Станислав Лем
Пропавшая машина времени
В один из осенних дней, ближе к вечеру, когда сумерки уже обволакивали улицы и моросил дождь, кто-то постучал вдруг в мою дверь. Стук был нетерпеливым, словно посетитель намеревался сразу дать понять, что его визит продиктован нетерпением, я бы сказал, даже отчаянием. Отложив книгу, я вышел в коридор и открыл дверь. Передо мной стоял человек в клеенчатом плаще, с него стекала вода; лицо, искаженное усталостью, поблескивало каплями дождя. Обеими руками, покрасневшими и мокрыми, он опирался на здоровенный ящик, который, по-видимому, сам затащил по лестнице на второй этаж.
- Ну, - сказал я, - что вам?.. - и сразу же поправился: - Вам нужна моя помощь?
Он сделал какой-то неопределенный жест рукой, но по-прежнему молчал, глубоко дыша; я понял, что он хотел бы внести свой груз а комнату, но у него уже нет сил. Взявшись за мокрый, колючий шнур, которым был перевязан ящик, я внес его в коридор Когда я повернулся, незнакомец уже стоял за моей спиной. Я показал вешалку, он повесил плащ, бросил на полку шляпу, такую мокрую, что она напоминала бесформенный кусок фетра, и, неуверенно ступая, вошел в мой кабинет.
- Чем могу служить? - спросил я после продолжительного молчания. Он, все еще не глядя на меня, очевидно, занятый своими мыслями, вытирал лицо носовым платком; заметив, что он вздрогнул от холодного прикосновения промокших манжет рубашки, я посоветовал сесть у камина, но он даже не ответил. Схватившись за свой мокрый ящик, он тянул его, толкая, переворачивал с ребра на ребро, оставляя на полу грязные следы.
Только когда ящик очутился на середине комнаты, где его хозяин мог не сводить с него глаз, он как бы осознал вдруг мое присутствие, посмотрел на меня, пробормотал что-то невнятное, кивнул головой, подчеркнуто большими шагами подошел к пустому креслу и погрузился в его уютную глубину.
Я уселся напротив. Мы молчали довольно долго, однако по необъяснимой причине это выглядело довольно естественным. Он был не молод, пожалуй, ему было около пятидесяти. Лицо у него было несимметричное. Обращало внимание, что его левая половина была по размерам меньше правой, словно не поспевала за ней в росте, из-за этого угол рта, изгиб ноздри, разрез века были с левой стороны меньше, и это придало его лицу навсегда выражение испуганного удивления.
- Вы Тихий? - сказал он наконец, когда я этого меньше всего ожидал.
Я кивнул головой.
- Йон Тихий? Тот самый... путешественник? - уточнил он еще раз, наклонившись вперед. Он смотрел на меня недоверчиво.
- Hv, конечно, - подтвердил я. - Ведь это моя квартира.
- Я мог и ошибиться этажом, - буркнул он.
Неожиданно он привстал. Торопливо поправил сюртук, видно он намеревался его пригладить, но потом, как бы поняв тщетность этого намерения, выпрямился и сказал:
- Я физик. Фамилия моя Мольтерис. Вы обо мне слышали?
- Нет. - сказал я.
- Это не имеет значения, - пробормотал он скорее себе, чем мне.
Он производил впечатление человека меланхолического склада, однако это была задумчивость: он взвешивал в себе какое-то решение, уже принятое к послужившее причиной визита ко мне, но сейчас им вновь овладело сомнение. Я чувствовал это по взглядам, которые он бросал украдкой. У меня было впечатление, что он ненавидит меня за то, что вынужден обратиться ко мне.
- Я сделал открытие, - проговорил он голосом, который вдруг оказался хриплым. - Изобретение. Такого еще не было. Никогда! Вы не обязаны мне верить. Сам я не верю никому, и поэтому нет нужды, чтобы мне кто-либо верил. Достаточно будет фактов. Я представлю их вам. Все. Но... я не совсем...
- Вы боитесь? - подсказал я тоном благожелательным и успокаивающим. Ведь такие, как он, это сущие дети, безумные, гениальные дети. - Вы боитесь кражи, обмана, так? Можете быть спокойны. Стены этой комнаты видели изобретения и слышали...
