Прощай. До встречи с тобой...

Глава 1

— Она сказала, что все расскажет при личной встрече с вами, — моя секретарша стоит, нервно сжимая в руках папку с документами.

— И? — не глядя на нее, продолжаю переписку с одним из наших поставщиков. Задержка гравия меня просто выбешивает. Третий день стройка стоит на Торговом центре в Куркино. А этот мне в уши льет, что РЖД тормознуло разгрузку, придралось к документам.

— Максим Эдуардович... — голос Вики, а точнее, Виктории Владимировны, уходит в просящие тона, и я поднимаю глаза, впиваясь в нее взглядом.

Симпатичная женщина ближе к сорока, мать-одиночка, есть дочка, работу свою выполняет хорошо и вдруг такое.

— Вика, ты у меня сколько работаешь? — откладываю телефон на стол и упираюсь локтями, подпирая руками подбородок.

— Шесть лет.

— Скажи, сколько за это время приходило этих искательниц моего безымянного пальца?

— Восемь.

— Восемь, — повторяю я за ней, — Я похож на шаловливого донжуана, который сует свой член бездумно в любую дырку?

— Максим Эдуардович... — качает укоризненно головой.

— Значит, не похож, — отрываюсь от стола руками и встаю.

Мой рост почти два метра, и я выгляжу далеко не мелким, когда вот так встаю, расправив широкие плечи. Моя сестра, Лика, сравнивает меня с викингом, пусть так. Я такой и есть, дикий, необъезженный и сейчас ужасно злой.

— Так какого хрена, я уже пять минут слушаю твою речь про какую-то... Женщину, что пришла сюда требовать моих алиментов?

Вика сжимается, глаза бегают, но, видимо, женская солидарность побеждает.

— Она с ребенком, маленьким, грудным, — тихо говорит секретарь и я вижу, что именно это подтолкнуло мою лучшую работницу нарушить границы вседозволенности.

— Уволена, — произношу я, направляясь к дверям своего кабинета.

— Но Максим Эдуардович... — выдыхает за спиной Вика, а я уже открываю дверь в приемную, собираясь вызвать охрану и выпроводить эту нахалку.

В приемной сидит на кожаном диване цвета капучино девушка и качает на руках ребенка, что-то тихо напевая ему или ей, без разницы. При моем появлении вскакивает, одергивая ворот сиреневой вязаной кофточки. Неужели кормила грудью, здесь, у меня в офисе?! Почему-то именно это меня заводит до предела, ее наглость и беспардонность. Встаю напротив, сложив руки на груди. Разглядываю. Ну да, конфетка, тут не придраться. Худая правда, бледная, но почти белая коса до талии и выбившиеся пряди зачетные. Сама хрупкая, мелкая. С моим ростом потеряется где-то в районе подмышки и не замечу.

Поднимает глаза, зеленые, цвета мха, завораживающие. Красивая, но слишком слабая, я таких сразу вижу, и я точно ее не знаю.

— Чего тебе? — говорю скучающим тоном, жаль, красотка ничего так, могла бы скрасить пару вечеров.

— Я ... — начинает она дрожащим голосом, — Мне помощь нужна, а именно, моей дочери.

— Сколько? — тянусь к бумажнику в кармане брюк, собираясь просто откупиться или заняться благотворительностью. У меня совещание через десять минут, не до нее.

— Триста тысяч, — вскидывает гордо голову, пепельная прядь падает на лоб.

— Рублей?

— Да.

Отсчитываю купюры пятитысячными, кладу на стол секретарши.

— Все?

— Да, — ее голос дрожит, но смотрит вызывающе, словно изначально настроилась на борьбу, — Не хотите узнать, как ее зовут?

— Кого? — разворачиваюсь, чтобы уйти, но притормаживаю у двери в свой кабинет.

— Вашу дочь?

— Ты сейчас серьезно? — усмехаюсь.

— Мне не до шуток, — смело произносит девушка.

— Я могу понять все, — разворачиваюсь опять к ней, — Но у вас какая-то группа, может, есть или чат какой под темой, как раскрутить олигарха на бабки?

— Нет, — пятится испуганно.

— Тогда что еще нужно? Я тебе бабки дал, мозги не крутил, доказательств не требовал, что еще?!

— Это ваша дочь! — вдруг вырывается из девушки крик, — Вы что, совсем бесчувственный и равнодушный?!

Делаю стремительный шаг к ней, нависая всем своим ростом. Схватил бы за горло, но ребенок на ее руках тормозит.

— Слушай, ты, я не посмотрю, что у тебя на руках ребенок, но совесть должна быть?

— Я не вру!

— Врешь! — отбриваю ее протест, — Ничего у нас с тобой не было и быть не могло!

— Было!

— А ты упертая, — выдыхаю обозленно, — Жизнь тебя ничему не учит. Получила свои деньги и иди, не оглядываясь.

— Это не для меня, а для Василиски, — вдруг всхлипывает девица.

— Имя-то какое, кошачье, — морщусь в ответ, — Давай без сантиментов. Сейчас дал, больше не приходи. В следующий раз охрану вызову или в участок загремишь, поняла?

— Ты мне не веришь, — обреченно произносит мать ребенка, — Пусть так, если бы не операция, я бы в жизни к тебе не пришла.

— Вот и не нужно было, — говорю удовлетворенно, собираясь уйти, — Вот, еще, купи там памперсов что ли, и еды, худая больно.

Кидаю на стол еще пачку, даже не знаю сколько там. Просто достал из портмоне и бросил. Она провожает деньги безумным взглядом, который я не могу понять.

— Ты не помнишь... — выдыхает девица, снова впиваясь в меня своими зелеными глазами, которые искрятся от слез, — Меня не помнишь и нашу встречу.

— Конечно, нет, — усмехаюсь, окидывая ее взглядом. С такой я бы, конечно, замутил, но на одну ночь, не более.

— Вспомни, ночной клуб «Облака», танцпол, девушка танцует у шеста... — произносит она, а я хмурюсь, пытаясь вспомнить. Зачем мне это нужно вообще?!

— Дальше?

— Ты изнасиловал меня в мужском туалете, пока твоя охрана стояла у дверей. И я была девственницей, помнишь, Макс?! — меня просто буравят взглядом, в котором столько ненависти, что перетряхивает всего, но еще больше я зависаю от обвинений.

— Чего?! Изнасиловал! — ору, забывая обо всем, слышу, как позади меня охает Вика. Да не может быть, полный бред!

Глава 2

— Чтобы духу твоего здесь не было через секунду, — смотрю зло на девушку, и та гордо выпрямляет спину, — И чтобы ни слова, твое вранье оставь для себя.

— Я не вру, впрочем... А не пошел бы ты на... хрен! — девица сдергивает со стола пачку денег и делает шаг к выходу, прижав к груди спящую дочь. Я не вижу ребенка, только розовый легкий комбинезон, капюшон со смешными ушками.

То, что она все еще кормит ребенка грудью, говорит о ее любви к нему. Многие женщины из моего окружения и не начинают это делать, чтобы не портить грудь. А эта сама худая, можно сказать, тощая, а молоко есть. О чем я думаю?

— Стоять! — приказываю я, хватая девицу за локоть.

Та морщится от моей хватки, но ничего, потерпит.

— А вот теперь я хочу все знать и это не разговор в приемной, — поднимаю свою руку, бросая короткий взгляд на черный Tissot. Черт, совещание уже началось, — Жди меня здесь, скоро вернусь, тогда и поговорим.

Отпускаю ее руку и выхожу из приемной, направляясь в конференц-зал. Отец не будет доволен моим опозданием, но ничего, переживу. Но это я погорячился, совещание еще не началось, в зале стоял общий гул голосов.

— И что вы собираетесь делать с сыном Высотина?! — кричал один из соучредителей, толстый, вечно потный дядька лет пятидесяти, — Этого ... Нужно срочно убирать из правления.

— Не шуми, Борис, — морщится отец, а я сажусь рядом с ним, облокотившись локтями в подлокотники кресла и сцепив руки перед собой домиком. Отец кивает мне и сердито смотрит на Сытникова, — У парня недавно умер отец, он еще не справился с горем.

— Да какое горе, Эдуард? — продолжает кричать Сытников, — Парень чуть ли не с пеленок дурь употребляет и что будет сейчас? Завтра все газеты и весь интернет разнесет нас в пух и прах. Какие инвесторы, о чем ты? Если в правлении у нас такие придурки!

— Можно как-то без оскорблений, — вставляю свою пару слов и Сытников затыкается, лишь зло смотрит на меня, — Если Вадим попал в историю, я, правда, еще не в курсе, то мы замнем это дело в любом случае.

— Да он девку какую-то подобрал, ночь с ней провел, а она на него заяву накатала! — снова заводится банкир, — Завтра или сегодня от нас отвернуться при подаче заявок на новые тендеры, что делать тогда будем?

— Так уж и отвернутся, — усмехаюсь я, а у самого что-то екает в груди.

— Знаешь, что, Максим. Я тебя с детства знаю, ты парень неглупый. Сейчас, когда бизнес держится на респектабельности, доверии и надежности, никаких, я повторяю, никаких черных пятен на репутации быть не должно. Тем более, на руководстве! — немного успокаивается Сытников.

— Ты это, Борис, сядь, а то так и до инфаркта недалеко, — приглашает всех за стол отец, — А ты, Максим, дай распоряжение службе безопасности: девицу найти, провести беседу, денег дать, чтобы молчала и Высотина ко мне сюда. Разбираться будем.

Выхожу из кабинета и даю распоряжения, возвращаюсь. Речь уже идет по тендерам, а я совсем выпадаю из обсуждения. Если девица, что сидит сейчас у меня в кабинете, пойдет в газеты... Лучше мне ее там в кабинете и придушить, а потом закопать за Деловым центром вместе с ребенком. О чем я думаю! Короче, договариваться надо, иначе моя репутация не только пострадает, а просто рухнет. Нет, с должности меня не попрут, но хапну антипиара я знатно.

— Максим, а ты что скажешь? Стоит нам подавать заявку на этот автокомплекс? — поворачивается ко мне отец, — Там рядом жилой микрорайон, начнут протесты писать.

— Какой комплекс? — выныриваю из своих раздумий.

— Ты где летаешь вообще? — сквозь зубы произносит отец и снова возвращается в беседу с другими.

С трудом заставляю себя вернуться к теме обсуждения, отбросив все мысли о моей якобы дочери. Но слова девушки о том, что я ее каким-то таким образом обидел, а главное, когда? Неужели я мог забыть, что принудил кого-то силой, склонил к сексу, да еще незащищенному? Полный бред, такого в жизни быть не может. Я даже полностью в невменяемом состоянии спокойный как удав. В морду мужику дать могу, но с позиции своего роста пользуюсь этим не часто, так и убить могу. Но чтобы силой... Девушку...Это не про меня.

— Так, сегодня мы все равно ничего толком не решим, пока эта ситуация с Высотиным не прояснится. Все свободны, завтра совещание в два дня. Сытников и Максим, останьтесь, — говорит отец, а я удивленно оглядываюсь. Ничего не помню, что тут говорили по работе. Надо же, как меня накрыло этой историей с появлением незнакомки.

А она ничего так, я бы сказал роскошная женщина. Сама худая, хрупкая, а грудь так и натягивала сиреневую кофточку. Я бы такую запомнил, это точно.

— Итак, Борис, ты чего тут бурю поднял? — отец достает из бара шкафа три бокала и коньяк, там и нарезанный лимон, шоколадные конфеты, — Знаешь, как такие дела решаются, первый раз, что ли?

— Да мне этот Высотин поперек горла уже стоит, — проводит ребром ладони по горлу Сытников, — Пока его отец жив был, парня еще держал как-то, а сейчас совсем катится к ... Короче, Эдуард, решай, но я за то, чтобы выкупить долю Вадима и работать спокойно. Ничего хорошего из него не выйдет, ты знаешь.

— Он еще молодой парень, дай ему время, — морщится отец и мы, не чокаясь, пьем, — А ты что молчишь? — поворачиваются оба ко мне, пока и я играю бокалом в своих пальцах.

— А что тут скажешь, ну давай, я встречусь сегодня с Вадимом, поговорим еще раз. Парень всю жизнь с отцом воевал, сейчас не с кем. Вот и слетел с катушек.

— Все-то у тебя просто Макс, — крякает Сытников, — Твоя молодость не такая бурная была.

— Не такая, — киваю я, — Меня вообще здесь не было, я в Оксфорде учился, а там совсем другие порядки.

— Вот и Высотину нужно было сына туда отправить, а то все Россия, страна возможностей, лучше дома... Знаю я его, дома. Сам бизнес строил, а сын со своими Ночными волками по Москве катался, а днем отсыпался. Вот и упустил. Если бы не сердце, может и успел сына воспитать, а так, нет человека, и парня теперь считай нет.

Глава 3

— Где она? — врываюсь в приемную и пугаю Вику своим стремительным появлением.

— Кто?! — вскакивает она со своего места за столом.

— Ну эта, с ребенком? — открываю дверь в свой кабинет, никого.

— Так ушла, — Вика смотрит на меня удивленно.

— Как ушла, я же сказал, чтобы дождалась меня?! — взрываюсь, накидываясь на ни в чем не виновную секретаршу, — Какой приказ был непонятен? Сказал, ждать здесь! Почему ты ее отпустила?!

— Максим Эдуардович, знаете что... — Вика кидает папку, что держала в руках, на свой стол, тем самым сбивая с него подставку для ручек, — Я увольняюсь!

— С чего бы это? — обалдеваю я.

— А ни с чего! К вам девушка пришла за помощью, с грудным ребенком, а вы... Ей, между прочим, действительно деньги нужны на операцию. У девочки дырочка в сердце и это вам не шутки. Ну нельзя же быть таким черствым в конце концов! Тем более, вы ее... — тут Вика замолкает, испуганно смотрит на меня.

Боится? Серьезно?! Просто шикарно!

— Во-первых, давай сразу договоримся, я никого не наси... Короче, силой не склонял к близости, понятно. Во-вторых, ну не может это быть моя дочь, я эту девицу первый раз вижу. Кому ты веришь? Ей или мне?

— Вам... — неуверенно произносит Вика, — И ей... Нет, вы не подумайте, я не думаю, что вы это, ну то самое, но могли забыть там по пьяному делу или еще как...

— Вика, ты серьезно сейчас? Ты меня пьяным видела хоть раз?

— Да было ... — с сомнением произносит она, — На Новогоднем корпоративе.

— Да там из трезвых только елка была, — возмущаюсь в ответ, — И когда это было?

Молча прикидываем в уме, сколько прошло месяцев, сейчас конец ноября, могла девица родить?

— Могла, — отвечает на мой мысленный вопрос Вика.

— Бред... — зарываюсь пальцами в волосы, — Ну, допустим, я был пьян, но силой... Нет! Да и как бы я ... Где?

— Да не знаю я! — в сердцах говорит Вика, — Вы, Максим Эдуардович, лучше бы вспомнили все про эту девушку.

