Призрак, осыпанный снегом 3

Железный конь

Это случилось в марте 2015 года, задолго до того, когда Кирилл впервые увидел Призрака. Инга тогда прибыла в город. В некоторых окнах уже горел свет. Поначалу она не решалась войти в подъезд одного совершенно незнакомого ей дома, но стало темнеть, и она, собравшись с духом, вышла из Нивы, затем поднялась на второй этаж. Заиграл звонок.

Дверь открыла женщина средних лет, вытирающая руки о полотенце, вопросительно уставилась, спросила: «Вам кого?». Инга, взволнованно поглядывая ей за спину, произнесла:

– Иконников Владимир Фёдорович здесь живёт?

– Здесь… – Женщина кивнула, но не двинулась с места и продолжала заинтересованно чего-то ждать.

– Он сейчас дома?

Та оглянулась через плечо, крикнула:

– Володя, Володь, к тебе пришли!

Из комнаты вышел мужчина, одетый не по-домашнему, будто собравшийся уходить и настороженно уставился на незнакомого ему человека.

– У меня есть для вас очень важная информация… – обратилась к нему Инга.

Тот замешкался: пригласить её войти или выйти с ней?

– Давайте лучше выйдем… – опередила его Инга.

Мужчина накинул куртку, прихватил головной убор, ключи от машины, обулся и под внимательные взгляды хозяйки вышел на площадку. Кажется, он был рад, что незнакомка вела его дальше: по лестнице, затем на улицу, что удаляло от дома всяческие разговоры, явно нежелательные для членов его семейства. Инга молча направилась к безлюдной детской площадке, где стояло несколько скамеек. Правда, сидеть на них при морозе никто не собирался, и они просто встали у борта пластиковой горки.

– Я не задержу вас надолго, – заверила Инга. – Это касается вашего отца, Фёдора Алексеевича. – Судя по всему, он готов был к какой угодно теме, но совершенно не ожидал, что будет произнесено имя его давно умершего отца. – Только я настоятельно прошу оставить наш разговор в тайне от всех – сами поймёте почему.

– Давайте ближе к делу, – начал он её поторапливать и для достоверности глянул на часы, будто куда-то опаздывает.

– Сейчас я не скажу вам ничего – словам вы не поверите. Любой бы не поверил. Вы должны сами приехать и это увидеть…

– Приехать куда?

– Знаете село Никольское? Наверняка знаете, оно неподалёку от Студёных Выселок. – Услышав название «Студёные выселки» мужчина напрягся. – Приезжайте, вот вам адрес. – Она протянула клочок бумаги.

– Я никуда не поеду, пока не буду знать в чём обстоит дело! – Иконников стал держать оборону, видно предположив, что его хотят втянуть в сомнительное предприятие.

Вспыхнувшее в нём раздражение отчасти поутихло, когда он увидел, что эта странная женщина прислонилась к горке, будто ей нехорошо и трудно стоять. Волнительное поведение Инги не вызывало сомнений в серьёзности вопроса, только она наотрез отказывалась говорить здесь и сейчас.

– Можете хотя бы намекнуть? – допытывался он. Владимир Фёдорович был явно не из трусливых, его съедало обычное человеческое любопытство.

– Я уже намекнула: это касается вашего отца. Какие бы вы сейчас не строили предположения – все они будут очень далеки от происходящего. Вы не поверите мне на слово, поэтому прошу вас, приезжайте и убедитесь сами.

В договорённый день Иконников оказался у Ингиных ворот. Он оглядел местность, вышел на дорогу, откуда лучше видны были окна, изучил Ингин дом, вытянув шею, и не увидев ничего примечательного, кроме света в одном из них, нажал на звонок.

Инга уже уловила звук подъехавшей машины. Она стояла перед дверью в напряжении с ключами в руке, взволнованно ожидала звонка, который почему-то запаздывал. Но прозвонив он не облегчил ей состояние, её взбудоражило вдвойне, и всё же она поспешила открыть затвор.

Владимир Фёдорович чувствовал себя не легче. Ему стоило огромного труда шагнуть в неизвестное, где ему было обещано раскрытие какой-то немыслимой тайны, и эта тайна, что было особенно странным, касалась его отца, умершего… сколько же лет миновало: тридцать, тридцать пять? Воспоминания о нём тревожили.

