Проклятое искусство

1 июня 1955 — 30 марта 1956

Очень красивый городишко, утопающий в зелени, с живописной рекой Б. Бирой. Ездил сегодня на «Сопку», где размещается военная часть, в гарнизонный универмаг. Думал, найду термос, но вместо этого купил очень приличные лайковые перчатки, о которых так мечтал. Теперь нужно лишь хорошую коричневую велюровую шляпу или выдровую шапочку, и внешне все будет обстоять в порядке.

Концерт в Доме офицеров. Зрительный зал приличный, имеет не менее 600 мест, а то и все 650, но военный, который нас любезно встретил, утверждает, что мест около 400. Между прочим, мне запомнилась небольшая деталь. На моей афише, висевшей в кабинете, где я гримировался, карандашом было помечено количество мест и их расценка. По этой «калькуляции» выходит, что аншлаг исчисляется в сумме 8700 рублей.

16 руб. х 200 = 3200 руб.

14 руб. х 200 = 2800 руб.

12 руб. х 100 = 1200 руб.

10 руб. х 150 = 1500 руб.

650 м. = 8700 руб.

На всякий случай переписал все в свой дневник, вдруг выйдет что-нибудь не так.

Я все ж таки простудился, ибо нос у меня побаливает, нарывает, как бывает при простуде. Завтра в 7 ч. утра выезжаем «молошным» поездом в Благовещенск. Не знаю, что будет с голосом.

Возвращаясь с концерта, вспомнил о своем Мосеньке и вдруг услышал его мяуканье, меня бросило в дрожь. Я знаю, что за забором, вдоль которого я шел, находился какой-нибудь кот. Да, мой дорогой зверь! Неужели ты своей смертью искупишь мою вину?!

Ехали поездом очень прилично, в чистеньком плацкартном вагоне, полупустом. Все время любовался чудесным русским простором, милыми березками, дубами и рябинами. Сегодня голосу немного легче, но голова по-прежнему почему-то болит. Вчера после концерта был совершенно мокрый — необходимо брать с собой чистую, хотя бы нижнюю, рубашку, чтобы, выходя из помещения, быть сухим и не простудиться. Я быстро заснул, но около трех часов ночи был разбужен стуком в дверь. Открыв ее, увидел в дверях молодого красивого парня в офицерской форме. После нескольких вводных фраз выяснилось, что он пришел засвидетельствовать мне свое почтение от имени нескольких товарищей, стоящих в коридоре. Они, будучи на полевых занятиях, прибыв вечером в казармы, узнали, что в Доме офицеров состоялся мой концерт, и, зная меня лишь по пластинкам, пришли поглядеть на Козина вблизи. Поблагодарив за такое внимание к моей особе, я попросил передать стоящим за дверью мою глубокую признательность за такой «полуночный визит» и выразил уверенность, что они будут на моем концерте либо в Благовещенске, либо на вторичном выступлении на обратном пути. Выпроводив очень дипломатичным образом ночного визитера, я вновь крепко уснул, несмотря на непрекращающуюся головную боль.

В шесть утра я был уже на ногах, а в семь — на вокзале. Поезд «Шимановская—Благовещенск», придя с некоторым опозданием, простоял на ст. Вост. Куйбышевка лишних 20 минут. В Благовещенск прибыли четверть одиннадцатого утра. На вокзале нас встретили хабаровский администратор и представитель благовещенского Управления культуры. Приехав в гостиницу «Амур», Мармонтов хотел поселиться со мной в номере, но я категорически отказался, потому что я хочу быть совершенно один и не могу спать без света. Он сразу понял это, и мне был предложен одиночный номер. Открыв дверь, я увидел комнату — типичный номер дореволюционной русской провинциальной гостиницы: узкий, длинный и неуютный, но, в противоположность старым гостиничным «клоповникам», чистенький, со свежим постельным бельем и свежим воздухом. Разложив вещи, я сразу же вышел в город, прошел в универмаг, помещающийся на Пионерской улице в двухэтажном здании. Термосов не оказалось, но нашлись синие чернила для авторучек. Купил сразу 5 флаконов. Завтра, думаю, купить еще 5 и никому не давать. Полагаю, этого добра хватит на весь год. Купил также галстук и 28-й и 29-й тома ПСС Горького, ценные тем, что там помещены его письма и телеграммы. Так что остался последний 30-й том, который в Москве еще не выходил.

По дороге в гостиницу купил в аптеке бутылку боржома. Затем, побрившись, пообедал в ресторане «Амур», лег в постель и поспал до того времени, пока не начал писать. Только что заходили Мармонтов и хабаровский уполномоченный, который, как выяснилось, помнит меня еще по тем временам, когда я гастролировал с джазом Жукова[1], и мы ездили по Амуру и реке Амгуни, обслуживая концертами золотые прииски. Он сказал, что здесь выступает группа ленинградских артистов эстрады, в этой группе работает один из братьев Маслюковых[2], тот самый, которого я помню чудесным, стройным, черноглазым, мечтательным юношей, сторонившимся людей и жившим в гостинице «Метрополь» в одиночестве. Здесь также, недалеко от Благовещенска, в каком-то местечке работает Рудольф Рудольфович Краузе — бывший директор Ленгосэстрады. Он, оказывается, ездил в Ленинград, останавливался у Марии Казимировны Наровской[3], которая вместо певицы стала «мастером художественного чтения», видимо, по примеру Александры Егоровой[4]. Маслюков сейчас находится на ст. Завитая, и вряд ли его удастся где-либо встретить, а как мне этого хотелось. Три дня мы работаем в Доме Советской Армии, а в понедельник в городском театре (3, 4, 5 и 6-го). Поглядим. Как все это я вытяну. Русланова[5], кажется, 11-го не будет в Хабаровске, и мне придется заполнять брешь.

Программа концерта (№4) в г. Благовещенске:

I отделение

1. «Москва—Саратов», исп. Пименов.

2. «Колыбельная», арии из «Фиалки Монмартра» и «Марицы», исп. Пименова.

3. Балет «Разговорники», исп. Деревягина и Фролов.

4. Скетч «Кирогазов», исп. Пименов и Кабалов.

5. Дуэты из оперетт «Золотая долина», «Сады цветут», «Жизнь актера», исп. Пименова и Кабалов.

6. Стихи, чит. Пименов.

7. Вальс Мошковского, исп. Деревягина и Фролов.

8. Сатир, куплеты «Раз, два...», «Попурри», «Ну, разве у вас», исп. Пименов.

II отделение

1. Танго «Жалюзи», исп. Деревягина и Фролов.

2. Вадим КОЗИН:

1. «На далеком берегу».

2. «Парень с девушкой гулял».

3. «Всем ты, молодец, хорош».

4. «Мой костер».

5. «Так со всеми бывает обычно».

6. «Песня о матери».

7. «Чудо-чудеса».

8. «Песня про шофера».

9. «Песня о бурке».

10. «Нищая».

11. «Вот ведь вы какая».

12. «Комарик».

Вчера после концерта в уборную зашла небольшая группа девушек — студенток педагогического училища или института. И среди них одна, на руках которой я заметил следы татуировки. Правая рука забинтована. Девушка при всех рассказала, что помнит меня, еще когда я приезжал во Владивосток, она тогда была девочкой. Ее история показалась мне малодостоверной. Будучи моей поклонницей и узнав, что я арестован и сослан на Колыму, она совершила какой-то проступок, чтобы попасть в лагерь, но, по своему возрасту, угодила в колонию и не на Колыму. Теперь, по ее словам, она замужем и мать семейства. Извиняясь, заметила, что я очень изменился в худшую сторону во всех отношениях, и в особенности потускнели мои глаза и голос. Не очень-то приятно выслушивать подобные вещи, но от старости никуда не денешься. Остальные девушки знали меня лишь по пластинкам, и я им нравился таким, какой есть в настоящее время.

В ресторане «Амур» ко мне подошел пожилой сухощавый мужчина, попросил разрешения познакомиться со мной. Оказался любителем моих пластинок. Представлял меня, по рассказам других, «рябым», «рыжим», «уродом». Я бы добавил: внутренним уродом, это совершенно правильно.

Вчера и сегодня концерты сопровождались аншлагами, позавчера также. Что даст понедельник в Драматическом театре? Мне кажется, что аншлага не будет. Отношения мои с участниками бригады становятся все более официальными. Мои компаньоны постепенно начинают сознавать свое место, и это бьет по их самолюбию. Я, в свою очередь, постараюсь не замечать этого, чтобы не оскорблять актерского себялюбия, но их нетактичность просто поражает меня. Прихожу несколько позднее, и никто из них, хотя бы из уважения, не уступит места. Все столы заняты, стулья тоже. Хамство это или полное отсутствие культуры? Трудно сказать. Я больше склоняюсь к последнему. Вот вчерашний случай с Иваном Фроловым. На мое замечание, что неудобно заливать пол водой, используя бак для питья как умывальник, вместо извинения он «полез в бутылку» и заявил, что если артисту не предоставляют условий, то нечего требовать от него... аккуратности и соблюдения чистоты! Своеобразная логика. К счастью, подвернулась уборщица. Я попросил ее навести порядок. Он вызывающе спросил у нее тряпку, чтобы лично вытереть пол. Это все идет, конечно, от недостатка культуры.

Забыл записать, что меня в гостинице ожидала какая-то женщина, назвавшаяся Тамарой Леонидовной Кесельман, проживающей в Благовещенске по ул. Ленинской, 107. Ее брат, Иосиф Леонидович, по ее мнению, находится на Колыме и, как ей кажется, должен быть музыкантом в Магаданском театре. Борису Тернеру эта фамилия не попадалась. Такого музыканта в театре, по-моему, никогда не было. Я дал ей адрес, куда она может написать по поводу исчезнувшего брата. Обратилась она ко мне, очевидно, потому что знает, что я приехал из Магадана и находился в Колымских лагерях.

Что делать? Надобно идти в баню, потому что душ работает с 4 часов дня, а мне это несколько поздновато. Может, повременить до Свободного, но здесь надобно бы помыться. Погибаю я... погибаю... тяжело мне петь и быть одному...

Список спетых во вчерашнем концерте (№6) песен:

«На далеком берегу», «Парень с девушкой», «Всем ты, молодец», «Мой костер», «Рассказ ямщика», «Про шофера», «Песня о матери», «Чудо-чудеса», «Так со всеми бывает», «Не сердитесь», «Калитка», «Песня о бурке», «Нищая», «Вот ведь вы какая», «Комарик», «Осень», «Одывэс» (17 вещей, время с 22.30 до 23.20, 50 мин.).

Мне кажется, я вчера перепел больше, чем следует. Последние вещи еле дотянул. Так нельзя. Чем я буду петь сегодня? Затем я чувствую, что не будет полного сбора. Испортит погода. Пошел дождь, вот он и будет виновником плохого сбора.

В Свердловск я ни за что не поеду. Поехать туда — это значит опять мучиться. Зачем призраки прошлого встали передо мною? Зачем и еще таким образом? (о чем идет речь, о каких «призраках прошлого», установить я не могу. — Б.С.).

Вчера видел интересные часы, показывающие число (сейчас это обыденная вещь, а тогда, похоже, воспринималась как новинка. — Б.С.). На почте встретил обоих администраторов и поговорил с Левантовским, который справился о моем здоровье. Я предупредил его, чтобы перед хабаровскими выступлениями мне дали сутки отдохнуть.

На Свободный выезжаем около часа дня. По предварительной продаже реализовано билетов на сумму 5300 рублей. Я не знаю, каков аншлаг театра, но это, мне кажется, всего лишь половина. В нотном отделе когиза удалось приобрести «Сборник старинных романсов», тот самый, который у меня «прикарманила» Давиденко (кто такая, может, знакомая любительница пения? — Б.С.).

Пришел Кабалов и сказал, что в театре уже продают входные билеты. Господи, дай мне силы спеть. Кабалов также рассказал, что в Хабаровске находится Нечаев[6]. Ох, уж эти мне свежеиспеченные гастролеры! Итак, из благовещенской публики выкачано за 4 дня минимум 36 тысяч рублей. Если это из-за меня, то мне как-то не по себе, потому что, откровенно говоря, я в данный момент настоящее... барахло... каких мало! Публика меня просто жалеет. С чего сегодня начинать?

Пришла какая-то 20-летняя девушка, в простецком платьице и соломенной шляпке, с веткой вишневых цветов. Краснея и смущаясь, попросила взять ее с собой и устроить в театр хотя бы уборщицей, но с тем, чтобы после она могла бы стать певицей (она, видите ли, поет). Ну что я мог ей на это ответить?! Доказав всю нелепость ее просьбы, я записал ее адрес и посоветовал принимать активное участие в художественной самодеятельности, и, если в ней заложено артистическое дарование, несомненно, ее заметят и смогут послать учиться. Наивная, непосредственная молодежь! Она работает в гарнизоне в пошивочной мастерской. Простая, скромная девушка, ненакрашенная и ненапудренная, с хорошими зубами. Не думаю, чтобы она могла играть роль невинной девушки. Дал ей свой адрес, чтобы писала мне письма. Пошлю ей фотографию, надобно будет сняться. Ну а теперь пора одеваться. «Двухэтажные домики», которые считают себя недостроенными небоскребами, уже уехали.

Дождь льет и льет. Эта странная благовещенская погода, как мне кажется, связана с наличием такого мощного водного бассейна, как Амур. Интересно, что с утра стояла солнечная, теплая погода, к 12 часам начал идти дождь, который с перерывами лил до 6—7 вечера, затем наступает опять солнечная погода, но температура уже несколько пониженная.

У меня из головы не выходят сны сегодняшней ночи. Первый — это скатывание на каких-то колесах (виденные мной днем инвалидные коляски) Ив. Фролова, стоя вниз головой, по крутой лестнице, и мое возмущение по поводу этого артиста Захарова[7]: «Как же можно валять дурака перед своим выступлением, так ведь артисты не поступают». Интересно, что во сне я говорю Захарову, который именно перед своим выступлением пошел на рыбную ловлю, где-то провалился и сломал несколько ребер.

Второй сон. Какая-то комната, мы укладываемся спать (подразумевается наша семья в составе 1924 года), я лежу на кровати посередине комнаты на животе (самой удобной и любимой моей позе). Неожиданно открывается дверь и входит мужчина, с ужасно обезображенным, болезненным лицом, наклоняется ко мне и ложится на меня. Я ощущаю тепло его тела, лица и рук, он меня просит оказать ему какую-то помощь, но я в ужасе, что ко мне прижимается заразный больной, пытаюсь крикнуть, но, как бывает в таких случаях, мои губы лишь беспомощно шевелятся, звука никакого не слышно, наконец я громко восклицаю: «ПАПА!!» и... просыпаюсь. Горит лампа, за окном внизу у входа в ресторан шумят и ругаются его пьяные завсегдатаи.

Этот город я помню смутно, т.к. был в нем приблизительно 20 лет тому назад. Помню только концерт для заключенных Бамлага, среди которых находился композитор Борис Прозоровский. Потом, возвращаясь с концерта, мы шли через какой-то пустырь, дул отчаянный ветер[8].

Зрительный зал Дома Советской Армии очень приличный, но т. к. в Свободном еще не существует «канализации», то уборные находятся на улице, а у меня какой-то психоз: если туалет далеко, я беспрерывно чувствую позывы. Но это не столь важно.

Сижу в гостинице и, скучая, смотрю в окно. По небу быстро несутся сплошные тучи. Бедные молодые тополя трепещут своей ярко-зеленой листвой. Утром Ив. Фролов рассказал, что якобы в Чите и Сковородино выпал снег, подморозивший высаженную в грунт овощную рассаду. Если это так, то очень досадно. Очевидно, в этом районе свирепствует какой-то холодный циклон, который может принести большие неприятности местному сельскому хозяйству. Жители Свободного говорят, что они впервые за много лет видят такую непогоду в это время года.

Кабалов приобрел мне две книги. Сам лично я бы их не купил, но, чтобы его не обидеть, сказал, что они мне нужны для моей библиотеки.

Заболевшую Деревягину и Фролова отправил в Хабаровск, пусть «прима» отдохнет.

Ранее эта станция называлась Пёра, затем ее переименовали в Гондатти (по фамилии тогдашнего наместника), а Шимановской ее стали называть в память большевика-революционера Владимира Ивановича Шимановского (сына военного врача), связавшего свою жизнь с революционной борьбой рабочего класса и погибшего в Благовещенске от рук японских интервентов и белогвардейцев. Это был человек лучших качеств и имевший высшее образование (Петроградский технологический институт). Недавно указом Президиума Верховного Совета РСФСР станция Шимановская причислена к городам РСФСР.

Остановились и ночевали в общежитии железнодорожников. Опять видел неприятный сон. Мать беспокоилась, что у меня многие почтовые марки с иностранными штемпелевками, но, когда я уверил ее, что они могут быть из различных мест, она начала весело улыбаться. Сейчас меня осенило, почему я все время вижу во сне своих родителей. Я каждый вечер выступаю и в каждом концерте исполняю «Песню о матери». Очевидно, во сне она как-то трансформируется в образы моих родителей.

На станцию Завитая мы прибыли около 5 час. Езда в поезде превратилась в настоящий ад. Я вообще предпочитаю любоваться и восторгаться детьми в кино и только в кино. Здесь же был сплошной детский сад. Кругом висели пеленки, в уборных грязь, потому что в вагоне было большинство женщин-пассажиров, а они вне дома гораздо неаккуратнее, чем мужчины. При мне проводница вагона делала замечание в том же роде одной мамаше. В общем, отдохнуть я не смог. Голосовые связки страшно ноют, на ночь необходимо сделать согревающий компресс для того, чтобы вытянуть еще два концерта в какой-то «Рачихе». В Хабаровске, куда мы потом направимся, я потребую отдыха. В Завитой концерт состоится в ДОСА. Это новое здание, выстроенное до войны, фундаментально, с множеством огромных комнат, со зрительным залом на 700 мест и сценой без артистических уборных и входом на сцену только через зрительный зал. Чья умная голова проектировала эту часть здания, мне неизвестно, но, очевидно, у архитектора в тот момент голова либо совершенно отсутствовала, либо была занята другим делом.

После обеда лег отдохнуть. Пригрезился сон, отрывки которого постараюсь восстановить. Мы с Тернером откуда-то идем, с правой стороны плещется море, виден узкий краешек песчаного берега, я в галошах, испачканных грязью; мы с ним собираемся послушать приехавший в кинотеатр какой-то хор с хорошими голосами. Я спрыгиваю на узкую береговую полоску и мою в морской воде галоши. Затем прошу дать мне руку, чтобы выкарабкаться на берег, он мне помогает, и мы быстро идем, боясь опоздать. Я открываю дверь, там оказываются какие-то вещи, вроде швейной машины, а позади них, на стуле сидит пожилой толстый военный, маленького роста, со злым и коричневым от загара лицом. В моем сознании он один из работников ВСО... Дальше почему-то не помню. Эти сны надобно записывать сразу после пробуждения. Сегодня у меня очень плохо с голосом, как я вытяну — одному Богу известно.

Солнышко золотым огромным шаром заходит за чистый горизонт, лишь над солнцем собрались небольшие серебристые тучки. Завтра должен быть хороший теплый, а может, и жаркий день. Господи, дай мне силу и крепость выдержать эту поездку.

Вчера решил на ночь поставить на горло компресс, а также молчать, не говорить до самого вечера, т. е. до концерта.

После концерта получил записку, которую привожу: «Тов. Козин! В конце июня я снова буду в Ленинграде и с радостью расскажу об этой встрече, Зинаида Голушко». Это мимолетное напоминание о Ленинграде воскресило в голове картины детства и тех мест, которые тебе стали родными, по которым ты гулял изо дня в день. Возникли воспоминания о М. Дворянской улице и о М. Посадской. Когда вспоминаешь все это, на душе становится темно. Становится жалко золотого чудесного утра детства, юности, когда еще даже и не думалось, что вечер и вторая половина дня будет изобиловать сперва обильными дождями и сильнейшей грозой, а после наступит туманная сырая ночь, непроглядная тьма одинокой старости.

Это горняцкий городок. Здесь уголь добывается открытым способом, уголь молодой, рассыпающийся песком. Из него делают брикеты. На этом угле работает большая электростанция, которая еще не достроена. Полная ее работа обеспечит электроэнергией всю Амурскую область. От Буреи город находится на расстоянии 45 км, связан с ней железнодорожной веткой и шоссейной дорогой, очень плохой и почему-то не приводимой в надлежащее состояние. По ветке поезда ходят медленно, 45 км покрывают за два часа.

Вчера я спел концерт (№12) отвратительно. За такое исполнение меня надобно бить, но большая доля вины ложится на наших администраторов, не сумевших правильно обеспечить доставку актеров к месту работы, в результате 12 часов мы были в дороге, заснуть я долго не мог, да вдобавок связки у меня уже усталые и больные (несмыкание).

Когда прибыли на станцию, подошел поезд «Хабаровск—Москва», некоторые пассажиры меня узнали и стали приветствовать. Дежурная по вокзалу сообщила мне новую частушку:

Она рассказала, что одна няня в детском саду разучила с малышами несколько частушек о Берии, и теперь детвора распевает их как песни.

О вчерашнем концерте я без чувства огромного стыда не могу вспомнить. Голос совершенно пропал. Лишь благодаря уважению со стороны публики я смог дать 9 вещей. Благодаря ее сожалению и такту.

Ах, если бы я обладал даром писателя — сколько всего слышишь, сколько видишь! Вот в вагоне слушал бесхитростный рассказ одной колхозницы, вырастившей детей без отца. Она рассказывала о старшем сыне, который, женившись, перестал ей помогать, то есть забыл ее. В большинстве случаев такое происходит от мерзавки жены, которая, став матерью, впоследствии испытает ту же неблагодарность от своих взрослых женатых сыновей. Каждая молодая жена настраивает своего мужа против его матери и, играя на его чувствах к себе, делает свое гнусное дело. Мать всегда останется матерью. Перефразируя старинную русскую песню, можно сказать сыну:

Женатый сын должен это помнить и указать своей пассии границы, куда не должно проникать ее влияние. Вот эта старая крестьянка, обливаясь слезами, говорила: «Сказать-то я ему боюсь много. Когда подойдет настоящая старость, куда я денусь. Ведь все равно к нему придется идти!»

Бешенство клокотало у меня в груди против этих жен-мерзавок и мужей, идущих у них на поводу. Вот бы такую песню написать о матери и женах. Своего рода назидание молодым женщинам, которые под видом желания жить самостоятельно заставляют своих мужей бросить самое дорогое существо, давшее им жизнь.

В Хабаровске, может быть, застанем Белозерскую, кстати, она вчера разговаривала из Хабаровска с нами по телефону. Она должна ехать в Находку по своим книжным делам. Мармонтову она сообщила, что у меня плохо с голосом. Так что сегодня концерта не будет. Да его все равно не могло быть, поскольку поезд сильно опаздывает. Вот и сейчас мы долго стоим, нас уже обогнали два состава. В поезде, кажется, имеется вагон-ресторан, но я в него не пойду. Деньги летят, как птицы. Не успел оглянуться, как уже страчена «косая». Правда, я отправил домой 4 бандероли книг.

Мой вагон стоит напротив станционного базара. Обилие молока, сметаны, яиц, раннего зеленого лука. Огромное количество едущих людей разных профессий, но в большинстве случаев не старше сорока лет. Вижу много спортсменов, направляющихся, видимо, в Хабаровск на соревнования или возвращающихся с них...

9.00 вечера. Мы опять стоим на каком-то разъезде. Заходил к Тернеру, они с Кабаловым едут в 3-м вагоне, купейном, жестком. Кабалов с кем-то флиртует (природа берет свое). Боря, оказывается, по случаю выходного дня уже немного «клюкнул», но стойко держится. Со мной кто-то поздоровался, но кто? Я его не знаю. Сходил в ресторан поесть: щи, гусь с гарниром, порция масла и 100 гр. московской водочки. Сделалось немножко жарко и как-то безразлично к тому, что ожидает меня. Пора прекратить петь. Пусть поют другие, а мне пора на покой.

Солнышко заходит в мелкие барашковые облачка, расходящиеся лучеобразно. Горизонт ярко-светло-золотистого цвета незаметно переходит в голубой. Редкие молодые дубовые рощицы и ярко-зеленая трава, пестрящая белыми отцветшими одуванчиками и золотыми головками молодых. Кучка небольших домиков, с чернеющими вокруг квадратами прямоугольных огородов с картофелем и овощами, которые явятся зимой большим подспорьем для питания их хозяев.

Уже птички запрятались в укромные местечки на ночной отдых. Природа подготовляется ко сну. Темнеют купы деревьев. Закатное небо переливается перламутровыми оттенками. Солнышко уже зашло. Поезд, слава богу, тронулся.

Мы стояли на ст. Отроги.

Вчера около 11 час. прибыли на ст. Облучье, где нас ожидали Мармонтов и представитель клубной администрации. Уговорились, что утром я покажусь врачу, и от его решения будет зависеть устройство моего концерта. Ночевали в вокзальной гостинице. Я принял три таблетки бромунала и сразу же заснул.

Утром отправились в больницу, которая расположена несколько выше вокзального здания. Дело в том, что Облучье лепится на склоне большой горы. От вокзала ведет вверх деревянная лестница в несколько десятков ступеней. На выемке расположились больница и другие здания, здесь же примостился... цыганский табор. Цыгане раскинули шатер, с цепной собакой, перинами, одеялами, подушками и прочим тряпьем.

В больнице врач после осмотра посоветовала мне помолчать несколько дней, ввиду того что у меня несколько набухли и порозовели голосовые связки. У меня немного отлегло от сердца. Хотя я, откровенно говоря, мало верю в ее опытность как ляринголога, но в данный момент она решала судьбу концерта в Облучье. Вернувшись в гостиницу, Мармонтов решил, не откладывая, ехать в Хабаровск. Выяснилось, что на перроне стоит поезд «Челябинск—Хабаровск», на него можно приобрести билеты, и что он отходит через 5 минут. Похватав вещи, мы как сумасшедшие понеслись к поезду, готовому вот-вот тронуться. У нас был 7-й вагон. Только благодаря задержке состава успел и Кабалов, который еле-еле собрал свои пожитки. Всей группой были проявлены максимальная оперативность и молниеносность. Если бы заснять наши сборы, то эти кадры можно было бы назвать «Эвакуация евреев из земли Ханаанской», или «Были артисты и — нет их!». Представляю, как будет удивлен представитель клубной администрации, который спокойно, не торопясь зайдет в вокзальную гостиницу и не найдет наших следов. Мне все это напоминает кадры из недавно шедшего советского комедийного фильма «Сеанс гипнотизера». Финальная часть его — бегство актеров.

В вагоне — купе №6 — было чисто, но чрезвычайно душно. На станции Бира купил горячего отварного картофеля, стакан сметаны, полдюжины яиц, и с Бобой Тернером мы плотно покушали.

На хабаровском перроне нас ожидал филармонический автобус. Погрузились и приехали. Получил тот же номер, в котором жил в первый приезд, — №18. Успел навестить меня артист Нестеров, который оказал мне на Колыме, в пос. Ягодном, большой знак внимания и участия (подарил мне 1000 рублей), и вот мы после 6-летнего перерыва встретились. Он похудел, появилось много морщин на лбу. Я должен как-то ответить на его благородный жест. Он рассказал, что ведется следствие по делу работников Хабаровской филармонии, раскрыты какие-то злоупотребления, к которым в какой-то степени причастен и наш Писарев[9]. Вот почему Вал. Ник. Белозерская в разговоре по телефону передала, что у Писарева возникли какие-то неприятности. Нестеров также рассказал, что летний сезон «Эрмитажа» неудачен, программы слабые, непродуманные. Также неудачна и программа Райкина.

По поводу Райкина у меня имеется свое собственное мнение. Я его просто не люблю, как не терплю Русланову. Я этого никому не высказываю, потому что это тенденциозно.

У самого Нестерова изменился профиль работы, он сейчас работает в жанре Валентина Кавецкого[10] и его детей. Хочет с этим номером проехаться вновь по Колыме. Мой долг ему в этом помочь. Он здесь в Хабаровске будет просматриваться.

Через час зашла Валентина Николаевна, которая еще не уехала в Находку. Поговорили с ней. У Щегловых[11] все в порядке. Алла Николаевна получила посылки. У них имеется мой портрет в красках, откуда? Не ведаю! Заходил еще кто-то, кажется, магаданец.

Сходил в ресторан, где застал Тернера. Съел порцию жареного угря и запил его бокалом белого вина (оно было бы несколько вкуснее, если бы его охладили). Столики все были заняты приезжими колымчанами. Пьют люди, как будто больше делать нечего. Тернер рассказал, что Слюзко[12] уволил Писарева за отказ ехать на трассу. Тут, конечно, все подогнано, чтобы было можно менее шумно привлечь к ответственности и арестовать. Я более чем уверен, что несчастный сядет, несмотря на свой партбилет. Только бы ему не взбрело в голову ехать в Хабаровск Здесь он попадется как «кура в щи». Завтра надо будет предупредить его телеграммой. Жалко все ж таки человека.

По радио передают концерт Катульской[13]. Как всё это беззубо, старчески бессильно. Все как будто на месте, но нет огня молодости, силы зрелости и расцвета творческих сил. Все в прошлом. Вот отчего мне не хочется петь!

Утром зашли к директору Хабаровской филармонии, которая помещается в здании драматического театра в самом верхнем этаже. После филармонии, взяв такси и заехав за Крючковым[14] в гостиницу, что на ул. Маркса, — он уже ждал внизу с певицей Павлиной Степановой, мы поехали к врачу-лярингологу в военный госпиталь. Врач, осмотрев мои связки, ничего не нашел и сказал, что все в порядке. Задер[15] бы смеялся гомерическим хохотом, если бы узнал о диагнозе этого знатока-ляринголога. Приняв сеанс щелочной и масляной ингаляции и выйдя из госпиталя, я набрел на военный универмаг. Там имеются чудесные шарфы (80 р.), рубашки для летчиков по 72 рубля, брюки навыпуск. Нужно только не забыть выслать Алле Николаевне деньги за квартиру.

Что за отвратительная погода! Пасмурно, временами с неба сыплется дождь. Сыро, но тепло, получается какая-то оранжерея.

Крючков, конечно, охрип оттого, что курит и, очевидно, выпивает. Хотя он громогласно заявил, что по окончании гастролей, сев в самолет, на обратном пути он выпьет так, что небу жарко станет. От всего этого веет какой-то несолидностью, упоением от созданной ему кинематографической славы. Ну, хватит о нем. Хотя он приглашал меня к себе, говорил со мной на «ты» в покровительственно-дружеском тоне, но я к нему не пойду, мы друг другу не пара, мы разного поля ягоды. Лишь бы у меня звучал голос. Но я боюсь, что звучать он не будет. Прошло то время.

Вчера смотрел «Лебединое озеро» в исполнении Гостеатра Бурят-Монгольской республики. Сидел в 5-м ряду с Белозерской и Кабаловым. Увертюру оркестр сыграл неуверенно и без всяких нюансов. Декорации первого акта — бедны. Сцена ДОСА для балета мала. Танцы поставлены слабо. Мало балерин-буряток. Зато мужчины все бурят-монголы со стройными, но тонкими ногами. Лица их широки, скуласты и в профиль напоминают головы египетских фараонов. Кордебалет танцевал неточно, вяло, апатично, точно отбывал воинскую повинность.

Утром Белозерская уехала в Находку. Просила меня не покупать никаких книг, все они будут в Магадане. Я попросил ее, чтобы Алла Николаевна пока ничего не делала с комнатой, мне самому будет приятнее ремонтировать.

Сегодня ночью мы выезжаем в Советскую Гавань, через Комсомольск Этим же поездом в Комсомольск выезжает группа Крючкова.

Только сегодня узнал, что Шульгин[16], будучи проездом в Москву, встретился в ресторане с И. Фроловым. Там они разговаривали или пытались заигрывать с какими-то девушками. Такое же поползновение имел приехавший из Магадана прокурор. Фролов, раздосадованный лишним соперником, бросил прокурору реплику: «Вы что это заглядываетесь на молодых девушек? Тот возмутился: «Вы в своем уме?!» Фролов что-то ответил. В общем, вышла перебранка. Дело грозит вылиться в скандал. Прокурор заявил Мармонтову о безобразном поведении артистов Фролова и Пименова. Фролов, считая себя маловиноватым, решил попросить Мармонтова пригласить этого прокурора и обоюдно объясниться. Прокурор отказался, мотивируя тем, что сейчас ему заниматься этим некогда, но что по приезде в Магадан он возобновит дело, тем более что за Фроловым уже давно следят, что он и его жена совместно с Пименовыми устроили пьянку в номере, чем вызвали жалобы постояльцев гостиницы. Во всяком случае, эта неприятность ложится пятном на всю нашу бригаду. Теперь этот прокурор может предложить органам организовать за нами наблюдение, а это означает, что каждый шаг любого члена группы можно истолковывать тенденциозно.

Как хорошо, что все это не связано с моим именем. Откровенно говоря, у меня не лежит душа ни к той, ни к другой паре. Они держатся в обществе не так, как полагается уважающим себя актерам. Степень их общей культуры ничтожна, поэтому мне с ними скучно. Поговорить не о чем и не о ком..

Спал очень прилично. Сейчас мы уже переправились через Амур на пароме, забравшем целый пассажирский состав. К нашему поезду прицеплен так называемый «столыпинский вагон» с заключенными. Их, видимо, направляют в Магадан через порт Ванино. Вчера на хабаровском перроне встретились три концертные группы: Крючкова, Нечаева и наша. Крючков едет в Комсомольск, Нечаев — во Владивосток, мы — в Совгавань.

Железнодорожный путь проходит через тайгу. Деревья разных пород растут почти вплотную друг к другу. Земля заросла сочной травой. Мелькают кусты жасмина, заросли цветущей малины, кустарники рябины. Часто тайгу сменяют пустыри или «лысины» — места, где были пожары, черные остатки пней, причудливые корни, которые придают им вид фантастических пауков. Ярко-рыжие ели, высохшие и уже мертвые, перемежаются с выправившимися березками, контрастирующими зеленой листвой на фоне медно-красных елок. В отличие от Колымы, сопки здесь покрыты деревьями.

Меня начинает терзать тяжелое подозрение, кто же, в конце концов, «задерживает»[17] меня: Москва или Магадан? Если Магадан, тогда придется писать все откровенно Хрущеву. Борьба пойдет в открытую. Вообще после окончания поездки я напишу честное, откровенное, может быть, резкое письмо на имя Хрущева.

Концерт вчера прошел в целом хорошо. Относительно себя убеждаюсь, что пора прекращать петь. Голос нечистый, сипит, несмыкание продолжается. Боже мой, какой я все-таки идиот, что согласился на такую рискованную для моей сценической репутации авантюру. Самое страшное, что я не ощущаю в себе душевного спокойствия и удовлетворения.

Я проезжаю почти новыми для меня местами и городами, в которых не был 15—20 лет. Думал, что я буду спокойно работать и записывать свои впечатления, чтобы из пережитого и прочувствованного создать... но, увы, все идет не так, как надо. Дни переполнены мелкими досадами.

Клуб в Совгавани внешне напоминает элеватор или электростанцию. Зал более-менее приличный, 22 ряда по 23 кресла. Сцена небольшая, с неправильно (с театральной точки зрения) повешенными бархатными кулисами. Пианино Тернеру пришлось подстраивать. Во время концерта было так жарко, то я ушел буквально мокрый, рубашку можно было выжимать. Публика пришла большей частью штатская, моряков мало. Принимали хорошо, но весь этот успех шел за счет моего прошлого.

В магазине купил верхнюю рубашку с короткими рукавами, за 44 рубля, кремового цвета. Как я сегодня спою два концерта, не представляю. И все-таки двух аншлагов не будет, а затем это просто несолидно!

Сегодня отдыхаем.

Погода по-прежнему действует мне на нервы. Так же на меня действует и уж очень низкий уровень культуры наших артистов. Я все время пытаюсь понять, отчего это происходит. Смысл всех их разговоров в конечном счете сводится к похабщине, двусмысленности, анекдоту. Такая «тема» их удовлетворяет и одинаково интересна и мужчинам, и женщинам. При всем моем, как все считают, «глубоком моральном падении» мне никогда не придет в голову сказать в компании нечто подобное, от их разговоров мне, человеку 50 лет, делается как-то совестно и тошнотворно. А эти люди — мужья и жены — считаются не нарушающими норм общественной морали. Черт бы побрал такую мораль и этику! Это настоящее ханжество и лицемерие, которое приведет в конечном итоге к упадку и вырождению личности. Нет, как можно подальше держаться от них, как можно меньше точек соприкосновения с ними.

Сходили с Тернером в гастроном, где я достал три банки кофе с молоком и сахаром. Чувствую себя после двух концертов сносно. Мне было страшно смешно, когда хабаровский администратор по Совгавани т. Каштелян совершенно искренне удивлялся, что Козина принимают лучше, чем Крючкова, что Козину кричали «бис», а Крючкову нет. Сегодня у нас день отдыха. Тернер показал магазин, в котором видел коричневые фетровые шляпы. Если подойдет, куплю. Но магазин сегодня выходной.

Хабаровское радио передает концерт мастеров искусств.

1. Арию Лючии из оп. Доницетти («Лючия ди Ламмермур». — Б.С.) исп. Казанцева[18] (колоратурное сопрано). Я не могу слушать всех этих «говнюшек» после Неждановой[19]. Их колоратуры не органичны с самой вещью, они отдельны, а Нежданова так поет все эти украшения, что их как-то не замечаешь и потом лишь соображаешь, что было спето. Затем никогда не можешь понять содержание вещи, настолько неясна их дикция.

2. Дуэт из оп. Массне — исп. Казанцева и Лемешев[20].

Черт знает, что за дикция у них...

Заснул, не дослушав этих «мастеров». Лемешев пел на итальянском языке. Умора, да и только. Это мне напомнило, как одна великосветская дама переводила на французский язык песню «Ах вы, сени, мои сени». У нее это звучало так «Ах, вестибюль, мой вестибюль!» Примерно так же выглядит пение Лемешева на итальянском языке. Неужели не понимают, что они смешны? Козловский[21] тоже пытается изобразить из себя итальянца. Мнимые лавры «еврейского кантора» Александровича[22] не дают им покоя. Единственный, кто по-настоящему поет по-итальянски и с тем же темпераментом и манерой, это новый певец Авенесян.

Погода никак не может наладиться. Но одно хорошо, что не идет дождь. Сегодня думаю сходить в книжный магазин, поглядеть, чем богата Совгавань.

С нашими постараюсь общаться лишь на концертах, в остальном мы — разные люди. А этот администратор Каштелян чем-то напоминает мне магаданского резчика по кости и дереву, того самого, который работал в театре распространителем билетов и которого выгнали за незаконное взимание с покупателей билетов одного или двух рублей в свою пользу, нечто вроде «комиссионных».

