Проклятие пикси

Глава 7 "КРАСНЫЕ И ЗЕЛЁНЫЕ КЛЁНЫ"

Вечером Рика возвратилась уставшая. Полдня она провела в доме графини Сакэда, после в коррехидории делала вскрытие, писала отчёты и приводила в порядок журналы, куда записывались поступившие трупы, а также перечислялись вещи покойных и указывалась причина смерти.

У Эни заболела ученица, поэтому подруга уже обустроилась на кухне за столом и пила свой любимый кофе, в котором молока, бывало, куда больше, нежели самого кофе. Госпожа Призм хлопотала у плиты.

— О, Рика, — обрадовалась подруга, — присоединяйся к нам.

— Какое ещё «присоединяйся»? – квартирная хозяйка повернулась и строго посмотрела на Эни, — это ты, Энечка, пообедать успела, а Эрика пускай сначала суп съест, а уже потом мы ей кофе с творожными кексами подадим.

— Не хочется мне что-то супа, — призналась Рика. Запах варёного гороха она учуяла сразу, как только перешагнула порог. У госпожи Призм была привычка добавлять в гороховый суп жареное копчёное сало, а чародейка его и сырым-то терпеть не могла.

— В городе я пообедала, — соврала она, не моргнув глазом, — а вот от творожных кексиков отказываться не собираюсь.

Скоро перед ней уже стояла её любимая коричневая чашка, а в ней плескался кофе.

— Ну, рассказывай, как началась трудовая неделя? – Эни небрежным жестом перекинула за спину локоны, — что произошло интересненького?

— Если тебя заинтересует труп в саду графини Сакэда, приготовься слушать.

— Опять Сакэда, — всплеснула руками Доротея Призм.

Она подлила воду в тушащееся овощи, накрыла крышкой сотейник и уселась за стол, — нет, этот род определённо притягивает к себе скандалы. Надеюсь, несчастье случилось не с леди Элеонор?

— Нет, — ответила чародейка и без подробностей поведала об убийстве.

— Вот и славно, — вынесла вердикт квартирная хозяйка, — конечно, кухарку мне тоже жаль, но бедняжка леди Элеонор! Такая красавица, и такая печальная судьба, — она грустно покачала головой, — в молодости она была законодательницей моды в Кленфилде. Помню, у неё волосы были такого необычайно красивого золотистого оттенка. Ни дать, ни взять – деревенское сливочное масло. И знаете что? Все модницы Кленфилда принялись красить волосы в тот же цвет. Что греха таить, я тоже красила, — Доротея Призм вздохнула с лёгким сожалением о безвозвратно ушедших днях молодости, — в то время о скандале с Сакэда вся столица болтала. Сэр Чарльз, тогда ещё молодой и рано овдовевший, страсть как увлёкся какой-то артисткой. Циркачкой или певицей, точно уже не помню. Собственно, подлинных подробностей тогда никто и не знал. Ведь в газетах писали: «Граф С. Объявил о помолвке с госпожой Х». Ходили тогда упорные слухи, будто Сакэда тогда даже из семьи уходил, настолько любовь его захватила. Самой королеве Арисе пришлось вмешаться и уговорить сэра Чарльза на брак с первой придворной дамой. И, само собой, Королевское приданое не последнюю роль сыграло – финансовые дела дома Сакэда в упадок пришли. Выгодный брак решил все проблемы. Леди Элеонор сказочно хороша была в наряде невесты, все подходы к храму, где церемония проходила люди с самого утра запрудили. Мы с мужем тоже ходили. Очень уж хотелось тогда золотоволосую красавицу своими глазами увидеть. И вот теперь у бедняжки – леди Элеонор опять несчастье. Недавно любимого супруга похоронила, теперь это! За какие грехи на женщину обрушивается столько несчастий? Как она перенесла очередной жестокий удар судьбы?

Квартирная хозяйка говорила о незнакомых людях с привычной фамильярностью, словно речь шла о её родственниках или по крайней мере хороших знакомых. Чародейка заверила, что с графиней Сакэда всё в порядке.

— И всё-таки это – пикси, — широко раскрыв свои чёрные глаза, сообщила Эни Вада, — пикси существуют, просто Кленовая корона замалчивает обо всех проявлениях Неблагого двора в нашей жизни. И делают они это из чисто политических соображений.

