Проклятое клеймо

Суд идет!.

В ту полночь, когда кончались последние сутки апреля и наступило Первое мая 1960 года, никто не мог бы предположить, что этот день войдет в историю не только как праздник, вот уже много лет отмечаемый трудящимися всего света, но и как дата самого бесстыдного и злобного покушения против мира на земле.

Да, никто на свете, кроме нескольких человек, тайно замысливших и секретнейшим образом подготовивших эту зловещую операцию американской разведки, не мог бы это предположить!

Весна 1960 года предвещала, казалось бы, только хорошее. Всего за несколько месяцев до этого глава Советского правительства впервые с момента существования Советского государства посетил Америку. Искренне, публично и торжественно он заявил, что приехал туда с открытой душой, и эти его слова не расходились с делом. Пребывание товарища Н. С Хрущева в Америке было поистине демонстрацией дружбы и стремления к миру. Недаром так тепло и сердечно встретил его американский народ.

Вот почему народы всего мира со вздохом облегчения читали газеты, посвященные этому визиту.

Вот почему с такими надеждами сотни миллионов людей ждали встречи — такой долгожданной и важной встречи! — глав правительств в Париже. Она должна была состояться 17 мая 1960 года.

Но меньше чем за три недели до этой, имевшей все шансы стать исторической встречи, на рассвете Первого мая, была совершена одна из гнуснейших в истории последних лет провокаций…

Это был шпионский полет американского летчика Френсиса Гарри Пауэрса над территорией Советского Союза на специально оборудованном для шпионских целей американском военном самолете «У-2».

Уже не раз до этого правительство Советского Союза заявляло правительству США самые решительные протесты против преступного нарушения американскими военными самолетами воздушных границ СССР. Уже не раз правительство США в ответ на эти протесты, вытекающие из элементарных норм международного права, ссылалось в одних случаях на «печальное недоразумение», в других случаях — на «погоду» и опять-таки «случайное стечение обстоятельств», ссылалось на ветры и туманы, на плохую видимость и трудность определения воздушных границ. Но эти ссылки и объяснения были сами по себе «туманом», которым Госдепартамент пытался затмить подлинные и неопровержимые факты и обстоятельства.

Да, все это было, было!.. Но в мае 1960 года, после бесед в Кемп-Дэвиде, после торжественных и публичных речей американского президента, горячо заверявшего, что он и его правительство искренне стремятся к миру и дружбе между США и Советским Союзом, и перед встречей глав правительств в Париже, вызывавшей огромный интерес и самые светлые надежды сотен миллионов людей, казалось, что уже никому в США не может прийти в голову безумная, кощунственная, подлая мысль осуществить новую провокацию.

Увы, это только казалось!..

Когда на рассвете Первого мая 1960 года Советскому правительству стало известно о том, что воздушную границу СССР пересек с преступными, явно шпионскими целями американский военный самолет, последовал единственно возможный при этих условиях приказ: сбить этот самолет! И он был сбит первым же выстрелом советского ракетного оружия.

Самолет Пауэрса нарушил государственную границу СССР Первого мая 1960 года в 5 часов 36 минут по московскому времени, в пункте, расположенном в 20 километрах юго-восточнее города Кировабада Таджикской ССР, на высоте двадцати тысяч метров, и направился в глубь советской, территории.

С момента нарушения советской государственной границы этот самолет был взят под неослабное наблюдение частями противовоздушной обороны СССР. Оказалось, что он летит над крупными промышленными центрами и важными оборонными объектами Советского Союза.

Оказалось, что на всем протяжении своего полета этот самолет держится на той высоте, на которой гражданские самолеты полетов никогда не совершают.

Оказалось, что, забираясь все глубже и глубже в воздушное пространство Советского Союза, самолет преследует явно враждебные и преступные цели.

Лишь после того как это выяснилось с предельной ясностью, был отдан соответствующий приказ, и в 8 часов 53 минуты самолет был сбит на той же высоте в 20 тысяч метров в районе Свердловска, т. е. на расстоянии свыше 2 тысяч километров от места пересечения границы СССР.

3 часа 17 минут летел американский шпионский самолет над советской землей, и ни одной минуты в течение этого полета он не был вне наблюдения советской противовоздушной обороны.

3 часа 17 минут советские власти проявляли необходимую выдержку и спокойствие для того, чтобы окончательно убедиться, что выстрел будет произведен не по случайно залетевшей в советское воздушное пространство машине, а по самолету, который упорно и последовательно осуществляет вполне определенные шпионские задания.

Когда советская ракета поразила этот самолет, то его пилот сумел выброситься на парашюте и был задержан в момент приземления советскими людьми. Он оказался американским летчиком Френсисом Гарри Пауэрсом.

Тогда же были осмотрены упавшие на советскую землю в том же районе остатки сбитого самолета. Оказалось, что это был американский самолет типа «Локхид У-2», специально построенный для полетов на больших высотах и специально приспособленный для шпионских целей. В числе остатков самолета было обнаружено специальное оборудование для производства аэрофотосъемок и радиоразведки с больших высот.

Больше того, были обнаружены фотографические пленки, на которых уже были засняты советские аэродромы и многие важные военные и промышленные объекты СССР. Была обнаружена также ферромагнитная пленка с записью сигналов некоторых советских радиолокационных станций, входящих в систему противовоздушной обороны страны.

5 мая 1960 года глава Советского правительства товарищ Н. С. Хрущев сообщил об этом происшествии в своем докладе на сессии Верховного Совета СССР.

В тот же день Государственный департамент США признал, что «вполне возможен» факт нарушения границы СССР американским самолетом, но что это, дескать, носит случайный и вовсе не предумышленный характер.

Как всегда в таких случаях, Госдепартамент США сослался на «верхние слои атмосферы» в районе советско-турецкой границы и на то, что пилот будто бы «из-за неисправности кислородного питания сбился с курса». И опять-таки Госдепартамент заверял, что это был самый «мирный» и невинный полет в целях «исследования погоды», для чего американский пилот «брал пробы воздуха в верхних слоях атмосферы».

Госдепартамент даже высказал скорбное предположение, что пилот, вероятно, «потерял сознание» и потому самолет, управляемый автопилотом, залетел на территорию СССР отнюдь не по воле летчика…

Наконец, Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства поспешно опубликовало сообщение, что им организованы поиски пропавшего самолета «Локхид У-2» в районе озера Ван (Турция).

Вся эта неуклюжая и лживая от начала до конца версия, спешно сочиненная в США, была изложена и в ноте американского посольства в Москве, врученной Министерству иностранных дел СССР 6 мая 1960 года.

Но Госдепартаменту очень не повезло. Пытаясь еще раз обмануть общественное мнение всего мира, Госдепартамент исходил из уверенности, что пилот самолета погиб и, следовательно, никому и никогда не удастся разгадать тайну первомайской провокации.

Случилось, однако, иначе, и 7 мая 1960 года, т. е. на следующий день после получения официальной ноты американского посольства и через два дня после официального заявления Госдепартамента США, товарищ Н. С. Хрущев вторично выступил на сессии Верховного Совета СССР и рассказал правду, вызвавшую бурю возмущения у всех честных людей мира.

Госдепартамент был пойман с поличным.