Вчера он решил устроить шефский концерт во время обеденного перерыва на одном заводе. Я вполне естественно заявил, что шефский концерт целесообразней устроить для военных частей или для матросов на корабле, то есть для тех, кто не может попасть на концерт. А рабочие получают зарплату и, если пожелают, смогут купить билеты. Попутно мне пришлось обрезать Пименову, которая пыталась сама определить, что она будет делать на этом концерте. До чего люди наглеют. Я попросил тов. Мармонтова, чтобы никакие деловые разговоры и переговоры не происходили при артистах. Их дело работать, а не разглагольствовать, что их устраивает и что не устраивает! Работа по-настоящему еще не развернулась. Пою покамест по закоулкам Амурской области и Хабаровского края. Значит, честно рассказать о своем удовлетворении проделанным нельзя, рассказывать же о своих неудачах совершенно неинтересно.

Обошли почти всю Совгавань, ходили по горам и долам этого города. Сперва вместо промтоварного магазина, куда стремился Кабалов, попали в Управление промторга. Оказалось, что нужный магазин находится от нас на расстоянии километра, Туда я наотрез отказался идти. Поднявшись по каким-то мосткам, через некоторое время мы напали на гастроном, в котором оказалось сливочное масло. Интересная деталь. Когда мы шли по мосткам, вокруг нас был настоящий лесок из елей и березок, на дорогу проступала подпочвенная вода, которая причиняет много ущерба дорогам, она их размывает. И вот на одной из елей мы увидели настоящую кукушку, которая, не обращая никакого внимания на проходящих людей, усердно куковала. Я до сего момента никогда не видел живой кукушки, кроме кукушки из старых бабушкиных часов. Так вот эта самая кукушка накуковала мне всего 4 года жизни. Оптимизма, конечно, мало, но ничего не поделаешь. Значит, столько положено жить (совпадение, конечно, но через 4 года, в 1959-м, Козин получил второй «срок». — Б.С.). Продолжаю дальше. Из гастрономического магазина перешли в ювелирный, в котором мне понравился набор из 7 слоников, выточенных из кости, но стоит дорого — 81 рубль.

Второе отделение сегодняшнего концерта (№17) в клубе на Знаменке: 1. «На далеком берегу». 2. «Костромская-калужская». 3. «Всем ты, молодец, хорош». 4. «Мой костер». 5. «Рассказ ямщика». 6. «Песня про шофера». 7. «Песня о матери». 8. «Чудо-чудеса». 9. «Не сердитесь». 10. «Песня о бурке». 11. «Нищая». 12. «Вот ведь вы какая». 13. «Комарик». 14. «Осень». 15. «Неприятность». 16. «Одывэс». 17. «Дружба».

Все пел отвратительно!

Сейчас вызвали «скорую помощь» к Деревягиной (у нее появилось кровотечение!!). Спрашивается, что это? Если обыкновенные месячные, тогда незачем вызывать врача; если беременность, тогда противопоказано танцевать. Вот уж действительно собрались две парочки. До чего все отвратительно и до тошноты цинично. Тошнотворны их разговоры, откровенные до полного предела. Вот это и есть настоящая эстрадно-опереточная артистическая гниль. Вот что надобно искоренять и выжигать каленым железом. Что это за жизнь и что это за женщины? Какое уважение можно иметь к ним? Абсолютно никакого. Затем, как все отвратительно относятся к порядку в уборных, которые им предоставляются. А когда эти, с позволения сказать, «работники искусств» покидают сцену или уборные, то туда необходимо посылать мифического Геркулеса, чтобы очистить сии «авгиевы конюшни».

Туман окутал бухту. Сквозь него еле-еле проглядывают силуэты стоящих на якорях судов. Ветра не замечается, потому что дым из труб поднимается прямо.

Вчера пел настолько плохо, что долго не мог заснуть. Тернер также был не на высоте положения. Играл не в тех тональностях, в которых положено. Играл грубо, громко. А когда я начинаю прислушиваться к пианисту, я теряю контакт с публикой. А когда нет контакта, нет и концерта. Сны опять вижу тревожные. Перед пробуждением видел мать, которая вернулась с какой-то общественной работы (прополка огородов) грязная, запыленная, с остатками слез на впавших глазах. Лицо страдальческое. Когда я вижу во сне мать в таком состоянии, я долго не могу прийти в себя. Я целый день чувствую какую-то тревогу, ожидаю чего-то неприятного.

12.25. Около 10 часов за нами пришел катер ДОСА, и около одиннадцати мы были уже на другом берегу бухты. Автобус доставил нас в гостиницу Желдорбата. Деревягиных оставили на том берегу, ей в больнице будут делать аборт.

Осмотрел зрительный зал ДОСА — имеется рояль «Брауншвейг» в хорошем состоянии. Зал небольшой, мест на 360. В номере у меня разбилось зеркало, точь-в-точь как в Москве перед арестом. Не знаю, верить или не верить грядущему несчастью. Ах, будь что будет, мне не привыкать стать, больше об этом не буду думать.

В продуктовом магазине купил две баночки зеленого горошка, банку толстолоба, банку какао со сгущенным молоком и свиную колбасу.

В номере, действительно, холодновато, ну ничего, вытерпим.

Настроение от вчерашнего концерта подавленное. Помимо того, что пианист, не освоившись со многими вещами, начал нестерпимо барабанить, я почувствовал, что не могу петь piano, как подобает. Начинается трагедия, которую надобно закончить в Хабаровске. Да, теперь самое время отбрыкиваться от театра и постараться уйти на другую работу.

Деревягина и Фролов приехали с того берега. Звонил кто-то из Хабаровска к нам, но ввиду повреждения телефонной линии не мог говорить. Сегодня и завтра концерты в «филиале ДОСА», так называют здесь местный клуб. Как-то выдержу? Приходила группа матросов с просьбой сфотографироваться с ними, пришлось исполнить их просьбу. Фролов привез мне новое зеркало, правда, не очень правильное, но пока и это сойдет. В Хабаровске или Комсомольске куплю себе более подходящее. Сегодня приобрел штапеля на одну рубашку с короткими рукавами, черные трусы, носки и два гримировальных вафельных полотенца, пачку лезвий «Нева», кусок мыла «Шипр» — сразу вылетела сотня!

Сон вчера был очень интересен по своему содержанию. Начало его, несомненно, навеяно вчерашней детской передачей «Кораблик». Как будто в руках у меня мягкий каркас автомобиля «Победа», который может складываться и, если надобно, снова превращаться в машину. Какая-то комната. Знаю, что в ней находится мать, на столе стоит большое количество выточенных из кости или мрамора фигурок различных зверей. Я должен куда-то идти, чтобы починить свой автомобиль. Иду по огромному крутому склону лесистой местности, поросшей редкими, но высокими деревьями, которые своими кронами образовали лиственный купол. Дорога по склону ведет к дому, наружная дверь которого открыта так, что видна крутая длинная каменная лестница, заканчивающаяся также дверью. На душе у меня тревожно, я тороплюсь, потому что с вершины горы на огромном светло-сером коне едет какая-то фигура с длинным мечом, в моем представлении это ангел смерти. Предчувствие подсказывает мне, что его появление связано со мной, и тогда я говорю этой фигуре подчеркнуто миролюбиво: «Проезжайте с богом!» Сам же начинаю торопливо идти к дому, чтобы скрыться в нем. Я уже начал подниматься по лестнице, как у входа возникла женщина, которая, размахивая кинжалом, закричала: «Убью, если не вернешь Евангелие!» Всадник на коне круто поворачивает и, подняв меч, направляется ко мне. Я бегу по лестнице и громко зову: «Иисус, Христос-батюшка, услышь! Впусти меня!» У дверей неожиданно появляется мужчина с розовым, без морщин лицом, черные глаза ярко блестят, на голове у него черная шляпа, меня осеняет, что это духовная особа — кардинал. Я во второй раз кричу: «Иисус, Христос-батюшка, услышь меня!» В душе теплится надежда, что Бог поможет мне и дверь, раскрывшись, спасет меня от приближающихся враждебных существ. В это время «кардинал» произносит:

«Я прощу тебя, если ты уйдешь из театра», и... я просыпаюсь. Стрелки часов показывают 1.30 ночи. Полчаса я не мог уснуть. Последующие сновидения являлись продолжением одно другого до самого пробуждения. Тема: я снова в лагере, до нового освобождения остается 5—6 дней. Какие-то надзиратели, заключенные — мужчины и женщины, некоторые лица знакомы мне.

Вчера второй концерт еле-еле допел. Устал страшно. Тернер вместо вступления к «Одывэсу» заиграл «Ехали цыгане». Вступление к «Осени» тоже обернулось какой-то несусветицей. Конечно, он очень устал, и от переутомления у него ослабло внимание. Два концерта трудно делать при таком антураже, от которого никакой помощи. Они еле-еле наскребывают одно отделение.

С утра с голосом плохо. Попросил отменить шефский концерт на эсминце или сделать его без меня, иначе я не смогу спеть концерт вечером.

В соседнем номере живут Пименовы: без конца ссорятся, чуть ли не дерутся. Она чего-то не хочет, он настаивает. Она начинает кричать. В общем, странное сочетание мужчины и женщины по внешности и по национальности. Лишь в одном эта пара сходна друг с другом — в отсутствии ума. Хотя он пытается разглагольствовать о моральных материях, беря примером и мерилом свой брак и свою семью. Это смехотворно, но, к великому сожалению, такая «семейная ячейка», подкрепленная партийным билетом, создает впечатление, что они действительно-таки нормальная и счастливая супружеская пара. Вот в чем ужас!

Сегодня должны поехать с концертом в порт Ванино — знаменитую пересылочную базу. Там я также никогда не был. В Магадан меня везли через Владивосток и Находку.

Вчера, когда мы садились на катер, чтобы ехать к рыбакам, моряки с военного судна, стоящего у этого же пирса, просили зайти к ним, чтоб вместе сфотографироваться. Хотя я и дал согласие, но воспользуюсь пасмурной погодой и, конечно, не пойду, она для меня послужит отговоркой.

Катер, на котором мы ехали, выпускал из трубы отработанный газ такими ровными кольцами, что вызывал ассоциацию с жонглером, манипулировавшим в воздухе обручами. Я пожалел, что не имею фотоаппарата, чтобы запечатлеть это красивое зрелище, когда в воздух выбрасывались друг за другом одинаковые кольца не дыма, а будто твердого вещества. Поднимаясь вверх, они долго сохраняли свою аккуратную форму.

Клуб рыбаков напоминает мне некоторые колымские приисковые клубы. Такие же неопрятные, сырые и неуютные конурки. На сцене два пианино. Одно расстроено, другое «настроено» каким-то халтурным «расстройщиком», получившим за это дело триста рублей, как клятвенно уверял заведующий клубом с татуированными руками. Тернеру пришлось подстраивать инструмент. Вчера из этого клуба выжали пять с лишним тысяч рублей. Рассказывают, что бедные рыбаки были трижды обмануты, трижды им возвращали деньги за несостоявшиеся концерты: Крючков заболел, цыганский ансамбль отказался из-за холодной погоды, и еще какой-то гастролер почему-то заартачился.

Когда сходишь с пирса, тебя обдает таким запахом гнилой рыбы, что кажется, словно сам разлагаешься, но через минуту обоняние привыкает к нему. Не удалось увидеть тушу кита, которого случайно убили при артиллерийских военно-морских учениях. Tушy прибуксировали к пирсу рыбного завода. В темноте не хотелось идти, очень уж устал от концерта, а больше от ожидания, приехали слишком рано, за час до начала. В продовольственном ларьке оказалась маринованная и копченая сельдь, я купил и той и другой. Хлеба не было в поселке в этот день никакого, кроме сухарей и пряников! Купил бутылку кагора ленинградского винзавода, разлива 1951 года, т.е. выдержанного.

Я не люблю певиц, которые визжат, а не поют. К таким лающим певицам относится и наша (очевидно, намек на Пименову. — Б.С.). Несчастная искренно думает, что она вокалистка высокого класса, и, видимо, это ей усиленно внушает ее муж. Недалекие, но преуспевающие супруги.

Вечером хлынул дождь, но к 18 ч. прекратился, пришла первая машина. Пименовы, Тернер и администратор уехали. Из телефонных переговоров администраторов я понял, что концерт в Ванино может не состояться ввиду отсутствия пианино. В ДК Дальстроя, имеющем зал на 200 мест, очевидно, имеется инструмент, но они не хотят одолжить его клубу портовиков, потому что наши «администраторы» наотрез отказались давать концерт в ДК Дальстроя ввиду его маломестности. На стороне администраторов — козырь, заключающийся в том, что не они старались, так сказать, «навязаться», а их упросили устроить концерт, но, когда они убедились в невозможности достать инструмент, решили отказаться почти перед самым началом. Каштелян и Мармонтов вправе требовать от них оплаты за простой артистов в случае невозможности проведения концерта. С этой целью с первой машиной и послали Пименовых и Тернера, чтобы артисты были на месте в случае составления акта. Поглядим, чем все это кончится.

Боже мой, как надоел этот дубовый Нечаев. Неужели на радио не могут до сих пор понять, что он совершенно не умеет петь? Или, быть может, такой стиль пения всех устраивает? В царское время был такой пластиночный певец Бобров, записывавшийся в самых дешевых граммофонных фирмах, продукция которых продавалась в чайных, трактирах, деревнях. Вот такого же плана и Нечаев.

В Ванино пел отвратительно. Публика принимала очень слабо, в то же время слушала внимательно. Но я решил перед ней не вытрющиваться, хочет слушать, пусть оказывает знаки внимания. А вообще программа концерта подобрана порочно, и антураж по своему репертуару не для моего концерта. Об этом я и раньше заявлял, еще в Магадане. Сейчас мне необходимо закончить поездку по Хабаровску, а затем отказаться от дальнейших гастролей под предлогом, что я не могу петь каждый день. Либо через день, либо, в крайнем случае, день отдыха через два дня концертов. Если пойдут на это, буду петь. И я не могу больше ездить с этой компанией, в особенности с Пименовыми.

Сейчас ругаю себя за вчерашнюю несдержанность. Но все ж таки правильна народная пословица, что устами младенцев глаголет истина. Вчера на концерте какой-то мальчишка лет 12, подавая записку, сказал: «Дедушка, возьмите!» Стар я стал внешне! Вот почему я не хочу дальше петь! Как ни молодись, а годы берут свое, и нужно как можно скорее кончать такие, с позволения сказать, выступления. Сегодня же переговорю с Мармонтовым, чтобы поездку закончить Хабаровским краем и тихо возвратиться в Магадан.

Вчера был концерт (№25) в клубе ВВС — здание снаружи ничего особого не представляет, обычного барачного стиля. Внутри по-дилетантски, но с любовью оборудованное помещение. Хорош паркет фойе, содержащийся в образцовом состоянии. Сцена мелкая, не приспособленная для спектаклей и крупных постановок. Рояль непригоден. Пианино пришлось подстроить. Зрительный зал мест на 360, с колоннами, стулья светлые, что придает помещению некоторую нарядноетъ, ее дополняют «французские» занавеси на широких окнах.

Деревягина умудрилась во время исполнения танго «Жалюзи» занозить указательный палец левой руки. Этой паре действительно-таки не везет. Танцевать третий танец они не решились. Видимо, она чувствует себя еще слабо.

В Совгавани мы находимся уже с 18-го числа, и еще предстоит 4 концерта — это почти полмесяца. Время бежит как черт знает что. Каштелян сегодня выехал в Комсомольск заделывать концерты.

Вчера около автобуса стояла группа зрителей, одна блондинка такими горящими глазами глядела на меня, что мне, «бывалому», сделалось не по себе. Будет ли она завтра, на прощальном концерте, не знаю. Но чувствую, что будет!

Кажется, пора собираться ехать на концерт в филиал ДОСА. Буду все брать в чемодан ввиду ненастной и сырой погоды. Тернер ездил туда и сказал, что на сцене имеется приличный рояль, что зал больше, чем в клубе ВВС, следовательно, около 500 мест.

Сегодняшним днем началась вторая половина 1955 года. Время летит, как птица, словно ускоряясь в своем движении по мере того, как ты стареешь.

Сегодня видел сон: где-то около железной дороги происходит погрузка и разгрузка бревен, и я наблюдаю, как ловко манипулирует их сортировкой какой-то грузчик. Затем я переношусь на вокзал, здесь я иду по залу, и в моем сознании вертится мысль: где касса? К платформе подходит пассажирский состав, я срываюсь с места и спрашиваю, где продаются билеты на Москву, замечаю наконец у кассы небольшую очередь. Затем я соображаю, что мое пальто и чемодан находятся там, где моя бригада.

Как обычно, начинается бег к поезду, но я сейчас не помню, сел ли я в вагон или, по обыкновению, поезд уходит на моих глазах.

Вчера на концерте получил от адъютанта Георгия Сергеевича (вероятно, какой-то большой морской «чин». — Б.С.) записку, в которой он просил меня исполнить песню «Рюмка водки», — сам за кулисы не пришел. Зато подошел после концерта «пропагандист», как он отрекомендовался, и спросил, согласен ли я выступить перед матросами в воскресенье в шефском концерте.

Погода с утра пасмурная, неприятная, временами идет дождь. Когда вчера возвращались с концерта, с бухты ветром гнало туман, настолько сильный, что автомобильные фары далее пяти метров не просвечивали дорогу.

Узнал кое-что о Пименовых и их пошлых, мерзких душонках. Совершенно случайно на почте, сдавая письмо, которое меня просил опустить Пименов, я был остановлен девушкой, заметившей, что конверт надобно заклеить, он расклеился. Какое-то чувство пересилило во мне стыд за прочтение чужого письма. И лучше бы мне его не просматривать. Они, конечно, дети в искусстве, но дети, подпорченные театральной богемой и эстрадной пошлостью. Я решил сделать другое: написать его матери письмо, в котором она бы попросила их быть чуть скромнее. Пусть это закончится каким-нибудь инцидентом. Письмо я пошлю из Комсомольска, да простит мне Бог и моя совесть, что я совершил такую подлость, как прочитывание чужого письма. Это будет для их же собственной пользы. Они еще молоды, но хотят бороться за свое место в искусстве. Правда, такие дореволюционные способы борьбы изживаются, но еще все-таки существуют. Пусть мать им скажет, если она умная и мудрая женщина, что так не поступают, что так не отзываются о старом артисте, который уже сделал свое дело, может, конечно, незначительное в искусстве, но все-таки заметное. И что они благодаря этому, «злящемуся», по их мнению, артисту получат новый отличительный ценз, что их хоть кто-то будет знать. Вот этого они не понимают или не хотят понять.

Приехали около 6 часов. Переправа через Амур, благодаря дремотному состоянию, показалась незаметной, хотя она была и в действительности довольно быстрой. От ст. Комсомольск-пристань всего 10 км до вокзала ст. Комсомольск, там нас ждал Каштелян с тремя машинами. По дороге нас обогнала грузовая машина, везшая крыло обгоревшего самолета, который разбился вместе с летчиком. Оказывается, катастрофы с реактивными самолетами довольно часты.

Город огромный, красивый, масса строящихся домов. Дома каменные, многоэтажные. Остановились в единственной пока в городе гостинице «Амур». Номер называется «люкс», двухкомнатный, с ванной, умывальником, но... без уборной. Просто поражаюсь!

Как обычно, дело не обошлось без хамежа со стороны этих двух пар. Но чем больше они хамят, тем более льют воду на мою мельницу. Необходимо переговорить по этому поводу со Слюзко, это мне начинает надоедать.

Совгавань оставила во мне тяжелый душевный осадок, как будто я потерял любимого человека. Почему так случается в жизни, ведь в сущности ничего не было, даже разговора. Вчера в одном вагоне с нами ехал паренек лет 20, техник вагонного депо. Направлялся в дом отдыха. На перроне я заметил, как он прощался с матерью и сестренкой, был навеселе. Вполне могло быть, что раньше он никогда не ездил в купированных вагонах и не знает правила поведения в таких случаях. В одном купе с ним ехали женщина с девочкой лет 15 и какой-то пожилой мужчина. Парень, будучи в нетрезвом состоянии и забыв, что он отдал свой билет проводнику, начал искать его, перерывать свой чемоданчик, выкидывать из него незатейливое белье. Естественно, что он крепко выругался, в раздражении бросил свою рубашку на противоположное сиденье, на женщину, которая уже лежала, та возмутилась, стала называть его «паршивцем». Наши моментально присоединились к возмущению. Я подумал, как быстро эти хамы забывают о своем собственном поведении в обществе, а к ним-то можно предъявить настоящие моральные претензии, нежели к мальчику, который только начинает вступать в жизнь.

Вчера в своем купе играли в «кинг», все четверо так громко разговаривали и так смеялись, что было слышно по всему вагону. Такое впечатление, что в купе сидели пьяные проститутки и их ухажеры-собутыльники, а не уважающие себя актеры. Ну, и черт с ними!

Первый концерт (№30) состоится в ДК завода «Амурсталь». Это, конечно, несолидно, но объясняется тем, что после очень недавних гастролей городской публике якобы нужно дать некоторую передышку. Зачем тогда раньше времени нужно было уезжать из Совгавани, там мы могли бы дать еще пару концертов.

14.23. Походили по магазинам. В универмаг пришлось ехать на автобусе. Я увидел такси и побежал к нему. Фролов опрометью перехватил его и тогда уже пригласил меня, но я, конечно, отказался. Больше я с ними разговаривать не буду, пока не осознают своей нетактичности и не извинятся. Хамства я не намерен прощать или не замечать. Купил в книжном магазине Полонского «Избранное» из серии «Библиотека поэта».

Города, конечно, нельзя узнать. Большие массивы каменных зданий, широкие асфальтированные улицы. Удивительно только, что в таком огромном городе одна небольшая гостиница, которой, разумеется, не хватает ввиду большого количества приезжих.

Здесь встретил М. Ершова (из Большого театра), он здесь в комиссии по отбору художественной самодеятельности на смотр 1956 года. Очень постарел, как бы несколько полинял. Но, видимо, остался таким же, каким был.

Купил в ювелирном магазине изящный пульверизатор. Курительных трубок нет. Магнитофонов также. Чемоданов больших нет. В комиссионном продается за 950 руб. пишущая машинка «Москва». Там же продается приемник «Нева» с 15-метровым диапазоном стоимостью 1000 с чем-то рублей.

Мармонтову дал согласие ехать дальше. Он должен выехать из Комсомольска 7-го числа, сперва в Хабаровск, оттуда на Читу и Иркутск, с тем чтобы, заделав концерты, вернуться в Хабаровск к окончанию моих выступлений там, произвести с филармонией окончательный расчет и выехать вместе с нами в заделанные города.

Дом культуры завода «Амур-сталь» находится в заводском поселке. Поселок утопает в зелени, чудесно распланирован, мостовая залита асфальтом. Все производит впечатление аккуратности, чистоты и заботливого внимания к человеку и жилищным условиям рабочих этого завода. Архитектура ДК внешняя и внутренняя очень оригинальна и даже красива. Хотя его директор жаловался на некоторые недостатки, на нехватку помещений, в том числе и для библиотеки. Зрительный зал (на 500 мест) расположен амфитеатром, как на стадионе. Сцена мелка для постановок, концерты могут проходить, по обеим сторонам располагаются две артистические уборные. Имеются умывальник, туалет и отдельный выход. На сцене два пианино. Оформление кулис из черного бархата с золотистым бархатным занавесом. Директором ДК является тот самый, которого недавно ругали в «Тихоокеанской правде» за бездеятельность. Он 15 лет тому назад был худруком тут же, в Комсомольске, на Дземге, в клубе им. Баранова. Там, в его кабинете, где мы тогда жили, была написана и посвящена девушкам Комсомольска песенка «Вот ведь вы какая».

После концерта этот директор по-артистически «лицемерно» расцеловал меня, хотя целовать было не за что. На улице меня окружила группа молодежи. Пришлось немного ждать автобуса.

С вечера погода обещала быть хорошей, утро подтвердило этот прогноз, но мне кажется, что во второй половине дня обязательно польет дождь. Дворец культуры в Комсомольске — самое большое театральное здание города. Сцена 5—6-этажной вышины, но, как мне показалось, по сравнению с этой высотой, боковые декорационные карманы маловаты. Глубина сцены вполне достаточна для самых больших постановок. Зрительный зал построен стадионообразно, на 900—950 мест, стены и потолок изукрашены лепными орнаментами и живописью. Для такого театра, конечно, на сцене нужно иметь рояль, а не пианино. Свет был неполон, нижняя рампа не работала. Верхний свет освещал лишь мою лысину.

Вчера опять прислушивался к грубому, топорному аккомпанементу Тернера. В особенности это заметно на «Чудо-чудесах», «Осени» и «Дружбе».

Вчера в магазине №1 Военторга купил за 110 руб. коричневого цвета чемодан, три зеркала и 4 булавки.

Ершов рассказывал свои умопомрачительные приключения в Комсомольске. Он ничуть не изменился, все такой же во всех отношениях.

Что делать с балетной парой? Все время во время поддержек по разным причинам Деревягина срывается в вальсе Мошковского. Вчера опять то же самое. В финале она сорвалась и соскользнула вниз. Я объясняю это тем, что она не соразмеряет величину сцены, которая в разных помещениях разная. Не учитывая этого, а также в силу своей неопытности они просто теряются и мало тренируются. Тернер рассказал, что, немного порепетировав с ним, они остались ругаться друг с другом.

Звонила Белозерская, сильно возмущалась дерзостью невнимательного отношения к ней со стороны Кабалова. Она возвращается из Владивостока в Хабаровск 13-го числа поездом «Владивосток—Благовещенск», это около трех час. дня, просила передать Кабалову об этом, а также о своем недовольстве его невниманием. Оказывается, во Владивостоке меня ждут, и Белозерская привезет мне кое-какие приятные новости.

Выйдя из книжного магазина, я заметил в открытом окне первого этажа какого-то дома изумительного сибирского кота рыжей с белым масти. Но как бы ни было красиво это животное, никто не заменит мне и не изгонит из моей памяти моего дорогого «чумазика». Макушка мой милый, как тебя я любил, люблю и буду любить, пока окончательно не сдохну.

До чего же в этом году изменчива и неустойчива погода. Как у капризной женщины, буквально не знаешь, что ей взбредет в башку через минуту.

Вчера наконец был аншлаг, но я пел по-прежнему отвратительно. Какой-то молодой человек нерусской национальности преподнес букет полевых цветов. Это в первый раз за всю поездку. Публика принимала неровно, она, видимо, привыкла слушать гастролера в двух отделениях. Надобно будет попробовать это в каком-нибудь концерте. Но я боюсь, как бы это не повредило успеху антуража.

Сегодня радио передало сообщение о решении создать совместными усилиями фильм о русском путешественнике Афанасии Никитине, посетившем Индию за четверть века до португальца Васко да Гама. Роль русского землепроходца из Твери будет играть Н. Черкасов (в действительности в фильме снялся О. Стриженов. — Б.С.). Сценарий создаст индусский автор. Фильм, очевидно, будет цветным. Чем же замечателен этот землепроходец? Он положил начало установлению дружественных отношений между народами России и Индии. То же самое, вероятно, хотел сделать и Павел I несколькими столетиями позже, но за эту попытку был задушен, по указанию Англии, заговорщиками у себя в спальне. От сумасшедшего российского императора трудно было ожидать более невразумительного решения, нежели завоевание Индии. Афанасий Никитин определенно был умнее. Павел, наверное, читал хотя бы в детстве его записки «Хождение за три моря», но он не захотел, подобно Никитину, посетить Индию с дружественной целью. И вот какова судьба того и другого. Один забыт или его вспоминают лишь недобрым словом, а другому 31 мая 1955 года открыт в Твери памятник, на пьедестале которого высечена надпись: «Отважному русскому путешественнику Афанасию Никитину в память о том, что он в 1469—1472 годах с дружественной целью посетил Индию». За это к его памятнику поднесли и возложили цветы полномочный посол Индии в СССР К.П.Ш. Менон с супругой.

Вчера мы специально перед концертом заехали в клуб им. Баранова, в котором я выступал 16 лет тому назад. Все здесь изменилось к лучшему. Здание оштукатурено. Вокруг на месте тайги и редких деревянных бараков протянулись асфальтированные улицы со светлыми многоэтажными домами, с широкими тротуарами и зелеными насаждениями. Неподалеку от клуба расположился стадион, рядом парк, в котором построен похожий на ангар Летний театр Ленинского района г. Комсомольска, вмещающий до 1500 человек. Внутренность — курзального стиля. Сцена огромная, но оборудована не по-театральному, особенно в отношении электрофицированности. Закулисная часть состоит из 7—8 артистических уборных. На сцене — пианино изделия гор. Молотова с тугой, ученической клавиатурой. Обслуживающий персонал жалуется, что на этой сцене невозможно проводить киносеансы из-за плохой акустики, а по-моему, это сплошная чушь. Надобно лишь увеличить количество динамиков и соответствующим образом расположить их. Я видел, какой огромный экран можно повесить на сцене. Чем объяснить нежелание руководства устраивать здесь киносеансы? Один из парней, видимо, участник самодеятельности, рассказал, что зимой из кинобудки утащили всю проекционную аппаратуру. Совершенно очевидно, что люди, которым поручено руководить Летним театром, попросту не на своем месте. Как вчера выяснилось, директор любит выпить, отсюда все их беды.

Звонил Каштелян, сказал, что к 7.30 будет небольшой автобус. Как наберу сегодня народа? Утром там, оказывается, выступал Дальневосточный ансамбль песни и пляски. Очень жалею, что его не удалось поглядеть со всех точек зрения.

Вчера опять были неприятности с балетной парой. Они переругались и передрались друг с другом. Какой позор! Как будет от этого неприятно Григорию Михайловичу. Что это за семейная жизнь? Мне пришлось снять их третий танец, потому что они оба были в невменяемом состоянии. Все-таки необходимо переговорить со Слюзко в отношении их. Если Фролов не явится сегодня на концерт, то это ему будет зачтено как прогул.

Сейчас в 8.40 утра Кабалов рассказал, что вчерашний инцидент между «балетными» произошел якобы из-за того, что муж не познакомил жену со своим встретившимся ему в городе товарищем. Следовательно, я прав, считая, что если случится срыв с их стороны, то они оба в одинаковой степени будут виноваты.

Сегодня должен прийти один человек и принести обещанные стихи. Мне не очень верится, что он может написать что-то приличное. Ну, если придет, посмотрим, что он предъявит. Мне кажется, он несколько молод, чтобы быть хорошим поэтом, как он себя самодовольно отрекомендовал.

Вчера опять эта неугомонная пара во время «Танца поваров» устроила небольшой скандальчик, прибежав ко мне в уборную. Сперва ворвался Фролов, дико вращая глазами: «Вадим Алексеевич, скажите Деревягиной, чтобы она прекратила ругаться на сцене во время танца». Потом вбежала Деревягина и пояснила, что он нарочно ударил ее об пол, и тогда она специально громко крикнула: «Ты что, меня убить хочешь?!» Мне кажется, что они оба не имеют никакого права делать такие вещи на сцене. Фактически они не танцуют, а показывают со сцены заведомый брак. Либо они обязаны пересмотреть свои отношения, либо их надо исключить из бригады. Взаимная ненависть друг к другу, временная или окончательная, пересиливает профессиональный долг артиста перед искусством. Впрочем, я и раньше заявлял, что все они без исключения никакого отношения к искусству не имеют.

Когда я слышу слова, «супруги», «муж», «жена», я прихожу в неистовствующее бешенство, ибо применять такие слова ко всем этим людишкам просто преступление! «Пименовское сочетание» никто в театре не считает супружеской четой, даже внешне эта пара выглядит слишком нелепо и смешно.

Кабалов странно связался с трепетной ланью. Тернер едет разводиться с женой.

Балетная пара, отбросив все приличия, делает брак на сцене. И еще «они» и им «присные» имеют право упрекать или порицать меня в каких-то моральных отклонениях. Да я во сто крат чище и кристальнее, чем они все, вместе взятые. Я себя так чувствую и не притворяюсь, и не лицемерю. Мерзавцы и ханжи!

Сейчас постираю последние рубашки, затем съезжу в универмаг, на базар и буду собираться в дорогу.

При отъезде на вокзал пришлось ждать балетную пару, так как они, видите ли, не успели собраться вовремя. Мы уже все сидели в автобусе, и я послал Гарика за ними. Первым появился Фролов и свалил всю вину на Деревягину, потом пришла какая-то девочка (их родственница) с сумочкой, из которой торчали: балетная туфля, кусок веночка с головы, какая-то тряпка и будильник. Затем появилась ничуть не смущенная Деревягина и стала весело усаживаться, совершенно не чувствуя, что семеро ждали одну. Таково воспитание этой балерины.

Мы с шиком подкатили на автобусе к самому вагону, началась неразбериха с железнодорожными билетами по вине Каштеляна. Я попросил проводника дать мне как можно быстрее постельное белье и, приняв три облатки бромурала, вскоре заснул.

Проснулся около 7 ч. утра. Встав и помывшись, я сложил белье и постель, как полагается, чтобы проводнику было меньше работы. Пришла Деревягина и попросила разрешения всем собраться в моем купе, чтобы публично извиниться перед своим супругом и признать свою вину перед ним. Он предъявил такое условие, чтобы не устраивать скандала в Хабаровске, куда должны приехать ее мать и ребенок. По крайней мере, она так мне разъяснила цель такого покаяния и самоуничижения. Я сделал вид, что все принимаю за чистую монету. Комедия была закончена.

Поезд приближался к Хабаровску. На небе появились признаки дождливой погоды, и вскоре мы попали в полосу грозы. На станции Волочаевск-2 стояли минут десять. Откуда-то на перроне появилась девочка-цыганка, лохматая и заспанная, в грязной, в складку, юбке, с вплетенными в волосы замусоленными обрывками цветных лент. Медленно ступая босыми ногами по гравию перрона, она безучастно побрела по направлению к вокзальному буфету, яростно почесывая затылок

Поезд подходил к Амуру. Поначалу мы увидели образовавшийся от дождей рукав, подходящий вплотную к железнодорожной насыпи. И только километра через полтора показался сам Амур, медленно кативший свои желтые воды. Приближался Хабаровск. Промчались по тоннелю, замелькали пригороды, и наконец мы плавно остановились у вокзального перрона. Встречали: Мармонтов и... Белозерская, приехавшая на день раньше, чем обещала по телефону, из Владивостока. Быстро, без обычных разборок, погрузились в машины и уехали в гостиницу.

Я рассказал Белозерской обо всех инцидентах с этой балетной парой, с тем чтобы она все передала Слюзко. Женщина она умная и, надеюсь, сделает так, как это мне надобно. Вдобавок она что-то имеет против этой четы. Я был приглашен Валентиной Николаевной к ней на обед, а остановилась она в квартире Слюзко, состоящей из двух комнат, кухни, ванной и туалета. Квартира обставлена всем необходимым. Имеется пианино — старое, расстроенное, приемник «Беларусь». Все это, между прочим, продается. Видел массу фотографий Грибковой, Григория Михайловича. Мать Грибковой — простая женщина, сумевшая воспитать 4 дочерей, из которых одна: Анна Васильевна — актриса оперетты, имеющая звание заслуженной артистки РСФСР и депутата городского совета. Мать может гордиться — воспитание пошло впрок детям. Белозерская во время обеда совершенно уверенно обещала, что я буду иметь у себя в Магадане пианино, следовательно, надобно приготовить деньги, не менее 6 тысяч.

После обеда позвонил Пименов, моментально все было убрано со стола. Он пришел за чемоданом. Я попутно взял свой. Решили идти вечером в цирк. Но по приходу домой я почувствовал такую слабость, что разделся и лег в постель. Видя беспомощность своих попыток вытянуть Козина из постели, компания ушла без меня. Я же проспал до 10 часов вечера, затем, одевшись, спустился вниз, там встретился с Панасюком Петром Михайловичем (кто такой, неизвестно. — Б.С.). Через некоторое время вернулись Тернер и Мармонтов, которым не понравилась цирковая программа.

Сегодня первый концерт в Хабаровске после 15-летнего перерыва. Настроение какое-то тревожное, неспокойное. Для чего, спрашивается, я пою? Не издевка ли это? Мне кажется, что да! «Тебе хочется петь, но ты будешь петь там, где мы укажем. Некоторых городов ты недостоин». На что отвечу: «Я хочу подработать небольшую толику деньжонок, чтобы свить себе под старость гнездо и положить на вас с прибором, получив законную пенсию за мой труд». Я вовсе не рвусь петь, пусть лижут зады все те, кто таким способом добивается прощения. Я больше ни в чем не виноват. Прежде всего, я чист перед самим собой, перед Богом и перед великим русским народом, он не считает меня виновным — я это понял, а правители приходят и уходят. Вот перед ними я не хочу распинаться, о чем-то просить и унижаться.

Вчера взбесило хамство наших «артистов». Пришли и заняли все места в артистической. Но после концерта у них настроение стало неважным. Приехал О. из Магадана (вероятно, какая-то «шишка», проверявшая содержание доносов на Козина. —Б.С.), он присутствовал на концерте и лично убедился, что все письма, которые писали эти артисты в кавычках, — ложь и самохвальство, ни на чем не основанное.

Сегодня Мармонтов должен вылететь в Красноярск. Не знаю, как будут проданы билеты на субботу и воскресенье и чем я буду петь.

Вчера обедал в ресторане, за столиком сидели двое парней. Без пиджаков, в голубых рубашках с короткими рукавами. Они изрядно нагрузились пивом. Руки и, видимо, все тело — в наколках. У того парня, который выглядел чуть интеллигентнее, на руке было выколото изречение: «Шути любя, но не люби шутя». Парень интересный по внешности, но, кажется, блатной по внутреннему содержанию. Судя по обрывкам разговоров, стало ясно, что они — моряки. Долго были в плавании, сейчас вернулись домой. Пытались объяснить, что дома их ждут «жены», которые, как я понял, оказались седьмой водой на киселе, другими словами, сожительницы. В итоге выяснилось, что и сожительниц никаких у них в Хабаровске не было.

Они рассказали про случай, происшедший в Комсомольске после нашего отъезда. Над Амуром реактивные самолеты производили учебные стрельбы. Одна из пулеметных очередей попала в нефтеналивную баржу, и та взорвалась. У ребят произошел спор, кто виноват в случившемся: летчик или тот, кто давал цель для стрельбы? Мне кажется, летчику определенно влетит. Да и всем не поздоровится. Невозможно такое положение, чтобы гражданские объекты подвергались такой гибельной опасности. Своей фамилии я им не назвал, а также отказал в просьбе засняться с одним из них.

Я почему-то себя очень плохо чувствую от жары, а может быть, это происходит из-за плотного материала моего синего костюма. А вообще что-то странное творится в атмосфере. Не результат ли это испытаний американских водородных бомб? Такие же странные пертурбации испытывает и Япония.

Рубашки мне шьются (из китайского шелка, приобретенного мной в Совгавани). Как они получатся, не будут ли испорчены — не знаю.

