Приют на свалке

Даркина Алена Приют на свалке

Ночь с воскресенья на понедельник

Маленький экран черно-белого телевизора освещал небольшую комнату майора. В метре справа окно, в котором виднеются пять черных свечек — многоэтажки. В метре слева стояла кабинка очистителя с биотуалетом внутри, рядом встроенный в нишу шкаф и входная дверь. Больше ему ничего и не нужно. Вечером Левицкий всегда садился в кресло вытягивал ноги в ботинках на табуретку, так что они оказывались у самого экрана, и отдыхал. Это время принадлежало только ему и никто не смел беспокоить майора. Сегодня Лондон — он воровал сигнал у этого города — показывал забавный боевик. Главный герой, с неправдоподобно огромными мускулами (будто в них воздуха накачали) гонялся по джунглям за маленькими и щупленькими врагами. Конечно, это тоже фантастика, но уж лучше, чем когда показывают слезливую мелодраму про любовь на подстриженных газонах Лондона.

Левицкий с усталым равнодушием следил за несколько однообразными приключениями героя, когда в дверь робко постучали. Он сначала даже ушам не поверил: мельком взглянул в ту сторону и остался на месте, но стук повторился. Он стиснул зубы, в два шага пересек комнату и дернул за ручку.

Миссис Хиггинс — невысокая худенькая старушка — так вздрогнула, что очки чуть не свалились с носа. В руке она держала свечку — новое изобретение сяньшеня Дэна. Загадочный состав свечи при сгорании испускал невыносимую вонь.

— В чем дело? — грозно поинтересовался Левицкий.

— Господин майор, — старушка ужасно смутилась, увидев его без форменной рубашки — в брюках и майке. Она потупила взор и стала бормотать себе под нос. — Простите великодушно, что я отрываю вас от заслуженного отдыха, но не будете ли вы так любезны…

— Миссис Хиггинс, — майор начал раздражаться. — Первый час ночи! Вы можете коротко объяснить какого… — он быстро проглотил слово "чёрта", — вам нужно?

— Новая партия, — бабулька так и не подняла взгляд, только отступила на полшажка.

— Ночью? — удивился майор.

— Да, ночью. Галина Марковна уже и приемник закрыла, а тут звонят. Флэшку с документами быстро так сунули в руки и исчезли, а там…

— Миссис Хиггинс, — прервал ее Левицкий, — что вам от меня нужно?

— Так ведь новая партия… — растерянно втолковывала она.

— И что?! — Левицкий чувствовал, что еще немного и начнет орать. Лучше бы прислали лейтенанта, чтобы доложил по уставу.

— Мы сами не можем справиться, — она отступила еще на полшага. — Сяньшень Дэн пришел, и старший лейтенант Манслиф пришел, но там такое творится… Меня разбудили. Сяньшень Дэн просил вас позвать, потому что мы не можем справиться… Так что будьте любезны…

Марк возвел очи горе.

— Погасите свечу, миссис Хиггинс, — приказал он, — я возьму фонарик.

Старушка исполнила приказ незамедлительно. Он надел рубашку, выключил телевизор и за дверь вышел уже в полной форме. Включив фонарик, поймал благоговейный взгляд бабульки. Негромко хмыкнув, пошел вперед. Старушка семенила за ним, стараясь не отставать. Спускаясь по лестнице с шестого этажа, они держались ближе к стене — металлические перила продали, когда майор еще здесь не появился.

Миссис Хиггинс, оказавшись за спиной Левицкого, несколько успокоилась и стала рассказывать то, что так и не смогла выговорить, оказавшись с грозным майором лицом к лицу:

— Из Токио прибыли ничего, спокойные. Как всегда. Из Москвы прислали дауна. Мадам Байи его уже определила. Кажется, родители обещают кормить его. Я сама документы не видела, но мадам Байи сказала…

— Она скажет! — с сарказмом вставил майор.

Миссис Хиггинс сбилась и замолчала. После небольшой заминки продолжила.

— Несколько человек из Парижа и Нью-Йорка. Но мне кажется, их привели ночью из-за лондонцев. Где только они взяли эту банду? Просто жуть. Их даже не обыскали толком. Они с оружием.

— С оружием? — изумился майор. Он, наконец, понял, почему его позвали.

Они спустились по лестнице в подвал. В конце коридора из открытой двери падал прямоугольник света. Раздавались испуганные возгласы и чей-то яростный крик. Майор выключил фонарик — они приучили себя к строжайшей экономии.

— Не подходите, падлы! — различил он. — Всех порежу, не подходите!

Левицкий вошел в приемник. Прищурился — после тьмы коридора даже тусклая лампочка неприятно резанула глаза.

Картина ему предстала любопытная, давно у них ничего подобного не происходило.

К бетонным стенам прижимаются вновь прибывшие дети. "Человек семь", — на взгляд определил Марк. Чуть впереди стоят заспанные дежурные третьего класса. Их прикрывают воспитатели — сяньшень Дэн, Галина Марковна и мадам Байи. Старик-китаец Дэн о чем-то препирается с лейтенантами Эриком Жманцем и Дэйлом Манслифом. На руке у Дэна порез. Медленно течет кровь. Он зажимает ее салфеткой, но та уже вся промокла.

В центре приемника пятеро двенадцатилетних пацанов выставили перед собой заточки, прикрывая друг другу спины. Все грязные, оборванные. Даже у него в приюте дети так не одеваются. Явно подъездная шпана. Их главарь матерится так, что уши закладывает:

— Не подходите, убью! Тащите сюда еду и воду. Тащите сюда, а то прирежу, — он сделал шаг к воспитателям, но тут заметил майора и замер.

Вид Левицкого внушал ужас не только обитателям приюта. Он отирал бритым затылком низкий потолок приемника, да и в плечах был шире всех присутствующих. Но главное — его взгляд. На мгновение пацана парализовало, но он быстро пришел в себя: хищно улыбнулся.

— Убью, сволочь, — прошипел он.

Майор ответил ему злой усмешкой. Увидев Левицкого, Эрик оживился, подскочил к нему:

— Господин майор, разрешите доложить, — вытянулся он по уставу. Светлая челка упала на глаза. Из-под нее сверкали веселые карие глаза. — Прислали подъездную банду из Лондона. Галина Марковна пыталась с ними договориться, но ничего не вышло. Рядовой Намгун позвал сяньшеня Дэна, чтобы он принес цепи. Сяньшень тоже пытался с ними договориться, но его ранили. Я хотел обезвредить банду, но сяньшень Дэн не позволил. Велел пригласить вас. Господин майор, разрешите мне, пожалуйста, я справлюсь, — закончил он умоляюще.

— Отставить! — скомандовал майор. Нашел глазами старика Дэна. — Спасибо, сяньшень, — тот удовлетворенно кивнул, щуря и без того узкие глаза. — Старший лейтенант Жманц, дайте цепи и отойдите к стене.

— Но почему? — обиженно засопел тот.

— Выполняйте приказ, — майор добавил металла в голос.

Эрик сунул ему в руку цепь и, насупившись, отступил к дежурным.

Майор с цепью в руке встал напротив главаря. Банда наблюдала за происходящим с трепетом. Майор заметил: пацаны перепугались. Разве что кроме главаря — у того в глазах по-прежнему вызов и ярость. Левицкий мог бы справиться со всеми голыми руками, но хотел наказать их за сяньшеня. Да и позже сговорчивей будут. Майор раскручивал цепь, постепенно удлиняя ее. В такт свисту рассекающей воздух цепи он, не торопясь, объяснял:

— Всех, кто не желает подчиняться требованиям приюта, ожидает карцер. Кого не смирит карцер, тем пообедают хищники.

— А это видел? — главарь сделал неприличный жест, а в следующую секунду цепь хлестко ударила его по руке и он, взвыв, выронил заточку. Еще четыре удара и вся банда, жалобно подвывая, растирала ушибленные руки.

— Наручники! — скомандовал майор. К нему подбежал Эрик. — Помогите, — коротко приказал он. Вместе с лейтенантами они за пять минут сковали слабо сопротивляющихся мальчишек.

— В карцер? — робко поинтересовалась миссис Хиггинс.

— Рядовой Намгун, — обратился Левицкий к дежурному, не удостоив ответа старую леди. — Принеси к карцеру фиксатор.

Мальчишка отдал честь и исчез.

Взяв наручники левой и правой рукой и подняв их в воздух так, что выкрутил пацанам руки, он потащил их за собой по коридору. Сопротивляться в таком положении они не могли. То же самое проделали его лейтенанты. Они поднялись на первый этаж. Манслиф, которому достался только один бандит, свободной рукой взял у майора с пояса ключи и открыл карцер на первом этаже недалеко от фильтр-коридора. Тут же примчался Му Хён с фиксатором. На высоте около двух метров от пола висели цепи, прибитые к стенам толстыми штырями. Дэйл взял одну из них и прикрепил ее фиксатором к наручникам. После этого отпустил мальчишку. Выбрал цепь подальше, чтобы бандиты не могли дотянуться друг до друга и, взяв из рук Эрика второго, точно так же намертво прикрепил его к стене. Когда всех посадили на цепь, майор оглядел притихших детей и сообщил:

— Посидите здесь ночь. А завтра я… — он выдержал паузу, — побеседую с вами.

— Побеседуешь… — с ненавистью процедил главарь. — И мы с тобой побеседуем. Ты мертвец, майор. Мы и не с такими справлялись…

Марк только ухмыльнулся. Дверь с лязгом захлопнулась. Ключ повернулся в замке.

К нему подскочила Галина Викторовна — старушка, крошечная и энергичная как девочка.

— Господин майор, документы, — она сунула ему в руку флэшку и исчезла. Как и многие другие, она его недолюбливала — не нравились его методы воспитания. Но неприязнь выражалась лишь в том, что старуха лишний раз с ним не разговаривала. Открыто против него никто не выступал.

Они с лейтенантами поднимались по лестнице без света. Это старушки боятся споткнуться, а они лестницу изучили наизусть, им фонарик не нужен. Эрик, все еще дувшийся, недовольно спросил:

— Марк, ну почему ты не разрешил мне? Ты же меня научил, я бы тоже так смог. Неужели не веришь?

Майор остановился на пятом этаже — здесь жили старшие лейтенанты, мельком глянул в сторону хмыкнувшего с пониманием Дэйла.

— Эрик, — он ткнул пальцем в грудь парню. — Ты еще не забыл наш разговор? Нет?

— Марк, ты сказал, что я не буду выходить на свалку. Я с этим не спорю. Но сегодня не было ничего опасного! Может, ты и вилку у меня отберешь, а то вдруг я поранюсь, — в голосе слышалась неподдельная обида.

— Старший лейтенант Жманц, — посуровел майор. — Надо будет — отберу вилку. У тебя скоро выпуск и я не хочу, чтобы какая-то неприятность этот праздник отменила. Будешь возмущаться — посажу в карцер к этим супчикам, чтобы ты подумал, как разговаривают со старшими по званию. А теперь быстро по домам, — он опять взглянул на Манслифа. — Спокойной ночи.

Лейтенанты отдали ему честь, и он поднялся к себе.

Разделся в темноте — энергию надо экономить — и положил рубашку на место. Отсутствие света нисколько не мешало Марку. Он всегда поддерживал порядок в комнате. Если бы он вдруг ослеп, то единственное неудобство, которое испытал бы от этого — не смог бы смотреть телевизор. Правда, иногда казалось, что он так хорошо выучил сюжет сказок, что по одним звукам представит все, что происходит на экране. Показывали исключительно фантастику с надувными героями — Левицкий за всю жизнь не встретил ни одного хоть немного похожего на них по объему мускулов, хотя когда-то работал в команде самых сильных парней города. Всегда на экране демонстрировали множество деревьев — вечная мечта человечества о несбыточном. Но особенно его выбивало из колеи то, что в фильмах называли пригородом — зеленые, желтые, коричневые или белые поля — в зависимости от времени года. Как же люди выживают в таком городе? Он постоял у окна. В темно-серых сумерках пять башен многоэтажек походили на черные столбы, поддерживающие небо. Пять двухсотэтажных столбов — пять городов, в которых уместились обитатели мира. Ближе всего к приюту Нью-Йорк и Лондон. Чуть дальше — Токио. В промежутках между этими мегаполисами виднелись Париж и Москва. Сто этажей под землей — сто на поверхности. А вокруг на сотни километров свалка. Как проповедуют в церкви — благословение неба, посланное для живущих. Свалка дает им все необходимое для жизни, кроме пищи. Если бы здесь, как в фильмах была только земля да трава, люди бы нищенствовали.

Марк включил телевизор и снова устроился в кресле. Боевик еще не закончился, врагов у длинноволосого силача не уменьшилось, их будто штамповали на заводе. Он щедро валялся в грязи, потом обильно лил на себя воду — еще одно преувеличение: где же это взять столько воды? И зачем лить драгоценную влагу на себя, когда существует очиститель — быстро и экономно.

Вдруг главный герой достал из рюкзака черную форму мусорщика, быстро облачился в нее и отправился на свалку. Майор не сразу сообразил, что это мастера СМИ встроили рекламу. Силач бодро скакал по свалке, подбирая металлические вещи, потом вернулся в город, где на нем гроздьями повисли девочки из службы сервиса, тут же сел за стол и нарезал на тонкие ломтики небольшой кусок колбасы. Внизу под бодрую музыку бежала строчка. Левицкий не вчитывался, он уже знал наизусть, что там написано. За пять минут успели призвать молодежь вступать в команду мусорщиков — бравых парней доставляющих городу сырье, отрекламировать девочек с этажа +80 и новую колбасу, названную "Экономной".

Рекламу Марк не любил еще больше, чем слезливые мелодрамы. Показывая, как парень бегал по свалке, как всегда "забыли" упомянуть о хищниках. Опять же в церкви проповедовали, что они посланы за грехи. Появляются внезапно и стремительно падают с неба, чтобы схватить мусорщиков, рыщущих на свалке. Если бы не охотники, прикрывающие их, уже давно бы города вымерли. Но и сейчас редкий день, когда выход на свалку обходится без жертв. А что касается девочек из службы сервиса, то стоят они так дорого, что ни один мусорщик и даже охотник не может себе позволить такое удовольствие: надо содержать семью, платить за квартиру — какие там девочки? Это удовольствие для администрации города, жителей этажа +60 и выше. Колбасу же, какая бы она ни была экономная, из простых жителей города купить могли только полицейские, мусорщики и охотники, да и то не чаще, чем раз в месяц.

Реклама закончилась, и герой с обнаженным торсом снова стал крошить маленьких врагов. Но смотреть расхотелось. После рекламы, Левицкого начала мучить ностальгия. Когда-то Марк был одним из счастливчиков, живших в Лондоне на этаже +13. Теперь все, что у него осталось — это маленькая комната, маленький телевизор и приют. Он в раздражении выключил телевизор, разложил кресло, сделав из него кровать, и лег спать.

Ночь с воскресенья на понедельник. Лондон.

Когда выключается свет, комната полностью погружается во тьму. Никаких отблесков из окон, поэтому не разглядишь даже собственную руку. Эта темнота Йоргену не мешает, она привычна с детства. Жизнь в двухсотэтажном городе замирает после одиннадцати вечера. В комендантский час в подъезде ходят только дежурные полицейские. В квартирах может, кто-то и смотрит вечерние фильмы, но таких немного. Большинству жителей города завтра с утра идти на работу, они отдыхают. Ему бы тоже выспаться. Завтра в пять утра жена уйдет на свалку. Она, как и ее родители, мусорщик. Он — охотник. Только сегодня они вместе тренировались в спортзале — при их профессии надо всегда быть в форме, иначе со свалки можно и не вернуться. Когда жена утром уйдет, ему надо будет проводить дочерей в школу, а через полчаса и самому на свалку. Надо бы выспаться…

Но Йоргена мучила бессонница. Весь день он ходил сам не свой, хоть и старался, чтобы жена не заметила его состояния. Вечером как обычно лег в постель, как обычно был нежен с Евой, как обычно притворился спящим после горячих ласк. И даже честно попытался уснуть, но ничего не вышло.

Он осторожно отодвинулся от сладко посапывающей женщины. Убедившись, что Ева не проснулась, откинул легкое покрывало и поднялся. Руки потянули на себя дверную ручку. В коридоре, придерживаясь левой рукой за стену, чтобы случайно не наткнуться на вешалку, пошел на кухню. На обеденном столе лежал фонарик, на случай если Йорген захочет пить ночью — никто другой на кухню в неурочный час не заходил. Он включил фонарик. Темно-синий свет скользнул по пластмассовому столу и табуреткам. Возле стены четыре пол-литровые бутылки с водой. Ева приготовила на завтрак. Помедлив, он решил не искать другую бутылку в ящике, а взять одну со стола. По привычке, подошел к окну, облокотился на холодильник.

Стал медленно пить, глядя в черноту за окном. Там внизу невидимая сейчас и от этого кажущаяся безопасной свалка. Километрах в двух днем можно разглядеть шестиэтажный приют. Мысли невольно унеслись к старому другу. "Что там поделывает Марк? Скорей всего спит. С его беспокойным хозяйством за день так умаешься, что уже ни до чего нет дела. Честное слово, лучше каждый день встречаться с хищниками, чем отвечать за двести с лишним детей… Но зато Марк там царь и бог. И никто не побеспокоит его, как меня. Повезло Марку…"

Йорген отошел от окна и сел за стол. Цедя по глотку воду, он размышлял о том, что Марку повезло с детства. Воспитали его законопослушным до безобразия, так что разведка на него и не позарилась. А его вот, вместе с Лизой Бреквел завербовали. После двух лет тренировок — им тогда едва шестнадцать исполнилось — послали из Нью-Йорка в Лондон. Лиза за главную, а он, Йорген, на подхвате. Затерялись в подъезде среди бродяжничающих сирот, два года прятались от полиции, которая то и дело пыталась выловить детей, чтобы выбросить на свалку. У тех, кто избежал этой участи, в восемнадцать лет появлялся шанс стать полноправным гражданином города — надо было только сдать тест на физическую выносливость, и тогда ты становился охотником или мусорщиком. Люди этих двух профессия погибали часто, поэтому брали и беспризорников. В Нью-Йорке их хорошо подготовили, так что тест они сдали без проблем, их приняли в мусорщики и дали койку в общежитии. Еще через два года их приняли в команду охотников. Потом они создали семьи: сначала Лиза вышла замуж за Марка, потом он встретил Еву. Дружили парами…

Вскоре Лиза погибла. Он видел ее за день до смерти: высокая, смуглая, с длинными черными волосами, которые она никогда не убирала в прическу — волосы свободно рассыпались по плечам. Она всегда владела собой — он даже не подумал, что у нее возникли какие-то проблемы. За неделю до этого она сообщила, что получила важное задание — но и только… Марк до сих пор не знал правды о том, кто и почему ее убил. Йорген хранил эту тайну: ни Еве, ни Марку не следовало знать об этом для их же безопасности.

Йорген не мог без сожаления потерять напарницу, с которой проработал бок о бок столько лет, но с другой стороны, когда это произошло, испытал и облегчение. Не стало Лизы — не стало начальника. Он предпочел забыть о своем прошлом и жить так, будто никакого нью-йоркского разведотдела не существует, а он обычный лондонский охотник, цель которого прокормить семью и вырастить детей.

Одиннадцать лет его не беспокоили, и тут — как хищник на голову — послание. Позавчера, когда он возвращался домой со свалки, к нему внезапно подбежал какой-то подъездный беспризорник, сунул ему в руку крохотную шпионскую флэшку и исчез. Йорген и слова не успел сказать. Когда дома просмотрел послание на наладоннике, оказалось, что это приказ от его нью-йоркского начальника Божана Депрерадовича. В три часа ночи шестого мая он должен появиться на ярмарке для получения задания. Флэшку он уничтожил, но это происшествие выбило его из колеи, даже сон пропал. Он не знал, что теперь делать, как избавиться от своего прошлого. Единственное, что пришло ему в голову: сделать вид, будто никакого приказа не получал.

Он бы непременно так и поступил, если бы не Ева и его дочки. Он представил, как девочки спят на одинаковых пластиковых кроватях. Чтобы купить их они копили еду почти год.

…Когда погибла Лиза, его младшенькая только родилась. Но уже тогда он подумал: сделает все, что в его силах, чтобы никакая беда не коснулась его семьи. Сейчас ему стало особенно страшно за них. Трехлетнего Сашку, сына Марка пристрелили, а что сделают с его девочками, он даже представлять не хотел. Следовательно, завтра ночью ему придется проникнуть на ярмарку в комендантский час. Придется сделать все, что нужно Божану. И даже свыше, чем нужно.

Понедельник. Приют.

— Хищники! — вопль в наушнике защитного шлема Марка больно ударил по перепонкам. Он сморщился. Краем глаза заметил, что точно так же скривился Йорген. Капитан Оверсон не ограничился молчаливым недовольством:

— Гришка, твою мать! — отчитал он тихо, но яростно новенького. — Ты прекратишь орать или нет?

— Прошу прощения, господин капитан, — послышался в ухе виноватый голос Клюева.

— Оружие к бою, — скомандовал Оверсон. — Прикрываем пятерки. Отступаем по плану, — он сделал знак мусорщикам, в снаряжение которых рация не входила, чтобы они отступали в укрытие.

Клюев закричал, когда высоко в мутно-желтом небе только показались едва заметные точки. У них есть еще минуты две.

Марк, осторожно перепрыгивая через мусор на свалке — того и гляди вывихнешь ногу — встал перед пятеркой мусорщиков, за которых отвечал. Они, заметив Йоргена, прекратили набивать мешки и побежали в город. От того, сколько они принесут ценных материалов в город, зависела их зарплата: сколько принесут, столько банок воды и еды получат. Но жизнь в любом случае важнее. Марк замахал рукой, подгоняя их, чтобы они шевелились — из-за защитного шлема, мусорщики не слышали ни его, ни друг друга. Направил УКС, который они ласково называли Укус, в небо — там спускались хищники. Они напоминали огромную шариковую ручку: круглые и длинные — около десяти метров — с концов плавно заостряющиеся. На матовом темно-сером теле не различишь ни глаз, ни рта, лишь по направлению полета можно догадаться о том, где у них голова. Подлетая к жертве, они выпускают из живота длинные острые когти. Сегодня хищников оказалось больше, чем обычно. Даже не считая, Марк понял, что охотников не хватит на каждого.

Марк отступал медленно. Нельзя сильно отставать от пятерки, но и нельзя оставлять без прикрытия товарищей, которые ушли от города дальше. Темно-серые тела замерли метрах в пятидесяти над ним, выбирая цель, а затем сразу два хищника, наклонив морду, почти вертикально устремились к Марку. Один из мусорщиков, споткнувшись, упал. Левицкий остановился, чтобы дать ему возможность подняться. В таких ситуациях важно сохранять хладнокровие. С двумя тварями он не справится, но Йорген, скорее всего, уже завел пятерку, а значит, придет на помощь. Он нажал спусковой крючок, когда упругое тело находилось в пяти метрах от него. Увидел, как голова чудовища, задрожала и потекла. Тварь, резко взмыла в небо. Левицкий не следил за ней — бросился в мусор, уходя от острых когтей второго хищника. Почувствовал, что упал неудачно: что-то острое воткнулось под ребра, порвав скафандр, он еще раз перекувыркнулся и выстрелил вверх наугад. Не попал. Выпустив когти, тварь хотела схватить его за скафандр, но тут блеснула вспышка справа, лапы скрючились, будто смялись. Раненые хищники взмыли вверх и исчезли в небе. Они называли оружие Укус не только по созвучию. Как ни старались ученые пяти городов изобрести что-то более смертоносное, они так и не смогли создать оружие, способное убивать хищников. Охотники кусают, ранят, но не убивают чудовищ.

Над Марком склонился Йорген:

— Как ты? — услышал он в наушнике. Напарник упал на колено, выстрелил в воздух. Красная линия вспыхнула на фоне желтого неба, ранив еще одного хищника.

— Нормально, — Марк сел, стиснув зубы от боли — все-таки тварь порвала его. Вскинул Укус, целясь в следующего хищника.

Краем глаза заметил, что правее хищник взмыл в небо, неся в лапах мусорщика. Человек бился, размахивал руками, а потом затих. На когтях тварей какой-то усыпляющий состав. Они поняли это, потому что те, кого хищники сильно цепляли когтями, впадали в беспамятство, так что операцию можно было делать без анестезии. Марка они зацепили недостаточно сильно, бок буквально взрывался от боли.

— Быстро отступаем! — Йорген подставил плечо. — Все уже в фильтре.

Марк и сам это видел. Так же как и других, бегущих к ним на выручку соратников во главе с капитаном. Они экономно и метко стреляли — промах охотника стоил жизни. К тому же выстрел стоил безумно дорого, если пересчитать на еду. Охотники встали за спиной Йоргена и Марка, прикрывая их. Каждый шаг давался с трудом. Казалось, что кто-то пыряет ножом под ребра. Двери фильтр-подъезда приближаются очень медленно. Марк смотрит на них неотрывно, не видя стоэтажной громады, нависающей над ним. Наконец под ногами оказалось не зыбкое поле свалки, а бетонный пол подъезда. В фильтр-комнате они подождали, когда воздух очистится от вредных примесей. После этого вошли в подъезд, сняли шлемы. Мир наполнился звуками: мерные шаги мусорщиков, шелест их мешков — они несут добычу на склад, жужжание лифта; топот ботинок товарищей, спасших ему жизнь; лязг захлопывающихся дверей. Горят лишь тусклые лампочки под потолком вдоль стен, освещая двери лифтов и коридоры, ведущие на склады в центральное, левое и правое крыло. В левом крыле еще проход на ярмарку. Начиная с этажа +1 и ниже, в коридорах не увидишь ничего кроме тусклого освещения, бетонных стен и пола. Этажи над поверхностью выглядят привлекательнее. Чем выше — тем богаче отделка. Мэр города, живущий в пентхаузе на этаже +85, по слухам сказочно богат. Но никто из них не поднимался выше Зала Заседаний на этаже +83. Там проводили церемонию награждения особо отличившихся жителей города.

Охотники, вошедшие за ними, тоже снимают шлемы, волосы мокрые от пота.

— Потери? — требовательно спрашивает капитан Оверсон. Его черные усы хищно вздрагивают.

— У меня один мусорщик, — поднимает руку Клюев.

Капитан небрежно повел плечом: для новенького один мусорщик — это отличный результат.

— Как ты? — подходит он к Марку.

— Хорошо! — отвечает за него Йорген, откинув с лица каштановую челку. — Сейчас священник его подштопает и послезавтра будет как новенький!

Марк лишь кивает.

В душе он поблагодарил друга, хотя и не разделял его оптимизма. Хищник задел легко, а вот там, где он упал неудачно, спина болела невыносимо. Но и в больнице валяться он не имел возможности. Они с Лизой едва сводили концы с концами, чтобы платить за двухкомнатную квартиру на этаже -7. Если бы Лиза родила еще ребенка — было бы проще.

Направились к лифтам Е, обслуживающим мусорщиков, полицейских и охотников. Мусорщики уже сдали то, что принесли со свалки и тоже подходили сюда. Их обслуживало восемь лифтов, они собирались группами, кто-то один вызывал лифт личной карточкой, потом они входили внутрь. Марк с Йоргеном вышли вместе на этаже +2. Друг решил проводить его в больницу.

Как только двери лифта закрылись, он заметил тревожно:

— Ты плохо выглядишь.

— Неудачно упал, — процедил Марк, тяжело дыша. — Лизе пока не говори ничего.

— Ладно.

Они прошли в правое крыло, где работал их врач и священник доктор Ойвин.

Йорген нажал на кнопку с фамилией доктора. Открыли незамедлительно, будто врач ждал их под дверью. Увидев Марка повисшего на плече Бёрьессона, крикнул медсестер, строго запретив Йоргену идти дальше. Женщины подхватили раненого. Провели по коридорам, казавшимся ослепительно белыми после темноты плюс первого этажа. Уложили на кровать в такой же светлой двухместной палате, осторожно сняли защитный комбинезон. Марк рычал от боли сквозь зубы. "Что они экономят? — злился он. — Укололи бы обезболивающее, а потом раздевали. Боятся, что не заплачу?"

Доктор Ойвин молча сел рядом на пластиковой табуретке. Бесцеремонно полез в рану рукой, затянутой в резиновую перчатку.

— Да что ж вы делаете, твою мать! — заорал, наконец, Марк…

Проснулся в холодном поту. Привычно тряхнул головой — кошмары майора мучили часто. Быстро поднялся, заправил постель. В очистителе подождал, пока прозрачная пена покроет тело, слегка размазал по себе, чтобы точно все отмылось, подождал, пока пена исчезнет, оставив на теле лишь приятный запах. Надел чистую форму, побрился электробритвой. После этого сел в кресло, вставил полученную вчера флэшку с документами на детей в наладонник, просмотрел личные дела вновь прибывших.

Итак, как обычно — самая большая партия из Токио. Две девочки и три мальчика. Всем по одиннадцать лет. Это те, кто не прошел тест. Во всех городах семьям разрешалось иметь не больше четырех детей — после этого женщину стерилизовали. Такой семье давали четырехкомнатную квартиру на этажах с +28 по +58. Но немногие стремились добиться этой привилегии — детей надо кормить, платить за квартиру и коммунальные услуги, так что заработать достаточно еды для такой большой семьи могли далеко не все обитатели города. В большинстве семей воспитывалось только двое детей. Им полагалась двухкомнатная квартира, которая зачастую располагалась на этажах со знаком "минус", то есть под землей.

В городе Токио женщин обязывали рожать так много, как они могли. Чтобы не получилось перенаселения, в одиннадцать лет дети сдавали тест. Отдел статистики сообщал школам, какое количество детей можно оставить в городе. Те, кто сдал экзамены лучше всех, оставался с родителями, а те, кто не справился, выбрасывался на свалку, на съедение хищникам. Лишь в два последних года Левицкий забирал детей к себе — раньше он не мог прокормить всех желающих.

Из Москвы, как и сообщила вчера миссис Хиггинс, прислали трехлетнего дауна. Детей с умственными отклонениями тоже обычно скармливали хищникам — рты, которые не могут работать, городу не нужны. Марк брал их в приют при условии, что родители будут давать на их содержание ящик еды и ящик воды. Конечно, это в два раза превышало то, что мог съесть один ребенок, но он не собирался содержать больных детей бесплатно.

Из Парижа прибыли двое сирот — брат и сестра. Из Нью-Йорка тоже мальчишка сирота.

"А вот и Лондон. Очень интересно. Даже полицейские сводки прикрепили". Как он и предполагал — подъездная шпана. Грабили квартиры, пока взрослые работали на заводах, а дети учились в школе. На их счету более ста квартир. "Ничего себе!" — хмыкнул майор и продолжил чтение. Банду ловили почти месяц — мальчишки постоянно ускользали от преследователей, пользуясь шахтами лифтов и трубами вентиляции. Но самое главное — в ходе облавы погибло четыре полицейских. Трое из них убиты заточками, одного столкнули в шахту лифта. "Значит, их поведение вчера ночью не бравада и не блеф… Ничего и не таких обламывали". Не в первый раз к Марку попадали дети из подъездных банд. Некоторым он уже дал звание старшего лейтенанта, как Эрику, например. Судя по всему, банду едва поймали, тут же переправили в приют, даже переночевать в участке не дали. Разве что досье на каждого преступника составили. "Странно это все", — заметил Левицкий и стал читать дальше.

Кожевой Виктор, он же Лифтер, главарь банды. Марк сразу узнал эти наглые глаза. Двенадцать лет, осиротел в восемь лет, с девяти лет скитается по подъездам. "Где же он жил целый год?" — заинтересовался Левицкий. Пометка — особо опасен. "Это я уже и сам понял. Интересно, откуда он получил это прозвище. Из семьи лифтеров в подъезд попал?" Невысокий мальчишка, с острым носом, подбородком и колючим взглядом исподлобья. Даже на фотографии застыла злая усмешка. Кажется, он запоминает твое лицо, чтобы не спутать с кем-то другим, когда будет резать в подъезде.

Химено Блас Серхио, он же Испанец. Двенадцать лет. Осиротел в пять лет, с этого времени скитается по подъезду. Предан главарю. Особо опасен. На Левицкого смотрели наглые карие глаза с оттопыренными ушами. Кроме ушей и глаз ничего и не запомнишь.

Хачатурян Нарэк, он же Ара. Четырнадцать лет. "Странно, что он не стал главарем, он ведь старше". Осиротел в семь лет, с этого времени скитается по подъезду. Опасен. На фотографии смуглый красавчик, густые темные волосы, живые черные глаза, в общем, похож на всех армянских детей, которых когда-либо видел Марк.

Шафт Моисей, он же Мося. Тринадцать лет. Осиротел в шесть лет, с этого времени скитается по подъезду. Опасен. Красивые вьющиеся волосы и белозубая улыбка, которую не портят даже чуть криво растущие зубы.

Зорич Миховил, он же Малек. Одиннадцать лет. Его наверняка прозвали так из-за возраста. Осиротел в девять лет, с этого времени скитается по подъезду. Глаза чуть на выкате, светлые волосы. С первого взгляда заметно, что трусоват, готов прогнуться под кого угодно, чтобы выжить.

Согласно полицейским разработкам банда существовала около года. Объединил всех Кожевой. Раньше пацаны как все беспризорники занимались попрошайничеством. Не реже чем раз в два месяца полицейские устраивали облавы, чтобы выловить сирот и вышвырнуть их на свалку. Некоторые горожане жалели детей и подкармливали их, как могли: они знали, что подобная судьба может постигнуть и их собственных детей.

Марк запомнил имена и лица. Кажется, личные дела разместили по степени опасности. Можно предположить, что первым рядовым приюта станет Малек. Ара с Лифтером скорей всего соперничают, а значит, один из них тоже в ближайшее время станет рядовым, но лишь для того, чтобы сбежать. Как поступят остальные? Тоже вольются в приют, но после трех-четырех дней голодовки. Тех, кто попадал в карцер, майор не кормил.

Все взвесив, он начал утренний обход. До пятиминутки оставалось еще около часа. Он решил, что сначала как обычно обойдет приют, а потом вместе с Эриком посетит карцер.

В утренних сумерках приют выглядел мрачно. Впрочем, как всегда. Они поставили цель выжить и для этого экономили на всем. Краска на стенах давно облупилась, штукатурка с потолка слезла. Наверно, единственное привлекательное место в их шестиэтажном убежище — это комнаты семейных лейтенантов на пятом этаже. Их молодые жены старались хоть как-то создать уют. Спускаясь по лестнице, майор услышал, что лейтенанты уже просыпались — они вставали чуть позже, чем он.

На четвертом этаже еще тихо. Старушки воспитательницы отсыпаются после ночного кошмара. Но даже если они и встали, то одеваются, не издавая ни звука, как уборщица в пентхаузе мэра. На пятиминутку ни одна не опоздает, придут раньше лейтенантов. Воспитатели — это его самый ответственный контингент, с ним проблем не возникало. Почти.

На третьем этаже тоже пока не слышно движения. Мальчики спят. Минут через десять их поднимут лейтенанты. Тут кое-что надо проверить. Он свернул в ближайшую комнату. Дверь открылась бесшумно, но дежурный, спавший, положив голову на сложенные руки, тут же вскочил, вытянулся в струнку:

— Господин майор, — заплетающимся со сна голоса доложил он. — Во время дежурства происшествий не было. Дежурный рядовой Миколас Бразаускас.

— Никаких происшествий? — удивился майор. — Крепко же ты спал.

— Я имел в виду на нашем этаже, — тут же спохватился мальчишка, — новеньких разместили без происшествий.

— Вольно, рядовой Бразаускас, — смилостивился майор. — Поднимись к старшему лейтенанту Жманцу, скажи, что я жду его через десять минут возле карцера. После этого свободен.

До утреннего построения дежурным разрешалось вздремнуть с полчаса.

— Есть, господин майор, — отдал он честь.

Марк вышел из комнаты и тут же услышал, что по батарее стучат — Миколас предупредил девчонок о приближении майора. Левицкий усмехнулся. Спустившись на этаж ниже, он встретил рядового Рейли Джулию во всеоружии. Она отрапортовала без запинки. Майор и ее отпустил отдыхать.

На первом этаже располагался спортзал, учебные классы, спальня для душевно больных детишек и мадам Байи — она никогда от них не отлучалась, фильтр-комната — оттуда они выходили на свалку, медпункт, комната Памяти и карцер. Его цель. Взяв в мастерской сяньшеня Дэна фиксатор, на случай если кого-то придется освободить. Подождал, пока спустится Эрик. Коротко поздоровавшись, они направились к карцеру.

Даже если его пленники спали, скрежет ключа в замочной скважине разбудил их. Вскакивать при виде майора они не спешили. Угрюмо смотрели из-под длинных, грязных челок. Они смогли перекинуть руки вперед и теперь сидели, сложив кисти на коленях.

— Как настроение? — начал он. — Может, кто-то уже полон раскаяния?

— Это видел? — Лифтер показал средний палец. От главаря он ничего другого не ожидал. Эрик рванулся вперед, чтобы приструнить нахала, но Левицкий жестом остановил его.

— Я даю вам три дня на раздумье, — не обращая внимания на этот выпад, продолжил майор. — Того, кто захочет стать рядовым приюта и подчинится уставу, отпущу и накормлю. Того, кто за три дня не одумается — скормлю хищникам. Сейчас желающие позавтракать есть?

— Жри сам, скотина, — снова ответил Лифтер.

— Как знаете, — майор повернулся к выходу, когда раздался робкий, еле слышный голос.

— Я хочу…

"Малек спекся раньше, чем я ожидал", — ухмыльнулся майор и повернулся к Миховилу.

— Чего ты хочешь?

— Хочу стать рядовым приюта, — вжав голову в плечи, пролепетал мальчишка.

Лифтер вскочил и рванулся к нему. Если бы не цепь, он бы убил предателя на месте. Да и сейчас казалось, металл не выдержит его ярости.

— Малек, ты что, совсем страх потерял? — зашипел он. — Я ж тебя убью, гаденыша!

Марк сделал стремительное движение, и главарь отлетел к стене, отброшенный пощечиной. Тут же вскочил на ноги.

— Убью! Убью, сволочь, — орал он. — Порву как хищник мусорщика.

Вместо ответа Марк передал фиксатор и ключи от наручников Эрику, и пока тот, поставив его на реверс, освобождал добровольца, схватил Лифтера за шею и сдавил кадык.

— Попробуй, убей, — бесстрастно предложил он.

Тот краснел и хрипел в его руках. Увидев, что Эрик уже вывел Миховила в коридор, майор еще раз отбросил Лифтера к стене так, что тот стукнулся затылком о бетон.

Отошел в сторону, вспомнил, что не все сказал.

— Вам принесут биотуалет. Если какие-то нечистоты окажутся на полу — вытирать буду вами, — и вышел вслед за Эриком.

— Рядовой Зорич, — обратился он к Мальку, закрыв дверь, и повесив ключи на пояс. — Пойдешь со мной, получишь порцию хлеба, чтобы протянул до завтрака. Через пятнадцать минут придешь на построение в спортзале — он напротив столовой, — повернулся к Жманцу. — Принеси в карцер биотуалет из кладовки.

Эрик ушел. Майор пошел с Миховилом в столовую.

На кухне кипит обычная жизнь. Дежурные из первых классов нарезают хлеб тонкими ломтиками, открывают банки с едой и накладывают в одноразовые тарелки — две ложки каждому. Грязно-розовая масса без вкуса и запаха. Единственное ее достоинство — питательная. Одна банка на две порции. Добытчики, лейтенанты и майоры получают целую банку. Еды не хватает, детский организм требует больше, но больше он дать не может. Не так много зарабатывают добытчики на свалке.

Это его вечная головная боль — что делать, чтобы накормить их? Придется пока ограничить приток детей из Токио. Если он их не примет, детей выкинут на свалку, на съедение хищникам, но другого выбора у него не остается. "Если бы научиться самим выращивать еду… Но если уж сяньшень Дэн представления не имеет, как это делается, куда уж остальным…" Мэры городов хранили тайну, в которой заключалась их сила. Еда выращивалась в теплицах на верхних этажах, и распоряжались ею жители верхних этажей: кому дать с лишком — кому урезать…

Хорошо еще, что они смогли купить машину по переработке посуды. Раньше много еды отдавали за новые тарелки и ложки. А теперь после завтрака все загружают в машину, а в обед достают новые, только что сделанные тарелки и ложки. Энергии машина тоже много не расходует. За электричество они расплачивались с Лондоном едой.

С этими невеселыми мыслями он направился в комнату рядом со спортзалом. Когда-то она называлась раздевалкой, а теперь стала чем-то вроде кабинета, где собирались старшие лейтенанты и воспитатели, чтобы встретиться в начале дня.

— Смотрите, — Лифтер быстро встал, ухватился за цепь, уперся ногами в бетонную стену без всяких следов краски и поднялся по ней вверх метра на полтора. Даже наручники, плотно охватывающие запястья, не помешали ему. — Видите? — повис на одной руке, упираясь в стену ногами. — Свободной рукой я могу расковырять крепление.

Чтобы показать, что он имеет в виду, Лифтер спрыгнул, извлек из кармана ржавый гвоздь. Снова забрался по цепи и стал скрести по стене. Бетон не поддавался. Как Лифтер ни старался, оставил лишь небольшие царапины. Наконец, не выдержал напряжения. Он спрыгнул вниз, потряс руками, чтобы хоть как-то помочь им расслабиться. Витька будто не замечал скептических взглядов товарищей, снова обратился к ним:

— Каждый из вас может это сделать. Теперь твоя очередь, Ара.

Чтобы стать лидером, Нарэку не хватило силы духа. Только Лифтер смог объединить всех, поставить перед ними цель, вдохнуть в товарищей по несчастью мужество, когда, казалось, все было потеряно. Если бы не он, не смогли бы они так долго безнаказанно грабить в городе. Но сейчас воля Лифтера не могла помочь им справиться с майором. Никто не верил в его план, хотя в слух высказать сомнение боялись.

Нарэк посмотрел на гвоздь, который Виктор вертел в руках. Сказал задумчиво:

— Как ты думаешь, Лифтер, сколько времени понадобится, чтобы освободиться?

— Какая разница сколько? — удивился Витька. — Главное — это возможно.

— Нет, — негромко возразил Серхио — в банде его звали Испанцем. — Если мы не сможем освободиться за два дня, не стоит и начинать. Потому что четырех суток без еды мы не выдержим.

— Четырех суток и майор не выдержит, смотреть на нас, — так же нерешительно поддержал его Мося. — Он же сказал, что через три дня скормит нас хищникам.

— Не понял, — Витька упер руки в бока. — Вы что хотите за Мальком следом отправиться?

— Нам надо так сделать, — Нарэк единственный не боялся открыто спорить с главарем. — Если мы хотим выжить, нам надо согласиться хотя бы для вида. Нормально поесть. И бежать. С ярмарки можно попытаться.

— Ты чё, Ара, урод, не понял? Нас же пасти будут эти придурки. Когда нас на ярмарку выпустят? Через месяц? Через полгода? И ты будешь пред этим чмо унижаться? Ботинки его лизать? Вещи для него со свалки таскать? — Витька покраснел от ярости.

— Буду, — угрюмо буркнул Нарэк. — Я жить хочу. А у меня живот к позвоночнику прилип. Если какие герои хотят сдохнуть вместе с тобой — пускай, — он зыркнул на товарищей. — А я жить хочу. И если надо будет для этого лизать ботинки майору, я буду лизать. Не для того я семь лет по подъездам бегаю, чтобы здесь меня хищникам скормили.

— Жить хочешь? Ладно, — казалось, Лифтер успокоился. Он заговорил тише, презрительно цедя слова. — Ладно, — повторил он, прищурившись. — Иди. Но помни. Первое, что я сделаю, когда сбегу — это прирежу Малька, тебя и всех предателей. Всех! Вы не будете жить, падлы! — он снова начал повышать голос. — Я буду жить, а вы сдохнете!

Нарэк вскочил, гневно смотрел на Витьку, потом сел, глядя на главаря исподлобья.

— Посмотрим, — прошипел он. — Глядишь, за нас весь приют заступится, и мы тебя порвем как хищник лоха. А потом еще попляшем на твоих клочках.

Вместо ответа Витька, снова поднявшись по цепи, стал ковырять стену.

Мося и Испанец помалкивали. Они знали: Лифтер слов на ветер не бросает и лучше на рожон не лезть. У него не только бешеный нрав, но и болезненная мстительность. Он побеждал в открытой схватке ребят, которые были старше его и казались сильнее. Но он мог ударить и исподтишка, ночью, когда "клиент" чувствовал себя в безопасности. Спорить вот так они никогда бы не решились, немало чудес на свете — вдруг и вправду сбежит?

Испанец подумал, что как только попадет в приют, попробует передать еду Витьке. Не только из страха, но и потому, что как главарь Лифтер ему нравился сильнее, чем многие другие, кого он знал. Моисей тоже нутром чувствовал, что из схватки с майором победителем выйдет Лифтер. А вот против всего приюта, как правильно сказал Ара, он ничего сделать не сможет. Так может, и правда настало время изменить жизнь?

В раздевалке стены когда-то покрасили в светло-зеленый цвет. Но краска, как и везде, потрескалась, облезла, являя бетонные стены. В городах стены покрыли пластиковыми панелями — дешево и долговечно. Завод стройматериалов на этаже -97 исправно изготавливал все виды пластика для покрытия стен. Для бедных белый, для богатых — самой разной расцветки. Самыми дорогими цветами считались золотистый и коричнево-бежевый, на взгляд не отличимый от натурального дерева. Лиза любила уют и мечтала когда-нибудь тоже украсить квартиру таким. Когда взгляд майора падал на требующие ремонта стены приюта, он порой вспоминал об этом.

На низкой пластиковой скамейке, стоящей справа у стены, уже сидели воспитатели. Первый — китаец Дэн, в стареньком костюме, зашитом в нескольких местах, надетом прямо на майку. У него неестественно прямая спина, будто он и сидит по стойке смирно. Один из долгожителей приюта, прибывший сюда вместе с женой из Парижа еще до того, как здесь появился Левицкий. В Париже они работали в исследовательской лаборатории на этаже +11, а квартиру имели на этаже +41. То есть за всю свою жизнь, они не спускались ниже этажа -1, чтобы попасть на ярмарку… Когда его спрашивали, почему он ушел из города, Дэн только щурил и без того узкие глаза, и грустно улыбался. Пять лет назад его жена умерла. Сяньшень стал опорой майора: если бы не этот старик, они бы не выжили здесь. Благодаря ему они не просто сдавали в город найденные на свалке предметы как лом, но многие из них перерабатывали и продавали уже готовые к употреблению вещи, которые стоили дороже.

Следом сидела чопорная миссис Хиггинс. Когда появился майор, она проверила, все ли пуговицы ее пиджака застегнуты и поправила очки. Восемь лет пока она живет в приюте, на ней этот серый приталенный пиджак. Старушка чрезвычайно аккуратна. Крохотная Галина Викторовна в ярко-красной футболке ручной вязки сидела рядом с подругой — крупной мадам Байи, предпочитавшей синтетические платья. Жания Исметовна — в каком-то невообразимом тюрбане на голове. Где она его только откопала? Иногда Левицкому казалось, что из этого тюрбана получилось бы приличное количество не хватавших им бинтов. Аревик Ашотовна — их медсестра, самый старший обитатель приюта. Она уже с трудом ходит, белая от седины голова мелко дрожит, она вечно кутается в бордовый платок, найденный на свалке, хотя в приюте тепло. Кажется, что она хочет спрятаться в платок, чтобы не видеть того, что творится вокруг. Пани Зелинская в стеганом жилете жмется к мадам Ветинг Ходне в старенькой зеленой кофточке. Первая отвечает за первоклассников, вторая за немногочисленных малышей до шести лет. Госпожа Обер новенькая. У нее и платье не такое поношенное. Она еще не освоилась, сидит в отдалении. Госпожа Бечайова просто по природе необщительная. Она в мужских брюках и рубашке, доставшихся ей то ли от мужа, то ли от погибшего сына.

Следом за Марком в дверь входили старшие лейтенанты, те, кого вырастил он. Когда одиннадцать лет назад он попал в приют, здесь жили только супруги Дэн и двенадцать детей. Левицкий ввел в приюте те же звания, что существовали в городе, лишь сократив некоторые. Теперь в приюте кроме рядовых были младшие и старшие сержанты, младшие и старшие лейтенанты. Семеро из первых обитателей приюта стали его помощниками — старшими лейтенантами. Восьмая — Алсу, вышла замуж за Эрика. Он оглядел своих парней. Четыре лейтенанта — Эрик Жманц, Степан Головня, Ким Адольфссон и Павел Тендхар — тоже когда-то скитались по подъездам и грабили квартиры. Да и здесь он не сразу из них дурь выбил. Те их друзья, что не желали смириться с новыми правилами, установленными майором, погибли в глотке хищников.

Наконец все расселись на скамейке слева. Майор устроился на стуле в центре. Все выжидающе смотрели на Марка.

— Старший лейтенант Жманц, — обратился он к Эрику. Тот потер покрасневшие после бессонной ночи глаза.

— Господин майор, — по имени он обращался к Левицкому только без свидетелей. — За время моего дежурства прибыла новая партия, в количестве четырнадцати детей. В том числе пятеро из Лондона — знаменитая банда Лифтера. Не пойму, почему их не скормили хищникам.

— И я не пойму, — вставил майор. — Дальше.

— Умерших, убитых за ночь нет, больных нет, — он бросил взгляд на Кима. — Детей больных нет, — поправился он. — У сяньшеня Дэна ранена рука. У меня все.

— Сяньшень, как вы? — поинтересовался Марк. — Работать сможете?

— Смогу, но мне понадобится помощь, — проскрипел старик. — Пусть Эрик проведет занятия со мной.

— Старший лейтенант Жманц в ближайшие три дня прикрепляешься к сяньшеню. Дальше посмотрим. Еще есть вопросы?

— Я, — стриженый ежиком, как и майор, белокурый Ким, поднял руку. Но голубые глаза смотрели в пол. — Господин майор, вызовите, пожалуйста, врача из Москвы для Лейлани. Ей совсем плохо.

— Не вызову, — бесстрастно отказал Марк. — Когда ты год назад собрался жениться, я тебя предупреждал, что Лейлани неизлечимо больна. Ты меня не послушал. Я не собираюсь дарить еду московскому доктору. У лейтенантов трое детей, которым не исполнилось трех лет, и три беременных жены. Если с ними что-то случится, я лучше вызову доктора для них. Ясно?

— Так точно, господин майор, — скривил губы Ким.

— А если мы сбросимся? — подал голос Зверев. Его русые волосы зачесаны назад, но не желают там лежать, то и дело челка падет вперед, Славик машинально откидывает ее обратно пятерней. — Насобираем на врача для Лейлани. И добытчики не откажутся помочь. Поедим неделю по полбанки — не помрем.

— Запрещаю, — майор сурово взглянул на Славика. — Если бы Лейлани можно было помочь, я бы сам давно врача вызвал. А вам всем надо есть хорошо. От вас и добытчиков жизнь приюта зависит.

— Лейлани можно спасти, — пытался спорить Ким. — Ей можно сделать операцию

— И тогда она протянет еще год или полтора.

— Позволь хотя бы мне чаще выходить на свалку. Я сам накоплю на операцию! — в отчаянии Ким даже не заметил, что обратился к майору на ты.

Лейтенантам разрешалось не все сдавать на пользу приюта, но некоторые вещи оставлять себе — потом они обменивали собранное на ярмарке.

— Не позволю. Думаешь, я составил график по собственной прихоти? Ты нужен мне живой и здоровый. Кроме того, создаешь прецедент. Другие лейтенанты тоже хотят заработать. У Эрика скоро выпуск, у него каждая банка еды на счету, а он вообще на свалку не выходит. Лейлани мы помочь не можем. Эта тема закрыта раз и навсегда. Что еще?

— У меня новенький, — мадам Байи смотрела на майора, вскинув подбородок. — Распорядитесь, чтобы нам приносили на одну порцию больше.

— На завтрак получите еще одну порцию, а по поводу обеда я поговорю с вами лично. Сразу после первого урока.

— Господин майор, — с вызовом повысила она голос, — если вы…

— Я сказал лично! — рявкнул Левицкий, так что старики вздрогнули. — После первого урока, — добавил он с нажимом.

Марк знал, о чем она собирается говорить. Знал, что она завела этот разговор здесь, чтобы получить поддержку от остальных воспитателей, но он не дал ей шанса. Никто бы не смог переубедить его в принятом решении, но превращать пятиминутку в склоку он не собирался.

— Если вопросов нет — все свободны.

Ровно в восемь утра полноправные обитатели приюта построились в спортзале. Только здесь они могли собраться вместе. В этой комнате, площадью примерно двадцать на тридцать метров, с высокими, метров десять, потолками и огромными окнами, защищенными решетками, проводились тренировки воспитанников. Справа в небольшой нише стояли самодельные тренажеры. Вдоль стен сохранились шведские лестницы — все, что нужно. Чтобы выжить, детям необходимо быть физически сильными, выносливыми. В идеале, каждый из них должен стать мусорщиком или охотником в городе. Другую профессию Марк не мог им дать, да и не примет их город, будь они даже самыми талантливыми учеными. У города существовали вакансии только в двух профессиях — там, где чаще погибали люди. В восемнадцать лет любой, кто успешно сдал тест на физическую подготовку, мог получить койку в общежитии. Но до сих пор никто не спешил уйти из приюта. Самый старший — Эрик Жманц — сказал, что уйдет, только когда у него родится второй ребенок, чтобы сразу получить двухкомнатную квартиру. Остальные решили поступить так же.

Майор прошел к дальней стене, встал между двумя рядами воспитанников, оглядел свое "войско". Семь классов, почти тридцать человек в каждом. Напротив него, у дальней стены, самые младшие — первоклассники. Там в основном дети, недавно попавшие в приют, а так же те, кто перешел из нулевого класса, где мадам Анна Хелена воспитывала малышей до шести лет. Ее подопечные, так же как и умственно неполноценные дети мадам Байи на построении не присутствовали.

Справа, рядом с майором, его гордость — добытчики. Дети, которые каждый день выходят на свалку, чтобы найти что-то ценное. Практически, только они приют и кормят. Слева четвертый класс — те, кто вот-вот станут добытчиками. Чуть дальше два третьих и два вторых класса. За спинами детей стоят воспитатели и прибывшие ночью дети — их еще не распределили по классам. Одеты его воспитанники в старые потерявшие форму кофты, залатанные брюки или шорты. Получше выглядят добытчики. Они рискуют жизнью, а потом имеют право на какие-то привилегии. Во главе классов стоят его парни — старшие лейтенанты. Им, как и себе, Левицкий покупал форму городских полицейских. Воспитанники вытянулись в струнку при виде майора. Эрик, который еще не сдал дежурство, скомандовал:

— Приют, равняйсь, смирно!

— Доброе утро, воспитанники приюта, — недружелюбно поприветствовал майор.

— Доброе утро, господин майор, — в один голос откликнулось больше двухсот голосов.

— Сегодня нам предстоит еще один трудный день, но мы…

— Будем бороться и побеждать! — откликнулись дети.

— Хищники захотят сожрать нас, но мы…

— Будем бороться и побеждать!

Казалось, стекла в спортзале слегка дребезжат от этого восторженного крика.

— Когда учеба не будет даваться, мы…

— Будем бороться и побеждать!

— Когда сил не останется работать, мы…

— Будем бороться и побеждать!

Марк подождал, когда утихнет эхо ребячьих голосов, а потом скомандовал:

— Вольно. Разойтись!

Зал загудел, словно одновременно заработало с десяток мощных вентиляторов. Стройные ряды распались. Дети потянулись к столовой. На месте остались лишь новенькие, они пока не знали, что делать и куда идти. Марк направился к ним, попутно заметив, как старший лейтенант Зверев догнал Александру Карангело. Из десяти его парней только трое еще не создали семьи, но, кажется, Славик решил исправить это упущение. Он сделал у себя в мыслях пометочку — надо подготовиться еще к одной свадьбе.

Новенькие — девять человек смотрели на него со смесью восторга и ужаса. Он выдержал паузу, пристально оглядев всех.

— Настало время познакомиться поближе, — наконец заговорил он. — Я, майор Левицкий, руковожу приютом. Обращаясь ко мне, вы должны говорить "господин майор" или "господин Левицкий". Ясно?

Дети нестройно кивнули.

— Когда к вам обращается старший по званию, я или лейтенанты, на односложный вопрос вы должны отвечать "так точно" или "никак нет". Ясно?

Еще один кивок.

— А теперь еще раз и по уставу. Ясно?

— Так точно, — вразнобой ответили новички.

— Так точно, господин майор, — поправил их Левицкий. — Еще раз.

— Так точно, господин майор, — на этот у них получилось значительно лучше.

— С этого дня вы становитесь рядовыми приюта. Называя себя, следует приставлять перед именем слово "рядовой". Ясно?

— Так точно, господин майор, — немедленно откликнулись дети. Марк заметил, что не все слушали его внимательно, и потому некоторые промолчали, но он пока не заострил на этом внимание.

— А теперь слева направо, имя, город из которого прибыли, возраст. Начали.

Крайней сидела самая маленькая девочка. Марк знал, что она прибыла из Парижа с братом и ей недавно исполнилось восемь. Глядя в пол, она пролепетала:

— Мадлен Майлс.

— А теперь еще раз и по уставу. И так, чтобы тебя слышали, — девчушка затравлено посмотрела на стоящего перед ней гиганта. Она не поняла, что от нее требовали. Как обычно в таких случаях, Марк обратился за помощью к другим. — Кто хочет показать, как это делается?

Руку тут же вскинула темноволосая девочка с большими карими глазами. Майор сразу обратил внимание на ее живой взгляд. "Странно… Чем же она не устроила Токио? Выглядит очень сообразительной". Он благосклонно кивнул ей:

— Рядовая Апель Катрин, — звонко прокричала она. — Токио, одиннадцать лет.

— Молодец, рядовой Апель, — похвалил он, от чего девочка зарделась. — Только звание "рядовой" не изменяется по родам. Отныне ты — рядовой Катрин Апель, — снова повернулся к Мадлен. — Попробуй ты.

— Рядовой Майлс Мадлен, — прошелестела она.

— Не слышу, — сдвинул брови майор.

Девочка набрала в грудь воздуха и произнесла с каким-то надрывом:

— Рядовой Майлс Мадлен, Париж, восемь лет, — на окончание фразы воздуха у нее не хватило, оно опять раздалось еле слышно. Но Марк не стал приставать к ребенку, посмотрел на следующего.

— Рядовой Саргсян Арташес, Нью-Йорк, тринадцать лет, — произнес без излишнего рвения, словно через силу. На Левицкого смотрит искоса. Этот мальчишка еще не привык к новому статусу: был любимый сын у родителей-охотников, а стал один из многих других в приюте. Марк с интересом рассматривал белокурого подростка, в котором от армянской крови осталось только имя.

Марк взглянул на Малька.

— Рядовой Зорич Миховил, Лондон, одиннадцать лет, — у этого в глазах раболепие и желание выслужиться. "Что ж, посмотрим, как дальше будет".

Когда все представились, майор продолжил:

— Поступая в приют, каждый из вас имеет право выбрать класс, в котором будет обучаться. Любой, вплоть до самого высшего — добытчиков. Но если вы не сдадите тесты по изучаемым предметам и физической подготовке, вас переведут на класс ниже, вплоть до первого, независимо от возраста. Как вы думаете, какой класс самый почетный?

Арташес поднял руку и, дождавшись разрешения Марка, предположил:

— Добытчики?

— Да, — подтвердил Левицкий. — Самая почетная профессия в городе — мусорщик. Самый почетный класс в приюте — добытчики. Они получают больше еды, они лучше одеваются и имеют больше свободного времени. Ясно?

— Так точно, господин майор, — уныло отозвались дети. Но он начал этот разговор для того, чтобы рассеять уныние, чтобы дать им смысл жизни, поэтому бесстрастно продолжил.

— Добытчики, которым исполняется восемнадцать лет, имеют право на отдельную комнату в приюте. Они имеют право создать семью и воспитывать детей. А что будет с тем, у кого родится двое детей? — он посмотрел на новичков.

Арташес внезапно вздрогнул и поднял голову:

— Получат квартиру в городе? — недоверчиво уточнил он, даже не спросив разрешения.

— Так точно, рядовой Саргсян. Обитатели приюта обладают равными с горожанами правами. И так же как любой другой житель города, в семье которого родилось двое детей, он имеет право на двухкомнатную квартиру. Только в отличие от них, мы еще имеем право выбирать город, в котором жить. Моих воспитанников с радостью готовы принять все пять городов, потому что они станут лучшими охотниками. Ясно?

— Так точно, господин майор, — в голосе ребят появился энтузиазм, лишь Саргсян по-прежнему смотрел на него с недоверием. Он поднял руку, спросил после раздумья:

— А кто-нибудь уже получил квартиру в городе?

Марк ухмыльнулся:

— В этом месяце старший лейтенант Жманц ждет пополнение. Как только второй ребенок родится, он получает квартиру.

— Это значит, мы можем вернуться к родителям? — Катрин рот приоткрыла от восторга.

— Так точно, рядовой Апель, — майор понимал, что для детей из Токио сейчас безразличны и хищники, и опасная работа добытчиков, и предполагаемая семья и даже двое детей. Для них сейчас важно одно — вернуться домой, туда, где остались их родители, братья и сестры, которые смогли сдать тест на интеллект. Вот подрастут, тогда крепко задумаются, стоит ли возвращаться в город, где они рискуют расстаться со своими детьми. — Вы можете вернуться и раньше, когда вам исполнится восемнадцать лет, если сдадите тесты в городе на физическую подготовку. Тогда будете жить в общежитии.

Мадлен от этих слов съежилась, Арташес тоже будто ощетинился — они не могли вернуться домой ни при каких обстоятельствах. Дома не существовало. Чем утешить их? Тем, что очень скоро приют станет для них вторым домом? Вряд ли они поверят.

— Сейчас можете идти на завтрак, а после этого жду в спортзале. Скажете, в какой класс хотите определиться и сдадите тест на физическую подготовку. Разойтись, — скомандовал он. И какое-то время смотрел им вслед. Новая партия. Будущие сержанты и лейтенанты. Будущие покорители городов.

Только две девушки в приюте получили звание младшего лейтенанта — две подруги Александра Карангело и Алина Бабеш. Остальные либо не подходили для этого звания по возрасту, либо уже вышли замуж и воспитывали детей. Александра мечтала стать старшим лейтенантом и шла к своей цели с удивительной настойчивостью. Но когда встал вопрос о том, кто еще получит звание старшего лейтенанта — она или Филипп Ле Пан, семнадцатилетний парнишка, проходивший норматив на три секунды дольше нее, майор без рассуждений предпочел Филиппа, а ей заявил: "Тебе пора замуж. Не женское дело командовать". Александра пришла в ярость — но изменить ничего не могла. Майор единолично решал, кому присваивать звание. Подруга как могла, утешала ее. Сама Алина просто хотела быть рядом с подругой.

Сильная, выносливая Карангело отличалась яркой внешностью. Темные густые волосы, красивые черные глаза, правильной формы нос и пухлые губы в сочетании с нежной белой кожей, делали ее неотразимой. Но будто для того, чтобы походить на ребят, она коротко стриглась, не следила за внешностью. Но даже это не могло ее испортить. Как не помогали никакие ухищрения Бабеш, хоть немного смягчить резкие черты ее лица.

Александра могла бы выйти замуж, как только попала в приют, многие лейтенанты обращали на нее внимание. Но если кто-то из ребят делал хоть слабую попытку ухаживать за ней, Александра высмеивала беднягу так, что напрочь отбивала охоту повторить попытку. В конце концов, ее оставили в покое.

И все-таки у нее остался один тайный поклонник. Славику Звереву недавно исполнилось девятнадцать, и если он до сих пор не женился, то лишь потому, что ему нравилась Александра. Два года он наблюдал, как девушка отшивала одного кавалера за другим. Сегодня ночью он принял решение пригласить ее на свидание. "Посмеется, так что ж… По крайней мере, буду знать, что шансов и у меня нет…" Сделав глубокий вздох, чтобы успокоиться. Он догнал ее сразу после построения:

— Александра! Алекс! — она не слышала — шла в столовую с девочками-воспитанницами из второго класса, которые относились к ней с восторженным обожанием. — Младший лейтенант Карангело, — крикнул Славик, наконец.

Девушка остановилась как вкопанная, обернулась. Зверев, наконец, пробрался к ней, убирая с дороги первоклассников.

— Не дозовешься тебя… — недовольно пробурчал он.

Девушка лукаво прищурилась:

— Ты что-то хотел?

— Поговорить. Пять минут найдется?

Оценивающий взгляд с головы до ног. Заметила и его взволнованное дыхание, и невольный румянец от ее взгляда. Она поворачивается к девочкам, с открытым ртом следящими за ней.

— Идите, я подойду через пять минут.

Они неохотно пошли дальше, поминутно оглядываясь. Славик видел это, потому что смотрел им вслед — на Александру взглянуть не решался. Девушка наоборот пристально всматривалась в него, едва сдерживаясь от смеха. Потом не выдержала, прыснула и поинтересовалась:

— Так что ты хотел?

Глядя в ее веселые глаза, Славик тоже рассмеялся. "Пусть ее. Пусть смеется над ним. Она так сладко смеется…"

— Если будешь молчать, я пошла, — она вскинула подбородок. Короткие волосы чуть колыхнулись.

— Не надо, — он взял себя в руки. — Я только хотел… — "Как к хищнику в пасть!" — Приходи сегодня в приемник.

Замер, выжидая. "Высмеет? Откажет!"

Александра театрально вытаращила глаза:

— В приемник? Зверев, ты хочешь сказать, что приглашаешь меня на свидание?

— Приглашаю, — упрямо мотнул он головой.

— Ба! Ушам своим не верю, глаза свои протираю. Два года облизывался как подъездный сирота на кусок хлеба и на тебе… Ты серьезно? Не передумаешь? Не убежишь?

Улыбка невольно скользнула по его лицу. Славик посмотрел в сторону, потом на нее.

— Хватит тебе уже. Придешь?

— Я… — Александра сделал паузу, — подумаю. Может, и приду. Ладно, мне пора, — повернулась, чтобы уйти.

Он поймал ее за руку.

— Постой… Когда скажешь-то? Ждать или не ждать тебя?

— Никогда. Вечером придешь в приемник и узнаешь о моем решении.

Пошла в класс величественно, как жена мэра на торжественном приеме. Сердце замерло в томлении. И откуда-то пришла уверенность: "Моя будет". Никогда она еще ни с кем так не разговаривала. Сразу едко отказывала. Славик помчался в спортзал. Эх, не его сегодня очередь выходить со стервятниками. Он бы полетал по свалке…

Понедельник. Лондон.

Йорген в спальне собирался на свалку. Диван он уже собрал, спрятал постель в шкаф. Приготовил костюм охотника. У мусорщиков костюмы синие, а у охотников — светло-серые, чтобы защитники выделялись издалека. Хищники тоже научились отличать тех, кто может их ранить.

Его смена начиналась в восемь тридцать. Ева вернется под защиту города, а он выйдет навстречу хищникам. Охотники и мусорщики работали на свалке через день. Они с женой специально договорились работать в один день, чтобы выходной проводить вместе: друг с другом и с детьми. Выходить в одну смену им не разрешали — считали, что в таком случае охотник будет следить за женой, а о защите остальных мусорщиков не побеспокоится. Йорген признавал справедливость этого предположения. Вряд ли бы он следил за своей пятеркой, если бы знал, что хищник может порвать Еву. Уже тогда, когда они впервые обменялись заинтересованными взглядами, он не мог выполнять работу как прежде. Тем более сейчас, когда столько прожито вместе.

Йорген невольно вспомнил, как застенчиво улыбалась Ева, когда он флиртовал с ней после выхода на свалку. А за спиной Лиза — он позвоночником чувствовал ее осуждающий взгляд. И как только они оставались одни, раздавался командный шепот: "Ты в своем уме? Ты ее проверил? Ты уверен, что она не сдаст тебя с потрохами?" Как будто только Лизе разрешено выйти замуж, как будто Йорген не имел права влюбиться, а должен сначала собирать досье на невесту, а потом уже отпускать чувства на свободу. Если бы Лиза тогда обнаружила, что его избранница агент лондонской контрразведки, он бы скорее убил Лизу, чем Еву. Напарница почувствовала это и оставила его в покое…

Ева необыкновенная. Тринадцать лет прошло, а он сходит по ней с ума. Она чувствует, когда надо молчать и когда говорить. Она необыкновенно сексуальна, прекрасная мать, интересный собеседник. Ради нее он готов пойти на самое страшное преступление, лишь бы она жила…

Раз нельзя выйти на свалку вместе, они выходят на смену по очереди. Сначала Ева, потом он. Мимолетная встреча в фильтр-комнате, прощальный поцелуй — и он может идти навстречу хищникам.

Перед тем, как облачиться в защитный костюм, Йорген воспользовался тем, что его женщин нет дома, и приготовился к ночному походу. Достал из тайника в подъезде шпионский костюм — черный, облегающий. Он не пользовался им уже много лет. Хорошо, что ткань тянется, иначе бы не налез — все-таки с момента его шпионской молодости, он несколько раздобрел. Черная маска на лицо, очки-тепловизоры, пояс с маленькими кармашками, в котором лежит все, что может понадобиться для ночной вылазки: фонарик, набор отмычек, небольшой нож, респиратор и прочие мелочи. В таком виде в комендантский час, когда в подъезде выключают свет, ни один горожанин его не разглядит. У полицейских в снаряжении тоже есть тепловизоры, но если повезет, он сможет проскользнуть и мимо них. Спускаться на минус первый этаж, туда, где находилась ярмарка и тоннели, ведущие в другие города, он решил по ступенькам. Йорген свернул одежду, скрепил ее жгутом и положил на антресоли в шкафу. Туда Ева заглядывала лишь раз в году, перед началом учебного года. Так что еще месяца два костюм спокойно мог там лежать. Даже если жена заглянет — не поймет, что это за сверток, подумает, что какая-то одежда.

Йорген надел костюм охотника, повесил Укус на плечо, в руки взял шлем и вышел из дома. Постоял немного в коридоре, глядя на одинаковые белые двери, расположенные на равном расстоянии. На его этаже +17 в каждом крыле пятьдесят четыре квартиры, всего сто шестьдесят две двухкомнатные квартиры. Это этаж, где получают квартиры детские врачи со своими семьями. Его соратники жили выше — на этаже +39, +40, почти все они имели трех детей и, соответственно, трехкомнатные квартиры. Они с Евой решили пока жить здесь — на этаже +17 за квартиру приходилось платить меньше.

Он прошел на пятачок, находящийся между тремя отделениями города. Справа расположены восемь лифтов группы Е. Сейчас они собирают мусорщиков и охотников, выходящих на свалку в 8:30. Напротив, ближе к левому крылу, лифты Д — для уборщиков, электриков, лифтеров и прочего обслуживающего персонала. Лифты В и Г ближе к центральному крылу. Лифты А и Б отсюда не видно, они внутри центрального крыла и лестницы там не предусмотрены, а возле лифтов Е лестница есть. По ней он ночью и спустится. Он вставил пластиковую карточку в щель. Пластиковая карточка в городе всемогущая вещь — только с помощью нее можно вызвать лифт, получить зарплату, оплатить дорогую покупку в магазине и получить еду.

Понедельник. Приют.

После завтрака майор проследил, чтобы новенькие явились в спортзал. Там уже хозяйничали старшие лейтенанты Тендхар и Такаси. Им завтра выходить на свалку, сегодня они весь день проведут в спортзале. Они разделили спортзал на две части и, подгоняя воспитанников четвертого класса, устанавливали тренажеры. В левой половине строили полосу препятствий: устанавливали бревно, раскладывали ложные камни, двое подвешивали к потолку боксерские груши. Здесь будут сдавать тест дети, желающие перейти в класс добытчиков. В правой полосе, остальные будут накачивать мышцы, чтобы когда-нибудь тоже перейти в элитный класс.

Павел Тендхар — самый крупный из лейтенантов, лишь чуть ниже майора. Лицо большое, круглое и злое, волосы зачесывает назад.

— Построились, ублюдки! — орет он так, что Мадлен за спиной Левицкого тихонько вскрикивает. Он слышит, как утешает ее брат. "Ничего, пусть привыкает. Здесь им не городская школа".

Четвертый класс вытягивается в струнку перед Тендхаром. Такаси беседует с теми, кто решил сдать тест. Если они уложатся в норматив, станут добытчиками. Пока — они рядовые четвертого класса.

Марк тоже выстраивает детей.

— Кто определился с классом?

Робкая рука Майлса Эскота:

— Мы с сестрой пойдем в первый.

Следом Арташес:

— Хочу попробовать четвертый.

Дети из Токио решили идти во второй класс. Малек — новообращенный член банды — в первый. Все определились, только бойкая Катрин молчала. Потом посмотрела на майора с вызовом:

— Господин майор, я хочу сразу стать добытчиком!

Чего-то подобного он от нее и ожидал. Тендхар уже распределил воспитанников по упражнениям — одни подтягивались на перекладине, другие отжимались от пола или качали штангу — пластиковую трубу с навязанными на концы кирпичами. Марк подозвал его — он примчался в одно мгновение, будто только и ждал этого.

— Прими тест у этих во второй, а у этого — он показал на Саргсяна в четвертый класс.

Тот с готовностью кивнул и увел за собой добровольцев.

— Первоклассникам тест сдавать не надо, — объяснил он оставшимся. — А ты, — кивнул он Катрин, — иди за мной. Посмотришь, что нужно сделать, чтобы стать добытчиком, а потом попробуешь сама.

Тест для добытчиков представлял собой полосу препятствий. Сначала дети должны были подняться по лесенке, потом пробежать по бревну, спрыгнуть вниз с высоты около двух метров. Дальше разбросали "камни" — изобретение сяньшеня Дэна. На некоторые из них можно наступать без опаски, другие — ломаются под ногой. Как на свалке: никогда не знаешь, где свернешь ногу. Дальше шло пустое пространство, но на спортивных лестницах на самом верху стояли младшие лейтенанты — Де Лоренци и Кауппинен. В руках у них тяжелые продолговатые груши — на таких до сих тренируют полицейских в городах. Они прикреплены к потолку на длинной веревке. Когда испытуемый проходит этот участок, его стараются сбить с ног — имитируют хищников. У стены, за полосой препятствий лежит "добыча". Ее надо собрать в заплечный мешок и доставить обратно, обойдя препятствия за минуту.

Итиро Такаси — веселый японец, казавшийся хрупким по сравнению с Тендхаром — настроил электронный секундомер и дал отмашку первому мальчишке.

Тот рванул с места так, что по лестнице забрался, пропуская ступенек по шесть за раз. Легко прошел по бревну. Благополучно миновал "ложные" камни. "Хорошая интуиция", — отметил про себя Марк. Ловко увернулся от груш, со свистом разрезающих воздух. Безошибочными движениями собрал "добычу" в мешок и помчался обратно. Едва не врезался в грушу, но вовремя лег, перекатился. Такаси уже переместил наклонную лестницу. Мальчишка быстро забрался по ней, а с другой стороны спрыгнул прямо за финишную черту.

— Отлично! — Итиро остановил секундомер. — Пятьдесят две секунды. Рядовой Эрдели, ты переводишься в класс добытчиков. Поздравляю. Пойди, перемешай камни.

Следующей попыталась пройти тест Чернышенко Марина. Девочка легко преодолела бревно, но едва она ступила на "камень", как он провалился под стопой и она, вскрикнув, упала на пол. Такаси тут же оказался рядом. Профессионально ощупал лодыжку, и тут же дернул, вправляя вывих. Марина вскрикнула, закусила губу.

— Рядовой Чернышенко, до следующего урока свободна, — скомандовал Итиро. — Остаешься в четвертом классе. Следующий! — крикнул он, заменяя поломанный "камень" другим. Все, что они порушат сегодня, вернется в мастерскую, где сяньшень вернет предметам первоначальный вид.

Левицкий взглянул на Катрин:

— Рядовой Апель. Попробуешь?

Она, затаив дыхание, кивнула. Такаси с сомнением посмотрел на майора, но тот дал знак — продолжай. Катрин подали заплечный мешок.

— Старт! — дал отмашку он. Девочка без малейших усилий взобралась по лесенке, пробежала по бревну, балансируя руками — будто всю жизнь только этим и занималась. Прыгая с "камня" на "камень" несколько раз ошиблась, но поскольку весила очень мало, никакой заминки это не вызвало. Она выскочила на свободное пространство, увернулась от груши, но вторая с такой силой ударила ей в лицо, что девочку отшвырнуло метров на пять, она упала на воспитанников, качавших пресс у окна и осталась лежать без движения. Ребята склонились над ней, следом подбежал Такаси. Достал кровеостанавливающую салфетку. Майор отвернулся. Поискал глазами остальных. Павел подвел новеньких к Марку.

— Во второй класс годятся, — доложил он о тех, что прибыли из Токио, — а этот — он кивнул на Арташеса, — только в третий. Скула у Саргсяна покраснела, видно ему отвесили оплеуху. Вскоре к ним подошла Катрин. Задора в ней поубавилось: лицо побледнело, руки заметно дрожали. Левицкий лишь вскользь глянул на нее. Этой девочке еще расти и расти до добытчиков, следовало немного сбить с нее гонор.

— Рядовой Апель поступает во второй класс, — вынес он вердикт. — Оставайтесь в спортзале, занимайтесь под руководством старшего лейтенанта Тендхара, — он заметил, как дернулся Арташес. — После перемены жду всех в первом классе. На третий урок разойдетесь по классам. Ясно?

— Так точно, господин майор, — нестройно ответили они.

— Разойтись, — скомандовал Левицкий.

Он направился к мадам Байи. Предстоял тяжелый, но необходимый разговор.

В коридорах на первом этаже почти нет окон. Лампочки горят редко. В полутьме он проделал путь до самого дальнего класса, находившегося за такой же как везде белой пластиковой дверью.

Душевно больные дети занимались в той же комнате, в которой спали. Складывали матрасы в угол, а из другого угла доставали простенькие игрушки — пластмассовые кубики, самодельную мозаику из кусочков пластика, старые книжки и открытки. Мадам Байи любила малышей, кажется, даже сильнее чем родители. Часто она творила с ними чудеса. Двоих Даунов она смогла сделать полноправными членами приюта — один учился в первом классе, а другой — в четвертом, и оба лишь немного уступали сверстникам. Сейчас под ее опекой осталось еще шестеро детей. Один из них был совершенно безнадежен. Аревик Ашотовна установила диагноз: олигофрения третьей степени — идиотизм. Но родители исправно платили за него даже больше, чем положено — два ящика еды и один воды. А вот за другого дауна — шестилетнего мальчишку, попавшего к ним четыре года назад, уже три месяца еды не поступало. Марк узнал — его родители-мусорщики погибли, а значит, никаких выплат не предвидится.

Увидев майора, все дети кроме олигофрена встали и даже попытались отдать честь и что-то там выговорить. Мадам Байи смотрела на Левицкого со смесью ненависти и боли. Марк махнул головой.

— Выйдем ненадолго, мадам Байи.

Старушка повернулась к своим подопечным.

— Поиграйте пока. Ты, Бенджамин, остаешься за старшего, а если Джек, — она показала на олигофрена, — будет драться, сразу зови меня. Я буду в коридоре.

Марк сомневался, что ребенок понял то, что она сказала. Скорее всего, это попытка показать успехи в воспитании Бенни.

Как только дверь закрылась, мадам заговорила с тихой яростью:

— Я не позволю вам скормить хищникам Бенни! Не позволю, слышите? — она даже наступать начала, но майор остался неподвижен, как колонна ярмарки, и ей пришлось остановиться.

— Интересно, как вы мне воспрепятствуете? — поинтересовался Левицкий, выдержав паузу.

Старушка тут же сменила тон.

— Послушайте, он ведь ест очень мало! — заговорила она умоляюще. — Хотите, я буду делить с ним свою порцию? Это ничего вам не будет стоить!

— Не хочу. Полбанки, которые вам достаются, и так слишком мало. Если вам станет плохо, придется вызывать врача и отдавать еще еду за ваше лечение.

— На Джека дают два ящика еды. Вы можете кормить Бенджамина оттуда!

— Могу. Но не буду. У меня кроме этого дауна еще двести ртов вполне здоровых детей.

— Майор, осталось ли в вас что-то от человека? Неужели вы не понимаете, что этот мальчик тоже будет здоров. Два-три года и он…

— Два-три года — слишком долго, мадам Байи.

— Хорошо, тогда заберите Джека. Его я никогда не вылечу.

— Я не могу забрать Джека, мадам Байи, — вкрадчиво втолковывал Левицкий. — Родители исправно платят за него. Они мне доверяют. Пока я выполняю свои обязательства, мне будут доверять и другие. И будут приводить ко мне даунов, которых Вы можете к своему удовольствию воспитывать.

— Тогда возьмите меня! — выкрикнула женщина. В глазах блеснули слезы.

— Хорошо, — согласился майор. Он ожидал такого поворота. — Сегодня на свалку идете вы, — старушка побледнела. — А завтра пойдет Бенджамин. После завтра Джек. За ним остальные. Что Вы на меня так смотрите? Или думали, что когда погибнете, я с ними нянчиться буду?

— Вы чудовище… Монстр! — потрясенно шептала она. — Вас Бог покарает.

— Бог?! — вспылил майор. — Какой Бог? Который бросил нас подыхать на этой свалке? Здесь я — бог. И вы полностью в моей власти. Поэтому сегодня после обеда я заберу Бенджамина с собой.

Он развернулся и направился к библиотеке: там проходили занятия первого класса. Перемена уже почти закончилась, ему предстоит преподавать устав приюта.

Понедельник. Лондон.

Ева благополучно вернулась со свалки. Утренние и вечерние часы выдавались самыми спокойными, наверно, хищники еще спали. Йоргену сегодня выпадет нелегкое дежурство — после девяти хищники появляются чаще. Они привычно поцеловались в подъезде, как только она вышла из фильтр-комнаты. Проводила взглядом светло-серый силуэт, исчезающий за раздвижными дверями. Затем, отстояв небольшую очередь в темном коридоре правого крыла — почему-то на этаже +1 экономили лампочки — вошла в распределитель.

Лампы дневного света слепят после сумрака. В метре от входа большой — два квадратных метра — стол. За ним седой приемщик. Ева не знала, как его зовут, видимо, старик недавно перешел сюда. Позади суетятся пожилые сортировщики, рассовывая принесенное по ящикам с надписями: БУМАГА, ТРЯПЬЕ, ПЛАСТМАССА, СТЕКЛО, МЕТАЛЛ, ДЕРЕВО, КЕРАМИКА. Приемщиками и сортировщиками работают особо отличившиеся мусорщики. От того как она собирает мусор зависит не только, сколько еды получит в месяц их семья, но и кем Ева будет работать к старости: или с трудом ходить по свалке, рискуя жизнью, или же здесь, в помещении, принимать добычу.

Она вывалила содержимое двух мешков на стол. Приемщик скользнул взглядом по предметам, оценивая количество самых больших ценностей: дерева, стекла и металла.

— Пятнадцать баллов, — решает он и через наладонник заносит данные в электронную карточку, поданную Евой.

Пятнадцать баллов — это неплохой результат. Самое большее, что она получила за прошлую неделю — 23, но тогда Ева принесла килограмм пять железа.

