Противотанкист

Пролог

Началось всё после того, как в мире, а заодно и в стране произошёл очередной кризис. Банки стали в позу бобра, а за ними и промышленные предприятия. Не обошла сия участь и мою «шарашкину контору». «Мудрое руководство» решило обанкротить организацию, под шумок растащив по себе всё движимое имущество. Вовремя успеваю свалить, получив расчёт в полном объёме. Но чтобы жить и кормить семью, нужны деньги, поэтому отправляюсь на севера — «за длинным рублём», в большой город, сначала на разведку, а потом посмотрим.

Вот и город Тюмень, приехал я сюда «по наводке» приятеля, поработать, оценить перспективы, ну и чем чёрт не шутит, закрепиться в богатом городе и со временем перетащить сюда семью. Работа, в принципе не сложная, меняем водопроводные стояки, хотя проблем тоже хватает. Мозг выносят все, кому не лень. И тупорылое руководство (а где вы видели умного начальника, это фантастика) и некоторые слишком активные владельцы квартир, не все конечно, но и двоих, троих на девятиэтажный подъезд хватает. Через три-четыре дня, пошла жара в хату, появились шабашки. А это уже свободные деньги, и в нормальном отдыхе себя можно не ограничивать. Через неделю изматывающей работы, по десять-двенадцать часов в сутки, решил немного расслабиться, поужинать и отдохнуть в ресторане, была и ещё мысль, но про неё позже.

Вызываю такси и вперёд на запад, точнее в центр города, где много женщин и вина. Выбираюсь из тачки, и вот он бар «Мохито». Захожу. Оглядываюсь. Красота зала, конечно, впечатляет, но этот (дым сигарет с ментолом) точнее кувшины кальянов по всему залу из которых тупые тёлки сосут и выдыхают дым. Им-то сосалкам не привыкать, а я эту гадость терпеть не могу тем более курить бросил. Ну, раз зашёл значит надо кушать. Оставив 700 рублей за лёгкий ужин и стопку водки, вышел в расстроенных чувствах. Уже собирался заказать такси и ехать домой, но покрутив башней, увидел скромную вывеску пивной ресторан «Ермолаев». Захожу и обалдеваю: почти полный зал народу, большинство танцует, на сцене музыканты исполняют живую музыку, возраст присутствующих женщин от 20 до 40 лет. В общем, мечта холостяка, а в командировке все мы холостые! Душевно посидел, познакомился с барменом, зовут Романом. Поговорили с ним за жизнь, за работу, обсудили некоторых красивых дам, или не дам, или дам, но не вам. Поиграв и попев минут двадцать, музыканты ушли отдохнуть. В зале заиграла негромкая музыка, приглушённый мягкий свет, и негромкий шелест голосов посетителей, создавали спокойную, я бы даже сказал интимную атмосферу. Вот на этой волне я замечтался и почувствовал чей-то взгляд. Поднимаю глаза от стойки и встречаюсь взглядом с ней, девушкой мечты моей. Каламбур, однако. «Очаровательные глазки, очаровали вы меня». Зачаровывающий взгляд этих чуть прищуренных, со смешинкой васильковых глазок, чем-то зацепил меня, а в груди что-то невольно защемило. Я прямо так ей об этом и сказал. — Девушка, Ваши трёхдюймовые глазки, разожгли пламенный костёр в моём сердце. — Девушка ошарашивает меня вопросом.

— Мужчина, вы, что пить то будете? А то уже целых десять минут сидите и пялитесь на дно бокала. — Постепенно прихожу в себя и кидаю ответку.

— Ромик! Как ты изменился! Ты чего мне тут такого намешал, чтобы так похорошеть? Я еще понимаю, что после двух литров спирта все женщины красавицы. Но чтобы после трёх стопок? Убойная вещь эта ваша «Бехеревка»! — Голубоглазка за стойкой сначала выпадает в осадок, потом начинает так заливисто смеяться, что на нас оборачивается добрая половина зала. Вот на такой волне мы с Лёлькой и познакомились. Вообще-то её Ольга зовут, в Лёльку уже я её перекрестил.

Поначалу, я не обратил на неё внимания, ну ходит по залу красивая дивчина, раздаёт цэу официантам, ни спецодежды, ни бэйджика.

Но после обмена комплиментами у бара, как говорится, залип.

Блондинка, но не платиновая (крашенная или нет, не знаю, не проверял). Волосы распущены и волной опускаются на плечи. Глаза, немного подведены неярким макияжем. А вот со цветом я так сразу и не определюсь: то васильковый, то зелёный, то сине-зелёный — но взгляд приятный, завлекательный. Голос довольно красивый, уважительный, с бархатным оттенком. Но это тогда, когда с ней просто разговариваешь, или задаёшь даже нескромные вопросы.

Я попробовал с ней приколоться, но получил отлуп, но не в грубой форме, как это принято у тупорылых сосок типа: (отвали, пошёл на йух, я не такая, и т. д.), а по приколу.

Честно скажу, если бы не запели музыканты, с их громким сопровождением, я бы влип.

Судите сами, что из этого вышло:

— Милая леди, надеюсь, вы не будете возражать, если немолодой джентльмен ангажирует Вас на следующий танец?

— Леди, конечно, была бы не против, но во-первых, я на работе, а во-вторых, я не леди.

— Но и я не джентльмен, тогда уж позвольте вас называть миледи, во-первых звучит красиво, а во-вторых, Дюма знал толк в извращениях.

— Ну, я и не возражаю, а насчёт извращений, надо подумать. «Но чтобы только мама не узнала».

— А миледи понимает толк в извращениях?

— Увы, нет, но от хорошего сеанса массажа внутренних органов, я бы не отказалась. — Я офигеваю от такого тонкого намёка, на толстые обстоятельства.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Сегодня нет, а на выходные можем и встретиться. — Сегодня четверг, суббота послезавтра опупеть не встать, — это что уже толстый намёк?

— Место и время. — Внимательно смотрю в её глаза.

— Суббота, здесь же, с десяти вечера, — смотрит на меня с надеждой она.

— Заметано. Дай пять. — Протягивает мне ладонь. Беру её ручёнку своей клешнёй, подношу к губам, целую ладонь с внутренней стороны ближе к запястью.

— Предложение надо обмыть. Набулькай мне стопарик.

— А чем закусить?

— Давай грейпфрут. И себе налей, за мой счёт.

— Вообще-то нам нельзя, но иногда можно, только на свои.

— Ну, за знакомство. Кстати меня Лёхой кличут.

— Очень приятно, Ольга. — Чокаемся. Выпиваем. Посылаю ей воздушный поцелуй, она мне.

— Всё, пошла работать. Не скучай. — Отходит буквально на пару метров. Делает вид, что чем-то занята.

Теперь есть повод рассмотреть её повнимательнее.

Девушка примерно двадцати пяти лет, среднего роста, фигурка ладная, спортивная, всё как говорится при ней. И высокая грудь второго размера, и попка: довольно выпуклая, округлая и приподнятая (кстати, достаточно упругая). Откуда знаю, а вот это уже секрет фирмы. Ну и эти её «танцы с бубнами», когда она, одетая в джинсы с низкой посадкой, то присядет, то наклонится за чем-нибудь, аж слюнки текут. Красные стринги, выглядывающие из-под брюк, совершенно ничего не скрывают, а лишь подчёркивают красоту и совершенство этих округлых полушарий. «Сучка ты крашеная», что же ты со мной делаешь? Выхожу в туалет. Постоял, подышал. Освежился. Захожу обратно в зал.

Сажусь за стойку, заказываю кружку тёмного пива. Ольга ехидничает.

— Ну что, передёрнул? — подначивает эта чертовка.

— Я сейчас тебя прямо за стойкой так передёрну, а потом вот так и ещё этак. — Рисую на салфетке Ольку в самых замысловатых позах из камасутры. Конечно же, схематично. Она заинтересованно рассматривает мои безумные творенья.

— Возьми, потренируешься на досуге, чтобы не выглядеть неумехой, и я там свой телефон записал, мало ли что, трубы нужно будет прочистить, или течь устранить. — Задумчиво убирает рисунок в задний карман брюк.

— Ладно, Лёша, не обижайся, сядь лучше за столик я сейчас пну подавалку, и тебе принесут поесть, а то ты сильно напьёшься. Да и бабу себе сними, расслабься.

Делать нечего, сажусь за столик, оглядываю зал. Первый час ночи, некоторые посетители начинают покидать ресторан, завтра рабочий день. Принесли тарелку с ужином. Автоматически, не чувствуя вкуса закидываюсь едой. Что-то тут не так?! Ну не может такого быть. Чтобы молодая красивая девушка, залипла на простого сорокапятилетнего мужика? Нет, не верю. Как говорится, если атака развивается действительно хорошо, то впереди вас ждёт засада. Закон Мерфи.

Ладно, война план покажет. Где наша не пропадала. Раз жизнь забила ключом, так тому и быть, а другого, как говорится, не миновать.

«А жизнь била ключом и всё по голове довольно часто. Баловнем судьбы я не был. Легко было только в детстве, да и учёба в школе в славное советское время, была не в тягость. Проблемы начались, когда закончив, общеобразовательную среднюю школу в своём селе, поступил в институт на факультет ПГС (промышленное и гражданское строительство). Тогда только я и понял, что значит — тяжело в ученье… Хотя постепенно втянулся, и успешно проучился два года, пока не получил первый пинок судьбы. Сдав летнюю сессию за второй курс, вышли на производственную практику, с этого всё и началось. Отработав день на стройке, в пятницу вечером вернулись с товарищем в общагу, и попали «с корабля на бал». Один знакомый студент завалил сессию, поэтому всем небольшим коллективом, оставшимся в общежитие на лето, отмечали это радостное событие. Естественно, присоединились. А много ли надо выпить голодному студенту, чтобы опьянеть? Ответ — не много. В процессе распития происходили разные весёлые события (ссоры, стычки, дружеские потасовки). Вот и после одной из ссор с катанием по полу, кастет из руки друга перекочевал в мой карман (убрал от греха подальше). Финал этой истории закономерен. Бдительные вахтёрши вызвали милицию, друг, убегая от ментов, выпал из окна третьего этажа и сломал позвоночник, я же попал в вытрезвитель, причём вместе с кастетом. Дальше следствие, суд, приговор и статья 218 ч.2 УК РСФСР.

На следствии сказал, что кастет нашёл, за что и получил: год лишения свободы с отсрочкой приговора на год. Из института, естественно, отчислили, а как же, преступник, бандит, чуть ли не убийца. Лучше бы в общежитиях у себя порядок навели гандоны толстожопые (это я про ректора и его заместителей). А то пьянки, наркота, драки с поножовщиной, изнасилования — этого никто не замечает, всё нормально. А тут бумажка из ментовки и до свидания. Но ничего страшного, просто производственная практика вместо месяца растянулась на год. Отработав год в родном совхозе, сначала подсобником на пилораме, потом в строительной бригаде, восстановился в институт. Вроде бы начиналось всё хорошо, но тут очередной подарок теперь уже от военкомата. Оказалось, что отсрочка таким студентам не положена и меня призвали в ряды. А в чьи ряды можно призвать бывшего студента строительного факультета, да ещё и с судимостью? Конечно же, в ряды МВД, в батальон патрульно-постовой службы.

Сразу же после нового 1994-го года начал служить в 120-м СМБМ. Служба как служба, ничего особенно сложного. Первых полгода, как водится, летаешь, потом тащишь службу, потом, после прихода очередного призыва и ухода дембелей, тащишься сам. Порадовало только одно, что уже через полгода службы стрелял я на отлично, да и рукопашным боем занимались практически каждый день. После ухода дембелей, расслабиться так и не получилось, наступил 1995 год. В Москву перестали приходить откаты из Чечни, и Ельцин, с подачи своих кукловодов послал на разборки войска. Всю мощь некогда Советской, а теперь уже Российской армии, точнее её остатки. Находясь в должности командира отделения, вместе со всем своим призывом уехал на войну и я. «Позагорав» на Северном Кавказе с января по май, после замены вернулся в часть и в июле 1995-го года ушёл на дембель. Дослужился до замка, получил звание сержанта, и в нагрузку солнечный удар гранатным разрывом по голове (контузия, однако).

Осенью 95-го без проблем восстановился теперь уже в Академию, проучился семестр, получил очередной сотряс, завалил сессию и перевёлся на заочное отделение. Устроился работать на стройку плотником. Работал и учился на заочке. Но война не отпустила, и в 1997 году попал в госпиталь с дистонией и постоянной головной болью. Пролечившись в госпитале полтора месяца, продолжил работать.

В 1999 году женился и вместе с женой, уехали жить в Челябинск, — жена там училась.

Снова работа на стройке, теперь уже мастером по евроотделке. Так постепенно нарабатывая квалификацию, и зарабатывая разряды, я и трудился. Потом пошли дети, а как без этого, сначала девочка, потом мальчик. Вместе с бригадой устроились в нормальную организацию, с приличной, а главное белой зарплатой. Всё было бы хорошо, но этот грёбанный кризис 2009-го спутал все планы. Зарплата снизилась, начались задержки. Плюнув на всё, вместе с семьёй вернулся на родину. Отделав за лето домик, доставшийся в наследство от деда, стали спокойно жить и растить детей. Жена, сразу устроилась на нормальную работу. Мне пришлось сменить профессию и устроиться мастером по прокладке теплосетей. Поначалу было трудно, но золотые руки и толковая голова, помогли освоить и эту профессию. Проработав два года на новом месте и освоив профессию, решил, что всё хватит, надо валить из этой шараги. Зарплату урезают и не выплачивают вовремя, хотя работы добавилось, командировочные оплачивают с твоей же зарплаты, про увеличение оплаты за переработку, а также работу в выходные и праздничные дни, речи вообще не идёт, — ставь в табеле восьмёрку, и вся недолга. Уйдя на вольные хлеба, нисколько не пожалел о своем решении. Стал зарабатывать приличные деньги, и хоть за сезон и выходило до двухсот тысяч рублей, но было одно «но», с наступлением холодов, сезон заканчивался, и приходилось перебиваться случайными заработками. И хоть на жизнь вполне хватало, если не шиковать, и не покупать всякую хрень, без которой вполне можно обойтись, существовало и другое мнение.

Ещё один страшный удар прилетел, откуда не ждали. Тяжело заболели родители. А потом их не стало… Что маме, что бате, не было и семидесяти лет, когда они покинули этот свет. Вот тогда я чуть не сломался, каким-то чудом (благодаря врачам и медсёстрам в госпитале), выкарабкался из депрессии, но без последствий это не обошлось. Год выдался довольно трудным, еле сводили концы с концами, да и семейные отношения дали трещину. Жена предложила пожить отдельно, и хотела уйти к родителям, но тут вовремя подвернулась командировка, так что ушёл я. Что-то нужно было срочно менять в этой жизни, вот я и поехал за новыми впечатленьями и ощущеньями. Была и ещё одна мысль, задержаться в большом городе и найти нормальную постоянную работу, а возможно и сменить профессию.»

Заиграла медленная, красивая мелодия. Народ ринулся танцевать медляк. Смотрю по сторонам и замечаю, как женщина лет сорока, с тоской смотрит на танцующие пары. Ага, вот она, «потаскуха». А чем потаскуха отличается от порядочной женщины? Потаскуха потоскует, потоскует и ложится спать одна. А порядочная любит порядок: сегодня один, завтра другой, и так далее. Подхожу, приглашаю на танец. Сначала отказывается, потом, не устояв перед моим напором, сдаётся. Потанцевал с красивой женщиной, чуть ли не напросился к ней на чай, кофе, потанцуем, но обломал этот старый еврей Ромик, попросив рассчитаться. Пока мусолил хрусты, дама упорхнула. Ну и как говорится, подними руку и резко отпусти. Снова за бар. Подходит Лёлька. Оффигеть! Это не то слово, чтобы выразить своё восхищение. И когда только успела нанести эту боевую раскраску индейцев на тропе войны. Вечерний макияж выполнен со знанием дела. Рубашка расстёгнута и завязана узлом на животе.

— Как я теперь смотрюсь? — спрашивает Олька.

— А ну ка повертись, пройдись туда, сюда, наклонись. — Лёлька беспрекословно выполняет все команды. Шлёпаю её по упругой вертлявой попке.

— Отлично, хоть сейчас на панель. — Кстати действительно красиво: талия как у осы, прямые и стройные ножки растут оттуда, откуда надо. Сразу окрысилась. Сбиваю её с толку неожиданным вопросом.

— Слышь, подруга, а у вас крупы нигде нет?

— А зачем? — Ведётся на мою подколку.

— Иди, сходи к поварам, может дадут. — Окончательно сбитая с толку Оля собирается уже уходить, но женское любопытство берёт верх.

— Ну скажи, зачем тебе? И какой?

— Да любой, просто хочу посмотреть, как мышь на крупу дуется.

— А где мышь?

— Лёля, не тупи. Мышь это ты. — Двухсекундное недоумение в глазах, потом прыскает и заливается звонким смехом.

— Хотя ты отпадно выглядишь, так бы тебя и съел. — Кстати, анекдот в масть.

«Раздобыв где-то два литра спирта, один парень, решил весело скоротать вечерок. А чтобы было ещё веселее, подцепил девушку нетяжёлого поведения. Та для виду поломалась, но потом согласилась, но предупредила, что у неё месячные.

— А у меня два литра спирта, сначала выпьем, а потом поглядим что делать. — Сказал парень.

Ну, как говорится, выпили, закусили, и понеслось. Утром парняга просыпается и идёт в туалет.

Толком ничего не соображает и не помнит. Отливая, смотрит на свой конец и что-то видит.

— О боже, я изнасиловал невинную девушку! — восклицает парень. Моет руки и тоже замечает кровь.

— А ещё и убил. — Смотрит в зеркало, видит свою рожу. — И съел. — Заключает он».

Рома, находясь за стойкой, начинает ржать. Не отстает от него и Ольга, отсмеявшись, смотрит на меня озорным взглядом.

— А ты прикольный мужчина, — говорит она. С тобой весело.

— А ещё я надёжный, будут проблемы — обращайся. Ладно, пойду я, завтра на работу, Ромик, налей стременную и подсчитай, сколько я должен.

— Значит, мы договорились, в субботу в 22:00 встречаемся у стойки бара, — вношу ясность. Лёлька согласно кивает головой. Рассчитываюсь, выпиваю стопарь, крепко прижимаю Ольгу к себе и целую в губы, не забыв огладить её красивую попку. Выхожу на улицу, заказываю такси и уезжаю на хату.

Два дня, оставшиеся до свиданки, пролетели почти незаметно. На работе, доделав начатое, занимался в основном шабашками. В субботу после обеда, «насяльника привезла аванец, однако». Вообще всё в масть. Поэтому, в пять вечера заканчиваю работу и сваливаю домой. Всё, финиш, хватит над собой издеваться, завтра выходной. Десять дней без отдыха — это много. Отдохнув, помывшись в душе и плотно поужинав, я заказал такси и поехал по знакомому адресу. Приехали. По дороге беру у таксиста номер телефона, на всякий случай.

Захожу, поднимаюсь по лестнице. На входе меня встречает очаровательная блондинка с голубыми глазами, приятной внешностью и нежным голосом. А не как в других барах, накачанные мужики с палками металлодетекторов.

— Здравствуйте! Меня зовут Кристина. У нас ещё остались свободные столики. Вас проводить?

— Здравствуй, милая моя! Конечно же! Я с такой проводницей да хоть на край света! — Беру её под руку и ненавязчиво увлекаю к барной стойке.

— Ромик привет! Позволь представить тебе мою девушку. Зовут Кристина, моя невеста. — Что бармен, что «проводница» застыли в недоумении. Но старый еврей Роман, размораживается первым.

— Это когда же вы успели? — Демонстративно смотрю на часы.

— Как это когда, я подошел, было 19:59 сейчас уже 20:00. Для приличного знакомства, достаточно долгий срок. А в наш век скоростного интернета и интерактивного телевидения, когда космические корабли понимаешь, бороздят просторы мирового океана и большого театра… — Тут опомнилась Кристинка.

— Мужчина, а вы немного ли на себя берёте, мы же даже ещё не знакомы.

— Как не знакомы? А, точно, совсем забыл. Хорошо. Позвольте исправить это досадное недоразумение. Поручик Алексей Ржевский к вашим услугам. — Демонстративно щёлкаю каблуками и коротко киваю головой.

— А насчёт того, много ли я на себя беру? Ты чертовски привлекательная девушка девятнадцати лет, я нормальный здоровый мужик, и вместе мы смотримся довольно импозантно.

— Роман, подтверди. — Подмигивая, говорю бармену. Ромик с согласием кивает головой, и, делая соответствующее выражение лица, восклицает:

— Да, пара довольно красивая, хоть сейчас под венец.

— Ну вот, а что я тебе говорил? Милая моя. Я делаю тебе официальное предложение. Будь моей женой!!! Сегодня сыграем свадьбу, первая брачная ночь, все остальные дела. Ну а завтра с утра в ЗАГС, быстренько расписались и вот ты уже и моя законная жена, со всеми необходимыми документами. — Сбитая с толку моим напором девушка начинает хлопать длинными ресницами.

— Ну как же так, а мой парень, а я, мы с ним уже два года как встречаемся.

— А тебе-то какое будет до этого дело, ты же уже практически моя жена. Он же тебе всё ещё не сделал предложения, а значит не любит, если бы любил, давно бы замуж позвал. — Окончательно сбитая с панталыку девушка уже готова расплакаться.

— Но ведь завтра воскресенье, и ЗАГС не работает. — Так, приплыли, нужно съезжать с этой скользкой темы. Но тут положение спасает этот старый еврей Рома (хотя он вовсе и не еврей и на семь лет моложе меня, в кабаке все его так называют), он не выдерживает и начинает громко ржать. За ним пробивает на ха-ха и меня. Видя наши смеющиеся рожи, Кристинка успокаивается и тоже начинает заливисто смеяться.

— Ладно, один раз прикололись, и хватит, но если твой парень будет тянуть волынку, лично я не против. — Окинув меня оценивающим взглядом и глубоко вздохнув, Кристина уходит.

— Ну, ты и отмочил корки, давно так не смеялся, — говорит Роман.

— Кушайте не обляпайтесь, привет ещё раз, держи краба. — Жмём друг другу руки.

— А ты что сегодня решил за Кристинкой приударить, на днях вроде с Ольгой крутил.

— Да за кого ты меня принимаешь, я что, на педофила похож? Хороша, как говорится, Маша, да не наша, девятнадцать лет девчонке. Мне в дочки годится. Пофлиртовать, поприкалываться, полюбезничать, наконец, за жизнь поговорить, это наше всё. Но дальше ни-ни — табу.

— Понял, не дурак, — говорит Рома.

— Дурак бы не понял, — кидаю ответку. Обмениваемся понимающими взглядами.

— Кстати об Ольге, — ты её сегодня не видел?

— Да нет, она сегодня не работает.

— Это-то я знаю, а вообще что за девчонка, с кем живёт, чем дышит, мужиков часто снимает?

— Честно тебе скажу, я её в тот вечер в первый раз такой увидал. Так-то она скромная, с посетителями общается просто, спокойным голосом, ни кому не грубит.

А с тобой в тот раз как с цепи сорвалась. С кем живёт, точно не знаю, но вроде как одна, хату снимает. Мужики к ней клеятся иногда, но она их вежливо посылает, говорит, что на работе.

Всё страньше и страньше, как говорила Алиса из Страны дураков. Точно засада. Или я ничего не понимаю в женской логике. И вообще есть ли она у женщин. Ладно, пойду, поразмышляю.

— Рома, плесни мне песярик, пойду, осмотрюсь, чтобы не блудить в следующий раз. Выпиваю, закусываю и иду прогуляться.

Выхожу из кабака и по улице Кирова дохожу до Республики, поворачиваю налево и иду в сторону набережной. Пройдя два квартала, останавливаюсь, — так, что у нас здесь? Слева сквер Прощание, справа площадь Борцов Революции. Налево нам не надо, прощаться я не собираюсь, а вот направо, я бы поборолся. Всё равно иду сначала налево. В общем, не плохо — пара скамеек, аккуратно подстриженные кусты, небольшой закуток в них. Иду направо, тоже хорошее место. Есть фонтанчик, немного тенистых аллей, «дерево счастья», штук шесть скамеек, даже качели присутствуют. Для романтического свидания с девушкой в самый раз. Особенно в ночную пору.

Снова выхожу на улицу, по пути захожу в магазинчик, и беру набор джентльмена: бутылку шампанского, коробку конфет, пару стаканчиков, и презики. (А вдруг контакт?). Пакую в плотный пакет и иду дальше. Выхожу на набережную, дохожу до моста Влюблённых и сворачиваю в Исторический сквер. Деревья, пара скамеек, рядом река. Вопрос — что ещё нужно для полного счастья? Ответ — женщина. Из Исторического сквера попадаю на улицу Ленина и неспешной походкой двигаюсь обратно в ресторан, по пути разглядывая окрестности и любуясь достопримечательностями. А главная достопримечательность — это красивые девушки. И причём заметил, что с каждым прожитым мною годом их становится всё больше и больше.

Примерно за пять минут до назначенного рандеву я вернулся в кабак. Оставив на хостесе у Кристины пакет, прошёл к бару.

— Ромик, я вернулся, наливай.

— Хорошо, с чего начнёшь?

— Мне кружку тёмного.

— А закусить?

— А я что, сюда жрать пришёл? Вам шашечки или ехать?

— Понял, не дурак.

— Дурак бы не понял. — Сижу, пью пиво, оглядываю зал, жду Лёльку.

Выцедив кружку пива, ещё более внимательно осмотрел зал, Ольги нет, настроение начинает падать, иду на хостес, поприкалываться с Кристинкой.

— Здравствуй милая моя! Ты ещё не передумала?

— Это вы о чём?

— Как о чём? Я тебя замуж звал?

— Звал.

— Свадьбу сыграть обещал?

— Обещал.

— Ты отказалась?

— Отказалась.

— Деньги! — Пародирую сюжет из «Ералаша» (про кефир и деньги).

— Какие деньги???

— Ладно, не вникай, лучше «Ералаш» посмотри.

— Опять вы меня разыгрываете.

— Как ты догадалась?

Начинаем вместе смеяться.

А что ещё нужно немолодому мужчине для поднятия настроения? Ответ. Пообщаться с молоденькой девушкой.

— Ладно, не буду мешать, продолжай работать. Как говорится, целую ваши ручки, глазки, губки, шейку, грудки и всё, что пониже. — Краснеет, смущается, отводит взгляд.

— И вам не хворать. — Машу рукой, посылаю воздушный поцелуй, ухожу на позитиве.

Народу приходит всё больше и больше. Медленно обхожу зал, просматривая все столики и укромные уголки. Время подходит к одиннадцати, Ольги нигде нет.

Ладно, как говорится, клин клином вышибают. Снова за стойку бара.

— Налей мне пивка, и дай что-нибудь погрызть. Ухожу за самый крайний, высокий и длинный стол. Хрущу какими-то чипсами, размышляю. Время, двенадцатый час ночи, Лёльки всё ещё нет, договаривались на десять вечера. Где же эта «сучка крашеная» или не накрашенная?

Или динамо, или что-то случилось, короче версий много выбирай любую. А пока расслабься и получай удовольствие. На крайняк, какую-нибудь подругу да подцеплю, вон их здесь сколько, время ещё есть. Как говорится ещё не вечер, хотя уже ночь.

Прихлёбывая и смакуя пивко, внимательно, по секторам оглядываю зал, в поисках возможной замены.

Не понял! Что это меня зацепило? Отматываю назад, вот она, женская фигурка на стуле возле барной стойки. И что же это меня привлекло? Прокачиваю ситуацию: волосы тёмные; посадка головы, шея — что-то знакомое; спина, талия, то, что пониже. Вот именно, талия и попа. Точно, в яблочко, это я уже не с чем не перепутаю. Именно тот размерчик, хотя и одежда совсем другая. Чёрные кожанные штанишки начинаются на середине талии, обтягивают круглую попку, и по стройным ножкам спускаются до середины икры. Фигурка точно Лёлькина, — а откуда взялась чёрная грива волос, очки в модной оправе? Хорошо, будем разбираться.

Допиваю пиво, подхожу и сажусь на стул слева от девушки. Обращаюсь к ней с простым вопросом.

— Миледи, вы не подскажете, как пройти в библиотеку? — Поворачивает ко мне голову. Внимательно смотрю в её глаза. Во взгляде вопрос, потом изумление, потом узнавание. Точно, она, эти глаза не могут лгать.

— А зачем вам?

— Девушка, вы что, из Израиля?

— А почему из Израиля?

— Потому что только евреи отвечают вопросом на вопрос.

— Я что, похожа на еврейку?

— С этой причёской и в таких очках, вылитая Индира Ганди. — Лёлька задумалась, ненадолго зависла.

Пока не отвисла, гружу её дальше.

— Володька, ты зачем усы сбрил? — Виснет дальше. В глазах недоумение.

— Зачем масть сменила? Сучка ты крашеная.

— Почему крашеная? Это мой натуральный цвет.

— А это я не знаю, какой из них натуральней, чёрный или блонди?

— Ладно, хорош прикалываться, это я, Оля.

— Ты давно здесь?

— С десяти вечера.

— И где пряталась?

— У женщин свои секреты.

— Окраску зачем сменила?

— Я же говорю, чтобы мама не узнала. Я же здесь работаю, зачем мне лишние разговоры. Вообще-то это парик.

— Ладно, валим отсюда. Что пьёшь?

— Коктейль, это мой любимый.

— Допивай по быстроляну, через пять минут встретимся на улице. Рассчитываюсь с барменом, захожу в комнату для гостей, привожу себя в идеальный вид. Смотрюсь в зеркало (глаза немного пьяные и шальные).

Попрощавшись с Кристиной и забрав у неё пакет, выхожу караулить на улице. Стою немного в стороне, в тени от акации. Из дверей ресторана выходит знакомая фигурка и оглядывается по сторонам. Немного подождав, идет в сторону перекрёстка. Аккуратно крадусь следом, держась затенённой стороны улицы. При подходе к улице Республики, открыто выхожу на тротуар и быстро нагоняю Ольку, произнося заготовленную фразу.

— Девушка, девушка, постойте девушка, — вы время сколько, не скажете? — Говорю всё это писклявым голосом (работаю под Хазанова). Видя мгновенно напрягшуюся спину, спешу закончить уже нормальным голосом.

— Здравствуй, Лёля, я вернулся. — С глубоким вздохом облегчения Олька поворачивается, подбегает ко мне и с криками: дурак, кретин, идиот. — Лупасит меня кулачками в грудь.

— Всё, всё, успокойся. — Поставив пакет на землю, одной рукой аккуратно прижимаю её к себе, обнимая за талию. Второй глажу по голове.

— Откуда ты взялся, гад ползучий? Я чуть не описалась со страха.

Стараясь заткнуть словесный поток, крепко целую её в губы. Постепенно начинает отвечать, сначала робко, потом всё уверенней и страстней.

Руки зашарили по одежде в поисках пуговиц. Ну ладно, хорошего помаленьку, да здесь и не место, хотя и время — ночь.

Оглаживаю, потом отстраняюсь и шлёпаю по упругой попке. Ага, дошло. Дыхание успокаивается, грудь вздымается всё реже и реже.

— Ну что, надеюсь, дама не будет возражать, если галантный кавалер проводит её до дому.

— Дама не будет, но ещё одна такая выходка и кавалер получит струю газа в морду и коленом по колокольчикам.

— А с кем же тогда мадам будет тереться пупками? — Делаю толстый намёк на тонкие обстоятельства.

— Вообще-то мадмуазель… — Принимает мою игру Лёлька. — Но ничего, как-нибудь переживу, тем более у меня кое-что припасено на этот счёт. Есть некоторые вещи и пострашнее «Фауста» Гёте.

— Пардоньте… А мадмуазель читала» Фауста»? И даже Гёте? В детстве я читал это произведение на языке автора, но ожидать такого от блондинки, хотя уже брюнетки, это выше моего понимания.

— Был такой лётчик Валерий Чкалов. Так вот он летал, летал и долетался, кто-то, похоже долетается…

— Признаться, я не ожидал от вас такой грубости. А ты даже Чкалова знаешь? У, ты какая!

Вот так непринуждённо пикируясь и подшучивая друг над другом, мы и следовали по улице в сторону набережной.

Дойдя до площади «Борцов с Революцией», решили срезать и, пройдя через этот сквер, выйти к реке. Пройдя по центральной, свернули на боковую аллею и похоже пришли. Недаром говорится, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Вот они. «Фулиганы». Классика советского кинематографа три хулигана и пара влюблённых, бойся данайцев дары приносящих. Кино и немцы. Приплыли. Трое уродов, с хамской непринуждённостью вырулили нам навстречу, перекрыв выход из аллеи. Молодые, возраст около двадцати с лишком лет, поддатые, либо накуренные. С запахом застарелого перегара.

— А куда это мы так торопимся на ночь глядя, тут у нас выход платный. — Говорит фиксатый тип, стоящий в середине гоп-компании.

В темпе прокачиваю противников: тот, что говорит, среднего роста, в правой руке вертит нож-бабочку, но не зоновскую поделку, а китайский ширпотреб — сявка дешёвая.

Второй, справа от меня, длинный, худощавый, в руках бита, глаза нехорошо блестят — походу наркот.

Третий, рост под метр восемьдесят, под футболкой просматривается бицуха, но не качок, жилистый, скорее всего бывший спортсмен, но не факт, этот самый опасный. Пробую съехать на базаре.

— Молодые люди, вы бы освободили проход, а то мы действительно очень торопимся.

— А тебя, дядя, мы и не задерживаем, ты только оставь девушку, денежкой пошурши и можешь идти на все четыре стороны. — Это сявка блеснул красноречием. Всей кодлой мерзко смеются.

— А вот с лялькой мы займёмся более приятным делом. Ты, дядя, не бойся, мы её нежненько пропустим во все дырки, и даже немного твоих денежек отстегнём.

— Хорошо, хорошо, парни, я вам всё отдам, сейчас только верну девушке её вещи. — Поворачиваюсь к Лёльке, ободряюще подмигиваю и передаю ей пакет, указав на него взглядом, там бутылка шампанского, а удар шаровкой по тупой башке, может остудить любую горячую голову.

— Вот, девушка, возьмите ваши вещи, до свидания. — Смещаюсь в сторону, разворачиваюсь, достаю из кармана купюры и, делая вид, что пытаюсь считать, неуклюже роняю их на асфальт.

Шаг вперёд левой, и резкий удар правой ногой в печень нарка, мае-гери у меня поставлен неплохо, добавляю уракен в голову. Первый готов.

Сявка, пытаясь перехватить свою пику ловчее, тормозит и получает апперкот в челюсть и прямой удар с левой в голову. Второй.

Ух ты, еле успел, задев макушку, маваши просвистел над головой. Отскакиваю и ухожу в глухую защиту. Удар, блок. Вертушка в голову, ухожу вниз. Маегери в живот, блокирую кулаком по голени. Ага, не нравится. Расходимся в стороны. А хорошо он ногами машет, прям как бабочка. Снова атака. Удар-блок. Бью правой ногой в бедро противника. Есть контакт, отсушил. Скорость, конечно, уже не та, но масса тоже имеет значение. Маваши слева, блокирую правой рукой, помогаю левой, захват, расслабляющий в пах и ладонью в кадык. Сдерживаю удар, чтобы не убить.

Так, что у нас тут? Двое в отрубе, наркоша пытается встать. Удар сверху, пяткой в затылок, лобиком об асфальт хабах и тишина. Хотя нет. Сзади шуршат кусты. Разворачиваюсь, среагировав на движение, чисто на инстинктах подставляю плечо, удар, вспышка в мозгу и темнота.

Очнулся, но не сразу, сначала как сквозь вату услышал не то стоны, не то всхлипы. По лицу что-то течёт, не пойму, или кровь, или дождь. Проверяю свои ощущения и возможные повреждения организма. Так, голова вроде нигде не болит, но весь хмель из неё вымело как рукой. Далее конечности. В ногах боли нет, онемений тоже. Руки: правая гуд, а вот левая, твою дивизию, от сильной боли вырвался стон и потемнело в глазах. Хотя почему потемнело, они же закрыты, да и кто это там скулит и как будто бы лижет мне лицо. Неужели щенок, и откуда тогда он взялся.

Открываю глаза. Прямо передо мной лицо Ольги, в расширенных глазах мгновенная радость. Со словами и причитаниями целует моё лицо.

— Милый мой, родной, очнулся, живой. — Всё это конечно приятно, но боль в перебитой руке даёт о себе знать. Шокирую Лёльку вопросом.

— Девушка, вы не подскажете, как пройти в библиотеку? — Так, в глазах испуг, непонимание и тревога. Ага, «шок это по-нашему». Продолжаю начатое.

— И вообще, мамзель, приведите себя в порядок, в конце-то концов, мы же не в борделе. А то рубашка расстёгнута, грудь выпала, мордашка зарёвана, штукатурка размазана. — Оля суетливо начинает искать сумочку с косметичкой, ощупывать и поправлять одежду. Глядя на это начинаю смеяться, но боль в руке тут же ставит все точки над ё. Сквозь зубы издаю стон. Олька с тревогой спрашивает.

— Лёшенька, милый, что болит?

— Спокойно, Маша, я Дубровский.

— Я вообще-то не Маша.

— Да и я не Дубровский.

Аккуратно пытаюсь встать. Сначала сажусь, подаю правую руку Лёльке, пыхтит, но тянет. Да, не лёгкая это работа — из болота тащить бегемота. Почти центнер живого веса, это вам ни комар чихнул. Так, всё же утвердился на ногах, оглядываю поле боя. Один, два, три. Четыре? Не понял?

Откуда четвёртый? Ладно, с этим позже, сначала подлечимся. Спрашиваю, есть ли платок. Есть, но не платок, а шарфик на шею. Плотно прижимаю руку к левому боку, Лёлька привязывает её к телу. Всё, уже легче.

— Таблетки есть?

— Да, есть. Кеторол пойдёт? — Чего только не найдёшь в дамской сумочке.

— Дай мне две. Да не тупи, выдави и положи в ладонь. — Дошло. Разжёвываю и проглатываю.

Продолжаю осмотр. С этими тремя всё понятно, лежат в отрубе и не жужжат. Четвёртый. Одет прилично, джинсы, кроссовки, модная рубашка, всё фирменное, почти новое. Лежит мордой вниз, рядом валяется бита. У них что тут, чемпионат по бейсболу? Уже второй пинчер на сегодня. На затылке вмятина, походу без реанимации не обойтись. Неподалёку лежит бутылка шампанского. «Умница дочка».

Отыскиваю глазами Лёльку.

— Ну-ка иди-ка сюда «подруга Тарзана», пороть тебя буду. — Подошла, делая вид, что расстёгивает ремешок на брюках.

— Штанишки снимать или так? — Она ещё и хохмит в придачу.

— Рассказывай, что было после моей отключки, чудо в перьях.

— Ну, я сначала побежала, потом обернулась, вас уже двое танцует, прямо как в кино, я вытащила бутылку, бросила пакет и пошла к вам. Ты этих вырубил, а тут этот из кустов, тебя бух, а я подбежала, и его, прямо по башке бутылкой. Извини, раньше не успела. А он жить-то будет?

— Будет. Но не долго.

— Ну и хрен с ним. — Картина маслом.

Ладно, с этим позже разберёмся. Смотрим дальше. В кустах следы кроссовок, окурки от дорогих сигарет. Осматриваю «крестников». Наркоша лежит и не шевелится, дышит глубоко и ровно, походу отключился и уснул. Смотрю карманы, одна красная и четыре купюры по тысяче, сигареты и прочая мелочёвка, ничего интересного. Деньги забираю себе этим уже не к чему, а Лёшику на лекарство. Думаете, мародёрка, нет — это трофеи, на войне как на войне. Следующий — «спортсмен». У этого три пятитысячных и так же ничего интересного, но этого ценят дороже. Трогаю пульс на шее — живой, гад. У сявки та же картина, никаких зацепок. Пижон побогаче будет, в модном портмоне валюта плюс кредитки и десяток красных. Забираю всё вместе с портмоне, потом разберёмся.

Чтобы прояснить ситуацию и избавиться от непоняток, нужен «язык». Нужен? — Будет. У сявки дёргаются ресницы, походу очнулся. Нахожу точку под ухом, надавливаю, сявка открывает глаза.

Беру его за шкварник, подтягиваю и прислоняю к дереву. Пинаю в живот, чтобы не думал, что в сказку попал. Отослав Лёльку искать пакет, подбираю с земли недопику болезного и подхожу к нему.

Присаживаюсь рядом, смотрю в глаза и молча киваю головой. Немного отдышавшись и с трудом шевеля челюстью, сявка начинает грязно ругаться. Втыкаю ему нож в бедро, но не сильно, а лишь на половину лезвия. Вытаскиваю и кручу перед его мордой, как бы рассуждая сам с собой, и обрисовывая перспективы.

— Слушай сюда, сучёнок, если ты ещё не понял, с кем связался, то я сейчас этой пикой вырву тебе правый глазик и заставлю его сожрать. Если ты и после этого будешь громко ругаться или молчать, вырву второй. Если понял, кивни.