— И как я ее найду теперь?

— У охраны обычно есть данные паспорта и телефон всех, кто входит в здание, — тут же предлагает Вика.

— Умница! — радуюсь я, — Звони туда, адрес мне на стол.

Захожу в свой кабинет, встаю около панорамного окна, предварительно плеснув янтарной жидкости на два пальца в бокал. Коньяк обжигает горло, разливаясь теплом по груди. Нервы и мысли начинают успокаиваться, выстраиваясь в какое-то подобие логической цепочки. Прежде всего нужно вспомнить ту предновогоднюю ночь, которую я ни черта не помнил. Каждый год наша компания устраивает корпоратив для сотрудников, впрочем, как и все другие. В этот раз мероприятие проходило в пафосном клубе Gipsy на Болотной. Несколько залов полных людей, развлечений на любой вкус, шоу. В каждом зале стояли елки — шедевр дизайнерской фантазии. Помню, все рассматривали их, пили коктейли, общались. Я даже танцевал. Дальше полный провал. Очнулся уже у себя дома. Но я точно не мог никого изнасиловать, не в том состоянии был, да и вообще не мог!

— Максим Эдуардович, вот, — в кабинет заходит Вика.

Все еще сердится на меня, пухлые губы превратились в тонкие нитки.

— Вик, давай вот не будем мне ходячую совесть изображать. Хорошо работаешь, продолжай дальше, но мораль мне читать не надо и даже не советую начинать, — морщусь я, принимая от нее лист с написанными данными.

— Хорошо, Максим Эдуардович, но вы скажете мне...

— Вика, я вроде понятно все сказал? — прерываю ее, и она разворачивается на каблуках, что-то там ворчит тихо себе под нос и уходит из кабинета.

Сердито комкаю бумагу в руке, сжимая кулак, но тут же встряхиваюсь словно пес и распрямляю лист. Так, кто тут у нас: Абрамова Варвара Алексеевна. Проживает Октябрьское поле, дом 36... Ничего себе прописка московская и что же эта девочка делала в клубе у шеста? Хотя сейчас черт их поймешь, кто есть кто. Или прописка липовая. Как же я ее найду, если она там не живет. Варвара, надо же имя какое и дочь назвала себе под стать, Василиса, Васька.

Перебираю машинально имя дочери на слух, склоняя по-всякому, а что, мне нравится. И ничего оно не кошачье. Василиса Максимовна... Интересно звучит. Так, о чем я думаю вообще? Какая к черту дочь?

На столе взрывается рингтоном телефон, отец.

— Максим, ты еще на месте? — сердито спрашивает он.

— Да.

— Я тебе сказал, куда ехать?

— Куда?

— К Высотину! Ты сегодня вообще слышал, что на собрании было или так, присутствовал для отвода глаз.

— Да слышал я все, — ворчу, накидывая снова пиджак, который снял, пока по кабинету ходил, — Сейчас поеду.

— Давай, вправь там ему мозги. Вроде не дурак, а как отца не стало, опять с катушек съехал.

— Да, Вадим нормальный, что ты начинаешь? Не перебесился просто еще, — выхожу из кабинета, кивая Вике, прикрываю трубку ладонью, — Я уехал по делам, машину мне вызови. Сегодня уже не вернусь, — секретарь кивает, а я выхожу в коридор, слушая отца:

— Вадима нужно приструнить, ему доучиться надо. Поговори с ним по-мужски, вы всегда нормально общались. Потом нашему адвокату позвони, пусть с этой девицей поговорит, что заявление написала. Явно там история ничего не стоит, но нужно быстро все замять. Тендеры на носу.

— Понял, уже выезжаю, — спускаюсь с крыльца и сажусь в машину, что уже подъехала.

— И это, Максим, чтобы с этого дня и до окончания рассмотрения наших заявок никаких скандалов, никаких клубов, сидите тихо и мирно, понял? — сурово отчитывает отец.

— Да понял я все, мне можешь не говорить, не мальчик уже, — говорю, а сам вспоминаю незнакомку с ребенком на руках. Вот же принесла ее нечистая именно сейчас.

Глава 4

Вылетаю из этого ужасного здания, еле сдерживая слезы. Хорошо, что Васька еще слишком маленькая и спокойно спит себе, даже не зная, как с нами обошелся ее родной отец. А в принципе ничего такого и не случилось. Я же не думала, что он встанет передо мной на колени и попросит прощения, а дальше жизнь в любви и небо в алмазах. Но обидно, как же обидно! Он меня даже не вспомнил, этот олигарх... Недоделанный!

Спотыкаюсь, прижимая к себе Ваську крепче, и иду медленнее, еще не хватало упасть с ребенком на руках. Дочка возится, сопит, не нравится ей, что сжимаю слишком крепко. Останавливаюсь в парке рядом с Деловым центром, опускаюсь на лавочку. Осторожно заправляю дочку в кенгурятник, стараясь не разбудить. Нежно целую в носик, любуясь пухлыми щечками. Какая красивая, могу смотреть вечно. Только едва заметный синий ободок около рта и бледные с голубым оттенком губы, заставляют меня снова всхлипнуть. Казалось, отплакала свое еще в роддоме, думала, молоко пропадет, но нет, льет как из ведра. Даже специальный лифчик, что подарили мне девчонки на выписку, не спасает.

Тогда все словно в тумане было. Я после кесарево сечения и Васька с пороком сердца. Думала прямо в больнице и останемся обе, вынесут ногами вперед. Я ведь звонила еще тогда отцу дочки, телефон его работы нашла с трудом, Галя помогла, моя подруга. У меня денег даже на памперсы не было. Только никто меня с Максом даже соединять не стал, сказали пишите электронные письма на почту, будет ответ. Писала, даже отметки что прочитано не было.

— Я пойду к нему прямо на работу, — возмущалась подруга, когда приходила ко мне в роддом, — Пусть знает, что у него дочь есть и ей операция нужна срочно.

— Галя, я сама виновата, — пытаюсь удержать боевую подругу, — Зачем на него это взваливать?

— Как это зачем?! У тебя вопрос жизни и смерти твоего ребенка. Его, кстати, тоже.

— Давай подождем, пока меня выпишут, — пыталась я оттянуть время.

— А Васька? Она может ждать?

— Врач сказал порок операбельный, лишь небольшая дырочка в перегородке сердца. Лучше сделать сейчас операцию, тут ты права. Иначе задержка в росте, уставать будет. Васька знаешь, как грудь сосет? Вцепиться, есть хочет, а сил тянуть нет. Молоко мимо брызжет, в ротик почти не попадает. Васька дышать не может в этот момент, пугается, плачет.

— Ох и намучаешься ты с ней, — качает головой подруга, — Если бы не знала тебя, предложила бы ребенка в больнице оставить.

— Да ты с ума сошла! — возмущаюсь я вскакивая с больничной лавки в холе для посетителей, — Подруга называется.

— Да сядь ты, знаю, сама такая же дура, — тянет меня за руку Галя, — Но тяжело тебе будет, Варька. К матери своей не пойдешь, там отчим мигом тебя оприходует, да и мать не пустит конкурентку. А сама, что будешь делать, да еще с больным ребенком? Ты вон после кесарево сечения еле живая ходишь, похудела, того гляди ветром сдует. Одна грудь и осталась.

— Ничего, живут люди, и мы с Васькой прорвемся, — отвечаю упрямо, а Галя со вздохом вынимает из пакета пирожки с мясом.

— Ешь, иначе ругаться буду, — достает еще кефир. Чтобы я без нее делала?

Все в моей жизни переменилось десять лет назад. В моей и моего старшего брата, когда умер наш отец, обычный водитель московского автобуса. Оторвался тромб. Хорошо, что в это время отец был на маршруте, но стоял на остановке. В автобус продолжали садиться пассажиры, а отца не стало за мгновение. Как рассказывали, он схватился за грудь и упал лицом на руль. Все, больше не поднял голову. Вот так бывает, утром ушел на работу и не стало.

Врачи меня подробно расспрашивали о моем отце, возможно, у него тоже был порок. Но в то время никто, конечно, его не обследовал и УЗИ сердца не делали. Мама погоревала, и как сказала наша соседка, пошла по рукам. Появились мужчины, разные, богатые, бедные. Один, другой. Последний появился шесть лет назад и после месяца проживания в нашей московской квартире начал распускать руки в отношении меня. Я боялась оставаться с ним дома одна.

Брат пытался защитить меня, но его забрали в армию, а потом он пропал. Пришло от него письмо, что больше не вернется в этот дом, и Стас перестал писать. Мама даже не искала его, только сказала, что без Стаса спокойнее. Отчим вздохнул с облегчением и удвоил свои попытки. Однажды мать застала нас, когда тот в очередной раз прижал меня к стене, добиваясь близости. Обозвала и выгнала меня на улицу, кинув на лестницу наскоро собранную сумку с вещами.

Так я и оказалась у Гали, которая сама снимала комнату в коммуналке и пустила меня к себе. Мы вместе учились в институте. Галя на гинеколога, а я на детского терапевта. Жить с подругой мне нравилось намного больше, чем в семье. Даже пусть мы порой делили пустые макароны на двоих, все равно это было более правильно и честно, чем постоянные домогательства отчима. Вместе вечерами и в выходные подрабатывали в клубе официантками, а я еще и танцами. Ходила с детства в кружок, навыки и пригодились.

Я бы справилась с дочкой сама, если бы она родилась здоровой и не нужны были деньги на операцию. Врач сказал, что окошечко в сердце совсем небольшое и если его закрыть, то ребенок будет практически здоров. Я очень на это надеялась, ведь больше у меня не было никого в этом мире. Моя семья не считается. И я была бы счастлива, если бы не тот случай в клубе, когда мне попался этот олигарх. Он нагло забрал у меня все — девственность, наивность, веру в мужчин.

Сегодня я немного погорячилась, как такого-то насилия не было. Я знала, кто этот красивый и представительный молодой мужчина. Всегда хорошо одет, всегда с охраной. Часто с красивыми женщинами или друзьями. Почему я выделила его среди других мужчин, мне было не известно. Но то, что очень нравился, это да.

Нет, я сопротивлялась, дралась как дикая кошка, но да, я хотела. И когда Макс взял меня, несмотря на мои глухие крики и резкую боль, то сквозь слезы я даже почувствовала облегчение, что моим первым мужчиной стал именно он. Столько раз я отбивалась от отчима, что уже думала, никогда в жизни не смогу почувствовать к мужчине ничего, кроме отвращения. Оказалось, что нет. И пусть первый раз был болезненным и неприятным, но пьяные поцелуи Макса сводили меня с ума, а его торопливые ласки что-то вызвали во моем теле. И если бы не это чувство, я бы разодрала ему все лицо, а не пыталась сдержать стон удовольствия, когда Макс целовал меня, жадно, яростно, горячо.

Только потом, со слезами на глазах, когда собирала с пола деньги, что он мне кинул, я поняла, что наделала. А когда через месяц узнала, что беременна, моя жизнь разделилась на две половины. До встречи с Максом и после. Все стало совершенно другим.

Глава 4

Вылетаю из этого ужасного здания, еле сдерживая слезы. Хорошо, что Васька еще слишком маленькая и спокойно спит себе, даже не зная, как с нами обошелся ее родной отец. А в принципе ничего такого и не случилось. Я же не думала, что он встанет передо мной на колени и попросит прощения, а дальше жизнь в любви и небо в алмазах. Но обидно, как же обидно! Он меня даже не вспомнил, этот олигарх... Недоделанный!

Спотыкаюсь, прижимая к себе Ваську крепче, и иду медленнее, еще не хватало упасть с ребенком на руках. Дочка возится, сопит, не нравится ей, что сжимаю слишком крепко. Останавливаюсь в парке рядом с Деловым центром, опускаюсь на лавочку. Осторожно заправляю дочку в кенгурятник, стараясь не разбудить. Нежно целую в носик, любуясь пухлыми щечками. Какая красивая, могу смотреть вечно. Только едва заметный синий ободок около рта и бледные с голубым оттенком губы, заставляют меня снова всхлипнуть. Казалось, отплакала свое еще в роддоме, думала, молоко пропадет, но нет, льет как из ведра. Даже специальный лифчик, что подарили мне девчонки на выписку, не спасает.

Тогда все словно в тумане было. Я после кесарево сечения и Васька с пороком сердца. Думала прямо в больнице и останемся обе, вынесут ногами вперед. Я ведь звонила еще тогда отцу дочки, телефон его работы нашла с трудом, Галя помогла, моя подруга. У меня денег даже на памперсы не было. Только никто меня с Максом даже соединять не стал, сказали пишите электронные письма на почту, будет ответ. Писала, даже отметки что прочитано не было.

— Я пойду к нему прямо на работу, — возмущалась подруга, когда приходила ко мне в роддом, — Пусть знает, что у него дочь есть и ей операция нужна срочно.

— Галя, я сама виновата, — пытаюсь удержать боевую подругу, — Зачем на него это взваливать?

— Как это зачем?! У тебя вопрос жизни и смерти твоего ребенка. Его, кстати, тоже.

— Давай подождем, пока меня выпишут, — пыталась я оттянуть время.

— А Васька? Она может ждать?

— Врач сказал порок операбельный, лишь небольшая дырочка в перегородке сердца. Лучше сделать сейчас операцию, тут ты права. Иначе задержка в росте, уставать будет. Васька знаешь, как грудь сосет? Вцепиться, есть хочет, а сил тянуть нет. Молоко мимо брызжет, в ротик почти не попадает. Васька дышать не может в этот момент, пугается, плачет.

— Ох и намучаешься ты с ней, — качает головой подруга, — Если бы не знала тебя, предложила бы ребенка в больнице оставить.

— Да ты с ума сошла! — возмущаюсь я вскакивая с больничной лавки в холе для посетителей, — Подруга называется.

— Да сядь ты, знаю, сама такая же дура, — тянет меня за руку Галя, — Но тяжело тебе будет, Варька. К матери своей не пойдешь, там отчим мигом тебя оприходует, да и мать не пустит конкурентку. А сама, что будешь делать, да еще с больным ребенком? Ты вон после кесарево сечения еле живая ходишь, похудела, того гляди ветром сдует. Одна грудь и осталась.

— Ничего, живут люди, и мы с Васькой прорвемся, — отвечаю упрямо, а Галя со вздохом вынимает из пакета пирожки с мясом.

— Ешь, иначе ругаться буду, — достает еще кефир. Чтобы я без нее делала?

Все в моей жизни переменилось десять лет назад. В моей и моего старшего брата, когда умер наш отец, обычный водитель московского автобуса. Оторвался тромб. Хорошо, что в это время отец был на маршруте, но стоял на остановке. В автобус продолжали садиться пассажиры, а отца не стало за мгновение. Как рассказывали, он схватился за грудь и упал лицом на руль. Все, больше не поднял голову. Вот так бывает, утром ушел на работу и не стало.