В тот же день, 7 мая, будучи приперт фактами, Госдепартамент сделал новое заявление. Он признал разведывательный, т. е. шпионский, характер полета самолета «Локхид У-2», но добавил, что, «насколько эго касается вашингтонских властей, никакого разрешения на такой полет, который был описан Н. С. Хрущевым, не было дано».

Будущий историк, разбираясь в этом инциденте, имевшем серьезнейшие политические последствия, в недоумении разведет руками, когда столкнется с последующими фактами.

8 самом деле, попавшись на первой неуклюжей лжи и оказавшись вынужденным в этом публично признаться буквально на следующий день, Госдепартамент США еще мог бы удержаться на позициях своего заявления от 7 мая. Однако он не сделал и этого. Своеобразная логика падения неудержимо влекла его вниз, и кривая американской политики в этом вопросе падала, как говорят, вполне отвесно…

9 мая государственный секретарь США Гертер выступил с заявлением от имени правительства США. В этом заявлении Гертер цинично сообщал, что президент Эйзенхауэр, в соответствии с законом 1947 года о национальной безопасности, ввел в действие директивы о проведении. разведывательной деятельности против СССР, и что на основе этих директив были разработаны и проведены в жизнь программы, предусматривающие вторжение американских разведывательных самолетов в воздушное пространство СССР.

Не нужно быть ученым правоведом для того, чтобы понять, что такое заявление является крупнейшим вызовом самым элементарным нормам международного права.

Не нужно быть дипломатом для того, чтобы понять, что ссылка на закон 1947 года о национальной безопасности не может оправдать покушение на национальную безопасность другого государства, с которым США поддерживает дипломатические отношения.

Не нужно быть историком для того, чтобы понять, что этим своим заявлением Гертер не только расписался в лживости заявлений, сделанных правительством США 6 и 7 мая, но и в лживости всех объяснений, ссылок и отписок, которые правительство США неоднократно делало в прошлом в связи с официальными протестами правительства СССР по поводу нарушений американскими самолетами воздушных границ Советского Союза.

Заявление Гертера оскорбило весь мир, и прежде всего оно нанесло удар по престижу самой Америки.

Но Гертер есть всего лишь Гертер, и государственный секретарь США, при всей ответственности его положения, есть всего лишь член правительства США. У американского президента еще оставалась возможность публично и прямо отмежеваться от этих грязных дел, осудить эту провокацию и наказать виновных.

В сущности, это был уже последний шанс.

Но американский президент не воспользовался, как это ни странно, и этим последним шансом.

И опять-таки в недоумении разведет руками будущий историк, когда подойдет к заявлению Эйзенхауэра от 11 мая 1960 года: Эйзенхауэр заявил, что осуществление разведывательных полетов американских самолетов над территорией СССР было и останется «рассчитанной политикой США».

Если вспомнить, что это заявление президента Эйзенхауэра было сделано за шесть дней до совещания глав правительств в Париже, если добавить, что это самое заявление правительство США повторило в ноте Советскому правительству на следующий день, т. е. уже за пять дней до открытия совещания в Париже, то кто сможет хотя бы попытаться отрицать, что все эти заявления, беспрецедентные по своему характеру, бессмысленные по своему содержанию, оскорбительные по своему существу, не были рассчитанной и упорной политикой любыми путями, любой ценой, хотя бы ценой публичного позора для правительства США, торпедировать совещание в верхах?

Простые советские люди — шофер Сурин, рабочий Черемисин, шофер Чужакин и инвалид Асабин — задержали американского шпиона Пауэрса, едва он опустился на советскую землю.

Сурин показал: «…я выбежал на улицу, чтобы узнать, в чем дело, и в это время услышал взрыв, а также увидел… столб пыли… В это время высоко в небе я заметил клуб дыма и белое пятно, которое опускалось вниз. Я стал за ним наблюдать и, когда оно опустилось ниже, рассмотрел, что это опускается парашютист. Во время этого происшествия ко мне на легковой автомашине… подъехал шофер Чужакин Леонид, с которым мы знакомы по работе. Когда он вышел из кабины, я ему сразу же показал на опускавшегося парашютиста, и мы стали вместе наблюдать за ним, куда он приземлится. Через некоторое время стало видно, что он приземляется… на берегу речки возле высоковольтной линии. Чужакин меня пригласил в машину, и мы поехали к месту приземления парашютиста. Не доехав примерно метров 50, Чужакин машину остановил, и мы побежали к месту приземления парашютиста».

Помимо Сурина и Чужакина к приземлившемуся парашютисту подбежали Черемисин и Асабин и некоторые другие жители этого района. Они сняли с Пауэрса шлемофон с каской, и он обратился к ним на английском языке, которого они не понимали. Тем не менее, они догадались, что приземлившийся парашютист иностранец, и это насторожило их.

Черемисин тут же изъял у парашютиста висевший у него на поясе в кожаной кобуре длинноствольный бесшумный пистолет и финский нож.

На процессе свидетели изложили эти обстоятельства. Подсудимый Пауэрс подтвердил показания свидетелей:

«Председательствующий: Подсудимый Пауэрс, у Вас есть вопросы к свидетелю Асабину?

Пауэрс: Вопросов нет.

Председательствующий: У Вас есть какие-либо замечания по показаниям свидетеля?

Пауэрс: Его показания правдивы, и, если разрешите мне, я хотел бы поблагодарить его за то, что он сделал для меня тогда».

После допроса свидетелей Сурина и Черемисина Пауэрс показал:

«Председательствующий: Подсудимый Пауэрс, имеются ли у Вас вопросы к свидетелям?

Пауэрс: Нет, вопросов нет.

Председательствующий: Замечания имеете?

Пауэрс: Я хочу выразить свою благодарность за помощь, которая была оказана мне всеми этими людьми в тот день, Это первая возможность поблагодарить их, которая мне представилась, и я рад сделать это».

Благодаря свидетелей за помощь, Пауэрс имел в виду, что они после его задержания дали ему пить, а затем, когда он пожаловался на головную боль, вызвали врача, оказавшего ему необходимую помощь.

На суде по этому поводу Пауэрс показал:

«Адвокат Гринев: Оказали ли Вы сопротивление при задержании и намеревались ли вы вообще оказать сопротивление?

Пауэрс: Нет, сопротивления я не оказывал и не намеревался оказывать.

Гринев: Как к Вам отнеслись при задержании и впоследствии?

Пауэрс: Гораздо лучше, чем я ожидал. (Оживление в зале). Очевидно, когда меня впервые увидели, то не подумали, что я иностранец. Когда я приземлился, мне помогли погасить парашют, помогли снять шлем. Я попытался объясниться, и они, естественно, решили меня задержать. По дороге, когда, очевидно, меня везли к властям, я попросил попить. Машину остановили и дали мне воды. Мне также предложили сигареты. Мы пытались беседовать, но друг друга не поняли. Мне кажется, что я понял слово «Америка» или «американец» и дал понять знаками, что я американец. Думаю, что они это поняли. Когда меня привезли — я не знаю, как называлось то учреждение, где были власти, — я пожаловался на головную боль, ибо я ударился головой, когда был сбит самолет. Был вызван врач. Он осмотрел голову и оказал необходимую помощь. У меня были царапины, ссадины на правой ноге. Пытались со мной беседовать на немецком языке, но я не понимаю по-немецки. Оттуда меня повезли в Свердловск. Там был переводчик, мне дали воды, и я ответил на несколько вопросов. Из Свердловска меня привезли сюда и на протяжении всего этого времени со мной очень хорошо обращались.

