Продавцы мечтаний

Глава первая

Итак, я умирал. Это совершенно ясно.

Как только я смог признаться себе в этом, стало даже немного легче. Надежда, не сопротивляясь, утонула в потоках чёрной тоски и безысходности. Но мои ноги продолжали делать движение за движением, впрочем, я уже несколько часов шагал абсолютно механически. Мозг, всё ещё пытавшийся что-то выдумать, найти какой-то выход, отключился, смирившись. Я даже порадовался этому. Выхода не было, нет, не будет, точка. Незачем напрягаться, лучше расслабиться и ждать.

Но, распрощавшись с самим собой, я всё ещё продолжал идти, не в силах остановиться. А ведь ещё пару дней назад с таким трудом мне удавалось заставить себя подняться с песка и продолжать движение. Тогда, наверное, с этим справлялся инстинкт самосохранения, теперь же и он, кажется, пропал. Чёрт, я даже не мог себя приблизиться к очередному ржавому корыту, бывшему когда-то боевой техникой, в поисках воды, просто шагал вперёд.

Вообще, я думал, что отброшу копыта ещё пять дней назад, от жажды. Но — о чудо! — пошёл сильный ливень. С каким удовольствием я погружал голову в развороченное железное тело какого-то запредельного боевого монстра, как, захлёбываясь, глотал мутную, провонявшую соляркой и ржавчиной, воду, и как потом блевал этой водой, отмечая, что наглотался мха и ещё какого-то дерьма, покрывавшего ржавый остов. Но, оклемавшись, я снова бросился пить, пить, пить…

Тогда я благодарил небеса, всех богов, которых знал, и мать природу вместе с ними за то, что даровали мне жизнь. Сейчас я проклинал их всех вместе взятых за то, что продлили мою агонию.

Нет, умирал я не от жажды. После ливня жара, так мучавшая меня, резко спала, время от времени начинал моросить дождик, так что с запасами воды, которую я находил буквально на каждом шагу, проблем не было. Проблема была в другом — уже неделю, с тех пор, как оказался здесь, я голодал. Я старался жрать траву и мох, сначала засохшие, а после дождей напитавшиеся влагой, но каждый раз моя трапеза заканчивалась неудержимыми приступами рвоты. И дело не в том, что я не мог справиться с отвратительным запахом и вкусом местной растительности, я оголодал на столько, что мне было плевать на них, просто мой организм отторгал всё, что я съедал. После каждого приступа рвоты я чувствовал себя ещё более обессиленным, чем раньше. Наконец, поняв, что всё бесполезно, я перестал есть вообще, и ни разу не ел уже три дня. Позавчера мне стало даже получше, я абсолютно перестал чувствовать голод, ко мне даже вернулись силы… Но сегодня…

Зачем об этом думать? Зачем вспоминать все муки, которые я перенёс? Лучше вспомнить что-нибудь хорошее…

Но в голову лезли только тонны ржавого металла, осыпавшиеся окопы, разгромленные бункеры, песок и жёлтая пожухлая трава, иногда его заменяющая. Вспоминался отвратный вкус коричневатого мха, жестокие боли в желудке, голод, усталость и холод. О, как я мёрз ночами… Мёрз чудовищно, сжимаясь в комок, чтобы сохранить хоть каплю тепла в своём окоченевшем и одеревеневшем тело, с мышцами, бьющимися в судороге, вот такая у меня была дрожь.

Но сегодня всё кончится, я умру.

«Хоть бы просто заснуть и не проснуться», — подумал я. Да, это была бы отличная смерть. Но, скорее всего, я буду мучиться долго. Лежать, страдая от холода и жажды, не в силах встать. Дёргаться, стараться ползти.

Эти мысли подстегнули меня, я даже принялся лихорадочно раздумывать о том, как выжить, но это продолжалось недолго. Меня снова захлестнула безнадёга.

И, что удивительно, я начал вспоминать.

— Хочешь?

— А? — тупо спросил я, поворачиваясь к девушке, присевшей ко мне на скамью пару минут назад. — Вы мне?

— А здесь есть кто-то ещё? — улыбнулась незнакомка.

— Нет, — буркнул я. Чёрт, она наркоманка что ли? Грязная какая-то, хоть и хорошо одета, кривозубая, некрасивая. Что ей надо-то?

— Ну, так что? — продолжила расспросы моя нечаянная собеседница.

— Я прослушал вас, извините.

— Хочешь, чтобы всё это изменилось?

— Что — всё это? — несколько нервно переспросил я. Точно, наркоша. Не было бы рядом её дружков.

Незнакомка таинственно улыбалась, не отвечая.

«Спокойно», — сказал я сам себе. Чего нервничать? Вокруг никого, хоть в темноте и довольно сложно определить, время-то уже четыре часа ночи, все гопники спят давным-давно. Да и мало их в нашем районе, как-никак здесь обитает медленно нарождающийся средний класс, ну и богатеев достаточно, так что наряды полиции ходят часто. Наркоманка решила толкнуть мне дури, чего бояться-то? Денег с собой у меня всё равно нет, убивать меня не за что. Или, быть может, это вообще безобидная умалишённая. Иначе как растолковать эту её фразу «Хочешь, чтобы всё это изменилось»? Вот-вот, либо эта девушка — драгдиллерша, которая сейчас предложит посмотреть мне «мультики», либо дурочка, которую богатые родители вывели на прогулку ночью, а то мало ли, детишки дразнятся или, например, к собакам она лезет, они же добрые почти, тихопомешанные-то.

Не мысли же мои она читает…

— А вдруг? — продолжая улыбаться, спросила моя собеседница. — Ведь тебе это надоело. ВУЗ, подработка, излишняя забота родителей. Одиночество, тоска, разочарование в людях.

— Не понимаю, о чём вы, — почти истерично прошептал я. Надо бежать, бежать, пока не поздно. Пусть потом я буду смеяться сам над собой, но пусть лучше потом мне будет смешно, чем сейчас страшно.

Но я продолжал сидеть, будто примёрзнув к деревянной скамье.

Я затянулся сигаретой, которую держал в руках, но понял, что она погасла, а пепел упал мне на штаны. Отряхнувшись, я закурил, надеясь, что моя нечаянная собеседница уйдёт.

Но она молча сидела рядом, и улыбка не сходила с её тонких губ.

— Запах бензина, — неожиданно продолжила незнакомка, когда я уже почти пришёл в себя, выкурив уже половину сигареты. — Тебе ведь нравится запах бензина. Ты, возможно, сам этого не понимаешь, но ты ассоциируешь его с развитием человечества, с прогрессом, высокими технологиями и благополучием. Это от того, что твой отец работает в нефтяной компании?

Я долгое время молчал, сидя с тупо открытым ртом.

— Да кто ты такая?! — издал я, наконец, вопль. Мне казалось, будто я сижу абсолютно голый перед этой странной девушкой… нет, перед всем миром. Чувство было таким, будто меня вывернули наружу, как футболку, или я лежу на операционном столе, и меня препарируют. Но изучали не мои внутренности, а моё «я», мой внутренний мир. — Что на хрен происходит? — прошипел я тише. — Ты следишь за мной?

— Не важно, что сейчас происходит, — совершенно серьёзно ответила незнакомка. — Не важно, кто я такая. И нет, я за тобой не слежу, я вижу тебя впервые. Важно другое. Что хочешь ты.

— Я хочу уйти, — холодно сказал я, справившись с шоком. Но, повинуясь какому-то дурацкому желанию узнать, чем всё это кончится, остался сидеть на месте.

— Не хочешь, — произнесла девушка, снова обнажая кривые жёлтые зубы в таинственной улыбке.

Я поймал себя на мысли в том, что, не смотря на её отвратительную внешность, в ней что-то есть. Тайна, которая читалась в улыбке. И что-то ещё. Другое. Чуждое. Не понятное.

— Тебе плохо? — спросила незнакомка.

— Нет, — солгал я.

— Ты хочешь изменить всё это?

— Не понимаю…

— Понимаешь, не лги мне.

— Если скажу, что да, будто что-то измениться, — горько произнёс я. Моя нервозность прошла, накатила тоска, мучавшая меня уже долгое время.

Нет, меня не бросила девушка, не отчислили из университета, у меня нет проблем с родителями или друзьями. Я просто устал. Почувствовал себя лишним, ненужным. Чёрт, я даже не понимал причины этого чувства. Просто стал другим. Сначала это доставляло мне странное, садистское удовлетворение. «Я повзрослел», — гордо говорил я сам себе, а сам кусал подушку, стараясь справиться с глухой тоской, пожирающей меня. Я продолжал жить и улыбаться, скрывая за улыбкой зубовный скрежет. Нет, я не думал о суициде, никогда не думал, я всегда хотел жить, хотел и сейчас. Но — не так.

— Изменится, — пообещала мне незнакомка, отвлекая от мыслей. — Стоит только захотеть.

— И что же произойдёт? — насмешливо спросил я.

— Хочешь узнать?

Прежде чем ответить я долго изучал лицо своей собеседницы, озарённое — по-другому и не скажешь — всё той же таинственной улыбкой.

— Хочу… — прошелестел в ночи мой тихий шёпот. Мне показалось, что это слово полетело от меня к этой некрасивой девушке, вспыхнуло ярко-красной краской и отпечаталось в ночной темноте, как надпись красными чернилами на бумаге.

Что-то кольнуло мой большой палец правой руки. Вздрогнув, я поднял руку и увидел в свете фонаря, под которым стояла скамья, крупную каплю крови.

— Контракт заключён, — деловито произнесла незнакомка, поднимаясь со скамьи. — Ты молодец, Антон.

— Кто ты? — прошептал я, глядя в спину странной девушке.

— Продавец мечтаний, разве не ясно?

— И о чём я мечтаю?

— Чтобы всё изменилось, ты же сам сказал. Не волнуйся, ты поймёшь, когда это произойдёт. Прощай.

Незнакомка растворилась за границей света, очерченной работающим фонарём, а я остался сидеть, тупо глядя ей вслед.

Удивительно, но в моей душе забрезжила искорка надежды.

«Тогда я ещё раз покурил и пошёл домой, — вспоминал я, шагая по влажной траве. — А проснувшись, как был, в одних семейниках, понял, что всё действительно изменилось, ведь я проснулся не в своей однокомнатной квартире, а на странном коричневатом, будто обожжённом, песке посреди груд искорёженного металла. Уже неделю я умираю от жажды, голода и холода. Об этом я мечтал?».

Конечно же, нет. Но продавщица мечтаний не солгала, действительно всё изменилось, хотя и стало только хуже. Но скоро всё изменится… Скоро. Надо только подождать.

Мою правую ступню пронзила боль. Я упал, подтягивая ногу к груди. Понимание того, что ждать осталось не так уж и долго, пришло очень быстро. В и без того израненной правой ступне торчала какая-то ржавая железная хреновина размером с приличный гвоздь. Что ж, рано или поздно это должно было произойти, сетовать на неудачу незачем. Превозмогая боль, я вырвал железяку, ещё и покрытую зазубринами, и, швырнув её как можно дальше, тяжело откинул голову на траву. Тяжело вздохнув, я закрыл глаза и постарался расслабиться.

От кровопотери я, конечно, не умру, но в таких условиях запросто заработаю столбняк или ещё чего похуже. Что ж, быть может, так будет ещё проще…

Не знаю, сколько я лежал так. Возможно, я даже немного вздремнул, по крайней мере, мутные и скомканные видения родителей, друзей и наиболее нравившихся мне бывших девушек могли придти ко мне во сне. От сна — или бреда наяву — меня отвлёк хрипловатый мужской голос. Говорил, определённо, человек, но я ни черта не понял. Решив, что это предсмертная галлюцинация, я даже не раскрыл глаз, чтобы поискать источник звуков.

В чувство меня не сильный, но вполне ощутимый пинок в рёбра. Инстинктивно свернувшись в комок, я раскрыл глаза. Надо мной стоял заросший бородой по глаза тип крепкого телосложения. Его одежда выглядела странновато, хотя её крой был вполне привычным — кожаная куртка, штаны из плотной ткани вроде джинсовой, ботинки. А вот на его груди висело нечто странное, но достаточно устрашающее. Рассудив, что это оружие, я, всё ещё лёжа на боку, попробовал поднять руки и вслух произнёс:

— Сдаюсь.

Мужчина снова что-то произнёс, но я по-прежнему не понимал ни слова, даже интонации его голоса казались чуждыми.

— Ничего не понимаю, — честно сказал я. — У вас будет что-нибудь пожевать? Хоть сухарик?

Очередная непотная фраза, за которой последовал пинок в бедро. Может, он приказывает мне встать? Да, скорее всего. Плевать, пусть он окажется хоть работорговцем, только бы покормил.

— Не могу, — пробормотал я. — Нога, — я указал на повреждённую ступлю.

Бородатый внимательно проследил направление, указанное моим пальцем, подёргал головой и снова подтолкнул меня ногой, уже мягче.

Тяжело вздохнув, я с трудом встал на четвереньки, но подняться на ноги сил у меня не осталось. Кажется, незнакомец это понял. Он помог встать мне на ноги и недвусмысленно подставил правое плечо, на которое я с удовольствием опёрся. Медленно мы заковыляли вперёд, причём, после второго десятка шагов бородатый практически тащил меня на себе, чем я бессовестно пользовался. Всё-таки неделя голодовки истощила меня, и не только в физическом плане, но и моральном тоже. Я готов был разрыдаться от счастья, пуская слюни, падать в колени своему избавителю. Ещё бы чего-нибудь пожевать…

К счастью, идти пришлось недолго. Мы добрели до очередного разрушенного бункера, за которым на небольшой высоте висел…

— Дирижабль, — пробормотал я. — Мать его, дирижабль… Вокруг боевые машины, роботы, а тут дирижабль…

Бородатый что-то пробурчал и резким движением забросил меня на закорки. Мои конечности бессильно болтались, как у куклы, которой обрезали нитки. Но к дирижаблю мы не свернули. Мой спаситель прошёл вдоль полуразрушенной стены бункера и бесцеремонно забросил меня в дверной проём. Глухо охнув, я грохнулся на жестяной пол и остался лежать. Остатки сил, которых и раньше-то едва хватало на то, чтобы подняться на четвереньки, совершенно покинули меня. Рядом раздались голоса, мужские и женские. Кто-то принялся трясти меня за плечи, тискать. Я, глухо постанывая, пытался вырываться, но силы совершенно покинули меня.

Меня подняли на руки и положили на что-то мягкое. Мягкое, относительно жестяного пола, конечно. Мою голову крепко ухватили небольшие ладони, тряхнули. Я открыл глаза. И утонул в чужих, огромных глазах ярко-зелёного цвета. Я вздрогнул, замычал, стараясь вырваться, но бесполезно. В мои уши начали проникать слова, одна фраза. Она повторялась и повторялась, вводя меня в транс.

— … послушай меня, усни… — различил я, прежде чем отрубиться.

Глава вторая

Сознание возвращалось медленно. Вместе с ним приходило чувство боли, а после и голода.

Раскрыв глаза, я сначала не понял, где нахожусь. На моё тело было наброшено тонкое одело, под головой лежала подушка. Но я находился не у себя дома. В царящей в помещении полутьме угадывалось запустение. Железные стены и потолок ничего, кроме пятен ржавчины и клочков паутины, не украшало, а сама комнатка была маленькой. Повернув голову набок, я увидел небольшой столик и ничем не укрытую железную же кровать. Один сплошной металл…

Вспомнив, где я и как здесь оказался, я резко сел, но мою голову пронзила такая дикая боль, что моё тело снова повалилось на кровать. Когда боль немного утихла, я снова сел, но куда осторожней.

— Твою мать, — прошептал я вслух, чтобы разбавить давящую тишину, царящую в каморке. — Почему башка-то так болит?

Мне, конечно же, никто не ответил. Тяжело вздохнув, я лёг. Моё тело с трудом повиновалось, слабость была такой сильной, что я едва двигался, как муха, угодившая в мёд. Но о слабости пока можно не думать. Я жив — и это главное. О том, что я совершенно не знаю, где я, куда делись люди, нашедшие меня, тоже пока лучше не размышлять, не за чем изматывать себя попусту. Если они подобрали меня, а потом бросили, улетев на своём дирижабле, я не буду их винить. В любом случае, сейчас я в лучшем положении, чем раньше. За жизнь надо цепляться, никогда не надо её отпускать. Я оказался не понятно где, но справился с истерикой, приключившейся со мной в первое время. Я умирал от жажды, но пошёл дождь. Я умирал от голода и слабости, проткнул себе ногу, но меня подобрали. Пусть это лишь продлит мою агонию, но у меня снова появился шанс, и чем дольше я живу, тем больше вероятность того, что случится очередное чудо.

— … есть? — раздался рядом приятный женский голос.

Вздрогнув от неожиданности, я повернул голову в сторону входа. В дверях моей каморки стояла незнакомая девушка. На вид ей было лет пятнадцать-шестнадцать, но голос звучал куда старше, хотя я мог и ошибаться. Невысокая, худощавая, с приятным лицом. Я никогда не видел её раньше. Но я узнал глаза. Огромные зелёные глазищи, казалось, поглотившие меня какой-то время назад. В полутьме я заметил странную делать — из уголков глаз будто вытекало что-то тёмное, но, присмотревшись, я понял, что это горизонтальная татуировка или рисунок, доходящий практически до середины щеки.

— … есть? — повторила вопрос девушка.

— Не понимаю, — пробормотал я в ответ.

— Понимаешь, — резко сказала девушка. — Ты … есть? … отвечай. Ты… есть?

— Хочу я есть? — предположил я. И вздрогнул, услышав звуки своей речи. Я говорил не по-русски.

— … - бросила незнакомка. По интонациям, немного чуждым, но уже вполне понятным, я понял, что ответ утвердительный.

— Я хочу есть, — произнёс я уверенней.

— Нельзя, — сухо ответила девушка. — Поспишь, … … можно, … только …. … понимать … … лучше. — Незнакомка бесшумно вышла из дверей.

Я попробовал позвать её, попросить остаться, но не мог вспомнить ни слова.

— Я хочу есть, — разочарованно произнёс я. И, подумав, добавил: — И пить.

Но девушка с татуированным лицом уже ушла. Тяжело вздохнув, я снова лёг на кровать. Хотя, чего вздыхать? Меня не бросили, может быть, даже покормят, я почему-то начал понимать часть иностранных слов. Чёрт возьми, да за последнюю неделю возможность такого исхода казалась мне просто чудом. Но сейчас чудо свершилось.

«Очередное благое чудо после одного, но жутко неприятного, — угрюмо подумал я. — А чем ещё считать моё попадание сюда, кроме как не чудом? И сюда — это куда? В другой мир? Будущее Земли? Бред… фантастика… Но я действительно оказался в этой фантастический ситуации, и не верить своим глазам, всему, что я увидел за последние несколько дней, я не могу. Значит, придётся поверить… Или считать, что я просто сошёл с ума и скоро меня откачают. Но это будет очередным чудом, а их запас, боюсь, истекает».

Конечно, можно было предположить, что я сплю… но в это я не верил с первого своего дня здесь. Поэтому оставалось только лежать и надеяться на лучшее.

И лучшее пришло вместе в виде моей гостьи, несущей в руках миску.

— Сядь, — приказала мне незнакомка. Когда я повиновался, она протянула мне миску и произнесла: — Пей …, понял?

Скорее всего она сказала мне, чтобы я пил медленно, но, даже если бы я понял слово «медленно», я бы не повиновался. Даваясь и обливаясь, я вылакал содержимое миски в момент. Как я узнал позже, пойло было отвратным на вкус, едва тёплым, но в тот миг, мне казалось, что я выпил что-то великолепное. Наверное, я даже прослезился от счастья. Эффект зелья ещё больше поднял мне настроение — я буквально чувствовал, как сердце забилось в моей груди с новой силой, а мышцы наливаются силой.

— Есть, — умоляюще произнёс я, возвращая пустую миску.

— Нельзя, — резко ответила девушка.

— Хочу есть.

— Нельзя. Вредно.

— Лучше, — кивнул я. Слово «хорошо» упорно не шло на язык.

— … - повторила девушка то же слово, которым в прошлый раз выражала утверждение, но сейчас оно звучало как похвала.

— …? — с трудом произнёс я, всё ещё не понимая смысла.

— … - подтвердила незнакомка. — Спи. — Она поднялась и так же бесшумно покинула помещение.

Проводив её взглядом, я положил голову на подушку. Меня действительно клонило в сон… сон… сон…

Честь. Дирижабль. Утка. Кровь. Война. Ничтожество. Глагол. Человек. Местоимение. Сутулый. Ходить. Картина. Жёлтый. Ухо.

Жуткая боль буквально выворачивала мою черепную коробку. В глаза бил яркий жёлтый свет. Подушка впивалась в мой затылок не хуже гвоздя.

Застонав, я поднял голову.

— Дьявол, — пробормотал я.

Оказывается, в затылок мне впивалась вовсе не подушка, а железный угол стола. Это как же я спал, что оказался в полусидящем положении поперёк кровати?

Из моего рта вырвался стон. Голова болела вовсе не из-за острого угла, она болела от информации, которую в неё вливал кто-то. Кто-то? Нет, я знал, кто. Эта зеленоглазая девушка. Наверное, она использовала что-то вроде гипноза, чтобы быстрее научить меня местному языку. Но как? А чему тут удивляться? Вернее, сколько уже можно удивляться? Гипноз, позволивший мне во время сна выучить язык, не самое удивительное из того, что со мной произошло.

— Гипноз, — сказал я вслух. И с удовлетворением услышал чужую речь. — Дирижабль. Честь? Жёлтый? — Знакомые звуки, но их сочетание я слышал впервые, хотя и легко представлял их себе. — Забавно, — добавил я, стараясь говорить по-русски. Получилось, но с трудом. — Подчиниться гипнозу, — продолжил я экспериментировать с чужим языком. Но вот сказать «Меня подвергли гипнозу» не получилось. Наверное, надо ещё поспать, чтобы составлять более сложные предложения. — Горит свет. Потолок лампочка верх.

Не получается, но уже лучше, чем ничего. Учить бы так английский в универе… Но размышлял я, кажется, всё ещё на русском. Или какой-то чудовищной смеси местного языка и родного.

Я поднял голову и зажмурился. Округлая и почти плоская лампочка на потолке горела слишком ярко, но как убавить свет? И возможно ли это вообще?

— Ярко горит свет, — произнёс я.

— … … я … … … знаю, — буркнул кто-то из коридора. Звуки фразы звучали коротко, как предлоги или частицы, но ни одного слова я не понимал.

Повернув голову, я увидел своего бородатого спасителя, стоящего в дверях. Они тут что, все бесшумно ходят? Сапоги бородача должны были издавать настоящий грохот в пустых железных коридорах.

— Спасибо, — подумав, сказал я.

— … …?

— Спасение.

— Отработаешь, — грубовато сказал мужик, пряча в бороду улыбку. — Сейчас станет … … светло. Хочешь есть?

— Хочу.

— Сейчас … принесёт, я позову, … сначала убавлю свет.

Я кивнул и поднялся с кровати. Ноги подкашивались, но по сравнению с тем, что было раньше, я чувствовал себя просто великолепно. Если бы не зверский голод, то можно было бы даже сказать, что я счастлив.

Свет в комнате померк, потом снова стал ярким и, наконец, занял приятную золотую середину.

— Спасибо.

— Сейчас позову… — дёрнув головой, что, видимо обозначало утвердительный жест, сказал бородач и ушёл. Его тяжёлые сапоги громыхали по железному полу. Значит, он пришёл сюда до того, как я проснулся. Чувство, посетившее меня, было похоже на стыд, как будто за мной кто-то подглядывал.