Врачи меня подробно расспрашивали о моем отце, возможно, у него тоже был порок. Но в то время никто, конечно, его не обследовал и УЗИ сердца не делали. Мама погоревала, и как сказала наша соседка, пошла по рукам. Появились мужчины, разные, богатые, бедные. Один, другой. Последний появился шесть лет назад и после месяца проживания в нашей московской квартире начал распускать руки в отношении меня. Я боялась оставаться с ним дома одна.

Брат пытался защитить меня, но его забрали в армию, а потом он пропал. Пришло от него письмо, что больше не вернется в этот дом, и Стас перестал писать. Мама даже не искала его, только сказала, что без Стаса спокойнее. Отчим вздохнул с облегчением и удвоил свои попытки. Однажды мать застала нас, когда тот в очередной раз прижал меня к стене, добиваясь близости. Обозвала и выгнала меня на улицу, кинув на лестницу наскоро собранную сумку с вещами.

Так я и оказалась у Гали, которая сама снимала комнату в коммуналке и пустила меня к себе. Мы вместе учились в институте. Галя на гинеколога, а я на детского терапевта. Жить с подругой мне нравилось намного больше, чем в семье. Даже пусть мы порой делили пустые макароны на двоих, все равно это было более правильно и честно, чем постоянные домогательства отчима. Вместе вечерами и в выходные подрабатывали в клубе официантками, а я еще и танцами. Ходила с детства в кружок, навыки и пригодились.

Я бы справилась с дочкой сама, если бы она родилась здоровой и не нужны были деньги на операцию. Врач сказал, что окошечко в сердце совсем небольшое и если его закрыть, то ребенок будет практически здоров. Я очень на это надеялась, ведь больше у меня не было никого в этом мире. Моя семья не считается. И я была бы счастлива, если бы не тот случай в клубе, когда мне попался этот олигарх. Он нагло забрал у меня все — девственность, наивность, веру в мужчин.

Сегодня я немного погорячилась, как такого-то насилия не было. Я знала, кто этот красивый и представительный молодой мужчина. Всегда хорошо одет, всегда с охраной. Часто с красивыми женщинами или друзьями. Почему я выделила его среди других мужчин, мне было не известно. Но то, что очень нравился, это да.

Нет, я сопротивлялась, дралась как дикая кошка, но да, я хотела. И когда Макс взял меня, несмотря на мои глухие крики и резкую боль, то сквозь слезы я даже почувствовала облегчение, что моим первым мужчиной стал именно он. Столько раз я отбивалась от отчима, что уже думала, никогда в жизни не смогу почувствовать к мужчине ничего, кроме отвращения. Оказалось, что нет. И пусть первый раз был болезненным и неприятным, но пьяные поцелуи Макса сводили меня с ума, а его торопливые ласки что-то вызвали во моем теле. И если бы не это чувство, я бы разодрала ему все лицо, а не пыталась сдержать стон удовольствия, когда Макс целовал меня, жадно, яростно, горячо.

Только потом, со слезами на глазах, когда собирала с пола деньги, что он мне кинул, я поняла, что наделала. А когда через месяц узнала, что беременна, моя жизнь разделилась на две половины. До встречи с Максом и после. Все стало совершенно другим.

Глава 5

Проезжаю мимо парка и замечаю фигуру на лавке. Сидит с ребенком на руках, о чем-то задумалась. Попалась птичка, сейчас я с тобой разберусь. Велю водителю остановиться и почти на ходу выпрыгиваю из машины. Чертыхаюсь, попадая чистыми ботинками прямо в лужу, но плюю на расползающееся на брюках мокрое пятно. Нужно поймать девчонку, пока не сбежала.

При виде меня та вскакивает с лавки и пытается скрыться, но куда? Аллея почти пустая, да и далеко с ребенком не убежать. Догоняю ее неторопливым шагом, подхватываю крепко под локоть и тащу к машине.

— Глупостей не делай, — шиплю ей на ухо, склоняясь к шее, где возбужденно бьется тонкая вена. Платок у нее развязался, капюшон пальто упал, освобождая выбившиеся пряди волос.

Невольно вдыхаю запах. Какой-то знакомый с детства, чуть сладковатый, родной, что чуть не уносит с ног, заставляя сбиться с шага.

— Сейчас сядешь в мою машину и поедем в лабораторию, милая, — тащу ее, как на аркане, а та еще упирается.

— Никуда я с вами не поеду! — шипит грозно, а мне слышится комариный писк, — Мне ничего от вас не нужно!

— Ага, кроме денег, это я слышал, — открываю дверь машины и силой всовываю ее внутрь, залезаю сам.

Девица дергает ручку противоположной двери, но водитель уже заблокировал замки.

— Выпустите меня, я кричать буду, — по-прежнему шепчет Варя.

— Ребенка разбудишь, — усмехаюсь я и она дергается, бросает взгляд на личико спящего младенца.

Надо же, переживает. Неужели правда заботится о ребенке?

— Что же ты таскаешь с собой больную дочь? — ехидно замечаю я, делая водителю знак ехать.

— А с кем мне ее оставить? У меня нет столько денег, как у вас, — тихо огрызается Варя.

— Так все дело в деньгах?

— И в них тоже. Я уже сказала, мне ничего от вас не нужно, помогли и на том спасибо.

— Ну уже нет, сказала А, говори В. Сейчас выясним, чей ребенок на самом деле, чтобы больше не было соблазна являться ко мне на работу и требовать денег, тем более обвинять меня в изнасиловании которого не было!

— Было! — рычит она, а ребенок морщится, открывает ротик и начинает хныкать.

Глазки у девочки голубые, красивые. Невольно присматриваюсь, ищу знакомые черты, но что там поймешь? Да и зачем, я точно знаю, что это не мой ребенок!

Едем какое-то время молча, я продолжаю рассматривать Варю. Красивая, очень. Но какая-то уставшая, замученная.

— Ты хорошо питаешься? — задаю вопрос, который возникает при виде бледной кожи и заострившихся скул.

— Вам-то что? И куда мы едем? — наконец, начинает она понимать всю свою ситуацию.

— Я передумал, мы едем ко мне домой, — сам не ожидал от себя такого решения, — Анализ приедут и возьмут дома, а пока будете у меня. Чтобы не было соблазна снова сбежать.

— Я не поеду к вам! — взвивается та, — Тем более у меня нет с собой вещей для Васьки. Ей лекарства нужны, памперсы, одежда, да и вообще не в этом дело!

— Все будет, лекарства скажешь водителю какие, а остальное все доставят.

Вынимаю из кармана пиджака телефон и набираю Вику.

— Да, Максим Эдуардович? — отзывается секретарь.

— Вика, найди магазин для новорожденных и закажи доставку.

— А что именно? — интересуется та.

— Да я откуда знаю?! Бутылочки, памперсы, соски, что там нужно младенцам?

— А какой возраст?

— Сколько ей? — киваю на ребенка.

— Почти два месяца, — отвечает удивленно Варя.

— Два месяца, короче, все на этот возраст, поняла?

— Даа, — тянет Вика и я отключаю телефон.

— Зря вы это, — качает головой Варя, — Впрочем, ваши деньги, хотите тратить ваше право.

— Мое, тут ты точно подметила, а чтобы не было соблазна сбежать, пока я уеду по делам... — снова достаю телефон, листаю контакты, вот оно.

Нажимаю на вызов, есть у меня один знакомый. Друг мой, давно работает в Институте сердечной хирургии.

— Захар, здорово, занят?

— О, какие люди, — начинает друг.

— Потом сантименты, — обрываю его восторженную речь, — Завтра человечка привезу на осмотр, можно встречу устроить с кардиологом?

— Что за человечек, какой диагноз? — тут же включается врач в Захаре.

— Я твой телефон лучше девушке дам, она сама позвонит в течение часа и все объяснит, договорились?

— Без проблем, только не позже, у меня операция, — соглашается друг.

— Буду должен.

— А то, коньяк ты знаешь какой, — хохочет Захар, — Жду звонка.

Тут же делаю звонок в лабораторию, заказываю на дом специалиста для взятия анализов. Отключаюсь и поворачиваюсь к Варе, неожиданно встречаясь с ее злым взглядом.

— Что? — спрашиваю удивленно.

— Как у вас все просто, Максим Эдуардович. За пять минут все решили, мне бы такие возможности.

— У тебя их нет, вот и пользуйся, пока не подтвердили, что ты врешь.

— Думайте что хотите, — отворачивается Варя к окну, качая на руках ребенка.

Устало потираю переносицу, прикрывая глаза. Еще и с Вадимом нужно поговорить. Угораздило его с какой-то бабой связаться. Почему все именно сейчас? Почему всегда все наваливается сразу?

Через двадцать минут подъезжаем к моему дому. В городе у меня квартира, в дом приезжаю редко, в основном на выходные, когда хочу побыть в тишине. Коттедж небольшой, похож на лесное шале, стоил мне кучу денег. Шумят сосны, касаясь друг друга раскидистыми кронами.

Варя выходит из машины, оглядываясь по сторонам. Охрана открывает ворота, и я иду за ней по выложенной в дизайнерском беспорядке дорожке из камней. Вокруг красота, газон, кусты, небольшой пруд с беседкой. Открываю Варе дверь и сдаю своей домработнице, которая, улыбаясь идет к нам.

— Вот, Нина Михайловна, принимайте гостью. Обеспечьте комнатой и всем необходимым, я скоро вернусь, — сам выхожу, но возвращаюсь.

Делаю шаг к Варе, которая еще даже не сняла пальто и склоняюсь к ней, угрожающе смотрю в глаза.

— Одно слово чей этот ребенок, откуда взялся и никакой договоренности об обследовании не будет, понятно?

— Дда, — испуганно пятится она, упираясь спиной в стену.

— Ты с ребенком у меня в гостях, не более. Анализ возьмут и сиди у себя в комнате, пока я не приеду. Ясно?

Оставляю ее в холле, сам снова выхожу за дверь. Пора поговорить с Высотиным и домой. Надеюсь, Варя меня поняла и не будет трепать языком направо и налево.

Глава 6

Подъезжаю к дому Высотиных, но там Вадима нет.

— Так вчера еще уехал на своем мотоцикле, — объясняет мне пожилой охранник.

— А вы отпустили и до сих пор не знаете, где ваш хозяин? — рычу на него, скрипя зубами. Тоже мне, охрана.

— Дык прогнал всех и умчался. Слава поехал за ним, тот в клуб свой свернул. Но туда не пустили. Прождал полночи, Вадим вышел, чуть не с кулаками на него полез. Отправил спать домой.

— И вы успокоились?

— Да в квартире он своей, городской, оттуда позвонили. Точнее, мать выяснила, — оправдывается охранник.

— Работнички, уволил бы всех, — отмахиваюсь от оправданий и возвращаюсь к машине.

Где сейчас Вадим я знаю, в своей берлоге, как он называл квартиру в Крылатском. Ничего себе берлога, отец купил ему на двадцатилетие такие хоромы, что там на этом самом мотоцикле ездить можно.

Еду туда, что еще остается. Надо парня вернуть к жизни, пока не поздно.

Машину впускают на территорию высоток, проезжаем шлагбаум. Замечаю у подъезда мотоцикл Высотина. Выхожу, осматриваю. Бак помят, поцарапан, заднее крыло оторвано с мясом. Укоризненно качаю головой, так убить любимую свою вещь. Денег ведь стоит, да и память от отца опять же. Вадим с ума сходил по своему Suzuki Carbon, пылинки с него сдувал. Что же случилось, что парень так изуродовал прекрасную машину.

Поднимаюсь на тридцатый этаж, охрана меня пропускает. Во-первых, знает, я бываю у Вадима иногда, а во-вторых, понимает, зачем я тут.

— Когда вернулся? — спрашиваю плечистого детину в черной форме охранника на посту.

— Часов в шесть утра, — охотно отвечает он.

— Сам приехал? — киваю в сторону искореженного мотоцикла.

— Сам, но... Никакой, — осторожно добавляет парень.

— Ясно, пройду, посмотрю, что там. Не выходил?

— Пока нет.

Дверь в квартиру, что занимает половину этажа чуть приоткрыта и я захожу. Иду, заглядывая сразу в гостиную. Так и есть, Вадим спит, в руках начатая бутылка с виски, что уже пролилось на пол и засохло янтарной лужицей. Рука ободрана до самого локтя, и уже покрылась коричневой коркой. На лице длинная ссадина.

Сажусь рядом на широкий диван, рассматривая парня. Высокий, широкие плечи, красивый, девчонки пищат, когда его видят. Богатый, образованный, вот чего не хватает? Что себе жизнь убивает и другим тоже. Мать после смерти отца в себя никак не придет, а этот еще больше масла в огонь подливает.

Вытягиваю из его руки бутылку и делаю глоток, самому бы напиться до чертиков. Со всей этой историей с ребенком и анализами.

— Отдай, — хриплый голос парня отвлекает меня от моих мыслей.

Поворачиваюсь к Вадиму, встречаясь с мутным гневным взглядом.

— Не отдам, — молча сражаемся глазами, прикидывая в уме кто сильнее.

— Да и х** с тобой, — снова откидывается на подлокотник головой Вадим. Морщится, когда стукается, но прикрывает глаза, согнув руку.

— Вставай, — делаю еще глоток, — Иди в душ, говорить будем.

— Наговорились уже, — рычит тот.

— Знаешь же, что не отстану, да и руку нужно обработать.

— Да отвали ты! — зло кричит парень, снова открывая глаза и приподнимаясь, — Какого х** приперся?

— Мотоцикл видел свой? — делаю вид, что не слышал его слова, замечаю вполне осмысленный взгляд. Парень пытается вспомнить. Явно в голове полная муть.

— Чего тебе надо, Макс? — наконец, спрашивает, садится на диване, хватаясь за голову.

— Вадим, я же сказал, что не уйду, — встаю перед ним и демонстративно швыряю бутылку о плиточный пол.

Та разбивается, разбрызгивая виски вокруг. Осколки летят по сторонам.

— Придурок, — провожает взглядом стеклянные куски Вадим.

— Поговорим после того, как помоешься и обработаешь руку, — указываю на ободранную конечность Вадима и делаю шаг в сторону кухни, — У тебя десять минут, пока сварю кофе и яйца пожарю. Какие кулинарные жертвы ради тебя.

Ухожу, надеясь, что парень пришел в себя. Заглядываю в холодильник, в котором кроме замороженной пиццы вообще ничего нет. Вадим проходит по коридору и скрывается в ванной. Оттуда вскоре слышу шум воды и облегченно вздыхаю, сую пиццу в микроволновку.

Наконец, выходит, кутаясь в белый халат, садится за кухонный стол.

— Баба? — ставлю перед ним большую чашку с крепким кофе и отрезаю кусок пиццы.

— Баба, — соглашается он, делая большой глоток горячего кофе.

— Первый раз, что ли? — сажусь напротив, тоже отпиваю из своей чашки.

— Эта, первый, — неохотно признается парень.

— Надо же, даже мотоцикл ради нее чуть не угробил, — усмехаюсь, но встречаю злой взгляд Вадима и скрываю улыбку.