Гринев: Являются ли данные Вами показания искренними и правдивыми?

Пауэрс: Да, но я не могу ручаться за те предположительные утверждения, которые я делал. Иногда я высказывал свое мнение или просто излагал предположение по тому или иному вопросу.

Гринев: Как Вы сейчас относитесь к своей работе в Центральном разведывательном управлении (оживление в зале) и понимаете ли Вы, какую опасность представлял Ваш полет?

Пауэрс: Да, сейчас я понимаю гораздо больше, чем раньше. Сначала я колебался, продлить ли мне контракт или нет. Я не хотел продлевать контракта. Будь у меня работа, я бы его не продлил, так как я сейчас немного знаю о последствиях моего полета. Правда, всех последствий я не знаю. Несколько минут тому назад я упоминал о срыве совещания в верхах и увеличении напряженности в мире. Искренне сожалею, что причастен ко всему этому».

Все было обставлено, как в детективном романе. Самолет «У-2», на котором летел Пауэрс, был нарочито лишен опознавательных знаков. Его пилот Пауэрс в период подготовки в штате Невада к шпионским полетам был лишен своей фамилии и превращен в Палмера. Подразделение американской разведки, в котором служил Пауэрс, было зашифровано наименованием «10–10».

Трудно сказать, почему это подразделение называлось такой круглой цифрой. Потому ли, что таких подразделений имеется тысяча? Или потому, что две единицы и два ноля должны служить выразительным символом этого подразделения? Или потому, что руководители американской разведки везде, всегда, и во всем пытаются напустить как можно больше тумана?

Пауэрс перед его вылетом был снабжен не только финским ножом и бесшумным, согласно последней шпионской моде, пистолетом; ему, кроме того, начальник подразделения «10–10», полковник Шелтон преподнес на дорогу булавку, отравленную мгновенно действующим ядом. Эта булавка была преподнесена Пауэрсу его заботливым начальником.

Увы, не полковнику Шелтону принадлежит приоритет столь выдающегося шпионского изобретения: до Шелтона и американской разведки такие отравленные булавки и мгновенно действующие яды в крохотных ампулах преподносил своим подчиненным рейхсфюрер СС Гиммлер. Вероятно, полковник Шелтон и его руководители рассчитывают на то, что давно истлевший в земле рейхсфюрер СС не сможет обвинить их, так сказать, в плагиате. Но история хорошо помнит методы Гиммлера и отметит, что эти методы переняли после его смерти американские гестаповцы.

Не станем перечислять всех других подробностей снаряжения шпионского самолета «У-2» и его неудачливого пилота. Они уже подробно известны по материалам судебного процесса. Приведем, однако, еще одну выдержку из судебной стенограммы:

«Руденко: Кто Вам вручил булавку с ядом?

Пауэрс: Ее мне вручил полковник Шелтон, когда он инструктировал меня перед вылетом.

Руденко: Для какой же цели вручили Вам эту булавку?

Пауэрс: Она мне была выдана для того, чтобы я применил ее в случае, если попаду в плен и буду подвергнут пыткам. Если бы я не выдержал пыток, тогда я должен был бы покончить с собой.

Руденко: Значит, Ваши хозяева, направляя Вас в шпионский полет, не щадили Вашей жизни?

Пауэрс: Они предоставили мне выбор — использовать булавку или нет.

Руденко: Но все-таки они дали булавку, которая была снабжена ядом?

Пауэрс: Да.

Руденко: Они, очевидно, хотели, чтобы Вы взорвали самолет, уничтожили себя и скрыли следы преступления?

Пауэрс: Мне никто не говорил, чтобы я покончил с собой.

Руденко: Но булавка была дана, чтобы Вы покончили с собой?

Пауэрс: Если бы были применены пытки.

Руденко: Вам говорили о том, что в Советском Союзе пытают?

Пауэрс: Я не помню, чтобы речь шла о том, что в Советском Союзе применяют пытки, но я ждал этого.

Руденко: Ну и что же, применяли к Вам пытки?

Пауэрс: Нет.

Руденко: Как относились к Вам следственные власти?

Пауэрс: Со мной обращались очень хорошо.

Руденко: Я хочу спросить Вас о следующем. 17 мая в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького Вам была показана выставка всего оборудования и остатков Вашего самолета?

Пауэрс: Да.

Руденко: Вам показали остатки самолета?

Пауэрс: Да, мне показали их.

Руденко: Это тот самый самолет «Локхид У-2», на котором Вы летали?

Пауэрс: Я уверен, что это именно тот самолет».

Человек, оказавшийся на скамье подсудимых в Колонном зале, где происходил этот процесс, привлекший, без всякого преувеличения, внимание всего мира, в сущности ничем не примечателен — это рядовой американский шпион, выполнявший задание американской разведки. Однако его биография и обстоятельства, при которых он был завербован американской разведкой, представляют несомненный интерес.

Пропаганда США и пресловутый «Голос Америки» любят распространяться изо дня в день касательно преимуществ «американского образа жизни». Расписывая прелести капиталистического рая, бессчетные дикторы, радиокомментаторы, журналисты, лекторы, ученые-экономисты, «публицисты-социологи», «эксперты по общественному мнению», обозреватели, фельетонисты, «социальные психологи» и философы — огромная, многотысячная армия пропагандистской машины империализма с поразительным упорством, не щадя затрат, в невиданных масштабах пытается обмануть и оболванить сотни миллионов людей.

Но вот дает свои показания Военной коллегии Верховного Суда СССР на гласном процессе рядовой американской разведки, «средний американец» Френсис Гарри Пауэрс. Эти показания слушают не только члены суда, прокурор и защитник; их слушают многие иностранные и в их числе американские корреспонденты, юристы, приехавшие из многих стран, родители и жена подсудимого, приехавшие на этот процесс с разрешения советских властей и получившие возможность присутствовать на процессе; их слушают московские рабочие и писатели, инженеры и ученые, служащие и студенты; их слушает в сущности весь мир.

Вот как выглядит пресловутый американский рай, если вдуматься в показания подсудимого:

«Адвокат Гринев: Какое образование Вы получили?

Пауэрс: Я окончил колледж Миллиган близ города Джонсонсити.

Гринев: По какой специальности?

Пауэрс: Основными предметами были биология и химия.

Гринев: Работали ли Вы по найму во время учебы?

Пауэрс: Да, во время учебы мне приходилось мыть посуду и зарабатывать таким образом на учение. Во время летних каникул я выполнял любую работу, какая подвернется.

Гринев: Что вынуждало Вас на это?

Пауэрс: Мое обучение стоило довольно дорого, и мне хотелось внести свой вклад в расходы семьи, связанные с моей учебой.

Гринев: Принимали ли Вы участие в политической жизни Вашей страны и принадлежали ли Вы к какой-либо партии?

Пауэрс: Нет, я не участвовал в политической жизни своей страны и ни к какой политической партии не принадлежал. Я даже никогда не принимал участия в голосовании на выборах. (Оживление в зале).