Вчера закончили четыре хабаровских концерта (№№37—40). Сегодня у меня наконец день отдыха. Как я устал от всех этих дрянных людишек. Как они меня измучили!

Ночью шел дождь, освежил землю. Днем должно быть несколько прохладнее. Был у тещи Слюзко, одна рубашка завтра будет готова (белая — из штапеля). Уговорились об оплате за работу.

Завтра Михаил Петрович Ершов уезжает в Москву, отбор худож. самодеятельности они закончили. Я ему завидую, он может возвратиться к себе домой, в свой кров! А я?! За что я должен быть на каком-то полулегальном положении? Больше я себя виноватым не считаю. Хватит. Сейчас я затравленный зверь. И я больше не верю ни в какой гуманизм. На себе я испытываю одно лишь издевательство и несправедливость. Я сейчас невинен, как двухлетний младенец.

Вечером было производственное собрание бригады по поводу Кабалова (вероятно, из-за пьянок Михаила Ивановича и некоторых других его пороков. — Б.С.) и вообще.

Вчера вторую половину дня спал как убитый, кто-то стучался ко мне, но я не мог пошевелить ни одним членом. Стучали несколько раз, но не мог даже ответить. Сновидения следовали друг за другом. Одно почему-то очень запомнилось. Опять мой обычный полет, но как будто наяву, я летаю и говорю сестрам, находящимся в комнате, что они присутствуют на явлении, которое перевернет все законы физики, что это открытие принадлежит мне и что я — единственный пока летающий человек, без всякого летательного аппарата. После пробуждения ощущение было настолько реальным, что мне пришлось сделать усилие, чтобы удержать себя от нелепых взмахиваний руками в попытке продолжать полет. Не есть ли это признак начала психического заболевания? Эти полеты преследуют меня всю жизнь. Но теперь они стали настолько ощутимыми, что я боюсь именно шизофрении. Вот и сейчас меня охватывает непреодолимое желание взмахнуть руками. Я боюсь одного, что, если я взмахну руками и полечу, это будет только моей галлюцинацией и началом сумасшествия. Ну, хватит этой чертовщины.

Я уже второй день в Красноярске, в котором никогда не был. Город старинный, исконно сибирский, купеческий. При беглом осмотре из автомобиля заметил несколько церквей. Мимо одной проехали — действующей, с бабами-нищенками на паперти. Необходимо сходить в три имеющихся в городе музея: краеведческий, дом-музей Сурикова по ул. Ленина, 92, и дом-музей И.В. Сталина, который находился здесь в ссылке. Все это очень интересно.

20.00. К/ф «ВОЗРАСТ ЛЮБВИ». Новый аргентинский фильм. Поглядел его с удовольствием. Но по мере того, как отдаляется момент окончания его просмотра, начинаешь анализировать и сознаешь, что это для советского зрителя обычный буржуазный пустячок. Фильм, конечно, сделан под влиянием Голливуда, все кончается благополучно. Туг и звезда варьете, сперва — мать, потом — дочь. В мать был влюблен отец, но ему помешал его отец, который женил сына на богатой и знатной девушке, от которой у него родился сын. Этот сын влюблен в дочь первой невесты отца. Дедушка, желая исправить содеянное злое дело, делает все, чтобы соединить влюбленную молодую пару. Вот и весь сюжет, сдобренный испано-аргентинскими народными танцами и песнями, которые обаятельно исполняет интересная киноактриса (Лолита Торрес. — Б.С.). Варьете очень трудно отличить от американского, те же самые «герлс» с коротенькими ножками. Между прочим, ими, т. е. ножками, щеголяет и умело показывает их и героиня фильма.

Сейчас слушал песни советских композиторов в исполнении Краснознаменного ансамбля песни и пляски Советской Армии. Слов нет, вокальный коллектив замечательный. И вдруг объявляется песня Блантера, какая-то морская, запевает Козловский. Этот приличный в целом вокалист начинает меня бесить так же, как приводит в бешенство пение советских, цыганских песен и романсов Обуховой[23]. Эти исполнители, старея и постепенно теряя голос, начинают вытрюшиваться, пытаясь различными вокальными ухищрениями быть в исполнении этого или иного произведения оригинальными. Но, к великому сожалению, они беспомощны в интерпретации, исполнять вещи малых форм они не умеют.

Всем давно известно, что петь высокие ноты фальцетом легче всего. К чему прибегать к этому дешевому приему вокалисту Козловскому, тем более что он этот трюк исполняет в блантеровской песне ни к селу, ни к городу, в отрыве от всей песни, да еще разделяя финал песни дыханием?! Большой мастер-исполнитель должен и обязан объяснить, почему он делает тот или иной нюанс. Я совершенно уверен, что Козловский не сможет объяснить этот нюанс. Если это делается просто так, то это бездумно. Бессмысленное же пение — это уже и не искусство. Самое главное, что начинающая петь молодежь воспринимает это как догму и будет делать так же, считая, что, если так поет Козловский, значит, это хорошо, так надо. Ей никогда в голову не придет, что иногда у Козловского прорывается полное безвкусие. Вот что страшно.

Сегодня надобно обязательно сходить в дом-музей нашего великого русского художника Сурикова. Я совершенно случайно набрел на его домик, во дворе разбит цветник, посередине которого помещается бюст художника. Домик одноэтажный, около входа прикреплена мемориальная доска.

Вчера вечером ко мне зашел мужчина с усами, средних лет, среднего роста, с татуировкой на руках, в сером поношенном костюме. Назвался Аркадием Васильевичем Корнетским. Рассказал, что он меня знает с самого моего появления в Москве. Попутно прибавил, что он принадлежит к числу знакомых известной в свое время исполнением песен народностей Нонны Васильевны (Александровны) Полевой-Мансфельд и еще каких-то акробатов. Он сказал, что я с ним всегда здоровался, будучи в Московской эстраде, но я все ж его совершенно не помню. Я сделал вид, что все, что он говорит, это истинная правда. А может, так и есть. Из дальнейшей беседы я понял, что он тоже был в заключении, где, очевидно, познакомился со своей настоящей женой, полькой по национальности, Ядвигой Владиславовной, получившей полную реабилитацию. Беседа закончилась просьбой достать, на мой концерт пару пропусков, чего я, конечно, не сделаю, потому что теперь пропусков не существует, а потому могу только оставить им билеты, хотят послушать — пусть платят.

12—15. Узнал из сообщения газеты «Правда» о скоропостижной смерти Исаака Дунаевского. Его, конечно, жаль, все ж это был один из лучших композиторов так называемого «легкого жанра». Я считаю, что оперетта «Вольный ветер» — лучшая из советских оперетт. Его запоминающиеся мелодии к кинофильмам также относятся к лучшим образцам советской музыки малых форм. Его песни распевались по всей стране. Покойник, правда, умел очень ловко красть, так, что его было трудно уличить в краже. Так и не осуществилась его давнишняя мечта написать оперу. Может быть, смерть была к лучшему. Но все равно жаль, ушел один из зачинателей советской песни. Покрассов[24] считать уже нечего. Со смертью Даниила Покрасса одновременно с ним «скончался» и Дмитрий Покрасс, ибо он без брата ничего из себя не представляет и ничего своего, оригинального, не опубликовал.

Нана (имя администратора местной филармонии. — Б.С.) сообщил, что здесь проживает Марадудина[25] — еле передвигающаяся старуха, которая, несмотря на свою болезнь, хочет во что бы то ни стало увидеть меня и страшно боится, что я ее не узнаю. Ей сейчас лет семьдесят, но, по словам Наны, она очень бодро держится.

Корнетская позвонила, и я ей сообщил, что в кассе до 5 ч. вечера лежат два билета. Она поблагодарила меня, но, видимо, была не очень довольна таким поворотом дела, супруги ожидали бесплатного пропуска.

Пел отвратительно, но всю вину отношу на счет Тернера. Я лишь в одном виноват, старый дурак, что начинаю злиться на этого топорного аккомпаниатора. Почему он так нечуток и груб? Вот что значит игра в джазе. Вчера в его аккомпанементе не было ничего живого. А я принужден все это скрывать, человек же этого не понимает. В результате я без голоса и сегодня весь день буду ходить как будто обверзанный (от жаргонного словечка «верзо» — то, что находится ниже спины. — Б.С.). Какие-то неожиданные гармонизации, заставляющие меня петь совершенно по-другому («Песня о матери»). В «Нищей» — излишний аккомпанемент, вопреки установленному. А если ему сразу сказать, становится на дыбы. Какое счастье не петь! Скорее бы кончилась поездка. После вчерашнего концерта (№45) просто стыдно ходить по городу, стыдно показаться на улицу. После «Чудо-чудеса» я пел уже хриплым голосом. «Одывэс» и «Осень» — это черт знает что! Так позорно я еще не пел за всю поездку. Я показываю всем своим исполнением, что надобно играть тише, в ритме, который мне требуется в данном моменте, так нет, он упорно играет в том ритме, который был когда-то установлен. У меня просто не хватает нервов перевоспитать его и сделать приличным аккомпаниатором. Он может им быть. Ашкенази[26] вначале также барабанил, но потом он все понял. Этот же в силу каких-то причин не хочет или не желает понять, не знаю.

Вчера Нана привел меня к Марадудиной, бывшей ленинградской эстрадной певице. Впервые я с ней познакомился у Над. Петр, и Викт. Алекс., она тогда вернулась из-за границы, вернее, вернулись из-за границы Гзовская и Гайдаров[27]. И вот в это время Мария Семеновна, будучи в бальзаковском возрасте, воспылала к Гайдарову запоздалой вспышкой страсти. Гайдаров в то время был в полном порядке: высокий, стройный, со сросшимися бровями, с гривой черных волос. Сейчас Марадудина — седовласая развалина, не скрывающая свои лета. Вчера Мария Семеновна пыталась сыграть, что она очарована моим пением. Мне от этого стало не по себе, ибо я пел так отвратно, что надо быть просто подлым человеком, чтобы так притворяться. Ну, бог с ней, со старухой. После концерта раздался звонок, якобы из квартиры председателя горисполкома, говорила его супруга, назвалась Ниной Викторовной. Она пригласила на воскресенье покататься по Енисею на глиссере. Она говорила, что глиссер делает до 60 километров в час и можно будет попробовать у какого-нибудь бакенщика отменной стерляди. В общем, уговорились, что она будет звонить завтра с 3 до 4, чтобы определить часы воскресной прогулки. Но завтра я, конечно, откажусь, потому что вечером мне трудно будет петь. Посердится, обойдется. Как-то я сегодня спою? И будет ли вдохновение? Я чувствую, что не будет.

Погода к вечеру разошлась, появилось солнышко, но на нашем бригадном горизонте опять появились тучки. Иными словами, пришла телеграмма от Горшечникова (и.о. директора Магаданского театра. — Б.С.), который предлагает выполнить приказ Слюзко об увольнении Кабалова из театра. Это означает также, что Пименовы театру тоже не нужны, а последние еще держатся. Откровенно говоря, я о них не стал бы и минуты задумываться, моментально уволил бы.

Сегодня в магазине купил «Русский лес» Леонова и «Антологию японской поэзии». Мне страшно понравилось стихотворение неизвестного автора:

Как тонко и поэтично подразумевается приближение и наступление старости. А если подойти к этому стихотворению еще обыденнее, то завуалировано наступление облысения: когда увидишь, как лунный свет пробивается сквозь гущу сада, где царила мгла ветвей и листьев. Да, лысина — это уже старость.

Вчера был день неожиданностей. Первая — возобновление инцидента с Кабаловым. Я отчасти рад телеграмме Горшечникова, предлагающего уволить его. Необходимо очистить театр от ненужных людей: Пименовых, Кабалова, Жуховицкого, Мозгина (последние двое тоже артисты Магаданского театра. — Б.С.) и другого барахла. Горшечников совершенно прав, стараясь найти малейшую лазейку для предлога увольнения.

Крыса — одно из отвратительнейших животных, которых когда-либо создавала природа. Крысы прожорливы и плодовиты. Если крыс не истреблять, они уничтожат весь мир. В каждом моем сне-кошмаре всегда фигурируют крысы. Помимо брезгливости и отвращения, я питаю к ним ничем не преодолимые страх и ненависть. Вот бы где применить какие-нибудь атомные средства. Уничтожайте крыс или они уничтожат вас! Человечество!

Погода испортилась, пошел дождь. Пасмурно. Заходил молодой человек с просьбой написать ему текст «Нищей». Дежурная сообщила, что приходил какой-то мужчина, плохо одетый, который назвался Костей, в нетрезвом состоянии. Этот Костя сказал, что он с Колымы и что я, Козин, его знаю. Дежурная его не пустила, и очень хорошо сделала.

Вчера приходил бывший полярный летчик Самойлов, который стал показывать мне целую пачку документов, доказывающих, что он тот самый Самойлов, который в свое время участвовал в снятии с льдины папанинцев. Затем попал в лагерь, в 1954-м был реабилитирован. Собирается ехать в Москву, а самого главного у него нет — денег, так он решил у меня попросить взаймы. Я ему прямо в этом отказал, в сущности, у меня у самого нет денег.

17.50. Погода по-прежнему плохая. Хорошо, что билеты на сегодня проданы.

Сейчас слушаю отрывки из новой латышской оперы по роману В. Лациса «К новому берегу». Музыка безмелодийна. Она не имеет ясной, определенной музыкальной фразы. Не имеет национального колорита и несколько космополитична. Ее можно слушать, но она не оставляет большого впечатления. Она не запоминается. Вот сейчас передается Песня осушителей болот — обычный оперный хоровой штамп. Спрашивается: почему же все так получается? То ли композитора не трогают мелодии своей родины, то ли он принужден писать по указке?

Какие стандартные пьесы приходится слушать по радио! Артисты играют по шаблону, с шаблонными интонациями, смешками, придыханиями, и получается, что все пьесы похожи друг на друга. А авторы, еби их мать, говорят также стандартным языком и фразами. От всего этого становится тоскливо и тошнотно. А затем эти бляди артистки, изображая молодых советских девушек, говорят и смеются такими голосами, какие впору лишь проституткам. В особенности когда смеются. Голый стандарт. Любовь молодого парня так целомудренно изображается, что это просто какие-то ужимки проститутки.

Как мне не хочется идти к Шварцбургам[28] в свой день отдыха, как я устал за эти 4 дня. Как хитры и отвратны Пименовы, и какую интересную линию в отношении них ведет Мармонтов, тяготеющий к своей нации, все покрывающий, все, что только можно скрыть. Интересно, как они получили свои партбилеты? Кто им услужил? Какой болван, проглядевший, кому он вручает?

14.30. К великому сожалению, утро только пообещало хорошую погоду, но своего обещания не выполнило. День пасмурный, вот-вот пойдет дождь, такого ядовитого осеннего плана. Настроение немного злобное на Мармонтова, которого вот уже более двух часов ждет на углу гостиницы еще более несдержанный Фролов. А Мармонтова все нет и нет. Он должен нам принести деньги, так как мы абсолютно их не имеем. Вообще это начинает мне надоедать. Лично мной заработано свыше 20 тысяч рублей.

Мармонтов появился лишь к 4 часам, принес деньги и письмо, которое испортило мне настроение настолько, что я не пошел ни к Шварцбургам, ни вообще никуда, а просидел в номере. Письмо от Виктора Александровича и Надежды Петровны Бузыко (петроградские знакомые семьи Козиных. — Б.С.). Они, оказывается, прозябают в Красноярском крае, на станции Решоты — ул. Базарная, 10. Их короткое письмо несказанно меня взволновало, оно приподняло воспоминания о моей юности, молодости. А где же, спрашивается, справедливость и гуманность? Почему эти несчастные старики должны мучиться, жить в какой-то дыре? За что? Почему? Только за то, что они жили немного красивее и лучше, чем другие, благодаря своей инициативности и личной работе, именно личной работе? Они никому не причиняли зла, не вмешивались в политику, они жили в свое удовольствие. Так почему же их старость должна быть омрачена? Какая все-таки пакость жизнь!

Наступил последний месяц лета. Уже чувствуется отдаленная поступь осени. У нас в Магадане она уже отчетливо ощущается. Пошел третий месяц поездки, а чувствую ли я от нее какое-либо удовлетворение? Нет! Из-за людей? Да, из-за них! И только из-за них! Подбор бригады был настолько неудачен по своим нравственным качествам, что целеустремленность гастролей потеряла для меня свое значение. На другом месте я всю бригаду выгнал бы из театра, всех до единого. Если одна пара думает только о своем благополучии, другая — только как заработать деньги. Административное лицо, повинуясь корпоративному инстинкту, присущему их нации, осторожно проводит свою политику, иногда наносящую некоторый вред работе. Неудачник в искусстве и алкоголик по натуре мечтает только о том, как бы потуже набить свои чемоданы тряпьем, чтобы красивой рубашкой и костюмом скрыть свое внутреннее убожество. И наконец, музыкант, который страшно боится, чтоб не узнали, что он очень плохо знает ноты и потому делает невероятные глупости. Эти глупости прощаются исключительно ради меня, а ему уже, без тени сомнения, представляется, что он достиг потолка в искусстве! Ах, боже мой! А ну их всех к такой матери!

Сходив на базар, несколько поуспокоился. Относительно Бузыко, постараюсь им передать в конверте денег, только бы они вышли на станцию. Телеграмму я им вчера послал, они же вчера, по уверению телеграфистки, должны были ее получить.

Вчера сделали 50-й концерт. Наши мерзавцы даже не вспомнили об этом. Наоборот, всех их душила бессильная злоба при виде толпы, стоящей у автобуса и ожидающей моего выхода из ДК. Когда я стал прощаться с публикой, эти два задрипанных коммуниста, неизвестно как пробравшиеся в партию, пытались острить по этому поводу. Оба — ничтожества, один, помешавшийся на тряпках, другой — на собственной жене.

Вчера ко мне подошел сухощавый, высокого роста молодой мужчина, протянул мне руку и попросил вспомнить его. «Помните Уфу в первые месяцы войны, гостиницу? Я жил через номер». Моя память сразу воскресила забытые страницы моего пребывания в Уфе в конце 1941 года, куда я приехал с концертами после Севастополя, Горького, Казани, Куйбышева. Гостиница Уфы была битком набита народом, эвакуированным со всех концов Советского Союза. Здесь жили в отдельном коридоре: ДИМИТРОВ, ДОЛОРЕС ИБАРРУРИ, ТОЛЬЯТТИ, КУЛЕШОВ с ХОХЛОВОЙ, ЩИПАЧЕВ[29] со своей женой и сыном...

19.40. Завтра мы уезжаем в Иркутск с вечерним 6-часовым поездом, формирующимся здесь. Этот поезд тащится 36 часов до Иркутска, останавливаясь на каждой станции. Ладно, лишь бы были хорошие вагоны, на остальное наплевать, буду спать, молчать и читать. Хаскин сказал, что в Решотах буду утром. Кстати, генерал Крюков был заключен в Решотовские лагеря из-за этой мерзавки Руслановой, которая будет гастролировать в Красноярске в конце августа.

5.08.55. 7.55

Вчера 51-м концертом закончились мои красноярские гастроли. Из 10 дней было 7 рабочих. За 7 концертов было исполнено 118 вещей общей продолжительностью 7 ч. 03 мин. В среднем в каждом концерте пел 1 час.

ДК железнодорожников, где я выступал, — огромное здание с нелепой архитектурой и расположением помещений. Зрительный зал вмещает не менее 1000 зрителей. Сцена большая, имеется рояль («Дидерикс») и еще такое, от чего сильнее забилось мое старое сердце. Концерт прошел хорошо, но пел я плохо. У меня опять устанавливается хроническое несмыкание.

Очень хорошая, солнечная погода. Жарко.

Поезд №62 «Красноярск—Иркутск», вагон №6. Выехали вчера из Красноярска в 6—10 вечера. Провожали: Нана, директор Хабаровской музкомедии, Степа Вологжанин, Инна Алексеева.

Пел вчера отвратительно. Все оттого, что много говорю и не отдыхаю, а это очень отзывается на связках. Мне все более не нравится тактика Мармонтова. Но чем более зарывается человек, тем хуже для него.

Театр музкомедии имеет очень приятный зрительный зал с балконом, хорошо освещенной сценой. Рояль фирмы «Дидерикс». Как-то будет сегодня народу? Вчера театр был полный. Как надоели все эти люди, из кожи вылезающие, чтобы доказать, что они раньше были со мной знакомы, теперь, когда я уже освободился. И вот лишь один человек был совершенно искренен — 16—17-летний паренек, глядевший на меня и пожиравший меня своими большими глазами. Как бы пытающийся навсегда запечатлеть меня в своей памяти. Когда же я, почувствовав на себе его взгляд, спросил его, почему он на меня так пристально смотрит, он, покраснев и смутившись, сказал, не отвечая на вопрос: «А вы будете петь «Осень»?» — «А откуда ты знаешь «Осень»?» — «А у нас дома есть ваша пластинка».

Вчера Пименов забыл сдернуть с Деревягиной ее тунику в вальсе. Это совершенно непростительно и, конечно, непрофессионально. Я же, как нарочно, на всех концертах обязательно стоял во время исполнения вальса за кулисами, а тут черт меня дернул усесться за книгу, в полной уверенности за благоприятное начало концерта. Я постарался притушить готовое вспыхнуть огромным столбом пламя скандала. Эта отвратительная еврейка, как ее назвали в Красноярске, моментально начала вступаться за своего мужа, ненормальный Фролов уже начал сверкать своими шизофреническими глазами. Во всяком случае, я направил их взаимную одиозность в сторону, чтобы она не помешала данному концерту. А впоследствии пусть они друг другу хоть горло перегрызут, лишь бы работа не страдала. Мировым судьей я быть не собираюсь, а тем более мирить таких дрянных людишек. Боже упаси меня от такой миссии.

Будет обидно, если я не приобрету магнитофон, тот самый, о котором мечтал, а именно: «Днепр-5». Очень удобный в работе и управлении. Правда, продавцы его просят больше, чем он стоит в магазине, ну и черт с ними. Морока мне будет с ним в отношении отправки.

Помимо отзывов, я и сам окончательно убеждаюсь, что Пименова поет все более и более отвратно. Также мне говорят об устарелости репертуара Пименова. Но они сами этого никак не хотят понять. Их окрылил некоторый успех, который был у них по так называемым «живопыркам», по которым мы ездили до Хабаровска

Вчера звонил Мармонтов о том, что он должен прилететь.

Получил письмо от некоего Тихонова Саши, он был матросом в Магадане, отбывал воинскую службу, заходил ко мне. В письме сообщает, что он теперь заключенный и находится в лагере. За что, не сообщил, очевидно, за хулиганство, учиненное в нетрезвом состоянии. С ним такие вещи случались и в Магадане, и он часто сидел на гауптвахте. Жаль, конечно, парня, в лагере он превратится в настоящего «шурика». Парень был умный, красивый, очень хорошо разбирающийся в жизни. Вот меня и берет досада, что он мог так попасть впросак.

Вчера закончились гастроли в Иркутске, сегодня день отдыха после 4 концертов. Отослал 4 бандероли в Магадан, в них находится «Летопись моей жизни» Римского-Корсакова. Пробежав ее бегло, но останавливаясь более подробно на местах, интересовавших меня, я все ж таки пришел к неоспоримому выводу, что Римский-Корсаков не скрывал чувства неприязни и вполне законной зависти к Чайковскому. В каждой строчке, в каждом слове, как-то касающихся имени Чайковского и его творчества, эта неприязнь все равно просвечивает. Мне кажется, что Римский-Корсаков, кроме себя, никого и не признавал. Его «Летопись» фальшива, как неискренна его подлинная натура, если отбросить его талант музыканта. Натура его сухая, расчетливая, педантичная, ничего теплого, искреннего в ней не найдешь. И какие бы документы ни доказывали обратное, я останусь при своем мнении. Пускай Чайковский был нарушителем лицемерной морали, но он был человек хороший, добрый, отзывчивый. Его любил народ, его оперы и балеты и до сей поры любят больше, чем оперные произведения Римского-Корсакова. Туг никуда не денешься. Народ, мудрый русский народ не обманешь!

Администратор не приехал. Вчера из Хабаровска вылетело три самолета, в одном из них пролетела в Москву Светлана Владимировна Стрельникова (кажется, диктор магаданского радио. — Б.С.), а нашего еврея нет и нет. Если я прозеваю магнитофон и портативную немецкую пишмашинку, я этого ему не прощу. Я чувствую, что назревает необходимость написать Горшечникову о неопытности в административных делах Мармонтова, об отсутствии в нем нюха необходимости иногда сделать концерт для приобретения политического багажа. Чем он объяснит отсутствие концерта на Ангарстрое — там имеется клуб мест на 400.

18-го объявлен концерт Зары Долухановой[30], но я очень сомневаюсь, чтобы она сделала сбор. На этот концерт должна прийти специфически музыкально образованная публика, а простому, рядовому зрителю многое из ее репертуара будет непонятно и скучно.

Сегодня очень жаркая погода. Приходил Эдик, снялись с ним в том же ателье, в котором я фотографировался с музкомедийными девушками. Видел сушившиеся негативы, которые еще не ретушировались. Затем зашли в комиссионный магазин, где я узнал о продаже машинки. Потом Эдик повел меня показать свое жилище. Он живет с бабушкой и матерью в двух комнатах, обставленных и загроможденных мещанскими безделушками: ковриками, салфеточками, статуэточками, тарелочками и прочей мерехлюндией, создающей в комнатах лишнюю пыль. Две собаки и кошка придают воздуху в комнатах свой особый запах, который временами не замечаешь, а временами он нестерпимо лезет в нос. Бабушка — седая, маленькая еврейка, чего-то копошилась в кухне, очевидно, приготовляя обед. Через некоторое время появилась мать Эдика, не очень пожилая еще женщина, работающая в Иркутской художественной артели по изготовлению багета для рамок, ранее она работала скульптором. Отца у Эдика арестовали во времена Берии, и, как водится, он исчез без вести. Парень отбыл военную службу и сейчас работает в радиомастерской. Вот и вся его несложная жизнь, не изобилующая никакими выдающимися фактами биографии. Но самое страшное, что аналогичные события были в каждой советской семье, разница лишь в разнообразии вариантов. Это страшно, но, кажется, такой эпохи больше не повторится.

Неожиданно появился Мармонтов, запоздавший якобы из-за плохой погоды. Разговаривал с Магаданом, но ввиду плохой слышимости он якобы их не слышал, а только им говорил о необходимости сохранить Пименовых как «ценные художественные единицы». Возвращались с концерта (№56) с приключениями, на «Победе» Эдикиного товарища — Саши. За машиной он не следит, и она отвечает ему своей неисправностью: два раза пришлось менять баллоны. Чтобы поменять колесо, надобно поднять автомобиль, но домкрат также оказался неисправен. Стали искать доску, попробовали выдернуть из забора, не получилось. Наконец кое-как наладили домкрат и сменили колесо. Начал накрапывать дождь. В номере привели себя в порядок. Когда входили в ресторан, Саша, также умытый, ожидал нас в вестибюле ресторана. Пришлось их угостить.

Вчера был день отдыха. Упаковали магнитофон и отправили его к родственнице Мармонтова — Виктории Токаревой, проживающей по ул. Фурье, 7, кв. 1. Целый день провел совершенно бездарно. Сегодня в 10 угра выезжаем в Ангарск, оттуда пришлют за нами автобус. Как мне надоело бесконечно разъезжать. Скорее бы сделать 100 концертов и вернуться в Магадан.

В Иркутске достану пишущую машинку, проигрыватель, микрофон и все, на этом кончаю. Разве только придется запастись магнитофонной пленкой в достаточном количестве. Примерно тысяч десять метров. Еще нужен пылесос и две мельницы кофейные. Скорее бы разделаться с Кузбассом — Кемеровом.

А много я наслышался в Иркутске человеческих повестей о страданиях, причиненных бериевским режимом. Сколько было загублено жизней, трудно представить! Ради чего все это делалось?

Как я хочу уйти с этой проклятой работы — один Бог знает! Скорее бы пришел 1956 год — год получения пенсии. Получить ее и навсегда расстаться со сценой, которую я ненавижу только потому, что сам на ней верчусь. Скорей! Скорей! Как мне противно быть отвратным артистом. Как стыдно быть тем, что я собою в настоящее время представляю. Это невыразимый позор, смешанный с наглостью, которая вызвана отчаянием безысходности моего теперешнего положения.

Приехали в начале первого, за один час преодолев 52 км, это расстояние от Иркутска до Ангарска. Дорога и не плохая, и не хорошая. По словам шофера, на такой дороге быстро изнашиваются шины. Шофер попался приличный, бывший фронтовик, машину вел хорошо. Со мной ехали Мармонтов и родственник Пименовой. Ехать было не пыльно, зато в следующей машине, в которой находились Деревягины и Тернер, все были в пыли и вышли из машины чумазыми. Третья, с Пименовыми и Кабаловым, несколько отстала из-за спуска баллона, но пришла почти вслед за нами.

Ангарск очень симпатичен, как все новые города в стране, построенные при советской власти. Весь асфальтирован, с просторными улицами, озелененный и чистенький, он чем-то напоминает Комсомольск. В каждом дворе есть гараж. Это очень предусмотрительно. Гостиница, по сравнению с Иркутском, изумительная. В каждом номере имеется умывальник. Расположение номеров простое.

Проснулся от музыкальной радиопередачи. Во сне грезилось, что по чьей-то просьбе играю свою «Осень» и пытаюсь это делать сразу на двух роялях, причем один совершенно беззвучен. При этом чувствую, что вступление я играю не так, как надо, но пальцы сами выводят какую-то странную мелодию, абсолютно не имеющую ничего общего с «Осенью». Дело все в том, что сквозь сон я слышу передачу какой-то музыки, и она в моем сонном сознании и является мелодией столь странного вступления к «Осени».

В «Правде» от 14 августа напечатано о смерти на 81-м году немецкого писателя Томаса Манна, проживавшего последнее время в Цюрихе.

Что-то будет в Ангарске, какая встреча? Какой прием? Хорошего в жизни так много, но не для меня. Как было бы чудесно, если бы я выиграл хотя бы тысчонку по займу. Мося, моя дорогая, помоги мне, мой зверечек.

Какой-то ребенок внизу бьет по водосточной трубе, проходящей вблизи угла моего номера, а звук раздается в голове.

Вечером после концерта (№59) пришлось несколько потратиться «для дела» в ресторане. Ужинали с настройщиком и уполномоченным по культуре. Напротив нас сидел интереснейший парень, очень молодой, бледный, черноглазый, в белоснежном костюме. Он оказался любовником трех женщин: официантки, продавщицы магазина и супруги какого-то ответственного работника, ото всех он тянет деньги, продавая втридорога свой член и свою молодость. Ловкий бизнесмен!

Вчера балетная пара опять поскандалила между собою. Разбираться в этом деле я предоставил Мармонтову, это его обязанность.

Зрительный зал ангарского Дома культуры построен амфитеатром, вместимостью на 800 мест. Отделка зала отличается хорошим вкусом. Огромная люстра посреди потолка красива и эффектна, по краю купола, поддерживаемого колоннами, расположен 21 фонарь в форме римских светильников. Сцена большая и хорошо оснащена. Досадно только, что для музыкального сопровождения здесь имеется лишь одно пианино ленинградской фабрики «Красный Октябрь».

Одна мечта греет мне сердце. И если бы она сбылась хотя бы на четверть, я был бы счастлив. Видеть, любоваться и страдать — это самое ужасное. Знать, что ты на это не имеешь никакого права, хотя бы на внимание — это самое страшное. Ах, как бы мне хотелось быть со своей мечтой, чтобы эта мечта могла бы ощущаться и осязаться, чтобы эту мечту можно было прижать к себе и любоваться ею.

Сегодня во сне видел то, о чем я мечтаю последние 40 часов (уж не тот ли черноглазый парень приснился Козину? Как раз «40 часов» назад артист видел его в ресторане. — Б.С.). Пел я вчера отвратительно. На «Песне о матери» почувствовал боль в связках и решил, что надобно закругляться, что я не замедлил сделать после 9-й вещи. А все из-за того, что мне не надобно было сидеть вместо того, чтобы отдыхать, но как я мог отказаться от собеседования с моей мечтой.

Итак, все рухнуло и пропало. Город мне уже надоел, как надоело это треклятое пение. Когда я, старый дурень, покончу с этим инвалидным искусством? Когда?

NB. Здесь, на заранее отведенном месте в тетради, имеется запись (четверостишие), сделанная другим лицом:

Хотя нескладно, но искренно. Не пытайся во мне что-то боготворить. Что было можно, вырвали с корнем, а остатки прошлого настолько жалки, что на них противно смотреть, а слушать и подавно. Благодарить также нечего. Пора, пора кончать! Еще осталось 40 концертов, как долго и как много.

Уже перевалило за вторую половину августа. В Магадане начинается осень и зима. Когда мы прилетим, будет уже настоящая зима.

19.30. Пролежал почти полдня в постели. Хорошо, что никто не зашел ко мне. Были лишь Левин, Лев[31], который заснял меня на сцене 16 августа. Снимки, правда, не очень хорошие. Он мне подарил несколько видов Ангарска. Но фотограф он не очень хороший, потому что все виды города плоски и неинтересны. На самом деле Ангарск красивее. Вот сейчас его улицы оживились, все возвращаются с работы, забегают в магазины, чтобы прибавить чего-нибудь к ужину. Завтра выезжаем в 6 часов вечера, куда — толком не знаю. То ли в Усолье, то ли в какую-то Мальту.

По радио будут передавать концерт Долухановой из концертного зала Иркутской филармонии. Но почему-то все время прерывается передача, очевидно, трансляционный узел Ангарска не в порядке.

Вчера в ресторане встретился с двумя ребятами из Курска, т.е. с курянами. Сегодня один из них обещал прийти, но вряд ли визит состоится, потому что в 6 часов мы выезжаем в Усолье — эту знаменитую «соляную каторгу*, куда были сосланы декабристы, а он должен успеть зайти после работы. Очень интересный парень, с интересным взглядом на искусство. Мы даже успели за столом подискутировать по поводу Руслановой и других артистов. Сегодня в Усолье, наверное, подойдет Саша Тихонов, узнаю, за что же он попал в эту «солянку». Как и надолго ли?

Вчера Виктор из Магадана звонил мне по телефону, справлялся, не у меня ли сидит Слава? Я ответил, что плохо себя чувствую, сижу целый день в номере, ко мне никто не приходил, Слава также. Дома, т.е. в театре (он же там и живет), все в панике, ушел с утра и исчез. А мне он, откровенно, так нужен, как собаке пятая нога или как прошлогодний снег. Пошел куда-нибудь к бабе: ебет ее и пьет. Для искусства он ненужный человек, если пьет и распутничает в его возрасте. Он же мальчишка, несмотря на то, что имеет трехлетнего сына и сварливую жену, которая не даст ему возможности жить в искусстве.

Отвратный горняцкий городишко, особенно неприятный при дождливой погоде. Настроение паршивое из-за дождя, превращающего землю в слякоть, по которой ползают не менее отвратительные твари на двух ногах, в большинстве бывшие «шурики» из лагерей, а это уже не люди. В городе полно воров. По рассказам шоферов, которые везли нас из дома отдыха на станцию Мальта, здесь местное начальство решило перехитрить самих себя и бывших преступников и бандюг, сделав их патрулями, в надежде, что они будут наводить порядок в городе. Но получилось иначе. Вновь испеченные блюстители тишины и порядка устроили в усольевском парке культуры и отдыха такую резню мирных граждан, что потребовалось вмешательство регулярных воинских частей. Вот иногда к чему приводит погоня за двумя зайцами.

Побывал сегодня в Черемховской бане, хорошая парная, народу было немного, вода с песком, так что до конца нельзя на себя лить из таза. Народ приходит в баню грязный, очевидно, редко моющийся. Нижнее белье плохое.

Мармонтов отбыл в Иркутск, а оттуда едет в Кузбасс.

Вчера до дождя походили по городу. Тернер встретил магаданского пожарника, которого я не помню, но при упоминании имени Незнамова[32] лицо «брандмейстера» осветилось улыбкой. Хотя он сделал вид, что помнит его плохо, но с моей стороны не было никаких сомнений в том, что он его знает более чем хорошо.

Пел без всякого настроения. Сперва расстроил директор со своей машиной, которая пришла к гостинице вместо 7 часов вечера 25 минут девятого. И эта балетная парочка опять начала вытягивать нервы, со злорадством занялась глажением своих жеваных костюмов. Затем этот сумасшедший партнер после танго сделал тарелкообразные глаза, ему показалось мало места, чтобы запрятать партнершу. Начал на сцене кричать. После концерта вместо 11 часов вечера машина пришла в 12 часов. В вестибюле опять пришлось поругаться с директором. Нет больше никаких сил!

20.07. Сегодня приехал администратор из филармонии и заявил, что концерты в Иркутске не состоятся ввиду отсутствия площадок. Я в свою очередь предупредил, что отпою положенные здесь концерты, но больше по этим дырам ездить не собираюсь. Будем сидеть в Иркутске и ожидать нашего горе-человека. Как все нелепо делается.

Сегодня наша певица решила быть остроумной... Да... А ну ее к ебаной матери, еще портить на нее бумагу и чернила.

На душе пасмурно, туманно и слякотно. Когда я начинаю раздумывать о своем, даже недалеком, будущем, мне становится не по себе. Что меня ждет? Что? В искусстве абсолютно ничего! В искусстве все осталось в прошлом. В будущем — я подобен бесплодной смоковнице — от меня нечего ждать. Как мне уйти из этого проклятого круга, именуемого искусством, которое для некоторых из святыни иногда превращается в место проклятий. Сейчас для меня искусство превратилось в синоним самого отвратного, что можно придумать. И нет людей, которые поняли бы меня и дали бы мне возможность спокойно удалиться из него. Но нет, с миром, кажется, нельзя будет уйти. Почему я должен страдать всю жизнь?! Отвратительно и похабно, но это не от погоды, сходной с моим душевным самочувствием. А жизнь бурлит, радуется, страдает, возмущается, угрожает, мирит. Но тебе нет никакого дела до нее. В такие минуты она становится мне ненавистной. Хотя моей-то жизни осталось так немного, каких-нибудь полтора десятка годов. Я исписал уже тысячу и одну страницу (в дневнике эти строки написаны действительно на 1001-й странице. — Б.С.) словесной белиберды. Но кому попадутся эти тысяча страниц?! Может, он, если прочтет внимательно, выберет из этой шелухи нечто такое, что и ужаснет его, и в то же время всколыхнет огромное чувство сожаления, что еще одна человеческая жизнь была направлена не по тому пути. Эта человеческая жизнь ни в чем не виновата. Она бурно росла, стараясь приспособиться к условиям, но ей никто не помогал в ее росте, она изгибалась, порой чуть ли не рвалась на части. Ее предоставляли самой себе, а потом решили, что она никому не нужна, и выбросили на человеческую помойку. Решили поглядеть, что из этого получится. Одно могу сказать: мерзавцы и больше ничего.