— Много ты бл**, понимаешь, — шипит он, отодвигая кружку.

— Я?! Да побольше тебя, — смотрю ему в глаза, ведем молчаливую дуэль.

— Что случилось? — задаю этот вопрос, потому что вижу, как Вадим успокаивается, и думаю, что готов к диалогу.

— Обидел я ее, — неохотно признается он.

— Сильно.

— Кровно, — печально усмехается он.

— И что, а прощения попросить?

— Эта не простит.

Сидим, думая каждый о своем. Вспоминаю Варю и ребенка, что она назвала моей дочерью. Интересно, а меня бы простили? Я не знаю, как у женщин эта система работает. Система прощения. У мужиков все просто, там нет такого как прощение. Ты или в морду даешь, так чтобы зубы выпали и кровь во все стороны, или общаться перестаешь, даже если вина не доказана. Только другу можно многое простить и то не все. Предательство не прощается, подлость тоже, а остальное ерунда.

— Собирайся, поехали, — встаю из-за стола, — Тебе нельзя сейчас одному быть. Наш разговор не окончен, а у меня там... Короче, познакомлю тебя кое с кем.

— На хрена? — снова закрывается Вадим.

— А вот у нее и спросим, что можно простить, а что нет. А вечером ты мне расскажешь, что за фея у тебя там такая, что мотоцикл твой в тыкву превратила.

Вадим усмехается, но идет переодеваться, закидывая на ходу кусок пиццы, а я смотрю в его широкую спину, на руки, забитые татуировками. Потерялся парень совсем, вытаскивать надо. Только вот себе бы тоже помочь не помешало бы.

Глава 7

Горничная проводила меня в красивую комнату на втором этаже. Пудровые шторы, кремовый ковер на полу с высоким ворсом. Широкая кровать под атласным покрывалом в цвет штор. Выходи на широкий балкон, что тянулся по всему второму этажу. Мебель, покрытая белым глянцем, большой шкаф, туалетный столик.

Первым делом я раздела Ваську, стягивая с нее комбинезончик. Со вздохом посмотрела на наполненный подгузник. Один я сменила еще в приемной Максима Эдуардовича, больше запасного у меня с собой не было. Я не собиралась с дочкой провести целый день вне дома.

Васька проснулась и, пуская слюни, сучила ножками. В комнате было тепло, уютно. Кровать такая удобная и большая, что я прилегла рядом с дочкой, перебирая ее маленькие пальчики. Поцеловала каждый синеватый ноготок, прижалась к губам, к щечкам. Как же я люблю мою девочку, она все для меня, вся моя жизнь. Я сделаю ради нее все что угодно, и если есть возможность ей помочь, ни за что не откажусь. Да, нам обещали операцию в кардиологическом центре, если я оплачу ее или дождусь очереди на квоту. Но и там и там нас поставят в очередь только после оплаты, а я не хочу рисковать даже одним днем. Пока моя пуговка ждет операцию, все может случиться, а тут такой шанс. Если Максим нас не обманул, то завтра мы попадем на прием к кардиологу, а это шанс, большой шанс ускорить операцию.

Положила подушки рядом с дочкой, чтобы она не могла скатиться с кровати и побежала в ванную. Нужно было помыть грудь от просочившегося молока и попробовать покормить Ваську. Дочка ела часто, но немного. Ей не хватало сил полноценно сосать грудь долго. Поэтому приходилось кормить ее чаще.

Вернувшись, я села в удобное кресло-качалку, подложив под спину подушку с кровати, и устроила Ваську на груди. Дочка чмокая маленьким ротиком быстро нашла сосок и потянула молоко, часто отрываясь и делая короткие вздохи. Я уже давно перестала плакать, когда видела это. Раньше каждое кормление превращалось для меня в пытку. Я не могла без слез смотреть, как Василиса ест, захлебываясь молоком и часто прерываясь, чтобы набрать воздуха. Даже это усилие требовало от моей девочки кучу сил, что же говорить о том, когда она начнет ползать, ходить, если, конечно, доживет до этого времени.

Когда у тебя больной ребенок весь остальной мир как бы перестает существовать. Ребенок занимает весь центр твоей вселенной, ты живешь ради него. Ради того, чтобы он жил. Создаешь ему условия для жизни, комфортное существование, но одно ты сделать не в силах. Вылечить ребенка, забрать его болезнь себе. И понимание того, что ты мать и ничего не можешь сделать, медленно тебя разрушает. Только надежда, вера в медицину, в помощь, вот что поддерживает тебя.

В дверь постучались и вошла женщина, что встречала нас с Васькой.

— Там привезли вещи для ребенка, я распоряжусь, чтобы подняли в комнату? — улыбаясь спросила она, бросая заинтересованный взгляд на Ваську, которая наблюдала за ней.

— Да, конечно, мне как раз нужно поменять подгузник, — обрадовалась я и вскоре удивленно хлопала глазами, когда в комнату начали выгружать покупки.

Я слышала разговор Макса со своим секретарем, но не думала, что та подойдет так ответственно к заказу. Здесь было все! Начиная с обалденно красивой детской кроватки для девочки и заканчивая выбором сосок. Кроватка с воздушным розовым балдахином над ней, словно зефирка. Внутри постель, маленькая подушечка, все в розовом с белыми бантами и лентами. Несколько комплектов детских комбинезончиков, чепчики, носочки. Мои глаза разбежались от обилия всего, пока я перебирала вещи. Погремушки, игрушки, памперсы разных фирм, детский крем, присыпка, миниатюрная аптечка и отдельно упакованная коробка, в которой оказались вещи для меня. Халат, пижама, домашние брючки, пара футболок, трусики. Мысленно я раз двадцать поблагодарила Вику за предусмотрительность. Я бы могла съездить домой или попросить привезти вещи Галю, но не хотела. Я не собиралась здесь задерживаться надолго, чтобы таскать с собой целый баул вещей. Завтра мы пойдем на прием к врачу и потом уедем домой, незачем нам с Васькой жить у Максима. Не жили и не собираемся.

Когда я купала дочку в новой ванночке, вошел Максим и прислонился к косяку, наблюдая за нами. Я не сразу заметила его, весело агукая с Васькой на понятном только дочке языке. Встретилась с ним взглядом в зеркале, когда потянулась за большим пушистым полотенцем.

— Помочь? — предложил Максим, делая шаг ко мне.

Снял с полотенцесушителя полотенце и протянул мне раскрывая, но не отдал, а ждал, пока я переложу Ваську ему в руки. Так, дочка впервые оказалась в руках у своего отца и во взгляде Максима что-то промелькнуло. Я не успела заметить, что именно, но он словно весь подобрался и держал Ваську на вытянутых руках, пока я укутывала ее.

— Тебе необходима няня, — глухим голосом произнес он, с облегчением передавая мне ребенка.

— Я сама справляюсь, — буркнула я и тут же сама предложила ему, противореча своим словам, — Побудь с ней, я быстро приму душ.

Макс удивленно посмотрел на меня и не успел среагировать, когда я вытолкала его из ванной с дочкой на руках и задвинула защелку. Быстро сняла с себя джинсы и кофточку, откидывая промокший от молока бюстгальтер в корзину для белья. Потом простирну. Залезла в стоявшую рядом с ванной душевую кабину, включая теплую воду и подставляя тело под тугие струи. Ничего, ни один мужчина еще не умер с ребенком на руках за пять минут, а больше мне и не нужно. Я привыкла все делать быстро. Когда у тебя грудной ребенок и не с кем оставить, все успеваешь делать со скоростью света. Так что потерпит, переживет как-нибудь.

Глава 8

Ошеломленно смотрю на розовый кулек, что волшебным образом оказался у меня в руках. Девочка внимательно смотрит на меня, засунув пальчики правой руки в рот. Она не плачет, просто рассматривает чужого дяденьку. Сам не понял, как оказался в такой ситуации. Я с ребенком на руках? Да это же сенсация сезона как минимум. Журналисты бы пищали от восторга, делая такие кадры.

Вадима я отправил в гостевую комнату, он тут не раз ночевал, знает направление. Парню нужно прийти в себя, пусть побудет под моим присмотром. После смерти его отца я уже как-то привык быть нянькой этому парню, которого знаю с тех пор, как он был подростком и влюбился в мою сестру.

Влюбленность я быстро пресек, но отношения Лики и Вадима остались дружескими. Они часто встречались, вместе проводили время, пока в жизни Лики не появился Артур. При муже Лика прекратила встречаться с Вадимом, да и Артур не очень приветствовал такую дружбу. Оно и понятно, не каждый муж будет терпеть молодого и красивого парня рядом с женой.

Сейчас чувствую себя как дебил, держу ребенка, а мелкая ускакала в душ. И нет бы о ребенке думать, а я представляю ее, эту Варвару, длинную косу. Успел рассмотреть и талию тонкую, и грудь впечатляющую. Губки розовые без всякой помады. Натуральная, вся натуральная. Ничего в ней нет сделанного, искусственного. В офисе не до этого было, а тут увидел. Мог я на такую по пьяни запасть? Еще как! Приодеть ее, откровенно так, чулочки, туфли на высокой платформе, белье полупрозрачное... Ох, что-то размечтался, аж понизу сладостью полоснуло. Так, Макс, ты извращенец, с чем тебя и поздравляю.

Делаю шаг к кровати и кладу ребенка, а сам представляю, как Варю здесь разложил бы. Как снял с нее эти шмотки дешевые и ... Дальше мои фантазии прерывает сама виновница торжества. Выходит, затягивая на себе огромный махровый халат, белоснежный, пушистый. И так мне ее прижать к себе захотелось, пояс этот, на два узла завязанный, дернуть, руками в теплоту залезть. Трогать ее, пока дышать часто не начнет, пока ротик не приоткроется, пока губки не пересохнут...

— Она плакала? — спрашивает Варя, наклоняясь и осматривая свою дочку.

Поза какая, ммм... Вкусная! Молчу как истукан, на девушку пялюсь, а та берет ребенка на руки и осторожно так меня обходит, словно укусить могу, сожрать с потрохами.

— Ррр, — вырывается из меня и смешно становится, когда вижу, как глаза ее расширяются, испуганно, — Н-да, ты реально думаешь, что я тебя съем? — улыбаюсь, но улыбка с лица сползает.

— Один раз уже съели, Максим Эдуардович, — сердито опускает меня на землю Варя.

Так и шмякает на пол, приземляя и отрезвляя.

— Так что шутки ваши не совсем уместны, — садится в кресло и укачивает дочь, не глядя на меня. Словно я тут ненужный элемент, что столбом стоит посреди комнаты.

— Варя, давай начистоту, — присаживаюсь на край кровати, сложив руки на груди, — Скажи правду, я не выгоню тебя, с ребенком помогу, с врачами. Скажи, что придумала все? Ну? Не было никакого насилия, я не способен девушку обидеть, ну не за чем мне. Сами кидаются.

Говорю, за реакцией ее слежу. Если врет мне, увижу.

— Было, — одно слово и меня снова ярость топит.

Да ну не было! Не могло быть!

— Ладно, — встаю, поправляя пиджак, — Раз хочешь поиграть в эту игру, так тому и быть. Докажи, что эта... Моя короче, — указываю взглядом на ребенка, — А там видно будет.

— А мне и доказывать не нужно, делайте экспертизу, — смотрит в мои глаза уверенно, хотя и со страхом.

Что боится, я могу понять, особенно если врет, а если не врет? Как тогда быть? Сейчас мне ребенок вообще не нужен, абсолютно! Да отец меня со свету сживет, если узнает. Да и у Артура с Ликой такая ситуация, словно специально кто все сделал. Или так и есть?

Задумчиво выхожу из комнаты и спускаюсь в свой кабинет. Слишком все непонятно, я бы сказал, будто подстроено. Артур мне вчера рассказал, что у них с Ликой творится, я, честно говоря, не поверил. Думал, обелить себя пытается. Загулял, а сам не признается. А теперь сомнения взяли, ну не может столько совпадений быть, почти в один день!

— Ты куда?! — встречаю на лестнице Вадима, который спешит на выход.

— Макс, мне нужно, — отмахивается тот.

— Да только приехали!

— Слушай, ты мне нянька, что ли? Сказал, что надо! — рычит Вадим и скрывается за дверью.

— Сумасшедший дом какой-то, — обреченно провожаю его взглядом, — Реально все с ума происходили.

Иду в кабинет, сажусь за стол. Смотрю на папку с документами и от досады бью рукой по полированной поверхности. Как тут работать, когда непонятно что происходит? Так, первое, экспертиза, второе... А вот тут уже исходя из результатов. Но нет, второе это помочь ребенку. Мне плевать чья это дочь, но если девочке нужна операция, она ее получит, а потом я уже разберусь с непутевой матерью. Но все же как я мог?! Да еще и не помню ни черта, а главное, когда?

Сижу, ломаю голову, листаю свой ежедневник. Встречи, встречи, командировки, клуб! Вот оно. Так, отсчитываем девять месяцев или сколько там ребенку? Два? Значит, и правда корпоратив. Тру виски, морщась от усилий. Корпоратив... Новый год... Клуб... Да мать его так, что там случилось тогда?! Каким образом я мог изнасиловать девушку?! Ни черта не помню!

Глава 9

Мы с Максом сидим в коридоре сердечного центра, ждем своего приема. Дочка спит у меня на руках, иногда возится, но не плачет.

— Дай мне, устала, наверное, — просит Максим и я, чуть помедлив, вкладываю спящего ребенка ему в руки.

Краем глаза наблюдаю за ним, как он смотрит на дочь, как касается розового чепчика на голове. Макс все еще уверен, что экспертиза покажет его правоту. Поэтому и ведет себя с ребенком, как с чужим. Но, возможно, он и зная, что Васька его дочь вел себя так же. Некоторые мужчины не приспособлены быть отцом, этакие «Чайлдфри» в мужском облике. Макс просто не хочет и никогда не хотел детей или даже не думал об этом. Но я-то знаю правду и мне с одной стороны, горько, что Макс не будет любить свою дочь, а с другой, я понимаю, что так будет лучше для всех. Я бы хотела для своей дочери крепкую семью, любящих родителей, а не вот это вот все. Где родители едва терпят друг друга, связанные неприятными воспоминаниями и навязанным совместным проживанием.

— Какого числа она родилась? — тихо спрашивает Макс, вырывая меня из раздумий.

— Шестого сентября, — отвечаю машинально и вижу улыбку на его лице, — Что?

— У меня день рождения пятого сентября, — усмехается он, а я удивленно хлопаю глазами.

— Надо же, не знала, — откровенно признаюсь ему. Да и откуда мне знать такие подробности? Или, когда меня имели в туалете клуба, нужно было спросить? — Ты можешь идти, не нужно сидеть тут с нами. Я и сама справлюсь, привыкла.