Гринев: Бывали ли Вы когда-либо до 1 мая 1960 года в Советском Союзе и интересовались ли вообще когда-нибудь Советским Союзом?

Пауэрс: Нет, я в Советском Союзе до 1 мая никогда не бывал, политическими вопросами не интересовался; я больше интересовался научными достижениями Советского Союза. Думаю, что все мои познания о Советском Союзе я черпал из газет и журналов.

Гринев: Из Вашего объяснения видно, что Ваш отец хотел, чтобы Вы стали врачом. Почему же Вы не выполнили его желания, а поступили в военно-воздушные силы?

Пауэрс: Отец хотел, чтобы я стал врачом, но я считал, что подобная деятельность мне не подходит. Кроме того, это требовало, чтобы я гораздо больше учился, и стоило бы дороже. Окончив колледж Миллиган, я приближался к тому возрасту, когда призывают в пехоту. Не знаю, когда бы меня призвали, но это, вероятно, произошло бы через несколько месяцев после окончания колледжа. Трудно получить хорошую работу, когда ты допризывник, никто не хочет тебя брать, потому что работа будет очень скоро прервана из-за твоего призыва в армию. У меня была временная работа в летнее время в службе спасения на воде. Когда я покинул эту работу, то вместо того, чтобы ждать, когда меня призовут в пехоту, решил добровольно поступить в военно-воздушные силы, так как всегда интересовался авиацией.

Гринев: Каковы причины, побудившие Вас поступить на работу в Центральное разведывательное управление? Была ли это Ваша инициатива?

Пауэрс: Нет, ко мне первыми обратились с этим предложением. Когда окончился срок моей службы в военно-воздушных силах, я хотел получить работу на какой-нибудь гражданской воздушной линии, но в это время мне уже было слишком много лет, чтобы меня могли принять в гражданскую авиацию. Мне предложили работу в Центральном разведывательном управлении с жалованьем, равным жалованью первого пилота гражданского самолета. Я подумал, что мне просто повезло, и был счастлив, что могу получить такую работу.

Гринев: Брали ли Вы на себя перед Центральным разведывательным управлением какие-либо дополнительные обязательства после подписания с ним контракта?

Пауэрс: Нет, я должен был выполнять только обязанности пилота. Чтобы заполнить время между полетами, я выполнял функции офицера по безопасности в полетах: распространял соответствующую литературу, вел работу среди других офицеров.

Гринев: Что давала работа в Центральном разведывательном управлении в материальном отношении?

Пауэрс: Это дало мне возможность расплатиться с долгами, довольно хорошо жить и сберечь деньги на будущее. Я рассчитывал на эти сбережения купить дом и, может быть, начать какое-нибудь собственное дело, чтобы не зависеть от родителей.

Гринев: При каких условиях Вы могли получить дополнительное вознаграждение по контракту?

Пауэрс: Было договорено, сколька я буду получать в месяц. Однако согласно контракту я не получал каждый месяц всю сумму денег на руки. Определенная часть моего жалованья откладывалась, с тем, чтобы быть выплаченной после успешного завершения задания.

Гринев: Какую должность Вы занимали в подразделении «10–10»?

Пауэрс: Должность пилота.

Гринев: Выполняли ли Вы какие-либо руководящие или административные функции?

Пауэрс: Нет, я был только пилотом».

Так лишний раз выясняется, что в современном «американском раю» дети рядовых американцев для того, чтобы оплачивать свое обучение в средней школе, вынуждены зарабатывать деньги мытьем посуды и «любой работой, какая подвернется», не говоря уже о том, что высшее образование для такого американца почти недоступно, потому что, как показал Пауэрс, это стоит гораздо дороже…

Типичный продукт американского образа жизни и современного американского воспитания, Пауэрс, которому уже за тридцать лет, заявляет на суде о том, что он не только не участвовал в политической жизни своей страны, но даже за всю свою жизнь никогда не принимал участия в голосовании на выборах! Любому советскому человеку такое признание Пауэрса кажется невероятным.

Наконец, представляют психологический интерес и вполне определенные мотивы, по которым Пауэрс принял предложение стать шпионом: «Мне предложили работу в Центральном разведывательном управлении с жалованьем, равным жалованью первого пилота гражданского самолета. Я подумал, что мне просто повезло, и был счастлив, что могу получить такую работу».

В этих нескольких словах горький и глубокий смысл. Так выглядит «счастье» в представлении рядового американца и так выглядит рядовой американец, добивающийся этого «счастья»!

Дурацкая вера во всемогущую силу денег сказалась не только в том, что Гарри Пауэрс продал за две с половиной тысячи долларов и свое будущее, и свою честь, и почти самую жизнь — ведь он мог и не спастись.

Эта дурацкая вера сказалась и в том, что полковник Шелтон, отправляя Пауэрса в шпионский полет, дал ему на всякий случай советские деньги, золотые монеты и золотые часы. Шелтон надеялся, что если с Пауэрсом стрясется беда и он окажется на советской территории, то ему удастся подкупить советских людей и уйти от ответственности. Вот еще одна выдержка из судебной стенограммы:

«Руденко: Среди предметов Вашего снаряжения обнаружено обращение на четырнадцати языках. Прошу суд предъявить подсудимому Пауэрсу это обращение.

Председательствующий: Товарищ секретарь, прошу предъявить подсудимому это обращение.

(Секретарь суда предъявляет подсудимому обращение).

Руденко: Это обращение принадлежит Вам, подсудимый Пауэрс?

Пауэрс: И в данном случае это обращение было найдено при мне, но я не знал, что имел его. (Оживление в зале).

Руденко: Прошу суд огласить русский текст этого обращения.

Председательствующий: Товарищ адвокат, Вы не возражаете?

Гринев: Нет.

Суд, совещаясь на месте, определил огласить текст обращения.

(Председательствующий зачитывает текст обращения).

«Я американец и не говорю по-русски. Мне нужны пища, убежище и помощь. Я не сделаю Вам вреда. У меня нет злых намерений против Вашего народа. Если Вы мне поможете, то Вас вознаградят за это».

Председательствующий: Прошу зачитать английский текст.

(Переводчик зачитывает английский текст обращения).

Руденко: Подсудимый Пауэрс, кто вручил Вам это обращение?

Пауэрс: Это обращение полковник Шелтон мне не вручал. Я не знаю, быть может, оно было включено в мое снаряжение. Видимо, те, кто занимался моим личным снаряжением и помогал мне одеваться, вложили обращение, как и другие предметы, в мои карманы: карты в сложенном виде, которых я не видел, часы, которые должны были находиться в моем кармане, компас, советские деньги, золотые монеты. Не знаю, может быть, еще какие-нибудь предметы. Я не помню.

Руденко: Все эти предметы предназначались для подкупа советских людей?

Пауэрс: Это должно было помочь мне любыми средствами выбраться из Советского Союза.

Руденко: Я спрашиваю: для подкупа?

Пауэрс: Если бы мне это удалось, видимо, я бы прибег и к подкупу. Если бы мне удалось покупать пищу на эти деньги, я бы сделал и это, так как мне пришлось бы идти 1400 миль. Иными словами, я должен был воспользоваться деньгами и ценностями для того, чтобы помочь себе.

