Он все же помог. Но иначе.
К ладони даже не прикоснулся. Просто сжал руку девушки возле локтя, там, где ее прикрывал рукав, и потянул на себя, одновременно придерживая свободной рукой за спину.
Тая медленно поднялась.
Похоже, этот сектант не врал, когда сказал, что она два дня была без сознания. Ноги не слушались, а ступни казались чужими, словно она долгое время лежала в неудобном положении.
Крейн шевельнулся, собираясь отпустить девушку. Но в этот момент ее правая нога подвернулась, и Тая, побоявшись, что сейчас упадет, вцепилась мужчине в плечи.
Она неловко навалилась на него. Невольно прижалась грудью к груди. Ее живот уперся в его твердый пресс, и пряжка ремня обожгла кожу холодом через сорочку.
Мужчина оцепенел. Тая почувствовала, как напряглось его тело, точно он собирался либо оттолкнуть ее, либо отпрыгнуть.
Но он не сделал ни того, ни другого. Просто застыл каменной статуей.
Она подняла взгляд на его лицо. Оно тоже застыло. Превратилось в непроницаемую маску. Только глаза – черные как антрацит, с металлическим отблеском – смотрели на нее жутковатым немигающим взглядом.
Тая похолодела. Этот взгляд прошил ее насквозь, как острая спица. В нем не чувствовалось ничего человеческого, наоборот, она словно на мгновение заглянула в глаза существа, которое было разумным, бесспорно, но не было человеком.
А потом его зрачки резко сузились, вытянулись, принимая вертикальную форму, как у змеи. Крылья носа хищно затрепетали, втягивая воздух. Руки сжались сильнее вокруг ее тела.
Но это длилось лишь долю мгновения.
Всего один удар сердца – и нет ничего.
С абсолютно бесстрастным лицом Крейн помог вернуть равновесие и отпустил.
Тая выдохнула.
Показалось.
Наверно, она еще не пришла в себя, или это отвар неизвестного растения так подействовал на нее. Ну, почудится же такое: вертикальные зрачки!
Она снова ему улыбнулась, старательно растягивая губы во всю ширь до боли в щеках.
– Спасибо!
Он не отреагировал на ее благодарность. Указал на лавку:
– Садись.
Тая окинула стол внимательным взглядом.
Широкий, сколоченный из потемневших от времени досок. Один край занимали стопки книг в кожаных обложках с серебристым тиснением. Там же стоял письменный набор: на дощечке из черного камня такая же чернильница, стаканчик с перьевыми ручками и еще один – с золотистым песком.
Такие вещи Тая видела только в исторических фильмах.
Осторожно присев, она взяла одну ручку, покрутила в руках, а потом подняла на Крейна озадаченный взгляд.
– Что это?
Ручка представляла собой деревянную палочку, на которую было надето перо из серебристого металла, украшенное гравировкой.
– Стилус.
Похоже, приверженцы этой секты против технического прогресса. Ни мобильной связи, ни электричества, ни шариковых ручек…
Тая заглянула в чернильницу. Знакомая штука. Когда она была совсем маленькой, они с мамой ходили на главпочтамт, звонить бабушке по межгороду. Так вот там, на столах, стояли почти такие же. Только ими никто не пользовался и чернила в них давно высохли…
Эта же была до половины заполнена темной жидкостью со специфическим запахом.
Мужская рука выдернула чернильницу у нее из-под носа.
– Тебе не стоит их нюхать, – хмуро пояснил Крейн. – Это особый состав, вызывает слабость и тошноту у людей.
– А как же вы им пользуетесь?
Он посмотрел на нее как на ущербную.
– Мне не вредит. Ешь.
Вместо чернильницы он протянул ей глиняную миску с густым бульоном, в котором плавали куски мяса, и ломоть серого хлеба.
Тая вдохнула аппетитный запах, и только тогда поняла, что ужасно проголодалась. Сбегать на пустой желудок совсем неправильно. Да, ей стоит поесть.
К ее удивлению ложка оказалась вполне обычной. Но не алюминиевой или из нержавейки, как можно было предполагать, а серебряной. С овальным черпалом и круглой ручкой, украшенной гравировкой и утолщением на конце.
Серебряная ложка, глиняная миска, деревянная кружка… тут было над чем задуматься.
Быстро поглощая наваристый суп, Тая продолжала изучать обстановку. Незаметно, как ей казалось.
Крейн не смотрел на нее. Он сел с другой стороны стола и придвинул к себе чернильный набор. Достал из-под рубашки маленький ключик, висящий на длинной цепочке, открыл одну из книг и замер, сосредоточенно глядя на черные строчки. Потом обмакнул перо в чернильницу и вывел начало новой строки.
Тая осторожно покосилась на книгу.
Нет, скорее это тетрадь, раз он пишет туда от руки. Почерк ровный, каллиграфический, ни единой помарки. Только буквы какие-то странные…
Она напрягла зрение, хотя никогда не жаловалась на него.
Не английские и не русские. Но очень похожи на те, что пишут на этикетках с грузинским коньяком.
– Это какой-то восточный язык? – беззаботно поинтересовалась она.
И напряглась, ожидая ответ.
– Нет.
– А похож.
Крейн соизволил оторваться от своего дела и посмотреть на нее.
– Ты доела?
Она заглянула в миску.
– Да.
– Ложись.
Ее глаза изумленно расширились.
– Куда?
– Назад, в койку.
– А если я не хочу?