Вызвав лифт карточкой, она выбрала скорость подъема. Ехать можно очень быстро, так что даже уши закладывает, или очень медленно. Приятно плавно покачиваться в чистом лифте темно-зеленого пластика. Это, конечно, не лифт администрации, похожий на комнату: с зеркалами, картинами на стенах и мягким ковром под ногами. Она ехала в таком, когда ее приглашали на торжество в Зале Заседаний на этаже +83. Но зато в лифтах охотников намного приятней, чем в лифтах Б, которые обслуживали теплицы: там вечно не хватает ламп, на полу грязно и воняет гнилыми овощами. Когда Ева не торопилась, она ехала на минимальной скорости, а сегодня как раз такой день: дети в школе, муж на свалке. Ева привычно помолилась за него: "Господи, верни мне его живым, и я буду служить тебе всю жизнь". Она произносила одни и те же слова, хотя представления не имела, как надо всю жизнь служить Господу. Проповеди она слушала, но в церкви не появлялась. Чтобы забронировать место на этаже -88, надо платить еду: зал вмещает лишь три тысячи человек, а в городе живет около пятидесяти тысяч взрослого населения. У ее семьи есть немало других нужд, так что проповеди она смотрела по телевизору или слушала по радио.

Войдя в квартиру, первым делом пошла в очиститель. Бледно-розовый пластик теплый, приятно ступать на него босыми ногами. Ева кинула чистить костюм мусорщика в стиральную машину и сама полезла под белую пену, отгородившись тонкой занавеской, чтобы не забрызгать пол и стены — не хотелось сегодня еще и уборкой здесь заниматься. Лучше уж завтра, в выходной.

После свалки у нее появлялось ощущение нечистоты, а после очистителя даже на душе становилось легче. Накинув серебристый синтетический халат — муж подарил на день рождения — она посмотрела на себя в небольшое зеркало. Слишком худая, а под глазами и у рта начали появляться морщинки. Разве что волосы по-прежнему густые и шелковистые — Йорген восхищается их светло-русым цветом. Когда он вернется со свалки, он не заметит, ни худобы, ни морщинок — только серебристый халатик и сразу потащит ее в спальню. При девочках Ева не могла его носить — здесь нет ни одной пуговицы, только тонкий поясок.

В спальне муж оставил порядок, а вот за девочками не проследил, пришлось ей самой заправлять за ними постели.

Потом Ева включила телевизор, но смотрела его вполглаза. Сосредоточиться на фильме, пока муж не вернулся со свалки, она не могла. Но слушать тишину пустой квартиры тоже не хотелось, пусть хоть этот ящик говорит. Ева подошла к окну, постояла немного. Внизу копошились маленькие фигурки. Двадцать из них в светлых комбинезонах — охотники. Сердце ныло, когда она наблюдала за происходящим из города. Так и казалось, что сейчас налетят хищники… Ева решительно отвернулась.

Какое бы дело себе подыскать? Готовить обед еще рано — девочки придут позже Йоргена, успеет остыть. Тут она вспомнила, что приближался школьный праздник — выпуск седьмого класса. С четырнадцати лет дети обучались у родителей их профессии. Ева передернула плечами, представив, что ей придется учить девочек искать ценные вещи на свалке. Конечно, начнут они с тренажерного зала, но потом придется вместе выходить наружу. Без Йоргена. Если конечно, Беата или Доминика не захотят стать охотницами. Еву еще раз передернуло. За всю жизнь она знала только одну женщину-охотницу — Лизу Левицкую — эта женщина ей очень не нравилась. Даже то, что она погибла, не изменило отношения Евы к ней.

Можно еще узнать у статистиков, где есть вакансии в городе, и нанять за еду кого-нибудь с тех этажей. Тогда риск для жизни дочек будет минимальный, но она обречет их на жизнь под землей, потому что вакансии бывают только у низкооплачиваемых профессий, которые и работают, и живут на этажах со знаком "минус". Как ни боялась Ева за детей, она понимала, что не имеет права принимать решение вместо них. Захотят стать мусорщицами — пусть. Попытаются стать охотницами — это их выбор.

Итак, в школе выпуск. Старшей Беате осталось два года до этого праздника. Доминика попросила, чтобы мама нашла ей платье, в которое сестра наряжалась в прошлом году. Где-то оно на антресолях.

Ева подвинула пластмассовый стул к шкафу и открыла дверцу. Сначала она машинально сдвинула странный черный сверток в сторону. Потом сердце ухнуло в желудок, и Ева взяла его в руки. Осторожно спустилась вниз, села на пол, медленно развернула содержимое. Так и есть, она не ошиблась. Черные трико и свитер, маска, странные очки, пояс с маленькими карманами. Она вытряхнула их содержимое: отмычки, респиратор, нож, фонарик, другие непонятные предметы… Давно она не встречалась с этим. Если бы раньше не сталкивалась, сейчас бы и внимания не обратила, решила бы, что это свитер мужа, который он надевает только на похоронное служение.

Тринадцать лет назад, когда Ева познакомилась с Йоргеном, она слышала о шпионах только на школьных уроках. Детей строго-настрого учили сообщать о подозрительных незнакомцах полиции. "Другим городам хочется узнать секреты Лондона, — внушали им. — Они не хотят платить за эти секреты еду. Они хотят их украсть. Если им это удастся — всем в городе будет плохо". Шпионы ей представлялись дядьками со страшными небритыми рожами, ни много, ни мало поедающими детей. Улыбчивого кареглазого парня Ева заподозрить никак не могла. Единственное, что ей не нравилось — так это его напарница. Лиза маячила рядом. Ева даже подозревала сначала, что Лиза и Йорген любовники — очень уж ревниво та следила за ним.

Позже она познакомилась с мужем Лизы — Марком, и решила, что эта пара стоит друг друга. Однако после свадьбы они даже дружили семьями. Ева успокоилась. Пока не наткнулась случайно на такой вот сверток.

Она тогда точно так же сидела на полу и смотрела на разложенные вещи, пытаясь найти хоть какое-то оправдание их появлению в доме. Но кроме двух вариантов ничего не вырисовывалось. Либо ее муж вор, либо тот самый страшный шпион, которым их пугали в школе. И то, и другое ужасало. Она положила вещи туда, откуда взяла. Стала следить за мужем, чтобы поймать его с поличным. Она мучительно размышляла, что будет делать, если Йорген не прекратит свою деятельность. Разведется? Сообщит о нем полиции? Ведь именно это она должна сделать, если любит Лондон. Так бы поступил любой честный человек на ее месте. Муж вредит всем, кто живет здесь: старикам, молодым, детям… В конце концов, она приняла решение: как только заметит ночные или дневные исчезновения мужа, откровенно с ним поговорит. Если он откажется оставить все ради семьи, тогда… Тогда она разведется и расскажет обо всем полиции. Но проходил день за днем, а Йорген оставался дома. Потом погибла Лиза. Необычный костюм исчез. Тревога Евы утихла.

И вот теперь через столько лет костюм снова выплыл. Теперь она уже не наивная девятнадцатилетняя девочка. Она не будет гадать, для чего здесь эта форма. Йорген явно что-то задумал. Она еще вчера заметила, у него отсутствующий взгляд, но муж отмахнулся от вопросов, рассказал бородатый анекдот, перевел разговор на другую тему. Что с этим делать? Нет, она это просто так не оставит.

Понедельник. Приют.

В библиотеке, где проходили занятия первого класса, стояло два стула. Мебель нужнее там, где занимаются старшеклассники, особенно в мастерских, там, где из различных предметов, найденных на свалке они, под руководством Жании Исметовны и сяньшеня Дэна пытались сделать пригодные для города или приюта предметы. Конечно, они могли сдать все на ярмарке и как лом, но тогда бы точно у них не хватило еды на всех. А вот различные изделия — абажуры, шариковые ручки, подставку для книги или стаканчик для карандашей, реставрированные бокалы, картины из кусочков цветного битого стекла и пластика — за это платили лучше.

Первоклассники сидели на полу, вдоль легких книжных полок, также изготовленных детьми в приюте. Книги, стоящие здесь, найдены на свалке. Майор не сдавал их на переработку — много за них не выручишь, зато они могут скрасить свободное время детей. К тому же на настоящие учебники он потратить еду не мог. Приходилось обучать детей по этим книгам, часто не менее фантастическим, чем фильмы по телевизору.

Неяркого света, падавшего из больших окон, для проведения урока вполне хватало. Дети уселись и замолчали, устремив взгляды на майора. Кто-то оперся на руки за спиной, кто-то сел по-турецки, две подружки уперлись друг в друга спинами. Для Левицкого поставили пластмассовый стул, но он редко сидел на уроке. Ему казалось, что когда он стоит, его внимательней слушают.

Новенькие опять сбились в одну кучку. Майору это не понравилось.

— Рядовой Майлс, пересядь с сестрой ближе к двери. Рядовой Саргсян — поближе ко мне. Рядовой Беатрикс — к этому окну. Рядовой Шалев к книжному шкафу… — он по очереди называл детей, рассаживая их среди первоклассников.

Он подождал, когда все пересядут и успокоятся.

— Начнем, — медленно произнес он. — Для начала поясните новеньким, на каком уроке они присутствуют.

Руку тут же вскинула вверх Вероника. Она недавно перевелась из детской группы. Попала в приют, когда ей едва исполнилось три года. Но, может, именно поэтому быстро забыла город и легко адаптировалась здесь. Обычно из таких как она получались лучшие добытчики, а если доживет, то и лучшие жены лейтенантов. Марк подал знак, девочка вскочила.

— Господин майор преподает Устав приюта и Правила выживания.

— Молодец, рядовой Лагун, — похвалил он. — Итак, кто скажет, для чего мы живем в приюте?

Дети еще не втянулись в урок, приходилось вызывать их.

— Рядовой Блайм, — предложил Левицкий.

Филипп прибыл полгода назад, его родители работали на одном из подземных заводов по изготовлению оружия. Что-то у них взорвалось тогда.

— Цель номер один — выжить, — негромко, но четко отрапортовал он. — Цель номер два — вернуться в город.

— Правильно, — ободрил он мальчишку. — Наша цель выжить. Теперь назовите мне правило выживания номер один. Может быть, новенькие хотят попробовать?

Если бы они сидели вместе, то обязательно бы переглянулись. Марк рассадил их, чтобы этого не произошло. Теперь новички чувствовали себя не так уверенно. Все, кроме Майлсов остались в одиночестве. Робко вытянула ладонь Катрин.

— Рядовой Апель, — разрешил майор.

— Не выходить на свалку без разрешения? — предположила девочка, а первоклассники, уже прошедшие этот урок прыснули со смеху.

— Тихо! — предостерег Левицкий. Снова посмотрел на Катрин. — Это неправильный ответ. Кто еще хочет попытаться?

Желающих не оказалось — никто не собирался сморозить глупость и стать посмешищем для малолеток.

— Хорошо. Помогите, старожилы.

Вверх взметнулся лес рук. Каждый умоляюще смотрел на майора, усилием сдерживая себя, чтобы не выкрикнуть "Я!" — за это майор ругал.

— Рядовой Блаж, — негритенок, с совершенно не подходящим ему именем Марьян, мгновенно вскочил.

— Правило выживания номер один — соблюдай устав приюта, — и, не дожидаясь, когда Марк задаст следующий вопрос, протараторил. — Кто не соблюдает устав приюта, попадает в карцер, кого не смиряет карцер, тем обедают хищники.

— Отлично, рядовой Блаж, — похвалил Левицкий мальчишку, краем глаза заметив, как сжался Арташес. — А если кто-то не знает устав приюта и сделает что-то по ошибке?

И опять ладошки — белые, смуглые, черные потянулись вверх.

— Рядовой Ликаржова, — выбрал он.

— Если не знаешь устав приюта, спроси у старших, — отрапортовала восьмилетняя девчушка. — Если не спросил у старших, сиди в карцере.

— Замечательно. Надеюсь, вновь прибывшие запомнят два этих пункта наизусть и в следующий раз смогут ответить так же четко. А теперь повторим тему прошлого урока. Что мы изучали, рядовой Бормолини?

Все кроме новеньких включились в работу, хотя то, что преподавал Марк первоклассникам, они уже должны знать. Неслучайно он определил их во второй класс. Дети из Токио успели закончить четыре класса городской школы, а Саргсяну вообще один год остался до выпуска. Только Зоричу, получавшему образование в подъездной банде, да Майлсу, пожелавшему заботиться о сестре, следовало учиться здесь.

Понедельник. Лондон.

Смена Йоргена прошла на удивление тихо: мутно-желтое небо осталось спокойным. Кажется, сегодня хищники атаковали Москву. Лондонцы же благополучно вернулись в город в полном составе, набрав столько вещей, что сгибались под их тяжестью. Охотники не помогали: пусть несут, сколько хотят, их здоровье — их доход. Они свою миссию выполнили.

В ожидании лифта Йорген рассеянно слушал шутливую перебранку Гриши Клюева и Гилада Шалита. Из служивших с Марком и Йоргеном, в команде остались только он да Клюев. Капитан Оверсон ушел на повышение — теперь он генерал и командует охотниками Лондона. Марк в приюте. Остальные погибли. Выходило, что скоро наступит и его очередь. В начальство он не выбился, да и не стремился. Дослужился до звания майора, потому что охотникам звания присваивали каждый год. Городу-то это ничего не стоило, зарплата от этого не увеличивалась. Охотники получали четыре ящика еды и четыре воды. Часть зарплаты уходила на хлеб и овощи, которые выращивались в теплицах на верхних этажах, часть на оплату квартиры и покупку одежды. Оставалось немного. Охотникам, которые смогли ранить хищника, выплачивалась премия — дополнительно пять банок еды. Небольшую премию давали тем, кто пострадал на свалке — банок пять-восемь в зависимости от тяжести раны. Это все, на что мог рассчитывать Йорген. За особые заслуги могли дать звание выше вплоть до генерала, но это удел одного из четырехсот охотников.

Марку присвоили звание майора в двадцать пять за ранение, по которому и комиссовали — как последняя подачка от города. Он тогда долго провалялся без сознания. Доктор Ойвин говорил, что если он даже выживет, то останется инвалидом. А Левицкий выкарабкался и заставил города считаться с ним. Все ждут — не дождутся, когда его воспитанники вольются в ряды охотников или мусорщиков. Даже в его команде часто разговоры идут об этом. Дети, которые выжили на свалке без защитных костюмов, должны стать лучшими охотниками города. Когда они с Марком изредка пересекались на воскресной ярмарке, он рассказывал, как дрессировал воспитанников…

Йорген заставил себя вновь подумать о деле. Представил путь, который ему предстоит проделать сегодня ночью. Может, воспользоваться шахтой лифта, чтобы спуститься? Это займет несколько секунд. Тогда он не столкнется с полицейскими, патрулирующими подъезд в комендантский час. С другой стороны — встреча с Депрерадовичем назначена на три часа ночи, какое-то время займет разговор. В 4:30 уже открывают тоннель на ярмарку, начинает работать пропускной пункт. Если он задержится — придется подождать часов до девяти, когда многие лондонцы идут в другие города за товарами или в гости, а потом примкнуть к какой-нибудь группе, когда они будут возвращаться. После пяти утра в шахту лифта ему уже не пробраться — и прощай снаряжение. А Депрерадович вызывает его, для того чтобы дать задание. Где он потом будет доставать присоски, подъемник, тонкий трос? Нет, лучше уж так, как он решил: по лестнице вниз, а потом, когда комендантский час закончится, на лифте, как законопослушный гражданин.

От этих размышлений его отвлек голос Клюева:

— Майор Бёрьессон! — по дружному хохоту догадался, что зовут его уже не в первый раз. Клюев, с серьезным видом, не обращая внимания на смех друзей, продолжал. — Майор Бёрьессон, я всерьез озабочен вашим моральным обликом. С таким отсутствующим видом у нас ходят только влюбленные, а у вас жена, дети. О чем вы думаете, хотел бы я знать?

— Ты не поверишь, — в тон ему ответил Йорген. — Помнишь в приемной у мэра, когда нас награждали? Там такая девочка их службы сервиса стояла. Блондинка в маленьком черном платье. У нее еще в челке розовая прядка. Помнишь? Так вот привязалась ко мне. Хочу, говорит, с вами, господин майор часок провести, и даже денег за это не возьму, — он сделал паузу и тяжело вздохнул. — Прямо не знаю, что с ней делать.

Когда он договорил, товарищи умолкли, не понимая, правду он говорит или шутит. Они давно знали и его, и Еву. Розыгрыш ему удался.

— И что? — поинтересовался Клюев.

— Да не знаю что, — продолжил в том же духе Йорген. — Хотел твой телефон дать, так она ни в какую. На что, говорит, мне такой щупленький.

Он не выдержал и улыбнулся в конце фразы. Соратники с облегчением расхохотались. Среди команды Гриша выделялся невысоким ростом и стройной, девичьей фигурой. Он не обиделся, рассмеялся вместе со всеми. В этот момент открыл двери лифт, приглашая их в темно-зеленый мир, где отдыхали глаза.

— Э-эх, Йорген, — заходя внутрь, говорил Клюев. — Не в росте ведь дело. Ты б ей объяснил. Уж ты-то знаешь: чем мельче — тем шустрее.

— Да я ведь говорил, — покаянно вещал Йорген. — А она мне надменно так: "Байку о том, что размер не имеет значения, придумали мужчины", — снова раздался взрыв хохота. — Я вот думаю, — переждав смех, продолжил Йорген. — Может, к Марку ее отправить? У него и размер ничего и, может, перевоспитает ее.

— Пожалей мужика, — жалостливо сморщился Клюев. — Хочешь, чтобы он на веки вечные в приюте застрял?

— Он уже застрял. Хуже не будет! — последнюю фразу он произнес, уже выходя на этаже +17.

На этот раз они не шутили. Чтобы вернуться в город, Марк мог вновь стать охотником и получить койку в общежитии для охотников, мусорщиков и полицейских. В каждой комнате общежития жило сорок пять человек. В их распоряжение давали одну койку в трехъярусной кровати и одну тумбочку на троих. Когда тебе восемнадцать, можно так пожить, пока не женишься. Но в тридцать шесть перспектива попасть туда Йоргена бы не обрадовала. Марк тоже не торопился возвращаться в город. Был и другой путь. Если бы Левицкий женился, и жена родила бы ему двоих детей, он бы получил двухкомнатную квартиру в любом городе. Но после смерти Лизы Марк даже не пытался встречаться с кем-то. Йорген надеялся, что кто-то из подросших воспитанниц скрасит его одиночество, но шли годы, и ничего не менялось. Если же послать к Левицкому кого-то из службы сервиса, как в шутку предложил он… Так девочки с этажа +80 стерильны. Как только какая-то симпатичная сиротка поступает туда — ей сразу делают операцию, во избежание неприятных эксцессов. Во-первых, внебрачные дети никому не нужны, во-вторых, чтобы потом девушки не приходили со своими ублюдками к мэру, или другим из администрации, требуя компенсации. Так что Клюев прав: пошли туда такую красотку на перевоспитание — и майор навсегда в приюте увязнет, потому что ни одного ребенка она никогда не родит.

Пройдя по длинному светло-коричневому коридору с белыми дверями, он открыл дверь квартиры ключом. Ева не услышала возни в замке, а потому не встретила как обычно у порога. Он тихонько прокрался в спальню, убрал Укус, снял защитный костюм. После этого так же неслышно пробрался на кухню, где жена, одетая по-домашнему — в черные брюки и серую футболку — колдовала над запасами еды. Йорген обхватил ее за талию, подбросил в воздух. Ева вскрикнула.

— Ты сумасшедший! Заикой меня сделаешь. Или порушишь что-нибудь.

Кухня в двухкомнатной квартире маленькая. Когда туда ставят шкафы, стол и холодильник, повернуться становится негде. Так что Ева права — разрушить что-нибудь очень просто. Йорген поставил жену на пол.

— Пойдем, — потянул он ее за руку.

— Девочки сейчас придут, — отмахнулась женщина.

— Успеем.

— Не успеем.

— Ева!

— Веди себя хорошо, получишь морковку, — шутливо погрозила она пальцем.

Он надул губы:

— Не хочу морковку, хочу Еву, — Йорген попробовал дотянуться до бедер жены.

— Тетя Ева занята. Получишь Еву вечером, — продолжала она, легко шлепая мужа по руке.

— Хочу Еву сейчас и вечером, — продолжал приставать он.

— Ты не переоцениваешь свои силы? — с сомнением сдвинула она брови.

— Абижаешь! — еще сильнее надулся он.

Йорген непременно бы уговорил ее, но тут входная дверь открылась, и послышался голос старшей девочки.

— Мам, пап! — закричала Беата с порога. — Завтра выпуск, нас пораньше отпустили, что-то там грандиозное готовят.

Она прибежала на кухню. Йорген отошел от жены и достал бутылку с водой. Поскольку и он, и Ева работали на свалке, они могли позволить себе пить больше положенного. Обычно живущим в городе полагалось лишь три бутылки в день: на завтрак, обед и ужин.

— А Доминика где? — поинтересовалась Ева, мигом посерьезнев.

— Сейчас приедет, я раньше нее на лифт успела.

— Я предупреждала, чтобы ты не оставляла сестру?

— Мам, ну, что с ней сделается? Сейчас со своим классом приедет. Мам, а что я завтра надену?

— Пап, что она завтра наденет? — повернулась Ева к Йоргену, потихоньку пившему воду. — Я тут пересчитала банки, может, купим в магазине платье по такому случаю? Все равно младшей пригодится.

— Я — за, — развел руками Йорген.

Беата захлопала в ладоши и запрыгала на месте.

— Мам, а когда поедем? Давай прямо сейчас!

— Нет, после обеда.

— Но до обеда еще два часа! Давай сейчас… — упрашивала она.

— До обеда полтора часа, — поправила ее мать. — К тому же надо разогреть, накрыть стол.

— Мам, ну мы успеем.

— Мам, а Беата опять без меня уехала! — раздался из прихожей следующий голос.

— Ну и что? — сразу уперла руки в бока старшая. — Доехала? Не умерла? А мне зато сегодня новое платье купят. Бе-бе-бе, — дразнилась она.

— Беата! — одернула ее мать.

— Мам, а я что надену? — появилась на кухне и Доминика. — Ты нашла мне платье, про которое говорила? Ты сказала оно на антресолях.

Йорген, пивший воду у окна, поперхнулся. Ева заботливо похлопала его по спине.

— Что с тобой?

— Не в то горло попало, — прохрипел он, откашливаясь. — Это потому, что стал пить не вовремя, обеда не дождался.

— Точно-точно, — согласилась Ева. — Лучше пойди телевизор посмотри, там твой любимый боевик сейчас будут показывать.

— Я лучше дочке платье найду на антресолях, — он направился в комнату.

— Не смей! — крикнула Ева вслед. — Я сама найду. Ты там все перевернешь.

— Я аккуратно! — заверил ее муж уже из комнаты. — Ты сама удивишься, как аккуратно я умею искать.

— Посмотрим-посмотрим… — пробормотала Ева негромко, а Доминика улыбнулась и пообещала:

— Мам, если что, я сама за ним уберу.

Понедельник. Приют.

Арташес добросовестно отсидел пять уроков: математику, химию, чтение, основы медицинских знаний и прикладную физику. Преподавали лишь чуть хуже, чем в городе, учебник имел только учитель, наладонник — один на весь класс. Так же как в городе занятия длились сорок минут, с десятиминутными перерывами, чтобы воспитанники могли перейти в другой класс и немного отдохнуть. На втором уроке старший лейтенант Зверев приставил к нему шефа — Корбина Бенсела, чтобы помочь новенькому обжиться в приюте. Мальчишка был его ровесником, но старожилом — обитал в приюте с десяти лет. Вспомнив о старшем лейтенанте Славике, как его за глаза называли воспитанники, Арташес решил, что, может, и к лучшему, что он не попал в четвертый класс. Там, говорят, хозяйничает придурочный Тендхар.

Корбин охотно рассказывал о правилах приюта, Арташес слушал внимательно, стараясь запомнить, чтобы ненароком не ошибиться, не нарушить устав. Оказалось, что уроки здесь проводятся почти такие же как в городе. Материал, который изучали в третьем классе приюта, он уже знал, так что влиться в учебу для него проблемы не представляло. Он слушал воспитателей вполуха. Не только потому, что многое уже знал, но и потому что было не до этого. Он еще не привык к мысли, что отец тоже погиб. Он боялся даже представить, что следующие лет восемь проведет в этом мрачном здании. Чтобы покинуть его надо жениться. На ком? На одной из заморенных голодом, одетых в старое тряпье девчонок?

Бенсел сообщил, что после пятого урока, перед обедом, воспитанники имеют полчаса личного времени. После обеда — еще час, а потом девочки идут на урок рукоделия к Жание Исметовне, а мальчишки в мастерскую. Пока добытчики работают на свалке, остальные под руководством сяньшеня Дэна, преподающего также физику, реставрируют найденные раньше вещи. Работа в мастерской продолжается до ужина. После ужина — свободное время. Можно пойти в библиотеку или в спортзал.

Выслушав подробные инструкции, Арташес перед обедом спрятался в подвал, чтобы немного побыть наедине. Спустился по лестнице без перил, прошел темным коридором с потрескавшимися бетонными стенами и трубами под потолком, миновал приемник, через который их группу привели сюда. Чуть дальше нашел маленькую грязную каморку, сел прямо на пол и ткнулся носом в колени. Он сбежал бы сюда сразу после первого урока, если бы майор не объяснил на пальцах, что карцер предназначен не только для лондонской банды, но и для всех, кто вздумает прогуливать уроки или каким-то другим образом нарушать распорядок приюта. Мало того, что ему придется недоедать, весь день работать и выслушивать окрики старших лейтенантов. Так он еще и должен следить за каждым шагом, потому что если он сделает что-то по ошибке, случайно — его ожидает карцер.

К горестным мыслям добавлялся осадок от утреннего происшествия в спортзале, когда он пытался поступить в четвертый класс. Старший лейтенант Тендхар приказал качать верхний пресс — сто раз без перерыва. Это норма для четвертого класса. Арташес мог это сделать — он частенько ходил с отцом в тренажерный зал. Уже заканчивая упражнение, он сделал паузу в две-три секунды и тут же лейтенант прикрикнул:

— Не сдал. Третий класс, свободен.

— Я еще не закончил, — возмутился Арташес. — Я могу продолжить!

— Я сказал: не сдал. Заткнись и проваливай.

— Дайте мне другой тест! — настаивал мальчишка. — Я подготовлен.

— Рядовой Саргсян, — старший лейтенант понизил голос почти до шепота. — Подойди ко мне.

Ничего неподозревающий Арташес подошел к Тендхару, и тот с размаху врезал ему ладонью в челюсть, так что он чуть не упал.

— Не смей спорить, — заорал лейтенант так, что у Арташеса заложило уши. — Третий класс!

В тот момент он сдержал слезы. Но теперь он мог вдоволь наплакаться. Арташес плакал обо всем сразу: об отце, которого он не увидит, о несправедливости, царящей повсюду, и о загубленной жизни. Как бы майор ни пытался соблазнить их видениями прекрасного будущего, он не верил, что что-то может измениться. В конце концов, его родители, профессиональные охотники, погибли на свалке, так как же выживет он, ребенок, если станет добытчиком в приюте…

Наконец, слезы иссякли. Арташес посидел еще немного, прижимаясь спиной к прохладной стене. Время неумолимо двигалось, пора было возвращаться. На обед лучше не опаздывать — голода он не чувствовал, но кто знает: может, если он не придет на обед, тоже накажут? "Отнимут ужин, за то, что пропустил обед", — мальчишка невесело ухмыльнулся. И тут же услышал, что в подвал кто-то спустился.

"За мной, — похолодело внутри. — Может, не найдут?" — он встал и вжался в бетон.

В темном коридоре слышалась возня, недовольное сопение. Потом голос почти взрослый, густой скомандовал:

— Давайте его сюда.

Снова кто-то завозился. Через несколько секунд все утихло.

— Ну что, познакомимся? — ехидно спросил тот же командир. — Я — рядовой четвертого класса Оливер Тимо. Ты кто такой?

— Зорич… — раздался жалобный голос. Арташес сразу вспомнил его — один из лондонской банды, решивший стать рядовым приюта.

— Зорич, говоришь, — прервал Тимо, недослушав, — а в банде-то как тебя звали?

— Малек, — пролепетал мальчишка.

— Вот так и будем звать тебя — Малек, — хохотнул Оливер. — Вот что, Малек, чтобы ты без дела не оставался… Теперь будешь в моей… — он помолчал, — банде. Понял?

— В какой банде? — удивился тот.

— В такой! И в благодарность за то, что я тебя беру, принесешь мне завтра банку еды. Ты меня понял?

— Где я возьму?

— Это твои проблемы. Чтобы до завтрашнего вечера принес.

— Но из столовой не разрешают ничего выносить!

Арташес помнил — дежурные по столовой на завтраке тщательно следили за тем, чтобы из столовой все выходили с пустыми руками. Один из пунктов устава приюта: еду съедаешь сам, не оставляешь на потом и ни с кем не делишься.

— Я еще раз говорю: это твои проблемы. Ты меня понял?

— Да… — жалобно скулил Миховил.

— Вот и отлично. А чтобы ты понял меня лучше…

Арташес слушал, как один за другим раздаются глухие удары — стучат кулаки о ребра мальчишки, затем тоненькие всхлипы, плач — кажется, ему зажали рот… Саргсян с трудом сдерживал дыхание, чтобы не выдать себя.

— Хватит, Тимо, — остановил его кто-то. — А то еще майор заметит. Он к новеньким присматривается.

— Не заметит, — Оливер слегка запыхался. — Что он его, раздевать что ли будет? А на этой симпатичной мордашке мы следов не оставим. Ну, Малек? Успокоился? Все понял? А теперь улыбнись. Улыбнись, я сказал! Вот так. Слезки вытри. В столовую пора. Если стукнешь кому — прибью! Понял? Нам все равно ничего не будет — нас старший лейтенант прикрывает. Понял? Вот и молодец. Завтра к вечеру чтобы банка еды была.

Голоса постепенно удалялись. Сердце у Арташеса гулко билось в груди. Он бы не смог помочь Зоричу. Не смог бы уже потому, что напали втроем: двое держали Зорича — Тимо бил. Он бы не смог помочь…

Но, может, теперь можно что-то сделать?

Он постоял еще с минуту, чтобы уверится, что подвал точно пуст, потом стал медленно пробираться обратно. Немного постоял на лестнице, услышав, как сверху спускаются лейтенанты с семьями, потом взбежал на первый этаж. Тут успокоил дыхание. К его облегчению, никто не заметил, откуда он выскочил. Направился в столовую. На пороге маячил Корбин.

— Арташес! — Бенсел помахал ему рукой. — Ты где ходишь? Иди скорей, — Саргсян ускорил шаг. Они вошли в столовую бок о бок. — Ты где пропал? — продолжал расспрашивать шеф. — Я уже взял еды для нас, все остывает, ищу тебя везде. Руки чистил? Иди, быстрей.

Арташес молча кивнул и, не глядя на ровные ряды столов, за которыми заняли почти все места, направился к очистителю. Столовая выглядела более опрятной и светлой, чем другие комнаты на первом этаже и тем более коридоры. Здесь, кажется, даже ремонт сделали, по крайней мере, стены и потолок не облупились. Когда пена очистителя растаяла на руках, он нашел Корбина, сел рядом.

— Ты чего такой хмурый? — поинтересовался опекун. — Случилось что? Или на Тендхара дуешься? Ты не дуйся. Он орать любит. Иногда и врежет хорошенько. Но если ты живешь по уставу, он тебе ничего не сделает. Главное с ним не спорить, молча делать, что скажет. Он зря не дерется.

Арташес сделал глоток воды, нашел глазами Миховила. Тот уткнул нос в тарелку, и быстро-быстро ел, не оглядываясь по сторонам.

— Ну… ты что молчишь-то? — приставал Бенсел.

Арташес глянул на него искоса и решил рискнуть:

— А бывает, что в приюте кто-то еду отбирает? Или воровать заставляет?

Бенсел перестал жевать, пристально посмотрел на него.

— Слышал что-нибудь?

Арташес испугался: а что если он с Тимо? Третий все время молчал, вдруг это был Бенсел?

— Нет, что ты, — как можно безразличней отмахнулся он. — Ничего не слышал. Просто подумалось… Давай есть.

Но Корбин разглядывал подопечного.

— Я скажу старшему лейтенанту Звереву, — наконец проговорил он. — Он с тобой побеседует.

— Не надо! — Арташес бросил пластмассовую ложку.

— Ты что, боишься? Да ничего тебе не будет. Просто расскажешь Славику, что видел — и все.

— Я ничего не видел! — вспылил Арташес. — Ничего! Понял?

— Понял, ты что шумишь-то так? Не видел, так не видел, — он отвернулся.

Арташес поднял голову и еще раз посмотрел на Миховила.

После обеда час отдыхали, а потом добытчики выходили на свалку. Майор сформировал десять команд, в каждую из которых входило двенадцать человек: старший и младший лейтенанты, старший и младший сержанты и восемь человек рядовых добытчиков. В день он выпускал две команды, каждая из которых работала три часа. Дольше дети выдержать не могли — майор их щадил. Он прекрасно понимал, что если он хочет сохранить приют, дети должны не бояться свалки. Они должны мечтать туда попасть. А это возможно, только если свалка будет легким приключением, а не тяжелым, опасным трудом.

Добытчики в приюте гибли, как и мусорщики в городе, но не так часто: где-то раз в месяц. Хотя в отличие от мусорщиков города, они не имели никакого прикрытия. Автоматы охотников приют не мог обменять на еду — тогда бы им пришлось месяц голодать. Это только сам Укус, а чтобы он стрелял, пришлось бы еще месяц остаться без пищи. Старое оружие, например, УКС-43, а не УКС-56, каким пользовались сейчас, они могли бы купить, но вряд ли оно бы повредило хищникам: твари постоянно мутировали. Ученым города приходилось снова и снова модернизировать Укус.

Вторая проблема — у приюта отсутствуют защитные средства. Ни синие защитные комбинезоны мусорщиков, ни, тем более, светло-серые — охотников, они не могут себе позволить, так же как и шлемы с подачей кислорода. А воздух за пределами города не предназначается для дыхания. Окна в квартирах герметично закрываются, ни одного балкона в доме не предусмотрено. Единственный выход наружу — фильтр-комната. Туда заходят охотники и мусорщики со свалки, дверь плотно закрывается, воздух очищается и только после этого люди входят в город. В самом городе мощные очистители и вентиляторы делают воздух пригодным для дыхания. Такие очистители стоят и в приюте.

Марк создал в приюте что-то вроде фильтр-комнаты — небольшое помещение, между приютом и свалкой. Для того чтобы они не умерли от воздуха свалки, сяньшень Дэн придумал фильтр-маски: она закрывала только нос и рот. Надеваешь такую на лицо и в течение трех часов можешь дышать спокойно. А вот если начинался дождь — для приюта наступали трудные дни. Выйдешь наружу без защитного комбинезона — сразу тело покроется ожогами. Левицкий сталкивался с таким, когда работал охотником в городе — один подъездный мальчишка, спасаясь от полицейских, выскочил под дождь. Они не слышали воплей из-за шлемов, но он корчился, лицо искажалось гримасами, кожа слезала на глазах. Он так жестоко мучился, что кто-то из охотников пристрелил пацана. По мнению Марка лучше быть съеденным хищником, чем такая смерть. Охотники и мусорщики после работы под дождем, шли прямо в скафандрах в очиститель, долго стояли под пеной. Если плохо очистишься — рискуешь обжечь руки, когда будешь раздеваться. Хорошо, что дожди шли не так часто, иначе бы приют давно вымер от голода.

Левицкий каждый день выходил с одной из групп. В городе охотники выходили лишь один раз за двое суток, но он не нуждался в отдыхе. Наоборот, отдыхал он на свалке, присматривая за воспитанниками. Сегодня он собирался выйти с группой старшего лейтенанта Теда Армгрена. Его жене Дарее два месяца назад исполнилось шестнадцать, а свадьбу они сыграли месяц назад, так что в приюте его считали молодоженом.

Тех, кто выходил на свалку, не провожали — Марк запретил, а то выстраивалась в коридоре чуть ли не похоронная команда. Когда майор подошел к фильтр-комнате, добытчики уже ждали его. Марк пришел позже, потому что зашел к мадам Байи и, не обращая внимания на ее тихие слезы, забрал Бенджамина. Шестилетний мальчишка-даун смотрел вокруг, радостно улыбаясь — для него это походило на новую игру.

В фильтр-комнате горела лишь одна лампочка. На бетонных стенах, на крючках, висели приготовленная заранее экипировка по количеству добытчиков: перчатки, рюкзаки, маски. Для Бенни майор захватил дополнительный комплект: все, кроме рюкзака. Марк первым облачился для свалки, потом помог надеть маску Бенни. Остальные добытчики тоже приготовились: пустые рюкзаки повесили перед собой, маской закрыли рот и нос, перчатки плотно облегали руки.

Окинув всех взглядом, Марк открыл дверь и посмотрел вверх. Грязно-желтое небо казалось непроницаемым куполом. Когда появлялись хищники, оно словно прорывалось — так рвется полиэтилен, если продавить его пальцем.

Марк дал отмашку, и добытчики вслед за ним покинули фильтр коридор. Тут же рассредоточились по свалке, стараясь сохранять дистанцию в десять метров. Уйдешь далеко — в случае опасности можешь не успеть вернуться под крышу приюта. Как бы ни старались они найти что-то ценное на свалке, они следили и друг за другом, чтобы увидеть знак, который подавали старшие по званию.

Левицкий держал Бенджамина рядом с собой — он будет их прикрытием, на случай, если появится опасность. Отступая, бросят мальчика, отвлекая хищников. Майор не испытывал никакого удовольствия, поступая так, но голос долга в душе давно звучал громче других голосов. Сейчас долг говорил, что он должен пожертвовать больным ребенком, ради других здоровых.

Майор никогда не работал мусорщиком, только прикрывал их, но, попав в приют, быстро приобрел нужные навыки — словно особый нюх появился. Знал, куда надо пойти, чтобы найти дерево или металл — два самых дорогих товара на ярмарке. Почти никогда не ошибался. Остальные ориентировались на Марка.

Вот и сегодня: глянул на странную гору, бумаги, пластика и фольги — будто кто толкнул его. Он разгреб небольшое пространство и наткнулся на кусок металла. Боясь поверить своей удаче, стал разгребать дальше. Так и есть: в фильмах, которые он смотрел, это называли автомобилем. Здесь может быть много металла. Он дал знак остальным. К нему подошел старший лейтенант Армгрен и двое сержантов. Марк жестом позвал еще двоих. Под его руководством они расчистили машину, с помощью инструментов стали откручивать двери. Майор заинтересовался багажником: там обычно возили вещи. Конечно, машину, прежде чем оставить на свалке должны были опустошить, но кто знает… Краска автомобиля почерневшая, будто машина горела, а в таких случаях вещи вытаскивают в последнюю очередь. Он потрогал багажник — закрыт. Показал Теду, чтобы занялся им, а сам помог старшему сержанту Дубраве Ненадович снять дверь. Девушка пятнадцати лет, хоть и выглядела хрупкой, но как каждый добытчик хорошо тренировалась. Она легко подхватила дверь, отложила ее в сторону. Позади раздался легкий щелчок — Тед открыл багажник.

Марк усмехнулся — старые навыки не забываются. Тед пришел в приют семь лет назад. Пришел добровольно, а до этого тоже вскрывал квартиры. Левицкий подошел посмотреть, что хранилось под замком. Бенни тоже с любопытством заглянул туда. Интуиция и тут не подвела Марка: в багажнике лежал большой чемодан и несколько сумок. Левицкий, посматривая на небо, проверил сумки, Тед вскрыл чемодан. В сумках оказались металлические банки — старые консервы. Вряд ли их можно использовать, придется отдать на переработку. Марк отставил их в сторону и заглянул в чемодан. Вот это удача: почти неношеные вещи. По крайней мере, нет дырок, не истлевшие. "Это продавать не будем: сами пригодится", — тут же решил он. Армгрен и Ненадович принялись отвинчивать багажник, а майор махнул рукой — позвал рядовых добытчиков: пусть набивают рюкзаки вещами. Сам пошел дальше. Под горой грязной бумаги цепким взглядом заметил деревянный предмет. Он быстро откинул в сторону мусор. Бенджамин стоял рядом, потом наклонился, стал помогать. Вот это находка: деревянная тумбочка. Не из опилок как обычно, а из цельного дерева. Открыл ее — внутри лежали пожелтевшие книги и исписанные бумаги. Тоже пригодятся.

Возвращались они груженые под завязку. В рюкзак Левицкий положил стекло. Тумбочку, не разгружая, взял под мышку. Тед в одной руке нес дверь, а в другой чемодан с металлическими банками и бутылками. Другие добытчики кто по одному, кто по двое несли детали машины. Следующей партии они подскажут, куда идти — те закончат разбирать машину. Сегодня все обошлось благополучно: хищники не появились, жизнь Бенни продлилась на один день. Через полчаса на свалку выйдет следующая группа, во главе со старшим лейтенантом Аскестадом. Марк не будет передавать ему малыша. Он знал, что кроме него, пожалуй, только Тендхар сможет отдать Бенни на съедение хищникам, но Марк не хотел возлагать на кого-нибудь другого эту обязанность. Решение принял он — ему и выполнять придется. Он вернул Бенджамина мадам Байи. Старушка обняла малыша так, что он едва не задохнулся. Потом Бенни неуклюже обхватил за шею воспитательницу и погладил ее по голове. Левицкий вернулся к сяньшеню Дэну — там добытчики складывали вещи, принесенные со свалки.

Майор сел напротив старика и наблюдал, как тот сортирует все по разным кучкам: что-то отнесут в город на ярмарку, что-то оставят себе, что-то попытаются привести в порядок. Тут Барбара — одна из рядовых добытчиков — выложила на стол пистолет. Майор не поверил глазам. Это не длинноствольный парализатор, что выдавали полицейским, и не Укус охотников. Какое-то более древнее оружие и в то же время… новое, потому что показывали его частенько в фантастических фильмах по ночам. Кроме того, пистолет очень походил на тот, из которого убили Лизу и пытались убить его… Рукоять удобно ложилась в ладонь, указательный палец уютно чувствовал себя на небольшом крючке. Марк посмотрел на сяньшеня:

— Неужели действительно пистолет?

Вместо ответа, тот протянул руку и тоже повертел в руках необычный предмет, заглянул в отверстие.

— Трудно сказать, — вынес вердикт он. — Но очень похоже. Ствол, правда, слишком короткий и… чем он стреляет? — старик повернулся к девочке. — Ты где это нашла?

— В чемодане на самом дне.

— Больше ничего не было?

— Коробка вот с такими металлическими штучками, — она поискала на столе среди остальных принесенных ею вещей, достала картонную коробку.

Марк высыпал содержимое: металлические цилиндрики, чуть сужающиеся с одного конца и плоские с другого, рассыпались по столу. Если верить фантастическим фильмам, именно так выглядели патроны для оружия, которое они нашли.

— А что? — сяньшень поднял один из них и рассмотрел. — Вполне может быть, что этим можно стрелять. Марк, если получится… Вы представляете, сколько еды можно за это выручить?

— Если получится, сяньшень, — задумчиво сказал майор, — я сначала попробую хищников пострелять.

Поднимаясь в свою комнату, майор столкнулся с Кимом Адольфссоном. Тот нес в руках небольшую пластмассовую баночку: что-то купил для больной жены.

— Ходил в магазин? — остановил его майор.

— Да, — парень попытался проскользнуть дальше, но Левицкий снова спросил.

— Ким, я надеюсь, ты не обиделся? Я не могу поступить иначе. Понимаешь?

Тот бросил взгляд на Марка, посмотрел на потолок. Кивнул.

— Понимаю, — потом в упор глянул на майора. — А ты понимаешь, каково это, когда нет надежды? Когда ничего не можешь сделать? Пытаешься — и всюду бетонная стена…

Марк не мог подобрать слов для ответа и Адольфссон, отвернувшись, пошел дальше.

— Ким… — позвал Левицкий.

— Только не надо говорить, что ты меня предупреждал, — махнул тот, не глядя, и скрылся за поворотом.

Майор постоял на лестнице, потом поднялся к себе. Сталкивался ли он с тем, что переживает сейчас Ким? И да, и нет…

Он почувствовал неладное, как только свернул в центральное крыло, где находилась их квартира. Обычно по утрам здесь стояла мертвая тишина — взрослые уходили на работу, дети отправлялись в школу или детский сад. Марк помчался вдоль бетонных стен, мимо ряда белых дверей. Лиза сегодня оставалась дома с сыном. Марк хотел позвонить, но дверь оказалась открыта. Он шагнул внутрь и чуть не споткнулся о полицейского с перерезанным горлом. Кровь натекла лужицей на пол. Переступил через него, прошел дальше. Взгляд невольно направился на детскую. Там на пороге лежал еще один полицейский с неестественно вывернутой шеей. В маленьком коридоре были разбросаны вещи: детали наладонника, пластиковые куски от тумбочек и стульев. Рванулся в детскую — пусто. Вздохнул свободнее — боялся найти труп сына. Тут же толкнул соседнюю дверь спальни. Она не поддалась. Он нажал сильнее, просунул руку в приоткрывшуюся щель, потом заглянул внутрь — дверь прижимал еще один труп. У полицейского в руке оружие, похожее на пистолет — такие показывали в кино. Впервые Марк подумал, что это вовсе не полицейские, иначе бы они носили парализаторы. Наконец он смог отодвинуть мертвого и протиснуться внутрь, мельком взглянул на нож в области сердца.

Лиза лежала на полу рядом с двуспальной кроватью. Темные волосы разметались по полу, смешались с кровью. Лицо порезано в нескольких местах, на белой блузке четыре багровых вмятины — будто кто-то проткнул ее толстым прутом. Блузка порвана, в разрез виден белый ажурный лифчик с кровавыми разводами. Брюки на узких бедрах тоже порезаны в нескольких местах.

Марк склонился над ней, позвал:

— Лиза!

Она открыла глаза, шевельнула губами. Он так и не понял, что она хотела сказать, то ли "Прости", то ли "Посмотри".

— Молчи, я сейчас, — стал расстегивать ей блузку.

Она снова попыталась заговорить, но он ничего не понимал, только приговаривал:

— Молчи, сейчас перевяжу тебя.

Тогда она прошептала с хрипом:

— Сзади! — на губах пузырилась кровь.

Марк обернулся и успел разглядеть черное отверстие, потом раздался сухой щелчок. Грудь обожгло огнем, он задохнулся, беззвучно повалился на пол. Сознание померкло, но откуда-то издалека, будто во сне, он слышал голос. Мужчина говорил по рации:

— Она убила троих! Муж ее вернулся со смены, его тоже пришлось убить. Ничего не нашли. Кто? Сейчас поищу… Как его зовут? — в комнатах слышались шаги, хруст сминаемого ногой пластика. — Саша! Ты где, малыш? Все уже прошло, выходи! Саша! Ах, вот ты где прячешься?

Детский плач, звук выстрелов, надрывный крик. Чей-то громкий приказ:

— Добивай и уходим. Полиция уже на подходе.

Потом он потерял сознание.

Майор закрыл лицо руками и постоял так немного у окна. Эти воспоминания приходили к нему иногда утром, иногда днем, иногда в ночных кошмарах. После этого ужасно хотелось напиться, поэтому Марк никогда не хранил в комнате спирт. Так недолго и в алкоголика превратиться — сталкивался он с таким. Опустился в кресло перед телевизором. Понимал ли он, что чувствует Ким?

Он тогда тоже лежал совершенно беспомощный, даже пальцем пошевелить не мог. Слушал, как расстреливают его сына, и ничем не мог ему помочь. Но только это длилось несколько минут, а Ким уже год наблюдал, как угасала его жена. И все же Адольфссон знал, что так будет, когда выбрал ее. Марк ему объяснил. Раз знал, должен был приготовиться к этому. Смириться. Лейлани ничем не поможешь…

Ким вошел к себе. Перед свадьбой им предложили большой зал, такой же в каком спали мальчики, но они с Лейлани выбрали комнату, примыкавшую к залу, размером три метра на два. Кроме кровати и небольшой тумбочки ничего не умещалось. Но им ничего и не требовалось. Они закрыли облупившуюся краску рисунками Лейлани — портретами обитателей приюта. Самым большим оказался портрет Кима. Себя она никогда не рисовала. На окно повесили пестрые занавески из лоскутов ткани.

Лейлани лежала на кровати у окна, но как только вошел муж, села на постели.

— Уже освободился? — белокурые волосы рассыпались по плечам. Лицо нежное и какое-то неземное: голубые глаза лучатся радостью, кожа белая и тонкая, кажется, даже прозрачная.

— Лежи, милая, — Ким сел к ней на кровать. — Ложись. Я для тебя сюрприз приготовил.

— Какой?

— Ляг и закрой глаза, — Лейлани послушно опустилась на высокие подушки, с ласковым недоумением взирая на мужа. Потом, как он просил, опустила веки.

— А теперь открой рот, — как только девушка послушалась, Ким быстро открыл пластмассовую баночку, которую держал в руках, и положил крохотную ягодку ей на язык.

Лейлани изумленно открыла глаза:

— Что это?

— Сюрприз! — тепло улыбнулся он.

— Клубника? Откуда ты взял? — она с готовностью открыла рот, чтобы он положил еще несколько ягод.

— Купил, — пожал он плечами. — Ты еще не забыла, что я старший лейтенант?

— Спасибо, родной, — Ким кинул ей в рот еще несколько ягод. — Мне так стыдно…

— За что? — удивился он.

— Ты заботишься обо мне, а я лежу — ничего не делаю. Ничем тебе не помогаю.

— Ты шутишь? — он поцеловал ее руку.

— Ким…

— Что, солнышко?

— Ты ведь не о такой жене мечтал, Ким.

Он выпрямился.

— А о какой? — спросил он, прищурившись.

— Я не знаю. Наверно…

— Если не знаешь, не говори, пожалуйста, — перебил он жену. — Я ни о ком не мечтал кроме тебя. Я ужасно благодарен тебе, за то, что ты согласилась выйти за меня замуж. И за каждую минуту, пока ты со мной благодарен. Давай, не будем об этом, хорошо?

Она покорно кивнула. Тут же скривилась от боли.

— Что? — с тревогой спросил Ким. — Больно? Сделать укол?

— Пока не надо, — прошептала она. Накрыла ладонью его руку. — Ким…

— Что, родная?

— Я такая эгоистка… знаешь, о чем я мечтаю? Чтобы ты весь день был со мной, никуда не уходил.

— Тогда я тоже эгоист, — рассмеялся он, и прилег с ней рядом на краешек постели. — Потому что я тоже об этом мечтаю.

— Правда? — почему-то удивилась она.

— Ага, — подтвердил Ким.

Они молчали, Ким чувствовал, что приступы боли снова и снова накатывают на нее. Она задерживала дыхание, сдерживая стон. "Это, чтобы не огорчать меня. Сегодня же куплю побольше уколов, чтобы не экономила", — решил он. В город его не пускали без визы, но он смог договориться с полицейскими из Токио: ему приносили необходимое из магазина за небольшую плату.

Ким судорожно сглотнул — приступы повторялись чаще и чаще. Иногда он с ревностью думал: "А вот если бы у Эрика такое случилось, майор бы тоже отказал? Вряд ли бы отказал. Эрик — любимчик". Киму казалось, что майор отдает предпочтение Жманцу. В детстве отчаянно хотелось, чтобы все изменилось, чтобы Левицкий с ним разговаривал так, как с Эриком, о нем так же заботился… Потом перенес всю силу любви на Лейлани и понял — сердцу не прикажешь. Ко всем майор относится просто как к подчиненным, а к Эрику — как к сыну. Потому что любит. Так и он любит Лейлани и никакие доводы рассудка не могут изменить это.

— Ким, — позвала жена тихонько. Голос совсем ослаб. Зря он здесь лежит, давно бы уже еще раз в магазин сходил за лекарством. Он поднялся. — Ты уже уходишь? — обеспокоилась Лейлани.

— Куплю еще обезболивающее, чтобы ты не мучилась. А сейчас уколю то, что осталось.

— Может, не надо? — робко возразила девушка, но он уже достал шприц из тумбочки. Откинул покрывало, очень ласково сдвинул платье вверх. Залюбовался стройными ногами. Немного помедлив, прикоснулся к ним губами.

— Ким, если хочешь… — прошептала она.

— Потом, — он нашел место, где еще не появилось шишек от инъекций. Осторожно ввел иглу.

Снова заботливо укрыл жену.

— Спасибо, — Лейлани схватила его за руку. — Не уходи пока. Полежи со мной еще немножко.

Он с готовностью лег рядом. Поцеловал ее щеку, но, кажется, лекарство еще не подействовало, Лейлани оставалась напряженной. Он с трудом уходил от жены. Иногда лежал вот так. Иногда стоял возле двери, всматриваясь в красивое бледное лицо. Дыхания почти не ощущалось. Страх вкрадывался в душу. Казалось, стоит ему уйти, и она истает — исчезнет, не оставив и следа. Снова вспомнил разговор с майором. "Хорошо хоть не выкинул Лейлани на свалку, как собирается выкинуть Бенджамина".

Ким давно заметил, что все, кого он знал, жили какой-то мечтой. Майор мечтал устроить воспитанников в городе. Воспитанники мечтали поскорее жениться, а кто женился, мечтал скорее родить детей. А вот Ким мечтал вылечить Лейлани. Накопить еды и вызвать врача из Москвы — там лучшие врачи пяти городов. Или даже ее отвезти туда. Пока мечта еще не угасала, она давала силы делать что-то для приюта: выходить на свалку, присматривать за классом добытчиков, который ему поручил майор. Если бы кто-то лишил его надежды, он бы… Он и сам не знал, что сделал бы, но понимал, что вся его жизнь сосредоточена на Лейлани.

Девушка закашлялась. Ким тут же вскочил, подал бутылку воды. Лейлани светло улыбнулась, он помог ей приподняться.

— Лейлани, мне кажется, тебе лучше не работать пока. Я поговорю с сяньшенем Дэном.

— Нет, что ты, — она отхлебнула глоток, — я тогда совсем от тоски умру. Целый день лежать в комнате и ничего не делать.

— Лейлани…

Она тихо засмеялась и, наклонившись, поцеловала его.

— Не надо хмуриться. Не надо слишком опекать меня. Все хорошо правда, я беспокоюсь… — она прикусила губу.

— Что? — подтолкнул ее Ким. — О чем ты беспокоишься?

— Ким, я давно хотела поговорить, — неуверенно начала она. — Все не решалась, потому что Диана просила, чтобы я молчала. Но мне так жаль ее…

Лейлани чаще общалась с Дианой — женой Павла Тендхара. С тех пор как Диана забеременела, она часто навещала Лейлани. Ким среди лейтенантов друзей не имел. Единственная с кем он говорил по душам, была его жена, поэтому он знал лишь о тех проблемах, о которых лейтенанты сообщали на пятиминутке. Что же такое стряслось у Тендхара, что Лейлани так испереживалась?

— Я просто не знаю, что делать, — она робко взглянула на мужа.

— Ты расскажи. Я что-нибудь придумаю, — ободрил он девушку.

— Он бьет ее, — обронила Лейлани и спрятала взгляд.

Ким даже не понял сразу.

— Кто?

— Павел.

— Павел бьет Диану? — не поверил Ким.

— Да. Давно. Почти с первых дней, как они поженились. Она плачет. Мы собственно, так и подружились. Она плакала, а я ее утешала. И она просила никому ничего не говорить. Говорит, он хороший, просто ему трудно. Но она каждый день плачет. Я не могу слышать это. Может быть, можно как-то на него повлиять?

Ким вскочил, несколько раз прошелся по комнате. Тендхары жили в соседней комнате справа. Немудрено, что Лейлани каждый день слышала всхлипы Дианы. В душе у него кипел гнев — бить слабенькую девушку. А ведь она еще и беременна!

— Ким, — испуганно зашептала Лейлани. — Ты только успокойся! Надо что-то придумать, чтобы помочь ей. Только я не знаю что.

— Придумать? — Ким снова сел на кровать. — Я вот что придумал. Поговорю с Павлом, а если он не угомонится — сам побью его.

— Он такой большой, — встревожилась Лейлани. — Вдруг он тебя покалечит?

— Пусть попробует. Это еще майор не знает. Он бы его убил.

— Тогда майору нельзя говорить… Ким, я боюсь, чтобы хуже не было.

— Лейлани, я не вижу другого выхода. Если мы будем молчать, мы Диане не поможем.

— Наверно, ты прав. Значит, поговоришь с Павлом?

— Обязательно.

— Сегодня?

— Сегодня. А ты ни о чем не переживай. Сейчас куплю тебе лекарства. Можешь их не экономить. Поняла?

— Да, — она улыбнулась.

— Все, жди меня, — он поцеловал ее на прощание.

Как только дверь за ним закрылась, Лейлани перестала улыбаться. Глотнула еще раз из бутылки. Поперхнулась, пролила воду. Быстро промокнула себя салфеткой, которую Ким заботливо оставил рядом. Закрыв бутылку, упала на постель. Полежала так, тяжело дыша.

Сердце давила тоска. Она устала бороться с болезнью, часто мечтала о смерти. Единственный, кто ее держал здесь, был Ким. В каком-то смысле, когда неизлечимо больных выбрасывали на свалку, к ним проявляли милосердие. Лучше быстро умереть, чем так мучиться.

Лейлани собралась с силами и встала. Еще один рывок в очиститель. Потом она достала из тумбочки небольшую картину из цветного пластика. Сяньшень считал, что ее можно будет дорого продать. Кусочек за кусочком выкладывала она зеленый пятнистый ковер. На нем розовый пухленький ребенок в одних трусиках играет с кубиками. Стена за ним голубая. Когда она размышляла, как украсить стену, в памяти всплыло ее свадебное платье в желтый горошек. Решила выложить три желтых круга на голубом фоне. Желтого пластика хватило лишь на два круга, но получилось красиво.

Дома в Париже на полу лежал зеленый ковер с длинным ворсом, она играла на нем в кубики. Это почти единственное воспоминание, которое сохранилось из детства. У Лейлани в голове, будто кто-то стер отдельные события, поэтому осталась такая же мозаика: сначала зеленый ковер и кубики, потом злой майор в спортзале, потом нежные губы Кима: "Скажи "да", пожалуйста, скажи…" Потом свадьба…

Если пыталась вспомнить еще что-то, начинала болеть голова и щемить сердце. Она замерла, перевела дыхание. Тут же настороженно прислушалась. Нет, она не ошиблась — Диана снова плакала.

Понедельник. Лондон.

После обеда Ева вместе с Беатой, отправились в магазин за новым платьем, а он убрал со стола, помог Доминике сделать уроки. Когда вернулась Ева, Беата демонстрировала новое платье. Следом это же платье захотела померить Доминика. Девочкам так понравилось внимание родителей, что они устроили показ мод: надевали одежду родителей, придумывали новые платья из покрывал и простыней. Наконец, успокоившись, всей семьей смотрели телевизор. После рекламы, девочки начали дружно просить колбасу, и Йорген, смирившись, пообещал ее — надо же как-то отпраздновать окончание учебного года.

Время летело незаметно. С приближением ночи Йоргену все труднее становилось играть беззаботного отца семейства. Сознание невольно готовилось к предстоящему "путешествию". В такие минуты разум становился холодным и ясным, а сам он замирал, уставясь в одну точку. Ева тут же начинала тормошить:

— Что с тобой?

Он устало смотрел, будто сквозь нее. Потом отшучивался, или задавал какой-нибудь глупый вопрос. Ему ужасно хотелось, чтобы его оставили в покое, но жена не проявляла присущей ей тактичности.

— Извини, я то ли устал, то ли заболел, — ответил он, наконец. — Что-то ни до чего нет дела.

— Ага! — произнесла она с притворным злорадством. — А кто-то ко мне приставал еще в обед.

— Извини, — еще раз покаялся он и поцеловал ее в висок.

— Иди спать, — предложила Ева.

— Ты иди, я пока еще немного посмотрю телевизор.

— Тогда я с тобой! — она прислонилась к его боку.

Поняв, что одного его не оставят, через полчаса Йорген все-таки лег в постель. Но жена будто караулила его. Стоило ему пошевелиться, как она тут же поднимала голову:

— Тебе плохо? Может, принести что-нибудь?

— Нет-нет. Спи, — успокаивал он Еву.

Через полчаса все повторялось. Драгоценные минуты уходили. Ему следовало быть на ярмарке к трем часам. Но он не мог, как обычно, выйти за пять минут до назначенного срока. Кто знает, какие неприятности ждут его в дороге. Значит, выйти надо около полуночи. Наконец, он решительно встал. Ева тут же села на кровати.

— Ты куда?

— Никуда, малышка. Пойду, попью воды. Я тебе не даю спать, да?

— Я просто за тебя переживаю.

— Не переживай, родная. Спи. Утром все будет в порядке.

Он пошел на кухню. Постоял там, слушая, не идет ли за ним Ева. Потом осторожно прокрался в спальню к девочкам, достал костюм. Он не мог ждать. Ему непременно надо выйти сейчас из дома. А Ева… Еве что-нибудь объяснит потом.

В очистителе Йорген переоделся, надел шпионский пояс, со всем необходимым, натянул на лицо маску, за ухо пристроил усилитель звука, а очки тепловизоры сдвинул на лоб. Выждал еще минуту. Бесшумно покинул квартиру. В коридоре еще постоял, мысленно обратился к Еве: "Прости". Опустил на глаза очки-тепловизоры и направился к лестнице.

Ночью на дежурстве находилось семьдесят полицейских и сорок из них сосредоточились на плюсовых этажах. Шанс встретиться с ними — один к двум, при условии, что все они находятся на лестнице, а не патрулируют этажи. В любом случае, чем быстрее он спустится вниз, тем лучше. Йорген, мягко ступая, сбегал по ступенькам. Слушал темноту, бежал дальше. Если кто-то его заметит — поднимут тревогу, начнется облава.

Он преодолел пять этажей, когда на лестничной площадке внизу услышал шорох и остановился. Нет, он не ошибся, внизу кто-то стоял. Может, какой-нибудь полуночник или беспризорник? Не дыша, Йорген преодолел еще несколько ступеней. На лестничной площадке дежурил полицейский — у него периодически мигала рация. "Что делать?" Он решил подождать немного. Не может же этот парень всю ночь простоять здесь. Главное, чтобы его не заметил. Йорген стал медленно отступать. И тут под ногой хрустнуло что-то. Полицейский сразу встрепенулся:

— Кто здесь? — крикнул он, достал парализатор, стал подниматься по лестнице. Йоргену пришлось отступать быстрее — у парня такие же очки, как у него, он без труда различит человека в темноте. Но Йорген не успел скрыться — в спину раздался голос:

— Стой, стрелять буду!

Йорген свернул в коридор и услышал, как щелкнула кнопка — полицейский достал рацию. "А вот этого допускать нельзя". Стараясь не думать о том, что вполне возможно не раз сталкивался с парнем, который сейчас выполняет долг, он вынырнул из-за угла и, сориентировавшись по звуку, метнул нож. Навыки не подвели — нож вонзился чуть ниже кадыка. Полицейский захрипел и с грохотом упал на пол. Рация с тихим треском отлетела в сторону. Йорген быстро вытащил нож из тела, вытер его об одежду полицейского. Нашел рацию. Парень еще не успел нажать вызов — это к лучшему. Теперь главное, чтобы его не сразу хватились. Он быстро оттащил труп с лестницы. Рацию брать не стал, положил на труп — на ней маячок.

Йорген опять помчался вниз. На четвертом этаже опять заметил движение. Прижался к стене. Но на этот раз ему повезло — полицейский свернул с лестницы на этаж, дав ему одну минуту, чтобы проскользнуть вниз. Оказавшись на этаже -1, он свернул в левое крыло — там находился тоннель, соединявший Лондон с ярмаркой. В комендантский час, дверь в тоннель закрывали. Подойдя к ней, Йорген сдвинул очки на лоб, включил фонарик. Ярмарка закрыта, ему придется взломать замок.

Он встал на колени, осмотрел скважину. Раньше здесь стоял электронный замок, а теперь поставили механический. Почему? Посчитали, что ничего страшного, если кто-то покинет город ночью? Но как бы там ни было, для него это сэкономит время. Хорошо, что здесь не сделали систему допуска, как в пентхауз мэра — отпечатки пальцев, сетчатка глаза и тому подобное, а то неизвестно, сколько бы он провозился здесь. Он достал отмычки из кармашка на спине, выбрал подходящую, вставил ее в отверстие замка. Немного повозившись, нащупал нужный рычажок. Чуть нажал на него и…

…Оглушительная сирена обрушилась на него со всех сторон.

Ночь с понедельника на вторник. Приют.

Свидание в подвале обычное дело в приюте. В приемнике всегда горит свет. Дежурных можно отправить спать, а самим устроиться на скамеечке. Поболтать или…

Славик Зверев закинул ногу на ногу. Про "или" думать нельзя — сразу становится неудобно сидеть. А Александра… Она вряд ли войдет в его положение. По крайней мере, не сегодня. Да и придет ли? Уверенность, которая появилась утром, исчезла вместе с дневным светом. Минуты проходили за минутами. Он взглянул на электронные часы на запястье. В приюте часы, как и форма, полагались только старшим лейтенантам. Уже первый час ночи. Не придет. Он устало прислонился к стене. Закрыл глаза.

— Эх ты, кавалер! — он вздрогнул от ее голоса и вскочил. — Приглашает на свидание, а сам спит. Может, мне уйти? — Александра стояла на пороге приемника.

— Привет! — только и смог вымолвить он.

— Здоровались уже… — нахмурилась Александра и, не дожидаясь приглашения, прошла в приемник, села рядом на скамейку.

Такое начало выбило из колеи. Он не знал, что сказать. В приемнике повисла тишина.

— Близнецы родились, — наконец, пошутил Славик, искоса посматривая на красивый профиль.

— Хочешь сказать, пруха кому-то? — губы девушки скривились. — Везня. Разве может кому-то вообще в этом мире везти? Зачем это все?

— Что все? — Зверев заметил, что Александра на взводе. Она и говорила как-то с надрывом, будто обидел ее кто-то. Что ж… Главное, она пришла. Пришла, чтобы рассказать обо всем. Значит, он выслушает. — Ты о чем, Алекс? — мягко поинтересовался он.

Девушка взлохматила короткие темные волосы, устало прислонилась к стене.

— Вот эта жизнь — зачем? — объяснила она устало. — Смотри: ты скоро женишься. Родит тебе жена двоих ребятишек. Пусть даже пруха тебе будет — близнецов родит. Получишь квартиру в городе. Станешь мусорщиком. Или даже охотником. Но в один прекрасный день тебя убьют или ранят тяжело. И что тогда станет с твоей семьей? Где тогда будет твое везение?

— Алекс, — он изумленно уставился на нее. — Ты говоришь о том, что может произойти, и из-за этого не хочешь жить? Ты еще о правнуках подумай!

— А хоть и о правнуках, — она понуро опустила голову. — Я знала, что ты не поймешь, — девушка тяжело вздохнула. — Я действительно иногда думаю о правнуках. Для чего они будут жить? Кому нужна такая жизнь? Они не увидят ничего лучшего, чем видели мы: муштру, свалку, синтетическую еду, снова муштру… Что в нашей жизни можно назвать везением? Да не только в нашей. В любой. И у них будет так же…

— А что ты предлагаешь: от голода сдохнуть или к хищникам в пасть? Это выход, по-твоему?

Александра упорно отводила глаза, а Славик пристальней всматривался в эту, казавшуюся несгибаемой девушку. Оказалось, она вовсе не такая сильная, как делает вид.

— Почему нет? — она пожала плечами. — Почему ты считаешь, что жить лучше, чем не жить? Мне порой так тошно, что и вправду думаешь…

— Алекс, ты серьезно? — он всматривался в ее лицо с тревогой.

Она вымученно улыбнулась и отвернулась от испытующего взгляда.

— Тебя никогда не интересовало, как мы оказались на этой свалке? — продолжала спрашивать она.

— Ну, как же… — Славик окончательно растерялся. — Мы ведь изучаем на духовных уроках…

— "В начале сотворил Бог свалку"? — зло рассмеялась Александра. — Ты в это веришь?

— Если честно, никогда не задумывался. Некогда было. Да и как-то… все равно. Главное, мы уже здесь…

— Как может быть все равно? — изумилась Александра. — Разве ты никогда не хотел выбраться отсюда?

— Нет, — покачал головой Зверев. — Разве это возможно?

— А легенды об Историке?

— О том, что когда-то жил человек, который точно знал, как люди оказались на свалке и как отсюда выбраться? Он же еретик, — хмыкнул парень.

— И что? А ведь как живучи легенды! Что если кому-то очень надо, чтобы мы не верили в Историка, не искали его записи.

— Если бы записи существовали, они бы давно уже нашлись. Мне кажется, лучше жить в реальности, чем несбыточной мечтой. Что тебе дала эта легенда об Историке? По-моему, только желание умереть.

— Извини, — Александра немного успокоилась. — Наверно, ты прав… — она еще раз взлохматила волосы, принужденно рассмеялась. — Я испортила тебе свидание. Только зашла и вывалила на тебя все, что накопилось. Не ту ты девушку выбрал…

— Зачем ты извиняешься? Разве можно такое в себе носить? Ты майору говорила об этом?

— Кому??? — она вскинула голову, натянулась как струна. К ней тут же возвратилась язвительность. Она с такой интонацией произнесла единственное слово, что Славик смутился.

— Ты его не любишь?

— Он что — жених, чтобы его любить? Он господин — мы рабы. Приказы не обсуждаются. Начальник всегда прав. А мадам Байи знаешь, что он сказал, когда Бенни забирал на свалку? "Я, — говорит, — Бог. И вы в моей власти".

— И что, вы с мадам Байи это всерьез приняли? — рассмеялся Зверев. — Да он просто других слов не может найти, чтобы с нашей мадам разговаривать! — он опустил голову, задумался. — Не знаю… Мы всегда к майору. Он что-то такое скажет… что нужно услышать именно сейчас.

Александра хмыкнула:

— Что-то правильное, да? А я не хочу ничего правильного слышать. Он весь такой правильный до тошноты. Железный, несгибаемый. Точно знает, что нужно делать. И для других правильные ответы наготове. Только с собой не знает что делать. Как хищник нашими жизнями живет.

— Что ты такое говоришь?

— А разве нет? Что бы он делал без этого приюта? Неужели ты не понимаешь — он как кусок свежего дерьма абсолютно ни на что не годится. Только командовать. Ни одному городу не нужен. Его бы хищникам скормили, если бы он здесь не спрятался. Будешь опять его защищать?

— Буду, — упрямо проговорил Славик. — Я может не смогу так образно как ты… Но без майора мы бы пропали. Он научил нас выживать. Дал нам смысл жизни. Дал надежду. И чувствуешь себя… Надежно чувствуешь. Что он не бросит. Прикроет.

— Это потому что он не обещал тебя скормить хищникам.

— Как не обещал? — Славик широко улыбнулся. — Да у него это любимое ругательство! Ты просто здесь два года, а вот если бы с самого начала…

— Мне и двух лет хватило! Больных детей к хищникам. Провинился — к хищникам!

— А в городах не так? — Славик заметил, как она сникла. — Знаешь, легко быть добреньким как миссис Хиггинс или мадам Байи. Их накормят, напоят, на свалку зарабатывать на жизнь не выгонят. Поэтому можно всех жалеть и ругать майора. А ему каждый день приходится выбирать между тобой и этим дауном. Скормит хищникам тебя — еще десять человек останутся голодными. Скормит его — еще одного накормит. Такова жизнь.

— Да ради чего? — у нее блеснули слезы. — Зачем такая жизнь? Я об этом и спрашивала тебя с самого начала. Объясни мне, если знаешь!

— Я не знаю, — он сник. — Да и кто может знать? Но раз живем, значит, надо, — он вновь посмотрел на Александру, голос теперь звучал уверенней. — Если живем, значит, надо до конца. Сколько отмеряно. Да и разве все так плохо? Я был у Эрика, когда родился первенец. Видела бы ты его лицо! Вот ради этого — подержать сына на руках стоило промучиться двадцать лет.

— И потерять его, как майор свою семью, — тут же саркастически вставила девушка.

— А может, и нет. Может, обойдется. Если бы все погибали — города бы вымерли. А они стоят. И мы тоже. Растем. Свадьбы играем. Первый выпуск на носу. Прорвемся, Алекс, — он осторожно накрыл ее руку своей ладонью.

Она задумчиво посмотрела на его руку и неожиданно попросила:

— Поцелуй меня…

Славик задержал дыхание. Потом медленно наклонился к ее губам. Нежно коснулся их. Тут же руками обхватил ее затылок, но она вывернулась и вскочила.

— Не надо!

— Алекс…

— Я пойду.

— Подожди, — он поднялся, попытался взять ее руку, но она отошла. — Прости, я не буду!

— Это я виновата. Ты молодой парень, нельзя тебя дразнить. Но я не могу так сразу. Прости… Я пойду.

— Пожалуйста… я не хотел тебя обидеть. Останься! — он смотрел умоляюще.

— Славик… ты мне очень помог сегодня. Выслушал. Спасибо. Знаешь, я на мгновение даже почувствовала ту же уверенность, что и ты. Ты мне нравишься. Всегда нравился… Но я не могу ничего обещать.

— Даже таких разговоров в приемнике?

— О! этого сколько угодно, — улыбнулась она.

— А мне ничего не нужно.

— Совсем-совсем ничего? — недоверчиво прищурилась она.

— Я имею в виду, что не буду торопить тебя, — смутился он. — Согласен ждать, сколько скажешь. Только приходи.

— Ты необыкновенный парень, — покачала она головой.

— Я просто люблю тебя.

— Славик…

— Правда, люблю, — и, не давая ей возразить, тут же спросил. — Придешь завтра?

— Подумаю, — лукаво стрельнула она глазами.

— Александра, — укоризненно произнес он.

— Приду. Ну… пока.

— Александра… — снова позвал он.

— Что?

— Спасибо за все.

Девушка лишь хмыкнула и пожала плечами. Когда она ушла, Славик еще посидел, прислонившись к стене. Чудесный вечер. Он даже предположить не мог, что все пройдет так. И губы у нее…

"Будет моей, — радостно твердил он про себя. — Не сегодня, так завтра. Через месяц. Через три. Все равно будет моей"

Ночь с понедельника на вторник. Лондон.

Йорген понятия не имел, что здесь установили сигнализацию. У него оставалось минуты три, пока наряд с минус третьего этажа поднимется сюда. Любая из лестниц для отступления отпадает — их первыми перекроют и сверху, и снизу. Заодно обнаружат пропажу одного полицейского. Что делать? Он быстро осмотрел все вокруг себя. Слева и справа стены, впереди дверь в тоннель на ярмарку, которую он так и не успел открыть. Наверху под потолком проходили трубы. Справа в коридор, ведущий к лифтам и лестницам, уходила квадратная труба вентиляции. Она большая, но забраться туда он не успеет. А вот слева три круглые трубы электроснабжения, диаметром сантиметров двадцать каждая — внутри них множество кабелей. Возле двери они плотно прилегают к потолку, а вот на пятачке между лифтами остается небольшой зазор, в котором можно попытаться укрыться. Рискованно, но это единственный шанс. Он разбежался по коридору, подпрыгнул и оказался на трубах буквально за три секунды до того, как с пяти лестниц почти одновременно высыпали полицейские. Йорген лежал, зажатый как в тисках, повернув голову на бок. В поле зрения оказалось человек десять. Длинноствольные парализаторы на изготовке. Где-то по три-четыре человека с лестницы, значит, всего человек пятнадцать, тут же сообразил он. Хорошо, что они шумели, как токарные станки, иначе могли бы его услышать — Йорген с трудом сдерживал дыхание. Он не видел, что они осматривали, но, судя по тому, что выстрелов не раздавалось, наверх глянуть не догадались. Конечно, если они, ожидали встретить здесь беспризорника, то смотреть вверх ни к чему — ни одному ребенку на трубы не забраться.

Один из полицейских заговорил по рации.

— Капитан Сингх, у дверей ярмарки никого нет, двери закрыты. Есть, — тут же раздались команды. — Рядовые Адельгейм, Ведерников, Трамп, Зозуля, Кейпшоу — остаются у выхода на лестницы. Рядовой Юзефович обыскать центральное крыло, рядовой Нзимби — обыскать правое крыло. Остальные за мной, посмотрим, что творится в тоннеле, может, оттуда была попытка проникновения.

Снова топот ног. Потом шутливые переругивания:

— Как всегда! Чуть что — сразу Ведерников. Я, может, тоже в тоннель хочу.

— Чуть что — сразу Трамп, — возразили ему от другой лестницы. — Как будто только Нзимби и Юзефович обыскивать умеют.

— Потише, — вступил третий, — а то еще услышат — получишь в рыло. Три месяца служишь, а на ветеранов наезжаешь.

— Ветераны, — процедил негромко Трамп. Видимо, он не хотел быть услышанным. — Три года в полиции уже ветераны… Ладно бы хоть ефрейторы какие захудалые были.

— В следующем году будут тебе ефрейторы. Ефрейторы, между прочим, фингалы точнее ставят, — из темноты хихикнули.

Трамп только пробурчал что-то под нос. Йорген смекнул, что возле лестницы оставили восемнадцатилетних новобранцев. Может, еще и обойдется…

— Блин, что за несправедливость! — это снова Ведерников. — Ведь чуть-чуть не дотянул до нормы охотника. Инструктор, зараза, даже за еду не согласился пяток отжиманий накинуть. А теперь прыгай по ночам за этими бесами.

Бесами в полиции назвали беспризорников.

— Дурак ты, — снова раздался ехидный голос из темноты. — Я специально не старался. Чё там у охотников? На два ящика еды зарплата больше? Зато тут люди до старости доживают, а у них что ни месяц, то похороны.

— Ага, до старости! — заспорил Трамп. — Мы тоже за неделю сержанта, ефрейтора и двух рядовых похоронили, забыл? Вот сейчас встретится еще один такой Лифтер лейтенанту — и каюк.

— Да ладно тебе, — перебил Ведерников. — Их там толпа целая. Скорее Нзимби или Юзефовича порежут.

— Типун тебе на язык, — это уже четвертый от самой дальней лестницы.

— А я все равно, хочу быть охотником, — продолжил, Ведерников тише. — Всю жизнь мечтал…

Йорген решал, что делать дальше. Можно подождать пока все утихнет, и полицейские уберутся на этаж -3. Только вот тогда сигнализацию снова включат и неизвестно, как и когда он сможет на ярмарку попасть. А сейчас двери в тоннель открыты. Попытаться туда проскользнуть? Если получится — в тоннеле есть ответвления. Они хоть и закрыты на замок тоже, но вряд ли там сигнализацию установили. Можно вскрыть дверь быстренько и там спрятаться, подождать, когда они уйдут. Они уже за собой двери проверили, второй раз вряд ли проверять будут. Правда, тогда двери ярмарки закроют, и он уже застрянет в тоннеле, пока комендантский час не кончится — двери не откроют, а потом придется ждать, когда в город будут возвращаться много людей — тогда полицейские из визовой службы не смогут вспомнить, выходил Йорген из Лондона или нет. Кажется, это лучший вариант. Он еще раз скосил глаза вниз.

Ближе к нему Ведерников, он даже видел, как тот расслаблено прислонился к стене. Он мог бы убить его на счет раз. Но убивать не хотелось. Лучше бы проскользнуть по-тихому, пока они внимательно не приглядываются.

Мысленно он уже составил в голове два плана. Лучший и худший. Худший — это придется зарезать Ведерникова, мечтающего стать охотником, забрать у него парализатор, обездвижить остальных. Оружие полицейских убивает только если очень точно попадешь в солнечное сплетение — тогда останавливается и сердцебиение, и дыхание. При попадании в голову человек теряет сознание, в остальных случаях лишь обездвиживает какую-то часть тела в зависимости от установленной мощности на срок от одного часа до суток. В общем, пока он справится с этой командой — поднимется шум, набежит еще толпа народу, придется обездвижить или убить и их. А дальше… о том, что будет дальше, не хотелось даже думать. Если он и справится, обратной дороги не будет, придется просить убежища на родине — в Нью-Йорке. Еву и дочек он потеряет навсегда. Черт бы побрал этого Депрерадовича — не сдох, сволочь до сих пор. Лизы нет, а он живой. Наверно, повышение в звании получил…

Йорген остановил себя, начал обратный отсчет: десять, девять, восемь… Ему бы только нырнуть в коридор в левом крыле, и тогда полицейские, охраняющие лестницы его уже не увидят. Четыре, три, два… Трамп стал рассказывать анекдот. Как же ты, кстати, мальчик… Ноль!

Дождавшись взрыва смеха, Йорген выскользнул из-за труб и мягко спрыгнул вниз. Гладкий костюм не зашуршал. Два шага — и он в левом крыле, невидимый для всех.

— Кто здесь? — вскрикнул Ведерников.

"Ну и нюх у парня. Хорошим был бы охотником", — Йорген приготовил нож.

— Ты чего? — спрашивает Трамп.

— Мне показалось, кто-то спрыгнул сверху и в левое крыло нырнул, — объясняет парень.

— Показалось… — лениво отзываются в ответ.

— Надо бы проверить, — настаивает Ведерников.

Йорген слушает его шаги, прижавшись к стене. Один, второй… Сейчас он покажется в проходе…

— Ведерников, стоял бы ты лучше на месте. Сейчас бес проскочит на лестнице — и не то, что охотником не будешь — из полиции вылетишь.

Парень остановился, не сделав третьего, рокового шага.

— Так проверить бы надо… — голос звучал неуверенно.

— Нзимби вызови. Ему поручили — вот пусть и проверяет. Он у нас как хищник — действует быстро. Наверняка свою работу уже закончил.

Йорген услышал, как Ведерников потопал обратно к лестнице. Опустил руку, проглотил слюну. Обошлось. Он бесшумно направился к открытым дверям тоннеля. За спиной опять разговаривали по рации:

— Рядовой Нзимби, кто-то проскользнул в левое крыло, надо бы проверить…

Йорген уже вошел в тоннель. Впереди замаячили бледно-красные фигуры. Значит, и они его видят. Он подбежал к ближайшей двери. Хорошо, что здесь замки проще, он вскрыл в три секунды и спрятался за дверью. На всякий случай ушел глубже — вдруг решат проверить. Снова замер прислушиваясь, потом включил усилитель звука, спустил в ухо проводок.

— Рядовой Нзимби, что вы здесь делаете? — различил он далекий голос.

— Господин лейтенант, разрешите доложить. Правое крыло по вашему приказанию проверено, никто не обнаружен. Рядовой Ведерников заметил, как кто-то проник в левое крыло. Я пошел вам навстречу.

— Откуда же он проник, если лестницы перекрыты, а правое и центральное крыло проверял ты и рядовой Юзефович?

— Не знаю, господин лейтенант, — растеряно ответил невидимый Нзимби.

"Пронесло", — подумал Йорген.

— Господин лейтенант, — раздался другой голос, — а вы разве не видели, кто-то у дверей показался, когда мы возвращались? Мне кажется, в левый тоннель свернул. Давайте проверим.

— Ладно, проверим. Оружие наизготовку.

Он услышал легкий шорох — открыли дверь в тоннель, где он прятался. "Да что же это за невезуха такая?"

— Видите, господин лейтенант? — когда мы на ярмарку шли, здесь закрыто было. А теперь — открыто. Точно сюда успел проскользнуть бес.