Очутившись в просторной кухне, где витал аромат ягодного компота, Иконников начал озираться по сторонам, он вслушивался: нет ли здесь кого-то ещё и не спешил садиться на стул, да хозяйка не предлагала. В ней была заметна всё та же взволнованность, женщина не сводила с гостя чересчур пристального взгляда. Перед ней стоял плотно сбитый мужчина среднего роста со строгим видом – не исключено, что таким он был у него в зависимости от ситуации, возможно это лицо становилось добрым, когда он имел дело с приятными людьми, и если дело касалось не страшной тайны. Он был шатеном, но имел к своим годам небольшую залысину, ограниченную с боков подседевшими висками, надбровные дуги слегка нависли на глаза, что придавало хмурость, подбородок был широк и чётко не выделялся среди скул и шеи – на лице Иконникова не было острых и выразительных линий. На нём была одета приличная куртка в классическом варианте, придающая солидность, не застёгнутая, под ней видна была рубашка тёмного цвета, обтягивающая живот и заправленная в ремень.

Инга толкнула дверь в кабинет, зажгла в нём свет. Ей бросился в глаза Нунэ, сидящий сгорбившись на полу возле радиатора, повернувшийся к двери спиной и никак не реагирующий. Его морда утонула в коленях, и торчал один затылок.

Мужчина стоял через стену от него, не понимая: собственно, на кого там уставилась эта странная женщина? Однако он ждал приглашения и не бросался всё тут оглядывать, а сначала хотел всё-таки добиться разъяснений: что же должна она ему сообщить? А может она сумасшедшая? Стоило ли из-за неё откладывать дела, да мчаться куда-то в область?

Инга приступила к делу:

– Прежде, чем вы загляните сюда, я должна рассказать вам о своих изучениях в сфере, принятой считать обывателями паранормальной. Я… проводила кое-какие исследования и выяснила, что наше сознание не умирает – оно продолжает существовать и находится в недосягаемом для нас месте. При определённых условиях может вернуться, но тогда оно будет пребывать в другом теле, весьма необычном, даже пугающем в нашем с вами представлении. При этом оно помнит предыдущую жизнь, помнит ту жизнь в предыдущем теле, даже имеет те же наклонности, привычки, увлечения… Потусторонний мир существует, как бы ни дико это звучало – обычно мы сталкиваемся с ним редко и принимаем обитателей того мира за разного рода демонов.

В лице мужчины постепенно появлялось недоверие и что-то похожее на усмешку. Он попытался открыть рот, явно намереваясь прервать её бредни.

– Взгляните на это существо. – Инга отошла назад, чтобы Иконников мог подойти к двери. – Только предупреждаю: вам понадобится всё ваше самообладание. Если вас хватит удар, боюсь я не справлюсь…

Он, собравшийся было заглянуть, вдруг притормозил на последних её словах, помедлил, затем решительно двинулся к проёму. Его лицо вдруг стало бледным, мускулы дрогнули, губы приоткрылись и затряслись. Иконников уставился на существо, сидящее на полу, в состоянии шока. Сейчас он не видел ничего вокруг, он смотрел и смотрел не в силах отвести глаз. Дёрнулся, будто намеревался бежать. Наконец к нему вернулась ясность рассудка, он отошёл и воскликнул:

– Что это за зверь? Какая мерзость! Чем вы вообще тут занимаетесь?

– Это – не зверь, – прохладно ответила Инга.

– Вы что, колдунья? Просто чертовщина какая-то! – Иконников отвернулся, в порыве потрясения вытерев ладонями вспотевшее лицо, глубоко задышал.

– Вы верите в колдовство? – Инга продолжала разговор. – Я – нет. Лично я верю в науку. Всему можно найти научное объяснение.

– Так причём здесь мой отец?! – воскликнул Владимир Фёдорович трясясь от увиденного. Нервы его не выдерживали.

– Это и есть ваш отец. Новое его тело… Пусть оно… непривычное для нас, но, судя по его поведению, он прекрасно осознаёт – кто вы такой.

– Вы в своём уме?! – вскричал Иконников-младший. – Что вы тут мне устроили?.. Вы знаете где я работаю? Я привлеку вас к ответственности за мошенничество! И моральный ущерб – надругательство над моими чувствами!

Терпение Инги так же подошло к концу, и она в свою очередь набросилась на Призрака:

– Нунэ! А ты что сидишь, будто тебя не касается? Сначала ты меня изводишь своими головоломками… этими чёртовыми! то имя мне подсунет, то адрес! То… Я мчусь туда, как оголтелая, побросав все дела!.. А теперь ты показываешь свою полную безучастность! Типа ты тут ни при чём. Сделай же что-нибудь! Не сиди так! Объясни ему сам! Я распинаюсь тут, как дура, про все эти… перемещения, а ты…

Её тираду оборвало тихое подвывание, отчего люди замерли – оно было в точности как у волка. Владимир Фёдорович, услышав, весь напрягся. Волчий вой разлился по дому. Призрак запрокидывал голову назад, когда переходил на протяжные высокие ноты: У-у-у-у-у, у-у-у-у-у… А-а-у-у-у-у… Мужчина, не веря своим ушам, приблизился к кабинету, чтобы убедиться: откуда исходит этот вой, а убеждаясь всё больше приходил в ужас. Это его взбудоражило, и Инга забеспокоилась за его психическое состояние. Выражение его лица было несравнимо с тем первым моментом, когда он увидел Призрака – сейчас оно казалось полным изумления, страха и паники, будто вот-вот он лишится чувств.

