть. Надоели уже эти чужие лица» — сказала она.

— Да, наверное, это я опять что-то напутала.

— Мама рассказывала: как-то после окончания учебного года она решила слетать из Питера домой на каникулы, и в самолете встретила свою школьную подругу. Вот тебе и теория вероятности. А знаешь, ведь я звонил тридцать первого декабря, а потом в твой день рождения, хотел поздравить, но, вероятно, ты мой телефон заблокировала: слышались только короткие гудки. Перезванивать с другой сим-карты я не стал, понял, что так и не простила.

Я опустила голову.

— Зато простила сейчас. Ты тоже меня прости, что не стала тебя тогда, на выпускном, слушать: обида и эгоизм сделали свое подлое дело.

— Это мир, Маруся?

— Это мир Кутузов!

— Я по тебе скучал, честное слово, Стаська, скучал, почти как Бунин по Родине.

Вот теперь я снова в этом молодом человеке узнавала того Кутусова, в которого без оглядки влюбилась на выпускном или раньше, когда он нес меня на себе, или… — да какая разница, когда я в него влюбилась. Главное, теперь я могла, не стесняясь, себе в этом признаться: влюбилась.

Расходились мы поздно вечером. Вся компания довела меня до отеля, взяв слово, что я обязательно приду к Сергееву завтра на день рождения. С Кутусовым мы долго стояли у парадного входа и не могли друг от друга отлепиться, пока Саша не рявкнула на Стаса: «Поторопись, скоро закроют общежитие». Когда я зашла в номер, пятидесятилетняя соседка Наталья Александровна уже спала — это и понятно, у нас-то в Энске уже три часа ночи.

***

День рождения Славы мы праздновали в общежитии Первого медицинского. Стас и другие приятели учились в одной группе, но жили в разных комнатах. От ребят я узнала, что через неделю им придется переселиться на дачу к своему другу Роману — коренному петербуржцу, поскольку по месту их временной прописки планируется ремонт. В общежитии в это время почти никого не было — каникулы, все разъехались по своим домам, остались лишь должники, как Слава, да те, кому ехать некуда или незачем.

Зайдя в комнату Сергеева, я обнаружила, что там еще и конь не валялся: продукты не закуплены, и стол не накрыт.

— Сдал документы по практике, еще не был в магазине, только освободился, — по-солдатски отрапортовал Слава. — Вы голодные? Тогда не разувайтесь, схо́дите за продуктами.

Я удивилась: вот так пришли в гости. Стас воспринял предложение Сергеева спокойно:

– Сегодня так жарко, даже «мяу» говорить не хочется. Ладно, что купить?

— Луковые чипсы, кетчуп еще есть — можно сделать отличную сытную намазку на хлеб, правда, от нее потом изжога, но ничего страшного. Картошку пожарим, еще есть немного. Да, в честь праздника нужно купить студенческие сосиски, которые с майонезом, и обязательно доширак. Не забудь про кильку в томате, консервы сейчас совсем дешевые — по акции. Ну, ты понял: все как обычно.

— Какой ужас. Вы это едите? — вставила свои пять копеек я.

— Конечно. Еще какие-нибудь печенюшки на десерт, — растерянно ответил Слава. — Мы обычно так поляну накрываем.

— Можно деньги потратить на луковые чипсы, сосиски, консервы и другие продукты, только это панкреатит, гастрит и диарея. Я же предлагаю запечь в духовке куриные ножки с картофелем и приготовить шарлотку. По цене выйдет так же, но значительно вкуснее, сытнее и безопаснее для организма. Вижу, на столе у тебя лежат апельсины и яблоки. Невкусные? Потеряли товарный вид.

— Ага, кислые, купил по акции. День рождения пройдет, как в лучших домах! С апельсинами! — облизнулся гордый своей покупкой Сергеев.

— Кислые апельсины. Конечно, их съедят, не морщась. Предлагаю добавить немного сахара и сварить к шарлотке конфитюр.

— Мы так никогда праздники не отмечали. А эта готовка займет много времени?

— Все не более сорока-пятидесяти минут.

— Тогда сделаем, как ты сказала. Пиши список, что потребуется, — принял окончательное решение Слава. — Но помни: хватит убивать селедку ради шубы.

В разговор включился Кутусов:

— И крабов ради палочек. И докторов ради колбасы.

— В точку, — сказала я и взяла в руки нож. — Вообще-то перед вами очень послушная девушка. Послушаю, послушаю и сделаю все по-своему, особенно это касается докторов и колбасы.

Не оставаться же в долгу. Последнее слово всегда оставляю за собой.

Когда принесли продукты, я быстро приготовила обещанный праздничный обед. А ребята под моим руководством уже почистили и порезали около килограмма апельсинов и вскипятили литр воды, добавив в нее столько же сахару, сколько весили фрукты. А потом, поварив сироп минут двадцать вместе с порезанной цедрой, положили апельсины и довели до готовности. Через обещанное время обед был готов. Тут подоспела и Саша, освободившись после работы, и другие ребята, оставшиеся на этаже. Всего восемь человек.

Сергеев, набив рот мясом с картошкой, а потом кусками шарлотки с апельсиновым конфитюром, счастливо промычал:

— М-М-М…Эх, как же вкусно, аж слюнки текут из глаз, повезет кому-то с такой женой. Может, и мне счастье попытать? Стаська, я тоже неплохой парень. Как-никак.

Сергееву тут же парировал Кутусов, зло глядя на приятеля:

— Вот именно — никак. Не заходи на минное поле, друг. У тебя есть Сашка.

— Понял. Не дурак. Дурак бы не понял.

— И хотел бы — не возразишь.

Я вертела головой: то смотрела на одного, то на другого. Пинг-понг какой-то, а не разговор. И мне не понятен был еще один момент: Саша — девушка Славы? Почему-то она мне ни слова не сказала о своем парне.

Улыбнувшись, я посмотрела на Мошкину, та сидела пунцовая то ли от жары, то ли от волнения.

Странные в этой компании отношения.

Глава 13

Через час веселья, когда парни начали травить пошлые анекдоты, я не выдержала:

— А давайте устроим экспресс-театр.

Готовясь к новогодней конкурсной программе в колледже, мы с Катей и Олесей переворошили кучу разной информации и все-таки составили интересный, смешной сценарий. Наиболее веселые конкурсы я решила провести и в день рождения Славы.

— Театр — экспресс? Это как? — загалдели все.

— Я рассказываю сказку, к примеру, «Репка», а каждый из вас, когда я называю героя, произносит одну и ту же реплику. Мышь Бригадный Комиссар: «Елки-палки, ша, атас!», Репка-сурепка: «Вам теперь я первый друг», Кошка Мурка: «Где ты бродишь, мое счастье?», Пес Хвостунок: «Дайте есть, костей мне мало», Внучка Агаша: «Ну подумаешь, дела», Бабка Матрена: «Хочешь жить — умей вертеться», Дед Матвей: «Будем жить, ядрена мать».

Я читала смешной стихотворный текст, несколько отличный по содержанию и форме от оригинального, а ребята в нужный момент, выбегая и становясь друг за другом, выкрикивали с разной интонацией свою реплику. Получилось забавно, особенно если женские реплики произносили парни. Но, когда нежная, миниатюрная Саша, ворвавшись в комнату, кричала: «Елки-палки, ша, атас!», все хохотали до хрюканья. Проведя семь конкурсов, я вышла в коридор.

