Привет, Маруся!

Фу-ух. Скажи, что это Стас, Ванька: клац-клац по кнопкам — и Кутусов здесь. Он, хоть и сказал, что пока мать живет с отчимом, ноги его в Энске не будет, но ради такого случая немедленно примчится. Поэтому придется бессовестно лгать. Пусть сидит в Питере со своей Сашкой и ждет их ребенка. И так только — только престал названивать и писать.

— А это точно не Стас постарался?

Я уже едва сдерживалась. А потом гаркнула, как отрезала:

— Так, Воропаев, ты кажется, у нас специалист по тушению пожаров? — намекнула я про недавнее школьное прошлое приятеля. — А сейчас, наоборот, во мне разбудишь вулкан. И его не потушить никакими силами, знаешь, что в гневе я страшна. Сказала, нет, значит — нет. Отстань от меня.

***

Говорят, когда человек счастлив, он чувствует крылья за спиной. Я тоже ощущала эти крылья и не ходила в последнее время, а летала от сознания того, что скоро буду мамой маленького чуда — ребенка Стаса.

Впервые за последние годы я ощущала невероятное желание жить: с радостью летела на учебу, практику, а потом так же — домой. С Анькой мы жили дружно, однако она несколько раз порывалась снять квартиру: видите ли, ей было стыдно стеснять нас с папой. Что за глупость? Мы с папой были счастливы, имея под боком наш светлый лучик — Аню. Вот так сказала! Почти как Добролюбов в своей статье «Луч света в темном царстве». В сущности, так и было: после совместного проживания с Квашняк, ее бесконечных упражнений в доведении меня до приступов ярости, соседство с Сенкевич — надежным, добрым, жизнерадостным человеком — я воспринимала как подарок небес.

Недавно состоялся суд, нет, не небесный, а наш, самый справедливый суд в мире. Квашняк-старшая получила по совокупности статей (там еще было что-то с сокрытием налогов) шесть лет лишения свободы. Марго, чтобы продолжить обучение в вузе, вынуждена была продать свою квартиру и снять другое жилье. Ничего, дочка не пропадет. Найдет себе нового папика, который не узнает правду о некоторых семейных скелетах. Теперь-то Марго умнее: не станет рассказывать бой-френду байки о матери-рецидивистке, чтобы надавить на жалость. «Фу, как стыдно, — сказала я себе, — сама скатилась до уровня сплетницы Квашняк-старшей». Сейчас бы Валера внимательно посмотрел бы на меня своими карими глазищами, немедленно пристыдил бы и привел бы высказывание кого-нибудь из великих, к примеру такое: «Великие умы обсуждают идеи, средние умы обсуждают события, мелкие умы обсуждают людей». 11

Вспомнила Валеру — и вот он здесь. Ну зачем? Не надо мне никого.

Примечание

11 Э. Рузвельт — американский общественный деятель.

Глава 19

— О, Валера, ты за мной? Вроде бы не договаривались? — удивилась Катя, узрев возле дверей колледжа брата.

Он, почему-то глядя в мои глаза, нерешительно ответил:

— Нууу…хм. Заехал в магазин стройматериалов, а потом решил сестренку до дома подбросить. Здравствуй, Стася. Рад тебя видеть.

Тоннельным зрением заприметив Воропаева, стоящего на крыльце, я кинулась с объятиями к Голубеву — пусть посмотрит кино и обо всем доложит предводителю петербургского дворянства, а то заладил: «Терзают меня смутные сомнения, что ты говоришь не правду. Ведь это Кутусов — отец ребенка, а не тот парень с внедорожника?» Вот надо было Стасу немедленно доложить Ваньке о наших взаимоотношениях! Понимаю, конечно, что друг, но зачем же выкладывать такие интимные подробности. Я своим подругам ничего об этом не говорила, сами догадались.

— Привет, Валера. Как я рада тебя видеть!

Валера посмотрел на меня с некоторым замешательством, но приобнял.

— Может, подвезти тебя, Стася, все равно ведь по дороге?

— А подвези, буду рада.

Дня через два история повторилась вновь. С одной стороны, мне это было на руку: очень хотелось, чтобы Кутусов поверил, кто отец ребенка. С другой — я не могла бесконечно пользоваться добросердечием Валеры. Перед Новым годом от Кати поступило предложение снова встретить праздник в деревне, но и папа, и Аня были против. Незачем так рисковать, уж лучше остаться дома, все же город: если меня прихватит, вот больница под боком. Пришлось отказаться. Еще через пару месяцев папину дочку положили на сохранение. Валера приходил ко мне почти каждый день, из чего пациенты моей палаты сделали вывод, что он — муж. Мой. Разубеждать их я не стала, а с Валерой решила провести профилактическую беседу.

— Объясни, пожалуйста, почему ты ко мне приходишь?

— Потому что я твой друг.

— Ты приходишь, а люди считают, что ты мой муж, а не друг. А потом я им что скажу? Что ты меня с ребенком бросил?

Он, помолчав, ответил:

— Но я не собираюсь тебя бросать. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. По-настоящему моей.

— Зачем тебе это? У меня будет ребенок от другого человека.

— Потому что я тебя люблю. И у меня столько любви, что хватит и на тебя, и на твоего ребенка. Тем более что… — Он замолчал. Я не торопила. Через минуту он продолжил: — Тем более что у меня никогда не будет своих детей.

— Почему ты так решил?

— Не я, доктора. Моя первая жена оставила меня не потому, что ей не нравилась моя загруженность работой, маленькие деньги. Вернее не только поэтому. У нас ничего не получалось с детьми. Как выяснилось после проведенного обследования, причина во мне. В детстве я переболел свинкой. Это и была моя тайна, которую, я думал, тебе разболтала Катька.

— Ничего этого не знала …

— Конечно, не знала: сестра тебе об этом не говорила. Я ведь хотел обо всем рассказать, когда приехал с приглашением на день рождения. А ты сама затеяла разговор и призналась, что замуж не хочешь. Почему-то была надежда, что ты меня любишь и согласишься стать моей женой. А ребенок, что ребенок? Не получилось бы, взяли из приюта — ведь чужих детей не бывает. Ты же сама об этом как-то сказала, помнишь: «Мне так жаль брошенных детей, усыновила бы и удочерила всех»?

— Помню.

— А тут все так хорошо сложилось: у тебя будет ребенок. Мне не важно, что он от другого человека, главное — твой. Если согласишься выйти за меня замуж, я вас обоих буду любить. Клянусь, ты никогда ни о чем не пожалеешь.

Я была поражена услышанным. Бедный Валера, как же мне его было жаль. И умен, и красив, и при хорошей должности. А вот в одном не повезло — и личная жизнь рассыпалась.

— Прости, Валера, я тебя очень люблю, но повторюсь: только как друга.

— Иного я и не ожидал. Ладно, можно мне хотя бы приходить к тебе? Ну, на правах друга?

— На правах друга — да.

На что я надеялась, спросите вы, когда отказывала такому замечательному человеку? На себя. И на помощь папы. Я понимала, что будет трудно, очень трудно, но жить с человеком, которого не люблю, не смогу все равно. Мне нужен был один — тот, единственный, до чертиков нужен. Но ровно на столько же я не хотела его видеть, понимая, что рано или поздно снова обманет, предаст. Поет он хорошо, а лжет еще лучше.

Первое время о Саше и Кутусове я не интересовалась: так спокойней жить. Ванька тоже не донимал расспросами: ждал указаний от «коуча». Но однажды декабрьским днем, пройдясь по соцсетям, я увидела на страничке Мошкиной свадебные фотографии. Вот Сашка стоит, тесно прижавшись к Стасу, вот он держит ее на руках, вот молодожены в компании гостей. Сашка везде улыбается, что называется, глаза светятся счастьем. Стас везде, кроме одной фотографии, угрюм. Почему-то у Мошкиной, хотя, наверное, уже Кутусовой, совсем незаметен живот. Это у нее конституция такая? Может, покрой платья скрывает интересное положение? Меня же разносило, кажется, не по дням, а по часам. Папа шутил, глядя на меня: «Ждем богатыря», но я уже знала, что будет богатырша.

У меня же вовсю шел период гнездования. Мы с Аней и отцом сделали в квартире небольшой косметический ремонт, приготовив мою комнату под детскую, Аня перешла в папину комнату, а папа перебрался в гостиную. Я что-то бесконечно приобретала для малыша: пеленки, распашонки, комбинезончики, колготки и носочки, шапочки — это стало какой-то потребностью. В хозяйственном магазине папа наотрез отказался покупать маленький розовый тазик.

— Дочь, зачем нам он?

— На всякий случай.

— Какой случай? Он нам совсем не нужен.

— Кууу-пи, я бууу-ду в нем носочки малыыы-шке замачивать, — разрыдалась я ни с того ни с чего.

— В пластиковом?

— Дааа.

— Может, лучше тот, зелененький? — засмеялся папа.

— Нееет.

— Вот Плюшкин, — шутили подруги. — У тебя уже шкаф забит детской одеждой, в кладовке — куча ненужных предметов. Остановись.

Глава 20

Я родила тридцатого марта на две недели раньше срока, сделав себе небывалый подарок к двадцатилетию. Через два дня после рождения дочки я, подойдя к окну, увидела господина, который был очень похож на актера, рекламировавшего шампунь от перхоти. Помню, августовским вечером на танцполе в ресторане его похотливые ручки нагло гуляли по моему телу. «К кому же он наведался?» — подумала я.

— А это Светкин муж из соседней палаты. Явился наконец из командировки, поганец, — сказала моя соседка. — Он занимается автозапчастями, постоянно в разъездах. Тяжеловато придется его жене — она из другой области, здесь никого из родственников нет. На мужа тоже, похоже, надежда маленькая.

— Да, — лаконично ответила я, думая о своем: «Мне тоже будет непросто». Поговорив с Марией Александровной, уже вышедшей на пенсию, я прислушалась к ее советам. Не нужно брать академический отпуск и пропускать год учебы. И ребенка доверять чужим людям тоже нельзя.

Мария Александровна предложила свой, идеальный выход.

— Я очень люблю детей, только родила их поздновато. Если б ты знала, как я соскучилась по малышам. Когда только у меня будут свои внуки? Не дождаться, — пожаловалась она. — Поэтому с радостью посижу с твоей дочкой. Если ты не против. Ведь ты нам нечужая, Стасенька.

Мы, конечно, согласились. Только за плату.

Выписывали нас со Светой из соседней палаты одновременно. Господин из ресторана, увидев меня, сразу посмотрел на свой ботинок и слегка потряс ногой. Помнит, поганец, историю с каблуком.

Конечно, хотелось, чтобы меня тоже, как и других, встречали с разноцветными гелиевыми шарами, цветами, чтобы напротив роддома обязательно висел огромный баннер со словами: «Спасибо за дочь, родная», а на асфальте возле дома огромными буквами было бы написано: «Люблю тебя, Стася». Но нет, ничего этого не случилось. Отец малышки далеко. У девочек были контрольные. Аньку не отпустил с работы деспот начальник. Поэтому встречал меня только папа, а позже в нашу квартиру постучались Мария Александровна и Валера, а одногруппники завалили толпой уже под вечер, Ваня Воропаев все уговаривал Валеру показать ребенка, ему очень хотелось увидеть, на кого похожа малышка. Вот ведь, кто чем наполнен, Воропаев — по уши преданностью другу. Но Голубев встал железобетонной стеной и сказал, что нечего тревожить Дашу, она спит.

— Дашу? — когда все ушли, спросила я.

— Конечно, другое имя ей просто не подойдет.

— Но мы хотели ее назвать Алиной.

— Но какая же она Алина… Ты сама посмотри. Она ведь Дашенька.

Подумав, я решила: «Ну, что ж, Дашенька, так Дашенька. Мой вечный Дар и только для меня. Главному педагогу Николаевки виднее». С этим именем моя малышка начала свое парадное шествие по жизни. Дарья Станиславовна Машкова. Станиславовна потому что я — Станислава. Одна: и за мать, и за отца. Папа неоднократно просил меня сообщить обо всем Кутусову, но я противилась. «Боюсь, Стаська, ты когда-нибудь пожалеешь о своем решении, — как-то сказал мне отец, — ребенок должен знать своего папу, а папа — ребенка». Мне надоели нравоучения, и я ответила: «Сколько сейчас современных женщин одни воспитывают ребенка, пусть прынцы, князья и прочая знать остаются там, где и должны быть — в фэнтези».

***

Наступил июнь — и молодежь, как говорится, потянулась в храмы, потому что вместе с летом пришла пора сдачи экзаменов. Я заходила в аудиторию одной из первых, чтобы уже через час быть свободной и бежать к своей Дашеньке. Вот и в этот раз по пропедевтике в педиатрии пригласили на заклание первого агнца — меня. Вопросы были так себе — непростые и несложные. Только один мне совершенно не понравился.

При ответе я постоянно посматривала на часы. Преподаватель, заметив это, поинтересовался, куда я спешу.

— К ребенку.

— Рано вы что-то обзавелись ребенком, надо было бы подождать, — с опозданием посоветовал наставник.

— До семидесяти лет подождать? Я же не известная певица, чтобы в семьдесят лет заводить малышей. Денег у меня таких нет.

«Ребенок — это дар, — думала я, — а когда вам жизнь его преподнесет, неважно, главное, получить его и любить, любить.

Выйдя из дверей колледжа, я увидела Лазаревского, идущего мне навстречу с какой-то миленькой девушкой. Первым желанием было развернуться и бежать в противоположную сторону, но он меня уже заметил. Весело так помахал ручкой: привет. Поравнявшись, Игорь с какой-то щемящей нежностью заглянул в мои глаза и с теплотой в голосе сказал:

— Знаю-знаю: стала мамой. Поздравляю. Вероника, познакомься, это моя одноклассница Станислава. Стаська, а это моя девушка и, надеюсь, в будущем жена. Она, кстати, дочь ректора. Мы здесь на практике. Так что, подруга, месяц точно будем пересекаться.