Йорген неслышно отступал вглубь. Пусть попробуют его поймать: по этим тоннелям можно всю жизнь бродить, главное, не заблудиться. Эта же мысль пришла в голову и рядовому Нзимби.

— Думаете, этот бесенок будет нас ждать? Уйдет глубже. Мы тут целый год можем за ним гоняться.

— Вот и надо его загнать так, чтобы обратной дороги не нашел, — разозлился Курмаев.

В этот момент, под ногами Йоргена что-то противно хрустнуло, он подвернул ногу, упал на стену. Древняя кладка с шумом стала осыпаться.

"Если не везет, то надолго", — стиснул зубы Йорген, чтобы не выматериться от боли в ноге.

— Выходи по-хорошему, — крикнули ему из темноты. — Поймаем, ведь на куски порвем!

"Или к хищникам выкинете…" — устало подумал он и, покрутив ногой, осторожно пошел дальше.

Ночь с понедельника на вторник. Приют.

Единственная женщина в команде охотников была и агрессивно-сексуальной, и неприступной, как город для хищников. Казалось, ей нравилось, играть с парнями. Охотники хотели и ненавидели ее. Марк не стал исключением. Хотя ненависть появилась не сразу. Сначала только презрение, какое испытывает каждый сильный по отношению к навязанному ему слабому. Лиза и Йорген стали охотниками почти одновременно с Марком, только до этого они работали мусорщиками, а он служил в полиции. Марк прослужил в команде три месяца, когда в один день погибло сразу два охотника. Восемнадцать парней собрались в тренажерном зале, чтобы познакомиться с новыми членами команды, лишь недавно сдавших тест.

Сначала появился Йорген — обаятельный, смешливый парень. За ним — Лиза: красивые бедра затянуты в черную блестящую юбку, серебристая блузка расстегнута на пару пуговиц, так что почти видна грудь. На это охотники обратили внимание в первую очередь. И только потом на правильные черты лица, пухлые губы с ярко-красной губной помадой и длинные каштановые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Марк хмыкнул: "Зачем таких берут? Вместо мусорщиков, будем еще одну задницу прикрывать"

Так думал не он один, потому что тут же посыпались подколы от ветеранов:

— Какая девочка! — притворно задыхаясь от волнения, проблеял младший лейтенант Ньюманн. — Прости за любопытство, а жить ты тоже в нашем общежитии будешь?

Лиза медленно перевела на него взгляд, улыбнулась, приподняв верхнюю губу. Все полюбовались ее ровными белыми зубами. Красиво поманила пальчиком Ньюманна.

— Иди, сюда. Только тебе, малыш, я скажу на ушко, где я ночую, — ничего не подозревающий младший лейтенант приблизился, и она молниеносным ударом врезала ему в челюсть, так что он отлетел на руки товарищей.

— С…! — заорал он в бешенстве, вытирая сочащуюся из губы кровь. — Я тебя убью.

Товарищи благоразумно придерживали его, уговаривая одуматься. Вместе с тем делали знаки Лизе, чтобы она ушла потихоньку. Рядовой Бреквел вскинула подбородок:

— Попробуй, убей.

Тут уже охотники решили, что наглую девку надо проучить. По морде она мужику съездила, потому что он не ожидал, но в честном бою девушка не может справиться с парнем. Ньюманна отпустили.

Он в одно мгновение подлетел к Лизе, размахнулся, чтобы ударить ее в лицо. Все ждали, что сейчас девка отлетит к стене так же, как младший лейтенант и конфликт будет исчерпан. Но она сделала шаг назад, чуть повернувшись спиной к Ньюманну, кулак просвистел мимо предплечья — Марк заметил, что плечом она изменила траекторию движения руки противника, тут же замахнулась ребром левой ладони на шею Ньюманна. Лейтенант пытался блокировать удар, а Лиза правой рукой наотмашь вмазала в солнечное сплетение. Парень повис у нее на руке, потом отступил, согнувшись, пытаясь вдохнуть. Все молча смотрели на эту сцену, длившуюся около десяти секунд. Когда Ньюманн выпрямился, желания убить девушку у него поубавилось.

— Я умею драться, — сообщила ему Бреквел. — А ты нет. Еще раз назовешь меня девочкой — сломаю руку.

Парни поверили, что так и сделает. Тут еще кто-то шепнул, что "у девки связи на верхних этажах", от нее отстали. Умеешь драться — молодец. Есть связи — умничка. Может быть, и стала бы она полноправным членом команды. Стали бы ее воспринимать, как "мужика с длинными волосами". Так нет же, она ни на минуту не давала забыть им, что она — красивая женщина. Спасибо, хоть не жила с ними в общежитии и не переодевалась в их присутствии. Зато она могла явиться на холостяцкую вечеринку, посвященную женитьбе кого-нибудь из охотников в сногсшибательном платье с разрезом чуть не до пупка. Все благоразумно держались от нее на расстоянии, но веселье шло насмарку. Потому что, какое тут веселье, когда человек десять голодных парней взгляд не могут отвести от ее стройных ног. Но и этого ей мало. Она еще выбирала себе кого-нибудь в жертву и старательно его обхаживала. Но стоило парню потерять контроль, и попытаться хоть потрогать сидевшее рядом сокровище, следовало неминуемое наказание — удары по болевым точкам, а то и вывихнутые руки для особо непонятливых.

Однажды Лиза объявила охоту на Марка. Началось все с того, что перед выходом на свалку она становилась напротив, чуть расстегнув охотничий костюм, под которым виднелось обнаженное тело. Охотники надевали костюм на цивильную одежду. Ей это не нравилось. Воображение услужливо подсказывало, что чуть-чуть потяни молнию вниз и покажется роскошная грудь. Марк взглянул в красивые карие глаза и отвернулся. Но Лиза не отстала, маячила перед глазами. То поглаживала бедра, то делала какие-то волнующие движения. И однажды Левицкому это надоело. Он рывком притянул ее к себе, зажав одну ее руку между телами, а вторую выкрутив назад. Лиза зашипела. Сначала Марку показалось, что она попытается укусить, но девушка лишь процедила сквозь зубы:

— Не трогай меня, ефрейтор Левицкий!

— Не играй со мной, ефрейтор Бреквел! — парировал он так же зло и оттолкнул ее. Однако Лиза не успокоилась. Она кинулась к нему, ударила ногой, он легко ускользнул в сторону, захватил ногу и швырнул на пол, постаравшись ничего ей не сломать. Она снова вскочила. На этот раз нападать не спешила, кажется, обдумывала лучшую тактику. Наконец атаковала, но Марк молниеносно захватил руку, повернулся к девушке спиной, и снова швырнул на пол, на этот раз через себя. Когда же Лиза напала в третий раз, он решил, что хватит церемониться. Блокировав удар, сделал подсечку, выгнул ей руку так, что она вскрикнула от боли. Опустил девушку на пол, все так же держа руку. Лиза кривилась от боли и кусала губы. Марк стоял на коленях над ней.

— Хочешь еще? — мрачно спросил он.

— Ага, — простонала Лиза. — Отпусти!

Он ослабил захват, но держался настороже. Она расслабленно лежала на полу у его ног.

— Где ты так научился драться, Левицкий? — поинтересовалась она.

— Я два года служил в полиции, — объяснил он.

— А-а-а, — понимающе протянула она. — Слушай, Левицкий, а давай поженимся.

Несколько мгновений Марк ничего не отвечал, ожидая, что она рассмеется. Лиза вывернулась из его рук, села на пол, заглянула в лицо.

— Первый раз встречаю парня, который сильнее меня. Давай поженимся, Левицкий.

— Давай, — неуверенно произнес он.

— Завтра, — предложила Лиза.

— Давай завтра, — пожал плечами Марк, ожидая подвоха. — Только тогда надо сегодня предупредить нашего врача.

— Так пойдем, предупредим, — легко согласилась она. Они встали, еще раз взглянули друг на друга и направились к лифту. Поднявшись из общежития на плюс второй этаж, где располагалась больница, свернули в правое крыло. Лиза сама нажала кнопку вызова доктора Ойвина, который курировал их команду, по совместительству, как и все врачи, являясь священником.

Он недоуменно уставился на пару, стоящую возле дверей правого крыла, где находились его больные:

— Марк, Лиза… Вы заболели?

— Нет, нам нужно, чтобы вы нас обвенчали завтра, — начал Марк, косясь на Лизу.

— В десять утра, — подхватила девушка.

— Обвенчал? В десять? — до Ойвина трудно доходило. И Марк почему-то ждал, что Лиза посмеется над ним. — В десять… — растерянно повторил священник. — Ну, да. Вы хотите пораньше, чтобы потом устроить торжественный обед…

— Обеда завтра не будет, — поправила его Лиза. — Обед будет послезавтра.

— Но как же… Обычно…

— У нас не будет как обычно. Так что, можно на вас рассчитывать? — уточнила Лиза.

— Да-да, конечно, — неуверенно пробормотал доктор.

Они направились обратно к лифту, а врач смотрел им вслед.

На следующий день произошло рекордное по краткости венчание, после которого молодые удалились в комнату, за аренду которой Марк заплатил еду еще предыдущим вечером…

Обещанный обед тоже устроили. Товарищи за эти сутки успели свыкнуться с мыслью, что холостяцкой вечеринки не будет, и что Марк теперь женатик. Он переживал, что Лиза после свадьбы будет так же завлекать мужчин — внезапно он осознал, что жутко ревнив. Но девушку будто подменили. Шикарные платья она не выкинула, но надевала их исключительно на приемы у мэра, когда им давали очередное звание или награждали за успешную операцию. Но даже там Лиза практически не отлучалась от Марка. Величественная и красивая плыла по залу, не замечая восхищенных взглядов. С томным высокомерием беседовала с женщинами. Пристально следила за тем, чтобы к Марку не подходили красотки из службы сервиса. Но его никто не волновал кроме жены. И глядя на ее длинные ноги в разрезе вечернего платья, он думал: "Пусть смотрят. Кроме меня это никому не достанется".

Марк тупо смотрел на экран, где крутая шпионка, с нежной душой сначала убивала человек тридцать, потом рыдала из-за какого-нибудь пустяка, снова шла убивать, снова рыдала. "Опять брехня…" — оценил он. Марк понимал, что для шпионской профессии нужен характер как у Лизы. Она умела играть любую роль, но внутри оставалась несгибаемой. Такая вот слюнтяйка свихнется после первого же задания. Если за каждую ерунду так переживать, никакие нервы не выдержат. Марк посмотрел на часы — третий час ночи. Есть надежда, что он уснет без сновидений. Он выключил телевизор.

Ночь с понедельника на вторник. Лондон.

Преследование продолжалось уже около получаса. Йорген медленно отступал в глубь тоннеля, преследователи так же медленно пробирались вперед. Предложив сдаться один раз, они прекратили разговоры, только перешептывались изредка. Благодаря усилителю, он слышал и шепот. Полицейские переговаривались о найденном в подъезде трупе, помочь это ничем не могло.

Йорген сделал еще два шага — и тут перед ним оказалась стена. Он уперся в нее руками, тщательно ощупал. Явно металлическая дверь, но ни единой щелки чтобы открыть ее, он не нашел. Только какой-то странный круг в центре с рельефным рисунком. Надо же было так вляпаться! На этаже -1 существовало множество тоннелей. Один из них соединял Лондон и ярмарку, другие ответвлялись от него и вели в тупики, некоторые уходили вглубь под землю на многие километры. Подробную карту не составляли, поскольку пользовались лишь центральным тоннелем. Оттуда желающие мог попасть в другой город — если у него есть виза, конечно — или в приют. Боковые ответвления пробовали исследовать, но кладка там обветшала, и пользоваться ими стало опасно для жизни. Центральный тоннель города, как могли, поддерживали в порядке, так же как и ярмарку, а вот боковые забросили. Сегодня, по какой-то злой закономерности, Йорген попадал из одной ловушки в другую, будто все ополчились против него. Из боковых ответвлений он выбрал именно то, которое привело к тупику.

Теперь шансов уйти отсюда живым, совсем не осталось. Он прижался к стене, достал нож, несколько металлических звездочек. Его учили пользоваться такими в разведшколе, но он давно не практиковался. "А может, сдаться?" — мелькнула шальная мысль. Тут же ответил себе — бесполезно. Все равно скормят хищникам, только, возможно, сначала будут пытать. Лучше бы они не узнали, кто он, иначе достанется и Еве, и дочкам.

Шаги приближались. Внезапно послышался шум. Кто-то вскрикнул, выругался. Шелест камней. "Опять осыпалась кладка", — догадался Йорген.

— Господин Курмаев, разрешите обратиться! — послышался чей-то обиженный голос. — На кой ляд мы по этим катакомбам лазим? Давайте туда шашку кинем — он сдохнет. А то еще и нас присыплет — будет братская могила.

— Дело, — согласился Курмаев, которому не улыбалось погибнуть здесь. — Сейчас уточню, — послышался писк рации. — Докладывает лейтенант Курмаев. Преследуем беспризорника в тоннеле ярмарки. Поступило предложение использовать против него шашку. Есть. Устанавливай, — тут же отдал он приказ.

В тоннеле завозились. Йорген убрал нож, полез в напоясные карманы. Респиратора на месте не оказалось. "Мои молитвы услышаны, — мрачно подумал он. — Умереть умру, а опознавать никто не будет". Он снова проверил карманы — ведь точно знал, что респиратор он клал. Такие вещи всегда могут пригодиться. Из тоннеля потянуло сладковатым запахом. "И вентилятор включили, чтобы самим не отравиться", — раздраженно подумал он. Еще раз обшарил карманы.

— Эй! — крикнули ему. — Выходи, пока не поздно!

"Хрен вам", — мрачно ответил он про себя. Машинально опять открыл кармашки, которые располагались на поясе впереди. Ничего. Инстинктивно задержал дыхание. Понимал, что не спасет, но организм стремился выжить. Такой газ убивает минут за пять. Так что преследователи долго не задержатся. А самое ценное в газе то, что уже к утру он станет абсолютно безвреден. Люди смогут спокойно идти по своим делам.

"А что у меня на спине? — вспомнил он. — Когда доставал отмычки, что-то там мешалось", — он сунул руку за спину, достал отмычки, рукой нащупал резиновую ленту. Не веря удаче, потянул на себя. Так и есть — респиратор. Он натянул его на лицо, растеряно соображая "Как он мог там оказаться? Я ведь клал его впереди, такая вещь должна быть под рукой. Для нее даже кармашек специальный создали". Никакого объяснения этому, кроме того, что его вещи проверяла Ева или дочки он найти не мог. Хорошо бы дочки… Но с другой стороны, этот костюм он положил на антресоли, перед тем как уйти на свалку. Дома в это время оставалась только Ева. Дочки пришли при нем и на антресоли не забирались — он не пустил Доминику, когда она хотела проверить, оставил ли он там порядок. Может, потом? Но тогда бы они непременно прибежали, спросили, что это такое. Любопытство бы разобрало. Значит, Ева. Поэтому и караулила его ночью? Очень может быть…

— Все, идем, а то сами задохнемся, — услышал он негромкий приказ. Вскоре шаги и голоса затихли.

Респиратора ему хватит еще минут на пятнадцать. Как раз, чтобы полицейские убрались подальше. А он пока…

Йорген включил фонарик и внимательно осмотрел дверь. Его заинтересовал рисунок. Синий луч осветил круглую металлическую бляшку на двери. Сначала показалось, что нарисовано дерево без листьев — такие показывали по телевизору в фантастических фильмах о зиме. Йорген любил смотреть фильмы, в которых показывали разные времена года. За один час перед глазами и зима, и весна, и осень… У них-то никакой смены времен года — всегда над головой мутно-желтое небо, а раза два в месяц — кислотные дожди…

На картинке изобразили ствол, стоявший на постаменте, похожем на толстую букву "Н", у которой забыли нарисовать правую палочку. Осталась только левая стена и перекладина. Из оставшейся стенки буквы рос тоненький ствол, от которого вправо и влево отходили ветви, имевшие еще на множество ответвлений. Они причудливо изгибались, будто были мягкими, как шнурки. На вершине ствола выделялась круглая впадина. На конце нижней правой ветки, та, что начиналась почти у самого основания ствола, прилепили маленький металлический шарик.

Йорген рассматривал рельеф с минуту. И тут до него дошло. Вот эта толстая недописанная буква "Н", — это же Лондон. Левое, правое и центральное крыло. А от левого крыла идет центральный тоннель и заканчивается он круглой впадиной — ярмаркой. А эти изгибающиеся ветви — тоннели. Явно не все, лишь некоторые. А этот шарик — дверь, возле которой он сейчас стоит. Что это значит? Он еще раз осветил всю дверь — кроме круглого рельефа, расположенного примерно на уровне глаз человека, она оказалась абсолютно гладкой, напоминающей даже не металл, а бетон. Будто цельная плита, уходящая краями куда-то в кирпичные стены тоннеля. Такое открыть никто не сможет. У Йоргена появилось ощущение, что и дверь, и рисунок на ней неслучайны. Почему-то на память пришла легенда об Историке. Те, кто верил, что этот человек когда-то существовал, тоже упоминали, о таинственных дверях и рисунках на них. Может, эти рассказы не лишены основания? Легенды появляются из каких-то реальных фактов. Только потом они стираются из памяти, сочиняется что-то невероятное…

Йорген выключил фонарик и медленно пошел обратно. Когда выглянул в центральный тоннель, там стояла кромешная тьма и абсолютная тишина. Полицейские убрались, закрыв дверь в город. Он взглянул на электронные часы. До назначенного срока оставалось пять минут. Он снял респиратор и помчался к ярмарке. Хорошо, что двери туда никогда не закрывали. Он ворвался в громадный зал без одной минуты три. Никого не увидел и не нашел ничего лучшего, как крикнуть:

— Господин Депрерадович! — он этого гада знал — опоздай хоть на минуту, снесет башку.

— Отлично, майор Бёрьессон, — из-за ближайшей колонны послышался знакомый мягкий голос. — Кажется, ты еще не растерял навыков.

Над ними включили мягкий свет. Ярмарка представляла собой громадную окружность, площадью свыше двадцати квадратных километров. Никаких изысков здесь не создали: бетонный пол, низкий бетонный потолок — чуть выше двух метров; бетонные столбы, поддерживающие потолок каждые десять метров. Пространство ярмарки разделили между пятью городами. Выделили уголок и для приюта — дети тоже стали приносить товары для продажи. По воскресеньям с пяти утра повсюду устанавливались разборные столы и полки, на них раскладывались самые разные товары — от банок с едой до новейшего Укуса охотника. Любой житель города мог купить то, что ему нужно. Если, конечно, у него достаточно еды для этого.

Депрерадович вышел навстречу Йоргену из-за столба, находившегося в тридцати метрах. Берьессон всматривался в идущего к нему человека. Начальник сильно сдал за эти годы: щеки и лоб покрыла сеточка морщин, глаза будто запали, под ними темные круги. Но осталось главное, что отличало Божана — стиль. Дорогой костюм тщательно выглажен и сидит на нем как влитой. Движения плавные, так что невольно залюбуешься. Когда Йоргена и Лизу отправляли в Лондон, он имел звание майора и отвечал за вербовку агентов внутри города. Интересно, до каких высот он дослужился теперь. Депрерадович тут же известил о своем нынешнем положении.

— Когда я готовил тебя к заданию, ты был шестнадцатилетним мальчишкой, рядовым разведотдела. А теперь передо мной майор охотников Бёрьессон, отец семейства, — мурлыкал он. — Разреши и мне представиться. Генерал-лейтенант Депрерадович, глава разведотдела в Нью-Йорке.

Йорген с трудом сохранил самообладание. Он знал, что такое глава разведотдела — при умелой политике этот человек мог стать сильнее мэра. У Депрерадовича были все данные для того, чтобы сделать это.

— Майор Бёрьессон, мне кажется, ты как-то расслабился за эти годы. Ты не хочешь поприветствовать старшего по званию?

Йорген вытянулся в струнку, отдал честь:

— Генерал-лейтенант Депрерадович, майор Бёрьессон по вашему приказанию прибыл.

— Вольно, майор, — удовлетворенно кивнул тот. — В другое время я бы с удовольствием посидел с тобой за рюмочкой ликера, послушал о нелегкой жизни охотника, рассказал о своих трудностях. Но сейчас время дорого. Я вызвал тебя, чтобы лично передать задание. Я уверен: ты не забыл присягу, которую дал родине. Нью-Йорк по-прежнему нуждается в тебе, майор Бёрьессон.

Йорген не дрогнул, когда слушал эту пафосную чушь. Он прекрасно понимал, что Божан говорит то, что должен сказать. Слова нужно произнести не столько для Йоргена, сколько для молодых бойцов, спрятавшихся за колоннами с парализаторами. Он успел заметить одного, но знал, что их не меньше пяти. Даже будучи майором, Божан тщательно заботился о собственной безопасности.

— Задание очень простое, — продолжал мурлыкать Депрерадович, сложив руки домиком и постукивая кончиками пальцев друг о друга. — Но думаю, все же, чтобы ты лучше проникся важностью задания, я начну с предисловия. Давай-ка пройдемся, так мне легче думается, — Божан взял Йоргена под руку и повел куда-то между столбов ярмарки, то и дело вглядываясь вдаль. — Ты знаешь, зачем создан разведотдел? — спросил он первым делом.

— Потому что есть секреты, которые мы не хотим покупать, а хотим получить даром.

— Грубо, — добродушно рассмеялся Депрерадович, — но в точку. И, между прочим, Нью-Йорк до этого додумался в первую очередь. А теперь, когда разведотделы есть в каждом городе, нью-йоркская разведка все-таки самая сильная. Потому что остальные делают упор на контрразведку, и только мы по-прежнему готовим и засылаем агентов повсюду. Ты гордишься своей родиной? — он всмотрелся в лицо Йоргена. — Нам есть чем гордиться… — он объяснял неспешно и обстоятельно, из чего Йорген сделал вывод, что дело, которое ему хотят поручить, не просто сложное, а суперсложное. Божану для чего-то надо вдохновить его всеми доступными способами. — Издавна повелось так, — начал он читать лекцию по истории, — что лучшие врачи живут в Москве и именно в этом городе лучшие лекарства. Париж славится стройматериалами — очень экономными и красивыми. В Лондоне — самая вкусная еда. В Токио — новейшие компьютеры. Нью-Йорк держит первенство в области вооружения. Мы продаем друг другу технологии за определенное количество еды или воды. И как ты метко выразился, иногда за что-то мы платить не хотим. Но знаешь, это не главная наша проблема, — он остановился перед Йоргеном. — Главная наша проблема в том, что есть такие секреты, которые другие города продавать не хотят ни за какое количество еды. А они нам очень нужны, — он потеребил мочку уха. — Ты знаешь, каким было последнее задание Бреквел? — спросил он без перехода, в миг посуровев.

— Никак нет, господин генерал. Она сказала, что это дело поручили лично ей, — отрапортовал Йорген. Депрерадович любил играть в доброго начальника, вот так ходить под ручку, похлопывать по плечу, но по отношению к себе требовал безукоризненного исполнения устава — Йорген это помнил очень хорошо. Внезапно в шее стрельнуло, он машинально размял руками занывшую как от простуды мышцу. Депрерадович терпеливо ждал, когда Йорген снова встанет по стойке смирно.

— Хорошая была девочка, — с сожалением произнес Божан. Йорген знал, что сожаление это искреннее, хотя скорбит он не о Лизе, как о личности, а сожалеет о потере ценного сотрудника, которого удается воспитать раз в десять лет. Не случайно уже в шестнадцать лет ее назначили главной в их паре. — А знаешь, почему ее убили? — снова спросил он.

— Никак нет, — снова откликнулся Йорген. — Могу предположить, что ей удалось задание, но лондонская контрразведка ее раскрыла.

— Ты умница, Бёрьессон, — расцвел шеф. — Все именно так и было. И самое обидное — она не успела передать нам материалы, которые выкрала. Мы считали, что лондонцы их вернули себе, а потом перепрятали. И вот недавно — сюрприз. Один человек из Лондона за определенную плату дал нам копию единственной вещи, которую они изъяли у Бреквел. Маленький диск с дурацким стишком, — он достал из кармана наладонник, вставил туда крошечный диск, и продемонстрировал его содержимое Йоргену. — Догадываешься, что это такое?

Йорген прочитал:

"Мистер Би пошел гулять,

Получил оценку пять,

Завтра снова он пойдет,

И тогда он кол найдет".

— Стишок, — помедлив, промолвил Йорген. — Лиза сочиняла такие, чтобы запомнить, что и в каком тайнике хранила. У нее много тайников было.

— Значит, перед смертью она спрятала что-то и сочинила стишок, — уточнил Божан. — Стишок для тебя, правда, мистер Би? — Йорген не мог не согласиться. Мистер Би — это шпионский псевдоним, который присвоили Йоргену. Он — мистер Би, а Лиза — мисс Би. Если Лиза начала стишок с его псевдонима, значит, для него и писала.

— Лондонская разведка считает, — продолжил генерал, поняв, что подчиненный уловил его мысль, — что тут обозначено место, где она спрятала то, что выкрала. И я с ними полностью солидарен. Скорей всего, она почувствовала слежку, потому и оставила послание для тебя, зная, что ты разберешься. Хочу сразу предупредить, что задача не из простых. Этаж +51 и +15 в Лондоне проверили всеми доступными способами. Потом так же проверили и минусовые. Как ты понимаешь, разобрать весь город по камушку они не могут. Итак, ты понял, чего хочет от тебя родина?

— Я должен расшифровать загадку и достать эти материалы.

— Золотой ты мой, — умилился Депрерадович. — Как приятно работать с профессионалом, — он похлопал по плечу Йоргена. — Нью-Йорк щедро заплатит тебе, когда ты выполнишь это задание. Стишок запомнил?

Бёрьессон задумчиво кивнул.

— Господин генерал, разрешите обратиться, — попросил он.

Губы Божана скривились: он очень надеялся, что никаких вопросов у разведчика не возникнет.

— Что ты хотел? — поинтересовался он неприязненно.

— Господин генерал, вы же понимаете, что любой тайник найти очень трудно. Я не знаю, смогу ли расшифровать то, что она мне написала, но даже если смогу, то неизвестно, обнаружу ли тайник…

— У тебя нет права на неудачу, — отрезал Депрерадович. Маска любезности мгновенно слетела с него. Он говорил, чеканя слова. — Ты ведь знаешь, что сделали с семьей Бреквел ребята из контрразведки? Так они могут и к тебе прийти, — на лице Йоргена заходили желваки, но он промолчал. — А теперь, майор Бёрьессон, ты свободен. Сколько тебе нужно времени для выполнения задания?

— Три недели, — хмуро обронил Йорген.

— Даю тебе неделю, — вынес вердикт Божан.

— Дайте хотя бы две! — возмутился Бёрьессон.

— Десять дней и ни дня больше, — отрезал генерал. — Сегодня шестое мая. Шестнадцатого мая в три часа ночи я снова жду тебя здесь с материалами. И еще: ты ведь знаешь, что такое приказ и что бывает за его неисполнение, правда? Материалы, которые Лиза украла, находятся где-то в Лондоне. Я не знаю, как ты их найдешь: с помощью этого стишка или как-то иначе. Через десять дней эти материалы ты должен передать мне. Все ясно?

— Так точно, господин генерал.

— Можешь идти, — скомандовал Депрерадович.

Йорген развернулся по уставу и, чеканя шаг, пошел в сторону лондонского тоннеля.

Депрерадович смотрел ему вслед. Он никому не мог поручить это задание. В Лондоне как взбесились — раскрыли и уничтожили трех агентов. Сейчас там оставался только один беспризорник, но он для таких целей не годился. Вот тогда и вспомнил Депрерадович о забытом напарнике Бреквел. И с удовольствием узнал, что тот живет и здравствует. "Кажется, этот парень очень любит свою семью, — думал он. — Значит, будет очень стараться не разочаровать меня. Но не мешало подстраховаться". На этот случай они вживили Йоргену под кожу жучок. Новейшая разработка Токио, за технологию которого Нью-Йорк отдал огромное количество еды. Божан никогда ничего не делал без цели. Прогуливался с Бёрьессоном под ручку он не для собственного удовольствия, а для того, чтобы поставить майора под нужным углом к снайперу. Вот теперь и послушаем, как он будет стараться выполнить задание.

Вторник. Приют.

Марк тихонько открыл входную дверь и незаметно проскользнул в спальню. Сел на кровать и тупо уставился в стену: он не мог прийти в себя. Минут через пять послышался осторожный стук — так стучал только отец.

— Заходи, пап, — пригласил он.

Отец аккуратно прикрыл за собой дверь, сел напротив Марка, на кровать его сестры.

— Сын… — негромко начал он. — Я знаю, это нелегко перенести, но мне кажется, ты должен взять себя в руки. Как ни крути, а редко кому удается вырваться со своего этажа. Думаешь, я не мечтал стать мусорщиком? Но я, как и мои родители, как мой дедушка и прадедушка, стал лифтером. Нет ничего зазорного в том, чтобы пойти по стопам родителей. Кто-то должен обслуживать лифты, проверять их исправность, ремонтировать в случае надобности. Представляешь, что было бы, если бы в городе не осталось ни одного лифтера, все бы ушли в мусорщики или охотники? Я знаю, ты много готовился к этому дню, но…

— Отец, мне присвоили звание рядового полиции, — нашел в себе силы перебить его Марк.

— Что? — не понял отец — он ожидал совсем другого.

— Я сдал тест. Меня не взяли в мусорщики. Меня взяли в полицию. Сразу. Завтра к шести утра нужно с вещами прибыть в общежитие.

— Так… Так чего же ты… — недоуменно воззрился на него отец. — Я-то думал, пришел неслышно, ничего не сказал, значит, провалился… Мать, Марина! — крикнул он. — Идите скорее сюда! — схватил Марка за руку. — Да мы сейчас такой пир закатим!

— Не надо! — испуганно остановил он отца.

— Почему не надо? Да что с тобой, Марк?

В комнате появилась сначала мама, а следом протиснулась мимо нее сестренка:

— Что случилось? — поинтересовалась она.

— Марка взяли в полицию, — сообщил отец. — Представляете? Мы едва могли надеяться, что его зачислят в мусорщики, а он сразу в полицию. Представляете?

— Марк, правда? — подлетела к нему сестра. Села рядом, заглянула в лицо. — Правда? А чего ты такой хмурый? Я сейчас же позову Паулу и Эоджен!

— Не надо, — запретил ей Марк.

— Почему не надо? — точно как отец удивилась она.

— Не хочу, — он опустил голову.

— То есть как не хочешь? Что случилось?

— Я не знаю! — разозлился он.

— Зато я знаю, — презрительно скривилась сестра. — Мы тебе теперь не ровня, да? Как же… Ты будешь жить на плюсовых этажах, а мы тут, внизу. Вокруг тебя будут потомственные полицейские, а ты из семьи лифтеров. И девушка у тебя из семьи лифтеров, так да?

— Не так! — заорал он.

— А я думаю, что так, — она выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Родители растеряно переглянулись.

— Мам, пап, — обратился он, не глядя им в глаза. — Можно я посплю?

— Да, конечно, — отец тут же встал, все вышли из комнаты.

Марк уткнулся носом в стену. Он на самом деле не знал, что с ним происходит. А может, боялся признаться сам себе, что ему страшно. Четыре года он занимался как одержимый: подтягивался, качал пресс, отжимался. Он жил одной мечтой — вырваться с этажа -11, жить наверху, хотя бы раз увидеть желтое небо над свалкой. Но сегодня, когда он шел сдавать тест, отчаянно захотелось его провалить. Потому что если он станет мусорщиком, он начнет новую жизнь, без родителей, без прежних друзей и соседей. В одиночку. Он не зазнавался, но чувствовал, что таких отношений как сейчас с обитателями его этажа уже не будет никогда.

В дверь опять постучали. Сначала еле слышно, потом громче и громче. Он сунул нос в подушку. Зачем стучат, когда можно просто зайти? Он же не заперся…Но кто-то продолжал настойчиво барабанить в дверь. Потом стали звать:

— Марк! Господин майор, проснитесь!

Марк вынырнул из сна в серый рассвет. В дверь снова затарабанили, раздался голос Зверева. Он сегодня ночью дежурил в приюте:

— Господин Левицкий!

— Что надо? — крикнул он, не вставая.

— Там пришла одна… Спуститесь, пожалуйста, в приемник.

— Еще одна банда? — уточнил он и взглянул на часы. Двадцать минут шестого. Выходит, едва дождались открытия тоннеля и прямиком в приют.

— Не банда, но мы не знаем, что с ней делать. Спуститесь, пожалуйста!

— Через десять минут буду.

Зверев за дверью пропал. Марк выполнял утренние процедуры, а сам вспоминал сон. На следующий день после теста он, как положено, переехал в общежитие. Первый год, буквально продохнуть некогда было — их натаскивали ветераны. Он домой забегал раз пять, по большим праздникам. Маринка с ним не разговаривала, как только он заходил домой, убегала. Она почему-то твердо решила, что Марк зазнался и, спускаясь к ним, показывает свое благородство, а на самом деле презирает всех, как неудачников. Переубедить ее Марк не мог — Маринка с ним не разговаривала. Но самое страшное, она и Эоджен — девушку, за которой Марк ухаживал до этого злополучного теста, тоже так настроила. Сказала, будто Марк ее теперь видеть не хочет… Не прошло и полгода, как Эоджен вышла замуж. Для Марка это был болезненный удар. Он по наивности строил планы, как они помирятся, а через год сыграют свадьбу, арендуют квартиру на плюсовом этаже. Как он поможет выбраться наверх сначала ей, а потом и всем родным… Ничего у него не вышло. Когда в двадцать лет он сдал тест на охотника, он стал зарабатывать больше, чем отец с матерью за два месяца. Марк тогда решил снять квартиру для них, чтобы снова жить вместе, но родители отказались:

— Старые мы уже, переезжать, — добродушно похлопал его по плечу отец. — Здесь наши друзья, родственники. Куда мы поедем?

Маринка даже еду не брала, которую он приносил, швыряла ему:

— Мне не нужны твои подачки!

Отец с матерью старались вернуть ему, то, что он приносил. На эту еду покупали какой-нибудь подарок для сына. Он бился так какое-то время, а потом решил: "Насильно мил не будешь", и прекратил посещать этаж лифтеров. Слышал, что сестра в восемнадцать лет тоже вышла замуж за лифтера, к двадцати уже родила двух мальчиков и переехала от родителей. После этого Марк еще раз спустился к ним, но в их квартире жила молодая семья, куда делись родители, никто не знал. Соседи Маниличи, которые до сих пор жили вместе с молодыми — у них почему-то не было внуков — удивились тогда:

— Марк, ты не знаешь, куда они переехали? Ты же на поверхности живешь. Старики туда и переезжают. Им самые верхние плюсовые этажи выделяют, за то, что добросовестно трудились.

Может, старикам и выделяли верхние этажи, да только Марку и многим другим вход выше этажа +45 был закрыт. Они могли подняться туда только по особому распоряжению. Когда однажды ему вручали звание в Зале Заседаний на этаже +83, он попробовал узнать о родителях. Ему сообщили, что они живы и здоровы и передают ему привет, но Марку это напомнило слова священника на похоронах:

— У Бога все живы, так что не будем скорбеть. Представим, что наши павшие смотрят на нас и ободряют для дальнейшего пути.

…Около года назад он встретил Эоджен и Марину на ярмарке. Сестра отвернулась и исчезла, будто не заметила его. Эоджен подошла. Прошлая боль уже забылась, он с удовольствием смотрел на красивую молодую женщину, в которую превратилась его бывшая девушка. Карие глаза сияют, смуглая кожа приятно смотрится даже в тусклом освещении электричества. Темные кудри придают ей очарование и беззащитность. "Не так как у Лизы, — тут же подумал он. — У нее волосы были прямые и на ощупь жесткие — совсем как ее характер"

— Марк, как здорово с тобой встретиться! Ты где сейчас? Все так же охотником? — не дав раскрыть ему рот, затараторила дальше. — А у меня уже сын с девушкой встречается. В следующем году становится лифтером на полную ставку и стразу женится.

"Сашка бы в этом году выпускался из школы", — машинально подумал он о сыне.

— А дочка… — продолжала тарахтеть Эоджен, но тут ее позвали:

— Эоджен! Ты куда пропала?

— Иду, — отозвалась она. — Извини, Марк. Мне пора.

— Ничего, — вымолвил он второе слово после приветствия. — До свидания.

…С этими размышлениями он спустился в приемник, чтобы посмотреть, что у них произошло на этот раз.

В подвале кроме двух дежурных старушек и Зверева стояла, переминаясь с ноги на ногу, девушка. Тоненькая фигурка, затянутая в маленькое черное платье. Хотя нет. Не в маленькое платье, а в очень маленькое — сверху оголены плечи, а снизу подол едва доходит до середины бедер. В центре молния. На длинных белых волосах, мягкой волной спадающих на плечи, выделяется ярко-розовая прядка. Девушка скромно потупила глаза — сама невинность и беззащитность.

— Господин майор, — докладывал старший лейтенант Зверев. — Вот, посмотрите. Говорит, что пришла из Лондона, через тоннель подошла к приемнику, нажала кнопку вызова. Это в пять ноль пять было. Получается, она от Лондона на крыльях летела.

— Тоннель в 4:30 открывается, а потом меня подбросили, — обиженно объяснила девушка.

Голос у нее оказался почти детский: высокий и звонкий. Произнося фразу, она подняла голову, и майор увидел в ее глазах вызов. Губы искривились дерзкой усмешкой, но она вновь потупила глаза и превратилась в невинную девушку.

— Мы посчитали необходимым позвать вас, — продолжал Зверев, не отреагировав на эту реплику.

"Что за чудо-юдо?" — спросил Марк сам себя, всматриваясь в гостью.

— Меня зовут Клеопатра. Можно просто Клео, — пролепетала она робко, словно услышав его мысли. — Я хочу жить в приюте.

— С чего бы это? — майор не ответил на заискивающий тон. Два года назад вот так же пришла к ним Александра Карангело. У нее погибли родители, так и не успев дать ей профессию. Добрые дяди решили пристроить ее в службу сервиса — жалко стало такую красоту хищниками выкидывать или майору отдавать. Александра предпочла уйти в приют. Но ей тогда едва исполнилось шестнадцать, одевалась она не так вызывающе. Эта явно старше. Он пытался придумать хоть одну уважительную причину для ее появления здесь — и не мог.

— Вы желаете спросить, почему я хочу жить в приюте? — уточнила Клеопатра недружелюбный вопрос майора. — Я обязательно-обязательно должна обо всем рассказать? — лопотала она как маленькая девочка. — А мне говорили, что здесь всех-всех принимают и никого-никого не допрашивают… — девушка попыталась изобразить испуг и растерянность, но вышло у нее не очень убедительно.

— Тебя обманули, — грубо ответил Левицкий. — Нам не нужны лишние рты. Должна быть очень веская причина, чтобы тебя приняли. Сколько тебе лет?

— Восемнадцать, — она склонила голову на бок и чуть расширила глаза. Актерствование страшно раздражало, казалось, что она издевается. Марк с сомнением еще раз окинул ее взглядом. В городах не встретишь полных людей — если только кто-то из администрации. А когда девушка тоненькая и невысокая, сложно определить возраст. И все же Марку показалось, что она скинула себе пару лет.

— Самое время выйти замуж, — заметил он вслух. — Что есть проблемы с этим?

Она смущенно опустила глаза.

— Именно поэтому я и пришла, — произнесла она, будто едва сдерживала слезы. — Меня принуждали выйти замуж против воли. Директор химического завода. Того завода, что на этаже -100, - добавила она после паузы. Быстро взглянула на Марка. — Вы же его знаете — такой противный жирный дядька… Жена его скончалась четыре года назад… Он шантажировал меня, говорил, что мои родители и брат тоже могут погибнуть… Я предпочла уйти в приют.

Голос ее странно изменился, когда она рассказывала это: то ли она стала играть более убедительно, то ли вообще на мгновение прекратила кривляться. Это походило на правду. О директоре химического завода, он слышал, у него внезапно умерла жена, до этого нисколько не жаловавшаяся на здоровье. Об этом весь Лондон сплетничал, так же как и о том, что директор очень любил молоденьких девушек и частенько пропадал в службе сервиса. Но Марк не торопился с выводами, продолжал пристально разглядывать пришедшую.

Она, похоже, нервничала. Красивые губы дрожали, в глазах появился на этот раз натуральный испуг, вот-вот потекут слезы. "Опять играет?" — Марк привык доверять интуиции, а сейчас она говорила, что этой красотке в приюте не место.

— Я не буду лишним ртом, — заторопилась она, будто боялась, что ее сейчас же выставят за дверь. — Вы меня испытайте, я многое могу делать. Если хотите, не кормите меня, пока не убедитесь, что я смогу отработать еду…

Теперь у майора не осталось ни одной веской причины, чтобы выгнать ее. Да и миссис Хиггинс стояла на страже:

— Бедная девочка, — раздался жалостливый вздох. — Не выгоним же мы ее, господин майор?

— Почему же не выгоним? — поинтересовался Марк. — Хотя, лучше пусть сама уйдет. Если ты останешься здесь, детка, ты будешь жить в приюте на общих основаниях: работать, учиться, тренироваться. Иначе еды не получишь. Нарушишь устав — будешь наказана наравне с семилетним ребенком. Устраивает?

— А форму тоже надо будет надеть? — к ней тут же вернулось самообладание, она вновь стала играть капризную девочку: выпятила нижнюю губу, носком лакированной туфли ковырнула пол.

— До формы еще дослужиться надо, — буркнул Марк. — Остаешься на один день. Если сяньшень Дэн признает, что тебя стоит кормить, останешься на неделю. Если за неделю у меня к тебе претензий не будет — разрешу остаться навсегда. Или пока ты не передумаешь. Миссис Хиггинс, займитесь.

У него не было ни малейшего желания провести рядом с этой актрисой еще хотя бы полчаса.

Ким проснулся, потому что Лейлани схватила его за руку.

— Что? — тут же вскинулся он. — Тебе плохо?

— Тише, — прошептала она. — Слышишь?

С той стороны, где находилась комната Тендхаров, раздался вскрик, плач, который постепенно стих.

— Он опять ее бьет, — с тоской промолвила жена.

Ким вскочил, быстро оделся. Вчера он сразу после разговора с женой не встретился с Павлом, а потом остыл. Подумал: может, женщины опять преувеличивают? Тендхар среди лейтенантов просто гигант, лишь чуть меньше майора. Если такой один раз стукнет Диану, от нее мокрого места не останется, а она жива и даже носит ребенка. Может, он ее толкнул один раз в сердцах, а она уже и нажаловалась. Беременные женщины вообще очень капризные — ему Эрик рассказывал. Он направился к выходу.

— Ким, ты… — обратилась ему вслед Лейлани, но он повернулся и приложил палец к губам:

— Ч-ч-ч, положись на меня.

Через несколько секунд он постучался в соседнюю дверь. Ему открыл Павел. Встал так, чтобы Ким не мог рассмотреть того, что происходит в комнате.

— Доброе утро, — поприветствовал он спокойно. — Что-то случилось?

— Что у вас происходит, Паш? — начал Ким, не отвечая на приветствие. — Ты что, бьешь Диану?

По правде говоря, он и сейчас надеялся, что слезам девушки найдется какое-то объяснение. Упала, поранилась, живот болит — что-то из-за чего соседям не стоит волноваться.

— Ким, а тебе какое дело? — Павел вышел в коридор, закрыл за собой дверь, навис над Кимом — он возвышался на целых полголовы над ним. — Я же не спрашиваю, что ты делаешь с Лейлани. Это не мое дело и я в него не лезу. Так чего ты приперся?

Ким отступил на шаг.

— Тендхар, ты в своем уме? Ты что думаешь, майор это так просто оставит?

— А майор откуда узнает, Адольфссон? Ты что ли настучишь. Так ты, брат, помни, что и на тебя настучать можно. Или ты у нас херувим? Все правильно делаешь? — он снова надвинулся на парня. Но Ким на этот раз не отступил. Он молниеносно выбросил вперед правую руку и врезал Павлу по шее ребром ладони, а следом левой рукой под дых. Тендхар согнулся и захрипел. Чтобы он не успел опомниться, Ким вытянул его руку, левой облокотился на предплечье, а правой рукой потянул ее на себя. Павел еще сильнее согнулся и застонал.

— Тише-тише-тише, — прошипел Ким. — А то наших женщин напугаешь. Ты чё, козел, со мной так разговариваешь? Ты забыл, кто лучший ученик майора? Я на тебя, с…, стучать не буду. Я сам тебя урою, понял? И сделаю вид, что так и было. Еще раз мне Лейлани скажет, что твоя жена плакала — не обижайся. Нашелся мне… самый сильный парень среди детей и молоденьких девушек. Ты меня понял?

Тендхар молчал, только негромко рычал сквозь зубы. Тогда Ким завернул ему руку сильнее. Чтобы избавиться от боли, Павлу пришлось наклониться чуть не до пола.

— Я не слышу, — повторил Ким. — Ты меня понял?

— Д-да… — простонал Павел.

— Вот и хорошо.

Он сделал подсечку и кинул его на пол. Потом, не обращая внимания, на тяжело дышащего Тендхара, поправил форму и дернул дверь своей комнаты. Тут же аккуратно закрыл ее за собой.

Лейлани испуганно смотрела на него:

— Что случилось?

— А что случилось? — широко улыбнулся он. Подошел, поцеловал ее губы. — Ничего не случилось, — он сел на кровать. — Павел просил извиниться перед тобой, за то, что расстроили тебя. Поклялся, что обижать Диану не будет. Да и вообще, он ее, в общем-то, и не бил. Так, шутя. Просто силу не рассчитал.

Лейлани смотрела на него с недоверием.

— Вы что, подрались? — еле слышно спросила она.

— Мы? Ну что ты, солнышко. Кто же со мной драться будет? Ты не забыла, что я самый злобный драчун в приюте? Просто поговорили по-мужски…

— Я уже знаю, Ким, — ответила она серьезно, — что твои слова надо воспринимать в противоположном смысле, потому что ты не хочешь меня огорчать.

Он весело рассмеялся.

— Лейлани, если бы мы подрались, то, поверь, и форма была бы порвана и синяков мы бы друг другу понаставили. Тендхар все-таки не первоклассник, а старший лейтенант. Я прямо сейчас разденусь и покажу тебе, что никаких следов драки на мне нет.

— Не надо!

— Надо. Чтобы успокоить тебя и… И все равно я так спешил, что в очистителе не был.

Он быстро стянул с себя рубашку, скинул брюки. Лейлани невольно залюбовалась телом мужа. Пусть в плечах не такой размах как у Павла, зато каждая мышца выделяется рельефно. Вот бы его портрет выложить пластиком. Жаль, что для этого ей материалов не дадут. Никому, кроме нее портрет мужа не нужен.

— Не смотри на меня так, — предостерег Ким. Дыхание у него сбилось.

— Почему? — лукаво спросила она.

— А то ты не видишь… — не глядя на нее, бросил он, и, подхватив форму, направился к очистителю.

— Ким… — услышал он вслед, — потом приходи ко мне.

Замер. Спросил, не оборачиваясь:

— Тебе сегодня лучше?

— Гораздо лучше, Ким, — и добавила почти одними губами. — Я тебя хочу.

Когда через пять минут Ким вернулся к ней, Лейлани долго целовала его — каждый бугорок и впадинку на шее, плечах, груди. Будто она слепая и хочет "увидеть" мужа губами. Будто она сможет унести с собой в крематорий память о его теле, о его нежности и любви.

Первым делом Марк взял Зверева и снова зашел в карцер. В Лифтере ничего не изменилось, точно такое же презрение вперемешку с ненавистью лилось из глаз. А вот его друзья сникли. На этот раз майор обошелся без дежурных приветствий. Спросил сухо:

— Есть желающие стать рядовыми приюта? Может, кто-то проголодался?

— Я! — голос у Нарэка недовольный, глядит исподлобья. "Все идет по плану, — думал майор. — Как я и предполагал, Хачатурян первым решил стать рядовым приюта. Осталось только узнать, с какой целью он это делает. Надо будет сказать Тендхару, чтобы присмотрел за ним".

— Только один? — он пристально осмотрел остальных. Заметил, что они тоже уже проголодались и готовы на все, но боятся сказать о своем желании вслух. Но он не возьмет тех, кто промолчит: пусть учатся принимать решения и отвечать за них.

Славик отстрелил наручники у Нарэка от цепи, майор освободил мальчишку от наручников, повернулся к двери. За спиной тут же зашевелились.

— И я!

— Меня!

Почти в один голос произнесли Моисей и Серхио. Левицкий медленно обернулся, будто давал им время одуматься, потом точно так же освободил и их. Искоса глянул на Лифтера. Тот хранил редкостное спокойствие: сидел у стены, прикрыв глаза. "Странно, что он не сыплет проклятиями и угрозами, — мелькнуло в мыслях Марка. — Либо уже все высказал без нас, либо они обо всем договорились и совместно готовят какую-нибудь гадость. Что ж… Посмотрим тогда, кто кого".

Марк не собирался предоставлять этим подросткам такой же выбор как другим — чтобы они сами определили, в какой класс поступят. Сначала Марк хотел распределить их в разные классы, по степени опасности и чтобы меньше контачили друг с другом. Но теперь, заподозрив заговор, решил всех определить к Тендхару. Павел отвечает за четвертый класс. Если они даже сдадут тест на физическую подготовку, общеобразовательный уровень не потянут: когда другие дети учились — эти скитались по подъездам. Будут учиться плохо — будут получать оплеухи от Тендхара. Захотят учиться лучше — засядут за учебники, некогда будет дурью маяться.

Майор проводил взглядом бывших бандитов — Зверев повел их в столовую за куском хлеба, чтобы они дотянули до завтрака. Сам начал проверять дежурных. На этот раз начал снизу.

В дежурке у девочек рядовой четвертого класса Алдана Розенберг сладко спала, свернувшись клубочком на небольшой подстилке. Когда вошел Левицкий, не сразу сообразила, что происходит.

— Можешь не вставать, — хмыкнул Марк. — Наряд вне очереди.

Вышел в коридор. Поднялся еще на этаж.

Рядовой Валиханов Рауан, чтобы не уснуть, делал приседания. На столе медная проволока — он что-то мастерил из нее. Увидев майора, отдал честь.

— Господин майор…

— Отставить. Молодец, рядовой Валиханов. Минут через пять старший лейтенант Зверев приведет к тебе троих из банды. Они захотели стать рядовыми приюта. Покажешь, где будут спать. Сейчас поднимись к старшему лейтенанту Тендхару, скажи, что я его жду на пятиминутку пораньше, есть разговор. Только пусть сначала примет этих троих. Ясно?

— Так точно, господин майор!

— Выполняй.

Валиханов еще раз отдал честь, но убегать не спешил.

— Что? — спросил него Марк.

— Ничего, — ответил тот.

— Так иди.

— Есть, — в третий раз отдал он честь, но остался стоять. Тут майор сообразил, что он ждет, когда майор выйдет, чтобы предупредить Розенберг о проверке.

— По батарее можешь не стучать, — с усмешкой сообщил он Рауану. — Я сегодня начал проверку с девочек и Алдана наряд уже получила.

В лице мальчишки мелькнуло отчаяние. То ли оттого, что девочка может посчитать его виновным во внезапном появлении Левицкого, то ли оттого, что оказывается, всевидящий майор и про эту уловку знает. Он, наконец, сорвался с места.

Марк снова спустился вниз, в его распоряжении осталось минут десять, пока появится Тендхар и минут двадцать, до пятиминутки.

Нарэк, как только рассмотрел старшего лейтенанта Тендхара — бугая, с зачесанными назад волосами, тут же засомневался: не зря ли они покинули карцер. Он почему-то считал, что майор их "правильному" решению обрадуется. Но Тендхар смотрел на них злобно. Он оглядел всех, резко приказал Рауану, собиравшемуся вести их в спальню:

— Подожди за дверью, — мальчишка исчез без звука.

"Во их здесь вымуштровали!" — подумал Нарэк. Он не любил, когда им командовали, потому и задержался в банде Лифтера. Тот показывал власть только в критических ситуациях, а так чаще советовался. Теперь ему предстояло притвориться тихим и послушным. Хорошо бы ненадолго.

Тендхар выдержал паузу, прошелся по комнате, потом остановился напротив Нарэка:

— Значит так, скоты. Вы, конечно, теперь рядовые… Но не для меня. Понятно? — он взял Нарэка за шиворот и поднял вверх, так что тому пришлось встать на цыпочки, чтобы не задохнуться, от впившегося в горло ворота свитера. Отпустил и тут же врезал пощечину, от которой мальчишка едва удержался на ногах. — Я вас, подонки, насквозь вижу, — продолжал Павел, проделывая то же самое с Серхио. — Из вас нормальных людей не сделаешь. Не знаю, зачем господин майор с вами нянчится. Короче, — он принялся за шиворот Моисея. — Один проступок — и вы отправляетесь… Не в карцер, нет… — он улыбнулся так, что Нарэку стало по-настоящему страшно. Даже страшнее, чем когда он впервые встретился с майором. — Я урою вас сам. Сначала переломаю вам ноги, а потом выброшу на съедение хищникам, как неизлечимо больных. Понятно? Ты чего на меня так смотришь, падла! — заорал он на Нарэка. — Я тебя научу смотреть! — он стал хлестать его по щекам, Нарэк отступал, пытался закрыться руками, Павел бил его по ушам, затылку. Бил, пока в дверь не постучали.

— Кто там? — заорал Павел.

— Господин лейтенант, — раздался голос Валиханова. — Вас господин майор просил пораньше на пятиминутку прийти, — выкрикнул тот из-за двери.

Дыхание Павла постепенно успокаивалось.

— Зайди сюда, — скомандовал он, и когда дверь приоткрылась, продолжил. — Рядовой Валиханов, покажи этим сволочам спальню, — скомандовал он.

Рауан встал по стойке смирно.

— Есть, старший лейтенант Тендхар, — и, подмигнув новеньким, добавил. — Сволочи, за мной!

Они молча поплелись по коридору: Серхио, Нарэк, Моисей. Незаметно приблизившись, Мося дохнул в ухо Аре:

— А может, прав Лифтер был?

Но Ара упрямо отпихнул того плечом: "Посмотрим, кто кого"

Вторник. Лондон.

Ева с ним не разговаривала. Стараясь не показать обиды при дочерях, накормила их завтраком, нарядила и отправила в школу. Потом села перед телевизором, уставилась в него стеклянными глазами. Йорген подошел, выключил ящик.

— Что ты делаешь! — зло спросила она.

— Ты все равно не смотришь…

— Какое тебе дело? Включи немедленно!

Он сел у ее ног, заглянул в глаза:

— Малышка, ну, что с тобой? — она быстро пересела подальше, отвернулась. — Не отворачивайся, малышка, — продолжал уговаривать Йорген на расстоянии. — Не молчи. Лучше выскажи мне все, чтобы я знал…

Ева, наконец, не выдержала, заговорила горячо.

— Я не могу так, Йорген. Ты мне врешь. Все время врешь!

— Я не вру, и уж тем более не все время.

— Да? — она вскочила, встала спиной к окну. — Тогда давай начистоту, Йорген. Зачем тебе черный костюм с набором отмычек, респиратором и какими-то загадочными приборами? — он сидел возле дивана, опустив голову. — И это у тебя не вчера появилось. Я нашла эти вещи в первый же год нашей совместной жизни. Так объясни мне, пожалуйста, зачем они тебе? Может, для того, чтобы, как ты сегодня утром выразился, гулять по ночам в подъезде, когда не спится? — Йорген отчетливо вспомнил, что не спал всю ночь, потер покрасневшие глаза. — Не надо делать из меня дуру! — Ева повышала голос. — Знаешь, что я сейчас сделаю? Я вызову полицию и расскажу им все! Потому что я ненавижу ложь. Потому что ты женился на мне, только чтобы иметь прикрытие для своих темных делишек! — она сорвалась на истерический крик и зарыдала, отвернувшись к окну.

Он медленно поднялся, подошел к жене, обнял ее за плечи, прижал к себе.

— Не плачь, малышка. Пожалуйста, не плачь. Если хочешь, вызови полицию, но не плачь. И не накручивай себя, пожалуйста. Я люблю тебя. И всегда любил. Я ради тебя и дочек на что угодно пойду. Если вам лучше без меня…

Она быстро развернулась, схватила его за рубашку, всмотрелась в лицо:

— Скажи мне правду, Йорген! — по лицу ее текли слезы.

— Какую правду, малышка? — он мрачно смотрел на нее. "Права была Лиза! Ой как права. У нее нюх на такие вещи. Она уже тогда знала, что ничего хорошего из моего брака не выйдет…" Сама Лиза выбрала Марка за надежность, преданность семье. "Левицкий сейчас как беспризорник, кто его приютит — тому и верен будет", — сказала она Йоргену после свадьбы.

— Кто ты? — потребовала Ева.

— Я? — устало удивился он. — Я, прежде всего, твой муж, — Ева раздраженно выдохнула и хотела отвернуться, но теперь Йорген взял ее одной рукой за плечи, а другой за шею, так что женщина не могла пошевелиться, должна была смотреть ему в глаза. — Во-вторых, я — отец. В-третьих, я — охотник, — он сделал паузу. — А в-четвертых, я — разведчик. Лондонский разведчик. А теперь можешь вызывать полицию.

Только после этого он отпустил жену, сел на диван, откинул голову на спинку и закрыл глаза. Ева растеряно стояла у окна, осмысливала сказанное. Потом робко поинтересовалась:

— Что ты имеешь в виду? Какой еще лондонский разведчик?

Йорген не открывал глаза. Он боялся, что если откроет, она снова догадается, что он врет.

— А ты что, думаешь, разведка только в других городах есть, а Лондон в разведчиках не нуждается?

— Ты хочешь сказать… — заплетающимся языком пролепетала она.

— Что я не враг Лондону, а друг. Я работаю на благо города, а не против него.

Она подлетела к нему, села рядом.

— Йорген, посмотри на меня, — тут же обхватила его голову руками, оторвала от дивана. — Посмотри на меня!

Он открыл глаза, всматривался в красивое лицо жены, понимая, что не жалеет ни об одном дне прожитом с ней. Если бы тогда Лиза могла показать его будущее, если бы он с самого начала знал, что погибнет, потому что жена вызовет полицию, он бы все равно на ней женился.

— Йорген… — прошептала она.

— Я люблю тебя, малышка. Это самая главная правда, которую тебе надо знать. Не сомневайся во мне, пожалуйста. Это очень больно.

— Почему ты не сказал сразу? — он понял, что она поверила в его ложь о лондонской разведке.

— Потому что нам не разрешают об этом говорить. А, кроме того, я уже много лет не выполнял никаких заданий. Это вот три дня назад меня зачем-то нашли.

— Это трудно? — продолжала расспрашивать она, держа его лицо руками.

— Бывает, — небрежно пожал он плечами.

— Ты рискуешь жизнью? Ты можешь погибнуть?

Йорген невольно улыбнулся. Как будто не она только что хотела его казнить.

— Погибнуть можно везде, — наставительно сказал он. — И работая мусорщиком, и работая охотником, и даже работая в теплице.

— Ну да, — растеряно ответила она и уткнулась носом в его бок. — Я сморозила глупость… Йорген, — попросила она через минуту. — Не скрывай от меня ничего, пожалуйста. Это тоже больно! Ладно?

— Ладно, — кивнул он сонно.

— Ой, ты же не спал сегодня, — вскочила Ева. — Да и я не спала, караулила, когда ты придешь. Давай постелю.

Он сполз на пол и на карачках перебрался к стене, где так же сел с закрытыми глазами. Вскоре Ева стала его тормошить:

— Йорген, Йорген! Перебирайся на диван, — он попытался раздеться, но она не позволила. — Ложись уже так, родной.

Где-то в глубине сознания у него промелькнула мысль, что он получил еще небольшую отсрочку.

Вторник. Приют.

К удивлению майора на пятиминутку опоздал сяньшень Дэн. Лицо его выглядел встревоженным и против обыкновения, первым делом, он выслушал не дежурного Зверева, а его.

— Что случилось, сяньшень? — спросил он после приветствия.

— Вскрыли склад с едой, — пробормотал он, пряча глаза. — Два ящика еды вынесли.

Непроизвольно голову опустили все. Марк был обманчиво спокоен.

— Кто дежурил из рядовых?

— Валиханов, Оливер, Розенберг и Резлерова, — доложил Зверев.

— Проверить всех, — распорядился майор. — До построения. Старшие лейтенанты Головня и Манслиф займетесь этим. Кто-то был в приемнике?

— В приемнике были я и Карангело, — тут же откликнулся Славик.

— Всю ночь?

Зверев задумался:

— Никак нет, господин майор. Где-то в час я ушел из приемника, сидел в библиотеке.

— Никого не видел?

— Никак нет, — он качнул головой, — все было тихо.

— Миссис Хиггинс, Жания Исметовна, — вы что-нибудь видели? — старушки испуганно покачали головами.

— Черт! — внезапно рявкнул Марк. Тут же взял себя в руки. — Ладно, докладывайте дальше.

Он слушал вполуха. За годы существования приюта, такое случалось второй раз. Первый раз, когда пацаны еще не поняли, с кем имеют дело. Тогда Эрику исполнилось десять, и он вместе с остальными сидел в карцере за воровство. Больше никто не пытался повторить. Не только потому, что боялись, но и потому что понимали: они воруют у себя. И вот теперь снова. Если бы лондонская банда согласилась влиться в приют вчера, он бы сегодня выбросил их хищникам, не раздумывая. Но вчера рядовым стал только Малек, забитый мальчишка, который в одиночестве никогда не решится на воровство. Значит, кто-то из тех, кто в приюте не первый день.

Ара, Мося и Испанец стали свидетелями обыска у двух дежурных. Один из них Рауан Валиханов, пока вел их в спальню, ободрял тихонько:

— Вы на Тендхара особого внимания не обращайте. У него иногда бывают заскоки, на ровном месте дерется. А вообще, если все будете делать правильно, то он не тронет. Он любит, чтобы порядок был.

Нарэк невольно дотронулся, до распухшего уха. По всему выходило, что на Тендхара даже смотреть нельзя, иначе может неправильно понять. В душе перемешались ненависть и страх. Он надеялся только на то, что скоро сможет сбежать из приюта.

Рауан показал им спальню. Матрасы здесь не убирали с пола, но аккуратно застилали. В изголовье лежали ровные стопки сложенных личных вещей. В три больших окна лился тусклый желтый свет неба над городами. Все трое невольно застыли, глядя в окно. Пока они жили в подъездах, у них не появлялось возможности выйти наружу. Попав в приют, они сутки провели в карцере, где тоже не сделали окон. Так что Нарэк увидел небо впервые за семь лет — у него родители работали мусорщиками. А для Моисея и Серхио этого была первая встреча с внешним миром. Их родители жили на минусовых этажах. Заметив их реакцию, Рауан усмехнулся:

— Все когда заходят в первый раз, сначала столбом стоят. Ничего, потом примелькается — надоест даже. В общем, смотрите, — он повел руками по матрасам. — Вот там, у стены, здесь у окна и тут у двери свободно, — там, где он указал, личные вещи в изголовье не лежали. — Рядовые перешли в класс добытчиков, — объяснил Рауан пустующие места. — Выбирайте.

— Я там, — тут же выбрал место у стены Ара.

— Я здесь, — подхватил Серхио, торопясь опередить Мосю.

Тот только вздохнул и собрался сесть на матрас у двери, но Рауан тут же подскочил к нему:

— С ума сошел? Тендхар увидит — убьет. Он не любит, когда на кроватях сидят. Вот если Тендхар занят и за нами следит только Арилль, тогда можно немного расслабиться. Но если честно, Павел нам редко расслабиться дает.

Он хотел еще что-то сказать, но в комнату вошли два старших лейтенанта, ведя за собой еще одного дежурного.

— Рядовой Оливер, рядовой Валиханов, — скомандовал русоголовый Степан. — Досмотр личных вещей.

— Как досмотр? — удивился Рауан. — Почему?

Высокий худой парень, названный Оливером, казался неуместным в комнате четвертого класса. Он выглядел лишь чуть моложе старших лейтенантов.

— Ты чё, еще не в курсе? — ухмыльнулся он. — Два ящика еды уперли из столовой. Прикинь?

Он скользнул ленивым взглядом по троице. Серхио сразу не понравился этот наглый взгляд.

— Как украли? — оторопел Рауан, удивленно посмотрел на лейтенантов, терпеливо ожидавших, когда он придет в себя.

— Я так думаю, руками, — хмыкнул Оливер.

— А нас что, подозревают?

— Где твои вещи, Валиханов. Господин майор велел проверить, — повторил Головня.

Рауан провел лейтенанта к своей постели. Оказалось, что он спал рядом с Серхио.

— А эт чё? Бандиты что ли? — поинтересовался, Оливер, расчесывая длинные черные волосы пятерней. — Вот кого проверять надо.

— Давай, давай, Тимо, живей, — подогнал его Дэйл Манслиф. — Нам надо успеть до построения.

— Да смотрите, мне-то чё, — он показал рукой на матрас. — Третий от стены, — уточнил он.

— Подошел, и показал свои вещи, щенок, — прищурился Дэйл.

— Да чё вы сразу? — наглость мигом слетела с Тимо, он рысцой подбежал к матрасу. — Может, мне самому перебрать? — заискивающе спросил он. — Я могу, он начал перекладывать одежду и книги на матрас.

— Уйди, — скомандовал Манслиф. Он подошел и тщательно просмотрел каждую вещь, как будто надеялся, что еда может заваляться в каком-нибудь кармане.

Моисей тут же шепнул Испанцу:

— Видал? Профессионально досматривает. Не еду, а следы ищут, что он где-то в неположенном месте был.

По лицам лейтенантов невозможно было определить, нашли они что-то или нет. Головня скомандовал сурово:

— Всем на построение, быстро. После завтрака Рауан отведи новеньких к Жание Исметовне, пусть выдаст им новую одежду. Это же ужас какая рвань!

Он стремительными шагами направился к выходу. За ним Манслиф. Пятеро рядовых помчались за лейтенантами. По дороге Тимо пристроился к Нарэку.

— Слышь, Ара, — шепнул он в ухо. Нарэк вздрогнул: "Откуда он мою кличку знает?" — После построения переговорить надо. Понял?

Когда дверь за предавшими его товарищами закрылась, Лифтер только удовлетворенно кивнул. Он остался один, теперь ему никто не помешает. Он может работать или отдыхать, сколько ему вздумается. Раньше мешали их скептические, а иногда уничижающие взгляды, словно говорившие: "Убогий! чем ты маешься?"

Лифтер встал и сделал несколько поворотов, наклонов. Руки начинало ломить — вторые сутки он не может пользоваться ими в полную силу. Но это ничего: он и не такое выдерживал. Размявшись, он снова залез по цепи вверх и стал долбить стену. Он представлял, что этот гвоздь он втыкает в сердце майору. А потом предателям. Всем по очереди. Майору, Мальку, Аре, Испанцу, Мосе. Майору, Мальку, Аре, Испанцу, Мосе.

Наконец у него откололся еще крохотный кусочек бетона. Он опустился на ноги и растер как мог занемевшую руку. Майор не выдержит? Ерунда! Не на такого напал. Он выцарапает это крепление. Он убьет всех. Сначала майора, потом предателей.

Снова забрался по цепи и продолжил трудиться. Новая мысль поразила его: "Что бы сказала мама, если бы увидела?" Он мгновенно отпустил цепочку и сел на пол. Эта мысль иногда посещала его. Нечасто. Последнее время все реже и реже… Мама, отец… Они бы не ругали. Вернее, ругали бы не за то, что он хочет освободиться, а за то, что хочет их убить. Вот так — ударом гвоздя… Мама бы заплакала. Отец бы нахмурился и сказал: "Ты мне не сын"

"Я уже убивал, папа!" — привычно ответил он отцу.

"Это было другое. Ты убивал, чтобы выжить"

"А сейчас разве нет?"

"Нет. Они предали, чтобы выжить. За что их убивать?"

"Предательство хуже убийства!"

"Откуда ты знаешь, что хуже?" — увещевал голос отца в его сознании.

"Я знаю, чувствую…"

"Ты еще ребенок. Ты не можешь знать и понимать все".

"Я ребенок??? Я ребенок, папа??? Ты ничего не знаешь!"

Он упрямо мотнул головой. Произнес вслух:

— Ты ничего не знаешь, папа.

Какой смысл мучить себя этими вопросами: что бы сделал отец, что бы сказала мать, если их нет? Их нет и никогда не будет. Какие-то правила порядочности имели смысл, пока они жили вместе. Теперь это глупо и смешно. Теперь имеет смысл лишь его цель: отомстить всем, кто имеет квартиры, кому наплевать на Витьку и таких как он, скитающихся по подъездам… Они не будут спать спокойно, пока он жив. Они будут вздрагивать при звуках его нового имени — Лифтер. Он снова взобрался по цепи и стал долбить стену. Он не сдастся. Не на того напали. Он освободится и отомстит всем…

На построении Марк сразу обратил внимание на Клеопатру. Девушка стояла в первом классе и весело перемигивалась со старшим лейтенантом Ле Паном. Тот охотно отвечал на ее заигрывания. "Вот еще геморрой на мою задницу!" — в сердцах подумал Марк. Он почему-то надеялся, что девчонка, услышав его требования, исчезнет. Или хотя бы решит, что ей не обязательно соблюдать устав приюта, например, не придет на построение. Но его надежды не оправдались

Головня и Манслиф доложили, что обыск дежурных результатов не дал. Он ожидал этого. Тот, кто рискнет украсть два ящика еды, должен постараться, чтобы его не раскрыли.

После обычного ритуала на построении, майор обратился к воспитанникам:

— Сегодня ночью у нас в приюте произошло чрезвычайное происшествие. Украдены два ящика еды. Я знаю, что те, кто сделал это, находятся здесь. Хочу сказать, что я непременно обнаружу воров. И когда это произойдет, они умрут в пасти хищников. Но сейчас у них еще есть возможность одуматься. Если еда вернется на место, я не буду продолжать расследование, — в спортзале воцарилась такая тишина, что казалось, дети даже дышать перестали. — Я думаю, вы поняли. Вольно. Разойтись.

Даже после команды дети не сразу пришли в себя. А когда очнулись, то не потянулись к выходу как обычно. Собрались группками, стали обсуждать произошедшее.

Марк направился к Ле Пану. Клеопатра крутилась рядом, заискивающе улыбаясь майору.

— Пошла вон, — скомандовал Левицкий.

— Что? — лицо ее вытянулось

— Иди в столовую, говорю, — процедил Марк и повернулся к старшему лейтенанту.

— Как она? — спросил он, когда девушка исчезла.

— Нормально, господин майор.

— Нарекания есть? Устав нарушает?

— Нет нареканий, пока слушается, — отвечал Филипп. — Так она только пришла, — словно начал оправдываться он. — Может, потом нарушит.

— Пусть только попробует!

Левицкий направился в столовую. Заметив девушку на построении, он стал всерьез опасаться за своих парней. Трое из них неженаты, ничего страшного, что она строит им глазки. А если она начнет подмигивать женатым? Вряд ли она невинная девушка, да еще и большинство обитательниц приюта по внешности ей не конкурентки. Но если он что-то такое заметит… Она еще просить будет, чтобы он ее просто выгнал из приюта.

— Ну, чё будешь делать, Ара? — Тимо стоял перед ним в приемнике, где они во главе с Лифтером сделали последнюю отчаянную попытку освободиться. Слева и справа подручные Оливера, Нарэк пока не знал, как их зовут. Знал только, что они тоже из четвертого класса — на построении стояли вместе.

Желтая лампочка, светившая главарю в спину, делала лицо мрачным. В сердце Нарэка закрался страх. Втроем не только побить — убить могут, он со всеми не справится. Но по опыту подъездной жизни, он знал, что в таких случаях важно держать лицо. Как почувствуют слабинку — в бараний рог скрутят. Вот Лифтер умел это делать — в его присутствии даже самые сильные терялись.

— Чё молчишь-то? — вновь спросил Тимо. — Майору служить собираешься? — он говорил с ленцой, будто по тяжкой необходимости.

— А что есть варианты? — осторожно поинтересовался Нарэк. Кто его знает, а вдруг майор через этих ребят его проверяет, чтобы узнать, что у него на уме.

Тимо подошел ближе. Сначала смотрел на свои ботинки, на рваные сандалии Нарэка — будто сравнивал. Потом быстро схватил его за шею, нажал на кадык. Напарники мигом подскочили, схватили Нарэка за руки.

— Когда я спрашиваю, — прошипел он, — надо отвечать "да" или "нет". Понятно? — Нарэк кивнул, тяжело дыша. Он знал этот захват — ударь сильнее и тебя даже московский доктор не спасет. — Я спрашиваю еще раз. Ты будешь служить майору, Ара? — продолжил Тимо. Он чуть ослабил захват, чтобы дать возможность Нарэку говорить.

— Я не хотел, — еле слышно выговорил он. — Я хотел сбежать.

— Ну, так уж сразу и бежать! — добродушно усмехнулся Тимо и отступил, но его шестерки продолжали держать руки. — Можно и здесь неплохо устроиться. Пойдешь в мою банду?

Нарэк открыл, было, рот, но тут вспомнил предупреждение и произнес сначала:

— Да, — а потом уже задал вопрос. — А это вы еду украли?

Он даже представить себе не мог такое богатство — два ящика еды!

— А кто ж, кроме нас, — самодовольно усмехнулся Оливер. — Кроме нас банды в приюте нет. И на всякий случай предупреждаю: над нами один из старших лейтенантов, а потому нас никогда не поймают.

— Тендхар? — испуганно поинтересовался Нарэк.

— Ух ты какой прыткий, — засмеялся Тимо. — Сразу тебе скажи. Когда дослужишься — узнаешь. А пока скажи, кого еще из твоих друзей можно привлечь? — он сделал знак, и Ару отпустили, но стояли достаточно близко, чтобы в случае чего опять обездвижить.

— Обоих можно, — пожал плечами Нарэк. — Хотите, я поговорю с ними?

— Не, — покачал головой Оливер. — Я сам разговаривать буду. Так они тоже сбежать хотят?

— Вроде бы да… — Нарэк нахмурился: Серхио, и Моисей во время их с Лифтером спора, помалкивали, а потому он даже не знает, что именно они задумали, когда согласились с требованиями майора.

— А вообще, надежные парни? — снова спросил Тимо.

— Надежные, — кивнул он уверенно. Когда они убегали от облавы полиции, работали настолько слаженной командой, что полиция до сих пор уверена, что четырех преследователей убил Лифтер, хотя на самом деле, убивал также он и Серхио. Лифтер тогда словно вдохнул в них силу и ненависть сражаться до конца… Сейчас это казалось невозможным. Почти неделю уходить от облавы! А тогда всеми овладел такой настрой, что даже когда их поймали, обездвижив парализаторами, они долго не могли поверить, что это конец, казалось, что это всего лишь дурной сон. Если бы за них тогда не заступились, их бы сами полицейские порвали на куски, никаких хищников бы не понадобилось…

— Ладно, идем на завтрак, — милостиво разрешил Оливер. — Опаздывать нехорошо. Еще Тендхар ругаться будет, — хохотнул он. — Из банды выгонит.

На первом же уроке Клеопатра довела майора до белого каления. Она так умильно на него смотрела, сложив руки на белых коленях, что Левицкий рявкнул:

— Рядовой… — и замер, поняв, что не знает даже ее фамилии. — Клеопатра, — наконец выговорил он. — Выйди из класса!

Она красиво поднялась и виляя бедрами вышла из класса. Майор вышел за ней, саданув дверью так, что она чуть с петель не слетела.

— Ты, потаскушка, если не умеешь вести себя нормально, вали отсюда!

— А что я такого сделала? — тут же выпятила она нижнюю губу.

— Ты дура или притворяешься? — ответил ей вопросом Левицкий. И тут же одернул себя: что он, собственно разоряется. — Значит, так. Марш в класс сяньшеня Дэна… — он посмотрел в ее глаза, понял, что объяснять что-то бесполезно, поэтому открыл дверь и позвал:

— Рядовой Лагун, выйди из класса.

Когда девочка подошла к нему, он приказал.

— Отведешь рядового… Как там твоя фамилия? — обратился он к Клеопатре.

— Секретова, — объявила она с придыханием.

— Отведешь рядового Секретову, к сяньшеню Дэну. Скажешь: "Господин майор приказал проверить, годится ли она хоть на что-нибудь и тут же доложить ему". Ясно?

— Так точно, господин майор, — звонко ответила Вероника.

— Исполняй, — он вошел в класс, твердо решив избавиться от этой девицы уже сегодня.

Диана проводила Павла и обессилено прислонилась к двери. Ведь знала же, что нельзя говорить никому о том, что происходит у них в семье. Зачем только рассказала Лейлани? Теперь Павел еще сильнее злится на нее…

Он начал бить ее почти с первого дня, после свадьбы. Сначала за то, что утром не заправила постель. Потом за то, что кофта, которую он подарил, не лежала на месте, когда он зашел на обед, за то, что слишком суетилась, когда он пришел, за то, что не встретила его у двери…

Виновной становилась она. Иногда она возмущалась таким положением, грозила пойти к майору. Павел просил прощения, объяснял злость тем, что допекли воспитанники, что ему очень тяжело… Она тут же понимала, какое бесчувствие проявила: ей бы заметить, что у мужа плохое настроение и не раздражать его, а у нее не получалось.

Диана быстро окинула взглядом комнату. Что могло не понравиться Павлу? Вот покрывало на кровати висит неровно. Девушка быстро подошла и натянула его, так чтобы не осталось ни одной морщинки. Несколько раз проверила, чтобы с обоих краев кровати оно свисало одинаково. Поправила лоскутные занавески на окне — Жания Исметовна научила делать такие. Что еще? Надо навести порядок в очистителе. Павел очень любит порядок.

Еще раз натирая до блеска стены, она вздыхала. Как жаль, что она такая неумеха, никак не может сделать мужа счастливым. Другая бы на ее месте расстаралась, чтобы угодить такому мужчине, а у нее никак не получается. Даже забеременеть сразу не могла.

Убрав комнату. Она села на табуреточку и стала с замиранием сердца ждать, когда придет муж. Он бы обязательно порадовался сегодня, она ведь так старалась. Если бы эта противная Лейлани не рассказала бы обо всем Киму. Какое они имеют право вмешиваться? Это их семья и Павел — он обязательно исправится, он не будет так злиться. Надо только дать ему шанс. Диана всхлипнула. Павел правильно сказал: ни Лейлани, ни Ким не виноваты в том, что произошло. Только она виновата: нельзя никому рассказывать о том, что происходит у них.

"Только бы он простил меня, — думала Диана. — Я никогда не буду никому ничего рассказывать. Только бы он не бросил меня. Как же я тогда одна… — на глаза навернулись слезы. Стать одиночкой в городе — самое страшное проклятие, да и в приюте веселого мало. Тут же девушка ободрила себя. — Он простит меня. Моя любовь все преодолеет, я буду любить и терпеть, и он изменится. Станет ласковым со мной. Он увидит, как я стараюсь, и простит меня, и изменится…"

Серхио на переменах будто невзначай несколько раз проходил мимо карцера. К его удивлению, никто за ним не следил и гулять здесь не запрещал. Воспользовавшись случаем, он после обеда осмотрел замок и с удовольствием заметил, что это обычный механический замок, один из таких, которые он в городе научился вскрывать очень быстро. Все, что ему нужно для этого — твердая металлическая палочка. Мелочь — но найти ее трудно. Металл в большой цене, на полу такие вещи не валяются. Испанец размышлял: "Где в приюте можно найти металл? На складе. Где-то должен быть у них склад, ведь они тоже выходят на свалку. Спрашивать о складе нельзя, значит, надо просто смотреть в оба".

Когда он возвращался в класс, к нему подошел Рауан — его назначили опекать новенького.

— Ты где пропал? — зашептал он. — В мастерскую, как и на уроки, надо чуть раньше приходить, а то опять на Тендхара нарвешься.

— Спасибо, друг, — сердечно поблагодарил его Серхио, не испытывая в душе ни капли благодарности. Он бы сейчас согласился на кулаки Тендхара, если бы только платой за это стала палочка, которая ему нужна. "Ну, побьет, так что ж, — думал он. — Не убьет же. Майор вряд ли позволит…"

В мастерской он весь превратился в слух и зрение. Два оттопыренных уха как локаторы улавливали обрывки разговоров, глаза присматривались к инструментам, которые плохо лежат. Он очень надеялся, что хоть кто-то обмолвится о том, где находятся склады. Или он сможет подыскать что-то похожее на отмычку. Через неделю он бы и сам узнал все, что нужно, нашел какие угодно отмычки. Но кто знает, будут ли Лифтера держать здесь неделю. Он нуждался в помощи именно сейчас. Магнитные ключи для наручников он вряд ли сможет выкрасть, но если он сможет достать отмычку, то сможет хотя бы еду передать Лифтеру…

Через час работы в мастерской под руководством старика Дэна, их отпустили на перемену. Испанец прогуливался по первому этажу, присматриваясь к различным дверям, стараясь слишком не привлекать внимание. Вдруг к нему подошел Оливер.

— Пойдем, поговорим, — предложил он небрежно.

"За мной следили, — догадался Серхио. — И, конечно, заподозрили"

Он счел за лучшее повиноваться. Прежде чем бить, разговаривать будут. "Может, и отбрешусь", — решил он.

Он пошел следом за Оливером в подвал. За спиной пристроились еще двое. Серхио оглянулся. Довольно неприятные типы, хотя сразу видно, что шестерки. Но такие и убьют по приказу.

Вчетвером зашли в приемник — единственную комнату, где горел свет. Серхио с удивлением заметил, что ни одного лейтенанта здесь нет, и заподозрил неладное. Тут же выбрал удобную позицию для боя — стремительно шагнул в угол.

— Ты чего? — насторожился Тимо.

— Ничего, — Испанец расширил глаза, изображая недоумение. — Ты чего хотел?

Тимо опешил. Обычно, когда его жертвы оказывались в приемнике, сразу теряли уверенность. Понимали, что с тремя не справиться и мечтали только об одном: чтобы сильно не били. Этот явно не испугался.

— Я просто хотел поговорить, — успокоил он Серхио.

— А ты что без своих шестерок разговаривать не умеешь? — нагло спросил Испанец.

— Слушай ты, — один из подручных Оливера обиделся на "шестерку" и шагнул ближе.

— Стой, где стоишь! — предупредил его Испанец таким тоном, что тот невольно отступил. — Ты, чмо, явно из Токио. Я таких за версту чую. А я в банде с шести лет. Думаешь, справишься со мной?

— Вместе нападем — не справишься, — прищурился Тимо.

— А ты проверь! — Серхио сплюнул на пол. Глаза его сузились.

Тимо струсил. Он решительно не хотел проверять, насколько опасен Испанец. Даже если и справятся — бой будет на смерть, а любые увечья, тем более чья-то смерть, привлекут внимание. Он сделал знак помощникам и они, нахмурившись, вышли.

— Я не хотел с тобой ссориться, — заверил Оливер.

— Я понял, — ухмыльнулся Серхио, но из угла не вышел, стоял возле стены, напряженно следя за каждым движением Тимо. Чтобы успокоить его, Оливер отошел дальше.

— Я только хотел пригласить тебя работать со мной.

— Местная банда? — Серхио соображал так быстро, что пугал Тимо. — Не, пацан, это не по мне.

— А что так? — недовольно поинтересовался Тимо.

— Лидером вы меня не сделаете, а подчиняюсь я только Лифтеру.