Сявка раскололся до самой жопы и даже ещё ниже. Из его сбивчивого рассказа выяснилось, что засада была на Ольгу. Причём довольно хитро-мудрая. Сначала её должны были хорошенько напугать эти три гоблина, местами порвав и порезав на ней одежду. Потом в дело должен был вмешаться мачо и спасти прекрасную незнакомку из грязных лап злодеев. А дальше как в сказке:

«чем дальше, тем страшнее». У мачо были свои расклады на девочку. Какие? Уже не спросишь. Но не вышло, вмешался я, форс-мажор. Дальше убогий оборзел, и начал угрожать.

— Да ты, фраер, знаешь, с кем связался?

— Да мы тут весь район держим.

— Мы тебя и твою сучку на ремни порежем. А её сначала на хор поставим, а потом порвём как тузик грелку… — А зря он это сказал, мог бы ещё пожить.

Втыкаю перо ему в грудь, напротив сердца. Оборачиваюсь и замечаю Лёльку. Такой я её ещё ни разу не видел. Взгляд дикий, улыбка или, точнее, оскал на лице, как будто бы она этого давно хотела.

Вот это танцы с бубнами, вот это поворот. Это что за маньячка свалилась на мою седую голову. Ладно, размышлять некогда, надо делать ноги. Но сначала поможем тюменским ментам срубить пару палок. Несколько кредиток из бумажника мачо убираю в карман сявки, дорогие часы достались наркоту. Взяв биту нарка за середину, предварительно обмотав её носовым платком, слегка ударяю мачо по пролому в черепе. Бросаю биту рядом с нарком. Битой фирмача херачу по кумполу спортсмена уже сильнее. Одной рукой конечно неудобно, но на безрыбье и ротан рыба. Стараясь не затереть отпечатки, возвращаю биту владельцу. Ещё раз осматриваюсь по сторонам. Беру шампанское и убираю в пакет (бутылка даже не разбилась).

— Оля, презики распечатай и дай мне один. — Киваю на пакет. Протягивает мне всю пачку, в глазах удивление.

— Не тупи, распечатай и достань один, улики надо убрать. — Поняла, достала, подала. Подхожу к сявке и аккуратно выдёргиваю нож, с помощью Лёльки прячем в презик, затем в пакет. Всё. Валим отсюда. Выходим на набережную и спускаемся к самой реке. Остановились. Смотрю по сторонам, никого нет, это хорошо можно уничтожить улики.

— Оля, держи пакет. — Достаю нож и бросаю его как можно дальше к середине реки.

— Достань шампусик и открой, а то мне не с руки. — Удивилась, но открыла.

— Пей! — Смотрит на меня оленьими глазами. Забираю бутылку и делаю три хороших глотка.

— Пей, я сказал! А то сейчас отходняк пойдёт. — Дошло. Присосалась, не оторвёшь. Забираю почти пустую бутылку, допиваю одним глотком и выбрасываю в Туру.

— Веди Сусанин.

— Куда? И почему Сусанин?

— Домой к себе, и без приключений, а то уже завела. — Лёлька начинает хлюпать носом.

— Ну, я же не знала.

— А должна? — Смотрю ей в глаза. А глазоньки то забегали.

— Рассказывай всё с самого начала и не ври мне. — Хлюпанье становится всё чаще и чаще, из глаз сначала закапали, потом потекли слёзы. Животворящий шлепок уже не поможет, сильно щипаю за самую выдающуюся часть тела. Отскакивает, обиженно трёт пострадавшее место.

— Ну, ты чего, синяк же будет.

— Обязательно будет, и не один, если не успокоишься и не возьмёшь себя в руки. — Прижимаю её одной рукой к себе, целую солёное от слёз лицо, нахожу эти прекрасные, податливые губки, и впиваюсь в них страстным поцелуем.

Ладно, хорошего помаленьку. Отлипаю от Ольги, глажу по голове, шепчу на ушко ласковые и нежные слова. Вроде успокоилась, по крайней мере, рыдать перестала.

— Хорошо, успокойся, дойдём до дома, там поговорим. Кстати, живёшь то хоть одна?

— Да, снимаю небольшую квартирку неподалёку.

— Ну, тогда вперёд, бут (салага). — Всё же не удерживаюсь и смачно шлёпаю Лёльку. Не успев увернуться, она ускоряется, при этом игриво вертя своей попой.

Весело и непринуждённо разговаривая, дошли до Олькиного дома, вошли в подъезд, поднялись в квартиру. Типовая однушка: две входных двери одна железная, открывается наружу, вторая деревянная, внутрь, коридор, слева большая комната, справа ванная, прямо кухня. У себя дома, Лёлька начала хозяйничать. Завела меня в ванную, раздела, вместе осмотрели плечо — синяк здоровый, но перелома вроде бы нет. Вымыв меня в ванной, чем-то помазав и перевязав руку, Оля отправила меня в постель. Примерно через десять минут прилегла рядом чистая, свежая, манящая, и…

В общем, стресс мы снимали своеобразно, и от кипящего безумия страстей очнулись только под утро.

Уставший, но счастливый, я лежу на диване. Лёлька лежит головой на моём здоровом плече, и рассказывает свою историю.

— Два года назад, у меня был любимый, мой ровесник, скромный и хороший мальчик из интеллигентной семьи, честный и порядочный. А что самое главное, на тебя очень похож. Глаза такие же голубые, волосы светлые, правда причёска другая, лицо тоже как у брата-близнеца. А потом внимательнее присмотрелась, Федот, да не тот. Волосы в темноте светлые, а при свете наполовину седые. Рост тот же, метр восемьдесят, но ты коренастее и здоровее. Нос с горбинкой, видно, что переломан. И взгляд, у тебя как у волка, иногда такое проскакивает, что со страху описаться можно. А у него такой романтичный, очень милый и начитанный мальчик.

— И что с ним стряслось? — Прерываю Ольгины воспоминания простым вопросом.

— Убили его, эти вот отморозки и убили. — Голос у Лёльки становится жёстким, судорожно старается проглотить комок в горле.

Глажу её по голове, целую в макушку. Оля успокаивается и продолжает дальше.

— Мы с ним гуляли в парке, а тут эти, втроём. Наркоман этот длинный, меня держал, чтобы не убежала. А фирмач с фиксатым набросились на моего Эдика. Пока я пыталась вырваться, и боролась с этим уродом, я ничего толком не видела, слышала только мат и звуки ударов. Когда отбилась, было уже поздно. Подбежала, а он лежит на асфальте, головой на бордюре, весь затылок в крови. Этих уродов и след простыл. Я позвонила в скорую. Приехали, увезли в больницу. Потом менты понаехали, я им всё рассказала как было, но они так никого и не нашли. Пока меня допрашивали и снимали показания, милый умер в реанимации. Про этих троих я кое-что знала, поэтому всё про них рассказала даже примерно где искать. Но не тут-то было, у них оказалась куча свидетелей, которые подтвердили, что в это время все трое гуляли на даче за городом. На меня давили, пугали, даже денег предлагали, чтобы я отказалась от своих показаний. Но я не сдавалась, твёрдо стояла на своём. Тогда эти гады нашли какого-то терпилу, и он за бабки взял всё на себя. Сказал, что из ревности ко мне подрался с моим парнем, ударил и тот случайно упал головой на бордюр. Мои возражения о том, что я этого урода знать не знаю, а также мои показания в суде, даже в расчёт не приняли. И судью, и прокурора, и следака, проплатил папашка этого фирменного мачо. Он то ли бандит, то ли шишка в администрации города. Терпиле дали пять лет, убийство по неосторожности, свидетелей нет, плюс чистуха. Эти все трое в шоколаде, одна я в дерьме, столько на меня грязи в этом суде вылили. Родители Эдика, во всём случившемся обвинили опять же меня. Мол, я во всём этом виновата. На пересуд подавать никто не стал, я убитому никто, родные устали от всего этого. Дело закрыли, все довольны. Но я не сдалась, стала готовиться и ждать удобного случая, чтобы отомстить. Я даже на курсы самообороны записалась, выяснила всё про этих отморозков, целых полтора года готовилась, а тебя увидела, и меня как будто током ударило. А когда ты своё удостоверение показал, и я узнала что ты ветеран боевых действий…

— Это когда это я показывал?

— А когда я на тебя карточку любимого гостя заводила. Ну вот, я и решила, я не я буду, если тебя не закадрю. А ты и сам рад был закадриться.

Да уж, ещё бы я был против. Если бы даже знал чем всё закончится, ни за что бы не отступил. Но что-то в этом рассказе меня насторожило, да и чуйка сработала.

— Слушай «неуловимая мстительница», если ты про этих козлов всё знаешь, как ты думаешь, они знают, где ты живёшь?

— Наверное, я точно не скажу, но скорее всего могут и знать. Хотя я квартиру сменила.

— Песец. Приплыли. Быстро одеваемся и валим отсюда. — Встаю и натягиваю джинсы. Лёлька начинает метаться по комнате, собирая свои вещи. Свет не включаем, на улице уже светло, шесть утра. Тсс. Слышу скрежет в замке. На цыпочках подхожу к внутренней входной двери, которая открывается, но только на длину цепочки. Чья-то рука шарит по замку. Что есть силы, бью ногой по дверному полотну. С воем и злобным матом рука убралась. Я успеваю захлопнуть дверь и закрыть её на замок и задвижку, но услышав негромкие хлопки выстрелов, ощущаю сильную боль в груди и проваливаюсь в темноту.

Глава 1. Эшелон

Темнота. В голове как будто кто-то стучит отбойным молотком. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Да нет, больше похоже на поезд. Не понял, я что, и правда, в поезде? Сквозь головную боль слышится стук вагонных колёс.

А почему я в поезде? Последнее, что я помню, это… А что я помню? От попытки пошевелить мозгами в голове как будто что-то взрывается, и я проваливаюсь в спасительное забытьё.

Вторая попытка выйти из небытия была более успешной. Я даже расслышал женские голоса, которые разговаривали возле моей тушки, и перестук вагонных колёс уже не отдавался болью в голове. Но попытка открыть глаза опять отправила меня в нокаут. В третий раз я очнулся от того, что кто-то гладил меня по голове, сквозь сомкнутые веки пробивался солнечный свет. Ощутив во рту пустыню Сахара, я открыл глаза и попросил пить. Это я так подумал, что попросил, на самом деле чуть разомкнул губы. Но меня поняли, и я ощутил живительную влагу у себя на губах и дальше во рту. Такого нектара я ещё ни разу не пил.

Напившись, я окончательно пришёл в себя и обратил внимание на мою спасительницу. Молодая симпатичная рыжеволосая девушка, глаза зелёные, взгляд притягательный, черты лица радуют взгляд. Белый мешковатый халат, конечно, скрывает фигуру, но некоторые приятные для мужского взгляда выпуклости присутствуют. Напоив меня, девушка собирается уходить, останавливаю её вопросом.

— Сестрёнка, скажи, где я?

— Как где, в нашем санитарном взводе, едешь как король, всё купе твоё. Братишка. — Ничего не понимаю. Какой такой санитарный взвод? Какой поезд? Какое купе? Пытаюсь хоть что-то понять.

Видя моё недоумённое выражение лица и, поймав мой вопросительный взгляд, ангел в белом халате приходит ко мне на помощь.

— Ты что, совсем, совсем ничего не помнишь? — Не рискуя двигать головой, отвечаю.

— Нет, совсем ничего. А что со мной?

— Бедненький, хорошо же тебя приложило, как только живой остался. Ты полежи тут немного, я за врачом схожу, только прошу тебя, больше не теряй сознание. Хорошо?

— Хорошо, больше не буду. А как зовут тебя, милая моя?

— Родители Жанной назвали, а у тебя и правда память отшибло, мы же с тобой больше года знакомы. — Я ещё не успел открыть рот, чтобы ответить, а эта шустрая пигалица уже выпорхнула из купе.

Хотя сравнив её с пигалицей, я поторопился, про таких у нас говорят кровь с молоком, сдобная, приятная пышечка, но резвая как ртуть. Пока никого нету рядом, я анализирую ситуацию. Кто я такой? Вроде бы помню, последнее из воспоминаний — это кабак, девушка Ольга, а дальше какой-то туман в голове и каша из мыслей. Да ещё эта головная боль, тошнота и слабость, как после первой моей контузии. Устав от этой боли, закрываю глаза. А при чём тут поезд, да ещё какой-то санитарный взвод. И кто такая эта девушка Жанна, которую я целый год знаю. Хорошо, будем меньше говорить, а больше слушать. Чтобы что-то понять, нужно больше информации. Пытаюсь заснуть, но не тут-то было.

Слышу женские голоса, потом чувствую прикосновение прохладной ладони на своём лбу.

— Коля, ну как же так, ведь ты же обещал не уходить. — Слышу умоляющий голос Жанны. — Ведь я же тебя двое суток уже выхаживаю. — Что же, если женщина просит, даже снегопад не смеет отказывать. Тем более от её прикосновения боль слабеет. Открываю глаза и вижу радостное лицо Жанны.

— Ну вот, Нина Павловна, я же говорила, что он очнулся. — С благодарность глядя на Жанну и, пытаясь улыбнуться, говорю ей.

— Хорошо, только руку не убирай, и я больше вообще не усну.

— А вот спать вам, больной, очень даже нужно, сон в вашем случае лучшее лекарство. — Это уже женщина-врач проявляет свою заботу.

— Да и много не разговаривайте, вам ещё нельзя, отвечайте на мои вопросы, только да или нет. Вы меня хорошо поняли, больной?

— Да. — Стараюсь следовать советам строгой, но симпатичной докторши.

— Вот и хорошо. Покажите язык, следите за молоточком, дышите, не дышите. — Выполняя все эти несложные действия, я залюбовался этой красивой тридцатилетней женщиной.

— Ну что же, как я и предполагала, сотрясение мозга, магнезию внутривенно плюс полный покой и постельный режим. И радуйтесь, больной, у вас целый фельдшер в сиделках.

— Зовут меня Нина Павловна, я буду вашим лечащим врачом, по крайней мере, пока мы в дороге. Вы точно ничего не вспомнили?

— Нет, а что со мной случилось?

— Я точно не знаю, но вас нашли на платформе возле охраняемого вами поста, и принесли к нам в вагон. — Во время диалога продолжаю рассматривать докторшу. Накрахмаленный, явно ушитый по фигуре халат, под ним новая, с иголочки, военная форма с петлицами лейтенанта. Не понял? Даже не с погонами, а с петлицами. Это куда же меня занесло, или куда это я попал? Точно — попал! Но куда? Срочно нужна дополнительная информация. Спрашиваю у Нины.

— Нина Павловна, а какое сегодня число?

— Сегодня у нас четвёртое июля, мы уже целую неделю на войну едем. — Вот теперь точно попал, да ещё как попал, и нахрена оно мне, такое счастье, или это всё же чей-то розыгрыш.

А с другой стороны, кому я нужен, тратить такие бабки, чтобы пошутить. Оглушённый этим известием, закрываю глаза. Вагон тут же начинает крутиться вокруг моей головы, или голова вокруг вагона. Открываю глаза, становится ещё хуже, появляется шум в ушах, стенки купе начинают сдвигаться, меня тошнит, потом рвёт, пытаясь перевернуться на живот, чуть ли не падаю с узкой вагонной полки, но чьи-то руки не дают мне этого сделать. Окончательно выбившись из сил, теряю сознание.

Очнулся от ощущения иглы в вене, по телу начинает проходить горячая волна, начинаясь с головы и кончаясь в самых кончиках пальцев ног и рук. Когда жар спадает, головная боль вместе с жаром уходит. Я открываю глаза и вижу встревоженные лица Нины Павловны и Жанны.

— Ну что же вы, больной, нас пугаете, — говорит Нина. У меня язык не поворачивается называть её Павловной, я её на пятнадцать лет старше. Жанна из-за спины докторши показывает мне кулак.

— Успокойтесь, с вашими товарищами всё в порядке, те бандиты, что на вас напали, тоже задержаны. — Ничего не понимаю, — какие бандиты, что за товарищи?

— Вы как себя чувствуете, боец? С вами всё хорошо? — Чуть не ляпнул так точно, какой-то спазм сжал горло. С трудом проглотив комок в горле, отвечаю.

— Хорошо, только попить дайте. — Жанна наливает мне воду из графина и как маленького поит из железной кружки.

— А теперь лежите, отдыхайте и не расстраивайте нас больше своими потерями сознания. — Проверив пульс и отдав все необходимые распоряжения Жанне, Нина уходит.

Тут уже Жанет проявляет свою заботу и накидывается на меня с упрёками и причитаниями. Останавливаю этот словесный поток простым ответом.

— Жанночка, милая, я тоже тебя люблю, но, пожалуйста, не кричи так громко, а то у меня голова и так сильно болит. — Девушка замолкает, потом, прижав ладонь ко рту, краснеет, но справляется с волнением.

— Хорошо Коля, больше не буду, — но с тобой точно всё в порядке?

— Да, теперь мне намного лучше, не беспокойся, и если устала, то отдыхай, я сейчас всё равно спать буду. — Демонстративно зеваю.

— Ладно, я пошла, а то и правда устала, если что будет нужно, то постучи в стенку купе, и я приду. — Поправив у меня подушку и погладив по голове, Жанна уходит.

Хорошая девушка, и поговорить с ней не мешало бы, но мне нужно побыть одному, всё взвесить и что-то решить для себя. Так, решаем два главных вопроса. Что делать? И где достать водки? Нет. Наоборот. Кто виноват? И что делать? Кто виноват? — хрен его знает. А вот что делать? — вот с этого и надо начинать. Итак, вариант первый: закосить под контуженного и остаться в тылу, тем более и косить особо не надо, все признаки сотрясения мозга налицо, точнее на лице, ещё точнее на голове.

Ощупав свою больную голову, нахожу здоровенный шишак в области темечка. Видимо не плохо меня приложили, был бы мозг, весь бы вытек, хотя не меня, а моего совладельца этого организма. Нет, не вариант, не зная реалий и толком ничего здесь не умея, не имея ни денег, ни документов спалюсь, как миленький, и пустят в распыл как шпиона, идёт война и разбираться никто не будет.

Вариант второй: остаться, и воевать в этой родной для меня части, точнее, не для меня, а для моего товарища по несчастью. Вариант неплохой, по крайней мере, меня тут хорошо знают, пока лежу в вагоне, постепенно врасту в обстановку, узнаю реалии, имена командиров, ещё что-нибудь полезное. У Жанки язык без костей, главное направлять её в нужное русло для получения необходимой мне информации. В крайнем случае, можно сослаться на частичную амнезию. Одна проблема, на войне могут и убить, но какая сейчас разница, я и так уже походу груз 200 в своём времени.

Итак, решено, делай что должно и будь что будет. А что я умею из того, что может мне пригодиться в этой чудовищной, но справедливой бойне. По крайней мере, солдат этой войны не предадут, как предали нас в 95, использовали и выкинули на свалку истории, оболганных и оплёванных продажной прессой и ублюдочным телевидением.

Начнём с оружия: АКМС и АК-74М, стрелять по мишеням и не только я умею, не мастер спорта по пулевой стрельбе, но за полтора года настрелялся достаточно, разобрать и почистить тоже легко.

С РПК-74 те же яйца, только в профиль, ствол тяжелее, да ещё и сошки. С ПК сложнее, разобрать, собрать, нажать на спусковой крючок — это можно, а вот до настоящего пулемётчика мне далеко, но думаю «жить захочешь, ещё не так раскорячишься». Из СВД стрелял, даже попадал, за счёт оптики и калибра 7,62, я думаю это лучшее, что стоит у нас на вооружении. До настоящего снайпера конечно как до Китая, но в бою до пятисот метров моё любимое оружие. С пистолета Макарова по мишеням стрелял на твёрдую четвёрку, как оружие последнего шанса пистолет неплохой, да и застрелиться из него удобней, чем из РПГ. Кстати о гранатомётах, стрелять приходилось, а вот попадать было не во что. И наконец, мой любимый подствольник ГП-25. Очень мне нравилась эта мортирка, стреляй хоть настильным, хоть навесным огнём, особенно навесным до четырёхсот метров — один-два выстрела, и любой дух беседует с духами в нижнем мире.

Что мне это даёт здесь? По крайней мере, стрелять и попадать из хорошо пристрелянного оружия смогу. Мушка и целик даже за сто лет не изменились. Что винтовку, что карабин Мосина в руках я держал, а также и ППШ, спасибо урокам НВП у нас в школе. А вот пострелять из учебного оружия как-то не получалось, видимо, патронов не было, а учебные от калаша почему-то не подошли, хотя мы и старались всем классом. Калибр-то один, а хули они не подходят? Всю перемену мы ломали голову над этим вопросом, пока не пришёл военрук и не отмативировал нас. Мативировал он нас примерно пол урока, после такой мативации мы узнали много новых фраз и выражений, каких нам не преподавали на уроках русского языка и литературы. Что подобные слова и выражения существуют, мы конечно знали, и часто «украшали» ими свою речь, думая, что это круто, но так виртуозно и забористо выражать свои мысли и чувства, как это делал бывший фронтовик, как говорится «кишка тонка».

После такого урока я и мои одноклассники надолго запомнили, что у патронов есть не только калибр, но ещё и длина, а также размер гильзы, и что не стоит совать свои шаловливые ручонки, во всякие отверстия. После этого мы ещё больше полюбили уроки начальной военной подготовки, а украшать свою речь идиоматическими выражениями практически перестали. Но пытливые исследовательские умы и всё те же шаловливые ручки ещё долго не останавливались на достигнутом и чудить продолжали, а ведь были ещё и уроки физики, а тем более химии. Как-то раз мы попытались соединить знания, полученные на уроках химии и НВП, так сказать, скрестить ежа и ужа. А что из этого вышло, я расскажу в следующий раз.

Что ещё, из ручника типа ДП стрелять и попадать тоже смогу, не боги горшки обжигают, — а вот с разборкой-сборкой? Сначала посмотреть как это делается, а там и сам сподоблюсь.

Ротный 50-мм миномёт думаю тоже не проблема, за несколько часов освою. Самая стоящая вещь для меня — это СВТ-38 или СВТ-40, и затвор дёргать не надо, и магазин на десять патронов.

Правда, я из неё ни разу не стрелял, но думаю, что освою без особых проблем. Револьвер, он же наган, стрелять не проблема, попадать уже сложнее. ППД или ППШ, в ближнем бою вещь незаменимая, целиться не обязательно, главное — направить в сторону противника и нажать на курок, но тяжёлый, собака, и этот кругляш на семь десятков патронов неудобно таскать, а уж заряжать, это вообще отдельная песня. Что ещё? Рукопашка на уровне продвинутого пользователя, но даже против пистолета она погоды не сделает. Приняв решение и размышляя в таком же духе, я незаметно для себя уснул. И вот что мне приснилось.

Я, будучи помощником начальника караула, иду проверять посты. Только форма на мне странная, больше похожа на старую, годов сороковых, судя по кинофильмам. И вместо калаша почему-то мосинский карабин. Наш эшелон стоит где-то на запасных путях, рядом какие-то строения, возможно, склады. Проверив посты с одной стороны эшелона, возвращаться решил с другой стороны. Дойдя почти до середины состава, услышал подозрительный шум со стороны складов. Как будто кто-то пилит металл ножовкой. Взяв карабин наизготовку, иду на звук. Чем ближе подхожу к строению, тем звук отчётливей. Передёрнув затвор, осторожно подкрадываюсь к складу. Заглянув за угол, вижу интересную картину: двое типов пилят внутреннюю решётку склада, первая дверь уже открыта.

Выхожу из-за угла и со словами: «всем стоять, руки вверх», навожу свой карабин на одного из воришек. Гады сначала заметались, потом успокоились. Один из них, сделав пару шагов в мою сторону, сказал.

— Ну, ты чего, солдат, не видишь, мы же тут работаем. Завскладом по пьяни ключи где-то посеял, а склад к утру нужно срочно открыть. — Расслышав за спиной крадущиеся шаги, но не успев, ничего предпринять, получаю страшный удар по голове. От неожиданности дёргаю спусковой крючок и сквозь угасающее сознание слышу звук выстрела. Всё, финиш. Проваливаюсь в тягучую темноту, и…

Вот тут-то всё и началось, в мозгу зашевелились чьи-то чужие мысли, какие-то непонятные ощущения, поток новой информации обрушился на мою больную голову. Как будто бы два мозга слились в один (одна голова хорошо, а две — мутант). От объёма полученной информации моя голова сначала раздувается как воздушный шар, потом лопается, и я проваливаюсь в очередное небытиё, падаю и падаю в этой сплошной темноте. Не лечу, а именно падаю, начинает появляться страх приземления и удара об землю, да что там страх, ужас. Я распахиваю рот в беззвучном крике и просыпаюсь. Испарина на лбу, холодный пот по всему телу, но голова ясная, практически не болит, только кружится немного, но и это скоро проходит. Прислушиваюсь к своим ощущениям, это называется вспомнить всё, лежу, думаю, врастаю в реалии.

Теперь я Доможиров Николай Никанорович, родился 23-го ноября 1918 года в деревне Куликово, Челябинской губернии. В октябре 1939 года, был призван Белозерским райвоенкоматом на действительную военную службу в кадровую армию. И начал служить в 365-ом стрелковом полку 119-ой стрелковой дивизии, в Красноярске. Сейчас я сержант, по должности командир отделения, и командую расчётом противотанковой пушки-сорокапятки в противотанковом взводе нашего второго батальона. Кого знаю из командиров, а практически всех. Комдивом у нас комбриг Берёзин Александр Дмитриевич, начштаба — полковник Бычков Василий Лаврентьевич, военный комиссар — полковой комиссар Шершин Дмитрий Иванович. Командир нашего полка — полковник Кузьменко, комиссар — Куприянов.

Ну и в какое место послать всех этих либерастов пейсателей, которые утверждали, что бойцы РККА мало чего знали и даже не умели пользоваться своим оружием. Прослужив почти два года в кадровой дивизии, Николай много чему научился, особенно в полковой школе. Ведь сначала там преподавали общевойсковую подготовку, а уже потом, после сдачи всех нормативов и уставов, обучали по основной специальности: пехота своё, артиллерия своё, сапёры, связисты и т. д.

Поэтому я знаю и владею всеми видами стрелкового и артвооружения полка. Карабин и винтовку Мосина, СВТ, АВС — стреляю хорошо, а из своего карабина — отлично. Наган и ТТ знаю, разбираю и собираю, попадать правда сложнее, всё-таки короткоствол это не моё, но нормативы сдал на хорошо. Стрельбе из пулемёта нас специально не обучали, но устройство показали, и каждый, кто хотел, пострелял. Патронов в учебке для этих целей не жалели. Хотя и пришлось потом, под руководством инструктора разбирать, чистить и смазывать оружие, что пулемёт Дегтярёва, что Максим. Но Николай был не один, кто хотел получше узнать это оружие, а большой и дружной компанией справились быстро, зато настрелялись от души. Далее артвооружение: Николай, а теперь уже и я, мог заменить любого номера расчёта своего орудия, тем более начал свою службу в этом же огневом взводе. Ещё, нас обучали стрельбе из миномётов: 50-мм ротных, 82-мм батальонных, и полковых 120-мм стволов. Так же мы изучали 76-мм полковую пушку и выпустили из неё по три снаряда каждый. А больше на вооружении полка ничего и не было. А да, чуть не забыл про гранаты, «их мы не ели, в Красноярске они не росли», а если серьёзно, то ручные гранаты метать нас тоже учили, а так как взвод, в котором служил мой предшественник, был противотанковым, то и «ворошиловский килограмм» тоже не обошли своим вниманием. Да и ещё в самом конце сорокового в часть стали поступать автоматы, а если точнее, пистолеты-пулемёты ППД-40, и на очередных учениях Николай вдоволь пострелял из этой машинки. А ведь хорошо владеть своим личным, да и коллективным оружием, умел практически весь личный состав дивизии. Этому здесь довольно хорошо учили, что и показала очередная осенняя проверка. По результатам которой дивизия получила оценку «удовлетворительно», а её артиллерийские и сапёрные подразделения оценку «хорошо». Как раз в это время, сентябрь 1940-го года, в дивизию с инспекторской проверкой прибыл маршал Советского Союза Кулик.

А вот с ним-то и произошёл довольно курьёзный случай. На территории военного городка «жил да был козёл, роги длинные», и звали его Васька. Весёлым и резвым козлёнком он бегал по всей воинской части и только одним своим видом вызывал умиление и радость на лицах солдат и командиров. Ведь призывники были по большей части из сельской местности, и почитай у каждого дома остался или был такой Васька, Яшка, или Кешка. Потом козлик вырос, но весёлого нрава и дружелюбия не утратил, красноармейцы подкармливали и угощали его, а так же научили кивать головой, смолить цигарки, и другим забавным и не очень номерам. Васька бегал по территории части, присутствовал на построениях личного состава, стоял в сторонке важный, тряс своей бородой и кивал рогатой башкой, а так же участвовал в разводе часовых по местам несения службы, идя впереди разводящего. Придя на пост, Васька вёл себя как сторожевая собака, оббегая вокруг, и как бы принюхиваясь к окружающему. Если никого из чужих поблизости не было, он вставал во главе караула, дожидался смены часового и продолжал свой обход дальше. Днём разводов он не проводил, а вот в ночное время всегда дежурил возле караульного помещения, бойцы даже сколотили ему конуру, и козлик прятался там от дождя и сильного снега зимой. За это солдаты ещё больше любили, и что там не говори, уважали Васька. И вот после сдачи проверки вся дивизия выстроилась на плацу, а маршал Кулик начал «толкать свою речь». Вот тут-то козёл и проявил свою козлиную «сучность». Васька подошёл к маршалу сзади, понюхал у него штанину, сказал бе-е-е, разбежался, и ударил рогами под зад маршалу. От неожиданности Кулик упал, но вовремя подставил руки, в ярости вскочил, но увидев неподалёку хитрую козью морду, показал ей кулак, отряхнулся и как ни в чём небывало продолжил говорить. Что творилось в это время на плацу, и какие усилия потребовались от красноармейцев и их командиров, чтобы не засмеяться, только одному богу известно, был бы это рядовой Пупкин, ржач поднялся бы не слабый, но тут-то целый маршал Советского Союза. К чести самого маршала Кулика, надо сказать, что никаких последствий от этого инцидента для руководства дивизии не последовало. Но видимо подхалимы из комиссии подправили оценки, и общий балл с «хорошо» поменялся на «удовлетворительно». А насчёт козла поступили указания — убрать. И больше Ваську в дивизии никто не видел. Так что за козла ответил только сам козёл. Куда девали животное: пустили на мясо или увезли подальше от части, об этом история умалчивает, но красноармейцы ещё долго с ностальгической грустью вспоминали своего рогатого разводящего. И даже поговаривали, что видели его на выгоне, где пасся дивизионный гурт скота, который он пас вместе с пастухами. Правда это или нет, неизвестно.

Ладно, всё это лирика, в теории я, получается, подкован хорошо и памятью Николая владею полностью, — а вот как всё это применить на практике? И сколько у меня ещё есть времени, чтобы спокойно, без спешки и боевых действий, врасти в реалии? Думаю, около недели у меня всё-таки есть, а там как говорится, война план покажет. Да и на самом деле покажет, и не только план, но и анашу… Короче, приплыл я и влип по самое не балуйся. Главный вопрос, что делать, я вроде бы прояснил. Остался — кто виноват? Точнее, как себя вести? Ну, во-первых, поменьше говорить и побольше слушать. Во-вторых: «следить за базаром», то есть разговаривать на нормальном русском языке и выкинуть из своей речи все эти современные мне сленговые словечки. Да уж, задачка не из лёгких, ведь за последнее время мы так замусорили свой родной русский язык, что отделить зёрна от плевел будет не так уж и просто. А с другой стороны, основные команды я знаю, да и читать люблю, и не только современных мне авторов. В крайнем случае, если что-то и ляпну, всегда можно прибавить к этому пару ласковых, уж русский-то командный из пяти слов и словосочетаний и за несколько веков не изменился.

Дальше, мне нужно прояснить обстановку на сегодняшний день, ну это уже с Жанкой. А с ней мы действительно уже год как знакомы. В сороковом она устроилась к нам в часть фельдшером сразу же после окончания своего медицинского училища, хорошая, общительная и обаятельная девушка. Почти все солдаты в неё влюблены, но она держится со всеми ровно, никого не выделяет, и мужики это ценят и уважают Жанну. А служат здесь действительно мужики, люди призваны либо от сохи, либо от станка, и слово пацаны тут скорее сочтут оскорблением, нежели эпитетом. А в армии так и подавно, здесь скорее подойдёт: парни, бойцы, мужики, красноармейцы и т. д.

Закончив школу, Жанна поступила в Красноярское медучилище, закончила его и по распределению попала в нашу дивизию. Николай, как и все, был в неё тайно влюблён, а тут ещё и помог один случай. Как-то сильно простыв, он свалился с высокой температурой, и его положили в лазарет. Целую неделю Жанка его лечила и выхаживала, и Николай искренне подружился с этой простой и весёлой хорошенькой девчонкой, тем более одного с ним года рождения. А с началом войны Жанне присвоили воинское звание и призвали в кадровую службу, а так же пополнили батальонный медсанвзвод до полного штата. Но в суете сборов и подготовки к отъезду на фронт Николаю было уже не до санитарного взвода, со своим бы хозяйством разобраться. Ведь отмобилизовывалась и пополнялась до полного штата практически вся дивизия. Ему ещё повезло, что подразделение было боевое и расчёт полностью сформирован, поэтому получали только недостающее имущество, боеприпасы и сухой паёк на двое суток. Ну, как поётся в песне: «Были сборы не долги, от Кубани до Волги…», 28-го июня батальон построился, получил боевой приказ и двинулся на станцию. Пока дошли, пока дождались своей очереди на погрузку, успели пообедать. Примерно в пять часов вечера подали эшелон из двадцати двух вагонов и трёх железнодорожных платформ, и комбат отдал приказ на погрузку. Но когда выяснилось, что из пятнадцати пассажирских вагонов только шесть являются четырёхосными, майор Селиванов очень сильно и красочно склонял на русском командном этих долбодятлов-железнодорожников и всю их родню. Ещё бы ему не ругаться, если личного состава почти 800 человек, а посадочных мест, даже сидячих, только 700. Но делать нечего, немного успокоившись и отдав распоряжение грузить имущество, тяжёлое вооружение, боеприпасы и лошадей в товарные вагоны, а пушки, передки и полевые кухни на платформы, комбат, оставив за себя начальника штаба, отправился к военному коменданту станции, выбивать недостающие вагоны. А так как «сушка» была довольно новой, то и с дополнительной нагрузкой паровоз серии Су, должен был справиться безо всяких проблем.

Когда майор вернулся, всё имущество, боеприпасы и лошади было уже погружено, а пушки, передки, повозки и полевые кухни крепились к платформам. Осталось только разместить личный состав по вагонам, та ещё задачка. Но ушлые старшины рот под руководством начальника штаба нашли выход из этого положения. Этому помог ещё и опыт, приобретённый на финской, когда дивизия следовала туда и обратно. Ими были приготовлены сосновые доски, которые нужны были для того, чтобы делать поперечные настилы на соседних полках плацкартного купе для увеличения спальных мест. Поэтому, для размещения трёх стрелковых рот отдали все четырёхосные вагоны и три двухосных. Пулемётной (95 человек) и миномётной (52 человека) ротам, достались четыре вагона, благо свои «Максимы» и 82-мм миномёты они сложили в товарном вагоне. Взвод связи (33 человека) с их оборудованием получил в своё распоряжение целый вагон. Хозвзвод (33 человека), загрузив продовольствие и имущество в последний вагон, устроился сам. Осталось разместить ещё противотанковый взвод (18 человек) и штаб. Санитарный взвод, а это две женщины, четыре молодых санитара и два фельдшера (мужики лет сорока) разместили следующим образом: одного фельдшера в первый пассажирский вагон, второго — в центр состава, а рядовых санитаров по тем вагонам, где не было медиков. Когда уже почти заканчивали погрузку, припылили три грузовика с боеприпасами, подарок от комдива, привезли ещё несколько боекомплектов снарядов, гранат и патронов. И началась самая главная армейская забава, круглое таскать, а квадратное катать, а так как личный состав взвода по-сиротски притулился в уголке, то припахали естественно нас, но ничего, дело привычное, справились и с этой задачей. И награда нашла своих героев, маневровый паровоз «кукушка» притащил купейный вагон, видимо, комбат всё же договорился с комендантом. Прицепив этот вагон в конце состава, «паровозик из Ромашково», посвистев напоследок, укатил. Вот в этом-то вагоне и разместили медиков, штабных и противотанкистов. Закинув в вагон свои немудрёные пожитки и попутно придя на помощь медицине, разместились в купейном. Пехота потом обижалась.

— Вечно этим артиллеристам привилегии, в мягком едут, надо с них деньги за проезд брать. — На что наши отшучивались известной поговоркой, о том что: — Умных в артиллерию, красивых в кавалерию, а остальных в «пяхоту». А мозги не должны трястись в жёстком вагоне, поэтому и едут в мягком. И махра пусть не возмущается, а то поедет в товарном или вообще «пяшком» пойдёт. — Но сильно расслабиться артиллеристам комбат не дал и назначил взвод ПТО в караул на всё время пребывания в пути. Когда закончили погрузку, состав отвели на запасный путь и оставили там. Молодой взводный, лейтенант Иван Мельников, назначив в караул второй расчёт Михаила Волохова, завалился спать. Как единственному командиру во взводе ему выпало быть бессменным начальником караула.

Где-то в районе второго часа ночи тронулись в путь, видимо ждали, когда загрузится следующий эшелон, чтобы идти в паре. В дороге, поначалу ничего интересного не происходило, вечером отделение Николая заступило в караул, сам он как младший командир был назначен помощником начкара, и выполнял ещё и обязанности разводящего. А так как все три платформы, просматривались из тамбура нашего вагона, то и часовой, дежурил там. И только на остановках, дежурная смена выставлялась в начале и в конце состава, а один часовой залазил на платформу с пушками. В свободное от нарядов время, комвзвода озадачил личный состав изучением силуэтов немецких танков и самолётов, а также способам борьбы с ними, особенно с танками. Приняв через два дня зачёт, заставил вызубрить на зубок ТТХ всех немецких танков, а потом ещё и гонял всех, в первую очередь командиров расчётов и наводчиков, а затем и всех остальных красноармейцев. Вот так и ехали, практически без происшествий, пока не прибыли в город Курган, где всё и произошло. Около полуночи эшелон втянулся на товарную железнодорожную станцию, и «отшвартовался» где-то на запасных путях. Сцепщики отцепили паровоз и укатили в депо. Николай как обычно на длительных стоянках, развёл часовых по постам, проверил пломбы на дверях товарных вагонов и ушёл в свой вагон. Через полчаса пошёл проверять посты, и проверил на свою голову…

Пытаясь разобраться в своих воспоминаниях, я даже не заметил, как вошла Жанна, и очнулся только от её прикосновения, и возгласа.

— Ну, слава тебе Господи! Кажись живой. — Поворачиваю к ней голову и отвечаю.

— Когда, кажется — креститься надо, — а я что на чёрта похож?

— Чур тебя. — Отвечает красавица. — Я просто испугалась. Захожу, а ты лежишь с открытыми глазами и ни на что не реагируешь. Потрогала, вроде тёплый, значит живой.

— Извини, задумался, больше не повторится.

— Ладно, прощаю, — а как у тебя самочувствие, голова сильно болит?

— А чему там болеть, одна сплошная кость, были бы мозги, убили бы.

— Ты так даже шутить не смей, чуть жив остался, а всё туда же, и скажи спасибо Нине Павловне, целые сутки от тебя не отходила.

— Ладно, скажу при случае, — а скоро она придёт? И я бы что-нибудь съел.

— Хорошо, сначала я тебя покормлю, а потом позову врача. — Жанна уходит, а я анализирую своё состояние. С головой всё в порядке, не болит, не кружится, только шишка слегка саднит. Тошнить меня перестало, руки ноги в порядке, можно вставать и идти куда хочешь, а хочу я в туалет. Откинув одеяло, сажусь. Никаких нехороших ощущений не последовало, спокойно посидел, подвигал ногами, с наслаждение потянулся, а вот встать мне не дала уже Жанка, когда с котелком и чайником, входила в купе.

— Это куда мы направились, и кто тебе вставать разрешил? — сказала она, поставив всё на прикроватный столик.

— Я вообще-то в туалет хотел сходить, — а что, разве нельзя? — прикидываюсь невинным подростком.

— Я сейчас кому-то схожу, а ну быстро под одеяло, и не вставать, я сейчас утку подам. — Делать нечего, отдаюсь в нежные, но суровые руки медицины. Закончив свои дела, попросил у Жанны умыться, и пока она ходила за водой, встал и прошёлся по купе, потом принялся за еду. Когда моя сиделка вернулась, я уже сидел и с наслаждением уплетал за обе щеки холодную овсянку. Поворчав для приличия и дождавшись, когда я доем, Жанна поставила на столик тазик с водой и, забрав посуду, удалилась, наверно обиделась. Я умылся, вытер лицо и руки полотенцем, потом подошёл к зеркалу. Это хорошо, что Николай ещё не бреется, лёгкий пушок на скулах, и небольшую полоску усов, можно за бороду не считать и пока не трогать. Уже одной проблемой меньше, не представляю, как я бы справился с опасной бритвой. Закончив рассматривать свою физию, ложусь в постель и жду доктора. Минут через десять пришла Нина Павловна.

