Промежуточный финиш, или Эпикриз эволюции

Александр Давидович Лурье Промежуточный финиш, или Эпикриз эволюции

Кого в наше судьбоносное время беспокоит форма? И так, своего горя невпроворот; тут бы до сути добраться, особенно когда " в поисках пути и душевной смуте". Выковырять ее, родимую и предъявить всему честному люду. Что ж это, братья, за суть такая, истина сияющая, что уродуемся за нее уже который год ("Открой личико, Гюльчатай!")?! Не пришла ли пора назвать ее собственным именем и отпрепарировать; всегда любопытно наблюдать как съёживаются и блекнут идеи при их ближайшем беспристрастном рассмотрении. Наступил сезон разбрасывания камней с последующим разбором полетов.

"Во времена далекие, теперь почти былинные" внезапно был признан факт существования неофициальной реальности и, более того, как-то сквозь зубы разрешили эту альтернативу описывать и обсуждать. Сама идея о множественности истин и миров, кружила головы многим, иногда приводя и к трагическим результатам (вспомните Джордано Бруно). Разумеется, возник вопрос: кто своей капелью озвучит оттаивание целой прослойки, которую так и не отучили от злокозненной привычки задумываться. Социальный ангажемент, может и неприятен, но, как и всё существующее, естественен; только великий писатель говорит от имени всего народа или только себя самого, что в сущности, одно и то же. Удел прочих — представлять интересы групп.

Братья Стругацкие стали рупором интеллигенции 60-х. Впрочем, удачная русификация хемингуэевско-ремарковской стилистики дело немалое, но все же не настолько, чтобы возводить его в ранг феномена; вон Набоков с Буниным в сторонке тулятся, а тут не чета им — властители дум. В идеях опять же дело. Что же было выварено и кристаллизовано Братьями из интеллигентского кипения; заранее огорчу ожидавших фейерверка идей и калейдоскопа откровений: увы, ничто не ново под Луной.

Старое оказалось хорошо подзабытым — усердные наставники были — лишь на одной шестой: снова перезревшие плоды просвещенного рационализма, приевшиеся Европе (не говоря уж о побочных эффектах ХХ века). Уже не раз подавались они и к российскому столу, неоднократно надкусывались, отставлялись за ненадобностью, маненько подгнили, но все еще необъяснимо привлекательны…

Вниманию почтеннейшей публики предлагается: "Как с помощью разума и веры в него построить светлое будущее для всех " — самоучитель для любознательных, издание энное, неоднократно исправленное и дополненное. Вопрос о рае земном никогда не оставлял в покое загадочную славянскую и другие породненные с ней души.

Кажется, Писарев писал, что у обывателя все идеи и представления разложены в мозгу по разным ящичкам и абсолютно не связаны между собой, что, соответственно, затрудняет выводы. Особенно все забывшим и ничему не научившимся, продолжающим движение по замкнутому кругу, пока змее-уроборосу не надоест грызть собственный хвост. Но в исходной точке думается, что если подправить идеологию разумом, то всё прекрасно устроится, и мы увидим небо в алмазах — пророчество классическое, хотя и несколько невнятное. Ведь сама-то Идея неплоха, подрихтовать

чуток, отскоблить и все, что ни сделается — к лучшему.

Между делом времена в очередной раз меняются (нравы штука куда более постоянная), лужи затягиваются льдом. Проблемы, видать, " в консерватории" и, не исключено, во "всей системе научной организации труда". Вывод серьёзный, хотя и вполне очевидный. Король гол, но все еще на троне, а значит может обсуждаться лишь вполголоса и эзоповым языком. Такое почти разрешенное и безобидное во всех отношениях диссидентство, благонамеренная фига в кармане. У продолжающего перелопачивать страницы в поисках истины читателя. Ибо писатели же ни о чем таком

не подозревают и ваяют дальше, модернизируя концепцию.

Добро, оказывается, не явится в мир само собой. Лошадка может и не дождаться появления свежей травки. Но и ставить ее впереди телеги тож не след; можно, конечно, вывести спутники на орбиту, врубить излучатели и — см. ранее — happy end. Спрашивается, чего ж не выводят и не врубают?! Из гуманизма, разумеется, пусть помучаются и выстрадают своё нелёгкое счастье, быть как мы, как боги; неча из феодализма в коммунизм скакать, не изжив всякие родимые пятна.

