Поначалу улавливаю какой-то звук похожий на треск. И тут же следом громкий вздох.
— У тебя там всё в порядке?
— Я только что сломала каблук. Вторая счастливая пара туфель, — тихо, с расстановкой проговорила из своего угла жена.
Боюсь предположить, что же стало с первой «счастливой» парой, но только открываю рот, чтобы схохмить, как слышу всхлип.
Раз, другой. А потом они становятся громче.
— Ну ты чего, Юль? Это же просто туфли. Починить, и все дела… — предпринимаю попытку обуздать истерику в самом ее зародыше, но проигрываю по всем фронтам, когда Юля вопит в ответ:
— Просто туфли, да? Ерунда-то какая, так ведь ты думаешь, а?! Может, у тебя, Соболев, всё и просто, а я вот так — «просто» — больше не могу! Ну п-почему это происходит со мной? Жила себе спокойно, а потом всё навалилось комом, когда п-появился ты. А ты… ты знал! Знал с самого начала, что вернешься в город. Что п-придешь в нашу компанию. Что б-будешь работать со мной. Но даже слова мне не сказал… А я… Я как дура выгляделаааа… — Тихие всхлипы переходят в рыдания.
Черт.
Никогда не выносил женских слез. На стенку лезть хочется, потому что, в основном, причина их — я. По отношению к бывшей жене я был несправедлив. Последний год нашей семейной жизни так точно. Юля постоянно плакала, а я вместо того, чтобы мирно все загасить, подливал масла в огонь.
— Ну всё, иди сюда, — поворачиваюсь на голос… Чтобы через секунду увидеть звезды.
— Ай! Женщина, да ты меня без зрения решила оставить?!
Вместо искр из глаза уже катятся слезы. Пытаюсь проморгаться, но толку-то, если тут и так темно, как в заднице.
В следующую секунду прохладные ладони касаются лица, на этот раз без вреда для моих органов чувств.
— Б-боже, Мир, прости меня, п-пожалуйста, — всё еще заикаясь от недавней истерики, умоляет Юля. — Я-я… просто хотела… Не думала, что п-попаду…
И безошибочно ослепила меня, солнце мое. Как у тебя это выходит, ума не приложу? С виду такая маленькая, безобидная куколка.
Сгребаю жену в охапку. Не встретив сопротивления, тут же наглею и утыкаюсь ей в волосы, втягиваю в себя сладковатый запах. Интересно, она всегда так чудесно пахла… весной, теплом и чем-то таким родным?
— Всё нормально. Жить буду. Ты только, пожалуйста, не плачь, — прошу тихо. Признание жжет язык, и я предпринимаю очередную попытку: — Давай поговорим?
— Боже, о чем? Я не знаю, зачем ты приехал, Мир, но прошу тебя, давай не будем поднимать эту муть снова? Я тебя давно отпустила. Не хочу вспоминать… Не хочу. Хоть ты меня сегодня пожалей, а? — Юля говорит это, уткнувшись мне лицом в рубашку. Глухо, обреченно. И каждое слово режет наживую.
Честно, я сам не в восторге от себя прошлого. Но мне начало казаться, что я изменился.
«Что, готов идти дальше, да, герой? Готов начать все с чистого листа? А если ей это не надо?» — даю себе ментальных оплеух, потому что и сам ничего не знаю.
Черт возьми, не знаю я, как дальше быть!
Сжимаю руки чуть сильнее, впитываю ее тепло. Такая хрупкая… Надави я чуть сильнее, и сломаю. Если уже это не сделал.
Подонок ты, все-таки, Соболев.
Во рту разливается горечь, и я вместо того, чтобы крутить эту шарманку снова и снова, говорю о совершенно ином:
— Я и не должен быть здесь. Хмм… Не совсем верно выразился. Я прекрасно справлялся со своими задачами в Москве и оставался бы там и дальше, если бы не планы руководства о слиянии… Изначально вашу эту конторку… — За это тут же получаю щипок. — Эй, давай без увечий. Ладно, вашу компанию — так устроит? — решено было отправить в утиль. Больше семидесяти процентов работников под сокращение, базы и все наработки мы бы забрали себе, оставив от Армады одно только название.
— А ты, значит, как Робин Гуд, бросился спасать обездоленных и униженных?
— Язва. — Невесомо касаюсь губами макушки, пряча улыбку. — А я просто умею считать и прекрасно понимаю, что компания с такой репутацией и персоналом способна на большее, чем быть разменной монетой в игре директоров.
— Откуда такие познания, Соболев? Неужто ты успел свести дружбу с Советом?
— Регина подсказала.
— Эта Силиконовая долина что-то понимает не только в маникюре?
На замечание у меня вырывается смешок. Встряхиваю ойкнувшую Юльку.
— Полегче, Юлия Александровна. Регина очень ценный кадр, — выделяю слово «очень». — Ее родной дед в Совете со времен мамонтов. Спицин, ты должно быть знаешь, о ком я говорю.