Когда не везет, то не везет до той поры, пока человек не смирится и не свыкнется с «невезением», тогда судьба, словно в издевку, чем-нибудь порадует, чтобы через небольшой промежуток времени снова швырнуть его в бездну страданий и несчастий.

Вчера отработали в Свирске — городке, образованном рабочими заводов союзного значения (номерными). Дом культуры, в котором состоялся концерт (№66), построен, видимо, по тому же архитектурному плану, что и ДК в Черемхове. С той лишь разницей, что в черемховском Доме культуры галерея, опоясывающая вестибюль, — закрытая, остекленная, отапливаемая, в ней можно создать зимний сад, а в Свирском — открытая терраса. На сцене — пианино фабрики «Красный Октябрь», дерево желтого цвета. Мечтаю иметь такой инструмент в Магадане. Концерт прошел удовлетворительно.

За кулисы приходил парень: Кувшинов Федор Григорьевич — участник самодеятельности ДК Боханского района. По его словам, он взял 3-е место в Иркутске, исполняя русские песни. На вид ему лет 29, говорит бабьим голосом, по речи — психически недоразвитый, а вернее, полумужчина-полуженщина. Пришел и по-детски наивно спросил: «Скажите, я могу поступить к вам в бригаду артистом?» — «А что вы умеете делать?» — «Я пою русские песни, но мне в жизни не везет, вот одному парню повезло, он попал в...Черемховский театр, получает там 350 рублей. Вот бы мне такое счастье привалило. Я хочу быть только артистом. Детство у меня было плохое, отец рано умер, детей много, бывало, всего испытал, слез немало пролил...».

Я закрыл глаза и слышал голос и интонации бабы-крестьянки... Что мне было ответить 30-летнему неженатому мужчине, который не понимал своего положения и хотел податься в искусство от своих несчастий? Ни в чем не повинный пасынок природы. Он чувствовал, что он не такой, как все парни. Он боялся этого, но надобно было примкнуть к какому-то полу, и здесь, в захолустье, он стал таким, каким я его увидел. Человек, не имеющий никакой культуры, вдвойне несчастен в таком положении. Он подвергается гонениям, насмешкам и подобен курице, поющей по-петушиному. Разве она виновата? Находятся умники, которые безапелляционно разглагольствуют, дескать, поработает до десятого пота, вся дурь и выскочит! Тупые, самодовольные болваны, которым чужды и непонятны переживания этих несчастных людей, находящихся в ужасном положении, преследуемых и караемых, а за что? За насмешку и ошибку природы. Меня приводит в бешенство этот тупой лозунг: труд — вот самое радикальное лекарство! Идиоты! Вот такой бы разжиревший болван со своей «научной теорией» и поработал бы до десятого пота, я бы хотел тогда увидеть, в каком бы он был состоянии на бабе!! Хватит... болваны в квадрате и в кубе!

Разболелась отчего-то поясница, неужели это подступающие признаки старости? Поддаваться ей нельзя ни в коем случае! Сегодня обязательно схожу в художественный музей и погляжу какой-нибудь фильм. Спорное впечатление оставила картина Б. Барнета «Ляна» из жизни молдавского колхоза. В режиссуре чувствуется явно мужской почерк, но все дело портит беспомощный и порочный сценарий. Остается впечатление, что колхоз только и занимается любовными делами да самодеятельностью. Председатель-коммунист всю свою партийную мудрость и деловую энергию направляет в развитие художественной самодеятельности. Он, конечно, первый виновник того, что у него в колхозе плохо работают люди. Сценарий оглупляет и лакирует колхозную действительность. До скрежета зубовного скучны и повторяемы стандартные показы фестивалей молодежи. Барнет — умный режиссер, но здесь он поддался штампам.

Глядел пишмашинку «Континенталь». Она, видимо, реставрированная, футляр к ней сделан специально, шрифт не фабричный. Мне кажется, что я правильно поступил, не купив, не думаю, что в других городах я не найду ничего хорошего.

Встреч много, большинство — магаданцы. Приехал из Якутска Владимир Сидоров — юморист-сатирик, показывал путевку в сочинский санаторий, ну и пусть едет. В ресторане познакомился с находящимся здесь в командировке геологом из Ленинграда. Зовут Валентином. Он разведчик полезных ископаемых посредством радиолокации. Его товарищ, тоже Валентин, работает на Камчатке, там сошелся с одной, которую возит теперь как жену. Он мечтает (явно бесплодно) стать певцом-артистом.

Завтра едем в Кузбасс.

Несчастье следует за несчастьем. Перебирая чемодан, обнаружил отсутствие паспорта. Где я мог его оставить? Я мог его оставить лишь в Анджерске в гостинице. Что я теперь буду делать? Ума не приложу. Что, это к лучшему? Без паспорта ездить невозможно!

Вчера пел два концерта (№№72—73) в помещении Драматического театра. Огромнейшая сцена высотою с 4-этажный дом, скудно и плохо оснащенная для концертов. Рояль фирмы «Бехштейн» без задней ножки, стоит неподвижно на двигающемся кругу. Света также мало. Зрительный зал на тысячу с лишним мест. Зашел за кулисы один из участников ленинградского джаза Жукова некто Слава. Теперь я его вспоминаю, он работал в джазе в качестве администратора-костюмера-бутафора, после нескольких концертов его уволили. Сейчас, по его словам, он работает в цирке клоуном. Леня Жуков на том свете, а Борис Жуков также работает в цирке клоуном. Этот Слава очень постарел, покрылся морщинами, высох, имеет семью, взрослого сына... Только я один бездомный бродяга и черт знает что! Где ты, матушка-смерть?! Отзовись!

Сегодня много беседовал с одним татарином. Волею судьбы из-за боязни суда за алименты студент, имеющий образование и совершенно случайно не попавший на военную службу, разошедшийся с женой, принужденный устроиться плотником в драмтеатр, этот татарин рассказал неприхотливую страничку своей жизни. Страницу, полную трагизма своей банальностью, простотой до элементарности. Да черт бы побрал эту человеческую судьбу-матушку!

Ровно в 9.30 тронулся электрический поезд из нескольких вагонов московского типа и, быстро набирая скорость, помчался по направлению к Прокопьевску. Добираться до поезда пришлось с некоторыми мытарствами. Прежде всего потому, что он стоял на 3-м пути, чемоданы тащили через вагоны и под вагонами. У начальника станции в момент нашей посадки, очевидно, страшно горели уши, потому что по его адресу было послано много горячих и совершенно справедливых упреков относительно распределения составов. И действительно: поезд, отходящий во второй половине дня, стоит на первом пути; второй путь также занят неутренним составом, и несчастные ранние путешественники должны, как зайцы, шмыгать под вагонами, не слишком уверенные в том, что эти составы неожиданно не тронутся, чем черт не шутит, мало ли что может прийти в голову такому начальнику станции, если он абсолютно не заинтересован в удобствах для пассажиров.

Наши, с позволения сказать, артисты ввалились в вагон с обычным дешевым апломбом и тем невыносимо пошлым шумом, который так характерен для мелких актеришек. Сразу же начались грубые остроты, двусмысленности. Мне было невыразимо стыдно за них и за себя, что мне приходится быть все время на виду, перед народом с ними. Когда же наконец эти людишки поймут, что не бытие определяет сознание, а наоборот: от сознания исходит бытие. Певица и балерина раскинули свои ноги по лавкам с целью не допустить занять места входящим пассажирам. «Провокатор», как обычно, был занят своей работой.

Ехали ровно час. Нас встречал администратор и развез по местам. Все должны собраться у меня, чтобы обсудить программу, которая должна быть совместно с приехавшей эстрадной бригадой московского гастрольбюро (Коралли[33], Воронец[34], акробаты, баянист и др.). Походил по магазинам. Город выглядит сносно. Это город угольщиков, в отличие от Сталинска — города металлургов. Ходят трамваи. Большие магазины.

Вчера был сумбурнейший концерт (№75), какой обычно устраивается после некоего важного совещания или съезда. Составляется огромнейшая программа из художественной самодеятельности и профессиональных работников искусств. У зрителя голова раздута с утра совещанием: обычная говорильня, выступления, прения, голосование, а затем уставшие люди должны переслушать и пересмотреть все, что им преподнесут со сцены.

Обоюдными жертвами друг у друга, в конце концов, оказались я и зритель. Какая-то сердобольная женщина сжалилась надо мной и преподнесла мне охапку астр. Под конец публика, уставшая от предыдущего, разошлась, но мне самому уже не хотелось петь, и я вдвое сократил программу.

Я очень внимательно проглядел программу художественной самодеятельности Дома культуры им. Артема. Начали они концерт с хора примерно человек в 30—40. Руководитель хора — женщина, кстати, очень топорно аккомпанировавшая на фортепиано солистам вокального кружка. Звучание хора удовлетворительное, стройное. Женская группа звучит лучше мужской. Басы слабы, тенора также. В сопранах поет девушка (самая крайняя) без одного глаза. Для зрителя это неприятно, и как бы ни было жаль, а для нее — обидно, я бы ни за что не допустил такую певицу выступать на сцене. Сцена не терпит никаких дефектов человеческого тела, если они не скрыты платьем, одеждой. Я поэтому никак не могу глядеть на выступления Пименова с его птичьей, искалеченной лапкой вместо руки. Правда, свое увечье он получил, очевидно, на фронте, но какое дело до этого зрителю. Директор Кемеровской филармонии очень резко и грубо отозвался о нем в Сталинске, но я с ним вполне согласен, это совпадает и с моей точкой зрения. Уродам и покалеченным не место на сцене, тем более на эстраде. Все его движения фиксируются зрителем, и вот этот «недоношенный глист» со своей птичьей лапкой что-то воркует и думает, что он своей сатирой бичует отрицательные стороны нашего бытия. «Мне не нравится ваш сатирик. Но ведь есть и хуже него. Вот они-то вместе с ним засоряют эстраду и прививают зрителю плохие вкусы». Я не пытался разубеждать прожженного старого администратора из Кемерова, съевшего на этом деле, как говорится, собаку. Он заявил, что будет писать в Москву о неправильно и порочно подобранном для меня антураже.

После финального концерта к нам подошла какая-то женщина и, поблагодарив за концерт, убежденно заявила:

«Зачем вы, тов. Козин, взяли к себе в концерт таких артистов — ни рыба, ни мясо». Я был смущен, т.к при этом присутствовали Мармонтов и Тернер. «Почему вы не выступаете, как Гаспарян[35], сольно? Ведь мы пришли слушать вас, а не их». Оборвать ее я не решился, она высказывала свое личное мнение, да и не хотел обижать человека, ведь в ее словах скрывалась доля истины.

Антураж не для меня, и чем дальше мы будем ехать по России, тем более очевидно это будет ощущаться. Пименова как певица еще молода и пока просто слаба. Ее супруг также слаб и не первосортен. Предъявлять к ним особых требований нельзя, да и бесцельно. С ними надо кропотливо, педагогически заниматься. У них нет вкуса и чутья большой эстрады. Они так и останутся середничками, если не скатятся в дрянцо из-за своей ложной убежденности в собственной значимости в искусстве. Кто им это привил, какой мерзавец покалечил их сознание, не знаю.

19.30. Принесли телеграмму на мое имя, но касающуюся дел Мармонтова. Записываю текст телеграммы: «Прокопьевск Кемеровской. Гостиница треста. Артисту Козину. Из Омска, № 8201. Прошу дать указание вашему уполномоченному немедленно связаться омской филармонией. Ваши концерты Омске объявлены началом десятого согласно телеграмме Мармонтова. Отмена невозможна. Случае срыва угрожают большие убытки, которые будут отнесены счет хабаровской филармонии. Куперман».

Как будет выходить из этого положения Мармонтов? Я не понимаю, если он давал какое-то обещание, подкрепленное телеграммой, как же можно в это время устраивать концерты в другой области?! Мне кажется, что администрирование куда более сложная вещь, чем представляет себе Ананий Моисеевич.

С 15-го мы должны быть в Челябинске. Если мы не приедем в Омск, может получиться скандал, который донесется до Москвы. Опять пойдут «гнилые разговорчики» о капризном Козине, когда я тут ни в чем не повинен.

В Кемерове объявили в газетах мой концерт 11-го в Летнем саду на закрытии. Такого концерта, конечно, не будет. Сейчас уже не такое теплое время, чтобы можно было петь на открытом воздухе. Вот и сейчас, пока я пишу эти строки, за окном моросит осенний холодный дождик. Это не каприз, но всего лишь боязнь простуды. А за всем этим «администрированием» будем потихоньку наблюдать. В случае чего я сразу же дам телеграмму в Москву о временном прекращении гастролей. Я отдохну, подготовлю репертуар и поеду уже с тем антуражем, который приличествует моим концертам.

(Далее запись сделана, похоже, после концерта. — Б.С.). Пел безо всякого настроения, пианист все ж таки безбожно барабанит. В нем нет чутья. Он не живет настроением зрителя и исполнителя, а играет, как заведенная машина. Какой-то парень за кулисами не спускал с меня глаз, создалось впечатление, что он хотел со мной заговорить, но помешал мой отъезд. Что ему надобно было от меня?

Завтра куплю материал для летнего костюма — метр стоит 200 рублей, хороший серый цвет с белой полоской. Вместе с шитьем обойдется рублей в 1300, да хорошая цветная рубашка кирпичного цвета, три галстука (красный, синий, зеленый), серая фетровая шляпа, а потом сразу на кладбище.

Сейчас лягу спать и буду мечтать и мечтать, а что остатся делать пятидесятилетнему болвану?

«Супруги» нагрели Мармонтова и Каца в преферанс на 140 рублей.

Сегодня должен быть концерт в Кисилевске, в 40-минутном, на электричке, расстоянии от Прокопьевска, ночевать возвращаемся обратно.

Вчера у меня сидел некий Петр Ермашев, который, стесняясь, попросил у меня на память фото. Очевидно, он был на концерте. Длинный, как жердь, черноволосый, черноглазый парень — кемеровец по месту рождения, получивший после окончания горного техникума назначение на шахту. Рассказал, что приходится работать по 12 часов в сутки: с 6 утра до 6 вечера. Уставать пока не устает. Очевидно, работает еще с юношеским жаром и пылом, не обремененный семьей и вытекающими отсюда заботами. Общежитие, работа, столовая, кино, опять общежитие, и круг жизни для него завершился. Пока не одурманила его эта чертова карусель. Еще он смотрит на все оптимистично, с надеждой стать если не министром угольной промышленности, то хотя бы начальником шахты. Как пленительна пора молодости. Как ей завидуешь! Завидуешь до бешенства! Молодость не чувствует ни тяжести ожиревшего тела, ни ломот, ни покалываний или болей в дряхлеющем организме. Противна до омерзения старость, даже слово это тошнотворно.

Как безобразно стал выглядеть одряхлевший Коралли: выпячивающийся живот, толстая, бычья шея, большая голова и коротенькие ножки. Хищный птичий профиль, злые крысиные глаза и седая, редеющая шевелюра. Рассказал, что Шульженко[36] якобы сошла с ума. В этом я несколько с ним согласен, но ведь и он изменяет ей налево и направо.

<«Я решил, что хватит всю жизнь быть при ней. Сейчас я зарабатываю в три раза больше! А она все почувствует года через два-три, когда к ней неожиданно подступит старость. Сейчас она еще прыгает и купается в лучах своей славы. Я решил уйти от нее. Не знаю, сколько это продолжится».

Ну, хватит о них говорить. Попутно отмечу лишь, что репертуар у него мне очень нравится. Подает материал очень тактично, без дешевого эффекта. Долголетнее пребывание на эстраде не прошло для него даром. Все о них! Из моего гостиничного окна виднеется чудеснейшее здание детской музыкальной школы (в дневнике есть козинский рисунок этой школы. — Б.С.). В портиках стоят статуи Глинки и Чайковского. Одаренные горняцкие дети могут посещать школу и получать музыкальное образование. Побродив по городу, я заметил очень много зданий хорошей, благородной архитектуры, в стиле старых зодчих. Город разделен железной дорогой как бы на две половины, одна — жилищная, другая — рабочая. На одной — шахты, терриконы, на другой — жилье, культурно-просветительные и торговые учреждения.

Спел средне. Публики было больше, чем следует. Магаданец поднес цветы. Были интереснее объекты, но это все ж таки далеко от Прокопьевска.

Дом культуры грязен и неряшлив. Освещение слабое. Есть партер и балкон. Пианино очень расстроенное. Дорога плохая. У меня голова разболелась от разыгравшегося инцидента при отъезде в Киселевск. Когда мы вышли из общежития, в одной из машин сидела какая-то женщина, впоследствии оказавшаяся драматической актрисой Прокопьевского театра. По заверениям Пименовой, Мармонтов находился в нетрезвом состоянии. Ввиду нехватки мест он хотел посадить в нашу машину, вместо положенных трех людей сзади, четверых. Деревягина закатила скандал при большом стечении публики, которая с удовольствием слушала словесную перепалку. Как Мармонтов, так и эта балерина, оба были неправы. Мармонтов не должен был сажать посторонних людей в машину, где не хватало мест участникам концерта. А Деревягина не имела права раскрывать свою пасть при посторонних людях да вдобавок еще на улице. Я не вмешивался в это дело, т. к. считаю нужным не обращать никакого внимания на все эти дрязги и мышиную грызню этих ничтожностей.

Сегодня ни с того ни с сего видел во сне... президента Франции Рене Коти, который разговаривал с каким-то министром иностранной державы. К чему бы это?

Да, здесь осень незаметно, но твердо вступила в свои права. Свежие утра. Тихий, студеный воздух. Природа притихла. Лето уходит. Пышно цветут осенние цветы — астры. Небо высокое, синее-синее и грустное, такое же печальное, как и моя будущая старость, необеспеченная и бесперспективная. Сторож какого-нибудь учреждения или склада — вот самое лучшее, на что я имею право рассчитывать. Что могу еще ждать?! Но вымаливать чего-то не буду ни за какие миллионы! Не стоят они этого, я не считаю больше себя виновным ни в чем! Скорее возвращаться в свою конуру и устраиваться на какую-нибудь работу. Угол у меня есть. А скитальческая жизнь мне осточертела, и я до безумия устал петь. Да и чем петь? Позор и стыд! Они меня эксплуатируют в прямом смысле этого слова, выкачивая, благодаря моему голосу, из публики деньги. Я больше этого не хочу. Мне хочется покоя и тишины. Мне надоела эта пошлая и грязная эстрада с ее актерами-пошляками и прочей мелюзгой вроде наших артистов, вся жизненная заинтересованность которых состоит в том, что продается в магазинах. Об искусстве нет и речи. Искусство в их лексике не упоминается. Оно упоминается лишь тогда, когда они получают вместо мягких билетов — жесткие плацкартные. Тогда поднимается буча. Хватит говорить об этих блядях. При воспоминании о них у меня начинает болеть голова, настолько они мне опротивели.

Киселевск — типично горняцкий городок. Центральная его часть состоит из одной длинной прямой асфальтированной улицы, обсаженной по обеим сторонам разросшимися деревьями, за которыми прячутся небольшие частные домики с огородами.

Сегодня день отдыха. Я немного рад, что имеется возможность дать передышку моему несчастному голосу. Хотя вчера эта гнусавая певица выразила неудовольствие, что не смогли сделать здесь концерта. Видали эту блядь!

Добрался пешком до колхозного рынка. Овощей и различных продуктов много. Но цены высоки или низки, не могу сказать. Люди несут с базара купленных поросят, отчаянно визжащих в тесных мешках.

Вчера купил электробритву киевского производства на 127 вольт, ее надобно переделать на 220 или приобрести для нее трансформатор.

При странных обстоятельствах у меня исчез ключ от комнаты. Если это специально утащили, чтобы комната на ночь осталась открытой, то из этого ничего не выйдет. Я забаррикадируюсь так, что сломают двери, если захотят войти.

Завтра, если успею, зайду в «Союзпечать» и попрошу журнал «Иностранная литература». Девушка из киоска сказала, что им выдают всего два экземпляра этого журнала.

Ключ пока что исчез. Володя приходил, но ключа он не брал. Мне кажется, да я уверен, что это обслуга выдернула его из замка — и ключ на месте, и штраф можно взять. Как все это противно. Но ведь жить как-то надо. Вчера я слышал разговор двух банных уборщиц, которые получают не более 300 рублей в месяц. Как можно жить на это жалованье? Что можно купить? Можно ли приготовить пищу с маслом? Конечно, нет. Можно купить мясо? Нет. Хлеб, крупа, картофель с солью! Капуста. Селедка. Исконно русская национальная еда, к которой так привык народ Одежду также надобно купить, неизносимой пока не придумали. Какой выход из такого положения? Жить, добывая деньги нечестным путем! И вот люди начинают изворачиваться.

После бани что-то мне не по себе со стороны легких. В три часа отсюда выезжаем в Белово и после концерта сразу едем в Кемерово. 78-й концерт, осталось еще 22.

Скорее, скорее, как можно скорее расстаться с этой компанией, самовлюбленной и неблагодарной. В Кемерове Коралли в клубе «Грэс» сделал сбор в 200 руб. Я опасаюсь, что у меня будет то же самое. Там, очевидно, публика неорганизованна и концерты проводятся стихийно.

На ночь я закрыл свою дверь обыкновенными ножницами. Ночь прошла спокойно, без всяких приключений.

Новая авторучка работает пока очень хорошо. В этом шахтерском городке я накупил себе полдюжины приличных галстуков. Серый костюмный материал уже весь распродали. Может быть, это к лучшему. Сейчас надобно снова покупать демисезонное пальто и темный костюм. Ругаю себя, что не взял отреза в Анжерске. Фактически, я не купил ничего нужного, кроме магнитофона.

Чем-то все кончится в Иркутске? Найдутся ли выкраденные у меня вещи? Паспорт куда-то исчез, даже не представляю, где я мог его оставить?

Приехали сюда кольцевым поездом. Как обычно, не обошлось без инцидентов. Дело в том, что у наших «артистов» выработалась привычка занимать в поезде места для себя как можно быстрее. Деревягина влетела в купе, набросала на нужные ей места вещи, и, когда Мармонтов попросил ее не торопиться, а дать ему самому разобраться, как кого разместить, она подняла скандал, обозвала его «хамом» и заявила, что они его разоблачат в Магадане. В чем заключается это «разоблачение», я не знаю, да и «разоблачать» его не в чем. Я ни слова не проронил. Но мне было так стыдно. Два часа ночи. Пассажиры спят. В вагон вламывается банда, а не группа артистов, шум, гам, перебранка, весь вагон пробуждается. Я с ними больше никогда не поеду.

Когда мы добирались на электричке до Белово, проводница открыла нам одну дверь, у другой был испорчен замок, и она не открывалась. Пименов, Кабалов и Тернер устроили скандал, начали оскорблять проводницу. Пименов начал орать: «Сию же минуту открыть дверь! Я приказываю немедленно открыть дверь!» Видя, что «приказание» не выполняется, он, взбешенный, побежал к начальнику станции (я уверен, что он отрекомендовался как член группы Вадима Козина), стал требовать жалобную книгу, но ее ему не дали или таковой не оказалось. Во всяком случае, он пришел зеленым от злости и на проводниц и на администрацию, она, т. е. администрация, покрывает «этих мерзавок». И это говорит член партии. Тернер заявил Мармонтову, что он не потерпит, чтобы кто-нибудь запрещал ему говорить, что он лично считает нужным высказать кому-либо. Подразумевались его оскорбления в адрес проводницы.

В Москву прилетел канцлер Германии Аденауэр, и сейчас по радио слушал сообщение о ходе переговоров между СССР и Германией. Я прихожу к выводу, что из этих переговоров вряд ли что получится. Воссоединения произойти не может. Аденауэр слишком хорошо знает события в Румынии с королем Михасем, и потому он не сядет за один стол с правительством Восточной Германии. Россия недвусмысленно устами Хрущева заявила, что Восточная Германия — это будущее всей Германии. Это заявление, как бы ни золотилась пилюля, может рассматриваться лишь как предложение: «Желаете существовать на свете спокойно и не рыпаясь, пока вам это предоставляется, — живите!»

Вчера еле заснул после неудачного концерта. Пел настолько отвратительно, что мне пришлось ждать, пока уйдет публика, чтобы не показываться ей на глаза, и все это из-за дневного концерта на открытом воздухе на закрытии городского сада. На втором концерте я представлял собой ничтожное зрелище. Я был жалок, и все по прихоти администраторов, как кемеровских, так и Мармонтова. Они сыграли на том, что мне будет неудобно отказываться от концерта на воздухе, дабы не возбудить к себе одиозного впечатления. Мармонтову я сообщил, что дальше Челябинска я на запад не поеду, а о Свердловске не может быть и речи. Ездить я больше не хочу. Я не могу допустить, чтобы уходящая с моего концерта, как это было вчера, публика говорила: «Он потерял голос и сейчас только «исполняет»!» Да, я вчера действительно не пел, потому что петь было нечем.

Сейчас звонил бухгалтер Хабаровской филармонии, ему, видимо, был нужен Мармонтов. Он спросил дату выезда из Кемерова. Я ему «ввернул» про Омск, а также сообщил о своем решении после Челябинска постепенно возвращаться на восток.

Жду, когда придет артистка О. Воронец с баянистом Бобковым, чтобы записать несколько русских песен, которые я обещал дать им: «Тихо тащится лошадка» из репертуара Н. Плевицкой, белорусскую «Человек жану бьё» и шуточную песню Архангельской области «Жила-была Катенька».

В утренней радиопередаче (Кемерово) были даны куплеты «Днем и ночью» в исполнении какого-то Германа Орлова. Куплеты очень остроумные. Спел песенку «Почему» Глеб Романов[37], исполнил ее он очень хорошо, лучше, чем эта «восточно-тюркская карамель» однояичный Рашид (очевидно, Р. Бейбутов[38]. — Б.С.), но концовку не дотянул. Слушая его пение, я начинал кое о чем догадываться. Романова выдала с головой эта песенка. По одной интонации. Я сразу догадался, в чем его успех! Ну, что же, молодчик! Пусть с богом работает, он имеет на это полное право.

Чего-то нет Мармонтова. Если он без меня отменит сегодняшний концерт, будет хорошо. Если же отмены не последует, кое-как проскриплю, чтобы в этом месяце сделать сотню концертов, тем самым выполнить за 4 месяца норму: 25 концертов в месяц.

Воронец с Бобковым пришли ко мне 20 минут 12-го и ушли около 3 ч. дня. Бобков написал мне canto трех песен: «Домино», «Беса ме мучо» и «Песенку парижского гамэна». Затем пришла супруга администратора и сообщила, что машина будет в 7 часов. Был еще какой-то актер, по его словам, из Казахстана (чтец по жанру), который никак не может найти себе работы. Пришлось дать ему 50 рублей. Ладно, я тратил на пустяки и большие суммы. У этого 63-летнего актера жена и трое сыновей, семью он возит с собой. Что это за жизнь?! Он с большим раздражением отозвался о Кемерове и его жителях, так или иначе соприкоснувшихся с ним. Между прочим, от Кемерова я тоже не в восторге. За двухдневное пребывание в нем я заметил перебои в снабжении водой, хотя река Томь протекает под боком. Перебои в снабжении хлебом! Это уже совсем удивительно. Масло сливочное выбрасывается (термин эпохи социализма; понимать надо не в прямом смысле, а в смысле поступления в продажу. — Б.С.) очень редко. Сразу же образуются очереди.

Прочел в «Правде» заявления Булганина и Аденауэра. Что можно сказать об этих словесных дуэлях? Они ни к чему не приведут. Обе стороны слишком заинтересованы в диаметрально противоположном. Что называется, орел и трепетная лань. Одно совершенно ясно: Аденауэр упорно говорит от имени всех немцев, а наши пытаются доказать, что он выступает от малого количества их. В итоге одна говорильня. Меня удивляет другое. Почему Аденауэр разговаривает с Россией, и от имени кого говорит СССР? От имени Восточной Германии? Мне это как-то непонятно.

Сегодня ночью выедем в Челябинск Надобно будет приготовить рубашки к концертам. Хочу поглядеть австрийский фильм «Дон Жуан» — пера Моцарта, представляю, какая это скука. Да и Моцарта я не очень люблю. Очевидно, очередная тягучая немецкая размазня.

Пришли попрощаться директора Кемеровской филармонии. Еще раз подтвердили то, о чем я думал. Конечно, последующая поездка, если она состоится от Магадана, будет с другим антуражем. Они также согласились со мной, что ехать с таким составом в Свердловск нельзя. Если бы кто-то слышал, какие уничтожающие характеристики дали оба директора филармонии Пименовым и Кабалову, и они, разумеется, были правы.

Далее, я уже совсем собрался. За окном гостиницы бушует гроза. Настроение у меня такое отвратное, что я никак не могу понять, что со мной происходит, почему такая истеричная нервозность? Молнии сверкают очень ярко на вечернем небе. Может быть, эта истерика была предвестником грозы?

В лесах, мимо которых мы проезжали, уже ясно ощущается наступление осени. Листья деревьев пожелтели и побагровели. Жаль, что раньше не занимался фотографией. Попадаются удивительно красивые места, олицетворяющие русскую природу и истинно русский ландшафт. Труднообозримые дали колхозных полей, сменяющиеся лугами и лесами...

Приехали с большим опозданием в 2 ? часа, попали на 5-й или 6-й путь, между поездами. Попали в самую сутолоку, в темноте, в толчее.

Через полчаса я уже находился в гостинице «Южный Урал», комн.№81. Номер небольшой, чистенький, ординарный. Сойдет.

Не успели еще, как говорят, чернила высохнуть на подписях Булганина и Аденауэра, как сейчас по радио передали сообщение ТАСС, что господин канцлер что-то наболтал про границы и что ему напомнили, где проходят границы его государства.

Я вспоминаю эту гостиницу в дни войны: холодная, неуютная, безо всяких ковров и драпировок Правда, очень смутно припоминаю свой номер. Помнится, в грязной ванной не было горячей воды. Мы что-то выпивали с одним военным-танкистом, который не получил номера, и он спал у меня на диване. Я не узнал совершенно города, так он изменился. Там, где находилось кладбище, все застроено жилыми домами.

Сегодня вновь передали сообщение ТАСС о высказывании Аденауэра по поводу каких-то границ. После этого «окрика» была зачитана телеграмма Аденауэра, в которой он распинается в своей преданной дружбе Булганину. Это настолько старомодная дипломатия, что отдает чем-то тошнотворным.

Приехал финский президент. Встречали его все, кроме Булганина, как передало радио, не встретившего президента по нездоровью. Очевидно, этот старый немецкий лис из Бонна доконал нашего старика Булганина. А Ворошилов так и не пожелал встретиться с Аденауэром, он нигде не присутствовал, даже на приемах. И как бы в подчеркнутый противовес, сопровождает всюду приехавшего финского президента.

Письмо Вильгельма Пика Ворошилову по поводу возвращения немецких военнопленных из России. Этим письмом началась «холодная война» между обеими Германиями!!! В. Пик настаивает, чтобы все немцы, находящиеся в СССР, были переданы Восточной Германии. Интересно, какой будет реакция Москвы?

Передовая газеты «Правда»: «Привет Германской Демократической Республике!» В Москву прибывает делегация В. Германии. Не успела уехать 3. Германия, как приезжает другая половина Германии.

ГДР — государство рабочего и крестьянского класса немецкого народа. Вот, господин Аденауэр, вам последняя оплеуха, а за ней последуют и многие другие. Вам Москва ответила, что немцы, находящиеся в России, — отъявленные преступники перед всем миром и что помилование их, прощение их преступлений является оскорблением для всего мира. Другими словами, Бонну дали понять, что прощения не последует! Что ответит Москва Берлину? Посоветует ли она ГДР держаться с ФРГ более лояльно и дипломатично? Но сближения не будет! Если это произойдет, случится чудо в дипломатии.

16.00. Походил по городу. Он заметно вырос. Поговаривают, что в нем проживает с миллион человеческих душ. Два универмага с массой ненужных вещей, которые никто не покупает. Здесь необходимо найти электролампы из молочного стекла и лампочки для люстр. Надобно бы приобрести электрическую чудо-печку. Но как все это барахло отправлять, ума не приложу. А посылки отправлять нужно. Здесь на почтамте имеется упаковочный отдел.

Пообедал сегодня в ресторане при гостинице. К столику подсели два типа с усиками и прическами «а-ля тарзан». Послушал я их разговоры, вот действительно убогое скудоумие, а грузинские усики меня вообще приводят в бешенство. В особенности изламывался тот, кто поменьше: то он не может есть все, что приготовлено на сливочном масле, то ему еще две недели по какой-то причине нельзя выпить даже глотка пива. А потом, очевидно, забыв, что он говорил, сказал, что сегодня надобно купить бутылку «столичной». Когда же партнер возразил, что в ресторане существует наценка, этот «шипздик» ответил, что какие-то 5 рублей не играют роли, и сразу же стал подсчитывать по меню-прейскуранту, сколько же стоит то, что он с таким остервенением сожрал, чтобы официантка его не обсчитала. Откуда стали появляться такие ублюдки, которые стараются не походить на русских и, одеваясь под заграницу, теряют облик русского человека? Я еле сдержал себя, чтобы не покрыть их хорошим русским матом.

Пел очень плохо, без настроения, злой. Пришел за кулисы молодой мужчина, хорошо сложенный для своего небольшого роста, и сказал, что его фамилия также Козин, что он из Саранска. Спросил, не из Башкирии ли я? Я ответил, что нет. Но, чтобы выяснить, состоим ли мы в родственных отношениях, уговорились, что он зайдет завтра днем ко мне в гостиницу и там мы по душам поговорим. Я думаю, что он придет и мы обо всем договоримся. Но мне кажется, что он, конечно, никакой не родственник. Ну, пусть придет, а там видно будет, как поступить с ним.

Вчера приехала сожительница Тернера. Немолодая, толстая и не очень привлекательная женщина, с красным злым лицом и длинным тонким кумушкиным носом. Она, конечно, ему абсолютно не пара. И она, кажется, значительно старше его. Посмотрел фотографии его дочери, девочка выглядит явно старше своих лет. Боже упаси, я не хочу клеветать на 10-летнего ребенка, но судя по выражению ее лица интуиция подсказывает мне, что эта девочка очень далеко пойдет, если она уже не тронулась в этот путь. Мать, конечно, маху не дает, и девочка, я уверен, являясь свидетелем материнских любовных шашней, уже имеет о жизни женщины ясное и полное представление. Чего стоит ее фото с распущенными волосами и стыдливо опущенными глазами. Стыдливо опущенные глаза отнюдь не доказывают невинности ее возраста. Эта нарочитая, сознательно напускная поза пробудившейся женщины. Может быть, я клевещу на ребенка. Но, сопоставляя рассказы Тернера о своей семейной жизни и увидев его т.н. жену, которая изменяла ему налево и направо, я пришел к такому выводу. Теперь понятно, почему никогда не будет творчески расти как пианист Тернер. Никогда его семейная жизнь, его жена, ее мировоззрение не позволят ему этого. Он так и останется рядовым оркестровым музыкантом. Жаль, конечно. Они не пара, это совершенно очевидно.

После концерта (№82) пришла в уборную группа студентов-свердловчан, находившихся в Челябинске на практике и 20-го уезжающих к себе домой. Они поинтересовались, буду ли я выступать в Свердловске. Мой отрицательный ответ был явно не по душе Мармонтову. В гостинице у нас состоялся разговор на эту тему, и я ему в категорической форме высказался против гастролей в Свердловске. Попутно он заметил, пользуясь сообщениями Белозерской Кабалову, что в театре дела обстоят очень плохо, трасса ничего не дает (речь идет о неудачной поездке другой бригады театра по Колыме. — Б.С.). На трассе у них произошел инцидент с ансамблем ВСО (военизированной спецохраны. — Б.С.), также гастролирующим летом по приискам и поселкам. Кажется, на Атке театральная группа встретилась с ВСО, у них был аншлаг, а у театра нет, и якобы последние начали срывать ВСОвские афиши. Эти детские проявления бессильной злобы несолидны и смехотворны. Это просто позор для театра, который потерял свой творческий авторитет и который можно восстановить лишь хорошими постановками и концертами, а не скандалами и драками.

12.37. Был Козин, которому почему-то взбрело в голову, что я его отец. Я умирал от смеха. С другой стороны, я его понял. Парню 23 года, все свое детство он провел в детдоме в Мордовии, затем служил в армии. Теперь работает на Челябинском металлургическом заводе. Простой парень, который во что бы то ни стало хочет увидеть того, кто произвел его на свет. Маленький, синеглазый, курносый, на голову ниже меня, неженатый, но самого шпанистого вида. Он обещал зайти в воскресенье. Пусть придет, авось договоримся, что я ему придусь дедушкой.

Сейчас слушаю концерт в исполнении мастеров искусств: Шпиллер[39], Козловского, Кнушевицкого[40], Гинзбурга[41]. Я не говорю уже о Козловском, этот вытрющивается так, что за него становится просто стыдно. Но Шпиллер, чего она вдруг решила петь на французском языке «Весну» Сен-Санса? И спела ее с таким произношением, какой был у богатых дочек купцов 3-й гильдии. Стыдно за нее. Чего они с ума сходят на старости лет?

А действительно-таки рейнский лис укатал тов. Булганина. Последний, проводив канцлера, слег в постель. Сейчас одновременно два дипломатических акта совершаются в Москве. Это переговоры с финнами и восточными немцами. Одним передадут то, что передали Аденауэру, с тем чтобы ГДР и ФРГ сами произвели обмен своих немцев. Пусть сами разбираются, это их семейные дела. Чего вмешиваться в ссору? Попутно с этим мне вспоминаются Москва, Кузнецкий мост, витрина фотоателье Свищова-Паола, где девчонки и мальчишки обмениваются снимками артистов кино, театра и эстрады. За три карточки одной звезды дают, предположим, одну как более котирующуюся на этом обменном рынке.

Радио поздравляет всех граждан Советского Союза с добрым утром, а у меня на душе совсем не доброе настроение. У меня на душе пасмурно и бесперспективно. Сейчас я чувствую, что совершенно не могу петь. Это какой-то кошмар! Мама! Дай мне силы закончить поездку. Вчера на концерте была проводница вагона того самого поезда «Анжерск—Челябинск», в купе которого, я надеялся, потерял паспорт. Но найти его не удалось. Где я мог потерять паспорт, просто не знаю. Господи, ну что это со мной делается? Почему я все время нахожусь как в лихорадке, нет покоя нервам.

Опять плохо с легкими, или это уже старость, или я все время простужаюсь.

Погода чего-то хмурится. Город окутывает туман. Неужели будет дождь или снег? Метеостанция сообщала, что с 16-го числа предполагаются заморозки, первые признаки приближения зимы. Зима! Опять все сковывающий холод, сковывающий все твои мысли и мечты. Как хочется вернуться к себе домой. Не думать больше о пении и тихо где-то работать, чтобы тебе никто не мешал, а ты им.