— Откуда выплыло сие идиотское мнение? – Рика напилась кофе, а творожники у госпожи Призм удались на славу, и последнее, чего не доставало чародейке в данный момент – это политической дискуссии.

— Об этом во многих газетах пишут, — чуть обиженно ответила Эни, — и госпожа Карлайл тоже так считает. Её муж собирается в Парламенте поднять вопрос о пересмотре отношения к проявлениям маленького народца и добиться финансирования всестороннего изучения данного вопроса.

— Здорово! – воскликнула Рика, не хватало ещё, чтобы шарлатаны и бездарные маги проедали деньги Короны, исследуя вопросы, которые давным-давно изучены и закрыты.

— Изучены, говоришь? – не сдавалась подруга, — кто может гарантировать добросовестность, беспристрастность и неподкупность чародеев, проводивших данные исследования? Ещё в прошлом веке оппозиция утверждала, будто клан Каэда продался Неблагому двору! Можно подумать, они легко разрешат признать его существование!

— И то верно, — поддакнула госпожа Призм, — всегда достаточно света, для того, кто хочет видеть, и достаточно темноты, чтобы те, кто не хотят прятали от себя нежелательную истину.

— Вот и сидите на свету, сколь вашим душенькам угодно, — Эрика прекрасно осознавала, что убедить собеседниц ей не удастся, — я пошла к себе. Спорить на научные темы с обывателями, черпающими сведения из жёлтых изданий – себя не уважать.

К середине дня вторника Вилохэд получил приглашение немедленно явиться в Кленовый дворец. Всю дорогу он размышлял, чем он обязан столь внезапному и весьма категоричному приглашению, отчего чуть не столкнулся на своём магомобиле с извозчиком, вывернувшимся из-за угла на бульваре Увядающих роз.

— Объясните мне, Окку, — кто дал вам право беспокоить уважаемых людей своей несвоевременной активностью? – тёмные прямые брови короля Элиаса сошлись в одну линию. Это означало, что его величество сердит до чрезвычайности, — лучшие мужи Кленфилда собираются в закрытом клубе, дабы отдохнуть там от трудов праведных, восстановить силы, потраченные на сложные политические и экономические решения, отрешиться на время от неустанного беспокойства о гражданах Артании. Вы же, граф, лишаете их этого заслуженного и не особо продолжительного отдыха своими неуместными, порой слишком откровенными, вопросами.

Вилохэд понял, причиной сиятельного недовольства послужил его вчерашний визит в "Красные и зелёные клёны». Решив не откладывать дела в долгий ящик, коррехидор наведался в клуб и попытался выяснить, как провёл воскресный вечер Гектор Сакэда. Похоже, кому-то из завсегдатаев «Клёнов» его активность и вопросы пришлись не по вкусу, тот не преминул пожаловаться королю.

— Сир, — коррехидор напустил на себя сокрушённый вид. Он умел делать это лет с десяти, когда предполагал, что отец имеет намерение устроить ему выволочку, — я всего лишь занимался расследованием убийства.

— Отныне, Вилли, ты станешь заниматься своими расследованиями где-то помимо клуба, находящегося под моим личным патронажем. Я запрещаю тебе приставать к древесно-рождённым с любыми вопросами. «Красные и зелёные клёны» ставят во главу угла абсолютную приватность своих членов и гостей, поэтому обсуждать, кто с кем пил, или кто у кого сколько выиграл, считается нами абсолютно неприемлемым.

— Что делать, — вздохнул Вил, — направление расследования привело меня именно в ваш клуб.

— Придётся поискать иные направления, — холодно заметит король Элиас, — и, если я узнаю, что мой драгоценный младший кузен нарушил за моей спиной мои указания, я, — король замялся, подбирая подходящий оборот речи, — я вам не завидую, Вилли.

Коррехидору ничего не оставалось делать, как дать обещание его кленовому величеству ни единым вопросом не потревожить безмятежный покой членов королевского клуба. Единственным исключением стал Гектор Сакэда, потому что сей достойный муж пребывал в списке подозреваемых в убийстве. При этом король потребовал заверений, что беседы с пасынком леди Элеонор будут проходить где угодно, только не в стенах «Клёнов».

