Юля
Самолет мягко садится и катится по полосе под недружные хлопки пассажиров.
Кошусь на Соболева. Мир продолжает что-то печатать в ноуте. Весь полет он посвятил работе, а я — наблюдениям за ним.
Мой бывший муж красив. Харизматичен, а еще уверен в себе. Любят же девчонки западать на самцовость. А этот так яростно транслирует миру своё кредо «приду, нагну, отымею», что нет никаких шансов защитить свое сердечко.
Может, именно поэтому я всё перебираю кавалеров и не могу ни на ком остановиться? Ведь ни одному так и не удалось его превзойти. Это глупо — сравнивать их с ним. Но я ничего не могла с собой поделать. Соболев отравил меня собой.
Этот мужчина привык жить на все двести процентов. И уж если делал что-то, то всегда доводил до конца. И имел до звездочек в глазах.
Любила его до потери пульса. Горела этой любовью. Да так, что стала бояться потерять его. Навязчивые мысли преследовали меня днем и ночью. Мне стало казаться, что Мир задерживается на работе не просто так. Что телефон его разрывается не от звонков по работе, а от настойчивых поклонниц. Паранойя довела меня до того, что я стала следить за ним. Считала минуты до его возвращения домой. И каждая лишняя приводила меня в отчаяние. Прислушивалась к его разговорам, интонациям, пытаясь угадать собеседника. Ревновала даже к нашей соседке, которой однажды зимой понадобилось прикурить машину. Я загнала себя в ловушку, а когда поняла это, то начала скандалить.
Мир поначалу отшучивался, позже стал раздражаться. Наши ссоры превратились в настоящую войну, после каждого такого сражения мы расходились по комнатам зализывать раны. В какой-то момент муж закрылся от меня.
И сколько я ни билась в эту бетонную стену, ответа не было.
Я приложила руку к тому, чтобы наш брак пошатнулся.
Как же так вышло, что в настоящем я сижу рядом с бывшим, и мне не хочется воевать. Хочется абсолютно противоположного…
Мир постоянно хмурится, глядя в монитор. Замечаю, что раньше у него не было вот этой складки между бровями. А я ведь знаю его до миллиметра…
Пытаюсь вспомнить, когда он улыбался искренне, и не могу. Это всегда либо кривые ухмылки, либо дежурное растягивание губ, которые не касаются глаз. А ведь вокруг них вблизи замечаю морщинки.
Значит, он не всегда такой серьезный.
Значит, кому-то он все-таки улыбается беззаботно и счастливо.
Это открытие приводит меня в еще более унылое состояние. Мы молчим всю дорогу, едва ли десяток фраз, которыми мы перекинулись, можно назвать оживленной беседой.
Телефон ловит сеть и бомбардируется входящими сообщениями.
Сона негодует, что отдел расслабился, и правит бал жесткой рукой.
Официально у меня отгул на эти три дня, и по легенде я улетела в Сочи подышать морским воздухом.
Я не знаю, в курсе ли всей ситуации Ктоян, но Мир просил пока придержать язык за зубами. Я же дала себе обещание, что, если запахнет жареным, первой, кого предупрежу, будет Ктоян. Никто не заслуживает участи быть просто уволенным, и я надеюсь, что Мир знает, что делает.
Спицин, конечно, тот еще интриган. Но всё, что я могу, это верить им обоим и надеяться, что у всей Армады есть будущее.
Это подло? Или благородно?
Я так и не решила, какой вариант выбрать.
Мама шлет сто пятьсот указаний, как правильно гулять с Бусей, какую ей курочку отваривать и на какие кусочки резать.
Янка присылает видео, где Буся задорно хрустит кошачьим кормом, уплетая тот из миски под ненавидящим взглядом Бори, занявшей стратегическую высоту на холодильнике.
Бедная моя девочка! Мысленно обещаю купить ей всяких вкусняшек и прошу потерпеть еще немного.
Сообщения с очередными угрозами смахиваю в корзину, не читая.
Яну я честно предупредила, что меня пасут коллекторы. Сестра обещала не открывать никому дверь, а в случае непредвиденных обстоятельств вызывать ментов.
Ласточку свою я теперь оставляю на платной парковке, надеюсь, что туда эти личности не проберутся. Побоятся камер и статьи за порчу имущества.
Бортпроводники с улыбками провожают нас из салона, желают отличного отдыха. Южное солнце жарко целует в обе щеки, заставляя жмуриться.
Ну что ж, здравствуй, Сочи.