— Устала, Стасенька? — тут же подлетел ко мне Кутусов.

— Нет. Жарко.

— Пойдем, я покажу тебе мою комнату.

Мы прошли в соседнюю секцию и оказались в уютной, небольшой комнатке на два человека.

— А где сосед?

— Уехал к себе в Тамбов. Волков искать.

— Это ты про то, что тамбовский волк ему товарищ?

Кутусов засмеялся:

— Именно так. Как ты хорошо меня понимаешь.

И посмотрел так внимательно, так ласково.

А потом мы, не говоря больше ни слова, одновременно бросились друг к другу. Я обмякла и растворилась в объятиях Стаса. Дух захватывало, сердце бухало, коленки подкашивались. Он целовал меня уже с жестким напором, а я, сама того не осознавая, радостно отвечала на поцелуи. В омут, в омут его губ, не хочу оттуда выбираться.

Тук-тук-тук, — вдруг раздался осторожный стук. Мы посмотрели в глаза друг друга и продолжили сносящие крышу поцелуи.

Грохот стал нарастать, в дверь уже во всю тарабанили.

— Придется открыть, кто-то очень хочет нас видеть, — тихо сказала я.

— Открывайте! Я знаю, что вы здесь, — раздался голос коменданта.

— Надо уходить, — прошептал мне Стас. — У нас не разрешается находиться посторонним. Это мы договорились с вахтершей, чтобы она запустила тебя и Сашку.

Снова раздался голос коменданта:

— Тихо. Может, ты ошиблась, что кто-то лезет на балкон? Нет? Ну ладно, схожу на первый этаж и возьму запасной ключ. Стой здесь.

Послышались глухие, шаркающие шаги.

— Ну, что, Маруся, уходим, — нахмурившись, сказал Стас. — Иначе приказ, и завтра же меня, Вовки и Славки здесь не будет.

Кутусов взял меня за руку и вывел на балкон, а потом перелез сам на смежный соседний и помог то же самое сделать мне. Над головой висел багряный небесный занавес. Если вспомнить нетленные произведения древнерусской литературы, то это следует расценивать как предостережение природы от неверного шага человека. Стас толкнул балконную дверь и, смеясь, проговорил:

— Так, заперта, — а потом тихонько постучал по стеклу и очень серьезно сказал: — Маруся, хочу вернуться к тебе и детям, открой балконную дверь, тут холодно.

Все бы шутить ему, тут тетка на метле или с метлой с минуты на минуту покажется, а он…

— А теперь нужно быстро спуститься по пожарной лестнице, — проговорил Стас.

Я схватилась за голову и запричитала:

— Боюсь высоты. Может, как-то по-другому можно выбраться?

— Нет. В соседнюю комнату не попасть — балконная дверь закрыта. Не бойся. Это всего лишь третий этаж.

— Кажется, вечер перестает быть томным, — чуть не плача пробубнила я — Можно останусь здесь? Скажу, что все ушли, а меня забыли.

— Хм, и ты здесь, на балконе, просидела полмесяца, потеряшка? В этой комнате жили старшекурсники, они давно получили дипломы и уехали. Не волнуйся, делай, как я — и все получится.

С этими словами Стас перемахнул через балкон и, оказавшись на лестнице, тихо сказал:

— А теперь ты. Вниз только не смотри, а то голова закружится.

Я где-то читала, что если страшно, нельзя бежать от этого состояния, а надо полностью в него погружаться. Превозмогая свой страх, я начала осторожно сползать вниз. Спускаться оказалось сложнее, чем я предполагала. Вес тела приходился на руки, а они — мое уязвимое место, ну, как у Ахиллеса его пята. Всегда страдала от того, что не могла на физкультуре отжаться даже пару раз, с подтягиванием приходилось еще хуже. К тому же после полученного в прошлом году осложнения на сердце, уроки физкультуры я не посещала вовсе — так что, та еще спортсменка. Приходилось одновременно отрывать руку и ногу от перекладины, а это было трудно. Конечности так устали, что мне казалось: все, не выдержу, сейчас пальцы разожмутся — и я упаду. Лестница заканчивалась в полутора метрах от земли.

— Прыгай. Я тебя поймаю. Не бойся, хромоножка.

Ну зачем он напомнил мне о том падении? Я и на ровной поверхности летаю, а уж эту гору не преодолею точно. Пришлось, превозмогая свой страх, рискнуть. Оказавшись в руках Кутусова, я крепко прижалась к его груди и засмеялась.

— Тихо.

Мы зашли под балкон и через секунду услышали голос комендантши:

— Тебя, деточка, посетили видения. Нет здесь никого. Зря только оторвала меня от сериала.

Стас достал телефон и позвонил Сергееву:

— Сашка с вами?

— Нет. Она ушла сразу после вас. Почему-то психанула, мне приказала сидеть на месте, не провожать.

— Будьте осторожнее, комендантша на этаже. И вынеси Стаськину сумочку в фойе.

Постояв минут пять и дождавшись Славу, мы отправились на остановку.

— Кто же нас сдал? — озадачился после Стас. — Думается, это Муха, больше некому…

Я тут же перебила обличающую речь и следователя, и прокурора в одном лице:

— Как ты можешь так говорить? Она все же моя подруга и твоя одноклассница.

— Квашняк — тоже твоя одноклассница, но это не мешало тебе подозревать ее во всех смертных грехах.

— Это другое. Сашка бы подобным образом не поступила.

— Хотелось бы верить. Прости, Маруся, что так получилось.

— Да, ладно, Кутузов. С кем не бывает? В конце концов, не твоя же это вина.

На этот раз мы долго гуляли по Невскому, разговаривая о настоящем и вспоминая прошлое. Я рассказала о предстоящей в пятницу женитьбе отца на матери Маргариты Квашняк. Стас очень удивился целеустремленности и хваткости Инессы Ивановны.

— А с виду божий одуванчик — сама доброта, простота и беззащитность.

— Вот и мой отец купился на ее игру, решил, что она именно такая.

— Послушай, может, Инесса Ивановна действительно любит Олега Ивановича?

— Конечно, любит. Особенно пятого и двадцатого числа каждого месяца. Нет, ты не подумай, что папа меня бросил, это совсем не так. Он интересуется моими делами, дает советы, если мне это нужно, и финансово не ограничивает. Но что-то ушло. Мое безграничное доверие к нему, наверное. Знаю, что и он устал: будущая жена наговаривает на меня, я — на нее. Это не жизнь — каторга. Я решила уйти в общежитие и не мешать им, тем более чета пребывает в ожидании ребенка.

— Вот даже как…Стаська, послушай, а не перевестись ли тебе в какой-нибудь наш медицинский колледж? Какая теперь разница, где жить, если ты все равно решила от них уйти?

— Нет, Стас. Это из Питера в Энск легко перевестись на бюджет, а наоборот не получится. Платно же учиться у меня нет средств. У отца просить не стану.

— И все-таки надо попробовать.

— Посмотрим.

— Я завтра же обо всем узнаю.

Меня такая забота улыбнула. Договорившись встретиться через день, мы снова с трудом оторвались друг от друга, прощаясь до среды — Стас во вторник должен быть на суточном дежурстве.