— Здравствуйте больной, как ваше самочувствие. — Чуть было не ляпнул, не дождётесь, но одумался, и всё же сморозил очередную глупость.

— Вашими молитвами, дорогая Нина Павловна, хоть сейчас под ружьё. — Нина слегка засмущалась, но быстро нашлась с ответом.

— Вообще-то мои молитвы здесь не причём, благодарите лучше достижения нашей Советской медицины.

— Вот я и благодарю вас, как лучшего представителя нашей медицины.

— Хватит благодарностей, начнём осмотр. — И началось, дышите, не дышите, покажите язык и тому подобное.

— Странно всё это, для больного с сотрясением мозга, вы довольно бодро выглядите. Встать сможете? Спокойно встаю и делаю пару шагов.

— Если надо, я и сплясать могу.

— Ну, плясать вам ещё рановато, а вот осмотр мы продолжим. Закройте глаза, достаньте правой рукой кончик носа, теперь левой, пройдите вперёд, наклонитесь, достаньте руками до пола. С удовольствием проделываю все манипуляции.

— Присядьте, Николай. — Нина задумалась. — У вас что, совсем ничего не болит?

— Нет.

— И голова не кружится, не тошнит.

— Да говорю же прошло всё.

— Но этого не может быть.

— «Сказал бы я тебе милая моя, что может, а что не может, да ты не поверишь.» — Думаю я про себя, а вслух произношу.

— Как видите может, а на войне больных не бывает, есть только убитые и раненые.

— Да-да не бывает, только раненые и больные и ещё… — На этих словах Нина немного подвисла, но довольно быстро пришла в себя.

— До утра мы за вами ещё понаблюдаем и полечим, а завтра я вас ещё осмотрю, и там видно будет, что с вами делать. И ещё, там ваши друзья рвутся вас навестить, я думаю, что сейчас уже можно, только недолго.

— Жанночка ты проследи за этим, и если что, выгоняй их отсюда, а я пойду. — Нина уходит, а буквально через минуту в купе вваливается трое «моих» друзей. Комвзвода Иван Мельников, командир второго орудия Мишка Волохов и мой наводчик, а по совместительству взводный балагур Кешка Задорин. Именно эти образы, отобразились в моей голове. Вошли, поздоровались, уселись на свободную полку напротив. Взводный спросил.

— Как себя чувствуешь Коля, как здоровье? — Видя их серьёзные лица, я не удержался и ляпнул.

— Не дождётесь.

— Чего не дождёмся? — не понял шутки Иван.

— Компоту вам не попить на моих похоронах.

— Да ты чего несёшь? — всё ещё притормаживает он. Я не выдерживаю, и расплываюсь в ухмылке. Первым врубается Иннокентий, и начинает смеяться, за ним Мишаня, видя недоумённое лицо летёхи, я тоже начинаю ржать. И только после этого Ванька просекает фишку и присоединяется к общему веселью. А когда этот гад Кешка делает удивлённое лицо и говорит.

— А при чём здесь компот, у нас же кисель на ужин. — Мы все дружно выпадаем в осадок, и буквально катаемся по полу от смеха. Появление Жанны со словами:

— Хватит уже ржать, жеребцы стоялые. Здесь вам не цирк. — Немного снижает градус нашего веселья, но мой ответ.

— Ага, цирк уехал, а клоуны с жеребцами остались. — Заставляет присоединиться к нам и Жанну, которая сначала широко улыбается, а потом звонко смеётся во весь голос. Немного повеселились, и будет, заканчиваю общее веселье, простым вопросом.

— Ну, про моё состояние, вы уже и так всё поняли, — а что всё-таки случилось? Я после удара по голове, ничего не помню. — Тут же с разных сторон, посыпались ответы, причём одновременно. Прерываю эту какофонию.

— Стоп! Стоп. Не все сразу, а то я ничего не понял, кроме того что. Стреляли. А дальше-то что? — Инициативу взял на себя лейтенант.

— Сначала мы услышали выстрел, я сразу же поднял в ружьё дежурную смену караула, и отправил её на помощь, потом растолкал Мишаню, в двух словах рассказал, что делать и сам поспешил на улицу. — Дальше рассказ продолжил Кешка.

— Мы выскочили через проходной тамбур сразу на платформу с пушками, я и ещё четыре бойца, часовой, стоящий там, показал нам в ту сторону, откуда стреляли. Я кинулся туда, бойцы за мной. Сначала наткнулись на тебя, ты лежал ничком, сжимая в руках оружие. Вместе с карабином двое наших тебя и отнесли в вагон. Я же с двумя оставшимися, пошёл к твоему крестнику. Но тут правки уже не требовалось, хорошо ты его перекрестил, прямо в лобик угодил. — Невольно скаламбурил Задора. — Внимательно всё осмотрев поблизости, я с бойцами остался возле склада, куда через несколько минут подошёл Иван.

— А когда прибежал Михаил со своим отделением, то прочесав ближайшие закоулки, мы выловили этих субчиков, которые прятались по тёмным углам, так как единственный выход с территории склада, проходил возле нашего эшелона, и жулики побоялись проскакивать под дулами карабинов наших часовых, — закончил взводный. Я проговорил с друзьями еще минут десять, узнал, что проехали город Казань, и ещё кое-какую информацию. Поговорил бы ещё, но строгая Жанна выпроводила всех из купе и, поставив мне укол, ушла сама. Немного полежав и подумав, я вырубился и спокойно проспал до следующего утра.

Глава 2. Под Ржевом

Проследовав мимо Сычёвки, наш эшелон прибыл на станцию Осуга. Но разгружались мы не на самой станции, а прямо в чистом поле, благо насыпь была не очень высокая. Выгрузившись из вагонов, в первую очередь бросили сходни и вывели лошадей, потом стали скатывать, передки, пушки, повозки и т. д. Пока наш взводный ходил выбивать транспорт, под второй боекомплект снарядов, ездовые запрягли лошадей, подцепили передки с пушками и взвод ПТО приготовился к движению. Немного отойдя от эшелона, услышали в небе гул моторов, сразу последовала команда «воздух». Мы залегли, а хорошо обученные небольшие монгольские лошадки, найдя неглубокую лощинку, укрылись в ней, причём лошади тоже легли на землю. А в небе разворачивалась следующая картина.

На высоте примерно трёх километров, летели два самолёта с крестами, нагло, без всякого прикрытия истребителей, самолёты снизились и отбомбились. Один сбросил свою здоровенную, похоже тонную бомбу на здание вокзала. Огромное облако пыли, земли и кирпичных обломков, казалось, закрыло полнеба. Взрывом разрушило часть здания и прилегающих построек. Второй же бомбардировщик сразу бомбить не стал, а, сделав круг, двинулся в нашу сторону. Капля бомбы отделилась от самолёта, и с каждой секундой увеличиваясь в размере, полетела к земле. Страшный удар об землю, и …

Я думал писец котёнку, отвоевался, но эта хреновина не взорвалась. Земля потом ещё долго ходила ходуном, но всех кто находился неподалеку от бомбы, как ветром сдуло в считанные секунды. Я никогда в жизни так быстро не бегал стометровку, секунд пять от силы, и я очутился за насыпью железной дороги. Потом пошёл отходняк, и на нас напал дикий смех, особенно когда этот взводный балагур Кешка Задорин, стал в лицах изображать, кто и как бежал. И когда он только успел всех рассмотреть? Те из нас кто находился поблизости, катались по земле и держались за животы от смеха.

И вот когда все немного успокоились, я и спросил у Кеши.

— Иннокентий, а как это вы умудрились, на корячках, да ещё и задним ходом, обогнать всех и прибежать сюда самым первым? — Кешка и правда, сначала пятился по рачьи, а потом опомнился, вскочил на ноги и задал стрекача, только пыль из-под копыт. У меня это отложилось в голове, потому что я бежал за ним. Задора скорчил такую невинную и смешную рожу, что наши молодые организмы, содрогнулись в новом приступе хохота. И не мудрено, ведь он смахивал на молодого Юрия Никулина. Я, когда впервые его увидел, подумал что это он, оказалось и вправду ОН, хохмач и шкодник ещё тот, но боец грамотный и надёжный, несмотря на свою кажущуюся простоту. Вот за эти качества, Николай его и ценил, кстати, почему только Николай, теперь уже и я. Ладно, отсмеялись и будет, делу время как говорится, а потехе час. Строю людей, и посылаю собирать утерянное при ретираде имущество. Потом с одной из штабных повозок подъехал взводный, и мы отправились грузить ящики со снарядами. Вагоны с боеприпасами и оставшимся имуществом, разгрузили за считанные минуты. Когда всё что вошло, было погружено, комбат дал команду, каждому подразделению самостоятельно выдвигаться подальше от железки в близлежащий лесок и там приводить себя в порядок. Оставив часовых для охраны, оставшегося снаряжения, тронулись в путь.

Когда мы отъехали от эшелона, я увидел санитарную двуколку, которая спешила на станцию. Туда же верхом на коне поскакал и командир батальона в сопровождении ординарца. Добравшись до леса и разгрузив штабную повозку, отправили её с двумя бойцами в обратный рейс, чтобы забрать оставшиеся боеприпасы. Нашу же пароконку с боекомплектом трогать не стали, потому что всё было упаковано и надёжно принайтовано ещё в расположении полка. Дав команду разгрузить передок, иду к своему командиру взвода.

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться?

— Без чинов Николай, мы на войне, говори что хотел.

— Понял, тогда отпусти за боеприпасами, я там кое-что видел, может пригодиться.

— Телега же укатила, и без тебя привезут.

— Снаряды пусть везут, а я там не только их видел, патроны, да и гранаты нам не помешают, а я уже и разгрузился. — Иван задумался, почесал в затылке и махнул рукой.

— Езжай, только когда погрузишь всё лишнее, сверху накрой снарядными ящиками, мало ли что. — А взводник молоток, фишку сразу просёк, уважаю.

— Разрешите выполнять. — Прикладываю руку к пилотке и отдаю воинское приветствие.

— Идите уже, товарищ сержант, и не долбите мне мозг. — Разворачиваюсь, делаю пару шагов и вижу Мишку Волохова, спешащего в нашу сторону.

— Ты куда летишь? — спрашиваю у него.

— Да вот, хотел за снарядами съездить, — отвечает Михаил и отводит взгляд. Ну, с этим всё ясно, снова поворачиваюсь к Ивану.

— Товарищ лейтенант, разрешите с ним на пару, мы мигом, одна нога здесь, а другая там.

— Валите уже раззвиздяи, скажете, я приказал, если спросят.

— Пошли, ворюга, я уже договорился. — Беру Мишку за плечо и разворачиваю в нужном направлении.

— Это почему это я ворюга? — притворно обижается он.

— А потому что я сам такой, за снарядами он поехал, нашёл дурака за четыре сольдо. Кстати, ты зарядный ящик уже освободил?

— Разгружают, думаю, сейчас уже управились.

— Хорошо, как закончите, выезжаем. — Подхожу к своему расчёту, отцепляем пушку и откатываем её на опушку леса, ну как леса, так небольшая берёзовая роща гектаров на пять.

Оставив за себя старшим наводчика Кешку Задорина и дождавшись Мишку с «экипажем», едем «мародёрить».

Прибыв на место, подъезжаем к самому штабелю с боезапасом. Повозка с нашими уже здесь и бойцы грузят снаряды. Так, посмотрим, что у нас тут есть. Винтовочные патроны, берём несколько цинков и откладываем в сторону. Гранаты Ф-1, этих уже четыре ящика, можно и больше, но передок не резиновый. Пока ездовые таскают ящики и складывают, мы с Михой продолжаем ревизию, благо поблизости никого левых нет, все свои, даже часовой, и тот из нашего взвода, разведчик Федька Изотов. Мины к миномёту, нахрен, а вот противопехотки бы не помешали, но их нет. Ещё гранаты, эти с ручкой РГ-33 уже есть, а вот противотанковых, четыре ящика отложим. А это что у нас тут, ящики странные, в защитный цвет не покрашены, неужели консервы, точно, они самые. Зову Мишку, и держим военный совет, брать — не брать.

— Я эти ящики ещё при разгрузке тех грузовиков приметил, — говорит Мишка.

— А когда мы всё это разгружали, никто ничего не считал, а чмошников и близко не стояло, — отвечаю ему.

— Это нам подарок от комдива, можно брать пока эти крысы не узнали.

— Нужно, но надо всех левых убрать. — Показываю глазами на штабного возницу. Последнюю точку в пользу брать, поставили наши урчащие животы. Уже скоро вечер, а мы даже толком не позавтракали. Решаем что — брать. Боезапас привезли в последний момент, а когда мы его загружали в вагоны, никого из высокого начальства рядом не было. Быстро догрузив повозку снарядами, и закинув дополнительно все ящики с патронами, ручными и противотанковыми гранатами, отправляем в расположение. Консервы же прячем в зарядные ящики. В каждый вошло по четыре коробки, ставим на крышку передка «чемоданы» со снарядами к нашей пушке и двигаем в расположение взвода. Фёдору и ездовым наказали держать язык за зубами насчёт продуктов. Когда возвращались обратно, навстречу попались миномётчики на своих двуколках, остановились, перекурили, я намекнул им насчёт халявы, а в ответку разжился парой пачек самых артиллерийских папирос «Пушки», и мы, довольные друг другом, разъехались в разные стороны. Прибыли на место дислокации, доложились взводному, он, отпустив Мишку, отвёл меня в сторонку.

— Ну что, чего ещё лишнего прихватили куркули деревенские? — спросил Иван. — Вижу по вашим хитрым рожам и невинным глазам младенца, что-то здесь не чисто.

— Вы бы на свою невинную физию в зеркало бы посмотрели, товарищ командир. — Кидаю ответку. — А если серьёзно, то много чего нужного в бою.

— Давай выкладывай, не отходи от темы.

— Ну, патроны и гранаты ты видел?

— За это хвалю. Что ещё?

— Противотанковые гранаты.

— Пригодятся, ещё чего?

— Да так по мелочи, ерунда там, всякая разная.

— Не юли, что за ерунда, говори конкретно.

— Тушёнки немного взяли, валялась там, но никто не видел.

— Да вы ох. амели совсем, а немного, это сколько?

— Ящиков восемь, но там ещё осталось, но думаю, вскорости без следа растащат, жрать-то все хотят. — Летёха аж покраснел от возмущения и моей наглости.

— Да у меня слов нет, одни маты, да вы, вы же комсомольцы. — Привёл свой последний аргумент Ванька.

— А раз слов нет, так и не говори ничего, лучше подумай и выслушай аргументы, а потом сопоставь факты. Во-первых, нас никто не видел, во-вторых это неучтёнка, привезли-то ведь боеприпасы, ну а в третьих, мы на войне Ваня, а она всё спишет, и эти консервы, и нас с тобой, смахнёт в одну секунду, даже не заметишь. Это моя вторая война. — Кстати, действительно вторая. Николай был на финской, а я в Чечне. — Так что поверь моему слову, ничего нам за это не будет. — Замолкаю, и смотрю в глаза лейтенанта немигающим взглядом.

Поединок глазами Иван не выдерживает, отводит свои и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, быстрым шагом идёт в сторону Мишкиного расчёта, пиная по пути траву и сучья деревьев. Спокойно стою и жду, что будет дальше. Так-то Ванька парень не плохой, но этот юношеский максимализм и незнание правды жизни иногда брали верх над житейским прагматизмом. Нет, с Николаем они даже дружили, как-никак одногодки, простой парень из небольшого городка на Урале, так же как и мой визави, в четырнадцать лет потерял отца. Но у него была старшая сестра и мать, обе работали, благодаря этому Иван и закончил десятилетку, но, не желая обременять родных, после школы поступил в военное училище и, закончив его, попал служить в нашу часть.

Минут через пять-десять вижу взводного, идущего в сопровождении Мишки, что-то объясняющего ему на ходу. Увидев меня, лейтенант машет мне рукой, чтобы я подошёл. Что же, мы люди не гордые, раз зовут, иду к ним, остановившись возле сладкой парочки, задаю вопрос.

— Что случилось? — По внешнему виду Ивана, вижу, что он уже отошёл, я тоже успокоился, поэтому в дальнейшею полемику вступать не намерен.

— Товарищ сержант, берите свой расчёт, и выдвигайтесь на место выгрузки, забрать остатки снарядов, одного человека оставьте на охране имущества и снаряжения. Приказ понятен?

— Приказ-то понятен, а куда загружать прикажете, товарищ лейтенант.

— Транспорт уже там, и я тоже туда еду, а вы со своими выдвигайтесь следом.

— Разрешите выполнять? Козыряю и ем глазами начальство, делая вид «лихой и придурковатый».

— Выполняйте! — Держит фасон Ванька, но всё же не выдерживает и добавляет. — Балабол. — Разворачиваюсь и, сделав два строевых шага, бегу к своим. Мишка, увидев эту сцену, ржёт в голос.

Оставив ездового на охране, строю своих, и лёгкой трусцой выдвигаемся на погрузку. Когда прибыли на место, то застали следующую картину — невдалеке от временного склада, стояло с десяток пароконных повозок, а возле штабеля со снарядами, комбат во все корки материл своего зампотылу.

— Ты почему падла, всё ещё не организовал питание личного состава.

— Так продуктов осталось совсем мало, нужно оставить НЗ. — Оправдывался интендант.

— Да я тебя сука сейчас самого на фарш пущу. Мне через час приказано выдвигаться в поход, а люди с утра не жравши.

— Вода уже закипает в котлах, сейчас будем кашу варить.

— Я тебя сейчас самого сварю. Ты, падла, приказ получил?

— Получил.

— Почему не выполнил?

— Мы пока разгружались, не успели. А потом бомбёжка, то сё, час назад только кухни затопили.

— А я тебя, гада, сейчас по законам военного времени, за невыполнение боевого приказа, расстреляю без суда и следствия. Комбат тянется к кобуре. Вижу, дело пахнет керосином, надо спасать мужика, и не только его, командиру тоже не поздоровится, за самосуд его по головке не погладят. На свою удачу под снарядными ящиками замечаю злосчастные консервы. Подбегаю ближе и ору во всё горло.

— Товарищ майор! Разрешите доложить! — От неожиданности «господа офицеры» даже вздрагивают. Сбитый с толку комбат поворачивается ко мне и спрашивает.

— Ты кто такой? И чего орёшь? Оглушил нахрен. — Выпучив глаза и немного убавив звук, рапортую.

— Командир расчёта противотанкового орудия, сержант Доможиров.

— А, артиллерист. — Узнаёт меня он. — Это ты в Кургане бандита застрелил?

— Точно так, я.

— Молодец. Этого гада сможешь расстрелять?

— Без суда и следствия не имею права. Разрешите обратиться к товарищу интенданту третьего ранга?

— Ишь ты, какой законник выискался, ладно, обращайся раз такой смелый. — Пряча свой ТТ в кобуру, отвечает мне комбат.

— Товарищ интендант третьего ранга, при погрузке снарядов, мною обнаружены ящики с какими-то банками, возможно это тушёнка.

— Где эти ящики? — Практически одновременно восклицают оба командира.

— Да вот же они. — Показываю на штабель. Позвав пару бойцов, быстро скидываем верхние, и достаём нижние ящики с консервными банками.

— А ты говорил, продуктов нет, — говорит комбат, подходя ближе. — А это что, буй что ли? Вот теперь и молись богам войны — артиллеристам. Забирай продукты, дуй в расположение, и чтобы через десять минут обеспечил все подразделения горячей пищей. И запомни, собака серая, это моё последнее предупреждение, ещё одна такая выходка и я тебя лично расстреляю перед строем. Подзываем одну из повозок, быстро грузим её продуктами, и интендант уезжает.

Подходит взводный, докладывает командиру о прибытии.

— Вот что лейтенант, забираешь в своё распоряжение этот обоз, грузишь все боеприпасы, и уводишь в расположение, через час выступаем, это приказ. Кстати, а почему снаряды всё ещё не забрали? — спрашивает майор Селиванов у нашего командира. Взводный мнётся, прихожу ему на помощь.

— Свои снаряды мы все забрали, товарищ командир, здесь же остались в основном патроны, а так же выстрелы к полковым пушкам. — Показываю на ближайший ящик с соответствующей маркировкой.

— А эти — то нам нахрена? Ладно, грузите всё что есть, потом разберёмся, в крайнем случае, у пушкарей на водку поменяем. Правильно, сержант? — Нервно смеётся комбат и продолжает свой монолог.

— А то, что патроны не забрали, так некому было, все роты у меня на расчистке развалин вокзала. Вы представляете мужики, что там творится, наша то бомба не взорвалась, а станцию накрыло, а там, в основном гражданские. Женщины, старики, дети, вы бы видели, что там стало, люди ждали поезд, чтобы уехать в эвакуацию, кто в здании кто на улице. Досталось всем. Бомба разорвалась возле самой стены здания, целая тонна тротила, вы можете представить, что осталось после этого взрыва. Огромная воронка и развалины вперемешку с… — Майор замолчал, отвернулся от нас, плечи его затряслись в беззвучном плаче.

Только сейчас я обратил внимание на внешний вид своего «батяни» комбата: новая, еще толком не обмятая военная форма, была местами порвана, а местами измазана известью, запачкана копотью и запёкшейся кровью, щёгольские хромовые сапоги, тоже вымазаны непонятно чем, и руки, точнее ладони, все в ссадинах и царапинах, с обломанными ногтями.

Секунд через десять, командир, смахнув накатившуюся слезу, с решительным и злым выражением лица повернулся к нам.

— Убивать их всех надо, как бешеных собак уничтожать, это не люди, это даже не звери, это нежить в человечьем обличьи. Это моя третья война, я всякого повидал, но там были солдаты, и воевали они с солдатами, а здесь же ни в чём не повинные люди. И вот что я вам скажу сынки, сами запомните и другим передайте мою просьбу, этих гадов в плен не брать, и живыми никого не оставлять, сами понимаете приказать такого я не могу, могу только попросить. — Сказав всё это, он разворачивается и, опустив голову, идёт к своему коню, шаркающей походкой пожилого человека, но вскочив в седло, преображается и, взяв с места в карьер, мчится на станцию.

Быстро загрузив четыре подводы оставшимся имуществом, вернулись в лесок. Но через час так никто в поход и не выступил. Сначала ждали, пока стрелковые роты вернутся со станции, и у небольшого лесного ручья приведут себя в порядок, поужинают и немного отдохнут. Потом искали карту района передислокации, но так и не нашли. Некоторые шутники, правда, предлагали начальнику штаба вместо карты, проложить маршрут по пачке «Беломора», но были посланы не на шутку злым капитаном Прокудиным по такому эротическому маршруту, который даже на глобусе не найти. А потом «пришёл поручик Ржевский и так всё опошлил», точнее представитель штаба полка привёз карту, с уже нанесённым маршрутом движения, а также приказ, начать движение в одиннадцать часов вечера. Хорошо хоть интенданты, получившие «волшебный пендель» от комбата, расстарались, и ужин получился на славу, из трёх блюд. На первое суп с тушёнкой и какими-то консервированными овощами, плюс сухари, с голодухи пошёл на ура. На второе кулеш с перловкой из тех же самых ингредиентов, бери сколько хочешь и жри от пуза. И на третье по полному котелку компота. После такого обильного ужина шевелиться не хотелось, но пришлось. Пришли миномётчики с запиской от комбата, и забрали одну телегу. Затем командир пульроты укатил повозку с патронами. Далее пришлось перегружать свои снаряды, и освобождать штабную подводу. Оставшиеся патроны, гранаты, и в нагрузку три «фуры», отдали пехоте, пока вместе с пехотинцами перегружали боезапас, наслушались их рассказов о «кровавой бойне» на станции, и отдали им три ящика тушняка, «чисто случайно завалявшихся» в штабеле со снарядами.

В результате всех этих экспроприаций незаконно нажитого имущества, у нас осталось четыре полностью набитых снарядами повозки. И когда один хитровыделанный старшина из хозвзвода, решил под шумок увести ещё одну повозку, ссылаясь на приказ комбата, то взводный не выдержал, и на пинках гнал этого долбодятла до самого расположения штаба, чтобы комбат подтвердил свой приказ. Майор, долго не раздумывая, за самоуправство разжаловал старшину Свинарчука в рядовые. Но нет худа без добра, в результате всех этих перегрузок, я обнаружил продолговатый ящик среднего размера, посмотрел что там, и подальше от любопытных глаз убрал его в одну из своих повозок.

Глава 3. Эх, дороги…

Получив приказ о передислокации в район станции Оленино, комбат времени зря не терял и сразу же объявил по подразделениям подготовку к походу. Поэтому к восьми часам вечера, у нас было уже всё готово. Личный состав накормлен; все лошади распряжены, покормлены овсом, и напоены; снаряды очищены от оружейного сала, и погружены в зарядные ящики. Пришлось, правда всё лишнее сложить на повозки, ну ничего, думаю, лишних пару штук мы «прихватизируем», в зарядные ящики всё не впихнёшь, а второй бэка снарядов и патронов всегда пригодится. Личному составу разрешили отбой, я же занялся изучением подарка. С трудом вытащив ящик — тяжёлый, собака, и как я его один тащил, видимо жаба помогала, — опускаю его на землю и более внимательно изучаю содержимое. Что мы имеем: три автомата, а если точнее, то пистолета-пулемёта, судя по внешнему виду, ППД, а так же все принадлежности к нему, а главное — рожковые магазины, барабаны правда тоже присутствуют, но это ещё и лучше. Достаю один из стволов, чтобы рассмотреть поближе, смотрю на год выпуска — 1939, не понял, вроде эти автоматы начали делать в 1940 году, правильно, и название ППД-40 на это указывает. Ничего не понимаю. За размышлениями я даже не заметил, как подошёл взводный.

— Ты что, опять!? — Всё ещё не врубаясь в ситуацию, на автомате отвечаю.

— Что опять?

— Где ты всё это взял? — Начинаю растормаживаться, понимая, что опять влип.

— Как где? В телеге валялось.

— В какой ещё нахрен телеге?

— Которую ты привёл. — Тут уже начинает подвисать Иван.

— Что я привёл? Ты можешь мне точнее объяснить?

— Сам привёл, а я объясняй. Я честно не знаю, где ты взял эту телегу. — Продолжаю я грузить летёху, лихорадочно ища выход из создавшегося положения.

— Какую ещё телегу?

— В которую мы первый раз снаряды грузили. — Взводный задумался.

— Я тебя вообще-то конкретно про ящик спрашиваю. Где ты его взял?

— А я тебе конкретно и отвечаю. Не знаю. Наверное, ты, его вместе с повозкой притаранил.

— Ладно, зайдём с другой стороны. Когда ты его обнаружил?

— А вот с этого и надо было начинать. Когда штабные у нас повозку забирали, я и нашёл этот чемодан без ручки, но это уже после разгрузки.

— И сразу к себе убрал?

— А что мне, его выбрасывать? Конечно, прибрал, в хозяйстве пригодится.

— Ладно, показывай, что ты тут опять прихомячил. — Говорит Иван и подходит ближе.

— Смотри, какая штука, похоже на ППД, но какой-то другой.

— ППД и есть, только ранних выпусков, я когда в училище поступил, нам такие показывали, его Дегтярёв, ещё в тридцать четвёртом сконструировал.

— Понял. Ну что, куда мы их денем? Здесь целых три штуки, нам бы они и во взводе не помешали, один тебе, остальные нам с Мишкой. — Видя загоревшиеся глаза лейтенанта, продолжаю давить на его жабу.

— А куда ты со своим наганом, ворон пугать? А тут сила, почти что пулемёт, только поменьше и полегче.

— Да что ты меня за Советскую власть агитируешь, — взвивается Иван, — сам знаю, что вещь стоящая.

— Ну и что тогда с нею делать прикажете? Товарищ лейтенант. — Ёрничаю я. — Выбросить или отдать кому?

— Ты давай не умничай, а припрячь пока и никому не говори, если никто не спросит, тогда себе и заберём. На том и порешили, уже вдвоём с Ванькой спрятали «чемодан» на дне повозки, положив сверху пару снарядных ящиков. Взводный ушёл, а я, сделав своё «чёрное» дело, со спокойной совестью завалился спать. В десять вечера всех подняли, запрягли лошадей и приготовились к ночному маршу.

Комбат, выслушав доклады о готовности всех подразделений, не стал дожидаться контрольного времени, а отдал приказ начать движение. Хотя мы и находились в глубоком тылу, но колонну сформировали по всем правилам. В боевое охранение ушёл первый взвод, сразу за ним моё орудие. Потом три роты стрелков, без двух взводов, пульрота, миномётчики, тылы батальона и в арьергарде взвод махры и вторая наша сорокапятка с «обозом». Боковое охранение выставлять не стали, видимо, чтобы не потерять в темноте.

Где-то невдалеке прогревали моторы трактора первого дивизиона гаубичного полка, но ждать их не стали, полк был на мехтяге, да и маршрут у них скорее всего другой. Наш же батальон шёл на соединение со своим полком, чтобы одной колонной двигаться дальше. За первый час отмахали километров семь, со свежими силами, да и дорога была с твёрдым покрытием. Вот именно что была, дальше пошла грунтовка, но тоже ничего, и до первого большого привала отмахали ещё километров десять. Полчаса отдохнули и двинулись дальше. Километра два шли нормально, а потом пошли эти знаменитые «семь загибов на версту», и скорость движения сразу упала, и срезать никак, слева река, а справа, то лес, то небольшое болото или водоём, шли уже со всеми положенными остановками, колонна батальона растянулась, да и люди устали.

Моему орудийному расчёту, идущему в авангарде, повезло больше других, первым всегда легче, догонять никого не надо, иди себе потихонечку, наслаждайся природой. Вот этой-то природой, мы и насладились по самое не хочу. Сначала мошкА, потом, когда вышли ближе к реке, комары. Хорошо хоть, что шли ночью, как говорится по холодку, и летний зной нас не донимал, но к своим походным фляжкам с водой бойцы всё же прикладывались. Поначалу солдаты ещё шутили, подтрунивали друг над другом, но потом подустали, и даже Иннокентий скис. Я, вовремя это заметив, согнал ездового с насеста и разрешил людям по очереди отдыхать на передке, но не больше двух человек по десять минут. Народ сразу повеселел, благо «права на вождение кобылы» были у всех с собой. И когда Кешка одним из первых взгромоздился за «руль», я у него спросил.

— Иннокентий, а права у вас с собой?

— Какие права? — не вкурил Кешка.

— Но вы же водитель кобылы, как же без прав, а вдруг ОРУД. — Наводчик задумался, но вовремя просёк фишку и ляпнул.

— А я им скажу, что права дома оставил, сейчас сбегаю, а сам съебусь.

— А как же кобыла, её же заберут?

— А чего ей сделается, нажрётся казённого овса и сама домой придёт, я так часто у себя в посёлке делал. — Последние слова Кеши прерываются громким смехом, и ржанием одной из лошадок.

— Редиска вы после этого, товарищ младший сержант, даже лошади над вами смеются, — заканчиваю я, переждав общее веселье.

Ранний рассвет взбодрил людей, идти стало легче, но вскорости к русским загибам, прибавились японские тояма, токанава, местность понизилась, под ногами захлюпало, дорога привела нас в редкий заболоченный лесок. На козлы пришлось посадить штатного «водилу», и всё чаще помогать нашим четвероногим солдатам, и толкать орудие в особо топких местах.

Через час ходьбы низина кончилась, и идти стало веселее, когда отмахали пару вёрст, нас догнал комбат с группой командиров и объявил привал. Мы, отойдя на обочину, буквально попадали в траву от усталости. Комбат, выслав вперёд конную разведку, остался ждать результатов рекогносцировки. Одно за другим стали подтягиваться подразделения батальона и располагаться по обе стороны от дороги. Полевые кухни подъехали к самой реке за водой. Минут через сорок вернулись разведчики, доложили о результатах, и начальник штаба что-то долго выспрашивал у них, постоянно сверяясь с картой. Потом, вскочив на коня и взяв с собой троих бойцов, ускакал вперёд. Примерно через четверть часа на взмыленном коне прискакал один из разведчиков и что-то доложил майору Селиванову. Комбат, накоротке посовещавшись с командирами, поднял головной взвод. Я, видя суету начальства, вывел свой расчёт на дорогу, и когда последовала общая команда строиться, мы уже пылили вслед за «головняком». Впереди, «на лихом коне» ехал командир батальона, за ним ГПЗ, общую же колонну возглавил комиссар. Пройдя около пяти километров, увидели первый маяк и свернули на лесную дорожку. Когда углубились в лес на пару сотен метров, встретили капитана Прокудина, который и указал на место для днёвки. Вот тут, на берегу лесного ручья, мы и расположились, выпрягли лошадей и стали разбивать лагерь. Когда прибыл взводный с остальным личным составом, мы уже окончательно отаборились на этом месте. Через полчаса подоспел завтрак, мы поели и завалились спать.

Отдохнуть нам дали примерно до двух часов дня, потом пообедали, и после получасовой политинформации начались занятия в подразделениях. Наш взвод занялся чисткой личного оружия. Быстренько приведя в порядок свой карабин, я позвал Мишку, и мы, достав халявные стволы, принялись очищать их от консервационной смазки. Проверив у бойцов оружие, к нам присоединился и наш взводный. Методом научного тыка, мы всё таки разобрали, почистили, а главное правильно собрали наши автоматы — лишних деталей не осталось — значит правильно. Зарядив свои кругляши патронами, Иван забрал себе один из пистолетов-пулемётов. Я же занялся своими магазинами, сначала соединил их попарно, а потом набил патронами, ящик которых, опять же, «чисто случайно» завалялся в нашем обозе.

В восемь вечера стали готовиться к маршу и в 21:00 вышли на соединение со своим полком. Хоть и шли не торопясь, но до обозначенного на карте места добрались всё равно на целый час раньше остального полка. Потому как наученные горьким опытом вперёд высылали конную разведку и на этот раз уже не блудили, а как по ниточке вышли на «место встречи, которое изменить нельзя». Поэтому, когда подошёл весь полк, мы и выступили в головном дозоре, надеясь к утру выйти к селу Завидово. Так как сейчас мы шли впереди полка, то и вторую сорокапятку тоже выдвинули в голову колонны, оставив командира второго орудия старшим на нашем обозе. И теперь мы уже маршировали в составе всего взвода. Наш же взводный напросился в разведку и с новеньким автоматом на груди, пришпорив свою кобылку, ускакал на рекогносцировку маршрута. Раздав свои кругляши «соавтоматникам», я отжал у них по паре магазинов, и теперь у меня их было десять штук. Поэтому я и думал на досуге, как и из чего замастырить ливчик для их переноски. Шёл же я со своим карабином, во-первых автомат был не пристрелян, а во-вторых, что я, что Мишка, не торопились обнародовать свою находку, припрятав оружие в своих зарядных ящиках. От реки мы удалились, да и места тут пошли более возвышенные и менее лесистые, поэтому и дороги не так петляли. А пройдя примерно две трети пути, вышли вообще на автобан, ну как автобан, смотря с чем сравнивать, по крайней мере, дорога была ровная и с твёрдым покрытием. Поэтому-то и скорость движения, даже не смотря на усталость немного прибавилась. Тем более я старым проверенным способом разрешил людям попарно отдыхать на облучке. Водитель второй кобылы пробовал было возмутиться, но я как помощник командира взвода сначала попросил у него предъявить водительское удостоверение, а потом послал связным в хвост нашей колонны с запиской для Мишани с полного одобрения остальных бойцов. Мишка, недолго думая, послал этого «почтового голубя» с обратным донесением. Поэтому-то сбегав пару раз из головы в хвост колонны, этот «водятел» всё осознал и уже молча шёл вместе со всеми. Соответственно и я больше не издевался над человеком. Хоть неугомонный Кеша и отпустил пару дежурных острот по этому поводу, но без особого успеха, и на этом инцидент был исчерпан. Через несколько часов наш марш подошёл к концу, и мы прибыли на место назначения. На очередную днёвку наш полк разместился в густом ельнике. Разбив лагерь и перекусив, мы отбились, но в этот раз ненадолго.

Так как наш полк должен был занять свой рубеж обороны на правом фланге, то нам ещё предстояло пройти километров двадцать, причём в дневное время, под воздействием авиации противника. В связи с чем и решили двигаться не всем полком, а подразделениями не больше батальона с часовым интервалом. Естественно нам «повезло», и мы были как всегда впереди, поэтому-то через три часа нас подняли, и мы стали готовиться к маршу. Встали, оправились, наскоро позавтракали, подогнали амуницию и снаряжение, и уже в десять утра тронулись в путь. Зенитного прикрытия нам не дали и командир батальона изменил порядок движения следующим образом. Впереди разведывательный дозор на лошадях, за ним головной взвод четвёртой роты, потом наш, но уже вместе с «обозом», дальше вся рота. Следом за нами двинули пулемётную и миномётную «бригады» под прикрытием пятой роты, далее штабные, специальные и хозподразделения, «конвоируемые» арьергардной шестой ротой. На этот раз взводный шёл с нами «похоже в войнушку уже наигрался», да и своего «скакуна» отдал нашему разведчику Федьке, который и следовал в головном дозоре.

Свой ППД Иван нёс сам, но барабан отцепил, пристегнув секторный магазин на двадцать пять патронов, удобство которого он оценил уже через пару километров пешего марша. Так как четыре наших повозки ехали вместе с нами, то я поговорил с лейтенантом, и он распределил людей по транспортным средствам, получилось две смены, поэтому бойцы менялись через каждые полчаса.

Дождавшись своей очереди и согнав с облучка хитросделанного Задору, мы с комвзвода разместились на передке нашего орудия, и как-то сам собой у нас завязался непринуждённый разговор.

— Вань скажи, а почему «батя», так построил нашу колонну? Шли бы как раньше и всё.

— А сам не догадываешься?

— Ну, если порассуждать логически, то всего и отличий, что идём мы днём, да и зенитные пулемёты остались с полком.

— Вот именно что остались, а из чего у нас в батальоне лучше всего самолёт сбить?

- Сбить это вряд ли, а вот напугать, или отогнать огнём это можно. Во-первых, это самозарядки, во-вторых ручники, ну и в-третьих винтовки и карабины. Из ППД не достать, а из станкача нужен специальный станок, про пистолеты и миномёты даже упоминать не стоит, как противосамолётное средство, они ноль без палочки.

— Вот сам и ответил на свой вопрос, — а где больше всего ручных пулемётов и СВТ? Правильно в стрелковых ротах, вот они-то и будут нас прикрывать. — А взводный молодец, шарит, как сказали бы у нас в армейке. Да уж, а с зенитками здесь труба, а точнее полная жо. И па в одном флаконе, и с этим надо что-то делать, ведь фашистская авиация это беда для РККА. Вот над этим и надо на досуге подумать. Я сам-то ни разу не зенитчик, но зушка здесь действительно бы не помешала, а ещё «Шилка» или «Тунгуска», размечтался косой. Информации мало, надо спросить у летёхи.

— Слышь Вань, а что для станкача никакой приспособы не сделать, чтобы самолёты сбивать, может есть зенитный станок? Тут уже задумался командир и через пару минут ответил.

— Нас в училище стрелять из зенитных пулемётов не учили, но в теории было несколько занятий, поэтому я и знаю, что для зенитной стрельбы из максима, используется тренога и специальный прицел. А вот есть ли всё это у наших пулемётчиков, я не узнавал, да и на марше пользоваться такой хреновиной неудобно, пока снимешь с телеги, пока всё зарядишь и изготовишься к стрельбе, самолёты уже улетят. — Ладно, про это я и сам выясню, скоро привал, а пульрота неподалёку, да и подаренные «Пушки» мне в помощь, Николай не курил, а сам я не хочу травить молодой организм.

— Тогда может быть, вместе сходим и спросим, ты всё-таки командир, тебя за шпиона не примут.

— Типа тебя примут, этим секретам сто лет в обед, так что не боись, расскажут и покажут без проблем.

Когда прошли большую половину намеченного пути, наконец-то объявили привал, время уже подходило к двум часам по полудню, и как говорится — война войной, а обед по расписанию.

Слава Сталину, хоть в своём-то тылу мы не голодали, батальонный интендант выбил из полковых чмошников всё, что положено. Майор же Селиванов не торопился докладывать о наших «новогодних подарках», а только вскользь упомянул про наличие лишних боеприпасов, и все 76-мм снаряды, у нас забрали полковые пушкари. Их и было-то всего ящиков двадцать, но как говорится «баба с возу, меньше навозу», ну а нашим лошадкам облегчение. На этот раз, обед был действительно царский: на-первое борщ из сушёных овощей, на-второе гречневая каша, щедро сдобренная тушёнкой, и на-третье икра белужья, по полной трёхсотграммовой кружке. Ну, насчёт икры я конечно же приврал, а вот компот, да ещё с добавкой свежих ягод земляники, это вообще нектар. После такого обеда я естественно не удержался, и пошёл пообщаться с нашим шеф-поваром. Такой типаж, я видел только в фильме Бондарчука «Они сражались за Родину», только фамилия у него оказалась другая Добролюбов, но зовут Пётр. Угостил папироской и завязал непринуждённый разговор.