Радио долдонит о том, что писатели отстают от темпа советской жизни. Радио сетует, что наши писатели совсем ничего не пишут о пафосе и красоте советского труда. Писатели не создают ярких и навсегда запоминающихся образов рабочего и колхозника такой же силы, как образ матери и ее сына в романе Горького «Мать». «Видишь, чего захотело радио. Ведь это же Горький, а мы кто?» Кто вы? Сразу же напрашивается одно нелестное сравнение вас с одним эпитетом.

Завтра должен зайти Леонард Варфоломеев, который безуспешно пытался попасть в Щепкинское училище. Дошел до 3-го тура, а с 3-го его выкатили, дав прочесть «Сокола» Горького. Парень по внешности подходит. Высокий, несколько худоват, но с годами округлится. С горя он обрился и поступил в медицинский институт на хирургическое отделение, а сейчас пока мобилизован в колхозы на копание картофеля.

День отдыха.

Время после концерта для меня — самое ужасное. Как я был вчера жалок! Я окончательно потерял голос. Будьте все прокляты, которые заставляют меня еще петь. Зачем продолжать это жалкое кривляние?

Слушая хор Омской области, у меня мелькнула мысль: почему хор им. Пятницкого, если можно так выразиться, вышел из «моды»? Сошел с орбиты внимания публики и Краснознаменный хор Советской Армии им. Александрова. При жизни Сталина эти хоры всегда были непременными участниками кремлевских концертов. Радио беспрестанно передавало их записи. Остановились в своем творческом росте? Отчасти, да! В особенности, хор им. Пятницкого, благодаря своему бессменному руководителю Захарову. Многие скажут: как это так, Захаров сделал столько хорошего для хора, и вдруг из-за него, Захарова, прославленный коллектив остановился в своем росте?! Совершенно правильно. Захаров, так много написавший для хора песен собственного сочинения, своими же песнями и задерживает творческий подъем хора. Его песни представляют собою своеобразный переплав русских напевов с творчеством самого Захарова. Этот суррогат русской песни, пока он был нов и подавался малыми порциями, был интересен как новинка. Но когда Захаров начал пачками фабриковать свои композиции и хор стал исключительно рупором захаровских произведений, публике приелись эти мелодии, одновременно и похожие на русские мотивы, и в то же время не похожие. Когда же появились другие хоры: Воронежский, Уральский, Омский, с естественными русскими напевами и звучаниями, Пятницкий хор сразу же отошел на задний план. Он превратился в своеобразный вокальный памятник сталинской эпохи. То же самое произошло и с Краснознаменным ансамблем Александрова, репертуар которого в последнее время представлял собой вокальный памятник одному человеку — Сталину. Либо эти хорошие, слаженные ансамбли должны перестроиться и идти в ногу с требованиями времени, либо постепенно сойти со сцены искусства. «Фольклорнее» и «национальнее», если можно так сказать, всех хоров является сейчас, конечно, Уральский хор.

Сходил в гастроном. Там, около молочного отдела, стояла огромная очередь преимущественно из женщин, они стояли за комбижиром. Масла челябинки давно уже не видали! Почему такая нехватка основных продуктов? Отчего население не имеет в достатке такого важного продукта, как масло? Если за этим суррогатом стоит такая очередь, что же тогда делается в магазине, когда бывает масло?

Этот дефицит основных продуктов питания наблюдается во многих сибирских городах. Даже хлеба нет, как полагается. Все эти нехватки я отношу за счет местных властей, они халатно относятся к проблеме снабжения населения необходимым питанием. Не может быть никакого сомнения в том, что в Советском Союзе хлеб, мясо и молоко имеются в достаточном количестве.

Около 6 часов утра пригрезился сон, содержание которого не было подготовлено событиями дня. Я еду по главной улице села Ям-Тесово на дрожках, запряженных в одну лошадь, деревня или село изменило свой внешний облик, но я должен остановиться около дачи-избы, где мы проживали летом. Я останавливаю дрожки, выхожу из них и иду обратно, меня кто-то окликает, я оглядываюсь, но никого не вижу. Потом меня нагоняет какой-то мужчина и просит покурить, я отвечаю, что не курю. Подходя к избе, смотрю на противоположную сторону, где ранее были расположены избы Буяновых и нянькиных родственников. Вспоминаю, что эти два двора были спереди и сзади окружены березами и сиренями, а также плодовыми деревьями. Во сне на этом месте не было деревьев и, как мне кажется, не было и самих изб. Я во сне заметил, что раньше у Буяновых росло много деревьев. Войдя в избу (по моему сонному представлению, это изба Андреяновых, дяди Миши), меня поразил тяжелый воздух и горящие в избе коптилки и лампы. Многочисленные комнатушки набиты незатейливым деревенским скарбом. В одной из комнат оказался Тернер. Обитатели избы (Шура Андреянова) собираются куда-то уезжать, какой-то двенадцатилетний мальчишка переодевается...

Из каких-то закоулков мозговых клеток возникло это видение минимум 25-летней давности. Самое замечательное в этом сне, что я приехал в деревню в настоящее время, и мое воображение пытается воссоздать современный вид Ям-Тесова. Как мне хотелось узнать, как выглядят те места, в которых прошли мои детство и юность. Я все же попытаюсь приехать туда перед своей смертью. А для этого надобно поторопиться, времени остается немного.

Челябинский городской театр, в котором я работал в 1941 году, отреставрирован. Содержится в большом порядке, начиная с физических уборных. Сцена хорошо оснащена. Зал просто и строго отделан в виде прямоугольника, по бокам которого, в углублениях стен, устроены четыре ложи. Есть балкон. Очень хорошая акустика. Рояль старый, «Рёниш», я еще под него пел.

Сегодня после концерта (№86) ворвался ко мне в номер друг и товарищ опереточного хабаровского премьера 40-х годов Гриши Самарина, тогда он был юношей, худеньким и высоким, а сейчас превратился в здоровенного мужчину. Отец его работал одно время на Колыме, в геолого-разведочном управлении, а теперь в Хабаровске — некто Демьянович. Боже мой, как быстро летят года, словно птицы несутся в теплые края.

Днем опять видел неприятный сон: будто я возвращаюсь от Марианны, и, как всегда во сне, ее лестница наполовину не имеет ступеней, приходится перепрыгивать. Иду по двору, по снеговой кашице, встречаю под нашими окнами своего незабвенного Мосеньку, он по обыкновению чумазый и серый. Я иду под вторые ворота, двор и лестница загромождены ящиками, поднимаюсь к себе с чувством какой-то тревоги, и это беспокойство всегда охватывает меня во сне, я всегда просыпаюсь с этим чувством, к которому примешиваются невыносимая тоска и грусть. Тяжелое то время было в Ленинграде, без матери, скитавшейся где-то в Новгороде, благодаря гуманности, о которой так любил разглагольствовать Алексей Максимович.

Проснулся с какой-то усталостью на голосовых связках, то ли оттого, что мне не дал вовремя заснуть пришедший Анатолий Демьянович, то ли сказывается напряжение от двух концертов. Завтра должен быть день отдыха, но придется спеть в военном госпитале, т.к. дал согласие. Как мало пришлось ликовать нашей «мелюзге» во главе с администратором! Он Козина также недолюбливает за то, что его до сих пор нельзя ставить на одну доску с ними. А как бы им этого хотелось! Чувствую это всеми фибрами души. А ну их к такой матери, пусть они питают плохие чувства всех оттенков, я не буду показывать вида.

Вспоминается один эпизод из моей юности. Мы, юноши соседних дворов, были разъединены на две группы, одни считались попроще, другие — поинтеллигентнее. Одному из группы «интеллигентов» парень попроще набил морду, тот был ошеломлен таким казусом, т. к. считал себя знатоком бокса. Но факт остался фактом, он был повален на землю и бит при девушках, за которыми их компания ухаживала и с которыми флиртовала. Тогда предложили встретиться поздно вечером, чтобы вновь подраться. Парни попроще согласились. Решили, что против их «боксера» выступит самый сильный, по прозвищу Батя. Как сейчас вспоминаю, парк напротив Петропавловской крепости и нашего дома, сквозь густую листву старых деревьев еле проникают лунные лучи. Бойцы приготовились. И боксер, изловчившись, нокаутировал нашего Батю, который, хотя и удержался на ногах, был настолько одурманен ударом, что признал себя побежденным. Это настолько ошеломило нашу группу что она не решилась напасть на боксера всей стаей, хотя ранее заявляла, что поддержит Батю, если ему придется плохо.

Этот эпизод вспомнился мне, когда я проглядывал газеты от 21 сент., в которых публикуются сообщения о том, что американская пресса в насмешку или всерьез назвала «аргентинской трагедией» (свержение восставшей оппозицией президента X Перона. —Б.С.).

Передается «Пиковая дама» Чайковского. Боже мой! Как он велик, как гениален! Все остальные перед ним буквально букашки. Какая музыка! Мне вспоминается декорация сцены «Комната графини» в Большом театре. Темный будуар. Большая двухспальная кровать с высокими деревянными спинками. Перед кроватью, в изголовье, огромный образ, перед которым теплится лампада из багрового стекла. На авансцене виднеется большое вольтеровское кресло. У левой кулисы белеет мраморный бюст графини в молодости. Все погружено во мрак, и только слабый багровый свет лампады. Художник удивительно передал в красках и характере декорации пугающую мелодию — тему графини. А как чудесна ее песня на французском языке — песня-воспоминание о ее молодости, о Париже, где она блистала, прозванная за свою красоту «московской Венерой»! Поистине трудно отличить, кто же творец «Пиковой дамы» — Пушкин или Чайковский? Сплав творчества двух гениев дал настоящее произведение искусства, которое будет жить веками и одинаково трогать людей всех времен и национальностей. Дорогой, милый Петр Ильич, вы, только вы смогли с вашей душой, которую я понимаю, как никто, создать этот шедевр, ставший бессмертным.

Как Лиза, так и Герман — в исполнении артистов Покровской и, кажется, Киселева — просто никудышны. Оба на высоких нотах детонируют, почему? Неужели тесситура их оперных партий высока для них? Вспоминаю, что чем выше для меня была нота, тем точнее и увереннее я брал ее. Или ария Томского. Как неточно пел высокую ноту артист, исполнявший роль Томского. Мне даже расхотелось спать, вся усталость от спетого концерта куда-то исчезла после прослушивания «Пиковой дамы». В финальной части оперы изумительно передана как бы уносящаяся в райские сферы исстрадавшаяся душа Германа, чтобы соединиться в вечной любви с душой погибшей Лизы. Меня не тяготит тройной образ смерти в опере: смерть графини, Лизы и Германа. Это не звучит вампучно (от слова вампука[42] — Б.С.), наоборот, оно звучит реалистично и совершенно логично. Сейчас я забыл, соответствует ли концовка оперы эпилогу пушкинского произведения. Свихнувшийся Герман сидит на койке в сумасшедшем доме и беспрестанно повторяет, мерно раскачиваясь: «Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!» Не менее изумительна и пушкинская концовка.

Не могу заснуть, так разволновала меня опера. Принял две таблетки бромурала. Уже кремлевские куранты пробили полночь, и звуки гимна возвестили, что Москва официально заснула. Уже и Челябинск спит глубоким сном, лишь я гляжу в окно и думаю о своей дальнейшей судьбе.

Директор филармонии рассказывал, что в цирке и Башкирском театре оперы и балета царит некоторое недовольство из-за моих гастролей. Их раздражают аншлаги моих концертов и малое количество публики на их представлениях. По поводу выступлений цирковых артистов Китая в челябинской газете был опубликован панегирик их мастерству, и я просто удивлен таким невниманием публики. Башкирский оперный театр — это другая статья. Челябинцы всегда могут послушать оперу и поглядеть балет, тем более что сейчас формируется своя собственная опера. А вот проглядеть цирковое искусство китайцев, которые, может быть, сюда больше не приедут, — это непростительно для жителей города. Пока что — тьфу! тьфу! не сглазить — у меня 6 аншлагов. Как пройдут последние два концерта, не знаю. На 24 сентября билеты все проданы, на 25-е продаются. Из Магнитогорска сообщили, что там билеты проданы на все концерты.

За три последних концерта мною спета 51 вещь, продолжительность моего выступления за три дня: 224 минуты, или 3 часа 44 минуты, без 16 минут 4 часа. Осталось до сотни концертов всего 13 штук. После Челябинской области заедем в Уфу. Как мне хочется поглядеть Черниховск, колонию, в которой я пробыл несколько недель, и уфимскую тюрьму. Я вспоминаю эту страшную общую камеру пересылки, с ее земляным полом и сизым туманом от махорочного дыма и испарений, с лежащим и сидящим повсюду народом: бандитами, убийцами, ворами, политическими и просто невинными людьми. Одни ошеломлены случившимся с ними, другие чувствуют себя в этой атмосфере как рыба в воде. Припоминается мужчина, сидящий на земле и шепчущий беспрерывно молитвы. А вот группа бандитов и воров, с увлечением слушающая «чтеца художественного слова», который, приспособляясь к аудитории, безбожно перевирая, рассказывает историю «Графа Монте-Кристо». Александр Дюма и после своей смерти действует двояко на человеческие души своими романами. Человек, прочитавший его романы и сумевший их запомнить, извлекает из этого пользу для себя. Он не погибнет среди мошенников и воров. Он будет у них пользоваться снисхождением и своего рода уважением как человек, могущий их развлечь в минуты скуки. А они, запомнив все то уголовное, что можно будет применить из романа, постараются воспользоваться фантазией французского писателя.

Ночью, когда усталые человеческие организмы начнут засыпать беспокойным сном, звонкое и зловещее щелканье ключа в замке тюремной двери особенно действует на взвинченные нервы впервые и недавно попавшего в тюрьму человека. Бесстрастный, ко всему безразличный голос тюремщика громко, ничуть не беспокоясь, что люди спят, на всю камеру выкрикивает фамилии заключенных, которые назначаются на этап. Поднимается невообразимый шум и гам, и только что заснувшие дающим забвение сном люди просыпаются и возвращаются к страшной тюремной действительности. В тюрьме самым благодатным, самым благословенным считается сон. Пробуждение в пересыльных тюрьмах является в большинстве случаев проклятием и несчастьем. Обычно этого сна дожидаются гиены и шакалы в человеческих образах, которые считают, что умение воровать и грабить является такой же законной профессией, как профессия инженера, шахтера, бухгалтера, писателя, актера... Человек просыпается и не находит около себя своего жалкого скарба, своего мешка, своей порции хлеба, табака и т.д. Жаловаться не на кого и некому. Надзиратель даже глазом не моргнет на заявление новичка, который тут же будет избит за возмущение кражей. Избит, может быть, именно тем, кто совершил у него хищение. Надобно было иметь огромную силу воли и умение как-то приспособиться к окружающей обстановке, в которую тебя бросили гуманисты нашего времени, как несчастную мушку в банку со скорпионами.

День отдыха. Вчера перед самым пробуждением видел сон. Хочу пройти к себе домой, но ключа нет. Спрашиваю этот ключ у старшей дочери Пересыпко — Люды (здесь и ниже упоминаются соседи Козина по дому в Ленинграде. — Б.С.), а та говорит, что его у нее нет, и, запрыгав на одной ножке, убегает от меня. Я поднимаюсь по какой-то лестнице и вижу, что дверь открыта. Помещение представляет собою две узкие комнаты. В одной комнате находится Багдасаров, и я ему рассказываю, как можно было бы увеличить размеры комнат. Когда же я вхожу в свою комнату, она оказывается нашей комнатой в Ленинграде, на проспекте им. Горького. В комнате идет уборка, но живут в ней богомазы; не видя лица женщины, я мысленно уверен, что это Ирина Яковлевна, она показывает мне купленное чучело медведя, которые стоят обычно в ресторанах, на голове у него надет какой-то горшок. В правом углу висит образ, а перед ним стоит диван, покрытый белым чехлом. Я советую поставить за спинкой дивана какой-то горшок с цветами. Но поставить этот цветок нельзя, ему мешает какой-то портрет, завернутый в тонкую белую материю. Сквозь нее просвечивает изображение человека, одетого в генеральскую форму. Я ставлю портрет на попа и начинаю стряхивать с дивана и со скатерти стоящего перед диваном стола высохшие елочные иглы.

То, что я с удовольствием занимаюсь хотя бы во сне устройством комнаты, свидетельствует о моем желании скорее вернуться в Магадан и благоустроить свой угол. Эта мысль не покидает меня даже во сне, только она принимает подчас причудливые отклонения от истинной мысли. Как изумительна работа мозговых клеток.

От сна меня пробудила передаваемая по радио (вот уже в течение нескольких дней) песенка из к/ф «Верные друзья». Песня очень мелодичная, сердечная, с теплыми словами. Но при частом повторе этой песни мое внимание привлекли некоторые строфы. Во втором или третьем куплете поэт Матусовский допустил следующие, уж больно самонадеянные для своего песенного героя высказывания. Например, тот говорит, что совершит для своей любимой любой подвиг: опустится на дно морское и поднимется за облака, и какую бы точку на глобусе ни указала возлюбленная как место их встречи, он обязательно с нею встретится там («Укажи мне только лишь на глобусе место первого свидания с тобой». — Б.С.). Ну! Хорошо, если его возлюбленная не так глупа и отлично понимает, что надобно учитывать пылкость влюбленного поклонника и не все слова принимать всерьез. А если она недалекая девушка? Вдруг возьмет да и ляпнет что-нибудь этакое, ткнув пальцем в первую попавшую точку на глобусе, например, на остров Тайвань или в центр Антарктики? Каково будет состояние ее возлюбленного и ее самой? Вот как бывает, тов. Матусовский, полезно не увлекаться красивыми и эффектными фразами, лишенными всякого реализма.

Переписал франц. песенку «О парижском мальчишке» (из репертуара И. Монтана. — Б.С.), но эта вещь не для меня, для моего творческого «я». Опять какое-то мрачное настроение. Эта работа изо дня в день изматывает нервы, а творческого подъема нет, как нет никакой надежды на что-то.

Вчера после концерта, выходя из театра, с удивлением заметил, что прошел дождь. На счастье публики, он прекратился перед окончанием концерта. Это не испортило настроения публики. После концерта у меня сидел молодой инженер из Свердловска, молодой, очень симпатичный парень — Борис Алексеевич, очень воспитанный и интеллигентный собеседник. Мы с ним часок побеседовали за бутылкой портвейна. Как освежающе действует на душу молодость. Терпеть не могу разговаривать с людьми своего возраста. Он сказал, что никогда меня ранее не слышал, знал только по пластинкам и рассказам родителей. Также поведал, что в молодежной среде обо мне идет много разговоров. Ему лично нравятся мои лирические песни, не современные, а старые, моего плана. Он был так смущен, что все время сидел красный, очевидно, был на седьмом небе от знакомства со мной. Пообещал подарить ему свою фотографию, жалко, что у меня нет приличной фотографии. Он стоит ее своей скромностью и стыдливостью. Вот образчик советского молодого человека. Я с удовольствием провел с ним полтора часа, больше никаких мыслей в отношении его у меня не было, что я также с удивлением отметил.

Завтра в 10 ч. утра заведующий гостиничной портняжной мастерской обещал принести отрез на костюм коричневого цвета. В Магнитогорск мы выезжаем 26 сент. вечером, приезжаем утром, а вечером уже концерт.

Еле-еле развязался с посылками в Магадан. В большую посылку уложил: 900 л. копировальной и пачку папиросной бумаги, складную вешалку, пластмассовые тарелки, книги («Избранное» Лопе де Веги, «Аэлита» А. Толстого, «Доктор Паскаль» Золя, «Избранное» Э. По), синюю клеенку, коробку магнитофонной пленки, линейку из пластстекла, белую гребенку, круглую пластмассовую коробку, игру «в волка и собак».

В малой посылке: утюг, электробритва, две белые пластмассовые вилко-ложки, две антенны.

Вчера в 10 вечера выехали прямым поездом «Челябинск—Магнитогорск». Сперва было холодно, затем согрелся, но страшно болело ранее болевшее место. Мне совершенно нельзя питаться в столовой или ресторанной пищей.

Гостиница средней руки. В номерах холодно. Не исключается возможность простудиться. Концерты состоятся в театре им. Пушкина 27, 28, 29-го числа.

Как меня бесит манера держать себя этих «от горшка два вершка» артистов. Вчера чета Пименовых устроила у вагона «разборку» с проводницей по поводу какого-то пустяка: «Назовите свою фамилию! Это вам так не пройдет! Вам не место быть проводницей!» Что за хамы и подлецы! Моих нервов больше не хватает.

17.35. Погода очень холодная. Создается впечатление, что вот-вот пойдет снег. Зима может наступить неожиданно, а я, как сумасшедший, хожу в своем голубом пальтишке, которое ношу по своей глупости, поддавшись совету Мармонтова. Здесь в промтоварном магазине продаются мужские пальто из бобрика, 50-й размер, светло- и темно-коричневые, стоимостью в 705 рублей, сидят оба на мне очень прилично, но они через небольшой промежуток времени будут иметь незавидный вид. Не знаю, что делать? Купил галстук, одеколон «В полет» и круглую пластмассовую масляницу.

Рынок очень бедный, мяса мало. Купил чеснока, помидоров, пару антоновских яблок. В продуктовых магазинах нет масла, сахара, мяса.

А сталь варят, как проклятые! План выполняют, их «маяки» — Георгий Колесников и Григорий Озеров (первый уже уехал в Китай делиться опытом). Радио служит своего рода подстегивателем или щекотателем людского самолюбия. Вот упомянули в передаче, и человек уже отдает все силы, чтобы... сделаться прославленным. Люди стараются на совесть, а в магазинах для них ничего нет. Кто в этом повинен?

24-00. По свидетельству Мармонтова, все три концерта аншлаговые. Из-за моих выступлений открытие городского театра им. Пушкина оттянуто до 1 октября. Представляю тенденциозное отношение ко мне со стороны его руководства.

Театр имеет партер и балкон. Света много. Сцена большая, рояль фирмы «Бах и сыновья» стоимостью 53 тыс. Зрительный зал прост и велик. Аншлаг — 16 тысяч. Значит, здесь с публики будет содрано 48 тысяч. Местные актеры и меня слушали, и бегали на свои выходы на репетицию, которую худрук устроил во время проведения концерта (№90).

Вчера долго не мог заснуть. Видел короткие сумбурные сны. Действительность переплеталась с прошлым. Видел нашу квартиру на Б. Дворянской, 28, кв. 11.

С большим интересом ждал передачи о засл.арт. Б.С.Борисове[43]. Мои совместные с ним выступления как-то не отложились в памяти. Помню, что о нем говорили как о непревзойденном исполнителе песен Беранже. Переданные же три песни «Старый фрак», «Как яблочко румян» и «Новый фрак» не только не произвели на меня какого-либо впечатления, но вызвали огромнейшее удивление: в чем же заключалось мастерство Борисова? В том ли, что в песенке «Как яблочко румян» он смеялся визгливым клоунским смехом? Плохо и неинтересно. Может, все это уже является архаичностью? И как бы в противовес Борисову вчера передавали песни народов мира в исполнении Анастасии Кочкаревой[44]. Вот это талантливо и мастерски сделано! Я был в восторге так же, как и от Глеба Романова[45]. К ним я еще хочу прибавить Тамару Кравцову[46]. Для них голос не является самодовлеющей целью. Голос у них — послушный звуковой инструмент, а высокая нота или «пение в маску» для них не является непременным законом вокального исполнения. Вот почему я всецело на стороне этой способной и смелой молодежи. Мне нравится, что они не пошли по пути наших «мэтров», которые прежде всего п о ю т, не заботясь о том, что они поют и все ли приемлемо в их вокальном мастерстве? И соответствует ли взятая высокая нота содержанию и смыслу произведения? В большинстве случаев эти высокие ноты, особенно у Лемешева, абсолютны не к месту. Изредка то же самое происходит и у Козловского.

Вчера со мною случилось следующее явление. Около 5 часов вечера я почувствовал в указательном пальце левой руки боль и колотие, будто я порезал палец с тыльной стороны, в сгибе первого сустава. В сгибе ясно просматривалась кровеносная жила — синяя и набухшая, она ясно просматривалась через кожу. Образовалось какое-то вздутие, оно-то как раз и болело. У меня создалось впечатление, что произошла закупорка сосуда, кровь не могла почему-то пройти и скопилась, создавая боль, очевидно, растягивая своим давлением стенки сосуда. Что это? Первые признаки конца? Да, ведь старость не за горами, она уже за твоей спиной, Вадим Козин... и только от тебя зависит постареть не сразу, а подзадержаться. А самое лучшее было бы сразу окочуриться!

Художественный руководитель Магнитогорского драмтеатра им. Пушкина — М.Б. Харлипп, мне кажется, сын того Харлиппа, который был администратором Мосэстрады, а во время войны — жополизом Храпченко (тогдашнего председателя Комитета по делам культуры. — Б.С.). Уфа и Куйбышев — мои города, принесшие мне столько неприятностей, но я туда специально еду, чтобы вспомнить некоторые этапы моей жизни. В Куйбышеве, вероятно, смогу посмотреть стройку гигантской гидроэлектростанции и будущее Куйбышевское море. Меня только не устраивает поездка в окрестности Челябинска, ну, ничего не поделаешь. 92 концерта сделано, остается до сотни 8 штук А настроение морально ужасное, до сей поры происходит тактика замалчивания. К чему такие издевательства? Что это? Видимо, подобная травля кое-кому нравится. Так зачем я буду доставлять им удовольствие, к чему? Зачем? Для чего нервничать и укорачивать свою жизнь?

Спустился вниз побриться с надеждой, что газетный киоск работает, но он по-прежнему закрыт. Кто следит за его нормальной работой? Очевидно, никто.

Зашел к нашим, там Мармонтов читал помещенную в «Правде» беседу с академиком Л.И. Седовым о полетах в мировое пространство. Уважаемый академик может, конечно, не сомневаться, что прочитавшие его интервью немножко осведомлены об астронавтике. Мне лично не понравился иронический тон его, когда беседа коснулась темы о конгрессе в Копенгагене, где академику удосужилось послушать доклад немецкого ученого Келле из Штутгарта. Немецкий ученый «прогнозирует», по словам академика, такую программу межпланетных полетов, согласно которой можно будет уже в 1971 — 1977 гг. запланировать и осуществить экспедицию на Луну, а в 1978— 1985 гг. — на Марс. Для финансирования этой программы, по подсчетам Келле, потребуется около 50 миллиардов долларов. В эту сумму входят и расходы по производству ракетных спутников Земли и подготовке внешней опытной станции (в 1966—1970 гг.). Очевидно, маститому академику не понравилась такая казенно-кропотливая, с немецкой точностью, выкладка штутгартского ученого. Келле, видимо, справедливо считает, что межпланетные путешествия — дело рук и ума людей двадцатого века, а накопленные достижения науки и техники дают возможность все подсчитать и распланировать, и, заметьте, товарищ академик, все этапы подготовки разбиты по пятилеткам. А может быть, из ваших рук выбили приоритет, поэтому вы свое недовольство скрыли в иронии. Из ваших высказываний явственно просвечивает, что за границами нашего советского мира также бьется научно-творческая мысль познания тайн Вселенной, да еще так определенно высказанная.

Не давала спать какая-то женщина, то звонившая по телефону, то стучавшаяся в дверь с трех часов дня, но я не открывал никому до шести вечера. Отдых прежде всего, а потом люди. Моего здоровья и лишних часов жизни ни одна сволочь не прибавит, еще будут рады, что перестал коптить свет и мешать жить другим. Чтобы отвязаться от нее, я сказал, что сильно устал и плохо себя чувствую.

На 92-м концерте я впервые спел 21 вещь, голос выдержал. Народу было очень много. Публика сломала входную дверь, и сотня человек прошла в театр без билетов. Принимали хорошо, больше всего кричали «Любушку». Было трое студентов-москвичей, проходящих здесь практику, один из них мне страшно понравился. Я чувствую, что они ко мне завтра зайдут. Я уверен в этом, а мое чувство никогда не ошибается. Оба Володи мне очень понравились, даже более чем понравились.

Вчера приходил ко мне помреж драмтеатра — явно выраженный урбанист. Чтоб не обидеть человека, я принял его с тактичностью вежливого хозяина, но и только, и вздохнул с облегчением, когда выпроводил. Почему в большинстве случаев эти люди убийственно недалекие, глупые и болтливые, хуже, чем женщины. Он, между прочим, рассказал, что в Магнитогорск приезжала Любовь Орлова[47], которая, не сделав аншлага, прошла очень плохо. Постарела, матушка! Однако я уважаю ее за талант, а больше за ее ум и ясное представление о самой себе, своем возрасте и своих артистических возможностях. Такое самоощущение самое ценное в работнике искусства. Что, к великому сожалению, отсутствует у «наших» артистов.

Вчера, разругавшиеся между собой, балетные «наши» артисты напустились на Тернера. Дело дошло до оскорблений. Фролов пустился в дебаты о «чистом» паспорте (имеется в виду отсутствие судимости, о чем делалась тогда отметка в документе. — Б.С.). Какие мерзавцы! Боже, дай мне силы дотянуть эту поездку. Никогда в жизни я с ними не поеду. Вчера наша «певица» (Пименова. — Б.С.), боясь повторения во время ее выступления выкриков «довольно!», через Мармонтова попросила не выпускать ее на сцену для сольного исполнения. Я не стал настаивать на обратном. Пусть это будет лишним доказательством их ничтожности.

У меня страшный трахеит, не мешало бы поставить несколько раз банки, мне было бы несравненно легче петь. А сегодня — какое счастье! — у меня выходной день.

Приехали поездом «Магнитогорск—Челябинск» около 10 час. утра. Спал очень тревожно. Сны поражают своей фантастичностью. Запомнился один эпизод. По грязной от дождя дороге тянется длинная вереница запряженных лошадьми серых повозок. Этот обоз сопровождают пожилые мужчина и женщина. Я вышел из какого-то дома, в сознании он мыслится гостиницей. Идя по этой размытой дождями местности, вспоминаю, что оставил пальто, но не могу понять, где я его забыл. Поднимается ветер, который крутит желтые осенние листья, я решаю лететь, но еле-еле справляюсь с порывами ветра, слышу чьи-то соболезнующие возгласы, в сознании проносится уверенность, что это говорит сестра Кена. Она боится, что я не долечу до нужного мне места. Я лечу, и передо мной возникает трехэтажный деревянный дом, вроде какого-то клуба старых времен, нечто похожее на Домпросвет. Влетев в этот Домпросвет, в первой комнате замечаю много людей, которые возгласами выражают свое удивление моим полетом. В соседней комнате слышу хоровое пение, поют какую-то молитву, по последним словам определяю, что пелась рождественская молитва «Рождество твое». Руководит хором пожилая полная женщина, которая при виде меня говорит: «А я ожидала увидеть его стариком, он же еще молодой, красивый парень...». С этими словами я просыпаюсь...

Приехал один из магнитогорских студентов — В. Сычев, товарищ того московского В., который произвел на меня большое впечатление. Оба очень хорошие парни. Если первый вызывает желание полюбоваться им, то второй сразу же вызывает чувство своей простотой и молодостью.

Вчера у меня до трех часов ночи сидели Дима Стригин и Рапитто, принесли с собой коньяк. Рапитто сразу же опьянел и лег с ногами на постель. Димка ушел за спичками, в это время Рапитто начал разглагольствовать о том, что он из себя представляет. Он говорил: «Ты понимаешь, Вадим, из всех жонглеров Советского Союза я получаю самую большую ставку — 180 рублей, делаю в месяц не менее сорока штук. Я бы мог давать свои концерты, но отлично понимаю, что не могу по полчаса вертеть своими предметами, уж такая моя доля!»

Я пишу, а из головы не выходят эти двое В. Володя так и не зашел, хотя обещал, а потом я лег отдыхать и не знаю, может, он заходил во время моего сна. Телефонных звонков было много, но я не подходил к телефону. Затем слесарь принес мои чемоданы с исправленными, вернее, заново поставленными замками. Потом я начал собираться на концерт, намеченный в шахтерском городке Коркине, отстоящем от Челябинска на расстоянии 40 км. Ехали туда автомобилями (2), меня немножко закачало, разболелась голова.

Там в зрительном зале шел к/ф «Урок жизни». Фильм надуманный и фальшивый, хотя с первого взгляда поражающий своей мнимой правдивостью. Чего, например, стоит эпизод, когда Наташа, прочитав фельетон в «Правде» о своем муже, решает ехать к нему, совершенно забыв, что она педагог и что в нашей действительности не так легко и просто передвигаться, когда ты хочешь и куда ты хочешь. Слишком фальшиво и поздно явившееся осознание своей вины у инженера Ромашко. Я артиста Переверзева[48] просто терпеть не могу. Он был мужем А. Банина, и я его видел однажды у Андрея. Он поразил меня прежде всего нестерпимым запахом пота и противно-потливыми руками. Еще отвратительней была его манера держать себя с этим несчастным Андрюшей, который так и погиб в лагере из-за своей страсти. Лицо этого активного урбаниста не вызывает к себе симпатии, оно хищнически отталкивающее. Отвратный тип. Это мое личное впечатление.

Впервые узнаю из этой записи Козина об определенных наклонностях популярного киноактера. Кто такой «А. Банин», не знаю.

Вчера еле отработал. Лишь после «Нищей» как-то еще пелось. Мне пора перестать петь. Хватит морочить всем голову негодными средствами. Неужели я сегодня не увижу то, что мне так хотелось увидеть. Послезавтра уедем из Челябинска, и, может быть, я больше никогда не увижу этого города. Такое у меня предчувствие. Надобно послать Толику телеграмму, чтобы он сообщил украинский адрес Матвея Карповича Богомаза (один из бывших соседей Козиных в Ям-Тесово. — Б. С.). Наверное, последний ему писал, где он устроился, где будет умирать.

Еще раз о хоре Пятницкого. Очевидно, он изживает себя. И в этом вина Захарова. Он сделал хор рупором своих вокальных произведений, которые, бесспорно, имеют достоинства, но не являются русскими народными. Эти суррогаты заслонили в хоре все, что было в нем истинно самобытного. Смешно сказать, сам Пятницкий находил участников коллектива в Воронежской губернии, собирал и записывал местные народные песни, а хор под управлением Захарова, начав исполнять чужое, растерял свое родное, постепенно ушел от традиций Пятницкого, и тогда вполне закономерно появился Воронежский хор, с более близким народу звучанием.

Можно спросить: что такое «близкое народу звучание»? Дело в том, что в народе собравшаяся попеть группа, если по интуиции и разбивается на голоса, но все равно никогда женщины не поют контральтовым звуком. В их звучании преобладает сопрано, меццо-сопрано и уж потом контральто. В хоре же Пятницкого у женщин голоса контральто или низкие меццо-сопрано, от этого мужская теноровая группа теряет свою звучность, ибо она лишена возможности вести первый голос, либо она должна петь с контральто на октаву выше или ниже, что им очень трудно или совсем невозможно. В результате получается звучание со специфической окраской, напоминающее скорее цыганский хор. Звуковая палитра сужается. Воронежский хор обладает более широкой палитрой, и потому он больше доступен для слушателя и, как следствие, имеет больший успех.

Купил на каждый день темно-синий двубортный костюм (884 руб.). Походил и настолько устал, что больше не могу. Звонил портной и сообщил, что имеется темно-коричневый отрез драпа на пальто (2100 руб.), но я отказался, потому что шить сейчас невозможно, пальто необходимо сразу.

Завтра едем в Миасс, еще куда-то, потом — Златоуст и Уфа, после перемахнем в Куйбышев. Так и будем кататься, очевидно, до декабря месяца. Было бы хорошо сделать концертов 200.

Приехали с полуторачасовым опозданием из-за порчи электропровода на линии. Простояли в 9 км от Миасса. Встретили пока хорошо. Хочу спать. Много в вагоне было впечатлений (солдаты, трое «шуриков»). Мармонтов уехал в Уфу и поедет в Златоуст.

Клуб завода «Урал-ЗИС» расположен в городке, построенном для рабочих этого завода. Сцена не очень большая и невысокая. Рояль фирмы «Бехштейн» с испорченным педальным механизмом.

Публика разношерстная, было много молодежи, но все они пришли из простого любопытства. Вначале принимали сухо. Тон задают те, кому я стою поперек горла своей популярностью. Это «те», которые с деланной улыбкой принуждены уступить народным массам. Если бы не народ, они бы съели меня с руками и ногами. Но своего общения с публикой я не изменю. Пусть говорят, что я «дешевлю» себя. Пусть будет так, но это народ, а не они. Вот перед ними я ни за что не согну спины и не буду вытрющиваться.

Миасс — типичный купеческий и золотоискательский городок. Деревянные домики в один этаж, с каменными фундаментами. Дома старые, дерево или окаменело от времени, или превратилось в труху. Обычно фасад в три окна, облицованных резьбой. Главная улица городка очень мило, по-городскому выглядит, застроена большими каменными домами в 3—4—5 этажей. Посреди города протекает высыхающая речка Миасс, славящаяся ранее своей золотоносностью.

Гостиница старая, напоминающая ту, в которую приехал гоголевский Чичиков. По фасаду она напоминает больше баню. Расположена на втором этаже, куда надо подниматься по очень крутой лестнице.

Вчера наши «артисты» после концерта поехали куда-то, кажется, в пекарню доставать на ужин хлеб и привезли откуда-то помидоры. Жалкие людишки около искусства. Приехав в гостиницу, они смеялись и разговаривали у себя в номере, совершенно не заботясь о тишине для других, а было уже около трех часов ночи. Какое нахальство, какое самодовольство!

13.45. Выехали в 12.40 из Миасса электричкой и в 13.20 приехали в Чебаркуль. Проезжали мимо живописнейшего Государственного заповедника им.Ленина. Огромный, заросший девственным лесом заповедник имеет на своей площади до 60 озер и речек В нем обитают лоси, пятнистые олени, медведи, волки, лисицы, водится много птицы и рыбы.

Остановился в местной гостинице, комн.5. Комнатка чистенькая и, очевидно, теплая. Сегодня переночуем и едем дальше. Маршрут наших гастролей в этом районе распределен, если судить по карте, нерационально.

В вагоне электрички артистка балета сцепилась с проводницей, заявив, что ее место не должно быть занято. Мне было стыдно за эту балетную торговку. Пименовой я нарочно разрешаю не петь, она желает отлынивать — пусть отлынивает.

В Уфе необходимо выписать очки по глазам и в другой оправе, эта больно режет нос и оставляет на коже следы.

Узнал, что после долгой и тяжкой болезни скончался нар. артист СССР Алексей Денисович Дикий, также побывавший в бериевском «санатории профилактики», который не менее чем на 10 лет укоротил его жизнь. Мерзавцы и сволочи!