Весь следующий день я провела в пеших и автобусных экскурсиях, наслаждаясь красотами города. «Какие погоды нынче стоят чудесные! — лениво думалось мне. — Странно, но жаркие летние дни несвойственны переходному климату от континентального к морскому. Наверное, это подарок свыше нашей сибирской группе, изголодавшейся в своих снегах и морозах по ярким брызгам ультрамарина и золотого солнечного сплава».

Саше я звонила много раз, но она почему-то не брала трубку. На подругу это совсем не похоже, она любила поговорить и часто досаждала мне своей болтовней. Понимая, что Мошкина в глубокой обиде из-за моего внезапного исчезновения, я отправилась к ней в общежитие. Подруга была изрядно удивлена моему визиту.

— Объясни, дорогая моя, почему не отвечаешь на телефонные звонки?

— Тебе какая разница? — грубо ответила Саша. — Уже день рождения завершился, гости разошлись и ты, наконец, заметила мое отсутствие? Что так поздно спохватилась? Я тебе нужна только тогда, когда нет рядом Кутусова?

— Во-первых, я звонила тебе в течение дня несколько раз, но ты не хотела брать трубку. Во-вторых, ты мне нужна всегда, хоть и не хочешь в это верить. Ну, признавайся, почему сбежала с дня рождения? Не из-за того же, что я вышла поболтать с Кутусовым?

— Меня все бросили: сначала ты сбежала со Стасом, потом сам именинник куда-то умотал, оставив гостей. Что мне оставалось делать? Я тоже ушла.

— Прости, понимаешь, мне очень хотелось поболтать с Кутусовым.

Пришлось рассказать Сашке, как наше прекрасное уединение закончилось нелепым бегством. Мошкина долго смеялась, вспоминая ту фразу, сказанную мной на балконе: «Все ушли, а меня забыли». Кажется, Сашка простила. Однако о том, что мы со Стасом гуляли до ночи и договорились встретиться снова, я не сказала. Ведь что-то же должно оставаться в запасе, правда? Не всегда душу нужно выворачивать наизнанку: счастье мимолетно, его легко спугнуть.

— Думаю, Кутузов поступил безобразно по отношению к тебе, — вдруг вынесла вердикт Мошкина. — А если бы ты сорвалась? Получила травму? Об этом он подумал? Мне кажется, Стас тебя совсем не любит. Точно не любит. Любящий человек никогда не стал бы подвергать другого риску.

— Ну, знаешь, дорогая, можно разбить нос, когда гуляешь по Невскому. Риска никакого не было. Это просто острые специи к основному блюду, чтобы тебе было понятнее. Зато теперь я знаю, почему люди стремятся в горы.

— Почему же?

— Чтобы почувствовать настоящий вкус жизни и преодолеть собственные страхи.

Вернувшись в свой номер, я прочла записку, лежавшую на столе: «Станислава, уехала к сыну в Петергоф. Вернусь в пятницу вечером. Наталья Александровна».

Я знала, что сын соседки по гостиничному номеру учится в военно-морском политехническом институте. Мать специально приехала в Петербург по путевке, подаренной родственниками, чтобы встретиться с сыном. Сорок километров — и она в Петергофе. Вот молодец парень, все-таки добился увольнения по случаю приезда матери.

Глава 14

Утром, сходив на завтрак, я начала в спешке собираться в Пушкин, где мы всей группой намеревались посетить Царскосельский лицей. В это время совсем некстати позвонил Стас и сказал, что стоит под моими окнами и ждет, когда я провожу его в царские хоромы. Через пять минут он, бледный и очень уставший, находился в моей комнате, и мы снова, не говоря ни слова, оказались в объятиях друг друга, как днем раньше в его общежитии.

— А может, не поедешь? — уговаривал меня Стас. — Проведем хотя бы день вместе.

— Проведем вместе вечер, и четверг тоже в нашем расположении, обещаю.

— А нас из Рая не выгонят?

Я засмеялась:

— Мы же не в общежитии. Вернусь в три часа, а ты в это время поспишь, ведь целые сутки разъезжал на своей скорой. Захочешь есть — в холодильнике колбаса, сыр и соки. Пользуйся.

— Договорились, закрой меня, чтобы не пришлось прыгать с третьего этажа без парашюта: лестницы здесь нет, а такие попугаи, как я, не летают, — вспомнил он, что так его в злые минуты называла Маруся. — И конец нашей лебединой песни. Конечно, лебедь ты, а я так, погулять вышел, смешной, болтливый, волнистый попугайчик.

Я счастливо засмеялась:

— Какой же я лебедь? Так, всего-то жар-птица. Создание, которое периодически превращают в курицу, если верить одной талантливой поэтессе. 10 Будь по-твоему, закрою, чтобы не было соблазна сбежать, то есть улететь.

Мне было радостно от сознания того, что в этой комнате, на этой кровати, будет спать он — любовь всей моей жизни. Закрывая дверь комнаты, я услышала:

— Помоги-те! Свободу волнистым попугаям!

— Посидишь в клетке, блудный попугай, — прошептала я, — целее будешь и перья не растеряешь.

Решив на ресепшене вопрос относительно Кутусова, я со спокойной душой отправилась к экскурсионному автобусу. Мы вернулись немного позже, чем предполагалось, почти в пять часов вечера. Когда я была в дороге, позвонила Саша, предложив встретиться. Я объяснила, что нахожусь в Пушкине и вряд ли сегодня смогу с ней увидеться — очень устала. Это не было ложью. Но и абсолютной правдой тоже нельзя было назвать.

— Ты сегодня какая-то загадочная. Юный Пушкин посвятил тебе свое стихотворение? — проворчала Саша.

Ну, подруга, зрит в корень. Это я про загадочность.

— Я под впечатлением от экскурсии в Царское Село, поэтому кажусь такой странной. Пушкин виноват.

— Ладно, — хрипло рассмеялась Сашка, — отдыхай, впечатлительная ты наша. Ложись спать пораньше.

«Это как получится», — решила я.

— Попугай, открывай, жар-птица прилетела, — крикнула я, распахивая дверь. — О, смотрю, глаза горят, ирокез из перьев блестит. Часы, проведенные в клетке, благотворно на тебя подействовали.

— Я тебя ждал, если бы ты знала, как я тебя ждал, — подперев голову рукой и глядя мне прямо в глаза, сказал Кутусов. — Ты даже во сне мне снилась.

— Это к деньгам, Кутузов. Быть тебе не князем, а почтенным нефтяным шейхом.

— Уже себя им ощущаю, когда рядом шахиня Маруся.

Стас подошел близко-близко и обнял меня. Кровь бросилась к лицу, все во мне затрепетало, дыхание участилось. Он приблизил свои губы к моим и поцеловал. Сначала его поцелуи были легкими, нежными, а потом стали более требовательными, настойчивыми, жадными, сносящими голову. Стас покрывал раскаленными поцелуями лицо и шею. Все мое тело до боли ощущало прикосновение его губ и рук. Он притянул меня к себе еще ближе, и горячо зашептал:

— Если бы ты знала, Стаська, как сильно я тебя люблю.

— Тоже очень люблю, и никто мне не нужен: ни шейх, ни граф и не султан, хочу князя, — хрипло отвечала я, мысленно вернувшись к нашему последнему разговору с Валерой, а потом исчез и Голубев вместе со всеми нынешними проблемами и невзгодами.