Оставшись один, я снова принялся экспериментировать с языком. В итоге я пришёл к выводу, что хорошо знаю существительные, глаголы и местоимения, которых, впрочем, не так много. А вот с другими частями речи были проблемы — часть прилагательных, часть наречий и полное незнание вспомогательных частей речи. Ну, разве что, знал ещё «да» и «нет». Но общаться короткими предложениями я мог.

Моя гипнотизерша проникла в комнату так же бесшумно, как и в прошлый раз. И так же в её руках была миска с тем дрянным бульоном, которого, правда, в этот раз оказалось больше, чем в прошлый. Залпом выпив содержимое миски, я почувствовал себя ещё лучше. Правда, на этот раз скорость уничтожения бодрящей бурды обуславливалась вовсе не моей жадностью, а отвратным вкусом.

Но, когда я вернул миску, зеленоглазая не стала никуда уходить. Поставив ёмкость на стол, она сказала мне:

— Поверни голову.

Я послушался. И снова утонул в её ярко-зелёных глазах. Не знаю, сколько это продолжалось, но когда я понял, что я — это я, чувство было таким, что меня выжали, как лимон.

— Продавец мечтаний? — тихо и с горечью в голосе спросила девушка.

— Да, — дёрнул я головой, стараясь изобразить движение, сделанное бородатым.

— Молись, — коротко сказала девушка-гипнотизёр. — Спи.

Моих знаний языка не хватило ни для того, чтобы спросить, кто это такие продавцы мечтаний, ни для того, чтобы возмутиться, ведь спать совершенно не хотелось. Но, прежде чем я составил более-менее сносное предложение, снова вырубился, как младенец.

Мне снился дом. Маленький домик, стоящий посреди большого сада. К нему, огибая небольшой прудик, вела тропинка. Когда-то стены этого домика были белыми. Сейчас их покрывала копоть и кровь. Обгоревшая крыша обвалилась, в больших окнах не хватало стёкол.

Но этот домик был мёртв лишь на первый взгляд. Где-то внутри в нём всё ещё теплилась жизнь. Не знаю почему, но мне казалось, что здесь живут дети. Грязные оборванные дети, повидавшие за свою короткую жизнь слишком много крови. Эти дети не были злыми, просто жестокими, но ведь они не виноваты, что им достался уже разрушенный домик?

Я стоял на тропинке, ожидая, когда появятся жильцы, но этого не происходило. Вместо них из-за дома вышла некрасивая девушка с кривыми зубами.

— Привет, — сказала она, таинственно улыбаясь.

— Привет, — кивнул я. Мне казалось, что я уже где-то видёл её, но не мог припомнить где.

— Тебе здесь нравится? — спросила незнакомка.

— Нет.

— Почему?

— Здесь… — я замолчал, оглядывая домик. — Я чувствую грусть в этом месте, — сформулировал я, наконец, свои чувства. — Мне кажется, что здесь живут дети, но я не понимаю, как у них это получается.

— Дети не виноваты, что взрослые разрушили этот домик, — повторила мою мысль дурнушка. — Возможно, им даже удастся починить его.

— Я на это надеюсь.

— Конечно, надеешься. Ты бы хотел помочь им?

— Да, — кивнул я. — Почему бы и нет? Я же хотел, чтобы всё изменилось.

— Так ты доволен тем, что произошло?

— Нет. Но, думаю, я справлюсь. Но я не понимаю… — я замолчал. Я не понимал ничего. Ни кто я, ни где я, ни что же всё-таки изменилось. — Я не понимаю… — повторил я. У меня закружилась голова. Я тяжело упал на колени, разбив их в кровь.

— Ты лишь ребёнок, как те, кто живёт здесь, — произнесла незнакомка, приближаясь ко мне. Она действительно возвышалась надо мной, как скала. — Глупый ребёнок, который не знает, чего хочет. Но уже поздно. Ты уже живёшь в этом разрушенном домике. И тебе придётся его полюбить.

Я поднялся с колен, но девушка пропала. И тогда я пошёл к домику.

— Ты что-нибудь в этом понимаешь? — спросил Крог, выбирая запачканной в мазуте рукой бороду.

— Ни шиша, — признался я. — Орайя просила сходить и спросить, не надо ли тебе чего-нибудь.

— Не надо ли чего-нибудь? — переспросил бородач. — Конечно, надо. Дизель надо поменять. Бодрюша как можно больше, чтобы залатать дыры в газовых мешках. Металл-то для каркаса найдётся… А если ты лез на эту верхотуру, чтобы спросить, не хочу ли я есть или пить, то ты сделал это зря. Я ничего не хочу. Вот если бы ты приволок водки… — Механик тяжело вздохнул. — Но у этой засранки малолетней хрен чего допросишься. Капитан сказала, что пить нельзя, значит, пить нельзя.

Я кивнул. Сам бы не прочь выпить, но уж мне-то Орайя, мой личный врач и гипнотизёр, точно не разрешит. Вообще, за последние шесть дней я в третий раз встал на ноги и впервые покинул свою комнату. Во время каждого пробуждения Орайя быстро выясняла у меня, как идёт процесс изучения языка, и снова погружала в сон. На мои вопросы девушка практически не отвечала, единственное, что я узнал, так это то, что мне несказанно повезло: их дирижабль пришвартовался здесь за полчаса до моего появления. Ну, и ещё то, что команда этого цеппелина состоит из семи человек, пятеро из которых уехали на машине за недостающими деталями, необходимыми для починки.

— А когда приедут остальные? — спросил я у Крога.

— Ну, — механик снова начал теребить свою бороду, — дней двенадцать назад, скоро должны вернуться.

— Подожди, — медленно сказал я. — Двенадцать дней назад?

— Ну да. До города, в котором мы были последний раз, около тысячи километров, так что должны скоро приехать.

— Но… Разве я спал двенадцать дней? Я же помню, что, когда ты меня принёс, в бункере было много людей.

— Конечно, двенадцать. А ты сколько думал? А, — бородач рассмеялся. — Орайя тебе не сказала? Да уж, она девка молчаливая, впрочем, нет ничего хуже, чем болтливый охотник за головами. (Эта фраза была моим вторым шоком за этот день). Первые шесть дней ты спал, не просыпаясь. Не думал же ты, что она начала пичкать тебя нашим языком сразу? Поверь, Антон, это бы тебя убило. Я-то в этом ни хрена не понимаю, но девчонка говорит, что мозг потребляет массу энергии. Видел бы ты, как она ела после того, как приходила от тебя. Так вот, если бы она начала тебя обучать сразу, как ты приполз, ты бы умер от истощения. Ты и так едва жив был.

— Ясно. А… — я замялся. — А что будет со мной дальше?

— С тобой? Ну, отработаешь долг, задолжал ты, кстати, не хило, тысячи три-четыре кредитов, а потом можешь быть свободен. Если, конечно, не захочешь остаться, у нас в последней стычке как раз… кхм…

— Значит, если я захочу, то смогу остаться? — спросил я.

— Конечно. Даже заработаешь кое-что, если выживешь, конечно.

— А чем вы занимаетесь?

— Мы? — Крог усмехнулся. — А ты ещё не понял? Мы — свободные работники. Почта, контрабанда, пассажироперевозки, наёмные убийства. Мы занимаемся всем, лишь бы платили. Я — механик, второй механик — Эмена, моя дочь, она же и повар. Орайя, Корос и Дерек — убийцы. Авер — хрен пойми кто, делает всего понемногу, врачует в том числе. Ну и капитан, она же рулевая. Был ещё у нас Кайг, снайпер, но стычка, стоившая этому малышу дизеля и половины пузырей с газом, оказалась для него последней. Пулемётную установку видел?

— Нет, — покачал я головой.

— А она была. Но ничего, у нас ещё бронебойная винтовка есть, а после выполнения заказа хватит на новую установку. Может, даже на пушку. Если не сможешь быть снайпером, найдётся другая работа… Мы всем рады, лишь бы прок был.

— А я-то как рад, — пробормотал я.

Радовался я или грустил? Чёрт его знает. Одно я знал точно — моя жизнь действительно кардинально поменялась.

Глава третья

Пожалуй, стоит описать цеппелин, которому на неопределённое время предстояло стать моим домом.

Дирижабль имел сигарообразную форму, в длину он достигал метров восьмидесяти, а диаметр достигал примерно пятой части длины. Корпус летательного аппарата был сделан из дюралюминия. Помещения располагались внутри корпуса, из-под аэростата выглядывала только рубка управления, да под оперением торчали два винта. Корпус цеппелина был выкрашен в серый цвет. Наверное, из-за цвета я и не заметил эту махину — когда Крог нашёл меня, уже смеркалось. Да и в тот день дирижабль, благодаря весу машины, висел над землей куда ниже, чем сейчас.

О воздушном бое, в котором погиб снайпер, а корпус цеппелина был так сильно повреждён, механик в основном отмалчивался, но не потому, что он так переживал. Эта стычка была настолько обыденным делом, что уже через две недели о ней мало что удавалось вспомнить. Раздражение механика появлялось лишь при упоминании повреждений, которые оказались слишком серьёзными для обыденной стычки: правую сторону корпуса буквально изорвало в клочья пулями, из-за чего пять из двенадцати мешков с гелием пришли в негодность, а от пулемётной остановки и, следовательно, пулемёта вместе с уймой патронов, расположенных с той же, правой, стороны, остались лишь воспоминания.

Обрадовавшись предложению остаться, я резко поумерил свой оптимизм. Команде требовался стрелок, и, за не имением альтернативы, им предстояло стать мне. Сложив два и два, я понял, почему так сильно пострадала именно правая часть дирижабля, виной тому была как раз пулемётная установка. А это значит, что мне предстояло занять самую опасную должность. Я даже подумывал о том, чтобы потихоньку смыться, но не рискнул: тысяча километров до ближайшего города — слишком большое расстояние, чтобы его можно было пройти пешком, не имея ни каких-то запасов продовольствия, ни оружия. К тому же, незнание местных обычаев могло бы плохо отразиться на состоянии моего здоровья. Я мог попасть в рабство (мало ли, на Земле оно до девятнадцатого века практиковалось), загреметь в тюрьму, а то и вовсе погибнуть. И всё потому, что у меня не было оружия. Умом-то я понимал, что, имея, например, винтовку, имел куда больше шансов нарваться на пулю, выпущенную таким же придурком, но жажда раздобыть что-нибудь убийственное перебарывала ум. Без оружия я чувствовал себя абсолютно голым. Наверное, это было чем-то вроде инстинкта. Теперь я понимал, почему люди в фильмах или книгах во время каких-то бедствий или апокалипсиса вооружаются и пускают друг в друга пули, вместо того, чтобы договориться и жить мирно. Дело в страхе. А пистолет или автомат под рукой помогают его перебороть, почувствовать себя уверенней.

Но моя жажда завладеть хотя бы мушкетом обуславливались не только этим инстинктом. Я попал в другой мир, где два дирижабля, встретившись в небе, без переговоров начнут пускать друг в друга пули, а значит, так же дело обстояло и у людей. В этом случае оружие было мне просто необходимо.

Но, чёрт побери, я не хотел никого убивать… Да, я осознавал, что у меня, скорее всего, нет другого выхода. Я понимал, что в этом мире, в компании, куда я попал, мне придётся стрелять в людей, не для того, чтобы заработать деньги, а чтобы выжить. Это ничего не меняло. И тогда, хорошенько поразмыслив над этим, я решил просто отработать свой долг и стать фермером. Не тянуло меня на приключения, особенно — такие.

Чтобы подумать об этом у меня был целый день. Когда я проснулся, Орайя обследовала меня — введя в транс, конечно — а потом сказала, что я полностью восстановился. Я хотел поговорить с девушкой, но та, проигнорировав все мои вопросы об этом мире и, главное, об исполнителях желаний, ушла, оставив то же отвратное пойло в миске в качестве завтрака. К счастью, сегодня в миске плавало ещё и два размокших сухаря. Позавтракав, я напялил выделенные мне из запасов Крога штаны и рубаху, которые были мне коротковаты, но чересчур широки, и направился на поиски механика. Но и с ним поговорить не удалось — бородач был слишком занят дизелем, так что в ответ на все вопросы я получил приличную порцию ругани и совет дождаться капитана.

Маясь от скуки, я побродил по окрестностям, но ничего интересного не нашёл — та же выжженная земля, местами покрытая короткой рыжей травой, те же ржавеющие железные монстры. Бункер я изучил ещё вчера, кроме коридоров, комнатушек, да пары заставленных столами и стульями столовых и комнат отдыха, там были только разбитые в хлам пулемётные установки да пушки. Поэтому я пошёл в свою комнату и весь день плевал в потолок, размышляя о своей нелёгкой судьбе и возможных её продолжениях.

А вечером вернулась остальная часть команды.

— Это машина? — сглотнув, спросил я.

— Ну да, а чему удивляться? — хмыкнул Крог.

И действительно, чему? Нет, я, конечно, предполагал, что машина не будет походить на привычные мне модели, но это…

С жутким грохотом на нас плёлся со скоростью бегущего трусцой человека монстр, за которым развевался шлейф чёрного дыма. Огромный, размером с грузовик, агрегат имел тупой треугольный «капот», обшитый бронёй, пулемётная турель на крыше низкой кабины, занимающей почти всю длину «автомобиля», гусеницы вместо колёс. В общем, машина напоминала жутковатый гибрид локомотива с танком и грузовиком одновременно. Грузовая площадка, которую мне удалось рассмотреть только когда железное чудище остановилось, располагалась в хвосте агрегата имела крохотные размеры и большую её часть занимала разобранная пулемётная турель.

— Оно что, на паровом ходу? — просил я у механика, когда это стало возможно — громыхало средство передвижения ужасно.

— Ну да.

— Так у вас же есть дизели?

— А ты знаешь, сколько они стоят?

Я кивнул, это мне в голову не приходило.

— И вообще, — продолжил Крог, — этот дирижабль мы угнали, прошлый наш на ручном ходу был.

— Ясно.

Остановившись, машина продолжала трястись и испускать дым. Увидев в окнах несколько лиц, я помахал рукой. Ответила мне только круглолицая румяная девушка, видимо Эмена, дочь Крога. Что ж, особых нежностей от наёмных убийц я и не ожидал.

— Ну-ка на хрен! — заорал бородатый механик, чуть не оглушив меня. — Не жгите за зря уголь, мать вашу!

— Не ори! — рявкнула на него появившаяся из люка на крыше женщина в роговых очках. — Или ты его из топки доставать хочешь?!

— Не хочу, капитан, — мигом стушевавшись, сказал Крог.

— Вот и молодец. — Женщина в очках ловко вылезла из люка и, переступив щит, который должен был защищать пулемётчика во время боя, спрыгнула на землю с трёхметровой верхотуры машины. — Ты, значит, голозадый, — буркнула она, приближаясь.

— Антон, — представился я.

— Капитан. Так меня и зови, понял?

— Понял.

Капитан была довольно симпатичной женщиной лет тридцати. Пожалуй, портили её только жутковатые очки, напоминающие печные заслонки, и слишком широкие для женщины плечи. Ну и одежда, скрывающая фигуру — плотные брюки, китель да высокие кирзовые сапоги, только пилотки или фуражки не хватало. Не нравятся мне девушки в форме… И с оружием — на поясе у теперь уже моего босса висел пистолет, напоминающий «Маузер».

Но долго мне себя рассматривать Капитан не дала.

— Где Орайя? — резко спросила она.

— Часа три уже не видел, — пробурчал Крог.

— Угу, — кивнул я, как попугай. Вообще, чувствовал себя немного неуютно. Даже немного побаивался.

— Тебя никто не спрашивался, — рявкнула на меня Капитан. Но уже через секунду её лицо приобрело задумчивый вид. — Что делать-то? — спросила она сама у себя, теребя подбородок большим и указательным пальцем. — Ладно! Ты, как там тебя. — Тычок пальцем мне в грудь. — Идёшь за мной. Крог, помогаешь разгрузить машину. Увидишь эту соплячку, скажешь, что мне надо с ней поговорить.

— Есть, — кивнул механик, вытянувшись по струнке, только что честь не отдал. Подумав об этом, я понял, что сам стою по стойке «смирно».

— Чего встал? — заорала на меня Капитан.

Чуть не подпрыгнув на месте, я быстро зашагал в сторону бункера.

В моей комнате командир дирижабля уселась на мою же кровать. Положив ногу на ногу, она выглянула из-за своих печных заслонок и буркнула:

— Рассказывай.

Я вкратце обрисовал свою старую жизнь, встречу с продавцом мечтаний и путешествия по пустырю.

— Бесполезен, — констатировала Капитан, когда я закончил. — Оружие в руках не держал, в механике ни черта не понимаешь, в медицине ещё меньше и вообще — увалень домашний.

— Угу, — кивнул я, покрываясь испариной.

— Не бойся, здесь не бросим, — усмехнулась моя собеседница, а вернее — мой допросчик. — Но у нас здесь не богадельня, сам понимаешь. Мне на корабль нужен стрелок, а нанимать профессионала — дорого. Особенно, если этот профессионал гибнет в первом же воздушном бою. Посмотрим, как ты справишься с оружием, в противном случае будешь помогать Эмене по кухне и полы мыть. За лекарства, лечение, еду и одежду с тебя две с половиной тысячи кредитов, ещё пять — за перевозку до города.

— Простите? — пробормотал я, лихорадочно облизывая пересохшие губы.

— Ну, ты же, будь у тебя деньги, покинул бы нас в ближайшем городе?

— Да.

— Ну вот, пять тысяч кредитов за доставку. Пока ты назначен стажёром на дирижабль. Жалование, с вычетом еды, пятьсот кредитов в месяц. Время стажировки — три месяца, плюс-минус, как себя покажешь. Справишься с оружием, будешь получать втрое больше, не правишься — станешь поломойкой с жалованием в триста кредитов. Всё понял?

— Да…

— Вот и молодец, — Капитан жёстко улыбнулась и, поднявшись с моей кровати, хлопнула меня по плечу. — Добро пожаловать в команду.

— Спасибо, — пробормотал я.

Итак, меня спасли, взяли в команду, отвезут в город. В лучшем случае мой долг исчезнет за семь месяцев… В худшем — почти через два года. И это если совсем не тратить деньги, но вряд ли мне это удастся.

— Антон, ты влип, — сказал я сам себе.

Здешняя луна была прекрасна. Я смотрел на неё не в первый раз, но только сейчас увидел её красоту. Возможно, дело в том, что я первый раз наблюдал за движением огромного по Земным меркам голубоватого диска сытым, одетым и отдохнувшим, впервые любовался им, а не проклинал.

Глубоко вдохнув холодный ночной воздух, я потянулся и громко выдохнул, издав при этом кряхтящий звук. Попробовал улыбнуться, и улыбка, пусть и не очень счастливая, выползла на мои губы.

Да, как бы то ни было, жизнь налаживается. Дрожащий диск луны будто бы подмигивал мне, соглашаясь. Интересно, от чего это дрожание? Из-за атмосферы? Может да, а может, и нет, я не очень-то разбираюсь в астрономии. Единственное, что я мог с уверенностью сказать, так это то, что приливы здесь, вероятно, ужасные.

Я сунул руки в карманы и, сгорбившись, поплёлся в бункер. Наверное, все уже спали, мне же, проспавшему почти неделю, в постель не хотелось. Поэтому, сев у входа своего нового пристанища, я принялся вспоминать события этого вечера.

Сначала появилась Орайя. Капитан на неё наорала, а потом они ещё долго ругались за закрытой дверью столовой. О чём они спорили — не известно, да я и не слишком-то хотел подслушивать. Примерно через четверть часа девушки вышли из столовой, раскрасневшиеся и злые. Ещё через полчаса была завершена разгрузка грузовика, и мне представилась возможность познакомиться с остальными.

Корос и Дерек — братья-близнецы, похожие друг на друга как две капли воды, белобрысые и голубоглазые. Они даже разговаривать начинали одновременно, и так же одновременно начинали орать друг на друга. Хотя, их постоянные склоки выглядели скорее шутками. Понаблюдав за ними некоторое время, я понял, что не так-то они и похожи — один был дёрганый, взбалмошный, другой наоборот спокойный, с холодными недобрыми глазами, но кто из них кто я так и не понял. По словам Крога ребята были опытными наёмными убийцами, но худые светлые лица не выражали никакой агрессии. Если бы не холодный взгляд одного из них, я бы никогда не поверил в то, что эти забавные задиры вообще способны кого-то убить.

Относительно них Авер выглядел настоящим головорезом. Высокий и широкоплечий, своими движениями он больше напоминал охотящуюся кошку, а два шрама на лице делали его вид ещё более устрашающим. Но, как выяснилось позже, оружие в руки он брал только сломанное и только для того, чтобы починить.

Дочь Крога Эмена оказалась смешливой приятной девушкой, невысокой и широкобёдрой. Когда я знакомился с ней, она сказала, что я могу считать их своей семьёй.

«Семья, — подумал я. — Что сейчас с моей семьёй? Наверное, переживают… Или, быть может, с ними всё нормально, и они считают своей дочерью некрасивую кривозубую девушку. Если она оказалась способна переместить меня сюда, то внушить это моим родителям будет несложно.

Семья, — повторил я, смакуя. — Могу ли я считать семьёй контрабандистов, убийц, пусть и спасших меня, но, фактически, взявших после спасения в рабство?

Наверное, нет. А значит, надо быстрее отрабатывать свой долг, чтобы у меня появился хоть один шанс на благополучное будущее».

Решив так, я поднялся с земли и, отряхнув штаны, забрался в бункер. Завтра же попрошу, чтобы меня начали обучать стрельбе. Пусть я по уши в долгах, пусть мне не очень-то нравится «команда», но я смогу стать хозяином самому себе и выбраться из всего этого болота, ведь моя жизнь только в моих руках и только я могу на неё влиять.

Глава четвёртая

— Ну, на кой хрен ты задерживаешь дыхание? — бубнил Авер. — На выдохе стреляй, на выдохе…

— Я стараюсь, — пытался я возражать, но каждый раз всё повторялось — я вновь задерживал дыхание перед выстрелом и начинал дышать во время спуска крючка.

— Десять целей из восемнадцати патронов, — констатировал Авер, когда я, наконец, закончил. — Я без прицела лучше выбью, чем ты с прицелом. Капитан сказала, что сегодня ты должен выбивать десять из двенадцати, а значит, стоимость лишних патронов будет вычтена из твоего жалования. За всю неделю это… это… Двести кредитов. Да сколько ещё сегодня настреляешь. Мыть тебе полы, парниша.

— Угу…

— Ладно, — мой учитель посмотрел на заходящее солнце. — Сегодня уже ничего не настреляешь. Пойдём, будешь помогать с погрузкой, так от тебя толку будет больше.

Сконфуженный, я забросил за спину свою снайперскую винтовку и поплёлся за Авером.

Уже три недели я учился пользоваться оружием. Сначала в качестве оружия мне выдали какую-то жуткую пневматическую рухлядь, из которой и воробья-то выстрелов с семи убить можно было. Тем не менее, уже через неделю я выбивал девяносто четыре из ста, и воодушевлённая Капитан выдала мне настоящую снайперскую винтовку с оптическим прицелом. И успех с пневматикой продолжился полным провалом со снайперской винтовкой. Слишком длинная и слишком тяжёлая махина с такой отдачей, что у меня на плече очень быстро образовался не сходящий синяк, оказалась для меня слишком тяжела в обращении. Большие проблемы доставлял слишком тугой спусковой крючок, который я постоянно слишком сильно дёргал, тем самым сбивая себе дыхание, я постоянно слишком долго выцеливал, не мог слишком долго находиться в одной позе… В общем, проблем была гора. Авер, мастер на все руки, говорил, что прошлый стрелок жаловался на полуавтомат — винтовка была снабжена магазином на шесть патронов — говоря, что во время захода второго и последующих патронов в дуло сбивается точность стрельбы, но, как мне сказал мой учитель, у меня проблемы со стрельбой начались куда быстрее.