Но у многих там, в прекрасном далеке, ретивое не выдерживает и рвутся они облагодетельствовать внеземные цивилизации, загоняя и их проторенной дорогой к счастию. При всем том, для блезиру соблюдая принципы невмешательства и постепенности. Такая вот братская интернационалистическая помощь. Ничего не напоминает, а?

Ну, а на острие удара доблестные особисты, кому ж еще интересно копаться в гуманоидном дерьме, реализуя высокое право карать и миловать по усмотрению собственной души?! Вообще, Органы у Братьев Стругацких как жена Цезаря — вне подозрений и выше всякой критики. Бывает, конечно, "своя своих не познаша", но никакого сравнения с Огненосными Творцами: элита, интеллектуалы, руки, сердце и голова в полном соответствии с известной формулировкой. Такое совпадение не оправдывается даже его случайностью.

Где же корни компетентных суперменов-прогрессоров? Интеллигенция в неясной суете вокруг дивана ("Понедельник начинается в субботу"), простой народ погряз в вещизме и погоне за чувственными наслаждениями ("Хищные вещи века", "Второе нашествие марсиан"), Творцов одолевают маразм, бюрократическая путаница ("Сказка о тройке", "Улитка на склоне"). Дети — вот наше будущее! Выращенные наследственными интеллектуалами, они будут лучше, чище, умнее и способнее. Они отринут прошлое, раздвинут тучи и наступит прекрасный новый мир, в котором, надо надеяться, они организуют уютный заповедник для бедных грешных родителей.

И всё, кажется, устроилось — ан нет, не хотят предки в резервацию и всё тут. Прямо как в классике, "мертвые держат живых". Ибо догадываются, что ничего хорошего от "племени младого, незнакомого" ожидать не приходится, разве что брейка с твистом на надгробье да осинового кола на прощанье. Вместе с ними того же опасаются и авторы. И правильно опасаются.

Но, как известно, только сказка сказывается скоро. А пока что можно продолжать упиваться собственным интеллектуальным мужеством, демонстрируя все тот же фрукт в кармане Мировым Силам и пописывая труды, возможно меняющие облик Вселенной. Ибо таково его Предназначение.

И тут в самом что ни на есть бульварном стиле наступает Конец Вечности. Заранее предсказанный, нетерпеливо ожидавшийся и все равно свалившийся как снег на самые горячие головы. Впрочем, в стране, где даже смена времен года всегда приносит катастрофы, последствия и не могли быть иными.

С одной стороны — момент торжества и Обновления Пути Дровнями, до коего и дожить-то не мечталось. С другой же — ужасает точность давних догадок и прозрений; и действительно: интеллигенция погрязла в самокопании и дрязгах, народу лишь благА подавай, власть бессильна и маразматична, органы ленивы и нерасторопны, а наше будущее — да это просто бандиты. Караул, ратуйте, люди добрые!

На этой душераздирающей ноте Братья Стругацкие и кончились. Ибо писатель с испуганной душой — это безвозвратная потеря квалификации. "Отягощенные злом" были первым звонком, "Град обреченный" продемонстрировал, что стол — не инкубатор

для таланта, а всего лишь хранилище, а "Жиды города Питера" подвели жирную итоговую черту.

В образовавшейся Зоне правит бал не духовидец из приблатненных Рэдрик Шухарт, не держиморда-капитан Квотерблад, ни тем более эстетствующий писатель или сумасшедший ученый, а мистер Нолан с люденами (продукция господ генералов Аршманна, Пферда и пр. со товарищи при участии «мокрецов» — общество с ограниченной ответственностью), которые выбрали — и неспроста — пепси. Таков результат "пикника на обочине" западной цивилизации, недописанный финал Синей папки.