Дальше пошло: а помнишь, а помнишь, пока не последовало его:

— А помнишь, как ты за мной бегала в одиннадцатом классе, я честно сказать, не знал, куда от твоей назойливости уже прятаться?

Ах, узнаю тебя, брат Лазаревский. Как говорится, ради красного словца не пожалею и отца.

— Вероника, простите, вы старше Игоря? Верно? Нет? Ну надо же! — разыграла я изумление, обращаясь я к скромно стоящей девушке, и всплеснула руками: — Вкусы у парнишки меняются в лучшую сторону. А в гимназии он встречался с женщинами значительно старше вас. Предпочитал тридцатилетних барышень, хотя не прочь был закрутить роман с дамами бальзаковского возраста, например, с Инессой Ивановной, подругой матери. Помнишь этот пикантный адюльтер, Игорек?

Конечно, я по ходу действия придумала его небольшое любовное приключение, но, похоже, попала в точку.

Игорь с удивлением посмотрел на меня.

— Я-то здесь при чем? Это она меня к себе зазывала: то гардины повесить, то ножи наточить. Ты не изменилась, Стаська, я думал, с рождением ребенка стала более нежной. А ты как была язвой, так и осталась. Просто бесишь иногда.

Ах, ты ж, гад!

— Нельзя ведь всем подряд нравиться, надо хоть кого-то раздражать.

«Ну куда мне до них: змей из террариума. Расти и расти еще, — подумала я и пошагала домой к своему ясному солнышку, моей девочке, — жаль, столько времени потеряла на Лазаревского».

Вечером меня на разговор вызвала Аня.

— Стаська, тут такое дело. В общем, мы с твоим отцом… — и замолчала.

— Трудно выговорить, что решили пожениться?

— Ну. Да. А как ты догадалась?

— Анечка, странная ты какая-то. Я, конечно, не очень внимательный человек, но заметить эти красноречивые, сияющие взгляды, которые вы бросаете друг на друга, просто невозможно. А эти постоянные ваши посиделки на кухне.

— Я думала, мы хорошие конспираторы. Мне так стыдно перед тобой. Все-таки разница огромная в восемнадцать лет. И он твой отец.

— И что? И возраст, и все остальное — ерунда. Главное, вы любите друг друга. А на других смотреть не надо.

— Спасибо, Стаська, — с благодарностью посмотрела на меня Аня.

***

В радостях, болезнях, волнениях, проблемах пролетели годы. Мне уже казалось, что Дашенька всегда была со мной. Чем старше она становилась, тем сильнее походила на меня, вот только нос был, как у Кутусова: прямой и аккуратный — самый лучший нос в мире, да волосы у моего маленького волнистого попугайчика такие же кудрявые, как у папы. Я очень часто вспоминала Стаса, видя, как растет его дочь, да и не могло быть иначе. Чувства мои к нему тоже никуда не ушли, как бы я не пыталась их вытравить из души, просто они стали спокойнее и не вызывали уже столько сердечной боли.

Летом этого года мы с Дашей отдыхали в Адлере, папу наконец перевели в воинскую часть, находящуюся вблизи солнечного города. Вернувшись ночью из поездки, мы не успели разобрать чемоданы, как прогремел звонок. Я открыла телефон. Батюшки, двадцать пропущенных звонков — и все от Кати. Я и не слышала, что кто-то звонил, пока мы на такси добирались из Новосибирска. Колчак Сибирь, что ли, взял?

— Вернулись из отпуска? Завтра на работу? — засыпала меня вопросами подруга. — А у нас новость: с понедельника в нашей больнице начнут работать двое новеньких докторишек. Моло-ооденькие! Хоро-оошенькие! Один невролог, а другой хирург. Может, наконец-то найду себе мужа. В общем, жду тебя. Завтра встретимся — и все расскажешь о поездке. Извини, тороплюсь-тороплюсь.

И отключилась.

Глава 21

После колледжа я отработала два года на станции скорой помощи и ушла, потому что папу перевели в Адлер, помощников у меня поубавилось, пришлось переходить в местную поликлинику, чтобы вечерами находиться дома. Квалифицированных врачей, как обычно, не хватало, поэтому я весь год просидела на приеме. Заработная плата была чуть ниже, зато за дочь я была спокойна — это важнее, если расставлять приоритеты.

Нынешним утром, забросив Дашу Марии Александровне (в детский сад еще нужно собрать справки), я на всех парусах понеслась в поликлинику, находящуюся от моего дома в пяти минутах ходьбы. Залетела без семи восемь.

— Машкова, опаздываете.

Ооо, ерш твою медь, это надо было сразу налететь на заведующего.

Да, как и у всех, мой рабочий день начинался в восемь утра. Приходить на смену в соответствии с уставом больницы все сотрудники должны были за двадцать минут до выстрела из стартового пистолета. Но мы с Дашей после смены климата, часового пояса проспали. Каким образом и когда я отключила будильник после его трезвона, я не помнила.

— Машко-ва, — с более жесткой интонацией в голосе повторил заведующий. — Опаздываете.

— Простите, Василь Василич. По нашим разбитым и размытым дорогам маршрутке не прорваться, только танку, увязла совсем, — придумывала я по ходу действия щекочущую нервы историю.

— А как же я езжу и не опаздываю?

— Так вы, наверное, по другим дорогам ездите. На другом транспорте, а не на разбитой маршрутке.

— На вертолете я летаю. Откуда, скажи, Машкова, у нас могут быть размытые дороги? Дождя уже около месяца не было, — гаркнул заведующий. Это был мой прокол и мой полный провал. В Адлере две недели шли дожди, уезжали мы с Дашей тоже под его музыкальное сопровождение. И в Новосибирске, когда приземлились, тоже было сыро. В Энск мы возвращались поздно вечером на такси, а сегодня я, совсем не выспавшаяся, все делала на автопилоте, даже по сторонам не смотрела. — У вас в запасе всего пять минут. А в перерыве жду на собрание трудового коллектива. Да, не забудьте написать объяснительную по поводу опоздания.

Вот что за манера устраивать всякие сборища во время обеда? И где, спрашивается, наше трудовое законодательство? Где наше профсоюзное сообщество?

— Опаздываешь, Стаська, — перехватила меня по пути к кабинету Голубева.

— Отстань, мне нужно настроиться.

— Настроиться на что?

— На интимную встречу.

— Батюшки, с кем?

— С пациентами, конечно. Какая еще может быть встреча врача между фельдшером и пациентом? Сугубо интимная. А ты что подумала?

— Пф-ф, — фыркнула подруга, — с тобой не соскучишься.

Первой по очереди была восьмидесятилетняя старушка. Как мне жаль стариков со всеми их старческими болезнями, маразмами, скандалами и криками — очень жаль. Уже потому, что жизнь прошла, часто совсем не простая жизнь. Таких больных особенно хочется поддержать, хотя иногда понимаешь, что все бесполезно: организм свое отработал. Эта женщина Евгения Ивановна была особенная: не жаловалась, не плакала, ничего не требовала, просто сидела и, как подруге, рассказывала о том, что у нее часто кружится голова, теряется слух и зрение, а постоянно высокое давление вдруг снизилось до критически низкого. Детей в городе нет, проживают в другом регионе, а здесь только подруги-соседки. Судя по симптоматике, ей нужна не моя помощь, а невролога. Вот к нему, неврологу, и запишем.

— Евгения Ивановна, сейчас у вас давление в пределах допустимой нормы, но необходимо его постоянно измерять. И, если оно незначительно поднимется или опустится, немедленно вызывайте скорую помощь. Сегодня по счастливой случайности есть свободный талон к неврологу, прием через тридцать минут. У вас есть время его посетить?

— Да, конечно, спасибо, деточка. Лишь бы помог. Сразу бы написала благодарность.

— Поможет. Вас сейчас проводит до кабинета медсестра. — Я кивнула Наташе.

Так, посмотрим, кто тут у нас новый невролог. Я уставилась в монитор и, увидев фамилию, едва усидела на стуле. Да ладно. Господи, ты, боже мой, за что?

Глава 22

Я зашла в конференц-зал с небольшим опозданием, ну, как всегда. Война войной, а с желудком шутить нельзя. В это время все обсуждали кандидатуры на поощрение ведомственными наградами. Выбрали. Решили. Ходатайствовали. А там уж как судьба и родное министерство распорядятся.

Василий Васильевич всех поблагодарил за слаженное и быстрое решение вопроса, а потом зафиналил свою пламенную речь представлением молодых специалистов — врача невролога и врача-хирурга. Первым встал и представился Лазаревский — наш новый невролог. Давненько мы не встречались, лет пять точно. Изменился, да: растерял прежний лоск, а вместе с ним и волосы, надо же, такой молодой, а уже с залысинами. Не иначе девки покров ободрали. Этакий «Мыслитель» Родена, только лысый. А может, от глубокой умственной деятельности волосики вылезли? Наверное, часто размышлял о том, на какую барышню сделать ставку, не берег себя совсем. Вот и потерял товарный вид. А глаза-то горят, лысина так и переливается. Рога, кстати, быстрее всего там, на голом черепе, и приживаются.

— Можете задать вопросы Игорю Николаевичу.

— А вы женатый? — сразу отреагировала Катька.

— Нет, в свободном поиске.

— Моим будет, точно будет моим, — шепнула разгоряченная Голубева и, тут же выйдя на боевую тропу, щелкнула зубами.

— Мгм, не торопись, подруга.

— Ты посмотри, какой красавчик: высокий, с накаченными мускулами. Аполлон.

— Это как ты под халатом рассмотрела?

— Так заметно все, если присмотреться.

— А почему сюда приехали? Вы же работали в Новосибирске? — раздался голос старшей медсестры.

— По зову сердца. Только по зову сердца. Моя родина — Энск. Здесь мои родители, друзья, здесь я учился и корнями прирос.

Раздались скудные аплодисменты.

Потом меня накрыло повторно, а говорят, бомба в одно и то же место дважды не падает. Еще как падает. Бомбануло так бомбануло!

— А сейчас, коллеги, я представляю вам нового хирурга, знакомьтесь, Кутусов Станислав Олегович.

Все. Поздно пить боржоми, надо тикать из больницы, из города, из страны. Ах, сейчас бы сменить полюбившийся образ жар-птицы на личину страуса и спрятаться в песке, как можно дальше от поверхности. Я поставила на колени локти и пальцами прикрыла лицо.

— Кутузов, — тихо процедила я сквозь зубы. — Заче-ем? Почему? Не на-до!

— А вы почему сюда приехала аж из самого Санкт-Петербурга? — снова поинтересовалась старшая медсестра.

— Да, наверное, по той же причине, что и предыдущий оратор. Ищу свое место в жизни.

— А чем занимаетесь в свободное время? — это уже влезла любопытная Катька, но так, формально, без энтузиазма. Выбор между двумя потенциальными претендентами на роль жениха, она, похоже, уже сделала.

— На шаманском бубне и однострунной балалайке он играет, — шепнула я ей.

— Играю на гитаре, занимаюсь спортом.

— Отличные ребята. Совершенно разные, но при этом до невозможности близкие, 12 — завершил заведующий свой спич малоизвестной цитатой.

О да, еще какие близкие! А уж разные — это точно! Я выбежала из зала первой и, захватив в кабинете сумку, вылетела из дверей поликлиники. Повод был: во второй половине дня — работа на вызове. Как же трудно было сосредоточиться на делах: в мозг врезалась одна единственная мысль: «Кутусов вернулся! Кутусов вернулся!» Я не понимала: плохо это или хорошо. Знала лишь одно: по-старому уже не будет.

***

С Игорем мы встретились у кабинета заведующего уже на следующий день. Я очередной раз писала объяснительную по поводу опоздания. Ничего не могу с собой поделать — совсем расслабилась, пользуясь добротой и расположением милейшего Василия Васильевича.

— Послушай, Машкова, на тебя тут поступила устная жалоба, — пыхнул ноздрями Лазаревский.

— Вот как?!

— Ты направила больную Иванову Евгению Ивановну ко мне. Почему решила, что у нее неврологическое заболевание?

— По косвенным признакам.

— Вот именно. По косвенным признакам — это лор-заболевание. Давление в норме, шум в ушах — из-за этого головокружение, зрение пропадает — естественный процесс, чай, не молоденькая. Отоларинголог удалил серную пробку из уха — и все проблемы ушли. Зачем было отправлять ее в кругосветное путешествие по кабинетам: от тебя ко мне, от меня — к отоларингологу. И это в ее-то возрасте! Она хотела на тебя, Машкова, написать жалобу, обвинив в непрофессионализме, но я отговорил.

— Ты не только деловой, но ещё и очень благородный мужчина.

— При этом, — продолжил Лазаревский, — похвалила меня и отоларинголога. Так что, я поставил предварительный диагноз правильно.

Было очень стыдно. Конечности отяжелели и перестали повиноваться, тут же подумалось: меня, наверное, сегодня из поликлиники вынесут вверх ногами. Сама идти не смогу. Однако разговаривать я еще была в состоянии.

— Диагноз? Без результатов анализов, дуплекса, рентгена и МРТ? Игорь Николаевич умеет сканировать взглядом? — я специально сказала о Лазаревском в третьем лице, будто не замечая новоиспеченного невролога.

— В этом не было необходимости, хотя анализы ты назначила правильно. Так, подстраховка, на всякий случай. Правильно все же когда-то сказала о вас, выпускниках колледжа, Квашняк: недоспециалисты, недоврачи.

— Опыт практической работы у меня три года, из них два — на скорой помощи. А вот ты еще недоврач, это ты верно сказал, — задохнулась от возмущения и, собрав волю в кулак, направилась в свой кабинет.

Сделав несколько шагов, я заприметила в конце коридора фигуру Кутусова и залюбовалась, подумав: «Какой же он красивый — Стас, кажется, стал еще красивей». Но тут же ужаснулась: «Куда бы рвануть, чтобы не столкнуться с ним лбами? Нет, пусть будет встреча, но только не сейчас, не сегодня».