Я плохо помнила, что было дальше, ощущала только горячие ладони Стаса, его сухие, потрескавшиеся губы и слышала нежный, торопливый шепот:

— Люблю, люблю, люблю. Не могу больше ждать и не хочу.

***

Я так давно уже не сидела — вот так, чтобы голова была освобождена от дум, руки от дел. Просто сидела возле любимого человека, просто молчала и уже от этого получала удовольствие. На подушку упал солнечный луч каплей горящего золота и разбудил любовь всей моей жизни, а в прошлом непримиримого врага Кутузова.

— Пойдем на Поцелуев мост, — предложил Стас, едва проснувшись.

— А зачем? — сделала я самое наивное выражение лица.

— Прыгать с тарзанки, — сказал он и рассмеялся: — Целоваться, конечно. Завтра у меня снова дежурство, а послезавтра ты уезжаешь, то есть сегодня мы последний день вместе. Считается, что влюблённые, поцеловавшиеся на мосту, непременно будут счастливы. И мера этого счастья будет зависеть от того, как долго продлится их поцелуй.

Я вдруг вспомнила: в прошлом году Его Сиятельство, когда был в образе князя, писал мне, что мечтает встретиться со мной в Санкт-Петербурге, где-нибудь у Поцелуева моста.

— Ладно, уговорил, — я поднялась с кровати и начала собираться, — но сначала завтрак.

Мы уже час стояли на Поцелуевом мосту и с упоением лобзались, иногда поглядывая на таких же оголтелых романтиков, находящихся рядом.

— Ну, что, теперь точно нам улыбнется счастье?

Стас выдохнул, не дослушав:

— Нет. Нужно еще добавить, чтобы уже наверняка закрепить результат.

У меня уже болели губы, которые были похожи на два опухших вареника. Поцеловав меня снова, Стас хмыкнул:

— Ты — что-то невообразимое, моя горячая Маруся.

— Мне нравится ход твоих мыслей. Ты тоже. Скажи, у тебя ведь был кто-то до меня?

— Нууу… хм. Сегодня? — решил побалагурить Кутусов.

— Отвечай на вопрос.

Стас, постояв минуту в полном молчании, коротко ответил:

— Да. Но это не имеет значения, все осталось прошлом.

— Почему?

— Потому что люблю тебя, — сказал и тут же поправил себя: — Всегда любил.

Я вдруг вспомнила триумфальное шествие Лазаревского по спортивному залу в день его победы на каких-то соревнованиях и умильную блондинистую прелесть, подскочившую к своему недавнему возлюбленному с напоминанием об их страстном романе.

— А эта девушка знает, что ты уже не с ней?

— Знает, — нахмурился Стас.

— А кто она? Чем занимается?

— Студентка, учится в медицинском, — безразлично ответил он.

— Терзают меня смутные сомнения, что Сашка в тебя влюблена.

— Серьезно? Не знаю, не замечал, вряд ли, — хмуро проговорил он и быстро сменил тему, — скажи, ты подумала над моим предложением перевестись сюда? Я узнал: это реально, но сложность в том, что придется сдать академическую разницу в два предмета. Обещаю помочь, я отличный репетитор, да ты и сама умная, куда умнее меня.

— Не прибедняйся. Это ты талантлив: и на гитаре играешь, и альпинизмом занимаешься, баскетболом, авиамоделизмом.

— Это потому что дома из-за отчимов не сиделось, вот и осваивал смежные дисциплины, — засмеялся Стас. — Так каким будет твой положительный ответ?

— Я согласна, тем более что пообещали общежитие. Съезжу домой, поговорю с папой, соберу справки, другие документы и вернусь. Все равно я там никому не нужна. А ты меня дождешься? Не заведешь роман за это время?

— Нет. Обещаю. Не заведу роман и не женюсь. Если только на тебе. Ну что, в отель? А то холодно, так хочется под одеялко.

— Врунишка. С утра уже такая духота, — я вытерла со лба выступивший пот, будто не понимая его намека немедленно заняться в номере чем-то более интересным, чем просто поцелуи, и сменила тему. — Чтобы такое: практичное и памятное — купить в подарок молодым? Завтра у папы свадьба.

— Купи им пуд соли. И практично, и память до конца жизни. Инесса оценит.

И снова мы весь день провели в отеле, не отпуская друг друга ни на минуту. О чем мы только не разговаривали: вспоминали прошлое, строили планы, размышляли о жизни. Кажется, я только тогда задышала полной грудью, когда оказалась рядом со Стасом. Как легко мы общались, как много разговаривали! И шутили друг над другом, но все это выглядело естественно и не обидно. Нам было уютно вдвоем, тепло и радостно. Совсем не хотелось, чтобы кто-то еще вторгся в наше пространство. Утром, уходя на суточное дежурство, Стас поцеловал меня и сказал, что обещает приехать в аэропорт. Правдами и неправдами отпросится у начальства, в крайнем случае, угонит машину реанимации, но пред вылетом все же успеет помахать мне ручкой.

***

В пятницу утром позвонила очень раздраженная Саша и предложила встретиться. «В самом деле, — ругала я себя, — ведь это Мошкина пригласила в гости еще осенью. Это она хотела увидеть меня и показать красоту удивительного, необыкновенного города. А я почти все время провела или на экскурсиях, или с Кутусовым, совсем забыв о Саше. Но у меня есть одно оправдание: я влюблена, а влюбленные всегда эгоисты. Нет, все равно надо извиниться».

Саша стояла возле отеля и жадно жевала шаверму, вот интересно: везде шаурма и только в Питере — шаверма.

— Что же ты не поела дома? Так спешила, что перекусить не успела? — заботливо поинтересовалась я.

Подруга на мои невинные вопросы отреагировала весьма агрессивно.

— Да, бежала на встречу с любимой подругой, боялась, что уедет, не простившись. Какая ты все же непостоянная. То говорила, что соскучилась и хочешь увидеться, то избегаешь встреч, — обличала меня Саша.

Я внимательно посмотрела на нее: да, я виновата, признаю, но и при условии отсутствия в городе Кутусова, мы бы тоже не виделись два дня: предстояла поездка в Кронштадт, на которую я не поехала из-за Стаса. И вообще, что это за тон? Почему она так злобно, даже с какой-то ненавистью со мной разговаривает? Нет уж, оправдываться не стану и извиняться тоже. Нервно хохотнув, я пожала плечами:

— Я всегда была непостоянной: то сводила с ума, то сходила с ума.

— Вот-вот, все это в твоих правилах.

— Прости, но моя жизнь — мои правила. Не нравятся мои правила — не лезь в мою жизнь.

— Я бы и не лезла, если бы моя жизнь не была настолько переплетена с твоей.

Она вдруг побледнела и, судорожно сглотнув, зажала рот рукой. Вот не надо покупать этот уличный стрихнин. Нет, чтобы самой испечь обычные пироги или пышки, она же ест эту гадость.

— Саша, что происходит? И в чем зависимость? — спокойно поинтересовалась я. Подруга молчала. — Чувствую, назревает серьезный разговор. Прогуляемся до парка?