— Это же, на каком складе у нас землянику выдают, причём свежую, чтобы такие ухабаки из неё нектар варили, — польстил я повару. На что тот, ухмыляясь в усы, ответил.

— То не выдають, то мы сами добывам.

— И где, если не секрет?

— А то надо у нашей дохторши спросить, Нины Павловны, да у ейной фельшерицы Жанны. Это они ещё на вчерашней днёвке добыли, пока вы усе дрыхли.

— Ну а чего тогда вчера кисель был? Да и потом чай.

— Это всё Жанка эта скаженная, прибежала с полным котелком ягод, говорит, — дядя Петя добавь в компот, — спохватала у меня ведро и убежала.

— Я было хотел сказать, что уже кисель заварил, да где там, только отвернулся суп помешать, а её уж и след простыл.

— Тогда причём тут компот? — недоумеваю я.

— А ты слухай и не перебивай старших. Раз девочки захотели кампоту, будет им кампот, чё мне жалко что ли. — Повару было лет 38, скорее всего взяли из запаса.

— Вот я и взял резервный котёл, убрал кисель, а на его месте вскипятил воду. И когда Нина с Жанной притащили полное ведро ягод, я уж тот взвар доваривал. Повар сладко потянулся, зевнул и продолжил.

— Потом снял с огня и разлил по термосам, ягоду уже дохтора сами добавляли.

— А знатный у тебя табачок артиллерист, — льстит мне хитрый Петруччо, — давненько я такого не пробовал, может угостишь старика.

— Для доброго человека ничего не жалко, — говорю я ему, протягивая нераспечатанную пачку. Он вертит её в руках, рассматривая этикетку, и читает вслух название.

— Папиросы «Пушки». Ого, сам артиллерист, стреляет из пушки и курит папиросы «Пушки», — каламбурит Пётр. Нюхает пачку, всё не решаясь открыть.

— Да ты не журись, а возьми всю пачку себе, я то ведь не курю.

— Вот это уважил так уважил, конечно не беломор фабрики Урицкого, но тоже неплохой табачок.

— Ну, извини, беломор в наше сельпо не завозили. Отвечаю я, делая виноватую физиономию и разводя руки в стороны.

— И где же ваше сельпо находится? — отсмеявшись, говорит ушлый «главвар».

— В Зауралье, возле Кургана.

— А точнее.

— Деревня Куликово, Белозерского района.

— Ну, тогда дозволь представиться по полной форме: Добролюбов Петро Архипович родом с Суерки. — Говорит этот «гад», лыбясь во всю свою хитрую морду лица и вставая по стойке смирно.

— Сержант Доможиров Николай Никанорович — командир артиллерийского расчёта. — Представляюсь я в ответ, отдавая воинское приветствие. И тут же хором.

— ЗЕМЛЯКИ!!! — вырывается из наших ртов, мы жмём друг другу руки и обнимаемся.

После такого представления, не о каком шапочном знакомстве не могло быть и речи, и мы проговорили до самого окончания привала. Естественно я больше слушал, чем говорил, и в результате узнал много нового и полезного. Оказалось, что Пётр воевал с нашим комбатом ещё на Хасане, получил там ранение и был комиссован. А в солдаты попал ещё в гражданскую: сначала его забрили колчаковцы, и с ними он дошёл до Уфы, был ранен и после излечения отступал до города Челябинск, где был распропагандирован большевиками и вступил в Красную армию. А когда гнал бывших сослуживцев на восток и, проходя по родным местам узнал, что вся семья умерла от сыпного тифа, то на родину решил больше не возвращаться и остался в кадрах. Последним местом службы, была должность старшины пулемётной роты, и бои на озере Хасан, где отражая психическую атаку японцев, Петро и был ранен, но от пулемёта до конца боя так и не отошёл. Ещё я узнал, что наш комбат — майор Селиванов Михаил Никифорович, командовал полком, отличился в боях с японцами, и был представлен к награде, но не повезло, попал под следствие. А дело было так.

«Полк майора Селиванова глубокой ночью сменил одну из частей на переднем крае, ни свежих разведданных, ни сведений о противнике, от молодого старлея получить не смогли. Узнали только, что от батальона, который держал там оборону и пытался наступать, осталась одна неполная рота, и последний самый старший по званию командир — старший лейтенант Твёрдохлебов, которому повезло остаться в живых. Немного внёс ясность немолодой ст. сержант, который сказал буквально следующее.

— Япошки на этой высоте хорошо укрепились, пулемётов у них до буя, и ихняя артиллерия лупит не жалея снарядов, батальону писец, а он в гробу и в белых тапках видАл таких комдивов, и ему уже всё равно, кто его пристрелит, свои или косоглазые, один хрен подыхать. — Говорил он это естественно не при всех, а только Петру, когда тот угостил его табачком и дал глотнуть из своей фляжки неразбавленного спирта.

Пока занимали позиции и копали дополнительные окопы, наступил рассвет, а примерно через час пожаловало «высшее командование» в чине дивизионного комиссара и его свиты, который и отдал устный приказ о наступлении. Когда майор потребовал письменный приказ, то в ответ услышал отборную матерщину и увидел ствол маузера направленный ему в лицо. На подготовку атаки было дано полчаса и вперёд.

В итоге после первого натиска батальоны откатились на исходную, с большими потерями. Но нет худа без добра, в результате такой своеобразной разведки боем, артиллеристы полковой батареи пристрелялись по некоторым целям в обороне противника. И вторая атака возглавленная командиром полка, оказалась успешней. Полк, хоть и потерял половину личного состава, но за передний край обороны японцев у подножия высоты всё же зацепился. Потом в течение дня дошли до гребня и отжали у противника вторую траншею. Дальше продвинуться уже не смогли, потому что самураи перешли в контратаку, и ополовиненные потерями батальоны до самого заката отражали яростные атаки японских войск. Вот в последней контратаке Петра и ранило. А об итоге этих боёв, он узнал уже в госпитале. Полк потерял две трети убитыми и ранеными, дивкомиссар после очередной демонстрации оружия лишился половины зубов. — Раненный «батя», узнав о потерях, вернулся на КП полка, чтобы доложить о них, но когда встретил этого комиссара, размахивающего своим оружием, то не сдержался и всёк ему левой, здоровой рукой, и пока тот собирал свои зубы с пола, доложил по телефону в дивизию о понесённых потерях. — Там очень удивились услышанному (оказалось, что никакого приказа на наступление не было, ждали пока подтянется дивизионная и корпусная артиллерия) и приказали удерживать оборону на достигнутых рубежах, а так же ждать приезда начальства, которое вскорости и приехало вместе с военным прокурором. В результате проведённого разбирательства, под следствие попали оба, и комиссар, и комполка, но майору повезло больше. Бывшего дивизионного комиссара расстреляли по делу маршала Блюхера в самом конце 1938-го года, а Селиванова отпустили, и восстановили в кадрах, но на заметку взяли. И теперь наш «батя» вечный майор по званию и комбат по должности.»

Дослушав рассказ до конца, я засобирался к своим, с мыслью о том, что забыл что-то сделать. На прощанье Петро достал из своего вещмешка и подарил мне банку сгущёнки и коробочку монпансье. Мы пожали друг другу руки, и я откланялся.

Глава 4. В разведке

Когда я уже подходил к своему взводу, то прозвучала команда «становись», и мы продолжили свой путь. Идти было не далеко, и через три часа колонна батальона уже втягивалась в небольшой лесок у деревни Плеханово. На марше так ничего интересного и не произошло, за исключением пролёта одиночного самолёта в наш тыл. Команду воздух подали вовремя, но увидев звёзды на крыльях, отменили. Я рассказал взводному про комбата, а он мне про «зенитных пулемётчиков» из нашей пульроты. Так и не дождавшись меня, он сам сходил к пулемётчикам, и всё у них разузнал. Оказалось, что специальные прицелы и треноги у них были в укладке, на каждый третий пулемёт. Но на марше толку от них немного, одна маета, и только в обороне есть смысл установить их для отражения воздушной атаки. Так как наша дивизия находилась во-втором эшелоне, то и занимать рубеж обороны и окапываться, никто не спешил. Лишь штабные и сапёры проводили рекогносцировку и намечали рубежи будущей обороны. Целые сутки наши подразделения приводили себя в порядок и отдыхали после маршей, в части был устроен парко-хозяйственный день, и организована помывка личного состава. Вперёд выдвинулся лишь дивизионный разведбат, да зенитчики заняли позиции для прикрытия войск и штабов. В ночь с 17 на 18 июля наш батальон совершил форсированный марш для занятия предполья в район станции Нелидово. Для этой цели нам выделили десять грузовиков марки ЗИС-5, на которые мы и загрузили все лишние боеприпасы и тяжёлое вооружение, которое с одной из стрелковых рот они и перевезли первым рейсом. Остальной батальон, двигался в пешем порядке, зато налегке. Вторым рейсом забрали обе наших пушки с боекомплектом из зарядных ящиков и остальной личный состав, оставив лишь три ручника для прикрытия оставшегося конного обоза. Облегчённые повозки весело пылили по ночной дороге, и где-то к восьми утра мы прибыли на станцию. Стрелковые роты ушли занимать позиции и окапываться, нам же пока никаких приказов не поступало, и мы, позавтракав, легли спать.

В час по полудню нас подняли и послали оборудовать позиции. Так как рубеж обороны батальона проходил по берегу реки Межа, то единственным танкоопасным направлением на нашем участке был железнодорожный мост через эту речку. Вот туда-то нас и направили. А позиция нам досталась неплохая, прямо как нарочно созданная для обороны: с запада на восток проходила железная дорога с мостом через реку, к востоку от реки местность повышалась, а в трёхстах метрах от берега, левее железки, располагалась небольшая высотка, местами поросшая кустарником. Вот на этой-то высоте нашему взводу и предстояло оборудовать свои позиции, чем мы и занялись. На следующий день к нам присоединился стрелковый взвод, с двумя станковыми и четырьмя ручными пулемётами, и мы на два дня превратились в натуральных кротов, ископав всю высотку вдоль и поперёк. Но зато были оборудованы основные и запасные огневые, а также укрытия для личного состава и ровики для снарядов.

Пока мы копали землю, 143-й ОРБ, заняв станцию Земцы и сделав её своей базой, вёл разведку, посылая группы в различных направлениях. Разведгруппы формировали не однородного состава, а для каждой задачи разные: где дороги были хорошие, туда высылали разведку на бронеавтомобилях, туда где похуже, отправлялись грузовики с мотопехотой, для форсирования водных преград использовали плавающие танки, ну и пешие дозоры проходили везде. Единственным недочётом было то, что в мотострелковой роте батальона, не было тяжёлого вооружения, поэтому-то комдив и приказал выделить в распоряжение разведбата, взвод станковых пулемётов и наши сорокапятки. Приказ пришёл двадцатого числа, и утром на следующий день мы собрались в дорогу. Пулемётчики прикатили к нам на четырёх повозках, мы тоже взяли с собой две наших пароконных повозки с боекомплектом, правда часть снарядов пришлось оставить в расположении, а на их место, догрузили гранаты, ну и весь наш запас консервов, предварительно упакованный в ящики от снарядов. Для перевозки же личного состава, освободили пару подвод из обоза и, получив ещё и энзэ на двое суток, позавтракали и тронулись в путь. Пешком никто не шёл, поэтому до места мы добрались за два с половиной часа, и доложились командиру разведбата о прибытии. Осмотрев наше «войско», поздоровавшись с красноармейцами и поговорив с командирами взводов, майор очень обрадовался, и сразу же велел зачислить нас на довольствие. Пока наши командиры оформлялись в хозчасти разведбата я, увидев возле здания штаба скамейку и, сидящего на ней человека с умным лицом и сержантскими треугольниками в петлицах, пошёл туда. Достал папироску, замял на ней гильзу, и соответствующим жестом попросил прикурить. Сладко затянувшись, — эх, прощай здоровые лёгкие, — я обратился к сержанту с «дежурным вопросом».

— А что, невесты в вашем городе имеются? — На что последовал незамедлительный ответ.

— Кому и кобыла невеста. — Ух ты, товарищ дружит с юмором, и знает нашу классику, это хорошо, пожалуй поговорим.

— А у вас что, кобыла в невестах?

— На счёт кобылок, я не знаток, а вот девки тут ядрёные. — Девки мне не нужны, во всяком случае в данное время, а вот информация о батальоне, пожалуй не повредит.

— Не возражаешь, если я присяду, а то устал с дороги.

— Садись, место не куплено, а в ногах правды нет.

— В жопе она тоже не водится, — отвечаю я, присаживаясь рядом.

— Это смотря в чьей, некоторые до самой задницы раскалываются, когда хорошенько надавишь. — Оба-на, вот это поворот, я думал это простая штабная крыса, а тут «ещё этот тип, из второго батальона».

— И кого же вы с таким усердием давите, что аж правда лезет? — Пытаюсь я на косвенных, прокачать оппонента.

— Да гадов всяких ползучих, змей там, тараканов, всяких разных вредителей «полей и огородов». — С усмешкой на губах говорит он.

— А понял, вы из санапедстанции, — включаю я дурака. — Вы лошадок наших не посмотрите? А то одна храмлет.

— Санэпидемстанция, это тебе не ветлазарет, так что извини, ничем помочь не могу, — сворачивает разговор мой собеседник, вставая. Я тоже встаю, выбрасываю папироску и, делая вид, что никуда не тороплюсь, прощаюсь с собеседником, протягивая ему руку.

— Ну, будете у нас на Колыме, милости просим, всегда рады хорошим людям. — Тот немного подумав, отвечает.

— Лучше уж вы к нам. — Пожав друг другу руки, мы расходимся.

Вот это поворот, я что, опять ногами в жир попал, пошёл по грабли, а пришёл грабленный, — и что это за фрукт такой? Так, начнём с самого начала. Когда я подошёл, он сидел и курил папиросу, оружия при нём не было, или было, точно, на ремне справа висела кобура с наганом. Что дальше, петлицы малиновые с двумя треугольниками, значит сержант-пехотинец, возраст лет двадцать пять, для призывника многовато, значит сверчок, обут в сапоги, — а вот походка!? Точно, походка кошачья, нет скорее тигриная, лицо худощавое, фигура поджарая, движения не суетливые, но в тоже время резкие. На особиста вроде не тянет, слишком молод, — а вот на погранца, или спецназера!? Точно из этих, тех которые в зелёных фуражках, скорее всего из халхингольцев, которых набирали для пополнения нашей дивизии, когда мы ещё на финскую ехали. К нам тогда прислали этих «партизан», для замены расчётов. Из памяти Николая я помню, как они всю дорогу до границы толком ничего полезного не делали, а только спали, пили, пока была водка, играли в карты, в общем, морально разлагались, в отличие от нас срочников, которые и несли службу. Фууу!!! Отлегло, точнее, пронесло — и ещё как пронесло, «еле до туалета добежал» — шутка, это просто сержант из разведки, ну если у них в разведке все сержанты такие, тогда ой. Хана Гитлеру, точнее песец. Ну, все это вряд ли, таких много не бывает, товар как говорится штучный. Пока я рассуждал таким образом, подошёл взводный с красноармейцем из штаба, и нас определили на постой.

Отцепив пушки, и спрятав их в какой-то развалюхе, мы стали обустраиваться на месте нашей дислокации. До обеда ничего интересного не случилось, а вот после. После обеда началась суета. Сначала прибежал посыльный с вызовом для взводного, когда тот вернулся, то приказал готовиться к маршу всему личному составу взвода, за исключением приданных из обоза двух ездовых (их мы оставляли для присмотра за лошадьми), а также выделить четырёх бойцов для погрузки боеприпасов. Вот этих-то извозчиков мы и послали, а ещё Разведфедьку, который болтался поблизости, и старшим команды моего наводчика Задору, а то эти такого нагрузят, что потом будем стрелять учебными, или салют гансам давать. Приготовив своё снаряжение и осмотрев всё моё оружие, я взял ППД и подошёл к взводному пообщаться. От него я узнал, что нам предстоит отправиться в разведпоиск, на юго-запад, где в шестидесяти верстах от нас находилось село Ильино. Нам нужно было разведать маршрут, проходимость дорог, наличие мостов и бродов через реки, а также проверить шоссе на Смоленск, от села Ильино, до реки Межа. Дороги туда были, но предстояло форсировать пару речек, да и в каком состоянии эти «автобаны», никто не проверял, поэтому в состав группы вошли следующие подразделения. Второй взвод мотострелковой роты на своих грузовиках, взвод плавающих танков Т-38, а для поддержки выделили наш взвод и два станковых пулемёта. А так как командовали этими взводами сплошь лейтенанты, то и старшим назначили капитана Алексеева — командира роты. Для дальней связи нам дали автомобиль с радиостанцией. Командование не поскупилось, и выделило что нам, что пулемётчикам, по два ЗИСа, к своим мы, догрузив укупорки со снарядами из передков и кое-что ещё, сразу же прицепили наши пушки, а пулемётчики на каждый свой грузовик поставили станкач на зенитной треноге. Ещё один ЗИС-5 загрузили бочками с бензином и канистрами с маслом, а также некоторыми запчастями и запасными колёсами. Получив сухпай на четверо суток, мы двинулись в путь.

Впереди пылили четыре наших танчика, сразу за ними эрзац-зенитка, потом мы, следом за нами грузовики с мотопехотой и все остальные. В замыкании шли, вторая «шилка» и «последний из могикан». Первые десять километров, мы проскочили на довольно приличной скорости — 30 км/ч, дальше дорога пошла похуже, но скорость практически не снизилась. Первый привал сделали на берегу речки, у деревни с говорящим названием Козлы. Долили в радиаторы воду, заправили технику, слезли с машин и сами оправились. Танкисты, осмотрев свои агрегаты и заправив машины, залезли в свои гробики и быстро форсировали реку. Пока мы переправлялись вброд через эту «козлячью» речушку, танкисты ушли вперёд на разведку. А название действительно говорящее, мы насилу переправились в этом месте. Речка-то по колено, и шириной метров тридцать в районе брода, но дно заилено, и шедшая первой «зенитка», встала на середине реки, но совместными усилиями «пулькоманды» и нашего расчёта, машину вытолкали на тот берег. Наш же грузовик с пушкой на прицепе, вытягивали уже при помощи зенитки. Потом водилы посовещались и, прикинув буй к носу, поступили следующим образом. Согнали всех лишних со своих пепелацев и, отцепив нашу сорокапятку, они соединили все грузовики тросами, и без особых проблем переехали реку. Правда, когда передний начал пробуксовывать, его цепанули к зенитке, и как в сказке «внучка за бабки, бабка за дедку, дедка за…» вытянули на дорогу. Наше же оставшееся орудие, взял на буксир, следовавший в хвосте танчик, и недовольно урча мотором, перетянул на ту сторону. Бойцы же перешли речку по колено в воде и, отжав портянки и перекурив накоротке, расселись по машинам. Свои танки мы догнали возле деревни Баево, там же встретили кавалеристов из 29-й армии, и переговорив с молодым летёхой, уже в полном составе попылили к месту назначения. Где-то к семи часам вечера наша колонна не доезжая до села Ильино километра два, заехала в лес, и мы аккуратно затихарились там, выслав пешие разведдозоры в направлении моста через реку Билейка, и ближе к селу для наблюдения.

Примерно через час от дозорных прибежали посыльные с докладом. В деревне противника обнаружить не удалось, не было там и своих войск, и лишь только местные пейзане занимались своими делами. А вот на мосту!? Мост охраняли солдаты в форме бойцов НКВД, но старший дозора заметил, что они как-то странно себя вели, и на контакт с ними не пошёл (да и приказа не было), а решил понаблюдать, как он выразился «издаля». И вот с результатами этих наблюдений, он и отправился доложить по начальству, строго настрого приказав оставшимся бойцам, «не высовываться и во все шары глядеть за чужаками».

Выслушав младшего сержанта, ротный приказал личному составу выдвигаться на опушку леса, оставив всю технику на месте, а сам, прихватив с собой «лица особо приближенные к императору», поспешил за дозорным к месту наблюдения. Наш взвод тоже оставили на месте, но я отпросился у взводного и, прихватив с собой для связи «дядю Фёдора», побежал за разведчиками, чтобы засветло увидеть этих непонятных «коварных типОв», благо бинокль у меня был свой. Добравшись до опушки, мы залегли в густом кустарнике и стали осматривать местность. Сразу перед нами, на расстоянии четырехсот метров с юга на север, проходило асфальтированное шоссе, дорога была широкая и прямая, с высокой насыпью. В пятистах метрах в направлении на юго-запад от нас находился мост через небольшую реку, а так как трасса была Союзного значения, то и мостик был хоть и недлинным, но капитальным. Судя по крутым берегам, глубина реки в этом месте была приличной, ну а ширина всего метров двадцать пять тридцать, но просто так через неё техника пройти не сможет, поэтому и мостик имел хоть и не стратегическое, но тактическое значение. Вот этот-то объект и охраняли доблестные войска НКВД, судя по их форме. Ну, с формой всё понятно, а вот с её содержимым. Первая странность заключалась в том, что справа от моста параллельно дороге был отрыт окоп на отделение, с пулемётной точкой, смотрящей в сторону леса, то есть на восток. Точно такой же окоп просматривался и слева от моста, хотя логичней было бы отрыть позицию параллельно реке, но видимо у охраны свои причуды, «каждый по-своему с ума сходит». А вот причуды ли, и есть ли окопы с той стороны насыпи, надо будет проверить. Ещё раз, внимательно осмотрев мост, и по привычке наметив ориентиры, я решил подойти по лесу ближе к реке, чтобы присмотреть удобную позицию для нашего орудия. Немного оттянувшись от опушки вглубь леса, мы встали во весь рост, и пошли в южном направлении. Не доходя сотни метров до берега, нос к носу столкнулись с моим утрешним собеседником.

— Это куда это мы такие красивые намылились? — сходу спросил разведчик.

— А с какой целью интересуетесь? — чисто по-еврейски ответил я.

— Ну раз интересуюсь, значит мне по должности положено. — Начинает грубить сержант.

— Во-первых, должности у нас одинаковые, а во-вторых — болтун находка для шпиона. Ты что шпион? Если хочешь узнать военную тайну. Если шпион, тогда руки вверх, — навожу я свой ППД на разведчика. Фёдор смещается вправо и тоже берёт его на прицел своего карабина.

— Всё, один — один, уймись артиллерия, убери свои пушки, а то наделаешь отверстий, потом не запломбирУешь. — Поднимает и разводит руки в стороны в знак примирения мой оппонент.

— Ладно, проехали, — говорю я и вешаю автомат на плечо.

— А всё-таки, зачем вы сюда пришли? — уже в нормальном тоне спрашивает он. Ну, ежели с нами по человечески, то и мы по-людски. Достаю портсигар и приглашаю разведку перекурить.

— Давай перекурим, а заодно и поговорим. Если у тебя время есть?

— Для хорошего человека десять минут найдётся. — Мы присаживаемся под деревом и закуриваем. Чтобы не тянуть кота за все подробности, я первым начинаю разговор.

— Посмотрели мы на твоих бывших сослуживцев, и чем-то они нам не понравились.

— С чего это ты взял, что они мои, а уж тем более сослуживцы? И чем они это вам не понравились?

— Раз ты бывший пограничник, то и принадлежите вы к одному наркомату — НКВД, вот ты сам со своими странными охранниками и разбирайся.

— Это кто тебе сказал, что я бывший пограничник? И давай расскажи мне, что такого странного ты разглядел.

— А ходишь ты тихо, да и подкрадываешься незаметно, вон Федос у нас хоть и разведчик, а топает своими сапогами как слон, его за версту слыхать. — Дядя Фёдор краснеет. — Ну а по этим, окопы у них не так расположены, фронтом на нас, точнее на восток, — а кто на них из тыла нападёт? А ещё надо на ту сторону дороги глянуть. Посчитать, сколько их там.

— Да уж, приметливый ты мужик, как я погляжу. Ладно, давай знакомиться, потом пойдём к ротному, с ним поговорим. Филатов Сергей — протягивает мне ладонь сержант.

— Николай Доможиров — отвечаю я и жму его руку.

— Изотов Федя — говорит наш разведчик. Затушив папиросы, мы пошли к опушке леса. Увидев подходящее дерево, Сергей с проворством рыси влетел на него и минуты через две спустился.

— Ты прав, слева от моста за дорогой, только одна пулемётная точка с круговым обстрелом, а справа землянка и два грузовика, наши ЗИСы. — По дороге Сергей рассказал, что служит «замком» во взводе лейтенанта Бабиновского. Дальше шли уже молчком, так как подлесок подходил ближе к шоссе, а заросли ивняка тянулись вдоль реки, почти до самого моста. Вот в этом-то подлеске мы и встретили командира мотострелков, наблюдающего за «противником». Нашептав что-то ему на ухо, «погранец» пристроился рядом, ротный же внимательно посмотрев на меня, показал жестами, что через десять минут уходим. Разместившись неподалёку, я расчехлил свой бинокль, и с помощью оптики стал высчитывать расстояния и определять ориентиры.

Ну и хари у этих «вохравцев», об лоб поросёнка убить можно, — и чем только их кормят? На автомате размышляю я, прикидывая, где лучше разместить орудия. Когда мы удалились на достаточное расстояние от реки, комроты подробно расспросил меня обо всём, что я увидел. Так что в очередной раз пришлось докладывать о своих соображениях. Решив провести совещание на месте, и пока не стемнело выбрать позиции, капитан Алексеев послал связного за взводными командирами. Когда все собрались, командир роты обрисовал общую картину и, сопоставив все факты, а так же выслушав мнения взводных командиров, принял следующее решение. Разведвзводу и пулемётчикам занять позицию по опушке леса; наши орудия прикатить туда же; всю технику оставить на месте и замаскировать; экипажам танков быть в готовности, и далеко от машин не отлучаться. С наступлением ночи выдвинуть усиленные дозоры, по левому и правому берегу реки как можно ближе к мосту и послушать разговоры караульных. А картина вырисовывалась следующая. С той и другой стороны моста стояли часовые, и останавливали все транспортные средства, проходящие через мост, у водителей одиночных машин проверяли документы сами, а для пропуска колонн вызывали «офицера».

Местных же пейзан, что пеших, что конных, пропускали беспрепятственно, сопровождая молодых женщин сальными взглядами. На все попытки любопытных крестьян завести с ними разговор, отвечали отказом и велели проезжать и не задерживать движение. Небольшое село находилось в полукилометре от моста, а скажите мне, — какой нормальный русский солдат будет сидеть в сыром окопе, когда рядом столько «вкусного»? Давно бы уже выставив парочку часовых, махнули в деревню, эти же сидят и даже носа туда не кажут. И что самое странное, часовых, которые дежурили на мосту, было всего четверо, то есть две смены, и менялись они через каждый час. И хотя народу было больше тридцати человек, остальные несли службу только у пулемётов по одному, и на замену вставали тоже через час, но разные бойцы. Все остальные бодрствовали, занимаясь своими делами, и лишь при приближении военных колонн, моментально занимали свои места, согласно боевому расчёту. Дорога была рокадной, и в основном по ней передвигались одиночные грузовики и посыльные на различной технике, а так же небольшие колонны снабжения, войск проходило мало. Бои шли где-то под Смоленском и Великими Луками, от которых до нас было километров семьдесят, это до Лук, до Смоленска же больше сотни. Это нам сказали ещё вчера, на обязательной политинформации, но с того момента прошло уже больше полутора суток, да и всей обстановки батальонный замполит знать не мог, а прочёл только сводки Советского Информбюро. На самом же деле враг находился в тридцати километрах от нас, на реке Западная Двина, где и окружил остатки 134-й стрелковой дивизии. Подразделения противника высылали щупальца своих разведгрупп в восточном и северо-восточном направлении, не последнюю скрипку играли и диверсанты, а так же парашютисты, занимая мосты и важные перекрёстки дорог. Видимо на одну из таких диверсионных групп мы и наткнулись. Все наши подозрения ещё больше подтвердились, когда один из выставленных секретов, привёл местного жителя, который предъявив свои документы, по делу пояснил следующее.

Солдаты приехали на переправу вчера после обеда, выставили караул и сразу начали копать окопы, а к вечеру закончили оборудовать свои позиции, но в деревню так никто и не пошёл, все остались на месте. Поэтому-то, Егор Сергеевич как председатель сельсовета, взяв гостинцы, пошёл знакомиться с новыми соседями. Когда он подошёл ближе, ему навстречу вышел немолодой командир с кубиками лейтенанта и спросил.

— Что тебе нужно, отец? — На что бывший солдат ответил.

— Да вот сынки, с гостинцами я к вам, да и в гости хотел позвать, познакомиться поближе, «чайку крепкого» попить, домашнего похлебать.

— Спасибо отец, но извини, насчёт чайку не получится. Служба. Но за подарок спасибо, — сказал командир.

— А надолго вы к нам? — поинтересовался, неугомонный старик, Егору Сергеевичу было под шестьдесят, и с окладистой бородой, он выглядел значительно старше.

— Надеюсь, что такое военная тайна тебе объяснять не надо, уважаемый, — усмехнулся военный и отвернулся, чтобы позвать одного из бойцов.

— Так точно! Известно товарищ командир. — Гаркнул старый служака и осёкса. Пропустивший это выражение мимо ушей «офицер», ответил.

— Ну, ты потише солдат, а то оглушил совсем, ты, судя по годам ещё с япошками воевал? — пошутил он.

— Никак нет! — Уже специально сказал Егор, наблюдая за реакцией сорокапятилетнего лейтенанта. — С япошками не пришлось, а вот на германской, я лиха хлебнул.

В это время подошёл красноармеец, и командир передал ему корзинку, что-то негромко сказав на ухо.

— А может всё-таки баньку истопить, баня для солдата первое дело. — Не унимался бывший чоновец. — Я сейчас скажу бабам, вмиг сладят.

— И германец нас возьмёт голыми руками за голые задницы. Ты этого хочешь? — Начал проявлять нетерпение непонятный энкавэдэшник.

— Ну что вы, товарищ командир, и в мыслях не было, я же из лучших побуждений, ну не хотите как хотите, тогда я пойду.

— Подожди отец, ты не обижайся, но у нас приказ, и нарушить его я не имею права, а ты вот возьми, — передал он почти пустую корзинку от подбежавшего бойца деду Егору, — выпей за наше здоровье. Прощай.

С этими словами офицер демонстративно посмотрел на часы, отвернулся и пошёл на позиции. Что-то тут не так? Подумал председатель, развернулся и потрусил в деревню, с жадностью поглядывая на корзину, на дне которой плескалось две бутылки портвейна и две пачки махорки. И только повернув за угол ближайшего дома, он избавился от ощущения злобного чужого взгляда, смотрящего ему в спину. Придя домой и, бросив ни в чём неповинную корзинку под лавку, Егор Сергеевич достал бутыль чистого как слеза крепчайшего самогона, налил полный стакан и в два глотка осушил его, не ощущая ни вкуса, не крепости. Окончательно он пришёл в себя только после второго двухсотграммового «граника», но не опьянел, а только мозги встали на место.

Такую вот историю рассказал нам Егор Сергеевич Сомов — в молодости лихой рубака из Первой конной, который в дальнейшем гонял разных бандитов, служа в ЧОНе, и после ранения вернувшись в родное село, так и остался там. Сначала помог создавать колхоз, а потом работая на разных должностях в своём районе. Сегодня, с раннего утра, достав из сундука свой бинокль и забравшись на чердак сельсовета, он целый день наблюдал за странными охранниками у моста, и только лишь убедившись в своих подозрениях, решил позвонить в район. Но связь почему-то не работала, и когда вездесущие мальчишки сообщили о том, что в лес за дорогой приехало много красноармейцев на танках и машинах, хитрый дед, понаблюдав за нами в течение часа и заметив все наши телодвижения, якобы случайно набрёл на секрет. А когда его отвели к командиру, то всё в подробностях ему рассказал. Отдав все необходимые распоряжения, ротный пошёл к машинам, чтобы связаться с батальоном, ну а я за своими орудиями. Когда подошли к лагерю, уже практически стемнело, капитан связался с батальоном и получил приказ: «Наблюдать за противником и действовать по обстановке». Лесной массив начинался где-то в километре от реки, и поэтому мы, выехав из леса, двинулись вдоль опушки, и немного не доезжая до кромки леса, остановились, отцепили орудия, разгрузили боеприпасы, но не все, а только по полбыка на орудие, плюс по ящику гранат и покатили наши пушечки уже по лесу. Позицию для Мишкиной пушки выбрали в семистах метрах от реки, прямо напротив деревни, там мы остановились и пошли за боеприпасами.

Первым рейсом забрали двенадцать укупорок и утащили на позицию, а вот вторым всё остальное, перекурили, и расчёт второго орудия, стал устанавливать свою пушку, а так же копать ровики для снарядов. Примерно через полчаса, командира взвода вызвали на очередное совещание, вместе с ним увязался и я. На совещании решили следующее, пока нет известий от штаба и разведдозоров, личному составу, выставив часовых от каждого отделения, отбиться прямо на позициях. На вопрос взводного, что делать со вторым орудием, командир разведроты сказал, чтобы поставили свою пушку рядом с первой, но не окапывали, а просто приготовили к стрельбе. К трём часам ночи от дозорных поступили доклады с результатами разведки, из которых следовало, что после восьми утра через мост проследует разведка противника на бронетехнике. Сержант Филатов услышал эту информацию из разговора двух хохлов, которые дежурили в ночной смене у пулемёта, и от нечего делать, трепались между собой на «западенской мове».

В очередной раз, собрав всех командиров, капитан Алексеев стал вырабатывать решение на бой. Как это принято в разведке, начали с младших по званию, то есть с меня и замка из разведвзвода.

Я предложил организовать засаду в лесу и, заперев колонну выстрелами по крайним машинам, если получится уничтожить всех гансов в центре походного «ордера». Сергей поддержал меня, но добавил свои пять копеек, предложив снайперскую засаду. Всё дело в том, что когда 119-я стрелковая дивизия была на финской войне, потери в основном были от действий «кукушек», а так как дивизия стояла во-втором эшелоне, то и для зачистки тылов от вражеских диверсантов и снайперов, привлекали в основном разведбат. И когда прибыли на место постоянной дислокации, то в полках развернулось настоящее снайперское движение, снайперами хотели быть все, вплоть до поваров. Командование решило поддержать инициативу, и комбриг Березин выбил из округа пару десятков снайперских винтовок Мосина и СВТ. Комбат 143-го ОРБ немного подправил структуру мотострелковой разведроты, и теперь состав взводов отличался от штатного. Подробнее остановлюсь на втором взводе этой разведроты.

1. Командир — лейтенант Бабиновский (ТТ, ППД-40); заместитель командира — сержант Филатов (наган, СВТ-40).

2. Стрелковые отделения.

Первое отделение: 1) командир — сержант (ППД-40); 2) пулемётчик — рядовой (ДП-27); 3)помощник пулемётчика — рядовой (СВТ-40); 4) снайпер — рядовой (снайперская винтовка Мосина); 5) помощник снайпера — рядовой (СВТ-40 со сн. прицелом); 6) шесть стрелков — рядовые (СВТ-40); 7) водитель — рядовой (карабин Мосина). 12 человек, грузовик ГАЗ-АА.

Второе отделение: 1) командир — мл. сержант (АВС-36); 2) пулемётчик — рядовой (ДП-27); 3) помощник пулемётчика — рядовой (АВС-36); 4) два автоматчика — рядовые (АВС-36); 5) шесть стрелков — рядовые (СВТ-40); 6) водитель — рядовой (карабин Мосина). 12 человек, грузовик ГАЗ-АА.

Третье отделение: 1) командир — мл. сержант (ППД-40); 2) пулемётчик — рядовой (ДП-27); 3) помощник пулемётчика — рядовой (ППД-40); 4) два стрелка — рядовые (СВТ-40); 5) шесть автоматчиков — рядовые (ППД-40); 6) водитель — рядовой (карабин Мосина). 12 человек, грузовик ГАЗ-АА.

3. Миномётное отделение: 1) командир — мл. сержант (наган); 2) три рядовых (карабин Мосина). 4 человека, один 50-мм миномёт.

4. Итого: 42 человека; 3 пистолета; 1 сн. винтовка; 6 карабинов; 3 пулемёта; 1 миномёт; 10 ППД-40; 16 СВТ-40; 4 АВС-36. Транспорт 3 грузовика ГАЗ-АА.

И ещё, сержант Сергей Филатов, как один из лучших стрелков в дивизии, получил в награду новую СВТ-40 с оптическим прицелом и считался нештатным снайпером. Дураков в разведке не оказалось, и поэтому нашу инициативу поддержали, а так же «углУбили и расширили». Лишь только командир танкового взвода заикнулся об атаке, но ему сразу напомнили, что его коробочки прошьёт навылет любая винтовка бронебойной пулей, не говоря уж о пулемёте, и он сразу сник. Но когда ротный объяснял ему задачу, тот повеселел и, уяснив всё, после получения приказа чуть ли не вприпрыжку убежал к своим керосинкам.

Выслушав всех, капитан Алексеев отдал нам боевой приказ. А начал он его следующими словами.

— Значит, все мы тут посоветовались, и я решил:

— Организовать засаду на приближающегося противника.

— Позицию для обороны занять по опушке леса.

— На флангах разместить противотанковые орудия.

— Станковые пулемёты в пятидесяти метрах от орудий, ближе к центру, у пулемётов оставить по два номера расчёта, остальным оборудовать позиции в общей цепи.

— Первому отделению без снайперской пары, скрытно выдвинуться в село и занять позицию для уничтожения противника с другой стороны шоссе. Старшим сержант Филатов.

— Второму отделению занять оборону по опушке леса.

— Третье отделение расположить в засаде, с другой стороны реки, в лесу как можно ближе к противнику, ручной пулемёт отдать второму отделению. Старшим лейтенант Бабиновский.

— Снайперам занять позиции: одному в центре обороны, второму на левом фланге.

— Минометчикам выбрать позицию на левом фланге.

— Водителям после начала боя выдвинуться ближе к позициям, с целью эвакуации личного состава.

— Фельдшеру организовать перевязочный пункт, для обработки раненых.

— Танковому взводу быть в готовности и ждать дальнейших указаний.

— Связистам обеспечить связь с батальоном.

— Сигнал к открытию огня, первый выстрел из пушки или ракета красного дыма.

— К подготовке приступить в 4:00 утра 22 июля 1941 года.

Выслушав боевой приказ, мы немедленно приступили к его выполнению.

Глава 5. Боевое крещение

В первую очередь подняли бойцов и покатили моё орудие на позицию, стало уже светать, да и лес был редкий и ещё молодой, а так же вычищенный местными жителями от хвороста и валежника. Поэтому мы почти не матерились, когда пробирались между деревьями, но всё равно, на то, чтобы пройти эти пятьсот метров, у нас ушло полчаса, да ещё и ручей пришлось «форсировать», не бог весь какая преграда, но повозиться пришлось. Хорошо хоть часть снарядов нам помогли принести бойцы из Мишкиного расчёта.

Орудие окапывать не стали, а только прикопали сошники, вырыли ровики для снарядов и для укрытия личного состава. С левого фланга я разместил троих человек с карабинами из своего расчёта, а ещё левей нас прикрывал дядя Фёдор, они отрыли окопы для стрельбы лёжа. Ящик с лимонками, взяв себе десяток штук, мы отдали пехоте, у них были и свои гранаты, но лишняя карманная артиллерия, думаю, не помешает. Где-то к половине пятого утра мы закончили землеройные работы и очистили от оружейного сала снаряды из ящиков. В это время к нам и подошёл ротный. Осмотрев позиции, а также посоветовав в первую очередь уничтожать броню, капитан напомнил мне про «беспроводной телефон» в виде связного красноармейца и ушёл на свой наблюдательный пункт. Мы могли бы и раньше оборудовать огневую и окопы, но пришлось копать аккуратно, да и корни деревьев попадались в самых неожиданных местах. Егор Сергеевич, показав третьему отделению удобное место для переправы, провёл первое по небольшой ложбинке в село, и показал старый амбар, стоящий на окраине и смотрящий своими маленькими оконцами на юг.

Ровно в шесть утра наши танки выехали из леса на просёлок, и не от кого не таясь, двинулись к шоссе. Первый танчик проскочил прямо в деревню, второй поехал вправо от развилки, а остальные повернули налево и остановились, громко рыча моторами. Подождав, пока первый их собрат скроется за домами, они разгоняясь, двинулись вперёд. Набрав максимальную скорость, малютки не притормаживая и чуть не сбив, ошалевшего от такой наглости часового, проскочили мост, и, «пролетев» два километра, свернули в лесной массив справа по ходу своего движения. На танке командира взвода стояла радиостанция и, замаскировав свою машину на опушке, он стал вести наблюдение за дорогой, остальные же рассредоточились параллельно шоссе.