-.Но не о таком!!! - вскричал он, и в его голосе, в блеске глаз на мгновение появилась невообразимая гордость. - Дайте мне какие-нибудь ножницы, - произнес он хмуро, по-видимому, у него вновь начался приступ подавленного настроения, - или нож.
Я подал ему лежавший на столе нож для разрезания бумаги. Он перерезал резкими и размашистыми движениями шнур, разорвал оберточную бумагу, швырнул ее, смятую и мокрую, на пол с намеренной, как мне показалось, небрежностью, словно говоря: "Можешь вышвырнуть меня, выругав за то, что я намусорил на твоем сверкающем паркете, если обладаешь отвагой выгнать такого человека, как я, вынужденного унизиться до просьбы о помощи".
Я увидел ящик в форме почти правильного куба, сбитый из струганых досок, покрытых черным лаком; крышка была только наполовину черная, наполовину же - зеленая, и я подумал, что ему нехватило лака одного цвета. Ящик был заперт замком с шифром. Мольтерис повертел диск, похожий на телефонный, заслонив его рукой и наклонившись так, чтобы я не мог увидеть нужное сочетание цифр, а когда замок щелкнул, медленно и осторожно поднял крышку.
По своей деликатности, а также из-за страха его испугать, я снова уселся в кресло. Я почувствовал - хотя явно он этого не показывал, - что Мольтерис был благодарен мне за это. Во всяком случае он несколько успокоился. Засунув руки вглубь ящика, он с огромным усилием - так, что щеки и лоб у него налились кровью, - вытащил оттуда большой черный прибор с какими-то щитками, лампами, проводами... впрочем, в таких вещах я профан. Держа свой аппарат в объятиях, он бросил сдавленным голосом:
- Где... розетка?
- Вон там, - показал я в угол рядом с библиотекой, потому что во второй розетке торчал шнур настольной лампы.
Он приблизился к книжным стеллажам и с величайшей осторожностью поставил аппарат на пол. Затем высвободил из путаницы проводов шнур и сунул его в розетку.
Присев на корточки у аппарата, он начал крутить рукоятку, щелкать тумблерами, вскоре комнату заполнил приятный певучий гул. Неожиданно на лице Мольтериса выступил страх; он приблизил лицо к одной из ламп, которая в отличие от других по-прежнему была темной. Он слегка прижал ее в гнезде пальцем, а когда ничего не изменилось, поспешно выворачивая карманы, отыскал отвертку, кусок провода, плоскогубцы и, опустившись перед аппаратом на колени, принялся лихорадочно, хотя и с преувеличенной осторожностью, возиться с его внутренностями.
Ослепшая было лампа неожиданно заполнилась розовым свечением. Мольтерис, который, как могло показаться, совершенно забыл о том, где находится, с глубоким вздохом удовлетворения засунул инструменты в карман, привстал и сказал совершенно спокойно:
- Тихий, это машина времени.
Я молчал. Не знаю, чувствуете ли вы, насколько деликатной и трудной была моя задача. Изобретатели вроде него - создавшие элексир вечной жизни, электронный предсказатель будущего или, как в этом случае, машину времени - сталкиваются с поразительной недоверчивостью, пытаясь посвятить кого-либо в тайну своего изобретения. Они отягощены подозрительностью, везде видят издевки, они боятся других людей и одновременно тянутся к ним, потому что знают, что без их помощи не обойтись. Сознавая это, они вынуждены сохранять в подобные моменты необычайную осторожность.
Впрочем, что бы я ему ни ответил, это все равно было бы плохо воспринято. Думаю, что если бы я сказал: "О, это необыкновенно, неужели вы действительно изобрели машину времени?", он наверняка бросился бы на меня с кулаками.
- Да, - сказал он, вызывающе засунув обе руки в карманы брюк, - это машина времени. Машина, предназначенная для путешествий во времени, понимаете?
Я кивнул головой, стараясь, чтобы это не выглядело как насмешка. Его натиск рассыпался в пыль, он стушевался. Несколько секунд выражение лица у него было довольно глуповатым. Оно было просто измученным. Покрасневшие глаза свидетельствовали о бесчисленных ночах, проведенных в бодрствовании, веки припухли. По случаю визита ко мне он побрился, однако у ушей и под нижней губой щетина оставалась: как бы в знак того, что брился он быстро и нетерпеливо, об этом говорил также и черный пластырек на шее.
- Вы ведь не физик, а?
- Нет.