Руденко: Но Вы, конечно, убедились, что Вам не удастся использовать эти деньги для подкупа советских людей. Первые же советские граждане, которые Вас встретили, обезоружили Вас и доставили в соответствующие органы власти.

Пауэрс: Я и не пытался подкупить их.

Руденко: Не пытались?

Пауэрс: Нет.

Руденко: Но Ваши попытки все равно были бы безрезультатны.

Пауэрс: Я тоже так считаю.

Руденко: Очень хорошо. (Смех в зале). В порядке уточнения вопроса о вознаграждении: Вы уже свидетельствовала суду, что, проходя службу в военно-воздушных силах США, получали ежемесячно 700 долларов. Это так?

Пауэрс: Да, примерно такую сумму.

Руденко: Вы также показывали на суде, что после заключения контракта с Центральным, разведывательным управленцем Вам был установлен оклад в сумме 2500 долларов.

Пауэрс: Да.

Руденко: Вы получали все эти деньги на руки?

Пауэрс: Нет.

Руденко: Когда, при каких условиях и сколько получали Вы на руки?

Пауэрс: Каждый месяц я получал 1500 долларов минус налоги.

Руденко: А остальные 1000 долларов?

Пауэрс: Они удерживались и должны были быть выплачены мне после успешного выполнения контракта.

Руденко: Если бы Вы нарушили контракт, и в частности отказались бы от полета 1 мая, Вам бы выплатили эти доллары?

Пауэрс: Я не знаю, сочли бы они это несоблюдением контракта.

Руденко: То есть не выплатили бы остальные доллары?

Пауэрс: Точно не знаю».

Приведенные показания Пауэрса проливают свет и на ту дьявольскую кабалу, в которой оказываются люди, связавшие свою судьбу с американской разведкой. Даже система оплаты их «труда» носит поистине сатанинский характер: из двух с половиной тысяч долларов, за которые Пауэрс продал душу черту, у него удерживалась тысяча долларов ежемесячно для того, чтобы он безропотно выполнял свой ужасный «контракт»…

Так судебный процесс над Френсисом Пауэрсом обнажил многие язвы американской действительности.

Так провалилась еще одна ставка американской разведки — ставка на золото, на подкуп, основанная на бессмысленной вере в то, что все на этом свете продается и покупается, дело только в цене…

Эта поразительная примитивность мышления, эта идиотская «философия» проявляется, к сожалению, не только в деятельности американской разведки, но и в политике правящих кругов США, опять-таки основанной на тупой уверенности во всемогуществе его величества доллара и в его праве на мировое господство или, как округленно любят выражаться некоторые американские деятели, на «руководящее положение США в мире».

В своих нелепых притязаниях на это мировое господство политика США опять-таки имеет своих предшественников — ведь именно об этом вопил в свое время бесноватый Адольф Гитлер.

Вот почему, слушая обвинительную речь генерального прокурора СССР Р. А. Руденко, произнесенную им на этом судебном процессе, нам подумалось, что есть что-то символическое в том, что американского шпиона Пауэрса и тех, кому он служил, обвиняет тот же самый человек, который 15 лег назад, в Нюрнберге, на историческом процессе главных немецких военных преступников, выступал в качестве Главного обвинителя от имени советского народа.

Любопытно, что один из американских обвинителей на Нюрнбергском процессе, известный американский юрист Телфорд Тейлор в статье, опубликованной журналом «Нью-Йорк таймс мэгэзин», сравнил упавший самолет Пауэрса с «кометой, имеющей длинный хвост».

К в самом деле, этот самолет был удивительно «хвостатой кометой» как в смысле своих далеко идущих политических последствий, так и в смысле многочисленных соучастников Пауэрса, которые незримо, но так явственно сидели впереди него, рядом с ним, на позорной скамье подсудимых.

Провал Пауэрса разворошил муравейник Центрального разведывательного управления, в котором, по свидетельству газеты «Вашингтон пост энд таймс геральд», были пожертвованы «сотни человеко-часов квалифицированных экспертов анализу катастрофы с самолетом «У-2» и возможных последствий суда».

Другая американская газета — «Ньюс» — прямо указывает в статье своего корреспондента Тейлора, что «возможно, есть некоторые лица, которые хотели бы, чтобы Пауэрс не предпочел остаться в живых и предстать перед советским судом, чтобы рассказать всему миру об американских самолетах «У-2».

Этот мотив подхватила голландская газета «Де-телеграф», осуждающая Пауэрса за то, что он «в нашу эпоху холодной войны, получив приказ в области шпионажа, не выполнил его и в критический момент оказался не в состоянии уничтожить вещественные доказательства, как ему было приказано».

Так американские и проамериканские газеты не в силах скрыть свою досаду от того, что тайное стало явным.

Еще задолго до открытия судебного процесса над Пауэрсом некоторые американские газеты начали, как по команде, клеветническую кампанию против предстоящего суда. Высказывались самые нелепые выдумки о том, что Пауэрса в стадии следствия будут пытать, что он подвергнется «психологической обработке», «промывке мозгов» и т. п.

Но еще за девять суток до начала процесса, а именно 8 августа, в американском журнале «Ньюсуик» были опубликованы письма Пауэрса к его жене — Барбаре, которые он писал ей в стадии следствия по его делу, с разрешения советских следственных органов. Вот выдержка из одного письма Пауэрса: «…Лучших условий, чем те, которые у меня здесь, нельзя было и ожидать. Еды я получаю больше, чем могу съесть, и достаточно сплю. Я мною читаю. Ко мне относятся гораздо лучше, чем я ожидал…»

Когда в Москву, опять-таки с разрешения советских властей, приехали родители и жена Пауэрса и увидели его на процессе, они были окружены целой толпой иностранных корреспондентов, настойчиво выпытывавших у них, в каком состоянии они нашли Френси Пауэрса? Его отец прямо сказал корреспондентам:

«Мой сын такой же, как всегда. Каждое слово — его собственное»,

Судебный процесс над Пауэрсом вызвал огромный и понятный интерес во всем мире. В Москву, чтобы присутствовать на процессе, приехало большое количество крупных юристов Америки, Дании, Франции и других стран.

Вот что говорят эти иностранные юристы о своих впечатлениях на процессе.

Мэри Кауфман, крупная американская юристка, заявила:

«На меня произвело большое впечатление беспристрастие судебного процесса. Ввиду характера преступления и политического значения дела Пауэрса можно было ожидать, что прокурор постарается разжечь страсти. Этого, однако, не произошло. Отсутствовала также какая-либо личная враждебность и мстительность по отношению к подсудимому.

Судебное следствие велось с большим достоинством и корректностью. Обвинительное заключение было составлено объективно. Подсудимый имел полную возможность отвечать на предъявленные ему обвинения. Виновность подсудимого была установлена собственным его признанием и подтверждена бесспорными уликами в виде обнаруженных остатков самолета и приборов.

Я считаю, что советский адвокат обеспечил самую лучшую возможную защиту и произнес великолепную защитительную речь с призывом к снисходительности.

Было очевидно, что подсудимый полностью владеет своими умственными способностями. Он оказался очень умным и осторожным. И не поколебался высказать свои возражения против некоторых выводов обвинительного заключения.