Пытаюсь избавиться от общества Максима таким примитивным способом. Но меня почему-то волнует его бедро, что обжигает мою ногу через ткань, его локоть, что касается периодически моей руки. Он слишком близко, лавка узкая и это меня напрягает, вызывает непонятные мне чувства. Я не могу не смотреть на него. На идеально сшитый темно-синий костюм, на воротничок голубой рубашки под пиджаком, на галстук, что небрежно затолкали в карман. Я стараюсь не дышать близко от Макса, его парфюм слишком приятный, мне нравится. Как ни парадоксально звучит, но мне нравится в нем все, кроме него самого. Такой вот абсурд.

— Проходите, — улыбающаяся медсестра приглашает нас в кабинет, и мы заходим.

Мои ноги словно кисель, я за секунду от эйфории близости к Максу ныряю в холод страха. Врач уже изучил наши документы, ознакомился со снимками сердечка Васьки, выписками из больницы.

— Присаживайтесь, — предлагает нам приятный мужчина, седой, худощавый в очках из золотой тонкой оправы.

— Я посмотрел документы ребенка и в принципе, картина ясна. Сейчас сделаем вашей дочке УЗИ и определим в стационар. Завтра проведем зондирование под наркозом и, возможно, у нас получится закрыть дефект, не прибегая к операции.

— Что?! — удивленно спрашиваю я, чуть привстав с кресла, — Нам сказали, что нужна операция.

— Дорогая моя, это называется окклюдер, — терпеливо объясняет врач, — Как правило, в 80% окошечко само закрывается к 18 годам, и ребенок нормально развивается все это время, хорошо переносит физические нагрузки. У вас так не получится, нужно закрывать, но можно обойтись и без полостной операции. В любом случае мы проведем эндоваскулярную коррекцию дефекта и, если получится, устраним порок.

Стою, смотрю на врача, как громом пораженная. Неужели моей девочке не будут вскрывать сердечко, резать ее, мучить?

— Такая операция неопасна? — нахмурившись спрашивает Максим, и я испытываю благодарность за его вопрос. У самой в голове такая каша, что все нужные слова потерялись.

— В любом вмешательстве есть риск, — кивает врач, — Но это более щадящий метод для новорожденного ребенка. Подумайте, посоветуйтесь. Если решитесь, я выпишу вам направление в стационар.

— Я буду с дочкой? — волнуясь, цепляя руку Макса, крепко сжимаю, даже сама не замечаю этого.

— До операции, да, — кивает врач, — Затем пара дней в реанимации...

— Зачем реанимация? — ноги подо мной чуть ли не подгибаются.

— Но я не могу оставить ее здесь одну, — всхлипываю, а Макс тоже встает, обнимая одной рукой меня за плечи.

— Мы все поняли, Алексей Дмитриевич, сейчас решим, — Макс выводит меня в коридор, но в дверях я оборачиваюсь:

— Сколько стоит такая операция? — меня холодит изнутри, вдруг это дорого, больше, чем у меня есть на данный момент?

— Думаю, Максим Эдуардович сможет оплатить лечение, — улыбается врач и я оказываюсь в коридоре, с дочерью на руках и полностью опустошенная внутри.

— Так, сейчас мы идем на УЗИ, потом на кардиограмму, кровь... — Макс роется в бумагах, перебирая листки.

Я прихожу в себя, начиная хоть что-то соображать.

— Макс, Макс, — толкаю его локтем, — Мне страшно, а вдруг он ошибся этот твой врач. Ты его знаешь?

Максим отрывает взгляд от бумаг и подхватывает меня под локоть, ведет к стене, где висят разные грамоты, дипломы.

— Это один из лучших кардиохирургов у нас в стране, Варя, — указывает он на стену.

— Приедем домой, посмотри в интернете, — отмахивается Максим, — Так что будем делать? Ты мне доверяешь? — смотрит в глаза, а я вдруг чувствую, как наворачиваются слезы. Начинаю всхлипывать, еле держа дочку на руках.

— Дай сюда, — Максим забирает у меня ребенка и мои руки падают вдоль тела как плети, — Поверь мне, даже будь этот ребенок чужой, я бы не стал рисковать ее здоровьем. Понятно?

— Значит, ты допускаешь мысль, что Василиса — твоя дочь? — вижу, как ему трудно признать это, как он сомневается.

— Давай дождемся результата экспертизы, Варя, а пока, займись СВОЕЙ дочерью. Ей нужно лечение, остальное по мере поступления информации.

Макс отходит от меня, отворачивается. Делает шаг в сторону кабинета врача и оглядывается:

— Мы согласны на операцию? Ты, согласна? — поправляется он.

Господи, да как я могу это решить сейчас? Я была готова еще час назад, еще полчаса назад я была согласна. Сейчас я не могу! Не могу и все лишиться своей лапочки, а вдруг что-то пойдет не так, вдруг я ее больше не увижу?

— Согласна, — произносят мои губы, отказывая подчиняться голове. Я не хочу, хочется кричать мне, но я согласна, да.

Глава 10

Варя плачет, пока собирается в больницу. Я сижу в кресле-качалке с ребенком на руках и чувствую себя полным идиотом. Нет, если бы эта дочь была моя, то все нормально, а так... Наблюдаю, как девушка пичкает в большую сумку маленькие футболочки на ребенка, носочки, ползунки. Мне не нравится, что я в этот момент испытываю. Это не жалость, нет. Это что-то другое. Возможно, сочувствие или я тоже переживаю, как пройдет операция? Да нет, это чужой ребенок, я не должен ничего чувствовать, кроме обычного сопереживания.

Будь этот ребенок моей дочерью, я бы сейчас мерил шагами комнату, до последнего прижимая ее к себе. Я бы рассматривал маленькое личико, прижимал к своему сердцу и бесился оттого, что не знаю, не контролирую, как пройдет операция. Я привык, как бизнесмен, держать все под контролем, а здесь меня нагло обломали. Ничего не могу сделать, кроме как оплатить счет. Никакого контроля, бля. Для чего я, тогда как отец нужен, чтобы тупо страдать, когда ничего нельзя больше сделать, только ждать? Если я, как мужик, бешусь от всего этого, то представляю, как себя чувствует Варя. Это ее ребенок, ей намного тяжелее.

Девушка собрала все необходимые вещи в сумку, отложила ненужные, будто это были не предметы одежды, а кусочки ее души, которые нужно оставить здесь, в ожидании. Я поднялся с кресла и подошел к ней, словно бездействие меня уже не устраивало. Ребенок на моих руках спал, и я хотел немного успокоить Варю, даже пообещать, что все будет хорошо. Пусть бы я соврал, если что-то пойдет не так, но именно в эту минуту я бы пошел на это.

— Могу ли я помочь тебе как-то? Считаю, что ты должна успокоиться, — спросил я, не зная даже, что именно могу предложить, — Ты волнуешь ребенка своими рыданиями и молоко... Пропадет...

Дурацкая причина, я согласен. А что я еще должен делать? Все, что мог я, уже сделал. Оплатил операцию, обследование, отдельную палату для Вари и ее дочери на сегодня, а вот дальше... Нет, меня накрывать паникой не должно, с чего бы?

Варя смотрит на меня, ее глаза полны слез, как два омута, наполненные страданием.

— Спасибо, но я должна справиться сама, — прошептала она. Ее решимость поразила меня, и я понял, что хоть я и не могу помочь ей физически, но могу быть поддержкой в этот трудный момент.

Ее слезы капали беспрестанно, словно непрошенные гости на празднике. Я не мог оторвать взгляда от этой картинки — молодой матери, провожающей своего малыша на операцию, и чувствовал, как сердце сжимается от боли за нее. Почему я так реагирую на эту ситуацию, ведь это не моя проблема? Но я не мог остаться равнодушным.

— Все будет хорошо, слышишь? — крепко держу спящую девочку одной рукой, а второй обнимаю Варю за плечи, притягивая к себе.

Она продолжает всхлипывать у меня на груди, а я медленно глажу ее по напряженной спине. Какая она хрупкая, пальцами чувствую острые лопатки, позвонки. Ее бы откормить по-хорошему, да в спокойной обстановке. В себя бы пришла немного, на человека стала похожа. Варя и сейчас красивая, но уж больно худенькая, слабенькая. Так, Макс, кажется, не в ту сторону тебя повело. Какое мне дело до Вари?

Девушка немного успокаивается и лишь тихо всхлипывает. Чувствую, как намокла моя рубашка на груди. Вспоминаю, есть ли на глазах Вари тушь, хотя какая теперь разница.

— Варь... — осторожно отстраняю ее.

— Мм? — вытирает она заплаканные глаза.

— Нам ехать пора, — и действительно, врач просил прибыть в стационар до пяти вечера, там еще какие-то процедуры нужно сделать, и анализы должны взять у ребенка.

— Я готова, — шмыгает носом Варя и хватает с тумбочки погремушку в виде солнышка, сует в карман длинной шерстяной кофты, что ей одолжила моя домработница.

Становится стыдно, забрал девчонку практически с улицы, ни одежды толком нет, ни белья. Тапочки хотя бы есть? Кидаю взгляд на ноги, отмечаю новые пушистые тапочки нежно-розового цвета. В таких нельзя в больницу ехать.

— Давай сделаем так, ты сейчас собираешься, и я отвезу тебя в больницу. Потом поеду в магазин и куплю необходимое. Тебе нужна одежда?

— Мне Галя привезет, моя соседка по квартире, я ей уже позвонила, — смущенная моей заботой, Варя опускает взгляд, а мне отругать ее хочется. Почему не я, почему мне нельзя?!

— Отлично, — цежу сквозь зубы, — Галя так Галя.

Отдаю ребенка Варе и выхожу из комнаты.

— Через пятнадцать минут едем, пойду, кофе выпью. Весь день твоими делами занимаюсь, словно своих нет, — ухожу, оставляя остолбеневшую Варю посреди комнаты.

Ну а что, могла бы и спасибо сказать. Я столько для нее и ребенка сделал. Это Варя еще счет за операцию не видела, надо, кстати, убрать его, чтобы на глаза не попался. Послезавтра должна быть готова экспертиза. Хочу ли я узнать, что отец не я? Если честно, то уже и не знаю. Мне Варя начала нравиться, но обман я не смогу простить, к сожалению. А здесь обман, потому что я не мог переспать с Варей, да еще и принудив ее к этому силой. Девочка просто решила хайпануть на больном ребенке или по-тупому собрать денег на лечение.

Эта мысль приводит меня в отвратное расположение и к тому времени, как Варя спускается, я себя уже прилично так накрутил. Отвожу ее с ребенком в больницу и сдаю на руки врачам в приемном покое. Все, моя миссия в отношении этих двоих окончена. Дальше пусть сами как-нибудь. Слишком глубоко начали пробираться ко мне в душу, причем обе. Хватит.

Сажусь в машину, чтобы ехать домой, но называю водителю совсем другой адрес. Пока едем, ругаю себя на всех матерных языках. А еду я, чтобы просмотреть все записи с камер в клубе, что были сделаны во время нашего корпоратива. Владелец клуба, мой хороший друг, вот тут я и узнаю правду. Посмотрим, как все происходило и была ли вообще в клубе Варя, когда я находился там или нет.

Глава 11

В клубе непривычно тихо. До открытия еще несколько часов и я как-то не привык приходить сюда в нерабочее время. Обычно появляюсь, когда стены дрожат от музыки, а залы полны танцующими и пьющими людьми. Сейчас здесь тишина и почти никого нет. Но Паша уже на месте, он мне как раз и нужен. Меня провожают в его кабинет, и я сажусь в кресло напротив его стола.

— Какие люди, — ухмыляется он, встает, пожимает мне руку, — Давно тебя не видел.

— На мое День Рождения пересекались, — морщусь, вспоминая банальную пьянку в нашем загородном доме.

— Ага, до сих пор не помню, как домой попал, — смеется Пашка, — Как мой подарок? — намекает он на огромного кота черной расцветки, что подарил.

— Мать отжала, — признаюсь честно. Мне дома животина без надобности. Я небольшой любитель кошек.

— Ну как так, я же с душой выбирал. Коньяк? — встает, открывает бар за спиной.

— Давай.

Вскоре передо мной появляются два пузатых бокала с янтарной жидкостью на дне, тонко нарезанный лимон, шоколадные конфеты. Кручу бокал в руке, делаю небольшой глоток, ощущая, как спирт обжигает слизистую. Тепло разливается по груди, хороший коньяк.

— Ты по делу или просто так? — спрашивает Павел.

— По делу, — отставляю бокал в сторону, — Помнишь новогодний корпоратив, что устраивала тут наша компания?

— Помню, конечно, вы мне годовую выручку сделали своими ледяными русалками, импортной выпивкой и фонтанами из шампанского, — ржет друг, и я невольно тоже улыбаюсь.

— Не прибедняйся, — отмахиваюсь, достаю телефон из кармана, — Меня интересует вот эта девушка, у тебя работала в то время или еще работает.

Показываю Павлу фотографию Вари на своем телефоне, сделал украдкой, пока она собирала вещи в больницу.

— Помню такую, танцевала. Ушла в декрет и пока толком не вышла. Была всего раза три, но у нее то ли ребенок больной, то ли проблемы какие. Пока не выходит, короче.

— И не выйдет, она теперь у меня работает, — убираю телефон, — Так что можешь смело увольнять.

— Сделаю, — кивает друг.

— Мне нужно посмотреть видео с камер в день нашего корпоратива. Интересует вот она и я. Появляемся мы вместе где-нибудь.

— Что-то произошло? — хмурится Паша, — Я эту девицу не особо хорошо знаю, с ней Алина занималась.

— Кто такая?

— Моя управляющая, работала до марта, потом уволилась.

— А причина?

— Нашла место лучше, — пожимает плечами Паша, — Потом эта твоя танцовщица в декрет ушла.

— Ну, так что, можем посмотреть?

— Попробуем, — тянется к своему ноутбуку друг, — У меня все архивные видео сохраняются, неизвестно когда могут понадобиться. Недавно вот маньяка одного вычисляли, с полиции приходили, — возится в своих папках, ищет видео за нужную дату.

— Нашли?

— А черт его знает, но пару видео забрали.

Просматриваем записи на быстрой скорости. Речь отца, подарки, конверты, ведущий, Дед Мороз со снегурочкой, танцы.

Ближе к часу ночи уже появляются драки, пьяные, девицы, которых тошнит в коридоре.

— Ну и работа у вас, — морщусь, листая дальше.

— Бывает, на праздники все пьют, как ни в себя, — соглашается Павел.

— Стой, вот тут замедли, — прошу друга, и тот убавляет скорость просмотра.

Вижу самого себя, как иду по коридору к мужскому туалету. Ну и пьяный я был, жесть просто. Галстук, как обычно, в кармане, пиджак расстегнут, белая рубашка под ним тоже. Иду, опираясь на стену из черного мрамора. Хрустальные люстры хорошо отсвечивают мою пьяную рожу. Нащупываю ручку в туалет и скрываюсь за дверью.

— Так, один пошел, — говорю, продолжая смотреть.