В книжном магазине Миасса купил роман Скотта «Роб Рой» и двухтомник избранных сочинений В. Брюсова. В промтоварном купил оперу «Травиата» на трех долгоиграющих пластинках. Итак, у меня такие оперы: «Пиковая дама», «Богема», «Чио-Чио-сан», «Фауст», «Алеко», «Галька», «Травиата».

Был в Миасском краеведческом музее. Познакомился с настоящим и прошлым этого города — бывшего русского Клондайка. Его история уходит в царствование Екатерины II. Интересен самородок золота величиной с человеческую голову и весом 2 пуда 7 фунтов 93 золотника. Его нашел крепостной Сюткин.

Приехали около 5 час. вечера. Остановился в «квартире для приезжающих». Выясняется, что в Златоусте будет всего один концерт, затем мы едем в Уфу. Очевидно, там нас уже будет встречать Мармонтов. Меня все-таки эти переезды ослабили, и я не уверен, как сегодня пройдет концерт. Помимо всего, страшно надоели наши «артисты». Оказывается, Пименов ночевал вместе с женщинами. Отчего? Почему? Ревновал свою жену? Какие потом будут разговоры по городу. Артисты, мол, друг друга не стесняются.

Пел сегодня плохо. Меня взбесил Фролов. Ему почему-то показалась небольшой сцена, он потребовал перевесить задник более чем на полметра. Я пришел в уборную и просто сказал: «Иван Петрович! В следующий раз, приезжая на концерт, осмотрите площадку; если она вам мала для выступлений, будем снимать номера, но не следует издеваться над людьми, вы великолепно станцевали бы и без перевешивания». На меня налетела Деревягина: «Чего вы вмешиваетесь! Вы знайте свое дело и свое отделение!» В общем, я решил написать обстоятельное письмо в Магадан, чтобы Горшечников и Храмченко (в то время главный режиссер театра. — Б.С.) знали, какие мерзавцы со мною ездят и сколько на них приходится тратить нервов.

Погулял по Сатке, был на базаре. На прилавках почти ничего нет. Яблоки стоят 2 рубля штука, третьего сорта. Овощей никаких, кроме лука.

Городишко состоит из деревянных двухэтажных домишек, старых и ветхих, с обязательными огородиком или палисадничком. Особенно меня умилил полуразвалившийся домик на берегу речушки, которая летом, очевидно, пересыхает и превращается в ручеек. Позади лачуги расположился огородик, и на нем одно-единственное дерево рябины, на уже оголенных ветвях которой свисали многочисленные гроздья ягод, потерявших из-за заморозков свой яркий багряный цвет. Из домика вышла сгорбленная старушка, такая же дряхлая, как и ее жилище. Я подумал, что из этой рябины она могла наварить несколько килограммов варенья, но, увы, в городе — полное отсутствие сахара. Чем объяснить такое явление?

В центре городка разбит сквер, возвышается статуя Ленина. Из бывшего городского собора сделан какой-то склад. На центральную площадь выходят и здания почты, и телеграфа. Пыли в этом городке более чем достаточно.

Сегодня в общежитии, где мы живем, исправили водопровод. Пришел чинить его слесарь-белорус Володя, симпатичный 17-летний паренек, только что окончивший ремесленное училище. Рассказал, что родителей потерял во время войны, был в детдоме, затем в училище. Чудесные голубые глаза, белые зубы, льняные волосы. Хорошее, чистое выражение лица, на которое жизнь еще не наложила свои пошлые штампы. Не пьет, не курит, но уже гуляет с девушками. Природа берет свое, года через два жизнь начнет накладывать свой отпечаток. Жалко до слез, жалко.

Фабричный город, очень старый, пыльный, грязный, расположившийся в долине между гор Южного Урала. Улицы узкие, в большинстве своем неасфальтированные. Здесь я наиболее резко почувствовал осень 1955 года. Резкий ветер с какой-то озлобленностью срывал с деревьев побуревшие листья и гонял их по улицам и тротуарам. В лесах еще сохранилась листва, но в городе деревья стоят уже оголенные.

Вчера в Златоусте в Доме культуры «почтового ящика» я сделал сотый концерт.

Приехали утром поездом «Златоуст—Уфа». Состав подошел к перрону под проливным дождем. Пришлось немного обождать. Думал, что нас не встретят. Но тут же подъехал небольшой автобус. Сложнее обстояло дело с гостиничными номерами, поскольку согласно телеграмме нас ожидали к 8 ч. вечера.

Вчера вечером сидел в ресторане гостиницы с неким типом, которого смутно помню, по-моему, администратором из Мурманска, а сейчас он уже чтец — Розанов Александр Павлович. Он рассказал о судьбе Жени Златорунского. Перед своим арестом Златорунский работал директором ансамбля Северной песни и пляски, где худруком была Колотилова[49]. Оба ненавидели друг друга. Победила женщина, как обычно своей хитростью. Он растратил около 47 тысяч. Не успели собрать деньги. Скоро он должен освободиться, но ему будет запрещено заниматься театральной деятельностью.

Рассказал, чему я не особенно верю, что в Уфу приезжал Лемешев на четыре оперных спектакля. Сделал 4 аншлага, но пением публика осталась недовольна, а также его внешностью: облысел, растолстел, обрюзг. Пьет и бросается на любую. Своего рода сатириазис! Вот насчет сатириазиса я что-то не верю. А насчет внешности — очень даже рад, не одному мне стареть.

В Доме культуры соляного завода за кулисами было холодно. Петь не было никакого настроения. Голос все ж таки устает от таких переездов, плюс я не обедал. Впервые почувствовал головокружение, наверно, скоро буду отдавать концы.

После концерта подошли два летчика. Один попросил разрешения пожать мне руку. Он оказался югославом (сербом), который никогда меня раньше не слышал и знает лишь по пластинкам. Второй слушал меня во время войны.

При выходе из автобуса у меня опять закружилась голова. Я шел, шатаясь, что заметил уфимский администратор и предложил мне руку. Неужели это симптомы старости и смерти?! Сейчас схожу в одно место, почищу зубы, смажу нос и моментально спать. Спать, чтобы хоть во сне уйти от всех своих мыслей, несбыточных желаний. Публика на концерте (№101) была теплая, но я пел слабо. Голос сиплый, противный. Завтра, судя по закату, должна быть хорошая погода. Проверим свои познания по метеорологии.

Проснулся, ощущения головокружения нет. В горле пересохло. Очевидно, для закапывания в нос мне дали ментол без вазелинового масла.

Узнал, что все жильцы гостиницы по нашему коридору были на концерте.

17.05. Прошелся по городу, побрился с грехом пополам в парикмахерской, купил кольца к шторам и вернулся в гостиницу, где встретил то, что ожидал (очередной козинский секрет? — Б.С.)

По городу расклеены афиши, извещающие, что в к/т «Салават» состоятся выступления Петра Алейникова[50] и каких-то Елены Межерауп, Астрова, Бугрова, Ласточкиной и других. Мармонтов рассказывает, что Челябинская филармония Алейникова не приняла, отказалась от гастролей пьяных кинозвезд. Оказывается, Крючков тоже что-то натворил, и вот, памятуя это, директор филармонии Королев счел благоразумным не допускать подобных концертов.

В этом городе есть действующая церковь, которая в шестом часу утра и вечера трезвонит в свой колокол, призывая всех верующих к заутрене и вечерне. Как-то я сегодня спою?

23.21. Я был очень тронут, когда одна девушка преподнесла мне небольшой букет белых астр и робко попросила исполнить песню «Журавли». Публика принимала тепло, но я пел все-таки плохо. Сипел, хрипел, но допел.

Вчера «скрепя душу» зашел к Пименовым, пригласившим меня на его день рождения (32). Подарка ему я не собирался делать и решил подписать книгу Ф. Купера «Зверобой» — «чем бы говно не тешилось, лишь бы не воняло».

Перед утром видел сон. Будто бы я вхожу в автобус, который набит девочками-близнецами — детьми одной матери — маленькие башкирки с черненькими головками и глазками. Они уложены и лежат по всему автобусу вперемежку с куклами. Должно быть, для меня какое-то «диво», как говаривала наша старая нянька. Дивом можно будет считать, если я получу неожиданно звание, все остальное будет неудивительно. А самым лучшим дивом было бы для меня как можно скорее возвратиться в Магадан, чтобы отвязаться от этой компании, зловонной и тошнотворной в своей отсталости и ремесленничестве. Сегодня не слышал церковного звона, очевидно, крепко спал. Спать было несколько холодновато, потому что не топили печку. Расколотил нечаянно купленный термос. Мармонтов обещал отдать свой. Здесь, в Уфе, я пока термосов не замечал.

Приехали в город башкирской нефти («второе Баку»). По дороге я впервые видел полосы лесонасаждений, которые тянутся километрами, но шириной они не очень велики. Ишимбай — небольшой, но сумбурный городок. Непродуманная распланировка. Много асфальтированных улиц. Клуб им. Кирова, в котором будем работать, содержится в крайне неряшливом состоянии. Сцена страшно мелкая, освещение приличное. Чудесный рояль «Бехштейн» последних номеров (99 тысяч).

Газетные сообщения меня не только не удовлетворяют, но просто пугают. Очень серьезная передовая «Правды» от 13 окт. 1955 г. под заголовком «Куда идет Иран?». Иранское правительство приняло решение примкнуть к англо-турецко-иракско-пакистанскому военному союзу (Багдадский пакт). Американские и английские газеты приветствуют присоединение Ирана к этому пакту. Тот факт, что Иран вовлекается в военный блок, еще раз показывает всю фальшь в поведении некоторых держав, которые на словах выступают за сохранение «духа Женевы», а на деле сколачивают агрессивные военные блоки, втягивая в них другие страны. Действия этих держав означают, что они продолжают свою политику «холодной войны», направленную не на ослабление, а на усиление международной напряженности.

Ворошилов приглашает шахскую чету посетить Советский Союз. Шах принимает это приглашение, и в то же время его правительство решает присоединиться к Багдадскому пакту.

Тактичность в дипломатии — понятие относительное, и «Правда» не преминула напомнить, что бывший премьер-министр Англии У. Черчилль отмечает в своих мемуарах о Второй мировой войне, что «наша победа сохранила независимость Персии». Иначе говоря, если бы Иран вступил в войну на стороне Германии, Персия была бы советской! Но каждая страна и ее правительство несут ответственность, и, по-моему, никого не должно касаться, что делает Персия. Область невмешательства в чужие дела должна быть неприкосновенна. Пусть Иран катится по наклонной плоскости, это его дело. Если СССР не примирится с таким положением вещей, это также его личное дело.

Приехали из Салавата в пятом часу утра. Всю ночь ехали. На наше счастье, мост через р. Белую не был разведен, иначе пришлось бы сидеть на берегу до 7 ч. утра. Рядом с наплавным мостом строится постоянный — на цементных быках, который соединит Уфу автомобильным и гужевым транспортом с городами Стерлитамаком, Ишимбаем и Салаватом, а также с колхозами области, поля которых тянутся на необозримые глазом пространства. Сколько здесь должно рождаться хлеба! Жаль, что шоссе не содержится в исправном состоянии. Я никак не могу понять, почему организации, которым поручено следить за состоянием дорог, не содержат их в надлежащем порядке? Ведь негодная дорога удлиняет прогоны машин и портит их. Что же дороже и нужнее — быстрое передвижение исправных машин или плохая дорога и часто ремонтируемые автомобили? Где логика происходящего? И так всюду, где бы я ни был и где бы ни проезжал. Это не может быть политикой правительства! Это нерадивость и бесхозяйственность местных властей, наплевательское отношение организаций, ведающих ремонтом и улучшением автодорог.

Вчера просидел совершенно напрасно в ресторане, когда необходимо было по-настоящему отдыхать.

Как сегодня спою, не ведаю, кашель невероятный. Очевидно, простудился в Ишимбае, где в самой гостинице не было физической уборной.

Мармонтов сообщил, что пришла телеграмма с приветствием театра коллективу. Я дал понять Мармонтову, что руководство театра поступило несколько нетактично, к чему разводить дипломатию, при чем тут «коллектив»? Лично я бесконечно ездить не могу, «коллектив», которому присылается приветствие, может продолжать поездку и без меня. Раз все дело заключается в «коллективе», а не в одном человеке, тогда какое значение имеет Козин? Когда наконец прекратится это лицемерие и ханжество?

Еще раздосадовало меня сразу же изменившееся обслуживание в гостинице после окончания всех этих совещаний и конференций, проходивших с участием московского руководства. Сразу же стала портиться кубовая (помещение, где находится кипятильник, горячая вода. — Б.С.), буфет на третьем этаже перестал регулярно работать. В киоске «Союзпечати» пропали свежие газеты и журналы. Когда же в конце концов исчезнут черты ложного и фальшивого показа мнимого благополучия?

Это я говорю о гостинице, а вот в газете «Сов. Башкирия» 18 окт. 1955 года в разделе «Из редакционной почты» меня поразила заметка М. Зарипа, в которой говорится, что в г. Бирске электростанция работает с большими перебоями. В Башкирии неисчислимые запасы нефти, а в Бирске люди сидят без света и керосина. Автор заметки боязливо жалуется, что ученики не могут приготовить школьных уроков.

19.10. Во второй половине дня меня перевели в другой номер — № 11, «люкс», страшно неуютный, непродуманно меблированный. Ванна, уборная. Горячую воду надобно заказывать.

Получил письмо от Незнамова. Оказывается, жив курилка, не умер. Разъезжает от Ульяновской филармонии. Письмо им послано из Чкалова. Может быть, его увидим в Куйбышеве. Значит, пока не пьет.

По непонятной причине заболела на лысине кожа, ощущение ожога, а в горле, очевидно, нарыв, потому что больно глотать.

На концерте (№106) Пименовой опять крикнули: «Довольно!». Просто не знаю, что делать с ними. Пименову также крикнули: «Старо!», а в их дурацких башках забито гордое сознание, что они принадлежат к артистам большого класса. Мне очень понравилось ее вынужденное признание собственного ничтожества: «Я не понимаю, почему мне кричат «довольно»? Неужели я так плохо пою?»

Разыгрался инцидент вокруг моей болезни. Я получил бюллетень по 24 окт. включительно и ни на йоту от него не отойду. Хватит рвать глотку.

Сейчас прочел с огромным удовольствием чудесную книжку Н. Стоцкого «Повесть о Петре Телушкине» Архангельского издательства. Книга повествует о русском кровельщике — крестьянине из Тавреньгской волости Архангельской губернии, который починил крыло ангела на шпиле Петропавловской крепости в Петербурге при императоре Николае I, и о его трагической судьбе, одной из тех многочисленных судеб, выпавших на долю народных талантов, гениальных самородков русской нации. Повесть драматична своим концом, который еще ярче подчеркивает весь произвол царского самодержавия, его полнейшее безразличие к гениальности русского народа.

Сегодня приехал из Октябрьского администратор Пуземский якобы по поручению какого-то важного лица, которое будто бы заявило следующее

: «Если он (т.е. я, Козин) советский артист, то приедет и споет, плохо или хорошо — не важно. Здесь находится английская делегация, и она может подумать, что ей специально не дают послушать этого артиста. Советское правительство это оценит». На что я ответил Пуземскому: «Как только врач снимет меня с бюллетеня, я приеду и отпою концерт. Так и передайте вашему важному лицу. Я сожалею, что принужден отказать, но я не могу петь». На удочку меня не удалось поддеть! Если было так важно мое присутствие, нужно было перенести Черниковск (имеется в виду выездной концерт в этом городе 20 октября. — Б.С.).

Видел во сне, что я освободился и мне дают местожительство в... Энгельсе! Деньги на дорогу мне выдает одна из заключенных женмаглага (магаданского женского лагеря. — Б.С.). говорю, что из Магадана уезжать не собираюсь: «Я боюсь, что будет война, и тогда придется уехать все равно». Этот сон я видел в продолжение целой ночи. Остался неприятный осадок

Удивительно стойкие платаны. Все деревья давно сбросили свою листву, а они еще зеленые, лишь наполовину пожелтели. Чем это объяснить? Сейчас пойду в поликлинику. Надобно показаться врачу, чтобы она сняла меня с больничного.

Чувствую себя усталым. Месяца два бы помолчать и перестать видеть эти ничтожные лица Пименовых и Деревягиных. Как мне не хочется работать с ними! Отчего? Оттого, что всем своим существом я чувствую фальшь их отношений ко мне, их душит бессильная злоба на наше неравенство, в особенности она бесит, как метко выразился директор кемеровской филармонии, недоношенного и преждевременно родившегося глиста — Пименова.

Вчера просидел в ресторане до двух час. Наблюдал такую картину. Ресторан первого класса битком набит народом, и тут же, рядом с эстрадой, где играет оркестр, на двух сдвинутых столах официантки гладили занавески. Это у меня в голове никак не укладывается!

Выехали из Уфы поездом (мягкий вагон) ровно в час дня и прибыли около 5.30. Со мной в купе находились какие-то старые «грымзы» (сварливые женщины. — Б.С.). Тернер ехал со своей «биксой». Удивляюсь его беспринципности и своего рода бесстыдности и нечистоплотности. В Челябинске утром проводил жену в Москву, а вечером мы уже несколько минут ждали его у машины, потому что он задержался у себя в номере с какой-то местной проституткой, т.е., прошу извинения, пианисткой. В Уфе он спутался с «одной» из филармонии и даже потащил ее с собой в Октябрьский под видом того, что она хочет договариваться здесь насчет работы. И такой, с моей точки зрения, пошляк при удобном случае упоминает обо мне как о морально разложившемся. Когда прекратится это лицемерное ханжество, добавляю, массовое ханжество, массовый разврат, прикрываемый громкими фразами о морали, скромности, бытовой чистоплотности, святости брака и семьи. Все это ложь, я чище, искреннее всех этих мерзавцев.

Проснулся от виденного сна. Опять воспоминания молодости. Наша семья после смерти отца (в 1923 году. — Б.С.) — период самый страшный, самый горестный в моей юности, период неприкрытой нищеты. Мне не хватает супа, или вернее, если я его съем, то будет голодной сестра Надя. Я обижен, хочу уйти от семьи, от матери и сестер, но куда уйти, думаю я во сне, паспорт у меня утерян, что я буду без него делать? Выглядываю из окна своей комнаты, на Кронверкском пр. (пр. Горького), и вижу Андрюшу из Магадана, который идет с какими-то свертками, и среди них держит две пластинки — долгоиграющие. Затем мы — он, я и мама — неожиданно оказываемся на Михайловской площади, со стороны «Гран-паласа», и я вижу, как на фоне Европейской гостиницы и Михайловского садика Антонина Васильевна Нежданова идет, вернее, гуляет, почему-то с теленком или жеребенком. Но до ее появления я слышу голос Андрея, который меня спрашивает про название романса, исполнявшегося в свое время Собиновым, — «Как сладко с тобою мне быть». Я ему разъясняю, и вот уже после этого возникает в сновидении Нежданова. Андрей спрашивает, сколько ей может быть лет? Я отвечаю, что около 80, и у меня начинают непроизвольно литься слезы от огромного уважения к ней. Мать находится вблизи меня, на Михайловской площади (пл. Лассаля), большое людское оживление, мне почему-то запомнилась прическа Неждановой, ее окрашенные в медный цвет волосы.

Почему у меня так ярко и ощутимо возник Ленинград, я объясняю следующим обстоятельством. Перед сном я дочитал книгу, начатую в вагоне, лесковскую «Воительницу» — чудеснейшую вещь из жизни Петербурга, с ее изумительным концом, таким жизненным и верно подмеченным.

А сейчас буду досыпать, может быть, вроде лесковской воительницы, увижу во сне чего-нибудь, вроде Рэда... но, к великому сожалению, этого не случилось.

Во сне видел нечто похожее на Сочи — море, скалы, гранитные ступени, были тут Мармонтов и Тернер.

У меня окончательно теряется какое-то внимание к Тернеру. И пианист он дубоватый, и человек нечистоплотный. Как иногда обманчив бывает человек. Эта поездка его с блядью меня просто возмутила, а самое главное, вчера вечером приходит Мармонтов в номер к Деревягиным, он, очевидно, меня искал, просить, чтобы я пустил к себе в номер Фролова, а Галя будет у Вали... Это значит, я должен поступиться своим спокойствием из-за тернеровской бляди!!! Разве это не возмутительно!!

Прошелся по городку. Ночью он выглядит более внушительным, чем днем. Из-за вязкой почвы грязь и слякоть отвратительная. Чувствуется пафос стройки, но отстроенные дома выглядят неряшливо. Со стен многих зданий отвалилась штукатурка. Из-за усталости мне не хотелось смотреть центр города, может, там поприличнее и показистее. Рынок колхозный грязен и беден: дрянные яблоки, откуда-то появившиеся гранаты, косы из лука, мешки с подсолнухами, мясо. Картофеля и других овощей нет. Через какой-то тучевой просвет неожиданно выглянуло солнышко, и стало как будто бы чуть веселее. А на сердце так тяжело и холодно. Какие надежды на будущее? Никаких! Противно и страшно. Надвигающимся призраком вырастает старость и недалекая смерть.

Разбудил меня чей-то противный мужской голос, возмущавшийся какими-то гостиничными порядками. В результате обслуживающий персонал во главе с директрисой так обоюдно переругивался с клиентом, что я больше не мог заснуть. Не дай бог все время быть командировочным, ездить и ночевать в гостиницах.

Мечтаю научиться снимать фотоаппаратом, чтобы в следующей поездке, если она состоится, запечатлевать все городские достопримечательности, красивые места из вагона поезда. Хорошо бы снимать и на цветную пленку. Этого дурень-глист Пименов не делал, и очень жаль. Столько было по пути новых, чудесных советских городов и зданий, в особенности театральных, различной архитектурной фантазии. Он снимал лишь дурацкие моменты, бил на остроумие и все время запечатлевал свою супругу.

Уже пора приготовляться к концерту. А мне так не хочется петь. Опять выжимать из себя то, чего давно уже нет. Когда прекратится эта пытка? Сегодня 112-й концерт. Завтра — 113-й. Итак, за пять месяцев 113 концертов.

Приехали поездом «Уфа—Куйбышев» в 6 ч. утра. В вагоне было хорошо, даже жарко. Сон видел очень странный — эротический.

21.00. Завтра едем в Жигулевск. Дорога должна проходить через леса, вдоль Самарской луки. На пути шесть поселков (Рождествено, Новинка, Шелехметь, Аскулы, Сосновый Солонец, Александровка) и переезд через Волгу.

Днем приходил Володя Незнамов, похудел, осунулся, полысел, но, как он сознался мне, изменить себя он не в силах, я верю ему и соболезную[51].

Около восьми вечера он позвонил мне снова и обещал зайти с каким-то знакомым. Прошел час, я решил спуститься в ресторан и чуть не налетел на них обоих, вдребезги пьяных, сидевших у самого входа в ресторан. Официантка уговаривала их сидеть за столом, как следует, а не лежать на нем. Я сразу же попросил дежурную моего этажа, чтобы она после 12 часов ко мне абсолютно никого не пускала.

Очень волнуюсь, хватит ли у меня сил в Жигулевске спеть за 3 дня 5 концертов.

Приехали около 7 часов, слишком долго ждали парома, который должен перевезти на другой берег, где расположен сам город и идет стройка электростанции. Проезжали по дну будущего моря. Здесь осталось несколько жилых каменных домов от старинного приволжского города Ставрополя, сейчас он почти весь переведен на новое место. У меня какая-то жалость к Волге. Она будто растерянная, уже потеряла голову, в какую, в конце концов, сторону ей течь? В месте переправы она была как-то особенно жалка и как-то плоска. Если бы не гаркнул, мы бы со своими машинами («ЗИМом» и «Победой») не попали бы на паром. Остановились в какой-то хибарке, носящей название гостиницы. Небольшая комнатушка с чистой постелью и ярко горящей, в 300 ватт, электролампой.

Дом культуры такой же архитектуры, как в Черемхово, по тому же проекту.

Холодно. Вот-вот выпадет снег, что я буду делать без пальто? Невольно можно простудиться. Вчера меня укачало в машине, на концерте (№114) я на голос поднажал, да и публичка попалась кремневая. В общем, я пел отвратительно и хорошей отдачи не имел права требовать. Я с ужасом думаю, как я спою 7-го и 8-го в Куйбышеве, после этого Жигулевска, который меня, чувствую, «подкузьмит». Две встречи меня буквально взбудоражили, вспомнилось все старое. Прошлое. Нет, мне надобно уезжать в Магадан, и чем скорее, тем лучше.

Был Мармонтов, с которым произошла небольшая перепалка. Дал ему понять, что пора прекращать поездку, потому что я очень устал и еле-еле пою, да еще вдобавок стали попадаться места, где мне приходится, из-за желудка, буквально голодать. Да, как ни старайся, все равно благодарности не ожидай никакой. Ну, ладно, только бы добраться до Магадана.

Надобно собираться на концерт, в лагерь, к заключенным, строящим эту величайшую гидростанцию.

Обратно вернулись, пересекли Самарскую луку. При самом отъезде из Жигулевска шизофреник Фролов поругался с Мармонтовым из-за места в машине. Фролову показалось, что у него болит спина, ему захотелось сесть рядом с шофером, а Мармонтов неважно себя чувствует. Я сказал, что он сядет на переднее сиденье. В результате этой перепалки Фролов назвал администратора говнюком, не желающим работать, и т.д. Вообще, как держат себя эти «артисты» — просто непостижимо. Какое счастье, что остается очень немного времени моего пребывания с ними.

Первым пунктом после Жигулевска была Александровка — это село, как и вся Самарская лука, принадлежало князю Меншикову. Около села имеется поляна, на которой, по преданию, был стан Степана Разина. Местный колхоз носит его имя. Наш автомобиль мчится по дороге, петляющей по оврагам. По обеим сторонам деревья, уже сбросившие листву, которая покрыла землю, словно теплым одеялом. Все приуготовилось и ожидает наступления зимы, а она, как будто нарочно, зная, что ее время подоспело, чванливо не показывается. В этих живописных оврагах расположился райцентр — село Сосновый Солонец — имеющий Дом культуры, больницу, среднюю школу, колхоз им. Маленкова. Отъехав от райцентра, мы попали в так называемый Аскультский овраг, где находится село Аскулы, основанное в 1660-е годы, здесь было древнее чувашское городище Асла-хула, что означает «большой город». Это был центр старообрядцев. Преследуемые попами Нового Завета, некоторые из жителей уходили в жигулевские леса и жили в пещерах.

Получил поздравительную телеграмму от Щегловых, потянуло в Магадан. Сразу сходил на почтамт и послал им ответную телеграмму.

Принял ванну и сейчас, кажется, лягу в постель, буду мечтать о своей прошедшей жизни.

Оказывается, Семен Львович Яхнис[52] жив и здравствует, работает директором Новгородской филармонии. Это мне сообщил один из молодых артистов Ленгосэстрады.

В букинисгическом магазине заведующая просила меня зайти к 2 ч. посмотреть новые поступления книг.

Вчера принял хвойную ванну, за голос очень боюсь, он в полном беспорядке. Проще говоря, голоса у меня уже нет. Кто-то около 12 ч. ночи звонил очень настойчиво по телефону, но я не подошел. Это, наверное, артисты из Ленинграда, а может быть, и Незнамов. А его мне и видеть не хочется. Отвратительная, липкая, хитрая и на удивление неискренняя личность.

Слушал праздничный московский радиоконцерт, в котором «вытрющивался» этот «народный» жополиз Козловский. Он пел «Гйтару» Блантера на слова Павла Германа, берется, вроде Обуховой, за все. Думает, вероятно, за что бы он ни брался, все будет гениально. Но для того, чтобы петь эстрадную песню, мало быть вокалистом, надобно быть еще исполнителем и художником, обладать тактом и чутьем эстрады. К величайшему сожалению, всего этого у него и не хватает.

Заходил к ленинградским артистам. Конферансье мне что-то не понравился в одном отношении. Ужасные гостиницы в Куйбышеве — без водопровода, без санитарных узлов.

Пришла какая-то дубина, отрекомендовалась Самохваловым, работающим в гражданской авиации. Сказал, что во времена никишовщины (генерал И.Ф. Никишов возглавлял «Дальстрой» в 1939—1948 годах. — Б.С.) трудился в Магадане. Выяснилось, что жена послала его достать билеты на 7-е или 8-е. Я ответил, что могу обещать на 8-е, и то нужно заранее до меня дозвониться. С этим он ушел, я, несмотря на охватившее меня бешенство, все-таки сумел заснуть.

Как буду вечером петь — не ведаю. С голосом плохо. Сейчас передают доклад Кагановича на торжественном заседании в Большом театре. Доклад идет к концу. Он несколько длинноват и ничего нового не говорит. Запомнил одно: наше правительство ни на йоту не уступит в своей позиции по германскому вопросу.

Какая огромная разница между вчерашней и сегодняшней погодами. Вчера, особенно вечером, хлестал холодный, с ветром, дождь. Слякоть была невероятная. А сегодня чистое, солнечное небо. Подморозило, стало сухо. Погода решила благоприятно отнестись к октябрьским праздникам, а еще более пожалеть советских граждан, которые должны были бы шлепать по грязи.

Ровно 13 лет назад я пел в этом зале Куйбышевской филармонии. Зал отремонтирован, тепло. На вчера и, кажется, на сегодня все билеты проданы. Я ожидал, что будет пьяная публика, но мои опасения оказались напрасными. Люди, несмотря на то, что их утомило первое отделение, слушали очень внимательно. Пел я не блестяще. Пора, пора уходить на покой.

Вчера был один намек, буду ждать последующих перипетий.

Вчера заходил полковник Остапович — один из руководителей магаданской офицерской школы. Много интересовался всеми изменениями. Хрущевский удар по архитекторам[53] явился, так сказать, отрезвляющим средством после праздничного веселья. Конечно, не очень приятно некоторым маститым архитекторам после застольных тостов в октябрьские праздники неожиданно оказаться без почетного звания Сталинского лауреата и еще хуже — оказаться снятым с работы постановлением Совета Министров и ЦК КПСС. Это подобно разрыву атомной бомбы. «Нокаут» 4 ноября, очевидно, запомнится надолго и накрепко. Но мне лично кажется, что на внешнем облике будущих зданий это отразится не очень благоприятно, потому что у нас, в России, принято следовать старой русской пословице: «Заставь дурака Богу молиться, он лоб расшибет». Не получились бы в результате здания тюремного пошиба, без всяких украшений, коробки с оконными и дверными отверстиями. Но в принципе это постановление правильное. Мне пришлось быть в городе Ангарске. Впечатление осталось такое, что это не русский город, а какой-то не то римский, не то греческий акрополь.

Настроение отвратное. Вчера позвонил администратор здешней филармонии Вайсберг, он оказался братом Лени Вайсберга (Лени «хлородонта»), говорил с ним по телефону, и тот, узнав, что я нахожусь здесь, в Куйбышеве, был страшно удивлен и обрадован. У авторов проекта гостиницы «Ленинградская» отобрали Сталинские премии по архитектуре. Это постановление положило начало эпохе безликого «стандартного» строительства, серыми плодами которого мы «любуемся» до сих пор.

Раздумье. Необходимо выслать Алле Николаевне Щиповой не менее тысячи рублей, чтобы оплатить квартплату и книги, на которые она тратит, очевидно, свои деньги. И тут необходимо купить пальто, иначе я без него пропаду и простужусь.

Осенняя погода, идет мелкий снег. У мясной лавки все время очередь домохозяек. Обошел магазины, демисезонных пальто вовсе нет. Были в милиции. Вопрос с пропиской в гостинице сразу же уладили. Завтра по телефону передадут, как поступить по поводу утери моего паспорта.

Несмотря на слякоть, побывал во многих магазинах. Купил китайскую подкладочную материю темно-фиолетового цвета, из которой я сделаю очень хорошую рубашку для серого костюма.

Я приобрел роман «Три мушкетера». У меня еще в Магадане зародилось желание сделать для радио литературную композицию по этому произведению. Публика всех возрастов любит этот роман, а фильм сделал его еще более популярным. Работа предстоит очень большая. Надобно сократить его и превратить в пьесу. Попытаюсь сделать. Мне кажется, такую композицию будут слушать с большим интересом.

21.00. Как это ни страшно, но сегодня, 11 ноября 1955 года, жизнь моя переломилась ко второй половине... к концу. Всеми способами и средствами я самолично ускорю этот конец. Я никому не нужен, и мне никто не нужен. Я очень сожалею, что сделал огромнейшую глупость, согласившись на гастроли, вызвав тем самым у одних сожаление, а у других — злорадство и искреннее чувство удовлетворения от моей теперешней ничтожности и ненужности. Что специально так задумано, я начинаю постепенно в этом убеждаться. А раз так... к чертовой бабушке все эти гастроли, которые морально меня унижают и уничтожают. Если я их продолжаю, то ради театра, но совершенно разорваться для театра я не могу. Сегодня Мармонтов прочитал телеграмму от Горшечникова, в которой, между прочим, говорится и в форме совета предлагается петь в больших городах по два концерта в день. Что это? Недомыслие или желание выколотить из меня все, что можно, пока я делаю сборы? Нет, этого не выйдет! Я не собираюсь ради театра терять жалкие, последние остатки голоса и уйти в «никуда», забытым, разочаровавшимся во мне народом. Пусть лучше будут вспоминать, что был хороший певец, чем «Эх, раньше он пел, а сейчас будем ему аплодировать ради вежливости и жалости». А я как раз не хочу жалости, черт возьми! А меня к этому определенно ведут, чтобы окончательно развеять ореол любви и симпатии народа. Цель мне ясна. Поэтому надобно всеми силами стараться уйти со сцены.

После знаменитого предпраздничного хрущевского «нокаута» началось всесоюзное покаяние архитекторов, с кулачным битьем себя в грудь, с сокрушенными признаниями, что только теперь они поняли всю никчемность дорогостоящих колонн, балконов, пилястров и других архитектурных излишеств. Теперь всем стало вдруг ясно, что окно останется окном, даже если вокруг него не будет затейливых завитушек, и двери должны быть благородны и строги в своих простых линиях. Сразу у всех развязались языки: это во всем виноваты душкины и Поляковы[54]! Вот теперь мы вам покажем, благо есть указание и распоряжение. Теперь давайте крыть кто во что горазд. Ленинградскому метро определенно не повезло, оно слишком поздно родилось.

Я был поражен, как этот артист похож на него. Мне сперва показалось, что он просто переоделся, неужели и внутренне он такой же, как тот Юрий. Неужели? Было бы чудесно.

В комиссионном магазине вчера купил серое демисезонное пальто и большой дорожный чемодан (230 руб., с чехлом). Вечером после концерта сидели в ресторане. И.Ф.(Фролов), Каличенок и еще артист Куйбышевского оперного театра. Каличенок рассказал, что мне пришла якобы полная реабилитация, и, по его мнению, театр ради своей выгоды скрывает это, полагая, что я, узнав о реабилитации, брошу поездку, что театру пока невыгодно. Я этому, конечно, не верю. Радио и пластинки пока молчат, а раз так, значит, не все еще в порядке. Будем ждать и постепенно приближаться к Магадану.

Читаю дневник Блока, он очень интересен, но написан в какой-то судорожной манере, нервно, местами шизофренично. Но очень много любопытного из него можно почерпнуть для моих будущих «Двуногих волков»[55]. Атмосфера части дома двуногих волков будет пропитана Блока и Мережковского настроениями. Часть молодых «волков» пойдет даже дальше. И.Северянин, футуристы, но не будет Маяковского, мою антипатию к нему проведу, где только будет возможно. «Ключи счастья» А.Вербицкой, оккультные романы Крыжановской-Рочестер; волки-дети: книги «золотой библиотеки» Вольфа, его журнал «Задушевное слово» для детей мл., ср. и ст. возрастов, Чарская с ее повестями, Эмилио Сальгари, Луи Жаколио, Луи Буссенар, Арсен Люпен, Поль д’Ивуа, Райдер Хаггард, Стивенсон, Жюль Верн, Фредерик Марриет, Майн Рид, Ф. Купер. И рядом другой мир, освещенный алым светом больших рубиновых лампад в серебряных подставках перед старинными киотами, искрящимися от икон в золоте и драгоценных камнях. Мир, в комнатах которого на этажерках стояли также книги: Лесков, Мельников-Печерский, Библия, «Жизнь Иисуса Христа» Ренана, Четьи-минеи, журналы «Русский паломник», романы из серии «Интимная жизнь монархов», «Парижские тайны» Э. Сю, Антонио Порро, «Ганс Найденов — атаман Красная Сатана», «Приключения Гарибальди». Все последние книги перетаскиваются из комнат гимназического поколения «волков».

А Ю. не выходит у меня из головы, обещал прийти после «Князя Игоря», сообразит ли он, что Каличенок здесь никому не нужен. Мне хочется, чтобы Ю. рассказал мне о Ленинграде 50-х годов. Мне необходимо ему денежно помочь. Как мне было иногда туговато в дни моей молодости, как мне хотелось посидеть в ресторане, приодеться. У него для его лет слишком мальчишеское лицо, мне оно почему-то нравится. И как отвратительны были лица остальных двух, от которых веяло полным отсутствием культуры, такта и всего того, что так разнит мастера-художника от ремесленника.

С удовольствием дочитываю Блока и жду стука в дверь, неужели он обманет? Неужели это сходство останется только внешним сходством, а внутреннее содержание, как физическое, так и психологическое, не будет таким? Как мало я хочу. Одного лишь прикосновения к клавише звонкого, неразыгранного рояля. Вся ночь была посвящена этому музыкальному инструменту...

Никто не пришел, может быть, это к лучшему, в то же время грустно и обидно. Нет, кто-то все-таки приходил, какой-то мужчина, и сейчас — женщина средних лет, с длинным носом. Как все эти люди мне осточертели. Больше не буду тратить денег, разве только на хорошую книгу.

Так он и не пришел, ну, и х... с ним, а я хотел ему помочь абсолютно ничего с него не требуя, мне даже в голову это не приходило. Или они были очень заняты в театре. Сегодня утром шел «Князь Игорь», а вечером «Фауст».

Все ж таки, как он похож на Юрия.

Заходили по очереди два студента, назвавшие себя братьями, одного звать Евгением, другого — Александром. Один проживает в Чкаловской области (ныне Оренбургской. — Б.С.), другой на ст. Кипель, у него отец — машинист. Евгений — балбес. Он зашел сразу же после ухода А., все это было сделано неумно. Я, продолжая игру, которую, очевидно, затеяли со мною, сделал вид, как будто ничего не замечаю и не понимаю. Евгения я попросил прийти несколько позднее, не знаю, придет или нет.

Около 5 часов пришли трое парней с фотоаппаратом: Александр, Евгений и еще какой-то высокий. Но снимать себя я не дал и через несколько минут всех выпроводил. Кто из них окажется догадливым, так я им дал понять, чтобы они ко мне не заходили.