— Ты уже дня три должен был учиться стрелять из пулемёта, — ворчал Авер, пока мы шли от стрельбища — стула, используемого мной в качестве упора, и ещё десятка, на котором стояли консервные банки — к дирижаблю. — Как мы посадим тебя за пулемёт во время боя? Как мы доверим тебе свои жизни?

Я уныло кивал, плетясь сзади.

— Чего соглашаешься? — раздражённо сказал мой тренер, останавливаясь. — Ты должен быть настроен на учёбу, должен говорить «Нет, я справлюсь, я научусь стрелять», а ты бессильно разводишь руки, будто говоря «Ну вот, такой я неумеха, что теперь поделать». Ты заранее настраиваешься на поражение, а должен идти к победе. Или ты хочешь ближайшие три года драить полы?

— Нет, — буркнул я, прочистив горло.

— Значит, пойдёшь сегодня стрелять после погрузки.

— Но…

— Никаких но! Трясущиеся от усталости руки смоделируют волнение во время боя. А бои иногда проходят и ночью, так что считай, что это последняя тренировка, максимально приближенная к боевым условиям.

— Угу…

Неожиданно Авер улыбнулся.

— Ты хороший парень, Антон, — сказал он мягче. — Хоть я и не верю во все эти сказки о другом мире, недоверия ты у меня не вызываешь. Тем более, Орайя сказала, что это возможно. Вообще-то, я и Продавцов Мечтаний считал за сказку… Но сейчас дело не в этом. Ты просто должен постараться, идёт?

— Да, — твёрдо сказал я.

— Вот и молодец. Но патроны я всё равно вычту из твоей зарплаты.

Погрузка совершилась уже под полночь, благо Крог сумел реанимировать прожектора бункера, иначе это было бы невозможно — близилось новолуние, и ущербный диск луны, обычно дававший достаточно света, едва позволял разглядеть пальцы вытянутой руки. В бункере остались только вещи, которые можно было утащить с собой — посуда, одежда, одеяла с матрацами да личное оружие, в том числе и моя винтовка.

Отремонтированный цеппелин выглядел, как огромный зверь, немного неуклюжий, но устрашающий и неостановимый, хотя ещё пару недель назад его изорванные пулями бока придавали ему вид раненого мастодонта. Теперь, залатанный и выкрашенный, с новой пулемётной будкой, торчащей под днищем, дирижабль стал настоящей крепостью.

— Готово, — буркнул Крог, спрыгивая с верёвочной лестницы — он с близнецами укладывал на дирижабле подъёмное оборудование.

— Выпить бы, Капитан! — крикнул остановившийся посередине лестницы Корос.

— Выпьем! — хмыкнула та (шеф всё время руководила погрузкой, пока Орайя и Эмена готовили поздний ужин). — Ещё как выпьем. Отлёт завтра в полдень!

— О-о, хорошо!

Дождавшись Короса и Дерека, мы вернулись в бункер, где нас уже ждал накрытый стол. Сегодняшний ужин можно было назвать настоящим пиршеством — каша, консервы, сушёные овощи и фрукты, солёная рыба и хлеб, настоящий свежий хлеб (муку и дорогущие сухие дрожжи привезли из города ещё три недели назад), а не сухари, которые, вместе с овощным супом, уже не лезли в глотку. Всё это великолепие венчали бутылки вина и бренди, плотно уставленные на столе. Судя по всему, пьянка в честь завершения работ ожидалась серьёзная. Тем неприятней было идти тренироваться в стрельбе. Но, коль пообещал…

Когда все расселись за столом, Капитан подняла бокал с вином:

— Выпьем за удачное завершение работ, новый пулемёт и нового члена команды!

За этим высказыванием последовало громогласное «Ура!» и тычки, обрушившиеся на меня со всех сторон. Когда мужчины перестали трепать мою лохматую голову и набивать мне новые синяки, Эмена, зардевшись, чмокнула меня в щеку. От неё приятно пахло вином, а губы были мягкие и приятные, так что этот целомудренный, в общем-то, жест вызвал у меня настоящую бурю эмоций. К веселью не присоединилась только Орайя, мрачно глядящая в одну точку. К выпивке она даже не притронулась — рядом с её тарелкой стоял бокал с водой.

— Его надо оставить в ближайшем городе, — сказала зеленоглазая, когда все поутихли и занялись содержимым своих тарелок. — Продавцы Мечтаний никогда не приносили добра. Он проклят, от него можно ждать только худа.

Я аж подавился. Вот оно как. Я даже расстроился, хотя возможность освободиться от долга, казалось бы, должна была настраивать на позитивный лад. Но, кажется, так считала только Орайя.

— Он останется, — резко сказала Капитан, пригубив вина и вытерев рот салфеткой. — Кажется, мы это с тобой уже обсуждали. И как ты вообще посмела заявлять об этом при нём и всей команде?

— Просто так будет лучше, я хотела, чтобы это знали все.

— Как будет лучше решать мне! — рявкнула шеф. — И мой приказ обжалованию не подлежит, надеюсь, ты это не забыла?

— Нет. Но…

— Никаких но! Поешь и вон из-за стола, не порти настроение другим.

Орайя кивнула и, отставив полную тарелку, вышла.

— Дура, — раздражённо прокомментировала Капитан.

— Не обращай внимания, — сказал мне Авер. — Она у нас странная.

Я кивнул и уткнулся в тарелку. Кусок не лез горло, но я продолжал заталкивать в рот еду, стараясь заглушить мрачное настроение.

— Чего не пьёшь? — по-прежнему резким голосом спросила шеф, пристально глядя на меня.

— Мне сегодня ещё тренироваться, — ответил я.

— Никаких тренировок, сегодня праздник. Завтра по птицам постреляешь.

Я кивнул и одним глотком выпил содержимое своего стакана. Выпивка немного помогла. Да и давненько мне не удавалось глотнуть чего-нибудь спиртного.

После третьего стакана мне стало плевать на всё.

Выворачивая из-за угла бункера, где из нескольких железных листов было сооружено отхожее место, я нос к носу столкнулся с Крогом. Механика шатало, пожалуй, ещё больше, чем меня, и я посторонился, чтобы пропустить его.

— Погоди, — неожиданно трезвым голосом произнёс Крог, останавливаясь. — Надо поговорить.

— Хорошо.

Механик очень долго и очень громко мочился на лист железа, так что я уже собирался потихоньку смотаться, но он, наконец, закончил. Подойдя ко мне, Крог тяжело вздохнул, потом ещё раз, а после, видимо не зная, с чего начать, выудил из кармана смятую пачку сигарет.

— Будешь?

— Спасибо, — кивнул я. Сигареты здесь были удовольствием дорогим — пачка стоила пятьдесят кредитов, как десять патронов, поэтому для курящих Капитан установила норму — пять сигарет в день. Хочешь больше — покупай. Свой паёк я уже скурил, так что угощение было кстати.

Мы закурили.

— Не слушай Орайю, — произнёс, наконец, Крог. — Она вообще не любит чужих. Побесится ещё пару недель и успокоится. Тем более, другого выхода у неё нет — Капитану ты нравишься, даже близнецы не против твоего присутствия в команде. Так что не волнуйся, мы тебя не выгоним и не бросим. А долг… — механик кашлянул, замявшись. — Долг и есть долг, так? — закончил он свою мысль, хотя мне показалось, что он хотел сказать что-то другое. — Тебе даже лучше находиться сейчас с нами. Кое-чему научишься, пооботрёшься. Вообще, тебе служба у Капитана на прок пойдёт. Да ты и сам это понимаешь?

— Угу, — кивнул я, выпуская дым носом. От чересчур крепкой сигареты я опьянел ещё больше.

— Вот и молодец. Ты же как ребёнок. Наверное, ещё и не убивал ни разу?

— Нет.

— Да, наверное, поэтому ты так и нравишься шефу. Видишь ли, она любит детей, своих у неё нет. Мы с ней как-то собирались… но, в общем, не вышло. — Крог тяжело вздохнул и, чиркнув о стену фосфорной спичкой, закурил вторую сигарету. — Мы с Иваллой… то есть Капитаном уже десять друг друга знаем — оба служили во флоте. Я уже лет пять был механиком дирижаблей, а она пришла в нашу часть сразу после лётной школы. Молодая, красивая, амбициозная, резкая. Её даже старшие офицеры побаивались. Она быстро дослужилась до лейтенанта, но дальше продвинуться по службе не могла, не смотря на все старания и подвиги во время войны, Анара, наш остров, тогда воевал с соседями… В общем, она не понимала, что же не так, пока один из генералов в открытую не намекнул, что для повышения ей надо… ну, сам понимаешь. Она дала ему в морду, а нападение на вышестоящего офицера — дело расстрельное. В общем, вырубив того засранца, она прибежала ко мне, мы уже тогда дружили, не смотря на то, что я был лишь механиком. А у меня в то время дела тоже плохо шли — жена умерла, в долги влез, дочь за неуплату из школы выгнали… Решение само пришло. В общем, генерала мы связали и спрятали, чтобы шума не поднял, сбежали в город, забрали Эмену и угнали какой-то торговый дирижабль. Эх, — механик рассмеялся, — весёлое было дело. За нами сначала гнались наши, потом враги, но мы, хоть и подбитые, всё равно сбежали, рухнули на побережье… Семь лет уже прошло, как видишь нас уже не трое. А всё это я тебе рассказываю для того, чтобы ты знал: шеф — отличный человек, хороший командир. И ещё — она никогда никого не бросает. — Крог снова замолчал. — Что-то я разболтался, — хмыкнул он. — Не уснул?

— Нет, — пробормотал я. — Мне очень интересно, правда.

— Ну тогда пойдём выпьем, может, ещё чего услышишь.

Мы вернулись в столовую. Веселье шло полным ходом: близнецы устроили между собой соревнования по армрестлингу, Капитан, впервые скинувшая китель, за которым, оказывается, скрывалась просто великолепная грудь, судила их, а Авер и раскрасневшаяся от вина Эмена весело кричали, подбадривая то того, то другого. Выпив ещё немного, я понял, что мне не хочется слушать ни истории, ни вопли остальных, только спать, и собрался уже уходить, но Капитан заорала на меня, требуя, чтобы я посоревновался с ней в количестве выпитого, я, почувствовав в себе новые силы, согласился…

В общем, я, хоть и победив, вырубился прямо за столом.

— Ты здесь чужой, — сказала мне чумазая девочка. — Зачем ты сюда пришёл? Что тебе надо?

Я остановился в дверях белого домика. Если честно, я не ожидал увидеть здесь кого-то. Но, как оказалось, жители этого домика успели вернуться.

— Я хочу помочь, — ответил я, оглядывая бардак, царящий в доме. Часть обгорелого потолка обвалилась внутрь, везде валялось битое стекло и обломки мебели.

— А с чего ты решил, что мне нужна помощь? — мрачно поинтересовалась девочка, подбирая с пола куклу с чёрным от копоти платьем и выбитыми глазами.

— Но ведь этот домик можно отстроить.

— Можно отстроить? А разве у нас хватит сил? Проваливай, чужак.

— Я помогу, — твёрдо сказал я. — У меня хватит сил. Я же уже взрослый.

— Взрослый? — переспросила девочка.

— Да, — неуверенно кивнул я.

— Посмотри на себя.

Я вздрогнул. Девочке на вид лет шесть или семь, но мои глаза находились на одном уровне с её глазами. Переведя взгляд на свои руки, я увидел мягкие детские ладошки, уже перепачканные гарью, покрывающей косяки дверного проёма. Разбитые в кровь колени едва прикрывали шортики в клетку, такие были у меня в детстве… В детстве? Я же ребёнок… Я вспомнил девушку с кривыми зубами. Значит, дело было не в том, что я стоял перед ней на коленях.

— Вот видишь, ты ничего не можешь.

— Но…

— Ты так же бесполезен, как и я, как и все мы. Уходи.

Девочка, видимо, потеряв ко мне всякий интерес, ушла в противоположный конец комнаты и, забравшись, на обгорелую потолочную балку, принялась играть с куклой, но игра была слишком грубой — девочка дёргала ей за руки и ноги, рвала платьице, что-то шепча себе под нос. Я не мог расслышать, что она бормотала, но различил одну фразу.

— Нет, не убивайте меня, умоляю… — шептала девочка. — Нет…

Игра закончилась, когда она оторвала кукле голову, слишком сильно дёрнув её за волосы. Несколько раз попробовав присоединить голову на место, девочка отшвырнула обломки куклы и принялась бродить по дому в поисках очередной игрушки.

Тяжело сглотнув слюну, я вышел из дома.

Наверное, это бесполезно, мне нет здесь места. Я — лишь маленький ребёнок…

Но всё равно я поднял камень и потащил его в дом. Надо прибить отвалившуюся нижнюю дверную петлю.

Глава пятая

— Ну как, устроился? — спросил Крог, засовывая голову в узкую будку, где сидел я. От этого его движения количество свободного места сократилось раза в три, не меньше.

— Тесновато, — пробурчал я.

— Ну, тебе здесь не танцевать. Ну-ка, поверни будку.

Я хотел спросить, как это сделать, но вовремя прикусил язык. В моём распоряжении было не так много вещей — гашетка, сидение, напоминающее велосипедное, и педали под ним. Я нажал на педаль, она пошла туго, мне пришлось надавить сильнее. Яростно засопев, я заработал обеими ногами, давя на педали изо всех сил. Медленно, чертовски медленно, со скрипом пулемётная будка начала вращаться по своей оси. Облако, виднеющееся в смотровом окне, начало поворачиваться… поворачиваться… поворачиваться… Твою мать! Как медленно оно это делало! Я уже выдохся, а будка едва повернулась на девяносто градусов.

— Хватит! — сказал сверху механик.

Я облегчённо вздохнул и буквально повалился на пулемётный станок, тем самым задрав прицел в небесную высь (вверх и вниз турель передвигалась свободно). Головная боль и тошнота после вчерашней попойки не слишком хорошо отражались на моём физическом состоянии.

— Хорошо идёт, — продолжал Крог. — Мы новый механизм ставить как раз хотели, а видишь, как оно получилось с боем-то… Ну-ка давай назад поверни.

— Как?

— Да в обратную сторону-то покрути.

Я просунул ступни под педали и начал их крутить. Это оказалось куда сложней, так что мне пришлось хорошенько попотеть прежде, чем вернуть будку в прежнее положение, а непривычные к такой работе мышцы ног уже начинали ныть.

— Всё, вылезай, — исчезая из виду, буркнула борода механика.

Я тяжело вздохнул, слез с сидушки (ну как слез, просто встал на ноги, чуть при этом не шмякнувшись макушкой о край люка) и, высунув голову и руки из люка, на локтях выбрался из будки.

— Потренируешься в поворотах, — сказал Крог. — Но не сегодня. Пошли, покажу, где твой гамак.

Я двинулся за механиком.

Когда я поднялся на дирижабль, меня постигло некоторое разочарование. Вместо бескрайних просторов неба меня ожидали узкие коридоры, обшитые фанерой, и крохотные комнатушки. На землю с высоты птичьего полёта можно было полюбоваться только из малюсеньких иллюминаторов. В рубке смотровое окно имело довольно большие размеры, но попасть туда не оказалось возможным: помятая Капитан и не менее помятый Авер заперлись там с двумя бутылками бренди. Так что полёт на дирижабле ничем не отличался от полёта на самолёте, правда, в самолёте можно было беспрестанно пялиться в иллюминатор, а здесь я вряд ли полюбуюсь красотами не через прицел пулемёта.

Большую часть помещений дирижабля занимали склады. Здесь был специальный отсек для писем, отдельные склады для перевозки портящихся и непортящихся грузов ну и так далее. Машина занимала целый ангар, и ещё в двух хранился уголь для неё. Ну и, конечно, склады под пищу, воду, оружие, солярку… В общем, людям места практически не оставалось. К счастью, часто некоторые из складов пустовали, там-то и располагалась мужская часть команды, кроме Крога, всегда ночевавшего в гамаке на капитанском мостике. Девушки занимали две каюты, Капитан, конечно же, каюту имела отдельную. Как я понял, когда-то здесь было куда больше пассажирских помещений, но их-то и переоборудовали в дополнительные склады.

На нашем цеппелине имелась внутренняя связь, причём, довольно современная — дирижабль опутывала сложная сеть настоящей телефонной линии. Но, как я понял, сообщения извне получались исключительно по радио и только на местном аналоге «морзянки». Такое расхождение в технологиях казалось мне странным, но, как позже объяснил Крог, всё дело было в деньгах. Более «передовые» технологии стоили куда дороже «обычных», так что даже на одном дирижабле можно встретить как аналоги земных технологий начала двадцатого века, так и середины девятнадцатого. К счастью, в угнанном когда-то цеппелине присутствовал дизельный генератор, и была проведена система электрического освещения, так что вечерами, которые начинали наступать всё раньше, мы без света не сидели. Видимо, когда-то дирижабль предназначался для перевозки богатеев.

Разница технологий наиболее заметно отражалась в проблемах с огнестрельным оружием — мне досталась вполне приличная полуавтоматическая снайперская винтовка, у Капитана был пистолет, тоже с шестизарядным магазином. А вот остальные довольствовались гладкоствольными однозарядными ружьями, да у Авера имелся неисправный пятизарядный револьвер, который он уже довольно долго безуспешно пытался отремонтировать, но деталей, которые использовались только военными, найти не мог. Но и эти ружья стоили бешеных денег. Во сколько Капитану обошлась моя винтовка, я даже не мог предположить. Это наталкивало меня на мысли о том, что на должность снайпера, пока занятую мной, возлагались большие надежды. По мне так слишком большие. Пулемёты стоили ещё больше, но они обеспечивали безопасность всего дирижабля. Зато холодного оружия здесь хранилось много: кортики, шашки, шпаги, рапиры, штыки на любой вкус.

Мне удалось полюбоваться здешним вооружением с лихвой — Эмена уже повесила мой гамак в оружейном складе. Здесь же валялось моё одеяло. Других вещей у меня пока не было — я всё ещё таскал запасные штаны Крога, подпоясанные верёвочкой, а сапоги и рубаху с курткой мне выделил Авер. Так что, расположившись (просто свернув одеяло), я отправился погулять по дирижаблю. Минут через пятнадцать, не найдя ничего интересного, я отправился спать.

И так было всю следующую неделю. Я бесцельно слонялся по цеппелину, спал, изредка мыл полы да тренировался быстрее поворачивать пулемётную башню. Крутил педали я до изнеможения, а после ещё с полчаса ходил, высоко задирая ноги. Но это занятие быстро дало плоды — уже на шестой день я поворачивал башню на девяносто градусов за десять секунд. Ну и похудел, быстрее, чем на любом велотренажёре. Впрочем, от лишнего веса я никогда не страдал, а после вынужденной недельной диеты, двухнедельного питания одними бульонами и этих тренировок совсем отощал, хотя и в последнее время жрал, как конь.

Уже семь недель прошло с тех пор, как я попал в этот мир. Семь! И шесть из них я почти не думал о доме и родителях, времени не было. Сейчас же… Да, я затосковал. Вспоминал даже свою последнюю девушку, которую и завёл-то только чтобы развеять ту тоску, что пожирала меня дома. А она, кажется, меня любила, дурочка. Впрочем, мысли о ней обуславливались ещё и довольно длительном воздержанием. Долго думал о родителях, переживал, как там они, как младший брат, отношения с которым у меня были довольно сложными, но в последнее время понемногу начинали налаживаться.

Двадцать лет я прожил на Земле и ещё семь недель здесь, на Нейи. Казалось бы, ясно, куда я должен был стремиться. Должен, да не обязан. Несмотря на тоску, я привыкал, и делал это очень быстро. Мне нравилось наблюдать из смотрового окошка за тем, как подо мной медленно проплывают леса, разрушенные города, заполненные разбитой боевой техникой равнины. Мне начало нравиться перед сном раскачивать гамак. Чёрт, я даже к не отличающейся особым вкусом и разнообразием еде привык, не говоря уже о том, что у меня появилась чёткая цель — выплатить долг и сматывать удочки.

Хотя, вероятно, дело именно в этом. Что я имел раньше? Чёрт, почти всё! Родители жили явно лучше среднего класса, я никогда не нуждался в деньгах, получал практически всё, что хотел. Я поступил в престижный ВУЗ, родители купили мне свою квартиру, высылали более чем приличные суммы на жизнь. Что меня ожидало впереди? Престижная работа, полученная по блату, красивая жена… В общем, долгая спокойная и счастливая жизнь. Что я имел сейчас? Долг, размеры которого с трудом себе представлял да чужие шмотки, одолженные до того момента, когда я смогу купить новые. Еженедельные походы в ресторан сменились чуть ли не лагерной едой, прекрасная однокомнатная квартира превратилась в гамак, повешенный в складе. Что меня ждало впереди? Чёрт его знает. Вероятней всего, быстрая смерть. Но я впервые почувствовал настоящий вкус жизни. Радость о того, что вообще всё ещё жив.

Я долго об этом думал (а времени подумать у меня была прорва) и понял, что мне это даже нравится. Да я даже уже начал подумывать о том, чтобы остаться здесь и после выплаты долга. Если она вообще произойдёт. Жизнь стала такой же размеренной и безопасной, что и раньше, но чувство опасности придавало даже этой скуке пряный оттенок. О том, что мне, скорее всего, придётся платить за свою жизнь чужими, я старался не думать. Что будет, то будет.

И… я не был до конца уверен, но… Кажется, мне начала нравиться Орайя. Не уверен потому, что практически её не видел. Во время наших столкновений в коридоре она обычно отворачивалась и спешила уйти, в кухне вообще появлялась только для того, чтобы забрать свою порцию в каюту. Я прекрасно понимал, что холодный взгляд её зелёных глаз не сулит мне ничего хорошего, но… Впрочем, ведь я ни в чём не уверен?

С другими членами команды отношения у меня складывались более ровные. Авер постоянно надо мной подтрунивал по поводу долгов, Крог по-отцовски учил чистить оружие и другой фигне, но только когда у него появлялось время, близнецов кроме своих склок мало что интересовало, Эмена почти всё время проводила на кухне, а Капитану, кажется, на всё, кроме моего долга, было плевать. Так что почти всё время я был наедине с собой. В кости я не играл, хоть и был не прочь, но игра велась на деньги, которых у меня не было, историй про битвы не знал, короче, в компанию я не слишком-то вливался.

В общем, жизнь была сплошным болотом. Но я не жаловался.

Я устало вытер лоб и снова ухватился обеими руками за спинку дивана. Кажется, всё бесполезно.

На полянке у домика выросла целая гора хлама, но в доме мусора, кажется, стало только больше. К тому же, мне не хватало сил, чтобы таскать наиболее крупные куски потолка или передвигать мебель. Поэтому я собирал обвалившуюся штукатурку, пустые консервные балки, драную одежду и сломанные игрушки, сваливая их в одну кучу на полянке у домика. Более менее пригодные для использования вещи я складывал в другую, но она росла куда медленней, чем первая. Да и я слабо представлял, где мне может пригодиться, например, пустая золочёная рамка для картины. Помимо рамки в этой кучке лежало три выщербленных тарелки, два бокала и несколько столовых приборов. Венчали горку подушка и дырявое одеяло.