Далее Вилохэду пришлось выслушать обычные сожаления его величества по поводу никчёмности младшего отпрыска Дубового клана, который вместо того, чтобы все силы отдавать служению Кленовой короне, болтается вечерами по мужским клубам. Добро бы ещё играл или проводил время за иными достойными древесно-рождённого занятиями, он ведёт себя неподобающим образом, задавая уважаемым людям неудобные и неучтивые вопросы.

Настроение это королевское общение убило окончательно. Поэтому граф Вилохэд Окку, верховный коррехидор Кленфилда, решил не возвращаться на работу, а направился прямиком в «Дом шоколадных грёз» — дорогое модное кафе, где подавали пышные панкейки, испечённые по секретному рецепту, с чашкой горячего шоколада под обильной шапкой взбитых сливок.

Вечером во время ужина (отец безапелляционно заявил, что всё время его пребывания в столице Вилохэд обязан ужинать дома) сэр Гевин поглядел на сына, вяло ковыряющего вилкой тушёный рубец, и спросил, чем вызвано недовольство короля Элиаса.

— Я виделся с ним на заседании Глав кланов, и он успел выразить своё недовольство в весьма категоричной и нелицеприятной форме. Что ещё, Вилли, ты успел натворить?

Обрадованный тем, что теперь можно будет не доедать ненавистное с детства блюдо, Вил ответил:

— Я не сделал ровным счётом ничего, что выходило бы за рамки моих обязанностей коррехидора. Подозреваемый в убийстве утверждает, будто бы провёл вечер и ночь преступления в клубе «Красные и зелёные клёны».

— Среди членов моего клуба нет и не может быть преступников, — заявил отец тоном, не оставляющим сомнений в бесполезности любых доводов, — и мой младший сын очень меня разочарует, если станет исходить из обратного.

— Я не утверждаю, что Гектор Сакэда убил кухарку своей мачехи, — спокойно возразил Вил, — мы просто проверяем алиби всех, у кого есть ключи от дома.

— Как раз по поводу Гектора я могу дать тебе самое исчерпывающее объяснение, — герцог Окку вытер губы салфеткой и допил вино, — какой вечер, говоришь, произошло убийство?

— В ночь с воскресенья на понедельник.

— У меня такое впечатление, — сэр Гевин жестом отпустил Фибса, подавшего десерт и чай, после чего раскурил трубку, — что в воскресный вечер в «Клёнах» я только молодого Сакэду и видел.

Вилохэд молчал, он знал, отец терпеть не может, когда его перебивают или торопят, поэтому терпеливо дожидался продолжения повествования.

Отец выпустил несколько колец дыма и заговорил.

— Чарльз Сакэда был вполне достойным человеком. У него, конечно, случались завиральные идеи, — он покрутил трубкой в воздухе, — и временами он доставал окружающих своими дурацкими рассказами о всяческой небывальщине, но в остальном он был древесно-рождённым лордом до кончиков ногтей. При этом его сын – совсем из иного теста. Я собирался на заседании Управляющего совета клуба поднять вопрос о приостановлении членства младшего Сакэда. Особенно в свете его последней выходки.

Отец Вила позвонил в колокольчик и велел принести кипятка, ему его чай показался недостаточно горячим.

Гектор утверждает, что весь вечер воскресенья провёл в «Клёнах», — осторожно подтолкнул разговор в нужном направлении младший Окку.

— Я приехал в клуб в половине девятого, — сэр Гевин принялся чистить мандарин, — Сакэда был уже там. Он сразу обращал на себя внимание, потому уже был пьян как извозчик. Партнёр по карточной игре сделал ему замечание, так Гектор на него чуть ли не с кулаками накинулся, кричал, что Эмия своими неуместными словами спугнул удачу. Я сидел, — тут отец Вила замялся, словно не желал открывать свои истинные занятия, — и читал газету, когда Сакэда окончательно проигрался. Он вскочил, кинул карты на стол и с ругательствами помчался искать казначея клуба. Полагаю, собирался ссудить у него денег для отыгрыша. И, натурально, из этой аферы ничего не вышло. Господин Витур ему решительно отказал, в нашем клубе не принято давать в долг проигравшимся игрокам. Гектор отказа не принял: поначалу он требовал, апеллируя к своему почётному членству в «Клёнах» (его отец добился этого к совершеннолетию прохвоста), но сэр Витур не такой человек, чтобы кто-то мог его на пустом месте поменять точку зрения. Сакэда тогда принялся канючить, взывая к милосердию. Однако ж, когда и сие не возымело успеха, он отправился пить. Для почётных членов выпивка в клубе бесплатная, членские взносы с лихвой покрывают расходы. Естественно, предполагается, что человек выпьет за вечер пару бокалов бренди или другой первоклассной выпивки. Но тут появляется. Гектор Сакэда и надирается, как свинья.