- Тем лучше. Если бы вы были физиком, го не поверили бы мне, даже увидев все собственными глазами, ибо эта вещь, - он показал на аппарат, который все еще тихонько мурлыкал, словно дремлющий кот (лампы его бросали на стену розоватый отблеск), - могла появиться лишь после того, как я вычистил ту клоаку идиотизмов, которую они считают сегодня физикой. Есть ли у вас какая-нибудь вещь, с которой вы могли бы без сожаления расстаться?
- Пожалуй, нашел бы, - ответил я. - Что это должно быть?
- Все, что угодно, - камень, книжка, металлический предмет, только не радиоактивное. Это очень важно. Иначе произойдет несчастье.
Он еще продолжал говорить, когда я встал и направился к письменному столу. Как вы знаете, я педант, и любая вещь у меня находится всегда на неизменном месте, но наибольшее значение придаю я сохранению порядка в своей библиотеке. Тем больше поразило меня событие, которое стряслось за день до этого: я работал за письменным столом после завтрака над отрывком, который давался мне с большим трудом, и, подняв в какой-то момент взгляд поверх разбросанных по всему столу бумаг, заметил в углу около библиотеки книжку в темно-малиновом переплете формата одной восьмой; она валялась на полу, словно ее кто-то швырнул.
Я подошел и поднял ее. Обложка оказалась знакомой; это был оттиск статьи из журнала космической медицины - дипломная работа одного из моих довольно далеких знакомых. Я не понимал, каким образом она оказалась на полу. Правда, принимаясь за работу, я был погружен в свои мысли и специально комнату не осматривал, но я мог бы поклясться, что когда входил, на полу у стены ничего не было.
Я поставил ее на полку и забыл обо всем, но сейчас, после слов Мольтериса, малиновый переплет этой совершенно ненужной мне книжки словно сам втиснулся мне в руку, и я без слова ему подал ее.
Он взял ее, взвесил на ладони, не глядя даже на название, поднял черную крышку в средней части аппарата и сказал:
- Пожалуйста, подойдите сюда...
Я встал рядом. Бормоча что-то себе под нос, он повернул рукоятку, похожую на регулятор громкости у радиоприемника, и нажал на вогнутую белую кнопку рядом с ней. Свст всех ламп в комнате померк, в розетке, куда была вставлена вилка провода, ведущего к аппарату, вспыхнула сопровождаемая пронзительным треском голубая искра.
Я подумал, что сейчас он сожжет мне вес предохранители, но в этот момент Мольтерис хрипло произнес:
- Внимание!
И сунул книгу внутрь аппарата. Затем повернул торчащую сбоку небольшую черную рукоятку. Свет ламп снова стал прежним, и одновременно с этим картонная обложка темного томика на дне аппарата затуманилась. В мгновение она стала прозрачной и мне показалось, что сквозь картон переплета я вижу бледные контуры страниц и сливающиеся строчки печатного текста. Но это длилось очень недолго, в следующий миг книга расплылась, исчезла, и я видел лишь пустое, покрытое черным лаком дно аппарата.
- Переместилась во времени, - сказал он, не глядя на меня. Он грузно поднялся с пола. На его лбу поблескивали мелкие, как булавочные головки, капельки пота. - Или, если вас это больше устраивает, - омолодилась...
- На сколько? - спросил я. Деловитость этого вопроса несколько прояснила выражение его лица.
- Примерно на сутки, - отвечал он. - Точно я еще не могу вычислить. Впрочем...
Мольтерис вдруг замолк и посмотрел на меня.
- Вы были вчера дома? - спросил он, не скрывая волнения, с которым ждал моего ответа.
- Был, - медленно произнес я, потому что пол как будто стал проваливаться у меня под ногами. Меня что-то осенило, и в замешательстве, которое нельзя сравнить ни с чем, кроме воспоминания о невероятном сне, я мгновенно сопоставил два факта: вчерашнее совершенно необъяснимое появление книги точно в этом же месте и только что проделанный им эксперимент.
Я сказал ему об этом. Он не покраснел от радости, как это можно было ожидать, а лишь молча вытер несколько раз лоб платком. Я придвинул ему кресло, а потом сел и сам.
- Может быть вы скажете мне теперь, что вы от меня хотите? - спросил я, заметив, что он, по-видимому, успокоился.