Примерно в семь часов утра движение со стороны Смоленска прекратилось, точнее оно совсем не начиналось, ну не считать же одиночные подводы крестьян интенсивным движением. С севера же перекрыли шоссе уже мы, выставив пикет из местных жителей и одного милиционера, раздав им по гранате. Мужики вооружились охотничьими ружьями, а бонус в виде гранаты за поясом, действовал на некоторых особо бОрзых тыловиков отрезвляюще. Ну, и известие о том, что «немецкие танки прорвались», вызывало у многих медвежью болезнь, и они вперёд штанов бежали, точнее ехали обратно. Ничего, чем больше паники они поднимут в тылу, тем быстрее начальство с большими звёздами отреагирует. Пикет выставили в километре от засады, на перекрёстке шоссе и просёлка, проходящего через Ильино. Прикрывал всё это «безобразие» танк Т-38, который замаскировался в роще, примыкающей к «автобану», находясь между засадой и «блок постом». Танчик мы там поставили на всякий случай, вдруг кто-то прорвётся, или дозор на мотоциклах будет впереди колонны. Пропустить мимо засады его придётся, а вот оставлять в живых нежелательно. Ну и дополнительный козырь в рукаве не помешает.

Около восьми утра из батальона пришла радиограмма о том, что части НКВД в этом районе присутствуют, но никакой охраной мостов, а тем паче мостиков они не занимаются. А также приказ «Действовать по обстановке». И ещё обнадёжили, что подкрепление уже в пути. Следом за телеграммой прилетел немецкий самолёт-разведчик, пролетел вдоль дороги туда-сюда, нарезал пару кругов над деревней, переправой и прилегающей местностью, «помахал» крыльями и улетел на юго-запад. А через десять минут после отлёта «костыля», от лейтенанта Васи Орехова пришло сообщение, что мимо него следует колонна противника на бронетранспортёрах в количестве десяти штук, один из которых с пушкой, три грузовика и дозор на мотоциклах, а также вопрос, — что ему делать дальше? Ротный приказал оставаться на месте и ждать дальнейших указаний. Сразу после сообщения Васи, по цепи в обе стороны побежали связные, с приказом приготовиться к бою. Диверсы же наоборот расслабились и стали собираться, их грузовики выехали на дорогу, встав на обочине. Увидев приближающуюся колонну, офицер вышел на мост и что-то скомандовал, после этого солдаты стали занимать места «согласно купленным билетам».

— Ну уж мы постараемся выписать вам билет в один конец, — подумал я и скомандовал.

— К бою! Зарядить бронебойным. — Что грузовику, что бронику однозначно кирдык.

Через пять минут я сначала услышал треск мотоциклов, гул моторов и лязг гусениц, а потом и увидел головной дозор на мотоциклах и, следующую за ним колонну бронетранспортёров. Мотоциклисты, проехав через мост, тормознули чуть дальше, а головной «броник» остановился у моста. Переговорив о чём-то с ряженым энкавэдэшником, и подождав растянувшуюся колонну, «гробик на гусеницах» поехал вслед за грузовиками диверсантов. А вот отделение мотоциклистов оторвалось от колонны на добрую сотню метров, и продолжало увеличивать дистанцию. Не зря мы козырь оставили, вот он первый нежданчик, хотя судя по «козырю», чего-то подобного командир ожидал. Начало нам по барабану, главное для нас это хвост. Шедший последним БТР был с пушкой, вот его-то мы и взяли на прицел. Но гладко было на бумаге, да забыли… Про три тентованных грузовика, едущих в хвосте колонны сразу за бронеходами, которые почему-то остановились на переправе, причём крайний, не доезжая моста, и из них стали выпрыгивать солдаты в фельдграу. Даю команду.

— По бронетранспортёру огонь! — Хорошо пошло, только брызги в разные стороны. И сразу же взорвалась огнём наша опушка леса. Ну и мы добавим.

— Бронебойным заряжай! Кеша, бей второго, стрельба по готовности. — А пулемётчик молодец, не стал пытаться продырявить броню, а выбрал для себя доступную мишень — грузовики с пехотой. Тявкнула наша пушка. Наводчик и в этот раз не подвёл, второй встал и задымил. Что там у нас за мостом? А там хреново. Фрицы уже спешились и залегли.

— Левее ноль два осколочным, четыре снаряда беглым, — и после клацанья затвора.

— Орудие!

— Выстрел!

— Откат нормальный!

Прозвучали ответы хорошо обученного расчёта. И понеслось. Банг. Банг. Банг. Банг. Почти со скоростью автомата заговорила наша сорокапятка, наводчик едва успевал подправлять прицел.

Я смотрю за результатами и считаю разрывы.

— Первый, второй, третий, четвёртый. Пятый, шестой? Седьмой?? Восьмой??? — Не понял? На четыре выстрела восемь разрывов. Кто это нам решил помочь? Ах вот оно что, это миномётчики пристрелялись, калибр хоть и небольшой, всего 50 мэмэ, но на асфальте вещь убойная вдвойне. Вместе с осколками ещё и камешки разлетаются. А гансам заметно поплохело, живые поползли прятаться на ту сторону насыпи, самые хитрозадые, правда, давно уже там, вот там они и останутся. До самой смерти. Как говорил один «хороший» человек. «Скоро живые позавидуют мёртвым».

Раз миномётчики пристрелялись, то пусть они там и резвятся, а у нас свои цели. Разбираемся с грузовиками перед мостом, влепив в мотор каждого по бронебойному гостинцу и, добавив гранатами для полного счастья, уже по кузовам. Хотя с видимостью там не ахти, кустарник возле речки закрывает полотно дороги, но ветки не помеха для осколков снарядов. Пока разбирались с фрицами на левом фланге, нам прилетело справа, пули как горохом прошлись по щиту орудия. Это кто там у нас такой прыткий? Оказалось, что немецкие «демаги» в количестве пяти штук, высадив десант, двинули в нашу сторону, открыв ответный огонь по опушке. Крайний слева вырвался вперёд, и был уже в двухстах метрах от нас, да ещё и пристрелялся сучонок.

— Левее ноль пять. Зарядить бронебойным. Кеша, бронетранспортёр видишь?

— Вижу Коля! — Судорожно вращая маховик, наводя по стволу, говорит мне наводчик, и только после грубой наводки приникает к прицелу. — Ещё секунда… Вот он, гад!

— Тогда огонь!

— Выстрел!

— Откат нормальный!

— Бронебойным! Цель та же. Огонь! — После второго попадания, остановившийся Sd 250, начинает дымить, а потом и горит. Осматриваю поле боя. Слева чисто, противник затаился. Справа картина немного другая, прикрывшись от нас корпусом горящего собрата, другой такой же, хлещет из своего пулемёта по позициям разведвзвода. — Что делать? Менять позицию? Но дорога каждая секунда. Спрашиваю наводчика.

— Попасть сможешь?

— Не могу, дым застит, да и корпусом он прикрылся.

— Пох, бей через корпус, только в мотор не стреляй. — Говорю я и тут же командую.

— Зарядить бронебойным. Цель та же, бить сквозь корпус, три снаряда. Огонь! — Стреляем болванками. Первый снаряд прошёл чуть выше, второй попал в движок подбитому бэтэру, а вот третьим снарядом, прошившим кабину горящего гробика, проломило борт хитровыделанного. А тот, запаниковав, начал сдавать назад и получил наш бронебойный подарок прямо в «гычу». Снаряд, пробив капот, рванул в «салоне».

Ба-бах!!! Близким разрывом хлестануло по ушам, и на головы посыпались сухие сучья с деревьев, и ещё раз — ба-бах. Справа на опушке вспух куст разрыва.

— В укрытие! — Даю команду расчёту. Сам же пытаюсь рассмотреть нашего обидчика, привстав на колено. Ещё два подарка с неба с интервалом в десять секунд, заставляют меня упасть на дно окопа для стрельбы лёжа, но дымок от выстрелов я всё же засёк. Из-за дороги по нам работал немецкий миномёт, но не ротный, а среднего калибра. И как нам его достать? У нас же не гаубица, и бризантных снарядов у нас тоже нет. Хорошо, что эта падла спряталась прямо напротив нас, и местность ближе к лесу идёт на подъём, поэтому горизонт орудия находится вровень с асфальтом. Можно попробовать накрыть гниду. Через две не лучших в моей жизни минуты, стрелять по нам перестали. Скомандовав.

— Расчёт к бою! — Объясняю Иннокентию его задачу.

— Ты что такое стрельба на рикошетах, знаешь?

— Что-то слыхал, но на практике ни разу не видел.

— А блинчики ты по речке пускал? Вот и представь, что шоссе это река, а вместо камней у тебя снаряды. Короче, старайся попасть в полотно дороги или верхний край откоса. Понял?

— Понял, надо попробовать.

— Ты не пробуй, а сделай его. И стреляй чутка левее.

— Заряжать осколочным, огонь по готовности. — Командую я и комментирую результаты попаданий.

Первый снаряд ушёл выше, второй попал в насыпь дороги, третий и четвёртый разорвались где-то в районе цели, отскочив от дорожного покрытия. После того как мы выпустили десяток гранат, миномёт заткнулся, добавив ещё пяток, я задробил стрельбу.

В очередной раз осматриваю поле боя, считая чадящую и подбитую бронетехнику противника, начиная с правого фланга. — Да уж, теперь ориентиров добавилось, хотя и видимость ухудшилась. Насчитав около дюжины раскиданных по всему лугу консервных банок, где чадящих, где просто замерших на месте и не подающих признаков жизни, я сделал перекличку личного состава. Не откликнулся только один — Евгений Столбов. Бегу в ту сторону. Да как же так? Ещё полчаса назад я обходил позиции, указывая бойцам сектора обстрела и проверяя готовность. И вот уже…

Прямое попадание в окоп миномётной мины, не оставило молодому скромному парню с Урала никаких шансов. Смахнув набежавшую слезу, выматерившись про себя, а потом вслух, возвращаясь на свой НП и даю команду.

— Расчёт к бою! Осколочным зарядить. — Ищу цели, и стреляем на каждую вспышку от выстрела, а также на малейшее шевеление со стороны противника. И только истратив полтора десятка осколочных гранат, я немного успокоился и пришёл в себя. Сразу стало тише, и даже слышно как обгоревшая краска отщёлкивается от раскалённого ствола орудия.

Минут через пять на левом фланге за мостом, раздаётся интенсивная пулемётная стрельба, потом взрывы гранат, и очереди из наших автоматов. Пытаюсь рассмотреть, — что там случилось, и кто это так развоевался? Но мешают растущие вдоль речки кусты ивняка, и даже стоя за деревом, видно только площадку в десяти метрах за мостом. Не выдержав, оставляю за себя наводчика и, дав команду смотреть в оба, иду к реке. По пути беру с собой нашего разведчика Фёдора, и уже вдвоём пробираемся опушкой леса. Пройдя сотню метров, наткнулись на отрядного снайпера. Спрашиваю у него.

— Что там случилось, браток?

— Да это наши танчики развоевались, а потом и «засадный полк» присоединился, сначала закидали гранатами, а потом рванули через дорогу и накрыли автоматным огнём сверху.

— Как думаешь, всех положили?

— Из десятка стволов сверху вниз, да ещё и почти в упор, однозначно капец им всем. — Да уж, не хотел бы я оказаться на месте этих фрицев, сначала гостинцы сверху в виде РГДшек, а потом ещё и старуха с косой, да не простой, а с темпом стрельбы 800 выстрелов в минуту, шансов выжить ноль целых, ноль десятых и хрен сотых.

— Мы сходим, поближе посмотрим, ты нас прикрой если что.

— Хорошо, прикрою, но и вы сами ушами не хлопайте. Слышь, артиллерия, — это вы что ли кашу у моста заварили?

— На той стороне мы, ещё и миномёт поддержал, а на этой станкач порезвился. А что, не нужно было?

— Наоборот всё в ёлочку, гансы уже к нам намылились, заняли бы окоп и хана всем нашим планам, а тут вы, результат на дороге валяется, ну и пяток самых прытких уже я приземлил.

Взяв оружие на изготовку, по едва заметной тропинке меж кустами крадёмся к переправе. При выходе из зарослей ивняка залегаем, чтобы осмотреться. До мостика тридцать метров, до окопа вырытого диверсантами всего пятнадцать. Разведка окаянит где-то на той стороне дороги, отлавливая и достреливая недобитков. Через несколько минут замечаю в окопе непонятное шевеление. Что делать? Если там фрицы, тогда понятно, сначала граната потом зачистка. А если наши? Ну, это уже их проблемы. Кто не спрятался, я не виноват. Достаю лимонку и, не выдёргивая чеки, с криком.

— Гранатен! — закидываю её в окоп, а следом несусь сам. Когда я почти добегаю до окопа, навстречу мне с воплями.

— Алярм! Алярм! — выскакивает тело в форме противника. Не останавливая своего движения, сшибаю его прикладом своего ППД и, подбежав к окопу, сверху вниз несколькими очередями зачищаю его от непрошеных гостей, осматриваюсь и, заменив магазин, спрыгиваю на дно. Подбежавшему Фёдору говорю, чтобы он приглядел за моим крестничком, а сам в это время изучаю небольшой окоп и его содержимое. Кроме мёртвого трупа в фельдграу, больше ничего интересного не нахожу, подобрав свою гранату, убираю её на место и окликаю «дядю Фёдора».

— Эй санитар, что там с моим пациентом? — боец сначала удивляется, а потом врубившись в мой чёрный юмор, отвечает.

— Пациент скорее мёртв, чем жив.

— Ну, раз врач сказал в морг, значит в морг, — констатирую свершившийся факт я, и уже серьёзным тоном командую.

— Забери у него документы, жетон, боеприпасы с оружием и тащи всё сюда. — Сам же, помахав рукой прикрывающему нас снайперу, показав, что у нас всё в порядке, досматриваю своего упокойника. Для этого приходится перевернуть на спину, лежащего ничком фрица. Ого, на ремне болезного нахожу любимый пистолет Остапа Бендера — «Парабеллум», правда с кисами у нас напряг, да и с Остапами не фонтан. Забрав документы из карманов, а также оружие и патроны вместе с ремнём, ищу ранцы гансов и нахожу их, а также один МП-40 и карабин Маузера, валяющихся на дне окопа. Открываю солдатскую книжку и пытаюсь хоть что-то прочитать, хотя из немецкого знаю только, «хенде хох» и «дас иш фантастиш», английский как и все, учил в школе, так что латинские буквы знаю.

— Ого, а ганс то не рядовой, — с трудом удалось прочитать звание, что-то типа фельдфебеля, а зовут его Гансом, точнее звали, а ещё точнее никто вас, уродов, сюда не звал, сами пришли, ну и нашли, что хотели. Хотел землю — получи, будешь ты в ней удобрением, причём вонючим. От фрица и правда начало подванивать, но не трупным запахом, а содержимым кишечника, поэтому отхожу в другой конец окопа и зову Федьку, нехрен ему на виду маячить. Собрав заработанное непосильным трудом и распихав это всё по ранцам, вылазим и, прихватив оружие, бежим к пушке. На позиции застаём своего взводного, который начинает ругаться из-за нашего отсутствия, но когда я отдаю ему трофейный пистолет, Ванька, с горящими как у пацана глазами, рассматривает его, а потом убирает себе в командирскую сумку. Я же молча достаю из своего кармана комсомольский билет Жени Столбова и протягиваю его лейтенанту. Потом хороним нашего первого двухсотого, хотелось бы надеяться, что и последнего, но на такой войне вряд ли. Достав из вещмешка убитого котелок, я ножом выцарапываю на нём фамилию, имя отчество, год рождения, а также номер дивизии, и закапываем вместе с погибшим.

Через пять минут после похорон, наблюдаем следующую картину маслом: с опушки леса в сторону шоссе, выстроившись редкой цепью, идут разведчики и зачищают территорию, по несколько минут задерживаясь у каждого подбитого бронетранспортёра, раздаются редкие выстрелы из винтовок и короткие очереди из автоматов. Ещё одно отделение, при поддержке танка, прочёсывает местность на той стороне дороги. Ну и по самому шоссе со стороны «блок поста» едет наш «козырной туз», а седом за ним топает «народное ополчение».

— Товарищ лейтенант, — говорю я Ивану — а не мешало бы пройтись и проверить результаты наших попаданий по этим консервным банкам, да и патронов к трофейному оружию поискать.

— Пожалуй, стоит, — говорит он, поглаживая свой планшет, — да и ротный разведчиков просил их поддержать.

— Тогда пошли, пока махра всё не снюхала.

— Идём. Задорин за старшего. — Приказывает взводный. Вооружив Разведфедьку немецким автоматом, высыпав содержимое одного из ранцев и взяв его с собой, прихватив ещё пару бойцов, небольшой цепочкой идём на зачистку территории, а заодно подсобрать трофеи и немного «помародёрить».

До первой нашей «сладкой парочки» добираемся довольно быстро. С ближним всё понятно, одни головешки, а вот со вторым — «хитрожопым», будем посмотреть. С первого взгляда почти целый, по крайней мере, не горелый. Подходим ближе и, заглянув через борт, вижу следующее. Да, зрелище не для слабонервных, весь «салон иномарки» забрызган какими-то ошмётками и сгустками крови. Пулемёт целый, но труп пулемётчика опознать будет трудно, и водила сидит на своём месте, почти как живой, правда без головы, но ему уже пофиг, он в валгалле. С бэтэра забираем два пистолета, один МП-40 и пулемёт с лентами, а также тубус с запасными стволами и все прибамбасы к МГ-34. Пока мы осматривали трофей и прилегающую местность, второе отделение разведчиков дошло до трассы, там соединилось с первым, и после перестроения продолжило зачистку, развернувшись фронтом к реке. «Встреча на Эльбе» произошла буднично, без эксцессов, и даже дружеским огнём не обменялись. На этом наша миссия по фланговому прикрытию «наступающих войск» прекратилась и, найдя пару цинков с патронами, и прихватив небольшой ящичек с красным крестом, нагруженные этой поклажей как ослы, прём всё назад. Придя на место, застаём там связного с запиской от ротного. Передав нам приказ, а на словах сказав, что машина за нами уже выехала, боец побежал дальше на левый фланг.

В послании комроты приказывал, выдвинуть наше орудие за мост и контролировать подступы к переправе. Немецкий МП-40 я презентовал Кеше за отличную стрельбу, оба же пистолета отжал себе, были у меня кое-какие мысли, кому их отдать. Упаковав всё захомяченное в пустые ящики из-под снарядов и, приготовив орудие к транспортировке, стали ждать машину. Через пять минут к нам подкатил зисок, и мы, загрузив имущество и оставшиеся боеприпасы в кузов, подцепили нашу пушку, залезли сами и, подсадив по пути миномётчиков и снайперюгу, двинули к переправе. С трудом поднявшись на шоссе, наш тягач рванул ещё быстрее, и даже пришлось застучать по кабине, когда впереди показались немецкие грузовики и трупы врага, валявшиеся на полотне дороги. Когда наш «Шумахер» остановился, мы, выскочив на дорогу, быстро освободили проезд, скидав трупы на обочину, и поехали дальше. Проскочив через мост и отцепив сорокапятку, стали выбирать позицию и разгружать снаряды.

Ящики с боеприпасами сложили в окопе, вырытом диверсантами, а пушку поставили прямо на обочине, рядом с одним из наших танчиков. Второй разместился в ста метрах правее, а вот третий, видимо подбитый, лениво дымил неподалёку. Спрашиваю у вылезших и сидевших на броне своего Т-38 танкистов.

— Эй, чумазые. Кто это ваш танчик подстрелил, вроде пушек тут нет? — в ответе танкиста слышится сожаление.

— А в наших консервных банках и без пушек можно дырок насверлить, броня-то картон, всего сантиметр.

— Экипаж-то хоть жив?

— Да живы все, успели выскочить, одна пуля в мотор, а вторая в аккурат между ними прошла.

— И где они?

— Да вон неподалёку, смотрят, из чего их машину продырявили. Снизу поднимались два мужика в чёрных комбезах, неся в руках какую-то винтовку с длинным стволом на ножках.

Когда танкисты подошли к нам, стали уже сообща разбираться, — что это за хрень? Достав один патрон из коробки, немного прихамели, — это же сколько забойной травы надо выкурить, чтобы такого наизобретать? Нет, пуля-то привычного для гансов калибра 7,92, а вот гильза, по сравнению с обычной винтовочной, ещё та штучка, раза в четыре поболе. Ну, раз есть ружо, то оно должно выстрелить, солдаты — они же как дети, только с настоящим оружием. Установив этот слонобой в заботливо выкопанный диверсами окоп и, зарядив его, плотно прижимаю приклад к плечу, и нажимаю на курок. — Ба-бах! — Больно лягнув меня в плечо, ружьё выстрелило, — а нахрен оно мне было надо, — подумал я, молча вылезая из окопа и освобождая место для желающих пострелять. Сам же покрутив башней и заметив кое-что интересное, отпрашиваюсь у взводного и, поговорив с безлошадными танкистами, уже вместе с ними и незаменимым Федькой идём к миномётной позиции, которую мы накрыли своим огнём.

Когда подошли ближе, я увидел БТР с миномётом и трупы солдат противника, лежащие вокруг. Проходящая разведка, от пистолетов их конечно освободила, но обстоятельно пошарить в бронетранспортёре видимо не успели, да и что там найдёшь кроме боекомплекта к миномёту, всё свободное место было заставлено лотками с минами. Коротыш стоял мордой к дороге, и на первый взгляд казался абсолютно целым, когда я заглянул внутрь, то и на второй взгляд, кроме экипажа, посечённого осколками, никаких видимых повреждений не обнаружил. Без всяких церемоний выкинув бывших владельцев из «транспортного средства» и, протерев сиденья, танкисты стали изучать устройство, теперь уже своего нового «пепелаца». Мы же с дядей Фёдором занялись привычным уже для нас делом, забрали у бывших владельцев, «деньги, часы и документы», а также всю сбрую, оружие и боеприпасы. И когда после нескольких неудачных попыток броник всё же завёлся, мы с помощью танкистов, загрузили лежащие на земле укупорки с минами, а также все вещи внутрь «салона». Потом прицепили на антенну красную косынку, «достали баян, гармошку и балалайку и, распевая революционные песни», рванули к видневшемуся в двухстах метрах впереди БТРу противника, застывшему в позе пьющего оленя в ручье.

Подъехав к месту встречи «подводной лодки» с её родной стихией, увидели там, прибывших раньше нас спасателей из разведроты, которые и потрошили невезучих сухопутных фрицев, решивших стать подводниками. Всё дело в том, что параллельно дороге, в двухстах метрах от неё протекал ручей, впадая в речку, ручеёк так себе, зато водой промыло противотанковый ров, неглубокий, но с крутыми берегами. Растущие вдоль него кусты ивы, видимо дезориентировали водителя, и он со всего маху нырнул на своём бронике в воду, воткнувшись бампером в противоположный откос, а передними колёсами опустившись на дно. Если бы этот утюг умел летать, то возможно он бы и перепрыгнул через ручей, но «рождённый ползать, летать не может», так что экипажу сильно поплохело, когда они сначала пытались пробить головами лобовую броню, а потом их присыпало лотками с минами. Когда подоспела наша разведка, они даже не очухались, их пришлось извлекать как шпроты из консервной банки. Был здесь и мой недавний знакомый, сержант Серёга Филатов, и вот что он мне рассказал после допроса одного из очухавшихся пленных.

На нас напоролся один из взводов, немецкой разведроты на бронетранспортёрах, усиленный миномётным отделением. А также мотопехотный взвод, направленный для охраны моста. Немецкий разведотряд должен был разведать, и по возможности захватить переправу через Западную Двину, расположенную в десяти километрах севернее, и после этого дать сигнал основным силам для дальнейшего продвижения.

На вопрос же о том, как они оказались в реке, пленный сначала замялся, а потом пояснил следующее.

— Сначала всё было хорошо, они вовремя успели съехать под откос, приготовили миномёт и стали стрелять. Но потом сверху стали прилетать камни и осколки снарядов и убивать канониров. Оставшиеся в живых доблестные солдаты фюрера, заскочили в бронетранспортёр и рванули в укрытие (куда глаза глядят) а этот думмкопф Вилли не заметил речку и нырнул, а дальше он ничего не помнит.

Так, выходит это после нашей стрельбы на рикошетах, эти немчики так обосрались, что с разгона рухнули в ручей, значит этот БТР — наш законный трофей, а пленных, всех троих, пусть разведка себе забирает. Объяснив всё Серёге, я также поведал ему о наших подвигах. Он рассказал о своих. Короче мы договорились. Пока разговаривали, танкисты времени зря не теряли и, зацепив тросом «бронекатер», поставили его на ровный киль и стали пытаться заводить. Поначалу ничего не получалось, но когда сержант Филатов привёл бывшего водилу, и тот под присмотром механика-водителя немного покопался в моторе, движок весело загудел. Прибравшись в бронеамфибии и распихав по местам боекомплект, мы вместе с разведчиками расселись по нашим тачкам, посадили на пол связанных пленных и небольшой колонной тронулись в обратный путь. Второй танкист тоже умел водить, не только танк, но и автомобиль, так что недостатка в «таксистах» у нас не было, во всяком случае, пока. А буде такая нужда возникнет, заставим германского гастербайтера рулить. Возле моста мы остановились, разведчики спешились и, забрав пленных, увели их в землянку, где капитан Алексеев разместил свой КП.

Я же угнал броневики за мост, пока не отняли, и доложил взводному о трофеях, потом мы уже вместе стали думать, как их отжать себе, и кое-что придумали. Время приближалось к полудню, когда лейтенант пошёл на доклад к начальству, а я взял с собой двух человек из расчёта, и мы, подогнав БТР к самому ЗИСу, сначала перегрузили в кузов мины к миномёту, а на их место, уже из грузовика, оставшиеся 45-мм снаряды. Закончив работу, перегнали наш бронетягач поближе к орудию. Во-второй же бэтэр мы установили на своё место миномёт и, посадив туда расчет из двух ездовых, поставили его рядом с первым. С танкистами договорились, и они заняли позицию неподалёку от второго танка, там был небольшой пригорок поросший кустарником, где они и замаскировались. Когда мы всё закончили, к нам подошёл взводный, а вместе с ним командир разведроты который решил взглянуть на наши трофеи. Объявив благодарность расчёту за хорошо выполненную работу (разгромленную колонну противника), он поинтересовался, умеем ли мы стрелять из затрофеенного оружия. Я сказал, что в учебке стрелял из нашего миномёта, а с немецким у них разница калибров всего в один миллиметр, а всё остальное практически идентично. Капитан усмехнулся, подумал и распорядился временно передать в распоряжение нашего взвода миномётное отделение. Так в нашем отряде появилась нештатная батарея из двух стволов, могущих вести навесной огонь. Миномётчики находились рядом, поэтому передача надолго не затянулась, и уже через десять минут бойцы сидели в кузове нашего грузовика. Так что всем кагалом выдвигаемся на новые позиции. Следом за нами подтянулись и мотострелки.

Когда приехали на место, то отцепив орудие, грузовик разгрузили почти полностью, оставив только ящики со всяким трофейным хламом не нужным в бою. А вот оружие и боеприпасы, что наши, что трофеи, выгребли все. Позицию в этот раз, нам определили на пригорке, где до этого стояли танкисты, а располагался он в ста метрах от моста, и тянулся метров на стопятьдесят под углом градусов сорок пять к дороге, в направлении на юго-запад, судя по показаниям компаса. Взводный на этот раз был с нами, поэтому огневую копали по всем правилам, зарываясь по полному профилю. Место же для миномётов, определили за нашим холмом, северный склон был круче, южный же наоборот полого спускался к дороге. В самом высоком месте, наш бугорок возвышался над местностью метра на четыре, а шириной был все сорок, такой вот природный контрэскарп.

Перед тем как начать копать запасную огневую позицию на правом фланге, присели отдохнуть. Вот во время перекура я и поинтересовался у взводного, как у них всё прошло.

— Товарищ лейтенант, а вы со вторым орудием как повоевали? — Иван хоть и нагонял на себя солидности, но по глазам было видно, что ему не терпится выговориться. Всё-таки первый бой и эмоции прут через край. Начал он сдержанно, но потом разошёлся.

— Пока ждали сигнала к атаке, все извелись. Мотоциклисты уже мимо нас проехали, грузовики же пропускать не желательно, так что держим на прицеле первый из них. Зарядили гранатой, если не попадёт снаряд, то осколки достанут. После вашего выстрела, открываем огонь и мы. Попали удачно, прямо в кабину, автомобиль встал. Сразу же переносим огонь на бронетранспортёры, а грузовиками занялись пулемётчики. Второй ЗИС попытался объехать первый слева, но замер, окончательно перегородив дорогу. И пока мы разбирались с бронёй, пулемётчики покончили с диверсантами.

— А чего так долго? — подначиваю я Ваньку.

— Почему, долго? Очень всё быстро произошло. Первый броневик мы подбили сразу, правда, наводчик слегка растерялся, первый снаряд был осколочным (заряжающий поторопился). Потом зарядили бронебойным, но упреждение вышло не то, третьим попали удачно. Зато второй БТР, хотя он успел съехать с дороги и развернуться в нашу сторону, подбили с первого выстрела, но за прицел уже сержант Волохов встал. А по диверсантам и станкач работал, и танкисты со стороны деревни, да и целое отделение разведчиков с ручным пулемётом. Так что кровавую баню они им обеспечили. — Ну тут понятно, «у семи нянек дитё без глазу», два командира на один расчёт, это многовато, да и наводчик мог запаниковать и растеряться, это у меня Кешка «со стальными яйцами», а во-втором расчёте совсем молодой парнишка, размышляю я про себя и продолжаю интересоваться.

— А чего там, в середине колонны случилось? Один броневик как-то странно стоит.

— А это он того, с дороги нае… неудачно съехал, — поправился Ванька. — Попытался съехать с крутого откоса, но завалился, вот сейчас и лежит на борту. Но нам и оставшихся хватило, пристрелялись гады, головы не поднять, пулемёты не только с броневиков лупили, пехота успела спешиться и укрыться в складках местности. Предпоследний бронетранспортёр мы насилу подбили, хоть и дистанция сократилось, но лучше бы те же полкилометра оставалась. Пришлось прятаться в ровиках, не зря огневую в полный профиль копали. Ну а последнего уже на отходе достали, начал пятиться, получил два снаряда в мотор и задымил.

— А с мотоциклистами кто разобрался?

— Не знаю, танк наверно. Мне не до того было, но в той стороне кто-то тоже стрелял. Ну что, передохнули? А теперь вперёд и с песней, нужно запасную позицию копать. — Закругляет «политинформацию» взводный.

Глава 6. Самый тяжкий день

Мы только успели приступить к оборудованию капонира, как к высотке подкатил наш зисок, привезя десятка два местных жителей, — деревенских мужиков непризывного возраста и молодых женщин, причём девчат было значительно больше. Вооружённые лопатами добровольные помощники сразу включились в работу. Бойцы копали одиночные окопы, а гражданские соединяли их ходом сообщения. Видя, что тут мне делать нечего, я поговорил со-взводным и, загрузив в один из броников ящик лимонок, а также прихватив с собой незаменимого дядю Фёдора, рванул вперёд, чтобы в двух сотнях метров от высотки, установить минное поле из растяжек. Работали следующим образом. Федос через каждые пять-шесть метров, вбивал по три колышка в высокой траве, к среднему из них, он прикручивал гранату, потом повторял эту же операцию, но сместившись вперёд или назад. Короче ставили в шахматном порядке, и получалось что одна гранатная растяжка, гарантированно перекрывала десять метров. Танкист, он же водитель БТР, вкручивал запалы, хорошо, что колышки были приготовлены раньше, — я же привязывал толстую чёрную нитку к гранатной чеке, и соответственно к колышкам, но не внатяг, а чуть с провисом, и через каждые тридцать метров возвращался и разгибал усики на гранатной чеке. Минировать мы начали сразу от дороги, под прямым углом к этой трассе и, выставив все двадцать гранат из ящика, приблизились к нашей высотке, и последние пять растяжек (лимонки я забрал у Федьки, а также использовал все свои) мы ставили уже в ста метрах от наших позиций. Закончив с этим опасным делом, мы вернулись к себе, и застали там такой разврат, что как говорится «не в сказке сказать, не пером описать».

Ну, насчёт разврата я конечно же пошутил, все работали в поте лица, и не только лица, но и других частей тела. Июльский жаркий полдень, а время подходило к двум часам, давал о себе знать, и соль уже выступала на мокрых гимнастёрках солдат. Ну а девчата, хитрый Сергеич как специально подобрал молодых и ядрёных, ну и сами девушки по такому случаю принарядились, в лёгкие сарафаны и платья, как будто не на окопы прибыли, а на танцы. Когда мы поднялись на высотку и увидели это «безобразие», я просто ухуел, а Федот так и застыл с открытой варежкой. Со всех сторон раздавались шутки, прибаутки, весёлый и задорный женский смех. Там и тут мелькали голые женские коленки, и не только коленки, но и бёдра, сарафан, да ещё не застёгнутый снизу на все пуговицы, давал пищу для размышлений. С нижним бельём никто из девчат не заморачивался, всё-таки лето, да его могло и не быть вообще у деревенских красоток. А девки все были сочные, сдобные и ядрёные, как говорится кровь с молоком, точнее клубника со-взбитыми сливками, без капли лишнего жира, про целлюлит я даже и заикаться не буду, откуда ему взяться, лето в деревне — это не пляж в Сочи, тут лежать некогда, все от мала до велика пашут, вставая вместе с солнцем, с ним же и ложатся. А груди, эти стоячие девичьи груди, не меньше третьего размера, обтянутые лёгкой тканью, да ещё и у некоторых девчонок верхние пуговки на блузках расстёгнуты, и при наклонах всё это великолепие предстаёт во всей красе, это вообще разрыв шаблона и вынос мозга. Степенные деревенские мужики только лишь ухмылялись в усы, видя потуги молодых солдат, выпятить своё о-го-го, точнее мускулы и попытки разговаривать басом. А было их немного, этих пятидесятилетних много чего повидавших на своём веку крестьян, всего человек пять, но их опыт и ненавязчивые советы по укреплению позиций, сэкономили много времени и сил.

Основными исполнителями окопных работ как я уже упоминал, были женщины, точнее молодые девушки, а ещё точнее и не молодые, короче я загнался, начну сначала. Среди нежданного сюрприза, свалившегося на наши молодые организмы, присутствовали и уже рожавшие молодки годиков так двадцати пяти — тридцати. А вот они-то и выделялись особой статью среди своих товарок. Куда там этим заморским и не только вешалкам — фотоманделям до наших простых русских баб, пардон — женщин. Загорелые, с высокой, пышной грудью, хоть и не такой как у молодух, но с размером около пяти, да и удачно пошитые блузки или приталенные сарафаны, подчёркивали это «безобразие» во всей его неотразимости. Тем более верхние пуговки, видимо от жары, были расстёгнуты по самое не балуйся. Талии конечно были не как «у оса» — оса это такой полосатый мух. Но вот вторые девяносто, это даже не девяносто, а сто двадцать, а в любимой женской позе прачки… Что с переду, что с заду, полный писец. Попки может быть и не такие упругие, как у комсомолок, но вот размер, да и разница, между талией и попадьёй просто ах-у-ять и не встать. Я даже заволновался, а молодой организм отреагировал соответствующим образом, так что даже пришлось спрыгнуть в траншею.

Спрыгнув вниз, я не удержал равновесия и, начав падать, сделал шаг вперёд, а выставив руки, наткнулся на что-то мягкое и… Неожиданное препятствие затормозило моё падение, на ногах я устоял. Но увидев, на что я наткнулся, да ещё и непроизвольно потрогал и толкнул, окончательно впал в ступор, и только лишь возмущённый женский голос вывел меня из этого состояния.

— Эй, солдатик. Не лапай! Не купишь! — сказала молодка, выпрямляясь и поворачиваясь ко мне.

— Извините. — Только и смог выговорить я, и окончательно завис с отвисшей челюстью, увидев хозяйку такого замечательного и к тому же упругого «препятствия».

— Служивый… Отомри. — Чуть нараспев сказала эта красавица, но окинув взглядом мою фигуру с головы до ног, сначала чуть смутилась, а потом залилась, таким весёлым и задорным смехом, что я поневоле разморозился и ляпнул первое, что мне пришло в голову.

— Ну что ты смеёшься, когда замёрзнет, то у всех маленький, — сказал я, разведя руки в стороны. Теперь уже на миг подвисла моя собеседница, но быстро сообразив, в чём дело со словами.

— Вот ни буя себе маленький — продолжила веселиться.

— Между прочим, я ничего смешного на горизонте не наблюдаю, — ответил я словами одного известного персонажа. Прыснув от моей шутки, молодайка сняла косынку и, встряхнув гривой волос, стала вытирать глаза, и промокать от пота своё лицо. Вот тут-то я уже окончательно её рассмотрел. Густые, цвета воронова крыла волосы, спадали на её высокую грудь, чёрные стрелочки ресниц, завитки бровей и эти карие до черноты, лучистые огромные глазищи, которые лукаво смотрели на меня, и манили в свою бездну, как ночное небо. Фигура Клары Лучко в молодости, а вот с кем сравнить лицо, в голову приходит только образ Донской казачки. Я так и пропел про себя.

— Чернобровая казачка, оседлала мне коня…

— И вовсе я не казачка, а русская. — Чуть смутившись, сказала молодая, лет двадцати пяти женщина. Ага, про себя я пропел, как же, так меня околдовала эта ведьма, что я совсем нюх потерял.

Ладно, продолжим наши игры.

— А я думал вообще черкешенка.

— Ну, вот ещё чего удумал, — возмутилась она, — сколько тебе ещё повторять, я русская. И зовут меня Алёна.

— Да ты что, правда, Алёна? Вот Гюльчатай тебе больше подходит. Но не Алёнушка, это точно. — Продолжаю издеваться я, и огребаю…

— Дурак! — возмущается девушка и стукает меня кулаком по груди.

— Вы ошибаетесь, меня зовут вовсе не дурак. Разрешите представиться. Старший лейтенант Николай Трубецкой к вашим услугам. — Говорю я, кивая головой и щёлкая каблуками сапог.

— А вот и врёшь, и никакой ты не лейтенант, а сержант, — трогает мои треугольники в петлице Алёнка. Меня как током пронизывает от её прикосновения к своей шее, а толпа мурашек, пробегает по спине стадом гиппопотамов. Но всё обламывает раздавшийся где-то сверху хриплый окрик.

— Алёнка! Хде ты там? Бисово семя. А ну подь сюды, треба организовать поснидать воинам.

— Бегу дядько Кондрат, — откликается моя знакомая. И пытается неуклюже выбраться из траншеи. Почти как настоящий джентльмен, я подсаживаю её за пышный афедрон и со второй попытки, выталкиваю на поверхность. Мог бы конечно и с первой, но… Нормальные мужики меня поймут, почему только со второй. Вид снизу вверх оказался восхитительным, я не удержавшись, заглядываю ей под довольно короткую, всего до колена юбку. Алёнка, обернувшись и взглянув на меня своими огромными глазищами, сверкая голыми ножками, убегает вверх по склону.

Оборудование позиций, благодаря помощи местных жителей, мы закончили, осталось только замаскировать. Поэтому половина личного состава, потянулась к месту импровизированной столовой, где танкисты уже расстелили брезент, взятый с немецких бронекоробок, а девчата, развязав свои узелки, доставали домашнюю снедь. Я окликнул Федьку, и мы, спустившись вниз, приволокли ящик со снарядами, точнее из под снарядов но с консервами. Хотя тех консервов, было не так уж и много, третью часть того что мы прихватизировали, составили так называемые пищевые таблетки, тоже круглые, вот мы и попутали. А Мишаня вообще умудрился прихватить ящик с консервированными огурцами, — ох и поржали мы над ним, когда узнали, — но по снарядным ящикам раскидали 50 на 50, таблетки плюс консервы. В этом оказались рыбные, вот их то мы достали и стали открывать. Девчонки тоже обедали с нами, но не столько сами ели, сколько бойцам подкладывали, деды же курили в сторонке, на предложение присоединиться, отвечали отказом, говоря, что уже пообедали. Пока возился с банками, большая часть людей уже поела. Нас и было-то всего человек тридцать, поэтому спохватившись, я принялся за еду. Почти незаметно рядом со мной материализовалась Алёна, она и так была поблизости, забирая распечатанные консервы, и как бы случайно прикасаясь ко мне то грудью, то упругим бедром. А сейчас сидела вплотную ко мне и, что-то щебеча чуть ли не с рук кормила меня, подкладывая в котелок всякие вкусности. Я же тупо сидел и балдел, отдыхая душой и телом, выкинув из головы все мысли и чувства.