— Ты куда? У тебя же кабинет в конце коридора? — крикнул вслед Лазаревский.

— Не твой вопрос, — спокойно ответила я и открыла дверь рентген-кабинета.

Следующую фразу Игоря уже не услышала.

— Станислава Олеговна, вы ко мне? Можете подождать? У меня пациент.

— Да-да, конечно, — сказала я врачу, стоя прямо у входа и попутно придумывая причину: зачем я сюда пришла. Придумала! А потом, после ухода больного, поинтересовалась: — Вадим Юрьевич, вам не нужны женские туфли тридцать шестого размера? Новые, итальянские. Каблуки двенадцать сантиметров.

— Зачем они мне? Извините, Станислава Олеговна, я ношу исключительно мужскую обувь.

— Ну да, конечно, — проговорила и вылетела из кабинета.

Кутусова в коридоре уже не было.

Я, помня разговор с Лазаревским, решила зайти в лабораторию и забрать результаты анализов Евгении Ивановны. Детально проанализировав их, выяснила, что показатели далеко не в норме, и позвонила ей. К телефону подошла, как выяснилось, соседка и, плача, сообщила, что Евгения Ивановна утром умерла. Инсульт. Я жалела об одном: зачем отправила пациентку к Лазаревскому, он ведь такой поверхностный. Лучше бы вызвала скорую. Ах, как жаль старушку!

***

Следующий раз мы с Кутусовым встретились в буфете. Едва зайдя туда, я покрутила головой: так, сапера 13 нет, можно вкатываться смело.

— Привет, Маруся, — услышала я сзади до боли знакомое. — Не меня ли ты высматриваешь?

Щеки загорелись огнем, я не знала, что делать, в какую сторону смотреть, куда девать руки? И это на виду у всех. Только бы никто не понял, не заметил.

— Привет, Кутузов. Много о себе думаешь. Зачем бы мне тебя высматривать?

— Вот и я говорю: зачем? Видел на днях, как ты от меня зайцем скакнула в первый попавшийся кабинет.

— А ты что делал не на своем этаже? В носу ковырялся? Много о себе мнишь. Мне нужно было попасть к Вадиму Юрьевичу, чтобы сказать, нет, спросить…

— Знаю-знаю. Нужны ли холостому мужчине женские туфли с двенадцатисантиметровыми каблуками.

— Болтун твой холостой мужчина. Хотя ведь может, ну теоретически, представить мужского пола купить для своей девушки такой подарок, — по-детски предположила я.

— Стас Кутусов может, он — точно нет.

— Почему?

— Потому что Вадим Юрьевич — жуткий скупердяй. Он и есть мой отчим, правда, в прошлом. Мама все-таки с ним рассталась. А вот то, что ты приходила к нему со странным предложением, знает уже вся поликлиника. Послушай, Стаська, давай будем просто друзьями, если кем-то большим стать не получается. С Князем у тебя это неплохо выходило. Ведь так? Может, получится и с Кутусовым?

Я подумала: а может, и вправду, попробовать, вот так: без любви, ревности, обиды и прочего. Просто попробовать быть друзьями. Нельзя же все время при виде друг друга прыгать в кусты.

— Хорошо, согласна. Тогда не вспоминаем прошлое.

— Вычеркиваем все обиды друг на друга.

— И все разногласия.

— Живем настоящим.

— И не задаем вопросов.

— Полная перезагрузка отношений.

И мы начали дружить. По мнению многих, это была странная дружба. И шепотки, о том, что мы скрываем настоящее чувство — любоff — побежали, побежали, побежали.

Примечания

12 «Мне тебя обещали» Эльчин Сафарли

13 Сапер — хирург. Юмористическая классификация врачей по специальности.

Глава 23

Наши новые отношения давались нам непросто и носили чисто символический характер. Первое время, случайно встретившись, мы по-прежнему отскакивали друг от друга в разные стороны, как биллиардные шары, а если все же пересекались в силу необходимости, то старались решать вопросы по-деловому быстро. Переломным в наших отношениях стал момент, когда меня, Катю и Стаса попросили провести цикл лекций по здоровому образу жизни на одном из предприятий города. У Кутусова свободного времени было очень мало, поскольку он еще подрабатывал в стационаре, но Василию Васильевичу отказать не смог. Когда после лекции, которую и лекцией сложно было назвать из-за способности Стаса о серьезном говорить просто и смешно, пришло время вопросов, кто-то поинтересовался:

— Доктор, у меня в желчном пузыре камни. Что теперь делать?

— Я не могу вам вот так сразу всего рассказать. Вся интрига будет потеряна. Это же, можно сказать, детектив со многими неизвестными.

Все засмеялись, а Кутусов уже серьезно продолжил:

— Без обследований, анализов сказать сложно. Приходите ко мне на прием, все решим.

Кто-то из шутников, вспомнив бородатый анекдот, поинтересовался:

— У моей жены постоянно болит голова. Пьет таблетки, прикладывает полотенце на лоб — не помогает. Что делать?

Влад, посмотрев на меня, подмигнул и сказал:

— Если у вашей жены болит голова, попробуйте приложить новые итальянские туфли, а лучше сапоги, чтобы каблук был сантиметров двенадцать, — это он так посмеялся над моим вопросом его отчиму. Все снова заулыбались. — А вообще желаю вам больше положительных эмоций. Негде взять — ищите в себе. Смехотерапия в комплексе с нашими советами убережет вас от многих проблем.

— Стас, ты такой классный, харизматичный, а почему не женат? — вдруг спросила Катька, когда мы вышли с проходной.

— Я был женат, сейчас в разводе, — пожал плечами Стас и посмотрел на меня.

— Оставлю вас, мне нужно в сад за Дашей, — оборвала я интересный разговор коллег.

«Не хочу ни о чем слушать. Не нужны мне соскобы с души. Мы просто друзья. Так легче жить», — убеждала я себя в такт шагам.

Вскоре меня догнала Катя.

— Слушай, подруга, а почему бы тебе не закрутить роман с этим новеньким симпатичным доктором. Он на тебя так смотрит!

— А от кого ты думаешь у меня дочь?

На лице у Катюхи отпечатались разные эмоции: от недоумения до удивления.

— Да ладно. Вроде бы того звали Кутузов?

— Его так звала я.

— Вот это новость. А почему он в разводе? Ты же говорила, что женат на твоей подруге?

— Катька, отстань, я сама ничего не знаю. Не интересовалась их жизнями, не искала информацию в соцсетях, не слушала сплетни одноклассников. Мне это не интересно.

— Да ладно, — повторила подруга и проговорила: — Не интересно ей. Сомневаюсь. Чудны дела твои, Господи.

У меня тоже было очень много вопросов: почему Стас расстался с Сашей? Где живет его ребенок? Вообще, как прошли эти шесть лет? Но мы договорились не задавать вопросов. Если, конечно, человек сам не захочет рассказать… Пока ни я, ни Кутусов на такие подвиги были не способны. «Всему свое время», — думала я.

***

Как-то осенним воскресным днем дочь сказала:

— Мама, мне нужно для подделки собрать листики. Пойдем в больничный парк, погуляем и наберем красивых разноцветных листочков.

Я привыкла не принадлежать себе с того момента, как узнала о неожиданной беременности. Приходилось пить ненавистные морковный, сельдереевый и свекольный соки, килограммами есть разные овощи, баночками принимать витамины, ибо это все нужно было для нее, Дашеньки. И сейчас мне бы поспать, почитать книгу, послушать музыку или посмотреть новый фильм, но что не сделаешь ради счастья ребенка, его нежной улыбки. Встала и пошла.

Погода была удивительной: яркой, солнечной. Как я любила начало сентября с его утренней прохладой, красотой падающих в вальсе листьев, с запахом древесной чуть горьковатой смолы и сгоревшей листвы. Непроизвольно я тихонько затянула:

Осенние листья шумят и шумят в саду,

Знакомой тропою я рядом с тобой иду.

И вдруг сзади услышала:

И счастлив лишь тот, в ком сердце поет,

Кто рядом с любимой идет.

Можно было не оборачиваться, я узнала бы этот голос из тысячи: не зря же мы на репетициях провели достаточно много времени.

— Привет, Маруся, — лениво бросил Стас, поравнявшись с нами.

— Привет, Кутузов! — излишне радостно ответила я. — Василь Василевич обязал тебя собрать в парке природный материал для кружка травмоотделения «Где ручки, где ножки»?

— Да, заведующий проводит акцию: «Миллион листочков — миллион опозданий». Не хочешь поучаствовать, чтобы опаздывать на легальной основе?

— Дядя, а ты пакет не взял, куда будешь листочки класть? — спросила дочь. У меня сердце облилось кровью, когда Даша обратилась к Кутусову с этим — дядя. — У нас есть еще один. Да, мама? Мы можем тебе подарить.

— А давай мы сначала тебе наберем красивых листочков, а потом мне? Согласна, Даша?

— Вы знаете, как меня зовут? Вы волшебник? — задохнулась от удивления дочь.

— Конечно, волшебник, я в этом парке работаю Айболитом.

— Нет, Айболит старый и с бородой, а ты молодой.

— Это я специально побрился, чтобы не пугать маленьких деток.

Как умело Стас общался с детьми! Опыт? Или это где-то не генном уровне заложено — чувствовать родную душу?

— А у тебя есть дочка или сыночек? — Даша внимательно и доверчиво смотрела на Кутусова огромными серыми глазами.

— Нет, к сожалению, но я очень бы хотел, чтобы были и дочка, и сыночек. — У меня глаза наполнились влагой, и я быстро отвернулась в другую сторону, смахивая набежавшие слезы. Пожалуй, я впервые тогда подумала о том, правильно ли поступила, скрывая Дашу от отца. «А почему Кутусов сказал, что у него нет детей? А как же тот, что родила Саша? Или тот ребенок не его?» — задумалась я. — Ну а поскольку я работаю Айболитом, могу показать тебе разных животных, живущих у меня дома. А хочешь, прямо сейчас сделаем кораблик из твоих листочков? Парусник называется, я на таком плавал в Африку. Только нужно найти подходящую древесную кору.

— Дядя, пойдем к нам домой, вместе сделаем кораблик, — заинтересовалась Даша и смело взяла Стаса за руку. — Но сначала покушаем. Мама, я оголодалась.

— Проголодалась, — поправила я дочь. — Вот что воздух чудодейственный с ребенком делает. Обычно трудно заставить поесть, а тут сама просит.

— Мама испекла вкусный пирог с повидлом, «Решетка» называется.

Кутусов странно посмотрел на меня и сказал:

— Это фирменный пирог моей бабушки.

Я вдруг вспомнила, что он в образе Князя рассказывал о пироге, который будто бы испекла его любимая девушка. Значит, действительно не лгал. Только это было бабушкино творение.

— А это удобно? Я про приглашение Даши?

— Удобно, Кутузов. Идем. Не бойся.

Пообедав, Даша задергала Стаса: надо делать кораблик. Я объяснила дочке, что дядя — наш гость и поэтому его нужно как следует накормить, а все остальные дела выполнить позже.

Кутусов вертел головой в разные стороны, видимо, вспоминая свой давний визит через окно, в день, когда мне исполнилось восемнадцать. Он был прав: я действительно мысленно возвращалась именно к этому эпизоду, если вспоминала свое восемнадцатилетние.

Стас и Даша мастерили поделку минут тридцать, а потом, пригласив меня, пошли в ванную для испытания парусника. После того как запустили кораблик, и он поплыл, подгоняемый волнами, искусно изображенными мной, Даша моего друга Кутузова от себя не отпускала ни на шаг. Показала ему все свои игрушки, поделки, а потом принесла альбом с рисунками.

Кутусов посмотрел работы и похвалил дочь, сказав, что, несомненно, у нее большой талант и что он тоже в детстве любил рисовать и заниматься другим творчеством.

— А кто на этом рисунке изображен? — вдруг заинтересовался Стас последней работой Даши, где мы с дочерью, подругами и Валерой стояли, взявшись за руки, и все как один чему-то улыбались, а через нас проходила синяя полоса, отсекая меня и дочь от других.

— Это мама, я, тятя, Катя и Олеся. Мы отдыхаем на реке.

— Тятя? Как интересно ты его зовешь. Как у Пушкина:

Прибежали в избу дети

Второпях зовут отца:

«Тятя! Тятя! Наши сети

Притащили мертвеца».

— Это стихотворение не для Дашиного возраста. Не надо его читать, а то спать не будет. Испугается, — попросила я Стаса.

— Извини. А где твой тятя? — снова обратился Кутусов к Даше.

— Он в деревне. Мама, а когда тятя мне зимний велисепед привезет?

— Велосипед, — поправила я дочь. — Валера говорил про снегокат. Вот снег выпадет и подарит.

— Быстрее бы выпал. Хочу кататься на сне-го-ка-те, — дочке, видимо, понравилось звучание нового слова. — Хочу снегокат. А у меня еще вот что есть, — крикнула Даша и, умчавшись в свою комнату, принесла оттуда маленький, серебристый самолетик. — Это мамин самолетик, но она иногда дает мне им поиграть. Мама, можно дяде тоже поиграть твоим самолетиком?

Кутусов внимательно посмотрел на меня, и в его взгляде было столько нежности, радости, столько сияния. Узнал.

— Можно. Этот самолетик сделал дядя. — Я еле выговорила простое слово — дядя.

— Надеюсь, когда-нибудь ты ко мне прилетишь, — усмехнувшись, проговорил Стас и взял самолет из рук Даши.

И мы замолчали, умчавшись в сложное, но такое прекрасное общее прошлое.

«Дззыыынь», — вдруг раздалось в тишине квартиры. Открыв дверь, я оторопела, когда увидела женщину, стоящую на пороге моего дома. Это была Инесса Ивановна Квашняк.

Глава 24

— Здравствуй, Стася, — тихо сказала она.

