Сергей Васильев ПРОСТОДУШНЫЙ

Разумеется, это был я.

Кто еще может похвастаться такой расцветкой шерсти? Не трехполосочной, как у большинства, а четырех — черного, серого, белого и рыжего цветов. Опять же кисточки на ушах, подкрученные так, чтобы закрывать ритуальные шрамы. Любимая безрукавка — черная с красной синусоидальной каймой — рисунком клана.

Проблема была в том, что я совершенно не помнил тех действий, что сейчас показывала запись с камеры слежения. Человек, скажем, сразу решил бы, что кто-то замаскировался под него, надев маску или парик. Нам, швосам, чтоб кем-то прикинуться, пришлось бы клеить шерсть по всему телу или надевать комбинезон — рисунок индивидуален у каждого. А у меня, Свисса, так особенно.

Еще немного поглядев на безобразие, совершаемое мной, я выключил запись, вынул накопитель и положил его в карман безрукавки. Следовало понять две вещи: что со мной и как доложить о нарушении в службе безопасности. Заявлять о том, кто выкрал глимпы, я был еще не готов.

Нереальность происшедшего выбила меня из колеи. Чтобы я, профессиональный охранник, грабил свое место работы, да еще и не помнил об этом — это ж как меня надо было довести! Вариант, что запись была всего лишь компьютерной оживлялкой, я отверг — не могли же глимпы сами собой попасть ко мне в карман.

Вот интересно, я общую сигнализацию тоже отключил? Сработает она, когда я выходить буду, или нет? Судя по профессионализму моих действий, я должен был это учесть и подготовить себе спокойный выход из здания Корпорации.

Так и вышло.

Смена как раз закончилась. Ни слова не сказав сменщику о происшедшем и сумев унять вздыбившуюся шерсть, я вышел, избавился от глимпов в первом же скверике и поспешил домой.


Дома меня ждал видеовызов.

Не переодевшись в домашнее, я нажал кнопку ответа. На меня смотрел человек и мило, как ему казалось, улыбался. Незнакомый, но кого-то напоминающий.

— Молодец! — сказал человек и причмокнул.

— Спасибо, — ответил я, — а что я такого сделал?

— Сама скромность! Я же говорил! — человек отвернулся от экрана, обращаясь к кому-то вне поля видения передающего скана.

— Нет, ну всё-таки?

— Ты чо, забыл о подселении? — человек на экране неприятно округлил и без того круглые глаза и прикрыл рот рукой.

— Каком подселении?

— Тю-ю-ю, ну, точно забыл. Давай вспоминай. Пиво пил? Пил. Договор заключал? Заключал. Мой разум и подселил себе.

— Зачем я это сделал? — тут уж самому впору было распахивать глаза по-человечьему.

— Взаимовыгодный обмен, — человек улыбнулся, хищно обнажив зубы.

— И какую ж выгоду я получил?

— А тебе виднее. Ты, это, думаешь мне с твоим разумом легко пришлось?

— Но ведь подселение запрещено!

— А то! Думаешь, чего мы в трактире договаривались? Заради конспирации, — человек быстро прикрыл левый глаз и тут же его открыл. — Конечно, подселение не в Центре было, а в подпольной конторе. Но ведь тебе, вроде, всё равно было?

Может, когда я пиво пил — тогда и было всё равно. Но сейчас — совсем нет. Мало того, что я своим телом кому-то попользоваться позволил, так еще он противоправные действия совершил, за которые мне теперь пожизненное грозит.

— Так что тебе от меня сейчас надо? — проговорил я с угрозой в голосе.

— Мне? — удивился человек. — Это тебе. Ну, явно не в себе ты. Мы честные партнеры. Что заработал — получи.

Он помахал перед экраном кредитной карточкой, потом засунул ее в приемную щель, набил код передачи, высветившийся на экране, и ввел номер моей карты.

— Успеха! — сказал он излишне громко, нажал ввод и тут же отключился.

Идиот!! Он засветил меня. Две минуты — и мой счет обнулят. А еще через три прибудет наряд безопасников для моего усмирения и препровождения в исправительное учреждение. Одна возможность — смотаться с этой планеты куда подальше.

Обналичив все деньги со своего счета в домашнем банкомате — тоже незаконная операция, но по совокупности — мелочь, я переместился в частный ангар кораблей гиперперехода и немедленно стартовал.

Оставалось решить — куда лететь.


Хороша Бриссовская ярмарка! Веселая! Богатая! От товаров глаза разбегаются. Есть тут и кверги хохлатые, чьи песни без слез не может слушать ни один разумный. И вирды — одеяла живые, которые в холод греют, а в тепло охлаждают. И кристаллы, меняющие цвет свой под настроение владельца. Много всяких разностей здесь, чему даже и названия не знаешь. Спросишь — объяснят доходчиво, покажут, как действует, научат, как применять. Не захочешь, а купишь.

