Просто бывшие

Глава 16. Море волнуется «раз»

Юля

— Как-то тесновато. Не развернуться, — с этими словами Роза Алексеевна выбирается из гроба. — Молодой человек, давайте посмотрим что-то посвободнее.

Консультант флегматично пожимает плечами и приглашает пройти в следующий зал.

Мне кажется, таких людей мало чем можно удивить. Ну что такого в том, что заказчик сам пришел выбирать себе памятник и гроб… И при этом абсолютно точно жив.

— Сюр сплошной, — шепотом признается Ира, у которой с лица не сходит смесь эмоций, но лидирует изумление.

Пожимаю плечами, осматриваясь. Ничего так… помпезненько, с претензией на люкс. Золотые вензеля, завитушки. Тона только мрачные. Похоронные, одним словом.

— Ну, на такой «шоппинг» меня еще не приглашали. Хотя… — задумчиво касаюсь черной лаковой древесины. Странное дело, но мне кажется, я чувствую от древесины исходящий холод. — …все мы там будем. Рано или поздно.

Красавина устало трет лицо. Не могу представить, каково это осознавать, что ты в любой момент можешь потерять самого дорогого для тебя человека.

У меня никогда не было дедушек, они ушли рано. Зато было аж три бабули. Мамина всю жизнь прожила в городе, а вот Янкина бабушка каждое лето забирала нас к себе в деревню. Когда умерла папина мама, я была в детском лагере в Туапсе. Мама не сказала мне, решила не пугать. Я не застала ни похорон, ни гнетущего чувства на кладбище. Но четко поняла, что такое смерть. Она неизбежна. Всегда конечна, и никому еще не удалось ее обхитрить.

Другое дело Ира. За свою жизнь она похоронила отца, потом алкоголика брата… А теперь еще и Роза Алексеевна тяжело больна. Страшно осознавать себя сиротой, когда больше никого не осталось…

Поддавшись порыву, подхожу и обнимаю подругу. Глупо говорить, что всё будет хорошо. Но я могу просто быть рядом. Ира утыкается мне лбом в плечо и тихо признается:

— Когда она в первый раз заговорила о том, что ей необходим гроб, я, клянусь, прорыдала полдня. Это дико просто!.. Не поверила ей, но мама уперлась. Надо, и всё тут. Поначалу мне было жутко. Кто в здравом уме попрется сюда без необходимости. Это же неправильно… приходить вот так… Самой себе выбирать последнее пристанище. Бррр. Меня колотило тогда в ознобе, а мама держалась молодцом. — Ира отстраняется и смотрит мне в глаза с кривой улыбкой.

— Она, знаешь, что сделала? Походила, посмотрела… Вот также, как ты, всё потрогала. А потом попросила гроб «примерить». Я прям там в осадок выпала. А этим, продажникам, хоть бы хны. Даже бровью не повели. Помогли забраться, крышечку заботливо придержали. Мама полежала там, поворочалась, поохала… и вышла в ремиссию на год! А ей вообще даже полгода не давали. Не знаю, как моя мать связала одно с другим. Но теперь всякий раз после курса химии мы едем за очередной «примеркой». Слышала, про эффект плацебо? Так вот, у нас оно такое… — Обводит руками зал, полный разноплановых гробов и прочей похоронной атрибутики.

— Не хуже, чем у других. Расслабься. Если ей это действительно помогает… — Похлопываю подругу по руке, сама же от всей души желая долгих-долгих лет жизни ее маме.

Иру зовут в соседний зал, и я, оставшись одна, решаю выйти на свежий воздух. В паре шагов жирная черная ворона пьет из лужи.

Как бы я не злилась на собственную мать, как бы она в моменте меня не бесила, она навсегда останется для меня самым родным человеком на свете. Не могу представить, что ее нет…

Птица, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, внимательно следит за моим внутренним монологом.

«Да что б ты понимала, крылатая!» — обращаюсь к ней мысленно.

Именно в такие моменты острее всего чувствуешь уязвимость перед неотвратимостью судьбы. А еще отчетливо понимаешь, как скоротечна жизнь. И надо ее жить, а не копаться в ошибках прошлого, лелея замшелые обиды. Прямо сейчас нужно жить жизнь!

Поддавшись этому настрою, пишу маме короткое, но такое важное послание: «Я тебя люблю».

А в ответ получаю: «Ты что-то опять натворила?»

Тонкой иголочкой скребет по сердцу обида, что мой порыв не оценили, но я тут же беру себя в руки. Моя мама никогда не была ласковой и щедрой на проявление чувств.

«В конце концов, это не делает ее плохой», — соглашаюсь сама с собой и пишу в ответ: «Нет, всё хорошо».

Следом прилетает: «Я надеюсь, ты не забыла, что сегодня ждем тебя в гости? Папа колдует над кроликом. Брусничке тоже самые вкусные кусочки отложили».

Задумчиво смотрю, а потом, кратко отбив: «Я помню, мам. Буду к двум», сворачиваю диалог.

Мне вдруг отчаянно хочется написать Миру. Сказать эти простые три слова. Но что-то сдерживает… возможно страх, что в ответ я, как и от мамы, не услышу того, о чем так мечтаю? Глупо это всё…

Мою грустную улыбку замечает выходящая из салона Ира и удивленно поднимает брови, качаю головой. Следом выходит багровая от гнева Роза Алексеевна.

— Уму не постижимо. Этот… с позволения сказать, юноша… он решил, будто я буду сейчас покупать себе гроб! Неслыханная наглость, — распаляется она.

— Мам, ну мы же не за хлебом зашли. У него работа такая.

— Но хамить… спрашивать у меня, когда планируется погребение, это просто… просто возмутительно! Идиот какой-то!

Ворона согласно каркает, соглашаясь с этим заявлением.