Очнулся только от рокота мотора подъехавшей машины, из кабины которой вылез ротный и стал подниматься к нам. Все сразу как то подтянулись и зашевелились, наш летёха подбежал с докладом, но капитан только махнул рукой, сам осмотрел оборудованные позиции, похвалил всех, толкнул речь минут на тридцать, шучу минуты три всего и проговорил, велел забрать из полуторки всё привезённое трофейное оружие и боеприпасы, а девчатам собираться, и пошёл поговорить с сельскими мужиками. Пока комроты разговаривал, мы прощались: я и она, мужчина и женщина, воин и та, кого он обязан был защитить. Хитрый «старикашка», этот Егор Сергеевич, сделал то чего не сделала бы и сотня комиссаров с их речами и лозунгами, он показал бойцам тех, за кого они должны сражаться и побеждать, не умирать смертью храбрых, а убивать врага и любой ценой не пропустить его через свою позицию к этим девчонкам. Оторвав свой взгляд от её глаз, я увидел такие же как и наша прощающиеся пары. Я уже не помню, что она мне говорила, точнее не вникал в смысл слов и фраз, что-то отвечал невпопад, я просто наслаждался, журчанием её голоса, держал за руки, и молился, чтобы это никогда не кончалось. Но всё хорошее заканчивается слишком быстро, загудел клаксон автомобиля, Алёнка встрепенулась, достала что-то из нагрудного кармана, сунула мне в руку и, чмокнув в щёку, собралась убежать, но кто ж её просто так отпустит. Прижав её всем телом к себе, я впиваюсь в эти манящие как спелые яблочки налитые губы страстным поцелуем, и только после того как девушка поплыв начинает отвечать, отстраняюсь от неё и со словами — я обязательно вернусь, — повторяю пройденный урок, своими же руками старательно ощупываю все выпуклости на её спине. А вот теперь и меня вштырило. Чуть не задохнувшись, мы отлипаем друг от дружки и, сказав на прощание — я буду тебя ждать — Алёна убегает к машине. Смотрю ей вслед, потом разжимаю ладонь и вижу там небольшую медную ладанку с изображением Георгия Победоносца. Убираю подарок в левый карман гимнастёрки, хоть я и не Георгий, но победа в этом бою нам не помешает.

Помахав на прощанье руками и платочками, девчата укатили, бойцы же пошли разбирать трофейное оружие, а его было богато. Пока мы непонятно чем занимались на своей высотке, местные подростки под руководством бойцов из нашего технического замыкания, обшарили всё поле боя и собрали трофеи. Техник-сержант сразу сортировал всё это и складывал в газик. Первую партию отвезли бойцам, обороняющимся по опушке леса, а всё что осталось, привезли уже нам. А осталось прилично: три ручных пулемёта, десяток карабинов, ну и гранаты с патронами уже россыпью в разных ящиках. Из трёх пулемётов, два были немецкими МГ-34, а один наш ДП-27 (видимо остался от диверсантов) привезли так же запасные ленты и диски к пулемётам. Основную огневую позицию для своего орудия, мы отрыли на самой вершине холма, но ближе к левому флангу, запасную на правом. Здесь же окопались бойцы расчёта станкового пулемёта, имея сектор обстрела по фронту, а так же прикрывая нас с правой стороны, если противник пойдёт в обход и ударит по нам. С тылу же под самой высотой, протянув нитку для связи на НП, расположились миномётчики (пару телефонных аппаратов и катушку с кабелем, мы обнаружили в БТРе).

Так как пулемётов у нас теперь хватало, то броню решили не разоружать, а использовать при контратаках, а так же как оружие последнего шанса, если уж совсем припрёт. Пока же броники стояли рядом с «самоварами», и танкисты выступали в роли подносчиков и связистов, одного из своих ездовых я тоже выделил для помощи нашему мортирному взводу. Метрах в двадцати ниже по склону, была вырыта траншея, где заняли оборону разведчики, снайпера же оборудовали свои лёжки по хребту высотки. Один МГ-34 взяли бойцы из пулемётного отделения и разместились с ним в траншее на правом фланге, второй же разведчики установили на левом. ДП взял себе помощник пулемётчика, а вот вторыми номерами к пулемётам встали, разобрав немецкие карабины, старые служаки из села Ильино.

Поднявшись к своему расчёту, я окончательно пришёл в себя. Капитан с нашим лейтенантом разглядывали в бинокли дальнюю опушку леса, и о чём-то спорили. Расстояние до них было небольшим, поэтому я поневоле подслушал их разговор. А спорили они о том, с какой дистанции лучше открыть огонь по немецкой колонне. Всё дело в том, что из допроса пленных, а так же из обнаруженных документов, нам удалось выяснить, что мы разгромили разведку, а также один из взводов 14-й моторизованной дивизии противника, действовавшей в направлении Ильино — Торопа. Об этом мне рассказал сержант Филатов, который присутствовал на допросе. Танков в дивизии не было, зато бронетранспортёры были, а также туева хуча мотоциклов и грузовиков, плюс артиллерия и миномёты. Ну, нам и одного батальона за глаза хватит, с ротой ещё можно потягаться, а вот с большим подразделением… Ну как говорится — бог не фраер — авось не сдаст. Подхожу к «офицерам» и прикладываю руку к пилотке.

— Товарищ капитан. Разрешите обратиться?

— А, сержант… Говори что хотел.

— Я вот тут подумал на досуге, а что если маскарад устроить.

— Какой ещё маскарад? До Нового года ещё далеко, ты можешь выражаться яснее. — Яснее так яснее, думаю я про себя и продолжаю.

— У нас ведь и форма, и техника, а также трофейное оружие в наличии имеются.

— Да. Но что это меняет? — спрашивает ротный.

— Можно переодеться и на время обмануть разведку противника.

— Обмануть-то можно, — начинает рассуждать командир, — только что нам это даст?

— Ну, если сюда двинется батальон или полк противника, то впереди обязательно будет боевое охранение, а перед ним разведдозор. Правильно?

— А если разведка увидит, что мост охраняют свои солдаты, — то что она будет делать? — продолжаю я.

— Скорее всего, подъедут к самому мосту и остановятся, чтобы поговорить с камрадами. — Встревает в разговор Иван.

— И чем дольше они стоят и не стреляют, тем дальше колонна оттянется от леса, и больше гансов втянется в наш огневой мешок. — Подводит итог капитан Алексеев.

Как говорится инициатива имеет инициатора, и осуществлять затеянное, поручили естественно мне, правда помогать мне вызвался и Серёга Филатов, как выяснилось ещё тот затейник. В первую очередь, мы загнали на вершину холма один из броников, и поставили его так, чтобы он прикрыл от любопытных глаз нашу сорокапятку. Орудие правда, и так было хорошо окопано и замаскировано, но на всякий случай, а случаи всякие бывают, да и лишняя огневая точка не помешает. Ближний к дороге пулемётный расчёт Серёга озадачил тем, чтобы они нашли немецкие кителя и каски и, надев их, в таком виде ждали супостата, остальным же при приближении разведки противника приказал укрыться в своих окопах, и не высовываться до первого выстрела. Взяв с собой незаменимого дядю Фёдора, мы сели в другой БТР, и прихватив по дороге ротного, порулили на переправу. Переехав на другую сторону реки, высадили капитана, а Фёдора же я озадачил тем, чтобы он нашёл пару немецких мундиров, желательно целых. Мы же занялись изготовлением декораций.

Зацепив один из грузовых опелей, мы отбуксировали его на южную сторону моста и, поставив справа, заблокировали часть шоссе. Вторую же половину дороги, можно было перекрыть бронетранспортёром. Сгоревший грузовик мы утащили подальше, чтобы он своим видом не портил интерьер. Когда возвращались обратно, подхватили по пути Разведфедьку, который и предоставил нам два целых и без следов крови немецких мундира, причём один из них офицерский. На вопрос же где он их взял, Федос только хитро улыбался, но молчал как партизанка на допросе в гестапо. Правда потом выяснилось, что Фёдор, попросив разрешения у ротного, без всяких затей подошёл к пленным и, сделав зверскую рожу, жестами велел им раздеться. Те сначала «обрадовались», думая, что этот «бэд рАшен» пришёл их расстреливать, но форму сняли. И когда Федя, мило улыбаясь, блеснул красноречием и толкнул незабываемую речь.

— Извиняйте граждане фрицы, то для дела нам нужно. Вы шибко не волнуйтесь, я это взаймы беру, ну, а ежели что, то можете у своих мёртвых камрадов одолжить. Им-то уже без надобности, а вы постираете и носите себе на здоровье, одёжа справна, долго носиться будет, а ежели что, то и похороним мы вас в ней же, и на костюм тратиться не придётся. — А потом подумав, сделал соответствующий жест рукой и сказал. — Рот фронт! — Аккуратно свернул снятую форму, уложил её в ранец и, развернувшись, ушёл. Изумлённые же его красноречием немцы, ещё долго глупо улыбались, и благодарили своего немецкого бога за подаренную жизнь, и даже не помышляли о том, чтобы подать петицию в Гаагу о нарушении прав и издевательствах над военнопленными. Правда, из всей пламенной речи они поняли только крылатое выражение «рот фронт» но то уже не важно, — «главное чтобы костюмчик сидел». А сидел он почти идеально. И когда сержант Филатов переоделся в свой маскарадный костюм и, подобрав все необходимые атрибуты немецкой офицерской формы предстал перед нами во всей своей красе, я просто был в ах-у-е от увиденного, а после того, как он сказал какую-то фразу на чистом немецком языке, то вообще выпал в осадок, и ляпнул — Штирлиц ты наш, — но слава богу, этого никто не заметил, да и проговорил я это не громко.

Полюбовавшись на советского сержанта, а теперь уже на немецкого лейтенанта, мы продолжили нашу подготовку к представлению. В кузов немецкого грузовика, а стоял он задним бортом к противнику, мы положили несколько мешков с землёй, и установили там трофейное противотанковое ружьё. Это на тот случай, если впереди основной колонны фрицев, будет дозор на бронетехнике. Если же впереди будут танки, то наше представление отменялось, и в дело должны были вступить большие дяди с большими стволами, то есть наши сорокапятки и, подпустив гансовскую броню на триста метров, расстрелять их с этой дистанции. Пока мы готовились, с тыла подъехал демаг, видимо удалось завести и поставить на ход ещё одного, а вот в него уже пересел комроты вместе с радистом и своим связным, разместив там передвижной командный пункт. И когда броник ротного, переехав мост, остановился неподалёку, мы установили свой трофей рядом с грузовиком, но на полкорпуса впереди окончательно перекрыв дорогу, за пулемётом был дядя Фёдор, который по такому случаю надел на себя фрицевский китель, а на голову нацепил немецкую каску. Я занял своё место в кузове грузовика, приготовив к бою свой автомат, а также ПТР и стал поджидать противника.

Через четверть часа на связь вышел танкист и передал, что в нашу сторону движется колонна немецких мотоциклистов. Сообщив эту весть нам, и приказав приготовиться к бою, капитан Алексеев уехал на левый фланг, чтобы руководить боем основных подразделений. Старшим же на высотке был наш взводный, лейтенант Иван Мельников, мы же, закончив операцию «ы», должны были вернуться к себе на позицию. Итак, все актёры на местах, роли распределены, зрители в зале и на галёрке приготовили свои винтовки и пулемёты, ждём незваных гостей, и они не заставили себя долго ждать. Буквально через пять минут после сообщения Васи о противнике, послышался треск мотоциклетных моторов, и показались мотогансы в трёх экземплярах, скорее всего дозор, потому что остальные «байкеры» ехали на некотором удалении от них. В ста метрах от моста, им пришлось снизить скорость, и аккуратно пробираться по трассе через искусственные препятствия, чисто случайно валяющиеся на полотне дороги, — туда мы оттащили разбитый немецкий грузовик, и разбросав по асфальту всякий железный хлам из него, спихнули под откос. Вот по этому «минному полю», и пришлось ехать разведдозору немцев, а когда они подъехали ближе к нам, то навстречу им вышел наш Штирлиц, и жестом гаишника, подняв вверх правую руку, приказал фрицам остановиться.

Едущий первым мотоцикл с пулемётом остановился в десяти шагах от моста, и сидящий на заднем сидении унтер-офицер, соскочил на дорогу и, подбежав к «своему официру», что-то доложил ему. Сергей внимательно выслушал ганса, задал пару уточняющих вопросов, со значением помолчал и, сказав какую-то фразу стоящему за пулемётом дяде Фёдору, круговым движением взмахнул рукой. Федос с важным видом кивнул головой, сказал — я-я, — и наклонился к водителю. А когда двигатель бронетранспортёра завёлся, и фриц, повернувшись спиной к сержанту Филатову, сделал пару шагов по направлению к своему «цундапу», то Сергей, достав из правого кармана бридж свой наган, хладнокровно пристрелил пулемётчика, потом снял немца с руля, и добил оставшиеся в барабане патроны, в лицо успевшему повернуться унтеру. Упав на асфальт, он закатился под бронетранспортёр.

Как только сержант упал, мы с Федей практически одновременно расхерачили оставшиеся два экипажа мотоциклов, я из своего ППД, а он из МГшника, но на достигнутом Федос не остановился, и продолжал поливать колонну, пока не кончилась лента. Одновременно с нашей стрельбой в небо взвилась красная ракета, и с двух сторон на евробайкеров обрушился огонь чёртовой дюжины пулемётов, а также винтовочные выстрелы из полусотни стволов. Пушки и миномёты пока не стреляли, да и достойных целей для них практически не было, поэтому все артиллеристы временно переквалифицировались в пехоту, и азартно лупили по врагу из своих карабинов и трофейных пулемётов.

Положив ПТР в салон броника, я позвал Серёгу, и мы стали закидывать в бронетранспортёр всё вооружение, доставшееся нам от фрицев, закончив с хомячьей привычкой, заскочили в нашу боевую полугусенИцу и рванули к себе на высотку. Пока ехали, наш Штирлиц успел переодеться в свою форму, правда получилось у него это с трудом, а уж какие идиоматические выражения он при этом использовал, радистка Кэт, наверное, тоже на этом спалилась, когда рожала. Подъехали к нашему опорному пункту и, остановившись за обратным скатом холма, подхватив своё оружие, двинулись на позиции. Фёдор не стал вытаскивать пулемёт из станка, а взял тот, что мы сняли с мотоцикла, а так как МГ был с круглым магазином, то он повесил себе на шею ещё и патронную ленту, мы же с Серым прихватили по одному патронному коробу к трофею.

Успели можно сказать к шапочному разбору, роту немецких мотоциклистов, уже практически пустили на фарш, и я стал корректировать снайперскую стрельбу сержанта Филатова, который из своей СветулИ с оптическим прицелом, отстреливал пытавшихся командовать гансов, а так же пулемётчиков-смертников, которые отваживались вести ответную стрельбу. Ведь в густой траве и невысоких кустах можно только прятаться, и сидеть как мышь под веником, любое же шевеление, а тем паче вспышки от выстрелов, гасились сразу из нескольких стволов, причём один из них был пулемётным или снайперским.

У немцев практически не было никакой возможности, оказать организованное сопротивление. Был шанс остаться в живых. Но кинжальный огонь шести пулемётов, ведущийся с расстояния трёх сотен метров, с нашей высотки, и ещё более мощный, прицельный огонь с опушки леса, по правому флангу колонны, поставили жирный крест и на нём. Новоявленные пулемётчики, трофейную технику не жалели, — а хрена её жалеть она всё равно не наша. — Поэтому молотили на расплав ствола, благо запасные были у каждого стрелка, и просто по закону больших чисел прилетало бедным гансам не слабо. Более-менее повезло остаться в живых фрицам, ехавшим на автомобилях в самом конце, но не всем. Потому что по последнему грузовику, вышедшему из леса, удачно отстрелялся осколочной гранатой расчёт Мишки Волохова, и тем самым разделил гансовскую колонну на живых, и пока ещё живых, продолжая крестить «великолепную семёрку» машин осколочными. Не отстал от него и наш расчёт, стреляя уже бронебойными снарядами по моторам (расстояние до целей было больше километра, да и осколочные выстрелы мы решили приберечь). Самые удачливые фрицы, правда, успели повыпрыгивать из кузовов и загаситься в лесу, но не все добежали, так как масла в огонь добавляли так же наши станкачи и снайпера. Ушедшая в зенит ракета зелёного дыма прекратила основной огонь, но редкие винтовочные выстрелы и короткие очереди из пулемётов продолжали держать противника в напряжении.

Первый акт пьесы мы сыграли, отыграли можно сказать с полным аншлагом. Передовую роту уничтожили, не всю конечно, но как боевое подразделение она перестала существовать. А вот свои позиции мы раскрыли, и сейчас начнёт прилетать уже по нам, так что и своей кровушкой мы умоемся, это и к бабке не ходи. Но хоть помирать не обидно будет, всё-таки евроинтегрантов мы намолотили сверх плана, и почву чужой кровушкой удобрили, от всей широкой рабоче-крестьянской души. Минут через десять после уничтожения ГПЗ противника, к нам на высотку подъехал комроты и привёз один трофейный пулемёт на станке, с расчётом из двух человек, причём наводчиком был первый номер станкача, оставшегося в лесу, так как с максимом, остались «старики-разбойники», знавшие его ещё с гражданской. Ну и патроны к трофеям, он тоже не забыл. Установившаяся тишина настораживала, гансы явно замышляли что-то нехорошее. Как не крути, а их походная застава свою задачу выполнила, основные силы не пострадали, но с другой стороны третью, или скорее четвёртую часть этих сил мы уконтрапупили, об этом и сказал нам ротный, обойдя позиции и подбадривая бойцов. Поговорив с нами, ротный остался на высоте, заняв командно-наблюдательный пункт, и оценив открывшуюся с него перспективу. Иван занял место командира расчёта, а я приготовился корректировать огонь миномётчиков и, прильнув к биноклю, стал всматриваться в опушку леса. Кстати оптику я раздобыл цейсовскую, её мне передал по наследству, застреленный мною фельдфебель, свой же штатный бинокль я одолжил Иннокентию, так как тот довольно часто, особенно в последнее время, оставался за меня командиром орудия.

Из ротного миномёта стрелять можно максимум на восемьсот метров, поэтому его на этот раз разместили прямо на холме, выкопав для него небольшой окопчик и оставив для стрельбы только двух человек, сложили весь запас мин неподалёку. Немецкий же трофейный миномёт установили на своё место в бронетранспортёре, во-первых, всё под рукой и людей много не надо, а во-вторых, я вспомнил про духовские кочующие миномёты, которые мгновенно меняли позицию после нескольких выстрелов, и засечь их, а тем более пристреляться, было практически невозможно. А вот уже из этого самовара можно стрелять на два с половиной километра, и мин к нему довольно много, но это пока, поэтому наводчиком к миномёту стал командир отделения, поставив заряжающим одного из своих бойцов.

Примерно через полчаса после приезда ротного, фрицы зашевелились. На опушке леса они установили несколько станковых пулемётов и начали стрелять, до нас было километра полтора, так что никакого ущерба от их огня мы не понесли, и капитан Алексеев приказал нам по ним огня не открывать. А вот до позиций наших бойцов в лесу, было уже поближе, чуть меньше километра, да и работали по ним три пулемёта, поэтому максим на той стороне стал отвечать, нащупывая короткими очередями пулемёты противника. Буквально через десять минут такой перестрелки, по опушке леса качественно прилетело из миномётов, и позиции заволокло дымом от разрывов, особенно частая стрельба велась по нашему станкачу. А самым поганым было то, что некоторые мины, задевая за ветки деревьев, рвались уже в воздухе, засыпая красноармейцев смертельным градом осколков. Хорошо хоть окопы успели выкопать в полный профиль, да и расстояния между парами бойцов были приличными, пятнадцать-двадцать шагов.

Пока комроты связывался с Васей Ореховым, я отчаянно пытался определить, откуда ведётся миномётный огонь, но за стеной леса ничего не было видно. Наконец Вася вышел на связь и сказал, что немецкие миномёты стоят прямо на шоссе в ста метрах от северной опушки леса, и просил разрешения атаковать их и уничтожить. Ротный колебался, и тут влез я со своим рацпредложением.

— Товарищ капитан, разрешите накрыть немцев из нашего миномёта.

— Как ты это сделаешь? У них целая батарея, а у тебя только один ствол.

— Но они сидят на одном месте, а я буду менять позицию после каждого десятка выстрелов, даже если и не накрою, то внимание от наших отвлеку.

— Действуй сержант.

Чуть ли не кубарем скатываюсь к подножию холма, запрыгиваю в броник, и мчимся в сторону шоссе. Выскочив прямо на дорогу, останавливаемся в трёх сотнях метрах от моста и начинаем пристрелку. Встав позади миномёта, я корректирую огонь. После двух пристрелочных, третья мина рвётся в районе цели, поэтому переходим на поражение. Выпустив полтора десятка мин беглым огнём, отскакиваем на сотню метров назад, потому что по нам начинает прилетать ответка. Когда дым от немецких подарков рассеивается, повторяем. На этот раз накрытие уже со второй мины, но и больше десяти выстрелов нам сделать уже не дают, поэтому быстро валим с шоссе, и откатываемся к самой реке, а уже оттуда кидаем пяток мин практически на максимальную дальность. Потом ещё один скачок в сторону гансов, и завершив нашу игру в орлянку серией из семи выстрелов, уходим к себе на основную позицию. Или мне показалось, или и вправду ответный огонь фрицевских самоваров, стал намного слабее.

Оставив миномётчиков на позиции для пополнения боезапаса, поднимаюсь на высотку, чтобы доложиться ротному.

— Товарищ капитан, ваше приказание выполнено.

— Молодец сержант, видел вашу работу, да и танкист заявил, что расчётам не поздоровилось, проредили вы их знатно, и даже прямые попадания были.

— Это хорошо, нам меньше достанется.

— Да уж нам и без этого прилетит. Кстати немцы сменили позиции, так что в ту сторону больше не стреляй.

— Понял. Разрешите идти?

— Иди Николай, готовься к бою, чувствую навалятся они на нас, прямо сейчас ударят.

Когда я подошёл к своему орудию, то узнал следующее. Пока я играл с немецкими миномётчиками в лапту, наш расчёт, откатив орудие на запасную позицию, помножил на ноль оба станковых пулемёта противника.

Не откладывая дела в долгий ящик, связался с миномётом, и мы пристреляли реперы, начиная от опушки леса, и заканчивая участком перед минным полем из растяжек. С крайним нашим выстрелом, начало прилетать и по нам, сначала пристрелочными, а потом взрывы снарядов начали пятнать всю высотку. Немецкие артиллеристы стреляли сериями по два снаряда, и расстояние до них по-видимому было приличным, потому что звуки от выстрелов до нас не долетали. По ходу сообщения я добрался до командира разведроты, чтобы хотя бы через Васю как-то выяснить, где находятся эти пушки, и попытаться достать их миномётным огнём.

Ротный сидел, прислонившись к стенке окопа, с наушниками на голове, и замороженным взглядом смотрел куда-то в пространство.

— Товарищ капитан. Что с вами? — затронув его за плечо, спросил я.

— А… Что? — Иваныч как будто очнулся и вышел из астрала, взгляд стал осмысленным.

— Это ты сержант? — сказал он, стянув с головы наушники.

— Так точно я. — Непроизвольно вырвалось у меня.

— Я хотел узнать, может связаться с танкистами и?..

— А не с кем нам больше связываться, — перебивает меня ротный.

— Нет больше Васи. Да и танкистов его, скорее всего уже нет.

— Что случилось? — спрашиваю я, снимая с головы пилотку.

— Последние его слова были. — Прощайте товарищи! Атакую! — А потом связь прервалась. — Не замечая моего вопроса, продолжает капитан.

— Запомни Николай. Лейтенант Василий Орехов. Танкист.

— К бою сержант. Слышишь? Сейчас начнётся. — Артиллерийский огонь по нам действительно прекратился, а над курганом установилась звенящая тишина.

И как гром среди ясного неба, на нас обрушился звук взрыва в расположении противника.

Гадать, что это было, уже не осталось времени, потому что из леса на нас вышла пехотная цепь гитлеровцев, и быстрым шагом стала приближаться. Когда расстояние до противника уменьшилось до километра, комроты приказал мне проредить гансов из миномёта, а станкачам сменить позиции, и причесать их пулемётным огнём. Хотя реперы мной были пристрелены, всё равно первая мина упала с перелётом, зато вторая легла точно, и мы начали кидать наши мины по две штуки, с рассеиванием от середины цепи к левому флангу с поправкой прицела. Примерно через минуту, к нам присоединились пулемётчики, расчёт максима стал давать немцам жизни на правом фланге, а МГ-34 по центру, тем более на него поставили штатный оптический прицел. Потом прямой наводкой стала стрелять наша сорокапятка. В цепях фрицев появились прорехи, но это их не остановило, а только взбодрило, и они побежали в атаку, стреляя в нас из карабинов.

В шестистах метрах от наших позиций, фрицы вынуждены были залечь и передвигаться короткими перебежками, потому что к общему веселью присоединились пяток ручных пулемётов и штук пятнадцать винтовок. Я же теперь выцеливал и накрывал огнём миномёта пулемётчиков противника, в цейсовскую оптику их было отлично видно. Не добегая четырёх сотен шагов до высотки, фашики окончательно залегли, но видимо сильно обиделись, и кому-то нажаловались, потому что по нам стало прилетать 81-мм минами, да и огонь из немецких карабинов и пулемётов стал точнее и интенсивнее. Закон больших чисел никто не отменял, поэтому у нас появились первые убитые и раненые. Выпустив весь остаток мин, замолчал наш ротный 50-мм миномёт, и бойцы переквалифицировались в стрелков. Прямым попаданием накрыло расчёт дегтеря, остальные пулемётчики вынуждены были всё чаще менять позицию, но и от немецкой роты осталась едва ли половина, да и желающих покомандовать офицеров и унтеров практически не осталось, наши снайпера не дремали. Установилось тактическое равновесие, одни не могли или не хотели наступать, а вторые не могли вынудить их отступить. В связи с этим капитан Алексеев приказал мне следующее.

— Доможиров, бери под свою команду все три бронетранспортёра, сажай за пулемёты людей и, обойдя высотку справа, ударишь во фланг противнику.

— Понял. Разрешите выполнять?

— Давай сержант, только сильно не увлекайся, а мы тебя поддержим огнём.

Беру с собой Федьку, а так же одного красноармейца из своего расчёта и, спустившись с холма, готовим трофейную броню к бою. В первую очередь с одной из бронекоробок вытаскиваем миномёт, потом проверяем наличие боеприпасов и исправность пулемётов, далее формируем экипажи. Водилы были на всех, а вот «стрелялы». В первый БТР за пулемёт встал дядя Фёдор, взяв помощником одного из миномётчиков, второй достался нам с бойцом, а вот третий. Третий заняли сержант Филатов и ординарец ротного, которые очень вовремя подошли к нам. Переговорив с бойцами «своего» броневзвода и, сказав им, чтобы держались справа от меня, мы двинулись в бой. Мой бэтэр шёл головным и поэтому, проехав высоту и доехав до края минного поля мы, развернувшись передом к противнику, остановились.

Помахав остальным руками, чтобы они заняли боевой порядок, я приник к пулемёту. Пулемётный огонь с высоты практически стих, и лишь винтовки и карабины лениво постреливали по противнику. Поэтому-то ушлые фрицы, поднявшись в полный рост, рванули в атаку и огребли на орехи. Сначала от внезапно оживших трофейных эмгэшников и товарища «Максима», а потом, по своему левому флангу, уже от нас. Метров на сто их запала ещё хватило, — стрелять наши начали не сразу, — а вот когда половина из поднявшихся упала, а левый фланг смело как метлой, то оставшиеся в живых гансы, ещё быстрее побежали в наступление, только теперь уже в обратную сторону, благо бежать было под горку. Правда, панике поддались не все, те немцы, которые были ближе к дороге, а особенно отделения где сохранились унтер-офицеры, откатывались короткими перебежками. Выпустив одну стапатронную ленту по противнику, я перезарядился и двинул вперёд, подгоняя бежавших короткими очередями, но больше пятнадцати километров в час не разгоняясь. На одной линии со мной, двигались и остальные коробки. В четырёх сотнях метрах от нашего холма, я остановил машину и, постреляв с места, придал прыти бегущим и падающим «кабанам». Потом, выехав на шоссе, мы вернулись на позиции.

На этот раз передохнуть нам, грёбаные фрицы практически не дали, мы только и успели перевезти раненых за мост, а двухсотых спустить к подножию холма. Опустевшие магазины и патронные ленты, переснаряжали уже под миномётным огнём противника, который вёлся из небольшой деревни, стоящей в километре от нас на юго-западе. Деревенька Романово, была небольшой, всего домов с десяток, людей из неё вместе с домашней живностью, местное начальство эвакуировало, а вот добротные рубленые из толстых брёвен дома остались на месте. Вот из-за этих-то домиков по нам и стали стрелять немецкие самовары, а также затявкали противотанковые пушки, так что съездить на БТРах и надавать по-мордасам наглым гансам, не было никакой возможности. Одновременно с обстрелом, от леса на нас опять повалили цепи противника, численностью не меньше роты.

Я, заняв место в окопе недалеко от орудия, приготовил к бою трофейный карабин, а также гранаты с длинной ручкой, одев на них оборонительные рубашки, доснарядил все магазины и барабаны к своему автомату, вытащил и положил в нишу оба люгера, приготовив их к стрельбе. Наш миномёт, по приказу ротного, вступил с немцами в контрбатарейную борьбу и, выпустив весь невеликий теперь уже запас мин, замолчал. Но своё дело он сделал, фрицевские самовары ненадолго притихли, правда, потом начали стрелять снова, но уже не так интенсивно. В семистах метрах от наших позиций, по сигналу красной ракеты, немцы побежали, не менее взвода атаковало нас и со стороны деревни. Огня мы пока не открывали, приказа не было и, осмелев, гансы побежали быстрее. Ротный лично обошёл каждого бойца и раздал ценные указания. Поэтому с расстояния в пятьсот метров, по противнику начала раздаваться беспорядочная винтовочная пальба, в основном из карабинов, на левом фланге короткими очередями заработал дегтярь и, отстреляв один диск, замолк. Под шумок наши снайпера валили унтеров, а по возможности и немецких офицеров, отличали их по наличию пистолетов-пулемётов, в просторечии шмайсеров (хотя МП-38-40 не имеют к нему никакого отношения). Гансов это не остановило, а лишь раззадорило и, открыв по нам ответный огонь, а так же оставив пару пулемётов на флангах для поддержки атаки, они рванули дальше и поплатились за это.

С трёхсот шагов цепи врага мы встретили огнём из четырёх МГ и одного ДП по фронту, а вот по левому флангу противника отработал максим, хорошо так отработал, взвод немцев сразу же прилёг отдохнуть, большая половина из них видимо навсегда. Но и станкач мы скорее всего потеряли, потому что ребята увлеклись, и вовремя не сменили позицию, вот их и накрыли, сначала фрицевские «дверные колотушки», а потом и миномёты. Рота же наступавшая с фронта, тоже залегла, но не остановилась, а короткими перебежками поотделенно стала продвигаться вперёд. Раздались хлопки выстрелов 50-мм миномётов, да и ручные пулемёты противника стали давать нам жизни, хоть ими и занялась наша сорокапятка, но целей было слишком много.

Я сначала стрелял из трофейного карабина, а потом уже и из ППД, прицепив барабан, короткими, патронов на пять очередями, потому что фашики приблизились к нашему минному полю из гранатных растяжек. Плантация цитрусовых ненадолго приостановила гансов, когда лимонки стали рваться в их рядах, они остановились, думая, что попали на минное поле, но быстро разобрались, и по следам гусениц танка, — мимо трупов своих первопроходцев, — а также сняв часть растяжек, ползком продвинулись вперёд, и по сигналу «три зелёных свистка» бегом рванули в атаку. Наше орудие перешло на картечь, оставшиеся пулемёты захлёбывались длинными очередями, самозарядки строчили как из пулемёта, ППД вообще не останавливались, мой — падла — даже дал клина, и только когда фрицы подбежали на гранатный бросок, мы с превеликим трудом от них отбились, трофейными и своими гранатами. Прилетело конечно и по нам, но мы были в окопах, да и оборонительные рубашки дисциплинированные немцы на свои толкушки не одевали, мы же кидали в них всё, что попадалось нам под руку, вплоть до камней, а свои парабеллумы я даже не заметил как разрядил в противника.

Когда немногие оставшиеся в живых фрицы, откатились от наших позиций, я достал бинокль и осмотрел окрестности. — Да… В горячке боя, я много чего не заметил. — На левом фланге между высоткой и холмом дымился и начинал гореть наш трофейный бронетранспортёр. Ещё два столба дыма, поднимались над плавающими танками в полукилометре от нас, один стоял прямо на шоссе, а вот второй в сорока метрах от дороги. Взяв свой ППД, отцепил барабан и пару раз передёрнул затвор, нажимая на спуск. Автомат исправно щёлкал затвором, поэтому я подсоединил магазин, и выпустил короткую очередь в сторону противника, механизм работал как часики, видимо всё дело в подавателе барабана. Прицепив пистолетную кобуру на ремень, перезарядил пистолеты и убрал туда один люгер, второй же пришлось засунуть в карман. Повесив автомат на плечо, пошёл к своему расчёту. На огневой я нашёл пятерых выживших. Среди них были Иван Мельников, Кеша Задорин, заряжающий Матвей Иволгин, снарядный Лёва Букин, и ездовой Мухтарбек Абаев. Дядя Фёдор где-то неподалёку стоял за пулемётом. Лёва с Матвеем, были ранены, но легко. Сил говорить почти не осталось, и поэтому я, достав портсигар, предложил закурить (несколько пачек мне досталось в трофеях), за сигаретами потянулись все, даже некурящие. Перекурив и немного отдохнув, взводный пошёл искать капитана Алексеева, а я приступил к своим обязанностям командира орудия и, заняв своё место в ровике, стал высматривать немецких артиллеристов в деревне. Очень уж мне хотелось поквитаться с ними за наших пулемётчиков.

В цейсовскую оптику окраинные дома было довольно хорошо видно, а вот позиций фрицевских пушек на горизонте не наблюдалось, и где эти рыжие собаки загасились, видно не было. Миномёты противника тоже не стреляли, да и вообще гансы притихли, то ли ждали подкрепления, то ли готовили очередную пакость. Спросив про наличие выстрелов, узнал, что у нас осталось шесть осколочных, и десяток бронебойных снарядов. Пока я высматривал спрятавшихся редисок, в сопровождении Ивана подошёл ротный.

— Вот что мужики, потери у нас серьёзные, так что ещё одна такая атака и нам трындец, — сказал капитан.

— Вы у нас можно сказать одно из самых боеспособных подразделений. Поэтому у меня к вам просьба.

— Нужно уничтожить эти грёбаные пушчёнки, а потом разобраться с миномётами в деревне. — Да уж иногда такая просьба, посерьёзней приказа будет, — подумал я, а вслух сказал.

— Эти гады где-то прячутся, по крайней мере, на виду не маячат, чтобы их выманить, нужна приманка.

— В вашем распоряжении два бронетранспортёра, так что приманивайте. Из своих, выделяю сержанта Филатова, вы с ним уже сработались.

— Сделаем товарищ капитан. — Берёт инициативу на себя наш взводный. — Работаем братцы.

Выкатив орудие из капонира, перемещаем его на правый фланг по гребню высоты. Установив сорокапятку на новой позиции и поговорив с Иваном, беру Федоса, и идём вниз к нашим лайбам, по пути прихватив одного из миномётчиков. На этот раз снаряжаемся основательно. Выкинув из БТРов всё лишнее, и перетряхнув снаряжение, находим десяток трофейных гранат в форме яйца, пару толкушек и, распределив по экипажам, занимаем места. В первый бэтэр, прихватив противотанковое ружьё, садимся мы с Серёгой, второй занимает Фёдор и, установив пулемёт, проверяет наличие боеприпасов, гоняя второго номера своего расчёта. У нас пулемёта нет, так что положив в «салон» ПТР, выезжаем на задание.

Глава 7. Выстояли

В одном километре от деревеньки остановились и стали высматривать противника. Серёга из своей самозарядки немного пострелял по крышам и окнам домов, Фёдор короткими очередями по плетёным заборам. Никого не обнаружив, на максимальной скорости рванули в атаку, но не прямо в лоб, а наискосок, забирая правее деревни. Хорошо, что луг, по которому мы мчались, был ровным, и никаких препятствий кроме коровьих лепёшек на нашем пути не попадалось. Наши танкисты, а теперь водилы, пиетета перед «чудом враждебной техники» не испытывали. Поэтому, утопив педаль газа до полика, судорожно вцепившись в баранку, гнали на максимальной, следуя правилу, «больше скорость, меньше кочек». И правильно делали, потому что от этой скорости теперь зависела наша жизнь. Нервы у фрицев всё же не выдержали, и по борту нашего броника как градом по жести, сыпанула пулемётная очередь. Нас спасло то, что дистанция была ещё приличной, да и пули скорее всего не бронебойные. Но быть сыром в мышеловке, я и врагу не пожелаю, хорошо хоть выброс адреналина поборол нервное напряжение, да и стрелять из пушки первыми начали всё же наши. Видеть этого я не мог, а только воспринимал всё на слух, так как наблюдать, а уж тем более стрелять из чего-либо, не было никакой возможности. Расстояние в километр мы пролетели минуты за полторы и, проскочив в двухстах метрах от окраины деревеньки, развернулись по широкой дуге и зашли в тыл противнику.

Теперь уже ехали с чувством, с толком, с расстановкой, и стреляли во всё, что шевелится, а что не шевелилось, дядя Фёдор расшевеливал короткими очередями своего пулемёта. Выехав на широкую и единственную деревенскую улицу, обнаружили миномётную батарею противника из трёх стволов, и расхреначили канониров из всего своего вооружения, а подъехав ближе, подарили рождественские яйца Фаберже, изготовленные немецкими оружейниками. Подделка конечно, но сделанная качественно, взрывались они, восхищая своих соотечественников до смерти. Фрицев было немного, и уконтрапупили мы их всех или почти всех (кто-то мог убежать или спрятаться), поэтому поступили следующим образом. БТР с пулемётом, проехав чуть вперёд, остановился по центру улицы, а место Феди за пулемётом занял его водитель. Наш же броник остался стоять, а танкист вылез из-за баранки и, взяв в руки трофейный ПП, стал прикрывать нас с тыла.

Наш «батальон четверых» десантировался и добавил свинца в головы лежащих на земле гансов. Потом мы с Серым пошли на зачистку ближайшего дома, а экипаж дяди Фёдора остался, чтобы контролировать окрестности с улицы. Небольшие сени были пустыми, а вот дверь в избу оказалась закрытой, причём изнутри, так что как приличным людям войти нам не улыбалось. Что же, раз нас не пускают с парадного, войдём с чёрного хода, поэтому шёпотом перекинувшись парой фраз, занимаем позиции возле соседних окон. Стёкла близким разрывом мины были уже вынесены, так что я без всяких проблем зашвырнул в своё окно лимонку и, переждав град осколков, выпустил весь магазин несколькими очередями внутрь дома. После чего отпрянул от проёма для перезарядки. Пока я стрелял, разведчик, выдернув хлипкую раму, просочился в горницу, и закончил начатое нами безобразие, стреляя по-македонски из двух пистолетов. Когда я забрался в дом, то живых противников там уже не было, а лишь три дохлых фрица остывали по углам помещения. Зато напротив оконного проёма, смотрящего в сторону высоты, на столе стоял и обиженно молчал ручной пулемёт.

— Не расстраивайся, — сказал я пулемёту. — Мы тебя с собой заберём, и ты ещё настреляешься по своим бывшим камрадам. — Взглянув на меня и присвистнув, Серёга только покрутил пальцем у виска, и занялся своим привычным теперь уже делом (потрошением потерпевших, насчёт наличия документов и оружия). Сказав ему в спину, — и тебя тоже вылечат, — я повесил на шею свой ППД, закинул на плечо пулемёт, а свободной рукой прихватил короб с патронными лентами. На улицу я вышел, проклиная свою проклятущую жабу. За мной не менее нагруженный поспешал напарник. Всё нажитое непосильным трудом, сгрузили возле нашего бэтэра, я залез внутрь, а разведчик подавал мне предметы, которые я пытался сначала аккуратно складывать под сиденья, но когда в ход пошли лотки с миномётными минами, то понял, что к процессу первоначального накопления капитала, подключился кто-то ещё.

Забив боеприпасами практически большую часть салона нашей иномарки, сверху загрузили два миномёта и, закинув уже через борта десяток карабинов, погрузочные работы окончили, потому что незанятым осталось только место водителя. Места в «бронегрузовике» для пассажиров уже не было, поэтому забрав ПТР, всей бандой загрузились в другой броник, установив второй пулемёт на корме.