— Здравствуйте. Пройдете?

— Если не прогонишь.

Нынешняя Квашняк мало напоминала ту порхающую, как мотылек, симпатичную молодящуюся женщину. Пожалуй, главным отличием ее сегодняшней были глаза, точнее взгляд. Потухший взгляд неживых глаз.

Она прошла в гостиную, где Стас, сидя на диване, читал Даше сказку «Золушка».

— У тебя дочь? А, ну да, Олег писал, что ты родила. Это твой муж?

— Нет, одноклассник и друг — Стас Кутусов. Вы должны его помнить.

— Да-да, Стас. Он когда-то очень нравился Марго, но мальчик почему-то не ответил взаимностью. Хотя я теперь понимаю — почему. Дочь оказалась жестоким и корыстным человеком. А ведь пыталась воспитать ее другой, всю душу отдала.

— Я как-то наткнулась в соцсетях на страничку Маргариты. По-моему, она вполне счастлива: вышла замуж за иностранца, живет в Польше. Правда, вуз так и не окончила.

— Мне об этом мало что известно. Я много раз писала ей на старый адрес, адрес университета, звонила, когда была возможность, но все тщетно. Олег сказал, что квартиру она продала, а сим-карту поменяла. Со мной общаться не желает. Конечно, зачем ей мать-зечка? Ты прости меня, Стася, я так виновата перед тобой, да и перед Олегом тоже. Были деньги, был рядом хороший человек — все растеряла из-за собственной меркантильности и всепоглощающей любви к дочери. И тебя едва не выжила из собственного дома. Виновата. Прости, — повторила она.

Мне не хотелось копаться в прошлом, в мотивах ее и своих поступков, вообще не хотела вспоминать те ужасные два года своей жизни, когда все общение с Квашняк заканчивалось слезами.

— Можно я у вас переночую сегодня, только сегодня? А завтра уеду к подруге в соседнюю область? — тихо спросила она и посмотрела, как перепуганная лань.

— Конечно. Оставайтесь.

Стас неодобрительно глянул на меня, но ничего не сказал.

— Спасибо, девочка.

— Папа перевел вам деньги от проданной мебели, ну и от себя, конечно, добавил. Вот, заберите, — я протянула ей карту. Здесь не очень много, но на первое время хватит. А ваши личные вещи в кладовке.

— Благодарю. А где тот красивый молодой человек, Валера, кажется? Он так на тебе и не женился? Конечно, его можно понять. Ты была такой ершистой, отец совершенно не занимался воспитанием, — сменила тон Инесса Ивановна и как-то незаметно преобразилась. И глаза засияли, и спина распрямилась. Уж не потому ли, что в ближайшем терминале засияла путеводная звезда — папина денежка. Снова покоя не дает золотой телец?

О нет, мадам Квашняк не изменилась, а новую роль сыграла просто блистательно. Ударить по больному, поставить в неловкое положение — в этом вся ее жизненная философия. Напрасно я надеялась на чистосердечное признание, глубокое раскаяние. Ошибочно решила, что тяжелая жизнь в зоне изменила ее и направила на путь исправления. Но, увы!

Посмотрев в серьезные глаза Стаса, я, униженная и оскорбленная, раздраженно бросила:

— Думаю, вопросы излишни. Это не то, что вас сейчас должно волновать.

— Милочка, ты все такая же дерзкая и злая. Окончательно разочаровалась в людях?

Я не успела ответить, за меня это сделал другой.

— Инесса Ивановна, у вас в планах уехать из страны? Наверное, туда, куда обычно русские и немцы со времен бородатых крестоносцев и бравых дружинников ходили решать свои вопросы? Угадал?

— Да, Стасик, хочу к дочери, в Европу. Это моя программа максимум, — расплылась в улыбке мадам Квашняк, почувствовав в Кутусове родственную душу.

«Напрасно ты, дорогая, потеряла бдительность», — пронеслась у меня в голове мысль, — с Кутусовым так нельзя. Однажды можно порезаться о его слова».

— Отлично, вот там и воспитывайте жрицу наемной любви, которой вы, хитрая, меркантильная и корыстная особа, давно не нужны, — нанес сокрушительный удар Кутусов.

Квашняк затихла и снова опустила плечи.

Получила? А вот не надо обижать молодых одиноких мам.

— Да, и я не разочаровалась в людях, просто получала от некоторых из них жизненные уроки и с благодарностью прощалась. Там, где оттенки серого, там нет меня. Это ответ на один из ваших вопросов, Инесса Ивановна.

Провожая поздно вечером Стаса, я поблагодарила его за помощь, поддержку и вообще за потраченный на нас выходной день.

— Звони, если Инесса Ивановна снова будет бузить, жалостливая ты моя.

От этого слова моя на душе стало так тепло и спокойно.

— Не волнуйся, все будет хорошо. Ты ее отрезвил надолго, поверь мне.

Дочка никак не могла заснуть, крутилась, терла глазки, а потом попросила рассказать сказку. Мне тоже не спалось, наверное, от того, что получила изрядную долю эмоций — разных. Ну, хорошо, сказку так сказку, доченька.

— Звяк-звяк-звяк-звяк, — стучала жар-птица Маруся о края кружки, помешивая остывший кофе и роняя в него слезки, она была расстроена тем, что осталась без мамы, — начала я. — К ней на веточку запрыгнул незнакомый волнистый попугайчик. — А давай дружить, мне тоже грустно и горько, — предложил попугайчик. — Давай, я — Маруся! — обрадовалась жар-птица. — А я — Князь…

— Мама, — перебила меня Даша, — разве у попугайчика может быть такое имя? Его же всегда Кешей называют.

— Конечно, может. Это же сказка. Слушай дальше. Волнистый попугайчик Князь начал во всем помогать Марусе: защищал от неприятеля, веселил и подбадривал, когда ей было грустно, во всем поддерживал. Маруся полюбила Князя, но он ее обманул, потому что на самом деле это был совсем не славный попугайчик Князь, а пудель Кутузов. Он просто притворялся попугайчиком.

— Так он был оборотнем?

— Ну… да, можно и так сказать. И Маруся его за это бросила.

— А пудель был хорошим?

— Сначала нет, а потом очень хорошим. Маруся его тоже полюбила.

— Мама, а зачем она тогда их бросила? Они же хорошие? Они же ее тоже полюбили?

— Кажется, да. А бросила потому, что не любит лжецов. Но потом Маруся простила оборотня. Прошло немного времени, и жар-птица прилетела в другую страну, где случайно снова встретила его и снова ему поверила, а он ее опять обманул.

— Он совершил плохой поступок?

— Он просто не сказал ей всей правды, и она очень обиделась. Они расстались. А вот как закончить эту сказку, я не знаю.

— Мама, давай закончим сказку по-доброму? Пусть жар-птица помирится с оборотнем, он ведь все уже понял, повзрослел и стал большим. Оборотень же хороший и добрый, ну как дядя Айболит, который сегодня был у нас в гостях.

Даша-Даша, как ты далека от истины и одновременно близка к ней.

Почему-то этой ночью я уснула спокойной. Тревожность, накопившаяся за день, куда-то улетучилась. Может, сказка помогла?

Утром, едва начало светать, Квашняк, прихватив свои сумки и чемоданы, отбыла в неизвестном направлении. Мне бы очень хотелось, чтобы это была наша последняя с ней встреча.

***

Понедельник преподнес новые неприятности. По заявлению родственников Ивановой Е.И. о халатности работников поликлиники, повлекшей смерть пациента, у нас начали работать следственные органы. Досталось и Лазаревскому, и Василию Васильевичу. Одному — за непрофессионализм, недобросовестность, другому — за недостаток контроля над молодым специалистом. Оказалось, что Игорь сам придумал историю о том, что Евгения Ивановна хотела на меня написать жалобу. Ничего подобного не было.

Сердобольная Катя выворачивала душу:

— Если бы ты знала, как мне жаль Игоря. Так хочется его прижать к себе, погладить по головке…

— Спеть колыбельную песенку, — хрюкнула я от смеха.

— Стаська, прекрати.

— Катька, налицо материнские инстинкты: прижать к себе, погладить по головке — бред. Это же Лазаревский. С ним так нельзя.

— А как можно?

— Он спортсмен. И его личная жизнь — некий спарринг. Вот так и веди себя: жестко и напористо. Сюси-пуси — такой вариант не пройдет. Нет, если будешь сюсюкаться, он мимо не проскочит и такую удачу не пропустит, только бросит бедную девушку через пятнадцать минут после тесного общения. А вообще, я тебя не понимаю: что ты нашла в Лазаревском кроме смазливой мордашки?

— Понимаешь, он мне просто нравится — и все.

— Ну, что ж, радуйся. Вон любовь всей твоей жизни плетется, слабо помахивая крылами, наверное, только от следователя. Ощипали уже совсем, похоже.

К нам подошел Лазаревский, поникший и сгорбившийся. Не глядя нам в глаза, сказал:

— Все очень плохо, Стаська. Я не знаю, что мне делать.

— Это стыдно не знать, но тебе простительно. Зато ты красивый.

— Стаська, прекрати, человеку и так плохо. Игорюш, тебе надо отвлечься. Пойдем в кино, а?

Мне было жаль Лазаревского, но еще больше пострадавшую. «Ничего, поделом ему, — подумала я, — меньше будет шашкой махать, а больше думать».

***

В субботу мы с Дашей собрались с ответным визитом в гости: Кутусов позвал на свою дачу. Мне не то чтобы не хотелось ехать, просто за неделю накопилось много дел: от готовки на всю неделю до стирки, от уборки до глажки. Я начала отказываться, но Стас призвал тяжелую артиллерию в лице Даши, сказав ей, что хочет показать домашний зоопарк: двух кошек и кота, собаку неизвестной породы, белочку, попугая и ежика. Ну, Кутузов: если не пройдет с главного хода, пролезет с черного. Заехав утром, часов в десять, он застал нас еще в теплой постельке, как в эпизоде фильма «Москва слезам не верит», когда Гоша приходит в квартиру главной героини, а последняя, забыв о предстоящей поездке, еще лежит под одеялком.

Кутусов был краток:

— Собирайтесь быстрее, сони. Я на машине. Жду вас.

Ехали мы с Дашей, вертя головами: кажется, всего-то пять километров от города, но какое вокруг буйство красок, в Энске такого не увидеть. Я ожидала узреть небольшой домик: три на четыре, стоящий на шести сотках, и не представляла, что у Кутусова двухэтажный особняк из стекла и бетона. Наверное, проектировали домик архитекторы — футуристы, на счету которых Москва-сити, не иначе.

Дочка визжала от радости, бегая по огромной гостиной, по спальным комнатам и лестнице. Конечно, ни дома, ни в садике такой спринт позволить себе было невозможно, а здесь — простор для такой непоседы, как Даша. Она радовалась всему: дому, чудесному ежику Бони, строящему себе нору на зиму возле невысоких елочек, белочке Соне, прыгающей по веткам возле ее домика, сделанного руками Кутусова. Остальные друзья человека — обитатели дома, кроме песика Марса и волнистого попугайчика Петруши, гуляли где-то по территории усадьбы, скрываясь за многочисленными деревьями. На то они и кошки: гуляют сами по себе.

Попугай, взмахнув крыльями, взобрался на батарею возле окна, постучал клювом по стеклу и гортанно прокричал:

— Кот, в клетку пойдешшшь?

— Мама, посмотри, попугайчик! Какой он умный, разговаривать умеет! — запрыгала от счастья дочь, захлопав в ладоши.

— Уймись, Петруша, хватит болтать, попей водички, — смеясь, сказал Стас.

— Пррривет, Маррруся! Стаська, я тебя люблю! — не унимался попугай.

— Ну вот, все семейные тайны раскрыл, — смутился Кутусов. — Пойдемте есть шашлыки, а то остынут.

Я чувствовала себя неловко после непроизвольных, заученных признаний попугая. Разрядила обстановку, как всегда, Даша.

— А мы еще не видели песика. Где он?

— Познакомлю тебя с ним после обеда, когда поешь, — ответил Кутусов.

— Стас, ты курочку поку-ушшшал? — прокричал в след попугай. — Молодеццц!

— Ваше сиятельство, да вы привереда, — засмеялась я.

Мне очень понравилась Ангелина Яковлевна, мама Стаса, чем-то напомнившая Марию Александровну. Увидев нас, она очень обрадовалась и повела показывать дом, а после ужина принесла альбом с семейными фотографиями. Дойдя до снимков, на которых был запечатлен Стас в детсадовском возрасте, она перевела взгляд на Дашу, потом на фотографии, снова на Дашу, но ничего не сказала.

Мы с дочкой остались ночевать в специально приготовленной для нас теплой и уютной комнате. За панорамным окном задувал ветер и накрапывал дождь. Даша попросила спеть ей какую-нибудь песенку. Ну, что ж в унисон моему лирическому настроению я тихонько запела:

Никого не пощадила эта осень,

Даже солнце не в ту сторону упало.

Вот и листья разъезжаются, как гости,

После бала, после бала, после бала.14

А в голове все кружились мысли: что же делать? Ведь это неправильно, что дочь называет отца дядей, а отец не знает о существовании своей дочери?

Где-то рядом, на лестнице раздались приглушенные голоса сына и матери:

— Дашенька очень мне напомнила тебя маленького. Поразительное сходство.

— Все дети похожи друг на друга. У Даши есть отец. И это, к сожалению, не я.

— Завтра надо разжечь камин, — сменила тему Ангелина Яковлевна. — На улице похолодало. — И послышались уходящие шаги.

Как выйти из такого положения без крови? Рассказать обо всем Стасу? Но он не поймет — и тогда конец нашей так тяжело выстроенной дружбе. А как мне без Кутусова? Никак. Я уже не представляла без него дальнейшей жизни. Кто бы научил, что делать, я бы ему в пояс низко поклонилась.

Примечание

14 «После бала», автор текста и музыки Н. Шипилов.