— Так его скормят дня через два хищникам! — Оливер прошелся взад вперед. Остановился перед Испанцем. — Не отказывайся, дело выгодное.

— Я сказал: нет. Пока не скормили — я из банды Лифтера. А дальше посмотрим. Еще что-то хочешь сказать?

Оливер нервничал. Послушал он Ару, что всех можно взять под себя. Теперь получалось, что он полностью во власти этого наглого новенького. Если тот расскажет о разговоре в подвале — ему крышка. Майор даже сомневаться не будет — выкинет на свалку. Как же теперь выкрутиться?

— Ладно, я тебя отпускаю, — он изо всех сил изображал властный и развязанный вид. — Но помни: за нами один из старших лейтенантов. Если кому стукнешь…

— Чё ты мне сделаешь? — Испанец осклабился во всю пасть. — Тимо, если я захочу от тебя избавиться, мне не надо будет на тебя стучать. Ты не забыл, что мы в одной спальне теперь спим?

У Оливера по спине побежали мурашки. Он никак не мог придумать, как выйти из этой ситуации с честью. Серхио не дал ему времени на размышления.

— Ладно, — промолвил он. — Я понял. Крыша мне не нужна. А если понадобится — обращусь, — он спокойно вышел из приемника.

Через мгновение в коридоре раздался чей-то жалобный визг. Еще через десять секунд влетели его подручные:

— С… — пожаловался Каролис, потирая запястье. — Он мне чуть руку не сломал. Почему мы его не проучили?

— Потому что мне не нужны трупы, — разозлился Тимо. — И если не хочешь, чтобы тебе сломали руку, не трогай его, понял? А то еще и от меня по шее получишь! Быстро в мастерскую. Давно от Тендхара не получали?

Сяньшень нашел Марка на перерыве после обеда.

— Где вы нашли это чудо? — начал он, едва завидев майора, и только после этого подошел ближе. — Где вы нашли эту девушку?

— Я уже горько покаялся, что взял ее, — согласился Марк. — Но это легко исправить. Выгоню ее сейчас же!

— Как выгоните?! — замахал руками сяньшень. — Что вы такое говорите! Вы знаете, что это за девушка?

— Немного, — настороженно ответил Левицкий. — Плохая актриса.

— Насчет актрисы я не знаю, но художница она великолепная! Ее сам Бог послал к нам, честное слово. Пойдемте со мной, я вам покажу, — он буквально потащил Марка в класс, где обучал воспитанников ремеслу. — Вот смотрите, — показывал он. — Вот это, — он протянул пластмассовый абажур, расписанный голубыми и синими узорами, — это, — сяньшень показал на отреставрированный бокал, так же украшенный тонкими узорами, — и это, — он протянул Марку картинку с изображением городов, нарисованную легкими мазками на небольшом кусочке картона. — Три вещи, — подчеркнул старик, — она нарисовала за неполный урок. Но это еще не все. Посмотрите сюда, — Марк подошел к столу, где тоже стояли абажуры, бокалы и картинки. — Вот это сделали ученики третьего класса под ее руководством. У нее удивительное чувство цвета, она точно знает, как можно исправить поломанную вещь, превратив недостаток в достоинство. И самое главное — у нее учительский дар. Прямо сейчас ее можно поставить учителем рисования. Пусть обучает детей — это же дешево и легко!

Левицкий еще раз оглядел все, что демонстрировал сяньшень и спросил с надеждой:

— Вы издеваетесь? Или мы о разных людях говорим?

— Ну как же… Клеопатра Секретова. Рядовой Лагун сказала, что вы ее прислали мне на проверку. И сразу вам доложить, когда проверю. Вот я и проверял… Долго, чтобы не ошибиться.

Марк, все еще не веря, смотрел на старика. Промолвил глухо.

— Я очень надеялся, что смогу от нее избавиться.

— Такими талантами, господин майор, не разбрасываются. Поверьте, она нам столько еды принесет, что ваша мечта быстро сбудется: будем всем по банке еды раздавать, а лейтенантам и вам — по две. Представляете? Можно учебники купить, одежду лекарство…

— Стоп-стоп-стоп, — остановил его Марк. — У меня такое впечатление, что я на проповеди в церкви: они там много чего обещают. В загробной жизни. Сяньшень, эта девушка так себя ведет…

— Как? — искренно поинтересовался старик, но Марк не смог ему объяснить, пробормотал только:

— Как не должна вести себя девушка. Тем более учитель.

— Так я ей это объясню, — с готовностью предложил сяньшень. — Она очень умная. Она поймет, — Марк опять посмотрел на старика с сомнением. — Но выпускать из рук такое дарование… Тем более, она сама к нам просится! И еще, господин майор… Надо бы ей какую-нибудь комнатку выделить. Вот хоть на этаже у девочек кладовка есть. Ее бы освободить. Клеопатре вполне бы хватило. Но чтоб она с девочками-то в общей спальне не спала. Не хорошо это как-то, и старше она их, и учитель к тому же.

— Да не учитель она еще, — разозлился Марк. — Ладно, я подумаю.

Он направился в класс — перемена закончилась. По дороге уговаривал себя: "Я потерплю ее еще немного, но если она… Я сразу от нее избавлюсь"

Вторник. Лондон.

Йорген, сняв шпионский костюм и скрутив его в маленький сверток, не привлекавший внимание, прятался в тоннеле. Ожидая, когда откроют двери, и он сможет незаметно проникнуть в Лондон, он прокручивал в мыслях стишок. Пришел домой, разговаривал с Евой, а мысли волей-неволей снова возвращались к заданию. Засыпал — думал о стихотворной загадке и, кажется, даже во сне что-то мельтешило в сознании. Отдыхал он почти два часа. Когда проснулся, Ева лежала рядом с ним. Он не торопился вставать, решил подвести итог размышлениям. Тайников Лиза сделала великое множество, еще с той поры, когда они бродяжничали в подъезде. Именно поэтому она сочиняла стишки. Для других — абсолютный бред, для нее — скрытое послание. Йорген тогда тоже имел тайники, но не так много, как Лиза. Некоторые свои она показывала — они ведь работали в паре. Сейчас Йорген надеялся, что она спрятала материалы где-то в известном месте.

Итак, лондонцы обыскали четыре этажа и ничего не нашли. На их месте этажи + 51,

— 15 и -51 он бы сразу отбросил. Скорее всего, у Лизы оставалось не так много времени, что спрятать материалы, а значит, они должны быть где-то недалеко от ее дома. Оставался этаж +15. Он очень надеялся, что сможет обнаружить то, что не смогла лондонская разведка. Тайник там сделали довольно хитрый, но Йорген его знал.

Осторожно поднявшись с дивана, чтобы не разбудить Еву, он вышел в подъезд и спустился на два этажа. Лиза устроила тайник в вентиляционной трубе центрального крыла. Сейчас он не собирался его проверять, просто пройти мимо. Он уже много лет не поднимался сюда, но как только рассмотрел стены этажа, понял, что напрасно питал себя надеждой. Здесь явно делали капитальный ремонт. Если на остальных этажах обычно лишь подкрашивают стены, то тут даже штукатурку сдирали. Значит, тайник обнаружили и украденное не нашли. Он спустился домой.

Какие еще варианты? Если Лиза оставила стишок, зная, что за ней следят, то она придумала что-то более хитроумное, а не просто упомянула две цифры. Что? Может, цифры зашифрованы в словах? Лиза, помнится, говорила, что люди, которые запоминают слова лучше, чем цифры зашифровывают числа так: О — один, Д — два и так далее. Цифра девять обозначается двумя буквами: Де. Тогда в стихотворении должно быть больше слов на какую-то одну букву. Он еще раз повторил стихотворение:

"Мистер Би пошел гулять,

Получил оценку пять,

Завтра снова он пойдет,

И тогда он кол найдет".

Три раза встречается буква П. Не так часто, чтобы делать какие-то выводы. Даже если Лиза хотела этим что-то сказать, то опять получается, что П — пять. На этаже +5 — детский сад. На этаже -5 — тренажерный центр для охотников. На обоих этажах Лиза бывала довольно часто. Тренажерный зал — вообще идеальное место для тайника и настолько же очевидное. Йорген вспомнил, как через месяц после смерти Лизы в тренажерном зале затеяли ремонт. Тогда же делали ремонт в садике. Они тогда еще удивлялись с Евой, что ремонт проходит одновременно в двух местах. Теперь понятно, что там тоже искали материалы, но не нашли.

"Что еще можно придумать?" — он потер лоб. Нет, так он ничего не придумает, надо расслабиться. Йорген закрыл глаза и воскресил в памяти напарницу, надеясь, что сознание услужливо подскажет, что-то важное. Ведь Лиза верила, что он разгадает загадку, иначе не написала бы.

В мыслях всплывали обрывки фраз, где Лиза называла цифры.

"Я главная и я знаю, что нам нужен этаж +8…"

"…Три банки за детский сад отдали!"

"Это задание не для тебя, Бёрьессон. Ты бы не справился с таким за десять дней"

"Нажимаешь на кнопочку, и едешь вверх. Конечно, не с такой скоростью, как на лифте, но до пятидесяти этажей — поднимешься легко. Выше — уже проблемы"

"Учись, пока я жива! Один респиратор, пять отмычек…"

"Палата для психов! Ты что не можешь запомнить три цифры?"

"Чтобы запомнить цифры, им присваивают буквенный шифр. Например, четыре — Ч. По-моему, легче наоборот запомнить"

"Стоп! — остановился Йорген. — Наоборот — это как? Это когда каждой букве присваиваешь определенный номер и таким образом зашифровываешь послание. Не то! Лиза что-то другое говорила".

И тут его озарило. "Ну, конечно: пишешь буквы, а они на самом деле обозначают цифры".

Есть отдельные буквы в стихотворении? Только одна — его псевдоним Би. Вторая буква — значит, цифра два. Итак, предположим, что Лиза сделала тайник на втором этаже. На этаже +2 находится больница. Хороший этаж для тайника? И да, и нет. С одной стороны — днем много людей, с другой — даже если бы Лизу встретили там ночью, сослалась бы на недомогание. Второй вариант — этаж -2, контора мусорщиков. Тут уже сомнительно. Кроме Евы, никого из мусорщиков Лиза близко не знала, в любом случае ее появление на этом этаже выглядело бы подозрительным. "Пока остановимся на больнице. Где можно поискать там?"

Да где угодно! Обыскать площадь в шесть тысяч квадратных метров в одиночку нереально. Лиза должна была это понимать. Что если, она оставила подсказки в стишке? Если он догадался правильно и Би — это цифра два, то, может быть, цифры — это наоборот буквы? Тогда получается этаж +2, пятая буква — Д, первая буква (кол) — А. +2, Д, А. Обе буквы могут обозначать тайник возле лифтов. Либо этаж +2, возле лифтов администрации, либо возле лифтов для электриков и прочего обслуживающего персонала.

Йорген не выдержал, решил тут же проверить выводы. Может, на месте он определит, какие именно лифты имела в виду Лиза и что обозначает вторая буква.

Время приближалось к ужину. Ева, услышав его шаги, выглянула из кухни. В глазах застыл вопрос, но, помня о его просьбе не задавать лишних вопросов, ничего не сказала.

Он спустился на этаж больницы. Лифты Д находились напротив лифтов для охотников. Мельком оглядев пространство вокруг, он не нашел ничего, что напарница могла обозначить буквой А. Свернул в центральное крыло к лифтам А. Постоял немного тут. Ничего на букву Д в поле зрения не появилось. Возле лифтов вообще негде было сделать тайник. Значит, опять ошибка. Он уже собрался идти обратно, когда его окликнули:

— Майор Бёрьессон! Что вы здесь делаете?

Вторник. Приют.

Сегодня майор выходил на свалку вместе со старшим лейтенантом Такаси. Он снова забрал Бенджамина из класса. Мадам Байи снова плакала и беззвучно шептала то ли молитвы, то ли проклятия. Левицкого это не волновало. Он уже давно принял правила игры: он выполняет свой долг, а воспитатели — свой. Он должен орать, топать ногами и выбрасывать провинившихся хищникам. Они должны любить детей и всячески защищать их от бешеного майора. Игра никому не нравится, но куда денешься? Пока он и Бенни шли в фильтр-коридор, вспомнилось, что так же, как мадам Байи, с ним боролась миссис Хиггинс. Слишком уж по-разному они относились к детям. Миссис Хиггинс сама вежливость. Марк предпочитал вразумлять матом, подзатыльниками и зуботычинами. И вот чопорная старушка с пламенем в глазах читала ему отповеди: "Простите за грубость, майор, но вы, извините за выражение, не в общаге, — когда она волновалась, то становилась еще вежливее. — Будьте так любезны, оставьте военные замашки". А когда он совсем доводил ее, точно как мадам Байи вопила: "Монстр! Чудовище!"

Левицкий не удостаивал ее ответом, продолжал делать то, что считал нужным. Она появилась в приюте позже, а потому представления не имела, с каким контингентом придется работать. Потому и случился однажды инцидент.

Миссис Хиггинс ласково сообщила "деткам", что не надо бояться Левицкого, потому что она не расскажет майору ни о чем, что происходит на уроке, и не пригласит майора сюда. Тогда воспитанники стали издеваться над ней. Мало того, что они могли на уроке бегать и орать, не обращая внимания на воспитательницу, бубнящую географию: расположение лифтов в городах, разметку этажей, тоннели на ярмарку… Они еще обзывали старушку, толкали, рвали учебники и заталкивали обрывки ей за шиворот. Надо отдать миссис Хиггинс должное — она терпела, искренно веря, что любовь изменит их. И однажды самые ретивые решили ее убить. Хорошо, что Эрик позвал майора.

Марк едва не опоздал — удавка почти сделала свое дело. Он точными движениями вырубил зачинщиков и рявкнул, обильно сдабривая речь матом:

— Того… кто хотя бы взглядом… оскорбит воспитательницу… скормлю хищникам… А первыми пойдут эти… — она показал на зачинщиков и, схватив за шкирку, выволок их из приюта.

С тех пор воспитанники смотрели на миссис Хиггинс с благоговением, хотя она продолжала быть предельно вежливой и ласковой с детьми. Все знали: майор слов на ветер не бросает.

Дети, одевавшиеся на свалку, старались не смотреть на Бенджамина. Им не нравилось то, что происходит. Но майор знал, что должен приготовить их к встрече с этим миром. В городах будет так же, как в приюте, никаких неожиданностей. Если они хотят выжить там, им надо привыкать бороться здесь. Бороться, выкладываясь до последней капли. Они должны знать, что если оступятся хоть раз, пощады не будет. Ни им, ни их детям.

Он привычно проверил небо и кивнул: "С Богом!" Никто не слышал этих слов. Марк готовил детей к худшему, но в глубине души надеялся, что обойдется. И сегодня, и завтра, и послезавтра. Что пока он выходит на свалку с ними, сможет защитить. Бог, отнявший у него все, не посмеет обидеть еще и детей. Почему-то так и получалось: добытчики гибли, когда майор оставался в приюте. Он даже хотел с каждой партией выходить на свалку, но потом сдержал себя. Они должны привыкнуть и к неудачам, и к травмам, и к похоронам. Должны привыкнуть перешагивать через боль и жить дальше. Всю жизнь он их нянчить не будет.

В кармане лежал пистолет: если нападут хищники, он использует оружие и посмотрит на результат. За три часа до выхода Марк в мастерской пристрелял оружие на импровизированных мишенях. Точно попасть он не мог: мешала непривычная тяжесть оружия, сильная отдача, подкидывающая руку вверх. Это тебе не легкие парализаторы или Укусы. Нашли бы больше патронов, майор, в конце концов, приспособился бы. Но пока он понял одно: чтобы серьезно ранить хищника, стрелять надо будет в упор. Легких ран твари не замечали.

Сегодня они собирались забрать со свалки остатки машины. Такаси вместе с младшим лейтенантом Бабеш, подругой Александры Карангело, споро откручивали последние детали. Майор жалел девушку: по характеру она была ангелом, по внешности — чудовищем. Бывает же такое: вроде бы нос не кривой, губа не заячья, глаза не косят, шрамы кожу не уродуют, а все вместе слилось в какой-то неприятный коктейль. Да еще подружилась с Александрой — одной из самых эффектных девушек в приюте. Он с трудом представлял, что кто-то может влюбиться в Алину, хотя по характеру она оказалась бы идеальной женой: спокойной, верной, кроткой…

Вот так все и делят в этом мире. Одним пентхаузы, другим приют. Одним и красоту, и ум, другим ничего кроме долготерпения. Кто этим распоряжается?

Неожиданно он заметил, что небо будто прогнулось. Еще до того, как появились темные точки хищников, он подал знак: "Отступаем!"

Слаженной командой добытчики отступали к приюту. Рядовых прикрывали Бабеш и Такаси. Они бежали медленней не только потому, что в руках тяжелый металл, но и потому, что звание обязывает. Раз дослужились, до лейтенантов — должны прикрывать. Именно поэтому, майор и Бенни прикрывали и лейтенантов. Если хищники появятся раньше, чем воспитанники добегут до приюта, Марк толкнет Бенджамина к хищникам. Вдруг Штефани Мюллер споткнулась, упала на мусор и не смогла подняться, схватившись за ногу. Такаси откинул детали машины, поднял ее на руки, пошел медленней. Но до дверей приюта оставалось метра три. Марк еще раз оглянулся — успели. Бенджамин стоял рядом с ним. Когда дверь фильтр-комнаты захлопнулась, они, сорвав респираторы, перевели дух. Такаси опустил Штефани на пол, провел руками по бицепсам. Бенни подошел к нему и замычал что-то, а потом тихонько засмеялся. Что ж мальчишке опять повезло.

Марк заметил, что брюки Штефани намокли от крови. Он взял девочку на руки. В коридоре их ждала Аревик Ашотовна — седая старушка с дрожащими от старости руками. Она доживала последние дни, и Левицкий представления не имел, что они будут делать, когда медсестра умрет. Сейчас они экономили кучу еды благодаря тому, что Аревик Ашотовна справлялась почти со всеми болячками. Обычно, если престарелая сестра не знала, как лечить, значит, воспитанник был безнадежен. Так обстояло дело и с Лейлани. Марк отнес Штефани в комнатку медсестры, помог ей разрезать штанину. Ногу девочки буквально распороло — неудачно наткнулась на что-то при падении. Она мужественно кусала губу, но по лицу текли слезы. Марк вышел. Помощь здесь не требовалась. Жаль, что сегодня так мало собрали, но может, следующей партии повезет.

Лифтер не перетруждался. Работал, сколько мог, потом растирал руки, ноги, шею, или дремал, прислонившись к стенке. Чаще он проваливался в тяжелый сон без сновидений, от которого потом болела голова. Но лучше так, чем сны, от которых болела душа. И все же она не оставляла его — боль прошлого.

Он приходит со школы, нажимает кнопку звонка. Звонок переливается, дребезжит в коридоре, но никто не открывает. И тут дверь медленно уходит внутрь сама по себе. Витька замирает недоуменно. Что-то здесь не так. Дверь не должна открываться сама по себе. Ее должны открыть папа или мама. Или хотя бы Ирка. Но никого нет, а дверь открыта. Ему очень страшно, но Витька преодолевает себя, и осторожно перешагивает порог.

— Мам, пап, я пришел!

На обед они поднимаются с химического завода домой. Но на этот раз никто не откликается. В доме непривычно тихо. И хотя сердце восьмилетнего мальчика сжимается от страха, он говорит себе: "Ничего страшного. Они просто задержались. Они сейчас придут…"

В мертвой тишине он сворачивает на кухню и, вскрикнув, останавливается. За столом сидит сестра с черным лицом. Он даже глаз не мог различить, кажется, лица вообще нет. Сидит большая кукла с обезображенной головой и говорит голосом Иры:

— Родители погибли. Авария на заводе.

Витька стоит, не в силах пошевелиться, не веря тому, что слышит, а голос продолжает.

— Иди сюда. Садись. Скоро принесут пепел. Их кремировали на месте.

Сначала он чувствует, что не в силах сделать ни шага, а потом его словно магнит тянет на кухню. Он садится на табуретку рядом с чудовищной куклой и съеживается.

За спиной слышатся приглушенные голоса. Заходят люди в черном — похоронная команда. Ставят на стол два черных кубика высотой сантиметров двадцать — все, что осталось от родителей. Выходят.

Они сидят в мертвой тишине. Витька и кукла с черным лицом. Голос куклы меняется, она уже не притворяется Иркой. Спрашивает механическим бездушным голосом:

— Ты голоден?

Он отрицательно качает головой, больше всего на свете желая убежать отсюда. Он даже пытается подняться с табуретки. Но не может — ноги отнялись. Неведомая сила прижимает к полу, не давая шевельнуть даже пальцем. А кукла продолжает:

— Положи себе из сковородки. Я согрела.

— Я не голоден! — Витька старается засунуть голову в плечи, чтобы не видеть эти черные кубики на столе.

— Надо поесть, — настаивает гостья.

— Я не голоден, — повторяет он громче.

— Надо, — талдычит она.

И он срывается на истерический крик:

— Я не голоден! Не голоден, слышишь! Я не голоден!

Витька проснулся. Судорожно сглотнул, вытер со лба пот. Мучительно сжался желудок, требуя пищи.

Он голодал не двое суток, которые провел в карцере. Он никак не мог наесться с того самого дня, как в дом принесли два черных ящика.

Вторник. Лондон.

— Майор Бёрьессон! Что вы здесь делаете?

Йорген с замиранием сердца оглянулся. Возле двери, ведущей в больницу центрального крыла, стоял доктор Адриан Ван Люйн, седой старик с небольшой белой бородкой в дорогом костюме-тройке. Центральное крыло обслуживало исключительно администрацию, попасть на прием к этим докторам обычный лондонец не мог. Но Ван Люйн славился скорее как священник, чем как врач. Его проповеди записывали на диктофоны и слушали много раз подряд. Он по-настоящему владел сердцами людей. Охотники раз в год бывали у него на личной беседе — это являлось их привилегией. Ван Люйн помнил каждого, заставляя чувствовать собственную значимость. Беседа с ним выворачивала душу наизнанку. У всех, кроме Лизы. Она посмеивалась над людьми, попадавшими под влияние Ван Люйна.

— Он умело манипулирует всеми, — говорила она. — Но он делает то, что ему приказывает мэр. А мэру надо, чтобы в городе было много богобоязненных граждан. Но знаешь, иногда я думаю, что если Ван Люйна кто-нибудь перекупит? Тогда он может проповедовать чуть-чуть иначе — и народ убьет тех, кто живет на верхних этажах.

— Я хотел исповедаться, — выдохнул Йорген, надеясь на чудо. И чудо произошло.

Доктор взглянул на часы.

— Что ж… Хоть вы и не записались заранее, но у меня найдется для вас минут двадцать. Пойдемте.

Он распахнул дверь центрального крыла. Йорген вступил в чудесное царство с мягким ковром зеленого ворса, стенами, обитыми золотистым пластиком, потолком удивительного ярко-голубого цвета. Справа и слева появлялись двери, похожие на деревянные. А может и на самом деле…? Дверей здесь намного меньше, чем в левом и правом крыле больницы, потому что здесь не так много пациентов. Доктор провел его в самую дальнюю комнату.

Кабинет, где доктор принимал посетителей, заставлял сердце биться чаще от восторга. Белый цвет стен не резал глаза, благодаря изящной лепнине под потолком и огромным картинами, в теплых красно-коричневых тонах. В центре комнаты небольшой темно-коричневый столик на выгнутых резных ножках. Мусорщики приносили такие со свалки, потом их реставрировали и продавали кому-нибудь из администрации. На полу поверх линолеума лежал ковер. Но не такой, как в обычных квартирах — гладкий, синтетический. И даже не такой, как в коридоре — тоже чудеса химии. На этом ковре на черном фоне выткали удивительные красно-желто-оранжевые узоры. Ковер не просто притягивал взгляд, его хотелось потрогать руками. Йорген когда попал сюда впервые, тоже не удержался от искушения. Ворс оказался приятно гладкий и теплый на ощупь. Рядом со столиком два кресла — такие же красивые, удобные и древние. Справа в стене сделали электрокамин: квадратный выступ, вышиной по пояс человеку, отделанный белым пластиком с серыми разводами. Справа у стены стояла маленькая тумбочка с телефоном. Полукруглое окно, расположенное напротив двери, разделили на маленькие белые квадратики, так что оно очень органично вписывалось в эту обстановку.

Слева от окна в углу поблескивал золотистый крест. Когда Йорген увидел его, дыхание замерло. Он понял, что пришел сюда не напрасно.

— Вы взволнованы? — густым баритоном поинтересовался Ван Люйн. — Присаживайтесь. Скажите, что вас беспокоит.

Йорген сел в кресло и начал говорить какую-то ерунду. О том, что ему страшно за семью, за детей, за себя, что потерял смысл жизни и так далее. Фоном этим словам звучала молитва: "Господи, хоть бы он вышел ненадолго! На одну, минуточку, Господи!"

Теперь он точно знал, что Би — это второй этаж, А — лифт администрации, а Д — доктор Ван Люйн. Лиза звала его исключительно так: Доктор. Йорген отчетливо вспомнил, как Лиза, не верившая в Бога и издевавшаяся над всем святым, сказала однажды:

— Знаешь, куда бы я спрятала флэшку, чтобы ее не нашла ни одна разведка? В крест, что в кабинете в Ван Люйна. Там сзади есть небольшое углубление. Если туда вставить флэшку, она может пролежать столетия! Даже если будут делать ремонт — крест снимут со стены, а потом повесят на место. Ведь если не знаешь, что там что-то спрятано — проверять не будешь!

— А как доставать-то будешь, когда тебе флэшка понадобится? — хмыкнул Йорген тогда.

— Легко? Хочешь, покажу, как это делается?

Он отказался. Знал, что если она говорит — значит, достанет. Но он — не Лиза. Если доктор сейчас не выйдет — все пропало.

Йорген говорил и говорил, боясь, что если сделает паузу, то Ван Люйн начнет давать советы, а потом выставит. Мелодично запел телефон.

— Извините, — доктор взял трубку, слушал с минуту. Положив, посмотрел на Йоргена. — Одну минуточку, молодой человек, меня просит зайти один из пациентов.

Ван Люйн вышел. Йорген одним прыжком подлетел к кресту и снял его со стены. Перевернув, осмотрел углубление. В зазоре что-то лежало. Он стукнул крестом по руке и на ладонь выпала флэшка размером со скрепку. Он быстро спрятал ее в карман и прислонил крест к стене, чтобы повесить его на место, но в этот момент дверь распахнулась.

Вторник. Приют.

За ужином Арташес, садясь за стол рядом с Корбином, услышал знакомый голос:

— Ты чё, совсем страх потерял? Это мое место! — Саргсян невольно вздрогнул и обернулся. Он сразу узнал голос того, под чьим руководством избивали Зорича. Теперь он рассмотрел Тимо: высокий парень в желтоватой рубашке без воротника и штанах, болтающихся на широких подтяжках. Он навис над одним из третьеклассников. Рядом с ним еще двое. Арташес, с облегчением перевел дух, поняв, что Корбина Бенсела он может не опасаться. Хотя кто знает, сколько человек в банде у Тимо.

Корбин заметил его взгляд, тоже посмотрел на Тимо, потом наклонился к Арташесу:

— Сталкивался с ним?

— Нет, — Саргсян тут же опустил лицо к тарелке.

— Врешь!

— Нет!

— Ну смотри… — с какой-то странной интонацией произнес Корбин. Будто угрожал.

Оливер так старался произвести впечатление на третьеклассника, что косых взглядов не заметил. А вот его правая рука — Аргир, обратил внимание и на то, как их рассматривал Арташес и как Корбин что-то зашептал ему на ухо. Он дал знак Тимо.

— Ты его знаешь? Странно он на нас смотрит. Может, Штыря послать?

Тимо только кивнул, задумчиво рассматривая новенького.

После ужина воспитанникам давали немного свободного времени до отбоя. Арташес и Корбин выходили из столовой. Бенсел, активно жестикулируя, рассказывал байки, из жизни добытчиков. Вдруг мимо них с воплем пробежал маленький первоклассник. За ним, мчался один из подручных Тимо.

— Стой, Янис! — орал он. — А ну стой, акус! Убью, зараза!

Первоклассник неожиданно спрятался за спину Арташесу. Корбин шагнул вперед, встал перед Каролисом.

— Ты чего к нему пристал?

— Уйди, сопля, без тебя разберемся!

— Он меня побить хочет! — обиженно засопел малыш из-за спины Саргсяна. — А я ничего не делал!

— Иди сюда, а то хуже будет! — пригрозил Каролис.

— Лучше уходи, — пригрозил Корбин. — А то позову старшего лейтенанта Тендхара — мало не покажется.

Упоминание о Тендхаре мигом остудило обидчика. Он отступил:

— Стукач! — зло крикнул он Корбину, а потом добавил, выглянувшему Янису. — А до тебя я еще доберусь.

Когда опасность миновала, мальчишка облегченно выдохнул и выбрался из-за Арташеса.

— Чего он на тебя напал? — стал расспрашивать Бенсел.

— Не скажу, — насупился малыш. Арташес, глядя в его огромные темные глаза, невольно усмехнулся — он знал ответ. Тимо и его банда нашли еще одну легкую жертву, с которой можно вытрясти еду. — А можно я с вами буду ходить? — спросил мальчишка, доверчиво глядя в глаза Арташесу.

— Конечно, — разрешил тот.

Янис взял его за руку и будто прилип. Корбин повел Арташеса в библиотеку — и Янис в библиотеку. Корбина пригласили играть в спортзал, и Янис поплелся туда же.

Арташес не знал игру, которую затеяли воспитанники, а потому сидел на матах и наблюдал за одноклассниками. Янис пристроился под бочком.

Минут через пять, ласково глядя на нового друга, предложил:

— А хочешь, я тебе покажу кое-что интересное? Хочешь? Ты там еще не был.

— Давай, — улыбнулся "старший брат".

Янис повел его по коридору к лестнице, а потом, отпустив руку, помчался вниз по ступеням. Арташес замер.

— Ты зачем туда? — напряженно спросил он.

— Пойдем, — махнул рукой Янис. — Покажу кое-что в приемнике.

— Мне кажется, не надо туда спускаться, — неуверенно пробормотал Саргсян.

— Надо-надо, — зло шепнули ему на ухо, и выкрутили руки за спину. — Быстрей пойдем, пока нет никого.

Его буквально потащили в подвал, подхватив с двух сторон.

Вторник. Лондон.

Услышав, как дверь хлопнула, Йорген быстро убрал руки от креста. Слава небесам, он не свалился и даже не покачнулся — остался висеть не стене. Он быстро прижал руки к лицу, кончиками пальцев нажал в уголки глаз — теперь глаза будут блестеть, будто он еле сдерживает слезы. После этого сложил ладони будто для молитвы.

— Майор Бёрьессон! — позвал Ван Люйн. Он с готовностью обернулся. — Обстоятельства изменились, мне надо срочно уходить. Может быть, вы запишетесь ко мне, чтобы могли подробней обсудить то, что с вами происходит?

Кажется, он не заметил его манипуляций с крестом. Или подумал, что он в благоговении прикасался к нему…

— Нет, спасибо, отец Адриан, — так полагалось обращаться к доктору, когда общаешься с ним в ипостаси священника. — Мне нужно было, чтобы меня просто выслушали. Жене ведь не расскажешь — не хочется ее огорчать. А друзьям скажешь — засмеют, подумают, что слабак. Я вам рассказал, и мне стало намного легче. А пока вас не было — я молился. Теперь чувствую, что могу жить дальше. Спасибо, что уделили мне время.

— Как скажете, майор Бёрьессон, — пожал плечами Ван Люйн. — Если что — обращайтесь. Всегда рад помочь.

— Спасибо, отец Адриан. Я завтра же передам вам еду за эту беседу.

— Что ж… Если вы считаете, что я помог вам, — тепло улыбнулся Ван Люйн, — от платы я не откажусь.

Йорген попрощался с доктором и, наконец, вышел, стараясь сдерживать себя, чтобы не побежать, отправился домой. Ева сразу заметила его сияющее лицо, губы уже сложились, чтобы расспросить обо всем, но он нежно поцеловал жену, шепнув на ухо:

— Ни слова!

Она проглотила слова и ушла к девочкам в спальню. Йорген вставил флэшку в наладонник и стал рассматривать добытые материалы. Там находилось два файла. Документ, озаглавленный "Мистеру Би" и какой-то рисунок. Как только он открыл предназначавшееся ему послание, радость утихла, а потом мерзкий страх опять заполз в душу. Письмо написала Лиза. Она всегда осторожничала, не сохранилось ни одной ее фотографии, ни одной записи ее голоса. Здесь она напечатала письмо, а не надиктовала, так что если бы флэшку нашли случайно, ни ее бы не раскрыли, ни Йоргена. И все же, читая печатный текст, ему казалось, что он слышит голос напарницы.

"Привет, мистер Би! Если ты читаешь мое письмо, значит, я не ошиблась в тебе, и ты смог расшифровать мою загадку, а эти лохи из разведки кусают локти от злости. Но я думаю, ты рано радуешься. Если ты читаешь это — значит, меня нет в живых и такая же участь ожидает тебя. Мы ввязались в большую игру. Те, кто наверху не остановятся ни перед чем, для того, чтобы материалы, которые я выкрала, остались тайной. Не хочу тебя пугать, но как только я познакомилась с ними, то поняла: если меня не раскроет лондонская контрразведка, то убьет начальник Ди (так они называли Депрерадовича), потому что того, кто читал такое, в живых не оставляют. Именно поэтому я решила попытаться сделать так, чтобы эти документы не достались ни лондонцам, ни ньюйоркцам. Видимо, не удалось.

Твой единственный шанс выжить — это убедить всех, что ты и пальцем не притрагивался к тому, что добыл. Побоялся открыть и прочитать. Тогда может, все и обойдется. Хотя, зная Депрерадовича, особенно рассчитывать на это не стоит.

Вот, собственно, все, что я хотела сказать. Смотри схемку и наслаждайся. Пока жив"

Йорген зарычал от злости. Он думал, что дело оказалось легким, что он быстро нашел то, что не смогла найти лондонская разведка, а на самом деле все еще впереди. Самое ужасное, никто не гарантирует, что после выполнения задания его семью оставят в покое. Йорген заметался по комнате. Сказать Божану, что он не справился — убьют Еву и дочерей. Если он достанет то, что нужно — убьют его. Удастся ли проскользнуть в единственную щель: убедить Депрерадовича, что он незнаком с секретными документами? В любом случае выходило, что надо как можно скорее приниматься за дело. Он открыл оставленную Лизой схему. На маленьком экране появился рисунок — тонкие линии, казавшиеся бессмысленным переплетением, словно рисовал ребенок, впервые севший за компьютер. В одном месте рисунка стоял крестик, в другом — кружок. Жуть! Как же разобраться в том, что она изобразила? Зная Лизу, он понимал, что материалы она спрятала очень хорошо. Десять дней — слишком мало, чтобы справиться с таким заданием, а потому возникало чувство, что он уже опоздал. Йорген потер виски. Пошел на кухню, выпил воды. Ева опять смотрела встревожено. Он попытался успокоить ее как мог:

— Все будет хорошо, родная, не переживай.

Тут пришло в голову: для того, чтобы расшифровать схему Лизы, неплохо бы позаимствовать ноутбук у соседа-врача, он уже вернулся с работы. Они дружили семьями благодаря Еве: та иногда навещала его жену, работавшую медсестрой с ним в паре. Доктор Гузнер обслуживал рабочих химического завода. Он относился к Йоргену будто к смертельно больному. К охотникам почти все так относились, потому что каждый раз сомневались: увидятся ли в следующий раз? Гузнер с радостью одолжил ноутбук и не на пару часов, как просил Йорген, а на всю ночь.

— Завтра утром вернете, мне он пока не нужен.

— Большое спасибо, — от всей души поблагодарил Йорген щедрого доктора.

Дома он объяснил Еве на ушко, что ему дали задание: расшифровать схему, определить, где тайник, а потом достать оттуда то, что там лежит. Важные документы выкрали ньюйоркцы и спрятали в Лондоне, а ему теперь надо найти это. Ева кивала с умным видом, а теперь, пока он колдовал над картой, вообще притихла, даже телевизор не включала, чтобы не мешать.

Йорген прокрутил карту несколько раз. Как назло бессмысленные линии так и оставались бессмысленными, только на ноутбуке они стали четче. Лишь крестик ясно давал понять, что именно в этом месте спрятаны необходимые Депрерадовичу материалы. "Крестик — это место тайника. А кружочек? Кружочек — это же…"

Тут его осенило: Лиза наложила две карты друг на друга, вот и получилась бессмыслица — и тут она перестраховалась. Как же теперь разделить рисунки? Йорген лихорадочно соображал, кто может помочь с компьютером — сам он им не интересовался с тех пор, как о нем забыли. Наконец, отчетливо вспомнил разговор в фильтр-коридоре. Кажется, Шалита рассказывал о каких-то программах из Токио.

Йорген выскочил в коридор, где висел телефон, набрал номер напарника:

— Гилад, привет, — начал он без вступления. — Слушай, помнишь, дня три назад вы с Клюевым трепались насчет компьютерных программ?

— А то не помню, — с готовностью отозвался Шалита. — Ты еще на нас с таким презрением посмотрел: мол, взрослые мужчины, а игрушками интересуемся…

— Да, тебе померещилось, — отшутился Йорген. — Это я от зависти. Сам-то не бельмеса не соображаю. Слушай, у меня беда! Файл с моими документами нашла Доминика и изрисовала почем зря. Ничего не разберешь. Вроде бы есть какая-то программка, чтобы очистить более поздние наслоения.

— Конечно, есть. Есть даже такая, что тебе рисунки дочери в отдельный файл вынесет, чтобы ребенка не обидеть.

— Да ты что! — удивился Йорген. Это было именно то, что ему нужно. — Слушай, дай, пожалуйста, — попросил он.

— Поднимайся, — с готовностью откликнулся он. — Флэшку с блютузом захвати, я тебе сброшу.

В лифте Йорген выбрал максимальную скорость, так что когда он поднялся на этаж +40, его немного замутило. Через пять минут он уже снова вернулся домой и, установив, программу на ноутбук, применил к файлу Лизы. Одна за другой линии исчезали с рисунка. Схема прояснялась. Когда же исчез и крестик, Йорген остановил процесс и отменил последнее изменение. Все правильно. Сначала Лиза нарисовала план, а потом крестиком отметила место, где спрятала украденные материалы.

Он рассматривал схему. Явно один из этажей города. Йорген знал, как Лиза рисовала схемы. Сплошные линии — стены, пунктирные — двери. На этой схеме присутствовали еще и линии из точек.

Он опять потер виски, чтобы успокоится. Так. Вот прямоугольник центрального крыла, вот левое крыло, а вот правое. Если внутренние линии убрать, то получается перевернутая вверх ногами буква "Т" с короткой ножкой. Так построены все города. По центру этой буквы, примерно на равном расстоянии друг от друга шесть прямоугольников — лифты. Крестик стоит в левом верхнем углу центрального крыла. Отделен от стены сплошной полоской, параллельной короткой стене центрального крыла. Еще одна стена? Маленькая потайная комната?

Йорген попытался представить, что обычно находилось в центровальном крыле у самой стены. Вентиляция! Что ж, возможно Лиза спрятала материалы в вентиляции. Уже что-то. Осталось определить на каком этаже. Поскольку ни одно крыло не разделено на аккуратные прямоугольники квартир, из двухсот этажей отпадет сразу сто пятьдесят один. Еще легче. Заводы? Может ли быть, что здесь изображен завод? Йорген старательно повторял географию, которую изучал двадцать лет назад, еще на школьной скамье. Как выглядит план завода? Нет, это в любом случае не завод. Если верить схеме, то лифты Б, обслуживающие теплицы, здесь тоже работают — Лиза обозначила пунктиром, значит, выйти можно. Но лифты группы Б спускаются только до этажа -91, где расположен завод синтетической пищи, и когда выходишь из такого лифта, тебя встречают аппараты и рабочие — никаких стен. А Лиза здесь нарисовала узкий коридорчик. Получается, шагнешь — и чуть ли не лбом упрешься в стену, надо сразу сворачивать. Нет, это не заводы и не теплицы. Еще двадцать девять этажей долой. Йорген мысленно сверял план каждого служебного помещения с картой Лизы. Этаж, где находится офис уборщиков? Нет. Там тоже комнатки-отделы, откуда уборщиков отправляют на различные участки. То же самое касается офисов электриков, вентиляционной службы и сантехников. В тренажерных залах напротив лифтов Б, раздевалка, но поскольку тренажерные залы обслуживают лишь мусорщиков, охотников и полицию, вход из лифтов теплиц туда закрыт. "Церковь!" — догадался он. "В церковь есть выход из всех лифтов, а напротив лифтов А и Б — раздевалки. Потом проходишь на пятачок между остальными лифтами, оставляешь лифт Г по левую руку", — Йорген водил мышкой по карте и представлял себя в церкви. Последний раз он посещал ее на венчание одного из охотников. "Проходим в большой зал, а там у нас… Аналой. Что ж, возможно Лиза обозначила его точками. Тогда точки вдоль стен в левом крыле — это… Нет, что-то не сходится. Левое и правое крыло в церкви объединены в большой зал, никаких дополнительных конструкций кроме аналоя, там нет. Хорошо, тогда где еще есть сцена? В развлекательном центре, но он внутренним убранством очень похож на церковь, в правом крыле тоже нет ничего, что можно было бы обозначить точками", — и тут Йорген догадался, где Лиза спрятала материалы, и в сердце у него похолодело.

— Вентиляция… Женский туалет… — пробормотал он растерянно. — Зал заседаний!

Вторник. Приют.

Может быть, помня о неудаче с Испанцем, Оливер приказал Каролису и Аргиру не отпускать Арташеса. Мальчишка затравлено смотрел на стоявшего перед ним Тимо и маленького Яниса, рассматривающего его доверчивыми бездонными глазами.

— Спасибо, Штырь, — поблагодарил Оливер.

— С тебя полбанки, — небрежно ответил тот. Голос оставался таким же звонким и чистым.

— Что? Какие полбанки? Да я тебя… — Тимо надвинулся на Яниса, но тот юркнул у него под рукой и уже из коридора крикнул. — Не принесешь — настучу! Прямо сейчас настучу!

— Эй! А ну иди сюда!

— Я пошел за Славиком!

— Будет тебе полбанки, иди сюда! — разорялся Оливер.

— Жду до завтра, — и мальчишечий голос исчез.

— Кому в голову пришла идея связаться со Штырем? — грозно окинул Тимо подопечных. Попутно взгляд наткнулся на Арташеса. — А ты, парень, знаешь меня?

Саргсян как-то неопределенно махнул головой.

— У тебя чё? Язык отсох? — он кивнул Аргиру и тот завернул пленнику руку за спину так, что Арташес закричал:

— Знаю! Ты банду в приюте держишь, еду воруешь!

Хватка ослабла. Тимо с удивлением посмотрел на новенького:

— Ух ты! Твои родители чаем не в разведке работали?

— Нет, — буркнул Саргсян, тяжело дыша. — Охотники.

— Охотники? — хмыкнул Тимо. — А ты, охотник, уже решил, с кем будешь? Со мной или с майором?

— Я сам хотел.

— А не вышло, — вкрадчиво объяснил Оливер. — И выбор придется делать прямо сейчас, — в руках оказался длинный металлический стержень. Он медленно подошел к Арташесу, тот забился в руках охранников, закричал, когда ему заломили руки. Тимо поднес стержень к глазу мальчишки.

— Так с кем ты, охотник? — с придыханием спросил он.

— С тобой! С вами! — закричал Саргсян от ужаса.

— Вот и молодец, — его швырнули на пол и стали пинать ногами.

— Хватит! — услышал он над головой. — Кликуха твоя теперь будет — Охотник. Смотри, не подведи, не то я тебя найду. Сегодня ночью можешь понадобиться. Ясно?

Арташес еле кивнул головой. В глазах потемнело от боли. Хорошо, что Оливер не стал придираться на его кивок. Наконец, мучители ушли, а он еще долго плакал на полу в подвале. Плакал о погибших родителях, о потерянном детстве, об этом гребанном приюте, о том, что все в жизни идет наперекосяк, и, кажется, по-другому уже никогда не будет.

Вечером Славик снова спустился в приемник. Он уже договорился с Такаси, который дежурил сегодня ночью, что займет подвал, а когда уйдет — сообщит ему. Александра обещала прийти часам к девяти. В приемнике он застал плачущего новенького.

— Ты чего? — склонился Зверев над мальчишкой.

— Ничего! — зло ответил тот, глотая слезы. — Все прекрасно!

— Эй, парень, не раскисай, — улыбнулся Зверев, думая, что у него обычная в таких случаях тоска по дому. — Все будет хорошо!

— Никогда не будет хорошо! — крикнул Арташес и выбежал из приемника.

Славик решил завтра ближе с ним познакомиться — все-таки воспитанник из его класса. Сейчас он мечтал об Александре. Позволит еще раз поцеловать или нет?

— Привет! — девушка опять стояла на пороге, не решаясь пройти внутрь, но во взгляде светилась нежность.

— Привет! — вскочил Зверев. — Проходи.

— Я еще немного отсюда на тебя посмотрю, — покачала головой она и в глазах мелькнул лукавый огонек. — Подумаю, может, стоит уйти, пока не поздно.

— Ну хватит уже, — усовестил ее Славик.

Она легко рассмеялась и села рядом. Опять помолчали немного.

— Славик, — спросила Александра совсем другим тоном. — А вот если бы в твой выход на свалку, майор отдал Бенни хищникам, ты бы попытался его спасти?

— Ты опять о том же, — погрустнел Зверев. — Вряд ли у меня была бы такая возможность. Майор ведь последний уходит и Бенни держит при себе.

— Но ты бы попытался? — она отпрянула от стенки, заглянула ему в глаза.

— Мне не нравится, что приходится поступать так, — снова уклонился он от ответа. — Сяньшень говорит, что эта новенькая — просто чудо и принесет нам кучу еды. Тогда, может, уже не придется так экономить.

— Ты юлишь, — укорила она парня. — Ну да ладно… Спорим, майор все равно выбросит Бенни на свалку? Даже если еды будет много, на всех хватит по целой банке, он все равно выбросит Бенни. Просто потому, что он не приносит денег. Спорим?

— Не знаю, — нахмурился Славик, хотя в душе понимал, что в ее словах много правды. — Какая разница, как бы поступил майор. Я бы так не поступил, — вымолвил он, наконец.

— И на том спасибо, — выдохнула Александра и снова откинулась назад, смотрела на потолок. — А эта новенькая — просто шлюха какая-то. Не удивлюсь, если майор ее учительницей сделает. Ему, наверно, только такие и нравятся.

— Зачем ты так?

— Не могу простить, что он не дал мне звание старшего лейтенанта. Ведь я достойна! Разве нет? Я сделала все, чтобы получить это звание.

— Конечно, ты достойна, — он успокаивающе погладил ее по руке. — Ты лучше всех!

Она лукаво стрельнула глазами.

— Даже лучше новенькой?

— Спрашиваешь! У нее только платье шикарное. Так я тебе тоже такое куплю.

Александра вздрогнула:

— Славик, ты в своем уме? Я не буду носить такое!

— Не носи, — тут же пошел он на попятную. — Тогда куплю то, что тебе нравится, — и рассмеялся.

Александра тоже улыбнулась. Задумчиво склонила голову набок:

— Ты вчера сказал… что любишь меня. А за что?

— Да ты же необыкновенная! — удивился Зверев. — В тебя все лейтенанты были влюблены.

— Нет, — грустно покачал она головой. — Все меня хотели. Так и в городе было, — по лицу ее прошла судорога боли. Тут же сменилась улыбкой. — А ты первый, кому я поверила, что любишь. Не знаю почему. Может, потому, что не лапаешь. Даже просить тебя приходится, чтобы ты меня поцеловал. Ты вообще хочешь меня поцеловать?

— Очень! — с обаятельной улыбкой признался он.

— Тогда будь смелее, — тихо попросила она.

Вторник. Лондон.

Йорген попросил, чтобы сегодня Ева уложила девочек пораньше. Он подержал их на коленях перед сном, поцеловал. Его мучило ощущение, что он видит их в последний раз. Когда они, наконец, уснули, Ева пришла к нему, села рядом. Он обнял жену, прижал к себе, вдохнул запах ее волос.

— Ты так ничего и не скажешь мне? — жалобно спросила она.

— Скажу, — прошептал он. — У меня впереди очень трудная ночь. Ты даже представить себе не можешь насколько.

— Ты можешь не вернуться? — голос ее изменился, еще немного, и она заплачет, но на этот раз Йорген посчитал, что должен быть откровенным.

— Да, — спокойно произнес он. — Я могу не вернуться. Только не плачь, пожалуйста. Просто… молись за меня. И побудь сейчас со мной, — он поцеловал ее шею. Ева судорожно сглотнула — он чувствовал губами, как дернулось ее горло. Потом она кивнула, обещая исполнить просьбу.

Затем ему показалось, что он раздвоился. Один он любил жену, стараясь насытиться ей напоследок, чувствуя, что это последняя их ночь вместе. Этот "он" хотел, чтобы ночь длилась вечно.

Другой он словно строгий контролер приговаривал: "Нет времени! Времени нет. Ты еще не приготовил все, что нужно. Ты опоздаешь!" Йоргену хотелось послать этого второго куда подальше — и не мог. Времени на подготовку и вправду оставалось все меньше.

И все же он полюбовался женой, перебирая волосы, нежно касаясь лица, шеи, груди.

— Пожалуйста, не смотри на меня так! — взмолилась она. — У меня такое ощущение, что ты бросаешь нас. Скажи, что это не так!

— Не так, малышка. Я очень хочу вернуться. Ты даже не представляешь, как хочу. Я сделаю все, чтобы вернуться.

Он обещал, зная, что как прежде уже никогда не будет, даже если все обойдется. Слишком самонадеянно с его стороны думать, что можно пробраться на этаж +83 и незамеченным уйти оттуда. Он знал только одно место, идеально подходившее под схему Лизы — Зал заседаний. Там, где проводил совещания мэр города. Там, где проводились церемонии награждения и торжественные приемы, которые показывали по телевизору. Там, где существовала особая охрана, отвечающая за жизнь мэра и обитателей пентхаузов. Там, куда лифт поднимал лишь тех, кто имел особые пропуска. Там, где посторонних убивали, даже не спрашивая документы: сначала стреляли, а потом разбирались — кто такой. Пробраться туда незаметно невозможно. Можно только набраться наглости и проникнуть, невзирая на охрану и сигнализацию. И если удастся выбраться, мэр поставит на уши весь Лондон и нарушителя найдут. Рано или поздно — найдут.

Если бы ему дали задание чуть раньше — он недавно присутствовал в Зале Заседаний. Его пригласили как ветерана охотников на церемонию награждения. Кажется, расстарался генерал Оверсон, под руководством которого они с Марком работали в молодости. Теперь он тоже переехал в огромную квартиру лишь чуть ниже пентхауза мэра, но и старых друзей не забывает. Хотя, в любом случае возникли бы проблемы, потому что Лиза спрятала материалы в вентиляционной трубе женского туалета. Вряд ли его появление там осталось бы незамеченным… Лиза оказалась на высоте: она спрятала там, где никто не будет искать. Даже не подумают, что преступникам придет в голову пробраться в пасть к хищникам…

Ко всему прочему у него нет связи с Божаном. Ждать когда пройдет десять дней, чтобы объяснить ситуацию — опасно. Вряд ли Депрерадович посочувствует: "Да, майор Берьессон, вы совершенно правы, не стоит так рисковать. Достанете эти материалы через полгода…" Значит, надо идти сейчас, чтобы к шестнадцатому мая, если все сложится удачно, полиция успокоилась, и он смог бы снова выбраться на ярмарку. Разобравшись, он сбросил получившиеся рисунки на наладонник, ноутбук почистил.

Еще раз прокрутив в памяти предстоящие действия — не забыл ли чего, Йорген решительно встал.

— Тебе помочь чем-нибудь? — Ева придерживала простынь у груди. Столько лет женаты, а она все смущается. Наверно, считает, что грудь недостаточно красивая.

— Помочь, — кивнул он с готовностью. — Утром отдай Гузнеру ноутбук — я могу не успеть, — он потянул простынь на себя.

— Что ты делаешь? — невольно рассмеялась она.

— Хочу полюбоваться, — с улыбкой ответил он. — У тебя самая красивая грудь в Лондоне.

— Хорошо, что ты не сказал "в мире", а то я бы решила, что ты издеваешься, — саркастически заметила она. — Хотелось бы знать, когда ты успел увидеть грудь всех лондонских женщин.

Йорген смущенно почесал затылок:

— Знаешь, не обязательно видеть все. Есть такое внутреннее убеждение. Ученые доказали…

— Я тебя побью! — перебила она. — Иди. Не хочу ничего слышать. И возвращайся скорее… — добавила она, погрустнев.

Пока Йорген готовил снаряжение для подъема по шахте лифта, он вспоминал наставления Лизы. "Если надо подняться вверх, выбирай только крайний справа лифт группы Б. Надеюсь, ты не путаешь лево и право?" Кажется, она объясняла, почему именно этот лифт, но разговор происходил так давно… К тому же он никогда не думал, что придется пробираться наверх по шахте лифта. Но Лиза ничего не говорила просто так. Значит, крайний справа лифт Б.

Наконец, в полной экипировке он вышел из квартиры. Этаж считался довольно тихим. Он потому и поселился здесь: и платить меньше за квартиру, и полиция реже встречается.

Йорген подошел к вентиляционной трубе — она соприкасалась со стеной лифта и именно отсюда лифтеры проникали внутрь шахт лифта, если возникала необходимость что-то исправить. Здесь он воспользовался тем же приспособлением, с помощью которого собирался подняться на этаж +83: выстрелил вверх мощной присоской. Она с мягким чмоканьем приклеилась к нижней части вентиляционной трубы. Теперь он включил подъемник и повис над полом, рядом с квадратной дверцей, в которую мог свободно пролезть человек. Конечно, она закрыта, но замок здесь настолько простой, что открыть его много времени не отнимет.

Пока работал отмычкой, в памяти не к месту всплыло, что недавно в новостях сообщили, что в Лондоне обезврежена банда Лифтера. Главарь — бес из семьи рабочих химического завода. Однако кличку ему дали Лифтер, за то, что легко вскрывал вот такие дверцы (как он к ним подбирался?) и уходил от погони по шахтам лифтов. Да еще и банду уводил. Только поэтому их долго поймать не могли. Не все полицейские способны путешествовать по вертикали. А лифтеры могут, да то ли не хотели помогать ловить бесенят, то ли тоже не могли справиться с ними. Все-таки они троих убили, а одного в шахту столкнули. Хорошо, если после такого полета, у парня хоть пуговицы от формы остались…

Наконец он протиснулся в вентиляционную трубу, встал на четвереньки и закрыл за собой дверцу. Конечно, вряд ли ночью кто-то заметит, что она открыта и все же следовало соблюдать предельную осторожность. Только после этого он сдвинул очки-тепловизоры на затылок, и включил на лбу синий фонарик. Луч света тут же упал на круглое отверстие, ведущее в шахту. Он высунулся по пояс, повертел головой, освещая противоположную стену. Выбрал место и выстрелил туда присоской. Подергал — легла прочно. Перевернулся на живот и включил подъемник, одновременно группируясь, чтобы в полете не стукнуться о стену.

Поднявшись, прилепился к поверхности дополнительной присоской, первую отцепил, снова посветил на противоположную стену, постаравшись выбрать место повыше — иначе он до утра будет только наверх добираться.

Он действовал четко. Тело уже вспомнило навыки. Ни одного лишнего движения, ни одной ошибки. Он не имеет права на ошибку. Что может быть глупее: опасаться Божана, лондонской контрразведки, охранников наверху и полиции внизу, а вместо этого сорваться в шахту?

Поднимаясь мимо круглых отверстий, которыми пользовались лифтеры. Он светил лампочкой, чтобы видеть, какие цифры написаны рядом. Номера этажей здесь обозначили лифтеры, для того чтобы легче было ориентироваться в шахте. Через десять минут он поднялся на этаж +62. Он подсчитал, что минут через пять уже будет на месте. Йорген еще дома обдумывал, где лучше выйти: на нужном этаже, чуть раньше или позже. Этаж +82 — развлекательный центр. Там много оборудования, его охраняют тщательно. Этаж +84 — служба сервиса. Девочки, может, и не спят еще, обслуживают кого-нибудь из пентхауза или с охранниками развлекаются. Им, конечно, это строго запрещается, но все же и не наказывают сильно. Мадам, отвечающая за службу сервиса, понимает, что после толстых пыхтящих директоров заводов, девочкам хочется хоть немного получить удовольствие с настоящими мужчинами. Все-таки придется рискнуть и выйти в Зале заседаний. Есть надежда, что его охраняют чуть меньше, и он нарвется на охранников не сразу.

Йорген собрался выстрелить в очередной раз, когда раздался необычный звук. Сначала что-то стукнуло, а потом послышалось мерное жужжание. Он закрыл глаза от ужаса.

Он просчитал все опасности и не подумал лишь об одной: что лифт могут включить в комендантский час. Секунд через пять кабина лифта просто сотрет его в пыль.

Вторник. Приют.

Незадолго до отбоя, Марк еще раз обходил приют. Проверял, чем занимались воспитанники. Занятия им особенно выбирать не приходилось: игры в спортзале или чтение.

После того как пропала еда, у него появился еще один повод для проверки. Сегодня ночью он выставил охрану у склада с едой. Но и ту еду, что пропала раньше неплохо бы найти. Два ящика! Это даже представить страшно. Хорошо, что у него накопилось ящиков двадцать еды в тайнике. Он хранил их для особых случаев: подарков ко дню свадьбы, рождению малыша, чтобы вызвать доктора или если на ярмарке выручат мало, потому что зарядят дожди. Но банки в тайнике копились не один месяц и так просто их отдавать каким-то ворам… Да он собственными руками их придушит, если завтра ящики на месте стоять не будут. Иногда майору казалось, что он добился идеальной дисциплины, а потом случалось какое-нибудь происшествие, как, например, с миссис Хиггинс или с нынешней пропажей.

Левицкий начал проверку с этажа мальчиков. Старший лейтенант Тендхар построил четвероклассников в коридоре. Марк считал Павла одним из самых сильных и способных лейтенантов, хотя ему и не нравилась излишняя грубость парня. Но Левицкий редко вмешивался в его отношения с воспитанниками и почти никогда не делал замечания. Может, потому, что иногда он видел в Павле собственное отражение. Не хотелось верить, что он превратился в такого же наглого хама, но, кажется, дело обстояло именно так: Тендхар во всем копировал Левицкого. Сейчас по этажу слышался могучий бас:

— Ну что, ублюдки, опять в спальне бардак? — воспитанники стояли навытяжку. Павел прохаживался вдоль них, пока никого не трогая. — Кто сидел на постели, шаг вперед!

После секундной задержки вперед шагнули Златкаускас и Калафати. Тот лишь мазнул по ним взглядом.

— В последний раз спрашиваю, кто сидел на постели?

Строй не пошевелился. Тогда Павел быстрым движением схватил за ухо Моисея и потянул вверх. Мальчишка заскулил, пытаясь отцепить руку старшего лейтенанта. Тут же получил оплеуху.

— Ты, падла, что стоишь? Ты сидел на постели?

— Я больше не буду! — плакал Мося.

— Ах, ты не будешь? — Павел снова размахнулся.

— Старший лейтенант Тендхар! — прервал экзекуцию майор. Вроде бы ничего особенного не происходило и все же… Он понимал, что сам вполне мог проделать то же самое. И наверняка делал, когда Павел, Эрик и другие были такими вот сопляками. Также приходилось приучать их к порядку выкручиванием ушей и подзатыльниками. Но теперь, может, оттого, что он постарел, предпочитал не видеть такого — на душе оставался неприятный осадок. Если уж Павел и будет их таким образом воспитывать, то без него. Потому Левицкий нечасто заходил в класс к Тендхару.

Павел вытянулся, уставился на майора. Взгляд полон глубоко уважения, готовности исполнить любой приказ.

— Я думаю, достаточно дать провинившимся два наряда вне очереди.

— Есть, господин майор, — старший лейтенант повернулся к воспитанникам. — Златкаускас, Калафати, Шафт — два наряда вне очереди. Встать в строй.

После этого Марк решил проверить приемник. Распахнул дверь — Зверев и Карангело отскочили друг от друга, будто только что целовались. Тут же быстро встали, выпрямились.

— Господин майор… — начал докладывать Славик.

— Отставить, — скомандовал Марк. — Продолжайте, — он вышел.

"Что ж, значит, я не ошибся, — думал он. — У них действительно что-то намечается"

Он прошел в спортзал. Там третьеклассники играли в хищников и мусорщиков. Обычно играло до пятнадцати человек. Делились на три команды: хищников, охотников и мусорщиков. На полу мелом чертились круги — мусорщики и охотники находились в безопасности только в них. Задача мусорщиков — собрать кирпичи, которые охраняли хищники, в домики. Охотники их оберегали. Хищники старались прикоснуться и к тем и к другим — тогда игрок выбывал. Головня, сидя на скамейке у окна, наблюдал за игрой. Не обходилось без перебранок:

— Я дотронулся до тебя!

— Нет, я упал, ты не успел дотронуться!

— Джулия, докажи, что я дотронулся!

— Конечно, я видела!

Степан смотрел на майора во все глаза и, наконец, его заметили остальные. Они замерли:

— Господин майор…

— Отставить, — успокоил он. — Продолжайте.

Теперь он направился в библиотеку. Здесь он застал Такаси. Вместе с рядовым Кенерешем они исследовали какую-то схему. Увидев майора, как и все, вскочили. На этот раз он не стал прерывать доклад.

— Господин майор, — доложил Итиро. — Изучаем схему фонарика. Хотим попытаться изготовить сами.

Марк внимательно рассмотрел схему. Потом, заложив пальцем на этой странице, закрыл книгу и посмотрел на обложку: "Пособие по изготовлению простейших электробытовых приборов". Быстро пролистал учебник. Настольные лампы, утюги, кипятильники, фонарики, электрочайники, микроволновые печи, калькуляторы, плееры и многое другое. Он вернул книгу.

— Продолжайте. О результатах работы докладывайте мне.

Он поднялся выше. "Для чего Такаси фонарик? Хочет помочь приюту или… Надо присмотреть за ним".

В городе уже два часа, как отключили лифты — начался комендантский час. У них до отбоя оставалось еще полчаса.

Ночь со вторника на среду. Лондон.

В последний момент, перед тем как Йоргена должен был раздавить лифт, он будто услышал голос Лизы: "В шахте крайнего справа лифта Б есть маленькая ниша на узкой стороне центрального крыла. Даже если пойдет лифт…"

Он, не глядя, выстрелил туда и тут же включил подъемник, полетел наугад, даже не зная, попала ли присоска в нишу. Впечатался в стену, едва не разбив лицо, а в следующую секунду, спину обожгло. Он чувствовал, как плавится на спине ткань, но ничего не мог сделать. Сжимая зубы, чтобы не заорать, он, отстранившись от стены, поискал в кармане обезболивающую ампулу, раскусил ее. Во рту стало горько и холодно. Лекарство должно подействовать минут через пять, а пока надо терпеть — звуки разнесутся далеко, сразу примчатся добить. Он взял с собой еще и шприц. Если ввести обезболивающее в мышцу, оно подействует быстрее, но он решил приберечь лекарство на крайний случай. Он еще даже не добрался до нужного этажа, а когда доберется, придется столкнуться с охранниками и кто знает, чем дело закончится. Боль не уменьшалась, хотя ему казалось, что прошла вечность. Тогда Йорген раскусил еще одну ампулу. Больше нельзя — сознание может поплыть.

Наконец легкий холодок добрался и до горящей спины. Окончательно не обезболил, но можно попробовать продолжить путь. Он пошевелил руками. Спина тут же дала о себе знать. Он стиснул зубы: надо двигаться. Снова выстрелил вверх.

Чтобы не так чувствовать боль, старался отвлечь себя мыслями. "Как хорошо быть послушным, — похвалил Йорген себя. — Не помнил, почему шахта правого лифта Б лучше подходит для перемещения, но использовал именно ее. В любой другой шахте уже сдох бы, а здесь еще трепыхаюсь"

Добравшись до этажа +83, он забрался в вентиляционную трубу и полежал немного на животе. Чтобы как-то оправдать задержку, включил на полную мощность усилитель: надо убедиться, что в Зале заседаний никого нет. Конечно, труба многие звуки глушит, надо бы немного открыть дверцу, но пока не хватало сил. Минут через пять он нащупал замок. В отличие от дверей тоннеля, его можно было открыть и изнутри, и снаружи, поскольку им пользовались лифтеры. На этот раз замок поддался еще быстрее. Он капнул на всякий случай маслом на петли, чтобы не скрипнули, и приоткрыл дверцу. Снова прислушался. Откуда-то издалека, может быть, с лестницы, раздавался звонкий женский смех. Больше он ничего не услышал.

Достал шприц с лекарством, воткнул в ногу через костюм. Подождал, пока боль в спине утихнет. Выключил фонарик на лбу, надел очки-тепловизоры и легко скользнул вниз. Он получил минут тридцать передышки — потом боль набросится с новой силой.

"Успею, — ободрял он себя. — Тут всего-то сто метров туда и обратно"

Бегом преодолел коридор, влетел в центральное крыло, свернул направо в женский туалет, там помчался к последней кабинке биотуалета. Встав на унитаз, снова включил синий фонарик и электро-отверткой открутил шурупы. Снял пластик — здесь трубы не делали из металла — пошарил рукой внутри. Должен быть еще один тайник, иначе материалы давно бы нашел кто-нибудь из службы обслуживания вентиляторов. Осторожно постучал в разных местах. Нашел пластинку, за которой слышалась пустота. Нашел щель, поддел пластину отверткой. Она поддавалась с трудом, но когда Йорген все-таки оторвал ее, обнаружил маленькое углубление, в котором стоял крошечный пластмассовый пузырек от лекарства.

Йорген положил его в кармашек, и собрался выскользнуть обратно в коридор, когда в туалете загорелся свет.

Ночь со вторника на среду. Приют.

Опять Левицкому не дали посмотреть телевизор. "Да что здесь творится! — возмутился он про себя, когда в дверь осторожно постучали. — Как повзбесились все". С зубовным скрежетом он дернул за ручку и нос к носу оказался с Клеопатрой. Она смотрела на него снизу вверх со странной смесью обиды и испуга.

— Что?! — грубо спросил он.

— Я хотела поговорить, — просительно начала девушка.

— Завтра! — отрезал он и собрался закрыть дверь, но она быстро вставила в щель ногу.

— Пожалуйста! — она состроила самую жалостливую физиономию, на которую только была способна.

— Завтра, — с нажимом повторил он. — После отбоя — мое личное время!

Но Клеопатра не убрала ногу, посмотрела с мольбой и тихо прошептала:

— Пожалуйста!

— Говори!

— А войти можно?

— Нет!

— Я не могу тут. Пожалуйста! — снова затянула она.

— Пять минут, — Марк открыл дверь шире, обреченно решив, что иначе от нее не избавишься. Не бить же ее, в самом деле…

Клео легко скользнула внутрь, оставив майора у порога. Постояла в центре комнаты, огляделась.

— А ты очень скромно живешь, — робко посмотрела на Левицкого. — Даже странно. Все-таки бог приюта.

— Ты пришла проверить, как я живу? — раздраженно поинтересовался он.

— Нет, — покачала головой девушка, словно не замечая, что он сердится, и тут же задала следующий вопрос. — А где ты спишь?

— В кресле. Еще вопросы?

— Но здесь же неудобно, — она удивленно рассматривала кресло, которое хотя и было шире обычных, но давало возможность только сидеть, а никак не лежать.

Он в два шага преодолел расстояние между ними, разложил кресло, так что получилась довольно широкая кровать.

— Успокоилась? Теперь может, скажешь, какого черта, тебе нужно? — он начинал заводиться все сильнее. И главное, что его раздражало — эта девушка вела себя слишком соблазнительно, пробуждая чувства, которые он старательно убивал в себе. Почему она не может вести себя так же скромно как остальные? Зачем она его провоцирует?

Девушка, не обращая внимания на его грубость, потрогала чудо-кровать.

— Здорово! — очень искренно восхитилась она. — На ярмарке купил?

— На свалке нашел! — он схватил ее за руку, намереваясь выставить за дверь, но Клео прильнула к нему, обхватила свободной рукой за шею и прижалась к губам.

У Марка очень давно не было женщины. В голове тут же поплыло. Он швырнул Клео на кровать, расстегнул брюки. Заставил совесть заткнуться, оправдывая себя тем, что девчонку надо проучить, чтобы она не смела дразнить мужчин…

Но через полчаса, когда он смог оторваться от нее, первое, что Марк увидел — торжествующий блеск в глазах Клео. Получается, что она ждала именно такой реакции и теперь довольна, что не ошиблась. Они лежали друг напротив друга, на боку. Клео обнаженная — молния по центру платья очень удобная вещь. Он даже раздеться не успел.

— Убери с лица эту наглую ухмылку! — Марк сбросил брюки.

Клео немедленно спрятала лицо в подушке. Когда Левицкий снял одежду, аккуратно сложил ее на полу и устроился рядом, девушка снова посмотрела на него — в глазах светилось любопытство.

— Хватит меня разглядывать, — приказал он. На этот раз она не послушалась. Губы дрожали — она еле сдерживала смех. — Слушай, — не выдержал Марк, — ты действительно поднялась ко мне только за этим?

— Да, — ответила она, лукаво улыбаясь.

— Хочешь, чтобы я оставил тебя в качестве учителя?

Она рассмеялась, села на кровати к нему спиной, выдернула из тумбочки простынь. Тряхнув, расправила ее и снова легла, укрывшись до подбородка.

— Майор, делай что хочешь, мне все равно, — услышал он.

Он невольно залюбовался детским профилем, поднялся на локте, навис над ней.

— Хорошо, — промолвил он. — Ты будешь учителем. И я выделю тебе отдельную комнату.

Клео опять рассмеялась, нежно провела кончиками пальцев по его подбородку, скользнула к груди. Заметила, как дыхание Марка сбилось, и с победным блеском в глазах сбросила с себя простынь.

Ночь со вторника на среду. Лондон.

Йорген услышал шаги. Если бы он не поставил усилитель на полную мощность, ни за что бы не услышал. Рядом двое. Один крадучись подбирается сюда, а второй обследует помещение чуть дальше. Как узнали? Есть только одно объяснение: здесь тоже стоит сигнализация, только не такая как на ярмарке — ревущая на весь город, а тихая, так что слышат только охранники. Он приготовил нож. Чуть приоткрыл дверь кабинки, так, чтобы увидеть, когда охранник войдет сюда. Встал на унитаз, чтобы не заметили ноги — дверца кабинки не доходила до пола.

Вскоре вошел охранник. В отличие от полицейских, они носили черную форму и считались лучшими из лучших. Теперь Йорген этому поверил: прежде чем зайти, мужчина профессионально окинул взглядом комнату. Но не удовольствовался поверхностным осмотром, скользнул внутрь и стал проверять одну кабинку за другой, но при этом исчез из поля зрения Йоргена. Бёрьессон заметил у него в руке пистолет — здесь не пользовались парализаторами полиции. Такими же пистолетами пользовались контрразведчики: из него убили Лизу и пытались застрелить Марка, только такое оружие оставляет на теле круглые отверстия с ожогом по краям, будто человека протыкают раскаленным прутом. Йорген знал об этом, потому что и сам когда-то учился стрелять из такого оружия, вот только с собой им пистолеты не дали — побоялись, наверно, что напрасно пропадут.

Йорген ясно осознал, что если опоздает хотя бы на долю секунды, его уже ничто не спасет. А если его труп опознают, то и Еву могут не пощадить — не поверят, что она не знала, чем занимается муж. Он крепче сжал рукоять ножа. Шаги приближались, он слышал их отчетливей…

Они действовали одновременно: охранник открыл дверь, а он метнул нож. С негромким стуком охранник упал на пол. В глазнице торчала рукоять ножа. Пистолет выпал из ослабевшей руки и по гладкому полу отлетел в дальний угол. Йорген хотел подобрать, но тут в коридоре послышались еще шаги. Бёрьессон вытащил нож и бросился к двери. Успел — выскочил из туалета и метнул нож, прежде чем охранник успел зайти внутрь. Попал в горло. Он слышал, что охранники на верхних этажах носят специальные жилеты, защищающие грудь и от заточек бесов, и от возможного использования парализаторов. Охранник упал в коридоре, метрах в пяти. По лестнице слышался топот ног — кажется, он успел вызвать подмогу. Его пистолет Йорген взять не успевал, да и нож теперь придется оставить. На всякий случай он взял в руку металлические звездочки.

Он помчался к заветной дверце. В Зале заседаний уже слышались голоса — все мчались к нему, сейчас начнется облава. Первый охранник выскочил в коридор и открыл огонь, плечо Йоргена пронзила боль, но, может, оттого, что еще действовали анальгетики, боль оказалась терпимой. Он упал на пол, наугад метнув перед этим звездочки. Выстрелы прекратились.

Он подпрыгнул, зацепился одной рукой за край квадратного отверстия, закрывать не стал — бесполезно. Уже оказавшись в шахте, выстрелил присоской чуть ниже. Полетел вниз, держась за трос, так, что дух захватило. Спуск проходил быстрее. Вот только с каждой минутой, он чувствовал, как темнеет в глазах.

Из-за этого чуть не пропустил свой этаж, нырнул в круглый люк и, не отдышавшись, выбрался из вентиляции. Едва нашел в себе силы, чтобы закрыть дверцу на замок. В городе подвывала сигнализация. Полицейские уже прочесывали лестницы. Он ворвался к себе домой, закрыл дверь на замок. Успел сделать еще два шага, прежде чем упасть в обморок. Последняя мысль мелькнула: "Что теперь будешь говорить Еве?"

Среда. Приют.

Утром Марк машинально пощупал место рядом с собой. Уже остыло. Значит, Клео ушла не меньше часа назад. Он полежал еще немного, размышляя: "Хорошо или плохо, что она ушла? Если бы она утром опять начала так нагло ухмыляться, он бы или придушил ее, или…"

Левицкий решительно встал и направился в очиститель. Но даже там мысли о девушке не покидали его. До сих пор жизнь шла по заранее известному плану. Он знал, что произойдет в следующую минуту. Неожиданности, конечно, случались, но не так часто. Теперь Марк пытался определить Клео на какую-то полку своей жизни, но подходящего места не находилось. Если бы вчера он не позволил ей остаться, ничего бы не произошло.

Майор вытащил чистую одежду из стиральной машинки, вчерашнюю сунул туда. Быстро оделся, заправил постель. Первым делом хотел посетить Лифтера, но понимал, что пока не приведет в порядок мысли, не сможет разговаривать ни с кем. Сел в кресло, сжал пальцы в замок перед собой, поставил на них подбородок. Собственно, есть только два выхода из создавшегося положения. Сделать вид, будто ничего не произошло или жениться на Клео. В качестве жены она совершенно не подходила. И не только потому, что по возрасту она скорее могла стать женой кого-нибудь из лейтенантов, но и… Не мог он представить ее в роли жены и все тут. Клео будет заботиться об уюте в этой комнате? Полный бред. Значит, остается первый вариант.

Марк направился в карцер, выбросив из головы мысли о девчонке. Как сегодня встретит его Лифтер?

Майор пытался сломать мальчишку, хотя в глубине души уважал пацана с первого дня. За то, что он сражался с неравными силами, приготовился сдохнуть от голода, но не подчиниться. А потому был достоин жить.

Открыл дверь. Тот же яркий взгляд, наглая ухмылка встретили его. Словно Лифтер не сидел голодный вторые сутки, а только что получил комплексный обед. Марк вошел в камеру, постоял напротив пленника. Сел у стены напротив, сложил руки на согнутых коленях.

— Привет.

— Пошел на…

— Такое ощущение, что ты кроме матерных никаких слов не знаешь.

— Для тебя у меня их нет! Воспитывать пришел, майор хренов? Да тут кроме тебя воспитателей завалом и все тебя ненавидят, урода. Приходят, уговаривают: "Хрен с ним с придурком. Тебе выжить надо. Соглашайся для вида, потом удерешь", — он выжидательно посмотрел на Левицкого. Лицо майора хранило невозмутимость, хотя слова неприятно задели. Он знал, что его в приюте не любят, но говорить об этом Лифтеру… Пацан ни мало не смущаясь, продолжил. — А я знаешь, что сказал? Даже ради свободы я ни разу не назову тебя "господин". Дождь ты кислотный, а не господин. Обломись, понял?

Левицкий дал, Лифтеру выговорится. А тот ждал, что майор будет кричать, ругаться и пинать его ногами. Поскольку такой реакции не добился, на лице мелькнула растерянность. Марк спросил скучным голосом:

— Все сказал? — ответом его не удостоили. Лифтер тоже изобразил равнодушие, закрыл глаза и откинулся на стену. Но Марка это не остановило, он продолжил. — В данной ситуации, пацан, у тебя небогатый выбор. Ты можешь бежать отсюда, вернуться в город, сколотить новую банду, снова грабить квартиры. Пока тебя не поймают. Тогда тебя точно скормят хищникам. Я, честно говоря, не очень понимаю, что им помешало сделать это сразу. Вряд ли мне хотели насолить, — лицо мальчишки болезненно исказилось, и майор понял, что Лифтер прекрасно знал ответ на этот вопрос. — Так вот второй путь — я могу скормить тебя хищникам прямо сейчас. Сегодня пойду со стервятниками на свалку и тебя прихвачу. Хочешь? — новая судорога по лицу, которую не удалось сдержать мальчишке. — Не хочешь, — констатировал майор. Ты думаешь, что возможен третий вариант. Что ты просто устроишь здесь маленький переворот. Поганого майор свергнут, а тебя будут на руках носить. Так вот этого не будет. Обломись, понял? — он вернул мальчишке его слова. — А знаешь почему? Потому что я их кормлю и защищаю. У меня дети на свалке гибнут в пять раз реже, чем охотники в городах. А ты не сможешь их ни кормить, ни защищать. У тебя кроме гонора ничего за душой нет. А потому третий путь у тебя такой: стать рядовым приюта. Направить твой неукротимый дух в другое русло: стать лучшим добытчиком, заслужить уважение и доверие. Смириться хотя бы для вида, как тебе и советовали. А после решишь, чего ты хочешь от жизни: убить майора или получить квартиру в городе. Или вообще взорвать города к чертям. Подумай об этом.

На этом Левицкий покинул пленника.

Среда. Лондон.

Йорген очнулся от резкого, неприятного запаха. Открыл глаза. Перед ним на коленях стояла Ева, держа в руках какой-то пузырек.

— Йорген, — прошептала она, — сейчас девочки проснутся. Я не смогу дотащить тебя до спальни.

Он кивнул, но подняться так и не смог. "Хорошо, что в коридоре нет ковра, — подумал он. — Сейчас бы в крови вымазал — не отстираешь".

— Йорген, — снова позвала Ева. — Давай помогу тебе.

— Нет, — на этот раз прохрипел он. — Шприц. В аптечке.

Она исчезла. Вернулась через минуту. Йорген прочитал название лекарства и кивнул:

— В вену.

Ева легко справилась с этим. Через десять секунд он почувствовала прилив бодрости. Поднялся и исчез в очистителе. Стянув защитный костюм, понял, что его теперь только на переработку — безнадежно испорчен, спины, можно сказать, нет. Смотрел, как кровь на плече под действием белой пены постепенно исчезала. Круглое отверстие на левом плече пощипывало. Посмотрел в зеркало на спину. Жуть! Сплошная рана. Хорошо, что течет лишь сукровица. Но как же одеться? Ведь еще и на свалку сегодня в 12 часов идти. На спине разглядел такую же аккуратную дырочку, как и впереди. Есть чему порадоваться: во-первых, внутри ничего не застряло, а во-вторых, если бы он не нагнулся — пробило бы насквозь сердце. А так должно зажить через полмесяца. Если хорошие лекарства в Москве купить, то дней через пять.

Осмотрел лицо. Так и есть: когда впечатался в стену, спасаясь от лифта, ударил скулу. Осталось несколько царапин, а завтра будет хороший синяк. Можно сказать, что поперек лица написано: "Это я пробрался в Зал заседаний!"

В коридоре зазвонил телефон, Ева с кем-то разговаривала минуту. Йорген стоял в очистителе, не зная, на что решится. Он боялся подставить семью. Неужели полиция не поверит Еве, что она не имеет никакого отношения к его деятельности?

Дверь тихонько приоткрылась, раздался вздох ужаса.

— Ева, Ева… не заходи! — заторопился он.

Но она шагнула внутрь, подхватила его пояс, очки ночного видения, усилитель и фонарь, которые он кинул на пол очистителя, и вышла.

Вернулась уже с заживляющими салфетками.

— Давай обработаю спину, — твердо произнесла жена. От ужаса и неуверенности не осталось и следа.

Он покорно подставил спину. Салфетки приятно холодили ожог.

— Что же еще придумать? — Ева задумчиво потерла губу указательным пальцем.

Снова ушла куда-то. На этот раз вернулась с тонким целлофаном и скотчем, одеждой и косметичкой.

— Замотаю тебя, чтобы ты мог одеться. Поворачивайся спиной, — велела она, повесив одежду на крючок, а сумочку поставив на пластиковую табуретку.

Она работала быстро и осторожно. Помогла одеться, стараясь лишний раз не беспокоить плечо. Потом подхватила косметичку:

— Садись, — опять приказной тон.

— Зачем? — безропотно исполнил он ее повеление. Ева достала пудру. — Ты что хочешь делать?

— Приводить тебя в человеческий вид.

— Ева!

— Йорген, садись и молчи. У нас осталось две минуты.

Он даже не стал спрашивать, до чего именно осталось так мало времени, отдался в ее власть.

Они успели выйти из очистителя, когда в дверь настойчиво позвонили.

— Иди на кухню, — шикнула жена. — Я открою.

Он сел за стол, там уже стояли тарелки, наполненные едой, две бутылки воды. Одна наполовину выпита. Есть не стал, напряженно прислушивался к тому, что происходило в коридоре. Ева разговаривала с кем-то. Наконец, позвала весело:

— Йорген, подойди, пожалуйста, сюда!

В коридоре стояло трое полицейских: два рядовых и один капитан.

— Капитан полиции Кайлаш Сингх, — представился абсолютно лысый мужчина невысокого роста. Черные усы под крючковатым носом переходили в небольшую бородку. На лице застыла доброжелательная улыбка, но карие глаза настороженно щурились, отчего улыбка казалась фальшивой. Йорген не смог определить, сколько ему лет. Судя по чину, ему около сорока пяти: в полиции, в отличие от охотников, звания присваивались лишь раз в три года. Хотя, как и везде, здесь бывали исключения. Капитан Сингх вполне мог оказаться талантливым полицейским, которому звание присвоили раньше. Он пристально исследовал лицо Йоргена — будто не глазами, а рентгеном светил, а, следовательно, капитан был тем еще живчиком.

— Что-то случилось, капитан Сингх? — небрежно поинтересовался Йорген.

— Проверяем мусорщиков, полицейских и охотников, — сообщил он. — Что у вас с лицом?

— А что у меня с лицом? — удивился Бёрьессон.

— Откуда у вас царапина возле левого виска?

Йорген машинально потянулся, чтобы потрогать висок и еле сдержался, чтобы не скривиться — в плечо отдало болью.