Просматривая несколько радиопрограмм, заметил, что в них больше не встречается имя Руслановой. Мне кажется, что она не участвовала и в праздничных программах. Что это означает? То ли наконец поняли, что это настоящий кабак и искажение русской песни, то ли ее вновь куда-нибудь законопатили, или на время прекратили насиловать эфир ее бардачным голосом? Во всяком случае, пускать ее записи наряду с песнями Ковалевой[56] я считаю кощунством и профанацией. Место Руслановой в чайной, ресторане, в местах, пропитанных алкоголем. Ее пение приводит меня в бешенство, и мне всегда вспоминается лицо нар. артиста Качалова[57], выражающее одновременно брезгливость и отвращение, — когда на одном из концертов, в котором мы все трое участвовали, конферансье назвал её фамилию, он моментально ушел из кулис в артистическую. Качалову хотелось послушать меня, но так как я шел через несколько номеров после Руслановой, он к моему номеру снова появился в кулисах, где ему поставили стул рядом с сидевшей Барсовой[58]. Это был какой-то ноябрьский концерт в Прокуратуре СССР. Никогда я не был поклонником такой русской песни, а тем более из уст такой отвратной певицы, как Русланова. Изо всех артистов эстрады у меня до сей поры да и навечно останется самое глубокое уважение к Тамаре Семеновне Церетели[59], как к человеку, так и мастеру-художнику, затем к Набатову, Утесову, Хенкину[60], вот, кажется, и все. К остальным я отношусь, «не замечая их».

Идет снег. Тротуары от массы проходящих людей превратились в слякотные катки.

Снялся в фотографии, заказал 22 карточки. Снимал одноногий фотограф. Приобрел Писарева «Тысяча душ», Достоевского «Униженные и оскорбленные». Уже накуплено столько книг, что из Куйбышева придется отослать бандеролей 15, не меньше. К чему? Зачем? Все равно чувствую, что скоро умру. Предлагают работать в Куйбышевской филармонии. Предлагают квартиру и все условия. Зачем? К чему? Скорее в Магадан и умереть где-нибудь под сопкой. То, что я делаю сейчас, не доставляет мне ни малейшей капли удовлетворения. Наоборот, начинаю себя презирать за то, что иду по пути наименьшего сопротивления, играю на оставшейся ко мне еще симпатии публики, симпатии народа.

Сегодня просмотрел фильм «Красное и черное». Картина далека от своего литературного оригинала, стендалевского романа того же названия. Весь сюжет сведен к любовным похождениям Жюльена Сореля. Любовная интрига заслонила социальную значимость романа. А так как французы большие мастера по части амурных утех, то в этой картине они и развернулись. Для большей массы нашего зрителя фильм своей нарочитой, чисто французской эротикой, так малопонятной советским людям, является своего рода щекотанием нервов и каким-то запретным соблазном и искусом. Я слышал, как открыто изливал свои ощущения сзади меня какой-то мужчина. Наивно сознавать, что раз это показывается для всех в кино, значит, это допустимо, Мужчина открыто выражал свое полное согласие с поступками героя:

«Молодчик! Так ее! Сама хочет!» Так и ты не стесняйся. Открытая эротика оказалась по сердцу русскому мужику в целом. Наблюдал я и такую картину. Пришла мать с 9-летней девочкой. Билетерша, пожилая женщина, не пускает. Мать спрашивает, почему? «Потому что на этот фильм дети не допускаются. От нее и взрослым-то делается не по себе. Неужели вы как мать поведете свою дочь глядеть всю эту мерзость?»

Конечно, детям, особенно мальчишкам старших классов, незачем ходить на этот фильм, ровно ничего им не дающий, кроме эротики и открытого пробуждения половых инстинктов. Я представляю, что будет с нашей молодежью, если согласно Совещанию в Женеве будет отрегулирована культурная связь с буржуазными государствами и к нам волей-неволей потекут фильмы всех стран, трактующие половую проблему. Получится Содом и Гоморра. К черту полетит спорт, а это для нас самое главное. Самое главное! Для обороны нам необходима молодежь в хорошей спортивной форме, которую можно обучить в самый кратчайший срок умению обращаться с оружием и только. Это отлично понимает Молотов, а Даллес и компания давно это знают, они таким маневром хотят отвлечь нашу молодежь, результаты уже имеются, пусть хотя и мизерные, пока как бы не опасные... Это распространение среди молодежи явления, именуемого стилягами. Это очень опасный симптом. Если не обратить на него внимания, он может вырасти в неприятную историю. Шайка юных бандитов-грабителей в Ленинграде, возглавляемая «активным комсомольцем» Соколовым, — вот один из симптомов. Комсомольская организация возводила к небу очи и всплескивала руками, узнав об аресте Соколова органами милиции.

Вчера после концерта (№124) к Тернеру не пошел принципиально. Я подумаю, ехать ли мне в следующую поездку с этим тапером. Он мне постоянно срывает голос, только я его направлю. Я не ожидал, что он будет дубоват.

Сидел в ресторане за одним столиком с майором, которому оказался всего 31 год. Он приехал с Сахалина. Лысина очень старит его, но лицо молодое, свежее, пышет здоровьем. Сказал, что он женат, а я полагаю совершенно другое.

Вчера показал конверты анонимных писем Пименовым и Деревягиной. Мне показалось странным поведение Деревягиной, которая, едва взглянув на конверты, сразу же определила, что их подписывал Новицкий... Почему? Откуда она знает его почерк? Мне кажется, что вся эта гнусь исходит от Пименовых и Деревягиной. Пименовых я терпеть не могу. Мерзкая пара.

От ноября уже остается всего тринадцать дней, время так быстро несется, что делается страшно. Смерть приближается шагами скорохода. Не успеешь оглянуться, как она встанет у твоего изголовья и скажет: «Ну что же, готовьтесь в дорогу! Ваш час пришел. Я тороплюсь и задерживаться не намерена». Пройдет год, и все покроется пылью забвения. Что говорить обо мне, когда у всех на примере забвение более высоких людей. Так забыли, что вспоминают лишь из чувства показного такта. А то совсем бы не вспоминали, хотя фактически нечего и вспоминать-то. Человек сделал в свое время какое-то дело. Потом умер, мир из-за его смерти не остановился, жизнь продолжается и без него, значит, ничего особенного не случилось. Пришло время других. И так будет со всяким. Да, жизнь — неприятная штука, и чем скорее она пролетит, тем лучше. Кому достанутся эти записки, будут поражены и станут недоумевать, а к чему это он писал? Переживания улитки, записанные корявым, нелитературным языком. В голове столько мыслей и в душе столько переживаний, что я закрепляю на бумаге только то, что успеваю. Но если читатель более внимательно приглядится к этим запискам, он поймет совершенно другое, кажущийся сумбур исчезнет, и он очень многое почерпнет и узнает из этих записок, иногда именуемых дневником.

Вайсберга (администратор Куйбышевской филармонии. — Б.С.) вчера оставили, по его же вине, на вокзале Чапаевска (где состоялся выездной концерт. — №125). Он направился в кассу за билетами, а нам сказал, что пошел садиться в поезд. Едва мы вошли в вагон, как состав тронулся, и, конечно, этот одноногий администратор не мог вскочить в уходящий поезд. Мы же оказались на положении вагонных «зайцев», но благодаря начальнику поезда нас не оштрафовали и не высадили. Приехали в Куйбышев благополучно в 10 минут второго.

Предчувствую, что Кабалов снова «запьет», ну и черт с ним! Орефьев из филармонии передал по телефону, что со мной хочет переговорить Щепалин (очевидно, высокопоставленный чиновник из Управления культуры. — Б.С.). Что бы не просили и не говорили... как можно скорее, на восток и в Магадан. Опротивели окружающие меня лица.

Получил краткосрочный паспорт. Теперь у меня одна забота: отправить бандероли с книгами.

Как я буду сегодня петь и чем? Мои последние волосы поднимаются дыбом.

На два последних концерта придется провести около 8 человек, хотя бы на сцену.

Мармонтов, очевидно, собирается встретить нас в Ульяновске. Он, конечно, еще неопытен, а эти две пары действуют на него отрицательно.

После обеда лег отдыхать и проснулся в 3 часа дня. Сон был настолько реален, что я сразу не мог понять: не наяву ли это происходило? Я даже побоялся дотронуться до своей головы. Если во сне она была покрыта густой шевелюрой, то после пробуждения на моей лысине еле ощущались под пальцами остатки волос. Стало как-то горько и мучительно жаль невозвратной молодости и — страшно от подступающей уже старости. Смерть не за горами. Как мне хочется, чтобы она была безболезненно моментальной. Этаким скачком в «никуда». Это «никуда» еще никто не знает, хотя некоторые с многозначительным видом заявляют, что после смерти ничего не существует, а несогласные с этим утверждают, что жизнь принимает иную форму. Но доказать свою правоту ни та, ни другая стороны не могут. Медицина постепенно соглашается, что человек после момента физической смерти какое-то время еще слышит и чувствует происходящее вокруг него, но уже не может сделать ни малейшего движения, ни издать какой-то звук, хотя мозговые клетки его еще работают. В народе же издавна существует такое поверье (не должна ли современная наука согласиться с этим?), что душа человека является реальностью. Может быть, это правда?! Сегодняшний сон нагнал на меня мистическое настроение.

Во время отдыха заходили девушки и один парень, но я их не принял, хватит, надобно беречь себя и меньше говорить, а больше отдыхать.

Сегодня концерт (№ 127) в ДСА. С Завадье (представитель филармонии. — Б.С.) ездили к профессору Фипку, на дом. Типичная квартира профессора-шарлатана. Состояние связок определил следующим образом: опасного ничего нет, несмыкание старое. Я сдержался, чтобы не сказать ему дерзость.

Взял в ателье фотографии — отвратительные из-за моей лысой головы и глупой бабьей морды, обрюзгшей и толстой.

Вчера был последний в Куйбышеве концерт в Доме офицеров — здание огромное, несуразное. Зал на 1300 мест был забит до отказа. Сцена большая, малоосвещенная. Электротехник жаловался, что администрация не обращает внимания на оснащенность сцены. Рояль фирмы «Блютнер» — белый, нечисто настроенный наскоро халтурщиком из музпроката.

Вчера опять не обошлось без скандала. Фролов покрыл матом свою партнершу тут же на сцене. В уборной началась обыкновенная перебранка. Мармонтов попытался их остановить, назвал поступок Фролова хулиганством и предупредил, что, если так будет продолжаться, Фролов может пойти под суд. В ответ Фролов потребовал, чтобы его немедленно отправили в Магадан, и сказал, что Мармонтов сам подлец и хам и скорее за свою деятельность попадет за решетку, а он — Фролов — никогда не был судим и паспорт у него чистый. Деревягина начала его останавливать, но он продолжал повторять, что Мармонтов больше должен бояться возвращения в Магадан, чем он. Я в течение всей этой сцены не проронил ни слова. Когда балетная пара пошла танцевать танго, я заявил администратору, в присутствии Пименовых и Кабалова, что более не в силах сносить эти разговоры и принужден буду довести до сведения не только Магадана, но и Министерства культуры, для которого я все-таки представляю какую-то величину, о моей дискриминации. Мне надоело выслушивать эти реплики, которые не направлены прямо против меня, но которые, так как лишь я имею «одиозный» паспорт, естественно, относятся только ко мне.

С Фроловым по поводу скандала я не разговаривал, однако он ожидал моего приезда на втором этаже гостиницы, около ресторана. «Вадим Алексеевич, я хочу с вами переговорить». — «Сейчас я иду к Мармонтову, а затем хочу поужинать, и вообще я сегодня не в состоянии вторично тратить нервы по одному и тому же поводу». — «Хорошо! Но хочу предупредить, если вы будете писать в Магадан, то знайте, я говорил насчет паспорта не в том смысле, в каком вы поняли. Но также хочу предупредить, что если вы напишете, что сказанное относилось к вам, то мне на это наплевать! Наплевать!»

Прилетели в полдень. Едва зашли в аэровокзал, как к зданию подкатил автобус местной филармонии с молодой женщиной, очевидно, администратором. Остановились в гостинице «Москва». Мне выпала комната №49, но в ней не оказалось батареи. Ее сняли по прихоти супруги здешнего начальника коммунального хозяйства. Эта пара проживала в номере до меня, и им показалось жарко, они приказали убрать отопление, и директор гостиницы из подхалимажа убрал батарею, превратив комнату в холодильник. Я поднял шум, и меня перевели в теплый номер — комната №23.

В Ульяновске находятся: Никаноров, акробат Семенов и музыкант-трубач Маздон. Как-то я сегодня буду петь? Господи, дай мне силы.

В самом начале войны я уже выступал в Ульяновском драмтеатре, где вчера пел концерт. Театр построен в 1880-х годах, зал вместимостью до 1500 человек с партером и четырьмя ярусами. Один из самых старых в Поволжье. Он дал русской культуре выдающегося артиста и писателя В.Н.Андреева-Бурлака. На сцене Симбирского театра играли М.И.Писарев[61], П.А.Стрепетова[62], А.Л.Вишневский[63] и многие другие.

Ульяновск закончил благополучно. Самым запоминающимся событием в моей жизни этого периода останется посещение дома, в котором прошло детство В.И.Ленина. Я вышел из него, как из храма после исповеди: очистившимся от всех грехов. Незабываемое впечатление, исцеляющее, умиротворяющее. Мне кажется, я пел вчера лучше только благодаря посещению этой реликвии нашей советской страны, советского народа.

После обеда возвращаемся самолетом в Куйбышев.

Сейчас слушаю трансляцию оперы Леонкавалло «Паяцы» в концертном исполнении солистов Всесоюзного радио. Удивляюсь несправедливым нападкам Римского-Корсакова на эту оперу. Мне кажется, Корсаков был одним из завистливейших русских композиторов. Опера Леонкавалло появилась в одно время с его произведениями. Она сразу же стала пользоваться огромным успехом у русской публики, не говоря уже о европейской. Некоторое превосходство «Паяцев» над любой из опер Корсакова заключается в подлинном вдохновении Леонкавалло при создании своего детища. Композитор не думал, что он своим творчеством должен «послужить» своему Отечеству. Он не ломал мозгов над обязательной фольклорной канвой, он ничего не символизировал, ни на что не намекал. Он просто выхватил из реальной жизни драматический эпизод извечного любовного треугольника.

Композитор, чье творчество идет от ума, всегда будет менее волновать своими произведениями, чем тот, кто творит сердцем.

Возьмем, к примеру, «Снегурочку», полную чудесной музыки, но также переполненную символами, намеками, так что слушатель не успевает понять, что к чему, и воспринимает происходящее как красивую сказку и только.

«Паяцы» же трактуют нам подлинную человеческую жизнь, чувства и страсти, трепещущие и в настоящее время в душах людей: страдания, любовь, ревность, ненависть, какой бы одеждой они ни прикрывались. Все эти эмоции выражены взволнованной, драматической музыкой, которая уже первыми своими фразами будоражит и волнует сердца слушателей. Каждый в какой-то степени начинает ощущать свою причастность к происходящему на сцене. Вот почему, пока будет существовать на земле человек в истинном его значении, будут существовать и оперы «Евгений Онегин», «Кармен», «Паяцы», «Травиата», «Пиковая дама», «Фауст», «Тоска», «Чио-Чио-сан» и «Богема». Будут существовать и «Снегурочка», и «Петушок», но лишь как археологическая музейная редкость. Какому x... будет интересно знать, что «Петушок» был сатирой на последнего русского царя Николая II, о котором мир давно позабыл, следовательно, опера останется лишь сказкой, да и то не такой уж поэтичной и характерной.

Чайковский никого не ненавидел, никому не завидовал. Он делал то, что повелевало ему сердце. Но он любил свою Родину, свой народ, любил жизнь такой, какой она бушует в человеческих сердцах и страстях. Поэтому его музыка понятна всему человечеству.

А на улице бушует метель, которая засыпает снегом огромную очередь женщин, стоящих за мясом. Такая же очередь за сахаром.

Вчера, ужиная в ресторане, я на отказ официанта принести огурцов или капусты (за неимением!) заметил, что это более чем странно. Дескать, в Магадане эти овощи всегда имеются, а в Куйбышеве их нет. Сидящий за одним столом со мной мужчина вмешался в разговор: «Чего вы говорите неправду, в Магадане даже хлеба не хватает!» Тогда я ему ответил: «Гражданин, не занимайтесь лживой и вредной пропагандой. Да я только что оттуда!»

Сюда, в «Центральную», переезжают Незнамов и компания, ввиду того что в «Жигулях» им пойдет двойной тариф за номера.

Утром по радио передали, что Московский метрополитен, который носил имя Кагановича, указом Ворошилова переименован и впредь будет называться именем В.И.Ленина. Лишь одна станция «Охотный ряд» будет имени Кагановича. Не покажется ли это обидным Кагановичу? Столько лет метро носило его имя и вдруг — переименовали! Опять чувствуется что-то в воздухе. Опять намечаются какие-то группировки. Может, я ошибаюсь, это было бы лучше.

Вчера был концерт (№131) в санатории «Красная глинка», расположенном на берегу Волги. Клуб небольшой, сценка маленькая. Скромненькое пианино. Наши «артисты», по обыкновению, оставили после себя «конюшню», пришлось подбирать. Как они мне надоели! Вчера балет танцевал из-за малости сцены два номера («Танго» и «Поваров»).

По поводу переименования московского метро всюду шушукаются. Евреи жалеют Кагановича и говорят, что его обидел Ворошилов, воспользовавшись отсутствием Булганина и Хрущева. Парикмахер гостиницы привел по случаю этого события следующий анекдот. Один цирк вывесил афишу с таким объявлением: «Приглашаются зрители на программу, состоящую из 30 номеров. Те, кому не понравится последний номер программы, могут немедленно получить в кассе стоимость своего билета». Вечером цирк был набит битком. Каждый был уверен, что скажет о непонравившемся последнем номере и вернет свои деньги. Но не тут-то было! На заключительный номер программы на сцену вышел оркестр и исполнил «Интернационал». Никто, разумеется, не рискнул выразить свое недовольство финалом. «Так что сами понимаете, как обстоит дело, — закончил парикмахер и туг же спохватился: — А вообще это не наше дело. Лишь бы в магазинах были хлеб, сахар, мясо... А в остальном — хоть трава не расти».

У меня сегодня какое-то странное состояние. Или что-то должно случиться, или кто-то усиленно обо мне сплетничает. Как бы мне хотелось неожиданно и безболезненно умереть. Я боюсь своей старости, а старость меня ожидает такая, какая была у моей матери и моей бабушки. Смерть моя последует во время войны, может быть, это будет 3-я мировая война, а может быть, первая репетиция к большому сражению, которое решит участь мира.

Когда окончится пора лицемерия и обмана друг друга? Когда прекратятся обоюдные ханжеские улыбки? Не пора ли показать друг другу свои глубоко запрятанные клыки, рога и когти? Мне кажется, это было бы честнее и благороднее. Тут я не согласен с русской пословицей «Худой мир лучше доброй ссоры». Нет, я предпочитаю хорошую ссору, по крайней мере, очистилась бы атмосфера.

Сейчас проглядываю книгу Л. Фейхтвангера «Гойя». Вышел последний, 15-й том Бальзака. Итак, теперь у меня полный Бальзак, Островский, Толстой, Пушкин, Некрасов, Мамин-Сибиряк и т.д. Свои магаданские книги я почти забыл. Как я хочу приехать в Магадан и, может быть, уехать оттуда навсегда. Если я буду жить в Куйбышеве, мне здесь, я думаю, найдется работа. Здесь будет Жигулевское море, изменится к лучшему климат. Здесь будет телевизионный центр. Куйбышев должен развиваться.

Сейчас передают концерт после торжественного заседания по случаю национального албанского праздника 29 ноября (день освобождения Албании от фашистских захватчиков в 1944 году. —Б.С.). Выступает Ансамбль песни и пляски Албанской народной армии. Первые три вещи невыразимо скучны и монотонны. А публика аплодирует, лицемерно хлопая в ладоши. Почему так?! Почему непременно надобно притворяться?! Нет, мне необходимо как можно скорее отправляться в «могилевскую губернию», там тихо, чинно и благопристойно. Что за сумасшедший концерт с огромными перерывами и паузами. Оказывается, эта большая пауза произошла оттого, что освобождали сцену от певцов ансамбля, чтобы дать место плясунам. Завыли скрипки, дудки затянули какую-то тоскливую, ритмическую, подергивающую мелодию.

К 10 утра надобно быть готовым к отъезду в Сызрань на один концерт и ночным поездом вернуться в Куйбышев. Вчера было ужаснейшее настроение. Во сне видел кошмары, видел Даллеса, разговаривал с библиотекарем Варварой Федоровной об Алле Николаевне. Она ответила, что у нее все в порядке.

Опять видел нагоняющий на меня беспредельную тоску сон. Опять я дома... мать... у меня денег нет, и я не знаю, на что она живет... отца нет... у меня нет никакой надежды на работу... Бедная, бедная мать. Прости меня, я тебя совсем забыл. Я так виноват перед тобой. Вот уже в течение 20 лет я беспрестанно страдаю и мучаюсь из-за этого. Поэтому и сны мне снятся, которые отравляют последующий день. Я не нахожу места.

Едем в 11 ч. утра. Все у меня уже сложено. Побрился, помылся.

Вернулись из Сызрани в 8-м ч. утра. Ехали в жестком вагоне, набитом и прокуренном. Почему у нас кругом курят? В ресторане невозможно нормально поесть, кругом дымят. Вчера ушел, так толком и не пообедав.

В гостинице не успел заснуть, как кто-то постучал в дверь. Открываю... высокий мужчина... спрашиваю, что угодно... «Хочу на вас посмотреть»... Я захлопнул дверь. Через полчаса повторилось то же самое. Я взбесился и заснуть уже не смог.

Во время переезда «вокзал—гостиница» уполномоченной Куйбышевской филармонии по Сызрани оказалась женщина, бывшая, по ее словам, актриса опереточного театра. Она сказала, что на мой концерт весь партер разобрала сызранская «знать». Это меня взорвало донельзя. Вечером я пел для этой «знати», толстомордой, жирной, на все свысока глядящей, но кланялся лишь балкону, и балкон это ясно понял.

Сегодня в 8 часов утра пошел поглядеть норвежско-югославский фильм «Кровавая дорога» — эпизоды из жизни военнопленных сербов в норвежском лагере. Тяжелую лагерную жизнь пленников жители Норвегии пытаются, под угрозой наказания, как-то смягчить и чем можно помочь им. Много тяжелых натуралистических сцен, действующих на нервы. Я был удивлен, что зрительный зал был почти полон. Проглядел журнал «Новости дня», в котором показали прием в Кремле по случаю октябрьского праздника. Иностранных дипломатов с супругами принимал Булганин. И вот какая-то «кобыла в горностае», очевидно, из демократических побуждений, первая, изогнувшись, протянула руку Булганину. Кто бы Булганин ни был, он как хозяин обязан первым подавать руку дамам, но эта дама, вероятно, решила быть «сверхдипломатом». В зале произошло заметное оживление и шорох.

Сейчас пойду в ресторан и час посижу. Придут или нет, не знаю. Не уверен...

Приехали из Комсомольска (городок строителей под Куйбышевом. — Б.С.) во втором часу ночи из-за задержки по вине директора клуба и филармонического администратора.

Пел отвратительно, звук сиплый, некрасивый, бестембровый, не льющийся. Публика это чувствует и также на это должным образом реагирует.

Сколько я всего упустил, даже сам на себя удивляюсь, как я мог быть таким зевакой. В особенности позавчера.

Едем поездом №32 «Куйбышев—Омск», ваг. №5, м. 19. Вагон отвратительный, холодный, наружное стекло разбито. На ночь пришлось законопатиться одеялом. Кабалов весь вечер пил в ресторане с какими-то моряком и танкистом.

Концерты в Омске начнутся 6 декабря. Я успею чуть подремонтировать свой голос. Кстати сказать.

Прибыли с большим опозданием, к вечеру. Нас уже ожидали с машинами. Сейчас я чувствую некоторую усталость, возможно, оттого, что укачало в паршивом вагоне, где дуло во все щели.

Пришел какой-то речник, который никак не мог поверить, что это я.

На меня незабываемое впечатление произвел Б…*, но я никому не показал вида; наоборот, я держал себя так, как будто ничего не случилось. Так иногда можно любоваться хорошей картиной, и надобно это было сделать, чтобы сам объект не догадался. Я бы пошел на все унижения, чтобы стать обладателем этого пейзажа, только бы им любоваться, не прикасаясь руками. Так раньше обращались с иконами, на них молились и целовали, еле прикасаясь губами. Так мне хочется обращаться с ним.

В Омске гастролируют две ленинградские бригады: А.Блехмана[64] и Т.Кравцовой, затем Буковинский хор, исполнительница еврейских песен Клара Вага, и, наконец, мы свалились им как снег на голову.

Михаил Иванович (Кабалов. —Б.С.), кажется, вновь запил. Кончится это для него очень плохо. Куйбышев его погубил, все эти полковники, подполковники и прочие лейтенанты всех родов войск. Что он, взбесился, что ли? Чувствую, что очутится в Маглаге.

Пришел здешний омчанин по имени Евгений, он, оказывается, сидел в ресторане «Иртыш» рядом с Кабаловым, а тот пьянствовал с какими-то студентами, напился вдрызг. Сейчас уже 10 минут второго, а он еще, по-моему, не вернулся в гостиницу.

Концерты начнутся, очевидно, числа 8—9-го. Ну что ж, придется подождать.

Кабалова все нет и нет. Мармонтов лежит и бесится, я позвонил в ресторан, но никто не отвечает. Очевидно, он пошел к кому-то спать, с каким-нибудь студентом или рабочим парнем. Это в его вкусе. Интересно, сойдет ему все это или нет? Как это выдержит его партийный билет?

Спал хорошо, но долго не мог заснуть с вечера. Принял душ, выстирал носки.

Сегодня День конституции. Я вспоминаю, что делалось в этот день года три тому назад. Но культ личности («культ личности» — этот термин еще не фигурировал в печати, он войдет «в обиход» только в следующем году. — Б.С.) был ликвидирован. И все пошло по-другому. По справедливости, но несколько ударились в другую сторону. Если несколько лет назад имя Ленина как-то старались реже упоминать, то сейчас происходит то же самое с именем Сталина. Если его нельзя упоминать, то необходимо как-то разъяснить народу, он поймет, что это правда, если она и есть правда. Если зигзаг, который получился, удалось исправить, честь и хвала людям, вновь направившим путь советского народа по ленинскому компасу. Но ведь странно слушать, когда радио, разъясняя сущность конституции, преподносит все это в других тонах, чем несколько лет назад. Нам десятки лет твердили, что Сталин — великий творец и создатель конституции, он заботливый и мудрый отец, обеспечивающий счастье народов. Теперь же ни единым словом не упоминается о Сталине ни в газетах, ни по радио, ни на собраниях по случаю Дня конституции. Мне кажется, не мешало бы спокойно и честно разъяснить народу, что же все-таки произошло. Лучше знать правду, чем слушать досужие вымыслы и догадки[65].

Которая же из двух — все колеблется, чаша весов перевешивает больше к В, чем к Е, потому что нужно порядочно времени для обработки целины (что за «В» и «Е»?! Это предложение я не в силах расшифровать, но полагаю, что подразумеваются какие-то приглянувшиеся молодые люди. — Б.С.). Оказывается, в Омской области имеются целинные земли, да еще какие.

О чем думал, о чем мечтал — все пригрезилось во сне. После пробуждения сделалось так грустно и не по себе, от неудовлетворенности жизнью, от непонятливости и нечуткости людей, от отсутствия какой-то снисходительности и сочувствия.

Кабалов опять ушел куда-то, что он делает, никак не пойму. С другой стороны, пусть они все перессорятся, это будет лучше для меня. Пусть они сами наговорят друг про друга, чтобы в Магадане узнали, что они за штучки.

Меня пригласил к себе в гости Женя, вернее, мать его пришла ко мне в гостиницу, и я пошел к ним. Простая семья, квартира на центральной улице, одна комната — неряшливая и грязная. Если мать не в силах убрать, то две взрослые сестры-школьницы обязаны содержать единственную комнату в чистоте и порядке. Отец, бывший летчик, в настоящий момент опустившийся, постаревший и облысевший, невразумительно пытался доказать, что текст песни «Летят перелетные птицы» принадлежит ему и что Исаковский тут абсолютно ни при чем. Затем убеждал меня, что его сестра, отрекомендовавшаяся как директор какого-то гастронома, имеет отношение к цирковому артисту Николаю Жеребцову[66]. В общем, я получил массу впечатлений от всей этой трущобной мещанственности. Как люди живут, на что надеются? Как живут две школьницы в такой ужасной обстановке и атмосфере, что они могут почерпнуть от своей тетушки, матери четырех детей, которая больше похожа на проститутку, чем на замужнюю женщину?

Вчера у Кабалова было бурное объяснение со всей нашей «дрянью». Придя ко мне, он заявил, что они набросились на него из-за меня, конечно, это ложь. Но я эту всю «дрянь» предупрежу, чтобы меня оставили в покое; я к Кабалову не имею никакого отношения, его поведение меня не касается, он сам за себя отвечает, но меня примешивают ко всем его делам, я не позволю. Я никаких моральных и общественных правил не нарушаю.

К чему П.И.Чайковский потратил свой талант на эту никчемную оперу «Чародейка», интересную разве только арией «Где же ты, мой желанный». Из-за чего сыр-бор разгорелся? Удивительно, как мог пленить композитора этот... (слово неразборчиво. — Б.С.) сюжет. Около Нижнего Новгорода, на берегу Оки, стоит кабак, который содержит красивая баба Настасья. Ее все любят и за ласковое обхождение, и за плотские утехи. Кабак пользуется у богобоязненных людей недоброй славой, а хозяйка считается колдуньей-чародейкой. Вести доходят до великокняжеского наместника Нижнего Новгорода. Он приезжает в кабак для личного обследования, но влюбляется в Настасью и тем самым легализирует существование злачного места. Жена наместника оскорблена шашнями мужа и страдает как обманутая, но ничем не выдает своей боли сыну, свадьба которого должна скоро состояться. Сын все-таки допытывается у матери о причине ее горя. Возмущенный, он решает убить виновницу материнских страданий. Он едет в кабак со своим слугой.

Настасья его ждала, чтобы открыть свою заветную тайну — горячую любовь к нему. Опешивший княжеский сын тоже воспламеняется любовью к ней. В его голове возникает решение бежать с Настасьей. Оскорбленная княгиня отравляет хозяйку кабака, а сам наместник убивает сына. По сути, княжеская чета оказывается одураченной простой бабой-кабатчицей по прозвищу Кума. Что здесь поэтичного и что здесь драматичного? Шашни стареющего воеводы и злоба обманутой жены?! А разве кабатчица — гулящая баба может служить образом русской женщины? Не согласен! Вся опера напоминает скорее вампуку, чем серьезное музыкальное произведение. А переход от ненависти и жажды мести к любви и страсти у княжеского сына надуманный и неоправданный. Чем увлек Чайковского такой сюжет с фальшивыми положениями?

Как мне опротивело петь! Боже, когда эти муки кончатся? Как я сегодня пел паршиво, так публика и принимала. Но как туп и неартистичен этот «лесоруб» Тернер, он мне не помогает ни ритмом, ни настроением. Вместо исполнения я все время размышляю, как можно быть таким тупоумным. Нет! Мне пора кончать или работать с более квалифицированным аккомпаниатором. Я столько дней молчал и после третьей вещи все ж таки захрипел. Связки, батенька мой, одряхлели. Не тот я стал теперь. Пора кончать.

Когда же придет время? Приди, приди, желанное! Неужели мне придется дожить до того момента, когда придет пора справедливости и настоящей правды?

Много можно было бы написать, но какое-то тревожное состояние не позволяет мне этого сделать.

Второй концерт в Омске (№135) в клубе имени Баранова прошел несколько лучше, чем первый, в клубе им. Лобкова. Я был в более приподнятом настроении. За сегодняшний концерт в драмтеатре очень волнуюсь, и главным образом из-за состояния голосовых связок. Не тот я стал теперь. Это надобно зарубить на носу. С другой стороны, прав старейший ленинградский администратор Равинов, сказавший: «Если предположить, что голос действительно исчез, то и тогда ради своего дальнейшего личного благополучия следует, взяв себя в руки, года два поконцертировать, дабы заработать какое-то состояние».

Вчера после концерта пришла в уборную директриса филармонии и извинилась за инцидент, случившийся в помещении облдрамтеатра, когда я демонстративно, перед публикой, обтер своим платком пыльный рояль. В отместку за мое явное отношение к некоторой части публики, многие, поняв это, не выдержали и решили высказать свое мнение о якобы дешевой манере держать себя с публикой. Это и раньше кое-кого бесило. Моя искренняя простота общения с народом и ответная симпатия его ко мне очень кое-кому не нравятся. Ну, что же делать! Надобно запретить мне выступать, петь. А изменять своей манере на старости лет я не буду. Свое мнение они высказали через дирекцию филармонии, а я через Мармонтова заявил, что впредь требую, чтобы мое рабочее место: сцена и артистическая уборная были в надлежащем порядке и полной готовности к работе. Если кому-то не нравится моя манера держаться и если она не соответствует нормам советской этики — переделываться я не буду, да и не хочу. Я не буду протестовать против прекращения гастролей.

Общаться запросто с народом они считают лишь своей привилегией. А я считаю, что также имею на это право и по возрасту, и по стажу, и по своей художественной значимости для народа. Несмотря на запрет, мои пластинки берегут, как зеницу ока, как святыню, и я этим буду гордиться до самой своей смерти.

Я вчера пел для народа и никогда не вытрющивался перед сильными лицами мира сего. За это меня и не любят. Ну и пусть. Память в народе ценнее, глубже и долговечнее, чем все остальное.

От концерта по телевидению отказался, узнав, что туда хотят пристегнуть Пименова. Этот недоразвитый глист сообщил нам сплетню, которую разносит по Магадану и всему Советскому Союзу Фирина мама (Ф.И.Пименовой. — Б.С.), что в театре образовалось два враждебных друг другу лагеря, во главе которых стоят Грибкова и Пекарева (ведущие актрисы театра, первая — опереточной труппы, вторая — драматической, обе — заслуж.арт.РСФСР. — Б.С.). Я этому не верю.

Заснул, видимо, от переутомления только в 4 часа. Снов видел много, но ничего не запомнил.

Вчера на концерт пришло семейство Копейкиных — старожилов Магадана, приехавших туда в 1935 году. Младшая их дочь родилась на Колыме. После концерта подошли две маловозрастные девушки, которые расспрашивали о Магадане, намереваются поехать туда, как они выразились, «для отрабатывания своего долга перед Родиной». Затем подошел молодой мужчина, по внешности я его сразу же узнал, видел в Магадане, но никак не мог вспомнить где. Лишь во время бессонницы всплыло одно воспоминание. Мы с ним были мало знакомы... но я его страшно любил и всегда любовался им. Он был интересным парнем, сейчас он превратился в мужчину, также красивого. Хотелось ему вернуться в Магадан, здесь он живет с матерью. Я пригласил его зайти ко мне побеседовать. Не знаю, придет ли? А мне бы очень хотелось полюбоваться чертами его лица и... посидеть с ним. Рассказать ему о своей никчемной и одинокой жизни. Не буду себя мучить воспоминанием о нем. Если придет, скажу все откровенно, о чем я раньше думал и мечтал. Но мне не верится, что он придет.

Пименовых надобно гнать из театра грязной метлой.

Купил Достоевского «Бедные люди». Я не знал, что Владимир Ильич Ленин так плохо и уничтожающе отзывался об этом величайшем писателе земли русской. Касаясь литературы столыпинской эпохи, он считал ее архискверным подражанием архискверному Достоевскому. Здесь я, несмотря на идолопоклонничество перед Лениным, с ним не согласен. Это дело вкуса. Сталину, например, нравился Маяковский, а я его терпеть не могу, хотя и признаю его значимость в русской литературе. Ленин также, по свидетельству Крупской, недолюбливал Маяковского. Но Маяковского почему-то издают, а великого Достоевского нет. Уже за то, что он побывал на каторге, терпел невзгоды, был избиваем тюремным начальством за неспособность по болезни работать, его надобно уважать. Он пострадал за благо народа, какими бы путями он ни шел к этой цели. Ни Ленин, ни Сталин, по-моему, не испытали ужаса каторги, как Достоевский. Мне кажется, эта продолжающаяся несправедливость в отношении Достоевского должна прекратиться. Творчество Достоевского — один из золотых кирпичей в здании великой русской литературы, наряду с наследием Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова, Тургенева, Толстого, Чехова и Горького. И как бы о нем ни отзывались, он останется величайшим русским художником слова и мысли.

13.53. Теплая солнечная погода. Прошелся до газетного киоска, достал свежих газет. Особого, острого, пикантного ничего нет.

Проснулся от яркого пригрезившегося сна. Будто я лежу на залитом лунным светом подоконнике, широком и мраморном. Ночь, тишина, гроздь винограда. Виноград крупный-крупный. Мне очень хочется пить, а виноград манит своей свежестью. Я знаю, что он мне не принадлежит, но жажда так велика, что я, преодолев неловкость, жадно хватаю губами прохладные крупные виноградины, их оказывается всего три, но они такие крупные, что я принял их за гроздь, и упиваюсь живительным соком. И вдруг слышу голос: «А ведь виноград принадлежит мне, как же вы воспользовались чужой собственностью? Я его выращивал, берег. Воровать и брать без спроса стыдно».

Я смущен, но мысль, что все происходит во сне, успокаивает меня. Я ему отвечаю, стою на коленях перед подоконником: «Но ведь это же случилось во сне, наяву же ваш виноград цел и нетронут. Без вашего согласия я ни за что бы наяву не решился дотронуться до этого огромного винограда, который вы, очевидно, повезете на выставку. Вы уж простите меня». Он меня успокаивает и говорит: «Ну, теперь наяву отведайте вкус взращенного мной винограда. Кушайте же, пробуйте». И он насильно сует мне в рот виноградину, она лопается, я пью чудесный сок и вдруг... просыпаюсь...

Концерт (№ 139) прошел хорошо. За кулисами было холодно, а на сцене жарко. Было спето 19 вещей.

Якутск: -54, Магадан: -13, Ашхабад: +14.

Вчера был день отдыха. Провел его дома. Михаил Иванович (Кабалов. — Б.С.) зашел к вечеру, порядком подвыпивши, с каким-то приятелем, также в нетрезвом состоянии.

Вчера ознакомился со 2-м номером «Советской печати» — новым журналом, который начал выходить с октября месяца. В нем помещена очень интересная заметка. Тов. Полисадов из Реутова сообщает, что в «Известиях» опубликована статья президента Академии художеств Герасимова, посвященная 25-летию со дня смерти великого русского художника И.Е. Репина.

В этой статье нар. художник Герасимов, очевидно, сам точно не зная историю создания знаменитых «Бурлаков», все же не удосужился вылепить, почему именно у Репина возникло желание написать эту картину, и тем самым поставил себя в очень неловкое положение как знатока живописи, которому Советское государство доверило важный пост президента Академии художеств СССР.