— Пока всё понятно, — коррехидор написал в блокноте время пребывания пасынка леди Элеонор в клубе и особенности его времяпрепровождения. Только все эти события занимали от силы час – полтора. Сэру Монси задушили между полуночью и часом ночи. Где был в это время пасынок? Что делал Гектор после того, как беззастенчиво изничтожил запасы спиртного клуба?

— Специально я, естественно, не наблюдал за ним, — продолжил сэр Гевин, — но следующий скандал вновь разгорелся у карточных столов. Уж не знаю, кто одолжил этому пьянчуге денег, только Сакэда снова был в игре и, как мне показалось, с большим азартом. Сначала ему везло. Сэр Витур даже подосадовал сначала, что не ссудил Гектору из своего кармана, мог бы подзаработать. Но я успокоил, младший Сакэда всё спустит.

Отец Вила перебрался поближе к камину.

— «Богач-бедняк» — игра, где потребны память и холодный расчёт. С пьяным ухарством только с пустым кошельком остаться можно. Собственно, так оно и вышло: и ассигнации, и золотые монеты, что завидной горкой лежали возле Гектора Сакэды, вскоре перекочевали в карманы других игроков. Гектор вторично оставил игру и пошёл по старым адресам, то бишь в бар. Там он с кем-то сцепился – вымещал на нём обиду за проигрыш. В конце концов его увели в комнату для рекреации.

Коррехидор усмехнулся. Во всех мужских клубах имелись комнаты, предназначенные для рекреации – уединённые кабинеты с диванами, креслами свежими газетами и курительными принадлежностями, чтобы там могли найти уединение и покой любители одиночества. Так было на словах, а на деле в комнаты для рекреации отправляли проспаться гостей, которые переоценили свои силёнки по части выпивки и просто валились с ног.

— В котором часу произошло сие замечательное событие?

— Где-то между одиннадцатью и одиннадцатью тридцатью, — после краткого раздумья ответил герцог Окку, — Витур отбыл вскоре после полуночи, но какое-то время до этого мы наслаждались воцарившимися тишиной и покоем. Сакэда больше не появлялся. Надеюсь, мой рассказ снимает подозрения Службы дневной безопасности и ночного покоя с члена моего клуба? Младший Сакэда – пьяница и сукин сын, но он – древесно-рождённый лорд и член королевского мужского клуба. А репутация «Красных и зелёных клёнов» должна оставаться безупречной.

Вилохэд кивнул, он не собирался спорить со своим почтенным родителем, но, по сути дела, слова герцога нисколько не подтверждали алиби пасынка леди Элеонор. Рика определила время смерти – без десяти двенадцать. Предполагается, подозреваемый в это время мирно спит в комнате для рекреации. Но так ли это? Вил мысленно прошёлся по всем событиям воскресной ночи: два громких проигрыша, скандалы, привлёкшие внимание всех, кто имеет уши. Дальше следовало демонстративное накачивание спиртным. И это всё, нужно заметить, публично, шумно, так, чтобы множество людей смогли бы это подтвердить. Затем его уводят в рекреацию. Но могло ли всё это быть мастерски разыгранным спектаклем, продуманным до мелочей? Спектаклем на случай, если кто-то станет интересоваться, что делал господин Сакэда воскресным вечером в мужском клубе. Он изображает сильное опьянение, потом спокойно выходит через чёрный ход, едет домой и около полуночи оказывается в кабинете отца. Оставалась самая малость – найти кого-то, кто мог подтвердить или опровергнуть, что молодой граф Сакэда всю ночь не покидал рекреационной комнаты в «Красных и зелёных клёнах». Для этого необходимо было поехать в клуб.

Что он и сделал вечером следующего дня. Фибс подал ему бутоньерку:

— Вы не находите, господин, что магические удобрения превратили обыкновенную азалию в безупречный образчик гармонии?

Вил вставил цветок в петлицу и не ответил, поскольку его мысли были далеки от гармоничной формы цветка, они были заняты предстоящей операцией, которую он намеревался провернуть в королевском клубе.