Какое-то время ничего не происходит, затем в коридоре появляется незнакомая мне девушка с короткой стрижкой черных волос. На ней кожаная юбка, высокие лаковые ботфорты и черная майка со стразами. Лицо опускает, не видно ни черта. За ней идет Варя, тоже как-то странно. Нет она не пьяная нет, но глаза почему-то закрыты. Девушка что-то ей говорит, ни черта неслышно, музыка даже здесь орет и открывает дверь в мужской туалет, помогает, а точнее вталкивает туда Варю. Все, уходит, знаком подзывая мою охрану. Те встают у двери, и минут десять никого не пускают.

Затем выхожу я, поправляя на себе брюки и все направляемся к выходу. Вари нет минут пятнадцать. Она появляется, когда я уже думал, что Варя так и сидела в мужском туалете. Выходит, оглядывается по сторонам. Ее шатает как пьяную, она хватается за стены рукой. Лица ее не вижу, но волосы распущены по спине и в каком-то беспорядке. На ней все тот же костюм, в котором она танцевала серебристая короткая юбка и топ из такой же ткани. Все, уходит.

Останавливаю запись и сижу глубоко задумавшись, даже забываю, что рядом Паша, пока он сам не выдает себя деликатно кашлянув.

— И? — спрашивает меня.

— Кто та женщина с черными волосами?

— Алина, а что случилось-то? — тревожится друг.

— Давай мне ее координаты, как с ней связаться, — не хочу говорить Паше ничего. Он, конечно, мне друг, но такое явно не рассказывают всем подряд.

— Вот, скинул тебе ее телефон, — через минуту говорит Паша, а я встаю и пожимаю ему руку. Затем залпом допиваю остатки коньяка.

— Извини, рассказать не могу, зачем мне все это, но поверь, очень нужно.

— Да ладно, главное на пользу, — отмахивается Паша, — Не останешься?

— Нет, дела, спасибо.

Выхожу из клуба и пересекаю дорогу, встаю у бетонного бордюра, рассматривая черную воду Москва-реки. Черт меня подери, а ведь Варя правду сказала. Была она там, и я был, но вот насиловал ли? Если все это правда, то пиздец, как я виноват перед ней, а дочь? Моя получается?! Жесть...

Зажимаю свою голову в руках, выдаю слабый стон. Завтра будут готовы результаты экспертизы и завтра у моей, возможно, моей дочери, операция на сердце. Я должен быть там, с Варей. Должен сделать все, чтобы она меня простила. Но все же я надеюсь, что в мужском туалете ничего не было. Поэтому достаю телефон и набираю номер этой Алины, что мне дал Павел. Сейчас мы узнаем, что это за фея-крестная такая, что свела нас с Варей в одном месте и для чего.

Глава 12

Хожу по коридору больницы, едва сдерживаясь, чтобы не плакать. Ночь для меня прошла без сна. Все время была у кроватки Василиски, держала на руках, успокаивала. Вечером приходил хирург, серьезный такой мужчина, внимательный. Подробно расспрашивал про отца, про беременность. Затем нарисовал и рассказал, что и как будут делать, словно я могла запомнить все это. Для меня эти сутки прошли как в тумане. Лишь утром, когда провожала Василису на операцию, что-то щелкнуло внутри. Отдаю ведь сама, добровольно, в руки чужих людей своего ребенка. Когда забрали встала посреди коридора, кусая ладонь от отчаяния. Хотелось выть и волосы на себе рвать, но нельзя.

— Вы, мамочка, не переживайте. Все ребенку передается. Вы беспокоитесь, и девочка ваша будет нервничать, а ей сейчас нельзя. Поспит пару часиков и все. «Ждите», —сказала мне медсестра.

Ждите. Будто это так просто, да я сидеть не могу. Только и остается, что по коридору этому ходить пока все не закончится.

Хирург прошел мимо часа через два, скрываясь в отделении для новорожденных. Ничего не сказал, а у меня сердце в пятки ушло. Хотела бежать за ним, узнать, как там моя лапочка, да в отделение не могу попасть без электронного пропуска. После того как дочку забрали, я освободила палату, сунув халат и тапочки в пакет. Так и хожу с восьми утра по коридору, скоро тропинку протопчу в плиточном полу.

Наконец, выходит, что-то мне рассказывает, а я только одно слышу:

— Можете домой идти, девочка два дня пробудет в реанимации, понаблюдаем. Все прошло хорошо, — и уходит.

Как это идти домой, оставить Ваську здесь, одну? Мне кажется, что тут я к дочке ближе и своим присутствием помогаю. Как я уйду?

Еще час прослонялась по коридору и все же собралась, вышла на улицу, взяв в гардеробе свое пальто. Сижу на лавочке в небольшом парке у входа в больницу. Куда мне идти? Просто так, взять и оставить Ваську здесь?

— Привет, — голос Максима заставляет меня вынырнуть из своих мыслей.

Смотрю на него, а на глаза слезы наворачиваются.

— Что? — пугается он, а я кидаюсь ему на шею, рыдаю, выплескиваю наружу все, что накопилось.

— Ну что, Варя, скажи? — гладит меня по голове Максим, — Не пугай так.

— Ввсее, нормально, — сквозь всхлипы докладываю ему, — Мне говорят, иди домой, там жди. Это нормально, Макс? Я как уйду, ее здесь брошу?

— Ты ничего сделать не можешь, теперь только ждать. Главное, что все сделали, получилось, — успокаивает Макс, а я отстраняюсь от него, достаю платок из кармана, вытираю слезы.

Замечаю, что у Макса в руках конверт, получил, значит, результат.

— Ты смотрел? — киваю на конверт.

— А, это, пока нет, — как-то отвлеченно отвечает Макс, словно думает о своем, — Нужно посмотреть? — поднимает на меня взгляд, ищет ответ в моих глазах.

— Смотри, я знаю, какой он, — чуть отодвигаюсь от Максима.

— Я тебе верю, Варя, — вдруг говорит он, — Но одного понять не могу, пусть мы там были, в одно время, в одном месте, как я мог тебя...

— Изнасиловать? — подсказываю я и вижу, как Макс морщится недовольно.

— Да, — неохотно соглашается, — Ну неспособен я на такое, не укладывается у меня в голове.

— Открой и узнаешь, способен или нет, — встаю, собираясь уйти.

— Ты куда? — вскакивает Макс, направляясь следом за мной.

— Домой поеду, завтра с утра опять сюда, — иду к выходу с территории больницы.

— У меня машина здесь, пойдем, отвезу, — предлагает он и я, чуть помедлив, киваю.

Сил нет от всех этих волнений, да и не спала почти сутки. Пусть довезет, ничего страшного не будет.

В машине называю наш адрес, где я живу с Галей, но через двадцать минут понимаю, что мы едем не туда.

— Ты куда меня везешь? — поворачиваюсь к Максу, который уткнулся в какие-то бумаги.

— К себе, — не отрываясь от документов, отвечает Макс.

— Я не поеду к тебе, у меня есть свой дом, высади меня! — дергаю ручку, но двери заблокированы.

— Ну давай, выпрыгни на ходу, ни капли не удивлюсь, — хмыкает он.

— Ты перегибаешь палку, Макс, — сердито смотрю на него, — Одно дело, когда мы были у тебя с Васькой до больницы, но сейчас ничего не изменилось. Я по-прежнему хочу вернуться к себе домой и одной воспитывать дочь!

— Давай-ка мы проясним все моменты, — Максим поворачивается ко мне и демонстративно вскрывает конверт с результатами экспертизы.

Я смотрю, как напрягаются желваки на его лице, как он хмурится, сжимает губы.

— Во-первых, — начинает он, наконец, прерывая молчание и вскидывая на меня злой взгляд, — Это моя дочь.

— Ну надо же, — кривлю губы в ядовитой улыбке.

— Во-вторых, я только что оплатил ей операцию и буду дальше заботиться о ней.

— Что это значит? — пугаюсь я до бухающего сердца в груди.

— Это значит, что Василиса теперь моя.

— Бред какой-то! Она же тебе не нужна была, что изменилось?

— Все, теперь я точно знаю, что у меня есть дочь и она моя. И я хочу, чтобы Василиса была со мной, со своим родным отцом.

— Да ты с ума сошел! — взвизгиваю я, — Я ее мать, ты никто моей дочери! Никакого права, слышишь, ты не имеешь на нее прав!

— Имею, — машет передо мной конвертом с результатами, — И скажи мне, с моими возможностями, связями и статусом кому суд присудит ребенка? Мм? И первое, что я сделаю, это поменяю ее дурацкое имя. Это надо так назвать, Васька!

Молчу, открыв рот. Я в таком шоке, что не могу подобрать нужные слова. Он что, сейчас серьезно? Заберет у меня дочку?!

— Я не отдам, — выдавливаю из себя, чуть не падая от страха в обморок, — Не отдам и все.

— А я и спрашивать не буду, — снова отворачивается от меня Макс, — У тебя два варианта: уходишь, забываешь про дочь и больше нас не беспокоишь или остаешься рядом с ней как няня до определенного возраста. Дальше решим, как с этим быть и только попробуй обратиться в газеты, я тебя в асфальт закатаю. Понятно?!

Глава 13

Какое-то время в машине царит тишина, и я уже думал, что вопрос решен, но нет:

— Ты ничего мне не сделаешь, — испуганно смотрит на меня Варя, — Ты не такой!

— А кто меня остановит? Ты? И откуда ты знаешь, каким я могу быть, когда меня нагло подставили?

— Впрочем, да, что это я. Это же в твоих правилах насиловать девушку в туалетах клуба. Чему я удивляюсь!

Смотрим друг на друга, сверля глазами. Наконец, я произношу:

— Если все было так, как ты говоришь, прими мои извинения. Я правда не помню, что произошло там.

— Мне твои извинения... — Варя почти кричит, но тут же замолкает.

— Понимаю, но и ты меня пойми. Есть ребенок, я о нем ничего не знал. Почему ты не пришла ко мне, когда поняла, что наша...хмм, встреча имела свои плоды? Почему пришла только сейчас? Ммм?

— Потому что видеть тебя не хотела! — выкрикивает мне в лицо, а меня пробирает до дрожи, — Я ненавидела тебя и сейчас ненавижу. За все, что ты сделал!

— Да что я сделал? Чпокнул тебя, а ты не особо и сопротивлялась, как я видел после. Вышла из туалета и пошла, как будто ничего не произошло.

— Ты видел? — девушка словно сдувается, закрывает лицо руками, — Я ... Словно в трансе была там, позволяла тебе меня трогать...

— И не только трогать, судя по всему, — ухмыляюсь я и выхожу из машины, так как мы уже подъехали к моему дому.

Обхожу машину и открываю дверь Варе.

— Так что ты решаешь? Идешь в дом или уезжаешь к себе?

Варя сидит, смотрит в одну точку.

— Ты же знаешь, что я сделаю как нужно мне и добьюсь своего. Так что ты выбираешь? Остаешься няней или чешешь домой?

— Я ее мать, — глухо произносит девушка, — Ты не имеешь права лишать меня дочери.

— А я и не лишаю, просто сразу определяю твое место рядом с МОЕЙ дочерью. Теперь понятно?

Варя вылезает из машины и идет мимо меня в сторону крыльца.

— Вот и молодец, хорошая девочка, — удовлетворенно киваю и закрываю дверь.

Иду следом за Варей, разглядывая ее точеную фигурку. Джинсы обтягивают попку и стройные ножки. Джемпер повторяет изгибы тонкой талии. Волосы заплетены в косу и заколоты резинкой с бабочкой на конце. Девчонка еще совсем, акульи зубы так и не смогла отрастить, но это пока. Когда-нибудь и эта станет стервой, что будет мотать мужикам нервы. Только пусть это произойдет от меня подальше. Не думаю, что ей так сильно нужна дочь, забудет через пару месяцев. А я пока сделаю все, чтобы она сама сбежала из моего дома, оставила мне мою дочь, которой сейчас будет нужен особый уход. Незачем такой, как Варя, находится рядом с моим ребенком. Мать, которая отдается первому встречному в туалете и танцует в клубе не самый хороший пример для дочери.

Если бы она была нормальной, студенткой какого-нибудь вуза или обычным офисным работником, я может, и пересмотрел свое решение. Но танцовщица из клуба, живущая на свои копейки, ни родных, ни близких, ну, уж нет. У этой девушки нет будущего, кроме как начать раздвигать ноги для мужиков, чем она, скорее всего, и занималась.

— И еще, — словно вспомнил кое-что, догоняю Варю и дергаю к себе за локоть.

— Что тебе еще от меня нужно? — вижу в ее глазах слезы, которые она пытается сдержать.

— Пока ты будешь няней в моем доме, чтобы никаких мужиков, поняла? Нечего показывать дурной пример дочери. Я не потерплю такого поведения. Мигом окажешься на улице.

— Я не проститутка! — задыхается от негодования Варя.

— Хорошо играешь, молодец, — киваю я и отпускаю ее, поднимаюсь на крыльцо, открываю дверь дома, — Только хорошие девочки не танцуют в клубах и не отдаются пьяным мужикам в туалете.

— Это был единственный и последний раз! — топает ногой Варя, — Я бы ни за что и никогда с таким, как ты...

— Что, договаривай? — снова возвращаюсь к ней и смотрю сердито в глаза, — Хочешь сказать, что я у тебя был первый?

— Да! — выплевывает мне в лицо, а я начинаю смеяться до колик в животе.

— Первый! Ну, насмешила! — сгибаюсь от хохота, — Полуголая танцует в клубе, и я у нее первый, а ты, оказывается, умеешь врать и даже не краснеешь.

— Я никогда не вру, — всхлипывает Варя, — Ни в чем тебя не обманула. И ты последний человек на земле, к которому я обратилась за помощью. И знаешь что? Я не жалею! Если моя доченька будет жить здоровой и нормальной жизнью, благодаря твоим деньгам. Да чтобы ты подавился! — и мне прилетает пощечина, да такая, что огнем обжигает щеку и искры сыпятся из глаз.

Перехватываю ее руку, крепко сжимая тонкое запястье, отчего Варя охает.

— Еще раз так сделаешь, я не посмотрю, что ты женщина. Дам в ответ, — рычу, дергая ее на себя и почти касаясь губами ее лба. И тут же пресекаю вторую попытку, перехватывая свободную руку. Завожу ей за спину, цепляя одной своей рукой.

— Непонятливая какая, — рычу, припечатывая ее к своему телу.

— Еще раз назовешь меня проституткой, получишь еще, — выдыхает с рычанием в ответ Варя.

Так и стоим какое-то время, касаясь телами, готовые к убийству друг друга.

— Вот как? — вырывается из меня какая-то хрень и я делаю то, что сам от себя не ожидал. Цепляю за подбородок, приподнимая ее лицо к себе, и вгрызаюсь в эти пухленькие розовые губы.

Впиваюсь так, что самому больно и чувствую соленый привкус во рту. Но меня это не останавливает, я просто ее жру своими губами, стараясь сделать больно и подчинить себе. Так вот, девочка, знай, кто тут имеет власть над тобой и будь послушной. И доступной. Не ломайся, как обманутая в ожиданиях невеста.