Глава 25

Катька радовалась жизни: беда Лазаревского обошла стороной, он отделался лишь легким испугом да выговором. Игорь от подруги не отходил ни на минуту, наверное, и впрямь воспылал к ней сильным чувством. Как говорится, она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним.

Валера встречался с Олеськой! Наконец-то парочка нашла друг друга. Кажется, их отношения вскоре подтвердятся официальным документом о заключении брака. Во всяком случае, ребята вместе с родителями на осенних каникулах отправились на курорты Турции: отдохнуть, развеяться, обсудить будущую свадьбу и супружескую жизнь. Как мне навилась семья Голубевых! Если бы Валера и Мария Александровна не ждали от меня большего, чем дружба, я бы навечно у них поселилась.

Этой осенью произошло еще одно событие, о котором бодро оповестил Стас, окликнув меня в коридоре поликлиники.

— Маруся, приглашаю тебя на юбилей.

— Юбилей? Уже забрезжила на горизонте пенсия?

— Ага, он пройдет в гимназии, — сказал Кутусов, проигнорировав вторую часть вопроса.

— В чем? В где? — поперхнулась я.

— Не в где. А в гимназии. Юбилей. Двадцать пять лет.

Элеонора Константиновна, завуч, пригласила Кутусова лично, позвонив по телефону. Любимчик, что сказать! А нам, его одноклассникам, просила передать, что тоже рада со всеми встретиться.

Доверив Дашу Катьке, мы со Стасом, Игорем и Ваней Воропаевым отправились в гимназию, которую, несмотря на все давешние проблемы, я вспоминала с теплотой и любовью.

Родное образовательное учреждение поздравляли многие: начиная от директоров, учителей, учеников, выпускников и заканчивая родителями, представителями управления образования и регионального министерства.

— А сейчас предлагаю ровесникам любимой гимназии, выпускникам 11а и 11б классов — нашей учительской гордости, встать со своих мест, — сказала Элеонора Константиновна. — Мы не ожидали такого сюжетного зигзага в сценарии и немного растерялись. В этом году всем нам действительно исполнилось по двадцать пять лет. — Ну, смелее. Посмотрите на этих ребят и девушек. Насколько они молоды, красивы, — продолжила свое выступление завуч. — Наша гимназия тоже молода и красива, и такой будет всегда, пока в ней будут звучать детские голоса, пока сюда будут приходить ее родные выпускники!

Потом был концерт. Наконец, все выпускники разбрелись по классам. Войдя в кабинет физики, где расположился наш 11б, я несказанно удивилась, потому что за моей партой сидела еще более похорошевшая… Сашка.

— Привет, Стаська, рада тебя видеть. Я немного опоздала, только приехала, присаживайся, — Мошкина придвинула ко мне стул. И это та самая Муха, которая более шести лет назад обвиняла меня во всех смертных грехах?

— Спасибо, я привыкла сидеть только со своими друзьями, — ответила ей и села за свободную парту.

В класс вошли Ваня, Игорь, а за ними Стас, вдруг запнувшийся от пронзительного Сашкиного взгляда, но быстро с собой справился и, поздоровавшись с ней, присел на стул рядом со мной. Это было правильно, я оценила поступок Кутусова. «Что она здесь делает?» — пронеслось в голове. Душу начала разъедать страшная догадка: не иначе Мошкина приехала за Стасом. Кутусов, наверное, чувствуя состояние рядом сидящей взволнованной одноклассницы, положил свою руку на мою: успокойся.

Этот вечер меня удивлял все больше и больше, потому что в дверях кабинета я увидела своего классного руководителя Сергея Николаевича. Все закричали, захлопали в ладоши и бросились обнимать любимого учителя, который почему-то не довел наш класс до выпускного вечера.

— Проведем перекличку, — сказал Сергей Николаевич. Оглядевшись, я поняла, что класс собрался почти полным составом, приехали даже те, кто проживал в других областях. Отсутствовали только Квашняк, Бобринская и Никитин Саша. Огнеборец Саша остался служить в армии, и себе уже не принадлежал, а барышни из-за государственных дел и важных приемов иноземных послов напрочь забыли о своей малой родине: не царское это дело. — Мои дорогие, я обещал показать видеофильм о вас сразу после вручения аттестатов, но так сложились обстоятельства, что вынужден был уйти из гимназии, однако свое слово я привык держать. Смотрите!

И на экране замелькали кадры школьной кинохроники, где главными героями были шестнадцати — восемнадцатилетние одноклассники. Потеха да и только. Вот растерянные пожарные: Никитин Саша с Ваней Воропаевым — заливают пеной туалет и коридор, вот я пишу на классной доске: «Элеонора Константиновна, поставьте Кутусову единицу, ну, пожалуйста!», а Стас отдыхает на парте, накрыв глаза учебником химии. Вот Саша Мошкина стоит у доски и что-то объясняет Сашке Артемьеву. А это Лазаревский, еще, наверное, в девятом классе обнимает Квашняк, а Викуся Бобринская курит возле спортивного зала. Дальше шли кадры о конкурсах, спортивных соревнованиях. Здесь мы со Стасом исполняем песню, здесь почему-то с ним танцуем вальс на каком-то мероприятии. Не помню, чтобы нас ставили в пару. А вот наша команда участвует в спортивных соревнованиях. И снова Кутусов, Кутусов, Кутусов. Почему же я раньше не замечала Стаса? Нет, замечала — ненавидела его всей душой. Это многим позже он заменил мне всех, весь мир. Весь этот огромный мир.

После фильма некоторое время стояла тишина. Я почувствовала на своем плече тяжелую руку Кутусова. Тоже расчувствовался? А потом раздались аплодисменты. Спасибо, Сергей Николаевич, за возможность снова вернуться в школьное детство.

Все пошли на экскурсию в другие кабинеты, гимназия и в правду изменилась за эти годы, стала более важной, современной. Я же задержалась в кабинете с Ваней Воропаевым — давно не виделись. Он рассказал о том, что после окончания колледжа служил в армии, а потом поступил в военно-медицинскую академию, сейчас проживает в другом регионе.

— В нашем классе четырнадцать медработников.

— Да, было бы пятнадцать, если бы Марго не бросила, — сказала я.

— Ей не в медицину надо было идти, а в профессиональные шантажистки, — чертыхнулся Ваня. — Сергей Николаевич ведь из-за нее уволился.

И Ваня рассказал историю, которую мне нужно было услышать семь лет назад. В тот памятный день, когда наши парни одержали важную победу в городских соревнованиях по волейболу, в квартиру классного руководителя тихонько постучалась Квашняк-младшая под предлогом конфиденциального разговора по душам. Войдя, Марго сходу призналась физруку в любви и предложила встречаться: она совершеннолетняя, до окончания года осталась всего пара месяцев. Что им может помешать? Сергей Николаевич, обескураженный таким предложением, не сразу нашел, что сказать. Но, справившись, в корректной форме отказал. Квашняк быстро поняла, что он не изменит своего решения, и расстегнула пуговицы блузки, сказав: «Тогда всем расскажу, как вы пытались меня изнасиловать». Сергей Николаевич не растерялся и четко сформулировал свои следующие действия. Он сказал, что немедленно подаст заявление об уходе и уедет в другой город — его уже давно зовут на тренерскую работу в ДЮСШ, и он бы давно перебрался туда, но хотел довести класс до выпуска. А если Маргарита будет и впредь его шантажировать, ему придется написать на нее заявление в прокуратуру (не постесняется) и приложить видеозапись с камеры, установленной у него дома.

— Эта глянцевая курица, конечно, тупенькая, — продолжил Ваня, — но она отличный манипулятор, как капризный тинэйджер, привыкший добиваться своего всеми правдами и неправдами. На этот раз Марго в качестве игрушки понадобился учитель. Она весь год оказывала ему знаки внимания, во всем поддерживала, а не получив желаемого результата, пошла ва-банк. Странно, что ты об этой истории не слышала. Марго ничего не скрывала, вместе с Викусей хвастали, как выжили непокорного классного руководителя. Да еще мужика. Она же из всего извлечет собственную выгоду. Чего бояться-то? Или кто-то ей сделает замечание? Так она ничего такого не совершила, просто немного покуражилась. Шутка юмора. Розыгрыш.

— Яблоко от яблони, как говорится… Страшная семейка. Жаль, что я об этом узнала слишком поздно. Быть может, это уберегло бы моего отца от всех последующих событий.

Еще немного постояв с приятелем, я пошла искать Стаса — пора домой. И надо Катьку освободить от посиделок с Дашей. «В кабинете русского — нет, в кабинете истории, биологии — тоже нет. Он что, в кабинете химии опыты проводит?» — ухмыльнулась я и открыла дверь. В проеме двери виднелись две фигуры, тесно прижавшиеся в объятиях. Кутусов и Мошкина. Едва не закричав, я бросилась в раздевалку. Не помню, как я одевалась, шла или бежала, очнулась уже возле подъезда.

— Ты что такая бледная? — встревожилась Катька. — И где твоя шапка?

Я не помнила, где ее оставила, а может быть, потеряла по дороге. Проводив Голубеву и уложив дочь, нырнула под одеяло, но стоящая перед глазами картинка обнимающихся Кутусова и Мошкиной никак меня не покидала. Чего я, наивная, хотела от Стаса? Верной дружбы? Я ее получила. Это же Кутузов, надежен как скала… О большем не договаривались.

Глава 26

Я очередной раз провела над собой разъяснительную работу: в самом деле, мы ведь только друзья, так чего надрываться? Это не наш метод. Надо просто взять себя в руки и прекратить истерику. Все, спать. Утро вечера мудренее, если верить народной мудрости. Приказала и начала проваливаться в тяжелый, тревожный, поверхностный сон, но тут зазвонил телефон. О, Кутусов! Вспомнил обо мне, дружок, завилял хвостиком? Обойдешься. Завтра поговорим. Но рингтон, установленный специально на Стаса, продолжал задорно звенеть детскими голосами «Есть друзья, а для них у друзей нет выходных». Устанавливая эту чудесную мелодию, я пыталась внушить себе, что мы с Кутусовым друзья. И только друзья. «Иди ты…к своей Мошкиной», — подумала я. А телефон продолжал надрываться:

Если свалится счастье,

Подели его на части,

И раздай всем друзьям — это просто.

А когда будет надо,

Все друзья будут рядом,

Чтоб включить тебе солнце или звезды15

Нет, ну, пф-ф, это уже слишком!

— Слушаю, — грозно сказала я, не выдержав испытание надрывными, противными звуками.

— Стаська, ты где?

— Дома, где мне еще быть? Кутузов, отстань, я спать хочу.

— А я стою под дверью твоей квартиры. Впустишь?

— Иди домой, Стас, Дашу разбудишь.

— Не откроешь? Тогда я присяду здесь, на коврике, и буду сидеть до утра. Пусть все соседи видят.

— Тоже мне сказочник. Сядет он, — пробубнила я и пошла открывать.

Передо мной стоял красивый Кутусов и улыбался.

— Я буду вести себя очень тихо. Напоишь чаем? — прошептал он.

— Проходи на кухню.

— Стася, ты почему сбежала из гимназии? — начал он обвинительную речь, придерживаясь тактики: лучшая защита — это нападение. — Никого не предупредила. На телефонные звонки не отвечаешь. Хорошо Ванька увидел, как ты злой фурией пролетела мимо него в раздевалку, а то бы я до утра искал тебя по всему зданию.

— Послушай, Стас, помню, мы договаривались с тобой только о дружбе. Но под этим понятием не подразумевался беспощадный контроль. Я взрослая девочка, поэтому не нуждаюсь в постоянной опеке. И ты, в свою очередь, можешь делать все, что посчитаешь нужным. Даже целоваться с Мошкиной.

Кутусов тихонько засмеялся.

— Увидела меня с Сашкой, значит — и быстренько сделала выводы? Ты почему такая неадекватная, Маруся?

Ах, ты ж…От злости дыхание сбилось и голос осип.

— Потому что так тебе и надо, — обиженно пискнула я.

— А я понял, что ты меня все-таки меня любишь, иначе бы не ревновала. Ради этого стоило бы повторить ту сценку в кабинете.

И тут его горячие губы накрыли мои, а потом скользнули по шее. Мамочки!

— Ты что делаешь? — прошипела я. — Мы — друзья! И все!

Пф-ф, а он знай себе посмеивается и гладит мои волосы. Аж ноги подкосились и задрожали.

— Я люблю тебя, Стасенька, ну сколько можно над собой и надо мной издеваться? Хватит уже этих игр. Что за юношеский максимализм? Или прошлые вражеские отношения наложили такой крепкий отпечаток? Так нам по двадцать пять уже. Какие мы друзья? Скоро пенсия помашет ручкой, а мы все что-то друг другу доказываем. Жизнь-то проходит.

— И это не мешает почему-то Кутусову совершать детские поступки. У тебя семья. Забыл?

Он присел на стул и устало посмотрел на стоящую рядом бывшую одноклассницу.

— Хм…С чего ты решила, что у меня семья? Во-первых, тебе известно, что я в разводе. Во-вторых…

Я тут же перебила его эмоциональную речь:

— Тогда почему ты с Сашкой обнимался? Видимо, развод только на словах.

— И все-таки дослушай, — твердо сказал Стас. — Во-вторых. По сути, у меня никогда не было семьи, с самого детства. Сначала мама меняла мужей, но кому нужен чужой ребенок, тем более такой ершистый пацан, каким я рос. Потом да — появился штамп в паспорте, но это не означало, что у меня появилась семья. А знаешь, как я женился на Сашке? Думаешь из-за будущего ребенка или по великой любви? Не то и не другое.

— Избавь меня от этих подробностей, — продолжала я бухтеть.

— И все-таки расскажу, пожалуйста, не перебивай.