Глава 15

Сидя на густой шелковистой траве, в которой увязли мои кроссовки, мы некоторое время молчали, а потом Мошкину будто прорвало. Она говорила, говорила и говорила. Суть ее высказывания сводилась к следующему: она беременна, узнала об этом два дня назад. Увы и ах! Отец будущего ребенка — та-там! — Кутусов! Я ее не перебивала, не задавала никаких вопросов. После этого известия все уже было неважно.

«Ой, дура-а-а-а. Наивнаая-я-я Сейчас, наверное, взять бы и воспарить над землей, раствориться вон в той тучке, что проплывает надо мной одинокой белой, пушистой жар-птицей, просто отплакать и отстрадать, пролить слезы дождем, да и тут же обо всем забыть», — думала я, глядя в бездонную высь петербургского неба.

— Вот я и говорю: с детства любила Стаса. А тут ты пришла в гимназию, и он с моих хорошеньких глазок перекинулся на тебя: желчную, ершистую. Что в тебе нашел? Я так и не поняла, — задала риторический вопрос подруга.

Я по-прежнему молчала.

— В роли будущего мужа мне всегда виделся только Стас. С ним я мечтала воспитывать наших будущих талантливых детей, с ним я хотела учиться и работать, жаль по баллам не прошла в вуз. Из-за тебя планы остались лишь детскими бумажными корабликами, — вздохнув, метафорично подвела черту под воспоминаниями о детских годах Саша. И я вновь вспомнила наш разговор с Мошкиной осенью по скайпу. Так вот о каком перспективном будущем муже она говорила. — А помнишь, те фотографии, где вы запечатлены в двусмысленной позе? Их сделала я, но не Квашняк с Бобринской, как подумалось тебе. Спросишь зачем? Отвечу. Чтобы поссорить вас. Ради элементарного стёба.

Какая Сашка все же глупая и смешная. Она, наверное, надеялась, что мы, испугавшись общественного мнения, перестанем общаться даже в шутливо-ироничной форме? Кто бы над нами мог посмеяться? Кто бы мог осудить нас? Может, у кого-то выросли лишние зубы, как у акулы, в три ряда? Или она решила, что я снова рассержусь на Кутусова за тот его поступок, и, как осенью, начну обвинять во всех смертных грехах?

Непонятно одно: зачем она звала меня в Санкт-Петербург? Не думала, что мы с Кутусовым встретимся? Возможно. Вдруг вспомнилось, как Мошкина настойчиво интересовалась, не возобновила ли я отношения со Стасом? И получив карт-бланш, немедленно этим воспользовалась. Теперь многое в ее поведении прояснилось.

— Комендантшу в общежитии на вас натравила тоже я, — с гордостью проговорила Мошкина. — Сказала, что видела, как парень с девушкой залезли на балкон и зашли в чужую комнату, наверное, грабители. Ха, испортила я вам аудиенцию? — Сашка, не услышав ответа на вопрос, продолжила свою обличительную речь: — Как только ты показалась в Питере, Кутусов попросил меня все забыть и не говорить тебе о наших отношениях. Но я тут подумала, а почему должна молчать? Из лебединой верности к нему? Знаешь, Стаська, я тебя очень любила как подругу до тех пор, пока ты не перешла красную линию. Теперь Кутусов мой, я буду бороться за него всеми доступными способами. Буду бороться не просто за любимого человека, а за отца своего будущего ребенка.

Ох, как же не хотелось снова разочаровываться в Стасе. Ну не может бомба два раза упасть в одно и то же место. Мне очень хотелось верить в его честность, даже не так: я верила в его порядочность и любовь ко мне. Хотя порядочность — это сейчас настолько устаревшее слово, анахронизм просто.

— Не убедительно. Не верю, как сказал бы Станиславский. Где гарантия того, что ты сейчас не пытаешься нас поссорить, придумав по ходу действия развлекательную, а главное, познавательную историю с хеппи-эндом? — поморщилась я, хотя в душу уже попало и начало прорастать зерно сомнения.

— Моя гарантия Кутусов. Позвони ему и задай интересующие тебя вопросы. Надеюсь, лгать он не станет, — Саша, вздохнув, вдруг умоляюще произнесла: — Стаська, я прошу тебя, не мешай нам, не лишай ребенка отца.

Придя в свой номер, я решила, что поговорю со Стасом, но несколько позже: нужно было собрать в кучу мысли и подумать над тем, что рассказала Саша. Нет, я ее не осуждала, но и понять не могла. Дружила со мной, в мою душу лезла, а в своей камень носила. Большой такой, тяжеленный камень, способный придавить любого, вставшего на ее пути. Если сравнивать две категории людей, таких как Мошкина и Квашняк — Бобринская, для меня ближе последняя. По крайней мере, знаешь, что от этих людей ждать. Теперь у меня резус-конфликт не только с ними, но и с Сашкой.

Вечером Кутусов сам позвонил, наверное, в работе была какая-то передышка.

— Привет, Маруся! Соскучился!

Я не стала разводить сюси-пуси — не тот случай — и сразу поинтересовалась, известно ли ему, что Саша беременна и известно ли ему, что Саша беременна от него? По минутному молчанию ягненка я поняла, что Мошкина близка к истине.

— У меня были отношения с Сашей, это правда. Она с сентября мне названивала, предлагая встретиться, я тебе говорил об этом, но мы просто дружили, как и Слава, как Рома, как Володя. Только дружили. Однако этого было мало, ей был нужен именно я. Много раз она признавалась мне в любви, но я объяснял, что люблю другую девушку. А первого апреля, когда очередной раз не смог до тебя дозвониться, я решил: все, хватит, и на этот раз сдался. С Сашкой у нас были встречи месяца три, а потом я устал от ее беспощадной любви, Муха попросту мне надоела из-за своего бешеного напора, жгучей ревности, и я с ней расстался. На этом бы все и завершилось, но Сашка пообещала мне отомстить и начала открыто встречаться с Сергеевым. Отомстить…Да я был счастлив от такого развития событий. Поэтому, Стаська, я не уверен, что ребенок мой.

Я молчала. Не дождавшись ответа, Кутусов продолжил, изрядно нервничая.

— Но, если мой, я буду помогать, как смогу, в конце концов, обращусь к отцу. Для себя ничего не просил, а для ребенка попрошу. Однако жениться на Сашке не буду, ибо я люблю только тебя.

— Стас, ты свободный человек, волен общаться, с кем желаешь. Мне совершенно непонятно одно: почему снова не сказал всей правды, снова наступил на те же грабли, что и в прошлом году? Я ведь задавала конкретные вопросы, а ты увиливал от них. Это уже происходит второй раз — такое выработанное жизнью правило, да? Лучший трюк дьявола — убедить кого-то, что он прекрасный принц? Нет, лучше князь.

– Я никого ни в чем не пытаюсь убедить. Относилась бы ты ко всему проще — сказал бы сразу, клянусь. Но нет, ты же вся соткана из принципов, у тебя же не существует других цветов, только белое и черное, без полутонов, — помолчав, Кутусов продолжил: — Я хотел быть с тобой, поэтому не сказал всей правды, но и не солгал. Надеялся, что Сашка основательно переключилась на Сергеева, а обо мне забыла.