Глава 14

Губки эти розовые, пухленькие. Так и сожрал бы их и не только те, что наверху. Всю бы сожрал, по кусочку смаковал, зализал бы до звезд в глупой голове. Джинсы от Армани ужасно тесные, никогда бы не подумал, что могут трещать по швам. Так сжали набухший орган, что впору оголяться прямо здесь, сейчас. Дать себе свободу и будь что будет.

Чувствую, как мне дали свободу, и усиливаю свой натиск. Варя отвечает, впуская в свой рот. Трахаемся остервенело языками. Освобождаю ее руки, закидывая себе на шею, вжимаю бедра, делая себе и ей больно. Слишком много одежды на нас, надо исправить. Только ловлю эту мысль, как взвиваюсь от боли между ног. Эта сучка зарядила мне коленом прямо по стояку! Тварь! Больно-то как!

— Я, ваша няня, забыли, Максим Эдуардович, — часто дышит Варя и на всякий случай отходит от меня на шаг, — Будете распускать руки, убегу вместе с дочерью, хрен найдете.

Разворачивается и уходит в дом, оставляя меня скрюченным в позе вопросительного знака. Черт, что же так больно.

Иду, прихрамывая за ней в дом. Ну да, переборщил малость, согласен. Но неужели не понравилось, как целуюсь?

— И ты и не моя няня! — кричу на весь дом и слышу где-то на втором этаже смех. Вот зараза. Теперь как ходить буду?

Подхожу к холодильнику и достаю из морозилки кусок мяса. Оборачиваю полотенцем и заваливаюсь на диван, пристроив ледяной компресс между ног. Ноет так, что в глазах темнеет.

-Давайте сделаем испытательный срок, Максим Эдуардович, — появляется рядом членовредительница, — Предположим месяц.

— Не тебе мне указывать, как поступить, — хочу к ней повернуться, но двигаться больно. Так и нависла надо мной, смотрит сверху вниз.

— Вы же понимаете, что я не оставлю свою дочь и она должна знать свою маму. Как вы себе представляете, девочка растет без мамы?

— И без будущих братьев и сестер, я так предполагаю, — переворачиваю кусок мяса другой холодной стороной, — Найду я ей когда-нибудь маму, не переживай. Только это будет не проститутка из клуба!

— Я вам уже сказала, что не занималась этим! — сердито сжимает кулачки Варя, а я сажусь на диване, придерживая руками импровизированный компресс.

— Ну-ну, танцевать в клубе и не спать с клиентами, да ты уникум просто.

— Можете оскорблять меня сколько угодно и думать обо мне что хотите, — расстроенно произносит Варя, — Вы у меня были первым мужчиной.

— И сразу в цель, — ехидно усмехаюсь в ответ, на что Варя реагирует возмущенным возгласом.

— Сволочь!

— О, как мы заговорили, только вот ты попутала границы дозволенного. Это ты ко мне за помощью пришла.

— О чем сильно сейчас жалею и вообще... — обеспокоенно ищет что-то взглядом, — Где мой телефон. Нужно в больницу позвонить.

— Держи мой, я недавно звонил, там все без изменений, — даю ей свою трубку, предварительно разблокировав экран.

— Вы звонили в реанимацию? — удивляется Варя.

— Нет, узнать погоду в больнице, — огрызаюсь я и жду, пока Варя сама позвонит.

Она отходит в холл и там разговаривает, а мне в голову приходит одна абсурдная мысль. Совсем дурацкая.

— Варя, можно тебя на минуту? — зову ее, и она возвращается, опасливо смотрит, передает мне телефон обратно.

— Что-то мне не нравится ваш тон, — говорит мне подозрительным тоном.

— Да я тут подумал, давай сделаем друг другу приятное, — пододвигаюсь к ней, и она вскакивает с кресла, куда села, отходит от меня подальше.

— Мы не можем сделать друг другу приятное.

— Можем, ты станешь моей любовницей и будешь жить с дочерью у меня в доме, пока та не оправится после операции. Для всех ты будешь няня девочки, а потом, когда ты мне надоешь, можешь уйти. Но я разрешу тебе видеться с дочкой.

— Более идиотского предложения я не слышала.

— Подожди, ты подумай. Ребенка я у тебя все равно отниму так или иначе. Вопрос в другом, ты будешь сейчас с ней и потом, пока мы обоюдно не решим расстаться.

— И когда это произойдет?

— Откуда я знаю? Никогда не был в длительных отношениях, — улыбаюсь ей сладкой улыбкой, а она еще больше хмурится.

— Я не смогу с вами спать, — наконец, выдает она после минуты молчания.

— Ну почему же, я хороший любовник, — тяну к ней руку и хватаю за кисть, сажаю к себе на колени, — И могу быть благодарным, щедрым, — веду рукой по ее бедру, сжимаю крепкую попку.

— Мне нужно подумать, — хрипло отвечает Варя, — Вы не оставляете мне выбора. Чем это отличается оттого, что вы мне предложили до этого, стать просто няней при ребенке?

— Тем, что ты будешь полностью мной обеспечена. Тебе не придется танцевать голой на публику и с тобой рядом будет дочь. У твоей дочери будет все самое лучшее. А также, потом, ты сможешь ее видеть, как мать.

— Я вам не верю, — вглядывается Варя в мои глаза, а я кладу свою ладонь на ее грудь, сжимаю через тонкий джемпер.

— Придется рискнуть, — тянусь к ее губам, не отрывая от них взгляда.

— Не получится, между нами холодно, — вырывается из моих рук Варя.

— Конечно, холодно, — рычу я, — Кусок мяса я не убирал.

Показываю ей взглядом на свой компресс, а Варя закатывает глаза, сложив руки на груди.

— Я не это имела в виду. Мы с вами разные люди, у вас совсем другая жизнь. Мы с дочкой не нужны вам. Да и опыта у меня мало, чтобы удовлетворить вас, как нужно. Я пока не готова прыгнуть к вам вот так в постель, прямо сейчас.

— А сейчас и не получится, уж извини. Мне бы калекой не остаться после такой травмы. Придется потерпеть пару дней, — сердито выговариваю ей.

— Хоть что-то хорошее за сегодня. Просто отличная новость, — шипит Варя и разворачиваясь поднимается по лестнице, направляясь в свою комнату.

— Так что ты решила? — кричу ей вслед, пытаясь скрыть веселые нотки в голосе.

— Я согласна, — прилетает ответ, а я довольно улыбаюсь. Осталось только два дня пережить, и Варя будет моей. А дальше будет видно, что делать с ней.

Глава 15

Я так переживаю за дочку, что не могу отвечать нормально этому избалованному ублюдку. Вечер провожу в своей комнате и даже не спускаюсь к ужину. Максим куда-то уехал, я видела, как уезжала его машина. Ближе к полуночи еще раз позвонила в реанимацию, узнала, как дочка и только тогда решила лечь. Однако сон не шел. Я дико переживала за дочку. Как там она одна? Что у нее болит, что она чувствует. Плакать уже не могла, в глазах словно песок царапал. Слезы куда-то пропали, и я лежала на кровати, прикрыв глаза, чтобы не было больно. В комнате темно, я специально выключила свет, чтобы он меня не раздражал.

На лестнице послышались шаги, затем что-то с грохотом упало. Максим матюгнулся, а это точно был он. Я думала, что он пройдет в свою комнату, но шаги остановились у моей двери. Сердце замерло в испуге, а потом пустилось вскачь, отдавая в ушах своими ударами. Я вдруг вспомнила свой ужас, когда пришла в себя после изнасилования. Сейчас страх снова охватил меня, заставляя похолодеть кожу. Воспоминания того ужасного дня накатили на меня, заставляя тело дрожать. Я попыталась отгородиться от них, но бессмысленно.

Максим постучал в дверь. Я почувствовала, как слезы подступают к глазам. Я не хотела видеть его, не хотела слушать его оправдания или извинения. Или что хуже, снова выслушивать его оскорбления. У меня не было сил на это. Вздохнув глубоко, я поднялась с кровати и подошла к двери.

— Что тебе нужно? — прозвучал мой голос твердо и холодно, как мне показалось.

— Я... я хотел поговорить, — ответил Максим, и в его голосе не было угрозы, но мне казалось, что он немного пьян.

— Уходи, мы обо всем поговорили днем, — попыталась отказаться я, но меня никто не слушал.

Дверь резко распахнулась, так как запора на ней не было. Максим стоял, прислонившись к косяку и сложив руки на груди. В темноте я не видела выражения его глаз, но сразу поняла, что он пьян, причем сильно.

— Уходи, — страх охватил с новой силой, и я попятилась, врезаясь спиной в стену.

— Я решил проверить, — Максим делает шаг в комнату и встает напротив меня.

Руками упирается в стену по обе стороны от моей головы. Нависает надо мной, давит пугающей силой и властью.

— Чтто проверить, — спрашиваю его, заикаясь от липкого страха в груди.

— Смогу ли я остановиться и не наброситься на тебя, когда пьян, — шепчет Максим, наклоняясь к моей щеке.

Проводит губами по коже, вдыхает мой запах. Как зверь, что нюхает свою жертву, прежде чем напасть и растерзать ее.

— Тебе не кажется, что сейчас поздно, — зачем-то спрашиваю его, а сама боюсь лишний раз вздохнуть, чтобы не спровоцировать пьяного мужчину.

— Я знаю, что ничего уже не изменит, но я мог бы извиниться, — проговорил Максим, в его голосе не было угрозы и мне показалось, что он говорил вполне искренне.

— Ты даже не представляешь, что я пережила. Ты не знаешь этого ужаса, на который ты меня обрек, — в моем голосе прозвучало горькое разочарование.

— Я не знаю, как объяснить свое поведение. Я обещаю, что больше никогда не сделаю тебе больно, — Максим говорил с искренностью.

А мне вдруг стало смешно.

— Да какого черта ты сейчас здесь изображаешь? — попыталась оттолкнуть его, упираясь ладонями в грудь, — Делаешь одно, а говоришь другое! Если бы ты не хотел сделать мне больно, то никаких разговоров о том, чтобы отобрать у меня дочь не было. Ты даже не знал о Ваське, пока я не пришла к тебе!

— Вот именно! — рычит Максим, еще больше пододвигаясь ко мне, — Не подскажешь мне, почему я не знал?

— Да, в этом есть моя вина, я согласна, но это было мое право сообщать тебе о своей беременности или нет! — рычу я, совсем потеряв страх. Но сейчас я защищаю не только себя, но и свою дочь от этого монстра в костюме.

— У тебя не было такого права! — кричит Максим и хватает меня за плечи, начинает трясти, — Ты не могла решать за меня! Я должен был знать, должен!

— Отпусти меня! — стуча зубами кричу ему, — Или у тебя там все зажило, хочешь опять получить коленом по своему члену?

Макс резко отстраняется и делает шаг назад. Затем садится на мою кровать и прикрывает лицо руками. Какое-то время молчим, я все так же вжимаюсь в стену. Боюсь отойти, словно это моя единственная защита. Наконец, Макс убирает руки и смотрит на меня так, словно видит впервые.

— Я был в том клубе, просматривал видео. Нашел женщину, что привела тебя ко мне в туалет. Точнее, нашел адрес, где она жила. На месте ее уже давно нет, квартира стоит пустая. Мы вскрыли замок, обыскали все, но так и не нашли ничего, чтобы указывало на ее вину. Ты что-нибудь помнишь? — смотрит мне в глаза, и свет из окна делает его взгляд черным, демоническим. Мне кажется, Макс не в себе.

— Я не помню, кто меня отвел в туалет. Все было словно в каком-то трансе. Единственное, что я помню, это когда вошла туда, ты стоял у раковины и тут же обернулся ко мне, протягивая руку. Я подошла, и ты схватил меня за волосы, грубо целуя в шею. Я начала отбиваться, но все было как в замедленной съемке. Не могла толком нанести удар или сопротивляться. Мое тело было как вата, вялое и инертное. Ты нагнул меня к мраморной раковине и задрал юбку, разодрал колготки, трусы. Потом...

— Понятно, не продолжай, — кривится Макс.

— Нет уже, слушай. Ты разорвал меня, когда вошел одним толчком, причиняя дикую боль. Несмотря на мои крики начал двигаться, крепко сжимая бедра и оставляя синяки. Я кричала во все горло, мне было больно. И когда все закончилось, ты развернул меня к себе, поцеловал, кусая губы до крови.

— Господи, — Макс снова закрывает лицо руками, но тут же убирает их, сердито глядя на меня, — Зачем ты пришла в туалет? Специально? Чтобы получить ребенка от богатого мужика, а потом шантажировать его всю жизнь? Зачем? Ты же уже знала кто я такой!

Глава 16

Стою и смотрю на Максима, словно он какой-то ненормальный. Придумать, что я специально отдалась ему? Большего бреда я не слышала.

— Покинь, пожалуйста, мою комнату, — обнимаю себя за плечи и отхожу к окну.

Слышу, как позади меня прогнулся под тяжестью тела матрас и резко поворачиваюсь. Максим улегся на мою кровать и обнял подушку.

— Ты совсем, что ли? — возмущаюсь я и делаю шаг к нему.

Слышу дыхание глубоко спящего человека и встаю столбом. Как так можно?! Прийти пьяным в чужую комнату, начать выяснять отношения и потом просто лечь, и мгновенно уснуть? Для этого нужно иметь стальные нервы, однозначно. Я решительно подхожу к кровати и начинаю трясти Максима за плечо. Но мне проще сдвинуть каменную глыбу, чем разбудить пьяного мужчину.

Сажусь на кровать и задумчиво подпираю рукой подбородок. Разглядываю спящего Максима. Во сне черты его лица такие мирные, практически мальчишеские. Немного широкий нос, его ничуть не портит. Полные, красиво очерченные губы.

Я вижу, как на его лице играют тени от света фонаря, проникающего из окна. Видно, что он спит крепким сном, не обращая внимания на мои попытки разбудить его. В этот момент я понимаю, что его пьяное состояние не позволит мне добиться какого-либо разумного разговора или выяснения отношений. Я снова уткнулась рукой в подбородок и задумалась о том, каким образом мне удалось оказаться в этой ситуации. Какие решения привели меня к этому моменту? Ведь нельзя же сказать, что это была случайность. Я осознаю, что мои решения, мой выбор привел меня к этому нелепому моменту, когда я сижу на чужой кровати и пытаюсь разбудить пьяного Максима.

Возможно, мое решение пойти к Максиму имели под собой другую основу, не только материальную помощь. Если честно, он мне всегда нравился. Я часто видела его в нашем клубе с друзьями и девушками. Почему-то именно на него обратила свое внимание. Танцевала у своего шеста, краем глаза наблюдая за ним. Максим никогда не смотрел на меня, чаще смеялся, обнимая какую-нибудь девушку, которую привел с собой. Он никогда не цеплял никого в клубе и ничего не заказывал в плане услуг.