И Стас рассказал. Когда я уехала из Питера, у него с Сашкой состоялся серьезный разговор. Она подтвердила, что беременна, но уточнила, что ребенок Кутусова, у нее с Сергеевым не было близких отношений. Один лгал, чтобы потешить свое самолюбие, другая — чтобы у Стаса вызвать ревность. Когда тучи развеялись и все стало понятным, Кутусов предупредил: от ребенка никогда не откажется, а вот жениться — ни-ни. Мошкина разрыдалась, устроила грандиозную истерику, но это не помогло. Потом она подключила всех: деканат, мать Стаса, своих родственников — поодиночке и толпой они начали давить на будущего отца. Но Стас стоял железобетонной стеной. А в это время из родного города стали доноситься слухи, что Машкова беременна. Стас сначала решил, что это его ребенок — по срокам совпадало. Но друг сказал категорично: отец Валера. Во-первых, это Стаська сама подтвердила, во-вторых, Голубев встречает Машкову каждый день, и они не скрывают своих теплых отношений.

Сашка продолжала атаку, это проявлялось в постоянных визитах в общежитие, в университет — проходу Стасу не давала. И однажды так себя взвинтила, пригрозив самоубийством, что открылось сильное кровотечение, пришлось вызвать скорую. Возможно, из-за этих встрясок случился выкидыш. Потом осложнение, в результате (не будем вдаваться в медицинские вопросы) Мошкиной объявили, что детей у нее, скорее всего, не будет. Это был удар! Сашка с детства мечтала о многодетной семье — и все планы на счастливую дальнейшую жизнь рухнули в одночасье. Стас переживал те события вместе с ней, а потом махнул рукой на свою прежнюю любовь и, наказав себя за неосмотрительность и легкомыслие, женился на Мошкиной.

Жили они тяжело. Сашка много раз лечилась от бесплодия, но ничего не помогало. На платное лечение за границей не было средств, на ипотечный взнос тоже не могли накопить: куда там, оба студенты. Мошкина начала настаивать на том, чтобы Кутусов обратился за помощью к отцу, это и пришлось со временем сделать, потому что все скандалы начинались и заканчивались слезами и фразой: ради семейного счастья и здоровья жены можно пожертвовать и своей гордостью. Пожертвовал. Обратился. Отец — воротила бизнеса средней руки, конечно, не сразу узнал старшего сына и со временем не полюбил, но денег дал. Их хватило на покупку двухкомнатной квартиры-студии не в центре, но и не на окраине. Еще остались средства на обследование и консультацию в Израиле. Однако все потуги с сохранением того, чего не было, а именно: семьи — оказались тщетны.

Однажды, когда Стас учился уже на шестом курсе, отец пригласил его с Сашей к себе на юбилей. Там Кутусов познакомился с другими детьми ближайшего родственника. А недавно Стасу стало известно: Саша встречается с одним из двоюродных братьев.

— Как только я об этом узнал, недолго думая, развелся с женой и уехал на родину, благо, уже самостоятельный врач. Да, квартиру мы продали, на деньги от своей доли я купил дом за городом, где ты и побывала. Вот такая история.

— Да, нерадостная.

— Нерадостная. Хочу, чтобы ты понимала: я не осуждал и не осуждаю такое поведение Саши. Виноват, ничего не мог ей дать: ни любви, ни финансовой защищенности. Эта совместная жизнь — для обоих мучение. Муха часто вспоминала тебя, говоря: «Я видела себя в свадебном платье, а на чужие чувства было наплевать. Трех человек своим поступком сделала несчастными. За это и наказана». А то, что она оказалась на юбилее гимназии, поверь, для меня тоже было неожиданностью. Муха, как и ты, любит сюрпризы.

Я задумалась. Ну не воспринимается мной бывшая подруга настолько однобоко, как описывает ее Стас. На жертву обстоятельств она совсем не тянет. Когда-то Саша открыто продемонстрировала, на что способна ради придуманного ею счастья. Не дай бог, если кто-то встанет на ее пути.

— Для чего она приехала? У тебя вымолить прощение?

«И вернуть назад», — очень хотелось добавить, но я заставила себя промолчать.

— И это тоже. А главное, для того, чтобы всех увидеть перед поездкой в Германию. Отбывает с новым мужем на постоянное место жительства. Вроде бы появилась надежда поправить здоровье и решить окончательно ее проблему. Если бы ты не сбежала с юбилея, то знала бы об этом тоже.

— Мне не интересна Саша, тем более не впечатляют ее мольбы о прощении.

Стас подошел ко мне близко-близко и притянул к себе.

— Когда ты увидела нас обнимающимися, мы прощались, Стасенька. Должна же ты понять: шесть лет вместе прожили.

— Понимаю, — тихо сказала я и отвела глаза.

— Я люблю тебя, очень люблю, Стасенька, — повторил Кутусов. У меня на глазах появилась слезы. — Маруся ты моя!

Век бы слушала эти слова. Я вдруг непроизвольно поддалась вперед и сама поцеловала Стаса. Первая! И едва не заплакала от эмоций, переполнявших меня. Этот ирод отодвинулся в сторону и сказал:

— Что ты делаешь, мы же друзья!

— Согласна снова стать твоим врагом, только поцелуй меня!

Он нежно обнял меня, а потом тесно прижал к себе и ответил на поцелуй более страстно, с напором. Душа звенела от удовольствия. Стас целовал мое горящее лицо, а потом, не выдержав, томным голосом произнес:

— Не могу больше. Иди ко мне. — Он подхватил меня на руки и понес в спальню, а я уткнулась носом в шею Стаса и вдыхала, вдыхала его, полный свежести, запах.

— Я тоже хочу тебе сказать, точнее рассказать, — сипло пропищала я, готовая немедленно выложить историю о том, что Даша его дочь.

— Стаська, потом, у меня все горит внутри.

— Это изжога. Что-то съел.

— Еще иронизирует.

— Но…

— Потом.

Потом…А потом ты меня возненавидишь. Но пусть это будет после. А сейчас я хочу быть с тобой. Хочу быть счастливой!

Примечание

15 Песня «У друзей нет выходных», слова и музыка Любаши

Глава 27

Утром я почувствовала ужасную слабость и головную боль, наверное, немного простыла, когда бежала домой без шапки. С трудом разлепив веки, вылезла из-под руки Стаса, а потом тихо — тихо открыла дверь Дашиной комнаты, дочь еще спала. Ах, как не хотелось будить малышку, но ей нужно собираться в сад, а мне — на работу.

Отец много раз уговаривал перебраться к ним в Адлер, мечтал, чтобы вся семья воссоединилась и жила вместе. Но мне не хотелось мешать: у папы с Аней подрастал маленький сынок Саша — папино счастье. А снова прыгать по съемным квартирам, обустраивать свой быт — нет. Не об этом я мечтала. Да и привыкла уже к Энску, к друзьям, местным обычаям. Уж лучше вы к нам — в Сибирь.

Даша встала — и сразу взялась за смартфон, включив рулады Кати Кищук. В Адлере я разговаривала с папой на тему музыкальных пристрастий дочери:

— Даше бы песенки из мультиков напевать, ан, нет. Она ведь этих смотрит, этих слушает, за этими повторяет.

— Помнишь ли, ты в детстве мечтала выступать в группе «Дискотека Авария?» — торжественно объявил отец. — Нет? Не беспокойся. Со временем все пройдет. И это тоже.

Я быстро сварила манную кашу, какао — это дочери, ей другого не надо. А себе и Стасу смастерила завтрак без особых кулинарных изысков: слойки с сыром и яйца пашот. Полчаса — и все готово.

— Дядя, ты у нас будешь жить? — спросила дочь, когда в проеме кухни показался голодный Кутусов.

— Не знаю, — честно сказал Стас, — мы с твоей мамой это еще не обсуждали. Но я бы хотел, чтобы вы переехали ко мне.

— К попугаю и белочке?

— Да, и к псу, ежику и котам тоже, — засмеялся Кутусов. И обратился ко мне с вопросом счастливый и такой родной: — О чем ты хотела вчера со мной поговорить? Я так быстро уснул, прости, очень вымотался.

Ну уж и выбрал время: здесь дочь, да и на ходу не хочется вываливать неформатное известие. Сколько бы я не думала, как обо всем сказать Даше и Стасу о том, что они родные люди, нет, не могла подобрать нужных слов. Понимала, что Кутусов в лучшем случае включит режим отчуждения, а в худшем — меня оставит, но предъявит требование к удочерению ребенка. А это новые проблемы и новые слезы. Видеть его и знать, что он тебе не принадлежит — это больно.

Сказать все же придется, но пусть это произойдет позже. Могу я хоть неделю или месяц пожить счастливо? Так, чтобы потом прекрасные воспоминания грели душу всю оставшуюся жизнь?

Забросив Дашу в детсад, мы поехали на работу.

— Высади меня вон за тем углом, — попросила я Стаса, — не хочу, чтобы коллеги видели нас вместе.

— Не придумывай. Ни в какие твои игры я играть не стану. Так, сегодня пятница? В следующий четверг подаем заявление на регистрацию брака, — твердо ответил Кутусов. — Жаль, что принимают их раз в неделю, а то бы это сделали сегодня в обеденный перерыв. И не спорь. Мы и так потеряли много времени. Надо наверстывать. Надеюсь, ты с Валерой оформила официальный развод, раз на своей прежней фамилии?

— Ну, да, я не замужем, — промычала я.

Боже мой, новое вранье, а еще Стаса обвиняла во лжи. Кто из нас еще больший лжец, надо разобраться. Как же трудно говорить правду, когда на кону твоя счастливая семейная жизнь! Простившись с Кутусовым в фойе поликлиники, я направилась в свой кабинет. Днем я снова почувствовала слабость, появился кашель. А потом температура начала подниматься со спринтерской скоростью. Вечером Стас сделал все возможное, чтобы я не схватила пневмонию. «Какой он заботливый, — с умилением думала я, — и Дашу из сада забрал — я предварительно предупредила воспитательницу о визите Кутусова — а потом сам приготовил ужин, обо мне вон как беспокоится».

— Ты что плачешь? — встревожился Стас, подойдя ко мне? Где болит, маленькая?

— Да я просто от переизбытка чувств, — вздохнула я и шмыгнула носом.

Сама себя не узнавала в последнее время, стала какой-то сентиментальной размазней. Это, наверное, последствия простуды и больной совести. Где моя былая резвость, где гордость и смелость? Ау!

— Маруся ты моя, — засмеялся он, — постарайся уснуть, я сам Дашу уложу. Не волнуйся. Жаль, что она не моя дочь. — Он замолчал, а потом снова продолжил: — Хотя это не имеет значения…

Вот он, тот самый момент, когда нужно было крикнуть: «Твоя-твоя». Но бестолковая женщина снова упустила свой шанс.

Выходные мы провели все вместе, как настоящая, крепкая семья. Такая пробная версия супружеской жизни. Стас занимался не только мной, но и Дашей: снова читали книжки, вместе рисовали, лепили из пластилина героев сказок.

«Он очень заботливый отец, — думала я о будущем муже и корила, корила себя: — Сколько же Даша потеряла счастливых мгновений общения с папой».

А в воскресенье вечером ненадолго забежала Катька.

— Голубева, не мельтеши. За Марусей есть кому ухаживать. Сходи лучше к Лазаревскому. Он на тебя смотрит, как пес на сахарную косточку, и облизывается.

Катька, усмехнулась такому скабрезному сравнению и, подмигнув мне, быстро ретировалась.

— Из-за тебя так всех друзей растеряю, — просипела я.

— Старый друг лучше двух подруг. Что уже надоел? О другом мечтаешь? Нет, моя дорогая. У тебя теперь есть я. Пусть друзья и подруги постепенно отходят на второй план. К тому же ты болеешь, нечего им здесь делать.

Кутусов, оказывается, жуткий собственник. Не замечала за ним раньше такого.

— А жар-птица против. Я никогда не откажусь от друзей, хочу, чтобы ты это понял и принял.

— Стасенька, у каждого в этой жизни есть свое место. Сначала интересы семьи, а потом все остальное: друзья, коллеги, работа, — поставил Стас точку в споре. — Как говорится, первым делом самолеты.

С понедельника пришлось взять больничный — температура и кашель не уходили. Стас предложил перевести нас с Дашей в загородный дом, к матери, ибо у него вся неделя была предельно занята: заболел коллега, и Кутусову пришлось брать дополнительные ночные дежурства.

— Я не могу вас оставить одних. Сама понимаешь: тебе нужен постоянный уход.

— Я не при смерти. Если что, Катя поможет.

— У Кати Лазаревский скоро пропишется. Там не до тебя. Не мешай их счастью.

— Но это неудобно. Посторонняя женщина будет за мной ухаживать. Нет. Нет. И нет.

— Она не посторонняя, а твоя будущая свекровь. Смирись уже с этим, как с неизбежностью.

Смирилась, я же послушная будущая жена. Даша от счастья, что всю неделю не придется ходить в детский сад и жить с мамой в доме дяди Айболита, где много животных, где добрая бабушка разрешает кормить курочек, от счастья полчаса прыгала, а потом носилась по всей квартире ураганом Катрин. Даже пришлось ей сделать замечание.

Мама Стаса, Ангелина Яковлевна, как ни странно, с удовольствием приняла будущую невестку и ее дочь. Мы спокойно прожили три дня, ожидая Стаса.

В четверг утром, после дежурства, за мной приехал веселый Кутусов. Температура ушла, я уже чувствовала заметное облегчение. Даша не захотела возвращаться домой, точнее ходить в сад, а пожелала остаться до конца недели у бабушки Гели. Так она начала называть Ангелину Яковлевну.

— Подаем сегодня заявление в ЗАГС. Помнишь ли наш уговор? — торжественно произнес Стас.

Мне хотелось улыбаться всему миру! Что я и делала!

— Помню.

— В обеденный перерыв я за тобой заеду.