Кого тут только нет! Люди — и с Земли, и из колоний, каждый на свой манер одет. Шурьянки, закутанные так, что еле их разглядишь под живой шевелящейся одеждой. Танланцзы, бесстрастно вышагивающие над всеми могучими богомольими лапами. Крохи, бурхи, гланги, годды, дисфады… И многие другие — всех и не вспомнишь, и не перечислишь. Разные все — в глазах рябит, мелькает.

Шум, крики, свисты и сипения — всяк на своем языке говорит — гул стоит непонятный.

Эх, ярмарка! Каждый будто сам по себе, а скопом — единое существо тысячеголововое, тысячерукое, с щупальцами да клешнями. Лежишь, переваливаешься из стороны в сторону, мерцаешь огнями, живешь, дышишь.

Праздник…

Жаль только, я сюда не для того попал, чтоб товарами любоваться. Ни купить ничего не могу, ни продать. Прячусь здесь — в толпе затеряться проще всего. Потому и лишний на ярмарке. Потому-то и не весело мне.

Только на ярмарке и можно себя свободным почувствовать. Тем и манит она, тем и тянет к себе. Любой разумный здесь совсем не такой, как у себя дома. Можно позволить себе быть тем, кем хочешь быть. И не быть правильным.

Я — как соринка в глазу великана. Делом занимаюсь, а не развлекаюсь. Скрываюсь. Оттого и брожу узкими улочками да кривыми переходами, неприкаянный. Вдалеке от главных площадей и торговых рядов. Чтоб не завертела, не втянула меня ярмарка. Чтоб остался я, кем есть. Чтоб не поддаться, не забыть о делах моих неправедных. Чтоб миг свободы на ярмарке не заменил мне свободу истинную, которая еще есть у меня.

Хожу, гуляю. Грущу и радуюсь.


Человек стоял в узком проходе, подбоченившись одной рукой, а второй легко помахивал. Наверно, не для того, чтобы привлечь мое внимание, — внешность его и так отличалась своеобразием. Пышные кудрявые волосы на голове, металлическое кольцо в голом ухе, ярко-малиновая рубаха навыпуск, подпоясанная широким поясом с позвякивающими бляхами, синие шаровары, заправленные в блестящие черные сапоги, и черная безрукавка с красной квадратно-загогулистой каймой неизвестного мне клана. И не обойти его никак — не разойтись двум разумным.

— Эй, брат, услугу не окажешь? Заплачу хорошо, только помоги.

Я хмуро взглянул на человека:

— Странная идея.

— Ай, брат, да что странного?! — человек весело ухмыльнулся, — меня на ярмарке всякий знает — не слышал, что ли? Яшка я. Мне тут каждый из людей за место отстегивает.

— Богатый, стало быть. С нищим связываешься, — предупредил я его.

— А мне не деньги твои нужны. Вижу — швос ты известный — по глобовидению показывали, а не у дел. Провернешь одну работенку — тебе не впервой — переправлю, куда захочешь. Соглашайся. Другой кто узнает — сдаст безопасникам за вознаграждение. А Яшка не такой. Яшка всегда о других думает.

Действительно — что мне тут, на ярмарке, делать? Всю жизнь прятаться невозможно. Того и гляди, опять кто-нибудь узнает. И всё. Хочется же спокойствия и стабильной жизни.

— Согласен.

— Молодец, брат! — Яшка хлопнул меня по плечу. — Так и знал, что на тебя можно рассчитывать. Теперь о деле. Совсем пустяковое, я бы сам сделал. У одного чудака надо забрать нашу вещь.

— Не украсть? — насторожился я.

— Да что ты! Такого я бы тебе не предложил… Спор был. Я эту вещь и проспорил. Отдал, а теперь невмоготу без нее. Новый владелец сказал, что вернет, если одно условие выполню… Смекаешь?

— Не совсем.

Как же эти люди любят туманно разглагольствоваться! Но следовало потерпеть — всё же работодатель.

— Понимаешь, загвоздка в том, что только швосу под силу то условие выполнить. Вы — крепкие, не чета нам. А человек раньше отключается, чем второй глоток сделает. Засыпает.

— Это что пить-то надо? Зелье сонное? — что-то мне работа не очень понравилась.

— Не-е-ет. Там увидишь. Пошли, — сказал Яшка, отворачиваясь. Он ухватил двумя пальцами шерсть у меня на запястье и потянул.

Я покорно побрел за ним.


— Сначала пусть покажет нашу вещь, а потом только на спор соглашайся, — шептал Яшка мне в ухо.

Я молча кивнул.

Предстоящее действо привлекло многих. Они со всех сторон окружили небольшое возвышение, на котором за столом сидел киклопус и куда поднялся я, направляемый твердой рукой Яшки. Яшка кивнул киклопусу, тот в ответ моргнул своим единственным глазом посреди лба, потом достал и показал какой-то сверток.

— Оно. Теперь смотри внимательно. Пить надо вон из той посудины, — Яшка указал на средних размеров бочонок, — и не забудь, что осушить его надо одним глотком. Кто дольше продержится — того и приз.