Крейн поднялся, одновременно произнося:
– Значит, я тебя уложу.
***
Странная дева, чужая. Непохожая на других.
Речи ведет странные, слова употребляет незнакомые. Да и ведет себя не так, как пристало беременной женщине, оказавшейся с чужим мужчиной один на один. Слишком дерзкая. И имя чужое.
Крейн повидал немало человеческих дев за свои семьдесят лет. И светлокожих голубоглазых дочерей Ремнискейна, и смуглых шандариаток, и гордых этрурок… Все они были пугливыми, точно лани. От Обсидиановых шарахались, узнавая издалека. Каждая тряслась, стоило проклятому к ней прикоснуться. А уж о том, чтобы какая-то из них позволила себе задавать даргу вопросы, даже речи не шло.
Правда, ни одна из этих дев не попала в Латгейр добровольно. Все они были похищены в приграничных селениях.
Еще тридцать лет назад Крейн сам возглавлял налеты на человеческие деревушки, выросшие на границе с Латгейром. Считал это единственным выходом, оставленным императором. Элларион узаконил Бал Невест для других кланов, но Обсидиановые всегда были париями на этом празднике жизни. Их не приглашали. Им не предлагали невест.
И они их попросту воровали.
Так же, как их предки воровали скот у соседей.
А потом приводили в свой дом.
Даргам непонятен был смысл, который люди вкладывали в слово «любовь». Но они знали, что такое забота. Они берегли своих женщин, пеклись о потомстве. И девы постепенно оттаивали. Некоторые даже отвечали теплом.
Крейн был не лучше и не хуже собратьев. Он был одним из них. К тому же наследным лаэрдом – главой семьи Даберрон, седьмым Вождем Обсидианового клана.
Был.
С тех пор прошло тридцать лет.
Думать о тех временах не хотелось. Но и забыть причину, по которой оставил титул младшему брату, он тоже не мог. Она возвращалась к нему в воспоминаниях. Особенно, в долгие зимние месяцы, наполненные завываниями вьюги и колючими морозами.
В теплое время года, когда большая часть суток принадлежала солнцу, Крейн находил, чем заглушить чувство вины. Душа его не болела. Он считал, у него вообще нет души. Умерла вместе с драконом.
Но сердце было, и оно кровоточило. Старая рана, в которой сам был виноват, зарастать не желала.
А эта своенравная дева ее снова разбередила.
Откуда она только взялась?
Он посмотрел на нее.
Сидит за столом, нахохлившись, как воробушек на ветру. Росточком небольшая, в самый раз ему по плечо. Пышнотелая, с роскошной налитой грудью и округлыми бедрами. Даже живот не портит ее, наоборот, придает всему облику особую прелесть. Делает нежнее, желаннее.
Крейн на секунду прикрыл глаза, отгоняя будоражащие воспоминания. Но белокожее тело, тяжелые груди с крупными розовыми сосками и треугольник светлых кудряшек не собирались покидать его мысли.
Слишком хорошо он разглядел их, когда обмывал деву отваром кожедуба.
И слишком долго его руки не касались женщины. Как бы теперь не сорваться.
По его телу прошла возбужденная дрожь. Кровь прилила к детородному органу, и штаны стали враз тесноваты.
Дева была такой беззащитной в его руках, такой доступной. Она бы не стала сопротивляться, захоти он тогда взять ее. Не смогла бы.
И он взял бы ее. Изгнал бы плод, который мать и так обрекла на смерть, подлечил немного, а потом оставил себе.
Но она носила маленького дарга. И дракончик внутри нее хотел жить.
Крейн был убийцей, но не был мерзавцем. И он не воевал с женщинами и детьми.
Его врожденное чутье требовало держаться подальше от незнакомки со странным именем. По крайней мере, пока не выяснится, откуда она здесь взялась и кто отец ее ребенка.
Крейн знал, рано или поздно этот дарг здесь появится. Не может не появиться. Дарги не бросают своих детей.
Значит, ему, Крейну, не стоит тешить себя бесполезными иллюзиями. Он сам оставил клан и ушел в добровольное изгнание. Сам отказался от власти и всех прав, дарованных по праву рождения.
Значит, и на эту деву тоже прав не имеет. Она принадлежит отцу своего ребенка.
Но сейчас, когда она смотрит на него вот так, широко распахнутыми глазами, прозрачными как слеза, чуть приоткрыв влажный ротик… Темный Халл, как же хочется послать к гхарру все правила и оставить ее себе!
Задушив зародившийся в горле рык, Крейн нагнулся и быстрым движением сгреб деву в охапку.
Та завизжала.
– Тихо! – рявкнул свирепо.
Но она и не думала замолкать. Уперлась ладошками ему в плечи, потом замолотила по ним, нанося урона не больше, чем если бы била по камню.
– Что вы делаете? Отпустите меня немедленно! Извращенец! Маньяк!
Он ее отпустил. Швырнул на топчан, грубо, но вместе с тем осторожно. Прорычал, чувствуя, как в горле клокочет гнев на собственную несдержанность:
– Не стоит обзывать меня словами, значение которых мне не известно. Я могу наказать.
А потом развернулся и в три шага преодолел расстояние до двери.
Его движения были столь стремительными, что смазались в одну полосу.
Не задерживаясь, Крейн сорвал с гвоздя свою куртку. Схватил ружье, стоявшее в углу прикладом вниз, закинул на плечо. Ударом ноги вынес дверь, заставляя ее с громким стуком удариться о стену. И нырнул за порог.