— Серебряный отлив на фиолетовом шёлке лепестков напоминает об осенней молодой луне, — продолжал камердинер, смахивая щёткой невидимые пылинки с плеч господина.

— «Песнь молодой луне» Экихарда Таро, — улыбнулся коррехидор. Он знал об увлечении Фибса классической артанской поэзией.

— Именно так, — кивнул слуга, — сравнение девы с молодой луной – безукоризненный пример изысканной утончённости.

Вил не поддержал дальнейшее обсуждение достоинств поэзии господина Таро и поспешил отправиться в клуб. Он намеренно прибыл часам к десяти, а это означало, что большинство завсегдатаев уже на месте и успели насладиться превосходным клубным виски. Посему коррехидор ожидал, что его появление может пройти незамеченным. Фибс сказал, что отец отправился по делам клана. Оно и к лучшему, присутствие родителя всегда несколько сковывало Вила.

«Клёны» встретили его негромким гулом голосов, какой обыкновенно сопровождает общение мужчин, собравшихся вместе. Вил поглядел вокруг. Несколько человек сидели у барной стойки, за карточными столами вовсю шла партия, откуда-то сбоку доносилось шуршание колеса рулетки, звук перескакивающего шарика и хорошо поставленный голос крупье, возвещавший, что ставок больше нет. Было накурено и пахло крепким кофе. Ходили слухи, будто правление клуба заказало особое заклятие, чтобы благородный аромат кофе перебивал все прочие запахи и способствовал созданию атмосферы фешенебельности и утончённости.

Для начала Вил тоже решил выпить. Он подошёл к барной стойке, поздоровался и попросил бокал «Виноградного полдня». Это красное сладковатое вино привозили с южных островов Артании, где оно впитало в себя не только благодатное южное солнце, но и улыбки всех девушек, собиравших виноград и давивших его своими прелестными ножками.

— «Виноградного полдня»? – переспросил бармен – примерно ровесник коррехидора, русый, с и длинными волосами и усами по материковой моде, — почему бы господину не выпить бренди? Возьму на себя смелость заверить уважаемого гостя, что бренди у нас отменный. В нём чувствуется послевкусие вишни с выраженными древесными нотками.

— Лучше возьмите на себя смелость налить мне тот напиток, какой я желаю выпить, — холодно бросил Вилохэд.

— Но за ним придётся идти в подвал, — констатировал бармен тоном, будто бы ему предстояло спуститься в Царство мёртвых, — подавляющее большинство членов нашего клуба предпочитают крепкие напитки.

— Я предпочитаю «Виноградный полдень», соблаговолите исполнить заказ.

Бармен поклонился и что-то сказал в полураскрытую дверь, после чего возвратился с чашкой кофе.

— Ваше излюбленное вино сей момент будет доставлено, а пока пусть этот прекрасный кофе скрасит вам досадное ожидание.

Вилохэд взял чашку и полюбовался красивой пенкой в виде листа гинко.

— Тихо тут, — как бы невзначай заметил он, — я редко захожу. У вас всегда так?

— Мы – королевский клуб, — гордо изрёк бармен, — во главу угла поставлены удобства и покой наших уважаемых гостей. Хотя недавно один господин отличился, — он зыркнул по сторонам. Обслуге клуба явно запрещалось обсуждать клиентов, но желание поведать о скандальных событиях взяло верх, — в воскресенье у меня половину бренди и виски выпили в одно рыло. Естественно, я не могу называть имён, — многозначительно продолжал бармен, — но скажу одно: тот гость не только позорит свой клан, он позорит наш клуб. Вёл себя похуже матроса в таверне.

Парнишка в длинном, ниже колен фартуке протянул через полуоткрытую дверь пыльную бутылку с тянущейся за ней паутиной.

Продемонстрировав подлинность бутылки, бармен наполнил бокал вином. Коррехидор не подал виду, насколько его заинтересовал рассказ бармена. Он с удовольствием пил вино и как бы невзначай спросил:

— Ваш неназванный господин так и пробуянил всю ночь?