Я была очень рада, что г-н Руденко не потребовал высшей меры наказания. И я полагаю, что аплодисменты, которыми была встречена речь г-на Руденко и его требование о мере наказания меньшей, чем смертная казнь, говорят о том, что русский народ также не хотел казни Пауэрса.

Я хочу отдать дань гуманности советского подхода к подсудимым, даже когда они оказываются виновными».

Известный копенгагенский адвокат Кристиан Хагенс в свою очередь отметил:

«Это был беспристрастный процесс. Он проводился чрезвычайно основательно. Приговор Пауэрсу вынесли на основании неопровержимых доказательств. Отношение к подсудимому было вежливое, даже любезное, причем не только со стороны судей, но и со стороны прокурора.

Пауэрсу разъяснили его права, и он имел полную возможность выдвигать возражения по каждому пункту обвинения и задавать вопросы. Как профессиональный юрист, я хочу отметить, что прокурор воздерживался от наводящих вопросов, а допрашивал вполне корректно, давая подсудимому возможность свободно отвечать. Даже когда Пауэрс говорил явную чушь, не было попыток поиздеваться над ним, например после его ответа относительно пистолета, который якобы нужен был ему для охоты. Подсудимый имел хорошего защитника. Тот задавал очень умные вопросы и произнес превосходную речь.

Все говорит за то, что Пауэрс давал показания добровольно, что его не подвергали никакому давлению и не давали ему никаких воздействующих на психику медикаментов. Впрочем, он сам подтвердил, что следствие велось корректно. Говорил Пауэрс очень обдуманно, кое-что скрывал. Нельзя, например, поверить, что ему не была заранее точно известна цель полета и что он не знал, что является шпионом. Такими делами не занимаются только на основании договора, обеспечивающего хорошую оплату. Весьма маловероятно также, что он прошел лишь подготовку в специальной летной школе и не побывал в школе для шпионов. Вряд ли американская разведка использовала бы для такого задания человека, не прошедшего соответствующей подготовки.

С американской стороны еще до начала процесса делались попытки заранее его дискредитировать. Так, например, раздавались жалобы на то, что Пауэрсу не разрешили иметь американского защитника. Но такое требование совершенно беспочвенно. У нас в Дании защитник не может быть иностранцем, да и далеко не каждый датчанин имеет право выступать в суде в качестве защитника. Функции защитника может выполнять только датский адвокат или ближайший родственник подсудимого, либо его прямой начальник или подчиненный.

Представитель Государственного департамента сетовал на то, что Пауэрсу не разрешили встретиться до суда с американскими дипломатами. Но и у нас в Дании с находящимся под стражей обвиняемым до суда может общаться только его защитник. С разрешения судебных властей подсудимому могут быть позволены свидания с самыми близкими родственниками и только на короткое время, притом под контролем полиции.

В данном процессе главными виновниками были в сущности американские власти. Можно было поэтому опасаться, что в случае встречи их представителей с Пауэрсом они попытаются даже при самом, казалось бы, безобидном разговоре дать ему в зашифрованном виде указания. Американские сетования звучат поэтому смехотворно.

Общий мой вывод таков, что и с точки зрения западной юриспруденции процесс велся безупречно».

Представитель Всемирной федерации профсоюзов Сатиш Чаттерджи написал:

«Нет надобности объяснять, почему Всемирная федерация решила послать своего наблюдателя на процесс Пауэрса. Наша организация, объединяющая более 100 миллионов трудящихся, не может оставаться безучастной, когда враги мира идут на открытые провокации. Рабочий класс, широкие слон народа прежде всего заинтересованы в сохранении мира.

Отстаивать мир, защищать принцип сосуществования и добиваться разоружения — вот задача нашей Федерации. Рабочие всего мира возлагали большие надежды на Парижское совещание. Они верили, что эта встреча приведет к укреплению мира и развитию международного сотрудничества.

Действия правящих кругов Соединенных Штатов, пославших шпионский самолет «У-2», — провокационная акция. И как бы ни шумела западная печать, она не в силах скрыта от народа, кто действительно несет ответственность за срыв совещания в Париже и обострение международной обстановки.

И если у кого-либо были сомнения, то после суда над Пауэрсом они не могли не рассеяться. Разве не ясно, что этот шпионский полет был заранее спланирован в Вашингтоне! Судебный процесс над летчиком-шпионом в Колонном зале еще раз показал подлинную природу правящих кругов Соединенных Штатов.

Мне думается, что разоблачение американского шпиона и тех, кто его послал, придаст новые силы всем тем, кому дорог мир и кто понимает исторический смысл политики сосуществования. Трудящиеся всех стран должны извлечь из этого случая урок для себя: нужно быть бдительными. Нельзя давать свободу действий поджигателям войны и милитаристам.

Я уверен, что во всех странах внимательно следили за этим процессом. И люди могли увидеть, как совершается правосудие в стране социализма. Это был поистине справедливый суд. А если иметь в виду тяжесть совершенного Пауэрсом преступления, то не трудно понять, что приговор очень мягкий. Суд учел не только тяжесть преступления, но и взвесил человеческие стороны этого дела…».

Французский адвокат Шарль Ледерман также заявил:

«Как активный участник движения в защиту мира, я полностью оценил, какое большое значение придавал проблемам мира в своей обвинительной речи генеральный прокурор Руденко.

Совершенно очевидно, что если бы американские правящие круги не проводили такую политику, которую они проводят, и наиболее ярким выразителем которой был Джон Фостер Даллес, то процесса Пауэрса не было бы вовсе. Если бы Центральное разведывательное управление, руководимое другим членом семьи Даллеса, Алленом Даллесом, не играло такой большой роли в политической жизни Соединенных Штатов, то советским судьям не надо было бы определять тяжесть преступления, совершенного американским гражданином Френсисом Гарри Пауэрсом.

Как правильно заметил генеральный прокурор Руденко, Пауэрс не просто робот. Даже если он полностью не осознал смысла своих действий, то он все равно должен нести за них ответственность. Но, конечно, он был только исполнителем, и неизмеримо большую ответственность должны нести те, кто вдохновляет политику, одним из проявлений которой явилось вторжение шпионского самолета в воздушное пространство Советского Союза. Это — одна из истин, вытекающих из процесса Пауэрса, которая, на мой взгляд, правильно подчеркнута в обвинительной речи генерального прокурора и в приговоре.

Неоднократное напоминание священного характера некоторых принципов международного права, и в особенности принципа, который касается недопустимости нарушения национального суверенитета, этой основной гарантии мирных отношений между народами, найдет широкий отклик, я в этом уверен, в общественном мнении всех стран.

Очень важным мне представляется также постановка вопроса о международном соучастии. Я думаю, что это побудит народы оказывать давление на свои правительства с тем, чтобы они проводили более миролюбивую политику».

Мы могли бы продолжать эти высказывания ряда западноевропейских и американских юристов и общественных деятелей, присутствовавших на процессе и единодушно отмечающих, что он проводился самым безупречным образом, в условиях глубокой и полной объективности и строгого соблюдения процессуальных норм и прав подсудимого.

