8.2

Завидев меня, Мирослав выходит из машины и идет мне навстречу. Зачем-то считаю наши шаги на сближение. Два, три, четыре… на пятом мы оба останавливаемся.

— Держи, — вместо приветствия протягиваю папку. Мирослав забирает ее, но не спешит уходить. Несколько томительных секунд мы разглядываем друг друга.

Соболев одет стильно в противоположную мне цветовую гамму, что только подчеркивает его природную смуглость. Широкие плечи обтягивает белый хлопок. С улыбкой замечаю закатанные рукава рубашки — Мир в рубашках терпеть не мог короткие рукава а-ля футболка.

Не смотря на то, что бывший муж гладко выбрит и свеж, все равно вижу — под его глазами залегли тени, а в уголках рта обозначились горькие складки. Улыбка гаснет. Мне вдруг хочется коснуться его щеки рукой, стереть эти заломы и пообещать, что всё обязательно наладится и будет хорошо.

«Юля, это больше тебя не касается. У него наверняка есть женщина, которая его утешит», — эта мысль отрезвляет.

— Я подвезу тебя, — Мир говорит это без намека на вопрос.

— Если ты не забыл, у меня есть права и даже машина, — хмыкаю, обходя его и шагая в сторону своей ласточки.

Нога подворачивается, и я, нелепо взмахнув руками, пытаюсь поймать равновесие на ультратонких шпильках. Каблук подозрительно хрустит, но в последний момент мне удается не поцеловать носом асфальт.

— Ну если у тебя есть лишнее время… и четыре колеса, — летит в спину.

Да твою же мать!

Ахнув, смотрю на вопиющий акт вандализма. Шины спущены вкруг. И не просто открутили колпачки, порезали так, чтобы ни один шиномонтаж не взялся за это.

Какие же всё-таки твари! Несколько дней назад на капот мне положили кирпич, заботливо обернутый в копию кредитного договора с той самой Тоцкой. Ну почему кому-то всё сходит с рук, а мне — какашка на палочке?

Бедная моя Астра! От обиды слезы наворачиваются на глаза. Сердито вытираю их. Не сейчас! Не при бывшем муже. Бросаю взгляд на него через плечо.

Соболеву дела нет до моей драмы. Прислонив телефон к уху, он активно жестикулирует, что-то проговаривая собеседнику.

Отворачиваюсь от него, обнимая себя за плечи.

«А чего ты хотела, Юль? Чтобы он бросился решать твои проблемы? Пожалел? Наказал этих оборзевших козлов?»

Да, черт возьми! Да!

«Так, может, тогда и разводиться не надо было? Стереть из памяти то, что видела. Выкинуть из головы мысли об измене и счастливо жить дальше, строя из себя невинную овцу. И три года после развода забыть. Так надо, Юль?»

Вскрываю этот болезненный нарыв без анестезии. Вот так надо. И никаких больше иллюзий. Я справлюсь.

— Надо найти хорошее охранное агентство… или законника какого, что в таких случаях надо вообще делать? — говорю себе под нос больше для успокоения.

— Юль, ты о чем, какое еще охранное агентство? — Не замечаю, как Мир оказывается рядом. — Давай ключи. Я вызвал эвакуатор. Ребята сейчас заберут ее, резину поменяют, колеса отбалансируют. К вечеру вернут в лучшем виде…

Еще на фразе «вызвал эвакуатор» я не свожу удивленного взгляда с Соболева.

Три года я решала свои проблемы сама, сложно теперь поверить, что я имею право вот так легко их переложить на чужие плечи…

«Но эти-то как раз не чужие», — мыслишка-предательница раскачивает чашу весов между «принять» и «отказаться».

Когда-то ты был всем для меня, Мир. Всем моим миром. Я растворилась в наших отношениях без остатка, за что потом и поплатилась.

А сейчас, чего я хочу сейчас?

Спасаться бегством или сражаться?

«Забудь, Юль. Это сражение проиграно всухую. Бегать на таких шпильках — самоубийство. Твой удел — терпеть молча», — ловлю воздух ртом, раздавая себе ментальных целительных оплеух.

Встречаюсь с вопросом в темных глазах Соболева и, покачав головой, молча иду к авто бывшего мужа.

Загрузка...