— Хвала богам, ещё до полуночи он сильно набрался, и его отвели наверх, а то – бармен подался к Вилу, — кое-кто из весьма уважаемых гостей покинул нас с очень недовольным видом. Я их отлично понимаю, — тонкая усмешка изогнула его губы, — вы собираетесь красиво провести вечер, а тут такое…

— Я, конечно, сразу поставил вопрос ребром, — знакомый голос заставил коррехидора оглянуться, — я не противник образования, но финансировать курсы и институты для благородных девиц Дубовый клан не будет!

Сэр Гевин разматывал шарф в цветах клана: зелёный и коричневый с серебром.

— Коли каким-то родителям взбредёт в голову охота сделать из собственной дочери адвоката или, простите меня боги, доктора вместо достойной жены и матери – это их полное право, но без моих денег. Довольно того, что в Академии магии девиц почти половина от всех студиозусов. Господа, — обратился он к своим спутникам, — не знаю как вы, а я после жарких дебатов на Совете кланов испытываю острую потребность промочить горло.

Тут его взгляд упал на сына. Тёмные брови главы Дубового клана нахмурились.

— А ты что тут делаешь? Надеюсь, ты не вздумал вести расследование, нарушив повеление его величества и приказ главы своего клана?

— Отец, — спокойно ответил Вил, — я – такой же член клуба, как и ты. Нет ровным счётом ничего удивительного, что мне пришла охота скоротать вечер здесь. Тебе ведь такое больше по душе, чем опера, которой ты так любишь попрекать меня при любом удобном и неудобном случае. К тому же я решил попробовать здешние вина.

— И как?

— Великолепно, — он на просвет полюбовался рубиновым напитком, — выше всяких похвал.

— Оставим твоё мнение о качестве клубного вине до другого раза, — отмахнулся герцог Окку и взял пузатый бокал с бренди. Бармен отлично знал вкусы членов правления), — я предупреждаю, ты здесь исключительно как четвёртый сын Дубового клана. Я очень хочу, чтобы твой золотой кленовый лист коррехидора сегодня здесь никто не увидит.

— Даже в мыслях не имел ничего похожего, — соврал Вил, даже не моргнув глазом, — моё пребывание здесь преследует сугубо рекреационные цели.

Отец с сомнением кивнул. Коррехидор встал и прошёлся по залу. Он поприветствовал пару-троку знакомых, перекинулся ничего не значащими фразами с бывшим сокурсником по Университету, а потом незаметно покинул общий зал и оказался возле лестницы, крытой бордовым ковром. Наверху располагалась библиотека и кабинеты рекреации. Осталось выяснить, в котором из них провёл ночь граф Сакэда. Пока

Вил размышлял, с какой комнаты ему начать, из-за угла вывернулся подросток лет четырнадцати в фартуке и с метёлкой для пыли. Он что-то весело насвистывал, безуспешно пытаясь удержать на пальце метёлку в вертикальном положении. Увидев высокого незнакомца, смутился, спрятал орудие труда за спину и попытался незаметно прошмыгнуть мимо.

— Послушай-ка, любезный, — коррехидор за плечо остановил мальчишку, — как тебя зовут?

— Кой, — чуть покраснев от неожиданного внимания, ответил тот.

— Вот что, братец Кой, — дружелюбно проговорил Вилохэд и улыбнулся своей особенной, располагающей улыбкой, от которой пожилые дамы буквально таяли, — мне твоя помощь просто необходима.

— Есть! – по-военному ответил Кой, — сделаю всё, что ваша светлость пожелает!

— Сиятельство, — машинально поправил коррехидор, — тут вот какое дело. В воскресенье я отдыхал, — он заговорщицки подмигнул, — в одном из кабинетов.

Парень солидно, с пониманием ситуации кивнул в ответ.

— И потерял запонку. Запонка сама по себе не цены невысокой, но подарила мне её одна особа, чьим расположением я весьма и весьма дорожу. Мне страшно даже представить глубину её огорчения, когда ей станет известно о моей безалаберности и небрежении к её подарку, — Вил сокрушённо покачал головой, — хочу вот поискать, может, завалилась куда.

— Конечно, — махнул метёлкой слуга, — все кабинеты открыты, ищите, сколь вашей душе угодно. Светильники у нас магические: хлопните раз в ладоши – загорятся, хлопните дважды – погаснут.

— Понимаешь, — Вилохэд заговорщицки доверительно приглушил голос, — я столь сильно нуждался в отдыхе позавчера вечером, что абсолютно не помню, в какой комнате я предавался размышлениям о судьбе Артании.