Иконников-младший отрешённо побрёл к столу; ноги его еле слушались. Он опустился на стул свалившись. Облокотился о край столешницы, затем улёгся на неё, упёрся в неё лбом, закрыв руками голову. Долго скрёб по голове, а Призрак всё выл и выл. Инга нервно воскликнула:

– Хватит выть, Нунэ! Сколько можно… Разошёлся!

Вой по её приказу резко оборвался. Там, где сидел Нунэ, послышалась возня, затем заклацали по полу когти. Когда Владимир слегка приподнял голову Нунэ уже сидел в проёме во всей красе, не сводя заинтересованного взгляда со своего, выходит, что сына. Длинные миндаливидные глаза его редко моргали, кривые пальцы теребили шерсть на коленях. Иконников-младший смотрел на это творение не смыкая рта, он застыл в одном положении, словно стал изваянием.

– Владимир… – Инга тронула гостя за плечо, понимая, что того как-то нужно поддержать. – Разве вы не скучали все эти годы по своему отцу? – Он перевёл на неё вялый безжизненный взгляд, но то было признаком понимания её слов – рассудка он, к счастью, не лишился. – Поймите, Нунэ – не какое-то там жалкое чудовище, или мерзость… Он – само совершенство. Вы не найдёте никого, кто бы так же, как он, мог перемещаться со скоростью ветра, проноситься сквозь стены, словно их не существует, да ещё обладать хитростью и смекалкой.

Она склонилась и произнесла еле слышно:

– Ваш отец – настоящий джинн, обладающий волшебной силой.

Иконников-младший молча её слушал, иногда поглядывал на того, кого она сейчас так расписывала и восхваляла. Гость ещё долго пребывал на том же месте, правда сменил позицию: он упёр кулаком в щёку и сочувственно разглядывал Призрака, который так же за пройденное время не сильно изменился в поведении, разве что прекратил щекотать свои колени.

С того дня прошли годы. Владимир Фёдорович периодически наведывался к Инге, как только выкраивал время. К Призраку он привыкал постепенно, но убеждался с каждым разом, что тот ни что иное, как новая сущность его отца, Иконникова Фёдора Алексеевича, претерпевшего реинкарнацию. Он мало что понимал в Ингиных обоснованиях: каким образом происходит выселение сущности из одного тела и заселение в безжизненный набор костей, но подмечал в Призраке манеры отца, иной раз находил у себя в карманах или машине предметы детства, подброшенные отцом – тот потаскивал их не из полуразрушенного старого дома, так как Владимир побывал в нём вместе с Ингой, убедившись, что ничего в нём нет, а откуда-то извне.

Так же вместе с Ингой они посетили кладбище: портрет отца немного выцвел, но других его фотографий у Владимира не осталось, так как его, пятнадцатилетнего и убитого горем, увозили из Студёных Выселок спешно, толком ничего не позволив взять. Но Владимир помнил, что в родительском доме после его отъезда много чего оставалось. Где все эти вещи теперь? Там были альбомы, а в них фотографии: и матери, и отца, стоящего возле лошадей, и его маленького, либо подростка… Может они до сих пор хранятся у кого-то… Пока Владимир взрослел и поднимался по карьерной лестнице, всегда избегал разговоров об отце, не пытался найти мать, не искал родительских вещей, старался выкинуть из головы события тех, давно прошедших, дней… Единственным напоминанием были сны: образ отца появлялся в них всякий раз, когда Володя пытался принять важное для себя решение – и этот образ давал ему подсказку. Выходит, что верил он в жизнь после смерти давно, где-то на уровне подсознания, просто отказывался это принять, принимая сбывшийся сон за случайное совпадение.

В июле 2020-го Иконников-младший вновь навестил Ингу. Она собрала обед. Гость нахваливал суп из маслят, он запросил ещё одну порцию и продолжал черпать, позвякивая ложкой. Сегодня Владимир Фёдорович был на редкость разговорчив, в приподнятом настроении, Ингу он тоже расспрашивал о делах:

– Что там у вас с этим Водолазом из Каменки? Разобрались надеюсь?