Я пожал плечами человеческим жестом, уселся за стол и показал киклопусу, что готов начать.

Киклопус ухмыльнулся, ухватил бочонок в горсть и вылил его себе в глотку. Я приподнял свой двумя руками и одним махом влил в себя его содержимое. Бож-же мой! Пиво! Я глотнул и облизнулся.

Мой противник взял второй бочонок и выпил его чуть медленнее первого. Я же только раззадорился. Огладив шерсть вокруг рта — чтоб не мешала — я встал и сделал второй глоток.

Надо было видеть рожу киклопуса, когда он начал пить третий. Чего-чего, а уверенности у него поубавилось. Пиво из бочонка лилось медленно, неторопливо, чтобы случайно не взболтнулось во рту, заставив глотнуть.

Сразу видно, что раньше киклопус только с людьми соревновался. Я пренебрежительно фыркнул. Глотка у киклопуса непроизвольно дернулась, и он рефлекторно глотнул раз, а потом еще, допивая до конца.

«Два глотка!» — прозвучал голос рефери, и тут же ударил гонг.

Я улыбнулся окружающим, приветственно махнул им всем и разом опорожнил третий бочонок. И уже потянулся за четвертым — жажда только разгоралась — как раздались бурные возгласы и вопли, несколько человек подхватила меня на руки и понесла куда-то прочь, так и не дав допить до конца.

Только появление Яшки заставило этих людей поставить меня на поверхность и быстро удалиться.

В руке Яшка держал футляр с прозрачной верхней крышкой, сквозь которую ярко блистало и переливалось от малейшего луча света маленькое чудо. Кристаллы, прикрепленные к витиеватой игольчатой цепочке, будто сами светились изнутри желтыми, зелеными, синими, красными огоньками.

Он развел руки в стороны, обхватил меня и прижал к себе с большим воодушевлением.

— Ну, брат! Всё выполнил! Вот за что я швосов люблю, так это за их обязательность. Держи билеты на планету, где тебя точно искать не будут. А это — обещанная награда. Ожерелье из камней редких — айс называются. Кроме, как на Земле, в Галактике нигде таких больше нет. Цены — немалой. Хочешь, продай. Хочешь — подари.

Яшка похлопал меня по плечу, наклонился поближе и сказал в самое ухо:

— Запомни. Открыть футляр можно только на Криогене. Не раньше.


Не утерпел. Едва вышел из корабля, сразу футляр и открыл. На ладони ожерелье выглядело еще чудеснее. Тем более, что футляр сразу съежился и распался. Я опустил драгоценность в карман и заспешил прочь от корабля.

От космопорта до города на подземке рукой подать. Воздух внизу ничуть не хуже, чем на поверхности — чистый, свежий, бодрящий, холодный.

Даже лучше.

Как поднялся в центре, так почувствовал, что становится жарко и влажно — шерсть намокает, а по коже влага течет. Как-то непривычно и неприятно.

Кап… Кап… Кап-кап… Кап!

Прямо на нос мне упала капля с карниза дома. Я присмотрелся. С каждой каплей карниз истончался, стены явственно оплывали. Казалось, дом приседает для последнего внезапного прыжка в небо, да всё никак не решается прыгнуть. Это странное приседание происходило со всем вокруг. И от этого веяло чем-то жутким.

Жители города не остались равнодушными к происходящему — они высыпали на улицу и неприкаянно ходили, посматривая на необъяснимые метаморфозы строений.

Вокруг уличного стереовизора собралось с сотню горожан. Экран показывал человека, стоящего у климатической карты, что-то бурно объясняющего и размахивающего руками. Я пробился сквозь угрожающе-молчаливую толпу и прочитал надпись внизу: «Ответственный метеоролог Климат-контроля». Можно было разобрать и что он говорит:

«…Климат-контроль заверяет граждан, что внезапное катастрофическое потепление, достигшее в некоторых районах планеты отметки на четыре градуса выше температуры таяния льда, долго не продлится. Весь нанесенный ущерб будет в обязательном порядке компенсирован по предоставлении подтверждающих документов. Предлагаем не паниковать и разойтись по домам. Метеорологический казус, называемый в некоторых районах Галактики „оттепелью“ оказался совершенно неожиданным для нашей службы. Заверяем, что впредь этого не повторится…»

Я отошел от стереовизора.

Ну, почему во всех организациях, занимающихся климатом, сотрудниками являются исключительно люди?

Повинуясь внезапному импульсу, я достал из кармана ожерелье и посмотрел на него. «Кап!» — с кристалла невозмутимо сорвалась капля и упала на тротуар. Я проглотил все желающие сорваться у меня с языка слова, подбросил пару раз на ладони цепочку с уже почти истаявшими кристаллами айса и швырнул в серое пасмурное небо.

Э-э-эх!! Никому нельзя верить.

Особенно людям.

Загрузка...