Кой невольно хихикнул, но тотчас принял сосредоточенно-понимающий вид.

— В первой комнате я не убирался, там вообще никого не было, во второй – не помню, — он наморщил лоб, и его пшеничные бровки поползли вверх, — а в третьей, — он закатил глаза, — там такое было!

— Надеюсь, не я это сотворил…

— Что вы, господин, точно – не вы. Вы во-он какой высокий, — парнишка едва дотягивал коррехидору до плеча, — а тамошний клиент не особо выше меня был. И волосы у вас – чисто вороново крыло, а у тогошнего мужика не понятной масти: ни светлой, ни тёмной.

— Шатен, — подсказал Вил.

— Может, и шатен, — тщательно выговаривая незнакомое слово, кивнул Кой.

— Я хочу всё же взглянуть, — Вилохэд отворил дверь, за которой по словам паренька и провёл ночь его подозреваемый, — я ведь рано уехал. Может, мой отдых до того, другого пришёлся.

В комнате для рекреации стоял странный запах.

— Не выветрилось ещё, — парнишка сморщил короткий нос с богатой россыпью веснушек, — знали бы вы как намедни воняло – хоть всех богов выноси!

Коррехидор понял: в кабинете пахло рвотой и человеческими нечистотами. Мог Сакэда разыграть такое? Чисто теоретически вызвать рвоту – совсем несложно. Неприятно, но несложно. Для полной достоверности он ещё и в туалет не пошёл. Но стройную теорию разрушил звонкий мальчишеский голос.

— Я могу без лишней скромности заявить, что тутошний мужик мне жизнью обязан. По роду своих обязанностей я должен заходить во все комнаты для рекреации несколько раз за ночь, ну, пепельницы повытряхивать, виски кому снизу принести и всё такое. А сюда захожу – темно. Понятно, никого нет. Ушёл очередной гостенёк, проспался и домой двинул. Хлопнул в ладоши и увидел такое! Лежит клиент в собственной блевотине, голова и булькает. Тут-то мне в голову и шибанула мысль. Батька у меня тоже крепко пьёт, вот я и знаю, что для пьяного в собственной рвоте захлебнуться – раз плюнуть. Я того мужика рожей вниз перевернул и по спине похлопал. Он ещё разок сблевал прямо на диван. Значит живой. Я его усадил кое-как и пошёл за распорядителем. Господин Экли поохал-поохал над ним, а опосля мы взяли бедолагу под белы рученьки, да на кухню по чёрной лестнице спустили. Как же его через общий зал вести? Гостенёк ещё орал что-то, что всем покажет, мол, все у него тут попляшут.

— И что дальше было? – коррехидор заметил влажное пятно на обивке диванчика. Видимо, рвоту пытались отмыть с полосатого атласа, второе пятно красовалось на пушистом ковре цвета недозрелых абрикосов.

— Дальше я безобразия в рекреации убирать пошёл. То ещё, доложу вам, удовольствие!

Вил для виду заглянул под кресло и приподнял диванную подушку.

— Нет, ничего нет. Похоже, я запонку где-нибудь ещё обронил.

— А я что говорю! – окончательно осмелел Кой, — я туточки всё ещё в воскресенье всё вычистил. Кабы нашёл что, зараз бы господину Экли отнёс.

— Ну ладно, — спасибо пойду вниз.

— Не на чем, господин, — откликнулся парень, — гости для нас – это почти что боги, — и принялся смахивать пыль.

Вил прошёл по коридору и оказался у чёрной лестницы. Пока его версия трещала по всем швам. Ни один нормальный человек не станет имитировать захлёбывание рвотой. Гектор не мог знать, когда парнишка из обслуги пойдёт проверять комнаты. А вдруг знал? Он часто бывает в «Клёнах», много пьёт, отдыхает на втором этаже. Вполне мог и знать. Он получает запоминающееся событие, его спускают на кухню, якобы в бессознательном состоянии, а он оттуда невозбранно, никем незамеченный возвращается домой и …

Перед Вилохэдом была дверь кухни. Он решительно отворил её и, напустив на себя вид утомлённого богатством и высоким положением древесно-рождённого лорда, спросил:

— Кто работал в ночь с воскресенья на понедельник?

— Господин, — полноватый повар сдёрнул с головы форменный колпак с зелёными и красными кленовыми листьями, — я работал. Вам что-то пришлось не по вкусу?