Инга ответила утвердительно.

– А Кирилл успокоился?

– Вряд ли. Мне кажется, что его кроме Нунэ ничего в этой жизни не интересует.

Владимир Фёдорович придвинул ближе очередную тарелку.

– А что ему! парень молодой, любознательный… – продолжал гость. – Другие… либо лодыри – ничем не интересуются, либо интересы у них криминального характера: игры азартные… Ну ты знаешь. Чем попадать под влияние всяких… уже забыл фамилию его директора, того, покойника, который чуть не втянул его чёрт знает во что. Уж лучше пускай… – Некоторое время он жевал, затем окончил мысль: – Пускай гоняется за призраками, за водяными, за лешими!

Инга выставила перед ним чай и компот, что было в её духе, так как сама она пила во время обеда и то, и это. Сахар предложила добавлять самому, а то могла ошибиться.

– В понедельник приедет электрик, я договорился, и займётся курятниками, заодно розетку ему покажешь. Только отцу скажи, чтобы он во время его приезда сидел в дальней спальне тихо и не высовывался!

Скучавший на полу Нунэ делал вид, будто обсуждают не его. Владимир Фёдорович старался избегать к нему прямых обращений, делал всё через Ингу, как через переводчика. Нунэ счёл, что ему пора вставать, у него возникло внезапное желание переместиться в кабинет. Однако Инга с Владимиром догадались – куда его переместило: через секунду с улицы донеслись звуки, что говорило о его появлении в вольере: куры громко раскудахтались, будто на них что-то обрушилось, затем успокоились.

Инга воспользовалась его отсутствием, чтобы поведать кое о чём:

– Кажется он собирает коня.

Услышав странность, Владимир перестал помешивать чай.

– Почему коня? В смысле собирает?

Инга придвинулась ближе, постоянно озираясь на приоткрытую дверь кабинета, наклонилась, стала объяснять:

– Он откуда-то таскает разные железяки – хлам всякий, металлолом. А затем из них лепит какую-то… поделку что ли… Там, за сараями. Пообедаешь, я тебя свожу показать. На мой взгляд это конь.

Владимир подумал в растерянности, удивлённо пожал плечами, произнёс:

– Зачем ему конь?..

Тут он вспомнил:

– Ну да, он же работал на конюшне! Лошадью управлял словно циркач. И всё равно не пойму… – Снова пожал плечами. – Зачем ему конь, да ещё из металлолома?.. Ностальгия что ли разыгралась по лошадям? Наверно не нашёл – из чего ещё соорудить фигурку лошадки. Захотел себя потешить.

– Фигурку? – Инга выкатила глаза. – Да это не фигурка!.. Это конь в реальных его масштабах! Там одни его ноги сколько места заняли… у меня под яблонями…

Как и обещала она повела его показать. Проследовав мимо первого вольера, в котором по обыкновению рассиживал Нунэ, они сделали вид, что заняты своими делами и невозмутимо прошествовали не глядя на него. Позади всех сараев их вниманию открылось незаконченное изделие из разных многочисленных деталек, преимущественно покрытых ржавчиной. Там лежали ноги коня, соединённые между собой частями брюшины – всё было собрано из бесхозного металлолома.

Владимир Фёдорович присел, взялся за одну железную ногу.

– Посмотри, как искусно он сделал копыто, – произнёс он, восхищаясь увиденным. – Почти как настоящее – не каждый скульптор такое повторит. Я бы сказал: ни один человек такое не повторит. Глянь на мускулы: каждый тщательно проработан – я знаю лошадей, всё детство провёл в их компании. – Он поднялся и подбоченился. – Знаешь что!.. Когда приедет электрик, накрой-ка ты это… нерукотворное творение, к примеру… чёрным полиэтиленом, а то у того могут возникнуть вопросы.

К приезду электрика конь увеличился на целое туловище. Инга, разглядывая его дутые бока и такие же наливные части бёдер, прикинула – сколько он может весить и поняла, что без манипулятора его с места не сдвинуть – и это в отсутствие головы и шеи. Ей понадобился не только полиэтилен, потому как того не хватило, но ещё пришлось волочить из хозблока всякий рубероид, да старый тэн, чтобы изделие нигде не выглядывало, потому как электрик будет влезать на стремянку, да просверливать под крышей – и всё это в непосредственной близости. Пусть думает, что здесь хранят навоз, либо кучу чернозёма. В душе она злилась на Призрака: от безделья тот затевал всякие такие заморочки, которые впоследствии надо будет как-то исправлять, и заморачиваться придётся ей. Примером тому могла послужить история с заложницей Яной, запертой в старом доме – Инга не один день наводила порядок после её пребывания, чинила и исправляла.