Как же у него все легко: погулял с одной — надоела, можно и с другой порезвиться, несмотря на то, что у первой будет ребенок. Это и называется относиться к жизни просто? А если и со мной через пару месяцев ему покажется скучно и однообразно, если он устанет от моей правильности, вообще от меня — Станиславы Машковой, значит, тоже не миную Сашкиной участи? И я — смогу ли я продолжать отношения, зная, что он снова меня обманул, что подруга Мошкина, хотя после этих событий ее сложно назвать подругой, ждет от Стаса ребенка? Нет, не смогу. Пауза затягивалась и, собрав волю в кулак, я спокойно проговорила:

— Надеюсь тебе понятно, что мы не будем встречаться — какие уж отношения с окончательно подорванным доверием? И сюда я не вернусь. Это решение абсолютно взвешенное, поэтому не звони, не пиши — не отвечу. Воспитывай своего ребенка, Кутузов! Благодарю за встречу, за подаренные волшебные мгновения, и прощай!

— Если ты меня любишь, значит, простишь и вернешься в Питер, — были последними словами Стаса перед тем, как он отключился.

Пройдя в аэропорту регистрацию, я, вдруг почувствовала чей-то пристальный взгляд. Обернувшись, наткнулась на выразительные глаза бледного, измученного Кутусова, стоявшего недалеко от выхода. Успел все-таки, сдержал слово. В этот момент наши взгляды соединилось короткими замыканием, заискрили и… Я отвела взгляд. Чтобы окончательно не сгореть в этом пламени.

Улетала я с тяжелым сердцем. Не беспокойтесь, пушистая жар-птица, покидающая небо величественного города, не доставит вам больше горьких минут, она не станет защищать вас от нещадной летней жары, не будет звенеть мрачным надоедливым дождем, она растает сейчас же и никогда к вам уже не вернется. Прощай, Питер.

Глава 16

Вернувшись домой, я решила сначала принять душ, а потом окончательно причесать свои мысли, которые всю дорогу хаотично прыгали и скакали. Итак, могу самой себе признаться: я опустилась на дно самого черного колодца. Почему, уже известно. Вопрос: как себя вытащить за волосы, чтобы не разувериться в людях, сохранить чувство собственного достоинства? И последнее: чем занять душевную пустоту? «Работа и учеба — ответы на все вопросы. Нужно очень хорошо учиться и очень и много работать. Вот что меня спасет, поможет выбраться из темного, ужасного, страшного колодца, — рассуждала я. — Нужно немедленно обратиться к риэлторам и снять какую-нибудь жилплощадь. Денег осталось немного, но на пару месяцев хватит». Необходимо было решить вопрос и с общежитием. Вот этим я тоже планировала заняться в ближайшем будущем.

Чета Машковых домой еще не вернулась. Что скажешь? Молодежь: гуляй да гуляй. Конечно, я нашла время и отправила в день бракосочетания папе сообщение с наилучшими пожеланиями, но он почему-то не ответил. Все прояснилось позже: поздравлять было не с чем. Ну совсем не с чем, потому что свадьба не состоялась.

А несчастная Инесса Ивановна сейчас мучается в застенках КПЗ. Оказалось, за день до свадебного торжества ее задержали при взятке должностному лицу. Были еще какие-то махинации. Директор ресторана решил расширяться, для этого было найдено нужное здание, принадлежащее муниципалитету, но чиновники почему-то упрямились, не хотели отдавать его в частные руки. Вот ресторатор и отправил своего главного специалиста по переговорным делам на конфиденциальную встречу с одним из руководителей отдела городской администрации. Так Инесса Ивановна стала главной героиней этого сериала под названием «Улыбнитесь, вас снимает полиция».

Нет, ну, пф-ф. Это уже слишком. Ничего себе, сгоняла на недельку в Питер!

— Но ведь она же беременна. Нежели нельзя было освободить ее хотя бы под подписку о невыезде или под домашний арест? Почему не пожалели бедную женщину? — раздраженно спросила я.

— Я обращался к следователю с тем же вопросом. Дело в том, что Инесса не беременна. Она, видимо, решила поторопить меня с женитьбой, для этого придумала беременность, чтобы так упорно не сопротивлялся. А потом бы, думаю, была инсценировка выкидыша.

Не то чтобы я удивилась: от этой семейки Квашняк можно было ожидать чего угодно, просто стало обидно и больно за папу, за то, что его, офицера, порядочного человека так легко обвела вокруг пальцев дама, у которой IQ в 50 раз ниже, чем у отца. А как он был рад сообщению Инессы Ивановны о беременности! «Вот почему она изменилась в лице, когда несостоявшаяся падчерица перед поездкой шутя обмолвилась о тесте на беременность: мол, для вас куплю», — решила я.

Хотелось успокоить папу, хотя у самой состояние было не лучше. Какое первое средство у нас для борьбы с депрессией? Правильно. Нужно приготовить какое-то очень вкусное блюдо, лучше сладенькое.

— Папа, на твой выбор, что хочешь: торт «Не унывай-ка», конфеты «Не горюй-ка».

— Торт, только быстро.

В шкафу лежало триста граммов печенья, которые я купила к чаю, еще до моего отъезда в Питер. Я растолкла их, потом добавила немного жареных орехов. Все, основа готова. Крем будет по вкусу похожим на мороженое, «Пломбир» называется.

Папа, разглядывая мои фотографии, сделанные в Питере, бесконечно задавал вопросы: а что это за здание, а где оно находится, а с кем это ты стоишь рядом, а это что за люди? Взбив нежный и пышный крем, я промазала им слои — крошки, вот и все, торт готов. А теперь можно ответить на все папины вопросы.

Отец, немного отдохнув после вкусного и очень позднего ужина, искренне сказал, доведя меня этим до слез:

— Действительно, поднялось настроение. Какое счастье, дочь, что ты у меня есть. И дело не в том, что научилась отменно готовить, самозабвенно заботиться о своем отце. Счастье, что ты вообще есть. С годами это начинаешь понимать все отчетливее. Скажи мне, Стася, твой недавний перл про то, что нужно разрывать пуповину, связывающую нас… В чем его глубинный смысл?

Папин вопрос вновь вернул меня в недалекое прошлое.

— Это просто метафора, папочка. Мы с тобой психологически начали отделяться друг от друга. К тому же вы с Инессой ждали ребенка. Я понимала, что лишняя в этом доме.

Папа опустил голову, а потом, когда поднял и посмотрел на меня, я увидела его полные слез глаза.

— Прости меня, если ты так подумала, я очень виноват. Меня выбила из колеи эта новость о беременности Инессы. Но в данной ситуации я понял одно: очень хочу еще одного ребенка. Своего уже не будет, так роди мне внука или внучку — неважно. Я хоть кому буду рад.

— Папа, папа, сам еще молодой, успеешь родить.

Хотелось сказать, что еще найдется женщина, способная сделать отца счастливым, но тут противно запищал телефон — я его только включила после приезда. Ого, почти двадцать пропущенных звонков и около десятка сообщений. Сердце екнуло: все от Стаса. Наполеон Москву, что ли взял? На последнее: «Ты дома? Пожалуйста, напиши, очень волнуюсь» пришлось ответить: «Да. Не пиши больше. Я тебе все сказала». А вот эта смс была от Ани: «Принимай десант с Камчатки. Еду».