Наконец, мне удалось вытащить на улицу свой груз. Я подтащил спинку к кучке с «нужным» мусором и бросил рядом. Вот, будет мне кроватью.

Услышав за спиной шорох, я повернулся. В нескольких шагах от меня стояла моя прошлая знакомая. Рядом с ней стоял маленький мальчуган, лет, наверное, двух с половиной, он цеплялся девочке за подол.

— Что ты делаешь? — холодно спросила девочка.

— Хочу навести порядок.

— Это бесполезно. К тому же, ты испортил полянку, другим это не понравится.

— А есть и другие? — с надеждой спросил я, садясь на спинку дивана.

Но моя собеседница, занятая исключительно рассматриванием двух гор мусора, проигнорировала мой вопрос.

— Ты испортил полянку, — повторила она, наконец.

— Эта развалюха портит поляну куда больше, — буркнул я, кивая в сторону дома. Кажется, ответов ждать без толку.

— Эта развалюха — мой дом, — резко сказала девочка. — И эта полянка — мой дом. А ты их портишь. Убирайся.

— Нет, — жестко ответил я.

— Как хочешь. Тебя прогонят другие. — Девочка повернулась ко мне спиной и дёрнула за рубашку малыша, который увлечённо чмокал большим пальцем. — Уходим.

Но мальчишка не послушался. Он вынул изо рта чёрный от грязи палец и шагнул ко мне:

— Привет.

— Не подходи к нему, он сумасшедший, — резко произнесла девочка и снова дёрнула малыша за рубаху.

— А я-то думал, он хороший, — разочарованно протянул мальчуган и двинулся за сестрой.

— Я хороший! — поспешно сказал я им в спину.

Мальчик на миг остановился и, повернувшись ко мне, проговорил:

— Этот дом — развалюха, его бесполезно чинить. Мы разрушили наш мир, и только нам восстанавливать его, но это бесполезно. Мы — лишь маленькие дети, заселяющие большую помойку, в которую превратился наш мир. У нас нет ни знаний, ни сил, чтобы эта помойка превратилась в цветущий сад. У тебя тоже. Значит, ты сумасшедший. А сумасшедшие — плохие, с ними играть нельзя. — И, издевательски рассмеявшись, мальчишка бросился вслед за своей старшей спутницей.

— Я не сумасшедший, — горько произнёс я. Слёзы душили меня, подступая комком к горлу. — Поиграйте со мной!

Но меня уже никто не слышал.

Я проснулся от яростно орущей сигнализации. Несколько секунд я раздумывал, что бы это могло значить, но, ничего не придумав, повернулся на бок, намереваясь спать дальше. И тут же в дверь склада кто-то яростно забарабанил. Окончательно проснувшись, я спрыгнул с гамака и бросился к двери.

— Не заперто! — глуповато крикнул я, подтягивая штаны. «Вообще, кому в голову придёт мысль снабжать дверь склада крючком или шпингалетом? Штык вряд ли захочет уединиться, закрывшись изнутри». Я зевнул, потирая глаза. Нет, кажется, ещё не проснулся…

Несмотря на мой крик, в дверь продолжали стучать.

— Кто там? — раздражённо рявкнул я, подбирая с пола рубаху. Но в ответ раздался только удаляющийся топот. — Да что за на хрен… — пробормотал я, моргая слипающимися глазами. Сигнализация всё ещё орала. Кажется, это в первый раз…

Икнув, я быстро натянул ботинки и бросился к двери. Если орёт сигнализация, значит, что-то случилось. Чёрт, ну и тугодум же спросонья. Мои опасения подтвердились, когда я столкнулся в дверях с голым по пояс Авером.

— Что случилось? — спросил я, холодея внутри.

— Хрен знает! — рявкнул Авер, пролетая в оружейную. Я заметил, что на нём были только полотняные штаны. Несмотря на это, мой инструктор по стрельбе схватил со стены шпагу и кортик. Повернувшись ко мне и увидев, что я всё ещё стою здесь он заорал: — Тревога! В рубку, быстрее!

Я схватил свою винтовку и рванул за ним в рубку.

Здесь уже собралась вся команда, Эмена в том числе, хотя у неё единственной не было в руках оружия.

— Что на хрен произошло! — рявкнул Авер.

— Заткнись, — сухо оборвала его Капитан. Она стояла у лобового стекла рубки и смотрела в подзорную трубу. — Да, — буркнула она, резким движением складывая трубу. — Вон там.

Я проследил движение её пальца и увидел в сереющем предрассветном небе небольшое чёрное пятно. Кажется, это был дирижабль.

— Они на нас нападут? — спросил я, сглатывая слюну.

— Нет, — жёстко ответила Капитан. — Мы нападём. Это Шакр, за ним должок.

По хищным лицам близнецов и мрачному ворчанию Крога я понял, что задолжал неизвестный мне Шакр совсем не деньги. И боя не избежать.

— Всем на боевые посты! — резко скомандовала шеф. — Будет весело.

Я в этом и не сомневался.

Глава шестая

— Твою мать! Не трогай мои кости! — рявкнул Корос, выводя меня из полусонного состояния.

— Не трогал я! Кидать не умеешь! — отрыкивался Дерек.

Я зевнул и, сладко потянувшись, припал к смотровому окошку. Дирижабль Шакра уже виднелся на расстоянии примерно километра, я даже различал узор, грубо намалёванный на задней части аэростата. Но до сближения на расстояние, позволяющее вести прицельную стрельбу, было ещё долго.

А кто говорил, что бои в воздухе — это интересно? Сначала надо сблизиться, потом совершить манёвр… Мне об этом пару часов назад рассказывал Крог по внутренней связи. Впрочем, с манёвром он поторопился, до манёвра ещё далековато. Если бы неизвестный мне Шакр пошёл на сближение, всё уже давным-давно бы кончилось. Но он, судя по всему, дал приказ убегать. И убегал уже битых пять часов. К его несчастью наш воздушный корабль оказался более быстроходным, иначе можно было бы только помахать ручкой вслед беглецам.

Но шеф, спросонья погорячившаяся с приказом занимать свои места, отбоя не дала. Так что завтракал я в своей будке. По счастью, выходить в туалет разрешалось (всё-таки не совсем боевая обстановка), иначе я бы уже превратился в одеревеневшую кочерыжку. Но было чертовски скучно. И я пялился в смотровое окно, крутил от скуки педали, переговаривался по внутренней связи с остальной командой (близнецы, кстати, орали друг на друга с включенным передатчиком, наверное, чтобы повеселить остальных).

Я ещё раз зевнул и со скукой принялся наблюдать за медленно увеличивающимся дирижаблем противника.

— Антон! — голосом Капитана заговорил над ухом второй громкоговоритель, связывающий меня с капитанской рубкой (третий связывал с машинным отделением). Вообще, до мостика было два шага, я услышал бы Капитана, если бы она просто выглянула в коридор, но шеф, видимо, не хотела нарушать свой же приказ. — Не спишь?

— Нет, — буркнул я в рожок микрофона, с трудом подавляя очередной зевок. — Какие-то приказы, шеф?

— Не спать!

— Есть.

— Умничка. Уже скоро.

«Надеюсь», — чуть не сказал я, но прикусил язык. На что я надеялся? Развеять скуку, убивая людей? Да уж…

— Угу, — промычал я вслух.

— Дальность стрельбы твоего пулемёта — триста метров. Но в любом случае не открывай огонь до моего приказа, усёк?

— Да, Капитан.

— Хорошо отстреляешься, получишь премию.

— Так точно, — уныло сказал я, яростно стискивая рукояти пулемёта. Вот ведь скотство. С другой стороны — а чего я хотел? Может, надо было послушать Орайю и уходить? Нет. Я хочу жить. Я буду жить. И если… И если всё выходит так, как выходит, то я готов. Наверное…

— Умничка, — повторила шеф. — Кстати. — Она переключилась на общую связь. — Сегодня же первое число! Зарплата, ребятки!

— Ура! — разноголосо загомонил громкоговоритель.

— Если, конечно, будет кому и за что платить, — жёстко закончила Капитан и отключилась.

Я тяжело вздохнул и снова уставился в окошко. Жутко хотелось помолиться или, на худой конец, хотя бы перекреститься, но я ведь не крещёный. Истину говорил безвременно почивший поэт «Не бывает атеистов в окопах под огнём». Вместо молитвы я стиснул зубы и ещё крепче вцепился в рукояти пулемёта. Сказать, что я волновался — не сказать ничего. Но, как ни странно, страха особого не было. Адреналин, наверное…

А дирижабль Шакра тем временем начал приближаться с устрашающей быстротой. Или противник сбросил ход, или… А почему он резко пошёл вверх? Я хотел уже схватить микрофон, но громкоговоритель общей связи (наверное, чтобы поднять боевой дух) снова заговорил голосом Капитана:

— Бегут ссыкуны! Крог! Подбавь-ка газку!

— Есть, шеф!

Судя по тому, что ход ничуть не ускорился, а дирижабль противника начал возвращаться на прежний уровень, Капитан дала команду подняться. Да ещё как! Уже через несколько минут мне пришлось взяться за пулемётную турель, чтобы взять противника на мушку.

Теперь я мог хорошенько рассмотреть дирижабль Шакра. Здесь снова дала о себе знать разница технологий — если наш цеппелин был довольно современным, то корабль противника представлял собой скорее деревянный вагон, подвешенный к матерчатому аэростату. Да и заполнял аэростат, скорее всего, разогретый воздух. В общем, наше преимущество было на лицо. Не скажу, что я сильно от этого приободрился, но за свою жизнь стал беспокоиться меньше.

— Крог! Полный ход!

— Есть.

А, так мы ещё и не на полной скорости двигались…

Не скажу, что наш цеппелин рванул с бешеной скоростью, но противник начал приближаться куда быстрее. Я снова занервничал.

— Антон! — снова Капитан, но уже в «личке» так сказать. — Минутная готовность!

— Есть! — ответил я, стараясь придать голосу бодрость. Не слишком-то вышло.

Я облизал губы и взял аэростат на мушку, что было не трудно — он занимал уже почти всю нижнюю половину смотрового окна.

— Тридцать секунд!

Чёрт, как быстро!

— Пятнадцать! — Капитан неожиданно понизила голос: — Стреляй в левый бок аэростата, так, чтобы не зацепить корзину. Стреляй кучно, но после каждой очереди меняй точку обстрела, чтобы наделать как можно больше дыр. Понял?

— Так точно…

— Огонь!

Я на миг закрыл глаза. «Я стреляю не в людей, я никого не убью…». Стало легче. И я нажал на гашетку.

Первая очередь срезалась. Нет, я попал, но кучность была никакая, меня повело в бок, хотя турель гасила почти всю отдачу. Отпустив гашетку, я перевёл мушку немного дальше (дирижабли уже практически сравнялись, но наш находился немного выше) и снова открыл огонь. Теперь получилось лучше. Ещё раз. И ещё.

Тут противник открыл ответный огонь. Застрочил пулемёт, где-то вдали послышался металлический звон пуль о днище нашего цеппелина. Я задёргался и снова срезал очередь, но исправился на следующей. Меня нервировало то, что я не вижу, откуда стреляет противник. Но, наконец, я увидел корзину, прицепленную к верёвкам, которыми корпус крепился к аэростату. Сглотнув слюну, я перевёл мушку на неё. Наша позиция была куда выгоднее: я мог вести постоянный огонь по противнику, в то время как вражескому пулемётчику, расположенному куда ниже и задвинутому куда дальше назад из-за конструкции дирижабля, ещё и нельзя было слишком сильно задирать прицел — мешала задняя часть своего же аэростата.

Я ещё раз сглотнул, тихо выругался и снова перевёл огонь на уже порядком изодранный и ощутимо деформированный аэростат.

— Антон! — резко произнесла по общей связи Капитан после седьмой очереди. — Теперь стреляй так же, только в правую часть. Крог! Приспустись!

— Есть!

— Есть!

Приказ приспуститься был дан вовремя — противник резко терял высоту и скорость. Наш дирижабль уже зависал носом над противником, поэтому я начал вести огонь по центру и носу монгольфьера, на этот раз не испоганив ни одной очереди. Вражеский пулемётчик уже не мог вести ответный огонь, и мне начало казаться, что я в тире с огромной мишенью. Эллипс аэростата Шакра начал деформироваться ещё быстрей, мне даже казалось, что я слышу свист воздуха, вырывающегося из больших рваных дыр в материи.

— Прекратить огонь!

— Есть! — облегчённо ответил я. Может, это и неправильно с точки зрения морали, но я, фактически обрекая чужих мне людей на гибель, испытывал облегчение от того, что убивать их буду не я.

И тут раздался громкий голос Капитана. Она говорила по громкоговорителям, прикреплённым к ному нашего цеппелина, а не по внутренней связи.

— Шакр! Козёл! Слышишь меня?!

Через несколько секунд в ответ раздалась брань, исковерканная хрипами рупоров:

— Ивалла! Я тебя убью! Видит бог, убью, и рука моя не дрогнет!

— Это за то, что поимел меня с тем грузом чая! — рявкнула шеф в ответ. — И за то, что после этого поимел меня в постели! Ты хилый сморчок, и хер у тебя маленький! Все слышали?!

В ответ раздался гогот по внутренней связи.

— Ивалла! Ты сраная корова! Я тебя…

— Козёл! — заглушила Шакра Капитан. — Драный козёл! Мудак! Можешь отсосать сам у себя!

— Коза! Подстилка! — и дальше, в том же духе, так же истерично, но менее цензурно.

— Покеда! — бросила шеф на прощание и заговорила уже по внутренней связи: — Крог, уходим! Ребята, тренировка была отличной. Антон, ты был на высоте.

— Спасибо, — пробормотал я. Если честно, то я чувствовал себя идиотом. Но и на душе стало куда легче.

Все, кроме Авера, дежурившего на мостике, столпились у каюты Капитана. Близнецы с хохотом вспоминали сегодняшний бой, Крог поддакивал, ухмыляясь в бороду, Эмена больше помалкивала, но иногда взрывалась от хохота. И все тыкали меня, трепали по голове, поздравляя с боевым крещением и хваля за хорошую точность. Все, кроме Орайи, стоящей поодаль.

Не скажу, что мне было неприятно получать похвалы, но угрюмый вид Орайи немного портил всеобщую весёлую обстановку. Ну и, конечно, похвалу от неё я услышал бы с куда большим удовольствием, чем других. Но я старался не обращать на зеленоглазую внимания. Тем более, меня ждала первая зарплата, а шеф пообещала сегодня сразу после выдачи жалования закатить пьянку, и Эмена весь день не выходила из кухни. Правда, сколько мне получать, я даже не мог представить, но возможность получить хоть сколько-то (или хотя бы оплатить патроны, которые я спустил во время тренировок со снайперской винтовкой) грела душу.

— Орайя!

Зеленоглазая с независимым видом протиснулась между остальными и вошла в каюту. Вернулась она уже через несколько секунд и с той же безразличной миной удалилась.

— Корос!

И так далее. Я был последним.

Войдя, я приостановился, с любопытством оглядывая помещение. В каюте Капитана не было ничего лишнего — кровать, шкаф и стол, заваленный бумагами. Ни картин, ни украшений, ни трофеев. Даже зеркала не было. Капитан сейчас сидела за столом и изучала меня из-за своих печных заслонок.

— Подойди, не стесняйся, — неожиданно мягким голосом сказала шеф.

Я послушно подошёл к столу и, повинуясь жесту, уселся на деревянный табурет.

— Ты отработал ровно месяц, — медленно произнесла Капитан, — значит, должен получить пятьсот кредитов. Авер вычел у тебя двести за патроны. Итого — триста. За сегодняшнюю стрельбу выплачиваю тебе эти триста в двойном размере. Значит, шестьсот. Сколько из них ты хочешь получить на руки, а сколько пустить на погашение долга?

Я замялся. Чёрт, и сколько? Я же тут ничего не знал. Мне надо купить одежду, может, ещё чего-нибудь. В общем, деньги нужны. Но в каком количестве? Я высказал свои соображения Капитану.

— Ну, — шеф наклонилась ко мне, подперев подбородок ладонью. — Я даже не знаю. Тебе на одежду шестисот кредитов не хватит — уже осень, скоро зима, тебе понадобятся толстая куртка, шапка, рукавицы те же… Думаю, это всё обойдётся в полторы тысячи кредитов. В городе мы будет черед полторы недели, а когда появимся в другом — неизвестно, так что тебе надо решать всё быстро. Хочешь взять ещё один кредит? Своим, конечно, беспроцентный.

— Денег не надо, — буквально простонал я. — Так сколько я буду должен?

— Восемь тысяч пятьсот кредитов, — с лучезарной улыбкой на губах ответила Капитан, выкладывая на стол одну мятую купюру и пять монет. — Скоро город, погуляешь, — пояснила она.

— Спасибо, — пробормотал я.

— Свободен. Через полчаса ужин.

Я собрал деньги и на негнущихся ногах вышел из каюты. Нет, конечно же, я предполагал, что из долгов выбраться будет не так просто. Но… не так же сложно!

«Хоть напьюсь сегодня на халяву», — со злобным удовлетворением подумал я, заходя к себе на склад.

Что я и сделал.

Сегодняшний ужин был ещё великолепней прошлого: наверное, скорое прибытие в город позволило Эмене выставить на стол все запасы. Кроме отличного супа с консервами нас ожидали копчёный окорок и лепёшки (дрожжи, видимо, кончились), ждем, засахаренные фрукты и сушёные овощи. И, конечно, уйма выпивки.

Ужин проходил весело. На этот раз Орайя сидела с нами, но молчком. Пила она только воду. Быстро поев, она ушла на дежурство на мостик, сменив там Авера.

— Вот иногда хорошо, что она с нами, — бубнил с набитым ртом Корос. — Все пьют, никому не дежурить. Вот, помню, на старом дирижабле надрался как-то наш дежурный… — он на миг замолчал, заливая еду вином. Выдув стакан вина, убийца взялся за бренди и только тогда продолжил: — Собственно, после этого мы и сменили дирижабль.

Я хмыкнул. Остальные весело болтали о своём, видимо, историю эту знали все, не только близнецы.

Потом мы снова начали вспоминать сегодняшний бой. История и воспоминания быстро перетекли в соревнования «кто кого перепьёт», которые, видимо, были любимым развлечением всей команды. В любом случае, они позволяли быстро нахрюкаться, что, видимо, экономило выпивку. Напившись, я забыл об экономии и решил купить у Капитана пачку сигарет. Пошатываясь, мы двинулись в её каюту. Там шеф (которая уже сбросила свой чудовищный китель и снова красовалась в рубахе, буквально рвущейся на груди) долго искала сигареты. Найдя, сказала, что платить не надо, закурила со мной, сняла очки, мы что-то заболтались, потом откуда-то появилась бутылка бренди, Капитан спросила красивая она или нет, я сказал, что, конечно, красивая, тогда она меня поцеловала куда-то в ухо, а я, забыв о субординации, ответил поцелуем в щёку, шеф шутливо меня оттолкнула, но, глотнув ещё бренди, смачно поцеловала меня в губы….

В итоге мы оказались в постели, хотя я и думал, что слишком пьян, чтобы заниматься сексом. Но мне это только казалось, к тому же, Капитан не ленилась. В общем, в кухню мы больше не возвращались, благо выпивки у нас оказалось достаточно, но, думаю, вряд ли это кто-то заметил.

Глава седьмая

Я поёжился и, закурив, принялся оглядывать толпу в поисках Эмены, которую выделили мне в провожатые. В моём вещевом мешке уже лежала куртка и штаны, осталось купить только ботинки — шапку и рубаху мне, сжалившись, выделил Авер. Правда, на моё финансовое положение это никак не повлияло: мне пришлось занимать те же полторы тысячи кредитов, иначе вместо добротной кожаной куртки пришлось бы покупать невнятный балахон, тонкий и вообще не ясно на кого шитый, мужчину или женщину.

Наконец, я высмотрел в толпе спину Эмены. Она стояла у продуктовых лотков и яростно перепиралась с продавцом. Ругнувшись сквозь зубы, я направился в их сторону.

Вообще, городом поселение, куда мы прилетели вчера, назвать было сложно: в этом жутковатом месте вряд ли жило более пяти тысяч человек. Почему я назвал это место жутковатым? А как ещё можно назвать поселение, в котором лачуги из дюралюминия и пенопласта стоят по соседству с деревянными домами, будто построенными по голливудским фильмам про ковбоев? Каждый местный житель (ну, кроме, конечно, детей до десяти лет) ходил с оружием. Чёрт, даже дворник, уныло метущий брусчатку, на поясе носил какую-то кремневую бандуру, а плечи девушки, выливающей содержимое ночного горшка прямо на мостовую, красовались двумя костяными рукоятями коротких кривых мечей. Как можно назвать место, где дети, играющие на улице, избивают чужаков с других до полусмерти, а мужчины сначала смотрят на твою винтовку и только потом улыбаются и спрашивают, чего бы я хотел купить. Причём, будь у меня ствол за спиной поменьше, я уверен, что они с такой же улыбкой предложили бы мне оставить в магазине всё имущество. Зато воров здесь можно было не бояться — я лично видел, как одному парнишке лет двенадцати отрубили левую кисть.

Но самым жутким было далеко не это. В мясной лавке здесь запросто можно купить человечину, в магазине одежды чёрные перчатки из человеческой кожи или, скажем, кошелёк, а на западной окраине города располагался рынок рабов. И это казалось местным нормальными явлениями, а два гурмана, стоящие у мясной лавки, обсуждали суп из чьих потрохов лучше — человеческих или голубиных. Мои волосы встали дыбом, а Эмена даже не обратила на них внимания.

Я подошёл к своей провожатой и встал рядом, с независимым видом разглядывая специи, лежащие на лотке.

— Не буду я брать консервы из человечины! — раздражённо говорила Эмена. — Мне говядина нужна.

— Откуда говядина, малышка? — с заискивающей улыбкой разводил руками торговец. — Ещё не время колоть коров. Да и волки повадились ходить на окрестные фермы…

— Я сказала, что мне нужна говядина!

— Ну, детка, это слишком сложно. Ты же знаешь, что мэр запретил продавать людям извне всё, кроме человечины…

— Поэтому, старый засранец, я и разговариваю с тобой, а не с Эдди. Капитан сказала, что у тебя всегда есть говядина, значит, есть.

— Есть, — кивнул торговец. — Вот только я тебе говорю, что достать её очень сложно…

— Я поняла это, — резко сказала Эмена. — Я просто хочу, чтобы ты назвал цену.

— Вот оно как… — потёр лысину торговец. — Двадцать кредитов за банку. Если купите больше двухсот банок — скидка в десять процентов.

— Двадцать кредитов?! — у нашего кока глаза вылезли из орбит. — Ты ль не охренел?

— Тише-тише, — забормотал продавец. — Мне же за это голову отрубят.

— И так все знают, что ты торгуешь из-под полы, — буркнула Эмена, но голос понизила. — И что мэру на лапу даёшь. Мне нужны четыреста банок и скидка в тридцать процентов.

— Не пойдёт. Не больше двадцати.

— Тогда и разговаривать не о чем.

— Хорошо. Двадцать пять.

— Вечером в шесть ждём груз в порту, — буркнула Эмена и, кивнув мне, двинулась прочь от лотка.

— А аванс? — пискнул торговец, но дочь Крога даже не обернулась.

— Мне Капитан голову снимет, — проворчала Эмена, когда мы отошли от лотка со специями на приличное расстояние. — Это ж надо, больше пяти с половиной тысяч кредитов за четыреста банок консервов. Но не человечину же жрать… Мало ли кого здесь на консервы пускают.