— Не было у меня царапины на виске, — он постарался улыбнуться как можно естественнее. — Сейчас посмотрю в зеркале, — он направился к очистителю, но капитан остановил его.

— Не стоит. Мне показалось. Это у вас прядка так на лицо упала. Прошу прощения за беспокойство, — он кивнул рядовым. — За мной! — и направился к выходу.

— Так что случилось? — спросил Бёрьессон в спину.

— Поручили проверить, — доброжелательно пояснил капитан, чуть повернувшись. — Вам не о чем беспокоится, — и вышел в коридор.

Ева закрыла дверь на замок, обессилено прижалась к ней спиной. С обидой посмотрела на мужа.

— Что? — спросил он.

— А ты не знаешь что? — в ответ поинтересовалась она. — Не знаешь, почему облава началась, кого они ищут?

— Меня, — невозмутимо ответил он.

— Ты опять мне соврал! — Ева едва сдерживалась, чтобы не закричать. — Ты не лондонский разведчик!

— Да, — негромко ответил он, пристально глядя ей в глаза. — Я опять тебе соврал. Я не лондонский разведчик… — помолчал немного. — Надо было сдать меня Сингху. Теперь он подумает, что ты — соучастница.

— Да пошел ты! — она прошла мимо него на кухню.

Он последовал за ней.

— Ева…

— Я тебя ненавижу! — она металась по кухне, машинально переставляла банки с едой, зачем-то достала бутылки, потом сложила их обратно.

— Ева…

— Я сделала это не ради тебя, не думай, — задыхалась она от слез. — Я боялась, что это заденет и девочек. Как только все утихнет — я с тобой разведусь. Лучше буду один хлеб с водой есть на этаже -86, чем с тобой жить, — она оставила в покое ящики, отвернулась к окну.

— Ева…

— Хорошо еще Клюев позвонил, предупредил, что охотников проверяют, — плечи ее вздрагивали, словно она замерзла. — Они за каждый синяк трясут. Чуть ли не объяснительную писать надо: где, когда и при каких обстоятельствах его заработал.

— Ева… — сделал он последнюю попытку объяснить что-то, но она неожиданно успокоилась и сказала холодно:

— Уходи! Видеть тебя не могу.

Йорген взял со стола бутылку и вышел. Достал из аптечки таблетки, помогающие при кровопотере. Выпил пару штук. Приготовил маленькие обезболивающие ампулы для разжевывания на случай, если не сможет уснуть. На диване лег на живот, стараясь не сдвинуть салфетку впереди. Он может часов пять поспать, пока наступит его смена выходить на свалку. Засыпая, подумал, что скоро будет мечтать, чтобы все закончилось именно так: никто не погиб, просто Ева ушла от него и все…

…В коридоре капитан Сингх внес в список подозреваемых еще одну фамилию: майор Бёрьессон. Он, конечно, очень хорошо держался этот майор, но, кажется, с левой рукой у него не все в порядке. В списке после облавы оказалось около трехсот человек. Есть с чем поработать. Главное не спугнуть преступника, иначе материалы могут пропасть навсегда.

Среда. Приют.

Обходя дежурных, Левицкий приказал Уле Варнене:

— Найди новенькую — Секретову, проводи в спортзал, покажешь, где проходит пятиминутка. Скажешь — я приказал.

— Есть, — отдала честь девочка.

Марк спустился вниз. Воспитатели уже сидели на скамеечке. Все, кроме медсестры.

— Где Аревик Ашотовна? — напряженно спросил он после приветствия.

— Старший лейтенант Жманц позвал ее к Алсу, — тут же откликнулась миссис Хиггинс.

— Что с ней? — насторожился майор.

Старушка поправила очки:

— Я сама не поднималась, поэтому не знаю. Эрик придет, скажет…

Вскоре начали подходить лейтенанты. Жманц не появлялся. Когда расселись, Ким сообщил:

— Эрик сегодня не может спуститься. Просил провести пятиминутку без него.

Но майор подождал еще немного. Наконец в дверь постучали. Вошла Клео.

— Доброе утро! — радостно поздоровалась она. Оглядела скамейки и села рядом со старшим лейтенантом Ле Паном. Филипп тут же нырнул носом в ее декольте. Левицкий отвернулся, сделав вид, что ничего не заметил.

— Старший лейтенант Такаси… — предложил Марк.

— За время моего дежурства происшествий не было, — начал он, но сяньшень, до сих пор молчаливо сидевший в сторонке, перебил:

— Были.

— Что? — удивился Итиро.

Старик Дэн, не поднимая головы, сообщил:

— Пропало пол-ящика еды…

Он не успел договорить, как Такаси воскликнул:

— Неправда! Мы охраняли склад на кухне.

— Вы не дали мне договорить, старший лейтенант Такаси, — снова заговорил сяньшень. — Пропала еда из тайника.

— Что? — майор еле сдержал себя, чтобы не вскочить. — Но как?

— Их спугнул кто-то, — промолвил сяньшень. — Они бы больше взяли, да не успели видно…

Все непроизвольно опустили головы. В приюте знали, что существует тайник, где майор прячет еду на черный день: если долго льет дождь, или кому-то срочно понадобится помощь врача. Но вот место нахождения тайника знали только Левицкий и сяньшень. Марк взял себя в руки.

— Охрану возле тайника поставить я не могу, — заметил он. — Иначе это уже будет не тайник. Сяньшень, вы сможете установить там какую-нибудь сигнализацию?

— Думаю, да, — кивнул старик.

— Хорошо, — Марк обвел взглядом присутствующих. — Хочу представить вам новую учительницу рисования — Клеопатра Секретова. Подчеркиваю — она не воспитатель, только учитель. Мы приняли ее по настоянию сяньшеня Дэна, — зачем-то добавил он. — Ле Пан, Зверев. Возьмете кого-нибудь из рядовых, сколько понадобится, и в первой половине дня освободите для нее кладовку на втором этаже. Ясно?

— Так точно, господин майор.

— Тогда все свободны.

Они еще не успели подняться, когда дверь распахнулась, и в комнату вбежал Эрик:

— Она рожает!

— Отлично, — Левицкий взглянул на часы. — До построения еще двадцать минут. Успеет.

— Марк! — воскликнул Эрик.

— Вторые роды обычно проходят быстрее, — пожал он плечами. Потом уголок губы едва заметно дернулся, показывая, что майор шутит. — Ладно, иди к жене, построение проведем без тебя. Как только все закончится — сообщи.

Эрик отдал честь и исчез. Следом вышли лейтенанты и воспитатели. Лишь сяньшень Дэн задержался. Он подсел ближе к Марку.

— Господин майор, — промямлил он невнятно. Немного пожевал губами. — Напрасно вы о своих планах при лейтенантах рассказываете.

— Вы о чем? — не понял Левицкий.

— Не следовало просить меня о сигнализации при них, — объяснил он.

— Вы что, моих ребят подозреваете? — грозно сдвинул брови Марк.

— Господин майор, подумайте сами, — старик смотрел на него с грустью, — разве дети решатся на такое серьезное преступление, если у них нет прикрытия? Если кто-то не убедит их: не бойтесь, вы под моей защитой, вас не найдут.

— А может, это воспитатели, — парировал Левицкий.

— Марк, — укоризненно покачал головой сяньшень. — Вы мадам Байи заподозрили или Аревик Ашотовну? Большинство из наших воспитателей не способны противостоять вам. Или вы меня подозреваете?

Марк устало махнул рукой, задумчиво посмотрел в сторону.

— Я не хочу об этом думать, — наконец выговорил он. — Не хочу думать, что кто-то из моих лейтенантов ворует еду… Но если сегодня ночью, несмотря на сигнализацию, ворам удастся что-то украсть… я буду вынужден признать, что вы правы. Пойдемте на построение, сяньшень.

Вчера вечером Тимо приказал Нарэку переговорить со своими друзьями. Ара так и не понял, почему главарь не стал со всеми разговаривать сам, но решил, что надо быть осторожней.

По дороге в спортзал он будто случайно подошел к Мосе.

— Как наряд? — поинтересовался он с сочувствием.

— Нормально, — Моисей устало потер покрасневшие глаза. — Лучше наряд, чем когда по морде бьют.

— Не знаю. По мне, так что от голода сдохнуть, что к хищнику в пасть — одно другого не легче, — он быстро огляделся по сторонам, сказал на ухо. — А ты не хочешь, чтобы мы здесь банду сохранили. Мы бы тогда…

— Нет, — Мося сдвинул брови.

— А что так? — продолжал уговаривать Нарэк. — Неужели лучше перед Тендхаром пресмыкаться? Ты подумай…

— Нет, — повторил Моисей. — Ара, я в жизни уже многое попробовал. В семье жил, по подъездам скитался, в банде под Лифтером ходил… Хочу попробовать в город вернуться. Все только и говорят, что у Жманца скоро второй ребенок родится, и он квартиру получит. А если он получит, значит, и мы можем. Я хочу попробовать.

Нарэк открыл рот, чтобы возразить что-то, но заметил прищуренный взгляд старшего лейтенанта Аскестада и отстал от Моси. После сегодняшней ночи лучше не привлекать к себе внимание.

В спортзале построились по классам, но царило необычайное оживление — разговаривали только об Эрике. Когда майор вошел в спортзал, воспитанники притихли.

Левицкий окинул взглядом подопечных и почувствовал, что сегодня невозможно провести обычное построение. Дети замерили в волнении.

— Думаю, новости уже все знают? — начал он.

— Так точно, — пронесся разноголосый выдох.

— Я подумал, — Марк потер лоб. — Наверно, стоит помолиться за Алсу. Кто хочет?

— Можно я? — руку подняла Карангело.

Марк кивнул, и она вышла вперед. Он поискал глазами Клео, но не нашел. "Куда она делась?" Тут же одернул себя: "О девчонке не думать!"

— Дорогой Господь, — Александра молилась спокойно и проникновенно. — Благослови Алсу в эти минуты. Пусть роды пройдут благополучно, и ребенок родится здоровым и крепким…

Она еще не завершила молитву, как дверь распахнулась. В зал ворвался Эрик. Растерянно оглядел притихших воспитанников.

— Что? — спросил Левицкий.

— Сын. Все хорошо! — расцвел лейтенант.

— Ура! — крикнул Зверев. Все подхватили:

— Ура! — кто прыгал, кто смеялся и аплодировал, некоторые начали пританцовывать.

— Смирно! — гаркнул Марк через минуту. Воспитанники мгновенно угомонились. — Сегодня до обеда все по-прежнему расписанию. В обед отметим рождение малыша. В воскресение Эрик пойдет на ярмарку и сообщит о пополнении. После этого устроим проводы. Пока готовим подарки. Ясно?

— Так точно, — голоса детей слились в один.

— Разойтись!

Дети одобрительно загудели и помчались к Эрику. Через минуту лейтенанта подбрасывали к потолку. Марк стоял в стороне. Глядя на их радость, в его душе тоже что-то теплилось. Но он уже давно разучился так искренно выражать чувства. Может, это и плохо. "Куда же делась Клео?"

Словно услышав его, девушка появилась в дверях — счастливая, сияющая. Мельком глянула на майора и отвернулась. То же маленькое черное платье. При виде тоненькой спины, Марк тут же забыл о твердом намерении не обращать на нее внимания. Он с трудом проглотил ком в горле. "Почему ушла утром? Смущалась? Или я виноват? Надо бы поговорить с ней, но не сейчас. Позже. Без свидетелей".

— Витька! — с гневным криком Ира вбегает в детскую, но он предусмотрительно прячется под кровать. Здесь она его не достанет — руки коротки. Однако сестра, встав на колени, все-таки предпринимает бесполезные попытки: тянется, краснеет от натуги. Каштановые, как у отца волосы, скользят по полу. Витька на всякий случай вжимается в стену, показывая язык:

— Не достанешь!

— Достану! — зло кряхтит Ирка. — Не сейчас, так потом. Вечно не просидишь тут.

Он слышит, как открывается дверь.

— И что у вас тут происходит? — в голосе отца веселое любопытство.

Ирина тут же вскакивает, теперь видны только тонкие лодыжки. Так и хочется дернуть, чтобы она упала…

— Папа! — Ира задыхается от возмущения. — Ну сколько можно? Он опять испоганил мои краски!

— Ну-ну, не стоит так шуметь, теперь в поле зрения появились клетчатые тапочки отца. — Я куплю тебе новые.

— Но у нас нет на это еды, — всхлипывает сестра.

— Почему же? — теперь тапочки и босые ступни стоят близко-близко, наверно, отец ее обнимает. — Мы отложили еду на новые брюки Виктору, теперь придется ему ходить в старых.

— Нет! — вскрикивает он обиженно и как хищник вылетает из-под кровати. — Это несправедливо! — кричит он, на всякий случай не подходя близко к сестре. — За эту еду можно шесть пачек красок купить, — горестно восклицает он.

— Вот и купим шесть, — отец прячет улыбку. — Вдруг ты еще раз вздумаешь испортить сестре жизнь?

— Папа! — от обиды он готов расплакаться.

— А что мне еще остается делать, чтобы научить тебя не трогать чужие вещи? Оставить без еды?

Витька понуро опускает голову:

— Не надо… я же просто порисовать хотел!

— Порисовать он хотел! — возмущается Ира. — Всыпать ему надо, чтобы запомнил!

Отец ласково удерживает ее от расправы…

Вечером Виктор слышит, как мама увещевает отца на кухне:

— Ну, это уж слишком. Подумаешь, краски! Потерпит без них.

— Дело принципа, — голос отца становится жестче. — Его надо научить, что чужая собственность неприкосновенна!

Витька автоматически вытер со щеки неизвестно откуда набежавшие слезы. Тогда казалось, что это самый несчастный день в его жизни. Теперь он бы отдал все, чтобы вернуться туда. Теперь он бы на колени перед сестрой встал, чтобы она простила, и никаких брюк покупать не надо. Пусть бы папа выпорол, пусть мама лишила бы сладкой воды перед сном, а сестра натрепала бы уши. Он бы все, что угодно вытерпел, только чтобы все осталось как прежде. Чтобы, просыпаясь, он мог видеть потолок в своей комнате, а не дебильное лицо майора…

Среда. Лондон.

Йорген очнулся от острой боли в плече. Часы показывали 11:05. Оставалось минут сорок, чтобы собраться на свалку. Это хорошо — спешить не хватило бы сил. Таблетки и недопитая бутылка воды стояли перед глазами на табуретке — Ева позаботилась. Он точно помнил, что клал на пол. Аккуратно сел, стараясь не потревожить руку. Удалось плохо. Торопливо раскусил две ампулы анальгетика, следом проглотил таблетки, восстанавливающие при кровопотере. Кое-как оделся — на лбу даже пот выступил. На всякий случай принял еще две капсулы, жаропонижающего. Подумал, что уже часов двенадцать питается только таблетками, но аппетита не появилось. В душе накопилось столько усталости, что даже перестал бояться, что его раскроют. Беспокоила только одна мысль: как защитить Еву и девочек. Что придумать, чтобы они точно остались вне подозрений. Голова гудела от этих мыслей. Он привычно задвинул их поглубже: по опыту знал, что решение придет само, надо только успокоиться.

Повесив на плечо Укус, направился к лифту. Судя по бегающим на табло цифрам, там он встретится сразу со всей командой.

Когда двери распахнулись, он как можно радостнее поприветствовал всех, стараясь вести себя как обычно. Но по глазам Клюева, понял, что тот в его искренность не поверил. Хорошо, если только он один не поверил. Напарник перебрался к нему, шутить на этот раз не стал.

— Йорген, может, расскажешь, что случилось, — спросил он негромко, чтобы не привлекать внимания.

— Ева беременна, — брякнул Бёрьессон первое, что пришло в голову.

— И что? — удивился Гриша.

— Ничего. Надо радоваться — а я не могу. Только вроде все успокоилось, закончились пеленки, распашонки, памперсы и бессонные ночи — и тут опять.

— Ты что с ума сошел? — изумлялся Клюев.

— Гриш, я не знаю, что со мной, может, у меня какой-то важный орган в мозгу атрофирован, но я никогда не радовался при известии о беременности Евы. Я люблю своих девочек, но… Мне достаточно двоих. Понимаешь?

— Не понимаю, — развел руками Гриша. — Бёрьессон, перестань чудить и не огорчай свою прекрасную жену. У тебя вид, будто кто-то из родных смертельно болен, а у тебя всего лишь…

— Я знал, что ты меня не поймешь, — Йорген отвернулся.

В фильтр-коридоре он не торопился надевать шлем — это вызвало бы подозрения. В левую дверь заходили мусорщики, неся в руках и на плечах огромные мешки.

Ева, увидев мужа, поставила их на пол, засмеялась, послала воздушный поцелуй. "Хорошо играешь, Ева", — подумал он, отвечая тем же. Затем, закрылся от нее и всего мира прозрачным стеклом. Сейчас было бы неплохо, если бы его сожрали хищники, но шестое чувство говорило, что этого не произойдет. Именно сейчас, когда так хотелось умереть, придется жить.

Среда. Приют.

Сразу после построения Тимо позвал Арташеса.

— Идем со мной, — приказал он коротко.

Саргсян покорно пошел следом. Когда заметили Зверева, сделали вид, что собираются идти наверх, но как только на лестнице никого не осталось, свернули в подвал. Спустились почти бегом.

Там их уже ждали те же помощники Оливера: Каролис и Аргир. На полу, корежился от боли Малек — бывший бандит из Лондона, а теперь рядовой первого класса.

— Я гляжу, вы времени зря не теряли, — улыбнулся Тимо. Наклонился над Мальком. — Ну что? Как себя чувствуешь?

— Я не виноват! — плакал он.

— Ах ты не виноват? — понимающе кивнул Оливер. — Мы из-за тебя чуть не попались, а ты не виноват?

— Никого на первом этаже не было, я видел. Я же не знал, что Зверев тоже не спит. Не его дежурство же!

— Если тебя поставили на стреме, — поучал его Тимо, — ты должен смотреть в четыре глаза. В четыре — понял? И во все уши слушать. Понял?

— Да, — мелко закивал головой Малек. — Я буду стараться. Я больше не буду!

— Молодец, — улыбнулся Тимо. — Только чтобы ты запомнил, — он повернулся к Арташесу. — Ударь его! — тот не шевельнулся. — Ты что не слышишь? Ударь!

— Я не могу… — неуверенно произнес мальчишка. — Он же лежит.

— Ну да, — ухмыльнулся Оливер. — Бить лежачего некрасиво. Зато безопасно! Это твое первое задание в банде, — он в миг посуровел. — Не выполнишь его — пеняй на себя. Ребята, — сделал он знак шестеркам. Те встали с обеих сторон от Саргсяна. — Ударь! — вновь приказал Тимо.

У Арташеса на шее дернулся кадык. Он сделал маленький шаг к Мальку. Тот беззвучно заплакал и закрыл глаза.

— Ну? — подтолкнул Тимо.

Арташес несильно размахнулся и стукнул носком ботинка в грудь лежащего мальчишку.

— Сильнее! — нахмурился Оливер.

Арташес размахнулся сильнее. На этот раз от удара, Малек вздрогнул.

— Еще сильнее, падла, если не хочешь, чтобы тебя били!

Саргсян стукнул еще раз, потом еще и еще, а Тимо стоял рядом и приговаривал:

— Сильнее! Сильнее! Сильнее!

Наконец он решил, что достаточно.

— Молодец, — напоследок он похлопал его по плечу и вышел из приемника вместе с подручными.

Следом поднялся Малек, не глядя, вытер слезы и выскочил из комнаты. Арташес устало опустился на пол. В голове у него молотом стучал голос Тимо. Внезапно он расхохотался: так вот какой будет его новая жизнь? Бить лежачего, воровать еду, исполнять любые приказы этого отморозка. Он свернулся клубочком на бетонном полу, спрятал лицо в коленях. "Господи, неужели это никогда не кончится? — думал он. — Пап, я не хочу, — взмолился он погибшему отцу. — Забери меня отсюда, пап!"

После завтрака Лейлани решила заглянуть к Диане. Но та даже не пустила ее на порог.

— Уходи! — крикнула она с надрывом, едва завидев подругу.

— Что случилось? — удивилась Лейлани.

— Уходи, — повторила она и заплакала, но тут же взяла себя в руки, вытерла слезы. Подошла к Лейлани. — Я не будут с тобой разговаривать. И не заходи ко мне никогда.

— Диана, я тебя чем-то обидела? — удивилась девушка.

— А то ты не знаешь! — бывшая подруга тут же сорвалась на крик. — Я ведь просила тебя! Не говори! Никому! Я с тобой поделилась, а ты…

— Диана, я хотела как лучше, — умоляюще прошептала Лейлани. — Я хотела помочь.

— Вот и помогла! — девушка со стуком захлопнула дверь перед ее носом.

Расстроенная Лейлани вернулась к себе. Ким, заглянувший к ней на минутку перед началом занятий, тут же встревожился:

— Опять боли?

— Нет, что ты… — вымученно улыбнулась она. — Ты полностью снабдил меня лекарствами.

— Тогда что? — он сел к ней на кровать.

— Диана со мной не разговаривает… Считает меня предательницей, — откровенно поделилась она, положив голову на плечо мужу. — Зря я это затеяла, — с тоской завершила она.

— Не зря, — Ким легко поцеловал ее в лоб. — Все будет хорошо, ты не переживай только, пожалуйста. Разве можно за всех переживать?

— Нельзя, — согласилась она и засмеялась.

— Как ты нежно смеешься, — на этот раз Ким коснулся ее губ. — Люблю твой смех.

— Я тоже твой люблю, — она нежно коснулась его губ кончиками пальцев.

— Я пойду, — Ким прижал ее к себе. — А ты… — он помедлил. — Если что-то услышишь еще… сразу скажи мне. Хорошо?

— Ким…

— Лейлани, нельзя это так оставлять. Пусть она сердится на тебя, но… потом спасибо скажет, поверь мне. Нельзя так жить. Так что сразу скажешь мне, ладно?

— Ладно, — согласилась девушка. — Ты у меня такой умный.

— Жалко не богатый, — грустно улыбнулся он.

— А мне всего хватает, — покачала она головой. — Главное, чтобы ты был рядом.

Витька вспоминал тот вечер, когда их поймала полиция. Этот вечер стал для них кошмаром. Кажется, никогда еще не поднимали стольких полицейских. А все потому, что они ограбили квартиру генерала полиции. Если бы он знал заранее, чем это закончится, никогда бы не сделал этого.

Если бы раньше Витька не догадался, как можно использовать лифты, они бы ни за что не смогли воровать так долго. Они добирались до вентиляционных труб, вставая друг другу на плечи, вскрывали нехитрый замок и попадали в шахту лифта. А дальше — главное, не думать о том, как высоко ты находишься. Перебираешься с троса на трос, иногда даже прыгаешь. Скользишь вниз, подбираясь к отверстиям для лифтеров, раскачиваешься, чтобы приблизится к стене. Другие бесы считали это безумием. Витька смог сделать шахты лифтов вторым домом, за что его и прозвали Лифтером. Когда началась облава, они тоже прятались в шахте лифтов, ускользая от полиции. Убегали по лестницам, залезали в вентиляционные трубы, убивали… Но полиция шла попятам, прочесывая этаж за этажом. Сначала поймали Испанца. Ара предлагал бросить его, но Лифтер не позволил. Они не имеют права бросать своих. Пусть зажравшиеся морды в погонах убивают слабых и раненых, выбрасывают на свалку детей — он не будет таким. Они попытались отбить Серхио, а в результате попались все.

Парни в форме пылали такой яростью, что порвали бы их на куски, если бы не капитан Сингх. Витька запомнил его. Он выделялся невысоким ростом и ледяным спокойствием. Слушались его беспрекословно. После негромкого приказа мальчишек тут же прекратили пинать. Банду посадили в тюремную клетку, даже не обыскав.

Они сидели плечом к плечу и слушали, как полицейские — в основном рядовые, хотя мелькнула и пара сержантов — на все лады обсуждали, как они скормят бесов хищникам. Кто-то предлагал сначала сломать им ноги — чтобы уж точно не убежали, а то уж больно прыткие бандиты. Другой сказал, что выбрасывать их хищникам — непомерное расточительство. Надо отдать бандитов на пищекомбинат, пусть из них колбасу сделают.

"Бандиты" молчали. Капитан Сингх не появлялся, и мальчишки, впервые, по-настоящему испугались. Надежда, что полицейские просто так шутят, быстро таяла.

Но к ним даже пальцем не притронулись. Только Витька да Серхио знал причину такого отношения.

— Скажи спасибо сестре, — скривился лейтенант, — выкупила вас.

Витька чуть не завыл от отчаяния. Опять! Сколько же можно! Да лучше бы на колбасу отправили. В этот момент, как и много раз до этого, ему казалось, что если бы Ирка появилась здесь, он бы убил ее так же, как полицейского. Он не нуждался в ее опеке, он ненавидел ее, протестовал, как только мог. Он сделал все, чтобы Ирка возненавидела брата и махнула на него рукой. Но она продолжала вытаскивать его из неприятностей

Пацанам надели наручники и потащили к приюту, не дожидаясь утра. Боялись на ночь оставлять в участке — полицейские могли не выдержать и отомстить: не убить, так покалечить. Перед дверями в приемник наручники сняли и толкнули внутрь, чтобы дальше с ними разбирался майор. Лифтер сразу сориентировался, попытался взять заложника, но не получилось…

…Сегодня ночью приходил Серхио. Витька поначалу не хотел разговаривать — он такой же предатель, как и все. Потом оттаял. Испанец клятвенно пообещал, что даже если у Лифтера не получится расковырять стену, он найдет способ спасти главаря, только за этим и стал рядовым приюта. Может, и выйдет из этого что-нибудь. Тогда он попробует пробраться в другой город. Туда, где он никогда не встретится с Иркой.

В честь рождения сына Эрика столовую украсили бабочками, свернутыми из найденных на свалке фантиков и ярких упаковок. Из такой же бумаги вырезали буквы: "Поздравляем!" Для виновников торжества поставили отдельный стол. Алсу пока не могла спуститься к ним, так что там сидел один Жманц. Он страшно смущался. Прежде чем обедать, воспитатели и старшие лейтенанты дарили подарки новорожденному: пеленки, еду, воду, какие-то нужные в быту вещи — у кого что было. Эрик краснел, ерошил светлые волосы и делал вид, что готов залезть под стол. Воспитанники радостно смеялись.

Потом начался обед, а старший лейтенант покинул их не надолго. Снова вошел в столовую, неся небольшой сверток в руках.

— Мы решили назвать его Марк, — объявил он во всеуслышание. Дети в порыве чувств заулюлюкали. Малыш проснулся от шума, открыл глаза, не увидел ничего знакомого и разразился писклявым плачем. Дети, видевшие малыша впервые, перешептывались:

— Какой маленький и страшный!

— Ну так Марк же, — хмыкали другие. — Он и должен быть страшный, как майор.

— Ничего, месяцев через десять переменится, — отвечали знатоки.

От приюта Марк подарил им ящик еды. После каждого тоста пили глоток подслащенной в честь праздника воды. Наконец ребенка унесли, и дежурные начали убирать со столов. Через час добытчики выходили на свалку.

Майор наблюдал за происходящим с затаенной радостью. Одна мечта сбылась: Эрик переселяется в город. Один из лейтенантов, которым он гордился. Сам он привык к мысли, что его место здесь. Но почему? Сейчас мысль, что он может жениться на Клео, уже не казалась такой дикой. Почему бы не попробовать заново? Новая семья, квартира, дети, работа… Долгие годы Марк считал, что этого никогда не повторится. Но кто знает…

Он нашел девушку глазами. Клео старательно делала вид, будто не замечает взгляда Левицкого. Это вполне понятно. Во-первых, он совершенно точно вел себя ночью как отморозок — любая бы испугалась. Мало того, что думал только о себе, так еще и заснул после мертвым сном, даже не заметил, когда она ушла. "Может, поговорить с ней?" — Марк задумчиво всматривался в Клео, которая, оживленно жестикулируя, разговаривала с Такаси. "Или не стоит? — засомневался он. — Вон какая хорошая пара бы получилась: Такаси и Клео…"

Девушка перевела взгляд на майора, ослепительно улыбнулась и поиграла бровями. Тут же отвернулась к Итиро. Старший лейтенант даже не заметил ее маневра, а вот Марка бросило в жар. И как теперь идти наверх? Лейтенанты сразу заметят, что с ним творится. Он закинул ногу на ногу и уставился в тарелку: "Чертова девчонка! — подумал он. — Придушил бы…" Внутри бушевала буря эмоций: сомнение, страх, желание, гнев. "Жениться на ней или не стоит?"

Наконец решил: "Если придет ко мне еще раз, обязательно предложу выйти за меня замуж". Как обычно принятое решение успокоило его. Он направился к Эрику.

— Как Алсу? — поинтересовался он.

— Здоровье нормально, — улыбнулся старший лейтенант, — но страшно волнуется. Боится даже думать, что на следующей неделе придется переехать в город. Она уже забыла, каково это — жить там.

— Успокой ее, — похлопал Марк Жманца по руке. — Скажи: в городе живут так же как в приюте. Только богаче.

Эрик рассмеялся:

— Я передам.

— Ладно, я сейчас на свалку, — завершил Марк, — а потом навещу вас.

— Буду ждать, — обрадовался Эрик.

Среда. Лондон.

Ева встретила его на пороге. Заботливо взяла из рук оружие и шлем. Заглянула в глаза:

— Пойдешь в очиститель?

Он лишь кивнул. Жена опять зашла следом, перевязала раны. Принесла какое-то новое лекарство:

— Магда Гузнер сказала, помогает восстанавливаться после ранения.

Йорген хотел отругать: нельзя разговаривать с соседями и просить у них лекарства, их тоже могут допросить — но передумал. Какая разница, когда его поймают? Надо только придумать что-то, чтобы защитить Еву.

— Ты сегодня не ел ничего, — обеспокоилась жена. — Пойдем, покормлю тебя.

— Не хочу, — отказался он.

Пошел в спальню, включил телевизор. Но также как Ева вчера, не смотрел фильм, обдумывал создавшееся положение.

Ева присоединилась через минуту. Пришла с тарелкой еды, от которой поднимался парок.

— Давай, я тебя покормлю, — села рядом.

— Ева… — Йорген всмотрелся в ее лицо. — Я никак не могу понять, когда ты притворяешься, а когда искренна, — заметил он.

Она тут же вспыхнула, пробормотала раздраженно:

— От тебя научилась лицемерить! — ушла на кухню.

В дверь позвонили. Доминика успела первой, тут же позвала:

— Папа, это к тебе.

В коридоре стоял рядовой из молодых полицейских. Протянул листок:

— Майор Бёрьессон, вы приглашаетесь завтра в 12:00 в тренажерный центр для сдачи тестов. Распишитесь здесь о том, что предупреждены.

— Только я? — уточнил Йорген, расписываясь.

— Почему же, — пожал плечами рядовой. — Это плановая проверка. Еще человек сто будет.

— Плановая проверка раз в году, — заметил он. — И я ее уже прошел. А это — сверхплановая.

— Не знаю, — опять пожал плечами парень и направился к лифту. — Если по состоянию здоровья не можете сдавать — принесите справку от врача. Тогда вам назначат другое время.

Йорген вернулся на диван, сжал голову руками. Он прекрасно знал, для чего это задумали. Так же как знал то, что тест он не сдаст. Даже если пересилит себя и будет лежать на спине, все равно не сдаст. Малейшее движение левой рукой отзывалось болью. Значит, завтра его в любом случае раскроют, независимо от того, придет он в тренажерный центр к назначенному времени или нет.

Ева вернулась в спальню, села на край дивана, подальше от него. Делала вид, что смотрит телевизор, потом не выдержала:

— Кто приходил?

— Пригласили на сдачу теста по физической подготовке, — ответил он, не глядя на жену.

Ева испуганно приоткрыла рот, осмысливая услышанное. Справилась с собой, спросила безразличным голосом:

— Что собираешься делать?

Он неопределенно мотнул головой, и тут же пришло решение. Это же так просто!

— Ева, где мои вещи? Те, что ты подобрала в очистителе.

— Зачем они тебе? — она напряглась.

— Ева…

— Я тебе их не отдам. Слышишь? — она вскочила, встала перед ним, пылая гневом. — Не отдам никогда. Можешь убить меня, если хочешь, но я тебе их не отдам! Я их уничтожу сейчас же!

— Ева… — он поднялся, усадил ее на диван. Здоровой рукой взял за подбородок, чтобы она смотрела ему в глаза. — Ева, послушай меня внимательно. Не перебивай. Уничтожать ничего нельзя. Завтра, как только я уйду сдавать тест — в 12:00, сразу после моего ухода, поняла? Ты возьмешь это и отнесешь в полицию.

— Что? — она вырвалась, отпрянула.

— Не перебивай! — Йорген взял ее за руку, чтобы она не убежала. — Отнесешь вещи в полицию и скажешь, что наткнулась на них случайно. Что ты в шоке и так далее, что ты даже не стала ничего рассматривать — слышишь, Ева? Это очень важно! Несколько раз скажи, что ты ничего не смотрела, даже пальцем не дотрагивалась. Нашла — и сразу помчалась в полицию. Ты меня поняла?

— Йорген…

— Это твой единственный шанс. Твой и девочек. Меня завтра арестуют. Если ты сделаешь так, как я сказал, тебя не заподозрят. Ты поняла меня? — она, не дыша, кивнула. — Все поняла? — еще один несмелый кивок. — Повтори.

— Как только ты уйдешь, отнести твои вещи в полицию и несколько раз сказать им, что я не дотрагивалась до них пальцем, — глаза ее наполнились слезами.

— Ну-ну, — грубовато утешил он. — Все будет хорошо. А сейчас я ужасно хочу спать. Постели постель.

Он пересел на пол, стараясь не смотреть, как Ева суетится возле дивана. На душе стало легко. Он нашел выход. Все обойдется.

Среда. Приют.

Уже третий день все шло по заранее известному плану. Сначала майор забирал Бенджамина, потом они вместе шли на свалку. Когда Левицкий зашел в класс мадам Байи, Бенни подбежал к нему и обнял за ноги. Марк вопросительно посмотрел на воспитательницу — он подумал, что она так научила ребенка. Старушка презрительно отвернулась. Кто знает, может, и действительно мальчишка обрадовался его приходу. Может, думает, что майор ведет его гулять. Он взял ладонь ребенка и повел из комнаты. По дороге Бенни пытался рассказать что-то, заглядывал ему в глаза и мычал, но, увидев, что Марк не обращает на него внимания, умолк. Заметив ожидавших у дверей фильтр-коридора добытчиков, оживился, рванулся им навстречу. Рука Левицкого удержала ребенка. Большинство из детей прятали глаза. Это повторялось каждый раз: сначала с Бенни никто не разговаривал, но когда он благополучно возвращался со свалки, добытчики окружали мальчика, говорили что-то ласковое, щекотали. Наверно, они боялись проявить к нему доброе отношение до выхода. Они почувствуют себя предателями, если потом придется отдать его хищникам.

Они вышли в обычном порядке: майор первый, а старший лейтенант Головня — замыкающий. Небо казалось непривычно низким и более желтым, чем обычно. Левицкому это не понравилось — обычно так бывало перед дождем. Вчера только одна смена смогла отработать на свалке три часа. Если сегодня пойдет дождь, то опять они почти ничего не принесут. Тогда останется одна надежда — что сяньшень не ошибся и Клео сможет как-то восполнить их потери. Конечно, существовал еще и запас на черный день, но ведь день может наступить и еще хуже…

Марк на всякий случай дал знак, чтобы добытчики не уходили далеко от приюта. Они переворачивали мусор, складывали что-то в мешки. Майор подумал, что Штефани, повредившая ногу вчера, пока не очень хорошо себя чувствует. Травмы на свалке самые опасные. Один раз мальчишка умер, после того, как неудачно проколол ногу. Майор постарался забыть его имя. Память о погибших лишает воли к жизни. Пусть имена остаются на табличках в комнате Памяти, а сознание забудет. Точно так же он старательно вытравливал из себя воспоминания о жизни в городе, о семье. Но сейчас, руки привычно выуживали куски металла, жестяные банки, деревянные обломки, а перед глазами всплывала картина: мальчишка на операционном столе в комнате Аревик Ашотовны. Левицкий вызвал тогда для него врача, но доктор сказал, что спасти пациента можно, только если ампутировать ногу. Маленький добытчик заплакал, заголосил. Он кричал, что не позволит отрезать ногу, что он лучше умрет, чем будет жить без ноги. Марк сказал: "Как хочешь". Врач ушел. Мальчишка умирал еще неделю и, кажется, уже жалел о поспешном решении, но изменить уже ничего было невозможно…

Мальчишку кремировали в городе, а комната Памяти получила еще одного "жителя".

Хорошо бы на этот раз обошлось. Похороны случались в приюте нечасто и становились тяжелым переживанием для обитателей. Никакие проповеди не помогали справиться с болью. Хотя Марку стало казаться, что смерть страшна не для тех, кто уходит, а для тех, кто остается. Может быть, Лейлани уже давно мечтает о смерти, но Ким не может примириться с мыслью, что придется прожить еще много лет без нее…

Они отработали около половины смены, когда на шею майору упала горячая капля. Интуиция и тут его не подвела — начался дождь. Он поднял голову — добытчики уже тоже почувствовали опасность и, наспех набив мешки всем, что попалось под руку, помчались к приюту. Бенджамин, на свалке ходивший хвостом за Степаном Головней, теперь подбежал к Марку. Ему не нравились жгучие капли на лице — респиратор закрывал лишь нос и рот, но он оглядывался: поспевает ли майор за ним? Как будто считал себя обязанным держаться рядом. Это к лучшему. Гарантия того, что в тот момент, когда появятся хищники, он будет рядом.

За ужином Марк вновь вспомнил слова сяньшеня. Он смотрел на лейтенантов — одного за другим. Они сидели за отдельным столом, рядом с женами и детьми. Только Эрик, Алсу и их маленькие сыновья по-прежнему оставались наверху. Взгляд майора скользил от одного к другому.

Вот Степан Головня, заботливо откладывает из своей тарелки в тарелку жены. Животик Симоны уже заметно округлился. С другой стороны от нее — Катаржина, жена Дэйла Манслифа. Затем их сын — Брендон, малыш которому недавно исполнился годик, затем сам Дэйл. Катаржина успевает что-то шептать Симоне, следить за тем, как малыш пытается кушать самостоятельно и что-то втолковывать мужу. С другой стороны от Дэйла — старший лейтенант Аскестад, с женой Минами. Хорошенькая японочка редко здесь появляется, ее дочери три месяца. Интересно, кто ее сегодня нянчит. Скорей всего, Диана — жена Тендхара. Она тоже беременна, учится на малышке пеленать и качать. Тендхар здесь, ест быстро и хмуро. Наверняка уже думает, что будет делать после ужина — сегодня ночью его дежурство.

Дальше следуют парочки: Такаси и Ле Пан — их объединяет то, что они еще не создали семьи. Тед и Дарея Армгрен. При взгляде на девчушку, Левицкий невольно вздохнул. Никогда еще девочки так рано не выходили замуж. Ей шестнадцать. В городе такой брак бы не зарегистрировали. Там жениться можно только после того как получишь работу. Он, поразмышляв, решил не препятствовать молодым — кровь кипит. Может, потом и пожалеют, что так рано поженились, но сейчас вряд ли бы их убедили любые доводы. С некоторой опаской Марк ожидал, что вслед за ними и остальные станут торопиться с семьями, но пока вроде бы обошлось. Зверев, который что-то ласково нашептывает на ухо Карангело — не в счет. Славик в женихах засиделся, да и Александре уже восемнадцать. Девушка, слушая шепот "жениха", очаровательно краснела, глаза блестели. Марк уже боялся, что в ней начисто атрофировано женское начало — вон как стремилась стать равной старшим лейтенантам. Славик все-таки смог ее покорить. Хорошая будет пара.

Ким и Лейлани. Девушка бледна, но беседует оживленно, даже смеется. Марка это мало утешало. Он заранее готовился к свадьбам и рождению детей лейтенантов. В этом случае следовало подготовиться к похоронам. За кремацию Лейлани придется платить. Может, намекнуть Киму, чтобы копил еды? Левицкий сжал зубы, поняв, что на этот раз копить еду будет сам. Не стоит вешать на Кима еще и этот груз. Главное, чтобы воровство прекратилось!

Его парни сидели перед ним, не зная, какие печальные мысли бродят в голове майора, а он стискивал зубы.

Кого ему надо подозревать? Кого? Он знал каждого много лет. Марк еще раз перебрал их в уме по старшинству.

Жманц — его любимчик. Ему на следующей неделе в город. Нужна ему еда? Безусловно. Получил бы хороший запас на первое время, пока Алсу не может работать.

Головня? Он бывший беспризорник и воришка, но прошло столько лет…

Тендхар? Тендхар суров. Иногда неоправданно жесток, но красть он не будет. Он скорее будет чересчур строго придерживаться заведенных правил, чем нарушит, хоть одно.

Такаси? Зверев? Адольфссон? Армгрен? Аскестад? Манслиф?

"Нет, это совершенно немыслимо!" — Марк поднялся из-за стола. Он, конечно, найдет вора — его просто необходимо найти — но сейчас он осознал, что боится узнать правду.

Вечером Левицкий, хоть и включил телевизор как обычно, но смотрел чаще на дверь. В душе нарастало смятение. Он хотел, чтобы Клео пришла, и боялся этого.

Он переводил взгляд на светящийся черно-белый экран, пытался сосредоточиться на фильме, но взгляд неумолимо сползал на дверь. Марк боролся с собой, призывал на помощь волю — ничего не помогало. Он злился, но впервые не мог справиться с собой.

Ему почудился какой-то шорох в коридоре. Левицкий подскочил к двери и дернул ее на себя. Клео только собиралась стучать. От неожиданности она смотрела растерянно и по-детски испуганно. "Сейчас бы я поверил, что ей восемнадцать", — мелькнуло в мыслях Марка.

Но девушка тут же овладела собой. Губы сложились в презрительную усмешку.

— Ты что, под дверью караулил?

Марк мотнул головой:

— У меня очень острый слух. Пройдешь? — он отступил в комнату, пропуская ее.

— А не боишься? — девушка потерлась об него, когда проходила мимо. Левицкий судорожно сглотнул, но не сделал попытки удержать ее. Машинально закрыл дверь ногой.

Клео красиво рассмеялась, наблюдая за его реакцией.

— Начнем сначала? — она изящно повела бедрами, плечами. Казалось, она не двигается, а течет, как густой клей. — Итак… Где ты спишь?

Поняв, что майор не собирается помогать, полилась ему навстречу. Но Марк удержал ее за плечи, не позволяя повиснуть у себя на шее.

— Клео, — голос опять предательски охрип. — Нам надо поговорить, — сделал паузу, набираясь решимости. — Ты должна стать моей женой.

Девушка тут же замерла, глаза округлились, тонкие брови всползли на середину лба и превратились в полукруглую арку ярмарки.

— Что я должна? — переспросила она с иронией.

Майор, всегда хранивший хладнокровие, от вопроса смутился. Он пытался подобрать слова, чтобы объяснить свое решение, но теперь они казались глупыми и смешными. Клео, сложив руки впереди так, что полушария груди чуть не выскакивали из низкого декольте, изучающе его разглядывала. Марку даже дурацкое стихотворение припомнилось:

"Нежно смотрит на микроба

Аспирантка С. Петрова.

Так же нежно в микроскоп

На нее глядит микроб".

Наконец девушка поинтересовалась:

— Сколько ты в приюте живешь?

— Это имеет какое-то значение? — насторожился он.

— Ты безнадежно отстал от жизни, майор. Мужчина вполне может быть с женщиной за еду. Жениться необязательно!

Левицкому показалось, что он попал под кислотный дождь — такой жар окатил его

— Я не понял, — спросил он оторопело. — Ты вчера приходила… за еду?

Она соблазнительно улыбнулась, демонстрируя красивые зубы. Шагнула ближе к нему, положила руки на плечи.

— Если бы ты мне дал еды, я бы не отказалась, — потерлась об Марка. — Но я приходила просто так. Просто потому что мне так хотелось. Потому что ты мне понравился. Может, хватит болтать? — она обхватила его голову руками и поцеловала. Скользящие движения рук, бедер… В голове у Марка опять поплыло. Неимоверным усилием он удерживал себя от падения в бездну. На этот раз внутренний голос внушал: "Марк, вчера ты вел себя как мерзавец. Даже Лиза бы с тобой развелась. Покажи девушке, что ты мужчина, а не штамповальный станок"

Он отодвинул Клео, быстро раздвинул кресло. Девушка уже собиралась снова перейти в атаку, но Марк удержал ее:

— Подожди-подожди… Я сам… — быстро стянул через голову рубашку вместе с майкой. Потянул молнию платья вниз, тут же скинул брюки. Клео с блуждающей улыбкой наблюдала за его действиями. Марк осторожно подтолкнул ее к кровати, но не торопился ложиться. Стал целовать лицо, едва касаясь губами, ведя ладонями по телу девушки сверху вниз.

Легко касаясь ее кожи, Марк будто заново узнавал женщину. Мельком взглянув в лицо Клео, заметил, что зрачки расширились — в глазах появилось изумление…

А с ним начали происходить странные вещи. Он ласкал хрупкую, белокожую девушку, а казалось, будто с ним Лиза — высокая и смуглая. Все годы в приюте он старательно убивал память о жене, об их совместной жизни. Оказывается, так и не смог убить. От непонятного раздвоения сердце то ликовало от радости, то падало в пропасть. Он начинал жить заново — и это изменение ему не нравилось, потому что сулило новую боль.

…Сегодня им не хватало места на кровати. Клео металась, то ли хотела вырваться, то ли мечтала прижаться к нему сильнее. Наконец вцепилась ему в плечи ногтями, выкрикнув хрипло:

— Марк!

Он торжествующе усмехнулся. "Может, и не будет боли. Так не бывает, чтобы дважды одно и тоже. Женюсь и буду жить, как все люди…"

…Сколько времени они провели вместе, Марк не мог сказать. Потом он пристально разглядывал девушку, приучая себя к мысли, что теперь она будет вместо Лизы. Абсолютно непохожая, но от этого не менее желанная. Особенно, когда исчезает напускное нахальство.

— Не смотри на меня так! — взмолилась Клео и натянула на себя простынь.

Левицкий ничего не ответил. Поцеловал плечо, шею, ушко. Отстранился. Погладил гладкие, приятные на ощупь, белые волосы. Клео искоса наблюдала за ним, сжав пальцы на груди в замок, будто боялась, что ее разденут. Смешная. Марк подтянул девушку к себе ближе. Уткнулся носом в затылок.

— Не убегай, пожалуйста! — попросил он, засыпая.

Клео напряженно ждала, когда майор заснет, чтобы она смогла уйти. Просьбу остаться она не могла выполнить ни при каких обстоятельствах, так же как не могла выйти за него замуж. Левицкий что-то протестующе забормотал, когда она убрала с себя его руку, но не проснулся. Она облегченно выдохнула, быстро натянула одежду и неслышно выскользнула в коридор. Девушка очень надеялась, что не опоздала…

Эта ночь все перевернула в ней. Она много слышала о Левицком еще до того, как собралась придти в приют. Представляла себе бесчувственного грубияна. После первой же встречи убедилась, что рассказы о грозном майоре нисколько не преувеличены. Она играла с ним, стараясь вывести из себя. Ей было необходимо, чтобы он думал о ней. Плохо или хорошо, но все время о ней. Вчера ночью Клео с торжеством убедилась, что победила. Этот мужик тоже у ее ног, и она сможет использовать его в своих целях. Но сегодня все встало с ног на голову. Хам превратился в нежного мужчину. Ей показалось, что она заглянула Марку в душу. Заглянула — и тут же прониклась к нему сочувствием. Это плохо — очень плохо в ее случае. Потому что она пришла в приют, для того, чтобы обмануть майора, а значит, они должны быть врагами. Того, кого жалко, предать будет трудно…

На лестнице второго этажа Клео скорее почувствовала, чем заметила чье-то присутствие. На мгновение остановилась.

— Ты где пропадала? — услышала знакомый шепот. — Пойдем скорее. Еще час-полтора — и все встанут!

— Майор только что уснул, — пояснила девушка виновато. — Еды не дал. У тебя есть что-нибудь?

— Есть… Зачем ты с майором-то связалась? Ясно же, что жмот…

— Посмотрим, — пожала плечами Клео, спускаясь следом за невысоким мальчишкой на первый этаж. — Этот метод еще ни разу меня не подводил.

Провожатый ехидно хмыкнул. Тут же предупредил:

— Внизу — ни слова. В столовой дежурные. Могут услышать.

На первом этаже, она сначала не сообразила куда идти, но ее настойчиво потянули за руку в нужном направлении. Вскоре послышался еле слышный скрежет отмычки. Хорошо еще, что двери в приюте смазаны. Если бы сейчас раздался скрип на весь коридор — их бы сразу поймали.

Они шагнули внутрь, мальчишка заботливо прикрыл дверь за собой.

— Лифтер! — позвал он негромко.

В темноте звякнула цепь. Послышался сонный голос:

— Испанец?

— Так точно, господин Лифтер, — иронично подтвердил Серхио согласно уставу приюта. — Принес тебе еды и еще один сюрприз, — он нащупал в темноте руку вожака и сунул туда два куска хлеба.

— Какой еще сюрприз? — недовольно буркнул Витька, тут же откусив кусок.

— Да вот. Гости к тебе.

— Какие на фиг гости? — Лифтер старательно щурился в темноте, хотя понимал, что это бесполезно — все равно ничего не разглядит.

Мягкая ладонь коснулась его головы.

— Это я, Вить… — дрожащим голосом произнесла девушка.

— Ирка? — от неожиданности он чуть не подавился.

Утро четверга. Приют.

…Утром Марк потрогал постель рядом с собой и не захотел открывать глаза. Пустая комната давила невыносимым грузом. Он попытался сбросить это наваждение: "Фигня. Сегодня же поговорю с ней еще раз. Или станет моей женой или пусть убирается". Легче не стало. Почему-то казалось, что девушка скорее уйдет из приюта, чем выйдет за него замуж. "Может, действительно, мне надо относиться к этому проще?"

Тут же озарила другая мысль: он ведь собирался сегодня ночью сторожить тайник с едой. Из-за этой девчонки обо всем забыл.

Майор посмотрел на часы — 6:05, стремительно вскочил. Одевание и посещение очистителя заняло еще пять минут. Почти бегом он направился к тайнику на первом этаже. Там уже стоял сяньшень.

— Что? — спросил майор, даже не поприветствовав старика.

— У меня было мало времени и материалов, господин майор, чтобы установить хорошую сигнализацию…

Марк отодвинул воспитателя и заглянул в тайник. Чтобы попасть туда, сначала следовало вскрыть дверь склада, где хранились вещи для продажи на ярмарке. Внутри этой комнаты в дальнем углу справа, замаскировали штукатуркой еще одну потайную дверь. Она открывалась нажатием на небольшой выступ у плинтуса. Этот тайник они придумали с сяньшенем, как только Марк появился в приюте. Долгие годы о нем никто не знал, кроме их двоих.

Майор цепким взглядом окинул ровные ряды ящиков с едой и водой. Он уже и сам увидел то, что секундой позже озвучил сяньшень:

— Еще один ящик украли.

Марк старался сохранять самообладание.

— Поймаю — убью! — процедил он сквозь зубы. — Неужели они не понимают, что это вопрос выживания. Если я их не поймаю, весь приют будет голодать. Ладно бы воровали раз в месяц… — повернулся к старику. — Что вы предлагаете?

— Мы должны предпринять что-то в тайне от лейтенантов.

— Это я понял, — раздраженно отмахнулся Марк. — Что именно?

— Мы можем купить дорогостоящую сигнализацию. Но ее установка — не минутное дело, а значит, воров можем спугнуть, пока будем устанавливать. Или они найдут способ отключить и ее.

— Тогда что?

Старик закрыл дверь тайника и стал закрывать ложную стену вещами. Левицкий не делал никаких попыток помочь ему. Сяньшень медленно работал. Прежде чем ответить на вопрос пожевал губами.

— В молодости я слышал, что одно преступление раскрыли с помощью одного очень незаметного порошка. Если бы его достать… Правда, стоил он недешево, но…

— Но у нас нет другого выхода! — закончил Марк за него. — Говорите скорее, что за порошок.

Старик закончил работу и задумчиво посмотрел на Марка.

— Он очень едкий. В том смысле, что если прикоснуться к нему, то даже очиститель не уберет следы. На свету кожа, там, где к ней прикасался порошок, почернеет. И будет темной не меньше недели. Если на ярмарке купить такой порошок — литров пять, я думаю, хватит — то мы непременно вычислим воров. Правда, придется заплатить за это ящиком еды.

— Обязательно покупать пять литров?

— Да, господин майор. Если мы обсыплем только ящики, узнаем рядовых. Но чтобы узнать, кто из лейтенантов замешан, надо обсыпать и банки внутри.

Левицкий понимающе кивнул.

— Хорошо. В воскресение на ярмарке обменяете ящик еды на 5 литров этого волшебного порошка. Прорва еды, черт подери! С кем вы это сделаете? — уточнил он.

— Покупать можно с кем угодно. Не думаю, что кто-то в приюте знает, для чего нужен тамьян. А вот обрабатывать еду придется нам с вами. Думаю, лучше это сделать сразу после отбоя. Наденем перчатки — и обсыплем все.

— Хотите сказать, что никому нельзя доверять? — спросил Марк серьезно.

— Совершенно уверен я только в Эрике, — объяснил сяньшень. — Но даже и его я не хочу посвящать в наши планы.

— Хорошо, — повторил майор. — Сделаем так, как вы предложили, — Левицкий собирался уходить, но старик остановил его.

— Господин майор, хочу предупредить, что сегодня на утренней пятиминутке я снова сообщу о краже, иначе виновные могут что-то заподозрить. Там я предложу заказать новую сигнализацию, а пока ее устанавливают, патрулировать коридор по ночам. Мы ведь сможем купить порошок только в воскресение. За эти дни обнаглевшие воры могут весь запас вытащить. В воскресенье обработаем порошком и снимем патруль. Воры подумают, что разговоры о сигнализации блеф. Может, сначала и будут осторожничать, но потом все равно попадутся.

— Вы все продумали сяньшень. Спасибо. Так и сделаем.

После невеселого разговора, Левицкий направился к Лифтеру. Повинуясь какому-то неясному побуждению, зашел в столовую и положил в карман одну порцию хлеба, упакованную в целлофан. Открыл дверь и наткнулся на тот же яростный, ненавидящий взгляд.

"Сколько же силы в нем!" — Марк невольно восхитился: мальчишка четвертые сутки без еды, на цепи, а в глазах по-прежнему блеск. Он не сдастся. Его можно убить, но не сломить его дух. "Что же он такой упрямый? Как достучаться до него?"

Левицкий молча протянул хлеб Лифтеру. Тот неверяще смотрел на протянутую руку несколько секунд, потом выдернул хлеб, но не съел, как ожидалось, а спрятал в кармане. Потом посмотрел на Левицкого с вызовом. Тот расстегнул наручники.

— Отдохни немного

В глазах Хорька мелькнуло и тут же исчезло недоумение. Он стал разминать руки. Марк, не упуская из вида ни одного движения — вдруг бросится, сел на пол напротив него. Немного подождал.

— Послушай, Виктор, — спокойно начал он. Пацан вздрогнул. — Хочу поговорить с тобой откровенно. Вижу, что ты ненавидишь меня. Могу понять почему. А вот ты мне нравишься, — усмешка скользнула по губам Лифтера. — Если бы ты мне не нравился, я бы давно скормил тебя хищникам. Мне нравится твое желание сражаться до самой смерти. Только с кем сражаться? Мне просто интересно, неужели подъездная банда — это все, о чем ты мечтал?

Лифтер положил руки на согнутые колени и оскалился.

— Нет. Я мечтал вырасти и убивать таких как ты.

Левицкий замолчал на мгновение. Потом уточнил:

— Хочешь отомстить?

— Да!

— За гибель родителей?

— Да!

— Тогда тебе стоит добраться до Бога.

Лифтер злобно рассмеялся:

— Как вы любите списывать свои преступления на Бога. Если случается утечка ядовитого газа на заводе, это Бог, что ли виноват?

— Разве нет? Если Бог есть — то Он. Если Его нет — то это очередная нелепая случайность. Виноватых нет.

— То есть ты, майор, считаешь, что если человеку угрожают: сделаешь по-нашему — будешь жить; не сделаешь — погибнешь на заводе. И потом упрямец погибает, в этом виноват Бог?

Дело принимало необычный оборот. Марк не торопился с ответом.

— Откуда ты знаешь, что все было именно так?

— Знаю!

Марк не находил ответа на это. Неожиданно для себя произнес:

— Мою жену и сына расстреляли бандиты. Отморозков потом скормили хищникам, но это не особенно меня утешило, — он опустил глаза, а потому не заметил, что Лифтер впервые посмотрел на него заинтересованно. — У всех, кто оказался здесь — трудная судьба. Рассказать о моих лейтенантах? Эрик остался сиротой в пять лет. Еще пять лет бродяжничал в подъезде, пока его не поймали и не выкинули на свалку. Как ни странно, он не задохнулся, не попал в пасть хищникам, а добрался до приюта. Жил здесь с сяньшенем и его женой. Степан Головня был такой же шпаной как ты. Он в приюте уже восемь лет. У Итиро Такаси родители, возможно, до сих пор живы. А может, и нет. Он ничего не знает. Токио не любит тех, кого выкинуло в приют и не расположено отвечать на вопросы. У Карангело вся семья вымерла от какой-то болезни. Ее хотели в службу сервиса пристроить, но она предпочла сбежать к нам… Ты понимаешь, о чем я? Мы такие же, как ты. Мы не враги. Мы вместе сражаемся с хищниками, с городами, со всем миром. Мы пытаемся доказать, что мы не отбросы общества, напрасно они выбросили нас. Я еще раз спрашиваю тебя: чего ты хочешь от жизни? Мы можем пойти войной друг на друга — пусть хищники радуются нашим трупам. Или начать жизнь заново, по-другому.

— Это не для меня, майор! — усмехнулся Лифтер. — Не нужна мне обетованная квартира в городе. Я добьюсь всего сам, без твоей помощи. У меня свои цели и я пойду к ним своим путем.

— Твоя воля, — кивнул Марк и поднялся. — Давай руки.

Лифтер протянул тонкие кисти.

— Хлеб тоже вернуть? — он нагло прищурился и что-то знакомое мелькнуло в его лице, но Левицкий так и не смог понять, кого мальчишка напомнил ему.

Марк сморщился:

— Ешь. Сильно тебе это не поможет. Можешь считать, что я просто продлеваю твои мучения.

Направляясь на пятиминутку, поймал себя на мысли, что доволен разговором. Хорек не согласился с его доводами, но они спокойно разговаривали. Как мужчина с мужчиной.

Ким собирался на пятиминутку, когда услышал, что у соседей громко хлопнула дверь. Тендхар вернулся с дежурства полчаса назад и уже снова уходит. Он обернулся к Лейлани.

— У них все в порядке? — спросил он.

— Диана ко мне не приходит, после того как ты поговорил с Павлом, — грустно улыбнулась жена. — Но плача я не слышу.

— Вот видишь, — Адольфссон погладил ее по руке. — А если бы мы не вмешались, все так бы и продолжалось. Нельзя в таких случаях молчать.

— Думаешь, он ее не бьет?

— Думаю, нет. Ты, может быть, удивишься, но такие люди обычно трусы. Потому и срывают свою злость на тех, кто слабее, кто не может дать сдачи, — девушка закашлялась, и он тут же предложил. — Дать воды?

— Не надо, — отказалась Лейлани. — Я сама позже возьму. Немного першило в горле, но уже прошло.

Он застегнул рубашку, неотрывно глядя на жену. На щеках появился румянец, и взгляд стал не такой тоскливый как раньше.

— Мне кажется, тебе стало лучше, — заметил он.

— Конечно, лучше. Лекарства-то я не экономлю теперь. Спасибо, — она благодарно поцеловала его лоб.

— Не за что, милая. Поправляйся.

Улучшение здоровья Лейлани возродили в нем надежду, что он успеет накопить еды и вызвать московского доктора до того, как жене уже нельзя будет помочь. Если бы он мог убедить Марка помочь ему! Он еще посидел с минутку, любуясь тонкими чертами жены.

— Иди уже! — засмеялась она.

— Если бы ты знала, как я не люблю от тебя уходить, — наигранно опечалился Ким.

— Если бы ты знал, как я не люблю, когда ты уходишь, — в тон ответила Лейлани. — Но тебе пора. Нехорошо опаздывать.

Ким кивнул и, уже не оборачиваясь, вышел в коридор. Не успел сделать и двух шагов, как услышал, что дверь Тендхаров распахнулась. Раздался слабый стон. Он недоуменно обернулся и замер. Прислонившись к косяку, стояла бледная, заплаканная Диана, а по ногам текла кровь. Ким замер от ужаса. Девушка проследила за его взглядом и, охнув, стала падать. Он едва успел подскочить к ней, чтобы подхватить на руки. Быстро занес обратно, положил на кровать, не думая о том, что сейчас испачкает покрывало кровью.

— Что случилось? — спросил он, уже зная ответ.

Диана начала причитать навзрыд:

— Он меня не бил. Не бил, слышишь? Я сама упала. Он меня пальцем не тронул! Я сама.

— Я позову Аревик Ашотовну, — кинулся Ким.

Он распахнул дверь своей комнаты.

— Лейлани, — он старался говорить спокойно, — пригласи к Тендхарам Катаржину и Дарею, — он быстро перебрал в уме девушек на их этаже, которым не грозит потерять ребенка от стресса и которые не кормят младенцев грудью. — Сама не заходи к Диане. Поняла? Обещай, что не зайдешь.

— Что случилось? — Лейлани изменилась в лице.

— Неважно! Обещай, — прервал ее Ким.

— Обещаю, — машинально прошептала девушка.

— Я сейчас вернусь, — Ким помчался на этаж ниже. Может быть, Аревик Ашотовна еще не успела спуститься вниз. Пульс гулко стучал в висках. Диана вот-вот потеряет ребенка, а виной всему — Павел. Если бы жена Тендхара промолчала сейчас, он бы еще посомневался по поводу того, что произошло. Но она с таким жаром принялась доказывать, что муж невиновен, что сомнений не осталось. Тендхар ударил ее по животу. И не рассчитал силу. В Киме кипела ненависть. Такая ненависть, что темнело в глазах. Он старался держать себя в руках и взмолился, чтобы не встретиться сейчас с Павлом, потому что не мог за себя поручиться.

На этаже воспитателей столкнулся с миссис Хиггинс. Она, разглядев лейтенанта, испуганно отшатнулась:

— Что с Вами, Адольфссон?

— Аревик Ашотовна… — спросил он без объяснений.

— Она уже спустилась вниз… Что случилось? Что-то с Лейлани?

Ким, не отвечая, побежал на первый этаж, догнал старушку на входе в спортзал.

— Аревик Ашотовна, — взял он ее под руку, — к Тендхарам срочно. У Дианы выкидыш.

— Что ты! — всплеснула она руками. — Надо мой чемоданчик. Я наверх пойду, а ты найди Резлерову Магду. Скажи, что случилось, она все принесет. Ой, что за беда! — причитала она, семеня в сторону лестницы.

Ким обогнал ее, поднялся к девочкам. Через дежурную вызвал Магду, вместе с ней спустился в медпункт, помог донести инструменты. Девочка побледнела и страшно волновалась, боясь забыть что-нибудь.

— Быстрее! — торопил Ким. Он надеялся, что инструменты не понадобятся, что Диане помогут.

У комнаты Тендхаров уже столпилось человек десять — жены лейтенантов, воспитательницы. Подошли Эрик и Дэйл. В комнату никого не пускали. Все перешептывались. Ким, опустив глаза в пол, занес к Тендхарам чемоданчик. Аревик Ашотовна раздевала девушку. В глаза Киму бросились многочисленные синие и желтые кровоподтеки на теле Дианы. И красное пятно внизу живота. Он быстро зажмурился и шумно вдохнул воздух. Такое пятно могло остаться, только если ударили ботинком. Он поставил чемоданчик и вышел, тяжело дыша.

— Что? Что там? — подскочила Лейлани. А позади маячила высокая фигура Павла.

— Что здесь происходит? — встревожился он.

Ким отодвинул в сторону жену, даже не посмотрев на нее. Шагнул к Тендхару.

— А ты, с…, не знаешь, что происходит? — спросил Ким.

Он стремительно ударил Павла в живот, но на этот раз Тендхар оказался готов к нападению. Он скользнул в сторону, уходя от удара, и изо всей силы стукнув Кима по челюсти. Если бы Адольфссон не отклонился, его бы вырубило. Лейлани испуганно вскрикнула.

— Мальчики, вы чего?! — закричала Катаржина.

Но они не обращали внимания на крики — наносили удары один за другим, так, как учил майор: на поражение, на смерть.

— Позовите майора! — завизжал кто-то, но это предупреждение запоздало, потому что послышался грохот ботинок, а потом знакомый крик:

— Отставить, твою мать! Какого черта?

Их с Тендхаром растащили. Ким с ненавистью смотрел на Павла. Тот отвечал таким же взглядом. Марк развернул Кима лицом к себе.

— Старший лейтенант Адольфссон. Доложите обстановку.

Он машинально вытер струйку крови со лба — рассек в пылу драки.

— Диана Тендхар потеряла ребенка, — не глядя на майора, объяснил он.

— Как потеряла? Почему?

— Пусть сам скажет, — процедил он сквозь зубы.

Левицкий повернулся к Павлу.

— Старший лейтенант Тендхар.

— Я… я… — заикаясь, начал он, но так и не смог закончить, понимая, что не может обмануть, а если скажет правду…

— Он ее бил! — возмущенно произнесла Лейлани.

— Что?! — Марк, побелев от гнева, всмотрелся в Тендхара. — Тварь, — убедившись, что это правда, он двумя пальцами сжал кадык Павла, так что тот стал хрипеть и краснеть. — Тварь!

— Марк! — Зверев подскочил к ним. — Марк, так нельзя! — закричал он.

Левицкий тут же отступил. Павел схватился руками за горло.

— Да. Так нельзя. Мы будем судить его. Наручники! — приказал он, не отрывая взгляда от Тендхара.

Он сам скрутил руки Павлу за спиной и толкнул в спину, направив к лестнице.

— Построить классы в спортзале! — отдал он команду.

…В спортзале стояла небывалая тишина. Кажется, воспитанники даже не дышали. Марк поставил Тендхара на колени. Оглядел всех.

— Старший лейтенант Тендхар, — начал он. — Ты обвиняешься в том, что убил своего нерожденного ребенка и пытался убить жену. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Я не хотел! — губы Павла затряслись. — Я не хотел! Это случайно. Случайно! — голос его готов был сорваться на крик.

— Какого наказания заслуживает он? — спросил Марк.

— Смерти! — первым яростно отозвался Ким.

— Смерти, — подхватили другие лейтенанты, а за ними дети.

Марк неожиданно заметил, что у входа в спортзал стоит Клео и с отрешенным лицом наблюдает за происходящим. Левицкий подождал, пока она посмотрит на него. Почему-то стало важно узнать, что скажет она.

Девушка твердо встретила его взгляд и кивнула: "Да!"

— Старший лейтенант Тендхар, — вынес вердикт Марк. — Ты приговариваешься к смерти.

Дал знак лейтенантам. Ким и Эрик подхватили Павла под руки, поставили на ноги, повели из зала. Тендхар не сопротивлялся. Марк и остальные лейтенанты следовали в отдалении. У выхода, Левицкий обернулся к замершим детям и воспитателям:

— Все могут идти в столовую.

Тендхара привели фильтр-коридор. Эрик, Ким и Марк надели респираторы. Снова подхватили Павла под руки. Он по-прежнему не сопротивлялся. Казалось, силы покинули его. Он тяжело дышал и обреченно смотрел в пол.

Втроем они отвели его подальше на свалку. Здесь Марк снял наручники и крепко связал руки и ноги синтетической веревкой. После этого вернулись в приют. Хищники ни за что не оставят его без внимания. После обеда, когда добытчики выйдут на свалку, Тендхара уже не будет.

Арташес следил за судом над Тендхаром, почти не дыша. Страшного, казавшегося ему всемогущим, лейтенанта приговорили к смерти. Злой майор, согласился с этим решением, а по слухам, сам чуть не убил Павла.

Когда все вокруг кричали: "Смерти!" — Арташес молчал. Он не поверил тому, что происходит до тех пор, пока майор с двумя лейтенантами и Тендхаром не вошли в фильтр-комнату. Когда минут через пятнадцать они вернулись, Павла с ними уже не было. Но и после этого он не мог прийти в себя. Его одноклассник Корбин, заметил это, но, помня, как новенький мгновенно вспыхивает, не стал лезть с вопросами, а вместо этого начал рассуждать вслух, будто сам с собой.

— Всегда думал, что Тендхар сволочь, но чтобы до такой степени… Теперь в приюте станет намного спокойнее и в четвертый класс не так страшно переходить.

Арташес решил тоже поделиться мыслями:

— Никогда не думал, что майор может наказать лейтенантов, — он искоса взглянул на товарища.

— Ты пока плохо майора знаешь, — серьезно ответил тот. — Когда впервые попадаешь сюда… Особенно после того, как родители погибли… — Корбин на миг поник. — Но потом понимаешь, что если он и строг, то для нашего блага. Растит из нас людей, а не слюнтяев. Может он и строг, но и справедлив тоже.

Арташес с минуту помолчал, обдумывая сказанное, а потом решился.

— Майор говорил, что у нас еда пропала… А если бы он узнал, что ворует один из лейтенантов, он бы его тоже убил?

— Конечно, убил бы, нисколько не сомневаюсь, — он всмотрелся в новенького. — Ты что-то знаешь об этом?

— Нет, — на этот раз Саргсян не вспылил, ответил спокойно, но твердо. — У меня есть подозрения, но я пока ими делиться не буду.

— Как знаешь, — пожал плечами Бенсел, удивляясь странной перемене в подшефном. Он будто бы сбросил тяжелый груз, который до сих пор носил на плечах.

Внутри себя Арташес решил, что даст отпор Оливеру Тимо. А если тот продолжит приставать, тогда пойдет к Левицкому и расскажет все — пусть он разбирается. Даже если он ошибся и на самом деле банду прикрывает вовсе не Тендхар, а другой лейтенант, он все равно воспротивится им. Внутреннее убеждение говорило, что первый разговор с Тимо он должен выдержать сам. Чтобы доказать себе, что его не сломали, что он еще чего-то стоит. Что отец может им гордиться.

Бояться банды и делать то, что они говорят, он не будет. Никогда.

Клео специально спустилась вниз, чтобы узнать, что сделают с Тендхаром. Она не видела, как Марк чуть не убил лейтенанта. Даже не поверила, когда ей рассказали. Казалось невероятным, что майор готов наказать своих любимчиков. Девушка хоть и болтала с лейтенантами, но старалась их воспринимать как врагов. Разве нормальные парни будут служить майору? Это событие все перевернуло в ней. Оказывается, для Левицкого нет своих и чужих. Он готов наказать даже тех, кто очень близок ему. Он поступает так, как считает правильным.

Клео вовсе не казалось, что с Тендхаром поступили слишком сурово. Марк правильно сказал: он убийца. Она, может быть, как никто другой ужасалась тому, что произошло. Она видела Диану, видела синяки на ее теле. Аревик Ашотовна просила ее помочь ухаживать за девушкой. Старушка надеялась спасти малыша, но Клео понимала: ничего не выйдет. Более того, скорее всего, Диана тоже умрет. Если, конечно, Марк не вызовет врача из города, чтобы тот почистил девушку. Но уж на такой подвиг майор точно неспособен. Такаси рассказал ей немного о Киме. Теперь воображение живо нарисовало сцену: "Тратить кучу еды, чтобы вызвать врача для Дианы? Если бы еще она какую-то существенную пользу приносила приюту, я бы подумал. Нет, мы ничем не можем ей помочь"

Она поднялась наверх. Толпа у дверей Тендхаров уже разошлась. Девушка вошла в комнату. Диана истекала кровью. Попытки престарелой медсестры как-то остановить этот процесс не увенчались успехом. Когда Клео вошла, старушка воскликнула:

— Клео, как хорошо, что ты пришла. Помоги мне.

Вместе они подняли Диану, постелили на кровать клеенку, сверху свежую простынь. Уложили ее обратно.

Диана искоса поглядывала на новую учительницу, но не решалась спрашивать ни о чем.

— Все, детонька, полежи немного, а я сейчас приду. Клео выйди со мной на минуточку.

Как только они оказались в коридоре, Аревик Ашотовна спросила:

— Где Павел?

— Выбросили на свалку, — кратко ответила она. Старушка ахнула. — А что вы хотели? — Клео прищурилась. — Я бы таких сама убила!

— Тише! — испуганно зашептала та. — Диане не говори ничего. Любит она его. Если узнает… Ладно, я пойду, поговорю с господином майором, надо врача вызвать для нее.

— Бесполезно!

— Знаю, что просить об этом бесполезно, — медсестра поняла ее с полуслова. — Но и не сказать об этом майору я не могу. Иначе получится, что я ее убила…

Охая, она пошла к лестнице, а Клео вернулась к больной. "Любит она его", — звучали в ушах слова Аревик Ашотовны. Вот уже чего она никогда не могла понять, так это того, как можно любить того, кто тебя бьет. Попробовал бы кто-нибудь ее ударить…

Клео всмотрелась в лицо девушки на кровати. На бледном лице ярко выделялись пигментные пятна, в глазах отчаяние. Интересно, чего она больше боится?

— Ребенка не спасти? — спросила она робко, отвечая на ее мысли. Клео не смогла сказать правду:

— Может, еще спасут. Сейчас врач придет — и спасут.

Диана кивнула, кажется, немного успокоилась. Клео не отрываясь, смотрела, как набухала в крови ткань, которою медсестра положила под нее.

Мысли вернулись к брату. Если бы достали ключи от наручников, они бы помогли ему бежать. Ключи есть только у Марка. Она дважды ночевала у майора, но так и не поняла, где он хранит их. Может, потому что не до этого было… Мысли вернулись к прошедшей ночи и щеки невольно вспыхнули румянцем. За четыре года с тех пор как погибли родители, она знала столько мужчин, что уже давно сбилась со счета. И не один не вел себя так, как Марк. Впрочем, если бы майор знал, что перед ним девочка из службы сервиса, он бы тоже вряд ли церемонился с ней. Это он просто хотел понравиться — предложение все-таки сделал… Ей второй раз в жизни предлагали выйти замуж. В первый раз — директор химического завода, о котором она рассказывала в первый день, как пришла в приют.

Она до сих пор мучилась угрызениями совести — могла спасти родителей и не спасла. Противно ей, видите ли, было замуж за старого толстяка выходить. А он ведь предупреждал: не хочешь быть моей женой — будешь общей шлюхой. Так что все равно под него легла. Еще и старалась как! Чтобы брата не убили, как родителей. А после него еще сотни других. Была Ирина Кожевая — стала Клеопатра. Где только мадам такое дурацкое имя выкопала? И замуж ей теперь никогда не выйти, и детей никогда у нее не будет. Никогда!

"К черту! — одернула она себя. — Главное — брата спасти". Она не уберегла родителей, так хоть Витьку надо. Любой ценой. Беда в том, что Клео никак не могла решить, как именно его спасти. Он как узнал, где сестра работает, так и ушел по подъездам воровать. Год она только и прожила спокойно. Он, понимаете ли, гордый. Не хочет жить на еду, которую сестра в службе сервиса получает. Того не поймет дурашка, что обратной дороги все равно нет, даже если она очень захочет. За то, что он ворует и убивает, ей приходится бесплатно работать, чтобы его из передряг вытащить. Так может, и правда, лучше ему в приюте? Главное, чтобы Марк его к хищникам не выбросил, а так пусть и сидит в карцере. Она да Испанец будут ему еду приносить…

Глаза Клео после бессонной ночи слипались. Она помотала головой, чтобы прогнать сонливость.

— Диана, — позвала тихо. — Тебе не холодно?

— Нет, — ответила девушка. — Клео, почему же они так долго? Они же не успеют его спасти.

— Все будет хорошо, не бойся, — она погладила девушку по руке.

— Клео, позови, пожалуйста, Павла, — попросила Диана. — Почему он не приходит? Он что, сердится?

— Он… занят. Сейчас же уроки, — нашлась Клео.

— У тебя тоже уроки, но ты же сидишь со мной. Ты попроси майора, пусть они его отпустят. Попроси, ладно?

— Ладно, — согласилась Клео. — Только знаешь что, давай-ка я тебе еще один укол сделаю, пока врач не пришел. А то мало ли что?

— Какой укол? — насторожилась Диана.

— Чтобы ребенка спасти, какой же еще… — Клео приготовила шприц со снотворным.

— Точно поможет? — Диана протянула руку.

— Хуже не будет, — впервые не солгала Клео.

Как только девушка уснула, она прикрыла ее простынею и, постелив себе покрывало, тоже легла на пол. Надо хоть немного вздремнуть, пока есть время.

Очнулась оттого, что распахнулась дверь. Она вскочила, протерла глаза. В комнату вошел Марк, тут же повернулся к ней спиной, будто и не заметил. Следом за ним невысокий человек в строгом сером костюме. Он склонился над Дианой, пощупал пульс.

— Спит… Что ж, значит, на анестезии вы сэкономите, — обратился он к майору.

— Нет! — тут же встряла Клео. Взглянула на электронные часы, стоявшие у Тендхаров. — Я ей полтора часа назад уколола, она вот-вот должна проснуться… Лучше не экономить, — объяснила она.

Врач вопросительно посмотрел на Левицкого. Тот перевел взгляд на Клео, потом скрепя сердце, кивнул. Если бы сейчас они остались наедине, Клео бы расцеловала Марка. Сердце ее ликовало. То ли оттого, что Диану спасут, то ли оттого, что она все-таки ошиблась в майоре. Все они ошиблись.

— Что ж, как скажете… — пробормотал врач. — Помогите отодвинуть кровать от стены, — обратился он к майору. Марк легко справился с этой задачей. Диана была маленькой, да и кровать из прочного пластика много не весила. Но, тем не менее, врач бы один не справился, а Левицкий — запросто. — Вы господин майор, можете идти. Эта девушка мне поможет, — объявил врач. Он поставил чемоданчик на пластиковый табурет и деловито стал раскладывать инструменты.

Левицкий вышел. Клео проводила его взглядом. Доктор надел перчатки, сделал дополнительный укол Диане. Девушка даже не проснулась. Вместе они согнули ей ноги.

— Держи крепко за колени, чтобы ноги не упали, — предупредил врач, постелил клеенку и, ловко орудуя металлическими щипцами, стал вытаскивать из Дианы кровавые куски.

Клео на секунду зажмурилась, когда различила в одном из них маленькую головку. "Почему они думают, что я могу спокойно на это смотреть? — удивилась она. Тут же горько усмехнулась, открыла глаза. — Впрочем, я действительно могу".

Точно так же она работала в службе сервиса. Сознание словно раздваивалось, она отрешалась от того, что происходило, будто не ее тело ублажало мужчин. Будто она сейчас вообще не здесь, а, например…

Она вспомнила, что сегодня вечером она снова пойдет к Марку. И впервые в жизни ей хочется встретиться с мужчиной. Может быть, он будет так же нежен, как вчера… От этих мыслей Клео вспыхнула. Вот только, что она скажет Марку, если он будет настаивать на совместной жизни… Ничего, что-нибудь придумает…

— Вот и закончили. Убирай это все, — кивнул врач на окровавленную клеенку.

— Куда? — растерялась Клео.

— Не знаю. Сжечь бы… В общем, спроси у майора, — он исчез в кабинке очистителя.

Клео представила, как она с кровавой клеенкой в руках будет искать Марка. Здесь тоже нельзя оставить — вдруг Диана проснется. Она аккуратно завернула то, что совсем недавно было ребенком. Зашла следом за доктором в кабинку очистителя, сняла кровь с клеенки. Хоть так.

— Вот эти лекарства, — врач достал из чемоданчика четыре шприца, — колоть девушке утром и вечером. Через два дня будет как новенькая. До свидания.

Клео вышла вслед за ним.

Когда Левицкому сообщили, что Диане нужен врач, он согласился не сразу.

— А вы на что? — хмуро спросил он Аревик Ашотовну.

— Господин майор! — скрежещущим голосом воскликнула она. — Я никогда этим не занималась. Могу, конечно, прочесть в учебнике, но ведь без опыта я могу убить ее! У меня руки уже трясутся, разве вы не понимаете, что…

— Стоп! — прервал ее Марк. Потер лоб. "Черт! Как не вовремя все! И так еда заканчивается, в воскресение нести на ярмарку меньше чем обычно — один день пропустили из-за дождя, да еще воры, да еще эта девочка", — тут же проснулась злость. Если бы Тендхара уже не отнесли на свалку, он бы его убил еще раз. Но именно из-за Павла, он все-таки решил отдать ящик еды врачу за срочный вызов. Ребенок Тендхара погиб, Тендхара нет. Но эта девочка — она ни в чем не виновата, она должна жить. Он приготовил плату за лечение и послал Зверева, чтобы он вызвал врача из Лондона.

"Ящик еды!" — возмущенно думал он, глядя на ровные банки. В городе за подобную операцию взяли бы не больше пяти банок. Врачи драли с приюта три шкуры — много дороже, чем с обычных пациентов. За срочность. За то, что приходиться далеко ехать. За отсутствие условий… Они бы с радостью доставили раненых в какой-нибудь город — но их не пускают дальше ярмарки. Ничего не изменилось за одиннадцать лет…

…Одиннадцать лет назад он попал в больницу, потому что бандиты посчитали его мертвым. В квартире тогда стояло четыре ящика еды, три воды и один с хлебом. Только благодаря этому запасу его и вытащили с того света. Да еще Йорген подсуетился, тут же собрал личные вещи из квартиры. Одежду Лизы и Сашки, посуду и кое-какую мебель продал, остальное уместилось в ящик из-под еды. Его он принес к Марку в больницу, поставил под койку. Ключи от квартиры тут же отнес в отдел статистики, чтобы не платить за нее лишней еды. Потом еще ребята из команды скинулись. В общем, доктор Ойвин, обвенчавший их когда-то с Лизой, на все это смог провести несколько операций и поставить пациента на ноги. На этих самых ногах Марк тогда стоял нетвердо. Ойвин еще и "обнадежил":

— После таких ранений не выживают. А вы выжили. Вот только охотником никогда не будете.