Такие услуги, конечно, были. Называлось это расслабляющим массажем, но все знали, что это интим. Секс за деньги, практически с любой, кто понравился. Но я спрашивала... Да, я интересовалась про него, и никто мне не мог сказать, пользуется Максим этими услугами или нет.

— Мне кажется, что он брезгует, — сказала одна из таких девушек, которая уже давно работала в клубе, — По мужику сразу заметно нравишься ты ему или нет, хочет ли он тебя. По Горскому сразу видно, как только подходишь к нему. Он на тебя так смотрит, как будто ты жвачка, что прилипла к его ботинкам.

— Думаешь, он не переваривает легкодоступных женщин?

— Он не переваривает всех девушек из службы интим услуг или даже намек на это, — смеется та, — Так что нам с тобой ничего не светит.

— Да я и не собиралась, как бы, — смущаюсь, делая вид, что мне и не нужно все это.

— Ну-ну, — улыбается понимающе знакомая, — Сама себе-то не ври. Нравится, не нравится, терпи моя красавица. Такие, как Горский, прожуют и выплюнут, а ты потом будешь всю жизнь себя по кусочкам собирать. Забудь о нем.

Я и пыталась забыть, пока ко мне не подошла Алина и не отвела в туалет к Максиму. Но вот зачем я согласилась и пошла? Вот в чем вопрос. В трезвом уме и памяти я бы ни за что туда даже носа своего не сунула. Да и не в моих правилах было ходить к клиентам на встречи.

В тот вечер вообще все шло не так, как обычно. И Максим был практически один и пил как не в себя. Я видела, что он опрокидывает в себя рюмку одну за другой. Рядом с ним сидел какой-то его товарищ, которого я видела часто в нашем клубе. Они оба пили наравне, но почему-то Максим пьянел, а товарищ нет.

Когда я закончила свой танец, вернулась в гримерку и пила свой чай, как делаю это обычно, вошла Алина. Оглядела всех оценивающим взглядом и вышла. Я хотела уже принять душ после выступления и переодеться в обычную одежду, как вошел наш охранник. Он подошел ко мне и сказал, что Алина ждет у себя в кабинете. В полном недоумении я прошла туда.

Алина сидела за своим столом, потягивая шампанское из высокого бокала. Предложила выпить мне, но я отказалась.

— У меня сегодня День Рождения, — улыбнулась она, — А выпить не с кем. Кто-то из девушек ушел домой, кому-то еще работать. А ты же знаешь, что я не разрешаю пить до выступления. Давай чокнемся, Варька. Чтобы все у нас было хорошо, до дна.

Я вежливо поздравила ее и выпила прохладное шампанское. Обычно я вообще не пью, а тут стало неудобно перед Алиной. Даже жалко ее, у человека День Рождения, а поздравить некому. Да и я не слышала об этом сегодня от других. Как правило, мы поздравляли друг друга с праздниками. А вот про Алину, видимо, все забыли. Хотя надо сказать, что эту черноволосую девушку не особо любили в клубе. Слишком высокомерно она относилась к другим девушкам и пользовалась своею властью управляющего, слишком вольно.

— Ты вот у нас работаешь почти год, да? — подливала Алина шампанское в бокал, отчего у меня уже кружилась голова.

— Почти девять месяцев, — ответила я, делая маленький глоток, чисто из уважения к начальнице.

— Девять месяцев, — хохотнула Алина, — Как символично. А почему подработку не берешь? Девочки на приват танцах получают очень неплохо.

— Это не для меня, — стараюсь говорить вежливо.

— И зря, смысл себя беречь? Молодость и красота уходят. Чем будешь заниматься, когда состаришься? — продолжает свой допрос Алина.

— Я хотела учиться, готовлюсь поступить на международное право, — зачем-то рассказываю ей.

— Ох, беда с вами. Вроде москвичка, а в голове полный ноль, — смеется Алина, — Не возьмут тебя на бюджет, а платить нечем тебе, так?

— Я работаю, — мне стал надоедать этот разговор. Он выходил за рамки дозволенного. К себе в душу лезть я не приглашала, даже Алину.

— Постараюсь тебе помочь, — пьяно улыбается Алина, — Пойдем, провожу тебя в вашу комнату.

Мы встаем, я чуть пошатываюсь. Внезапно шампанское оказалось слишком крепким для меня, а я выпила всего один бокал. Алина придерживает меня за талию, что-то говорит, смеется.

— Что-то мне нехорошо, — признаюсь я, когда перед глазами все кружится.

— Сейчас, сейчас, вот сюда заходи, я постою, чтобы никто не потревожил, — суетится Алина и вталкивает меня в туалетную комнату, а там уже ждет Максим.

Там-то все и случилось. И кто в этом виноват был? Я, которая давно мечтала об этом мужчине или он, что так нагло обошелся со мной? Скорее всего, оба. Только вот расплачиваюсь за все, почему-то я, одна.

Глава 17

Две недели Варя уже в больнице с моей дочкой. Я навещаю их каждый день и постепенно сделал вывод, что мне нравится иметь ребенка. Каждый день открываю для себя что-то новое. Появление улыбки, которая будто предназначена только мне, хотя Варя и говорит, что еще слишком рано. Дочка улыбается любому человеку, кроме тех, кто в медицинской форме. Но раз она отличает их, то и меня, своего отца должна знать или нет?

Сегодня их выписывают, и я с утра ношусь по магазинам как одержимый. Уже закупил в детскую разноцветные шарики, игрушки, кое-какую одежду. Варя ничего не просила, так что пришлось обращаться опять за помощью к Вике. Секретарша меня сильно выручает в последнее время, хоть и смотрит осуждающе.

Мои парни постоянно наблюдают за квартирой, в которой раньше проживала эта Алина, но та не появляется. Поэтому для меня пока остается тайной, для чего все это проделали в клубе. Нет, я почему-то верю Варе. Чем больше за ней наблюдаю, тем больше она мне нравится. Только вот где настоящая Варя? Сейчас с дочерью или тогда со мной, когда не особо и сопротивлялась нашей с ней близости.

К больнице подъезжаю как раз вовремя, вижу, как Варя выходит и направляется в сторону от меня. Это еще что такое! Перехватываю ее уже у машины такси.

— Я не понял, мы, кажется, договорились? — хватаю ее за локоть, а второй рукой поддерживаю ребенка. Уронит еще, а оно мне надо?

— Максим, ну зачем тебе мы, — пытается оправдаться Варя, — Да, ты нам с дочкой помог и я тебе благодарна. Но давай все оставим, как было раньше. Если хочешь, ты можешь нас навещать, можешь видеть Василису.

Подруга Вари стоит чуть в стороне и тоже кивает, а меня охватывает злость:

— Мы, кажется, обо всем договорились, — рычу я, — Если ты сейчас уедешь, через пять минут вся полиция города будет искать мою дочь. Ты хочешь сесть за похищение?

Варя всхлипывает и утыкается лицом в белую шапочку ребенка:

— Просто отпусти меня с дочерью, слышишь, — всхлипывает она.

— Нет, быстро в мою машину, — хлопаю со всей силой дверью такси, за что получаю злой взгляд водителя, и он крутит пальцем у своего виска, срывается с места.

— Вы не имеете права указывать Варе, что ей делать, — возмущается подруга, — Ей пришлось столько пережить, а вы еще добавляете страданий.

— Я не позволю своей дочери жить на какой-то съемной квартире и с матерью, которая раздвигает ноги перед всеми в ночном клубе! — оборачиваюсь к этой Гале, сердито сжимая кулаки.

— Варя не такая! — кричит Галя.

— Да все вы такие! — отвечаю, сверля девушку взглядом, — Это моя дочь и жить она будет со мной.

— Тогда женись на Варе, — выплевывает подруга и мы сверлим друг друга взглядами.

— Я. Сказал. В машину. — говорю хрипло, едва сдерживая себя, — Что тут непонятного? А ты, — указываю пальцем на Галю, — Пересмотри свои ценности.

— Это ты пересмотри, озабоченный придурок! Не все в жизни можно измерить деньгами. Варя - мать и тоже может бороться за свои права! И пусть сейчас у нее нет жилья, работы и денег, но когда-нибудь у нее все это будет. Тогда она уйдет от тебя.

— Флаг в руки, — киваю этой Гале и подхватываю Варю с ребенком, тащу к своей машине, — А пока, я решаю, кому и где жить. Главное, как.

Галя остается около больницы, а мы садимся в мою машину. Варя все еще всхлипывает, и я забираю ребенка из ее рук. Она неохотно, но отдает. Смотрю в личико своей дочери, любуясь ее румяными щечками. Все у нее теперь хорошо, операция и восстановление прошло отлично. Моя малышка будет расти полноценным, здоровым ребенком.

— Зачем нужен был этот концерт? — поворачиваюсь к Варе, которая смотрит в окно, — Я каждый день был у вас в больнице, навещал дочь, а ты все это время думала о том, как бы уйти в свою прежнюю жизнь?

— Моя жизнь была не такой плохой, как ты думаешь. Я собиралась восстановиться в институте, учиться дальше. Найти работу.

— Так делай все это, я тебе не мешаю. Можешь вообще заняться обустройством своей жизни, я позабочусь о своей дочери, — говорю сквозь зубы.

— Максим, но я же ее мать, ты понимаешь, что я просто не могу оставить свою дочь? — снова всхлипывает Варя.

— Поэтому давай решать проблемы по мере их наступления, хорошо? Сейчас главное Василиса, тьфу, ну что за имя. А потом подумаем, как быть дальше. Но если я еще раз увижу тебя танцующей в клубе или с мужиком...

— Максим, ты так ничего и не понял, — вздыхает Варя и снова отворачивается к окну, — А я устала оправдываться в том, что не делала.

Едем до моего дома молча, и я иду сразу в комнату Вари и Василисы. Там снимаю с дочки комбинезон, осторожно перекладываю в кроватку. Варя стоит рядом, рассматривает шарики и игрушки. Отхожу от кроватки и встаю рядом с Варей. Протягиваю руку, касаюсь ее талии и тяну на себя. Варя испуганно смотрит на меня, поднимая руки и впечатываясь в мою грудь, чтобы оттолкнуть.

— Насколько я помню, у нас был еще один договор, — наклоняюсь и касаюсь губами уголка ее рта. От Вари вкусно пахнет, так сладко, волнующе. Причем я точно знаю, что это не духи. Во-первых, у нее нет, а во-вторых, ребенок еще маленький, чтобы дышать этим. Значит, это именно ее запах, он меня лишает воли и мыслей. Я веду губами по щеке Вари, зарываюсь носом в ее волосы.

— Я не буду с тобой спать, — испуганно шепчет девушка, — Я согласилась под давлением, а не по доброй воле.

— Мне все равно, — прижимаю Варю к себе сильнее, толкаюсь своим пахом, впечатываюсь ей между ног. Даю понять, как там все готово и ждет ее.

— Ты же сказал, что тебе не нужны легкодоступные женщины? — приводит последний аргумент Варя, — Ты мне не веришь, а значит, я должна быть тебе противна.

— Не верю, но думаю, что я у тебя был первым, — усмехаюсь, когда вижу ее удивление.

— Что это значит? — встревоженно вглядывается в мои глаза.

— А то, что я просто и дальше хочу быть у тебя первым, — накрываю ее губы своими, пытаясь погасить сопротивление Вари. Сам не понимаю, зачем мне все это нужно, это против моих правил. Но в данный момент мне плевать, я почти уверен, что Варя ни с кем из мужчин не спала кроме меня. Однако в данный момент, только я так я могу удержать ее рядом с собой. Только угрозами, только властью.

Глава 18

Вечером искупала под присмотром Максима дочку. Тот мне помогал, я еще сама боялась, все-таки ребенок после операции. Небольшой прокол в районе шейки и на ножке, а все равно берешь как хрустальную. Насмотрелась в больнице и на швы послеоперационные и на плачущих детей, ужас. Да и саму еще потрясывало, как вспомню.

— Давай я ее уложу, — предложил Максим, когда Васька лежала на большой кровати и сучила ножками, пуская пузыри из улыбающегося ротика.

— Я сама могу, — проворчала я, рассматривая новую одежду для Василисы, что была перестирана, отглажена и лежала в большом белом комоде. Даже стало как-то неловко перед Максимом. Я понимаю, что он не сам настирывал и гладил, да и покупал, скорее всего, не он. Но такие приятные, дорогие вещи, красивые.

— Варя, оставь меня с дочерью, пожалуйста, — попросил Максим.

— Но я ее кормлю перед сном, — возмутилась я.

— Аа, да, — взъерошил отросшие волосы Максим, — Я просто подумал, ты захочешь там принять ванную или поужинать, отдохнуть от дочки.

— Зря ты так подумал, — произношу сквозь зубы и достаю красивый белый комбинезончик с розовыми бантиками.

Такой миленький, мягкий, как раз на Василиску.

— Тогда я пойду, — Максим встал с кровати, где сидел рядом с Васькой и направился к дверям, — Спустись потом, когда уложишь, нужно поговорить.

Он вышел, тихо прикрыв дверь, а я обреченно вздохнула, усаживаясь рядом с дочкой. Знаю я, о чем он будет говорить. Представляю, чем закончится такой разговор. Вот совсем не хочу уступать ему, ни капли, но выхода нет. Я не переживу, если Максим отнимет у меня Ваську. А с его возможностями и связями это ничего не стоит. Тем более, с моей репутацией танцовщицей в клубе. Без жилья, работы, я больше никогда не увижу Василису.

После того как Васька заснула, приняла душ и высушила волосы. Долго стояла перед своим скудным гардеробом, да и не было у меня с собой особо одежды. Так пара джинсов, джемпера, водолазки, домашняя рубашка и футболки. Все же натянула на себя джинсы и футболку, не в халате же идти. Чуть подкрасила ресницы, жаль не было духов. У меня их и так нет, а тут захотелось хотя бы выглядеть как уверенная в себе женщина. Я думала, что Максим увидит меня такой собранной, решительно настроенной. Я хотела поговорить с ним по-хорошему, ну не монстр же он все-таки. Должен войти в мое положение. Если женщина не хочет, то заставлять ее и принуждать к близости не лучший вариант.

Спустилась в гостиную, где Максим возился у плиты, распространяя по дому аппетитные запахи. Смотрю, как он достает из встроенной духовки противень, села за барную стойку, сцепив руки перед собой.

— Проголодалась? — вполне мирно он посмотрел на меня и вернулся к тому, что у него было завернуто в фольгу, — Не заправишь салат? Я овощи порезал, а чем их там заливать не знаю.

Молча встала и подошла к нему. Удивленно посмотрела на то, как он ловко раскрывает фольгу и достает оттуда большой кусок мяса. Ароматный пар поплыл по кухне, наслаждая мои рецепторы. Только сейчас поняла, что за весь день почти ничего не ела. Утром в больнице успела перехватить стаканчик кофе в автомате и круассан. Потом с выпиской все вылетело из головы.