— Угу, — промычал я. В горле стоял комок.

А что я, собственно, хотел? Этот мир почти рухнул, правда, я не знаю, как это произошло, но жизнь здесь явно была не сахар. Каннибализм помог выжить местным. Но, чёрт его дери, легче от этого не становилось.

— А… — я на миг замолчал, но всё же осмелился задать мучающий меня вопрос: — Те консервы, которые мы ели, они?..

— Говядина. Капитан приказала покупать только её, хотя консервы из человеческого мяса стоят раза в полтора дешевле. Она говорит, что когда ешь человечину, уже трудно представлять своих товарищей… как товарищей, понимаешь о чём я?

— Вроде…

— Вот, например, если бы сейчас Корос смотрел на тебя, как на любимую корову. Он бы её любил, заботился о ней, но в случае голода спокойно съел бы, испытывая лишь лёгкую грусть. Так же во время войны на материке каннибализм — обычное дело. Не подвезли вовремя продовольствия, значит, пора кинуть жребий и определить, кто из товарищей будет съеден.

Меня едва не вырвало, но я с трудом сдержался. Проглотив слюну, я выдавил:

— А ты?..

— Нет, не ела, — покачала головой девушка. — Отец всегда неплохо зарабатывал, да и армейские пайки никто не отменял, а консервы в них были в основном из птицы. И я, если честно, горжусь тем, что ни разу не ела человечины. Тем более, Капитан говорит, что те, кто ел других людей, сами не могут считаться людьми… я тебе уже объяснила. Но многие говорят, что это даже вкуснее другого мяса. Ты чего встал?

— Голова закружилась, — пробормотал я, с трудом сдерживая очередной приступ тошноты. — Давай по-быстрому купим мне ботинки. И, знаешь, давай не будем проходить мимо мясных лавок, хорошо?

— Как скажешь. А почему ты так побледнел?

— Говорю же, голова закружилась.

Капитан и остальные ждали в самом крупном местном трактире. Здесь собрались все, кроме Орайи и Крога, оставшихся охранять дирижабль.

Помещение трактира оказалось очень симпатичным — разномастные столики, трофеи на стенах, симпатичные официантки. Ну и двери, как в американском салуне девятнадцатого века. Оказывается, даже в такой дыре можно рассчитывать на роскошь.

— Всё взяли? — весело спросила Капитан, когда мы с Эменой уселись за стол.

— Да, — кивнула кок. — Но говядина обошлась слишком дорого — пять тысяч шестьсот кредитов за четыреста банок.

— Это нормально, даже дешевле, чем я думала. И в любом случае у нас наклёвывается отличное дельце. Так что я сегодня угощаю. — Капитан бросила мне меню. — Берите, что хотите, но не переоценивайте моих возможностей.

После того, что я узнал утром, есть мне совершенно не хотелось, но я послушно раскрыл меню. Никаких вкладок в нём не оказалось, только картонная обложка, на внутренней части которой кривым подчерком были выцарапаны названия блюд. И, выругавшись, сразу закрыл.

— Антон? — хрипловатым и до ужаса эротичным голосом произнесла Капитан. Она всю последнюю неделю обращалась ко мне именно таким тоном. Ну и, думаю, уже вся команда знала, что я за это время ни разу не ночевал у себя на складе, хотя виду никто не подавал. Но эти неуставные отношения никак не влияли на уставные. Долг, ясное дело, мне тоже никто прощать не собирался. Впрочем, я и не надеялся.

— Я знаю только половину букв, — объяснил я. — Да и то, если слово даже состоит из знакомых символов, я не могу понять, что оно значит.

— Я поговорю с Орайей. Что тебе заказать? — тем же тоном спросила шеф.

Я тяжело сглотнул слюну и побледнел.

— Что угодно, только без мяса.

— А, узнал о местных гастрономических особенностях, — хмыкнул Авер. — Не волнуйся, здесь такого не подают, если не заказывать, конечно.

— И всё равно предпочту чего-нибудь овощного.

— Может, рыбу или сыр? — предложила шеф.

— И того, и другого, — кивнул я. Аппетит от слова «сыр» всё-таки разгорелся. — И пива, если можно, — добавил я, глядя на кружку Авера.

— Конечно, можно. Официантка!

Уже через пять минут я давился плотным пресным сыром и разбавленным раза в три тёплым пивом. Зато рыба оказалась очень вкусной — великолепно прокопчённая и сочащаяся темноватым жиром. Умяв половину тушки, я догадался делать из рыбы и сыра бутерброды, так что в итоге поел очень даже неплохо.

Но после окончания трапезы возвращаться на дирижабль мы не стали. Как я понял из обрывков фраз, здесь у Капитана была назначена встреча, но клиент опаздывал. Шеф уже начала несколько нервно поглядывать на часы, висящие над большим камином, но когда в трактир вошли два заросших мужика, вроде бы успокоилась. Но от моего внимания не ускользнул её жест, после которого Авер, сидящий рядом со мной, достал и положил на колени свой неисправный револьвер. Рассмотрев вошедших получше, я осторожно снял с предохранителя и свою винтовку, стоящую у стола. Нет, я по-прежнему не собирался никого убивать. Но в эту парочку я был готов стрелять без колебания. Их бороды и усы не скрывали татуировок, изображающих морду какого-то ящерообразного чудища, голые руки покрывали шрамы, а на шеях красовались ожерелья, сделанные из фаланг человеческих пальцев. А чего стоили бандуры, висевшие у них за плечами. Из такой можно было бы застрелить динозавра, и я нисколько не преувеличиваю.

— Кто это? — шепнул я Аверу.

«Работорговцы», — беззвучно шевельнулись губы моего соседа.

Сглотнув, я приготовился стрелять сразу, как только они подойдут. Я уже ненавидел этих уродов. Но когда они приблизились, Капитан расплылась в улыбке.

— Хаз, Ном, — произнесла она. — Рада вас видеть.

— Взаимно, Капитан, — ответил приятным голосом тот работорговец, что стоял справа. — Вы, надеюсь, успели пообедать?

— Успели бы, если бы даже вы не опоздали, — убрав улыбку с лица, сказала шеф.

— Возникли проблемы с лицензией, — сухо проговорил второй. — Этот ублюдок мэр потребовал, чтобы кроме обычных двадцати кредитов с головы мы ещё и сдали каждого пятого на мясо. Но ты же нас знаешь, мы людьми только торгуем.

— Знаю, — кивнула Капитан, — и даже не продаёте рабов каннибалам, поэтому я с вами и работаю. Где груз?

— Где и положено, с остальными, — сказал своим певучим голосом первый. — Пошли?

— Конечно. Ребята.

Мы синхронно поднялись из-за стола и двинулись за работорговцами. Я дождался Авера, который задержался, чтобы спрятать револьвер и тихо спросил у него:

— Если эти парни такие благородные, зачем ты доставал пистолет?

— Эти два засранца, конечно, имеют свой кодекс чести, за что им честь и хвала, — сухо сказал Авер. — Но не забывай, что они торгуют людьми. И если бы они решили, что нас куда выгоднее взять в рабство, чем вести с нами дела, то наш разговор мог бы быстро превратиться в перестрелку. В этом случае мой револьвер сгодился бы в качестве психологического оружия. Так что, парень, держи с ними ухо востро. И ничего у них не покупай. Кроме людей, конечно.

Я про себя выругался. Ставить винтовку на предохранитель я передумал.

Клетки, клетки, клетки. Ревели дети, стенали женщины, ругались мужчины. Все измождённые, избитые, грязные и полуголые. Все, кроме покупателей.

Отвратительное зрелище. Но шок от него испытывал только я. Впрочем, и в истории моего мира были столь же постыдные моменты, но меня это нисколько не успокаивало.

Мы стояли в двух десятках шагов от одной из клеток, правда, в отличие от других отмытой. Просто, видимо, других помещений для жизни здесь не было. В клетке этой на стульях восседали три человека — пухлая мадам в уродливом красном платье и две девушки, одна лет пятнадцати, вторая семнадцати, обе особой стройностью тоже не отличались, хотя та, что помладше имела скорее аппетитные формы в отличие от двух других. Все трое пили чай, свысока поглядывая на всех присутствующих, включая и нас.

— Груз — это жена и дочери очень богатого купца с острова Клири, — говорил Хаз, работорговец с приятным голосом. — Их узнал один из рабов. Мы послали запрос, и эта информация подтвердилась, так что парень заработал себе свободу. Они сопровождали груз, но на них напали пираты. Вообще, мы у них и купили эту семью, так парням осталось жить недолго, но в этом помощь нам не требуется. Ваша задача — переправить семейство на остров, за что вы получаете половину награды.

— Семнадцать с половиной тысяч за недельный перелёт, — задумчиво произнесла Капитан. — Недурно, недурно. Проблем не возникнет?

— Я же сказал: мы отправляли запрос. С купцом мы связались, объяснили ситуацию, он назначил награду за доставку и за головы пиратов. Но головы мы довезём сами, зимой, купцу они не к спеху. А вот семейство ему нужно сейчас, поэтому я с тобой и связался. Вся информация здесь. — Хаз протянул Капитану конверт. — Или ты отказываешься?

— Нет, не отказываюсь. Если я без каких-либо проблем получу награду, то я согласна. Проблема в другом — у меня сейчас нет семнадцати с половиной тысяч, сам понимаешь, мы закупали припасы на зиму.

— Понимаю. Но мы знакомы не первый год, и я тебе верю. Заберёшь всю награду, а нашу половину отдашь по возвращении.

— Я собиралась лететь на восток, а не на север, сам знаешь, здешние зимы меня просто убивают.

Хаз пожевал губами.

— Это плохо, — задумчиво сказал он. — Во сколько обойдётся возвращение сюда?

На этот раз паузу выдержала Капитан.

— Нисколько, — произнесла она, наконец. — Не первый раз с тобой дела ведём. Да и крюк в пару дней ничего не значит. Товар, надеюсь, не порченный?

— Нет. Даже пираты догадались, что трахать таких фиф может боком вылезти. Может, они и хотели просить выкуп, но не знали у кого, потому нам их и продали. Да и кормили их получше, чем остальных. Впрочем, в любом случае, спеси у них было поменьше, чем сейчас.

— Кто бы сомневался, — хмыкнула Капитан. Она повернулась к нам и спросила: — Никто не против такого задания?

— Ну, если нас за похищение не сцапают… — угрюмо сказал Авер.

— Вы только посредники, мы это передадим.

— Тогда, вроде никаких проблем не будет, — тяжело вздохнул мой инструктор по стрельбе. — Но, шеф, мне не слишком-то нравится это дело.

— Мне тоже, — хором сказали близнецы. — Но мы и за меньшие деньги в делах погрязнее участвовали, — добавил Дерек.

— Мне без разницы, — пожала плечами Эмена. — Только бы эти коровы все наши припасы не сожрали.

— Антон?

— А у меня есть право голоса? — поинтересовался я.

— Конечно, у каждого есть.

— Мне тоже по фигу.

— Большинством голосов за, — кивнула Капитан. — Хорошо. Вечером после того, как погрузим припасы, мы их заберём.

— Тогда до вечера, — кивнул Хаз и, развернувшись, ушёл.

Вот так, собственно, и начались все наши дальнейшие неприятности и неудобства.

Глава восьмая

Я осторожно потрогал воду носком. Вода оказалась холодноватой, но вполне терпимой. Ругнувшись, я залез в бадью и тяжело выдохнул.

Ругался я не из-за недостаточной температуры воды, а из-за того, что вообще-то сегодня была моя очередь мыться первым, но из-за завышенной требовательности тех трёх коров мне пришлось идти в ванну вторым, как раз после той дочери, что посимпатичней. Впрочем, хоть после мамаши — вода оказалась почти даже чистой. Уж точно почище, чем после близнецов и Крога. Негигиенично? Ну да, ну да… А что делать, если лишняя вода могла сказаться на грузоподъёмности и скорости дирижабля? Поэтому приходилось мыться одной и той же водой. Обычно команда делилась на две половины: в первой были девушки и кто-то из мужчин, во второй остальные четыре мужика. У каждой четвёрки своя вода, очередь водных процедур определяется… хм… ну да, по очереди — если ты был четвёртым, то становишься первым и так далее. Заразных у нас нет, так что только голову под воду не окунать, для этого — и ещё для того, чтобы ополоснуться после мытья — есть ведро чистой воды. Всё равно, конечно, не очень приятно, но после пары недель вообще без мытья вся брезгливость исчезает бесследно.

Обычно первой в ванну ходила только Капитан. Но сейчас и ей пришлось подвинуться — богатенькие матроны по очереди мыться не желали. Я всецело поддерживал Авера, который бурчал, что их лучше заткнуть, «Они два месяца вообще не мылись» добавлял он каждый раз, но шеф сказала, что требование клиента — закон. Ну и пообещала накинуть по сто кредитов к зарплате за неудобства.

Я похлопал по поверхности воды, разгоняя редкую мыльную пену, взялся за кусок мутно-коричневой субстанции, воняющей какой-то дрянью, и энергично принялся натирать ей волосы, надеясь выжать достаточно пены, чтобы помыть порядком отросшие за последнее время патлы. К такому мыло тоже можно быстро привыкнуть.

Сто кредитов будут совсем не лишними. Моему долгу они, конечно, как слону дробина, но всё же. Но заплати шеф хоть тысячу, я бы предпочёл вышвырнуть этих трёх мадам.

Всё началось ещё с того момента, когда работорговцы привезли их на крытой повозке. К тому времени мы как раз заканчивали погрузку говяжьих консервов — запас сухарей, овощей, круп и питьевой воды уже стоял в хранилищах — и готовились таскать на погрузочную платформу ящики с патронами. Подождать эти сучки согласились (как потом оказалось, из-за того, что платформа запачкалась), так что с начала мы решили, что всё будет тип-топ. Правда, когда Орайе и Эмене пришлось после погрузки с четверть часа отдраивать платформу, у нас кое-какие опасения уже появились. Потом все три коровы орали, как дуры, пока их поднимали. Нет, я всё понимаю, дирижабль находился на высоте семидесяти-восьмидесяти метров над землёй, но платформа имеет длину и ширину в три метра, так что втроём-то там уместиться можно без проблем. И уж точно найти на ней место, откуда не будет видно землю, если сесть. Но им было страшно! Платформу надо было поднимать медленней, не так дёргать, убрать ветер, который её раскачивает. Я, в это время поднимающийся по не закреплённой снизу верёвочной лестнице (человек вообще быстро ко всему привыкает, даже если эту лестницу раскачивает нехилый ветер), понял, что путешествие на остров будет непростым.

Но я тогда не предполагал, насколько.

Мясо к обеду надо подавать только свежее. Кашу мы не будем. Где яйца и масло на завтрак? Ах, у вас ещё и свежего хлеба нет? Нет, сухари мы не будем. Где свежие овощи? Я не буду жрать сушёную картошку. И морковку тоже. Где кофе? Почему только чай? Почему к обеду не подали бокал вина? Хочу свежего молока.

Мне надо отдельную каюту! Каюту, а не вонючий склад! Почему кровать такая твёрдая?! Одеяло тонкое! Подушка твёрдая! Пол холодный! Где моя ванна? Почему нет тапочек? Где мой халат?

Я выругался и принялся тереть голову с утроенной силой. Эти засранки меня-то достали за последние три дня, а чего уж говорить об Эмене, которая ежедневно получала выговоры за «отвратительные обеды, которые можно подавать только свиньям»? В общем, жизнь у нас стала не сахар.

— Чего ругаешься? — раздался рядом хрипловатый женский голос.

Я вздрогнул. Осторожно плеснул в лицо воду, наплевав на то, что в ней уже мылись, и выглянул из бадьи.

Оправдались самые наихудшие мои опасения. В одном коротком халате, не особо скрывающем колыхающиеся, как желе, «прелести», в дверях ванной стояла самая старшая наша пассажирка (как их всех звали, я вообще не хотел запоминать).

— В… в глаз пена попала, — заикнувшись, сказал я.

— Хочешь, помогу тебе её вымыть? Или потереть тебе спинку?

— Я уже помылся, — скороговоркой произнёс я, не зная, что делать. Сидеть в ванной дальше? Чёрт, не хочу я, чтобы эта коровятина на меня пялилась! Но ведь она может это неправильно истолковать. Встать и сваливать? Так она и это может понять неправильно!

Но пассажирка решила всё за меня. Она распахнула халат и шагнула к бадье.

— Я знаю, тебе нравятся зрелые женщины, — сказала она при этом.

Вот уж не знаю, как я выпрыгнул из бадьи и увернулся от её объятий (наверное, сколький от мыла был), но мне даже почти удалось опрокинуть на себя ведро воды (вылил я его себе куда-то в область поясницы) и, закутавшись в полотенце, рвануть к выходу, неся мокрые вещи подмышкой. Выскочив из двери, я столкнулся с Крогом.

— О, а я-то думал, что тебя опять час ждать придётся, — обрадовано пробурчал механик. — Погоди, а ты чего весь в пене?

— Беги! — прошипел я и рванул дальше по коридору.

Но Крог, кажется, меня не понял. Он пожал плечами и шагнул в ванну.

Через полчаса он зашёл ко мне на склад и уселся рядом на гамак, вытирая полотенцем мокрые волосы. Я сунул ему сигареты.

— А вообще, знаешь, неплохо, — сказал механик, глубоко затягиваясь. — И, главное, неожиданно. Молодой ты ещё.

Я в ответ пробурчал что-то невнятное.

Следующие два дня я таскал ящики в большом ангаре. Машину пришлось немного захламить, но пока это было не так и важно. Моей целью являлся коридор длиной в пятнадцать метров, и я эту цель достиг. Так что, весь шестой день я усиленно тренировался в стрельбе, правда, без оптического прицела. Да и какой прицел при стрельбе на расстояние в полтора десятка метров.

И без прицела у меня получалось куда лучше. Выстрелы ложились довольно кучно, так что Капитан даже оказалась довольна. Так что отправился спать я с приподнятым настроением. К тому же, назавтра мы наконец-то должны были распрощаться с пассажирами, к которым даже уже относительно привыкли. (Больше всего привык Крог).

Уже к ночи длинный песчаный берег сменился свинцовой гладью океана. Ветер стал ещё более влажным и неприятным.

Вообще, ближе к океану местность стала куда более густонаселённой. Мы пролетали над деревеньками, городишками, хуторками. Огромные пустыри, заваленные грудами железного хлама, стали встречаться всё реже. Но здешние поселения навевали ещё больше тоски, чем пустыри. Хуторки, ощетинившиеся колючей проволокой, с узкими дырами в металле стен вместо окон и дулами пулемётов вместо украшений. Утыканные виселицами и смотровыми башнями, грязные деревеньки с тощими людьми, плюющимися вслед нашему дирижаблю. Вшивые городишки с рядами голгоф, после которых преступники, бродяги или пленники из соседних деревень идут прямиков в желудки добропорядочным гражданам, чего добру-то пропадать. И на этом дне человеческой морали поверженные гиганты, когда-то несущие смерть в бою лицом к лицу, казались памятниками поверженным благородным воинам. Леса, изувеченные ржавым железом, будто бы упрекали тех, кто сделал их таким, но зелень медленно и верно хоронила под собой вонь солярки и ржавчину. Так почему же люди не могли так же?

Я прашивал у Капитана, сколько лет назад была война. Оказалось, что около сорока. Мы вообще любили поболтать после секса. Обычно, конечно, шеф расспрашивала меня о Земле, иногда удивляясь, иногда смеясь. А я спрашивал про её жизнь, но Капитан рассказывала только более или менее смешные байки про полёты на дирижабле, которые я и так уже слышал. Но иногда мы говорили про войну.

Как сегодня.

— Сорок лет прошло, Антон, — говорила Ивалла, накручивая на указательный палец мои волосы. — В военной академии говорили, что большая часть населения материка тогда погибла, в основном выжили жители островов — рыбаки, зеки, нефтедобытчики. Три с половиной миллиарда человек, представляешь? Осталось не более трёхсот миллионов, да и то большая часть была рассеяна по побережьям, а центр материка вообще обезлюдел. Да ты и сам видел. Не знаю, из-за чего началась война, многие предполагают, что из-за нехватки ресурсов. Единственный материк площадью в двенадцать миллионов квадратных километров и четыре с половиной сотни островов, имеющие площадь в четыре раза меньше, не слишком-то много для четырёх миллиардов человек. Миллиардов, Антон, представляешь?

— У нас семь. Но только моя страна занимает большую площадь, чем вся ваша суша, а это только одна девятая часть нашей суши.

— Вот видишь. Ресурсов перестало хватать, чернь, питающаяся белковыми концентратами, которые до сих пор производят на островах, негодовала… Потом, говорят, был экономический кризис, перешедший в голод, а уже голод и социальная напряжённость привели к бунту. Бунт закончился Первой мировой войной. Большая часть городов была уничтожена оружием массового поражения. Ядовитыми газами заливали всё и вся. Элита пала. Практически полностью уничтожили армию. Учёные, политики — почти все были уничтожены. Те, что выжили, погибли от рук озверевшей черни, винящих во всём именно них. В общем, остались только мы. Остатки культуры и технологии сохранились только на островах, где ни культуры, ни технологий вообще практически не было. Но я островитянка, и я с гордостью говорю, что не ем человечину, а на материке это в порядке вещей. Так что сейчас острова жируют, продавая на материк дизельные генераторы и моторы, спихивая разный хлам, дрянное оружие и синтетическую одежду. На материке, правда, можно найти что-то из старых вооружений, но это встречается всё реже и реже. Да и мало кто умеет им управляться. — Ивалла на миг замолчала и, близоруко щурясь, посмотрела на меня. — Впрочем, об этом можно и потом. — Она приблизила ко мне лицо и поцеловала в губы. Я ответил на поцелуй, провёл рукой по её гладкому плечу…

В дверь каюты застучали кулаком.

Ивалла… нет, Капитан отстранилась от меня и резким голосом спросила:

— Что случилось?

— Огонь вдали, Капитан, — сухо ответила Орайя, которая сегодня дежурила на мостике. — Дирижабль. Идёт со стороны островов.

— Поднимай команду, — деловито сказала шеф, спрыгивая с кровати и начиная одеваться. — Общая тревога. Пусть лучше сейчас не выспятся, чем умрут во сне. Эти коровы пусть сидят у себя в каюте и помалкивают.

— Есть!

В коридоре послышался топот ног Орайи.

— А ты чего лежишь? — зашипела Капитан, поворачиваясь ко мне. — Сейчас все проснутся!

Ойкнув, я подскочил с кровати и принялся лихорадочно одеваться. Слишком уж расслабляющей была с минуту назад обстановка, и, видимо, я ещё не совсем пришёл в себя.

Одевшись, я выскочил из двери каюты и нос к носу столкнулся с полуголым Авером.

— А ты чего отсюда? — подозрительно прищурившись, спросил мой наставник.

— Выяснял в чём дело, — сглотнув, пробормотал я.

— Ну-ну…

— Авер! — рявкнула из-за моей спины Капитан. — Быстро одевайся!

— Есть.

Через пять минут мы толпились на мостике, вглядываясь в приближающийся огонёк прожектора, принадлежащего, уже совершенно ясно, другому дирижаблю. В помещение повисло тягучее напряжение, совсем не так, как в прошлый раз. Кажется, предстояла настоящее сражение, которое словесной перепалкой сторон не окончится.

— Ход не ускоряют, хотя нас заметили, — сказал Крог. — На военных или пиратов не похоже. Может, торговцы?

— Некоторые торговцы не лучше пиратов, и ты это прекрасно знаешь, — сухо произнесла Капитан. — Да и лишний товар никому не помешает. А охраны обычно на торговых дирижаблях столько, что мы и пикнуть не успеем. Антон, в будку…

— Есть. — Я повернулся к двери, но тут застрекотал радиоприёмник.