Глава 17

Плохо, что перед выходом на работу было воскресенье — свободное время, которое совсем не вписывалось в мою концепцию дальнейшей жизни. Хотелось быстрее отправиться в больницу. Вообще младшая медсестра — это в сущности та же санитарка с теми же обязанностями, только еще должна измерять пациентам температуру и давление. Работа психологически и физически трудная, но это мне было на руку: только там, работая с тяжелобольными, я обо всем забывала, проникаясь их проблемами. Уход, уход и уход — это было главное, все остальное зависело от организма пациентов и от профессионализма врачей.

Несказанно радовал приезд Ани Сенкевич. Как здорово: скоро мы снова будем вместе, как два года назад. Я попросила папу встретить ее на вокзале, потому что мне нужно было выходить на работу, а у него, несостоявшегося новобрачного, с понедельника отпуск.

Приехав в город, Аня поселилась у нас, в моей комнате. И папа, и я были очень рады «новой квартирантке», как подруга себя называла. Совершенно не избалованная в быту она, пока искала работу, взяла на себя все домашние обязанности. Загруженность моя на работе была колоссальная, поэтому я начала понемногу отходить от своих скверных мыслей, на смену им пришли физические боли. Однако куда там физическим, телесным болям сравниться с истязающими душу моральными!

Однажды я еле-еле дотелепалась до дома — очень болела спина, а еще стягивало где-то в животе, потому что грузного больного, поступившего с инсультом, при раздевании пришлось насколько раз переворачивать с боку на бок.

Аня, готовая помочь любому страждущему, тут же предложила мне свою помощь.

— Нужно взять черную редьку, натереть ее, а потом приложить к месту прострела и укрыть теплой шалью. Я так от люмбаго лечилась.

— У тебя было люмбаго? — застонала я.

— Потому и не было, что лечилась.

Вот юмористка.

Аня достала толстый шерстяной платок, не знаю, из каких сундуков перекочевавший в ее походную сумку, а потом принесла из магазина черную редьку и приложила мне компресс. Как это произошло, не знаю, но почувствовала я себя значительно лучше.

— Это все у тебя на нервной почве, — сделала вывод Аня о природе моей болезни. — За всех переживаешь. Так нельзя.

Эх, знала бы подруга, о ком я переживаю больше всего. Но говорить ни о чем не стала. Зачем снова травить душу? Легче не станет, а пока будешь рассказывать, переживешь все вновь и не заживающую рану снова разбередишь. Это состояние: «люблю-не могу» так до конца не отпускало.

Недели через три после моего возвращения из Питера мы с папой, Аней, Олесей и Катей решили сходить в молодежное кафе и отпраздновать первую зарплату. Сенкевич уже устроилась секретарем-референтом в какую-то строительную фирму и тоже в конвертике получила денежку за добросовестно отработанную неделю. Папа идти в питейное учреждение категорически отказался, ибо что ему делать с молодыми. Однако мы с Анькой настояли: нечего сидеть дома и слезу вытирать, конечно, не так сказали, более нежно, но смысл был тот. Папа, подумав, согласился: путь затворника — путь в никуда, и составил нам компанию.

Батюшки, вот народу привалило, наверное, весь город решил отпраздновать мою первую прилетевшую зарплату. Вскоре показались музыканты, и началось безудержное воскресное веселье.

Папа не сходил с круга. Сначала его приглашали на танец мои подруги, потом подключились одинокие посетительницы этого кафе.

— Олег Иванович, да вы пользуетесь у женщин необыкновенной популярностью, — фыркнув, сказала Анька и снова, подхватив его за руку, повела на танцпол, отбив у пятидесятилетней старушки в романтичном розовом наряде.

Меня тоже ангажировал высокий красивый мужчина с проблесками благородной седины в волосах и голливудской улыбкой на лице, обычно таких мачо приглашают на съемки рекламы шампуня от перхоти, к примеру, с таким слоганом: «Head & Shoulderss. Танки грязи не боятся». Танцуя, он прижал меня к себе так, что, казалось, сейчас вылезет все, что я уже съела и даже больше. А потом его рука начала свое буйное шествие по моему левому бедру. Такая наглая рука. Пришлось применить контрмеры. Нет, я не обвинила его в сексуальных домогательствах, как это сделали любимые женщины Клинтона и Трампа, просто каблуком немного повертелась на левой ноге моего спутника, вспомнив слова Кутусова о любимом и всемогущем оружии.

— Дура неадекватная. Ты одна такая? — взвыл партнер, нагнувшись к пострадавшему ботинку.

— Нет, что вы, я не одна, у меня еще подруги есть, — и показала на Катю с Олесей, которые ловили ускользающие от них мидии, и на Аню, которая в танце похрапывала на папином плече.

В этот момент брюки моего визави сзади начали медленно расползаться по шву, и в прорези показались симпатичные розовые трусики в красных сердечках. Мужчина, почувствовав облегчение, очень сильно занервничал и, схватившись за расползшиеся, штанины, ни слова не говоря, спешно ретировался из зала. По дороге он сбил со своего стола вилку, ложку и нож, те, звякнув, оказались на керамогранитном полу. А не надо обижать беззащитных девушек, чтобы не прилетело божье негодование.

— Что случилось? — подскочил к нему официант, которого привлек звук упавших столовых предметов.

Господин буркнул себе под нос. Папа, наблюдавший эту картину, сквозь смех сказал:

— Ничего страшного, просто товарищ что-то съел. Надо записать в жалобную книгу.

Засмеялись все, кроме официанта. Промямлив, что книгу жалоб он найти не может, официант тут же ускакал в подсобку.

Через минуту в зале появился администратор и подошел к нашим столикам. И вновь прозвучал тот же вопрос: что случилось? Красивый мужчина с рекламы, зашедший в зал из раздевалки в длинной куртке, которая прикрывала пикантное недоразумение, что-то ему объяснил, но молодой человек так и не понял, в чем суть претензии. И вновь свои пять копеек вставил папа:

— Товарищ хотел сделать запись в жалобной книге. Ваш повар очень вкусно готовит!

— Я не понял: вы хотите поблагодарить повара?

Да, у сотрудников этого кафе напрочь отсутствует чувство юмора, пришлось снова объяснить администратору, что у нас нет претензий, эта была просто шутка, и повар здесь отменный.

Утром следующего дня я почувствовала себя очень плохо: открылась страшная рвота, мучили недомогание и слабость, наверное, божья кара зацепила и меня: зачем смеялась над чужим горем? «Все-таки надо было потребовать жалобную книгу. Вот сразу поняла, что мясо несвежее, какой-то странный от него шел запах. Зачем только ела?» Тяжело встав, я еле-еле на полусогнутых отправилась на работу. К вечеру в моей голове поселилась тревожная мысль: «А был ли мальчик? Может, дело совсем не в отравлении?» Ведь действительно, за всей этой кутерьмой событий я совершенно забыла о месячном цикле, почему-то не начавшемся вовремя. «Но это ни о чем не говорит, может, задержка из-за моих психов и нервозности?» — думала я. И все же решила сходить в соседнее гинекологическое отделение. Для собственного успокоения.

Ответ старенькой докторицы обескуражил:

— Ты беременна, деточка.

Мой словарный запас мигом вылетел в уши. Только и смогла промычать:

— Как?

— Ну, я думаю, тебе известно как. Раз забеременела. Что же ты так разволновалась? Одна? Без мужа?

Я не понимала смысл вопросов, на время утратив всякую способность к осмыслению и размышлению. В голове стучало одно: я беременна, я беременна. Но потом, найдя в себе силы, все же промямлила:

— Да.