- Помощи, - пробормотал он. - Поддержки... нет, нет не милостыни. Пусть это... будем считать ее авансом за участие в будущих прибылях. Машина времени... вы, вероятно, сами понимаете... - он замолк.
- Да, - отвечал я. - Полагаю, что сумма, которая вам нужна, довольна значительна?
- Весьма значительна. Видите ли, в игру входит большое количество энергии, кроме того, временной прицел - устройство, нужное для того, чтобы перемещаемое во времени тело достигло точно того момента, в который мы желаем его перенести, - требует еще большой доработки.
- Сколько на это нужно времени? - поинтересовался я.
- По крайней мере год...
- Хорошо, - сказал я. - Понятно. Только, видите ли, я должен буду, в свою очередь, обратиться за помощью... к третьим лицам. Попросту говоря к финансистам. Думаю, вы ничего не будете иметь против...
- Нет... разумеется, нет, - сказал он.
- Хорошо. Я открою перед вами карты. Большинство людей, оказавшихся на моем месте, посчитало бы, увидев вашу машину, что имеют дело с трюком, с ловким мошенничеством. Однако я вам верю. Верю вам и помогу, чем смогу. Чтобы достать денег, потребуется, конечно, время. В настоящий момент я весьма занят, кроме того, мне придется обратиться за советом...
- К физикам? - вырвалось у него. Он слушал меня с величайшим вниманием.
-Нет, зачем же? Я вижу, что всякое воспоминание о физиках вас душевно травмирует, давайте не будем говорить о них. Я ни о чем не стану вас расспрашивать... Совет нужен мне для того, чтобы выбрать подходящих людей, которые были бы готовы...
Я запнулся. И у него наверное в этот момент мелькнула та же мысль, что и у меня, глаза его заблестели.
- Тихий, - сказал он, - вам не нужно обращаться к кому-либо за советом... я сам скажу вам, к кому обратиться...
- С помощью своей машины, не так ли? - бросил я. Он торжествующе усмехнулся.
- Конечно! Как мне раньше это не пришло в голову... ну и осел же я... Вы уже путешествовали во времени? - спросил я.
- Нет. Машина заработала у меня лишь недавно, с прошлой пятницы... Я посылал только кошку...
- Кошку? Ну и что, она вернулась?
- Нет. Переместилась в будущее примерно на пять лет - шкала времени у меня еще несовершенная. Чтобы точно определить момент остановки при путешествии во времени, нужно создать дифференциатор, который бы координировал вибрирующие поля. Дело в том, что десинхронизация, вызванная квантовым эффектом туннелирования...
- Для меня пустой звук - все, о чем вы говорите, - прервал я его. - А почему вы сами не попробовали?
Мне это казалось странным, чтобы не сказать больше. Мольтерис смутился.
- Я намеревался, но знаете,.. я,.. мой хозяин выключил у меня электричество в воскресенье...
Его лицо покрыл румянец.
- Я задержался с квартирной платой и поэтому,.. - бормотал он. - Но, разумеется, сейчас... Да, да, вы правы. Я сделаю это сейчас. Встану вот здесь, видите, приведу аппарат в действие и... окажусь в будущем. Узнаю, кто финансировал мое предприятие, узнаю фамилии людей, и благодаря этому вы сможете сразу же без промедления...
Говоря это, он раздвигал в стороны перегородки, делящие внутреннее пространство аппарата на части.
- Подождите, - остановил я его, - нет, так не пойдет. Ведь вы не сможете вернуться: аппарат-то останется здесь, в моей квартире!
Он усмехнулся:
- Нет, что вы, я буду передвигаться во времени вместе с аппаратом. Так тоже можно - у него есть две степени регулировки. Вот здесь, посмотрите-ка, вариометр. Если я высылаю какой-то предмет в будущее и хочу, чтобы аппарат остался, то фокусирую поле здесь, на небольшом пространстве под крышкой. Когда же я сам собираюсь путешествовать во времени, то расширяю поле, чтобы оно охватило весь аппарат. Только потребление энергии будет при этом больше. У вас предохранители многоамперные?
- Не знаю, - ответил я, - боюсь, однако, что они не выдержат. В тот раз, когда вы... пересылали эту книгу, свет ламп померк.
- Пустяки, - сказал он, - я заменю предохранители на более мощные, если вы, разумеется, позволите...
- Пожалуйста.