Это же он и в отдел статистики сообщил, потому что в день выписки к нему пришел чистенький молодой человек. В отделе статистики только такие почему-то и работали. Именно там следили за тем, чтобы город не перенаселялся или наоборот не вымер. В этом отделе знали, где есть вакансии и как их восполнить. Молодой человек вручил медаль, документ, о присвоении звания майора, долго жал руку, сообщил, что бандиты, побывавшие в его квартире, найдены и выброшены на свалку. Марку, показалось, что он долго проделывал эти манипуляции, чтобы потом спросить:

— У вас найдется еще ящик еды? — услышав отрицательный ответ, огорчился. — Тогда даже не знаю, что с вами делать. Мы хотели перевести вас работать на этаж минус пять, — "В уборщики!" — сообразил Марк, — но позволить пока жить в общежитии для полицейских… Но тогда за койку в общежитии тоже придется платить, ведь вы же не полицейский… Но раз у вас нет еды… Знаете… — внезапно он вытянулся, будто старался дотянуться до уха Марка. — Я уже давно выдвигаю один проэкт, — он неправильно произнес последнее слово, видимо, считая, что так оно звучит более внушительно. — Мы хотим попробовать не выбрасывать беспризорников на свалку, а воспитывать их в приюте. Если бы вы взялись за это дело… Зарплату, правда, обещать не могу, но…

Марк молча пошел от него к лифту. Его предложение — это тоже выбрасывание на свалку никому ненужного инвалида, только вежливое. "У тебя нет еды, чтобы заплатить за кровать в общежитии? Тогда отправляйся на свалку. Там ты, возможно, тоже сдохнешь от голода — но это уже не наша вина"

Возле лифта он с удивлением обнаружил, что карточка охотника недействительна — и здесь его обнулили. Нет охотника Левицкого. Хорошо, что больница располагалась на втором этаже. Может, чуть выше — и он бы не дошел до приюта…

Войдя в комнату Тендхаров, он наткнулся на взгляд Клео. Непонимание на ее лице сменялось радостью. В душе тут же все перевернулось. Почему она ушла? Почему теперь смотрит так? Он понимал, что не все с этой девушкой просто, что она скрывает прошлое. Но кому какое дело, что было раньше? Главное, что она пришла сюда, значит, захотела жить иначе. Кто ее осудит? Да он башку оторвет, если кто хоть взглядом ее оскорбит.

Тут же скривился. Если только она сама не будет вешаться на каждого мужчину, который окажется в поле зрения. Но тогда он ее выгонит, и ничто не спасет — ни талант к рисованию, ни ночи проведенные с ним.

Хотя, может, в первый день Клео и вела себя развязано, но сейчас он готов был признать, что она изменилась к лучшему. Если и отдает предпочтение Такаси — так ему одному, а не всем подряд…

Если бы он оказался на месте Клео… Он бы предпочел молодого перспективного лейтенанта, а не старого злобного майора. "Нет, этот вопрос надо решить раз и навсегда, — убеждал он себя. — Или он, или я, и пусть не морочит мне голову"

Четверг. Лондон.

Со стороны могло показаться, что ничего не произошло. Он приласкал дочек перед тем как отпустить их в школу. Старался при этом не думать, что видит их в последний раз.

Ева заботливо ухаживала за Йоргеном, пичкала какими-то новыми московскими таблетками, он смиренно принимал заботу… Только вот они не смотрели друг другу в глаза. Почему? Йорген попытался понять, почему, когда в семье начался разлад, он перестал смотреть на Еву. Вроде бы он прекрасно понимает жену, не осуждает, и даже хочет спасти…

Покопавшись в себе, понял: Ева поступила так, как должна была поступить законопослушная жительница Лондона. А он всю жизнь мечтал, иметь жену, которая не отречется от него, что бы он ни сделал. Лиза предупреждала, что он ошибся в выборе. Но вот интересно, а что бы сделал Марк, если бы узнал правду о Лизе? Неужели в нем напарница не ошиблась?

Как ни старался, Йорген так и не смог представить, что Левицкий идет в полицию и докладывает о своих находках. Такое, конечно, могло бы произойти, но лишь в том случае, если Марк бы убедился, что жена хладнокровная преступница, желающая только одного: взорвать весь Лондон к чертям. Огорчало то, что Ева даже не попыталась понять. Узнать, что происходит. Просто навесила клеймо преступника, будто ждала этого момента, чтобы избавиться от мужа… Получается, что Лиза выбрала правильно, а он — нет.

После завтрака они с Евой сидели перед телевизором. Но не так как раньше: она прижимается к его боку или Йорген кладет голову к ней на колени. Теперь они сидели на разных краях дивана. При этом разделяло их будто бы не два метра, а двести этажей.

В половине двенадцатого Йорген поднялся, неспешно переоделся: вместо домашней клетчатой рубашки и джинсов, надел футболку и спортивные штаны. Выпил анальгетики, еще пару ампул взял с собой, чтобы незаметно раскусить перед тестом. Если там будет сто человек, как пообещал полицейский вчера, вполне возможно, проверка затянется.

Ева не вышла проводить его. Он медленно побрел к лифту. Можно было бы попытаться скрыться сейчас… Но они тогда ни за что не поверят, что Ева ничего не знала. Наоборот решат, что жена дала ему возможность уйти и только потом понесла вещи. Нет, он должен сделать вид, что не знает о планах Евы, что уверен в собственной безнаказанности.

Через несколько секунд Йорген вышел на этаже -2 — этаже охотников и мусорщиков. В правом крыле получали зарплату — там сидели девушки из отдела статистики в окружении множества ящиков. В центральном и правом крыле располагались тренажерные центры. Йорген еще раз посмотрел в повестку. Ему в правое крыло, зал номер пять.

Капитан Сингх встретил его в коридоре.

— Майор Берьессон? — продемонстрировал он отличную память. — Проходите, сюда.

Кажется, капитан собирался сам следить за прохождением тестов. В комнате размером с двухкомнатную квартиру, если из нее убрать стены, находилось еще девять человек. Всех, кто присутствовал, Йорген раньше видел только издалека. Все-таки в городе тысяча охотников — с каждым не познакомишься. Вдоль стен и у окон стояло десять тренажеров — точно по количеству приглашенных. Оказывается у капитана все продуманно.

— Извините за беспокойство, — провозгласил капитан, — спасибо, что пришли вовремя. Может, кто-то принес справки от врача? Если кто-то плохо себя чувствует, я могу отпустить и без справки, сдадите в следующий раз.

Желающих отложить тест не оказалось. Охотники постоянно тренируются и, несмотря на то, что сдают тесты раз в год, но готовы к испытаниям в любое время. Йорген знал, что это предложение — принести справку — сделано лишь для того, чтобы вычислить, а не арестовать преступника. Полиция очень боятся упустить то, что он выкрал.

— А зачем эта проверка? — подал голос один парень.

— Поймите меня правильно — я всего лишь капитан полиции. Знаю не больше вашего. Что мне приказали, то я и делаю, — капитан Сингх доброжелательно улыбался. На лысой голове отражались лампы дневного света, освещавшие тренажерный зал. Охотники — понимающе загудели, заулыбались. — Если вы мне поможете, — продолжил Кайлаш, — мы быстро закончим это нудное дело. Я распределю вас по тренажерам. — Рядовой полиции Будырин и старшина полиции Оверсон, помогут мне, — услышав вторую фамилию Йорген воспрял духом. Старшину Оверсона он хорошо знал. Именно с его отцом, ныне генералом Сондре Оверсоном, он в юности выходил на свалку. Генерал иногда приглашал к себе домой бывших соратников — там Йорген и познакомился с Льюисом. Старший Оверсон безмерно огорчался тем, что сын не пошел по его стопам. Но Йорген всегда ободрял парнишку: никто не обязан делать то же, что родители. В городах это стало негласным правилом, но Бёрьессон восхищался теми, кто решил вырваться из порочного круга и выбрать профессию, которая ближе к душе. Может, потому что он сам такой? Родители в Нью-Йорке работали обычными электриками, старшая сестра тоже стала электриком. А он завербовался в полицию…

Йорген еще раз окинул взглядом комнату. Взгляд чуть задержался на двери в раздевалку — не все приходили на тренировку в спортивном костюме, некоторые предпочитали переодеться здесь. В раздевалке кроме вешалок и скамеек стояло несколько кабинок с очистителями. Йорген специально надел спортивный костюм дома, чтобы не пришлось переодеваться, иначе кто-нибудь заметит, что он ранен. Майор посмотрел на полицейских — вроде бы других проверяющих не предвидится, значит, на одного проверяющего три человека. Может, и не уследят за всеми. Он незаметно повел плечом. Благодаря куче лекарств, которые он выпил, боль пока не ощущалась.

Сингх встал рядом с первым тренажером и выкрикнул фамилию, переместился к следующему… Вскоре выяснилось, что сначала Йорген должен сдать тест на пресс. Что ж, еще минут десять отсрочки. Лежать на спине еще трудно, но терпимо. Значит, обезболивающие ампулы можно пока поберечь. Главное, чтобы повязка, которую закрепила Ева, не сдвинулась раньше времени.

… Он добросовестно откачал положенное количество раз, подтвердив, что с прессом у него все в порядке и с верхним, и с нижним. Его перевели на следующий тренажер. Здесь надо был делать жим от груди. Выбрав момент, когда на него не смотрели, он раздавил во рту ампулы и лег на доску. Спина горела огнем. Он не торопясь, приладился к штанге. Сингх подошел ближе и стал наблюдать. Может, остальных пригласили сюда для отвода глаз, а проверяют на самом деле только его?

Йорген почувствовал, что анальгетик начал действовать и поднял штангу над собой. Удалось на удивление легко. Плечо кольнуло, но острой боли он не почувствовал. С другой стороны это покалывание предупреждает, что пятьдесят положенных раз он штангу не отожмет. Да и тридцать не отожмет. Хотя, ему и не надо. Продержаться бы пока Ева придет в полицию. Он снова поднял штангу. Сингх наблюдал за его лицом. Спросил вежливо:

— Почему так медленно? Может, вам все же прийти в другой раз?

— Нет уж лучше сейчас, — невозмутимо ответил Бёрьессон. — Если хотите, я могу быстрее…

Еще раз поднял штангу. Капитан прищурился. Открыл рот, чтобы сказать еще что-то, но тут дверь в зал распахнулась, и его позвали:

— Капитан Сингх! Вас срочно просят спуститься в полицейский участок.

"Вот оно!" — усмехнулся Йорген, и поднял штангу еще раз.

— Старшина Оверсон! — обратился он к Льюису. — Продолжайте без меня. Проследите, чтобы тесты были сданы на отлично. Не допускается даже самого маленького отклонения от нормы.

Он быстро покинул зал.

Йорген повесил штангу на место. Все равно арестуют, зачем же себя калечить? Боль теперь долго придется терпеть.

Четверг. Приют.

Из-за утреннего происшествия все в приюте пошло кувырком. Расписание занятий пришлось изменить. Майор успел провести только два урока перед обедом. Как только Марк вспоминал Павла, истекающую кровью Диану, ящик еды, который пришлось отдать врачу, он не находил места от ярости. Даже жалел, что пошел на поводу у Славика и выбросил Тендхара на свалку. Лучше бы придушил своими руками, чтобы дать выход гневу. Левицкий злился на себя за то, что не поверил интуиции, позволил стать Тендхару тем, кем он стал. Почему он так ошибся в нем? Видел его грубость, но почему-то считал, что она распространяется только на безалаберных воспитанников. Сам только однажды дрался с женщиной — с Лизой за день до свадьбы. Но и тогда старался не ударить слишком сильно, хотя знал, что она может противостоять. С другой стороны, разве, когда он бил тех же малолеток из Лондона, он не поступал так же? Не зря все в приюте ненавидят его. Эти мысли вызвали чувство вины. Что делал Павел, чего не делал бы майор? Единственное, чем он мог оправдаться — он никогда не бил женщин: ни маленьких, ни молодых, ни старых. Не бил, но… изнасиловал. Недавно. Лицо невольно залила краска.

Воспитанников, отвечавших на уроке, он уже не слушал. Мысли постоянно возвращались к Клео. Левицкий то начинал ругать себя, то обвинять ее. "Черт! И так все кувырком с того дня, как привели банду, а тут еще она…" Не умел майор жить в неопределенности. Хотелось раз и навсегда выяснить вопрос с девушкой, чтобы успокоиться и либо начать жить заново, либо вернуться к тому, что было. "Только вот получится ли, так, как было?" — с сомнением спросил он себя. И тут же ответил: "Получится. Неопределенность хуже всего". Посмотрел на часы: "Сколько там до конца урока?"

Тут же поймал себя на том, что торопит время, на часы смотрит уже в третий раз за последние пятнадцать минут. Окинул взглядом класс — кажется, дети тоже заметили его маневры, вон как недоуменно переглядываются. "Надо взять себя в руки", — стиснул он зубы. Но через пять минут, все-таки отпустил детей, хотя урок еще не закончился.

Марк решил немедленно найти Клео — казалось, что если он сейчас решит все до конца, жизнь вернется в обычное русло, даже никаких чрезвычайных происшествий не будет происходить. "Она должна быть у Дианы, — решил Марк. — Или уже спускается в столовую". Он направился к лестнице.

…Получилось как в плохой любовной мелодраме, которые любили крутить по телевизору в дневные часы. Марк свернул на лестничную клетку и наткнулся на Клео. Девушка прислонилась к стене, а напротив, облокотившись руками по обе стороны от ее лица, стоял Такаси. И собирался ее целовать. Клео смеялась.

Майор замер на мгновение. Он не знал, что у него с лицом, но Клео, встретившись с ним глазами, испугалась. Такаси тоже побледнел, потом встал по стойке смирно и даже собрался докладывать:

— Господин майор…

Он молча обошел их и поднялся к себе в комнату, спиной чувствуя провожающие взгляды. Внутри клокотало от ревности. Снова невыносимо захотелось выпить водки. Он уговаривал себя: "К черту! Ты знаешь ее третий день. Почему ты ревнуешь? Хотел все выяснить и выяснил. Что тебя так возмутило?"

Правильные слова нисколько не успокаивали. Гнев сменялся болью, но по-прежнему было трудно дышать и даже смотреть вокруг. В комнате по привычке долго стоял у окна, не видя ни свалки, ни мегаполисов, всегда мозоливших глаза. Он пытался свыкнуться с мыслью, что дальше будет жить один. Это удалось легко.

А вот с тем, что придется играть свадьбу Клео и Такаси, каждый день сталкиваться с ними, выходить с Итиро на свалку, — с этим он смириться не мог. Даже после того, как раз десять повторил, что старший лейтенант здесь ни причем, это не успокоило.

Лишь через двадцать минут он, наконец, взял себя в руки и спустился в столовую.

Четверг. Лондон.

Ева уже двое суток боролась с собой. Сначала, когда она нашла Йоргена лежащим в коридоре, она испугалась. Когда позвонил Клюев и предупредил, что полицейские кого-то ищут и если у Йоргена есть какие-то раны на лице, пусть Ева его загримирует, а то долго еще придется в полицию таскаться. Когда она слушала это, в ней умерли чувства, остался только холодный расчет. Если полицейские докопаются до правды…

Она помогла мужу привести себя в порядок, и только когда полиция ушла, дала волю чувствам. Воскликнув: "Я тебя ненавижу!" — она сказал правду Йоргену: в тот момент преобладала ненависть. За то, что он предал ее, дочек. За то, что опять солгал. За то, что какой-то город значит для него больше, чем безопасность семьи…

Перед тем как уйти на свалку, зашла в спальню и увидела мужа спящим на диване. В одно мгновение все перевернулось внутри. Острая жалость к Йоргену наполнила сердце. Ева поняла, что не может не любить его: слишком много прожито за эти годы, чтобы легко отмахнуться от всего, развестись и забыть. Даже если она уйдет — забыть не сможет, будет плакать о нем долгими бессонными ночами, а тогда зачем она делает это?

Если бы Йорген сделал хоть шаг навстречу, попросил прощения, она бы все забыла, простила, только чтобы вернулись прежние отношения. Но он принимал ее заботу и участие отстраненно, даже заподозрил, что она притворяется. Кто бы говорил!

Снова проснулась ненависть. Так значит, он и не чувствует себя виноватым? Может, даже считает, что это она неправа. Ева мгновенно замкнулась в себе. Вернулись мысли о разводе, только на этот раз другие: она красивая молодая женщина, а самоуважение важнее мифического благополучия. Она сможет жить и на минусовых этажах, видеть дневной свет только когда будет работать на свалке. Может быть, тогда и девочки не будут мусорщиками, а получат какую-нибудь менее опасную работу внутри города. Может, Бог допустил это, чтобы их жизнь стала лучше?

Когда Йорген заговорил о вещах, которые она отобрала — захлестнуло возмущение. Так это все, что его беспокоит? Только когда он договорил до конца, постепенно начала открываться истина.

Во-первых, Йорген беспокоится о ее безопасности, а не о своей.

Во-вторых, он ввязался в такую авантюру, что единственный шанс спасти семью, а значит и детей — это сдать его полиции.

Эта истина оглушила. В оставшееся до теста время и она, и Йорген старательно делали вид, что ничего особенного в семье не произошло. Они так натурально играли, что ни Доминика, ни Беата не почувствовали ничего необычного, спокойно легли спать, а утром ушли в школу.

Ева продолжала совершать какие-то обыденные вещи: убралась на кухне, привела в порядок комнату девочек, села рядом с мужем смотреть телевизор. А в голове билось: "Я не могу его предать. Я должна его предать". Только поэтому она не подсела к мужу ближе, не пошла провожать. Это казалось лицемерием: сейчас обнимет и поцелует, а как только дверь закроется, соберет шпионские штучки и пойдет в полицию. Но она должна это сделать ради детей.

Чтобы не передумать, как только дверь за мужем захлопнулась, Ева начала собираться: надела строгое коричневое платье с длинными рукавами и воротником-стойкой — она в нем обычно ходила на похороны; собрала в пакет вещи мужа… Но, подойдя к входной двери, поняла, что не сможет переступить порог. Зажмурилась, стала себя уговаривать. Поняла, что ничего не выйдет, тогда стала разжигать в себе ненависть к мужу. "Он предатель. Он предал не только Лондон. Он предал тебя, детей. Он много лет использовал вас, искусно играя роль доброго отца. Он достоин самого худшего наказания". Это она снова и снова твердила себе, но помогало слабо. Остался один аргумент: "Его все равно арестуют. Следом за ним и тебя. А девочек отдадут в приют или выбросят на свалку. Он знал, на что идет. Думай о детях, а не о нем"

Она решительно захлопнула за собой дверь. Ноги понесли мимо лифта к лестнице. Но она остановилась. Спускаться вниз двадцать этажей — значит, оттягивать неизбежное. Нет, надо на лифте, пока не передумала. Несколько секунд и она на этаже минус три, а там уже обратной дороги не будет.

Показалось, что на этот раз лифт двигался быстрее, чем обычно.

Сжимая в руках пакет с вещами Йоргена, она вышла в коридор и остановилась. Ева не знала куда идти, а спрашивать — не осталось сил из-за долгой борьбы с собой. Она мелко вздрагивала, чувствуя, что еще немного и потекут слезы. Страшно хотелось убежать обратно, но страх за детей приковал к месту. Кто знает, чем бы это закончилось, если бы на нее не обратил внимание пробегавший мимо молоденький рядовой:

— Добрый день, миссис… У вас что-то случилось?

— Мне надо увидеть капитана Сингха, — голос дрогнул, слезинка все-таки выскользнула и потекла по щеке. Она быстро смахнула ее, но тут же поняла, что не сможет остановить этот поток.

— Боюсь, его сейчас нет, — улыбнулся парнишка. — Может, проводить вас к кому-нибудь другому?

— Нет! — она уже плакала, не сдерживая себя. — Мне нужен капитан Сингх!

— Хорошо-хорошо, — испугался рядовой. — Успокойтесь, пожалуйста, давайте я пока провожу вас в его кабинет. Вы там подождете немного, а я его вызову. Если, конечно, у вас срочное дело.

— Срочное, — всхлипнула Ева.

Кажется, парнишка, заметив ее отчаяние, и сам уже понял, что происходит что-то необычное.

— Хорошо-хорошо. Пойдемте, — он осторожно взял ее под локоть и повел в центральное крыло.

Кабинет Сингха был не маленький, а крошечный — около четырех квадратных метров. Говорят, на верхних этажах есть кровати такого размера, а Сингх умудрился уместить мебель серого пластика: книжный шкаф, письменный стол с компьютером и стул для посетителей. Вернее, для одного посетителя. Второй мог только встать рядом — стул уже не умещался. Окон здесь не было, но лампы дневного света освещали комнату так ярко, что почти не оставалось теней. "Как в больнице", — подумала Ева.

Рядовой усадил ее на стул.

— Простите, а как вас зовут? Что передать капитану?

— Я… — едва успокоившись, Ева снова заплакала, пытаясь выговорить. — Я… я… Е…

Она опять напугала парнишку.

— Хорошо-хорошо, — пробормотал он. — Вы успокойтесь, через пять минут капитан придет, вы ему все расскажете, — он пулей вылетел из комнаты.

Ева положила пакет на стол, рядом с компьютером, вцепилась пальцами в стул и зажмурилась: "Пять минут, мне надо подождать всего пять минут…" По лицу продолжали течь слезы.

Четверг. Приют.

Когда настало время выходить на свалку, уже никто бы не смог узнать по лицу майора, какие муки он пережил: по-прежнему холоден и собран, действия четкие, уверенные. В душе такой же холод. После обеда все, происходившее за эти два дня казалось больным бредом. С чего он решил жениться?

Марк быстро надел Бенджамину респиратор. Оделся сам. Постоял еще минуту, поджидая остальных. Напротив него — Карангело. Красивые карие глаза над респиратором смотрят на майора с вызовом. Чем-то она напоминала майору Лизу — такая же смелая, сильная. Никак не может смириться с тем, что не получила звание старшего лейтенанта. Такая ли жена нужна Звереву? Впрочем, это не его дело.

Из старших лейтенантов идет Филипп Ле Пан — у этого глаза блестят азартом. Для него выход на свалку пока приключение. Рановато, кажется, Марк дал ему звание. Парень теперь торопиться жениться, ухаживает то за одной, то за другой девчушкой. А какой из него муж? Ветер в голове еще.

Вспомнил о казни Тендхара. Завтра надо будет такому же желторотику как Филипп дать звание старшего лейтенанта. Вместо Павла. Он решительно распахнул дверь. Внимательно осмотрел небо. Шагнул наружу…

…Они ходили по свалке уже час, когда появилось три хищника. Левицкий понял, что Бенни в приют не вернется. Сегодня как раз тот день, когда все скрыться не успеют. Такое случалось иногда раз в месяц, иногда в полмесяца. Он так и не понял, почему это происходит. Иногда небо будто прогибается и лопается там, где появляются продолговатые тела, а иногда они словно материализуются в воздухе, слишком низко, чтобы успеть скрыться. Может, тогда хищники летят от городов: когда не смогли поживиться там — сворачивают к приюту…

Они неслись к спасительным дверям так же, как работали на свалке — растянувшись в цепь. Майор чуть позади. Он следил краем глаза за Бенни. В руке — пистолет, найденный на свалке. Если хищники не удовольствуются Бенджамином, он попробует стрелять в них. Краем глаза заметил, что Александра подбежала ближе.

Левицкий позвоночником чувствовал, что они не успевают. Он остановился. Резким движением швырнул Бенни назад. Мальчишка упал на мусор. Недоуменно посмотрел на майора. Но разглядывать лицо ребенка было некогда — майор снова помчался к приюту.

В этот момент кто-то метнулся назад, к Бенни. Марк оглянулся. Карангело, точно как на тренировках в спортзале, налетела на дауна, в последний момент, отшвырнув мальчика от когтей хищника. Сама тоже упала на мусор, перекатилась. С другой стороны к ней бежал Филипп. Левицкий сорвал с себя респиратор и заорал:

— Ле Пан, Карангело! Всем в приют! В приют, быстро!

Потом выстрелил в хищника, нацелившегося в Филиппа. Пуля со странным звуком чикнула по коже твари и ушла в небо. Марк выстрелил еще трижды, но хищник на его глазах схватил парня когтями и взмыл в небо. Если бы не Филипп, сейчас бы он унес Александру. Она, стараясь не смотреть в небо, мчалась к приюту, прикрывая Бенни. Но другая тварь уже нацелилась на нее. Левицкий отчаянно рванулся к девушке. Толкнул ее, почувствовал, что сам не смог увернуться от когтей. Острая боль пронзила правый бок и спину, разрывая, кажется, даже ребра. Но бежал он наперерез, поэтому хищник не успел захватить его, лишь отшвырнул на мусор. Падая, еще попытался защитить голову от удара, но не смог.

Четверг. Лондон.

Увидев, что Йорген не выполняет положенных упражнений, старшина полиции Оверсон подошел к нему.

— Привет! — дружелюбно улыбнулся он. — Пойдем, поболтаем? — спросил негромко, кивнув на раздевалку.

— А как другие? — ответил вопросом Йорген.

— А пусть упахиваются, — рассмеялся Льюис. — Когда мы еще встретимся? — он крикнул напоследок. — Рядовой Будырин, продолжайте без нас.

В раздевалке они сели на скамеечку.

— Как тебя угораздило майор? — поинтересовался Льюис.

— А кто его знает, — пожал Йорген плечами, думая о том, что может, уже через час Оверсон будет рассказывать с удивлением: "Никогда бы не подумал. Всегда такой спокойный, вежливый…" — Я вообще не понимаю, что происходит, — добавил он. — Вчера с утра пораньше зашел Сингх, я у него спрашиваю, что случилось, он говорит: "Поручили проверить. Вам не о чем беспокоиться". Потом вот на тесты вызвали ни с того ни с сего.

— Мы, если честно и сами толком ничего не знаем, — махнул рукой Льюис. — Вчера ночью шума на верхних этажах много было. Потом по квартирам послали, а ведь не сказали, кого ищем. Велели записывать, кто нездоров, у кого какие-то раны есть… Думаю Сингх-то все знает, да тоже помалкивает. Если честно, то, судя по всей этой секретности и шуму, какого-то шпиона ловят. Наверно, что-то суперважное выкрал, так что боятся его выпустить. Ладно, ну их. Ты чего к нам не пришел на прошлой неделе?

— Так у меня по времени с выходом на свалку совпало, — пояснил Йорген.

— А… — с облегчением кивнул Оверсон. — Если честно я туда только из-за тебя прихожу. Отец достал уже своими упреками. А тут, представляешь — я пришел, а тебя нет. Весь вечер насмарку, — они вместе посмеялись. — Как там девочки твои?

— Отлично. Еще каких-то два года и у Беаты выпуск. Будет на свалку выходить или со мной, или с Евой. Я как представлю, так вздрагиваю.

— Вот! — вскинулся Льюис. — Вот поэтому я сам полицейский, а жена у меня — медсестра. Как чувствовал, что у меня тоже девочки родятся.

Они еще долго болтали, вспоминая смешные случаи сначала о детях, потом те, что происходили на работе. Йорген изо всех сил стался изобразить хорошее настроение, а потом и вправду поддался неистощимому жизнелюбию Оверсона.

Так что когда дверь распахнулась и на пороге появился Сингх, это произошло так же неожиданно как появление хищников на свалке.

— Что вы здесь делаете, старшина Оверсон? — прогремел он.

Льюис не спеша, поднялся:

— Майор Бёрьессон успешно прошел тесты и пошел в очиститель. Я воспользовался минуткой, чтобы задать ему пару вопросов, — Йорген заметил, что Оверсон капитана нисколько не боится, а Сингха это раздражает. Но капитан эмоции сдержал, лишь желваки на скулах заходили. Сингх повернулся к Йоргену.

— Так вы, майор Бёрьессон, сдали тесты на отлично? — поинтересовался он вежливо, а глаза так же пристально следят за лицом подозреваемого, чтобы уловить: лжет или нет.

— Так точно, господин капитан, — ответил вместо него Оверсон. Кайлаш мельком глянул на старшину и снова посмотрел на Йоргена.

— Так идите домой, вас там, наверно, жена и дети заждались, — продолжил он благосклонно. — А то старшина пока вы здесь не может выполнять служебные обязанности. У него выходной только послезавтра, — сказав это, он вышел.

— Ладно, пока, майор, — уныло кивнул Льюис. — Мне еще тридцать человек надо проверить сегодня, — он пошел следом за капитаном.

Йорген оторопело смотрел им вслед. В очиститель, конечно, не пошел. Он не понимал, что происходит. Может, Еве сказали, чтобы она помалкивала? Хотят проследить за ним? Но зачем? Ведь материалы, которые он выкрал — он отдал. А на кого он работает, можно было бы узнать с помощью нехитрых пыток или медицинских препаратов.

Он вернулся домой. В квартире стояла непривычная тишина — девочки еще не вернулись из школы. А куда делась Ева? В это время она обычно уже разогревает обед.

На кухне он никого не нашел. Прошел в спальню. Ева, сжавшись в комочек, сидела на диване, обняв пакет, из которого торчал краешек "волшебного" пояса.

— Ты что, никуда не ходила? — изумился он.

Она затравленно взглянула на мужа. Слезы медленно потекли по щекам.

— Я не могу. Я не могу Йорген. Сам иди и рассказывай. Я не могу! — выкрикнула она и зарыдала. По лицу он определил, что плачет она уже почти час.

Йорген сел рядом, притянул к себе.

— Ты что? Ты что, малышка? Не плачь, — он начал осторожно вытирать слезы.

Ева постепенно успокаивалась, рассказывая сквозь всхлипы.

— Я пришла к ним…. И даже в кабинет к этому Сингху села… Там один паренек пошел его позвать… А я пока ждала… поняла, что не смогу… и сбежала. А ты? — она удивленно подняла голову. — Ты пришел… Ты же сказал, что тебя все равно арестуют?

— Не арестовали. По-моему, это ты меня спасла, — он замолчал, обдумывая, что произошло. Получается, благодаря тому, что капитана вызвали к Еве, он смог сдать чертов тест, лишь три раза отжав штангу. Йорген посмотрел в глаза жене. — Ева, но ведь все остается по-прежнему, — начал он. — Пока ты не сдашь меня, вы в опасности.

— А по-другому нельзя? — она следила, как он медленно качает головой. — Совсем-совсем нельзя? Но почему? Почему ты сделал это? Объясни мне. Ведь ты же любишь меня. Ведь любишь? Тогда зачем?

— Ты не поймешь, — он отпустил Еву и откинулся на диван. — Я сделал это ради вас.

— Из-за денег? Но разве мы плохо жили? Может, небогато, но ведь не голодали же!

— Ева! — укоризненно воскликнул он. — За тринадцать лет ты могла бы узнать меня получше.

Она замерла, всматривалась в него, стараясь прочесть все по лицу. Потом попросила обреченно:

— Расскажи мне. Расскажи мне все, пожалуйста!

Он снова обнял жену, прижал здоровой рукой к себе и стал тихо рассказывать с самого начала. О том, как попал в Лондон, как погибла напарница, как он пытался отказаться от задания, как его шантажировали, о том, какое страшное послание оставили ему в кресте у Доктора… Имен, правда, старался не называть — эта привычка так и не выветрилась за многие годы. В комнате повисла тишина. Потом Ева прошептала:

— И что теперь, Йорген?

— Я не знаю, — устало произнес он. — Лондон не успокоится, пока не найдет преступника. Они будут проверять снова и снова. Но это не самое страшное. Самое страшное, что меня, а может и вас, в любом случае убьют. Если в Лондоне не раскроют, Нью-Йорк может сдать нас. На всякий случай. Вдруг я проявил неуместное любопытство? Вчера мне показалось, я придумал, как избежать вашей гибели, а сегодня все вернулось…

— Йорген, а может, получится, а? Может, сумеем ускользнуть от полиции, а тем точно так же скажешь: ничего не смотрел, пальцем не прикасался. Может, получится? Давай попробуем, а?

— Давай, — ласково улыбнулся он, целуя ее щеки.

— И ты потом скажешь, что это последнее задание, и денег никаких не нужно, пусть только оставят тебя в покое, да?

— Да, — согласился он, склоняясь к ее шее. Представил лицо Депрерадовича, когда он услышит такое требование. Стало смешно.

— И все пройдет, да? И мы выберемся, да?

— Да, — опять подтвердил он, а внутри на этот раз застонало. Надо снова искать какой-то способ, чтобы обезопасить их. Но, кажется, способ по-прежнему остается только один: нет человека — нет проблемы.

Четверг. Лондон.

Весть о том, что случилось несчастье, мгновенно облетела приют. Эрик вбежал в фильтр-комнату, когда добытчики пытались втянуть майора в дверь. Марк лежал без сознания. Эрик удивился: сколько же они его тащили, ведь для них это неподъемная ноша! Тут же заметил, что трех человек не хватает: Ле Пана, Бенни и… Карангело.

Стали подходить другие обитатели приюта. Эрик быстро сориентировался:

— Такаси, Манслиф, Зверев — разведите всех по классам. Сюда сяньшеня Дэна и Аревик Ашотовну. Быстро!

Итиро и Дэйл исчезли. Славик замер, не дыша, обводя взглядом вошедших добытчиков.

— Зверев, ты слышал приказ? — похолодев внутри, крикнул Эрик. Весь приют уже говорил о том, что Славик встречается с Александрой, что скоро опять будет свадьба…

Славик даже не шевельнулся на окрик.

Последним вошел старший сержант Верещагин, мальчишка пятнадцати лет. Прислонился к двери, встретился взглядом со Славиком.

— Зверев! — повысил голос Эрик.

— Где Карангело? Где?! — заорал Славик и бросился к Верещагину.

— Стоять, Зверев! — надрывался Жманц.

— Где?! — ничего не слыша, Славик тряс за грудки Илью.

— Хищники… — неслышно ответил парнишка.

— Что? — Зверев оттолкнул сержанта и попытался выйти наружу.

Эрик в последнюю секунду помешал ему. Всем телом навалился на дверь.

— Отставить, Зверев! — орал он.

Тот упрямо тянул за ручку. Жманц, чувствуя, что еще немного и он победит, отстранился на мгновение и врезал ему в челюсть, так что Славик отлетел к стене. Но он тут же вскочил и со стеклянными глазами пошел к двери.

— Зверев, приди в себя!

Вместо ответа он, отработанным до автоматизма движением, швырнул Эрика на пол. Завязалась драка. Добытчики несколько секунд заторможено смотрели на это, потом попытались их разнять. В коридор заглянули сяньшень Дэн и Такаси.

— На свалку хочет, — объяснил им происходящее один из добытчиков.

Наконец они втроем прижали Зверева к полу. Тот продолжал рычать и сопротивляться. Эрик надавил на грудь, несколько раз хлопнул по щекам:

— Зверев! Славик! Слышишь меня? — дождался, пока тот посмотрит ему в глаза. — Ты отправляешься в карцер и будешь сидеть там, пока не придешь в себя. Понял? На цепь сажать не буду, просто запру, — с этими словами он кивнул Такаси. Они рывком подняли парня с пола, завернув руки за спину. Славик согнулся от боли, но и в таком положении пытался вырваться. Тогда руки вывернули еще сильнее. Он замер, уткнувшись носом в колени. Дыхание с хрипом вырывалось из груди.

— Подняли! — подал сигнал Эрик. Его поставили на ноги и, согнутым в поясе, повели по коридору. Благо никто этого не видел — Итиро и Дэйл всех увели. Открыв дверь в камеру, толкнули Зверева, быстро захлопнули и заперли. Эрик обессилено прислонился к холодному металлу. Поймал взгляд Такаси, тут же оттолкнулся, поправил форму.

— Быстро! Надо помочь майору.

Они поспешили обратно.

Четверг. Нью-Йорк.

Депрерадович откинулся на спинку кожаного кресла и побарабанил пальцами по столешнице. Задумчиво посмотрел на искусно склеенную из небольших кусков дерева поверхность. Таких вещей в любом городе осталось немного, настоящее произведение искусства. Кожаное кресло тоже мало кто мог себе позволить. Кожа, конечно, искусственная, но все равно очень дорогая. В основной массе рядовые трудяги и даже люди из администрации города пользуются пластиковой мебелью. Легко изготовить и легко переработать в случае поломки. Его кабинет, как и пентхауз на этаже + 84, лишь чуть ниже пентхауза мэра — это свидетельство положения, которого он достиг. Начиналась его жизнь на этаже -83. Но об этом Божан думать не любил.

Он потянулся к мышке и нажал воспроизведение файла. Голос сильно искажался. Специалисты из Токио создали чудо прибор, но даже он не мог сохранить оттенки голоса, после того, как звук дважды очистят от помех. И все-таки он знал, что это агент Бёрьессон, мистер Би:

"Ева, послушай меня внимательно. Не перебивай…"

В этом файле объединили самые значимые разговоры майора. Конечно, говорил он не так много, за последний разговор с женой, когда он рассказал все, не назвав ничего: ни города, на который работал, ни имени начальника, — он в душе даже похвалил агента. Вот за предыдущее решение, когда он готовился отдать добытые материалы в руки Лондона, он бы его скормил хищникам. Но судьба оказалась на стороне Депрерадовича — секретные документы по-прежнему у майора.

В Нью-Йорке, кажется, он один знал, что именно выкрала Лиза, а теперь держит в руках Йорген. А все потому, что привык не отмахиваться от слухов, а проверять их. Еще ребенком он задумался: почему так живуча легенда об Историке? Может, потому, что в ней есть доля истины? Может быть, фильмы, которые им показывают по телевизору не такая уж фантастика, и когда-то существовал мир с деревьями, машинами и голубым небом?

Если Историк не миф, то где-то могли сохраниться его записи. С тех пор, Депрерадович карабкался наверх, между делом собирая информацию, которая могла пригодиться. Когда он получил звание майора и стал отвечать за подготовку разведчиков, он уже знал, что если где-то и существовали сведения, которые он ищет, то только в Лондоне. Конечно, с этими материалами тоже не все однозначно. Если бы мифический Историк не зашифровал информацию, Лондон давно бы уже ею воспользовался. Наверно, они еще мечтают найти код к этим записям, иначе бы не охраняли так ревностно эту тайну.

Он отправил в Лондон двух лучших агентов из молодняка, чтобы они, в конечном итоге нашли, то, что ему нужно. Самую большую ставку делал на Лизу. Но мисс Би оказалась не так проста. Посмотрела материалы — и спрятала их, понимая, что даже если она сможет ускользнуть от лондонской контрразведки, ее убьет сам Депрерадович. Он думал, что материалы безвозвратно погибли. Кто знает, чем бы закончилась эта история, если бы в Лондоне не произошло новое назначение. Главой лондонской разведки стал Жозе Мануэл Баррозу. Он легко согласился передать определенные сведения Нью-Йорку за двадцать ящиков еды. Так у генерал-лейтенанта Депрерадовича снова возродилась надежда.

Только вот мертвая Лиза опять спутала карты. Вместо того чтобы просто оставить указания, где она спрятала материалы, она предупредила партнера об опасности. Теперь Йорген соображает, как выскользнуть из смертельной западни. Бог с ним, пусть соображает. Главное, чтобы материалы не уничтожил и лондонцам их не отдал.

А Баррозу не так прост, как казался. Божан думал, что дорого купил его, а Жозе, оказывается, решил таким способом вернуть украденные материалы и начал рискованную игру. Отдал стишок Божану, а потом усилил везде посты, чтобы перехватить нью-йоркского разведчика. Йорген оказался хитрее, но надолго ли его хватит? Наверняка там задействовали лучших из лучших. От успеха этой операции многое зависит. Кто победит — тот останется у руля. Кто проиграет, может закончить свои дни в крематории. Он тоже имеет возможность помочь Йоргену, чтобы его не сцапала полиция. А когда все утихнет, надо устроить с ним встречу чуть раньше намеченного срока, чтобы не успел сделать еще какой-нибудь глупости. Причем разработку операции надо начать прямо сейчас. Он нажал кнопку селектора:

— Вызовите ко мне Волоса срочно.

"Волос — именно тот, кто нужен. Никто другой не подготовит вторжение так, как этот ретивый подполковник"

Еще одна мысль подпортила оптимистические размышления: за теми, кто слушал и расшифровывал разговоры Йоргена, теперь тоже надо присматривать. Они слышали о том, что материалы — смертельно опасны и будут держать ушки на макушке. А что если проболтаются или тоже решат на этом подзаработать?

Он снова нажал кнопку селектора:

— Через час пригласите Нерсесянца.

Он должен как всегда просчитывать все варианты, если не хочет оказаться проигравшим.

Четверг. Приют.

Эрик, Итиро и Ким перетащили майора в медпункт, уложили на кушетку. Тот пару раз открывал глаза, обводил всех мутных взглядом и вновь зрачки закатывались. Эрик еле расцепил пальцы, чтобы вытащить пистолет. Отдал его сяньшеню — пусть пока спрячет.

Помогли Аревик Ашотовне раздеть Левицкого. Увидев раны, старушка всплеснула руками:

— Я не справлюсь! Тут доктора нужно, да лучше из Москвы.

Она стала обкладывать рваные раны Марка кровеостанавливающими салфетками, на всякий случай забинтовала сверху. Пройдет не меньше часа, прежде чем до них доберется врач. Надо чтобы Левицкий не истек кровью.

Эрик лихорадочно соображал. Самый неквалифицированный московский доктор брал в два раза дороже, чем врачи из других городов. В Москве все равно специалисты лучше и лекарства намного эффективней. Жманц внезапно осознал, что остался в приюте за старшего. Он должен принимать решения, но не знает, как это делается. Вызвать врача? Но как к этому отнесутся другие? А если майор не выживет — получится, зря столько еды отдадут. Плюс ко всему в понедельник он собирался покинуть приют, чтобы жить в городе. Что теперь делать?

Сяньшень заметил его растерянность. Похлопал по плечу.

— Успокойся. Ты справишься. К воскресенью майору либо станет лучше, либо… — он помолчал, не желая говорить о смерти. — Пока давай соберем воспитателей и всех, кто имеет звание в приюте. Вместе решим, как будем спасать Марка.

Уже через пять минут они собрались в спортзале — раздевалка бы не вместила добытчиков, имевших звания от младших сержантов до младших лейтенантов. Не хватало только Аревик Ашотовны, дежурившей возле майора и Славика, сидевшего в карцере. Еще нет Тендхара, Ле Пана, Карангело… За один день три смерти. А может быть и четвертая. Мадам Байи плачет — Бенни тоже погиб. Остальные старушки держатся. "А дети, получившие звание, они вообще уже взрослые, — невесело усмехнулся внутри себя Жманц каламбуру. — Они уже видели столько смертей, что привыкли к ним".

— Аревик Ашотовна говорит, что для Марка надо вызвать врача из Москвы, — начал Эрик. — Ваше мнение?

— А это поможет? — тут же вступил Ким. — Он, помнится, говорил, что если случай безнадежный, то не стоит тратить еду.

Все знали, что он имеет в виду Лейлани.

— Аревик Ашотовна считает, что не безнадежный. Но она может ошибаться, — честно ответил Жманц.

Он ждал, что следующей выступит мадам Байи. Скажет что-то вроде: "Он пожалел ящика еды в месяц для Бенни, а мы должны отдать два ящика на его лечение". Но, как ни странно, она промолчала, только всхлипнула судорожно, и отошла к окну, чтобы успокоиться в стороне.

— Голосуем, — предложил Эрик.

Сердце запело, когда он увидел, что руки подняли все. Даже Ким, помедлив, проголосовал "за". Только сейчас Жманц понял, что майор давно уже стал душой приюта, и большинство тех, кто стоит здесь, боятся остаться без его широкой спины, долгие годы прикрывавшей всех.

— Младший лейтенант Брицис, — распорядился Эрик, — бегом в Москву.

— Есть, — отдал честь Илмар.

Он лучше управлялся с электротележкой, а значит, доставит врача быстрее.

Эрик пошел на склад. Следовало приготовить плату за посещение врача.

Потом он попытается еще раз поговорить со Славиком. А кроме этого…

В голове всплыла тысяча дел, исполнение которых контролировал майор. У них голова ни о чем не болела — жили и все. Он повернулся к Адольфссону.

— Ким проследи вместе с сяньшенем, чтобы соблюдался обычный распорядок дня. Мы должны работать, если хотим есть.

Адольфссон кивнул и тут же начал отдавать приказы младшим по званиям. Когда Эрик подходил к складу в столовой, он с удовлетворением заметил, что коридор опустел. Приют продолжил жить по заведенному порядку.

Когда Славика швырнули в карцер, он по инерции пролетел вперед и еле успел выставить руки, чтобы не врезаться в стену. Дверь с лязгом захлопнулась. Зверев сел на пол, растер выкрученные запястья. Тут же схватился руками за голову, завыл. Закусил губу. Почувствовал солоноватый привкус во рту. Его начало трясти. Он не мог прийти в себя. В голове билось одно: "Они бросили Александру там. Она ждет, а его не пускают. Сволочи!"

Он настолько погрузился в боль, что даже не заметил вжавшегося в угол Лифтера.

Славик не знал, куда себя деть. Выломать дверь? Но не сумасшедший же он — ничего не выйдет. Он метался по комнате, стучал головой об стену. Снова сел на пол, сжав виски. До него начала доходить неотвратимая истина: Александры нет. Если бы ее можно было спасти, послали бы помощь. Обязательно. Майора же дотащили.

Легче от этой истины не стало. "Почему они не отпустили меня? Какое они имеют право?"

Он устало закрыл глаза. В сознании мелькали обрывочные картинки из того, что произошло за последние два дня. Как же она была права, его Александра. Они не живут здесь, а выживают. Только зачем? Зачем?! И почему кто-то считает себя вправе запретить ему умереть вместе с ней?…

Показалось, прошла целая вечность, прежде чем снова вошел Эрик. Дверь за ним закрыли.

Опустившись на корточки, Жманц попытался поймать взгляд Зверева:

— Как ты?

— Отпусти меня!

— На свалку?

— Да!

— Ты будешь сидеть в карцере, пока не образумишься.

— Какое ты имеешь право, Эрик? Если бы с Алсу, с Томашем что-то случилось…

— Я не знаю! — перебил его Жманц. — Не знаю. Может, я тоже сошел бы с ума. Но разве ты бы отпустил меня?

— Да!

— Нет! Я знаю тебя, Славик. Нужно время. Когда я увижу у тебя осмысленный взгляд, пойму, что ты осознаешь, что делаешь, отпущу, клянусь. А пока извини.

— Я не прощу! — проговорил Зверев напоследок с угрозой.

— Как знаешь, — Жманц подошел к двери, постучал. Ее приоткрыли, подали две тарелки: в одной еда, в другой хлеб и ложка.

Эрик осторожно поставил это на пол.

— Поешь.

— Я не буду.

— Как знаешь, — он повернулся к Лифтеру. — Если он не съест — можешь взять ты.

Четверг. Лондон.

Капитан Кайлаш Сингх повадками походил на хищника. Он в одиночку тщательно расследовал любое преступление, а потом внезапно настигал виновного в тот миг, когда преступник меньше всего ожидал. В полиции о нем слагали легенды. Не только потому, что он получил звание на шесть лет раньше положенного срока. Не только потому, что одна из самых красивых и богатых девушек Лондона стала его женой. Но и потому, что он не знал неудачи. Если расследование зашло в тупик — отдайте материалы Сингху, и он распутает узлы.

В деле, которое ему поручили на этот раз, было много неясного. Чем-то это напоминало невыполнимое задание из древних сказок: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Ему сообщили минимум сведений: надо найти шпиона, выкравшего ценные материалы у Лондона. Возможно, документы хранятся на флэшке. В любом случае, задача Сингха не просто найти преступника, а сделать все, чтобы документы и не уплыли, следить за подозреваемыми, чтобы схватить их с поличным. Не опоздать и не опередить. Его не пустили на место преступления, дали только три наводки. Преступник должен быть физически вынослив — иначе бы он не смог пробраться на верхние этажи и выскользнуть оттуда. Преступник ранен, предположительно в левое плечо или руку.

Сингх решил начать проверку с тех, кто в городе вероятнее всего физически способен совершить такое преступление: полицейские, мусорщики, охотники и лифтеры. О результатах его обязали докладывать подполковнику Гаеву. Кайлашу сообщили, что подполковник служит в разведке, а, кроме того, пообещали, что в случае успешного завершения задания, его не только повысят в звании, но и тоже переведут в разведку.

Сначала Сингх провел облаву. Он прекрасно понимал, что настоящий преступник не будет выставлять ранения напоказ, поэтому наблюдал за поведением, за малейшими изменениями в лице. После этого он просмотрел личные дела подозреваемых. Записал номера квартир тех, кто выбился в мусорщики и охотники из беспризорников — по мнению Сингха они совершенно напрасно принимали таких. Конечно, это делается потому, что эти профессии — группа риска, там чаще гибнут. Но если бы он захотел внедрить шпиона в другой город, то сделал бы это через беспризорников. Натаскать подростка, хорошенько обработать психологически, а потом в воскресение, когда через пропускной пункт проходят толпы народа из-за работающей ярмарки, и проверить каждого часто невозможно, отправил бы его в нужный город. Годик-два паренек поскитался бы по подъездам, а потом сдал бы тест и получил комнату в общежитии, стал полноправным гражданином.

Бывших беспризорников, среди подозреваемых оказалось не так мало — пятьдесят семь человек. Но и других подозрительных не стал игнорировать, его помощники этаж за этажом походили квартиры и записывали тех, кто не мог объяснить какие-то раны. Сингх не имел права на ошибку, а потому старался, чтобы у преступника не осталось ни малейшей лазейки. После этого он пригласил подозреваемых сдать тест на физическую пригодность. Причем сообщили, что если чувствуешь себя не очень хорошо, можно принести справку от врача. То же самое он предложил уже в тренажерном центре. Если преступник ранен — он не сможет сдать тест, как бы ни старался. За каждым, кто принес бы такую справку, он установил бы наблюдение.

К его удивлению, хитрая ловушка, которую он расставил, оказалась пуста. Все пришли и все смогли выполнить положенные физические упражнения. Либо с самого начала они ошиблись, и преступник смог ускользнуть от облавы. Либо шпион вовсе не так тяжело ранен, чтобы не сдать тест.

И все-таки интуиция, которая всегда вела Сингха к победе, говорила, что он ищет правильно. Чего стоит хотя бы странное происшествие, произошедшее, пока он работал в тренажерном зале. Явился Ведерников, сказал, что его ищет какая-то женщина, что она очень расстроена, плачет и срочно хочет поговорить с ним. Однако в личном кабинете Кайлаша Сингха оказалось пусто. Кроме рядового Ведерникова женщину никто не видел, а тот оказался каким-то кретином: то ли плохо запомнил женщину, то ли не умеет людей описывать. Даже имени ее не спросил!

Сингх не имел доказательств, но чувствовал, что женщина приходила неспроста. Может, хотела что-то рассказать, а потом испугалась. Может, кому-то помогала. Кому-то, кто проходил тест. Например, майору Бёрьессону.

Сингх заподозрил его с первой встречи, с первого взгляда. Он не мог объяснить, что именно ему показалось подозрительным, но за годы работы в полиции, он привык доверять интуиции. Сейчас он решил вцепиться в Бёрьессона клещами. Самый легкий из доступных ему способов, чтобы проверить подозрения — это жучок в квартире и на телефоне. Надо только придумать способ, как его туда установить.

Но если интуиция его не обманывает, и Бёрьессон тот самый преступник, которого они ловят — многие головы полетят. Получается, что и старшина Оверсон с ним в сговоре, потому что обманул, будто майор сдал тест. А если это так, то может, и его папаша приложил к этому руку… Тогда место генерала-лейтенанта охотников может скоро освободиться. Большие перемены грядут в Лондоне, надо бы успеть воспользоваться ими.

Четверг. Приют.

Когда Левицкий очнулся, над ним склонилось лицо незнакомого мужчины.

— Чудесно, — сказал он, пригладив небольшую бородку. — Если очнулся, значит, жить будет. Живот и спину я заштопал, ребра целы, обезболивающие у вас есть. Больше ничем помочь не могу, извините.

— Спасибо, господин Збаражский, — услышал Марк знакомый голос, но не смог повернуть голову, чтобы посмотреть на Клео.

— Не за что, не за что, — проворковал он, поднимаясь. — Ах да! Можете еще вот такое лекарство давать, если заживать рана плохо будет, — он быстро нацарапал что-то на небольшом клочке бумаги. — Вот, девушка, держите.

— Спасибо, господин Збаражский, — еще раз поблагодарила Клео.

У Марка сильно кружилась голова, окно и стены вертелись над ним все быстрее. Он не мог сосредоточиться, чтобы сообразить, что происходит. Закрыл глаза. Услышал, что дверь закрылась.

— Марк, — склонилась над ним Клео. — Тебе дать что-нибудь?

Он чуть качнул головой: "Нет"

— Может, обезболивающее? — голос у Клео тревожный и виноватый. Наверно думает, что это произошло из-за нее.

Он снова отрицательно качнул головой, а через мгновение кровавая темнота набросилась на него. Ему то и дело мерещились когти хищника, он пытался вжаться спиной в мусор на свалке, боялся распороть бок обо что-нибудь, но лежалось удивительно удобно, только тело затекло. Марк начинал ворочаться. Поднимался, и когти вспарывали живот и бок. Сквозь боль он хватался за края постели, чтобы хищнику не удалось утащить его с собой. Тьма уносила с собой страх и боль, а потом все начиналось сначала.

То, что майора ранило на свалке, не изменило решения Арташеса. Его будто разбудили по середине кошмара. Только что он видел дурной сон, в котором вот-вот должен был умереть. И внезапно — яркий дневной свет, все закончилось, на самом деле ничего не угрожает.

Конечно, он не преуменьшал силу Тимо, но в душе исчез парализующий волю страх, ощущение беспомощности. Теперь он приготовился сражаться. Если надо — до смерти. Сегодня погибло три человека — Карангело, Ле Пан, Бенни. Ранен майор. От добытчиков из уст в уста ходили рассказы о том, что произошло на свалке. О том, как они старались спасти друг друга: Александра — Бенни, а Филипп — Александру. А майор стрелял, спасая их всех…

Арташес не знал погибших, но пришло понимание того, что смерть — это не самое страшное. Может быть, одно-два ужасных мгновения, а после чернота. Но ты останешься в памяти у других героем. Это намного лучше, чем пресмыкаться перед каким-то отморозком, спасая себе жизнь.

Сейчас он жаждал, чтобы Тимо или его подручные снова дали какое-то задание. Не хотелось просто нажаловаться кому-нибудь из лейтенантов. Лучше раскрыть банду по-другому: они начнут заставлять делать его что-то, а он откажется. Будет драться, может быть, умрет, но не подчиниться. Тогда все выплывет наружу.

По дороге на занятиях или в столовую, прогуливаясь в коридоре на переменах, он пытался отыскать хоть кого-нибудь из обидчиков, а когда отыскивал, смотрел на них с вызовом.

Но удивительно — ни один не попытался приструнить Арташеса. Казалось, они даже избегали встречаться с ним. Может, потому что лейтенанта, который прикрывал их, убили? Арташес боялся и ненавидел Тендхара сильнее, чем майора. Он жил в приюте четвертый день, но, глядя на остальных, приходил к выводу, что никто кроме Павла не мог прикрывать банду и воровать пищу. Другие могли быть строгими, но не жестокими. Некоторым лейтенантам он даже начинал симпатизировать.

На ужин он шел с таким же легким сердцем. Пока не наткнулся взглядом на Миховила Зорича — Малька. Тот выглядел так жалко, что защемило сердце. Голову опустил низко, кажется, она сейчас отвалится, мальчишка сжался в комок. Арташеса захлестнуло чувство вины. Весь день он представлял геройские поступки и забыл о подлости, которую совершил. Подлости, которую не исправить.

Или все-таки можно что-то изменить? Весь ужин он то и дело посматривал на Миховила, не обращая внимания на косые взгляды "опекуна". Как только Малек поднялся и так же, не поднимая головы, поплелся из столовой, он вскочил.

— Куда? — дернул его за руку Корбин.

— Надо, — нахмурился он и вырвал руку. Поспешил к Зоричу.

Успел поймать его в коридоре. Мальчишка взглянул на него глазами, полными ужаса, отчаяния и мольбы.

— Я на минутку! — предупредил Арташес. — Отойдем подальше.

Миховил не высказал никакого желания идти куда-то, но Арташес, взяв его за плечи, повел за собой. Чувствуя под ладонью тоненькие ключицы, ужасался: "Как я мог?"

Когда убедился, что отошел достаточно далеко от чужих ушей, произнес скороговоркой, чтобы успеть, пока никто не подошел.

— Прости, что я бил тебя. Я не буду больше никогда. И если кто-то тебя тронет — скажи мне. Понял? — ответ не услышал, заметил, что Бенсел направляется к ним. Добавил быстро. — Может, ты не веришь, но даже если ты скажешь кому-нибудь, что я сделал, я не обижусь. Понял? Можешь сказать вот хоть Бенселу, — последнюю фразу он произнес, глядя в глаза Корбину.

— О чем сказать? — поинтересовался тот и тоже посмотрел на Зорича. — Он тебя обижает?

— Нет, — проблеял тот, сжимаясь сильнее.

— Скажи правду, не бойся, — спокойно настаивал Бенсел.

— Нет! — Малек заплакал.

— Ты чего? — удивился Корбин. — Ладно-ладно, не плачь, не трону я тебя.

— И я не трону, — еще раз произнес Арташес. — И держись ко мне поближе. Никому не позволю тебя тронуть. Понял? И если помочь надо в учебе — я помогу. Хочешь? — Миховил неуверенно посмотрел на него, слабо кивнул. — Вот и хорошо, — он улыбнулся Бенселу. — Пойдем, в библиотеку?

— Пойдем, — Корбин ответил на улыбку. — Все равно сегодня ничего делать нельзя из-за траура, — уже по дороге, обдумав что-то, промолвил, обращаясь к Арташесу. — Ты какой-то другой стал. И такой ты мне больше нравишься.

Когда Левицкий в очередной раз открыл глаза, за окнами стемнело. Предметы, наконец, перестали вращаться.

"Давно меня так не цепляли. Сколько же времени прошло?"

Повернул голову, встретил тревожный взгляд Клео. Спросил то, что беспокоило сильнее всего:

— Что с Карангело?

— Они погибли, господин майор, — пролепетала она.

Он закрыл глаза, снова напрягся:

— Зверев?

— Уже часов пять в карцере, господин майор. Совершенно невменяем.

— Мне надо встать.

— С ума сошли? — тут же подхватилась Аревик Ашотовна, до этого тихонько сидевшая у двери. — Вам лежать и лежать!

— Клео!

— Да, господин майор?

— У меня в шкафу… В моей комнате… Шприцы… Принеси…

— Я мигом, — она выбежала.

— Господин майор, я вас умоляю! — продолжала кудахтать медсестра. — Я сейчас Ланга позову, — так воспитательницы называли сяньшеня. — И Эрика, — добавила она. — И Кима. Я вообще сейчас всех позову!

Он не ответил — не позволял себе расходовать силы на спор с этой старушкой. Тут вспомнил, что ему понадобятся не только шприцы.

— Дэн… — пошептал он.

— Позвать? — он только закрыл глаза в знак согласия.

Вскоре в комнату, запыхавшись, вошла Клео со шприцами.

— В ногу. Два, — скомандовал он.

— Я не смогу, я… — испугалась она.

— Быстро!

Она закрыла глаза. Марк тоже. Видеть, как дрожат шприцы в ее руках, было невыносимо. Уколола она на удивления мягко. Мурашки побежали от места укола по телу. Через пять минут почувствовал, что может встать. Молодцы, москвичи, не обманули. Осторожно проверив повязку — надо, чтобы кишки по дороге не выпали от усилий. Вроде бы хорошо перевязали. Сел на кровати.

— Господин майор! — старушка уже поручила найти сяньшеня кому-то из рядовых воспитанников и теперь опять переполошилась. Она не знала, что делать.

— Надо увидеть Зверева, — сообщил он, чтобы она, наконец, успокоилась.

— Давайте хоть Клео вам поможет.

— Я сам, — он знал, что лекарство будет действовать еще минут тридцать, успеет все сделать. А при разговоре со Славиком лишние уши ему не нужны. — Помогите одеться.

Они вскочили вдвоем. Потом Клео смутилась и вышла. Левицкий вообще ее не узнавал — куда делась нагловатая девица, которая дважды залезала к нему в постель? "Что-то с ней не то".

Он встал, заправил рубашку, застегнул брюки. Вышел, ничего не сказав Аревик Ашотовне. В коридоре Марк старался не смотреть по сторонам — размеренно шел в карцер. По дороге подошел сяньшень Дэн.

— Бутылку водки. Триста грамм, — не глядя, приказал Марк.

Хорошо, хоть этот старик не задавал лишних вопросов — тут же исчез.

Марк открыл карцер. Зверев сидел у стены и монотонно бился затылком об стену. При виде майора, не удивился, не обрадовался. Кажется, вообще его не заметил. Но майор скомандовал:

— Старший лейтенант Зверев, за мной, — и тот повиновался. Встал и поплелся за Марком. Уже когда дверь захлопнулась, майор сообразил, что даже не глянул на Лифтера — не до того было.

Через минуту вернулся старик Дэн с бутылкой, отдал Марку.

— Пока я… Кормите Лифтера. Раз в день, — еле выговорил Левицкий.

Вместе со Славиком они поднялись на шестой этаж. Левицкий толкнул первую попавшуюся дверь в пустую комнату. На полу слой пыли. Марк кивнул Звереву:

— Заходи, — сунул ему в руку бутылку водки. — Выпей, — сам прислонился к стене, чтобы не упасть. Действие лекарства заканчивалось быстрее, чем он ожидал: либо рана тяжелая, либо подъем на шестой этаж трудно дался. Славик сел на пол, открыл бутылку, глотнул. Глаза полезли на лоб, она закашлялся. Такого ему пить еще не приходилось.

— Что это? — прохрипел он.

— Лекарство. Выпей все. Не бойся.

Славик пил маленькими глотками. Краснел, хрипел, снова пил.

Марк чувствовал, что не сможет дождаться, когда он закончит. Увидев, что осталась половина, он сказал:

— Я на тебя надеюсь. Выпей все и поплачь, никто тебе здесь не помешает.

Марк, держась за стену, пошел в свою комнату. У него хватило сил взять еще два шприца, после чего он осел на кресло.

Лифтеру никто не сообщил, что произошло в приюте, но то, что и старшие лейтенанты — он отличал их по полицейской форме — могут попасть в карцер, его не обрадовало. Правда, вел себя Славик — так его называли другие — как сумасшедший. Но Витька сразу определил — у него горе. В дни после гибели родителей они с сестрой тоже тогда не походили на нормальных.

Витьке казалось, что это он виноват в том, что мама и папа погибли. Что он, наверно, прогневил чем-то Бога, непослушным был… Поэтому в первые дни после кремации его будто подменили — он ходил по дому неслышной тенью и старался не только выполнять любые распоряжения сестры, но даже и опережать ее желания. Он боялся, что она догадается, почему родители погибли, и выгонит его из дома.

Ира пыталась заменить мать. Относилась к нему с бесконечным терпением. Укладывала спать, кормила, одевала… По вечерам уходила на работу. Сначала он не задумывался, где же она работает теперь. Заметил только, что у нее появились странные вещи, которых никогда в доме раньше не было — короткие платья, кружевное белье. Он находил это в стиральной машине, если сестра не успевала вытащить сама. Однажды заметил, как она красится, перед тем как идти на работу. Наложила на лицо такое количество косметики, что Витька ее даже не узнал.

— Ты что делаешь? — спросил он тогда.

— Иди спать, — равнодушно сказала она, продолжая гуще красить ресницы.

С тех пор как погибли родители, она никогда не разговаривала с ним таким тоном. Витька опешил, но беспрекословно выполнил требование.

Днем сестра становилась прежней — смывала косметику, надевала обычные джинсы. Витька стал бояться вечеров. Стал просить сестру, чтобы она не уходила, не оставляла его одного. Но "вечерняя" Ира не обращала внимания на его просьбы. Холодно отвечала:

— Отстань. Так надо. Если я не буду работать, нам будет нечего есть и негде жить. Нас просто выбросят хищникам.

Страшная правда о том, где же работает сестра, открылась ему лишь через год. Может, потому что он еще слишком мало понимал в жизни… В одну из ночей ему не спалось. Витька включил телевизор и попал на рекламу. Ирка, которую в телевизоре называли Клеопатрой, предлагалась любому желающему за пятьдесят банок еды. Он тупо смотрел в экран, не в состоянии осмыслить то, что показывали. Одноклассники частенько рассказывали скабрезные анекдоты о девочках из службы сервиса, но он не мог, не хотел верить, что сестра одна из них.

Витька решил ждать ее до утра, но не выдержал, заснул на диване. Как только заскрежетал ключ в замке, он подбежал к Ирке и сначала орал, как сумасшедший, потом плакал и умолял, чтобы она бросила эту работу.

Она стояла в коридоре в маленьком черном платье, бесстрастная и молчаливая будто кукла, которая померещилась ему в день гибели родителей. Когда поток слов у Вити иссяк, промолвила:

— Ты хочешь пойти к хищникам в пасть?

— Лучше так! — снова закричал он.

— А мне не лучше, — возразила она и пошла в очиститель.

Тогда он отказался есть и ходить в школу. Ира, переодевшись и умывшись, снова стала прежней. Теперь она плакала и просила прощения. Он оставался непреклонным, пока сестра не пообещала не ходить "туда". Чтобы убедиться, что Ира сдержит слово, Витька решил караулить ее. Но вот беда — ровно в восемь вечера его начинало невыносимо клонить в сон. Так продолжалось до тех пор, пока однажды он не заметил, как Ира подсыпает ему какой-то порошок в бутылку воды вечером. Он забрал эту воду в спальню, пообещав, что выпьет там, а сам вылил на рубашки.

Вечером, когда Ира выходила из дома, он снова встал перед ней в коридоре. Сестра отодвинула его и ушла. Тогда он оделся и тоже ушел, чтобы никогда не возвращаться домой.

Ира еще не раз находила его, упрашивала вернуться, но он не верил обещаниям. Сейчас, когда она пришла в приют, в душе царило странное раздвоение. С одной стороны, он хотел бежать. С другой — пока он в карцере, сестра не вернется в Лондон, будет жить здесь и кормить его. А значит, не будет работать шлюхой. Может, тогда и не стоит торопиться на волю…

Когда майор, выглядевший необычно бледным, увел Славика, он с удовольствием съел принесенную лейтенанту еду и откинулся на стену. Жизнь не так ужасна, как казалось вначале.

Марк очнулся от чудовищной боли в животе. Над ним склонилась Аревик Ашотовна, жалобно причитая. Он взглянул на электронное табло на телевизоре. Полтора часа прошло. В руке все так же зажаты шприцы. Надо опять идти к Славику, а эта старуха будет возмущаться, позовет лейтенантов… Он прохрипел:

— Уйдите.

— Что? Да как же мне уйти. Вас уложить надо!

— Уйдите! — он постарался повысить голос. — Через час…

— Что через час? — не поняла медсестра.

— Уйдите! — из последних сил рявкнул он.

Старушка обиженно всхлипнула и выскочила из комнаты. Марк тут же резким движением всадил себе в ногу, через брюки, еще два шприца. Подождал, пока лекарство облегчит боль и придаст силы. Решительно поднялся. Его немного шатало, но он надеялся, что успеет.

Славику хватило и половины бутылки. Как только майор вышел, он почувствовал, что его повело. Мир вокруг плыл и он не сразу сообразил, что это текут пьяные слезы. Он влил в себя еще глоток. Водка не пошла. Вылилась на форму. От обиды, что пропало лекарство, что форму залил, он завыл в голос.

Он не помнил, сколько так просидел, крича, вытирая рукавом слезы.

Потом лег на пол и заснул, скрючившись. Проснулся от сильнейшей головной боли. Взгляд упал на бутылку, стоящую рядом. Моментально схватил ее, влил в себя остатки. Снова выл и плакал. Потом лежал на спине, бездумно глядя в потолок.

Дверь открылась. Снова вошел Левицкий. Славик попытался подняться, но пол уходил из-под ног. Майор вяло махнул рукой:

— Садись, — прислонился к стене, закрыл глаза на мгновение. Снова всмотрелся в лейтенанта. Помолчав, спросил. — Как ты?

— Отвратительно, — честно пробурчал Зверев.

— Нет, тебе лучше, — уверенно заявил майор. — Взгляд хороший.

— И что? — грубо перебил Славик. — Я все равно хочу сдохнуть.

— Ты справишься.

— Какого черта? Я не хочу!

— Ты справишься, — настаивал Левицкий. — Ты переживешь это. Все можно пережить.

— А ты?

— Что я?

— Ты пережил?

— Да.

— Ни хрена! Ты считаешь, что твоя жизнь в этом гребанном приюте лучше смерти?

— Да, — спокойно ответил Марк. — Да. Каждый из нас должен пройти то, что должен пройти. И ты пройдешь.

— Я никому ничего не должен! — заорал Славик. — Ты можешь поить меня водкой и держать меня в карцере, но ты не заставишь меня жить!

Левицкий не выдержал. В два шага он подлетел к Звереву, схватил рукой за лицо:

— Щенок! Что ты знаешь о жизни, чтобы вот так обрывать ее? Думаешь, сиротам, потерявшим родителей легче? Думаешь, легко детям из Токио? Но они живут. Живут! Потому что мужество не в том, чтобы поставить точку, а в том, чтобы пройти этот путь до конца. И ты сейчас можешь поступить как мужчина. Или как трус. Выбирай сам. Никто тебя не держит.

Он покачнулся и Славик еле успел подхватить его. Опустил на пол, удержав голову у себя на коленях. По рубашке Марка расплывалось темное пятно.

"Что это со мной? — потрясенно думал он. — Майор на последнем издыхании, и пришел меня спасать. А я корчу из себя…"

— Господин майор… — позвал он негромко. Левицкий не отозвался.

Пощупал пульс на шее. Сердце ухнуло в пятки. Славик положил голову Марка на пол и выбежал из комнаты.

Пятница. Лондон.

Утром, едва они проводили девочек в школу, в дверь позвонили. Они с Евой тревожно переглянулись. Потом она нацепила дежурную улыбку и, щелкнув замком, потянула на себя дверь. На пороге, смущенно улыбаясь, стоял Сингх.

— Доброе утро, госпожа Бёрьессон, — ласково проворковал он. — Извините, что беспокою вас так рано… Да еще в рабочий день. Но нам надо срочно выяснить один вопрос. Ваш муж дома?

— Дома, — Ева очень надеялась, что ничем не выдала волнения. — Вы пройдете? — она шире открыла дверь.

Капитан заглянул в проем, поймал взгляд Йоргена и помотал головой.

— Если вам нетрудно, давайте спустимся ко мне в кабинет. И вы тоже, майор Бёрьессон, будьте так любезны. Я вас надолго не задержу.

— А что случилось?

— Ничего страшного, поверьте, — Сингх для убедительности приложил руку к груди. — Простые формальности. Начальство не знает чем нас занять. Заставили нас восстанавливать биографии каждого охотника и мусорщика. Если вы, конечно, сейчас заняты, то я вызову кого-нибудь другого, но может, уделите мне минут двадцать?

Йорген кивнул:

— Хорошо. Мы сейчас спустимся.

— Я подожду вас в коридоре, — он отошел от двери.

Ева хотела что-то спросить, но Йорген тут же прикрыл ей рот рукой и покачал головой. Он понимал, что у Кайлаша в кармане сейчас могло быть устройство круче, чем он сам использовал на задании. Тогда он запишет любое произнесенное ими слово. Ева схватила наладонник. Написала: "Нас хотят допросить?" "Скорее всего, — быстро набрал ответ Йорген. — Главное, будь спокойна. Тогда есть шанс"

Тут же стер написанное, положил наладонник на подставку для обуви, открыл дверь.

— Мы готовы.

На этот раз улыбка капитана стала какой-то кислой.

Они спустились на этаж минус три. Уже в лифте Ева с ужасом подумала, что может встретить в участке вчерашнего парня, который с таким сочувствием к ней отнесся. Она невольно опустила голову. Если рядовой полиции скажет капитану, что это она расстроенная приходила вчера в участок — все пропало. Что она будет объяснять тогда? Тут же придумала: "Скажу, что заподозрила, будто один из одноклассников Беаты пристает к ней. Пришла в полицию, а потом решила сначала поговорить с его родителями и с ним самим. И выяснилось, что я напрасно переживала… Спросят, почему позвала именно Сингха, — тут же напомнила она себе. — Скажу, что он мне понравился, — опять нашлась она. — Что он приходил к нам домой, и я сразу почувствовал к нему доверие. Что он поможет и сохранит тайну"

Кажется, лихорадочные мысли отражались у нее на лице, потому что Йорген погладил ее локоть. Она тут же расслабленно улыбнулась.

— Вспомнила, что забыла проверить, как Доминика выучила стихотворение, — пояснила негромко, но, рассчитывая, что капитан услышит.

Тут же осеклась. Может, зря оправдывается? Может, надо было промолчать?

— Не страшно, — ободрил Йорген. — Если получит плохую оценку — останется без сладкого. В следующий раз будет хорошо учить.

Кайлаш слушал невинную беседу, стоя лицом к выходу из лифта и спиной к подозреваемым. Он держал в кармане суперчувствительное устройство, записывающее звуки в радиусе десяти метров, не взирая на препятствия. Он очень надеялся, что когда оставит Бёрьессонов наедине, они скажут хотя бы одно слово, чтобы убедить его, в том, что он на правильном пути. Но план провалился. Подозрительно ли сейчас поведение Евы? И да, и нет. Некоторые люди испытывают страх перед полицией, даже если невиновны. Кайлаш очень надеялся найти более веское доказательство, чем просто излишнюю бледность госпожи Бёрьессон.

На этаже минус три он пошел вперед, показывая путь. Возле одной двери остановился, повернулся к Йоргену:

— Вы, пожалуйста, останьтесь здесь, — открыл дверь. — Старший лейтенант Фурсенко, — обратился он к сидевшему там подчиненному, — заполните с майором Бёрьессоном анкету. Только очень быстро, человеку еще на свалку сегодня выходить, — пропустил внутрь Йоргена.

— А мы пока, госпожа Берьессон, пройдем в мой кабинет.

Ева шла по коридору, и сердце ее ликовало: никого они не встретили, значит, все обойдется. И ей не придется оправдываться перед капитаном. Ответит на вопросы и все.

Сингх распахнул дверь и галантно пропустил женщину вперед.

Она села на стул, сама не подозревая, насколько изменилась за эти пять минут, пока шла до кабинета: в глазах уверенность, спина прямая, плечи расправлены.

— Вижу, невыученное стихотворение вас уже не пугает, — с мягкой улыбкой заметил капитан.

— Да, муж меня успокоил, — ничуть не смутившись, ответила Ева.

— Хорошо, тогда давайте и мы займемся анкетой. Итак, дата и этаж рождения…

Ева без запинки отвечала на вопросы. Кем были родители. Кем работали дедушка с бабушкой. Есть ли родственники на других этажах, в других городах. В общем-то, стандартная информация, которая должны уже быть в личном деле. Они что думают, что она ошибется где-нибудь и тем себя выдаст? Или выдать себя должен Йорген, а ее пригласили, чтобы проверить, не в сговоре ли она с ним?

Мысли вспыхивающие в голове смущали, она отметала их, снова отвечала на вопросы. В этот момент дверь распахнулась и в кабинет кто-то вошел. Она машинально повернула голову, чтобы посмотреть и встретилась взглядом с рядовым, который вчера проводил ее в этот кабинет.

Пятница. Приют.

Диана не сразу поняла, что произошло. Она проснулась, когда за окном еще не стемнело. Рядом на табуретке сидела Лейлани, держала ее за руку и молчала. Губы соседки дрожали, будто она вот-вот разрыдается.

— Врач еще не приходил? Майор не захотел вызвать врача? — спросила она, по-своему определив причину расстройства бывшей подруги.

Лейлани медленно кивнула. Тут же покачала головой. Наконец, собравшись с духом, ответила:

— Майор позволил вызвать. Врач приходил, — немного помедлив, добавила. — Сегодня пятница.

— Пятница? — ужаснулась Диана. Как она могла так долго спать? Вспомнила, что новенькая сделал какой-то укол. Наверно, снотворное. Медленно откинула с себя покрывало, ощупала живот.

Но еще до того, как сделала это, уже почувствовала, внутри страшную пустоту. Пустоту, которой не было, когда она засыпала вчера. Диана вновь укрылась и замерла, стараясь не шевелиться. В голове билось одно: "Не может быть. Этого просто не может быть"

— Тебе дать что-нибудь? — тихо спросила Лейлани. — Воды или поесть?

— Где Павел? — вместо ответа спросила Диана. — Лейлани замерла, не в силах ничего выговорить. — Он меня бросил, да? Бросил, потому что я потеряла ребенка? Он не может меня бросить! — она всхлипнула. — Лейлани, позови его, пожалуйста. Я ему все объясню. Я не виновата. Он простит. Он всегда меня прощает. Ну что ты сидишь? — крикнула она. — Позови его!

Лейлани выскочила в коридор. Постояла немного. Потом побежала на первый этаж, туда, где Ким сегодня должен помогать проводить уроки в классе добытчиков.

Запыхавшись, распахнула дверь. Глаза присутствующих тут же устремились на Лейлани, а она не могла выговорить ни слова. Ким извинился перед Галиной Марковной, проводившей урок, и вышел к жене. Закрыв дверь, обнял ее.

— Ты что? Что случилось?

— Она хочет его видеть! — потрясенно выговорила Лейлани.

— Что? Ты о чем? Лейлани, не пугай меня так, пожалуйста.

Она заплакала, уткнувшись в грудь мужу.

— Меня попросили у нее подежурить. Она проснулась, и хочет его видеть. Она не знает! — сбивчиво объясняла она.

Но Ким понял, ноздри дрогнули от еле сдерживаемого гнева.

— Какой дурак, попросил тебя дежурить? — разозлился он.

— Не дурак! — тут же вскинулась девушка. — Я сама хотела. Я думала… Ким, я не знаю, что делать!

Он закусил губу, лицо побелело от ярости. Он еле сдерживался, чтобы не показать этого жене. Наконец, чуть успокоившись, промолвил.

— Значит так. Ты сейчас идешь к себе. И никуда. Ни-ку-да, — раздельно повторил он. — Не выходишь. Тебе нельзя так нервничать. Я не хочу потерять тебя раньше времени.

— Ким, но как же… — чуть не плача, начала она, но парень хладнокровно перебил ее.

— Сейчас я найду, кого-нибудь другого, чтобы дежурить у Дианы. И сам сообщу обо всем. А ты пойдешь к себе. Я тебя провожу.

Он обхватил ее за талию, повел вверх по лестнице. Лейлани и сама уже чувствовала, что силы закончились. В волнении, она так спешила вниз, что не заметила ступенек. Теперь же их казалось просто чудовищно много. Боль в груди напомнила о себе. Она закашлялась.

Ким, не говоря ни слова, подхватил ее на руки и почти бегом преодолел три этажа. Она обняла его рукой за шею, прижалась к нему. В такие минуты она казалась самой себе маленькой девочкой. А муж у нее такой большой и сильный. Он всегда будет рядом и защитит от бед.

Ким ногой открыл дверь в комнату, уложил ее на кровать, достал лекарство. Лейлани воспротивилась:

— Не надо пока! Не надо… Дай лучше воды.

Он смотрел, как дергается ее горло, когда она пьет. Когда Лейлани убрала бутылку, опять посмотрела на него с мольбой.

— Ким, иди скорее… Она там одна…

Увидела, что муж опять сердится, но, встретив умоляющий взгляд жены, сдался, вышел из комнаты. Он решительно направился в комнату Армгрена, без стука толкнул дверь. Дарея вышивала салфетку, сидя у окна. От неожиданности она вздрогнула.

— Пойди. Подежурь. У Дианы, — раздельно произнес он. — И не смейте просить об этом Лейлани!

— Я сейчас, — быстро закивала девушка.

Ким помчался обратно. Хотел вернуться к Лейлани, но вспомнил, что обещал рассказать обо всем Диане. Зашел в соседнюю комнату.

Диана, ожидавшая, что придет муж, подскочила на кровати, с надеждой оглянулась. Наткнулась на колючий взгляд Адольфссона.

— Диана, — холодно обратился он к девушке. — Вчера твой муж ударил тебя ботинком в живот. От удара ты потеряла ребенка. За это убийство Тендхара казнили — выбросили к хищникам, — посчитав долг выполненным, он тут же развернулся и пошел к жене.

Витька спал почти до обеда — отсыпался после бессонной ночи. Ира опять приходила к нему. Правда, не надолго — коридор теперь постоянно патрулировали, и они с Серхио улучали лишь несколько минут, чтобы передать еду.

Но главное сестра сообщить успела — майор тяжело ранен и возможно даже умрет. Новость порадовала. Те, кто придут на смену, могут отнестись к узнику помягче. Но он с удивлением заметил, что Ира этой новостью расстроена. Если бы сестра задержалась подольше, он бы обязательно расспросил ее.

Съев хлеб и полбанки еды, которые принесла сестра, он уснул.

Разбудил толчок в плечо. Над ним склонился лейтенант. Тот самый, что встречал их в приюте и хотел разоружить банду, да майор не позволил. Кажется, Эрик его зовут.

— Ешь, — сказал он коротко.

Витька повеселел. Не зря он надеялся, что со смертью майора станет легче. Вот и кормить сразу начали. Посмотрим еще, кто кого. Лейтенант добавил:

— Господин майор приказал кормить тебя раз в день. Ешь быстрее, мне надо забрать посуду.

Витька не заставил просить себя дважды. Он быстро уминал принесенную пищу, а сам соображал: "Майор приказал? Зачем? Чего он хочет? Показать, что добрый? Не добьется ничего. Ишь расщедрился! Один раз в день. Ничего — один да один будет два. Сестра-то тоже про меня не забудет. Лучше бы три раза, но все равно не помру"

Он отодвинул пустую тарелку и издевательски вежливо пропел:

— Большое спасибо!

Эрик сделал вид, что не заметил иронии.

— Умеешь быть вежливым, когда захочешь, — произнес он и вышел.

Витька снова задумался. Все-таки странные вещи происходят в приюте. Может, не так уж и страшно здесь, как ему расписывали? Тут же одернул себя: жить здесь он не будет, чем бы ни заманивали. Приют и устав не для него!

События в приюте завертелись с такой быстротой, что у Клео буквально закружилась голова. Кто бы мог подумать, что буквально вчера утром она мечтала снова встретиться с майором, а теперь он лежит без сознания с порванным животом, и почти никто уже не верит, что он сможет выкарабкаться. Если бы Марк не старался привести в чувство Зверева…

Клео начала понимать, что если бы Левицкий не сделал этого, то уже не был бы тем майором, которого знали. Она с удивлением наблюдала, как изменился приют, после его ранения. Эрик с помощью сяньшеня Дэна старался, чтобы все шло как обычно, но скорее создавал видимость прежней жизни. Она и сама ловила себя на мысли, что надо бы пойти и провести уроки, или смастерить пару абажуров. Надо это сделать, потому что тогда майор, может быть, выживет. Увидит, что они послушные, и выживет.

Тут же отбрасывала глупые мысли, бежала в комнату, где лежал Марк. Ловила момент, когда он откроет глаза, чтобы попросить прощения за то, что произошло тогда на лестнице… Ведь это из-за нее майор чуть не погиб. Она видела глаза майора, когда он застал ее с Такаси. После такого взгляда только умереть. Он так и сделал… И если она расскажет, как все произошло на самом деле…

Но каждый раз, когда Левицкий открывал глаза, было не до разговоров. А со вчерашнего вечера, когда за помощью примчался Славик, он вообще не приходил в себя. Клео всю ночь дежурила у постели — майора перенесли в его комнату. Но Марк не только не открыл глаза, даже не застонал ни разу. Она каждый раз пугалась и подносила маленькое зеркало к его носу, чтобы убедиться, что Левицкий еще дышит.

Утром миссис Хиггинс решительно прогнала ее. Клео спустилась в свою спальню, на этаже девочек, но отдохнула всего пару часов. Проснулась от ужаса: Марк умер. Понеслась, перепрыгивая через три ступеньки на шестой этаж.

Галина Марковна встретила ее укоризненным взглядом.

— Как он? — спросила Клео, не обращая на это внимания.

— Жив, — ответила она. — Но в себя не приходит. Иди спать, девочка!