А на место Стругацких явились Ярославцев и Витицкий. Очень неглупо: с одной стороны вроде и новый автор, но под старой эгидой; если удалось — видно льва по когтям, если же нет — провал новичка. Уловка не помогла скрыть тотальную ревизию архива в ключе мыслей о Вечном и своем месте в нем. Это уже происходило за миллард лет до конца света, но более что ли отвлеченно, теоретично, так, позы, жесты и красивые слова. Да и Силы тогда были неведомые, с кондачка и не разберешь с какой полярностью. При подбитии же итога в реальном измерении после взаправдашнего конца света прослезились, как водится после перехода с гладкого и терпеливого листа бумаги на отечественные овраги, с незапамятных времен выполняющие роль дорог и — по совместительству — второй национальной напасти.

Ярославцев ужаснулся, осознав подлинное предназначение своего героя. Всё прогрессорство созрело и выродилось в немедленное, жестокое и не всегда праведное полкарание Зла — "Я иду с мечем, судия!". И вечные дилеммы: вправе ли судить и как? Суди нас, судия неправедный?! Да и само исполнение правосудия вызывает не очищение атмосферы и раскаяние, а ужас и желание на всякий случай скрыться. Употребить на службу сей карающий меч, все равно, что заключить договор с Сатаной — для этого необходимо погубить душу. Впрочем, общество и не заслужило иного судьи-палача. А тот, кто идет вслед за ним, будет куда как сильнее предшественника. Это предположение повергает автора в окончательное отчаяние.

Однако — "процесс пошел", и Витицкий продвинулся дальше и глубже: если у Ярославцева появление Судьи было закономерным, то тут оно запрограммировано заранее. Примечательно перерождение убийцы случайного в намеренного и, наконец, профессионального, т. е. политика. Примечательно и то, что смерть — последний довод королей — единственный способ решения проблемы: нет человека, нет и её, болезной. Но особенно примечательно, что всё это происходит с генетическим интеллигентом, закоренелым шестидесятником.

Пришла сказать пару слов об этом поколении, хотя бы в качестве контраста на общем паточном фоне. И не только потому, что "юность — это возмездие" и не из-за "отрицания отрицания" и пресловутого принципа бумеранга.

Так же как шестидесятники не знали и не понимали страха и смирения тридцатых, так и их наследники не принимают внутренней эмиграции и бунта на коленях. Нам чужда их наивная приверженность к неясным, противоречивым и частично дискредитировавшим себя идеалам, на деле оправдывающим всё скопом: собственное убожество и бессилье, поверхностность и напыщенность, беспорядочный трах. Разумеется, всё это проявление свободы, борьба за нее и последствия борьбы. Что дает безусловное право проводить знак равенства между кухонными дебатами и выходом на площадь. Если бы на последнюю вышли бы все те, кто об этом говорил и мечтал, то, наверно, и нынешнее поколение не считало бы самой правильной и разумной позицией следование "уловке-22".

И не то ведь плохо, что идеи были путанные, затасканные и часто ошибочные, сколько признание этих идей единственно верными и неоспоримыми. Недостаток знаний как всегда возмещался избытком усердия и "доброй воли", а также непоколебимой верой в существование не той, так иной железной руки неизбежно загоняющей человечество в долгожданный рай. Пусть будет все наоборот и сознание определит бытие; правда, нет ни малейшего понятия о том, как переделать это абстрактное сознание, не говоря уже о катастрофической нехватке терпения для подобных метаморфоз.

Буйно возросшее сейчас — плод не только одной пресловутой Системы, но и вялого диссиданса. Нынешние разброд и шатание проистекают и из той духовной несамостоятельности и вышеупоминавшегося неумения связывать между собой содержимое ящичков. Каждый сам таскает с собой свой ящик Пандоры и открывает его, когда приходит срок.

Где уж тут мужество сжать посеянное и принять свою судьбу. Довольно было бы прекратить ламентации на тему какими могли бы стать, если бы… — известно, что нужно бабушке, чтобы стать дедушкой; безусловно легче все свалить на "свинцовые мерзости" режима. На тех, кто его не застал эти «страшилки» должны производить неизгладимое впечатление: как же-с, живые участники битвы с монстром. Надо только не забывать что те, кто действительно сражался, так и остались на поле боя, а рассказчики сползлись туда под покровом ночи и с совсем другой целью; "смел и храбр бывает осел, когда пинает связанного льва".