Попытки набросить тень на советское правосудие, начатые задолго до судебного процесса над Пауэрсом, провалились так же скандально, как и его шпионская миссия. Весь мир признал гуманность приговора, который вынесла военная коллегия Верховного Суда СССР Френсису Гарри Пауэрсу. Он осужден на десять лет лишения свободы, с отбыванием первых трех лет в тюрьме.

Однако Белый дом счел возможным сделать еще один, поразительно лицемерный и удививший всех разумных людей шаг: он опубликовал заявление, в котором выражает сожаление по поводу «суровости приговора», вынесенного советским судом, и сочувствие семье осужденного… Те самые круги, которые снабдили Пауэрса, направляя его в шпионский полет, отравленной булавкой для того, чтобы он мог в случае неудачи покончить с собой, те самые круги, которые после провала этой авантюры не смогли сдержать своего раздражения от того, что Пауэрс не выполнил эту «инструкцию» и остался жив, — теперь лицемерно «выражают сочувствие» семье Пауэрса и сетуют на «суровость приговора»!..

Может быть, правительство США постарается вспомнить о собственной судебной практике, о том, как, вопреки протестам многих миллионов людей, были отправлены на электрический стул и казнены крупные ученые, супруги Розенберг, обвиненные без всяких оснований и без каких бы то ни было доказательств в шпионаже?

Может быть, правительство США постарается вспомнить о десятках других «судебных приговоров», как именовалась противозаконная и самая жестокая расправа с сотнями прогрессивных деятелей Америки, которых, без всяких оснований, заключали в каторжные тюрьмы или отправляли на электрический стул?

Может быть, правительство США вспомнит зловещую деятельность пресловутой Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, занимавшейся «охотой за ведьмами», доводившей людей до самоубийства и вызывавшей негодование и ярость не только во всех странах света, но и в самой Америке?..

Судебный процесс над американским летчиком, шпионом Френсисом Гарри Пауэрсом закончен.

По понятной и естественной в данном случае ассоциации мне вспомнился в дни судебного процесса над Пауэрсом другой судебный процесс, над другим иностранным летчиком, также незаконно прилетевшим в Советский Союз. Это было более 20 лет тому назад.

В июне 1938 года газеты всего мира опубликовали сенсационные сообщения об английском инженере-нефтянике Брайане Монтегю Гровере, нарушившем советскую границу и незаконно, без разрешения советских властей, прилетевшем на спортивной авиэтке из Лондона в СССР.

«Летающий Ромео», «На крыльях любви», «Самое романтическое дело XX века», «Любовь англичанина способна на чудеса», «Даже пространство дрогнуло перед любовью» — кричали заголовки газетных сообщений об этом действительно необычном деле.

Гровер, как было установлено следствием, в начале 30-х годов работал в качестве иностранного специалиста в Грозном. Там он познакомился с Еленой Петровной Голиус, работавшей в качестве фармацевта в одной из грозненских аптек. Они полюбили друг друга.

В 1934 году контракт Гровера истек, и он вернулся в Лондон. К тому времени уже отпала необходимость в приглашении иностранных специалистов и предложение Грозера вновь приехать на работу в СССР было отклонено.

— Я хотел снова приехать в Россию, — показал на следствии Гровер, — но не было нового контракта, и в России к этому времени появились свои инженеры-нефтяники, выросшие на моих глазах… Поэтому я не мог получить визы, да… Но без Елены я, Брайан Монтегю Гровер, жить уже не мог и никогда не смогу… Поэтому я решил прилететь к ней без визы, отсутствие которой не уменьшило моей любви, да…

Гровер вступил в один из лондонских аэроклубов и в несколько месяцев овладел техникой вождения самолета. Затем, мобилизовав все свои сбережения, Гровер приобрел за 173 фунта-стерлингов довольно подержанную авиэтку и сам отремонтировал ее. 3 ноября 1938 года он стартовал с аэродрома Броксборн и через Амстердам — Бремен — Гамбург прилетел в Стокгольм, откуда взял курс на Москву.

Он летел над свинцовой и штормовой Балтикой, огромные водные пространства проплывали под крыльями его крохотной машины, трещавшей от сильных порывов ноябрьского ветра, а он все летел и летел, вцепившись в штурвал своего самолета, летел, как на маяк, на свет любимых карих глаз маленькой русской женщины, ради встречи с которой он решился на этот перелет.

13 ноября 1938 года Гровер сделал вынужденную посадку на поле колхоза деревни Глухово Старицкого района Калининской области. Дотянуть до Москвы он не смог — кончился бензин.

Колхозники его задержали и передали следственным органам. Как никак, это был человек, нарушивший государственную границу и предумышленно залетевший в наше небо. Надо было тщательно проверить мотивы, по которым он это сделал. И следствие проверило эти мотивы.

Гровер сравнительно легко объяснялся по-русски — в этом смысле годы, проведенные в Грозном, не прошли даром. Но они не прошли для него даром не только в этом смысле…

С первого допроса он рассказал всю правду. Он ничего не скрывал, не изворачивался, он даже признал, что, решившись на перелет в СССР без визы, он знал, что нарушает советские законы и понесет за это законную ответственность.

— О, я знал, что у вас есть такая статья — номер 59, пункт три и «д», я выучил эту статью наизусть и готов по ней отвечать. Но английский юрист, знающий ваши законы, сказал мне, что у вас есть еще одна статья, под номером 51, и что эта статья может смягчить первую, о, да… Я думаю, гражданин следователь, что эта вторая статья как нельзя лучше подойдет для Брайана Монтегю Гровера, потому что я честный человек и честно люблю Елена… О, да!..

Так началось это дело, прошумевшее на весь мир. 23 ноября 1938 года английские газеты сообщили, что консерватор Кейзер намерен сделать в палате общин запрос Чемберлену в связи с этим делом. 26 ноября агентство Рейтер уведомило человечество, что такой запрос был сделан и Чемберлен заверил палату, что английский поверенный в Москве запросил советские власти о судьбе Гровера.

Гитлеровская пресса в те дни начала печатать сенсационные статьи о том, что Гроверу угрожает смертная казнь, «ибо коммунисты не в состоянии понять, что такое любовь. Разве мы не знаем, что в СССР любят только по путевкам, выдаваемым месткомами? Как могут там понять Гровера и его поистине шекспировское чувство? Нет, красная Москва — это не убежище для современных Ромео и Джульетты!»

Известный английский юрист в те же дни писал в одной из крупнейших лондонских газет:

«Да, Москва имеет правовые основания для того, чтобы осудить Брайана Гровера. Любовь и закон — какая старая и вечно живая проблема!… Закон и трепещущее, горячее и столь любящее сердце!… Не дрогнет ли при виде этого трагического конфликта и сердце самого холодного судьи?.. Мы далеки от мысли, что суд над Гровером превратится в расправу. С большим оптимизмом ожидаем мы этого суда!..»

Оптимизм старого английского юриста оправдался. 31 декабря 1938 года Московский городской суд рассматривал дело Гровера. Почти все дипломаты приехали в суд, чтобы присутствовать при рассмотрении дела «по обвинению Брайана Монтегю Гровера, гражданина Великобритании, 1901 года рождения, уроженца города Фолкстона, в преступлении, предусмотренном статьей 59-Зд Уголовного Кодекса РСФСР». Приехали дипломаты с моноклями и их жены с лорнетами, приехали английские, американские, французские и другие корреспонденты. Маленький зал городского суда был набит до отказа.