Воспитатели звали ее "девочкой". А Клео сразу приходил на память пошлый анекдот, ходивший среди женщин службы сервиса. "Это я девочка? Сейчас рот открою — полы увидишь"

— Я лучше тут, — предложила она. — Сяду где-нибудь…

— Здесь негде сидеть! — голос Галины Викторовна обрел суровые нотки. — И, в конце концов, это неприлично. И так уже слухи ходят…

— Какие слухи? — удивилась Клео. "Никто не мог знать, что я к нему приходила", — испуганно подумала она.

— Что ты в него влюбилась, — объяснила Галина Викторовна, и Клео перевела дух с облегчением. — Девушка не должна так демонстрировать свои чувства! — продолжила отповедь воспитательница.

Клео почему-то смутилась, потопталась еще немного возле кровати Марка, но решила, что придется играть по правилам.

— Хорошо, я пойду спать, — согласилась она. — Но после обеда приду. Не прогоняйте меня, пожалуйста!

Пятница. Лондон.

Встретившись глазами с лейтенантом, Ева невольно побледнела, отвернулась, опустила голову, ожидая, что вот сейчас он скажет непоправимые слова. Но почему непоправимые? Она ведь уже придумала, как объяснит все Сингху. Почему же она так разволновалась? Может, обойдется? Неуверенно подняла голову. Сингх грозно смотрел на вошедшего:

— Что нужно, Ведерников?

— Господин капитан… — тот явно растерялся от такого приема. — Там господин майор хотел…

— Скажите, господину майору, что я занят. Как освобожусь, сразу зайду, — дверь позади Евы закрылась. Капитан продолжал ворчать. — Моду взял по всякому пустяку меня от дела отрывать. Наберут бестолочей, и работай с ними как хочешь. Сила есть — ума не надо, — он поднял голову на Еву. — Извините, пожалуйста. На чем мы остановились?

Через пять минут ее, наконец, отпустили. Йорген ждал жену в коридоре. Ева подошла к нему, вцепилась в руку, он ласково погладил ее по щеке. В лифте она еще не могла выговорить ни слова, только когда они подходили к квартире, она пришла в себя.

— Йорген, я так напугалась! — запричитала она. Муж открыл дверь, зашел первым. — Ты представляешь, я уже успокоилась и вдруг…

Он вновь закрыл ее рот рукой, покачал головой, показывая, что говорить ничего нельзя. Взял наладонник, написал: "У нас кто-то был. Могли поставить жучок", — а вслух произнес:

— Не знаю, чего ты так боялась. Без причины полиция никого не арестовывает. А мы с тобой, пожалуй, самые законопослушные граждане в Лондоне.

Ева прочла послание Йоргена, судорожно сглотнула. Посмотрела жалобно, не зная, что делать и говорить.

— Чем тебя так напугал наш милый капитан Сингх? — подсказал он правильное направление.

— Представляешь, — дрожащим голосом начала Ева. Йорген ободрил ее взглядом. — Представляешь, моя двоюродная сестра вышла замуж в другой город. Так испугалась, что из-за этого нас заподозрят в чем-то…

— Какие же тебе глупости в голову приходят… Я вообще ни родственников, ни родителей не знаю. Что ж теперь…

Ева выхватила наладонник:

— Пойду уже обед готовить. Скоро девочки придут, — а пальцы старательно набирали: "Что же теперь будет?"

— Да, после этой поездки в лифте я тоже проголодался, — рассмеялся Йорген, отвечая на компьютере: "У них нет улик. Если не будем болтать лишнего — все будет хорошо".

Ева вздохнула с облегчением, пошла на кухню. Йорген в окно смотрел на свалку, обдумывая то, что не мог сказать Еве. Он определил, что к ним заходили по наладоннику, который, когда уходил, он положил чуть-чуть не так — он привык замечать такие вещи. Может, за эту цепкость взгляда и взяли в разведку.

"Итак, наладонник проверили. Что они могли там найти?" Слава небесам, схемы Лизы он заранее сбросил на флэшку, которую всегда носил с собой. Переписку с Евой после прихода Сингха стер — сработала профессиональная привычка не оставлять следов. То, что они писали сейчас, тоже надо стереть. Он взял наладонник, уничтожил последние файлы, продолжая рассуждать.

"Зачем их приглашали в полицию? Чтобы проверить домашние компьютеры и установить жучки? Может быть. По крайней мере, никаких серьезных вопросов старший лейтенант мне не задавал. Значит, просто тянул время. Заодно проверили Еву. Кажется, к ней пригласили того парня, что видел ее вчера. Тогда почему сразу не арестовали? Парень ее не узнал или…"

Ответ напрашивался только один: в полиции боятся промахнуться, как с Лизой. Им надо не просто арестовать или убить шпиона. Им надо вернуть те материалы, что он украл, поэтому их семью обложат со всех сторон и будут следить.

Как же выбраться из этой ловушки? Пока ничего путного в голову не приходило. Тогда он решил поступить как обычно в трудной ситуации. Подождать, пока решение придет само. "Главное сейчас быть очень осторожным. И материалы надо перепрятать пока, чтобы их случайно не обнаружили при повторном обыске…"

Суббота. Приют.

Диану оглушила новость, которую так грубо сообщил ей Ким. Остаток дня она провела в забытьи. Лежала с открытыми глазами, не произнося ни слова, не притрагиваясь к еде. Дарея, которая пришла, чтобы посидеть с ней, сразу после того как вышел Ким, пыталась ее разговорить. Потом, отчаявшись, ушла. Следом заглянули жены лейтенантов по очереди. Затем несколько воспитателей. Диана никого не видела и не слышала. Тогда ее решили оставить в покое.

Диане показалось, что ночью она не сомкнула глаз. В голове ни одной мысли, такая же черная пустота, как в животе. Только когда за окном забрезжило утро, упали в нее слова, будто лифт с троса сорвался: "Как же ты будешь жить дальше — без Павла, без малыша? И зачем жить, если их нет?"

Она рассматривала эти слова со всех сторон. Они стали жить отдельной жизнью: сложились в объемные буквы, рассыпались, на мелкие кусочки, снова собрались. Диана пыталась сложить из них ответ, но ничего не получалось. Только одно приходило в голову: надо идти за ними, догонять их. Почему ее не подождали? Ведь есть же что-то там, за смертью… О том, что самоубийство осуждалось церковью — Аревик Ашотовна преподавала им об этом на духовных уроках — она старалась не думать.

Это решение пришло на рассвете. Диана решительно села на кровати, поискала глазами что-нибудь, что помогло бы умереть. Ничего не нашла. Если бы хоть один шприц остался…

Ничего не выйдет? Она сидела на кровати и раскачивалась. Вперед — назад. Вперед- назад.

Взгляд упал на окно. Павла выбросили хищникам? А она сама туда пойдет.

Диане казалось, что она одевается очень быстро, на самом деле движения стали заторможенными. Она тщательно, так же, так тогда, когда объявляли в приюте о помолвке с Павлом, поправила юбку. Застегнула кофту на пуговицы. Разгладила руками воротник. Долго расчесывала волосы. Павлу не нравились ее волосы. Перед приходом мужа, она снова и снова водила по ним расческой, чтобы понравиться, чтобы он не сердился.

Но он все равно сердился. Это была ее вина: она плохая хозяйка, к тому же не такая красивая, как другие девушки. Она гордилась, что Павел выбрал ее, старалась во всем угодить ему, но не получалось. Диана плакала, он просил прощения, говорил, что очень раздражительный из-за того, что не может одеть ее красиво, купить хорошую мебель. Из-за того, что воспитанники полные отморозки… Она прощала. Верила, что когда-нибудь он изменится…

Но ему не дали такого шанса. Наверно, так надо. Павлу было тяжело здесь — он ушел туда. Она пойдет к нему. Он, конечно, ждет свою жену.

Диана придирчиво осмотрела себя в зеркало. Стройная. Грудь небольшая — ему нравились побольше. Ключицы торчат — но это потому что недоедает. Вот бы там все изменилось! Ей пора. К нему.

Она вышла из комнаты. Постояла возле двери соседей. Это из-за них убили Павла. Если бы не Ким… "Пусть тебя тоже выбросят хищникам!" — пожелала она закрытой двери. Внезапно в коридор выглянула Лейлани.

— Ты? — прошептала она. Видно, Адольфссон еще спал. — Тебе лучше?

— Да, — подтвердила Диана. — Мне хорошо, — пошла дальше.

— Ты куда в такую рань? — тревожно спросила соседка.

Диана не ответила. Медленно повернулась, повторила то, что только что произнесла про себя:

— Пусть с тобой будет то же, что со мной, Лейлани.

— Что? — оторопела та.

Но Диана ничего не объяснила, медленно побрела дальше.

На лестнице почему-то стала считать ступеньки. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять — пролет. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять — пролет.

"Пролет — интересное слово, — тут же отвлеклась она. — Кому-то достается все, как Алсу Жманц, а кому-то только пролет".

На первом этаже пошла к фильтр-комнате. Здесь ее окликнули:

— Диана? Это ты? — к ней подошел Дэйл Манслиф. Один из тех, кому все. Кого никогда не выкинут на свалку, чья жена никогда не потеряет ребенка. — Ты что здесь делаешь?

— Есть захотела, — ответила она. — Я вчера ничего не ела.

— Так ты в столовую?

— Да, — отвечает твердо, уверенно.

— Может, проводить тебя? Тебе не тяжело?

— Нет. Мне хорошо. А сколько до подъема?

— Минут тридцать.

— Так тебе пора уже проверять посты. Иди. Я сама.

— Ты точно справишься?

— Да.

Она подождала, пока он исчезнет на лестнице, толкнула дверь фильтр-комнаты. Аккуратно прикрыла ее за собой. В темноте сделала несколько шагов вперед, пока не уткнулась в другую дверь. Вот и все. Он ждет ее там. Диана потянула на себя ручку и шагнула на территорию свалки.

Кошмары по-прежнему мучили Марка. Он сражался с хищниками, дрался с Тендхаром, который умудрялся вырвать его кишки. Потом снова оказывался возле умирающей Лизы, и кто-то в форме полиции расстреливал его в живот. В другой раз над ним склонялся доктор Ойвин, но вместо того, чтобы зашить раны, начинал кромсать его скальпелем. Марк чувствовал беспомощность перед лицом этих напастей и мечтал только об одном — чтобы боль ушла.

Боль утихала, он расслаблялся, даже открывал глаза. Видел воспаленные глаза Клео или кого-нибудь из старушек-воспитательниц. Вскоре снова впадал в беспамятство, и кошмары повторялись.

Но оказалось, что это не самое плохое. После очередного пробуждения, стало сниться тело изнутри. Дурацкий надоедливый сон: внутри него двигались крохотные красные червячки, толкая друг друга. Они будто старались занять правильное положение, составить какой-то узор. Походило на суету в спортзале перед построением. Передвижение детей кажется хаотичным, но уже через десять минут классы выстраивались в две шеренги по росту, и воцарялась гармония. Но у червячков что-то не срабатывало, они толкались и двигались, двигались и толкались, не замирая ни на минуту. Их мельтешение перед глазами утомляло до безумия. Хотелось самому расставить все как положено. Сдвинуть руками, заорать, чтобы послушались и перестали суетиться. Но ничего не получалось. Внутри тела не было ни рук, ни голоса. Он закрывал глаза, чтобы увидеть темноту, а видел то же мельтешение.

Наконец, смирился, уже безнадежно стал наблюдать за происходившим. В тот же момент червячки побледнели: сначала стали розовыми, потом белыми и остановились.

"Ну, вот и все… — подумал Марк. — Выздоровел", — и заснул, наконец, без сновидений.

Проснулся рано утром. Рядом на стуле спала Жания Исметовна.

Левицкий ощупал живот — перевязан. Страшно хотелось в туалет. Он осторожно сел. Голова закружилась. Он закрыл глаза и уперся руками в кровать. Через минуту стало легче, и он осторожно спустил ноги на пол. Удалось это не сразу — ноги не слушались. Каждое движение отдавалось болью. В конце концов, нащупал босыми ногами пол, обернул простыню вокруг талии — его раздели донага — и по стеночке двинулся к очистителю, где находился биотуалет.

Старушка застукала его, когда он уже направлялся обратно. Переполошилась, будто встретила привидение.

— Да что ж это такое! Сутки лежал полумертвый, только я вздремнула — вскочил и побежал! Господин майор, ну-ка ложитесь быстро и как больные люди в горшок писайте. Или вам понравилось врача из Москвы вызывать?

Будь он чуть сильнее, его бы рассмешило это кудахтанье, но Марк еле стоял на ногах, да еще простыню приходилось придерживать. Конечно, бабулька голым его уже видела, но он тогда без сознания находился. Теперь же страшно захотелось выгнать ее и одеться.

Жания Исметовна подскочила, попыталась поддержать, он зарычал рассержено, словно мотор внутри заработал. Старушка отскочила и дальше наблюдала в стороне.

Медленно он добрался до кровати. Сел. Несколько секунд тяжело дышал, потом понял, что лечь сам не сможет — живот болел невыносимо. Жания Исметовна словно мысли читала: подскочила и помогла опуститься сначала на бок, потом перевернула на спину. От напряжения у Марка выступили слезы на глазах. Он почувствовал укол в ногу. Бабулька и тут догадалась, как помочь. Вскоре холодок поднялся от ноги вверх, и боль утихла.

Жания Исметовна заметила, как расслабилось его лицо, и заговорила тихо:

— Вы бы не перетруждались, господин майор. Мы же вас так выхаживали. Весь приют за вас молится.

Левицкий открыл глаза. Силы нашлись только для одного слова:

— Врач?

Жания Исметовна поняла, о чем он:

— Да, врача вызывали из Москвы. Он обещал, что дней через пять будете здоровы. Если будете лекарства принимать и перевязки делать. А вы и в себя не приходили. Обманул, наверно.

— Зачем врача? — снова спросил Марк.

— Как же зачем? — тут же стала обороняться бабушка. — Аревик сразу сказала, что с такой раной не справится. Вот и вызвали врача.

Марк молчал. Все, что она говорила, было понятно и… непонятно. Он-то всегда думал, что воспитатели только рады будут, если он сдохнет, а они его выхаживают.

— Вы кушать не хотите?

— Воды, — просипел Марк.

Жания Исметовна поднесла к губам бутылку с тоненькой гибкой трубочкой. Трубочку вставила в рот, а сама продолжила рассказ, наблюдая, как майор с трудом глотает.

— Минут через двадцать придет Аревик, сделает перевязку. Мы по очереди у вас дежурим. Клеопатра — девушка новенькая, если помните — тоже приходит, хотя нам это не нравится. Все-таки молодой мужчина и невинная девушка…

Марк чуть не подавился. Он напился и устало откинул голову. Невыносимо захотелось спать.

Суббота. Лондон.

Капитан Кайлаш Сингх почти никогда не отдыхал. Даже если оставался дома, мысли снова и снова возвращались к незаконченному делу. Сегодня и завтра ему полагался выходной, но это нисколько не радовало. Он чувствовал бы себя лучше, если бы удалось хоть что-то из задуманного. Он позволил себе подольше поваляться в постели. Нарине злилась, когда в выходные он поднимался ни свет, ни заря. Ей нравилось, когда ее будили поцелуями. Но не рано утром, а когда она уже выспится. Конечно, такое было возможно только в выходной день

Но настроение не соответствовало поцелуям. Кайлаш рычал внутри себя от злости: планы проваливались один за другим. Сначала произошла неудача в тренажерном зале, теперь с жучком. Уже сутки они слушали разговоры в квартире Бёрьессонов и хоть бы один, самый маленький результат появился. Этот майор оказался хитрее, чем он предполагал. Хотя, что ж тут удивительного? Столько лет шпионить и ни разу не попасться — тут надо быть профессионалом высокого класса. Наверняка уже обнаружил жучки и тихонько посмеивается над полицией.

Но госпожа Бёрьессон какова! Такое невинное лицо и такая подлая сущность. Или она просто прикрывает мужа, боится умереть с голоду, если с ним что-то случится? Или он ей угрожает? Теперь Кайлаш точно знал, что это Ева приходила в участок в день тестирования полицейских. Даже если бы Ведерников не опознал ее, уже по реакции женщины он понял, что не ошибся. "Зачем же она приходила? Специально сделала так, чтобы отвлечь меня от мужа или хотела что-то рассказать, а потом передумала?" Кажется, пока он не сможет узнать этого. В любом случае, когда дело будет закончено, ее ожидает та же участь, что и майора.

Но что же еще можно придумать, чтобы Бёрьессон вывел на необходимые материалы? И что это за материалы такие, что вокруг них столько шума?

Жена беспокойно заворочалась, скользнула рукой по его груди. Чуть приподняла голову. Рыжие локоны заскользили по его плечу. Она считала, что это соблазнительно, хотя он чувствовал только отчаянное желание почесаться.

— Опять думаешь о работе? — с упреком спросила она.

— Я не могу не думать о работе, сладкая. Моя работа нас кормит. И я хочу кормить тебя еще лучше.

— Глупости, — надув губы, возразила она. — Нас кормит мой папа. Тебе необязательно надрываться. Это все твоя гордость!

Кайлаш не стал ее переубеждать. Она хочет любить отца, считать его самым щедрым и добрым. Пусть. В чем-то он все же помогал. Ей не надо знать, что в тот день, когда он и Нарине сообщили о решении пожениться, генерал-майор охотников Згеря, отозвал Кайлаша в сторону и серьезно предупредил:

— Я хотел дочери совсем другого жениха. Но раз уж она выбрала тебя, помни: ты должен обеспечить ей такую жизнь, к которой она привыкла. Иначе она станет вдовой.

В тот миг Сингх понял, что вдовой Нарине может стать и по любому другому поводу. Вдруг муж просто надоест? С тех пор вся его жизнь состояла из необходимости во всем угождать жене и как можно быстрее продвигаться по службе. Благо голова на плечах хорошо работала…

Он старательно изображал из себя влюбленного мужчину. Хотя иногда казалось, что любовь прошла в тот момент, когда ее папаша произнес роковые слова. Но обратного пути не было уже тогда.

Выполнив супружеский долг и оставив Нарине досыпать, он пошел на кухню, разогрел себе еду, при этом ища выход из сложившейся ситуации. Как? Как заманить Бёрьессона в западню?

В этот момент зазвонил телефон. В выходной звонили только при чрезвычайных обстоятельствах. Все-таки что-то услышали у подозреваемых?

Он поднял трубку.

— Да?

— Господин капитан, докладывает дежурный, старший лейтенант Фурсенко. Сегодня поймали беспризорника. Мне кажется, это может помочь вам…

— Буду через двадцать минут.

Какое бы срочное дело не предстояло, это не повод приходить небритым.

Суббота. Приют.

Пока Ким собирался на пятиминутку, которую проводил Эрик, он заметил, что Лейлани по-прежнему очень расстроена. Сначала он хотел сделать вид, что не замечает, как она прячет глаза, но уже у самого выхода передумал. Подошел к кровати, встал на колени.

— Я обидел тебя вчера?

— Нет, что ты, — Лейлани так и не посмотрела ему в глаза. — Это я тебя обидела. Заставила волноваться.

— Тогда почему ты не смотришь на меня?

Девушка смущенно улыбнулась.

— Я… я просто встретилась сегодня утром с Дианой. Теперь из головы не выходят ее слова…

— Не надо тебе с ней видеться пока, — нахмурился Ким и поднялся.

Лейлани схватила его за руку.

— Постой… Ким… ты ведь всегда будешь со мной?

— Конечно, — рассмеялся он. — Что это на тебя нашло? — сел на кровать, ласково провел рукой по лицу.

— Я просто впервые осознала, как ей тяжело сейчас… Диане. Если бы с тобой что-то случилось…

— Тендхар получил по заслугам. Ты не согласна?

— Теперь уже не знаю. Получается, пострадал не он, а Диана.

— То есть как? — изумился он.

— Вот так. Его уже нет. Он не страдает. А ей прожить с этой тяжестью всю жизнь. Без детей, без семьи…

— Может, выйдет еще замуж, — теперь Ким отвел взгляд.

— Ты сам в этом не веришь, — упрекнула Лейлани.

— Не верю, — согласился он. — Но что мы должны были сделать? Простить его? Ведь я его предупреждал, что так будет.

— Вдруг его можно было как-то исправить?

— К чему сейчас об этом думать? Ничего уже не изменишь, — он отвернулся. Решение, которое казалось таким правильным, превращалось в чудовищную несправедливость. Прежде всего, к той, кого они хотели защитить. Но он не любил волноваться из-за того, чего нельзя исправить.

— Да, — согласилась Лейлани. — Ничего не исправишь. Но надо как-то помочь ей справиться с этим.

— Пусть майор помогает, — нахмурился Ким. — Он большой специалист по выживанию без семьи и детей. Славика вон с того света вытащил. И Диану вытащит. Ладно, я побежал. Не грусти, пожалуйста. Ты когда грустишь, начинаешь сильнее болеть.

— Я постараюсь, — улыбнулась она.

Лежа на спине, Витька пытался растереть скованные впереди руки. Пожалуй, это единственное неудобство в теперешнем положении. Иногда он начинал побаиваться, что руки вообще онемеют. Потом успокаивал себя: ничего, если растирать, все будет в порядке.

Сегодня ночью Ира пробыла у него чуть дольше. Серхио тоже заходил, рассказывал про остальных из банды.

— Ара и Малек пошли на поклон к местным бандитам. Еду воруют из-под носа у майора, — сказал Испанец, сплюнув на пол. — Только против нас они как бес против хищника. Такая шваль! Вот посмотришь, на следующей неделе всех выловят и хищникам скормят. Один гонор у них, да лейтенант, что их покрывает. Меня тоже звали. Но не по зубам оказался. Кстати, вот эта банка еды от них. Дань взял за то, что не заложил их. Аж самому смешно. Они тени своей боятся. А туда же — пальцы гнут.

— А Мося?

— Мося у нас патриот! — презрительно выговорил Серхио. Он смутно понимал значение этого слова, но всей душой чувствовал, что оно ругательное. — Пашет как робот-погрузчик. Хочу, говорит, стать старшим лейтенантом, а потом получить квартиру в городе. Приколись? Кто бы мог подумать… не ожидал от него такого.

Эти рассказы вновь пробудили в Лифтере ненависть.

— Выйду — убью! — процедил он сквозь зубы. Испанец как-то сразу притих. — Чё замолчал? — ухмыльнулся Витька. — Испугался?

— Да не… — небрежно ответил тот. — Просто подумал… Да неважно…

— Не боись, тебя не трону. Ты бы достал фиксатор, раз не можешь ключи от наручников найти.

— Так фиксатор в мастерской, — оправдывался Серхио. — А в мастерской щас усиленная охрана. Наверно, боятся, что вместо еды, что-то другое красть будут. Даже не знаю, что делать. Может, днем попробовать. Или когда утихнет.

— Ладно, сам выберусь, — нахмурился Витька.

— Может, у Клео получится ключи достать, — предположил Испанец и осекся.

— Как ты мою сестру назвал? — вскинулся Витька.

— Извини, оговорился. Просто ее тут в приюте Клео называют, вот я и… Извини, — он на всякий случай отошел подальше от Лифтера. Тот яростно сопел. Спросил после паузы:

— Она с кем-нибудь из лейтенантов путается?

— Не! — замахал руками Серхио. — Она только рисует, да других учит.

Витька немного успокоился. В дверь тихо постучали.

— Пора, — поднялся Испанец. — Завтра еще постараемся.

Лифтер ничего не ответил.

Теперь он пытался понять, всю ли правду сказал Испанец. Он явно что-то скрывал, но вот что именно?

Славик учился жить заново. Учился не думать об Александре, выполнять свои обязанности. Спасибо Эрику — загрузил под завязку, объясняя тем, что майор неизвестно когда поправится, а ему в понедельник уже уходить с семьей в Нью-Йорк. Жманц ни разу не упрекнул за драку в фильтр-комнате, за это Славик тоже был благодарен. Прощения у друга Зверев не попросил, потому что это вызвало бы острое чувство потери, а он всеми силами старался отрешиться от того, что произошло, забыть обо всем.

Он с удвоенной энергией тренировал воспитанников в спортзале, проверял столовую и спальни, следил за порядком в мастерской. Читал какие-то учебники, которые предлагал ему сяньшень Дэн, даже проводил занятия вместо старика.

И все же Александра не оставляла его. То на построении мерещилась стройная фигура, то слышался ее смех среди веселых разговоров воспитанников. Однажды в полудреме, когда утром еще не совсем проснулся, услышал ее голос. Так четко прозвучало над ухом: "Не смей грустить!", почувствовал прикосновение к голове. От этого он резко сел на кровати. Несколько секунд оторопело смотрел перед собой, приучая себя к мысли, что все привиделось. Может, даже приснилось. Что Александры рядом нет. И не будет.

После таких галлюцинаций, остро хотелось выйти на свалку. "Чтобы собирать мусор, — уговаривал он себя, — присматривать за добытчиками". Но Славик останавливал себя. Решил, что пойдет только когда наступит его очередь и ни днем раньше. Он пока не доверял себе. Боялся, что там снова появится желание умереть, что добрые намерения — это лишь самообман.

Сегодня он зашел к мадам Байи. Зашел, потому что так делал Марк — обходил классы, а ему придется замещать майора.

Мадам Байи при виде его странно побледнела. "Боится, что я тоже заберу кого-нибудь на свалку?" — удивился Зверев. Погладил по голове больных ребятишек. "Александра любила их", — пришло невольно в голову. Тут же заставил себя подумать о другом. "Что у нас там с едой? Выручим ли достаточно на ярмарке?" Это он сам изобрел такой способ: чтобы не думать об Александре, надо думать о чем-то другом.

Зверев направился в библиотеку, где занимались первоклассники. Сегодня Эрик поручил провести у них урок. Он хотел посмотреть кабинет, представить себя здесь. Может, и отрепетирует заодно…

— Славик! — окликнула мадам Байи. Она выскочила за ним в коридор.

Он остановился, удивленно посмотрел на воспитательницу.

Мадам Байи подошла ближе, опустила голову:

— Прости меня, Славик. Это из-за меня Александра…

Он не дослушал. Повернулся и стремительно пошел в столовую. Чтобы не думать об Александре, надо думать о чем-то другом. Он не мог пока думать об Александре. И не думать о ней тоже не мог. Мадам думает, он не знает, кто виноват? Знает. Виноват он сам. Тем, что не догадался, что она хотела сделать. Майор виноват тем, что остался жив, а Александру спасти не смог. Виновата мадам Байи тем, что поддерживала Александру в бунте против майора…

Виноваты все. Но в то же самое время не виноват никто. В таком мире они живут. Завтра еще кто-нибудь погибнет.

Кроме того, искать виновных бесполезно. Александру это не вернет. И других от смерти не спасет.

Суббота. Лондон.

Ровно через девятнадцать минут Сингх зашел в кабинет. Тут же постучался Фурсенко. За шиворот он держал чумазого бесенка лет двенадцати. Хотя эти обитатели подъездов питались так плохо, что по внешнему виду определить возраст было нелегко. Кайлаш Сингх окинул взглядом "преступника". Затравленный взгляд попеременно становился то жалостливым, то враждебным. Воняло от него, будто уже лет пять он не посещал очиститель. Периодически полиция делала зачистки на этажах, чтобы выловить бесят, но совсем избавиться от них города так и не смогли. Может, потому что эти дети лучше знали убежища, где можно переждать облаву. Может, потому что рядовые полиции не очень-то и старались их поймать. Пойманных либо на свалку к хищникам, либо в приют к майору — неизвестно, что лучше.

— Вот, господин капитан, — докладывал Фурсенко. — Вечером делали плановую зачистку. Прошли по местам, где бесенята обычно прячутся. Поймали только одного. Да и то, нам его буквально на голову скинули. Утром хотели в приют оформить, так он начал такое плести… Мне кажется, вы должны сами послушать.

— Почему без наручников? — поинтересовался Сингх и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Пристегните его к стулу, чтобы не такой резвый был, и можете идти.

Фурсенко исполнил приказ.

Бесенок не глядя на капитана, съежился на стуле.

— Что ты там рассказывал? Повтори для меня.

— А вы меня отпустите? — шмыгнув носом, спросил он.

— Опять в подъезде бродяжничать? Конечно, нет.

— Тогда не скажу ничего! — мальчишка беспокойно поерзал на табуретке.

Сингх ничего не ответил. Сделал вид, что нажал на кнопку селектора и произнес туда:

— Фурсенко, вернись ко мне. Беспризорника отведешь на свалку, он не хочет разговаривать. Жду.

Со скучающим видом, стал просматривать документы в компьютере. Бес снова заерзал, а потом завыл в голос:

— Дяденька, не надо на свалку! Дяденька, не надо-о-о-о… Я все скажу!

— Заткнись, — коротко приказал Сингх таким тоном, что тот моментально захлопнул рот и только вздрагивал, сдерживая рыдания. — Говори четко и быстро, если хочешь попасть в приют, а не в пасть хищникам.

Пацан выложил все. Если он не врал, то получалось, что один из бесов, живших в подъезде, явно родился не в Лондоне. Он появился около полугода назад. Сначала вел себя как все: воровал, попрошайничал, особенно не храбрился, но и трусом не был. Так, средненький беспризорник. Последние дни бесам жилось несладко. Полиция то и дело, шастала по этажам, так что им приходилось прятаться, еды крали совсем мало. И вот этот хмырь, начал хвастаться, что он бесам не ровня. Что это они сироты, а у него родители живы, только в другом городе. Что весь этот шухер в подъезде подняли из-за него, он что-то такое важное выкрал на верхних этажах, но полиция никогда его не поймает. Он это отнесет в родной город и ему дадут кучу еды, и он до конца жизни работать не будет. Некоторые над ним смеялись, другие за хвастовство хотели побить, но, оказалось, что пацан отлично дерется и даже знает приемы, которые только полицейские знают. Даже не смотря на то, что у него левая рука ранена, никто с ним справиться не смог.

— Вчера, когда мы от полиции прятались, хмырь взял и выкинул меня полицейским. Совсем оборзел, чмо!

Кайлаш слушал беса молча. Все, что он говорил, переворачивало расследование с ног на голову. Что это? Удачная подстава или беспризорник говорит правду? Как проверить? Выходило, что на Бёрьессона нет ничего кроме голоса интуиции и прихода его жены в полицию. Но для этого могли быть и другие причины, никак не связанные с кражей… А здесь как будто все сходится: физически силен, ранение не где-нибудь, а именно на левой руке.

К концу рассказа, капитан уже принял решение. Почему бы не провести расследование в двух направлениях? Пока жучок стоит в квартире Бёрьессонов, одни могут следить за майором, а другие поймают этого хвастливого беса, его поспрашивают.

Когда бесенок замолчал, всхлипывая, капитан обратился к нему:

— Хочешь, отомстить гаду? — тот неверяще посмотрел на Сингха.

— Как? — удивился он.

— Помоги поймать его.

— Но… как? — снова спросил тот.

— А это уж ты сам придумай, — пожал плечами Кайлаш. — Сделаешь, получишь кучу еды и квартиру в городе, — вдохновенно соврал он. Чем еще можно завлечь пацана кроме еды и квартиры? — Ну как?

— Сделаю, — в глазах появился жестокий блеск.

— Вот и отлично, — улыбнулся Сингх. — А чтобы ты не передумал, мы подстрахуемся.

На этот раз он на самом деле нажал кнопку селектора.

— Фурсенко, ко мне.

Суббота. Приют.

Эрик спускался по лестнице на пятиминутку, когда его догнала Катаржина, жена Дэйла.

— Эрик! — закричала она.

Даже по голосу он почувствовал, что произошло что-то чрезвычайное. Он остановился на ступеньках, с тревогой ожидая. Девушка подбежала, запыхавшись.

— Что случилось?

— Эрик, Дианы в комнате нет.

— И что?

— Ее нигде нет!

— Быть такого не может, — растерялся он. Самое страшное, что могло произойти еще не пришло ему в голову. — Где-то она непременно должна быть.

— Эрик, я заходила к Лейлани. Она видела, как та утром шла куда-то, сказала какую-то гадость и пошла дальше. Это было около часа назад. Ее до сих пор нет в комнате. Ни у кого из девочек ее нет.

— Ах, вот как, — усмехнулся Жманц. — Оказывается, ее нет на пятом этаже, а ты уже говоришь, что ее нет в приюте.

Снизу к ним поднялся Манслиф. Глаза после ночного дежурства закрывались. Он жмурился, протирал их, даже встряхивал головой, чтобы не заснуть на ходу. Встретив на лестнице жену с Эриком, вяло удивился:

— Вы чего здесь?

— Дэйл, ты не видел Диану? — тут же обратилась к нему Катаржина.

Он мгновенно проснулся. Переспросил со странной интонацией:

— Видел. А что случилось?

— Слава Богу! — перевела дух девушка. — А то я переволновалась. Сегодня днем я должна дежурить у нее. Пришла, а ее нет в комнате, — повторила Катаржина. — Ушла час назад и не вернулась. Так где она?

Дэйл побледнел. Перевел взгляд с жены на Эрика и обратно:

— Я тоже видел ее около часа назад. Она сказала, что идет в столовую…

— Она не может целый час сидеть в столовой, — недоуменно констатировал Эрик.

— Она там вообще не появлялась. Я спрашивал у дежурных.

— Так где же она? Где ты ее видел последний раз?

— Эрик… — Дэйл помедлил. — Возле фильтр-комнаты.

— Нет, — потрясенно пробормотал Жманц, до которого, наконец, стало доходить, чего же так боятся Манслифы. — Этого не может быть, — в голове тут же созрел план. — Так Дэйл быстро организуй дежурных, пусть проверят все комнаты в приюте, вплоть до спальни мальчиков. Через двадцать минут доложишь о результатах.

— Есть, — Дэйл направился вниз.

— Я пойду еще раз наверху проверю, — дрожащим голосом предложила Катаржина.

— И к майору поднимись. Вдруг она у него, — распорядился Жманц.

Сам он прямиком направился к новой учительнице, Клеопатре. В нем еще теплилась надежда, что Диана пошла к ней…

Но когда через двадцать минут все собрались на пятиминутке, стало очевидно: Дианы в приюте нет. Поскольку через приемник она не выходила, выйти она могла только на свалку.

После минуты молчания, которая стихийно повисла в раздевалке, сяньшень записал в список погибших еще одно имя.

Суббота. Лондон.

Пойманному бесенку ввели под кожу маячок. Ввели так, чтобы ни он, ни кто-нибудь другой из его компании не смог его достать — на шее. Одно неверное движение ножом или заточкой и мальчишка умрет.

— А потом как? — испуганно спросил пацан.

— Ты обязан прийти вместе с этим хмырем. Иначе как получишь награду? Тогда наши специалисты и вытащат тебе прибор.

После этого Кайлаш несколько раз повторил план, который разработал.

— У своих скажешь, что сумел бежать, когда тебя допрашивал капитан. Схватил со стола ручку, воткнул мне… в глаз, например. Может, еще что-нибудь придумаешь. Убежал, до того как я успел нажать кнопку тревоги. День я даю тебе, чтобы ты присмотрелся к этому хвастуну. В понедельник — и ни днем позже ты должен уговорить его ограбить склад на минус первом этаже. Склад находится в левом крыле. Комната N 4. Там хранится еда, которая осталась после ярмарки. Во вторник ее перевозят в магазины. Значит, единственный удобный день для ограбления — понедельник. Склад N 4 — на хорошей охране. На двери хитрый замок, новая сигнализация. Но в соседнем складе N 6 сигнализации нет, замок проще. В комнате N6, где проходит вентиляция, обвалилась часть стены. Вы сможете пролезть в дыру. Ты непременно должен заманить туда шпиона. Там мы вас схватим.

— Но мне надо как-то объяснить им, откуда я про это узнал.

— Скажи, что слышал, как со склада N 4 жаловались в полицию на эту дыру. А я сказал, что это не наши проблемы, что пусть сами заделывают, и что пока они склад не отремонтируют, мы его охранять не будем. А они сказали, что раньше вторника никак не смогут это сделать. Они должны на это клюнуть. У вас есть только один день, чтобы украсть эту еду. Во вторник дыру закроют. Все запомнил?

— Да. А что если он не захочет со мной воровать? Он чаще в одиночку орудует.

— В твоих интересах, — усмехнулся капитан, — сделать все, чтобы в понедельник он оказался на складе. Потому что во вторник маячок, который мы тебе ввели — взорвется.

— Что? — мальчишка схватился за шею. — Гады! Гады! — заорал он.

— Спокойней, — Сингх скривил губы. — Мы просто делаем свою работу. Что если ты захочешь обмануть нас? Нам надо быть уверенными, что ты, как у вас выражаются, не держишь нас за лохов. Хочешь жить — до вторника ты должен помочь нам поймать шпиона.

Бесенок еще держался за шею, судорожно всхлипывая. Кайлаш спокойно смотрел на него. Выдержав паузу, еще раз спросил:

— Ну… Если все ясно — свободен.

Тот зло сверкнул глазами и исчез в коридоре.

Капитан повернулся к Фурсенко.

— Ну как? Работает маячок.

— Работает, — кивнул старший лейтенант. — Круто вы с ним. Он ведь поверил.

— Мне и надо, чтобы поверил. Иначе не будет стараться, — пожал плечами Сингх. — Ладно, я домой. Надеюсь, до понедельника ничего не произойдет.

— А Бёрьессонов продолжать прослушивать?

— Безусловно! — вскинул брови капитан. — Пока не убедимся, что этот бесенок не врал, будем прослушивать.

Воскресение. Приют.

Марк открыл глаза. Живот еще побаливал, но чувствовал он себя намного лучше. Снова захотелось пить. Он скосил глаза. Клео, сидевшая на стуле, тут же вскочила, склонилась над ним.

— Проснулся? Пить хочешь?

Он кивнул. Она подала бутылку с трубочкой. Марк пил и, не отрываясь, смотрел на девушку. Она смущенно прятала глаза. Наконец, он отодвинул бутылку, лег на подушки.

— Что у вас тут произошло без меня?

— Все хорошо, — с готовностью откликнулась Клео. — Мы вместе тебя выхаживаем, все воспитательницы приходят. Старшие лейтенанты заглядывают. Хорошо, что ты в себя пришел.

— Как Славик? — прервал он.

— Намного лучше, — робко проворковала Клео. — Ты его спас. Вот только… — она осеклась.

— Что? — нахмурился Марк.

— Ну… — девушка явно пожалела о том, что заикнулась, но Левицкий настаивал.

— Говори!

— Диана пропала…

— Как пропала? — не понял Марк.

— Ее нет в приюте. Последний видел ее, кажется, Манслиф. Возле фильтр-комнаты.

Майор сразу понял то, что Клео не договорила. "Чертова девка, — разозлился он на Диану. — Ящик еды истратили, чтобы спасти ее!"

Клео тихонько сидела рядом, не зная, как продолжить разговор. А мысли Марка переключились на другое. Никогда он не предполагал, что вот так будут хлопотать о нем. "Мы вместе тебя выхаживаем, все воспитательницы приходят. Мадам Байи, интересно знать, тоже приходит?"

— Марк… — собравшись с духом, Клео решила произнести давно заготовленную речь. — Марк, прости меня. Я…

— Ты думаешь, это случилось из-за тебя? — перебил Марк, тут же уловив, что она хочет сказать. Клео кивнула, не поднимая глаз. — Ты тут ни причем, — продолжил он. — Просто случай. Я не злился на тебя.

Она, наконец, встретилась с ним взглядом и улыбнулась.

— Я думала, ты сердишься… Марк, там, на лестнице… Итиро приставал ко мне, но я бы не позволила… Если бы ты не появился…

— Не надо об этом, — скривился Левицкий. — Он в любом случае подходит тебе больше, чем я. Если бы я был на твоем месте, я бы тоже выбрал лейтенанта, а не майора.

— Марк! Дело не в этом…

— В чем тогда? Мне просто интересно, объясни. Я слишком тороплю тебя?

— Нет.

— Значит, я тебе просто не нравлюсь?

Клео опустила густые ресницы:

— Нравишься. Но замуж я за тебя не выйду. Извини.

— Я не настаиваю, — помолчав, продолжил Марк. — Но тогда ко мне ночью не приходи. Ясно?

Клео заторможено кивнула, потом медленно встала, пошла к выходу.

— Позови сяньшеня, — крикнул ей вслед Левицкий.

После того как девушка ушла, он почувствовал облегчение. Хоть один груз с плеч долой. Осталось только решить проблему с воровством.

Вскоре к нему зашел Эрик:

— Клео сказала, что ты пришел в себя, — расцвел он. — Марк, как же мы за тебя волновались!

Они посидели минут пятнадцать. Эрик рассказывал, как идут дела в приюте, но Левицкий догадался, что он чего-то недоговаривает. Спросил сам, состроив суровый голос:

— Старший лейтенант Жманц, хватит болтать, докладывайте, как положено, что случилось.

Тот посуровел, промолвил тихо:

— Я не знаю, случилось или нет… Только подозреваю.

— Что подозреваешь?

— Я кормил Лифтера раз в день, как вы велели…. Но мне кажется, его кто-то еще кормит. Он выглядит сытым. Даже как-то пренебрежительно к еде относится.

Марк обдумал услышанное:

— Вполне возможно и не показалось тебе. Я сам что-то подобное подозревал. Знаешь, если уж из тайника воруют еду, то вскрыть карцер для шпаны вообще плевое дело. Если бы могли бы магнитные ключи подделать от наручников и его бы давно освободили. Ты об этом сильно голову не ломай, я, как встану, сам разберусь, — рана снова начала беспокоить его. Он поморщился.

— Может, обезболивающее? — предложил Жманц.

— Не надо пока, — отказался Марк. — Ты вот что… — он стал говорить с паузами. — Назначь трех новых старших лейтенантов. Вместо себя и двоих погибших. Назначь Гомбоша Кароя, Гордона Брайана и Адамскова Тадеуша. Назначь младших лейтенантов. Подмогильного Василия и девочку эту… Ашимову Гульшат. Скажи. Я утвердил.

В комнату зашел сяньшень Дэн. Эрик тут же извинился и вышел. Старик присел на стульчик.

— Рад видеть вас с открытыми глазами, — усмехнулся он. — Хотели поговорить насчет порошка?

— Да, — кивнул Марк. — Я вот думаю. Может, это Тендхар воров покрывал?

— Я тоже на это надеюсь, — опечалился сяньшень. — Но вряд ли это так. Не в его характере. Что-то вы не очень хорошо выглядите. Давайте-ка укол сделаю.

Не слушая возражений, он вколол лекарство. Когда немного отпустило. Марк спросил:

— А что если зря порошок купим?

— Зря ни в коем случае не будет. Даже если это был Тендхар, ему обязательно кто-то помогал из воспитанников. Они могут еще раз попробовать без него.

— Хорошо уговорили.

— Сегодня поедем на ярмарку. Я куплю порошок, а уж обработаю ящики сам. Кстати, у нас теперь есть хороший повод снять посты. Скажем, что крал Тендхар, а значит, этого не повторится. Так что сегодня же на пятиминутке, от вашего имени я прекращу патрулирование по ночам… — сяньшень внимательно посмотрел на Марка. — Ладно, кажется, вы уже устали. Спите, а я позову кого-нибудь из воспитательниц.

Как старик вышел, Марк уже не слышал.

На ярмарку послали Эрика, Кима и сяньшеня Дэна. В помощь взяли рядовых четвертого класса. Товарами как обычно загрузили две тележки: в одной то, что не могли переработать — бумага, стекло, фарфор, куски дерева и металлические части, снятые с машины. В другую загрузили готовые вещи: отреставрированную посуду, картины из кусочков ткани и пластика, абажуры и прочие мелочи.

Еще две тележки предназначались для сопровождающих. Они уселись и уже собрались нажать на кнопку пуск, когда подбежал Рауан.

— Эй, а как же я?

— А ты ножками, ножками, — пошутил Калафати.

— Я тебе сейчас дам ножками, — Рауан кувыркнулся, упав прямо на Калафати. Послышалась возня, шум. Наконец все уселись.

Двигатель находился только на первой тележке, Эрик нажал кнопку пуска и по рельсам, расположенным в тоннеле они поехали на ярмарку. Веселее всего приходилось тем, кто сидел последними. Как ни старался Эрик ехать не слишком быстро, хвост их состава мотало из стороны в сторону. Но именно поэтому дети любили ездить там — на поворотах даже дух захватывало.

— Хотите анекдот? — спросил Рауан, перекрикивая шум колес и двигателя. — Первый закон химии: если взять килограмм дерьма и килограмм еды и смешать, то получится два килограмма дерьма. Второй закон химии: если взять килограмм дерьма и сто килограмм еды, получится сто один килограмм еды… дерьмовой еды…

Едва успели отсмеяться. Как впереди показалась арка ярмарки. Эрик выключил двигатель, последние метры они проделали по инерции. Как только они въехали под купол ярмарки, их окружил привычный для толкучки шум. Ярмарка представляла собой гигантскую окружность, с шестью полукруглыми выходами: пять в города и один в приют. Потолок здесь был ниже, чем в городе или приюте — а из-за большого размера ярмарки, казалось, что он буквально давит. Через каждые десять метров стояли бетонные столбы, поддерживающие потолок. Вдоль стен расставили пластиковые полки, на которые размещали товары. Тем, кому не хватало места у стены, могли расположиться в любом месте ярмарки, разложив складные столы.

Жители городов встречались только на ярмарке. Раз в неделю они выносили товары, чтобы обменять их на еду, похвастаться достижениями, купить то, что в их городе делать еще не научились.

Рядовые помогали сяньшеню прикрепить полки, расставить товар. Ким пошел сдавать лом. Эрик ушел с ярмарки в Нью-Йорк.

Уши привыкали к шуму и начинали различать отдельные выкрики:

— …Две банки еды и бутылка воды! Да где ты видел наладонник за такую цену? Не уступлю!

— Новая форма! Подходите. Только у нас — высшее качество!

— Женские блузки недорого — три банки еды.

— Бэушная обувь — за банку еды две пары!

— Одежда! Детская, мужская, женская.

— Запчасти для очистителя.

— Лампочки, батарейки, аккумуляторы.

Не прошло и пяти минут, как к ним подошли за товарами. Ким вернулся — за лом получили десять ящиков еды и пять воды. Он подошел к столу, началась торговля за каждое изделие.

Через час вернулся радостный Эрик.

— Сдал тест. Взяли на работу охотником, — сообщил он новости. — Дали квартиру на минус седьмом этаже. Но это пока Алсу не может работать. Через два дня на работу. Комнаты чудесные. С пластиковой мебелью. Все такое красивое…

— Поздравляю! — Ким сердечно обнял его.

— Рад за тебя, — старик пожал ему руку. — Но пока вставай к столу, мне надо купить кое-что. Рауан пойдем со мной.

Товар из приюта шел хорошо: они уже зарекомендовали себя. А теперь, когда над ними поработала еще и Клео, покупали еще охотнее. Вскоре Рауан вернулся, забрал один ящик еды. На недоуменные взгляды Эрика и Кима лишь пожал плечами:

— Сяньшень сказал купить какую-то краску.

Когда почти все распродали, Ким тоже отпросился:

— Эрик, я пройдусь по ярмарке. Купить надо кое-что для Лейлани.

— Конечно, иди. Я справлюсь.

Жманц проводил взглядом друга. В душе он считал, что Марк обошелся с ним слишком сурово. Эрик бы с радостью помог девушке. Даже если она не выживет, лишний год, даже полгода, много значат в этом случае.

Когда Ким вернулся, воспитанники уже складывали еду и товары, которые купили на ярмарке для приюта, обратно в тележки.

— Здорово поторговали сегодня, — заметил Калафати. — Все купили, и еще двадцать два ящика еды осталось, одиннадцать хлеба и восемнадцать воды. И это еще добытчики неполную неделю работали. Давно не помню такого.

— Эх, садитесь, с ветерком прокачу! — воскликнул Эрик.

— Смотри, если сломаемся, придется на себе все тащить, — осадил его Ким с улыбкой.

Сегодня Витька решился снова взяться за гвоздь. Он опять разговаривал ночью с Ирой и с Испанцем и почувствовал: они точно что-то скрывают. Он не мог выяснить что именно, сидя в карцере. Но единственное, чем они могли навредить ему — это оставить в карцере, даже не пытаться найти фиксатор, чтобы отстегнуть его от наручников. Это вполне в духе сестры. Ей никогда не нравилось, что он живет в подъезде, но каждый раз, когда она пыталась договориться с ним, он цедил в ответ:

— Мне тоже не нравится, что ты работаешь в службе сервиса.

Она умолкала, не находя слов, чтобы переубедить брата. Да и откуда найти такие слова? Для него было легче умереть, чем знать, что сестра торгует собой, чтобы он хорошо жил. Он не хотел такой жертвы. Его тошнило от этого. Что ж, если она с Испанцем договорилась подольше подержать его в приюте, он устроит сюрприз.

Лифтер снова забрался по цепочке и стал ковырять стену вокруг крепления цепи. Бетон понемногу поддавался. Каждый раз, когда от него откалывался крохотный кусочек, душа ликовала. Этот бетон, это крепление, которое он старался вытащить — стали символами его жизни. Всем только кажется, что он маленький и беспомощный. На самом деле его воли, упорства хватит, для того чтобы прошибить любую стену. Может, на это уйдет немало времени, но он выйдет победителем. Всех перехитрит: и майора, и Испанца, и Ирку. Самого Бога перехитрит!

Когда он уставал держаться за цепочку — спрыгивал вниз и отдыхал, делая подсчеты. "Если каждый день я буду делать углубление в два миллиметра, а крепление длинной в десять сантиметров, то… мне понадобится почти два месяца, чтобы освободиться. Нет, так дело не пойдет. Надо хотя бы по сантиметру в день ковырять…"

Эта мысль возвращала силы. Он с новой энергией забирался вверх, ковырял и долбил.

Воскресение. Лондон.

В каком-то смысле Йорген даже радовался тому, что в квартире установили жучок. До этого он постоянно переживал, что Ева может сказать что-то при дочерях или гостях. Теперь же она стала очень осторожна, каждое слово, прежде чем произнести, взвешивала. Если сомневалась, предпочитала писать в наладоннике. Йорген заботился, чтобы в нем ничего не сохранялось, тут же все стирал.

Два дня их не беспокоили, но он прекрасно понимал, что это затишье временно. Если за них взялись, то в покое не оставят, пока не дожмут до конца. А он по-прежнему не знал, что ему делать. Кому бы ни отдал то, что выкрал — Депрерадовичу или Сингху — его все равно убьют, хотя он даже не заглянул, в эту флэшку. В эти дни он старался даже не прикасаться к маленькой коробочке из-под лекарства. Пока он поступал так — оставался шанс выбраться живым.

Сегодня, когда Ева ушла на свалку, он все-таки достал материалы. Остальные вещи он давно спрятал в тайнике — если в доме будет обыск, ничего не найдут. И только с этой вещью, стоившей жизни Лизе и ее сыну, и угрожавшей теперь смертью семье, он расстаться не мог.

Взяв пластмассовый пузырек из шкафчика на кухне, где стояли и другие лекарства, он заперся в спальне, чтобы дочери случайно не застали врасплох. Поставил его перед собой на табуретку. Долго смотрел, будто мог просветить взглядом пластмассовые стены и узнать то, что там содержалось. А может, он надеялся, что пузырек подскажет, как выйти из создавшегося положения.

Но озарение не приходило. Он взял его в руки, повертел немного. Какие же тайны содержатся здесь, что разведки двух городов мобилизовали силы, чтобы добыть эти материалы, несмотря даже на более чем десятилетний срок давности. Казалось бы, давно уже и забыли, что документы существуют.

Йорген открыл крышку и заглянул внутрь. Там лежала флэшка. Даже не шпионская, размером со скрепку, а самая обыкновенная — сантиметров пять в длину и один в ширину. Осторожно достал флэшку, открыл. Никаких секретов, даже не обозначено какой объем она может сохранить. Может, воспользовались этой моделью, потому что хотели сохранить много информации, столько, что на маленькой не уместишь?

Что же ему делать? Что?

Отдать Депрерадовичу? Или подкинуть Сингху, чтобы он перестал ловить преступника? Его загнали в тупик, но самое страшное ждало впереди.

Йорген посмотрел на часы. Пора собираться на свалку.

Он положил флэшку обратно в пузырек, отнес на прежнее место — в шкафчик с лекарствами на кухне. Потом облачился в костюм охотника, поцеловал дочек на прощанье и вышел в коридор.

Воскресение. Приют.

Вечером, когда сяньшень, закрылся в мастерской, в дверь кто-то постучал. Пока он раздумывал, стоит ли открывать сейчас, когда он собрался обрабатывать тамьяном ящики с едой, послышался голос:

— Сяньшень, откройте. Это я.

Старик не поверил ушам. Он приоткрыл дверь — на пороге стоял майор.

— Вы с ума сошли! — переполошился старик.

— Тише, — прошептал он. — Дайте войти.

Сяньшень закрыл за ним дверь. Марк обессилено опустился на стул.

— Хотел вам помочь, но, кажется, переоценил свои силы.

— Вы с ума сошли, — повторил сяньшень. — Вам еще лежать и лежать. Первый день, как в себя пришли.

— Зря что ли вы врачу три ящика еды отдали, — буркнул Марк.

— Откуда вы… — оторопел сяньшень.

— Я все знаю, — усмехнулся Левицкий. — Только воров в приюте вычислить не могу. Может, потому что слишком сильно доверяю? В общем, щедро оплаченный врач сказал, что через пять дней я буду на ногах. А сегодня уже четвертый.

— Третий, — нахмурился Дэн.

— Все одно, — махнул рукой Левицкий. — Помочь я вам не смогу, но хоть посмотрю на ваше чудо.

— Смотрите, — охотно согласился сяньшень. — Вот он, тамьян. Видите? В банке белый порошок. А если его рассыпать по столу он становится почти прозрачным, так что и не заметен. Ни одну вещь испачкать не может, потому что реакция начинается только при нагревании. То есть если хоть самое маленькое количество порошка попадет на руки, то от тепла тамьян потемнеет и отмыть его будет практически невозможно.

— Но шанс есть? — уточнил майор.

— Небольшой. Очистителю это точно не под силу. Существует определенный химический реактив, который нейтрализует действие порошка. Но в приюте такого нет, так что каждого, кто прикоснулся к ворованной еде, мы поймаем. Тем более что срока годности у тамьяна нет. Даже если воры надумают снова появиться через неделю — руки у них все равно потемнеют.

— Отлично. Давайте, я вам помогу все-таки. Я уже пришел в себя после долгого пути на первый этаж.

— Не вздумайте! — замахал руками сяньшень. — Если вам станет плохо, я вас назад не дотащу, а если приглашу кого-нибудь сюда, наш секрет может выйти наружу. Так что сидите и не шевелитесь.

— Слушаюсь, — ухмыльнулся Левицкий.

Шутка майора старика нисколько не развеселила.

— Я надеюсь, вы хоть лекарства какие-нибудь прихватили с собой? — строго спросил он.

— Прихватил, — кивнул Марк. — Самые лучшие московские лекарства. Лекарства, которые творят чудеса.

— Тогда я начну. После отбоя совсем немного прошло. Посты на сегодня я снял. Кто знает, может, сегодня уже и придут воры.

Он надел резиновые перчатки, прошел в тайник и стал один за другим открывать ящики тщательно посыпать их порошком, когда он убеждался, что каждая банка покрыта тонким слоем, похожим на пыль, он обсыпал и коробку. Левицкий, пока сяньшень отвернулся, сделал себе укол. Он на самом деле чувствовал себя лучше. Может, устал, немного с непривычки, ведь за эти трое суток он почти ничего не ел. Но он точно знал, что со швами на животе и спине ничего не случилось. Сейчас слабость пройдет, и он сможет вернуться в постель, возле которой мирно спит мадам Ветинг Ходне. Умаялась с малышами за день.

Еще он чувствовал, что уже завтра станет еще лучше. Швы еще будут побаливать, но он сможет спуститься вниз, чтобы проверить, результаты их с сяньшенем операции. Завтра он возможно уже узнает, кто из лейтенантов предал его…

И он должен будет казнить воров. Так он обещал.

Понедельник. Приют.

Вчера вечером Марк не только добрался до кровати, но даже разделся. Утром, проснувшись, как обычно, в шесть утра, притворился спящим, подождал, когда мадам Ветинг Ходне выйдет из комнаты, потом быстро скользнул в очиститель. Полюбовался там на неровные шрамы с засохшей, почти черной корочкой. Еще одна метка на нем. Память об Александре, Филиппе и Бенни. Он пытался заглушить чувство вины обычными доводами. "Бенни не виноват, что его родители погибли. Так ему определил кто-то свыше: родиться больным, потерять родителей, погибнуть на свалке. Александра уродилась такой, что не могла с этим смириться и этим тоже предопределила свою судьбу. А Ле Пан… Филипп оказался слишком ответственным". Но слова не успокаивали. Голос внутри настойчиво твердил: "Ты хотел пожертвовать одним ребенком ради других, а в результате погубил двух лейтенантов и сломал жизнь Славику…" Марк и раньше знал, что детям в приюте не нравится, как он поступает с Бенни, но он даже предположить не мог, что кто-то попытается воспрепятствовать. Но именно это вызывало гордость. Он воспитал детей, не желающих мириться с жестокостью, готовых отдать жизнь за другого. О просчете с Тендхаром он жалел гораздо сильнее. Возможно, сегодня, он узнает, где еще просчитался. А может и нет.

Левицкий торопился убедиться, что сяньшень не угадал. Воры не появятся никогда, напрасно они купили этот порошок. Но он не упрекнет сяньшеня за трату еды. То, что он ошибся — большая радость.

Марк оделся и как мог быстро спустился вниз. С сяньшенем Дэном он столкнулся на первом этаже.

— Опять встали, — заворчал старик. — А я как раз к вам.

— Что? — замер Левицкий.

— Украли два ящика. Компенсация за те дни, что просидели без дела. А может, обрадовались, что в воскресение много ящиков принесли — об этом все знают.

Радужное настроение майора тут же исчезло. Заметив, что Марк побледнел, сяньшень подумал, что ему стало хуже.

— Вам надо вернуться к себе! — он шагнул ближе, чтобы поддержать майора, но тот отверг помощь.

— Нет. Я закончу это дело, сяньшень. Сейчас, я иду в раздевалку. Вы поднимитесь к Эрику, проверьте его руки. Если все в порядке пусть помогает. Сначала пусть пригласит ко мне старших лейтенантов. Потом пусть сам проверит руки у младших лейтенантов. Те, кто чист, помогут проверить руки у воспитанников, начиная с добытчиков. Всех, с черными руками, пусть запирает пока в библиотеке. Мы должны успеть все сделать до построения.

— Чтобы после построения казнить виновных?

— Именно, — подтвердил Марк и направился в раздевалку.

Через десять минут к нему стали подходит лейтенанты. Марк как обычно сидел на стуле между двумя рядами скамеек у стены. Он облокотился на локоть и закрыл лицо рукой. Лишь по слуху определял, сколько лейтенантов зашло в комнату. Он насчитал десять — Эрик оповестил даже тех, кто находился в этом звании всего один день. Что ж так лучше. В конце концов, младшие лейтенанты тоже могли быть в этом замешаны.

Он поднимает голову, но смотрит так же вниз, чтобы даже мельком не увидеть руки своих парней.

— Я собрал вас сегодня раньше, потому что у нас в приюте опять произошло чрезвычайное происшествие. Пропало два ящика еды, — среди лейтенантов проносится вздох. Марк спокойно продолжает. — Но на этот раз мы с сяньшенем Дэном тщательно подготовились к краже. И сможем точно узнать, кто крадет, — он поднимается со стула. — Встаньте в шеренгу, — отдает приказ он.

Лейтенанты выстраиваются вдоль скамейки. Марк подходит к первому.

— Дэйл, покажи руки, — он слышит свой голос как бы со стороны, будто чей-то чужой.

Во взгляде Манслифа вопрос, он протягивает руки не сразу. Левицкий выдыхает — ладони чисты. Делает следующий шаг.

— Тед… — ладони Армгрена такие же белые.

Еще один шаг.

— Такаси… — Марк втайне надеется, что виноват именно Итиро. Наверно, из-за Клео. Руки старшего лейтенанта смуглее остальных от природы. Но не черные, нет.

Еще один шаг.

— Степан, — в глазах Головни упрек. "Ты нас подозреваешь, майор?" — говорит он. "Я не хотел вас подозревать, — отвечает ему мысленно Левицкий. — Видит Бог, я не хотел". Еще один невиновный. Еще один камень с плеч.

— Славик… — этот протягивает руки спокойно. Надо, значит, надо. Майор просто так ничего не делает. Марк бросает на него благодарный взгляд. Тот грустно улыбается краешком губы.

— Ким… — Адольфссон смотрит куда-то в противоположную стену поверх плеча майора. Протягивает руки ладонями вниз. — Ким, — повторяет майор, глядя ему в лицо. Тот, помедлив, поворачивает ладони вверх. Тут же сжимает их в кулак и опускает. На этот раз смотрит в глаза майору. Губы кривятся в усмешке. Марк быстро отворачивается, не желая смотреть в лицо предателя. Тут же рычит громко. — Всем кроме Адольфссона выйти!

Как только лейтенанты выходят, он не выдерживает, хватает Кима за грудки, прижимает к стене:

— Ты!

Тот нисколько не пугается, та же кривая ухмылка на губах.

— Я, — отвечает он, не отводя глаз.

— Зачем?! — требует Марк.

— А ты не знаешь? — он горько смеется. — Ты не знаешь, Марк? — спрашивает он еще раз.

Левицкий отпустил его, сел на скамью у противоположной стены, сжал виски руками. Ким остался стоять. Тишина казалась звенящей.

— Майор… — заговорил, наконец, Адольфссон. — Еду я верну. Ту, что не съели мои. Ведь моих всех сегодня повяжут, да? Я верну все, что осталось, если ты выполнишь одну мою просьбу.

— Не смей торговаться со мной! — зло крикнул Марк.

— Я прошу только об одном, — Ким будто и не услышал угрозы. — Не говорите Лейлани, что меня казнили. Позволь мне попрощаться с ней. Я скажу, что ухожу в город, чтобы заработать на врача, — он с тревогой ожидал ответа от Левицкого.

— Иди, — после минутной паузы услышал он. — Через полчаса построение. Жду тебя там.

Адольфссон кивнул и вышел из раздевалки.

Ким знал, что все произойдет именно так еще до того, как Эрик предупредил о встрече в раздевалке. Он ласкал жену, а она спросила удивленно:

— Ким, что у тебя с руками?

Он тогда отмахнулся. Позже, пошел в очиститель и долго тер ладони. Они оставались черными. Вот тогда он и понял, что руки испачкались неслучайно. Что сегодня, возможно, последний день, когда он видит Лейлани. Только после этого в дверь постучал Эрик.

После прихода Жманца, Ким еще минут пять сидел возле жены, запоминая ее лицо. Его пугало, не то, что он должен умереть. В каком-то смысле это даже легче, чем пережить смерть любимой. Его угнетало то, что никто не позаботится о ней. Не купит лекарство, помогающие заглушить боль, не принесет лишнюю бутылку воды. Может, попросить об этом Славика? Он поймет. Должен понять. Он всегда первый вступался за него и Лейлани…

Сейчас он поднимался на пятый этаж, обдумывая, что скажет жене. Он должен придумать какие-то волшебные слова, чтобы она не плакала.

Но Лейлани почувствовала неладное, едва он открыл дверь.

— Что случилось? — она выпрямилась на кровати, даже попыталась вскочить, но Ким остановил ее.

— Сиди-сиди. Что ты так переполошилась? Сиди, — он опустился на кровать. Так, как делал каждый день до сих пор, перед тем как уйти. Взял ее руку, поцеловал.

Лейлани смотрела так же тревожно.

— Что случилось, Ким? — повторила она.

— Пока ничего, — улыбнулся он так безмятежно, как только мог. — Но у меня есть новость. Она одновременно хорошая и плохая.

— Так не бывает, — покачала головой девушка.

— Бывает, — мягко возразил Ким. — Я нашел способ собрать еду, чтобы заплатить за твою операцию.

Он говорил так тихо как никогда и молился про себя, чтобы Лейлани поверила. Чтобы тревога ушла из ее глаз.

— Да? — недоверчиво спросила Лейлани.

— Да. И это хорошая новость, правда?

— Не знаю, — пожала она плечами. — Смотря какой способ.

— Это хорошая новость, — Ким убрал прядку с ее лица. — А плохая она потому, что мне придется уехать в город для этого.

— То есть как уехать в город?

— Я буду жить в Токио. Работать охотником. Накоплю еды и вернусь к тебе. Сделаем операцию в Москве. И будем жить долго и счастливо.

Лейлани молчала. Так долго молчала, что Ким испугался. Но другие слова, которые могли бы утешить жену, в голову не приходили. Он всматривался в бледное лицо Лейлани, слыша, как все громче стучит его сердце.

— Ким, — глаза Лейлани потемнели, казалось, она постарела сразу лет на десять. — Ты ведь будешь приходить ко мне? Хотя бы раз в неделю? — Ким понимал: она спрашивает, заранее зная ответ. В этом вопросе последняя надежда. Она и смотрит так: с отчаянием и надеждой.

— Нет, милая, я не смогу, — он отвел взгляд. "Господи, хоть бы поверила!" — Мне придется много работать, чтобы успеть накопить еды. Чтобы спасти тебя…

Он вновь взял ее руку и поцеловал. Потом еще и еще. Может, так она лучше почувствует, как сильно он любит, как она нужна ему. Он на все готов ради нее…

— Ким, — она опустила голову, боясь встретиться с ним взглядом. — Ким, ты не любишь меня? — спросила почти беззвучно.

— Лейлани, как ты можешь…

Ким потрясенно замолчал. Девушка вырвала руку, спрятала под покрывало.

— Тогда неужели ты не понимаешь? — она заговорила громче, с надрывом. — Неужели ты не понимаешь, — девушка вскинула голову, — что мне не нужна операция? Мне надо, чтобы ты был рядом!

— Лейлани…

— Если ты любишь меня…

— Не надо, Лейлани, — перебил Ким. Он напрягся, чувствуя, что еще немного — и не сможет сдерживать чувства. И тогда жена поймет, что он лжет и будет еще хуже. — Пожалуйста, Лейлани, не надо. Я уже все решил. Я делаю это, потому что люблю тебя. Потому что не могу жить без тебя. Ты поймешь это когда-нибудь…

Он с трудом сдерживал дыхание. Пристально смотрел ей в лицо. Оказывается, это так больно, когда в твою любовь не верят.

— Ты любишь только себя! — она не выдержала и зарыдала. Тут же прижала кулачок к губам, чтобы прекратить плач, но ей это не удалось, рыдания сотрясали ее. Она выкрикнула. — Уходи!

Он встал на колени перед кроватью, взял ее руку, прислонился к ней лбом и постоял так с минуту. Плач постепенно стихал. Она осторожно коснулась другой рукой ежика светлых волос.

— Ким, не уходи… — успокаиваясь, прошептала Лейлани.

— Прости меня, если сможешь, — ответил он и, быстро поднявшись, вышел, пока она не успела заметить слез.

Классы уже построились в спортзале. Там где обычно стоял один майор, теперь стояли пятеро подопечных Кима, воровавших сегодня ночью: Златкаускас, Калафати, Зорич, Берзиньш, Хачатурян. Только Оливер увернулся.

Майор тоже пока не вышел в зал. Эрик подошел к Киму. Не глядя в глаза, сказал, что Левицкий еще в раздевалке.

— Иди туда, — распорядился он.

Когда Ким вошел, Марк даже не поднял головы.

— Убирайся! — негромко произнес он.

— Что? — не понял Ким.

— Немедленно уходи из приюта. Чтобы я тебя здесь не видел.

— Марк…

— Иди в город, на свалку — куда хочешь. Но сюда ни ногой. Захочешь что-нибудь передать жене — оставишь у порога. Лейлани может уйти к тебе, если хочет. Ты к ней — нет. Убирайся. Покажешь Эрику, где украденная еда — и убирайся.

Ким ничего не сказал. Пока майор не передумал, хотел выйти из раздевалки, но у выхода столкнулся с Эриком.

— Иди с ним, отнеси еду в столовую, — обратился к Жманцу майор. — Потом отпусти.

Они вышли вместе.

Майор подошел к провинившимся. Повернулся к приюту, оставив воров за спиной.

— Доброе утро, воспитанники приюта! — обратился Марк к классам.

— Доброе утро, господин майор, — как обычно откликнулись они. Только те, что стояли позади, промолчали. Но ему показалось, будто сейчас приют отвечает не так громко, как неделю назад. Потому что нет Эрика, Кима, Тендхара, Дианы, Александры, Филиппа… Их голосов он не услышит. Даже Эрика — он уйдет сегодня в Нью-Йорк

— Сегодня мы, наконец, поймали тех, кто воровал у приюта еду, — заставил себя говорить Марк. — Они стоят перед вами. Какого приговора они заслуживают?

— Смерти! — откликнулись воспитанники.

"Это я их так научил? — подумал майор. — Да, все правильно. Я сам их предупредил, что убью виновных. Так может, и с Тендхаром произошло так же? Может, если бы не я, то и не казнили бы его. И Диана осталась бы жива…"

— А где главарь? — выкрикнул кто-то. — Его тоже казнить!

— Отставить, — оборвал Марк. — Сегодня приговор вынесу я. За воровство еды в приюте, старший лейтенант Ким Адольфссон приговаривается к изгнанию из приюта. Все, кто помогал ему, независимо от возраста и физических данных переводятся в класс добытчиков.

Возглас то ли ужаса, то ли недовольства пронесся по залу, но Марк не собирался объяснять свои действия.

— После завтрака в спортзале пройдет похоронное служение, а затем проводы Эрика, — продолжал Марк. — Разойтись! — скомандовал он.

Когда воспитанники, оживленно обсуждая происшедшее, направились в столовую, Арташес, стараясь не привлекать внимания, подошел ближе к Тимо. Тот дернулся и хотел сбежать, но Арташес поймал его за локоть, и негромко сказал:

— Думаешь, смог выбраться? Я теперь буду следить за тобой. И если что…

Увидев, что на них смотрит старший лейтенант Манслиф, он похлопал Оливера по плечу и, широко улыбнувшись, обогнал его, чтобы войти в столовую.

Понедельник. Лондон.

Ева чувствовала: происходит что-то страшное. Йорген старался сохранять спокойствие, но ему это не очень хорошо удавалось. Взгляд постоянно отсутствующий. Ей хотелось надеяться на лучшее, но с каждым днем это тяжелее удавалось. Теперь она день и ночь молилась: "Господи, только бы все обошлось. Только бы все обошлось!" Она даже забывала обещать что-то, другие слова не приходили на ум. Ева уже подумывала о том, чтобы сходить на богослужение. Может, там Господь слышит лучше?

Она старалась, чтобы дочери не заметили ее состояния, а сама еле сдерживала себя, чтобы не писать каждые пять минут мужу на наладоннике: "Ну как?" Если бы найти людей, которые смогли их защитить…

Та же мысль пришла и мужу. В понедельник утром он написал: "Попробую найти человека, который мог бы обеспечить нам защиту в обмен на эти файлы".

"Где будешь искать?" — поинтересовалась Ева.

"Может, Оверсон?"

Конечно! Как же она сразу не догадалась. Генерал-лейтенант Оверсон, который так любил бывших подчиненных, ходивших когда-то с ним на свалку. Он наверняка не откажется помочь.

"Ты поговоришь с ним сегодня?"

"Нельзя действовать в открытую. Попробую анонимно передать сообщение. Если он захочет помочь — мы спасены"

"А если нет?"

Йорген только пожал плечами, но почему Ева почувствовала — это их последний шанс. Если не поможет Оверсон, то никто не поможет.

Теперь молитва изменилась: "Господи, хоть бы он согласился помочь. Он же добрый человек. Господи, пожалуйста!" Но теперь она молилась не с таким надрывом. Ей казалось, что выход уже найден. Они выберутся из западни и снова будут жить счастливо. Потому что Йорген не случайно вспомнил о бывшем командире. Господь послал эту мысль. Оверсон — их спасение.

Присев рядом, она читала послание, которое писал Йорген. Вчера он купил на ярмарке недорогую бумагу. Без помощи полиции Оверсон не сможет определить, кто писал.

Письмо муж составил короткое:

"Господин генерал, мы знакомы, но я пока не хочу называть свое имя. Обращаюсь к вам с надеждой, что в память о старой дружбе вы поможете мне. В моих руках случайно оказались документы, необходимые Лондону. Я согласен вернуть их, если мне и моей семье гарантируют неприкосновенность. Если вы согласны быть посредником в этом деле, оставьте письмо завтра до 13.00 в магазине продавцу хлеба Бурдачеву. Пусть он отдаст его тому, кто заплатит за булки в два раза больше, чем положено".

Йорген свернул бумагу и положил в карман.

"Почему именно этот продавец?" — написала Ева на наладоннике.

"Все равно кому передать", — написал он, а про себя подумал: "Если Оверсон захочет меня предать, не спасет никакая конспирация". Получив записку, полиция вычислит Йоргена в течение пяти минут. Не так много соратников у генерала, которые находятся под подозрением, но другого выхода, кроме как довериться Оверсону, он не находил.

Йорген стер переписку на наладоннике. Ему казалось, он придумал неплохой выход, чтобы выяснить, согласен Оверсон помочь или нет. У генерала кабинет на этаже +1, откуда охотники выходят на свалку. Там присутствие Йоргена естественно, но он должен передать записку лично в руки, иначе ее может прочесть кто-то еще. Он долго думал, как подстраховаться. В кабинет пробраться не удастся.

Тут он сообразил, что на лестнице с первого по третий этаж, обычно бегают мальчишки. Школа для детей начальной ступени на этаже +3, а для среднего звена этажом выше. Обязательно находятся те, кто то и дело, будто случайно спускается ниже, чтобы хоть одним глазком посмотреть на героев города — охотников. Он сам когда-то так же бегал смотреть в Нью-Йорке. Что если попробовать передать записку через одного из них? Генерал-лейтенант Оверсон ровно в час поднимается домой на обед. Уроки в школе заканчиваются чуть раньше, но если за банку еды уговорить кого-нибудь подкараулить генерала… "А если обманет? Возьмет еду, а записку не передаст?" Йорген потер виски. Ева напряженно наблюдала за ним. "Если не передаст, — ответил он сам себе, — я ничего не теряю. В полицию же не побежит он с этой бумажкой. Но у нас появляется хоть маленький шанс", — он посмотрел на часы. До окончания школьных занятий оставалось три с половиной часа.

"Ты все продумал?" — снова написала Ева.

"Да, — подтвердил он. — Надеюсь, у меня получится"

Понедельник. Приют.

Похоронное служение проходило в полной тишине. Обычно от погибших не оставалось ничего: ни праха, ни фотографии… Только имя.

В мастерской, брали одну из алюминиевых банок, найденный на свалке, выпрямляли ее в лист, обрабатывали края. Потом чеканили на ней имя погибшего. Табличку ставили возле стены в спортзале в окружении свечей. Когда начиналось служение, обитатели приюта выстраивались в одну шеренгу: от самого младшего, до самого старшего. Они проходили мимо свечей и алюминиевой таблички, и один за другим на несколько секунд преклоняли колена возле свечей — последняя почесть тем, кто погиб, чтобы накормить приют. Последним подходил майор. После преклонения колен он брал табличку с именем и свечу и относил в комнату Памяти. Туда, где хранились имена погибших.

Сегодня похоронное служение несколько изменилось. Вначале к майору подошел Славик.

— Я не приду, — коротко сообщил он, не глядя в глаза Марку.

Тот лишь кивнул, не стал расспрашивать. Зверев ушел в свою комнату на пятом этаже, но и там метался в четырех стенах, не находя себе места. Эти дни, он старался не думать об Александре, но сейчас, когда внизу проходили похороны, он не мог не думать о ней. Снова невыносимо захотелось умереть. Он попытался открыть окно на свалку, стучал по нему, тянул на себя — окна и в приюте и в городе закрыты так герметично, что даже если захочешь, не так просто их открыть. Разбить и то надо приложить немалые усилия. Но Славик решил попробовать, он взял табуретку и ударил ей по окну. Пластик разлетелся в разные стороны, а на стекле не осталось и следа. Здесь не то стекло, что они находят на свалке — такое хрупкое, что даже на стол класть следует бережно. Оконное стекло намного прочнее, но неужели он не справится? Славик схватил кусок пластика и снова ударил в стекло. Результатов не увидел, но продолжал колотить, просто чтобы дать выход переполнявшим чувствам.

В дверь постучали и сразу открыли.

— Марк! — воскликнул Зверев, отбрасывая пластик. С ладони стекала кровь, но он не чувствовал боли, даже не заметил, как поранился.

Левицкий подошел ближе, прижал его голову к своему плечу.

— Я не могу, Марк! — застонал Славик.

— Ты сможешь, — тихо ответил он. — Водки дать?

— Нет! — Славик вырвался, отвернулся к окну. — Я не понимаю зачем!

— Ты нужен мне здесь. Нужен, понимаешь?

Зверев немного успокоился. Он осознал, что если не считать гибели родителей, это его первая потеря в жизни, а Марк теряет всех уже много лет. Потому и стал таким железным, несгибаемым. Он просто разучился чувствовать. Значит, и ему надо так же? Каждый день снова и снова загружать себя работой, чтобы заглушить боль. Он не хотел такой жизни, но понимал, что если бы Марк после гибели семьи вот так же не справился с собой, вышел на свалку, дал сожрать себя хищникам, то приюта бы сейчас не существовало. Все живы, потому что за них взял ответственность майор. В полной мере они осознали это, когда Левицкий оказался при смерти. Майор нужен приюту. А он, Славик, нужен майору. Бог его знает зачем, но нужен. Вот ведь за Диану он так не переживал.

Он повернулся к Марку.

— Со мной все в порядке.

Левицкий кивнул.

— Тогда пойдем вниз.

— Хорошо.

Когда они вдвоем подошли к спортзалу, похороны уже начались. Они с Левицким пристроились в конце очереди. Славик, не отрываясь, смотрел на таблички, стоящие у стены. Четыре алюминиевые пластинки: Филипп Ле Пан, Бенджамин Кайт, Александра Карангело, Диана Тендхар. Имена тех, кого приют казнил, не сохраняли.

Когда очередь дошла до него, он преклонил, колени лишь на секунду, боясь, что успеет прочитать имя Александры и тогда…

Марк удержал его.

— Подожди, — приказал он.

Славик так и остался стоять спиной к свечам и Левицкому, тоже вставшему на колени перед павшими. Но вскоре майор развернул его и подал табличку с именем Александры. Зверев хотел воспротивиться, но тот твердо вложил пластину в его ладонь. Протянул свечу. Они смотрели друг на друга, потом Славик взял ее. Марк подал знак, подошел Эрик и Дэйл. Левицкий дал им тоже по пластине и свече. Вчетвером они направились к комнате Памяти. Остальные выстроились вдоль стен в коридоре, оставив лишь узкий проход.

Славик шел за майором. Руки дрожали. Опять тот же вопрос бился в голове: "Зачем? Зачем Марк мучает меня?"

В комнате с такими же обшарпанными как и везде стенами не поставили мебели. Начиная от дальней стены, аккуратными рядами лежали пластины с черными пятнами от догоревших свечей. Они занимали уже половину комнаты.

Левицкий первый положил пластинку с именем Бенджамина рядом с прежними, не оставляя зазора, укрепил на пластинке свечу, шагнул в сторону. Славик положил пластину, прищурил глаза, чтобы случайно не прочитать имя Александры. Начал закреплять свечку, а руки не слушались. Свечка кренилась, никак не хотела стоять вертикально. И взгляд невольно выхватывал отчеканенные слоги "АЛ", "ДРА", "АНГЕ"… "Хоть бы кто-нибудь помог!" — в сердцах думал Зверев, еще сильнее прикрывая глаза. Но все ожидали в тишине. Наверно, Марк запретил подходить. И тогда пришлось взять себя в руки. Он открыл глаза. Провел кончиками пальцев по табличке, ощущая впадины на ней. Александра Карангело. Отныне она останется здесь. Потом спокойно укрепил свечу и тяжело поднялся. Вышел из комнаты, не поднимая глаз. И только когда снова увидел дневной свет, понял, почему Марк заставил его пройти через это. Теперь он смог сформулировать внутри себя простую истину: Александры нет, а он жив.

Понедельник. Лондон.

На этот раз удача сопутствовала Йоргену. Он вышел из дома в 12.20. Ева хотела сама пойти к школе, но он категорически запретил. Если что-то случится, есть маленький шанс, что полиция не заподозрит ее в соучастии. Если же записку пойдет передавать она, то уже отвертеться не удастся ни в коем случае.

Он спускался по лестнице. Подходя к четвертому этажу, где находилась школа, он, улучив момент, когда лестница осталась пуста, наклеил себе густые усы и небольшую полоску бородки под нижней губой. Если мальчишку станут расспрашивать, кто передал записку, он запомнит только усы и бороду.

На лестницах между третьим и четвертым этажом он с трудом пробрался между снующими школьниками, надеясь, что ему не встретятся дочки или другие дети, которые его хорошо знают. Иначе крикнут что-нибудь вроде: "Дядя Йорген, зачем вы усы наклеили?" — и прощай конспирация. Можно будет возвращаться назад.

Вообще-то детям запрещали выходить на лестницы, пока они в школе. Но на третьем и четвертом этаже в общей сложности обучалось около пятнадцати тысяч детей — разве за всеми уследишь? Поэтому самые неугомонные обязательно на перемене или после школы обязательно покатаются на перилах или сбегают на первый этаж, чтобы посмотреть на охотников.

Между вторым и третьим этажом он встретил сразу трех друзей. Выбрал того, что шел последним. Он явно хотел остаться еще, но друзья торопили:

— Анджей! Давай быстрее, а то опять от родителей попадет!

— Сейчас! — он оглядывался, хотя по времени, новая партия уже вышла на свалку, так что сейчас на первом этаже можно встретить только вернувшихся мусорщиков.

Увидев Йоргена, мальчишки притихли, Анджей заторопился. Йорген схватил его за рукав.

— Постой минутку, — произнес он как можно мягче, чтобы не напугать мальчишку. — Хочешь заработать банку еды?

Глаза у мальчишки сразу загорелись, но азарт тут же сменился скепсисом. Чтобы убедить Анджея, что обмана нет, Йорген показал краешек банки из кармана и добавил:

— Дело плевое. Передашь записку одном человеку и все, — теперь мальчишка смотрел с интересом, но по-прежнему не произнес ни слова. — Ну, так ты согласен? Или мне предложить это дело твоим друзьям? — подтолкнул его Йорген.

— Анджей, ты идешь? — друзья наблюдали за тихим диалогом настороженно.

— Щас! — крикнул он. Почесал за ухом, потом кивнул. — Сделаю. Кому передать?

— Сначала отпусти друзей, — попросил Йорген. — Будут ждать — еще делиться придется, — он подмигнул.

— Вы идите, я позже приду! — немедленно крикнул предприимчивый ребенок. Скорее всего, он живет на нижних этажах, только там дети постоянно голодны и дорожат каждой ложкой еды.

Двое остальных пожали плечами и поднялись вверх. Йорген подумал, что если бы он задержал мальчишку ближе к вечеру, вряд ли бы они остановились. Хотя в городе преступления происходят очень редко, но все же случаются. Днем же, даже еще на первом этаже, рядом с охотниками и больницей, находящейся на этаже +2, дети ничего не боялись.

Как только друзья скрылись, Йорген передал Анджею банку.

— Доверяю тебе, — улыбнулся он. — Что ты меня не обманешь и сделаешь так, как я скажу.