— Антон, подожди. Авер.

— Просят назваться, — напряжённым голосом ответил тот.

— Цеппелин капитана Иваллы.

Авер сел за стол с радио и принялся отбивать дробь ключом. Через секунду после того, как он закончил, раздалась ответная прерывистая дробь.

— Спрашивают на нашем ли корабле семья уважаемого купца Нестола.

— Ну так отправь, что на нашем.

И снова обмен сообщениями. Причём, когда пришёл ответ, радист (вообще, Авер на удивление многофункциональным мужиком оказался) явно расслабился.

— Это сам купец, — сказал он. — Прилетел встречать семью. Крог, я надеюсь, ты его жёнушку сегодня не трахал?

— Думаю, вряд ли это кто-то заметит, — хмыкнул механик. — Да и купец, наверное, может себе позволить кобылку помоложе и посимпатичней.

— Заткнулись, — довольно резко сказала им Капитан. — Орайя, веди этих коров. Остальные, вооружаемся и к воротам ангара, будем стыковаться.

— Это же её муж, — недоумённо произнесла Эмена. — С ним, наверное, работорговцы связались. Зачем вооружаться-то?

— А за тем, наивная ты наша, чтобы забрать денежки и свались, — буркнул Дерек, останавливаясь в дверях. — Тридцать пять штук — очень большие деньги, и не всякий захочет с ними расставаться.

Эмена чуть порозовела и направилась к выходу. А я снова занервничал. Всё-таки моя вера в людей была больше, чем у близнеца. Но в то, что деньги могут достаться нам просто так, мне тоже не слишком-то верилось.

Далее около получаса мы маневрировали, чтобы стыковаться, выравнивали скорость, выбрасывали через открытые ворота мостик и закрепляли его. Наши пассажирки, сначала недовольные, что их разбудили, аж попискивали от восторга, вслух предвкушая тёплую мягкую постель и различные деликатесы, в том числе креветки, лобстеры, свинину на рёбрышках, всевозможные сладости и так далее.

— Жрали бы меньше, может, вас бы и не один Крог трахал, — пробурчал над моим ухом Корос.

— А ты?.. — Дерек выдержал паузу.

— Я младшенькую хотел, а согласилась только старшая.

— Тихо, — зашипела на них Орайя.

Я помалкивал, тиская в руках снятую с предохранителя винтовку. У остальных в руках было холодное оружие. Эмена и Авер находились на мостике, Капитан стояла около пассажирок, её кобура была расстёгнута.

Наконец, в ангар ввалились два мордоворота с оружием в руках, а за ними медленно и чинно вошёл толстый мужик с мешком в руках, видимо, уважаемый купец. Войдя, он оглядел нас своими поросячьими глазками, потом уставился на пассажирок, которые мигом сникли под его тяжёлым взглядом.

— Тупые суки, — холодно охарактеризовал Нестол.

«И не табурет», — мелькнула у меня идиотская шутка, но, чёрт возьми, я чуть не захихикал от этой своей тупой остроты. Я как можно тише вдохнул полной грудью и стиснул винтовку. Спокойнее, спокойнее…

— Благодарю вас за помощь, — сказал купец, глядя исключительно на свою семью. — Уважаемый Хаз связался со мной, так что никаких обвинений в похищении с целью выкупа быть не может. — Он бросил на пол мешок с деньгами. — Проверьте сумму.

— О, мы вам верим, — изобразила улыбку Капитан. Но, подобрав мешок, развязала его и быстро пролистала все пачки ассигнаций. — Всё в порядке.

— Вот и прекрасно. Дорогая… девочки… на борт.

Дорогая и девочки, лица которых буквально позеленели от тона купца, быстро покинули борт нашего дирижабля, даже не пискнув от того, что им пришлось около метра пройти по мостику, висящему в сотне-другой метров над уровнем моря.

— Ещё раз благодарю, — буркнул купец и удалился. Мордовороты, как тени, мелькнули за ним.

Я расслабленно вздохнул только в тот момент, когда близнецы отцепили мостик и закрыли ворота ангара. Но напряжённое выражения лица шефа вновь заставило забиться моё сердце чаще.

— Не понравилась мне его рожа, — сказала она голосом похожим на натянутую струну. — Видимо, Хаз дал не слишком достоверную информацию о нас, иначе бы мы сейчас вели перестрелку с этими ублюдками. Такие люди никогда не расстаются со своими деньгами. — Договорив, Капитан подошла к телефону и, глядя только на меня, буркнула в неё: — Авер, разворот. — И уже механику: — Крог, в машинное отделение. Когда Авер закончит разворот, давай полный ход. У нас есть преимущество, и надо его увеличить. Сегодня не спим все. С завтрашней ночи количество дежурных удваивается, вводится постоянных пост в пулемётной башне… Такие люди с деньгами добровольно не расстаются.

Глава девятая

— Двадцать два, двадцать один, двадцать… — бубнил по общей связи Авер. — Когда ж уже, мать его…

— Скоро, — буркнул я, натягивая шапку на уши — в последнее время в моей пулемётной будке было порядком прохладно.

— Три, два, один… Крог! Какого хрена опаздываешь?

Не знаю, что ответил Крог, но этот вопрос был последней фразой, сказанной Авером. Я поглубже закутался в куртку и принялся крутить педали — три оборота туда, три обратно, четыре туда, четыре обратно и так далее. У меня, как у стрелка, график был ненормированным — вместо шести часов, как все остальные, я дежурил по двенадцать. На капитанском мостике всегда дежурили по два человека, ещё один должен был находиться в хвосте дирижабля, и один сидел в будке. В общем, половина команды уже почти неделю только и делала, что плевала в потолок, а вторая половина пыталась отоспаться и более-менее успеть сделать остальные дела по нашему летающему дому.

Но уже через шесть часов, в шесть утра, эта чехарда кончится. Всё-таки неделя — достаточный срок, чтобы удостовериться в том, что погони либо нет, либо она давным-давно отстала. Единственный плюс этих дежурств заключался в обещанной пятидесятипроцентной премии. Выходило, что я смогу скостить со своего долга пятьсот кредитов. Да и с тех трёх с половиной сотен должно было что-нибудь остаться. Но зарплата ещё через неделю…

Я зевнул. Холодно и скучно. Задница затекла. Чёрт, как надоело-то как.

Из событий за последние почти семь дней можно было вспомнить только встречу с работорговцами. Они, оказывается, со своим грузом двинулись нам навстречу, так что мы встретили их на четвёртый день после передачи их бывших заложниц. Тот день был самым нервным из всех: раз работорговцы уже связывались с купцом с островов, поэтому могли спокойно выдать место встречи. Но этого, к счастью не произошло. Всё прошло гладко. Перед отлётом Капитан обмолвилась, что мы движемся на юг, к центру материка, на зимовку, а сама через несколько часов после старта приказала сворачивать на северо-запад. Не знаю, купились те на такую простую уловку, или вообще не собирались нас продавать, в любом случае, это могло оказаться не лишним. К тому же, уже через сутки, залетев на какой-то остров (оказывается почти все наши последние перемещения проходили на западном побережье большого полуострова, сильно вдающегося в океан к северу), мы снова двинулись на юг. Так что уловку можно было назвать двойной. На острове Капитан оставила почту и два небольших ящичка, о содержимом которых не знал никто кроме неё, а так же приобрела пять коробок беловых концентратов и небольшой пулемёт, который Крог сразу же установил на корму. Всё-таки безопасность превыше всего, и Капитан никогда в этом плане не скупилась. Так я сначала думал.

Пулемёт стоил больше сорока тысяч кредитов, с концентратами расходы вообще составили сорок пять тысяч, так что, если учесть шесть тысяч, полученных за почту, семнадцать с половиной заработанных на семье куца и запас в двенадцать, коробочки стоили просто бешеных денег. А ведь ещё экипаж получал в общей сложности восемь тысяч в месяц, плюс премия, да ещё помножить эти восемь тысяч на следующие пять месяцев зимовки, вспомнить про долю Капитана… В общем, откуда такие деньги я не представлял. Не представлял до тех пор, пока Крог во время сегодняшнего, или, вернее, уже вчерашнего обеда не сказал, что если нам не удастся продать концентраты и пулемёт на материке, то без зарплаты придётся хреново.

— Не стоило Капитану так рисковать, — бубнил он, набивая рот консервированными бобами с тушёнкой. — Зато барыш весь наш.

— Так это наша зарплата ушла? — тупо спросил я, забыв про ложку, которая висела на полпути от тарелки до моего рта.

— Конечно. Думаешь, у неё были такие деньги? Ты не боись, продать-то продадим, вот ток за сколько… Да и в этом месяце зарплату есть с чего получить. Вот если тысяч семьдесят за всё выручить, это ж я по две с лишним тысячи в месяц буду получать. Ты в следующем штуку, а потом тоже по две…

Я засунул в открытый рот бобы и принялся лихорадочно жевать. Да, по две — это хорошо. Но если дело не выгорит…

Поэтому я с таким нетерпением ждал следующей, возможно, последней в этом году зарплаты.

И вот, мы летим на юг, на зимовку. Авер рассказал мне, что таким людям, как мы, лучше всего зимовать рядом с деревнями или хуторами, расположенными ближе к центру материка. Во-первых, туда мало кто совался. Во-вторых, деревни там были редки, и о нашем местоположении вообще мало кто будет знать. Мы должны будем занять какой-нибудь бункер, типа того, в котором я провёл несколько недель в августе, или арендовать дом. Лучше дом. Цеппелин не слишком приспособлен к зимовке — отопления практически нет, стены тонкие, поэтому чтобы поддерживать в такой махине с температуру, пригодную для проживания, нужно огромное количество топлива. Поэтому на зиму цеппелин опустошался от запасов и становился на прикол, а команда перебиралась на землю. Но, как я понял, работа порой находилась и зимой, так что скучать не придётся. Капитан говорила, что в лучшем случае удастся наняться как охранный отряд в какую-нибудь деревню или городишко. В худшем — работу найдут один-два человека, а остальной команде придётся сидеть на месте или летать на промороженном дирижабле, развозя почту или контрабанду. Но такого обычно не бывало, не зря у нас в команде три профессиональных головореза. Что придётся делать мне, неумехе и чужаку, я вообще не представлял. Может, отсыпаться… днями и ночами…

Встряхнувшись, я протёр кулаками глаза, потянулся и сладко зевнул. Всё-таки отвратная работёнка. Сидишь-сидишь, засыпаешь…

— Антон, — сказал голосом шефа люк над головой. — Зайди ко мне.

— Угу, только посплю…

— Антон!

Я вздрогнул, окончательно просыпаясь. Задрал голову и увидел лицо Капитана, заглядывающее в люк.

— Шеф, это первый раз, клянусь, — пробормотал я, краснея.

— Без разницы. Давай, отлепи свой зад от сидушки и ко мне.

— А пост?

— Да хрен с ним, с постом, если бы нас захотели догнать, давно бы догнали.

Капитан исчезла. Я с трудом поднялся с сидушки и на слабо гнущихся ногах (не велосипедист я) начал подниматься по лестнице. Обычно после двенадцати часов сидения в будке мне приходилось ещё минут пятнадцать разминать ноги.

Зайдя в каюту Капитана, я первым делом напился и засунул в рот сухарь. Чем меньше пьёшь и ешь во время поста, тем реже бегаешь в туалет.

Капитан, уже сидящая за столом, дождалась, пока я доем, и только тогда заговорила:

— Я долго думала на досуге над твоей работой. Ты отлично проявил себя во время той стычки с Шакром. В промежутках между дежурствами ты тренируешься в стрельбе, а не спишь, как сурок. По словам Авера стрельба твоя становится всё лучше и лучше с каждым днём. И, что самое основное, как я поняла, ты готов здесь остаться надолго. К тому же, ты ответственно относишься к своей работе, готов убивать…

— Подожди, — прервал я её. В тот момент я испытывал небольшой шок. — Я готов убивать?

— А ты ещё этого не понял? — хмыкнула шеф. — Вообще, раньше я волновалась именно по этому поводу. Другой мир, другая мораль. Я боялась, что во время боя ты сдрейфишь и прекратишь огонь. Но ты способен на убийство. Ты стрелял по дирижаблю Шакра, в твоих глазах читалась готовность стрелять во время передачи наших пассажиров, и ты хотел стрелять, когда увидел Хаза. Я уверена в том, что ты не подведешь. И поэтому со следующего месяца я принимаю тебя на должность пулемётчика и снайпера. С убийств, совершённых тобой, ты будешь получать часть прибыли поверх зарплаты, ну и так далее, узнаешь потом. Ты доволен?

— Я… Да, Капитан, я доволен. Благодарю за оказанное доверие.

На губах Иваллы, уже не Капитана, появилась улыбка. Как фокусник она достала из-под стола початую бутылку бренди, две стопки и блюдо с сушёными яблоками.

— Отметим твоё повышение? А то с этой чехардой мы не занимались любовью уже пять дней.

Я с трудом улыбнулся и взял наполненную стопку.

Откровение Капитана меня порядком шокировало.

Рядом с моими прошлыми знакомыми, девочкой и трёхлетним мальчишкой, стояли ещё двое — парень лет семи и ещё одна девочка, его ровесница.

— Совсем дурной, — сказала незнакомая девочка. — Совсем не понимает, что делает.

— Чужим здесь не место, — враждебно произнёс незнакомый мальчик.

— Чужакам нельзя лапать своими руками наш дом, — добавил малыш.

— Убирайся, — добавила моя старая собеседница.

— Нет, — буркнул я, опуская на землю свою добычу — почти наполненную найденной в саду крупной земляникой кружку с отколотой ручкой. — Если я здесь, значит, это и мой дом.

— Ты ошибаешься, — хором сказали прошлые жители белого домика. — Ты гость, который ведёт себя так, будто он хозяин. Ты никто, решивший, что сможет поставить нас на путь истинный.

— Я не собирался этого делать!

— Ещё как собирался, — буркнул малыш. — Ты хотел починить то, что невозможно починить. Ты хотел заставить нас жить в мире, который ты перекроишь на свой лад. А мы этого не хотим. Нам хорошо в этой развалине. Она наша, родная. Мы сделали её такой.

— Но у тебя в любом случае ничего не выйдет, — сказала зеленоглазая девочка. — Ты умрёшь здесь. Твои кишки будет кишеть червями, а глаза выклюют вороны. Крысы пожрут твоё тело, не оставив и косточки. И тогда мы сможем жить нормально, нам никто не будет мешать. Убирайся!

— Но я не могу, — пробормотал я. — Я не знаю, как попал сюда.

— Плевать, уходи, — с всё нарастающей угрозой в голосе сказал старший мальчик. — Или мы прогоним тебя. — Он наклонился и поднял с земли кусок штукатурки. — Уходи!

— Я…

Мальчика бросил в меня свой снаряд, но тот пронёсся над моей головой.

— Не попал! — крикну я, чувствуя, как на моих глазах вскипают слёзы обиды. Я же всего лишь хотел помочь…

Но следующий бросок угодил мне в плечо. И тогда начали и остальные. В меня полетели щепки, камни, обломки мебели и даже битая посуда.

— Убирайся! Прочь! Возвращайся к себе!

Я попятился назад, а после развернулся и побежал. К горлу подступал комок, слёзы становилось всё труднее сдерживать, но я старался, совсем как в детстве.

Как в детстве? Но я ведь и есть ребёнок…

Мои преследователи не оставляли меня до тех пор, пока я не добежал до кромки леса, в который плавно переходил сад. Но я не останавливался, пока не понял, что вообще не знаю, где нахожусь. Остановившись, я упал на колени и, наконец, разрыдался, думая, что меня уже никто не видит.

Но я ошибся. Когда слёзы уже почти остановились, на моё плечо мягко легла чья-то рука. Вздрогнув, я поднял голову. Рядом стояла некрасивая девушка с кривыми зубами.

— Они лгут, — сквозь всхлипы пожаловался я. — Я не хотел заставлять жить их в перестроенном доме! Нет… Хотел! Но ведь так будет лучше?

— Конечно, лучше, — улыбнулась девушка. — И знаешь, Антон, я этого тоже хочу, поэтому ты и здесь. Ты же поможешь мне?

— Но почему я?

— Потому что ты подходишь мне. Твой мир был тебе чужим, ты хотел изменить его, но это невозможно. И тогда я решила исполнить твою мечту, дать тебе целый мир для игр. Просто помоги мне, хорошо?

— Что я должен сделать? — спросил я, утирая слёзы.

— Я расскажу, позже. А пока погуляй по лесу, здесь много всего интересного.

— А у тебя получится мне помочь?

— Конечно, я же взрослая.

Девушка исчезла, и я, совершенно успокоившись, отправился гулять.

«Если они не хотят жить в отстроенном мной доме, я их заставлю», — подумал я.

Глава десятая

Впервые за долгое время я оказался на твёрдой земле. Потянувшись и зевнув, я дважды топнул, ломая покрытые инеем желтые стебли травы. Рановато начались заморозки, рановато, всего-то середина октября. Но что ж теперь поделать?

Ещё раз зевнув, я направился к деревянной будке, стоящей поодаль. Удобства, так сказать, на улице, но разве этого нужно бояться? Я улыбнулся сам себе. Настроение было отличным. От моих восьми с половиной тысяч долга осталось уже семь — продажа пулемёта и половины концентратов оказалась очень выгодной, а к концу весне эта сумма превратится вообще в тысячу. К тому же, нас наняли за еду и патроны охранять небольшой хуторок, да ещё и приплатили за оставшиеся белки. Так что всю зиму нас ожидала свежая еда, отличные кровати (Капитан недвусмысленно намекнула, что я буду жить в её отдельном домике) и бесплатная починка одежды. Рай, а не жизнь. Так что мы в последний раз отвезли почту, быстренько разгрузили дирижабль и начали располагаться. Нам с Авером, правда, повезло меньше всех — последние два дня мы демонтировали пулемётную будку, не сходя на землю. Но сейчас пулемёт уже торчит на башне над воротами в хутор, а мне улыбается чумазая, но вполне симпатичная селянка, стоящая на пути к удобствам. О том, что в таких маленьких деревнях чужаки должны «оставить своё семя» хотя бы раз Капитан мне уже сообщила, а когда я порывался отказаться, она резко сказала, что таковы обычаи.

Выйдя из будки, я принялся озираться в поисках кого-то знакомого: позавтракать я ещё не успел, да и вздремнуть было бы не грех, а где находится домик капитана, я ещё не знал. Изнутри хуторок выглядел куда более приятно, чем с высоты дирижабля. Узкие улочки, заставленные бочками и всяким хламом, вокруг бегают курицы, две свиньи с бодрым хрюканьем роют пятаками подмёрзшую землю, с диким воем мимо бежит стайка детишек. Всё-таки люди остаются людьми, жизнь продолжается, не смотря на пулемёты, торчащие над железной стеной, и обычай на новый год наряжать стены домов патронташами и гранатами.

Я так никого и не увидел, зато где-то на соседней улочке раздался громогласный зевок, на который был способен только Крог. Я обогнул дом и действительно увидел механика. Полуголый, он стоял босиком прямо в замёрзшей грязи.

— Привет! — окликнул я его.

— О, Антон, здорово, — буркнул механик. — Капитана ищешь?

— Угу.

Крог измерил меня пристальным взглядом.

— Она тебе нравится? — медленно спросил он.

— Ну да, а что? — немного раздражённо сказал я.

— Сильно нравится?

— Да.

— Ты её?..

— Нет, — резко ответил я. Действительно, я не любил шефа. Холодный взгляд зелёных глаз был мне куда милее. Но, чёрт возьми, если всё выходит так…

— Это хорошо, — ещё медленней произнёс Крог. Кажется, он подбирал каждое слово. — Просто… просто, Капитан… очень ласково относится к новичкам. Ко всем новичкам, понимаешь? Дело, наверное, в том, что она пытается завести ребёнка и… Нет, ты ей нравишься куда сильней, чем прошлый наш пулемётчик… Тебе, наверное, неприятно об этом разговаривать, — закончил он свою довольно бессвязную речь.

— Ты прав.

— Я просто хотел предупредить.

— Спасибо. Так где её домик?

— Последний на правой стороне этой улице.

— Ещё раз спасибо.

Я прошёл в подсказанном направлении. Да, Капитана я не любил. Да, я думал о том, что лучше синица в руке, чем журавль в небе. Но слышать такое о женщине, с которой спишь всё равно чертовски неприятно. Хотя, не детей же я с ней… Чёрт. Как раз таки детей. Только не я с ней, а она с кем угодно, лишь бы ребёнка. Её, как тридцатитрёхлетнюю бездетную женщину понять можно, но, если у нас получится… это же всё-таки мой ребёнок. Я выругался сквозь зубы и постучал в дверь дома, указанного Крогом — идти было недалеко.

— Антон, ты?

— Да.

Капитан, одетая в нечто невесомое и полупрозрачное, встретила меня крепкими объятьями, так что на некоторое время я забыл и о разговоре с механиком, и о своём голоде.

Глава хутора от удовольствия щурил свой единственный глаз (на месте второго зияла жуткого вида дыра), вгрызаясь крепкими жёлтыми зубами в брикет концентратов.

— Неделю, нет, две, — бубнил он с набитым ртом, подтирая мутную слюну с подбородка. — Две недели можно жрать один брикет. Это же великолепно! — В подтверждение своим словам он затолкал в рот остатки брикета, которым только что собирался кормить семью из пяти человек две недели.

Кажется, сухие концентраты здесь были чем-то вроде деликатеса. Вообще-то, брикеты перед употреблением надо разводить горячей водой, разминать и есть получившийся раствор из белков и витаминов. Этой жижей и я питался первые две недели после того, как меня нашли. Но глава на это плевал, разворачивая уже второй брикет. Растолстеть он, конечно, не растолстеет, а вот понос вкупе с авитаминозом заработает запросто. Как и я, и без того вяло поглощающий отвратную тушёную капусту со шкварками. Впрочем, в любом случае она была вкусней белков, имеющий пресный вкус и неприятный запах протухших дрожжей.

— Сколько они хранятся? — спросил глава хутора, икая.

— Нераспечатанный брикет до трёх лет, — морщась, ответила Капитан. Кажется, вид жрущего одноглазого тоже не соответствовал её представлением об эстетике. — Если распечатать, лучше съесть за две недели.

— Две недели не проживёт ни один, — гоготнул глава. — До чего хороший концентрат.

— Что вас привело сюда, многоуважаемый Зош? — спросила шеф.

Многоуважаемый Зош даже не миг перестал чавкать. Но только на миг. Он снова впился зубами в брикет и с набитым ртом начал говорить:

— Дело в работорговцах. В это время по нашим землям проходит довольно много их караванов.

— Это вас беспокоит? Кажется, вы наняли нас и наш пулемёт именно для защиты. И разве какой-то караван работорговцев может угрожать такой большой деревне?

Кажется, слова о большой деревне Зошу польстили. Но ответил он резко.

— Именно для этого я вас и нанял. Но работорговцы могут угрожать любой деревне, а если караван достаточно велик, то дело может окончиться настоящей осадой, в которой мы окажемся в невыгодном положении. Видите ли, мы, в отличие от большей части групп работорговцев, не питаемся другими людьми, мы стараемся охотиться. А во время осады охотиться невозможно. Конечно, взять штурмом деревню будет сложно, но плохое пополнение запасов может кончиться весенним мором. Такое уже бывало, поверьте. И, коль вы здесь, мне хотелось бы быть уверенным в вас и ваших людях.