Отчего же это произошло? Чья вина, что такой крупный печатный орган, как «Известия Советов депутатов трудящихся СССР» попал в неловкую ситуацию? Прежде всего, виноват редактор отдела искусств. Он первым должен был указать тов. Герасимову, что тот, к великому сожалению, не знает, что задуманная Репиным бурлацкая тема вовсе не была навеяна стихотворением Некрасова «Размышления у парадного подъезда», о чем сам Репин указывал в своих записках. Удивительно, как Герасимов мог так легкомысленно отнестись к своей статье.

Вчера был концерт без Кабалова. Мармонтов не допустил его к работе. Кабалов — это, конечно, типичная эстрадно-артистическая богема, он сам себя погубит. Ну их всех к черту! Не стоит заполнять эти страницы излияниями о «людишках» от искусства.

Гастроли в Омске идут к концу. Завтра или послезавтра едем в Томск. После концерта ко мне зашли Валерий Рязанов и Виталий Засев, одновременно в комнату ввалился после однодневной отлучки Кабалов и повел с моими гостями такие разговоры, что я диву давался. Его поведение приведет его в лагерь. Теперь понятно, почему он убежал из Москвы. Когда он ушел в буфет, я извинился перед товарищами за поведение Кабалова, объяснив всю странность и нетактичность его речей нетрезвостью состояния. Наглость, с которой он держит себя, поражает меня. Надобно будет непременно сказать ему, что его сексуальные побуждения не должны ни в коей мере касаться меня, а тем более моих знакомых. Я не хочу, чтобы обо мне думали вновь так. Я постараюсь страдать один. Но меня все это поражает. Где же, в конце концов, справедливость? Человек с партийным билетом делает, что ему вздумается, и все ему сходит с рук, потому что партбилет является его чудесным, неуязвимым щитом.

Вчера перед концертом видел странный сон. Он, конечно, навеян воспоминаниями о Магадане. Мы до этого вспоминали Толю Ломова. Сразу же встала перед глазами певица-сосна, забыл ее фамилию, она работала у нас в ВСО (после досрочного освобождения Козин работал худруком клуба ВСО. —Б.С.), Толик с нею жил. Она была очень большого роста, но Толик подходил к ней своим размером. И вот я вижу, будто нахожусь на берегу реки, которая, по моему представлению, находится в Магадане. Со мной рядом лежит какой-то молодой человек. И говорит: «Почему вы так испуганно на меня смотрите, ведь я тоже однофамилец вашего магаданского товарища. Давайте с вами кушать огурцы, я их привез из Египта». И он мне показывает огромный длинный огурец розового цвета. «Кушайте его быстрее, потому что, если солнце зайдет за это облако раньше, чем вы его съедите, вы отравитесь, с вами будет плохо. Такие огурцы растут только у нас в Омске и в Египте». Я начинаю с наслаждением пожирать огурец, вкус которого похож на вкус ананаса. Вдруг облако заходит за солнце, и я чувствую, что парень наваливается на меня и начинает сдавливать и прижимать к себе, говоря: «Ну вот, я же говорил, что надобно съесть весь огурец до затемнения солнца облаком. Теперь вы в моей власти, и я сделаю с вами, что хочу... вы должны раствориться во мне... Это желание свыше...» Я чувствую, что становлюсь все меньше и меньше... «Теперь ты всегда будешь со мной...», и вдруг я просыпаюсь от стука в дверь.

Концерт (№144) состоялся в клубе железнодорожников им. Сталина. Зрительный зал большой, мест на 700. Сцена и артуборные оборудованы из рук вон плохо. Высказал все это директору клуба, который обставил с комфортом свой кабинет и не позаботился об актерских рабочих местах. Лишь огромным усилием воли заставляю себя общаться с этими двуличными людьми, они вызывают у меня чувство брезгливости и отвращения. Вчера снова в связи с хорошим настроением Деревягина визжала неистово из-за того, что Пименов, очевидно, в приступе сатириазиса схватил ее за одно место в присутствии благодушно настроенной жены. Что это? Как классифицировать такой поступок? Шутка? Пли разбушевавшаяся похоть «недоразвитого глиста»? Милой шуткой это никоим образом назвать нельзя. Были случаи, когда этот с партбилетом в кармане больной сатириазисом хватал ту же Деревягину и после показывал, что его половой орган возбудился. Имеет ли право этот похотливый глист рассуждать о какой-то морали? Он и его супруга совершенно искренно считают себя изумительными семьянинами, с которых все должны брать пример.

Пока я писал эти строки, пришла Пименова и попросила, чтобы я освободил ее от сольного пения. Я согласился специально для того, чтобы не было никаких разговоров по этому поводу.

Электротехник клуба им. Сталина меня обманул. Он обещал прийти сегодня в обед с двумя тысячами метров магнитофонной пленки. Лента, правда, была в употреблении, но она немецкого производства — «ДЕФА», по 65 руб. за 1000 метров. Сам он также отбывал наказание в лагере где-то на севере Енисея. Звать его Александром. Рассказал, что имеет семью, ребенка. Был арестован, будучи уже женатым.

По новому стилю сегодня Рождество Христово — «Рождество твое, Христе, Боже наш, воссия мирови свет разума». Дореволюционные газеты и журналы были полны святочными рассказами и былями. В ночь перед этим днем, считалось, совершались чудеса, добрые дела и разные истории, кончающиеся счастливым исходом. Рождественская звезда... Рождественская елка... Детские радости и мечты... Куда все это кануло? Холод, мрак, одиночество. Одиночество не потому, что люди оставили, нет! А потому что люди не стоят этого сближения. Нет людей. Не стало людей. Нет веры в людей. И оттого на душе мрачно. Не от старости мрачно, а от черноты души человеческой. Детство и юность неповторимы для человека.

Вчера было удивительно холодно на улице, -38 с туманом. Бедные птицы. К вечеру туман увеличился. Но народу как на первом, так и на втором концерте было полно. Не ведаю, чем я сегодня спою, а также завтра. Итак, и 1955-й год подходит к концу. Что-то принесет 1956-й? То же разочарование, ту же дискриминацию? Один Всевышний знает, как мне тяжело. Ну, бог с ними! Осталось мне жить не так уж и долго. Дотерплю. И записки мои подходят к концу. Надо как можно меньше нервничать и волноваться, ни на что не обращать внимания и честно делать свое дело.

Удивительно дикие вещи рассказывают в Томске про знаменитую пару конферансье (Тарапунька и Штепсель, или Ю.Тимошенко и Е.Березин. — Б.С.). Я забыл фамилию этого длинного, которого знают под кличкой Тарапунька. Женщина — шофер такси, которая развозила их по концертам, рассказывала, что публике очень не понравилось их выступление. Это же подтвердил и администратор Томской филармонии. Стараясь сделать побольше концертов, они, естественно, комкали свою программу и уже не заботились о качестве исполнения. В первые дни в их гастролях принимала участие исполнительница русских песен Вера Суровая (обалдеть можно от такой фамилии), старавшаяся честно отработать свой выход, но, видя пример двух раздутых не по таланту знаменитостей, также пустилась в халтуру. За обедом в гостинице молодой человек из Новосибирска рассказал о ресторанных похождениях Тарапуньки и Штепселя. Часть публики настолько утеряла уважение к авторитету гастролеров за их поведение, что, собрав окурки со всего ресторана, высыпала их на голову «любимым артистам» через перегородку, за которой они сидели вдрызг пьяные. А до гостиницы «любимцев» сопровождала милиция, очевидно, боясь эксцессов со стороны все той же публики.

Администратор же добавил еще случай, свидетелем которого он был сам. Этот жираф-тарапунька разговаривал по телефону с каким-то партийным секретарем Украины (министра культуры он такой чести не удостоил), который настаивал на их возвращении в Киев к определенному сроку для участия в важном концерте. «Любимец народа» в дерзком тоне напомнил секретарю, что тот плохо знает географию страны и что они со Штепселем не смогут прибыть вовремя. Однако, все-таки понимая, что перегибать палку нельзя, он все же пообещал, и потому «любимые артисты» стали сокращать сроки своего пребывания в Томске за счет увеличения количества концертов в день, то есть сбились на обыкновенную халтуру.

Ходят слухи, что хохлацких конферансье любит тов. Хрущев и покровительствует им. А они, воспользовавшись такими слухами, верными, может быть, процентов на 25, раздули их для своей выгоды на все 100. Очень жаль, что все боятся довести эти негативные факты до сведения Хрущева. Я попытаюсь это сделать. Напишу письмо в «Правду».

Сегодня разразился скандал. Пименов послал к одной матери и Мармонтова, и администрацию театра. Как мне было стыдно перед радиоработниками, решившими записать концерт. Дело в том, что, когда начался концерт, во время выступления Пименова вошла опоздавшая публика. Этот глист матерился так громко, что все было слышно. Мармонтов лишь говорил: «Что это, специальная демонстрация?» Как я устал от этих дрязг, склок и скандалов.

Сегодня опять летал во сне. В каком-то огромнейшем здании, сквозь оконные стекла виднелось синее небо с ярко горевшей луной. Но мне не удалось долететь до окна, меня задержала какая-то незнакомая мне женщина. Чтобы избавиться от нее, я надел ей на голову попавшую под руки кастрюлю, дно которой представляло собой часовой циферблат. Появились трое мужчин, я начал от них отбиваться: одного ударил тарелкой в лицо, в других начал кидать стаканами и кусками стекла и... проснулся.

По радио блеет «знаменитый» дуэт. Боже, ну почему такой дубина этот Нечаев? И как противен Бунчиков[67]. Или вкусы публики настолько изменились, что она это г... стала воспринимать как какое-то откровение вокального искусства?

Приехали вчера около 6 ч. утра. В поезде было холодно. Пел сегодня не очень хорошо. Каждый раз мне дело срывает Тернер.

Пока до сей поры никого не могу встретить по душе. Что такое, не понимаю.

«КТО ЖЕ В ЭТОМ ВИНОВАТ?»

(рассказ или повесть)[68]

18 лет, зовут Евгений, отец — военный, мать — домашняя хозяйка. Все время переезжают из города в город, куда периодически переводят отца. Евгения стало тянуть на сцену. Он бросает школу и поступает в театр в одном из сибирских городов (примерно Томск). Следовательно, он с 16 лет ушел из школы. Получает 400 рублей. Как актер он, очевидно, ничего из себя не представляет, играет в толпе, иногда эпизодические роли, но в голове созревает решение вновь поступить учиться, получить среднее образование и затем попасть в театральное училище. Живет впроголодь, тянет выпивать, курит, хотя считает, что это вредно действует на здоровье и голосовые связки. Девушки еще не знает. Брюнет, выше среднего роста, черноглазый, внешне ничем не выделяется, стройный. Одет скромно. Мечтает стать эстрадным певцом, но не знает, обладает ли голосом. Наивен в своих мечтах. Живет где придется. Думает жить с какой-нибудь девушкой, имеющей жилплощадь. Он отрицательно относится к бытовой стороне жизни актеров, их интригам. Постепенно сближается с одним актером, любящим выпить, типичным представителем богемы, своего рода советской шпаны. В какой-то благоприятный для него момент актер знакомит Евгения с таинством мужской любви, развращает его. Связь длится недолго. Евгений не понимает этого чувства, оно ему неорганично. Но, подпав под влияние этого артиста, начинает пить, а чтобы посидеть в ресторане, надобны деньги. Мизерной зарплаты не хватает. Артист советует познакомиться и жить с женой какого-нибудь влиятельного лица в городе. Он подыскивает ему такую женщину, но терять половой связи с ним не желает.

Юноша, ошеломленный тайнами жизни, окончательно теряет голову. Во время очередной ресторанной попойки он знакомится с одним из представителей уголовного мира. Из театра его увольняют, не разобравшись, что происходит в душе юноши. Его совратителю такая развязка по душе, ибо он уже увлечен новым совращаемым.

Юноша, окончательно оторванный от родителей, уволенный из театра, связывает свое существование с преступным миром. Он участвует в одном неудавшемся ограблении, попадает под суд, осуждается на 10 лет к отбытию наказания в лагерях...

Так окончилась его жизнь в искусстве и началась новая.

Шизофрененко и Дубинин.

Поменял номер, но и здесь страшно холодно, да вдобавок никак не могу уснуть, несмотря на позднее время (сейчас уже около трех ночи). Город какой-то неуютный, несимпатичный, гостиница отвратительная. Завтра надобно купить маленький китайский термос, ручку «Балтика» и новые ремни, но предварительно прошитые для крепости. Газет уже два дня не видел, но, к счастью, в Новосибирске на вокзале достал радиопрограммы на первую неделю 1956 года.

Сегодня едва сдержался с нашими балетными артистами. Опять показалась мала сцена для вальса Мошковского. Пришлось разбирать целую конструкцию, приготовленную для завтрашней сдачи спектакля «Два клена». Я ни слова не сказал. Вот уж поистине: «Четверть секунды — огонь, а остальное — вонь!» Как это подходит к нашей балетной паре. А ну их к чертовой бабушке!

Сегодня заметил в подъезде аптеки просящего милостыню здорового, без шапки парня, без обеих ног, очевидно, инвалида войны, который, трясясь от холода и усердно дымя папиросой, взывал: «Сынок, помоги с пылу с жару, копеек пару. На булку венскую и бабу деревенскую».

Уже четвертый час, а заснуть никак не могу. Что делать?

На улице -44! Ночью батареи были еле теплые. Приехал какой-то смешанный состав артистов из Москвы.

Несмотря на холод, отправился в универмаг для приобретения термоса-фляги и авторучки «Балтика». Совершенно неожиданно наткнулся на цветные карандаши, в 36 цветов, сразу же купил две коробки, нашел алюминиевую краску.

На втором концерте присутствовали артисты МХАТа, приехавшие для обслуживания целинников: Вера Бендина, Новосельцын, Баталов и др. После концерта ко мне в номер зашли Бендина, Виноградская и баянист Месип-Поляков. Сидели до трех ч. ночи, а потом я остался разговаривать с арт. Новосельцыным, который будет играть Каренина. Мы проспорили о трактовке роли Каренина и о положительности образа Анны до 5 ч. утра. Я не согласен с официальной точкой зрения на положительность ее образа.

Еще год пролетел, канул в вечность. Следующий должен оказаться для меня переломным и, кажется, в лучшую сторону. Приобрел в магазине карту Алтайского края. Погода стоит очень холодная. Хотя это обычные рождественские морозы. В бригаде по-прежнему царит разлад. В отношениях между двумя парами появился холодок. Мой шахматный ход был правильным. Вчера после танца опять поругались между собой Деревягина и Фролов. Но я не обращаю на них никакого внимания. До предела вежлив и тактичен. Но никаких дружественных взаимоотношений с этой лживой, лицемерной четверкой. С остальными — нормальные, хорошие отношения.

Проснулся с отвратительным настроением. Для всех это день каких-то хотя бы мизерных надежд, а я перестал верить даже в факты, которые совершаются вокруг меня. Порой мне кажется, что происходящее — это только мираж, который вот-вот рассеется, лишь подует освежающий ветерок. К сожалению, даже ожидаемый ветерок тоже кажется обманным миражем, окутавшим весь земной шар. Я давно уже перестал чему-либо верить.

Холода стоят невероятные. В гостинице также очень холодно. Пришлось звонить в горисполком, просить помощи.

Сон видел с участием матери, опять меня о чем-то предупреждает.

Как бы мне хотелось сейчас работать на одном месте, чтобы я мог спокойно по вечерам трудиться над созданием вещей, которые уже давно вынашиваю в своем мозгу. Как я устал носиться по Советскому Союзу.

Вчера официально закончилась эта самая отвратительная за всю мою театральную жизнь гастрольная поездка. Боже, с какими же отвратительными людьми я ездил! До самой смерти не забуду эту поездку. Сколько она отняла нервов и голоса. Каждый концерт я сидел у себя в уборной как на иголках. И почти каждый концерт у балетной пары оканчивался скандалом между собой. А когда усаживались в автобус, нервы были напряжены от ожидания, как бы наши дамы не набросились с площадной бранью и манерами базарных торговок на постороннего пассажира. В поезде то же самое. В гостинице тоже. Это был какой-то кошмар.

Приехали утром 13 января. Сегодня Новый год по старому стилю. Ночью видел изумительный по своей фантастичности сон. Боюсь трактовать его как своего рода пророчество или какое-то указание на будущий год моей жизни.

Долго не писал. Сон о маме оказался пророческим. Не знаю, восстановится ли голос после кровоизлияния правой связки. Молчу с 18-го числа. Врач запретил громко разговаривать.

Приобрел радиоприемник «Октябрь» за 1300 рублей, распаковал магнитофон, научился записывать. Едем во Владивосток. В Магадане будем, очевидно, в марте месяце.

Завтра опять ненавистное мне «ПЕТЬ». Скорее бы добраться до Магадана. Обязательно пойду на прием к т. Абабкову[69] с просьбой о переводе меня на другую работу. В театре работать я не имею никакого желания и все время ездить тоже. Ради чего и ради кого я должен кочевать из города в город? Не те уже годы и голос. Я невыносимо устал.

Пришла Пименова и попросила, чтобы я не занимал ее в концерте как солистку. Я, опять следуя своей тактике, согласился на это.

Концерт провел плохо, без настроения. Голос кажется противно звучащим. Как буду выступать во Владивостоке, не представляю. Завтра концерт в клубе строителей, и завтра же пойдет второй месяц нового года. Уже январь канул в вечность. Сегодня концерт в клубе им. Баранова записывали на магнитофонную пленку. Магнитофон такого же выпуска, как и у меня. Выезжаем из Комсомольска 4-го утром и прибываем в Хабаровск в 6 ч. вечера, а ночью едем во Владивосток. Мармонтов почему-то едет прямо из Комсомольска. К чему? Зачем, не понимаю. Почему мы так же не можем ехать? А в общем, они мне все так надоели, что я еле-еле сдерживаю себя. Во Владивостоке я окончательно угроблю себя из-за состояния своих голосовых связок.

Я подобен Вечному Жиду или Агасферу. Меня носит по всему Советскому Союзу. Скитаюсь и не имею спокойного пристанища.

Сон: какой-то пароход. Сперва сижу под брезентом, вылезаю из-под него, кругом свободные места сидений в грязи. Схожу с парохода, на пристани сидят женщины с капустой, помидорами, огурцами (вчера заходил в гастроном). Отхожу в сторонку и начинаю пересчитывать толстую пачку сторублевок, никак не могу сосчитать до десяти, все время сбиваюсь, а, судя по толщине пачки, должна быть солидная сумма. Кто-то подходит ко мне, я прячу деньги и продолжаю пересчитывать их в кармане. Затем я переношусь на какой-то пустырь, и в голове у меня мелькает мысль на время закопать деньги в землю. Начинаю рыть железной лопатой яму. Под тонким слоем чернозема показывается желтая мокрая, вязкая глина. Копаю дальше и вдруг вижу выступающую нефть. Видя бесцельность своей попытки спрятать деньги, я... просыпаюсь и остаюсь при своих полутора тысячах рублей...

Вспоминаю, что в далеком детстве было много разговоров о духах, ретиво действовавших в пустых домах и квартирах. В старом Петербурге существовал целый район, именуемый Песками, где царили эти духи, все было отдано им на откуп. Можно выразиться и так: «Дух духов господствовал в Петербурге на Песках».

Сейчас весь мир носится с так называемым «духом Женевы». Этот «дух» склоняют на все лады и всячески трактуют. А он никак не хочет появиться перед жаждущим его человечеством, подобно старым петербургским духам. Остается предположить, что ни того ни другого не существует, они созданы человеческим воображением, страстно мечтающем о спокойном существовании на земле.

В этом городе я не был 16 лет.

Слушал на средних волнах какую-то станцию, передававшую немецкую песенку-вальс «Домино». Меня беспокоит, что этот миниатюрный приемник очень нагревается из-за больших ламп.

Записки мои подходят к концу. Уже февраль месяц, затем наступит весна. Что она мне принесет? Действительно весну или смерть? Около года писались эти записки, кому они достанутся? Мысль о смерти как закономерном явлении моего возраста начинает становиться главенствующей. Разговоры о моей реабилитации покамест ничем не подкреплены. Странно, почему Владивостокское отделение МВД сообщило об этом краевому Управлению культуры, а в Магадане полное молчание?

Вчера Кабалов на концерт не явился, но часа за два-три до начала его сестра, очевидно, проживающая во Владивостоке, передала по телефону, что Михаил Иванович болен. Сегодня он пришел с повинной головой. Я не могу смотреть на него без омерзения. После всех его клятв и уверений выкинуть такой фортель, сделать прогул!

Я загорелся желанием приобрести приемник «Телефункен». Неужели не удастся осуществиться моей мечте? Есть еще какой-то приемник «Штерн», но лучше купить первый, потому что лампы для него легче достать. Изменился ли Владивосток за мое 16-летнее отсутствие в нем? И да, и нет. Есть плюсы и минусы. Гостиница «Челюскин» стала несколько чистоплотнее, но как и раньше ее ресторан на ремонте, отсутствует киоск «Союзпечати», нет парикмахерской.

В универмаге особо выдающегося ничего нет. Толчея невообразимая. Все чего-то высматривают, покупают. Я пришел в восторг от китайских ковров, выделанных по типу французских. Особенно очарователен один, изумрудного цвета, рисунок — листья.

Надобно собираться в лечебницу, потом к этому полковнику... зачем? к чему? Неужели какое-нибудь поручение? Я чего-то страшно устал. Мне хочется перед своей смертью немного тихо пожить одному в своей комнате и ни с кем не разговаривать. Но как мне противно петь. Один Бог знает. Противно и физически трудно.

Настроение настолько отвратное, что порою я готов повеситься. Голос словно чужой и так звучит, что иногда хочется уйти со сцены, не закончив концерта. Какой я безвольный и безмозглый. Испортить себе в отношении будущей работы такой город и ради кого? Ради Магаданского театра, вернее, ради этого осиного гнезда, именуемого «актерским коллективом». Я совершенно уверен, что этими концертами окончательно угроблю жалкие остатки своего голоса. Мое лечение, кажется, кроме непоправимого вреда, ничего не принесет. Надобно делать вливание, а не подогревание.

Все удивлены тому, что я безразлично воспринимаю якобы пришедшую мне реабилитацию[70]. Если она даже и имеется в наличии, то это настолько поздно, что для меня не играет никакой роли. Скорее я воспринимаю это как своего рода более изощренное наказание. Что я и выскажу, если узнаю, что это амнистия, а не реабилитация. Мне прощения не надобно, меня устроит извинение за преступления, которые творил Берия. Я явился одной из миллионных его жертв. Я, у которого отняли самый лучший десяток лет жизни, тот период, который является расцветом творческих сил каждого человека. Мерзавец! Вот за это надобно принести извинение, хотя и оно уже ничего не дает.

Сегодня посчитал, сколько мне остается получить денег за всю поездку. Не так уж много, как будут говорить досужие языки, любящие заглядывать в чужой карман. Пересчитывать не буду, сколько останется, тем и буду доволен. Правда, придется по приезде экономить, ну, ничего не поделаешь.

Вчерашний концерт меня никак не удовлетворил, и я думаю, что народ в Матросский клуб не пойдет. Слишком далеко и неудобно добираться. А клуб большой, на 800 мест.

С покупкой радиоприемника дело зашло в тупик. «Телефункена» последнего выпуска не имеется.

Наконец у меня после 6 концертов выходной. Вчера в Матросском клубе было мало народа. Я беспокоюсь, что на последние два концерта придет еще меньше. Тороплюсь в поликлинику на процедуры.

Какое отвратительное состояние — быть обманутым. Эти два техника из Владивостокского радио — Леонид и Владимир — оказались простыми болтунами. Я только рад, что разговоры о записи оказались блефом и мне не придется лишний раз петь. А относительно приемника обидно, я бы обратился к другим лицам, более солидным и заслуживающим доверия.

Радисты меня обманули, хотя, может быть, были заняты. Ведь всю ночь Владивостокское радио работало, передавая Москву, а она почему-то очень долго не начинала трансляции открытия съезда[71], ограничивалась музыкальными антрактами.

Сингапурские рубашки оказались мне настолько малы, что, как я ни старался, подобно «злым сестрам» из «Золушки», напялить их на себя, ничего из этого не вышло. Пришлось отнести их обратно в магазин. Правда, в Магадане можно было бы перепродать их дороже, но это не в моем стиле. Вот Кабалов или Пименов такую операцию с удовольствием бы провернули.

Мне хочется послать письмо Хрущеву на съезд относительно наших магаданских коммунистов, и я это сделаю.

Да, как странно бывает в жизни. Тебя возносили, о тебе говорили, писали в газетах, тебе посвящали стихи и песни, в честь тебя художники порой извращали действительность, и вот подошел миг и... о тебе ни слова, гробовое молчание (эмоции Вадима Алексеевича по поводу осуждения культа личности Сталина. — Б.С.).

А я нахожусь в полном забвении, если принять во внимание прошедшую эпоху, когда имя Козина гремело по стране. Мне вспоминается романс Дунаевского «Все, как прежде». Жизнь прошла... Обошла стороной... и осталась вот эта гитара долгим вечером плакать со мной. Было имя и пышные встречи, когда пел, то смолкал полный зал. Старость сгорбила гордые плечи, и я власть над толпой потерял... старость сгорбила гордые плечи... я забыт... я один... и устал. Хорошо, когда нечем чувствовать усталости, когда тебе все безразлично, ибо ты мертв и телом, и душой.

Сегодня опять разгорелась драка между Фроловым и Деревягиной, в результате чего в артистической уборной было разбито окно. Это Фролов с такой силой швырнул шапкой в свою супругу, что зазвенели стекла. Потом он замахнулся на нее графином. Во время исполнения на сцене танго он сообщил «любимой», что бросит ее в оркестровую яму. И чуть было не пихнул ее туда. Я попросил Мармонтова снять «Танец поваров», ибо в таком состоянии они бы «наломали дров». Допускать сейчас Фролова к работе нельзя. Вот попалась на мою голову бригадка — если не одно, так другое.

Сегодня поедем в Угловое — небольшой населенный пункт, в котором есть клуб ДОСА какой-то военной части. Мне огромного труда стоит сдерживаться при виде этих, с позволения сказать, работников искусств. Одни Пименовы чего стоят! Виноват во всем, конечно, Мармонтов. Он их сразу не поставил на свое место, вот они и сели ему на голову.

От других событий также голова идет кругом. Делается не по себе. Что происходит вокруг? Переоценка человеческой личности? Когда начинаешь вникать во все, становится страшно. 20-й съезд партии, как много он раскрыл? У некоторых просто глаза выскочили из орбит! Многое в жизни бывает. Ну, разве у вас не бывает в жизни подобных минут (необозначенная цитата из романса Б. Фомина и П. Германа «Минуты жизни». — Б.С.)? Почему-то вспомнил, что отец строго-настрого запретил упоминать в семье имя своей средней сестры, а при встрече с ней проходить мимо, не замечая. Она должна была исчезнуть из нашей памяти. Для нее это было оскорбительно, поскольку она еще жила и существовала.

Сегодня я отдыхаю. Ходил в лечебницу на процедуры. Врач констатировал некоторое ухудшение в связках. Увеличение несмыкания.

Просмотрел первый номер польского иллюстрированного журнала «Польша» — компилятив нашего «Советского Союза». Разжевывание старых истин. Понравилась статья главного редактора швейцарского журнала Ж. Ребете о встрече католиков в Варшаве. Этот, очевидно, старый дурень, раз он добрался до редакторского кресла, с умилением и сентиментальной слезой (а может, искусно притворяясь) пишет: «Польские марксисты и католики, несмотря на разность идеологии, разделяющую их, сумели установить сотрудничество между костелом и государством, по крайней мере, де-факто». Наив этого швейцарца меня поражает. Или он следует старой пословице: «С волками жить — по-волчьи выть». Хочешь не хочешь, а приспособляйся, «сосуществуй!». Во всяком случае, это их дело, будь то наивность или хитрость.

Попутно со статьей помещается фотография нового польского кафедрального собора в Сталиногруде.

«В новом костеле нет колоколов, их заменит передача воспроизведенного на магнитофонной пленке звука бронзовых колоколов св. Стефана в Вене. Во время освящения кафедрального собора их звон, переданный специальными усилителями, был слышен в пределах почти трех километров. Внутри костел будет полностью радиофицирован. «Государство оказало серьезную помощь в строительстве костела», — подчеркнул в своей речи после освящения епископ Силезской епархии Ян Пискож».

Не думаю, что государство было очень заинтересовано в этом строительстве. Но что собор «будет полностью радиофицирован», меня лично это интересует. Если в соборе смонтируют специальную радиоустановку, то верующие католики могут абсолютно не сомневаться, что исповедь каждого из них будет зафиксирована на магнитофонной пленке. Это как дважды два — четыре.

Прослушал со вниманием речь Молотова. Нового он, правда, ничего не сказал, его выступление — своего рода комментарий к докладу Хрущева. Из скупых высказываний выступавших со съездовской трибуны постепенно выясняется, что умалчивание; или вернее, не упоминание имени Сталина в последнее время — вполне закономерно. Его период изобиловал ошибками и нарушениями соцзаконности в стране, происходившими от царившего тогда так называемого «культа личности». Поневоле возникает вполне логичный вопрос: а почему остальные руководители партии не поднимали этого вопроса раньше? Мне вспоминается выступление Хрущева на совещании прокурорских работников, на котором он заявил, что все время ожидал неожиданного ареста.

Во сне сегодня видел Мишу Ершова, я его встретил в каком-то отдаленном городке, почему-то в столовой, не то кухонным рабочим, не то поваром. На нем были надеты заношенный передник и колпак. С грустным выражением лица он мне сообщил, что в Москве якобы началась чистка города от нежелательного элемента и что он оказался в числе этого «элемента». Странный сон! Я о Ершове как раз вовсе и не думал и не вспоминал его.

Спал прилично, гостиничный номер — крохотная каморка, но что самое главное, спать тепло.

Пел вчера сносно. За кулисами и в артистических уборных было очень холодно. Здание Дома офицеров переделано из церкви, отапливается печами, явно недостаточными, чтобы дать необходимую температуру.

Борис играл отвратительно, он еще неопытен, когда ему попадается плохой инструмент. Рояль фирмы «Блютнер» — реставрированный, с западающими клавишами. Я чуть не получил разрыв сердца, когда он мне в «Локоне» перед речитативом взял совершенно произвольный аккорд. Это, конечно, безобразие и невнимательность, несерьезное отношение к своему кровному делу. Хотя, что требовать от работников Магаданского театра. Это самые беспринципные люди в искусстве.

Село расположено на речушке, впадающей в большое озеро того же названия. Завтра поездом «Владивосток— Новокачалинск», который утром проходит через Хороль, едем в райцентр Камень-Рыболов, он также расположен на берегу озера. Один из жильцов «гостиницы» рассказал, что именно в этом районе больше всего ловится диверсантов и шпионов, перебирающихся из Китая в СССР. Недавно была раскрыта диверсионная группа, намеревавшаяся взорвать местный цементный завод. Жаль, что это озеро удастся поглядеть лишь в ледовом покрове.

В этом крошечном райцентре удалось приобрести «Идиота» Достоевского и одну из книг моего детства «Рассказы о животных» Сетона-Томпсона с его же рисунками. Мне вспоминается дореволюционное издание этой книги — такие же широкие поля, на которых помещались зарисовки зверей, шутливые и остроумные. Издательство «Кнебель» оформляло свои книги в модном в то время стиле «модерн». Еще у нас имелись выпущенные этим же издательством книжки-картинки художника Каррика — «Хобиясы» и «Том-Тиледрум». Две народные английские сказки. Как они навсегда запечатлелись в детской памяти! Я посейчас помню эти рисунки. Простые, доходчивые по восприятию и легкие для самостоятельного детского срисовывания. Почему теперь не печатают для ребят в таком же духе, непонятно?

Если отпою сегодняшний концерт, останется их всего 14, какое счастье! Как хочется вернуться домой.

Здешний Дом офицеров построен, очевидно, по тому же проекту, что в Куйбышевке, Свободном и многих других дальневосточных «точках». Освещение ужасное из-за слабости напряжения, иногда свет совсем тухнет. Как народ довольствуется такой незавидной жизнью, удивляюсь. Глухомань страшная. Люди, впрочем, не отличаются особо высокой культурой, хотя профессия обязывает их к этому.

Несколько дней не читаю газет и не слышу радио. Не знаю, что происходит на белом свете. В «комнате отдыха», где я нахожусь, нет даже громкоговорителя.

В Камень-Рыболове пришлось расстаться с Кабаловым. Мармонтов также уехал. В общем, я сделал все так, как было желательно театру. Ну и черт с ним, с театром! Оттуда необходимо уходить. Пока не произойдет в нем настоящая чистка, ничего из него не получится. Слишком много там различных враждующих групп, и каждая старается извлечь из театра свою пользу. Такой бардак тянется на моих глазах вот уже в течение 5—7 лет.

Арсеньев ранее назывался Семеновкой, его переименовали в честь известнейшего этнографа-путешественника, исследователя Приморья Арсеньева, написавшего книгу «Дереу Узала», получившую положительную оценку Горького.

Город расположен у реки Даубихэ (ж-д. станция того же названия), которая впадает в р. Уссури, являющуюся притоком Амура. Город молодой, очень разбросанный. Секретарь райисполкома рассказал, что жители в подавляющем большинстве пользуются велосипедами. Поневоле будешь пользоваться, если на весь Арсеньев всего два автобуса, а на личную машину не разоришься. Не знаю как летом, но зимой, очевидно, не очень приятно. Дома, в основном, одноэтажные и, вероятно, одноквартирные. Гостиница также небольшая, на 11 кроватей. Имеется водопровод, ванна, уборная, не заметил лишь кухни.

Вчера спел сравнительно сносно. Пименовы приглашали после концерта на ее день рождения, но я полупринял это приглашение, заявив, что ухожу смотреть и проверять продающийся приемник. Сидеть с ними и непосредственно у них мне неприятно и противно. Я их выношу лишь потому, что мне необходимо закончить поездку и только.

Сегодня в ДК им. Чумака будет 200-й концерт, и еще останется пять. Я счастлив до невероятности. Скорее в Магадан! А там видно будет. Что Бог пошлет!

В этом городе огромный выбор галстуков, на все вкусы, я просто с ума схожу. А вот приемника нет и нет.

Приехали вовремя. Как всегда сумбурно встретила Нина, которая, боясь потерять такси, решила встречать нас у автобуса. Хорошо, что мы сообразили выйти на привокзальную площадь.

С Фроловым мы отправили троих и стали ждать второго приезда такси, но так и не дождались. После некоторого размышления взяли подошедшее авто и, еле втиснувшись в машину, поехали в гостиницу. По дороге шофер, думая, что мы из Москвы, спросил, что случилось, что якобы пришло указание из Москвы о снятии всех портретов Сталина. У меня похолодело в руках и ногах. Если это правда, я этот день до своей смерти не забуду. Но как это неудобно перед всем миром.

Сообщение таксиста, несмотря даже на приблизительную достоверность, ошеломляюще. Оно может быть чревато непредсказуемыми последствиями. Шаги нашего правительства смелы и честны в отношении народа, если все сказанное и сделанное не лишено истины.

Следовательно, «оттепель» была своего рода ласточкой, одним из звеньев огромной подготовки к отчету перед народом о событиях, происходивших в партии. Это порядочно и благородно.

Вчера один поужинал в ресторане «Владивосток». На меня произвела удручающее впечатление убогость времяпрепровождения моряков. Офицерские погоны не в состоянии прикрыть полное отсутствие хотя бы внешних признаков культуры поведения в общественном месте. Их искреннее веселье, понятное лишь им, вызывает у окружающих раздражающее чувство. Мне очень хотелось бы ошибиться, но ведь внутреннее содержание человека безразлично в чем, но обязательно проявится в каких-то его поступках. Сидят товарищи, замечу, что «товарищи» лишь по виду, и с нескрываемой ненавистью глядят друг на друга, говорят обоюдные оскорбления. Может, они друзья только в трезвом состоянии? Вряд ли. Они больше притворяются ими. Они научились скрывать свои мысли и ведут себя так, как подсказывает им окружающая обстановка. Слишком много накопилось у нас в стране негативных причин. Несомненно, что накопившееся в людях скоро нельзя будет сдерживать, как давление в локомотиве. Пар пора выпускать. Пришло время правды, пришло время откровенно поговорить обо всем: о подлости, жестокости, глупости, самомнении, чванстве и других пороках людей, особенно облеченных властью.

Какие люди все-таки трепачи, в том числе и радисты. Много говорят, но ничего не делают. Мне хочется изучить радиотехнику, чтобы понимать основные положения в радиоделе. Правда, немного поздновато. Да, как бездарно прошла моя жизнь! А ведь из меня могло кое-что получиться. Я оказался в жизни сорняком. Нечто вроде василька. Противно, жалко, обидно. Но нечего на зеркало пенять, коли рожа крива. Скорее хочу в Магадан. Привести в порядок свои нервы, которые так размотала гастрольная поездка. Вернее, не поездка, а участвовавшие в ней люди. Почему они вызывают во мне чувства омерзения и гадливости? Этот вопрос я часто задавал себе. Имею ли моральное право я, при своих недостатках, так относиться к ним? После мучительных и долгих обдумываний я убедился, что да. Они куда более разложившиеся люди, с гораздо более отвратительными свойствами их натур. Хитрое лицемерие, завистливость, беспрерывная жажда перессорить окружающих их людей, хамство и бескультурье, и при всем этом демонстрация фиктивных семейных добродетелей и щеголянье партбилетами. А сколько их таких у нас на Колыме хотя бы в одном театре: Пименов, Мармонтов, Луговой, Храмченко, Писарев, Уварова, Федченко, Юрьевский^{1}[72] и др. И вот эти лжекоммунисты отравляют театральную атмосферу духом склочничества и завистливости. Разлагают и уводят коллектив в сторону группировок, радеющих якобы за судьбу театра. Как это все ужасно!

Сегодня был день благотворительных концертов. Первый состоялся в 4 ч. дня в лечебнице, где я принимал процедуры, а второй — в 22-й средней школе в пользу неимущих детей-сирот. Публики было много, и она тепло принимала. Завтра и послезавтра последние концерты этих затянувшихся на 10 месяцев гастролей.

В школе меня поразило следующее. В классе, где для нас устроили артистическую, рядом со школьной доской висела стенгазета с каким-то заголовком и портретами Ленина и Сталина. Так портрет Сталина был выдран. Меня ошеломило, с какой быстротой идолопоклонничество сменилось желанием как можно скорее уничтожить следы недавнего обожания. И у кого? У молодежи, которой в первую очередь изо дня в день вбивались заповеди культа личности.

Все! В течение 10 месяцев сделано 205 концертов. Поездка окончена, и в моей власти больше не встречаться с этими блядями. Какое счастье! Завтра схожу в филармонию по поводу билетов на самолет.