Выехав на околицу, решили немного осмотреться и кое-что увидели. С юга, по дороге, выходящей из леса, в нашу сторону пылила колонна фрицевских бронетранспортёров. Расстояние до неё было ещё приличным, около километра, поэтому не долго думая, отправляем наш «грузовик» с донесением к ротному, а сами решаем немного задержать гансов, устроив им — «сюрпрайз». Заехав за ближайший дом, берём ПТР и, зайдя в хату, устанавливаем его на столе, напротив окна, выходящего в сторону противника. На подоконнике соседнего окна, открыв створки, устроился дядя Фёдор со своим пулемётом, зарядив в него ленту с бронебойными патронами. Мы же наоборот оттащили стол вглубь горницы, хоть сектор обстрела и сократился, но нам хватит, засиживаться здесь мы не собирались, да и патронов к ружью было всего десять штук, опять же и вспышку от выстрела не сразу заметят. Стрелять решили с дистанции триста метров, сначала из ПТР, а потом и из пулемёта. Снарядив бронебойными патронами свою «Светку» и пообещав нам разобраться со слишком назойливыми пулемётчиками, сержант Филатов полез на чердак дома. Немцы сильно не торопились, но и не останавливались, поэтому ждать нам пришлось недолго, и через пару минут головной бронетранспортёр уже весело дымил, после пары моих попаданий. Второй, начал объезжать его слева, и удачно подставив мне свой борт, загорелся от попадания в баки с горючим. Третий же не стал искушать судьбу и, отвернув вправо, набирая скорость, рванул вперёд, поэтому с ним я связываться не стал, а разобрался с четвёртым, выпустив по нему три патрона. Из пулемётов по нам пока не стреляли, Серёга своё слово сдержал, отстреляв вражеских пулемётчиков. Так что мы спокойно, но быстро, смылись из дома и, забравшись в дожидающуюся нас «тачанку», на максимальной скорости рванули к себе, но не прямо, а прикрываясь от противника деревенскими избами. С третьим БТРом, Фёдор всё-таки разобрался, подпустив его на сотню метров, сначала влупив несколько коротких очередей по месту водителя, а потом по борту уже остановившегося демага. Немного отъехав от деревни под разгорающуюся пулемётную пальбу, я увидел две исковерканные противотанковые пушки, и валяющиеся в беспорядке трупы канониров. Заключительным аккордом к нашему выступлению, прозвучали выстрелы из немецкого орудия, и взрывы снарядов, разметавшие домик, в котором мы устроили засаду.

Доехав почти до берега речки, повернули направо и благополучно добрались до своих. А там уже в самом разгаре велись работы по укреплению позиций, да и народу значительно прибавилось. Оказалось, что это наконец-то прибыло обещанное ещё утром подкрепление, которое состояло из первого мотопехотного взвода разведроты, и двух отделений станковых пулемётов, которые оставались в расположении батальона. Огромную радость я испытал от того, что и второе наше орудие было здесь, с живым, хоть и поредевшим расчётом, и теперь можно было занять позицию на высотке, и контролировать артиллерийским огнём сектор в 180 градусов, а при желании и все 360. Ну и на закуску, это снаряды, свои-то мы практически все израсходовали, отбиваясь от противника, а прибывшее пополнение, привезло целый грузовик боеприпасов к нашему вооружению. Так что выстрелы к сорокапяткам мы разделили поровну, получилось больше чем по пол быка на орудие и теперь живём. Да и хрен с ними со снарядами, главное боевые друзья живы, хоть некоторые из них и поранены.

Всё это я узнал, когда искал командира роты для доклада и, найдя его возле позиции своего орудия, отчитался о проделанной работе.

— Товарищ капитан, ваше приказание выполнено. Миномётная батарея противника уничтожена в полном составе. Нами захвачены два миномёта и пулемёт, а также уничтожено четыре бронетранспортёра.

— Молодцы ребята! А теперь посмотри, что ты натворил своими «безобразными» действиями. — Сказал мне ротный, приглашая занять место рядом с собой и передавая бинокль. Посмотрев в ту сторону, куда показал мне командир, я увидел следующую картину.

Спешившиеся фрицы, выстроившись в цепь при поддержке бронетранспортёров, по всем правилам военного искусства воевали с деревенскими домиками, обходя их с флангов и пытаясь прижать к реке. Дома не отвечали, принимая на свои могучие срубы пулемётный и винтовочный огонь противника, и лишь некоторые хаты стояли, накренившись, и горели после попадания семидесятипятимиллиметровых снарядов. Немного посмотрев на художества доблестных зольдат вермахта, я вернул бинокль владельцу и, пожимая плечами, сказал.

— А я что, я ничего. Сижу вот примус починяю. Товарищи командиры, разрешите мне наведаться к соседнему расчёту? — Наш взводный тоже был здесь и, посмотрев на него, капитан только хмыкнул и со смешком сказал.

— Иди уже. Примус. Да, и передай командиру, пусть спускают вниз свою пушку, чувствую, что теперь нас начнут ровнять с землёй.

Пока я шёл к Мишкиному орудию, то всё время слышал за своей спиной трескотню пулемётов, немцы воевали с дружелюбными привидениями, и продолжалось всё это ещё не меньше четверти часа. Закончили же они воевать только после того, когда окончательно вошли в деревню, и осмотрели все строения, найдя там только трупы своих камрадов. За это время мы не только успели скатить к подножию высоты свои пушки и прицепить их к броникам, но и загрузить трофейные миномёты в один из ЗИСов. А как только по нашим позициям раздались первые пристрелочные выстрелы вражеской артиллерии, то по приказу командира, личный состав по ходам сообщения спустился с высотки и отошёл к реке, укрывшись под берегом. Мы же сразу после погрузки, под прикрытием высоты, отъехали к берегу реки пережидать артобстрел. Вот тут-то Мишаня и поведал мне обо всех своих подвигах.

Про засаду в лесу, мне кое-что рассказал наш взводный, начало боя за «гадюкинский мост» я и сам видел, а вот что было дальше, об этом история умалчивает, зато творец этой истории, не замолкает, мне даже пришлось направить его в нужное русло наводящим вопросом.

— Миша, про то, как вы воевали на той стороне реки, мне рассказал Ванька. А вот что было у вас здесь в лесу, я не видел? Немного подумав, Михайло продолжил свой рассказ.

— Сначала, мы заняли позицию недалеко от реки, потом нас передвинули почти на левый фланг, где мы и вырыли огневую в полный профиль. Копать нам помогали деревенские мужики, трое из которых осталось с нами, и я поставил их подносчиками к орудию. Они когда-то служили в артиллерии и воевали с немцами ещё в ту войну. Моих же подносчиков и ездовых, я посадил в окопы слева от огневой, выделив им трофейный эмгэ. Справа от нас занимали позицию разведчики, а на самом левом фланге окапывалось отделение станкопулемётчиков, и рядом с ними замаскировались два наших танчика. Закончив копать, я взял пару бойцов, и мы поставили растяжки в тылу и на фланге у пулемётчиков, предупредив их об этом.

— А потом, — Мишаня заулыбался и стал похож на кота, — девчата накормили нас обедом. Ох и вкусные…

— Кто, вкусные? — подначил его я. — Девчата или блины?

— И те, и другие, и третьи. — Ничуть не смутился он и замолчал, о чём-то замечтавшись.

— А что дальше-то было? — настроил я Миху на нужный лад.

— А дальше пришёл поручик Ржевский, и так всё опошлил. — Ответил сержант словами из рассказанного мной анекдота.

— Девчата уехали, приехали эти грёбаные гансы, и мы им дали просраться. Сначала я оставил у орудия всего троих, все остальные стреляли по немцам из карабинов и пулемёта. Потом начали бить по машинам, извели кучу осколочных гранат, но и фашисты тоже хорошо извелись, да и станкачи постарались, на дороге из леса такую кучу малу навалили, что любо-дорого посмотреть, никого живыми из нашей мышеловки не выпустили. А вот примерно через полчаса, эти козлы из трёх пулемётов, начали стрелять по нашей опушке, пули так и жужжали в воздухе, или впивались с противным звуком в стволы деревьев. Поэтому я не стал раньше времени раскрывать свою основную позицию (по немцам на дороге, мы стреляли с запасной) а вот наши пулемётчики не выдержали и стали отвечать, за что и поплатились. — После матерной тирады, Мишка прерывает свой рассказ и нервно закуривает. В три затяжки выкурив папиросу и немного успокоившись, продолжает.

— Их накрыли миномётным огнём, да и нас заодно. Ох, и жуткая штука! — этот миномётный обстрел скажу я тебе. Хоть мы и сидели в ровиках, и даже носа не высовывали наружу, всё равно было страшно аж до усери. От мин, которые падали прямо на землю, глубокие окопы нас ещё спасали, а вот те, что рвались в воздухе, задевая ветки деревьев… — Мишка достал ещё одну папиросу и, прикурив, пару раз глубоко затянулся. — Нашего ездового Хакимова тогда тяжело ранило, если бы не этот бешеный бронетранспортёр с миномётом, кто знает, разговаривал бы я сейчас с тобой, или беседовал с апостолом Павлом. Иван мне сказал, что это ты был на том БТРе и вступил в перестрелку с немцами.

— Ну не я один, а так всё правильно, в пятнашки с гансами мы поиграли. — От души стиснув мою руку, он продолжил.

— Пулемётчикам, конечно, досталось, но их спасло то, что их позиции были в кустарнике на самой опушке, да и в землю они закопались по маковку, и рассредоточились прилично, так что зацепило у них всего двоих, правда, одного насмерть, а второго серьёзно ранило. Фельдшер разведчиков подоспел вовремя, перевязал раненых, и мы их отнесли к переправе, а после того как вы отбили атаку, на машине отправили в село. Мы, конечно, постреляли по тем гансам, которые были дальше от шоссе, я даже залезал на дерево, чтобы корректировать огонь, но насыпь дороги в этом месте была на метр выше горизонта орудия и всё, что дальше четырёх сотен метров, в наш сектор обстрела не попадало.

— Миш, а что случилось с теми двумя танками, которые были недалеко от вас? — спросил я.

— По сигналу с вашей высотки, они рванули в атаку. Но на шоссе остановились и стали в кого-то стрелять. Немного погодя один из них спустился с дороги, а второй остался на месте, и продолжил вести огонь, пока по нему не прилетело бронебойным снарядом, и он не загорелся. Пушчёнку эту мы, в конце концов, уничтожили, но для этого нам пришлось выкатить своё орудие из капонира и продвинуться от опушки на пятьдесят метров до ближайшего бугорка. А потом сработали наши растяжки, что и предупредило станкопулемётчиков, но не спасло. Оказалось, что не меньше взвода противника, обошло нас по лесу, но сначала нарвались на гранатные растяжки, а потом вступили в рукопашную с нашими. Пулемётчики полегли все, но выиграли несколько минут, и наш расчёт встретил гансов картечью, да и два автомата и один МГ тоже постарались, хотя в лесу из пулемёта особо не постреляешь, зато для автоматов раздолье, ну а про картечь можно и не говорить, огорчили мы фрицев серьёзно. Но всё равно, если бы вовремя не подоспели разведчики… Сначала второе отделение с самозарядками, а потом уже третье, причём в полном составе, и все с ППД. В общем прижали мы гадов к реке, и всех уничтожили, даже раненых нашли всех до единого и добили, после того как увидели растерзанные трупы наших. На некоторых живого места не было, так их искололи штыками. А потом пришёл приказ сменить позиции, и за нами приехал грузовик. Мы загрузили на него все наши снаряды, трофейное вооружение и прицепив пушку, сразу рванули к вам на подмогу. Разведчики сначала помогли нам с погрузкой, а когда мы поехали, прикрыли нас, постреляв по противнику, а потом по лесной опушке потихонечку отошли к переправе.

Пока сержант Волохов рассказывал мне эту историю, фрицевские артиллеристы продолжали гвоздить по высоте. Не забывали они так же и про наши позиции на опушке леса, вырубая своими снарядами кустарник и молодые деревца. А закончили они своё грязное дело только через двадцать минут. Может быть, стреляли бы и дольше, но время их поджимало, июльский вечер уже вовсю вступал в свои права, время подходило к половине девятого, поэтому гансы решили с нами разделаться засветло, и под прикрытием артобстрела стали выходить на исходные позиции.

Наблюдатели, выставленные с разных сторон, вовремя предупредили нас об этом, поэтому когда снаряды перестали рваться, мы уже были возле высотки. Пехота по ходам сообщения занимала свои позиции, а бэтэры зайдя с флангов, доставили наши пушки прямо на огневые. За командира моего орудия остался взводный, я же опять переквалифицировался в миномётчики, но оставил командовать двумя 81-мм самоварами сержанта Гаврилова. Сам же, установив третий ствол на своё место в бронетранспортёре, стал командиром «кочующего миномёта». На этот раз со мной были Фёдор и красноармеец из расчёта сержанта.

Оборону мы теперь организовали следующим образом. Позиции на высоте занял второй взвод разведчиков, точнее всё, что от него осталось, а это человек двадцать, зато трофейный МГ был у каждого третьего. К ним прибавились два прибывших отделения пулемётчиков, установив один максим на правом фланге, а второй в центре высоты прямо на КНП, отсюда ему открывался круговой обстрел. Два ротных миномёта, мы установили на левом фланге, оставив там всего двоих миномётчиков, но добавив двух стрелков. Так же на правом фланге высотки заняло позицию второе отделение первого мотострелкового взвода. Два оставшихся отделения этого взвода составили резерв и находились с другой стороны реки. Окоп, вырытый диверсантами возле моста, заняло нештатное отделение местных мужиков, под руководством Егора Сергеевича, который стал наводчиком к максиму, ещё на вооружении у них был дегтярь и немецкие карабины. Ну и с высоты их готовы были поддержать, одно орудие и несколько пулемётов, а также миномёты. А в кустах, растущих вдоль речки, было установлено несколько гранатных растяжек в четыре ряда, так что незамеченным никто подойти не мог. Заняв свои места по боевому расписанию, мы приготовились к бою и ждали, что на этот раз предпримет противник.

В этот раз атаковать высоту в лоб немцы не стали, а только обозначили атаку, подойдя к ней на километр, и установив пулемёты, стали окапываться. Зато с флангов они на нас накинулись всерьёз, но обломались тоже неслабо. Не менее роты фашистов, попытались обойти нас по лесу с левого фланга, и сначала уничтожить тех, кто оборонялся на опушке, а потом добраться и до нас. У них это почти получилось, если бы не одно но. Во-первых, уничтожать там уже было некого — наши вовремя отошли. Во-вторых, часть фрицев нарвалась на растяжки, поставленные ещё Мишкой, чем себя и выдали, а так как сразу никто не разобрался, что это было, то и огонь они открыли раньше времени, думая, что по ним кто-то невидимый кидает гранаты. Постреляв минут пять, и взбодрив себя этим, долбаные гансы короткими перебежками двинули в атаку, а не найдя никого на позициях, обрадовались и побежали гораздо резвее, занимать лесную опушку. Заняв позиции, они подали сигнал, использовав серию разноцветных ракет. Буквально сразу же после сигнала, послав ответный, на наш правый фланг пошли в наступление с десяток бронетранспортёров и цепи пехоты противника. Причём стрелков было гораздо больше, чем смогли бы доставить эти коробки.

Всё это я наблюдал, находясь на КНП командира роты, который был спокоен как удав, и даже как будто чему-то радуясь, начал раздавать приказы.

— Лейтенант Мельников — уничтожить бронетранспортёры противника. Но не торопись Ваня, сначала разберись с пушками на гусеницах, а потом принимайся за остальную броню.

— Лейтенант Бабиновский — уничтожить пехоту противника, сначала на правом фланге, а потом и всю остальную. Андрей, остаёшься за старшего, подпускай метров на пятьсот, а потом бей.

— Пошли сержант, проводишь меня на своём ездящем миномёте на левый фланг, — распорядился капитан Алексеев, и в сопровождении радиста стал спускаться к подножию холма. Недоумевая, я последовал за ним. Ротный с радистом заняли «тачку» с пулемётом, я же занял место в своей, и мы поехали на левый фланг. Остановились борт о борт, в ста метрах от шоссе, и командир, взяв в руки бинокль и осмотрев прилегающую местность, отдал мне следующий приказ.

— Смотри сержант. Скоро германцы пойдут в атаку, а когда они немного отойдут от леса, по ним ударят наши пулемёты, и когда противник заляжет, то ты уже не спи и накрой их из своей мортиры.

— Понял. — Ответил я. — А если не пойдут?

— Пойдут Николай. Уже пошли. Так что не зевай, занимай позицию и действуй. — Отдав мне приказ, капитан что-то сказал водиле. БТР, выехав на насыпь дороги, на максимальной рванул на ту сторону реки и, преодолев мост, развернулся и занял позицию на обочине шоссе. Расчехлив свой бинокль, я вгляделся в зелёнку, и увидел клинья немецкой пехоты, двигающиеся в нашу сторону, поэтому сдав назад и прикрыв борт холмом, я принялся вычислять расстояние до противника, и готовить данные для стрельбы. В этом месте, лес подходил к трассе на расстояние четыреста метров, а мы стояли в ста пятидесяти метрах от шоссе. Но гансы двигались, и поэтому приходилось постоянно менять угол прицеливания, хорошо хоть что миномёт был практически на прямой наводке, и не нужно было высчитывать ничего лишнего, но всё равно, я весь изматерился, пока дождался открытия пулемётного огня. Сергеич, «гад» такой, выждал, когда фрицы отойдут от опушки леса на сотню метров, и только после этого открыл по ним убийственный, фланговый огонь из своего максима. Расстояние между пулемётом и правым флангом немецкой цепи не превышало двухсот шагов, поэтому огонь был практически кинжальным, и правофланговый взвод фрицев как косой смахнуло. Не отстали от такого веселья и трофейные пулемёты с высотки, превращая в фарш остальных захватчиков. Атака противника, не успев начаться, сразу же захлебнулась, живые попадали на землю и, прикрываясь трупами своих сослуживцев, открыли ответную стрельбу по высоте, а ротные миномёты попытались накрыть своим огнём станкач Егора Сергеевича. Но кто же им это позволит. Как только раздались хлопки вражеских 50-мм миномётов, я сразу перенёс огонь своего на один из них, а Мишка принялся уничтожать миномётчиков, стреляя по ним прямой наводкой, осколочными гранатами. Так что даже пристреляться по нашим, они толком не успели. Закончив с ротными миномётами, сорокапятка перенесла свой огонь на станковые пулемёты немцев, а я принялся выискивать и уничтожать ручных пулемётчиков.

А так как миномёт не пушка, и стрелять прямой наводкой точно в цель он не может, то перепадало и стрелкам, лежащим поблизости. Так же перепадало им и от наших пятидесяток, которые развили максимальный темп стрельбы, и как градом засыпали своими «морковками» правый фланг противника. Да уж, боже упаси попасть под такой град. Минут через пять после того, как мы разделались с «пятаками» немцев, в зелёнке возле реки сработали гранатные растяжки, а потом по берегу реки длинными очередями заработал пулемёт с бронетранспортёра ротного. Поняв в чём дело, я перенёс прицел и, выпустив по кустарнику пяток мин, продолжил уничтожать основное оружие пехотного отделения противника. У фрицев, был бы шанс отойти обратно в зелёнку, или укрыться за насыпью, а потом продолжить атаку, но хитрый Сергеич всё рассчитал правильно, и гансы попали между молотом и наковальней, что до леса, что до дороги было по двести метров. Если отойти в лес, то под дулами четырёх пулемётов и одного орудия, это самоубийство, да и задача не будет выполнена, а если рвануть к насыпи, то получаются те же яйца, только в профиль, от пулемётов, бьющих с фронта, укрыться ещё можно, а вот от станкача бьющего во фланг… Но кто-то умный у фашиков нашёлся, и они сосредоточили огонь из всех своих стволов по бригаде Сергеевича, а когда с той стороны перестали отвечать, рванули к дороге, и огребли опять же с двух сторон. С бэтэра командира во фланг, а от нас по всей «хитрой рыжей морде», из двух МГ, а Мишаня ещё и картечью врезал, так что мёртвых попадало на землю гораздо больше живых. Увлечённый боем, я даже не сразу заметил, как к нам подбежал посыльный, и передал приказ от лейтенанта Бабиновского срочно прибыть на правый фланг. Подсадив бойца к себе в броник и угостив сигаретой, я только спросил.

— Ну как там? — на что получил лаконичный ответ.

— Жопа. — То, что там опа намного больше, чем у Дженифер Лопес, я понял по незамолкающему стрёкоту пулемётов и частым выстрелам наших двух миномётов, тогда как сорокапятка почему-то молчала. Остановив БТР рядом со стреляющими миномётами, и сказав бойцам, чтобы снимали миномёт и присоединялись к общему веселью, пробираюсь на КНП и застаю там своего командира.

— Вот что Николай, — говорит мне Иван, — лейтенант Бабиновский ранен и теперь я за старшего. Ты пока осмотрись, а потом решим, что нам делать. — Достав свой бинокль, оглядываюсь вокруг и вижу следующее.

Со стороны деревни неспешно, под прикрытием бронеходов, продвигается рота противника, хоть пять коробок и горит, зато пулемётный огонь с остальных практически не даёт поднять головы. Наши стрелки, сделав несколько выстрелов, вынуждены быстро менять позицию, потому что туда сразу прилетает из двух или трёх пулемётов. А ещё и окопавшиеся с фронта немцы пошли в атаку, но как-то лениво, так что максим, установленный в центре, пока ещё придерживает их, ну и до них ещё далековато, а вот до тех, что с фланга, уже не более трёхсот метров.

— А что с пушкой Вань?

— Прицел разбит, приходится наводить по стволу, но сам видишь, гансы не дают поднять головы, а о смене позиций я даже и не заикаюсь, у орудия осталось всего три человека, все остальные ранены, да и патроны кончаются, что наши, что трофейные. Хорошо хоть что бронетранспортёры с пушками мы успели уничтожить в первую очередь.

Да уж, положение хуже не придумаешь, отойти с высоты и переправиться, мы явно не успеем, да и толку от этого. Фрицы на технике, догонят за пару минут, и перестреляют в чистом поле как куропаток, а потом спокойно войдут в село, а там наши раненые, так что местным жителям явно не поздоровится, скорее всего, обозлённые своими потерями расстреляют или сожгут всех кого найдут. Остаётся только подороже продать свою жизнь и забрать с собой побольше «друзей», чтобы на том свете не скучно было. Как говорят, — мёртвые сраму не имут, — так что остаёмся на месте до конца, а вот своего или чужого, будем посмотреть. Как там в песне у Высоцкого говорил один капитан, — ещё не вечер, ещё не вечер, — хотя у нас уже вечереет. Увидев в нашем окопе трофейный эмгэшник, а также противотанковое ружьё, спрашиваю у Ваньки, — есть ли патроны к этому слонобою?

— Да есть немного, — говорит он — нашли десяток, когда перебирали трофейные боеприпасы, а вот к пулемёту нет.

— Ну, тогда прорвёмся. Жди, я сейчас. — Подбадриваю я его и несусь к своему БТРу. Забравшись внутрь, достаю трофейный ранец с н.з. и, прихватив короб с пулемётными лентами, выскакиваю обратно, чуть не сбив с ног дядю Фёдора. Как говорится на ловца и зверь бежит.

— Вот что Федя, заряжай свой пулемёт бронебойными, и занимай позицию немного впереди, а потом гаси все бронекоробки, которые увидишь, ты это умеешь, я знаю.

— Понял командир.

— И вот что, на всякий случай. Прощай.

— До встречи, Коля, — говорит он и, смахнув слезу, лезет в броник. Подхватив свою поклажу, я бегу на КП к взводному. Командно-наблюдательный пункт находится на самом высоком месте нашего бугра, а окоп под него вырыт буквой П, со сторонами длиной три метра, причём одна из сторон переходит в ход сообщения, ведущий в тыл высоты, так что стрелять можно в любую сторону, поэтому заняв позицию в отнорке на западной стороне и зарядив в МГ новую ленту, начинаю работать.

Иван щелкал из ПТР по бронекоробкам, а я осаживал пехоту, лупя по ней короткими очередями. Позицию приходилось менять постоянно, но места в ходе сообщения хватало, а поначалу нас вообще не воспринимали всерьёз, и целых пять минут мы резвились, как хотели. Но когда два бэтэра остановились и задымили, а цепи отделений идущих в атаку стали редеть, за нас принялись серьёзно, и обратили самое пристальное внимание оставшиеся. Но фрицев мы притормозили и внимание отвлекли, поэтому ещё одна коробка вспыхнула от попадания 45-мм снаряда нашей пушки. Я уже добивал последнюю ленту, распевая во весь голос, — «Наверх вы товарищи все по местам» — и готовился принять свой последний и решительный, но слава богу, или командованию, писец подкрался незаметно, но теперь уже к евроинтегрантам.

Нас бы смяли, несмотря на все наши усилия, но вовремя подоспела «кавалерия из-за холмов», причём как в переносном, так и в прямом смысле этого слова. Сначала авто-броневая рота наших разведчиков, а потом и кавалерийский полк. Но в горячке боя я этого не заметил, понял лишь только тогда, когда немецкие коробки стали взрываться, а часть из них попыталась развернуться и угнать назад. Пехотинцы противника, не дойдя буквально пятидесяти метров до наших позиций, сначала залегли и начали перекатами отходить, а потом и во все лопатки рванули в свой тыл, преследуемые шестью средними бронеавтомобилями и эскадроном казаков на лошадях.

Пропустив начало нашей атаки, за её продолжением, мы с лейтенантом наблюдали уже самым пристальным образом. Порубав в капусту убегающих, эскадрон на достигнутом не остановился, а при поддержке бронеавтомобилей поскакал в деревню. На её западной окраине БА-10 остановились и, постреляв куда-то из пушек, разделились. Один взвод продолжил поддерживать атакующий эскадрон в юго-западном направлении, а другой двинулся в сторону шоссе. В это время за нашей высотой спешивались два эскадрона кавалеристов, а левее, по атакующему с фронта противнику, из пушек и пулемётов молотили три наших средних броневика, четвёртый же, заехав на вершину холма, стрелял оттуда. Атака сразу застопорилась. Но надо отдать им должное, немцы не растерялись, а только лишь залегли, и на передний план выдвинулись их бронебойщики. Но тут уже активизировались наши снайпера, да и дистанция для стрельбы из ПТР была предельной, так что особого урона наша броня не понесла, но и вперёд пока никто не пошёл. Правда тот броневик, который заехал на высотку, резко сдал назад и остановился за гребнем, а из него кашляя и отплёвываясь, во все двери и люки вывалился экипаж. Гансам поплохело лишь тогда, когда бойцы первого сабельного эскадрона поднялись к нам и, заняв позиции, врезали по ним из восьми своих ручников и сотни карабинов, а второй эскадрон пошёл в контратаку слева от высоты, при поддержке броне-автомобильного взвода. А вот после этого, пехотная рота противника начала откатываться, прикрываясь огнём своих ручных пулемётов, но тут уже орудие сержанта Волохова прямой наводкой стало уничтожать расчёты вражеских пулемётчиков. Пока мы с Иваном смотрели за полем боя и решали чем помочь нашим, к нам в окоп спрыгнул один из кавалеристов, в звании старшего лейтенанта.

— Ну что бойцы, как у вас тут? — спросил он.

— Как в сказке, — ответил я, — чем дальше, тем страшнее, — а Ванька только хмыкнул, и продолжил.

— Если бы не добры молодцы на лихих конях, тут бы и сказочке конец. Старлей хотел было возмутиться, но увидев кубари на петлицах взводного и наши посеревшие, но решительные физиономии, сдержался и представился первым.

— Старший лейтенант Задорожный.

— Сержант Доможиров.

— Лейтенант Мельников. Представились мы в ответ. А Ванька продолжил.

— Еле отбились, ещё бы минут десять, и… Так что не взыщите товарищ старший лейтенант, но долго вы ехали, а мы тут с самого утра воюем.

— Видел я вашу работу артиллеристы, но мы сами только с эшелона, не успели толком выгрузиться, а тут приказ на марш и сразу в бой. Ладно, некогда мне тут с вами, надо в атаку идти.

— Не торопитесь, товарищ старший лейтенант, — встреваю в разговор я.

— Там впереди у нас минное поле, так что лучше обойти правее, возле того горящего бронетранспортёра, — показываю рукой направление.

— Спасибо сержант, потери мне сейчас не нужны. Тем более от своих мин.

Пока мы разговаривали, со стороны деревни подошёл взвод бронеавтомобилей и ударил немцам во фланг. Увидев, что противник начал откатываться ещё быстрее, старлей выскочил на бруствер окопа и, встав во весь рост, прокричал команду.

— Эскадрон! По коням! — И самым первым спустился с горки. Спустя некоторое время, за ним последовали и бойцы первого эскадрона. Вскочив в сёдла, они на рысях поскакали за своим командиром, а домчавшись до определённого рубежа, развернулись в лаву и пошли в атаку. Раз пошла такая пьянка, то и броневзвод слева двинул вперёд, а спешенные кавалеристы побежали за ним, стреляя из карабинов и пулемётов.

В это время к нам в окоп, перхая, спустился один из бронеходчиков, в чёрном комбинезоне и с танкошлемом на голове.

— Чем это меня шандарахнуло? — спросил он, — глаза до сих пор слезятся, а во рту как с похмелья и горло дерёт.

— А это вон из того слонобоя, — говорю я в ответ, показывая рукой на противотанковое ружьё.

— Это из такой вот штуки по мне врезали? — удивляется командир бронеавтомобиля, подойдя ближе и рассматривая ружьё.

— Скорее всего, по крайней мере, мы из него неплохо сократили поголовье немецкой бронетехники. — Отвечаю я и, достав последний, оставшийся в магазине патрон, протягиваю его недоверчивому собеседнику. В подтверждение моих слов на левом фланге ярко загорается один из наших БА-10.

— Что там случилось? — спрашивает командир.

— Один бронеавтомобиль подбили, — вступает в разговор Иван.

— Да в господа бога, душу мать… Что же они делают бисовы дети. Афоня связь давай, хватит загорать, — кричит командир «бронекавалеристов» и бежит к своему транспортному средству. Добежав и выхватив гарнитуру из рук радиста, кричит в микрофон.

— Третий, третий. Приём третий. — Ответ другого абонента мы естественно не слышим. А командир продолжает.

— Третий. Что случилось? — и, дождавшись ответа, командует.

— Пропусти вперёд пехоту, сам не лезь, а поддержи огнём. Как понял? Приём.

— Второй. Приём.

— Следуй за кавалерией и поддержи огнём.

— Четвёртый. Четвёртый. Приём.

— Что у тебя? Повтори, где находишься?

— В лес не лезь. Как понял? Приём.

— Повторяю. В лес не лезь. Конники без тебя разберутся.

— Отойди на триста метров от опушки и атакуй в сторону шоссе.

Командир роты, залазит внутрь своего бронеавтомобиля и, высунувшись по пояс из башенного люка, осматривает окрестности в бинокль. Потом, помахав нам на прощание рукой, даёт команду начать движение, и его машина, спустившись с высоты, выезжает на шоссе и устремляется в бой. А через некоторое время, яркий костёр разгорается и на правом фланге, на фоне тёмного леса, его отлично видно. Время подходило к одиннадцати часам, так что дальнейшее от нас скрывает «туман войны», ночь уже вовсю вступала в свои права, и только убывающая луна, немного освещала окрестности своим блёклым светом. Последнее что удалось разглядеть это то, как по дороге на юг проносятся кавалеристы ещё одного эскадрона, а сразу за ними пулемётные тачанки и передки с артиллерийскими орудиями.

Приехавший на бронетранспортёре ротный, привёз пленного офицера в звании гауптманн, которого захватили бойцы первого взвода при следующих обстоятельствах. Когда на связь с нашим капитаном вышел командир бронероты и сказал, что находится в десяти километрах от нас, то ротный сразу послал свой резерв, выделив им проводника, для удара в тыл фашикам, залёгшим между лесом и шоссе. Переправившись через реку в километре от моста, разведчики сначала перебили всех немцев, которые были в лесу, а потом заняли позиции на опушке. Будущих трупаков, было немного и нападения они не ожидали, так что управились быстро и без лишней стрельбы. Успели минута в минуту. Из-за моста как раз показались наши броневики, и в первую очередь врезали из пулемётов, по залёгшей слева от шоссе пехоте, а потом уже разделились и пошли мочить остальных. Вот тут-то гансам уже никакого выбора не оставалось, кроме как отступить, тем более пушка перенесла свой огонь на другие цели, да и один из пулемётов тоже. Так что рванули они во все лопатки и, думая, что спаслись, нарвались на кинжальный огонь. Разведчики подпустили их на пятьдесят метров, и залпом ударили из двух пулемётов, десятка ППД, и стольких же самозарядок. От роты противника и так оставалось не больше трети, а тут еще и засада, так что мотопехотная рота полностью перестала существовать. Командовавший «засадным полком» командир взвода, подал сигнал и, дождавшись прекращения огня в свою сторону, отправил людей на зачистку. Во время этой зачистки и был обнаружен командир роты противника, раненый в ногу. Пленного перевязали и передали на «воспитание» нашему ротному, который как раз подъехал, чтобы отдать новый приказ разведчикам. Капитан Алексеев, забрав пленного, уехал командовать дальше, а бойцы взвода, неплохо затарившись трофейными пистолетами, парой МГ-34 и несколькими автоматами, пробираясь опушкой леса, отправились для удара во фланг противнику. Я в это время ошивался внизу, собирая бригаду «ух» чтобы съездить на мародёрку и прибарахлиться боеприпасами к трофеям, но ротный меня обломал, оставив присутствовать при допросе хера гауптмена, — короче капитана по-нашему. Но я всё равно озадачил Фёдора «нашей проблемой» сказав, чтобы он обратился за содействием к сержанту Волохову. На допросе хера капитана собрался практически весь выживший командный состав, а это командир мотострелковой разведроты — капитан Алексеев, командир взвода ПТО — лейтенант Мельников, замок второго взвода — сержант Филатов, а вот в качестве кого присутствовал я, хэзэ. Но приказы не обсуждают, а выполняют, так что будем выполнять. Ротный задавал вопросы, а Серёга переводил нам ответы, так что всё, что знал, хер официр рассказал. Его даже бить не пришлось, так, пару раз надавили на рану и клиент поплыл в прямом и переносном, но нюхнув ударную дозу нашатыря, раскололся как полено на морозе. По «делу» он пояснил следующее.

Их мотопехотный полк пытавшийся побороть наши российские дороги, которые после обильных дождей превратились в грязевые реки, в конце концов, вынужден был сделать небольшой привал (на пару суток), потому что и так невеликие запасы горючего немного закончились. Вперёд успели проскочить только мотоциклисты (толкать мотоцикл гораздо легче, чем грузовик) и разведрота на бронетранспортёрах, а так же шедшая впереди общей колонны, пехотная рота на автомобилях. Но и им пришлось, довольно нелегко. Оставшиеся двадцать километров до шоссе, машины приходилось толкать через каждые полкилометра, потому что места начались хоть и возвышенные, но холмистые, и если под горку машины катились сами, то вот на каждый пригорок их уже катили, спешенные пехотинцы. Через сутки дожди закончились, и дорога на ярком солнце начала подсыхать, но кормить прожорливые моторы грузовиков, было уже нечем, и пехота пошла на своих двоих, сопровождаемая лишь несколькими грузовиками с пушками и полевыми кухнями. Пара машин, была загружена боеприпасами, а вот всё остальное, вплоть до тяжёлых пулемётов и батальонных миномётов, тащили на своих плечах «доблестные зольдаты вермахта». Третий батальон остался для охраны и обороны колонны автомашин, а вот первый и второй отправились покорять русское бездорожье. Командир батальона при этом, долго склонял на все падежи и эти дороги, и это грёбанное руководство, которое из чисто пехотной, переформировало дивизию в мотопехотную. К мосту через реку Межа, батальоны добрались только к двум часам дня и, пообедав, стали приводить себя в порядок, надеясь отдохнуть до следующего утра, но эти долбанные мотоциклисты, опять обосрались на ровном месте и запросили помощи. Поэтому пришёл приказ. — Срочно выдвинуться вперёд и уничтожить противника. — А так как в первом батальоне, целая рота была на транспорте (до этого охраняла мост через реку), то он естественно и двинул на помощь, «конфисковав» во временное пользование у второго все грузовики и пару пехотных орудий. В машины набились с перегрузом, но всё равно, транспорта на всех не хватило, и первая рота, отправилась на своих двоих, но им полезно было размяться, так как до этого они балдели, занимаясь охраной моста. Второй батальон, должен был занять господствующую высоту в шести километрах от реки, а также охранять переправу. Так как запросить авиаподдержку не получалось, то командир батальона, не стал повторять ошибки предшественника и атаковать неполным подразделением, а дождался когда соберутся все силы, а также прибудет разведывательная рота на бронетранспортёрах. А пока все собирались, он произвёл разведку и рекогносцировку местности. Дольше всего ждали разведчиков, но и без поддержки брони, наступать было не желательно, поэтому-то и начали атаку так поздно. Ну а дальнейшее мы и так всё знали, поэтому отправив пленного в тыл, разошлись по своим делам.

Глава 8. После боя

Конец простой, пришёл тягач, и там был трос, и там был врач… Сначала к нам подъехало несколько грузовиков, а следом за ними санитарный автобус с медиками, поэтому в первую очередь врач осмотрел раненых. Некоторым сменили наспех наложенные повязки, погрузили в санлетучку самых тяжёлых, а всех кто не вошёл, в кузов ЗИСа, и отправили в село Ильино. Потом занялись павшими в боях и, опознав всех, забрав у них документы, и заполнив бумажки в смертных медальонах, записав данные красноармейцев, вложили пенальчики в карманы гимнастёрок погибших бойцов.

Хоронить всех решили завтра на деревенском кладбище, поэтому загрузив убитых в два грузовика, отправили туда же. Наконец-то дошла очередь и до выжившего, но смертельно уставшего личного состава. В обороне на высоте, капитан Алексеев оставил первый взвод, а так же пару максимов с расчётами, которые прибыли позже. А вот всех тех, кто воевал с самого утра, отводили в тыл, но недалеко, а до ближайшего населённого пункта, расположенного в километре. Так что прицепив к бэтэрам наши орудия, мы спустились с бугра и, присоединившись к колонне из двух полуторок, поехали в гости. Притормозив у моста и забрав шайку «стариков-разбойников», мы покатили устраиваться на постой к гостеприимным хозяевам. Ротный, оставив за себя старшим командира первого взвода, ехал с нами. После того как мы выехали на шоссе я, убаюканный равномерным покачиванием, прислонившись к борту, задремал, но толком поспать мне так и не дали. А разбудила меня резкая остановка нашего БТРа, а потом и громкие крики, доносившиеся от головы колонны. Узнавать что-либо у спящих бойцов, было бесполезно, поэтому, прихватив немецкий МП и перепрыгнув через борт, я пошёл на звук разгорающейся перебранки.

Подойдя ближе, увидел следующую картину. В свете фар грузовичка, размахивал пистолетом и, брызгая слюной, орал какой-то невысокий тип в командирской фуражке, с шашкой на боку, а напротив него стоял командир роты и молча сжимал кулаки.

— Дезертиры! Предатели! Да я вас под трибунал! — срываясь на визг, орал неизвестный военный.

— Да как вы смеете бежать с поля боя?

— Тебя повесить мало. Да я тебя гада, сейчас собственными руками застрелю, — верещал этот сморчок, пытаясь передёрнуть затвор пистолета.

— Арестовать его! — Приказал этот хмырь, своим стоящим за его спиной нукерам.

Я уже незаметно передёрнул затвор, готовясь отправить на тот свет эту компанию, а потом списать на боевые потери, но обстановку немного разрядил Егор Сергеевич Сомов, который подошёл и плюнув на ладонь, зарядил боковым размашистым ударом в ухо, разошедшемуся не на шутку батальонному комиссару. Приговаривая при этом.

— Ах, ты ж сука курляндская, — да ты на кого ишак, свой хвост поднимаешь? Или ты забыл, как мы тебя из нужника вытаскивали, когда обдристанный ты там прятался, вместо того чтобы полком командовать.

Сбитый неслабым ударом комиссар, гремя, шпорами, шашкой, ну и костями, укатился на обочину и там затих. Его охрана, или свита, попыталась дёрнуться, но увидев направленные на них стволы автоматов, наших подошедших бойцов, одумалась и осталась на месте.

Я не знаю, чем бы закончилась эта история, но вскоре раздался цокот копыт по асфальту, и к нам подскакал какой-то командир в кубанке, в сопровождении нескольких кавалеристов.

— Что за шум, а драки нет? — Спросил он, ловко спрыгнув с коня и подходя к нам. Но увидев, барахтающегося в пыли недомерка, повысил голос.

— Оказывается наоборот, драка есть, а шуму нет. Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит?

— Товарищ комбриг! Разрешите обратиться? Капитан Алексеев. — Не растерялся наш ротный.

— Обращайтесь. Товарищ капитан.

— Рота с приданными подразделениями, под моим командованием, целый день вела бои с превосходящими силами противника. Полученная задача по обороне моста, нами выполнена. При этом уничтожено два батальона противника и двадцать бронетранспортёров. Личный состав направляется в тыл для отдыха, лечения и ремонта боевой техники.

— Молодец капитан. А не врёшь? Про двадцать бронетранспортёров. А то мои орлы утверждают, что это всё они намолотили.

— Не вру, товарищ комбриг, все БТР уничтожены огнём приданных мне сорокапятимиллиметровых орудий. А вот следов от шашек на них нет. — Командир конников начинает смеяться.

— Это с чего ты взял капитан, что мои кавалеристы должны рубить броню шашками, у нас и своя артиллерия имеется.

— А с того, что когда подошла ваша артиллерия, бой уже закончился, и все бронетранспортёры были уже подбиты нашими пушками, а потом и бронеавтомобилями нашего разведбата.