Замолчав, староста принялся сверлить Капитана своим единственным глазом. Несмотря на ущербность, взгляд был тяжёлым, но шеф своих глаз не отвела.

— Если мы предоставляем услуги, — медленно произнесла она, — это значит, что мы отвечаем за их эффективность. Но если вам нужны доказательства… Антон.

Я без сожаления отставил миску с капустой и поднялся на ноги.

— Что прикажете, Кэп?

— Отстрели ему ухо? — предположила та. — Или пусть возьмёт в зубы окурок и станет на той стороне улицы? Зош, такая демонстрация вас устроит?

Зош долгое время раздувал ноздри, а потом всё-таки натужно рассмеялся. Мы с Капитаном поддержали его смехом более натуральным, но от этого не менее лживым.

— Думаю, будет достаточно, если ваш человек подстрелит издалека пустую консервную банку или лучше птицу, — буркнул одноглазый, отсмеявшись.

— Давайте банку, — кивнул я, снимая со стены свою винтовку.

— Из пулемёта, — с насмешкой в голосе произнёс Зош.

— Антон?

— Ну, — я пожал плечами, — попробую. На вышку подниматься? А кто поставит банку? Или лучше всё-таки стрельнуть по окурку в зубах?

— Банку найдётся кому поставить, — буркнул глава хутора.

Я молчком принялся натягивать куртку. Ивалла тоже, хотя её никто не звал.

На улице было пустовато, хотя время уже шло к обеду. Наверное, сейчас все готовят концентраты… если Зош, уже поглощающий третий брикет на ходу, не всё заграбастал себе. На ходу одноглазый отдал короткую команду выбежавшего нам навстречу мужику, после чего кивнул в сторону торчащей над крышами домов сторожевой вышки.

Уже через пару минут я стоял на площадке и поворачивал пулемёт, стараясь поймать на мушку стоящую в тридцати метрах консервную банку. Турель была здешней и очень непривычной, пулемёт поворачивался на ней с трудом, так что это было делом трудным. Но возможным. Когда ржавый кусок железа попался, наконец, на мушку, я вдохнул и на выдохе плавно нажал на гашетку.

Набежавшая на глаз слеза на миг меня ослепила, я непроизвольно чуть дёрнул руку… Короткая очередь вскопала замёрзшую землю, подняв чёрную тучку, но, чёрт возьми, когда я выглянул из-за пулемёта, чтобы посмотреть на банку, её на старом месте не оказалось.

— Попал? — тихо спросил я.

— Ещё как попал! Банка метров на десять отлетела, — хмыкнула шеф. — Ну что, Зош, доволен? — повернулась она к одноглазому.

— Это ваш лучший человек?

— Это мой самый молодой и неопытный человек.

— Да, я доволен, — одноглазый вполне натурально улыбнулся. Вообще, как выяснилось позже, он был неплохим мужиком, правда, через чур охочим на концентраты, но ведь не это главное.

Мы по очереди спустились с вышки. Зош, попрощавшись, ушёл, на ходу разворачивая четвёртый белковый брикет (говорят, он потом несколько дней не выходил из туалета, но, выйдя, ел одни концентраты), а мы с Капитаном направились к её домику.

— Кто-то заслужил бонус, — сказала шеф, когда мы заходили.

Я улыбнулся и, оглядевшись, хлопнул её пониже спины. Если честно, мы уже второй день практически не вылезали из постели, но меня это ни сколько не расстраивало. Да и Иваллу тоже.

— Антон, сегодня твой день, — сказала шеф после ужина. — Мы и так здесь уже две с половиной недели.

— Только три дня же прошло… — начал я, но осёкся, поняв, о чём она говорит. — Надеюсь, только один день? — буркнул я.

Нет, я действительно не слишком-то радовался. Чёрт его знает, кто мне достанется, к Аверу пришла вполне приятная вдова, а вот Дерек ночевал у не слишком-то симпатичной дочери Зоша. Да и перед Иваллой неудобно…

— Не смущайся, — холодно произнесла Капитан. — Это не так страшно. И девочка симпатичная, я сама тебе выбрала. Она, кстати, уже ждёт. Она и бутылка вина.

Я опустил голову, дожёвывая последний кусок хлеба. Хотелось что-то ей сказать, но что? Наконец, поняв, что ничего толком придумать не могу, буркнул:

— В каком домике?

— На противоположном конце улицы. Я не хочу слышать ваши стоны.

— Если тебе так неприятно…

— Заткнись. Ты же не хочешь обидеть наших добрых хозяев? Вот и я не хочу. Иди. До завтра не жду, так что постарайся.

Я взял со стола пачку сигарет и, накинув куртку, вышел. На душе будто появился какой-то налёт. То, что сейчас произойдёт, не было ни мечтой развратного мужика, ни чьей-либо прихотью. Просто надо постараться оставить толик своей крови в селе, постепенно вырождающимся из-за того, что двоюродные и троюродные братья и сёстры делают между собой других родственников. Это необходимость. Тем более, большая часть местных порядком походили друг на друга, а каждый второй ребёнок рождался больным. Но, чёрт возьми, необходимость хоть и не неприятная, но перспектива спать с другой женщиной…

«Если бы это была Орайя, ты бы не думал», — сказал я сам себе. Но меня ждала не Орайя.

Я осторожно постучал в дверь.

— Входите, — раздался за дверью испуганный голос.

В домике тускло горела керосиновая лампа. Настолько тускло, что я едва различил сидящую в углу на стуле фигуру.

— Привет, — пробормотал я, скидывая куртку.

— Привет…

Голос был приятным.

— Я Антон.

— Уша.

— Красивое имя, — помявшись, сказал я. Ну не бросаться же на неё с воплем… — Можешь прибавить огня?

Уша послушалась. Девушка действительно оказалась симпатичной. Причём, она очень сильно походила на ту селянку, что я встретил первой. Она? Её родная сестра или двоюродная? А какая, собственно, разница?

— Хочешь выпить? — тихо спросил я, кивая на бутылку.

Уша тихо вздохнула.

— Может… потом? — едва слышно прошептала она.

— Потом так потом.

Я на миг задумался, а потом шагнул к девушке и поцеловал её в губы. Чему быть, того не миновать, так зачем тянуть и смущаться?

Уша неумело ответила на поцелуй и осторожно обняла меня. Кажется, её смущение прошло. Я отстранился, чтобы раздеться, и, вновь впившись поцелуем в губы девушки, принялся раздевать её.

Когда я закрывал глаза, мне начинало казаться, что это Орайя. Возможно, из-за схожего телосложения. С куда более полногрудой и широкобёдрой Иваллой этот трюк проходил нечасто. Так что вскоре я забыл обо всём и даже был счастлив.

Возвращаясь, я столкнулся с Орайей. Ещё не рассвело, но я сразу узнал её.

— Привет, — дружелюбно сказал я, неуверенно улыбаясь.

— Животное, — сухо ответила та и, обогнув меня, ушла.

Вот так. Может, она заметила мой изучающий взгляд? Или прочитала мысли? Кто знает. Но, чёрт возьми, как неприятно… И это ведь первое слово, которое она сказала мне за последние несколько недель.

Сплюнув в сторону, я поглубже закутался в куртку и зашагал к нашему домику. На душе было погано, даже более чем. Я чувствовал себя оплёванным.

А что я хотел? Я ведь даже ни разу не обратился к ней. Не попробовал поговорить… Но это и невозможно. Она меня ненавидит, хочет, чтобы я покинул команду. А я сплю с другой женщиной и одновременно думаю о ней.

Всё неправильно. Всё не так, как должно быть. Но как это изменить? Что сделать?

Я закурил. На ум не шло абсолютно ничего. Возможно, тому причиной выпитое. Или отличный секс с полностью раскрепостившейся под утро селянкой. Но эта пустота в голове делала боль в сердце только сильней.

Затоптав окурок, я уже потянулся к ручке двери, как со смотровой башни раздался дикий вопль и звон колокола. Вздрогнув, я сделал шаг назад.

— Идут! — вопил ночной. — Идут! Работорговцы идут!

Выругавшись, я принялся барабанить в дверь. Дело набирало дурной оборот.

Глава одиннадцатая

Работорговцы шли, не скрываясь. Горели фары чудовищных машин, полыхали оранжевым огнём в свете восходящего солнца фонари, развешанные по углам клеток. То ли показывали, насколько сильны, то ли собирались свернуть, хотя на это было не похоже — караван двигался прямиком к центральным воротам хутора.

Мы, команда и староста, наблюдали за ним со стены.

— Чего они прут-то в открытую, сволота? — пробурчал Зош, озвучивая мои мысли. — Может, отвернут?

— Хрен там, — сухо отозвалась Капитан. — Торговаться будут.

— Торговаться?

— Предложат выкуп, несколько человек, молодых и крепких. Если откажитесь, нападут.

— Твою ж мать-то…

— Не волнуйся, — криво усмехнулась шеф. — Именно для этого ты нас и нанял.

— Хотелось бы верить, — буркнул Зош, косясь единственным глазом на стоящих поодаль членов нашей команды.

— Мы пойдём на переговоры, — сказала шеф. — Я, Антон, Авер и ты. Найдите белую тряпку.

Голова кивнул и жестом отдал приказ одному из стоящих рядом мужиков.

— Если условия будут приемлемыми, — медленно произнёс одноглазый. — Если им понадобятся деньги или припасы, то оплата пойдёт в ваш счёт.

— Согласна.

— Вряд ли так случится, — задумчиво сказал Авер. — Богатый караван. Три машины, два прицепа, пять повозок на конном ходу. А клетки пустые.

— Не каркай! — буркнула шеф, но в её взгляде появилось что-то новое. Готовность… или обречённость.

Я вновь перевёл взгляд на караван. Уже почти рассвело, и мне хорошо удалось рассмотреть его. Помимо перечисленных транспортных средств у работорговцев было не меньше пяти пулемётов, а машины скорее напоминали крепости на колёсах. Людей практически не было видно, но я всё равно насчитал восемь человек. Скольких я не увидел, не хотелось даже считать. В нашем же распоряжении помимо команды двенадцать мужиков. Оставалось только надеяться, что винтовки в руках они держат не просто так.

— Принёс! — глухо крикнул с земли помощник старосты.

— Антон, отдай свою винтовку Дереку, — приказала Капитан. — Дерек, когда стрелять знаешь. Уважаемый Зош, Авер, за мной.

Мы спустились со стены. Белый флаг (пожелтевшая от времени драная простыня) достался мне. Я сложил её вчетверо и, подняв над головой, первым вышел из приоткрытых ворот. Поджилки у меня потряхивало, но я надеялся, что скорее от возбуждения, чем от страха.

Увидев нас, работорговцы тоже решили остановиться, что немного меня успокоило. Всё-таки, если остановились, значит, есть шанс, что стрелять по нам начнут только после разговора. А какой я был замечательной мишенью с этой чёртовой тряпкой…

— Стоять, — коротко приказала шеф, когда мы отдалились от хутора на двести шагов. — Ждём.

Ждать пришлось недолго. От каравана, расположенного в трёх-четырёх сотнях шагов от нас, отделились три всадника, и уже через пару минут я смог рассмотреть лица работорговцев. Так вот, Хаз с напарником выглядели вполне обыденно. По крайней мере, у них не было пирсинга из отточенных костей, причём, я готов поклясться, что они когда-то принадлежали людям. Высушенные головы, прицепленные к сёдлам, жуткая вязь татуировок, прокрывающая лица, подпиленные и выкрашенные в красный цвет зубы, щерящиеся в жутких ухмылках.

Я сглотнул слюну и, опустив руки, стиснул простыню в руках. Не знаю почему, но я понял, что эти твари не только торгуют людьми и, вероятно, не просто их едят. Во мне вскипела ненависть. Чёрная, всепоглощающая, бесконечная. Ушёл страх, исчезла надежда. Я впервые понял, что Капитан была права, говоря, что я могу убить человека. Хотя, можно ли считать этих тварей людьми?

Работорговцы остановили коней в десятке шагов от нас. Центральный всадник спешился и сделал ещё пару шагов в нашу сторону.

— Вы умные люди, — невнятно сказал он, теребя кость, торчащую из нижней губы. — Это куда лучше, идти на соглашение. Нам тоже не хочется тратить людей и пули. Сколько вы нам дадите, чтобы мы ушли?

— Я бы хотела выслушать ваши условия, — сухо ответила Капитан.

— Вы умные люди, — повторил работорговец. Несколько секунд он молчал, продолжая теребить свою губу, потом, наконец, заговорил: — Пять мужчин, пять женщин и пятнадцать детей любых возрастов. Это хорошая цена, у нас двадцать пять вооружённых мужчин и пять пулемётов.

— Не пойдёт. Еда, патроны, деньги. Назовите любую сумму.

— Всё есть, — покачал головой переговорщик. — И еда, и патроны, и деньги. А людей нет. Может, пять мужчин и пятнадцать детей, без женщин? Вам же надо плодиться, — произнеся последнюю фразу, работорговец хихикнул.

— Нет, — обрезала шеф. — Никаких людей.

— Дирижабль? — предположил наш собеседник, глядя поверх наших голов.

— Нет. Он стоит дороже всей этой вшивой деревни.

— Пять мужчин и десять детей? Соглашайтесь, мы тоже не хотим стрелять.

— Никаких людей, — повторила Капитан.

— Тогда никаких переговоров. Через час мы нападём. Но, если передумаете, то придётся отдать десять взрослых и пять детей.

— Тогда постреляем, — сухо сказала Капитан. — Антон, возвращаемся, подними флаг над головой.

Это казалось глупостью, но я повиновался.

Выстрел. Короткий вскрик, ржание. Левый работорговец валится с коня. Шеф молниеносно выхватывает пистолет и трижды стреляет в переговорщика. Ещё один выстрел, и на землю валится третий работорговец. Мы вчетвером стоим посреди поля.

— Бежим! — резко приказала Капитан, стреляя в голову переговорщику.

Я, совсем растерявшийся, наблюдал за тем, как Ивалла делает ещё два контрольных выстрела в других работорговцев. В тишине слышался только топот копыт. Обернувшись, я увидел, что Зош с Авером уже улепётывают к хутору.

— Бежим! — рявкнула Кэп.

Я кивнул и, будто выйдя из оцепенения, бросился бежать за ней следом. За моей спиной слышался нарастающий топот копыт, но оборачиваться я не стал. И так ясно, что за такое нас будут преследовать. Я бежал так, что ветер свистел в ушах, но стена хутора приближалась так медленно, что мне казалось, будто я стою на месте. Ноги будто стянули верёвкой, не дающей бежать полным шагом, из-за чего мышцы буквально готовы были разорвать кожу, чтобы работать в полную мощь.

Я влетел в приоткрытые ворота и упал на землю.

Кончилось.

— Антон! — рявкнула Капитан, она, кажется, даже не запыхалась. — На стену! Забери у Дерека винтовку и стреляй! После такого нас точно не простят, зато тремя ублюдками меньше.

Я вскочил на ноги и, не думая, рванул на стену. Взбежав, выхватил у Дерека винтовку, изготовился к стрельбе.

Нас не преследовали. Пятеро конников стояли у места наших переговоров, видимо, собираясь забрать убитых. Эти идиоты что, считали, что в них больше никто не будет стрелять? Решили, что перестрелка закончилась, и теперь им дадут забрать трупы и приготовиться к бою?

Я прицелился. Ветра не было, тем лучше. Поймав в перекрестие прицела голову одного из всадников, я начал выдыхать, указательный палец медленно пошёл на меня.

Выстрел. Цель дёрнулась в прицеле, когда патрон ушёл из магазина в ствол.

Всадник завалился назад, но тут же выпрямился, неуклюже стараясь повернуть коня назад. Но я не дал ему. Второй выстрел. Бесчувственное тело валится на землю, но ноги путаются в стременах, и взбесившийся конь тащит его по земле. А у меня остался ещё один патрон. Я немного сдвинул винтовку в бок и поймал на мушку ещё одного всадника. Он уже улепётывал, сильно прижимаясь конской гриве, но в оптическом прицеле его спина выглядела великолепной целью.

Выстрел.

Тело валится на конскую холку и начинает сползать вбок.

— Я перезарядил магазин.

Это Дерек. Значит, у меня осталось ещё два патрона.

Поворот винтовки. Ещё одна цель. Теперь я взял куда выше цели — расстояние уже превышает двести метров, но попасть шанс ещё оставался. Я спустил курок, выровнял прицел и выстрелил ещё раз. Теперь всё.

Я убрал винтовку и со злым удовлетворением отметил, что третий всадник не шевелится в седле, хотя его конь начал забирать куда правее каравана.

— Молодец.

Это шеф. Я поднял голову и увидел её. Ивалла стоит за моей спиной, на её губах, полных, красных губах, которые я так любил целовать, играла жёсткая усмешка. Я кивнул и поднял вверх большой палец. В голове было абсолютно пусто. На душе тоже. Я поднялся на ноги, пошатнувшись, бесцельно шагнул вперёд.

И согнулся в диком приступе рвоты, одновременно начиная рыдать.

А кто говорил, что убивать легко?

— Ты в порядке? — спросил Авер, хлопая меня по плечу.

— Угу… — промычал я сквозь набранную в рот воду.

Я ещё раз ополоснул рот и закурил. Это была уже четвёртая сигарета за последние пятнадцать минут, но табачный дым входил в лёгкие, как чистейший горный воздух. Втягивая дым, я смотрел на свои трясущиеся руки.

Мне было хреново. Так хреново, как не было никогда. И, чёрт возьми, я был рад, что меня не видит никто, кроме моего инструктора. Деревенские мужики и наша команда собралась на стене и башнях, женщин, детей и стариков согнали в дома на противоположном конце деревни, оставив их под охраной нескольких подростков с дряхлыми ружьями. Работорговцы пока нападать не спешили, но на счастливый исход я и не надеялся.

Авер сидел на крыльце дома, исподлобья наблюдая за мной. Я ответил ему натянутой улыбкой и сел рядом.

— Когда я жил на одном острове, я был инструктором по стрельбе в армии, — медленно проговорил Авер. — И хирургом одновременно. Твёрдая рука и верный глаз нужны и там. Утрами я натаскивал так же, как ты и, сопляков стрелять в других людей, а вечерами резал своих прошлых учеников, возвращающихся с поля боя с оторванными конечностями, разорванными осколками гранами. Я не убил — своими руками не убил — ни одного человека, если, конечно, не считать тех, что умерли у меня на руках из-за моих же ошибок, я был хреновым врачом и слишком много работал. Но кого-то ведь и удавалось спасти. Тогда я думал, что искупаю свою вину этим. Учу своих убивать врага и сам же спасаю жизни. Мне казалось, что равновесие соблюдено. Одного убил, второго вылечил… Мне казалось так до тех пор, пока я не понял, что я убиваю их всех. И своих, и чужих, и пациентов. Я понял, что лгу сам себе, ведь именно благодаря мне и таким как я гибнет столько людей с обеих сторон. Именно я убивал их, в то же время, считая, что мои руки остаются чисты, ведь на курок нажимал не я.

Поняв это, я убежал. Дезертировал. Поэтому меня ждёт дома смертная казнь. Поэтому моя семья, скорее всего, сейчас влачит жалкое существование, дезертиров у нас не любят. Но я не могу к ним вернуться. Знаешь почему? Я не смогу посмотреть им в глаза. Ни жене, ни сыну, ни даже отцу. Потому что мои глаза лживы, а руки по локоть в крови. Я каждый день хочу умереть, но боюсь, ведь я ещё и трус. Сейчас я считаю, что жизни куда больше достойны те парни, что спускали курок. Они хотя бы не лгут сами себе и не боятся признаться себе, что они убийцы. Как ты. Поэтому ты лучше меня. И я надеюсь, что ты последний мой ученик. — Авер тяжело вздохнул. — Ты переживёшь это, парень. К тому же, возможно, тебе удалось спасти десятки жизни.

— Спасибо, — слабо улыбнулся я, закуривая.

Не скажу, что этот иногда довольно бессвязный монолог Авера. И уж точно я не считал себя лучше его. Но я немного отвлёкся. Позже я понял, что этот разговор очень помог мне. Дитя другого мира, родившийся в абсолютно других условиях, никогда не думавший о том, что мне придётся взять в руки винтовку, чтобы отстаивать свою жизнь, я понял, что только в тот день я начал полностью приспосабливаться к этому жуткому и несправедливому миру. Стал настоящим его жителем. Нет, не убийцей, тогда я им не был. Я стал местным, по-настоящему. А местным слишком часто приходится убивать, чтобы сохранить свою жизнь. Таков закон жизни. Я его принял.

И, чёрт возьми, готов был снова взять в руки винтовку.

— Почему они тянут? — спросил я.

— Готовятся, — пожал плечами мой собеседник. — Снимают клетки, отцепляют прицепы. Поверь, их машины — настоящие крепости на колёсах, я видел в деле такие… И чертовски рад, что тогда мне удалось сбежать в лес и спрятаться. Возможно, нас будут брать на измор. Может, пойдут на штурм сразу… Скорее всего, второе, они видели наших снайперов в деле. Но подготовиться им в любом случае надо. — Авер на миг замолчал. — Они не говорили, сколько у них людей? Ну, знаешь, они часто любят хвастать силой.

— Переговорщик сказал, что у них двадцать пять человек, — ответил я, с трудом выловив воспоминание из забитой до отказа пустотой головы.

— И шесть уже мертвы… Но это не значит, что их осталось девятнадцать, они вполне могли солгать.

— И какой тогда от этого смысл?

— Ну, — инструктор по стрельбе пожал плечами. — Можно сказать, что их не меньше десяти, но и не больше трёх десятков. Если бы у работорговцев осталось мало людей, они бы уже сворачивали удочки, но, когда ты ушёл, они явно готовились к штурму. Значит, их ещё двадцать-тридцать человек. Может… может и выдюжим.

— Надеюсь, — усмехнулся я.

Авер усмехнулся в ответ и огляделся. Вокруг никого не было.

— Теперь молчи, — сказал он, понизив голос. — Эмена и Орайя сейчас готовят дирижабль. На всякий случай, понимаешь? Машину и всё остальное придётся бросить, но жизни дороже. Теперь слушай внимательно. Если дело пойдёт совсем худо, если работорговцам удастся прорваться в деревню и учинить резню, или ты увидишь, что кто-то из наших бежит с поля боя, беги со всех ног к дирижаблю. Плевать на благородство, геройство и обещание. Мы наёмники, и до этих людей нам нет дела. Понял?

— Да.

— Молодец. — Авер снова замолчал, будто вслушиваясь. Через несколько секунд на его лице появилась жуткая гримаса, наверное, означающая ухмылку. — А теперь пошли. Началось.

Глава двенадцатая

Мир снова сузился до размеров оптического прицела. Я водил им из стороны в сторону, пытаясь найти хоть одну цель. И не находил ни одной.

Бронированные махины медленно двигались к воротам хутора, вскапывая гусеницами подтаявшую под лучами взошедшего солнца землю. Тупые носы, выкрашенные в тёмно-зелёный цвет, придавали их движению жуткую необратимость. Маленькие окна, скорее напоминающие иллюминаторы космического корабля, тускло поблёскивали толстым стеклом, кажущимся мне непреодолимым. Крепкие стены хутора наоборот начали казаться мне картонными, несмотря на листы железа, которыми было обшито плохо ошкуренное дерево.

Меня на несколько мгновений обуяла жуткая паника, но я справился с ней, истерично выпустив по стёклам три патрона. Конечно же, безрезультатно.

— Антон, жди, — зашипела над ухом Капитан. — Сейчас высунутся их пулемётчики, вот по ним и стреляй.