Суд длился три часа. Потом, внимательно выслушав подсудимого и его адвоката, судьи удалились на совещание. Зал гудел. Никто не уезжал до оглашения приговора. Брайан Гровер, только что рассказавший советским судьям о том, как он полюбил русскую женщину и как она полюбила его, сказал в своем последнем слове подсудимого так:

— Я рассказал вам, господа судьи, всю правду. Свое последнее слово я хочу говорить по-русски, хотя имею переводчика. Я хочу этого потому, что полюбил вашу страну, ваш народ. Я несколько лет прожил в России, я работал вместе с русскими и вместе с ними отдыхал. В океане вашего труда есть и моя маленькая капля, и Брайан Гровер позволил себе сказать, что он этим горд, о да! Да, я работал, смеялся и пел с русскими людьми и считаю для себя честью породниться с таким народом…

И вот судьи совещаются, а зал гудит. И Гровер сидит в ожидании приговора и думает о том, что ему не страшно, что его не могли не понять эти простые русские люди, которые вот в эти минуты решают его судьбу, и что если бы все вопросы в мире решались вот такими простыми английскими, русскими, американскими, немецкими людьми, то вообще никому, нигде, и никогда не было бы страшно…

Потом раздался звонок, и судьи вышли из совещательной комнаты. Председатель огласил приговор. Да, Брайан Гровер нарушил советскую границу и незаконно прилетел в СССР. Да, он признается в этом виновным и осуждается по ст. 59-Зд УК РСФСР.

— Однако суд, — продолжал председатель, — не может пройти мимо мотивов, по которым подсудимый совершил это преступление. Суд считает установленным, что подсудимый искренне и горячо полюбил советскую женщину, ответившую ему взаимностью. Их чувство выдержало испытание разлукой и временем и потому достойно уважения. Это чувство и явилось причиной, по которой подсудимый незаконно прилетел в СССР. Поэтому, руководствуясь статьей 51 Уголовного Кодекса, суд приговаривает Брайана Гровера к одному месяцу тюремного заключения с заменой штрафом в размере полутора тысяч рублей…

Громом аплодисментов встретил зал этот приговор. В вечер того же дня аплодировала и вся Англия, узнав о нем по радио и из выпусков вечерних газет.

Опять зашумели газеты всего мира. 6 января 1939 года английская газета «Дейли телеграф энд Морнинг пост» писала: «Мораль всей этой истории такова: советская власть может быть очень человечной».

3 января 1939 года Брайан Гровер и его жена Елена Петровна, также получившая соответствующие визы, уехали в Лондон. Там Гровера осадили корреспонденты, и он сделал такое заявление:

«Судебный процесс, назначенный ввиду моего незаконного перелета через границу СССР, происходил в условиях полной откровенности и справедливости».

Рассказ об этом деле (он был опубликован в 1958 г.) я, не зная дальнейшей судьбы его героев, заканчивал такими словами:

«Так кончилось это дело. Семнадцать лет прошло с тех пор. Мне ничего не известно о судьбе мистера Гровера, его жены и даже, может быть, их детей. Но я хорошо помню их лица, их встречу, их взволнованный и счастливый шепот, всю историю их любви.

Мне остается добавить, как криминалисту, что любовь этих двух людей, будучи уже установлена судебным приговором, вступившим в законную силу, поскольку подсудимый его не кассировал, должна тем самым рассматриваться, как доказанная бесспорно, окончательно и навсегда…

Вот почему я от всего сердца желаю счастья и мистеру Брайану Монтегю Гроверу и его жене, и их детям, которые, принимая во внимание настойчивость и добрую волю обоих сторон, не могут у них не быть…»

Рассказ был переведен и опубликован за границей, в ряде стран, в том числе в Англии и в США. Я получил много читательских писем, и все они содержали один вопрос: какова судьба мистера Гровера и его жены?

Признаться, этот вопрос интересовал и меня. И лишь недавно мне удалось получить на него ответ. Сестра Елены Петровны — Анна Петровна, проживающая в Ленинграде, любезно сообщила в ответ на мое письмо, что Гровер и его жена живы и здоровы. У них действительно двое сыновей. Они живут в Южно-Африканском Союзе, так как Гровер не смог в Лондоне получить работу по специальности и стал фермером. Анна Петровна прислала мне и фотографию семьи Гровер — на ней изображены и они, и их сыновья…

Анна Петровна мне также пишет, что она в свое время переслала им тот номер журнала «Новый мир», в котором был опубликован рассказ об их любви, и они ответили, что довольны этим рассказом. Нужно ли говорить, что и я, как автор, доволен тем, что мои герои довольны автором?

Наконец, Анна Петровна сообщила мне еще одну любопытную деталь: после того как мой рассказ был опубликован за границей, из США к Гроверам прилетели американские кинематографисты, снимавшие всю семью и, видимо, решившие создать фильм по мотивам этого рассказа с его невыдуманной фабулой. Об этом Анна Петровна узнала из писем сестры…

Таким образом, теперь я имею возможность ответить на многие письма моих читателей, справлявшихся о семье Гровера. Более 20 лет прошло с тех пор, как Гровер незаконно появился в советском небе. Закон есть закон, и его судили по закону.

Да, смысл и дух советского закона состоит в том, что он строго охраняет интересы советского народа, нашего государства, стоит на страже его безопасности и чести. Но, если нарушение закона не связано с покушением на безопасность и честь нашего государства, если оно, как это было с Гровером, происходит по мотивам, достойным уважения, то наш закон оказывается самым гуманным, самым милостивым, самым чутким в истории человеческого правосудия.

Если же закон нарушается по преступным и подлым мотивам, из враждебных нашему народу целей, если непрошеные гости появляются в советском небе, оскорбляя нашу честь и покушаясь на наши народные интересы, — наш закон сможет постоять и за советское небо, и за советскую землю, и за честь и достоинство нашей великой страны…

— Встать, суд идет! — произнес, в соответствии с установленной формулой, судебный комендант Верховного Суда СССР в момент, когда начался судебный процесс над Пауэрсом.

— Суд идет! — произнес он на заключительном судебном заседании, когда судьи вышли для оглашения приговора.

Суд над Пауэрсом закончился. Но суд еще идет!.. Идет суд над преступными поджигателями войны, над провокаторами и колонизаторами, идет суд над империализмом…

Вся совесть мира, сотни миллионов людей во всем свете, в том числе и в самой Америке, и в Западной Германии, и в Европе, и в Азии, и в Африке судят в наши дни кровавый империализм и его попытки развязать новую мировую войну.

Когда в Кубе и во всех странах Южной Америки кричат: «Куба — да! Янки — нет!» — это тоже идет суд!..

Когда одна за другой сбрасывают с себя оковы империализма страны Африки и Азии, борющиеся за свою свободу и независимость — это тоже идет суд!…

Когда остановилась Пенсильванская железная дорога — крупнейшая магистраль США, — все рабочие которой объявили забастовку, — это тоже идет суд!..

Когда народ Японии не позволил Эйзенхауэру приехать и заставил его повернуть обратно — это тоже идет суд!..

Да, суд идет!.. Великий, справедливый, неотвратимый суд истории…