Он принялся за дело. В его карманах была целая электротехническая мастерская. Через десять минут все было кончено.
- Я отправляюсь, - заявил он, вернувшись в комнату. - Полагаю, что мне следует передвинуться во времени по крайней мере на тридцать лет вперед.
- Так много? Зачем? - спросил я. Мы стояли рядом с аппаратом.
- Через несколько лет суть дела будут знать только специалисты, ответил он, - но спустя четверть века она станет известной каждому ребенку. Этому станут учить в школе, и имена людей, которые способствовали воплощению моего замысла в жизнь, я смогу узнать буквально у первого встречного.
Он тряхнул головой и обеими ногами встал на платформу внутри аппарата.
- Свет померкнет, - сказал он, - но это пустяки. Предохранители наверняка выдержат. Правда... при возвращении у меня могут быть кое-какие трудности...
- Какие же?
Он бросил на меня взгляд.
- Вы меня здесь никогда не видели?
- Что вы имеете в виду? - Я его не понимал.
- Ну... скажем, вчера или позавчера или неделю назад, месяц... или даже год назад... вы меня не видели? Здесь, в этом углу, не появлялся ли неожиданно человек, стоящий обеими ногами на аппарате?
- О! - вскричал я, - понимаю, вы опасаетесь, что, возвращаясь, можете не попасть в нужное время, а минуете его и появитесь где-то в далеком прошлом, так? Нет, я никогда вас не видел. Правда, я возвратился из путешествия около девяти месяцев назад; до этого дом был пустой...
- Ну, - прервал он меня, - в конце концов это не так уж важно. Если даже я возвращусь слишком далеко назад, то смогу сделать поправку. Самое большее - мое возвращение немного задерживается. В конце концов, это первый опыт... я прошу у вас терпения...
Он наклонился и нажал первую кнопку. Свет ламп сразу стал тусклым, аппарат издал слабый высокий звук, как при ударе по стеклянной палочке. Мольтерис поднял руку в прощальном жесте, а другой рукой повернул черную рукоятку, одновременно выпрямляясь.
В этот момент лампы снова запылали с прежней яркостью, и я увидел, что его фигура начала меняться. Одежда потемнела и стала расплываться. Но еще более удивительное происходило с ним самим: становясь прозрачными, его черные волосы белели, его фигура в одно и то же время расплывалась и корчилась, так что когда он исчез с моих глаз вместе с аппаратом и я оказался перед пустым углом в комнате, пустым местом на полу и белой, нагой стеной с розеткой, в которой не было вилки, когда, повторяю, я остался один, с открытым от изумления ртом, перед моим взором все еще было это поразительное превращение: ведь исчезая, захваченный потоком времени, он одновременно старел с головокружительной быстротой - десятки лет он пережил за долю секунды! Я подошел на колеблющихся ногах к креслу, передвинул его, чтобы лучше видеть пустынный, ярко освещенный угол, уселся и стал ждать. Я ждал всю ночь, до утра.
Ну так вот, с тех пор прошло семь лет. Думаю, что он уже никогда не вернется, ибо, поглощенный своей идеей, он забыл об одном простом обстоятельстве, которое, не знаю почему - сознательно или из невежества, упускают все авторы фантастических гипотез. Ведь, путешествуя во времени, и уйдя на двадцать лет вперед, на столько же лет станешь старше, ибо как же может быть иначе? Он представлял это путешествие таким образом, что настоящее человека может быть перенесено в будущее и его часы будут показывать время отлета, в то время как все часы вокруг будут показывать время будущего. Но это, как вы понимаете, невозможно. Чтобы было так, он должен был бы выйти из времени и вне его каким-то образом добираться к будущему, а найдя подходящий момент, войти в него... извне... как будто существует что-то такое, что лежит вне времени. Ничего такого нет, и поэтому несчастный Мольтерис собственными руками создал машину, которая убила его, заставив мгновенно постареть, и когда она остановилась там, в выбранном им моменте будущего, в ней находился лишь его скорченный труп с шапкой седых волос...
А теперь о самом страшном. Эта машина остановилась там, в будущем, но этот дом, вместе с квартирой, с этой комнатой и пустым местом в углу тоже ведь плывет по времени, пока не постареет настолько, насколько переместилась в будущее машина Мольтериса, и тогда она появится там, в пустом углу, а в ней - Мольтерис... то, что от него осталось... и это будет наверняка!