— Ну, что ж, Земля не перевернется, Вселенная на части не разлетится. Родишь и воспитаешь сама.

— Я умру!

— Я сейчас помогу!

И, посмотрев друг на друга, мы засмеялись. Хорошо, когда врачи с чувством юмора.

***

Придя домой после смены, я застала на кухне мирно воркующих голубков — папу и Аню.

— Папа, почему ты меня в детстве не пристрелил из своего наградного пистолета?

— Ты быстро бегала. — Ну, кругом шутники! — Не лучше? — взволнованно спросил папа, вглядываясь в мое посеревшее и как будто осунувшееся лицо. То ли еще будет.

— Лучше теперь не будет. Я беременна. Надо было тебе раньше рассказать непутевой дочери о том, как появляются дети. Это твое отцовское упущение. А то: мы тебя в капусте нашли, мы тебя в капусте нашли.

— Это мой родительский прокол, — смеясь, согласился папа и бросился меня обнимать: — Но как же хорошо: у меня будет внук или внучка! Спасибо, Стасенька!

Пф-ф… Сердечное спасибо, Кутузов!

Глава 18

Если бы это был фильм, то наверняка сейчас бы появилась заставка: прошло шесть лет. И все бы сразу увидели повзрослевших героев, подросших детей. Да что там говорить, даже деревья фоном прошли бы иные: высокие, с мощными раскидистыми ветками. И обязательно бы на экране мелькали весенние пейзажи, видя которые, зритель бы непременно тихо умилялся: весна, обновление природы, оголение чувств.

Как, говорится, быстро кино крутится…

Вот и я постараюсь так же быстро и по возможности ярко изложить события, которые оставили след в памяти.

***

Первое время после осознания того факта, что беременна, я жила одним днем и не смотрела вперед: что там будет через несколько месяцев, потому что меня преследовало стойкое убеждение: ребенка я не выношу. Что угодно произойдет: всемирный потоп, ураган «Катрина», взрыв на АС, массовая утечка газа на химическом заводе…Но я так мечтала стать матерью. Так хотела, чтобы у меня был ребенок, только мой волнистый попугайчик, которому бы я могла отдать всю свою накопившуюся по самые уши любовь и нежность. Моя неожиданная беременность вообще — чудо, я знаю, о чем говорю.

На втором курсе у нас добавился новый учебный предмет — пропедевтика в хирургии. Вел курс пожилой дяденька, известный в городе хирург, но как преподаватель вре-ееедный! На одном из занятий ему очень захотелось именно на мне продемонстрировать методику пальпации «острого» живота. Я была бы не против, если не одно чудесное обстоятельство — моя беременность. В группе об этом обстоятельстве было известно только Катьке Голубевой и Олеське Иванцовой. Срок был еще небольшой, а с учетом того, что я всегда носила широкие штаны «кобальт» и свободные туники, никто ничего не замечал. Странно, но и токсикоз у меня был вечерами, а не утрами, как у многих. И вот захотелось дяденьке-хирургу, чтобы именно эта студентка Машкова оказалась на кушетке и оголила свой торс. Я заупрямилась: не пойду. Преподаватель тоже уперся: выходи и все. Разве можно уступить девчонке, которая по какой-то причине не желает играть роль больной. Вон сколько молодых накаченных торсов, выбор велик, но хирург от вредности привязался именно к моему немного беременному животу. Ну, шоу, да и только. Катька с Олеськой решили разыграть сценку, дабы отвлечь дядьку.

— А можно спросить? — поинтересовалась Голубева, и, не дождавшись разрешения, затараторила:

— Мне в карточке после медосмотра написали: живот мягкий, б/б (-). Я спросила, что такое б/б (-), мне ответили, что большой — большой. Я, конечно, не худенькая, но и огромного живота у меня нет. За что такие оскорбления?

— Сокращение б/б (-) означает: болезнью Боткина не болела, — ответил преподаватель. — Ну, так что, Машкова, долго будете скромничать? Давно уже пора уяснить, что медицинские работники — существа бесполые.

У меня на глазах навернулись слезы.

Ваня Воропаев, внимательно посмотрев в страдальческие глаза бывшей одноклассницы, вдруг попросился на кушетку вместо меня, мотивируя тем, что побаливает в правой подвздошной области. Прям ноет и ноет. Потом проходит. Потом опять появляется. Боли такие тянущие, ноющие. Дяденьке понравилось такое четкое определение места болевой локации в животе, описание болей, и он занялся самым умным студентом на потоке.

— Ваня, спасибо тебе, просто спас меня, — сказала я после занятия.

— Не понимаю, почему ты стесняешься? Ничего в этом постыдного нет.

— Да знаю я.

В нашей группе Ваня был единственным парнем. Когда мы учились в одиннадцатом классе, я никаких особенных способностей в изучении различных дисциплин за ним не наблюдала, разве что у друга Кутусова были явные способности к русскому и литературе, и учительница не раз об этом говорила. А в колледже он стал для нас недосягаем по всем профильным дисциплинам, и, если никто не знал ответа на вопрос, преподаватель спрашивал Ваньку, наслаждаясь грамотным ответом студента. Откуда что взялось? Говорят, он читал книги по медицине, как художественные произведения, а учебники по программе изучил уже за полный курс. Мы, девчонки, стеснялись его только первое время, а потом все это ушло. Могли при Ване переодеваться, оголяться по пояс — никого это не смущало. Но с точки зрения коммуникации, все равно в группе, я думаю, ему было непросто: бедняге не с кем было поговорить на чисто мужские темы, однако с Кутусовым и другими одноклассниками он, наверное, общался, хотя бы в переписке. Когда во время моей поездки в Питер Стас вдруг заинтересовался личностью Валеры, я поняла, откуда информацию ветром надуло, Ванюшка постарался, не иначе. Стучал, видимо, парнишка исправно, без сбоев.

Я сидела в столовой, когда неожиданно за мой столик приземлился Воропаев, мне это показалось странным: общался он со мной лишь при крайней необходимости. Стеснялся, наверное. Ваня, глядя мне в глаза, без всякой предварительной подготовки зарядил прямо в лоб:

— Стаська, ты беременна?

Я едва не уронила со стола поднос — так неожиданно, как выстрел, прозвучал его вопрос.

— Гм… Эм…Почему ты так решил? — поинтересовалась, не сумев скрыть удивление.

— По нескольким признакам. Во-первых, ты на днях в лингафонном кабинете украдкой ела мел. Я случайно это увидел. Во-вторых, посмотри, что у тебя на подносе? Маринованные огурцы и бисквитное пирожное с белковым кремом. Несовместимые продукты. А сегодня на перемене ты открыла лак для ногтей и с упоением его нюхала. В конце концов, у тебя увеличилась грудь. И последнее: твой отказ от пальпации живота.

— Все эти признаки косвенные. Можно было бы все твои доводы разделать как бог черепаху. Но незачем. Все равно узнаешь, не скрыть. Ты прав: я действительно беременна.

— А можно узнать, кто отец ребенка?

— Зачем тебе это? Отец ребенка — сбитый летчик.

— А серьезно? Это Валера?

— Да. Это Валера. Парень, который меня часто встречал возле колледжа.

— А почему сейчас не встречает?

— Потому что в командировке. Еще ничего не знает. Сюрприз готовлю.