И мы подали заявление. А вечером позвонила Дашина воспитательница и сказала, что администрация срочно запросила копию свидетельства о рождении дочери. Потеряли, наверное. Я отсканировала документ и выслала копию, а потом разморозила говяжий фарш, чтобы наделать котлет к приходу Стаса, но снова почувствовала слабость. Пришлось присесть и принять горсть таблеток. Сама не знаю, как уснула сидя в кресле. Проснулась почему-то на диване под толстым верблюжьим пледом. На улице уже было темно, и лишь свет уличного фонаря приглушенно проникал через неплотные портьеры. Ничего не болело, абсолютно ничего.

«Проспала! Как я могла так крепко уснуть? — ругала я себя. Посмотрела вокруг и заметила чудесное преображение гостиной: повсюду были развешаны связки гелиевых шаров, на одной из стен неоновыми буквами было написано «Люблю».

— Проснулась, Маруся? — В гостиную вошел Стас. — Пришлось тебя, спящую, перенести на диван, а потом немного похозяйничать на твоей кухне. Пойдем, родная, отметим важное событие: не каждый день подаем заявление в ЗАГС.

Я вошла на кухню. Весь стол был уставлен разносолами. Будущий муж выложил на блюдо курицу-гриль, по тарталеткам разложил салаты, шарики красной икры. В центре стола стояла бутылка шампанского, на большом блюде лежали фрукты и виноград. Украшал композицию любимый мною белковый торт с топпером из мастики в виде сердечка с надписью «Выходи за меня замуж!».

Я запрыгала от счастья и захлопала в ладоши.

От прилива вселенского счастья Кутусов стал красным, как помидор.

— А кольцо наверняка запрятано в той белой кремовой розочке? — восторженно воскликнула я.

— Не совсем. Стасенька, я люблю тебя, люблю так, что, когда говорю, голос пропадает, — будущий муж закашлялся. — Ты — мое счастье, моя надежда, моя жизнь. Только с тобой мне хочется свернуть горы, только тебе мне хочется достать с неба звезду. — И он протянул сертификат о присвоении звезде с координатами 05 ч 55 м 10.3053с (прямое восхождение), + 07°24′ 25.426" (склонение) седьмой величины в созвездии Райской Птицы имени Станислава (владелец: Станислава Олеговна Кутусова)

И меня пробило на эмоции: из глаз опять потоком полились слезы. Вот жар-птица и увековечилась в небесах, правда, в другом полушарии.

— Стасенька, ты стала такой сентиментальной. Никогда за тобой такого не замечал.

— Это возраст и неожиданно свалившееся счастье! Такое чудное волшебство: обычная жар-птица превратилась в звезду имени себя. Спасибо, любимый!

— Все благодарности потом и в особо нежной форме. А вот и наши кольца. — Он достал из внутреннего кармана пиджака синюю коробочку, где лежали кольца с выгравированными надписями: Together forever — вместе навсегда. — Не стал класть кольца в торт, не нравится этот пошлый приемчик, да и боялся, что подавишься. Излишний риск.

Ах, как все было красиво. Все-таки Кутусов — неисправимый романтик.

На смену чудесному, волшебному вечеру пришла ночь — время рвать на себе мои длинные волосы, в которые ушел весь ум. Стас давно уснул, а я лежала и все думала, думала, думала. Внутренний подленький голосок уговаривал: «Может, не надо вообще ничего говорить? Ведь вырастил же тебя отец, как родную, и Стас вырастит Дашу так же». Но нет, я этот внутренний голос совсем приглушила и услышала другой: «Не тяни, скажи завтра же обо всем, отец и дочь наконец должны обрести друг друга. Ты достаточно уже нарезвилась. Дальше тянуть опасно. Собственная совесть тебя уничтожит».

И я решилась сказать обо всем в пятницу, сразу после выписки. Приняла решение, и сразу стало легче. А там будь что будет. Стас закидает меня или камнями, или цветами.

…Или камнями, или цветами. Я плохо знала Стаса, особенно его последние шесть лет. Не последовало ни то, ни другое. Ничего из этого.

Глава 28

Пока я оформляла больничный, Кутусов в обеденный перерыв забежал к нам домой за забытым паспортом — хотел сделать мне какой-то сюрприз. Открыв дверь своим ключом, прошел в спальню, а потом взглядом задержался на документе, лежащем на полу. Но он же аккуратист — Кутусов, как можно оставить беспорядок? Низяяя!

Этим документом оказалось свидетельство о рождении Даши, которое я забыла убрать в ящик стола, где оно всегда хранилось — и на старуху бывает проруха. На месте ФИО отца — прочерк, отчество: Станиславовна. Что еще нужно умному человеку, чтобы сложить 2+2 и сделать вывод, кто отец ребенка? Однако Кутусову захотелось, чтобы я сама озвучила это.

— Так кто отец ребенка? — сквозь зубы спросил Стас, держа в руках свидетельство, когда я через пять минут после его нечаянного открытия вернулась домой.

Ну, что ж, посмотрев в глаза теперь уже, по моему мнению, несостоявшемуся мужу, я легко вздохнула — наконец правда вскрылась, что уж теперь — и сказала:

— Отец Даши ты.

— Так все просто?

— Конечно, просто.

— А когда ты собиралась мне об этом сообщить? На смертном одре?

— Я собиралась обо всем рассказать сегодня, но ты узнал раньше. Понимаю, ты сейчас готов уличить меня во всех смертных грехах. Виновата. Беру все на себя. Кстати, самолет из Сургута в Афганистан угнала тоже я.

— А почему не сказала о рождении моей дочери пять лет назад? — Он так и выделил голосом «моей дочери».

— Как вышло, так и вышло. Мне больше нечего добавить, — протянула я с тоской.

У меня после этого словесного выброса и напускной бравады наступил полный ступор. Перехватило голос, все содержимое черепной коробки отказало в продуктивной работе. То, что я готовилась сказать в свое оправдание и репетировала ночи напролет, напрочь вылетело из головы.

Стас, не проронив больше ни слова, развернулся и ушел.

Я легла на диван и свернулась калачикам. От былого состояния облегчения — тайн больше нет — не осталось и следа. А вопросы, вращающиеся вокруг своей оси, как планета, на которой мы когда-то поселились, остались. Что я должна была ответить Стасу?

Рассказать о том, как Сашка обвиняла меня во всех смертных грехах: сначала я рассыпала карточную, ею придуманную счастливую жизнь, потом грозила пойти на все ради будущего ребенка, а после умоляла не мешать ее счастью, не лишать ребенка отца и отойти в сторону? А я ей это пообещала. И что? Стас бы напомнил тот наш телефонный разговор в Питере и сказал бы: «Я не собирался отказываться от ее ребенка. Жениться на Мошкиной тоже не собирался, мне нужна была только ты. Однако любимая не захотела прислушаться к моим словам, ей всего важнее моральная составляющая поступка: как жить, если человеку не веришь, и как смотреть в глаза бывшей подруге?

Рассказать, что была зла на Стаса, когда он скрывал от меня адюльтер с Мошкиной, пока я его не прижала к стенке? Тут бы и мне прилетело: «А ты на себя обрати внимание. Чем ты-то лучше? Кроме лжи я еще ничего не слышал».

Рассказать, что когда он женился, я, глядя на эти снимки, полночи прорыдала в подушку и дала себе слово молчать до конца жизни о его отцовстве? Сказал бы: «Сама виновата. Добровольно отказалась от своего счастья, и ребенка вместе с отцом наказала».

Рассказать, что была совсем молода, горяча, бестолкова и самоуверенна, не хотела слушать советы папы, который просил обо всем сообщить отцу ребенка… Сейчас бы эту голову да на те бы плечи. Ответил бы: «Если поняла свою ошибку, почему тянула и сразу обо всем не сказала, когда приехал? Почему молчала все эти годы?»

Вот и снова замкнутый круг. Начинаем все сначала. Задним умом каждый предвидит и падения, и боль, и проблемы. Попробуй разглядеть в настоящем!

Я привыкла держать удары судьбы. Это началось еще со времени, когда заболела мама. Однако последний удар, казалось, я пропустила, и мне больше не подняться. Настолько он оказался сильным. Самое главное, устанавливая причинно-следственные связи, я во всей этой истории более всех винила себя. На самом деле, если бы после выпускного не поддалась эмоциям, не было бы эпопеи с Сашкой. Или бы там, в Питере, не махала бы шашкой направо — налево, а хорошо бы все продумала, взвесила и попробовала понять Кутусова, не было бы сегодня этого сложного разговора. Помню, как-то Стас сказал: «Ты же вся соткана из принципов, у тебя же не существует других цветов, только белое и черное, без полутонов».

«Да, но это было тогда, в той жизни, сейчас я различаю все полутона и оттенки и даже больше, если могу понять тебя. Понять и простить. Сейчас, когда сама переживаю похожие чувства. Я сегодня — твое вчерашнее зеркальное отражение. Вспомни, как ты боялся правды, позже правду боялась сказать я. Очень много было поставлено на кон! Прости меня, Стас. И, если любишь, ты приедешь ко мне», — я чуть ли не дословно мысленно повторила фразу, сказанную им когда-то.

Немного погодя, придя в себя, я попросила Стаса привезти Дашу.

— В понедельник вечером, — ответил по телефону Кутусов. — Я имею точно такие же права на дочь, как и ты.

***

Волнуясь за Дашу, я вечером позвонила ей и спросила, чем занята. Она радостно ответила:

— Мы с бабой Гелей и Марсом играем в мячик! Мама, я научила нашего попугая говорить новые слова: Петруша хороший!

— Дай телефон бабе Геле, доченька.

Через секунды раздалось пощелкивание, а потом очень медленно, видимо, выбирая каждое слово, заговорила Ангелина Яковлевна.

— Стасенька, что случилось? В дом влетел бледный Стас, побросал вещи в походную сумку, поцеловал Дашу и сказал, что вернется в понедельник. Куда отправился мой сын и зачем?

— Мне ничего не известно, кроме того, что приедет в понедельник и привезет дочь. Я бы хотела забрать ее сейчас.

— Пожалуйста, оставь ее со мной до окончания выходных. Мне так радостно с Дашенькой. И тебе после болезни нужно окрепнуть, — дрожащим голосом, умоляя, попросила Ангелина Яковлевна.

— Хорошо, — лаконично завершила я разговор.

В выходные я просидела дома, отказавшись от приглашений Голубевых и Олеси съездить в деревню, отклонила приглашение Кати сходить в торговый центр за красивым платьем к Новому году.

— Ты плохо себя чувствуешь? — заладила Голубева. — Зря выпросилась на работу. У тебя свадьба на носу, а ты хвораешь.

— Не будет никакой свадьбы, — шмыгнула я носом.

— М-дя… Как это не будет? Что-то случилось? Не молчи, — не дождавшись ответа, коротко сказала: — Сейчас приеду.

К вечеру от всезнайки Лазаревского стало известно, что Стас еще в пятницу выпросил у Василия Васильевича личный отпуск до понедельника и куда-то уехал.

— В Ленинград, — пошутила Катька. — Снова сбежал от Галки, зараза. 16

— Не рви душу. Мне не до шуток.

В понедельник я уже не находила себе места. После работы, вечером, приготовив на ужин запеканку с картошкой и мясом, как любила Даша, я присела у телевизора, хотя он в нашем доме был предназначен в большей степени для домашнего интерьера, нежели как полезная и необходимая вещь. Я смотрела его очень редко, может быть, только новости. Переключила на местные, а там…

Примечание

16 Героиня имеет в виду эпизод из фильма «Ирония судьбы или с легким паром».

Глава 29

— Сегодня в районе железнодорожного вокзала было обнаружено тело мужчины двадцати пяти — тридцати лет, ростом приблизительно 185 сантиметров крепкого телосложения, волосы русые, глаза зеленые, — вещала диктор местного телевидения. — Одет в куртку черного цвета, темно-синие джинсы. Если вам что-либо известно о личности потерпевшего, просим сообщить по телефону 02. — На экране появилось видео с цензурой, наложенной в виде мозаики.

— Стас? — прошептала я. — Стас?! Как же так, Стас?! Стас…

В этом молодом человеке я мигом узнала Кутусова, хотя рассмотреть лицо не представлялось возможным. Но фигура точно его. И одежда похожа.

Нет, я не билась о стену, не рвала на себе волосы, не выла и не стонала, просто тихо глотала слезы, уткнувшись в подушку.

— Мамочка, почему ты плачешь? — Я оторвала лицо от подушки. На меня с тревогой смотрели любимые серые глаза дочки. У Даши от волнения потекли слезки. Она обняла меня и, всхлипывая, проговорила: — Не пла-ачь, ма-мочка, пожалуйста.

Позже стало известно вот что. Я, оглушенная новостью о гибели Стаса, не услышала щелчка открываемой двери. Дочь, как обычно, решила пошутить, и очень тихо пробралась из коридора в гостиную.

— А кто тебя при-ивез? — осипшим от всхлипований голосом сказала я и смахнула набежавшую слезу.

— Я ее привез. В проходе показалась фигура Кутусова.

— Ты жи-ив? Слава богу, ты жи-ив, — я плакала и смеялась. — Сейчас в «Новостя-ях» передали о смерти человека, очень похожего на тебя-я.

— Так ты меня оплакивала?

— Да-а-а.

— Еще замуж не сходила, а уже примеряешь вдовье платье?

— Не-ет.

— Любишь?

— Да-а.

— И я тебя люблю, — как клятву произнес Стас.

Я с удивлением посмотрела на него: неужели простил?

— А где ты был?

— В Адлер летал, к твоему отцу.

У меня мигом высохли все слезинки.

— Зачем?

— Ну кто-то же мне должен был ответить на все мои вопросы. Ты отказалась. Да к тому же очень хотелось познакомиться с будущим тестем. Как без его благословления жениться? Нельзя, — засмеялся Стас.

Вот так папа учудил, даже не позвонил, чтобы рассказать о визите Кутусова.

— А где ты взял его адрес и номер телефона?