— Кому передать-то? — мальчишка принял независимый, нагловатый вид.

— Тебе придется подождать. В час дня генерал-лейтенант Оверсон идет на обед. Видел его?

— Видел, — в глазах зажглось восхищение.

— А я с ним работал, — попытался сохранить его восторг Йорген.

— Так вы охотник? — обрадовался мальчишка.

— Был охотником, — загрустил Йорген. — Ранили меня хищники, так что теперь работаю на нижних этажах. Но вот сейчас вроде лучше себя чувствую, хочу, чтобы генерал помог мне вернуться в строй. Записку ему написал, самому неудобно просить. Поможешь?

— Помогу! — Анджею не пришло в голову, что для того, чтобы вернуться в строй, надо лишь пройти тест, и помощь генерала в этом не нужна.

— Ну, спасибо тебе, — Йорген дружески потрепал его плечо. — Вот тебе записка, подожди генерала, он уже скоро придет, а я пойду. Я там, в записке написал, если он захочет меня найти, позвонит. Спасибо, — Йорген еще раз искренно поблагодарил мальчишку, и стал не спеша подниматься вверх. Остановившись на верхней ступеньке, еще раз улыбнулся Анджею и помахал ему рукой.

Теперь надо дождаться завтрашнего дня. Но впервые Йорген поверил всем сердцем: все получится. Оверсон непременно поможет.

Понедельник. Приют.

Проводы Эрика проходили почти так же грустно, как похоронное служение. Слишком многое произошло в приюте, чтобы можно было его отпустить спокойно. Все собрались в столовой пораньше и, как и в день рождения маленького Марка, дарили подарки и говорили добрые пожелания, но атмосфера стояла не праздничная. Даже Эрик и Алсу смотрели печально.

Для обитателей приюта, отъезд Жманцев знаменовал собой начало новой эры в жизни приюта. Марк остро осознал, что в ближайший месяц от него уйдет еще несколько человек. Жманц говорил Левицкому: Алсу боится. Только сейчас он догадался, почему никто не покинул приют раньше — они боялись. Майор стал для них привычным злом, а в городе, пришлось бы столкнуться с неизвестностью. Устроится Эрик, другие лейтенанты рискнут тоже начать жизнь в городе, не дожидаясь, когда у них родится двое детей. Те, кому уже исполнилось восемнадцать, поймут, что город не такой уж страшный, что можно вернуться туда и работать охотником, получить койку в общежитии… В Нью-Йорк и пойдут, чтобы быть рядом с Эриком, а значит, опять вместе, а не в одиночку.

Марк хотел, чтобы все произошло именно так. Он жил ради этого. Но сейчас, он почувствовал себя ужасно старым и усталым. Захотелось, просто сидеть в столовой и наблюдать за суетой, но ни за кого не отвечать. Потому что больно, когда ошибаешься. Когда они гибнут.

К нему подсел Головня.

— Это ведь хорошо, что Эрик уходит, да? — спросил он шепотом.

— Конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Ты как будто его тоже хоронишь, — объяснил Степан. — Мы ж все на тебя смотрим… И как будто что-то плохое происходит.

— Я… — вдруг заныли раны и он, усмехнувшись, догадался, что мрачные мысли, от обычной усталости. — Я еще не здоров, — объяснил он Степану. — Мне, пожалуй, надо подняться к себе…

Он встал. Головня тоже вскочил:

— Помочь? — встревожился он.

Но Марк упрямо покачал головой:

— Я сам.

Он подошел к Эрику. Дотронулся до головы старшего сына Томаша, который с любопытством смотрел на происходящее. Потом прикоснулся к завернутому в пеленки маленькому Марку, который на этот раз спал. Личико его не расправилось еще, он походил на крошечного старичка.

Эрик всматривался в лицо майора. Наконец Марк поднял голову, чтобы встретить взгляд лейтенанта.

— Все хорошо, — тихо сказал он. — У вас все будет хорошо. Забегай иногда, а мне надо подняться к себе.

Эрик кивнул с готовностью. Еще раз похлопав лейтенанта по плечу, Марк отвернулся. Чтобы столкнутся взглядом с Клео. Она сильно изменилась за эти дни. Несмотря на то, что по-прежнему надевала маленькое черное платье, уже не выглядела такой вызывающе сексуальной. Может, потому, что косметики на ней убавилось вдвое, и она все больше походила на воспитанниц приюта. Сейчас она не спускала глаз с Левицкого. Взгляд наполнился затаенной болью. И показалось, она чего-то ждет от него, но он так и не понял, чего именно. Все, что он мог предложить, он уже предложил…

Ночь с понедельника на вторник. Лондон.

Капитан Кайлаш Сингх мог бы спокойно уйти домой, когда его рабочее время закончилось. В конце концов, у него существовали талантливые подчиненные, которые могли бы провести операцию сами. Но за годы службы он так и не научился до конца доверять людям. Ему казалось, что без него они не будут стараться так уж ревностно. Обязательно что-нибудь упустят и провалят. Может, причиной такого отношению было то, что на кону стояла его жизнь, а они рисковали только несколькими банками еды, которые вычтут из зарплаты в случае неудачи.

В общем, он поднялся домой, поужинал вместе с Нарине и двумя спиногрызами — так он называл сыновей, а потом снова ушел на работу.

Самое большое искушение — еще раз проверить посты. Но он одернул себя — так можно и испортить все. Заметит какой-нибудь бесенок, что полиция рядом ходит — и упустят вероятного преступника.

Кайлаш прошел в кабинет, включил компьютер, заново просмотрел материалы дела. Прослушивание Бёрьессонов по-прежнему ничего не давало. Уверенность, с которой Сингх дожимал майора, постепенно таяла. Откуда он мог узнать про жучки? Интуиция? Вполне возможно — он и сам руководствовался интуицией очень часто. Но оставался и еще один вариант: жена Йоргена ни причем, она ничего не знает о делах мужа, потому и стоит в доме такая тишина. Майору не с кем разговаривать о шпионском задании. Может, стоит еще раз проверить компьютеры у них дома? Должен же он хоть где-нибудь хранить информацию…

Если бы он имел уверенность, что следит за тем, за кем нужно… А что если настоящий преступник наблюдает за ним и посмеивается до колик? Может, попытаться спровоцировать Бёрьессона? Дать понять, что о его делишках все известно, он занервничает, сделает какую-нибудь глупость… "Чем черт не шутит… Надо попытаться"

Сингх написал записку, вызвал к себе одного из рядовых, которые в эту ночь остались дежурить в участке.

— Отнесешь на этаж +17 в квартиру N 158. Хозяев не буди. Воткни в дверь. И постарайся, чтобы никто тебя не видел. Полицейскую форму переодень. Ясно?

— Так точно, господин капитан.

— Исполняй.

Записку он написал короткую: "Я знаю все о вашей деятельности. Если не хотите, чтобы я рассказал о вас полиции, приходите в полночь 14 мая на площадку между пятнадцатым и шестнадцатым этажом"

Место встречи он выбрал неслучайно. Если Йорген шпион, в семье он мог и проколоться где-то. Его дочери наткнулись на какой-то странный предмет, показали одноклассникам, заметил учитель… Если Бёрьессон виновен, он вполне может проследить эту цепочку. Придет он, чтобы откупиться или чтобы убить того, кто раскрыл его тайну, но он должен прийти. Если, конечно, виноват.

Сингх еще раз стал просматривать материалы, в надежде найти хоть какую-то зацепку. Может, этот беспризорник лишь пытается отвести глаза от настоящего виновника. Как вывести его на чистую воду? После долгих размышлений, Сингх пришел к выводу, что он завтра еще раз доложит о ходе расследования вверх по инстанции. Пусть сами решают, продолжать поиски в городе или нет, следить за Бёрьессоном или снять жучки. Лучше бы передали кому-нибудь дело. Он чувствовал, что зашел в тупик.

…Остаток ночи Кайлаш то дремал, сложив руки на столе, то ходил по кабинету, то читал доклады подчиненных. Когда электронные часы показали четыре часа утра, он понял, что дальше ждать бесполезно. Еще один чудесный план провалился: если бесы не пришли до сих пор, они уже не придут. Беспризорник обманул.

Он решительно взял рацию, вызвал лейтенанта Курмаева, которому поручил сегодняшнее дело.

— Уходите с постов! — коротко приказал он. — Всем отдыхать.

Посмотрел на экран. Маячок по-прежнему показывал, что бесенок находится где-то на этаже -20. То ли он не поверил Сингху насчет бомбы, то ли сумел-таки вытащить маячок…

Ничего… Когда он все-таки поймает обманщика, он сделает все, чтобы тот попал не в приют, а в пасть хищникам.

Вторник. Приют.

Марк провел бессонную ночь. Только что зажившие раны не болели, но немного ныли, напоминая о себе. Однако Левицкий понимал, что уснуть он не может от беспокойных мыслей. Мир приюта, который он с таким трудом приводил в порядок, начал рушится. Он снова восстанавливал в памяти одиннадцать лет своего пребывания в приюте. Пытался найти ответ: в чем он допустил ошибку, что сделал неправильно? Почему раньше не хотел замечать, что с Павлом не все в порядке? Почему не смог убедить Кима в правильности своих действий? Возможно ли было изменить что-то?

Ответ напрашивался только один. Он привык командовать, а не разговаривать. Внутри себя он любил лейтенантов, но наружу выпускал только команды. Ему казалось все очень просто: они должны доверять его опыту и слушаться беспрекословно и упустил тот момент, когда они начали принимать самостоятельные решения.

Может, тогда не стоило принимать на себя такую ответственность? Он с горечью осознал, что приют помог ему выжить, и все, что он сделал здесь, он делал не для детей — для себя. Он поступал так, как считал правильным и ожидал, что остальные будут верить в него. А тех, кто не верит, он просто сломает. Тысячу раз были правы старушки, когда пытались его вразумить…

Сейчас самое честное было бы уйти. Может, вернуться в город, получить койку в комнате общежития вместе с тридцатью юнцами, еще не создавшими семьи, вновь работать охотником? Раз он так и не смог сделать из этих детей настоящих людей, даже разбираться в других не научился…

Но Марк понимал, что это будет предательством по отношению к ним. Прежде чем уходить, надо воспитать замену. Того, кто сможет заботиться о приюте, не повторяя его ошибок. Славика, например… Зверев руководил бы приютом гораздо лучше, чем он.

Под утро Марк принял решение: как только он поймет, что Славик справится без него, он покинет приют. Это и Звереву поможет выжить, и… И для всех, кто живет здесь, принесет облегчение. Он попытается начать третью жизнь.

Расставив все по местам, он заснул.

Вновь открыл глаза, когда время приближалось к обеду. Спустившись вниз, убедился, что приют живет обычной жизнью: проводятся уроки, тренировки, работают дети в мастерской, дежурные готовят еду… Нет, его, нет Эрика, который помогал, а ничего не изменилось. Значит, не так уж он и нужен здесь. До отъезда осталось совсем немного.

В столовой Марк нос к носу столкнулся с Клео. Девушка взглянула на него сначала робко, а потом с надеждой. Но он отшатнулся и, подняв голову, прошел мимо. Только игр с ней не хватало. Кажется, он все ясно объяснил.

Внезапно он вспомнил ночные размышления и рассмеялся. Он привык командовать, а не разговаривать. Разве не так же он вел себя и с Клео? Приказал выйти замуж, а когда она отказала, приказал не появляться у него. А может, стоило поговорить?

Разговоры давались трудно. В приюте он привык быть лидером, так же как, будучи охотником привык подчиняться. Марк иногда разговаривал с лейтенантами, но всегда с позиции старшего. Он говорит, они слушают. Даже не слушают, а — как говорят в церкви — внимают. Потому что он старше и опытней, он лучше знает, как надо поступить. Он во всем разбирается…

Левицкий привык быть сильным и никогда не показывать, что на самом деле ему тоже бывает страшно, что иногда он тоже не знает, что делать, что ему не с кем поделиться сомнениями. В городах для этой цели существовали священники, которые были и врачами, и психологами. Полагалось являться к ним хотя бы раз в месяц для личной беседы. Теперь он понимал, что это делалось скорее для профилактики. Потому что они жили в таком мире, что запросто могло "снести крышу". Но даже когда он приходил к священнику, разве он разговаривал? Нет, он привычно исповедался в "нечистых" мыслях, потому что никаких других грехов за собой не чувствовал.

Внезапно Марк его осенило: он разговаривал с Лизой. Чаще перед сном, на подушке. Они говорили обо всем: о работе, о сыне, о городе, о священниках, о сомнениях, о Боге, даже о страхах. Иногда она спорила, иногда соглашалась, но никогда не смеялась, не унижала. Поэтом он и чувствовал себя с ней свободно. Знал, что может рассказать все, что есть в нем…

Может, стоит так поговорить и с Клео? Он поднял голову от тарелки и нашел глазами девушку. Она опять разговаривало с Итиро. Не так как раньше, очень серьезно, даже строго, но все равно, это отбило охоту пытаться что-то объяснить ей и открыться.

Нет, зря он это задумал. Никто и никогда не сможет заменить Лизу.

Вторник. Лондон.

Во вторник смена Йоргена на свалке начиналась в пять утра. Поднявшись в 4:30, он осторожно собирался, стараясь не разбудить Еву и дочек. Жена беспокойно заворочалась. Она обычно провожала его, но на этот раз заснула поздно. В последнее время ее сильно мучила бессонница.

Когда он выходил из квартиры, под ноги упал небольшой листок, свернутый в четыре раза, очень похожий на тот, что он передал генералу Оверсону. Йорген поднял его и стал читать на ходу. Записка была короткой: "Я знаю все о вашей деятельности. Если не хотите, чтобы я рассказал о вас полиции, приходите в полночь 14 мая на площадку между шестнадцатым и семнадцатым этажом". Он быстро спрятал записку под костюм, чтобы напарники, спускающиеся в лифте, не заметили и не стали задавать вопросов. Опять приветливо улыбался и даже обменивался шутками с товарищами, но вместе с тем лихорадочно соображал.

"Этаж +15 и +16. На пятнадцатом и шестнадцатом живут учителя, на семнадцатом — детские врачи, на четырнадцатом, если кто-то хочет отвести глаза, воспитатели. Кто и как мог узнать о его деятельности? Если что-то подозрительное рассказали девочки, то это могут быть учителя или детские врачи. Но это невозможно! Если бы девочки обнаружили дома что-то необычное, то рассказали бы, сначала Еве или мне", — Йорген всегда уделял время детям, даже уроки с ними делал. Так что у него и в голове не укладывалось, что они могли что-то скрывать. Детские влюбленности, ссоры, обиды — и то они рассказывали или Еве или ему. "А если этажи названы для отвода глаз? Что если тот, кто написал записку, живет не на этих этажах? Довольно странно. Рядовой гражданин не выйдет из дома в комендантский час. На такое может пойти либо еще один шпион, либо кто-то с верхних этажей, либо… полицейский. А почему нет? — ухватился он за эту мысль. — Что если у них не хватает улик: тест я официально сдал, обыск результатов не дал, прослушивание тоже. Решили проверить меня так: если приду, значит, виноват. А я вот возьму и не приду", — он ухмыльнулся. "Чем я, в конце концов, рискую? У кого-то есть улики? Какие? Следов я не оставляю, значит, меня лишь видели в неположенном месте. Может, кто-то из детей заметил, как я шел переодетым на первый этаж в тот день, когда хотел передать записку Оверсону. Заметил, узнал и рассказал родителям. Но это не улика. Они не знают, зачем я это делал. Что еще? Гузнеры? Может, они кому-то сказали, что Ева спрашивала лекарства? Может, и сказали, но сами они слишком трусливы, чтобы связываться со шпионом, а если кому-то рассказали об этом, то опять же против него одни слова и никаких улик. Самое опасное, если проболтались девочки. Но этого не может быть! Просто быть не может! Никогда они не секретничали, с чего бы они изменились?"

Он еще раз прокрутил события последних дней. Нет, если бы девочки имели какую-то тайну, это сразу бы стало заметно, они нисколько не изменились. Или он слишком самонадеян? Так был занят собой, своими переживаниями, что даже не заметил, как изменились дочери? Разве такое невозможно? Очень даже возможно. Опять его единственная надежда — генерал Оверсон. Если он согласится помочь, то его семья будет в безопасности раньше, чем кто-то на них донесет. "Хоть бы Оверсон согласился помочь!"

Он размышлял о записке даже на свалке, искоса поглядывая на пятерку мусорщиков, вверенных ему, и на небо. Как обычно в утренние часы, хищники не появлялись. Лишь в 8:20, когда их работа уже подходила к концу, показались черные точки, но все успели благополучно убраться в город. Вновь обошлось без жертв.

Ева покормила его завтраком — в пять утра не было аппетита. Потом решили вместе посмотреть телевизор. Йорген сделал это только для того, чтобы быстрее прошло время. Он ждал часа дня. Чувствовал, что и Ева напряжена. Как бы у нее не сдали нервы. Это ведь так тяжело: жить у себя в доме и бояться сказать лишнее слово. Йорген ласково поцеловал ее макушку, а она заплакала беззвучно, и он понял, о чем плачет жена без объяснений: в последние дни они даже любить друг друга не могли как прежде. Ева только и думала, что где-то на этаже минус три, сидит у аппарата какой-то дядька и тщательно вслушивается в каждый шорох в их квартире… Скорей бы все закончилось! Хоть как-нибудь закончилось. Жить в таком напряжении невозможно.

Неожиданно в дверь позвонили. Ева вопросительно посмотрела на Йоргена, а потом торопливо произнесла вслух:

— Я открою!

Как только она вышла, Йорген перебрался поближе к проему двери, чтобы слышать, что происходит в коридоре, и просто поверить не мог удаче: соседка мадам Гузнер, пришла, чтобы поделиться новостью: пошла в магазин, чтобы купить булочек и столкнулась там с генералом.

— Представляешь, — возбужденно рассказывала она, — для меня он такая же легенда, как Историк! Сам Оверсон, прошедший путь от рядового мусорщика до генерала охотников. Я его сначала даже не узнала. Вижу, что генерал. Потом соображаю, что генерал охотников и только потом мне как будто тюкнуло что-то в голову: есть только один генерал-лейтенант охотников. Тот самый Оверсон, которого до этого я с таким восторгом наблюдала по телевизору. Я ему так: "Добрый день, господин генерал". А он так вежливо: "Добрый день, мадам". Записку какую-то отдал Бурдачеву, шепнул ему что-то и ушел. Я, конечно, понимаю, — торопливо добавила она, — что ты его уже сто раз видела, но для меня это такая встреча!

— Я видела его не сто раз, а всего раза три, — Йорген по голосу жены понимал, что она улыбается. — И каждый раз для меня это событие. Ты бы знала, как он ведет себя со всеми. Не каждый, кто имеет квартиру на этаже +79 будет так запросто общаться с нами.

— Тогда ты меня понимаешь! — воскликнула мадам Гузнер. — Мужу-то я не могу про эту встречу рассказать, он может неправильно понять. Ревнивый очень. Но ты-то понимаешь! — она подумала немного и завершила. — Везет тебе все-таки. Муж — охотник.

— Да ладно, — рассмеялась Ева. — Тебе тоже повезло. Разве у тебя плохой муж?

— Неплохой, — загрустила соседка. — Но у тебя-то он герой. Пойду я, — неуверенно закончила она. — А то скоро мой на обед поднимется, надо разогреть.

— Да-да. И я пойду обед готовить, скоро девочки со школы придут.

Как только дверь за соседкой закрылась, Ева примчалась в спальню, несколько мгновений смотрела на мужа с сияющим лицом. Йорген показал ей большой палец: все идет отлично. Потом она сказала громко:

— Фильм еще идет? Пойду, приготовлю обед, а ты потом мне расскажешь, чем там дело закончилось.

— Идет, — согласился Йорген, а сам направился к выходу. Записку надо забрать немедленно.

Но в коридоре его поджидала Ева. Они немного поспорили на наладоннике: жена пыталась убедить Йоргена, что ее появление в магазине пройдет более незаметно.

"А вдруг там полиция?" — писала она.

"Именно поэтому тебе нельзя идти. Или ты думаешь, они арестовывают только мужчин?"

Она, наконец, сдалась. Обреченно села возле окна на кухне, стала смотреть в мутно-желтое небо. Наверно, будет молиться, пока он не вернется.

Йорген, захватив две банки еды, вышел из дома, направился к лифту. Почему-то на этот раз казалось, что лифт едет очень медленно. Выйдя из лифта, привычно огляделся, но ничего подозрительного не заметил. Медленно пошел дальше. Уже в центральном крыле, на пороге продуктового магазина его осенило.

Почему он решил, что его здесь арестуют? Ведь если бы хотели арестовать, то сделали бы это уже давно, но вместо этого ему в дом поставили жучок и следят. Значит, они боятся ошибиться. Даже если в полиции точно знают, что именно он побывал в Зале заседаний, они продолжат наблюдать, чтобы флэшка не пропала еще на десять лет. Может быть, кто-то сейчас в огромном отделе продуктов и наблюдает за ним, но ловить не будут. Зато если он заберет записку от генерала Оверсона, то сомнений у полиции уже не останется. Рано или поздно, все равно схватят.

Так может, лучше вернутся домой?

Он, не торопясь, шел вдоль высоких белых столов. Здесь на льду лежали колбасы. Чуть дальше — морковь и свекла. Еще дальше помидоры, огурцы. На следующем столе небольшие баночки с клубникой. Еще не поздно купить что-нибудь и вернутся домой.

Йорген остановился. Помедлив, пошел дальше. Записку надо взять. Это его последняя надежда на благополучный исход. Он миновал прилавки со сладкой водой и подошел к хлебному столу.

— Здравствуйте, — сердечно поприветствовал он Бурдачева. — Сто лет к вам не спускался. Есть что-нибудь новенькое?

— Здравствуйте, господин майор, — Бурдачев, отличавшейся крайней болтливостью, умудрялся еще и запомнить самых интересных клиентов. — У нас появились очень вкусные булочки. Вот, смотрите — банка еды за пару.

— Подойдет, — улыбнулся Бёрьессон. — Угощу дочек.

— Сегодня у меня и генерал Оверсон был, — болтал Бурдачев. — Ничего не купил, правда, но зато… — он оборвал себя на полуслове. — Я удивился даже, когда он зашел. Уж верхние-то этажи обслуживают по-другому, они же почти рядом с теплицами живут! Эх! Больше всего люблю охотников. Это же такие люди!

Йорген заплатил банку еды, постоял немного, слушая лесть, потом сердечно произнес.

— Я ведь тоже люблю у вас хлеб покупать. Нечасто такого доброжелательного продавца встретишь. Так и хочется, вам отплатить чем-то… Вот что — возьмите еще одну банку еды, угостите своих детей тоже булочками.

Бурдачев изменился в лице. Он секунды две смотрел на протянутую банку, потом быстро выхватил ее, полез куда-то под стол.

— Сейчас, господин Бёрьессон, одну минуточку.

— Что случилось? — удивился Йорген.

— Сейчас-сейчас, — по-прежнему раздавался невнятный голос из-под стола. Наконец, он поднялся, протянул свернутую бумагу. — Это вам от господина Оверсона.

— Мне? — натурально удивился Йорген.

— Ну да, — закивал Бурдачев. — Он сказал, значит, что…

— Странно, что он не передал мне записку лично. Что-то задумал генерал, — Бёрьессон подмигнул. — Может, он не хотел, чтобы я знал от кого записка?

— Да нет, он…

— Ладно, передавай привет от меня семье.

Йорген положил записку в карман и, незаметно оглядев зал, вышел из магазина и направился к лифту. Он еле сдерживал себя, чтобы не прочесть записку немедленно. И опять лифт ужасно долго поднимался до нужного этажа. Наконец, подойдя к квартире, он позволил себя достать из нагрудного кармана листок и прочесть, что написал Оверсон.

В тусклом свете подъездных лампочек, он разглядел: "Только потому, что мы с вами знакомы, я не буду передавать вашу записку в полицию. Но участвовать в незаконных делах я не намерен. Выпутывайтесь сами"

Йорген обессилено прислонился спиной к стене. Опять неудача! Как сказать об этом Еве? Надо ли говорить? "Надо, — решил он. — Она должна приготовиться к самому худшему". Тут же вспомнил о записке, полученной утром.

Надо бы все-таки подстраховаться, посмотреть, кто будет ждать его ночью. Теперь он точно знал, что только сам может позаботиться о себе.

Вторник. Приют.

Лифтер продолжал ковырять стену. Неожиданно дело пошло быстрее. Может, нижний слой оказался более рыхлым, чем верхний, а может, он уже приноровился. Единственное, что беспокоило — если опять майор надумает читать ему лекции о правильной жизни, может заметить эту дыру. Немного поразмышляв, он оставил кусочек хлеба, которым можно залепить дырку, а сверху замаскировать бетонной крошкой.

Ночью опять приходил Испанец. Рассказывал об утреннем построении и о том, как майор расправился с ворами. Не так уж сурово, по мнению Лифтера, но в чем-то даже справедливо. Сначала он подумал, что Левицкий не смог убить Кима, потому что у него все-таки есть любимчики, но когда Серхио рассказал о больной жене старшего лейтенанта, он понял, в чем дело. Лифтер внутренне согласился с таким решением. А если не казнили Адольфссона, то и других казнить нельзя. Ким будет работать в городе охотником. Получается, и назначение банды в класс добытчиков тоже справедливо.

Одно заставило волноваться. Что если он не успеет отомстить Аре? Что если хищники сожрут его раньше? Он страшно боялся такого исхода. Ведь тогда придется признать, что есть Бог на свете, который наказывает предательство. Лифтеру было удобней думать, что Бога нет, это выдумки тех, кто живет на верхних этажах. Если Бога нет, тогда нечего мучиться угрызениями совести, а надо просто выживать. Может, за счет других, но выживать.

Ира не пришла, но передала еду. Испанец рассказал, что она от чего-то ходит грустная. Раздобыть магнитные ключи от наручников, он, конечно, тоже не смог. Сказал, что майор чувствует себя лучше, но еще не поправился совсем. А пока он болеет, за ним постоянно присматривают, так что украсть ключи невозможно.

Лифтер понимал, что если майор выздоровеет, украсть будет нелегче — для этого надо пробраться в спальню майора. Он перестал сердиться на Серхио: носит еду — и на том спасибо. Но и планом побега делиться не стал. Он привык никому не доверять. Думал, что можно доверять Испанцу, но потом решил, что рисковать не стоит и в этом случае. Лучше одному. Так надежнее.

Он проснулся, едва забрезжил рассвет, залепил дырку хлебом и стал напряженно ждать майора. Когда принесли завтрак, и он понял, что Левицкий так и не появится, стал работать снова.

Давая себе лишь краткие минуты отдыха, он снова и снова долбил бетон, чувствуя, что освободится гораздо раньше, чем рассчитывал. День-два — и он будет на свободе. Тогда все узнают, что он способен на жестокую месть.

Вторник. Лондон.

Кайлаш Сингх прослушал записи разговоров дома у Бёрьессонов. Наблюдение по-прежнему не давало никаких результатов. Велись обычные в каждой семье разговоры: обед, школьные дела у детей, обсуждение покупок, просмотр фильмов, грядущие дни рождения и прочее… По всему выходило, что на этот раз он ошибся, и майор не имеет к происшествию никакого отношения. В карьере капитана Сингха это был первый провал, но и самый опасный. Он даже предположить не мог, чем это закончится. Это дело необходимо раскрыть. Необходимо! Оставалась надежда на записку, которую он передал Бёрьессону, и зацепка, которую дал бесенок.

Сингх прошел к следящему устройству. Сегодня за ним дежурил Ведерников.

— Что там? — Сингх заглянул в прибор.

— Он перемещается в пределах десяти этажей, с этажа -28 по -17. Что будем делать?

— Если перемещается, значит, маячок не снял. Подождем, пока он отправится спать, а потом попробуем достать его.

Сингх зашел в дежурку.

— Лейтенант Курмаев, — распорядился он. — Сформируйте группу захвата, ночью будем делать зачистку, — он вышел прежде, чем тот отдал честь.

Сингх вернулся в кабинет. Теперь оставалось подняться на ужин домой, а потом вернуться обратно, чтобы лично руководить зачисткой. Группу захвата, которая должна была попытаться встретить шпиона ночью на площадке, он тоже хотел проконтролировать.

Кайлаш выключил компьютер перед уходом, но вдруг в коридоре раздался шум.

— Пустите, пустите меня! — различил он. — Мне к капитану надо срочно!

Сингх выскочил в коридор. Там в руках дежурного бился давешний бесенок. Увидев капитана, он завопил:

— Господин капитан, уберите бомбу, я его поймал! Он на этаже -17, я его дотащить не могу! Я его в левом крыле, возле квартиры N 7 оставил! Господин капитан, бомбу уберите! — мальчишка зарыдал.

— Лейтенант Курмаев, займитесь, — небрежно кивнул он в сторону бесенка. — Наряд за мной!

Через пять минут они уже спустились на этаж -17 где, как и сказал бесенок, возле квартиры N 7 обнаружили парнишку лет шестнадцати с разбитой головой. Возле него крутился кто-то из рабочих завода по изготовлению оружия, которые жили на этом этаже. Но как только он заметил полицию, тут же хлопнула дверь, и коридор опустел. Парнишка застонал и попытался подняться. Рядовые полиции помогли, сведя руки за спиной, чтобы надеть наручники.

Сингх еще раз пристально оглядел пленника.

— Здравствуй, шпион, — кивнул он. — Пойдем, побеседуем.

Они вернулись на этаж полиции. Сингх отдал беса тому же Курмаеву, распорядившись, чтобы он осмотрел его на предмет огнестрельных ран.

— А что делать с предыдущим? — поинтересовался он.

— Оформишь документы и в приют. Куда же еще?

— Да мы им недавно только целую банду кинули. Майор может и не взять.

— Не возьмет — выбросишь на свалку, — пожал плечами Сингх.

Он позвонил жене, попросил ее не волноваться: сегодня придется задержаться на работе, но это в последний раз — сложное дело, которое ему проучили, подходит к концу. Нарине, конечно, осталась недовольна, но он попытается ее утешить завтра. Или послезавтра. Когда найдет материалы, можно будет попросить заслуженный выходной.

Через полчаса его позвали в комнату для допросов. Пойманного бесенка, приковали по рукам и ногам к прочному, не такому как остальная мебель в городе, пластиковому креслу. Мальчишка страха не выказывал, смотрел с наглой усмешкой. Курмаев подскочил к капитану и сообщил, что на левом предплечье у мальчишки огнестрельная рана, такие оставляют только пистолеты охранников с верхнего этажа. Сингх уже и сам заметил круглое отверстие, которое виднелось на руке. "Как удачно он ранен, — заметил Кайлаш. — кость не задета, только мышца. Но ранение как будто свежее. Непохоже, что сделано пять дней назад…"

— Пытать будете? — спросил парнишка, едва завидев капитана.

— Если не захочешь разговаривать добровольно — будем пытать, — спокойно подтвердил Сингх. — Итак, имя.

— Вася Пупкин, — рассмеялся тот.

— Вася, так Вася, — согласился Сингх, а Курмаев напечатал имя в компьютере.

— И откуда ты родом, Вася?

— Так вы ж все знаете, — весело продолжил он. — Шпиён я иносраный, — парень намеренно коверкал слова.

— А на какой именно город ты шпионишь, Вася? — так же невозмутимо расспрашивал капитан.

— Да тебе-то какая разница, капитан? — улыбался тот во весь рот.

— Ты же шпион, Вася, — Сингх подошел ближе. — Ты знаешь, что это не обычное кресло, и не обычные наручники. Тебя же готовили и к провалу. Ты знаешь о пытках. Так почему бы тебе не отвечать на вопросы нормально? Хотя бы на некоторые вопросы. Пытать-то мы тебя все равно будем.

— А потому, — ответил Вася, вмиг посерьезнев, — что я люблю свою родину. Ты ж тоже любишь, — подмигнул он капитану. — И тоже не стал бы отвечать на вопросы.

— Как знаешь, — Сингх нажал на кнопку и по наручникам пошел ток.

Парень сначала стиснул зубы, потом стал орать и крыть матом тех, кто стоял рядом. Кайлаш Сингх наблюдал за этим невозмутимо. Он даже знал, о чем сейчас думает, этот мальчишка. Он думает, что надо потерпеть лишь минуты три, а потом капитан вырубит ток. Так положено — каждые три минуты давать отдых преступнику.

Но преступник преступнику рознь, Сингх не мог провалить это дело, а значит, он будет выключать ток только тогда, когда парень будет отвечать на вопросы. Дозировка тока точно рассчитана — умереть он не умрет.

"Вася" сломался на шестой минуте.

— Выключи! Выключи гад, — орал он. По лицу текли слезы, да и под стулом натекла лужа.

— На какой именно город ты шпионишь, Вася? — бесстрастно повторил Сингх. — Если ты хочешь, чтобы я вырубил ток, скажи.

— Гад, гад, гад! — вопил он, снова начал материться. — Нью-Йорк! — наконец закричал он нечеловеческим голосом.

Капитан выключил ток. Мальчика обмяк в кресле. Он тяжело дышал и мелко вздрагивал. Улыбаться ему уже не хотелось.

— А теперь назови несколько имен из нью-йоркской разведки, чтобы мы поверили, что ты пришел именно оттуда.

— Деп-рер-адов-ич… — заикаясь, перечислял парень, глядя куда-то в пустоту перед собой.

— Еще.

— Боль-ше не знаю никого, — он постепенно успокаивался.

— Одного имени мало, Вася. Кто сейчас не знает Депрерадовича? Мне нужны имена служащих поменьше. И если ты никого не знаешь, значит, ты врешь, и к Нью-Йорку не имеешь никакого отношения. Поэтому я еще раз повторяю вопрос: на какой именно город ты шпионишь, Вася? Или мне еще раз нажать на кнопку? — он протянул руку, чтобы нажать.

— Не надо! — закричал парнишка, и слезы снова потекли по щекам. — Я правду сказал. Из Нью-Йорка я. Я знаю… Волос… Нересьянц… Джонсон! — последнюю фамилию он выкрикнул, опасаясь, что Сингх пустит ток.

— Вот теперь я тебе верю, — согласился он. — Да, ты действительно из Нью-Йорка. Следующий вопрос: откуда у тебя огнестрельное ранение?

…Допрос продолжался около часа. Чтобы выяснить все, что ему нужно, капитану пришлось включать ток четыре раза. Лейтенант Курмаев под конец не выдержал, скрылся в биотуалете, где его шумно вырвало. Парнишка уже был непохож сам на себя, но Сингх теперь знал все.

Получалось, что в зал заседаний пробрался именно он. Там же и получил ранение. А то, что оно похоже на свежее, так это потому, что у бесов лекарств нет, даже искупаться негде, вот и заживало плохо, приходилось даже пару раз расковырять, чтобы гной выпустить. Он выкрал флэшку, которую спрятала Лиза Левицкая, предыдущий агент десять лет назад. Только они долго не знали, где именно спрятала, а недавно кто-то из Лондона продал информацию, и они узнали точное место. И он выкрал, а потом перепрятал до того дня, когда сможет передать ее в Нью-Йорк. Он пытался сделать это в воскресение на ярмарке, но связной почему-то не пришел в назначенное место.

Все сходилось вплоть до мельчайших подробностей. В последний визит с докладом к Гаеву, Сингху сообщили имя Лизы и то, что информация была продана, чтобы спровоцировать нью-йоркскую разведку и найти, наконец, пропавшие документы.

— Вот что, Вася, — обратился он к парню, пребывавшему в полуобморочном состоянии. — Если ты вернешь мне то, что выкрал — я щедро тебя награжу.

Мальчишка долго молчал, тяжело дыша. Потом перевел взгляд на капитана.

— За лоха держите? Меня все равно убьют.

— Лейтенант Курмаев, выйдите отсюда, — скомандовал Сингх. Как только дверь за подчиненным закрылась, он снова обратился к парнишке:

— Вася… Говорю без свидетелей, чтобы ты не думал, что держу тебя за лоха. Ты прав, шпионов никогда не отпускают. Их даже хищникам не выбрасывают, потому что обычно нечего выбрасывать. Но я говорю тебе откровенно: мне не поручали поймать шпиона. Мне поручили найти флэшку. И если ты скажешь, где она лежит, я устрою тебе побег. Лично я, капитан Сингх. Капитан, который всегда выполняет обещания. Подумай об этом ночью, а утром я еще раз спрошу тебя.

Он оставил "Васю" ночевать пристегнутым к креслу. Еще раз обдумал все, что услышал. С Бёрьессона можно снять подозрения. Он постучал пальцами по столешнице. Зло выдохнул: "Ничего не случится, если я проверю!" — он нажал кнопку селектора и отдал приказ — аккуратно посмотреть, пришел ли кто-нибудь на площадку между этажом +15 и +16.

Вторник. Приют.

Утром Марк чувствовал себя выздоровевшим: шрамы хоть еще и выделялись бугристыми красными ниточками, но слабость уже прошла. Тренироваться он пока еще в полную силу не мог, но вставал с постели свободно. Это маленькая победа. Пора приниматься за повседневные обязанности.

Первым делом решил навестить Лифтера. Давно он не посещал мальчишку. Следовало разобраться, кто его кормит. Может, усилить охрану, а может и тамьяном воспользоваться. Но тамьян, кажется, сяньшень полностью израсходовал, а новый покупать — слишком много чести. Да и вообще с Лифтером следовало решать вопрос. Не вечно же ему в карцере сидеть. Лучше еще дня три даст, а там… Не захочет смириться — следовательно, неисправим и нечего с ним возится. Пусть составит компанию Тендхару.

Решение он принял обоснованное и справедливое, но легче от этого не стало. Он устал от смерти — слишком уж затянулась полоса неудач. Сейчас бы какое-нибудь доброе известие…

Когда он распахнул дверь, Лифтер спрыгнул со стены. "Что он там делал? Развлекался катанием на цепи?"

— Доброе утро, — мрачно поприветствовал он Витьку.

— Доброе, — ухмыльнулся мальчишка в ответ. — Оклемался, майор?

— Оклемался, — согласился Марк и, как обычно, сел напротив, прислонившись спиной к стене. — Ну, рассказывай, — предложил он. — Кто тебе еду носит помимо моих лейтенантов?

Лицо Лифтера тут же дернулось — не умел еще контролировать эмоции. Притворялся взрослым и понимающим, а на самом деле…

— У тебя чё, глюки? — Витька тут же состроил безразличную физиономию. — Всех подозреваешь?

— Вот, что парень, — не обращая внимания на его тон, настаивал Левицкий. — Ты бы предупредил добровольных помощников, что я их вычислю так же, как вычислил воров. И тогда их ждет та же судьба, что и тебя. То есть хищники. С сегодняшнего дня ты снова возвращаешься в прежний режим питания: в карцере никого не кормят. Если за три дня ты не сможешь принять правильное решение, то станешь прикрытием добытчиков на свалке.

— Опять пугаешь? — ухмыльнулся Витька. — Я ж не из пугливых, не забыл?

— Не забыл. Только и я не из особо терпеливых, потому ставлю тебя в известность. А заодно пытаюсь понять тебя. Что тебе мешает стать рядовым приюта?

— А я тебе объясню, майор, — внезапно оживился Лифтер. — Меня достала жизнь в городе. Сильные живут припеваючи. Слабые горбатятся на заводах. Красивые девушки, если потеряют родителей, пристраиваются в службу сервиса. У меня вот сестру точно так же пристроили, — майор невольно опустил голову: "Сколько же пережил этот мальчишка!" — Я не хочу возвращаться в город. Не хочу жить по их правилам. А у тебя здесь тот же самый город, только маленький. Одним много еды — другим мало. Красивые девушки старшим лейтенантам. Прав тот, у кого много прав.

— Это не так, — возразил Марк.

— Так! Если бы не так я бы пошел в приют сразу. Хочешь, чтобы я стал рядовым приюта? Тогда не заставляй меня называть тебя и лейтенантов "господин". Не заставляй меня делать то, что ты считаешь правильным: учиться, работать. Отмени карцер и не выбрасывай провинившихся на свалку. Преврати приют в нормальное место, непохожее на город. Сделай это, и я поверю в твои добрые намерения. Что молчишь? Слабо?

— Учиться — ладно. Хочешь ходить неучем — твое право. Но если и работать все будут по желанию, что же мы тогда есть будем?

— Каждый пусть работает для себя, а не для других!

— А как же малыши? Старики? Их тоже на свалку — пусть работают? — Левицкий разговаривал спокойно. Он понял мальчишку: идеализированные представления о хорошем мире, о справедливости. Он еще не понимает многого.

Услышав вопрос Марка, Лифтер заткнулся на полуслове. Нахмурив брови, пробурчал недовольно.

— Все равно. Так как есть — неправильно. И я с таким порядком не согласен.

— Дело твое. У тебя еще два дня, чтобы передумать, — Марк поднялся и вышел.

"Черта с два, — думал Витька, глядя на закрытую дверь. — Послезавтра сбегу"

Он тут же забрался по цепи, выковырнул хлеб их дырки и снова стал ковырять бетон.

Вторник. Лондон.

Полицейские вернулись с назначенного Сингхом места без результатов. После этого капитан мысленно вычеркнул Берьессона из списков подозреваемых. Прослушку можно снять позже, когда они достанут эту треклятую флэшку.

Утром он не торопился в комнату с "Васей". Пусть мальчишка хорошо подумает, прежде чем дать окончательный ответ. Конечно, на самом деле он не собирался устраивать ему побег — карьера дороже. В конце концов, кто узнает, какими методами он добился успеха? И для кого это будет иметь значение? Главное результат — а результат они получат.

Если же "Вася" не захочет договориться по-хорошему, тогда придется разговаривать по-плохому. У полиции есть способы разговорить даже самых неразговорчивых преступников. Правда, гарантировать ничего невозможно, бывают проколы и здесь. Лучше бы он лично отдал флэшку…

Он посетил пленника после обеда. Парнишка сидел прикованный к креслу. Из одежды — только трусы. Он приказал, чтобы ни одна душа не заходила к нему. Пусть думает. Много думает.

Как только капитан вошел, "Вася" вскинул голову. Сразу видно — ждал его и боялся. Сингх намеренно зашел один, чтобы парень расслабился, подумал, что можно обо всем говорить откровенно.

— Что решил? — спросил капитан, подойдя ближе.

— Я отдам флэшку, если вы устроите мне побег, — немедленно отозвался он.

— Хорошее решение, — кивнул Кайлаш. — Где она?

— Я назову место — а вы тут же прикажете выкинуть меня хищникам. Мне нужны гарантии.

— Какие гарантии? — с усмешкой поднял брови Сингх. — Может, тебе еще нужно официальное прощение от мэра?

— Нет, не нужно, — парень ухмыльнулся. — Я предлагаю поступить так: вы меня отвязываете от кресла, я привожу вас к месту, где спрятал то, что украл. На обратном пути вы устаиваете мне побег.

— Стоит ли в твоем положении выдвигать условия? — поинтересовался капитан.

— У вас тоже положение не ахти. Если бы вы точно знали, что можете добыть информацию другим способом, то вряд ли стали бы предлагать сделку.

Сингх не стал спорить. Отошел и тщательно взвесил предложение беса. "Что он хочет выгадать? Сбежать по дороге? Это немыслимо. При первой же попытке к бегству его убьют. Тогда что? Просто найти легкую смерть без пыток? Вполне возможно. Как перестраховаться? Я мог бы пытать его до вечера, пока он не сказал бы точное место хранения тайника. Или пока не свихнулся от боли. Судя по вчерашнему дню, он способен выдержать довольно много. В принципе, что он вчера сказал? Никакой достаточно важной информации, а возился я долго. Попробовать более радикальные методы? Он прав — довольно рискованно. Получается, согласиться на его условия выгодно для меня. А чтобы он не попытался сбежать, можно подстраховаться".

Он снова повернулся к мальчишке.

— Я согласен. Но пока ты не отдашь нам флэшку, я надену на тебя наручники. На наручниках цепь, которая будет закреплена на одном из лейтенантов полиции. Как только я проверю флэшку на компьютере и буду уверен, что ты нас не обманул, я прикажу отстегнуть цепь. Дальше уже твои проблемы.

— Ты ведь можешь и обмануть. Какой смысл тебе выполнять условия, когда то, что нужно уже у тебя в руках?

— По-другому я не согласен, — покачал головой капитан.

— Я скажу, что записано на этой флэшке, и это будет гарантией того, что я не обманываю. Там зашифрованы записи Историка из легенды. Я прочитал, что мог. Очень интересно.

Тут выдержка изменила Сингху — он вздрогнул. Ему так и не сказали, что за материалы он ищет. Но когда мальчишка открыл карты, он впервые понял, в какую игру его втянули. Если это правда, если сохранились записи Историка, то это… настоящая бомба. Легенды об Историке ходили по всем городам, и в детстве Сингх тоже слышал их. Церковь считала Историка еретиком. Периодически то тут, то там возникали секты, рассказывавшие небылицы об Историке. Он будто бы учил, что свалка — это не дар Божий, а то, что осталось от их предков. Что фильмы, которые им показывают по телевизору, вовсе не так фантастичны: где-то растут высокие деревья и есть синее небо. Что люди не обязаны жить здесь, есть выход. Правда, сектанты по-разному трактовали этот выход. Кто-то вливался в этом вопросе в русло официальной церкви, считая, что Историк говорил о загробной жизни: они после смерти попадут в рай с зеленой травой. Кто-то говорил, что человек должен изменить этот мир и возродить прежнюю жизнь, что они слишком мало делали для этого до сих пор. Были и те, что говорили о выходе буквально. Якобы в записях Историка указывается место, где они могут покинуть эту свалку, обреченную на гибель. Если это не миф и не легенда, если существуют записи Историка, если два города так отчаянно сражаются, чтобы их получить, значит… не все выдумка в этих россказнях…

— И что именно ты там вычитал? — стараясь придать себе невозмутимость, поинтересовался Сингх.

— Там сначала обращение Историка, он рассказывает о том, что было до того, как появилась свалка. Я не очень в это верю, но он там пишет, что раньше там как в кино показывают: трава была, деревья… Но это в начале. Потом пишет, мол, могут воспользоваться моей информацией неправильно, поэтому я все зашифрую. В общем, лично я — ничего не понял.

Капитан опять прошелся по комнате.

— Нет, я не могу отпустить тебя раньше, чем проверю флэшку. То, что ты сообщил, говорит лишь о том, что материалы у тебя. Но ты ведь можешь подсунуть мне и пустую флэшку, разве нет? Мне нельзя ошибиться. И тебе тоже нельзя было ошибаться. Ты прокололся, но если сейчас ты будешь вести себя разумно, все можно исправить. Делай, как я говорю. Подумай, если ты согласишься мне помочь, у тебя будет хотя бы один шанс, чтобы спастись. Если не согласишься — не будет ни одного.

Мальчишка скорчил гримасу, зло выдохнул несколько раз. Наконец, процедил сквозь зубы

— Ладно, пусть будет по-вашему. Отстегните меня и приготовьте необходимое снаряжение. Я спрятал флэшку в тайнике, находящемся в шахте лифта.

После приготовлений, во время которых "Васю" одели, заковали в наручники и пристегнули цепью к крепкому полицейскому, они спустились на этаж -84. Здесь располагались квартиры работников, обслуживающих теплицы. Сингх нашел выбор этого этажа для тайника разумным. Обычно, чем глубже под землей жили горожане, тем снисходительней они относились к беспризорникам. Так что если кто-то бы и заметил здесь "Васю" — в полицию никогда бы не заявил. Бес привел их к лифтам группы А, обслуживающим администрацию. На этом этаже восемь из девяти лифтов были заблокированы. Лишь в крайнем справа открывались двери.

— Это здесь, — показал бес на лифт, предлагая сопровождавшим полицейским открыть его.

— Как же ты рискнул здесь спрятать? — полюбопытствовал Кайлаш, пока двое полицейских открывали двери. — В любой момент лифт тронется — и тебя убьет в считанные секунды.

— Не в любой, — ухмыльнулся "Вася". — Это лифты на остальные буквы могут поехать в любой момент. А этот поднимает только тех, кто приглашен на награждение в Зал заседаний. Награждение происходит либо вечером, либо по выходным. В другое время можно свободно воспользоваться тайником. К тому же с восьми утра до двенадцати часов дня этаж буквально вымирает. Я мог проникнуть в лифт не только ночью, но и днем. Ну, что? Пошли? — он подмигнул конвоиру и пошел к лифту.

— Ты собираешься лезть внутрь? — поинтересовался в спину Сингх. — Просто скажи, где тайник.

— Вы его никогда не найдете, — доброжелательно улыбнулся бес. — Я ведь сделал так, чтобы и лифтеры не смогли на него случайно наткнуться. Если, конечно, вы хотите простучать всю шахту — пожалуйста, — он сделал вид, что хочет вернуться к капитану.

Кайлаш взвесил за и против. Поморщился.

— Уговорил. Можешь лезть туда, — повернулся к парням полицейским. — Парализаторы на изготовку, держите его под прицелом.

"Васе" подали присоски, и он тут же юркнул внутрь, присосавшись к стенке. Немного подождал, пока за ним последует конвоир, а потом быстро полез вверх, так что цепочка натянулась — полицейский не успевал.

Сингх не сразу сообразил, что он почему-то лезет слишком высоко. Если тайник находился там, то следовало входить на этаже -83, а то и -82.

— Вася, ты куда? — крикнул он. — Возвращайся немедленно или мы снимем тебя парализаторами!

— Одну минуточку! — он замер, раза три стукнул по стене наручниками, держась за присоску одной рукой. Полицейский снизу стал его нагонять.

Бес достал что-то из тайника и быстро пополз вниз. Сингх облегченно перевел дух. Но тут пацан замер возле полицейского, спрятавшись за него. Если бы сейчас они захотели парализовать мальчишку — не смогли бы. Кайлаш почувствовал, что все идет совсем не так, как он задумал.

— Быстро к ним, — скомандовал он рядовому. Вызвал дежурного в участке по рации. — Срочно ловушку на этаж -85.

Наблюдал, как к двум слипшимся фигурам ползет по стене его человек, а сам подсчитывал. Ловушку должны принести минут через пять. Они должны успеть.

"Вася" приставил маленький пистолет к виску конвоира.

— Не ори и отстегивай наручники, а не то прострелю тебе башку!

Полицейский оказался не из пугливых. Орать не стал, но и к цепи потянулся не спеша. Явно тянул время, а времени не оставалось. Бес видел, что к ним ползет еще один. Еще шаг другой и он сможет выстрелить из парализатора.

— Извини, — улыбнулся он конвоиру и выстрелил в ремень, к которому пристегнули цепь. Ремень лопнул, цепь, звякнув, свалилась вниз.

— Твою мать! — заорал раненый, но бес не обратил на это внимание. Следующим выстрелом он снял приближавшегося к ним по стене второго полицейского, потом добил конвоира, оба тела со свистом полетели вниз. Теперь не осталось прикрытия, и он открыл огонь по капитану и остальным, чьи головы торчали в проеме открытых дверей. И все же его зацепили. По кисти с пистолетом в руке скользнули парализатором. Пистолет тут же выпал из непослушных пальцев. Раненой рукой бес продолжал цепляться за присоску, но подняться выше, чтобы попытаться уйти от полиции, он уже не мог. Капитан и бес смотрели в глаза друг другу.

— Держись! — потребовал Сингх. — Сейчас принесут ловушку, и мы тебя вытащим. Отдай флэшку и наш договор останется в силе.

— Хрен тебе, а не флэшка, — ухмыльнулся парень.

В тот момент, когда в проеме показался еще один рядовой с ловушкой в руках, он разжал руку и упал в шахту лифта. Сеть, выпущенная на секунду позже, схватила лишь воздух.

Через полчаса Сингх уже докладывал обо всем, что произошло, начальству. Стоя на пушистом багровом ковре перед тестем генералом-лейтенантом полиции Згерей, он бесстрастно излагал подробности провала. Ярость он вылил на подчиненных. Полицейские надолго запомнят, как орал всегда спокойный и доброжелательный капитан Сингх, грозя всех скормить хищникам. Но даже когда Кайлаш кричал, в глубине души он понимал, что хищникам скормят его самого. Особенно отчетливо он почувствовал это сейчас. Если бы генерал-лейтенант Згеря так же орал и топал ногами, тогда бы оставался шанс спастись. Но он не сделал ни одного замечания на протяжении рассказа.

В кабинете повисла тишина. Сингх старался не опускать голову слишком низко, но и в глаза Згере не смотрел.

— Ты неудачник, Кайлаш, — наконец услышал он приговор. — И когда тебя казнят, я отпраздную это еще шикарней, чем свадьбу дочери. Лично извинись перед охотниками, которых ты мучил и сними прослушку. Пошел вон.

Сингх закрыл за собой дверь.

Згеря знал, что звукоизоляция в кабинете сделана на высшем уровне, даже если капитан останется под дверью, не сможет ничего подслушать. Поэтому, едва закрылась дверь, генерал поднял трубку телефона:

— Этот идиот упустил флэшку. Шпион погиб, — сообщил он. — Нет, сомнений быть не может, он даже сказал, что именно там было записано. Ясно.

Он положил трубку и пожевал губами. Кажется, на этот раз Сингх отделался легким испугом, а жаль. Этот выскочка страшно надоел. Была бы возможность, он бы избавился от него, даже если после этого ему пришлось бы всю жизнь смотреть на кислую физиономию дочери.

Капитан Сингх, как и приказал Згеря, сам поднялся к майору Бёрьессону, чтобы снять прослушку и извиниться. На лице подозреваемых супругов не отразилось радости. Только недоумение:

— Нас прослушивали?

— Да, — подтвердил Сингх. — Приношу извинения. Но если честно, вы сами виноваты. Зачем вы, госпожа Бёрьессон, приходили в полицейский участок, вызвали меня и ушли до того, как я появился?

— Я? — удивилась Ева.

— Вы, — кивнул Кайлаш. — Не отпирайтесь. Рядовой Ведерников опознал вас.

Ева густо покраснела.

— Капитан Сингх, я хотела, чтобы это осталось в тайне, но все опять выплыло наружу, — она смущенно улыбнулась. — Дело в том, что мне показалось, будто один из одноклассников моей дочери ведет себя неподобающим образом. Я очень переживала, даже решила пойти в полицию. Вы единственный полицейский, кого я знала. К тому же вы показались мне достойным человеком… Но уже сидя у вас в кабинете, мне пришло в голову, что сначала стоит поговорить с его родителями. Я так и сделала, и эта проблема была решена. Извините, что заставила вас поволноваться.

— Да уж, — покачал головой Сингх.

Как только полицейские покинули квартиру Бёрьессонов, капитан вышел вслед за ними.

— Капитан, а настоящего преступника вы нашли? — спросила Ева в спину.

— Нашли, — Кайлаш скорчил недовольную физиономию и, не оглядываясь, пошел к лифту.

Ночь со вторника на среду. Приют.

Днем в приют привели еще одного беспризорника из Лондона. Второго за эту неделю. К счастью, оба они ненавидели только полицейских, а не весь мир. На майора смотрели с ужасом, грозящим перейти в панику, поэтому Марк передал обоих на попечение Славика Зверева. Тем более что рядом почему-то крутилась Клео, и это выводило из равновесия.

Твердое решение относительно девушки выполнялось гораздо легче, пока он лежал. Сегодня, когда Марк полностью вернулся к обязанностям: планерка, построение, уроки — он мучительно захотел Клео. Внутренний голос упорно твердил, что он должен держаться от нее подальше, но как только он сталкивался с девушкой, сознание услужливо подсказывало образ другой Клео — той, с которой он провел ночь перед ранением. Чтобы успокоиться, стал чаще заходить в спортзал и тренироваться, но этот проверенный способ помогал ненадолго. Так что сразу после появления новенького в приюте майор поднялся к себе. Благо он еще мог сослаться на болезнь.

Ужин принесли в комнату. Оставшиеся три часа до сна он смотрел телевизор. Но как только за окном стемнело, все, что там показывали, проходило мимо сознания. Левицкий опять смотрел на дверь. С тех пор как в приюте появилась Клео, это стало дурной привычкой.

В полночь Марк решительно оделся и собрался идти к ней. Потом снова сел на разложенное кресло, заставил себя сосредоточиться на фильме. Удалось. Еще час буквально принуждал себя смотреть в черно-белый экран. Но вот фильм закончился. Несколько мгновений он раскачивался в нерешительности, потом вышел в коридор. Тут постоял, потом стукнул кулаком об стену и широкими шагами направился к лестнице. В голове продолжался спор с самим собой. Вернее внутренний голос, уже потерпевший поражение, делал слабые попытки вразумить его:

"Что? Ну что ты ей скажешь? Что передумал? Погорячился?"

"Скажу… что с ума схожу без нее"

"О! это ей будет ясно без слов. Все половозрелое население приюта без ума от нее. Она как наклоняется, Такаси чуть в обморок не падает. Остановись, дурень! Представляешь, как ты будешь выглядеть, если встретишь у нее кого-то из лейтенантов?"

Эта мысль наоборот подстегнула его:

"Лучше узнать сейчас, чем мучиться еще долго"

Когда ступил на этаж девочек, то услышал, как скрипнула дверь в конце коридора. Так могла скрипеть только дверь комнаты Клео, в которой раньше находилась кладовка. Он не приказал смазать там петли. К ней кто-то пришел. "Вот и посмотрим", — повторил он. Но через несколько секунд услышал шаги и замер. Левицкий двигался бесшумно, а вот неизвестный даже дышал громко. Вот-вот он пройдет мимо. Марк шагнул вправо. Раздался испуганный вскрик, и его руки коснулись шелковистых волос.

— Клео? — хрипло спросил он.

— Марк?

— Что ты здесь делаешь? — он заставил себя отпустить девушку. Даже полшага назад сделал.

— Я… я… шла к тебе… — различил он растерянный шепот.

— А я к тебе… — майор нащупал в темноте ее руку.

Девушка сжала ладонь, прошептала с жаром:

— Идем! — и потянула Марка в комнату.

Они словно спасались от погони, быстро преодолели коридор, вбежали в бывшую кладовку. Марк прислонился спиной к двери. Девушка зажгла свечку на полу, вернулась к нему, начала расстегивать рубашку. Он помог ей освободиться от платья. Потянул к лежащему на полу матрасу. Легкое покрывало оказалось лишним, подушка тоже скоро сползла. Марк целовал девушку и молился про себя, чтобы стены кладовки оказались достаточно толстыми: "Только бы не разбудить никого!"

…Когда они, наконец, смогли оторваться друг от друга, Марк положил под голову подушку. Клео прикрылась простынею. Его смешило, что девушка становилась такой стеснительной, как только страсть утихала. Закутывалась по шею, прятала лицо в подушку. Ему было жарко. Клео осторожно водила пальчиком по волосам у него на груди. Потом спросила еле слышно:

— А кто такая Лиза?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что майор не сразу смог ответить.

— Моя жена, — произнес он, наконец. — Бывшая. Ты от кого слышала?

— Ты всегда называешь меня ее именем. В те разы тоже так было, — она будто оправдывалась. Но после минутного молчания все-таки задала еще один, мучивший ее вопрос. — Ты ее очень любил?

Почувствовала, как Марк напрягся, ткнулась носом ему в бок.

— Да, — ответил Левицкий после паузы.

— И любишь?

— Она погибла, — Марк говорил с трудом. — Как можно любить того, кого нет?

— Но ты не женился после ее гибели…

— А на ком? — усмехнулся Марк. — Я ведь попал в приют, где жили лишь старушки и маленькие дети.

— А почему не остался в городе?

— А кем бы я там работал? Уборщиком?

Клео перевернулась на спину. Устроилась удобнее на его плече.

— Но ты ведь был охотником…

Марк помолчал, прежде чем рассказать:

— Мою жену и сына убили какие-то отморозки. Я вернулся домой, а там… Они еще не ушли. Так что и мне досталось… Но не убили. А может и зря. С такими ранениями охотником долго не будешь. Мне предложили альтернативу: уборщиком или в приют. Я выбрал приют. И не жалею.

— А почему в приюте не женился?

— На ком??? — еще раз удивился он. — На миссис Хиггинс или Жание Исметовне?

Клео улыбнулась, снова стала перебирать волосы у него на груди.

— Тут много хороших девушек.

— Девочек, ты хотела сказать. Ты меня за растлителя малолетних принимаешь? Я же им сопли вытирал.

— Ну, знаешь, — возмутилась Клео. — После таких слов я чувствую себя старухой. Мне, между прочим, двадцать два. Тебе как со мной? Ничего?

Вдруг стремительно села, потрясенно всматриваясь в его лицо.

— Марк…

— Что? — удивился он.

— Ты улыбался, Марк. Мне говорили, что ты никогда не улыбаешься!

— Да ну тебя, — он смущенно отвернулся, но ничего не мог с собой поделать — улыбка упрямо раздвигала губы, а девушка бормотала:

— Марк, это так здорово! Ты такой красивый, когда улыбаешься… — тут же насупилась. — Вот только побриться тебе не мешает. А то расцарапал меня в самых неподходящих местах. Вот посмотри, — она продемонстрировала красные полосы на бедре. Даже в свете свечи они виднелись отчетливо. — Как я появлюсь в таком виде завтра?

— Ты прекратишь или нет? — деланно возмутился Марк и, быстро выдернув из-под себя подушку, швырнул ее в Клео.

— Ах, так? — тоже возмутилась она. — Вместо того чтобы дать мне торжественное обещание…

Она набросилась на него с подушкой. Завязалась борьба. Они тихонько хохотали, Марк поддавался, но несильно. Наконец, подмял под себя, стал целовать. Она смеялась, будто ее щекотали, и вырывалась. Марк не отпускал. Потом поцеловал ушко и прошептал:

— Клео, я не могу без тебя. Пожалуйста, будь моей женой…

Смех тут же утих. Марк отдвинулся, чтобы увидеть ее лицо. Девушка обхватила его голову руками, стала целовать, шепча в промежутках:

— Я не могу… прости, Марк… я не могу… Я буду с тобой… сколько ты захочешь… пока не прогонишь… Но не женой… я не могу…

Он освободился из ее рук. Сел на колени.

— Ты замужем?

— Нет! Конечно, нет… — Клео тоже села и прикрылась покрывалом.

— Тогда почему?

— Я не могу сказать, — заметив, как заходили у него желваки, воскликнула. — Правда! Есть веская причина, но я не могу сказать.

Марк решительно поднялся и стал одеваться.

— Ты куда? — голос робкий, испуганный.

— Ну… Потрахались, пора и честь знать, — процедил Марк, не оборачиваясь. — Как понадоблюсь — забегай, — и вышел, хлопнув дверью.

Ночь со вторника на среду. Лондон.

Йорген снова не мог спать. Завтра истекал срок, который назначил Депрерадович, он должен снова проникнуть на ярмарку и отдать флэшку Божану. А дальше надеяться на его доверчивость и милосердие. Надеяться, что он поверит, что Йорген не смотрел эти материалы. Надеяться, что если даже он убьет Йоргена, то Еву не заподозрит и не убьет.

С записками его больше никто не беспокоил, а следовательно, интуиция правильно ему подсказала, что не стоит приходить на место встречи. В последний момент он передумал и не пошел. Теперь Йорген убедился, что его еще раз проверял Сингх. Он перевернулся на бок и тут же услышал тихий голос жены.

— Не спится?

— Нет, — машинально потянулся к наладоннику, потом вспомнил, что их не прослушивают, и в этом нет нужды.

— Ведь все обошлось, тебя не подозревают, — снова зашептала Ева. — Что тебя беспокоит?

— Завтра надо будет отдавать флэшку в Нью-Йорк, — объяснил он. — Но в покое меня после этого не оставят. Боюсь, что и тебя не оставят. Что еще можно придумать, ума не приложу.

— А если этот человек будет точно знать, что ты ничего не смотрел на этой флэшке, он оставит нас в покое?

— Возможно, — Йорген пожал плечами. — По крайней мере, шансов у нас будет больше. Вот только как его в этом убедить? Не знаю, какие доказательства можно для этого предоставить.

— А если уничтожить информацию, которая там хранится?

— В смысле? — не сразу понял он.

— Если ты отдашь флэшку, на которой нет никакой информации, значит, ты не знаешь, что там было написано.

— Слушай, а это мысль! — Йорген сел на диване. — Только не стереть информацию, а… Надо как-то испортить флэшку. Если просто сотру, то могут заподозрить, что это я сделал. Или другую флэшку подсунул вместо настоящей. А испортиться флэшка могла и от времени. Все-таки одиннадцать лет в тайнике пролежала. Ты лежи, а я попробую.

Он прошел на кухню, достал пластмассовый пузырек из-под лекарства. Поставил его перед собой. Как можно испортить флэшку. Сломать-то ее несложно, но надо ведь сделать это так, чтобы Божан ничего не заподозрил. Перебрав возможные варианты, он решил воспользоваться наладонником. Если во время работы флэшки выдернуть ее из компьютера, она должна сломаться. По крайней мере, тот же Шалита говорил, что испортил флэшку именно таким образом.

Наладонник остался в спальне. Он пошел обратно. В коридоре почувствовал чье-то присутствие.

— Ева? — спросил он. А в следующую секунду его ударили по голове.

Депрерадович не стал ждать срока, который назначил майору Бёрьессону. Как только узнал, что ловушка, расставленная для лондонской разведки, сработала, он отдал приказ Волосу: в эту же ночь доставить Бёрьессона вместе с флэшкой к нему.

Он следил за ходом операции из кабинета. Если его людей поймают, Нью-Йорк сделает вид, что никакого отношения к ним не имеет. Так делали разведки всех городов: какие-то, мол, бандиты, сами не знаем откуда, сами так же страдаем… Если же все пройдет так, как задумано, он спустится на ярмарку, чтобы последний раз взглянуть на подчиненного.

Подполковник Волос все тщательно продумал и ребят подобрал — лучше не придумаешь. Даже сигнализацию смогли отключить на минуту, так что на этаже -1, они беспрепятственно проникли в шахту лифта группы Е, предназначенного для охотников, мусорщиков и полицейских. Уже через десять минут они вышли на этаже, где жил Бёрьессон, а еще через десять минут возвращались к двери ярмарки. Если сейчас они смогут покинуть Лондон, не поднимая шума, значит, все удалось.

Депрерадович напряженно следил за тем, как команда Волоса преодолевала последний барьер. После того как дверь, ведущая из Лондона в тоннель на ярмарку, снова закрылась, он подождал еще немного. Но Лондон так и не поднял тревогу. "Молодчина, Волос! Не подвел", — Божан направился к лифту и вскоре уже спустился в помещение ярмарки. А у его ног, корежился майор Берьессон, который только сейчас начал приходить в себя. Волос доложил обо всем, что они услышали, пока добирались до Йоргена. Что ж, интуиция опять его не подвела. Если бы он решил довериться Йоргену, то материалы бы не получил.

— Здравствуй, Бёрьессон, — начал Депрерадович доброжелательно, как только Йорген поднял голову. — Так значит, ты решил уничтожить нужные мне материалы? — он сделал знак — и Волос несколько раз пнул Йоргена ботинком под ребра. Тот стонал и хрипел. — Ты думал, что сможешь уничтожить материалы, за которыми я охочусь всю жизнь, и тебе это сойдет с рук? Ты спасешь свою поганую шкуру?

Йоргена еще несколько раз ударили.

— Где флэшка? — потребовал он у подполковника.

Тот тут же вложил в ладонь Депрерадовича белую баночку из-под лекарства.

— Это стояло на столе в кухне. Испортить он ничего не успел.

— Посмотрим, — Божан вставил флэшку в наладонник и зарычал. — Черт побери! Она сломана. Он успел! Падаль! — он не удержался и тоже пнул Бёрьессона.

— Я не трогал ее, — еле слышно прошептал Йорген.

— Что?! — заорал Депрерадович.

— Я не трогал ее! — сказал он чуть громче. — Вы ведь можете проверить. Я не трогал ее.

— Да на кой черт мне ее проверять! Падаль! — снова произнес он в сердцах. — Уберите его! — скомандовал он Волосу и решительно пошел обратно в Нью-Йорк.

Среда. Приют.

Клео в отчаянии закрыла лицо руками. Слезы неудержимо катились по щекам. С каждым разом расставаться с Марком становилось труднее. Почему он оказался не таким, как остальные мужчины? Почему он не может относиться к ней как обычной шлюхе, а непременно хочет жениться на ней? Может, если она расскажет ему все как есть, он, наконец, согласится с тем, что она права: она не подходит на роль жены. Слезы тут же высохли. Что за глупости лезут в голову? Она тряхнула волосами, и старательно вытерла лицо простыней. Если он узнает ВСЮ правду, то просто выгонит из приюта, а братишку отправит хищникам. Кстати, ей давно пора навестить Витю.

На самом деле, когда они встретились в коридоре, Клео шла к брату. Но поскольку в течение многих дней она постоянно думала о майоре, получилось, что она почти не обманула его, ведь страшно обрадовалась, когда столкнулись в коридоре…

Но сейчас все надо забыть. Она быстро оделась, нашла кусок хлеба, который припрятала после ужина и осторожно вышла из комнаты. Бегом спустилась по ступенькам, надеясь, что дежурные уже не так бдительны, как в то время, когда воровали еду, а потому не заметят ее перемещений. К тому же до подъема оставалось немного, а в предрассветные часы очень трудно бодрствовать. Главное, чтобы Испанец дождался, иначе, она не сможет попасть к брату.

К счастью, дверь в карцер оказалась открыта.

— Ну наконец-то! — шепотом воскликнул Серхио. — Я уж думал ты опять не придешь.

— Ира? — спросил Витька. — Ты чего так поздно? Скоро уже подъем.

— Я не надолго, — она нашла его ладонь и вложила хлеб.

— Ладно, вы как знаете, а я пошел, — Серхио не попрощавшись, выскользнул из карцера.

Ира подошла к брату ближе и, несмотря на его сопротивление, обняла его, прижалась головой к макушке и замерла так, стараясь сдержать слезы.

Марк так и не смог уснуть в эту ночь. Сначала пошел в спортзал и выместил злость на тренажерах. "Сколько можно быть таким идиотом? — увещевал он себя. — Ведь она же сказала тебе ясно и понятно с самого начала. На что ты каждый раз надеешься?"

Он поднимал камни до тех пор, пока не заболели швы. Потом поднялся к себе в комнату. Убрал постель и метался из угла в угол. Только что головой об стенку как Зверев не бился. Когда небо за окном посветлело, решил, навестить Лифтера. Может, заодно удастся поймать того, кто носит ему еду. Хотя вряд ли, конечно — посещать пленника перед самым подъемом очень рискованно.

Но все же, подходя к карцеру, Марк постарался ступать как можно тише. Подойдя к двери, он хотел достать ключи, но по какому-то наитию, сначала потянул дверь на себя. Она легко приоткрылась. Тогда он рванул ее и шагнул в камеру.

На полу сидела Клео, прижимая к себе Витьку.

При виде майора они вскочили на ноги и их словно отбросило друг от друга. После минутного замешательства, Лифтер тут же кинулся на майора:

— Только попробуй тронуть мою сестру! Только попробуй! Убью! — надрывался он.

Марк тяжело дышал от бешенства.

— Убьешь? — негромко спросил он, сузив глаза. — Ну, давай, убей. Так ты, оказывается, мечтаешь перебить всех, с кем она спала, чтобы вытащить тебя из того дерьма, в котором ты оказался? Силенок-то хватит, щенок? — говоря это, Марк наступал на мальчишку, тот невольно сделал шаг назад, но глаза гневно полыхали.

— Не смей мою сестру трогать, понял?! — продолжал он.

— А если посмею, то что? Ты сидишь здесь, в карцере. Героя из себя корчишь. Мир тебя не устраивает. Все не так, как ты хочешь. А ты спросил ее, — он, не глядя, ткнул пальцем в Клео, которая стояла у стены, беспомощно сложив руки у груди, будто молилась. — Ты спросил ее, — повторил Марк, — как она хлеб тебе добывает? Под кого она легла, чтобы тебя накормить, спросил? Тебе порядки в приюте не нравятся. Тебе на свалку выходить зазорно, чтобы стариков и детей накормить. А вот так сидеть и кормиться за счет сестры не зазорно? Под всех мудаков ее подкладывать, чтобы тебя от хищников спасти — тебя устраивает, да?

Он не сдержался, и, схватив пацана за тощую шею, прижал к стене. В глазах у Витьки на смену гневу пришло отчаяние, но он боялся не смерти.

— Ирка, скажи, что это не правда! — прошептал он, скосив глаза на Клео.

— Марк, пожалуйста, — прошептала девушка. Голос ее дрогнул.

Левицкий отпустил мальчишку и повернулся к ней.

— А ты, — он снова задохнулся от ярости, потом справился с собой. — Ты считаешь, что это нормально? Правильно? Приучать брата пользоваться твоими услугами? Приучать его к тому, что он может сделать любую гадость и все сойдет с рук. Потому что есть сестра. Она раздвинет ноги и в очередной раз его вытащит. Ты считаешь, что это нормально? Что он человеком вырастет? Да на хрена такому отморозку жизнь?

— Марк! — снова попыталась остановить его Клео. — Пожалуйста, не здесь!

— Нет здесь, — прервал ее Марк, успокаиваясь, наконец. — Здесь и сейчас, — он снова повернулся к Витьке, который сидел у стены, вцепившись руками в волосы. — Ты жить хотел? Тебе нравится жизнь такая? Так живи, — он быстро наклонился и освободил его от наручников. — Живите оба, — отчеканил он. — Убирайтесь из приюта, чтобы духа вашего здесь до завтрака не было!

Он вылетел из карцера. "Ну ты и придурок, майор, — подумал он. — Ведь сразу же можно было догадаться!" Он зло посмеялся над своей доверчивостью и пошел проверять посты. Приют уже начинал просыпаться.

Среда. Лондон.

Ева сидела в коридоре и не знала, что делать. Вчера она услышала какой-то стук в коридоре, но подумала, что это Йорген колдует над флэшкой. Потом сама не заметила, как уснула. И только утром обнаружила, что муж ночью так и не лег спать. Дверь оказалась открыта. Готовя завтрак, она еще надеялась, что, может быть, он куда-то вышел, и вот-вот вернется. Проводила девочек, стараясь не показать беспокойства. Вскоре после них она должна была выходить на свалку. Сейчас, в полной экипировке, с мешками в руках она сидела на полу, чувствуя, что не может пошевелиться.

В голове метались мысли одна бредовее другой. "Вызвать полицию? Пойти поискать его самой? Спросить у друзей?" Внезапно, она будто услышала голос Йоргена: "Иди на свалку. Ради девочек иди".

Она вскочила и помчалась к лифту. В распоряжении оставалась одна минута. Ева постаралась сжать чувства в комок. Никто не должен знать, как она расстроена. У нее все в порядке.

Уже на свалке, когда она собирала ценный мусор в мешки, в глазах снова потемнело: если Йорген не вернется, полиция может начать расследование заново. Устроят дома обыск, что-нибудь найдут.

Чтобы прийти в себя, подумала о другом: "Все обойдется. Он вернется и все будет хорошо. Как прежде". Так она и закончила смену, твердя про себя как заклинание одни и те же слова. Входя в фильтр-подъезд, с надеждой осмотрела команду охотников, но мужа среди них не оказалось.

Сердце перестало биться от ужаса. Уже не заботясь о том, что кто-то может заметить ее состояние, она, чуть ли не бросив полные мешки на склад, помчалась домой. Квартира встретила мертвой тишиной. Едва сдерживая слезы, она медленно побрела в спальню, чтобы переодеться. Последняя надежда растаяла. Йорген не вернется. Может, его убьют. Или уже убили. Может, он опять солгал и сбежал сам, как только миновала опасность. Сейчас уже ничего не имеет значения. Сейчас важно как-то выжить.

Она шагнула в спальню и вскрикнула: на полу перед дверью лежал муж. Ева упала рядом на колени, нащупала артерию на шее — пульс был. После переживаний, она не выдержала и зарыдала. Он вернулся, он жив. Но как же он лежит? Ведь надо выходить на свалку. Она помчалась к аптечке, нашла нашатырь. Едва она поднесла к носу пузырек, он открыл глаза, помотал головой.

— Ева… — он сонно потер глаза, потом, поморщившись, сел. — А я не хотел диван пачкать, вот и лег прямо на полу, — виновато объяснил он.

— У тебя же смена сегодня, — прошептала она сквозь слезы.

— Я с утра был у Ойвина. Взял больничный на пару дней. Ну что ты, — он осторожно прижал к себе жену. — Все хорошо. Все закончилось. Не плачь.

— Правда? — она взглянула ему в глаза и стала вытирать слезы. — Все-все закончилось?

— Да, — подтвердил он.

— А где ты был?

— Меня срочно вызвал к себе начальник, — Йорген решил не пугать жену известием, что ночью они были на волосок от гибели. Будет еще потом ждать нападения каждую ночь. — Я даже флэшку испортить не успел. Но оказалось, что она и вправду испортилась от времени. Сначала мне не поверили. Даже хотели убить. Но потом отчего-то передумали. Я так думаю, только по твоим молитвам.

Ева снова заплакала, прижавшись к его груди, а Йорген вспоминал, как смотрело на него черное дуло пистолета, а справа удалялась спина Депрерадовича. Как внезапно Божан остановился и приказал Волосу:

— Подожди.

Вернулся к Йоргену:

— Знаешь, я подумал, что убить тебя всегда успею, а если ты и в самом деле не трогал флэшку, то можешь еще пригодиться. Отпускаю тебя. Но помни: ты разведчик Нью-Йорка, кроме тебя никого не осталось в Лондоне. Однажды ты снова понадобишься своей родине.

Эту пафосную речь опять произнесли для тех, кто присутствовал. Для них же его наказали, чтобы знали: нельзя нарушать приказы генерала, без возмездия не уйдешь. Божан достал из кармана какой-то странный прибор и выстрелил Йоргену в печень.

Он почувствовал лишь легкий укол и сначала даже не понял, что произошло. Но тут Депрерадович нажал на этом же приборе кнопку. Йорген согнулся пополам и заорал от боли. Показалось, будто сверло вонзилось в печень, он с воплями катался по полу. А Божан объяснял негромко, что Бёрьессону вживили новую штучку из Токио. Теперь, когда они захотят его наказать — накажут болью. Когда захотят убить — убьют одним нажатием. Как только Йорген немного успокоился, генерал склонился над ним и негромко заключил:

— Если будешь плохо себя вести — так, как ты вел себя в этот раз, пытаясь обмануть меня, — я прикажу ввести такие же штучки в печень твоей жене и девочкам, это легко и на расстоянии сделать…

Как только Йорген смог проникнуть в Лондон, пришлось пойти в больницу, попросить еще один выходной. Били его так профессионально, что гримироваться на этот раз не пришлось. Выглядел же он плохо, и Ойвин предложил обследование. Но Йорген отказался — иначе и аппарат в печени найдут, будут потом докапываться, кто и когда его поставил.

Дома он выпил обезболивающее, но ничего не помогало — боль в печени не отпускала, а снова и снова накатывала, так что он чуть не свихнулся. Невольно представлялось, как Депрерадович, сидя в кресле, забавляется, нажимая на кнопку… Только полчаса назад он впал в забытье.

Еве об этом знать ни к чему. Так же как Депрерадовичу ни к чему знать, что Лиза всегда делала дубликат документов. Неслучайно на схеме стоял кружочек и крестик. Крестик — знак, где она спрятала оригинал, а кружочек обозначал место, где она спрятала дубликат. И две схемы друг на друга наложила, чтобы запутать… Пусть и Депрерадович, и Ева думают, что все на самом деле закончилось. Навсегда.

Среда. Приют.

На построении Марк с неприятным удивлением заметил Виктора в первой шеренге третьего класса. Клео стояла у окна, но не с воспитателями, а в сторонке, опустив голову так низко, что белые волосы скрыли лицо. По правде говоря, он очень надеялся, что никогда их не встретит. Левицкий решительно подошел к третьему классу.

— Старший лейтенант Зверев, что среди воспитанников делает Лифтер? — спросил он так громко, что его голос отозвался где-то под потолком спортзала.

— Господин майор… — неуверенно начал Славик.

— Господин майор, — Витька шагнул вперед и, глядя прямо перед собой, отчеканил. — Прошу принять меня в любой класс приюта. Можно даже добытчиком. Обещаю во всем подчиняться уставу приюта.

Марк стиснул зубы. Если бы мальчика попросил об этом сразу после разговора в карцере он бы отказал не раздумывая, лично бы выставил за дверь приемника. Но теперь, когда весь приют стал свидетелем просьбы, он отказать не мог.

— Я беру тебя в третий класс, — произнес он, справившись с гневом, — с испытательным сроком в три дня. За это время ты можешь покинуть приют. Через три дня за любое, даже самое маленькое нарушение будешь переведен в класс добытчиков. За серьезное нарушение скормлю хищникам.

Майор надеялся, что после такого предупреждения, Витька поторопится уйти, но мальчишка вместо этого отдал честь по уставу:

— Есть, господин майор, — и снова встал в строй.

После построения Марк поднялся к себе. Как только он представлял, что встретит в столовой эту парочку, пропадал аппетит. Но не успел майор сесть в кресло, как в дверь робко постучали.

— Да! — крикнул он.

В комнату скользнула Клео.

— Марк, — тихо начала она.

Левицкий тут же вскочил.

— Уходи! Я не желаю ничего слышать.

— Марк, пожалуйста. Я только хотела попросить прощения!

— Извинения приняты, уходи! — он угрожающе двинулся на нее. Девушка вжала голову в плечи, но не отступила.

— Марк, если ты думаешь, что я приходила к тебе только из-за брата, то это не так, — она говорила скороговоркой, будто торопилась высказаться до того, как ее убьют. — Это может быть, только в первый раз было так, а потом… Я влю… Ты мне понравился. Правда! Я не из-за брата, — она, наконец, открыла глаза и посмотрела на Марка. Он стоял напротив, сложив руки на груди, и прищурившись, внимал ее лепету.

— Если это правда — выходи за меня замуж, — жестко промолвил он.

— Но Марк, — опять жалко забормотала она. — Какая же из меня жена? Я ведь в службе сервиса работала, я…

— Неужели ты думаешь, я не знал этого?

Глаза Клео расширились:

— Знал?

— Даже если бы я не заметил у тебя на животе характерные шрамы, которые остаются только после стерилизации лазером… Даже если бы я не обратил внимания на твой несомненный опыт в постели… — продолжил он. — То твоя манера общения с мужчинами… несколько специфична, знаешь ли.

Девушка потрясенно смотрела на Марка.

— Ты знал и предлагал мне выйти за тебя замуж? — опять не поверила она.

— Да. Для меня неважно, что было. Важно, что есть. И что будет, — Клео заметила, как бьется вена у него на шее. — Если ты не использовала меня в своих целях, а действительно… Выходи за меня замуж.

— Но не будет ничего! — воскликнула она. — Я не смогу родить тебе детей, и ты никогда не получишь квартиру в городе!

— А это уже не твоя забота, — он шагнул ближе, взял ее лицо в ладони. — Клео, только если ты не лжешь, если ты приходила из-за меня. Если сейчас пришла не для того, чтобы я оставил вас в приюте… Выходи за меня замуж.

Он замолчал, с тревогой ожидая ответ. Она прошелестела еле слышно:

— Да.

Марк тут же прижал ее к себе, стал целовать шею, плечи, лицо.

— Клео… спасибо, милая. Спасибо.

— Марк, — он уперлась ему в грудь кулачками, с трудом отодвинула от себя майора.

— Что? — тут же насторожился он.

— Меня Ирина зовут, — ласково улыбнулась она.