Вил окинул кухню нарочито-ленивым взглядом с сказал:

— Мой знакомый провёл ночь у вас.

— Господин, — к повару присоединился молодой сутулый парень в точно таком же колпаке, — мы ничего худого не делали. Господин Экли с мальчишкой Койем притащили сюда вашего знакомца, да простят меня всемогущие боги, облёванного и пьяного до бесчувствия. Мы него одёжу посымали, в одних подштанниках оставили (да и подштанники его стирки требовали), на лавку положили, одёжу запачканную почистить велели. У нас тут девчата знакомые в прачечной служат. Знакомцу вашему мы ничего плохого не делали. Утром ему все вещи в собственные руки Том выдал: и часы, и кошель с мелкими деньгами.

Повар энергично затряс головой, его, видимо, Томом и звали.

— Господа, — бросил сквозь зубы коррехидор, — я здесь не за тем, чтобы претензии предъявлять, — приятель мой поручил вам передать вознаграждение, по десять артов каждому. Извольте получить.

— Спасибо, спасибо, премного благодарны, — солидно проговорил повар, принимая купюру.

— Благодарю покорно, — сутулый с радостью выхватил купюру, — мы, почитай, и не сделали ничего, а всё равно, спасибо. Здравия господину хорошему и всевозможных жизненных благ.

Вилохэд снисходительно кивнул.

— И ещё, — обернулся он уже у двери, — могу я взглянуть на ложе, где мой приятель коротал время?

Повара переглянулись, а старший сказал:

— Отчего нет, здеся в кладовке на лавочке.

— Понимаете, — импровизировал коррехидор, — у приятеля очень ревнивая, … — он нарочито замялся, — женщина. Когда она прождала его понапрасну в компании остывающей курицы в имбирном соусе и бутылки шипучего светлого вина, она возомнила, будто он променял её общество не общество куртизанок. Кабы я был уверен, что гуляка всю ночь проспал у вас в чулане, я развеял бы сомнения ревнивой дамы.

— Тут спал, где ж ему было быть! – уверенно закивали повара, а сутулый изо всех сил пытался спрятать усмешку, — зимой в одних подштанниках до куртизанок не дойдёшь! Платье евошнее только утром доставили. Встал ваш приятель, оделся, обулся, да и отбыл восвояси. Так что дамочка может не беспокоиться: спал он тут, — палец повара указал на широкую скамейку, где сейчас стояли корзины, прикрытые потёртым шерстяным одеялом, — до самого утра спал.

Коррехидор кивнул и вышел. В общем зале его позвал отец.

— Где ты был?

— В рекреационной комнате. Здесь накурено, и у меня разболелась голова.

— Подумаешь, нежности какие! – граф Окку выпустил струю дыма, — младший сын Дубового клана страдает от табачного дыма точно избалованная девица. Да мне даже говорить было бы стыдно про такую бабскую болезнь, как мигрень.

— Можно подумать, у мужчин голова болеть не может.

— У настоящих воинов – нет! – отрезал отец, — если бы во время битвы при Сагомаре мы мучались мигренями, Артанию захватила бы Делящая небо, и мы стали бы частью империи.

— Сейчас не войны, — Вил потёр висок. Вот уж воистину, не успеешь помянуть головную боль, а она тут как тут, — к тому же каждый волен проводить время в клубе как ему вздумается.

— Если только этому кому-то не взбредёт в голову мысль задавать вопросы по поводу своего расследования в какой-то особо изощрённой форме. Мне известно, насколько этот кто-то – мастак по этой части.

Коррехидор с чистой совестью заверил отца, что ни один гость не был им потревожен. Больше ему в «Красных и зелёных клёнах делать было нечего. Он узнал всё, что собирался, но знание — это рубило под корень версию преступления, которую он так изящно выстроил. Какая-то его часть сознания всё ещё цеплялась за хиленькую возможность, что Гектор заранее припрятал где-то вещи, а после воспользовался ими. Но от этого Вилохэду стало стыдно перед самим собой. Он мысленно поставил решительную точку в вопросе невиновности пасынка графини Сакэда. Оставалось только написать отчёт и продолжать работать над иными версиями. Интересно, как идут дела у мистрис Чёрное Платье? Он усмехнулся: если она выиграет, поход в отличный ресторан ждёт их обоих.