И абсолютно неприемлема аргументация, косвенно высказанная Звягинцевым и в полный голос заявленная Веллером и Витицким, о талантах, коим не дали реализоваться. Что ж, господа, сперматозоид был писаный красавчик, а ребенок вырос квазимодой?! Оставьте сослагательное наклонение турбореализму; раз не состоялся — значит, не такой силы и величины был талант. Гений — это и есть страсть, преодолевающая любые препятствия, а не предъявляющая документы оправдывающие собственную импотенцию. Кто хотел состояться — состоялся, без всяких оглядок и скидок на что бы то ни было. Напрашивается вопрос: а был ли мальчик, был ли талант?

Симулянты в жизни имитируют болезнь, симулянты в искусстве симулируют здоровье. Современные евнухи рассказывают какими они были мужчинами до того как… История, безусловно, душещипательная, но скорее для интимных бесед под луной, чем для публичных исповедей от имени поколения.

Режим господина Президента давал возможность избранным вкусно есть, пьяно пить, сладко любить и иметь свое карманное мнение; "втайне, барон, вы можете верить". При необходимости можно было залиться пьяными слезами и от умиления простить самого себя. У мистера Нолана и люденов эти штучки не пройдут. Для первого критерий — успех и эффективность; а людены вряд ли будут особенно милостивы к человеческому шлаку, мало отличному от питекантропов. Либеральная мечта 60-х — жить на полном довольствии Системы и при желании погавкивать и покусывать ее накрылось вместе с концом Хозяина. Господин Президент мог наорать, но потом отойти и орденок навесить. Нынешние же — хоть облай, хоть оближи, кормить все равно не будут. "Что, Феденька, репка?"

Потому и вой, и стон, что до сих пор по недоразумению зовется песней и прочий шабаш на Лысой горе. Зри в корень — и увидишь разбитую кормушку. И не ждите покаяния и самобичеваний, за годы новояза и двоемыслия эти ребята научились оправдывать себя при любых поворотах сюжета.

Но вернемся к Витицкому.

Уже упоминалось превращение "твари трепещущей" в "право имеющего" — явление, очевидно, закономерное. И тут уж берегись — слабый хищник самый жестокий. А тиран и деспот и кухонного витии выходит похлеще, чем из какого-нибудь чинуши или бурбона, ограниченного отсутствием воображения.

Какова же концепция, с коей карабкается герой к вершине пирамиды власти, каким оригинальным способом собирается осчастливить традиционно безмолвствующий народ, занятый большей частью грабежом и разведением баскеров? Да собственно никак, тут сам процесс властвования важен, тут не думать и рефлексировать, тут трясти надо. Заодно становится ясно какое такое предназначение у президента-шестидесятника. И снова напарываемся на То, с чем его предтеча боролся за миллиард лет до конца света, То, что превратило героя в "дьявола среди людей" и на что исподволь были направлены все 27 теорем этики.

Куда как просто написала судьба на роду — хранить и беречь дружка закадычного, ничем при том не гнушаясь. Но точит бес любопытства: а корешок-то чем знаменит? Да так, всякой всячиной на радость Родине любимой и ее Вооруженным Силам (Аршманн и Пферд, отзовитесь, горнисты…), а в основном — выращиванием бессмысленных идиотов-дублей. Плодил своими руками нечисть, так сказать.

Лёд тронулся, господа присяжные заседатели, и круг замкнулся. Задав поколение тому назад риторический, казалось бы, и побочный в той дискуссии вопрос: не является ли целью прогресса и эволюции установление руками интеллектуалов господства нечисти на Земле — художник ответил на него утвердительно. Ибо к этому его неизбежно подвели неверные посылки и ошибочность ориентиров и рассуждений.

Но так или иначе — вот финал исканий высоколобых мээнэсов, пьяных восторгов творческой интеллигенции, скользкой прогрессорской работы — сборище воющих кадавров. Браво, Маэстро! Не пригласить ли нам профессора Выбегалло?

Во всяком случае, спасибо за откровенность, таков приговор, что автор вынес самому себе. Оставим на этом идейное наследие Братьев Стругацких эпигонам, будут у него свои плакальщики, будут и обмывальщики…

Вскрытие закончено…

Расслабьтесь.