— А они высунутся? — буркнул я краем рта.

— Без подготовки они не пойдут, слишком опасно. Если они снесут стены, а все защитники ещё будут живы, то они окажутся в ловушке. Поэтому сначала последует обстрел из пулемётов…

Её прервала первая пулемётная очередь, выпущенная из установки центрального «танка». Я втянул голову в плечи, но, снова справившись с собой, глянул в прицел. Бесполезно, пулемётчик защищён стальным щитом, из-за которого торчит только его макушка, на которой, к тому же, красовалась каска.

Стреляли уже со всех «машин». Защитники хутора отвечали короткими экономными очередями с башни и стен скорее для проформы — пока броня делала атакующих недосягаемыми. Чёрт возьми, я вообще не понимал, что мы могли поделать в такой ситуации!

«Делай, что можешь», — сказал кто-то внутри меня. И я послушался.

Поворот прицела вправо. Пулемётчик соседней с головной махины досягаем для выстрела. Щелчок. Работорговец падает, пулемётная турель начинает поворачиваться право, открывая полный обзор люка, в котором застревает тело. Появляется вторая голова, руки, пытающиеся втянуть тело внутрь машины, но вторым выстрелом я не даю ему это сделать. В прицеле чётко видно, как голова, поражённая патроном, отдёргивается назад. Несколько секунд ожидания, но никто больше не желает втаскивать трупы и занимать место стрелка.

Дальше вправо. Стрелять бесполезно. Резкий поворот налево. Выстрел. Труп. Смена обоймы. Прицел. Целей нет. Снова налево. Выстрел. Труп. Второй выстрел. Промах. Третий. Промах. Четвёртый. Труп. Целей нет.

Я полностью растворяюсь. Человека по имени Антон уже нет. Я — снайпер. Моя мысль — пуля. Моё зрение — круг прицела. Движения коротки и отточены, как у робота. Винтовка — часть меня.

Центральный «танк» уже близко, метрах в двадцати. Увлечённо пускающий очередь за очередью пулемётчик высовывается из-за щита пулемёта. И платит за это. Пуля попадает ему в каску, сбивая её, оглушённый стрелок валится назад и получает вторую пулю в грудь. Третий контрольный выстрел в голову. Смена магазина.

Щёлкнув, патрон выбивается из обоймы, теперь она не желает вставляться в винтовку.

Меня будто окатило холодной водой. Я снова был собой. Мои руки тряслись, а сердце билось так, будто хотело выскочить из груди. Я отпустил винтовку и трясущимися руками принялся вставлять патрон на место, но тут совсем рядом раздались три взрыва, один за другим. Оглушённый, я повалился на живот. Никогда не слышал этих звуков, но понял сразу, что это гранаты. И тут, будто подтверждая мои мысли, кто-то закричал:

— Гранаты!

Я схватил выпавший из рук магазин, начал вставлять его в винтовку, совершенно позабыв о неправильно стоящем патроне. Ещё один взрыв, уже совсем близко, совершенно меня оглушил. Стена тряслась так, будто в неё били тараном, а я, практически ничего не видя, пытался найти выпавшую из рук обойму. В ушах не пищало, а буквально ревело, разрывая мне мозг, путая мысли.

Не зная, что делать, я вскочил на ноги, порываясь куда-то бежать, но тут стену тряхнуло так, что я повалился на ноги. С трудом поднявшись, я выглянул с помоста. Зрение уже практически вернулось, и я увидел «танк» работорговцев, вкатывающийся на улочку хутора. Совсем рядом прошла пулемётная очередь, мне в сапог ударили щепки. Я рухнул на живот, стараясь скрыться от стрелка, но вторая короткая очередь прошла совсем близко от моего правого бока, меня снова обдало щепками.

И тут меня обуяла настоящая паника.

Картонные стены рухнули, я абсолютно беззащитен, я на прицеле, по мне стреляют! Я умру! Я сейчас умру! Где Капитан, где остальные?

Ухватив винтовку и забросив её за спину, я пополз по помосту, потом вскочил на ноги и, пригнувшись, рванул дальше. Через несколько метров, плюя на двух с половиной метровую высоту, я спрыгнул со стены. Прыжок, к счастью, удался. Я каким-то образом успел сгруппироваться и упал на подогнутые ноги, завалился на бок, перекатился, вскочил и рванул по деревенским улочкам. Плевать на всё. Мне надо добраться до дирижабля.

Но для этого придётся свернуть вправо, к деревенской улице, по которой сейчас едет «танк». Я боялся. Жутко. Но свернул. И практически сразу столкнулся с Дереком, тащащим на плече пулемёт.

— Где все? — выпалил я, перекрикивая писк в ушах и звуки выстрелов.

Тот не ответил. Убийца устраивался на деревенской улице, видимо, собираясь встретить ворвавшихся на хутор работорговцев здесь.

— Дерек! Где все?

— Я Корос. Дерек… — убийца осёкся.

Я вздрогнул. Мне в глаза будто заглянула смерть. Нет, не в глаза, в душу. Она была здесь, рядом. Она ждала. Меня, Короса, Авера, Капитана. Всех. И уже встретила Дерека. Почему я перепутал Короса с ним? Из-за глаз. Холодных глаз убийцы. Теперь взгляд Короса стал именно таким, каким был у его брата.

— Корос! Бежим! — рявкнул я, стараясь отвлечь его от пулемёта, но тот не слушал.

И не послушал бы, если бы не подбежала Капитан. Шеф зажимала окровавленное плечо платком, её лицо искажала ярость.

— Хер ли вы тут расселись?! — рявкнула она. — Быстро в дирижабль! Крог и Авер уже там!

Корос помедлил, но всё-таки поднялся на ноги, снова закидывая пулемёт на плечо. Втроём мы бросились к дирижаблю.

Я обернулся лишь единожды. Чтобы увидеть медленно ползущий по деревенской улице танк, трупы и разгорающиеся дома. Я бежал не останавливаясь. Не думая о том, что бросаю на произвол судьбы десятки людей, женщин, детей, стариков. Эти мысли пришли позже, оставшись незаживающей раной на сердце. Но в тот момент… Кажется, я вообще тогда не думал.

Что-то дёрнуло меня за правую ногу, но я даже не обернулся. Неожиданно мне стало очень тяжело бежать, нога будто перестала меня слушать. Я перевёл взгляд вниз и увидел увеличивающееся красное пятно на бедре. Удивительно, но боли не было совершенно, наверное, из-за адреналина. Выругавшись сквозь зубы, я попробовал ускорить бег, но у меня не вышло. Хотя бежать было недалеко, с сотню шагов, а теперь и того меньше, я начал сильно отставать. Капитан и Корос уже запрыгнули на грузовую платформу, та медленно начала подниматься. Дирижабль взлетает! А мне, плетущемуся, как черепаха, ещё надо преодолеть тридцать шагов.

Взвыв сквозь зубы, я рванулся вперёд. Слишком быстро. Плохо повинующаяся мне правая нога подвела, я свалился на землю, разбив нос. У меня выбило дух. Я скрючился, стараясь вдохнуть, но без толку. Винтовка больно впивалась в бок, медленно начала накатывать боль в ноге. Паника, казалось, перешла все границы. И, возможно, именно из-за паники я поднялся на ноги и, разевая рот как рыба, захромал к дирижаблю.

Днище цеппелина уже закрылось, но тот продолжал висеть на месте, хотя я видел, как листы обшивки рвутся от пулемётных очередей. Наверное, именно из-за этого по мне никто не стрелял — работорговцам куда важнее было остановить дирижабль.

Меня бросили, пришла ко мне с первым глотком кислорода мысль. Оставили работорговцам. Увидели, что я ранен и улетают. Но почему тогда дирижабль висит на месте? С трудом сосредоточив взгляд, я увидел свисающую из боковой двери верёвочную лестницу.

Это был шанс. Спасительная соломинка. Я едва доковылял до лестницы и ухватился за перекладину. Наступил левой ногой, потом правой, ухватился за следующую перекладину, поднял ногу. Больно, ужасно больно. Но я мог подниматься. Я взбирался по лестнице так быстро, как мог. Моя спина представлялась мне великолепной мишенью. Чёрт, в неё можно было попасть с двух километров. Но пока этого не происходило.

Лестницу качнуло. Я быстро оглянулся и понял, что дирижабль двинулся вперёд. Опустив глаза, я увидел, что мои ноги уже на пару метров выше верхушки стены. Вцепившись изо всех сил в лестницу, я закрыл глаза и расслабился. Спасён. Сейчас мы покинем территорию хутора…

Вздохнув, я снова начал подъём. И тут я перестал чувствовать своё тело. Вернее, нижнюю его часть. Сознание начало буквально ускользать, как мыло из рук. Я остановился. Только бы не упасть, только не упасть… Земля уже метрах в двадцати подо мной. Подняв голову, я увидел днище дирижабля. Десять метров, всего десять метров… Но почему я не могу взбираться дальше?

Из дверей высунулась голова Крога. Его лицо искажала жутковатая гримаса. Кажется, он беспокоится и боится одновременно. Я ободряюще улыбнулся ему и даже попробовал помахать рукой, но это было слишком опасно — перекладина лестницы выскальзывала из моих рук.

— Антон! Держись! — рявкнул Крог. — Я тебя затащу!

Я хотел что-то ответить, но это сейчас казалось мне бесполезным. Я просто опустил голову и закрыл глаза.

— Антон! — это Капитан. — Антон, не спи! Не закрывай глаза! Крог! Ну, затаскивай же его!!!

Я послушно открыл глаза и поднял голову. Обеспокоенные лица. Я не знал, кому они принадлежали. Это не мои родители, даже не друзья. Кто они?

В мои плечи вцепились чьи-то руки, затянули внутрь дирижабля, начали расстёгивать куртку.

— Антон! Антон! Не спи! Не спи, пожалуйста! Посмотри на меня! Ну, посмотри, Антон, пожалуйста! ВЗГЛЯНИ НА МЕНЯ, АНТОН!!!

Глухие звуки ударов. Моя голова дёргается из стороны в сторону, но боли я не чувствовал, так, будто меня били через подушку.

— Антон! Антон!!! АНТОН!!!

Кто меня мог звать?

Я с интересом оглядел лес, но, никого не увидев, продолжил есть землянику. Ягоды были большими, вкусными и пахучими, их дурманящий аромат кружил мне голову. Я засовывал в рот одну за другой, пачкая алым соком пальцы и подбородок.

Мне было хорошо.

И снова тихий, зовущий голос:

— Антон… Антон…

Я обернулся и увидел ту самую некрасивую девушку.

— Привет, — сказала она, улыбаясь. — Как дела?

— Хорошо!

— Вкусная ягода?

— Очень! Хочешь?

— Нет. Просто я пришла напомнить тебе, что ты мне кое-что обещал. Ты же помнишь?

— Да!

— И ты выполнишь обещание?

— Конечно.

— Хорошо. Орайя поможет тебе там, а я здесь. Расслабься.

Девушка подошла ко мне и аккуратно обхватила мне голову ладонями.

— Терпи.

Мне стало страшно.

— Не хочу! — крикнул я, стараясь вырваться, но бесполезно.

Моё тело пронзила дикая боль. Я взывал и начал дёргаться, но девушка держала крепко. Боль росла и росла, пронзая живот, я кричал…

Мне в глаза ударил яркий свет. Я подался вперёд, но меня рвануло назад, я упал на что-то твёрдое и провалился во тьму.

Заключительная глава

Я проснулся от жуткого холода. С трудом приоткрыв глаза, увидел желтоватое пятно, висящей надо мной лампочки. Лампочка, холод… Кажется, я жив.

Но что, мать его, произошло?

Я попробовал поднять голову, но её будто приклеили к подушке. Только сейчас я почувствовал, что моё тело сковывает жуткая слабость. То, что я испытывал после голодовки в первые дни, было просто цветочками. Да ещё и жуткая жажда…

Я хотел позвать кого-нибудь, но издал лишь слабый стон, который вряд ли кто-то услышал. С трудом сглотнув, я просто расслабился и стал ждать. Кто-то же притащил меня сюда…

А сюда — это куда? И почему так темно?

Вспомнив, что лежу с закрытыми глазами, я вновь приоткрыл их и, с трудом поворачивая голову, огляделся. Стальные стены, сероватые сетки двухэтажных кроватей, тусклая лампочка. Кажется, я в таком же бункере, в котором когда-то лежал две недели… Да, когда-то. Кажется, прошла уже целая жизнь…

В коридоре послышались тихие шаги. Я попробовал дёрнутся, но вряд ли у меня у вышло. Так что я издал ещё один тихий стон и уставился на закрытую дверь своей комнатки. И, к счастью, она отворилась.

Ко мне в комнату вошла Орайя. Встала у входа, скрестив руки на груди, и довольно долго молча смотрела на меня.

— Хочешь пить? — буркнула она. — Если хочешь, моргни, не хочу лезть тебе в голову: по твоему разуму будто в грязных сапогах топтались, не говоря уже о… — Орайя замолчала, презрительно скривив губы. — Ну, хочешь?

Я моргнул.

— Сейчас.

Зеленоглазая вернулась через минуту, неся в руках нечто напоминающую бутылочку для младенца.

— Три глотка.

Я послушно моргнул и обхватил губами соску. Ледяная вода прошла по моему засохшему рту, смывая ту гадость, что накопилась в нём. Но удовольствие продолжалось недолго — Орайя вырвала у меня соску и брезгливо отёрла рукавом.

— Я хотела тебя бросить, — сухо сказала она. — Но приказ Капитана был более чем однозначным. Тем более, ты уже почти умер. Три пули должны были превратить твой кишечник в кашу, но когда Авер вскрыл тебе живот, обнаружилось, что у тебя только три дырки в спине и три в животе и большая кровопотеря. Капитан решила, что это чудо, она не очень-то понимает в медицине. Но я-то понимаю. Кто ты такой и что здесь делаешь? Кто помогает тебе?

Я открыл рот, чтобы хоть что-нибудь ответить, но снова издал лишь стон. Если бы поговорить потом…

— Никаких «потом», — резко произнесла Орайя. — Ты будешь говорить сейчас.

Но я ведь не могу… Я хрипел и стонал, стараясь выдавить из себя хоть одно слово, но издал лишь несколько звуков, после чего, совершенно обессиливший, закрыл глаза. Мне хотелось спать… плевать на холод, на Орайю… спать…

— Ну что ж, ничего не поделать.

Мою голову обхватили две тёплые ладошки. Они были такими мягкими, такими…

— Открой глаза!

Я послушался. И сразу утонул в двух огромных зелёных озёрах, заслонивших собой лампочку, комнату, мир… В голову будто кто-то вбивал гвоздь, но я даже никак не мог противиться этому, тело меня не слушалось. Я тонул, тонул…

Прекрасный зелёный сад уродовали три воронки, на краях которых громоздились кости. Шагнув к ближайшей, я понял, что эти воронки превращены в могилы. Здесь беспорядочно лежала детская и взрослая одежда, ржавое оружие, посуда… И кости, белые, не сохранившие ни кусочка плоти… Но я чувствовал их. Их мольбу, их муки…

— Это несправедливо, — пробормотал я, отшатываясь от воронки.

Оглядевшись, я окончательно убедился, что я оказался совершенно в другом саду. Присутствие людей ощущалось во всём здесь, но люди как будто оставили всё природе. Тропинка аккуратно огибала не только деревья, но и небольшую земляничную полянку, которая, казалось, была здесь всегда. Хотя, наверняка так оно и было.

А ещё здешний деревянный домик кто-то буквально сравнял с землёй. Обрушил бомбы и напалм, будто старался уничтожить даже воспоминания о нём. Но что-то всё равно осталось. Не только угли и зола. Что-то ещё…

Вслушавшись в себя, я понял, что даже здесь кто-то жил. Кто-то одинокий настолько… что я даже не мог себе представить. И этот кто-то старался, чтобы его одиночество никто не нарушил. Но почему тогда я здесь?

— Как ты сюда попал? — крикнул кто-то позади. Голос был знакомым.

Обернувшись, я увидел… Орайю? Именно. Пусть девочке, стоящей позади, едва ли больше семи-восьми лет, это была именно Орайя.

— Что ты здесь делаешь? — крикнула она, едва не рыдая.

— Не знаю, — честно ответил я.

— Как?.. — Орайя замолчала, глядя на меня с ненавистью. — Впрочем, без разницы. Я хотела попасть на твою территорию, но ты ускользнул, и вот, мы здесь. Нравится?

— Не очень. А здесь — это где?

— Не твоё дело. Ты уже видел нечто подобное?

— Подобное…

— Ну… — Орайя обвела рукой всё вокруг. — Белый домик, сад, лес. Видел?

— Видел… — задумчиво произнёс я. И тут меня осенило: — Да, видел. Но в том домике жили злые и грязные дети.

— Кто тебя туда привёл?

— Не понимаю… Я оказался там сам…

— Нет, ты не мог оказаться там сам. Ну, вспоминай, ты должен был увидеть кого-то ещё. Может, парня или девушку… другого ребёнка, не живущего в домике. Взрослые не играют в эти игры. Ну… — зеленоглазая запнулась. Кажется, она хотела назвать меня по имени.

— Дети… — медленно произнёс я. — Дети… Я видел некрасивую девушку с кривыми зубами.

— Алария, сука… — прошипела Орайя, стискивая кулачки. Она долго молчала. Дыхание вырывалось из её груди с яростным хрипом. Дети не должны испытывать такой ярости. — Что ты делал в том саду? — выдавила, наконец, зеленоглазая. — Ты что-то обещал ей?

— Перестроить домик, — кивнул я.

— И ты согласился?

— Да. Домик очень красивый… И детям в нём плохо… Если построить новый…

— Хрен там построить новый, — буркнула Орайя. — Значит, она выбрала тебя, как Представителя и теперь меняет твой разум. Эта сука никогда ничего не делала своими руками. Но причём здесь вообще ты? Откуда она тебя взяла?

— Не знаю, — пожал я плечами. Последние пару минут меня интересовала исключительно земляничная полянка.

— Антон! — рявкнула девочка. — Посмотри на меня!

Я послушался. Орайя стояла в странной позе. Будто бы она хотела обхватить меня руками.

— Иди ко мне, — сказала она.

Я сделал шаг, второй…

Всё исказилось. Я смотрел на Орайю свысока. Посмотрев на свои руки, я понял, что стал взрослым. Мысли о сладкой землянике исчезли.

— Молодец, — сухо произнесла девочка. — Теперь ты здесь полностью, не только твоё Отражение. Слушай меня внимательно. Ты не должен слушать её, понял? Не слушай, не соглашайся… Делай то, что хочешь ты и только ты.

— Где я? — пробормотал я. Мысли с трудом ворочались в голове. Это было что-то вроде шока. Орайя, полянка, руины, — всё стало нереальным. Осталась только боль людей, чьи останки покоились на дне воронки.

— Ты у меня дома… В его Отражении.

— Кто ты?

— Продавец мечтаний. Бывший Продавец.

— Что…

— Заткнись, — оборвала меня девочка. — И слушай. Не играй по её правилам, чужак. Эта сука обрекла тебя на гибель. И не только тебя, всех нас… Наверное, её целью была именно я. И… что бы ни произошло… никогда не иди на её поводу. Понял меня? — голос Орайя сорвался. Она всхлипнула и, не выдержав, разрыдалась.

Я шагнул к ней. Не зная, что делать, опустился на колени, обнял. Орайя пыталась вырваться, но я держал крепко, баюкая её голову на своём плече. Наконец, она перестала вырываться и уткнулась мне в шею, исходя рыданиями.

— Тихо, — шептал я. — Всё будет хорошо…

Что за глупость… Но ничего другого я придумать не мог.

Моё сердце рвалось на части. Я чувствовал, как вздрагивает от рыданий девочка в моих объятьях, чувствовал её боль… Всё вокруг было несправедливостью… Девочки не должны ненавидеть… не должны плакать… с такой безысходностью.

Наконец, Орайя успокоилась. Утирая слёзы кулачком, отстранилась.

— Может, объяснишь мне? — спросил я.

— Там. Не в Отражении. Ты уже должен был выспаться. Сейчас я принесу тебе воды и всё расскажу, хорошо?

— Хорошо.

Жёлтое пятно лампочки и холод. Чёрт возьми, почему так холодно?

— Ты валялся без сознания две недели, — сказала Орайя, входя в комнату. В руках она несла миску с разведёнными концентратами. — Уже середина ноября, а отопление работает из рук вон плохо.

— Мне кажется, мы должны поговорить, — произнёс я, с трудом разлепив губы.

— Именно. Но сначала поешь.

Когда я доел, Орайя села на угол моей кровати и, глядя куда-то в сторону, начала говорить:

— Капитан и остальные уехали на поиски деревни. Дня через три должны вернутся. Это о насущных делах. А вот на счёт Зеркала… — Она тяжело вздохнула. — Как я уже сказала, я тоже Продавец мечтаний. Последняя из нашего клана, уничтоженного кланом… да ты всё равно не знаешь. И, надеюсь, не узнаешь, ты ещё не совсем… исправлен.

Продавцы мечтаний — это нечто вроде теневых Владык этого мира. Именно мы сделали мир таким. В руках Про… в наших руках были самые передовые технологии. После опытов над людьми мы научились пользоваться ментальной энергией. Левитация, телепортация, телекинез — всё это для нас обычные вещи, так что гипноз, которому я тебя подвергала, просто цветочки. Я, кстати, ещё и телепат, но стараюсь не читать людей. Видимо, какой-то клан научился ещё и перемещаться между параллельными мирами… Да, быть может, наша Земля и не похожа на ту, на которой жил ты, но… Время не зря называют четвёртым измерением.

Как я уже говорила, то, что произошло здесь несколько десятков лет назад — наших рук дело. Сейчас существует одиннадцать кланов Продавцов, но деление на кланы весьма условно — предок у нас один. Миром, пусть и из тени, может управлять только старший потомок одного из кланов. Поэтому, когда… серый кардинал, как ты его называешь, старится и готовится к уходу из этого мира, между избранными потомками кланов начинается борьба. Можно драться самому, но так же можно выбрать Представителя. И именно Представителем Аларии стал ты, чужак. Думаю, в этом нет ничего удивительно — именно её дядя довёл наш мир до такого. Но свергнуть его было нельзя. К тому же, из-за войны количество кланов резко сократилось, что, определённо, выгоднее другим.

— Подожди… — прервал её я. — Меня выбрали Представителем?

— Именно. Теперь тебе придётся бороться вместо Аларии с другими Представителями и потомками. Если ты откажешься… В общем, тебе придётся согласиться, тогда у тебя появится хотя бы шанс выжить… выжить и привести Аларию к власти. Думаю, она не случайно выбросила тебя рядом с нами. Вероятно, именно она подстроила то нападение, из-за неё погиб наш стрелок. Ты выжил, научился стрелять…

— Так это было тренировкой?

— Да. И сейчас тебе придётся убивать. Даже убить меня… Когда умрёт серый кардинал, мне тоже придётся вступить в борьбу.

— Я не хочу тебя убивать, — пробормотал я. Голова кружилась от количества обрушившейся на меня информации. Всё это выглядело бредом. Но я уже месяцы живу в этом бреду. И, кажется, выбора у меня нет.

— Я знаю, — тихо сказала Орайя, первый раз за всё время посмотрев на меня. Она поднялась с кровати. — Спи.

Я закрыл глаза. Кажется, это снова гипноз…

Но перед тем как заснуть, я вспомнил свой последний сон. Вспомнил боль и страдания. Ненависть, страх и презрение. Но в тот момент, когда я обнимал Орайю… я… мне…

Кажется, я чувствовал тепло, направленное…

Конец первой части.