Ещё через неделю конь обрёл другие недостающие части: шея его была так же внушительна, но самой впечатляющей оказалась голова. Иконников-младший специально вырвался, чтобы взглянуть собственными глазами на завершённое изделие и узнать, чему поражалась Инга.

Конь был собран, он уже не лежал, а стоял, как и подобает коню, но Инга с Владимиром терялись в догадках: как такую тушу смог перевернуть дохлявый Нунэ? Голова не просто соответствовала лошадиной – у этой лошади был совершенно живой взгляд. В какой-то момент им показалось, будто конь повёл на них зрачком – Инга в испуге отпрянула.

От Нунэ было бесполезно ждать объяснений, он как всегда отмалчивался. Владимир Фёдорович пребывал в состоянии, готовый призвать кого-нибудь в помощь для понимания всех этих действий, он так и говорил Инге: «Давай поищем специалиста, расскажем ему всё, попросим совета». Инга и слышать не хотела, это было опасно.

И тогда она решила позвонить Кириллу – может тот найдёт во всём этом смысл. Он уже не раз успешно проводил расследование, энергично, с энтузиазмом. И «наводил порядок» в обоих её домах: убежавших отлавливал, лишних изгонял.

– Кирилл… – начала она разговор. – Он что-то затевает.

– Дохляк? – отреагировал тот. – А чё тут удивительного? У него профессия такая – что-то затевать.

– Ты же видел памятники на площадях, где стоят кони на пьедесталах?

– И?

– Нунэ смастерил такого же… Теперь у меня в огороде стоит свой собственный памятник.

– Ты здорова? – забеспокоился Кирилл, отчего Инга произвела усталый вздох.

– Короче, приезжай и смотри сам! Чего я, собственно, распинаюсь…

Этой же ночью Инга, проснувшись где-то в полпервого, собралась опять взглянуть на произведение авторства Нунэ – конь волновал её всё больше и больше, моментами Инга считала, будто ей всё привиделось, и коня на самом деле не существует. Может она тронулась умом, да и совместный с Владимиром осмотр мог так же быть плодом её больного воображения. А с утра должен был подъехать Кирилл и стоило ещё раз убедиться в существовании ржавого изделия: уж очень не хотелось выставлять себя перед парнем умалишённой.

Ночь была безлунной, наполненная звуками ночных насекомых и птиц: трещала трава и пела листва. Живность в сараях обеспокоенно подквохтывала, слышны были взмахи крыльев – почему-то её пернатым сегодня не спалось. Инга прошла все постройки, прислушиваясь напряжённо, повернула за угол, остановилась в полнейшем стопоре – коня на месте не оказалось.

Начались поиски. Она обошла вокруг построек, сунулась в сад – там совершила несколько кругов между деревьями, обошла весь периметр, затем вернулась к дому, проискала вокруг него. Видимость была неразборчивой, но на светлом фоне забора и белых построек всё прекрасно различалось, тем более настолько крупный предмет, как лошадь, она бы точно не пропустила.

Инга вернулась в дом, зажгла свет в части комнат, глянула под кровать, где чаще всего по ночам обитал Призрак, только его там не оказалось. Она проискала везде и сделала вывод, что Нунэ куда-то смылся. Позлилась, произнося вслух недовольства. От безвыходности легла спать.

Кирилл прибыл в одиннадцать утра, лениво вышел из машины, будто приехал на отдых – погода сегодня была просто чудной. Он странно посмотрел на Ингу, открывшую ему калитку – та, не ответив на его приветствие, озиралась недовольно по сторонам.

– Ну? И где твой памятник? – размашисто спросил Кирилл. – Давай, показывай!

Инга не двинулась с места. Он спросил ещё раз:

– Где он, памятник лошадям?

Когда не дождался ответной реакции, бросил недовольно: «Я так и думал!».

– Пойдём, – произнесла она.

Кирилл посеменил за ней. Она привела его на то место. Начиная с полпервого ночи Инга возвращалась сюда не раз, надеясь, что конь всё-таки появится, и каждый раз разочарованно пялилась на пустоту. Её она Кириллу и предъявила – пустоту.

– Вот здесь он стоял, – со всей серьёзностью сказала она, указав рукой. – Весь из старого металла, из разных деталей: крупных и мелких, ржавых и просто потемневших… Он был точной копией настоящего, в нём повторялся каждый элемент. От него исходило ощущение не какой-то там заводной игрушки, а, как бы тебе сказать… чего-то живого! – Инга сделала паузу. – Но мёртвого.