— Маруся, ты со своим постоянными мыслями: как мне обо всем рассказать, чтобы я не сбежал, совсем растеряла остатки внимания. Когда ты лежала с температурой, я разговаривал по телефону с Олегом Ивановичем и отвечал на вопросы о твоем самочувствии. Забыла, что он звонил? Вот тогда и перекинул его номер телефона. А дальше было все просто. Связался с ним, отец не стал отвечать на вопросы, сказал, хотел бы лично встретиться, потому что без белого змея не разобраться. Я и полетел в Адлер. И очень правильно сделал! Я рад нашей встрече, и счастлив, что теперь лично знаком с Олегом Ивановичем. Классным он оказался мужиком!

— О чем ты у него узнал? — с опаской спросила я. Мало ли что мог нагородить папа.

— Узнал, почему ты мне не сказала о беременности. Много говорили о Саше, о рождении дочери, о том, что произошло за пять лет жизни Даши. Душевно так пообщались. Да, Олег Иванович рассказал, почему дочь называет Валеру тятей.

— Ну, да. Это погрешности произношения. Когда Дашенька была маленькой, она не различала звуки [т] и [д]. Вместо дядя говорила тятя, вместо деда — тета. Стала старше, и речь изменилась, а привычка называть Валеру тятей осталась. Папу она зовет сейчас правильно — деда.

— Мне это слово «тятя» сразу показалось странным. Навеяло мысли о седой старине, крестьянской избе, в которой десяток детей. Не слышал, чтобы в современности так называли отцов. О чем еще хочешь сказать мне, чтобы между нами совсем не оставалось недомолвок.

О чем? Наверное, об этом.

Я живу так, как понимаю жизнь. Никого не ругаю, не обвиняю, ярлыки не вешаю. Прохожу свой путь сама, как мечтала, как наметила. Ошибаюсь, набиваю шишки, но иду вперед, иногда даже ползу, но двигаюсь, ведь каждый должен пройти свой путь до конца. Вот такой, какой есть: с ровной дорогой, ухабами, кочками. Иду своим путем, не сворачивая. Да и зачем сворачивать? У каждого своя дорога. Даже если поменяешь декорации, главных актеров, массовку, сам все равно останешься таким, каким есть. Это только говорится, что время делает человека другим. Никто не меняется, никто. Можно скорректировать свой характер, подстроиться под обстоятельства. Но суть останется прежней. Я была, есть и буду такой — Станиславой Машковой. Кутусов не знает, как это быть мной. И я не знаю, как это быть Кутусовым.

Мы поговорили обо всем, разобрали все до молекул и атомов, разложили все по косточкам. Пусть теперь сам принимает окончательное решение.

— Больше у тебя ко мне нет вопросов? — нахмурилась я.

— Есть еще один. Согласна ли ты отправиться со мной в свадебное путешествие? — В руках Стас держал туристические путевки «Из культурной столицы Санкт-Петербург в столицу любви Париж на 10 новогодних дней». — Съездим сначала в Питер, постоим на Поцелуевом мосту. Наверное, прошлый раз мало целовались. Надо добавить. А потом — в Париж!

— Согласна, согласна! — я от счастья захлопала в ладоши. — Подожди, а как же Даша?

— И дочка с нами! Ведь мы — одна семья. А раз так, то всегда будем рядом! И больше никаких тайн!

— Согласна! И никакой лжи! — добавила я. — Берем друг друга вместе со всем приложением: с тараканами в голове, с детьми и родственниками, и всем остальным. Иначе — никак!

***

На работе утром затренькал смартфон, сообщая о пришедшем сообщении. «Это, наверное, Олеся, — решила я, — она должна уточнить место их свадебного банкета». Подойдя к ноутбуку, я обомлела, открыв послание из пяти букв.

18:12:31 «Князь»: Люблю.

Я тут же ответила:

18:12:35 «Станислава»: Люблю. Наверное, Князь Кутузов никогда не уйдет из нашей жизни!

18:12:38 «Князь»: И не надо!

Глава 30

Тра-та-та-та-та, и снова на кадрах кинохроники появляются титры: прошло 2 года.

Август, но жара жуть, аж на дорогах плавится асфальт. Мы вчетвером идем в соседний магазин покупать Дашеньке канцелярские принадлежности для школы, точнее идем втроем, четвертый — сын — разъезжает на собственном транспорте — коляске. Дочь у нас будущая первоклассница. Остановившись возле уличной палатки с тетрадками, слышим разговор двоих молодых парней — укладчиков асфальта.

— Не знал, что в Сибири бывает такая жара.

— Это же юг Сибири, не север. Здесь и в октябре может быть +20. Радуйся, что работаешь в местности, где климат резко континентальный. Я в прошлом году клал асфальт в Заполярье! Вот там настоящий ад на Земле! Конечности отмерзают, уши отщелкиваются.

Мы со Стасом улыбаемся, глядя друг на друга, и муж советует:

— Учись хорошо, дочь, а то придется класть асфальт за полярным кругом.

— Папа, это ты Максиму скажи. Девочкам, кстати, нельзя поднимать тяжелое. И да, я буду хорошо учиться, и на Север не поеду, — сверкнула своими огромными серыми глазищами Даша.

— Какая у нас здравомыслящая дочь.

— Конечно, я же буду ю…ю… юрыстом.

— Юристом ты хотела сказать?

— Ну да, этим.

— А Максим?

— А Максим пусть с дедой идет служить в армию. Будет с ним ездить на танке. Только горшок не забудьте захватить.

Мы дружно смотрим на будущего солдата, сидящего в коляске и вертящего головой из стороны в сторону. А глазки-то у него папины, салатового цвета. Увидев, что на него обращено всеобщее внимание, он протягивает ручки и кричит:

— Папа, на, папа.

— Ну, возьми же Максима на ручки, папа. Хотел сына, вот и возись теперь с ним, — засмеялась я.

Стас подхватывает сына на руки, немного подкидывает его вверх, а потом прижимает к груди и говорит:

— Знаешь, Стасенька, до сих пор не верится, что я семейный человек с двумя детьми. Как это здорово — быть мужем и отцом!

Даша тут же подскакивает к отцу и канючит:

— Папа, хочу полетать на самолетике.

Это у них с дочерью такая игра, называется «Когда-нибудь ко мне прилетишь»: муж поднимает над собой Дашу и с возгласом: «УУУУУУУУУУУ», создавая искусственные воздушные ямы, носится по дому.

Даша уже и забыла, что когда-то называла Стаса дядей Айболитом. Помню, как объясняла дочке, что Айболит — прозвище, а вообще это ее папа. Он долго жил в другом городе, а теперь прилетел сюда на самолете, и здесь будет лечить и людей, и зверей. Даша обрадовалась и тут же сиганула на шею сидящему на диване отцу. А Стас беспокоился, как дочь воспримет известие о его отцовстве.

— Папа, папа, — бесконечно тогда повторяла это слово Даша, привыкая к нему и пробуя на вкус.

Пф-ф! Ох, и бестолковая я была. Едва не лишила отца дочки и дочки отца. Папа так вообще, не выбирая выражений, вынес приговор: «Чуть-чуть не стала преступницей. Молодец, сынок, отвел беду». Папа вообще в Стасе души не чает. Как и Стас в отце. Теща Кутусова Аня — героиня народных анекдотов — беременна вторым ребенком и безмерно счастлива вместе с мужем! Повезло мне с родственниками! Какие они все милые, чудесные!

После веселой свадьбы, на которой радовались за нас родители, все друзья, мы поехали в Санкт-Петербург. И я снова окунулась в атмосферу прошлого с его прекрасной романтикой и легкой грустинкой. Вспомнились: встреча с Кутусовым в парке, побег из общежития, наши незабываемые две ночи в отеле, Поцелуев мост…

Там, глядя друг другу в глаза, мы вновь признавались друг другу в сокровенном:

— Хочу, чтобы знала, родная, ты есть, и мне больше никто не нужен! Я прилепился к тебе намертво, не отодрать, — засмеялся Стас, целуя мое лицо.

— И я не хочу тебя терять, мой дорогой. Хватило этих непростых шести лет разлуки.

Мне когда-то казалось, что лучше, чем было, уже никогда не будет. Нет, эта новая жизнь была еще лучше, еще интереснее, еще пронзительнее.

— Мама, папа, хватит целоваться, я уже есть хочу, — прервала наше прекрасное единение душ дочь.

А потом были Париж, Адлер и снова Энск.

В наши часы, оставаясь только вдвоем, мы часто разговаривали о прошлом, соединяя в единый мозаичный рисунок все факты моей жизни и жизни мужа. Это позволяло понять мотивы наших давешних поступков. И ценить друг друга еще больше, и простить все вольные и невольные прегрешения!

Я как-то в такие минуты откровения спросила его:

— Когда это случилось? Когда ты понял, что любишь меня?

— Не знаю, наверное, тогда, когда начал с тобой общаться как Князь и когда почувствовал родственную мне душу. А обратил на тебя внимание еще раньше, оказавшись на полу актового зала с разбитыми микрофонами. Что-то ты, видимо, в моей черепной коробке тогда сотрясла.

— Интересно, а за что полюбил? — продолжала я тихо, надеясь услышать: за красоту, доброту, ум, нежность…

— За твои кулинарные шедевры.

— Ах, ты ж! Я серьезно, а ты все шутишь.

— Разве можно сказать, за что любишь человека? Любят не за что, а вопреки17

Кутусов, как всегда, прав. В семейной паре кто-то должен быть умнее. И это, явно, не я. Вот и пусть он будет с высшим медицинским образованием, в будущем — с ученой степенью, а мое назначение — дома быть хорошей матерью и женой, а на работе — высококлассным фельдшером.

***

Вечера мы иногда проводили с друзьями. Все-таки Катюха дожала Игоря, и в прошлом году они поженились, а сейчас воспитывают своего сына Игоря. Да, Лазаревский остался верен себе и назвал первенца именем себя любимого. Мне думается, они гармонично и удачно вписались в жизнь друг друга, как те же часовые шестеренки. И им ничего другого не надо. Он всегда чем-то недоволен, она всегда радостна, несмотря на пеленки, распашонки, каши и прочее. Но это не мешает им вместе жить вполне счастливо.

Олеся с Валерой усыновили Настиного ребенка, от которого она отказалась еще в роддоме. Призналась, что его отец работает в администрации одного северного города, женат, мальчик ему не нужен. Бедная Настя подписала отказ еще в роддоме и куда-то снова умчалась. Кто же знает, куда? Наверное, покорять юг или запад необъятной страны. На востоке и севере она уже побывала.

Кто-то ходит своим путем и не пересекается с нашими жизнями, кто-то остается рядом — вот они и есть настоящие друзья.

Ваня Воропаев женился, и в браке вполне счастлив. По-прежнему учится и работает. Вообще одноклассники довольно неплохо устроились. О них я узнаю от Кутусова, который в курсе всех событий бывшего 11б класса. Как-никак когда-то был нам вместо классного руководителя. Вот до сих пор и тянет эту лямку.

Хотелось, чтобы все, как в сказке, получили по заслугам, но в реальной жизни это, увы, не всегда происходит. О Квашняк Маргарите и Викусе Бобринской известно мало. Знаю лишь, что по Европам они уже не катаются: мужа одной перевели на остров Сахалин, а другого — на Север. Лучше бы они оставались в своей Европе, чтобы от действий этих семеек не страдали наши регионы. А вот Квашняк-старшая совсем пропала с радаров. Марго с ней не общается, поэтому о ее матери никто ничего не знает.

О Саше долгое время ничего не было слышно, но недавно она позвонила Стасу и поделилась радостной новостью: муж согласился на суррогатное материнство. Любящие и любимые люди благородные и щедрые. Пусть и Мухе тоже наконец улыбнется счастье.

***

Придя домой из магазина, я включаю на кухне телевизор. Бабушка Геля приготовила обед, а я накрываю на стол и слушаю попутно любимую передачу. Кто-то из психологов вещает:

— Эти чувства — ненависть-любовь, хоть и антиподы, однако одинаковы по силе эмоций. Конечно, не все неприязненные отношения заканчиваются бурным романом. Кто-то так и не переступает эту черту и продолжает конфликтовать до тех пор, пока один не уйдет с поля боя навсегда, кто-то расстается добрыми друзьями.

— Крепки ли такие отношения впоследствии, если они закончились браком? — задает вопрос диктор.

— Скорее да, чем нет.

— Зачем ты смотришь эту чушь? — приобняв, спрашивает меня любимый муж. Мы и сами можем рассказать об этих отношениях.

И правда. Я за ненадобностью выключаю телевизор. Зачем мне слушать пасквили психологов, когда сама могу рассказать о том, как пройти этот путь от ненависти до любви.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что именно взаимная антипатия, как это ни удивительно, сблизила нас со Стасом — если бы не она, мы бы просто не обратили друг на друга внимания! В период военных действий мы имели возможность увидеть все негативные черты вражеской силы и сделать для себя некоторые выводы. Но когда все позади, у нас есть возможность лицезреть и положительные черты бывшего врага.

А помните, с чего началась наша история ненависти — любви? Вот с этого: «Привет, Маруся!».

Послесловие

В детстве я всем сердцем ненавидела своего одноклассника Юрку. За что? Может, за его вечные поддевки по разным поводам, иронию и сарказм, адресованные чаще мне, чем другим одноклассницам? Уже и сама не помню ничего, кроме его до жути обидного: «Скорпион!»

Шло время, рядом со своим врагом в душе я хранила облики других таких же каторжан, которые, встречаясь на моем пути, иногда вызывали такие же сильные эмоции. Но шло время, я взрослела и с миром отпускала на свободу своих обидчиков из темных застенков своей души́. Всех, кроме одного. Он и сейчас сидит в темнице — нестареющий и нераскаявшийся, злой, задиристый одноклассник Юрка.

А может, это и было любовью, в каком-то своем ее проявлении? Как тут не вспомнить слова классика: «Влюбиться не значит любить. Влюбиться можно и ненавидя». Берегите свою любовь!

Примечание

17 В. Тушнова «Любят не за что, а вопреки»