— Ладно, верю. А почему это у нас товарищ Лацис тут валяется? — Показывает командир, на сидящего на обочине и трясущего башкой политбойца, к тому же испытывающего рвотные позывы.

— Да он же пьяный. Ты только посмотри на него. Кондрат Семёнович. — Встревает в разговор Сергеич. — Вон, уже и блюёт.

— Это кто тут меня по имени отчеству навеличивает? — удивляется комбриг, — да и голос как будто знакомый. Неужели… Да нет… Не может быть.

— Сомов? Точно. Сомов Егор Сергеевич, — командир моего эскадрона на Юго-Западном.

— Угадал. Конармеец Мельник. Он самый. Сомов и есть. А ты я смотрю, уже до комбрига дорос? Наверное дивизией командуешь?

— Да вот командую. А ты-то что тут делаешь, старый служака? — спрашивает комдив. А в это время мимо нас неспешным шагом проходят кавалерийские эскадроны.

— Живу я здесь. А теперь вот и воевать за свой дом приходится. А вы я смотрю, на войну-то не шибко поспешаете? — отвечает Сергеич.

— А куда торопиться-то. Мне прислали донесение, что мост через реку Межа захвачен, противник полностью уничтожен. Захвачено много пленных и трофеев.

— И кто же это тебе прислал такое донесение? И когда? Отсюда до той Межи шестнадцать вёрст с гаком, а канонаду даже отсюда слышно, и до неё не больше десяти.

— Как кто? Командир полка и прислал, подписали он и комиссар Лацис. Кстати вот же он. Сейчас у него и спросим. — Испачкавшемуся комиссару, уже помогли подняться и вытирали обгаженную форму его приближённые, один из них что-то искал и не находил.

— А скажи-ка нам товарищ ЛацИц, — где сейчас находится твой полк? — спросил комбриг, почему-то делая ударение на втором слоге фамилии замполита.

— Как где? Преследует убегающего в сторону Смоленска противника. — Не моргнув глазом, ответил этот хитрец.

— Я понимаю, что преследует. А вот где конкретно преследует? Ты можешь пояснить?

— Захватив переправу через реку Межа, наш полк и дальше продолжил преследовать фашистских оккупантов.

— А если полк за рекой, тогда почему его комиссар в тылу?

— А я… А мне… А у меня приказ!

— Какой ещё приказ, и кто тебе его отдал?

— Партия мне отдала приказ! Задерживать всех дезертиров и отправлять их в бой! — начал выкрикивать лозунги этот козёл.

— И много ты тут дезертиров задержал Лациц? — играя желваками, спросил командир дивизии.

— Да много. Целую колонну на автомашинах и бронетехнике, которые бегут в тыл. А вот некоторые, вместо того чтобы посылать их в бой, либеральничают и… — И тут от удара уже по правому уху, этот мудила опять оказывается на земле.

— Товарищ комбриг. Разрешите связаться с нашими и прояснить ситуацию? — обращается к комдиву ротный. — А то из допроса пленных, я выяснил, что в пяти километрах от реки, в обороне на высоте сидит целый батальон противника.

— Действуй капитан. — Спустившийся из кузова радист, оказывается, уже настроил рацию на нужную волну и, получив приказ, начал вызывать абонента.

Через некоторое время после монотонного бубнения радиста, из наушников раздаётся голос командира авто-броневой роты, который слышно даже на некотором расстоянии от рации. На вопрос о прояснении обстановки, следует ответ, состоящий из идиоматических слов и выражений, из которых можно напечатать только одно слово. — Приём. — Потом гарнитуру берёт наш ротный.

— Пятый ответь десятому. Приём.

— На приёме пятый.

— Нужна ли помощь кавалеристам? Приём.

— Кавалерию расхреначили как бог черепаху. Где эта… помощь. Донесение послали ещё два часа назад. Боеприпасов…Противника до… Приём.

— Со мной командир кавалеристов. Что ему передать? Приём.

— Передай что он мудак. Я таких командиров… Где их носит. У меня потери. Пошли все на… Из боя выхожу. Приказа мне не было. Приём.

— Понял тебя. Приём.

— Связь кончаю.

— Ну, вы всё слышали товарищ комбриг, — сказал комроты, поднявшись на ноги.

— Да слышал. — Тяжело вздыхает Кондрат Семёнович. И через несколько секунд начинает отдавать приказы.

— Эту падлу чухонскую арестовать, но в тыл не отправлять, а привезти в полк, пусть его бойцы сами расстреляют. Всех кто с ним был, допросить. Особист, займись.

— Коня мне. Прощай, Егор Сергеевич. Извини, но сам видишь дела. Война не ждёт. — Вскочив в седло, комбриг даёт шпоры коню и, взяв с места в карьер, мчится в голову колонны. А через минуту впереди раздаётся команда.

— Полк! Рысью! Марш! — И мимо нас, начинают проноситься сабельные эскадроны кавалеристов. Бывшего грозу дезертиров и его сообщников уводят, а мы вынуждены стоять и пережидать бесконечную колонну красных конников, потому что уже практически приехали.

Нам осталось только повернуть налево и, съехав с шоссе, выехать на дорогу, ведущую в село, но пока мы не могли этого сделать. Хорошо хоть, что в результате нашего стояния, Федя нашёл свидетеля, который впоследствии, кое-что прояснил в вопросе о донесении комбригу. Спустившись по какой-то своей надобности с дороги, дядя Фёдор наткнулся на лежащего без сознания человека в форме кавалериста. Когда его подняли наверх, то увидели, что руки у него связаны за спиной, всё лицо разбито, а гимнастёрка с петлицами лейтенанта в крови. Ни оружия, ни документов при нём не обнаружили, поэтому просто развязали и положили в грузовик, так как в сознание он так и не пришёл. В колонне конников образовался разрыв, поэтому мы быстро повернули налево и наконец-то приехали в Ильино.

Для постоя нам выделили колхозный клуб, который располагался в центре, поэтому оставив всю технику и орудия на небольшой площади под охраной часового, и передав найдёныша на попечение медиков, мы пошли в помещение. Там уже находился караул, состоящий из водителей, поэтому мы, сложив всё стрелковое оружие и амуницию, собрались уже завалиться спать. Но не тут-то было, пришла делегация от местных жителей, и по одному два человека, разобрали всех бойцов по домам, под предлогом того, что после такого боя и попариться не грех, да и отдохнуть в домашней обстановке не помешает. «Офицеров» зазвал к себе Сергеич, я уже хотел было пойти с ними, но тут почувствовал чей-то взгляд и увидел её. Как ледокол, никого не замечая на своём пути, иду на этот взгляд и, подойдя к девушке, со словами. — Здравствуй Алёна, я вернулся. — Обнимаю её и прижимаю к себе, стараясь всем телом ощутить прикосновение этой нимфы. Алёнка сначала не сопротивляется, но когда объятия немного затягиваются, начинает слегка отталкивать меня, шепча при этом на ухо, — пусти Коля, люди же кругом, неудобно. — Придя в себя, с сожалением разжимаю объятия и отхожу на пару шагов назад. Всё-таки на дворе не двадцать первый век, и тут ещё не принято прилюдно сношаться на дискотеке, а потом обсуждать это по зомбиящику. Мне-то конечно похиг, а вот девушке здесь жить. Раскрасневшаяся молодка, начинает поправлять на себе одежду, притворно ворча при этом.

— Чуть совсем не раздавил меня. Медведь. И откуда столько силищи взялось, вроде с виду и не скажешь. Ладно, пошли уже, солдатик, я там баньку протопила и ужин давно уже на столе. — Взяв меня за руку, она выводит меня из помещения. Тут на нашем пути попадается Фёдор и, сунув мне в другую руку чем-то постукивающий вещевой мешок, подмигивает и испаряется из виду. На улице я уже перехватываю инициативу, и предлагаю подруге взять меня под руку. Мы же всё-таки не пионеры, чтобы за ручку ходить. Делая вид, что никуда не торопимся, а просто гуляем, быстрым шагом идём к её дому. Отворив калитку и цыкнув на собаку, Алёнка сразу ведёт меня в баню. Зайдя в предбанник и запалив керосинку, она ставит её на скамейку и начинает расстёгивать пуговицы на своей блузке.

— Что ты стоишь столбом, — говорит мне плутовка, — или в первый раз видишь, как женщина раздевается? а может тебе помочь?

— Такую как ты в первый, — отвечаю я, и скидываю форму, перекрыв норматив раза в два, при этом не сводя с неё глаз. Раздеваемся почти одновременно и, взяв с собой лампу, идём париться или…

— Ложись на полок, — сказала мне Алёна и, чем-то плеснув на каменку начала священнодействовать с вениками. Нас окутал пар и запах свежеиспечённого хлеба. То ли я немного угорел с непривычки, то ли в парном воздухе присутствовал «секретный ингредиент», но мой мозг практически полностью отключился, и я только лишь выполнял команды типа; перевернись, ляг на бок, повернись. Тело же наоборот, наполнялось лёгкостью и балдело. Очнулся я лишь после того, как на меня вылили ущат студёной воды и, выйдя в предбанник, плюхнулся на лавку.

— Посиди, я сейчас. — Сказала Алёнка, сунув мне в руки жбан с квасом. Пока я наслаждался ядрёным напитком, она вернулась, протянув мне чистую «спортивную форму», по той моде, состоящую из кальсон и нательной рубахи. Примерив обновку, я уже было собрался надеть свою форму.

— Оставь здесь, я сейчас быстренько постираю, к утру высохнет, — сказала мне хозяйка.

— Как скажешь, — ответил я и, забрав из кармана документы, и прихватив ремень с пистолетом, а так же вещевой мешок, пошёл следом за девушкой. Удивительное дело, буквально полчаса назад, я готов был, упасть где стою и тут же заснуть, но после бани я чувствовал себя как огурец, и не шёл, а как будто летел над землёй. Зайдя в дом, Алёна усадила меня за стол и, сказав — ты поснидай пока, чем бог послал, я скоренько, — упорхнула. А бог нам послал следующее: в центре стола был пышный каравай белого хлеба, рядом с ним горкой возвышались блины, тут же стояла миска с варёной молодой картошкой, рядом в тарелках; малосольные огурчики, засоленные груздочки с колечками лука, политые постным маслом и приправленные сметаной, варёные яйца, сало, порезанное небольшими пластами, причём как солёное, так и копчёное, крынка с квасом, ну и так по мелочи, свежая зелень, а также огурцы. Увидев такое изобилие, мой рот поневоле заполнился слюной, а в желудке заурчало. Как говорится, если хочешь быть здоровым, жуй один и в темноте. Но жрать одному, без хозяйки мне как-то не улыбалось, поэтому обманув желудок парочкой блинов со сметаной, я стал изучать содержимое вещмешка, который подогнал мне Фёдор.

А там было богато: во-первых, наш армейский сухпай на трое суток, во-вторых, несколько консервных банок с иностранными названиями, ну и в-третьих всякие бытовые мелочи, типа мыла, ниток с иголками и разных коробочек. Видимо дядя Фёдор перекидал в этот мешок всё, что ему понравилось из нескольких трофейных ранцев, особо не заморачиваясь над содержимым, потому что тут нашлась и запасная пара чистых портянок, а так же нательное бельё, ну и немецкая алюминиевая фляга, явно не с водой. Выложив на стол банки с импортными консервами, и несколько плиток шоколада, я открыл фляжку и решил по запаху проверить её содержимое, естественно оказалось что-то спиртосодержащее. В этот момент вошла хозяйка и, увидев, чем я занимаюсь, воскликнув, — ой, чуть не забыла, — вышла в сени и вернулась с засургученной бутылкой водки, обтирая её передником.

— Вот, я её в ведёрке с колодезной водой держала, — говорит она, водрузив бутылку на стол.

— А что же вы ничего не кушаете, товарищ сержант, разве не вкусно?

— Очень всё вкусно, я уже весь слюной изошёл. Только вот как-то один, без хозяев дома, не приучен.

— Ну, тогда я мигом переоденусь и вернусь. — Сказала Алёнка и метнулась в горницу. Вышла она буквально через несколько минут, одетая по тогдашней моде в платье в горошек. Положа руку на сердце, на тряпки мне было по барабану, но вот то, как оно было скроено, а тем более фотомодель, которая демонстрировала этот наряд, произвела на меня неизгладимое впечатление. Как говорится Мерелин Монро, может отдыхать в сторонке, по сравнению с этой барышней-крестьянкой, я уже не говорю про современных мне голубеньких модельеров, которые используют манделек, как вешалок для своих фуфлыжных коллекций. Может какие-то ебланы и называют это высокой модой, но как по мне, это полный отстой. Я даже как-то засмущался, присутствуя за столом в неглиже.

— Мадам. На вашем фоне, я выгляжу как последний падеринский нищий. Может я всё-таки одену свою форму, а то моё присутствие за столом как-то не по политесу.

— Пойдём со мной, — говорит мне хозяйка и ведёт в горницу.

— На, примерь. Это от мужа осталось. — Подаёт мне рубаху и парусиновые штаны, девушка.

— А кто у нас муж? — пытаюсь я приколоться.

— Агроном. Только погиб он. Полгода назад утонул. — Со вздохом отвечает Алёна.

— Тогда извини.

— Да ничего, я привыкла уже. — Быстро одевшись, прохожу и усаживаюсь на своё место. Открыв бутылку, разливаю водку по стограммовым стопарикам.

— Ну. За хозяйку этого дома. — Говорю я и, выпив, начинаю закусывать. Ну их нахрен эти понты, когда говорят, что русские после первой не закусывают. С такой закусью, а тем более компаньонкой, как говорил один поп из анекдота, «можно выпить до бесконечности, и ещё немного». Но много пить я не собираюсь, на сегодняшнюю ночь у меня совершенно другие планы.

— Ой, Коля. Зачем так много? — выпив, сморщившись и помахав рукой возле лица, говорит Алёнка.

— Я же не пью.

— Хорошо, больше помногу наливать не буду, но, между первой и второй, промежуток небольшой. — Отвечаю я. И плескаю в стопки, грамм по пятьдесят.

Распечатав импортные консервы, накладываю в тарелку девушки заграничные деликатесы. Сам же предпочитаю употреблять местные продукты. Как там у товарища Булгакова выражался профессор Преображенский. — «Холодными закусками и супом, закусывают только недобитые большевиками помещики. Каждый же мало-мальски уважающий себя человек, оперирует закусками горячими». Но мы чай не профессора, да и посмотрел бы я на этого профессора, после целого дня в бою, а тем паче отведав такой закуси, думаю, он бы не молол всякую чушь. Поговорив с девушкой, «за погоду, за спартачка, кто снежок дальше бросит», перехожу ко второй цифре «марлезонского балета». Танцевать мы, конечно не стали, но выпив на брудершафт и поцеловавшись, мы как-то незаметно переместились в спальню и оказались на кровати. А вот тут уже началось.

Обалдев от такого роскошного тела, я не смог сдержаться и минут через десять «отстрелялся». Женщина даже толком не разогрелась. Поэтому я, сходив покурить и хлебнув кваску, продолжил наши «игры». И вот теперь уже, с чувством, с толком, с расстановкой. Сначала возбудил даму руками, а когда она застонала от приближающегося оргазма, вошёл в неё, продолжая ласкать. И вскоре чуть не задохнулся. Оргазм девушки был бурным и продолжительным, а объятия жаркими. Прикольная шутка, выжить в таком бою, и отдать концы на бабе. Так что после небольшого перекура, переворачиваю свою нимфу на животик и ищу эрогенные зоны на спине, попке и ногах, массирую их, и вхожу уже сзади, благо партнёрша оказалась ладушкой. А вот теперь мы закончили одновременно, видимо удалось раскрыть чакры, кукры или как они там называются. Походу эту точку «джи» я всё-таки нашёл. А может сказалось и эмоциональная составляющая или чьё-то долгое воздержание, только выжали меня до дна, ну я и сам постарался. Всю «каму с утром» конечно же не продемонстрировал, — да я её и не знаю, — но и одной классической позой, мы с Алёнкой не ограничились. Отдавалась она со страстью, изголодавшейся по мужской ласке женщины, так что некоторое неумение в позициях, компенсировала желанием и стремлением достичь наивысшей точки наслаждения. Молодой организм Николая не подвёл, поэтому так и не насытившись друг дружкой, мы уснули только с петухами. Точнее это я срубился, спала или нет девушка, я естественно не в курсе.

Проснулся я только в девять часов, Алёнушки рядом не было, зато на стуле рядом с кроватью висела чистая и выглаженная моя форма. Надев галифе и сапоги с портянками, выхожу во двор, и только там застаю радостную, с блестящими глазами, что-то весело напевающую девушку, которая шла со стороны огорода.

— Здравствуй! Милая моя. — Приветствую я её. Обнимаю и целую прямо в губы.

— Здравствуй, Коля. Пойдём завтракать? — чуть отдышавшись и зардевшись, отвечает она.

— Я сейчас. Только умоюсь и приду. — Посетив заведение «типа сортир», и умывшись из деревянной, стоящей под водостоком бочки, вхожу в дом и застаю на пороге Алёнку с вышитым рушником. Промокнув лицо и руки, надев гимнастёрку и подпоясавшись ремнём, усаживаюсь за стол. Быстро поев, и запив всё прохладным молоком, беру вещмешок и выкладываю на край стола, оставшиеся продукты, иголки с нитками, несколько коробков спичек, две пачки махорки, мыло, как наше, так и затрофеенное у гансов, следя чтобы на упаковке не было иностранных этикеток, а где были, срывая их.

— Вот возьми. Это тебе.

— Зачем так много всего, мы же не голодаем? — удивляется девушка.

— Это пока, а что дальше будет, ещё не известно.

— А махорка то зачем? Оставь себе, у нас ведь никто не курит.

— Пригодится, в крайнем случае, сменяешь на что-нибудь. А лучше забирай сына, и уезжайте отсюда пока не поздно.

— А как же хозяйство, корова, огород? Да и родители мужа уже старенькие, им помогать нужно. — Молчу, и лишь только гипнотизирую её взглядом, стараясь передать свою мысль.

— Беги, дура! Беги пока не поздно, родители своё пожили, но ты же молодая красивая женщина, и что с тобой могут сделать оккупанты, это только одному богу известно. Сама пропадёшь и ребёнка погубишь.

Алёнка отводит глаза в сторону, и после некоторого раздумья отвечает.

— Хорошо, я только поговорю со стариками, а там уж, что они скажут.

— Вот и ладненько. Я пошёл. До свидания. Вот возьми, — протягиваю ей номер своей полевой почты, — как устроишься на новом месте, обязательно напиши.

— Да, чуть не забыл, пустые консервные банки, закопай в первую очередь, мало ли что. — Поцеловав на прощанье, сникшую, со слезами на глазах молодую женщину, ухожу, пытаясь проглотить ком, застрявший казалось не только в горле, но и в груди.

Через пять минут, оказавшись в расположении нашей «банды», нахожу Ивана и, доложив о прибытии, узнаю, что у нас тут творится. Из батальона пока никаких приказов не поступало, поэтому приводим себя в порядок и готовимся к похоронам, которые назначены на час дня. Подходит ротный, здоровается и, оставив на хозяйстве за старшего нашего лейтенанта, собирается на переправу.

— Товарищ капитан. Разрешите обратиться. — Вытягиваюсь я во фрунт, отдав воинское приветствие.

— Обращайся сержант.

— Разрешите за трофеями съездить, а то ни патронов к немецким пулемётам, ни гранат, а про мины, я уж и не говорю. Да и зольдбухи для отсчёта не помешают.

— Ну, ты и жук Доможиров, куркулина ты деревенская, дай тебе волю, ты и всю битую технику в металлолом сдашь. Но ты прав. Бери немного своих людей, и сержанту Филатову передай, чтобы отделение выделил. Через пять минут выезжаем.

Из своих я беру только Фёдора и пару бойцов из Мишкиного расчёта. Поговорив с Серёгой, который ради такого дела дал отделение под командой опытного сержанта, мы небольшой «шайкой-лейкой» состоящей из чёртовой дюжины рыл, не считая водителей, на двух брониках и паре ЗИСов, едем на промысел. Танкисты, а теперь водители, на броне своих БТРов, со всех сторон намалевали красные звёзды поверх крестов, поэтому под «дружественный огонь», попасть мы не должны. Но всё равно в голову колонны поставили наши грузовики, и не зря, так как на подъезде к мосту встретили колонну, состоящую из пяти бронеавтомобилей, один из которых тащили на буксире и десятка подвод с ранеными. Поравнявшись с нами, колонна остановилась, а из головного БА-10, вылез уже знакомый мне командир и подошёл к нам.

Навстречу ему из кабины первого ЗИСа вылез командир разведроты, и о чём-то переговорив, вместе пошли к подводам. Через пять минут телеги с ранеными тронулись в путь, с некоторых из них только слезли бойцы в чёрных комбезах, белеющие свежими повязками и пересели в наши грузовики. Подбитый броневик, с экипажем из двух человек, оставили на обочине возле моста, пара штук поехала следом за подводами, а два оставшихся, присоединились к нам и двинулись к высоте. Прибыв на место и дав команду установить наш миномёт на своё штатное место в бронике, следом за капитанами поднимаюсь на холм, чтобы осмотреться.

Взводный лейтенант доложил ротному обстановку, а также о том, что ближайших к высоте гансов они осмотрели, вооружение и документы забрали, поэтому я обращаюсь к командиру бронеходчиков.

— Товарищ капитан. Разрешите обратиться?

— Обращайтесь сержант.

— У вас остались безлошадные водители?

— Да. Несколько человек есть, да и все командиры машин водить умеют. А, ты, с какой целью интересуешься?

— Можно осмотреть подбитые бронетранспортёры и попробовать завести, а если не получится, утащить на буксире. — Немного подумав, капитан разражается матерной тирадой от избытка чувств, но в «хорошем смысле этого слова».

— А твой сержант дело говорит, — обращается он к командиру разведчиков, — да и мои говорили, что в деревне кое-какая техника осталась.

— Он вообще-то не мой, но я бы от такого старшины не отказался. — Со смехом отвечает капитан Алексеев.

Посовещавшись, решаем поступить следующим образом. Мои люди с «чёрной пехотой», шмонают технику и жмуров справа от высоты, а разведка тех, что с фронта. Начали осмотр с бронетранспортёров, которые Ванька из «фоторужья» щёлкнул, и не прогадали. Так как стрелял он сверху, то и попадал не в мотор, а чуть выше, как раз по месту водителя или рядом с ним, а уже по остановившимся коробкам отрабатывали снайпера, да и не только они, в первую очередь выхлёстывая пулемётчиков. Так что два бэтэра завелись без проблем, но на этом наши успехи практически закончились, потому что с остальными разобрались уже орудия 45-мм калибра, — причём подоспевшие на выручку бронеавтомобили, постарались на славу, засадив по каждой цели, два или три снаряда. Поэтому полностью сгорела половина немецкой «брони», остальные же требовали заводского ремонта. В бронеутюги, мы в основном грузили патронные короба с пулемётными лентами, ну и так по мелочи, автоматы и пистолеты с гранатами, всё остальное складывали в грузовик. В поле мы особо много и не насобирали, что можно взять с мёртвой тушки завоевателя, или со сгоревшего бронетранспортёра, а вот заехав в деревушку, нашли чем поживиться.

Во-первых, три батальонных миномёта и грузовик с боеприпасами к ним; во-вторых, пара бронетранспортёров, причём один из них с рацией, а второй с боеприпасами к штатному оружию; ну и в-третьих, трёхтонный автомобиль-вездеход с запасными частями, причём целый. Собрав документы убитых, и убрав их отдельно в один из ранцев, всё-таки это кавалеристы поработали, мы сложили все трофеи в грузовики и забрали исправную технику. С подбитой, но не сгоревшей, слили горючее (хрен знает, как поведут себя эти импортные тачки, если заправить в них наш бензинчик) и попылили обратно. Время уже приближалось к полудню, поэтому забрав с собой капитана Алексеева, двинулись в село Ильино. Похороны как и планировали, состоялись в час дня, на сельском кладбище, поэтому проводить в последний путь своих защитников, пришли практически все жители. В этой печальной церемонии, лично меня не огорчало лишь одно, это то, что могила павших в бою воинов, находится в русском селе, поэтому в будущем, всякая сволочь не будет глумиться над их прахом. Похоронив всех убитых в бою, а так же умерших от ран чуть позже, в братской могиле, стали собираться в дорогу. Егору Сергеевичу я также рассказал, где захоронен мой погибший ещё в первом бою солдат, и он пообещал присматривать за могилой. А вот из дивизии нам пришёл приказ, возвращаться к месту дислокации батальона. Поэтому передав охрану моста подошедшим подразделениям механизированного полка НКВД, мы где-то в пять часов вечера тронулись в путь. Возле переправы оставили также, подбитый БА-10, у которого был разбит двигатель, зато пушка и пулемёты были в полном порядке.

Вместе с нами уезжало и небольшое пополнение, это двадцать мужиков старшего призывного возраста из близлежащих сёл и деревень, ну и пяток девчонок, которые пожелали ухаживать за ранеными и кого не держали дома семьи и дети. Мужиков так и так должны были призвать, но военкоматское начальство, где-то потерялось, а повоевав с нами в одном окопе, и похоронив нескольких своих односельчан, люди прониклись и сами подошли к ротному, с просьбой взять их с собой и зачислить в часть. Составив список, погибших в бою местных жителей, и пообещав доложить о них своему командованию, капитан Алексеев взял с собой всех желающих, тем более среди них были неплохие специалисты, которые прошли не одну войну, стрелки, пулемётчики, артиллеристы. Ехать решили напрямик, по лесным и просёлочным дорогам, во-первых, так быстрее, а во-вторых, застрять мы не боялись, потому как с нами были гусеничные бронетранспортёры, да и проводники из местных «забожились на зуб», что проведут нас до места как по ниточке. Ну и с противовоздушной обороной у нас теперь было неплохо. Трофейные МГшники на кронштейнах в бронетранспортёрах, для этой цели подходили идеально. Правда я не переставал удивляться, почему нас до сих пор не обработала авиация противника, но видимо у неё в этот раз, были цели гораздо важнее. Всё оружие отечественного образца, взятое с диверсантов, по просьбе Егора Сергеевича Сомова, оставили местным, добавив также фрицевских карабинов и парочку пулемётов. Сергеич реально смотрел на вещи, и в сказки в непобедимость и всесокрушимость Красной Армии не верил, а после того как помог нам, не питал иллюзий и насчёт того, что об этом не узнают в дальнейшем и оккупанты. Поэтому поговорив с мужиками непризывного возраста, решили подготовиться заранее, и создать базу где-нибудь в лесах и болотах.

Пока мы собирались и готовились к походу, очнулся Федькин найдёныш. Про себя он пояснил следующее.

— Лейтенант Колодяжный, являюсь начальником связи 50-го кавалерийского полка, в ходе боя был послан с боевым донесением к командиру дивизии. На шоссе близ села Ильино меня остановил комиссар полка Лацис, который приказал ответить, с какой целью я направляюсь в тыл. Сказав, что для связи и предъявив донесение, я попросил, чтобы меня немедленно отпустили для выполнения приказа. В ответ получил удар по лицу, а потом подручные Лациса принялись меня избивать, а батальонный комиссар при этом орал, что я дезертир и бегу с поля боя, а он меня за это расстреляет. В какой-то момент я отключился. Очнулся я уже обезоруженный и связанный, сначала услышав, как Лацис что-то диктует, а когда понял, что это новое донесение, открыл глаза и стал возмущаться, за что и получил несколько ударов сапогами по голове и уже окончательно потерял сознание.

Видимо получилось как в «Сказке о царе Салтане», новое донесение отвёз один из подручных Лациса, чем и дезориентировал командование дивизии, поэтому-то остальные особо и не торопились, полностью разгрузившись, и не спеша, выступив в поход. Ну и все рации были в обозе, который к моменту выступления передового полка, только ещё приступал к разгрузке. Так что пришлось как всегда воспользоваться посыльным, на этот раз конным, но не срослось. Отдав лейтенанту ранец с зольтбухами убитых в деревне фрицев, а так же вооружив его пистолетом ТТ (который пронырливый дядя Фёдор умыкнул у валяющегося на дороге недомерка), мы оставили его на попечение Егора Сергеевича. Едва держащийся на ногах Колодяжный, тем не менее рвался в бой, и немного успокоился лишь после того, как Сергеич сказал, что пошёл запрягать лошадь, чтобы отвезти его к своим.

За всеми этими мероприятиями, с Алёной мне так и не пришлось больше поговорить. Я, конечно, видел её несколько раз мельком, и на кладбище, а также на обочине дороги, когда мы уезжали из села. Но не судьба. Точнее не в этот раз, хотя Земля круглая, так что забывать я её не собирался, и если бы от меня хоть что-то зависело, то увёз бы её с собой. Но я не генерал, а простой сержант, и ППЖ мне по должности не положена. Да и останусь ли я в живых на этой войне? Тоже под большим вопросом. Ладно, хватит лирики, как там в песне про пилотов.

— «…первым делом мы испортим самолёты. Ну а девушек? А девушек потом». — Так что всё потом, а пока как говорится, «солдат спит, а служба идёт». Во время поездки можно вздремнуть, тем более я сижу рядом с водителем, так что сильно о борта не бьюсь, да и сиденье расположено в полусидячем положении и, закрыв глаза, я сразу проваливаюсь в сон.

Глава 9. Тыловые будни

Проснулся я как от толчка и, открыв глаза, увидел, что мы въезжаем прямо на знакомую станцию Земцы. Посмотрев на часы, понял, что проспал не больше двух часов. Именно столько времени заняла у нас дорога домой, а не четыре как первая. Вот что значит знать местность в натуре, а не изучать её по картам. Когда приехали на место, то застали там комитет по встрече, в лице комдива Березина, комиссара Шершина, нашего комбата и командира разведчиков. Капитан Алексеев докладывал обо всём непосредственно командиру дивизии. Упомянул он о трофеях и пленных, а вот когда заговорил о нанесённых противнику потерях, военком дивизии усомнился, ведь немецкая затрофеенная нами техника была перед глазами, а кучи трупов, никто из присутствующих не наблюдал. И вот здесь уже пригодились собранные нами зольдбухи, два полных трофейных ранца которых, ротный и продемонстрировал. И когда их содержимое высыпали прямо на землю, комдив прикололся и сказал.

— Ну что комиссар, убедился? А вот теперь возьми и подсчитай всех до одного, а потом лично доложишь.

Для интереса всё же решили пересчитать все солдатские книжки. В результате оказалось около тысячи, причём некоторые были слипшиеся от крови, а так же прострелянные. На радостях комбриг Березин приказал, всех отличившихся представить к наградам, а неожиданное пополнение зачислить на довольствие. Пока начальники со сложной геометрией в петлицах решали свои вопросы, Иван доложил нашему батяне комбату о потерях, приобретённых трофеях, а так же об артиллеристах, нежданно-негаданно свалившихся нам на голову. Поэтому, не отходя от кассы, комбат добавил в наш взвод недостающих номеров расчёта, не обидел он и пулемётчиков. Дальше майор Селиванов поведал нам о том, что разведбату придаётся стрелковая рота из нашего батальона, а также батарея сорокапяток из противотанкового дивизиона. Ну а мы пока можем отдыхать, приводить себя в порядок, ремонтировать технику и вооружение, а также обучать «молодое» пополнение. Ну а насчёт приобретённых трофейных БТРов сказал, что поговорит с комдивом, и их у нас не отнимут. Себе мы отжали три «утюга», один из них с миномётом и грузовик с минами, ну и пока «тяжёлая артиллерия» в лице нашего комбата была с нами, под шумок решили закрепить кое-что за своим взводом и своим батальоном. Потому как штабные уже как коршуны кружили вокруг захваченных нами трофеев, предлагая забрать все бронетранспортёры в штаб дивизии. Но всех обломал комдив, сказав буквально следующее.

— И нахрена вам эта техника? Товарищи командиры. Что вы с ней в тылу делать будете? На блядки ездить? Или в штабы других дивизий? Да вас, идиотов, свои же и продырявят из всех возможных стволов. Так что ездите как и раньше на лошадках, или на наших эмках, целее будете. А бронетранспортёры оставьте разведчикам, они тут за всю дивизию на год вперёд навоевали, тем более и своих боевых машин потеряли много. Да и по тылам противника на такой технике шуровать сподручней.

Ну а после того как самого неугомонного политбойца успокоил наш майор, сказав.

— Уймитесь комиссар, я дам вам парабеллум. — И взаправду дал (три люгера мы бате подогнали в первую очередь), страсти окончательно улеглись. Тем более что трофейные пистолеты разведчики стали раздавать всем штабным «офицерам» и не только им. Этого добра у нас было до, «короче вам по пояс будет» как выражался старшина Васков.

Забрав пленных немецких официров, высокое начальство укатило, по своим высоконачальственным делам, а два комбата, пригласив на совещание всех участвовавших в бою командиров, вплоть до сержантов, командовавших подразделениями, приступили к раздаче слонов — распределению захваченных нами трофеев. Особых дискуссий и дебатов, на этом совещании не было, всё-таки личного состава от нашего батальона в распоряжение разведчиков было значительно больше, так что обижать нас никто не собирался. Поэтому к консенсусу пришли быстро, в результате получилось следующее. Нашему взводу оставляли два БТРа, а так же немецкий грузовик, но передавали в подчинение командиру авто-бронероты, туда же передали и всю остальную трофейную технику. Наш пулемётный взвод, в котором осталось только два максима, пополнили людьми до полного штата, добавив два МГ-34 на станках и два ручника. Два трофейных 81-мм миномёта, передавали в стрелковую роту нашего батальона, туда же во временное пользование мы отдали и пару обозных повозок, оставив себе только оба передка и две пароконных повозки. Ещё два батальонных миномёта хотели передать в мотострелковую роту разведбата, но капитан Алексеев предложил оставить их в бронероте, а с собой брать только в качестве силовой поддержки. Потому что для пеших разведгрупп мощность, а тем более вес данного девайса избыточен, хватало и трофейных пулемётов, тем более на каждый взвод их было по три штуки, и это не считая ДП. Пару МГ передали и в батарею противотанкистов, для самозащиты, хотя у них и были тягачи А-20 «комсомолец» с пулемётом, но единый пулемёт на батарее это всё-таки тоже не плохо. Потом всех сержантов отпустили, а «господа офицеры» остались договариваться о взаимодействии и планировать операции, (Кутузовы блин, недоделанные). Я же, договорившись с Филатом, насчёт «посидеть вечерком, поговорить и обмыть нашу победу», пошёл в расположение взвода, готовить праздничный ужин. На хозяйстве оставался Задора, так что «ударить в грязь лицом» перед разведчиками я не боялся, оставалось как говорится только снять пробу, или добавить несколько штрихов к портрету, потому как все спиртосодержащие жидкости мы с Мишкой конфисковали, и на охрану поставили дядю Фёдора с пулемётом. Конечно, может кто-то и заначил для себя кое-что, копаться в вещмешках мы не стали, на завтра всё равно будет видно, кто и сколько выпил, тем более комбат нам можно сказать официально разрешил немного расслабиться и снять стресс, но вот недельного снятия стресса никто из нас не планировал. Всё-таки под рукой боевое оружие, да и война ещё не закончилась. Когда я подошёл, было уже всё готово, ждали только нас с Мишкой, чтобы начать, да и победы на сухую не отмечают. А победа нам досталась дорого, от прежнего состава взвода осталась только половина. У меня в расчёте вообще только двое, это Иннокентий и Лёва Букин, который хоть и был легко ранен, но никуда не уехал, а остался с нами, договорившись с местным Айболитом насчёт перевязок. У Мишки уцелело чуть больше народу, но у него подстрелили наводчика, и вместе с ним осталось четверо, ну и Фёдор с Иваном, итого девять. Двух повозочных я не считаю, их нам придали только после марша в район обороны. Девять из восемнадцати это много, одно радует, что двухсотых только четверо, а из пяти раненых, трое могут отлежаться в нашем медсанбате и вернуться назад, а вот двое ранены тяжело.

За накрытым на улице столом, нас собралось пятнадцать человек, не хватало только командира взвода, но он сказал начинать без него, так что разлив по первой, сначала выпили молча, не чокаясь, за всех погибших, потому что все собравшиеся, воевали ещё вчера. Второй тост за победу, третий за товарища Сталина, а вот дальше, как там у Высоцкого, «нет ребята демократы только чай». Нет, закуски и всякой еды было ещё завались, ешь хоть заешься, пей хоть упейся, чайком, квасом и компотом, а вот насчёт алкоголя, харе. Поэтому народ начал разбредаться и собираться кучками по интересам, перекуривая и травя байки. Первыми отпросились танкисты и, подпоясавшись кобурами с парабеллумами и закинув автоматы на плечо, убежали к своим. Потом Задора с Федькой, прихватив полупустой вещмешок. Из Мишкиного расчёта трое старослужащих тоже куда-то сквозанули. Пришёл Серёга Филатов, с двумя выжившими командирами отделений, принёс с собой бутылку французского коньяка, которую мы и раздавили впятером. Насчёт «совета в Филях» Серёга мне поведал, что к нему уже пару раз прибегали гонцы за добавкой, видимо взаимодействие очень хорошо наладилось и своих запасов не хватило, так что шнапс ушёл на нужды командования. Ильинские мужики, поворчав меж собой и повздыхав для порядку, собрались отбиться, но я их пожалел, и разлив восьмисотграммовую фляжку спирта на семерых, отправил спать. Выпив и покрякав с непривычки, мужички убрались на сеновал, и вскоре оттуда раздался дружный храп. Небольшой компашкой мы перебрались в дом, и продолжили разговаривать за кухонным столом. В процессе беседы, на столе как-то случайно материализовалась бутылка рома, и как по волшебству опустела. Ближе к полуночи заявился Ванька и, приказав всем спать, не разуваясь, притулился к стенке на полу и захрапел. С хитрой мордой лица, куда-то пропали Мишка с одним из разведчиков. Оставшимся дружным и спаянным коллективом, мы потихоньку напевали «чёрного ворона», мучительно пытаясь вспомнить второй куплет, а чтобы освежить память и заставить голову лучше соображать, стимулировали свой мозг небольшими дозами неразведённого спирта.

В общем, проснулся я в шесть утра, и лёжа на соломенной подстилке, на полу комнаты, причём в одном нижнем белье, пытался вспомнить, — чем же вчера всё закончилось? Но ничего не вспоминалось, в голове лишь крутилась прицепившаяся откуда-то фраза, «был бы я богатый, жрал бы ананасы, и спал бы на соломе». И чего она прицепилась? В общем, не делая резких движений, потихонечку встаю, надеваю свою аккуратно сложенную на стуле форму и, выхлебав полковшика воды, выбираюсь во двор. Оправившись, ополоснувшись и почистив зубы зубным порошком, начинаю осознавать, что жизнь-то налаживается. Видимо выпитый накануне, и засушенный в организме спирт, после разбавления водой превратился в водку, и похмельный синдром с меня сняло как рукой. Или это молодой организм поборол зелёного змия, короче не суть, но чувствовал я себя вполне сносно. Вызвавшиеся вчера дневалить двое повозочных, только посмеивались в усы.

— Товарищ сержант. Может чайку, али чего покрепче? — решил приколоться один из них, но не на того напал.

— Нет, мне кофе по-турецки, сигару и свежую газету.

— Ой, а хде же я это всё возьму? — задумался приколист.

— А это уже твои проблемы, так что одна нога здесь, а другая там. Пять минут на всё. Время пошло. — Демонстративно смотрю я на часы. Заметавшегося было молодого, осадил его старший товарищ.

— Уймись Ефим, не мельтеши, и впредь думай, о чём говоришь. А чай я уже заварил, так что прошу к столу, да и личный состав пора будить, а то скоро завтрак.

— Отставить! — даю я команду Ефиму. — Пойдём уже взбодримся, да поговорим. — Сделав пару глотков крепкого чая, продолжаю разговор.

— Вы это мужики, за вчерашнее не обижайтесь, но кому-то и службу нести надо, а на вас целый табун лошадей, люди-то и сами с усами, а животным уход нужен.

— Да мы что, мы ничего. Мы к этому с понятием, тем более с конями нам вчера помогли, а до этого мы их пасли по очереди, один на лугу, второй на хозяйстве. Хорошо хоть местные пацаны помогали, да и лето сейчас, корма много не надо, но овёс скоро кончится и взять его тут негде, так что мотай на ус, товарищ сержант, ежели куда в дорогу или пушки там тянуть, то без прикорма нельзя.

— Понял, но две повозки вместе с лошадьми придётся отдать в стрелковую роту, так что вы там отберите коней, получше конечно себе, а вот те, что остались, ну там сами разберётесь.

— Ясно.

— Понятно. А нас куда? Тоже с конями в роту? — Задал вопрос Ефим.

— Э нет братцы. Вы с нами. А пехота пусть своих водил ищет. Вы же теперь артиллеристы, так что из повозочных переквалифицируетесь в ездовых, приказ уже подписан, поэтому приведите форму в порядок, перешейте петлицы и добро пожаловать…

— Переквалифи… что? — Не понял, или сделал вид, что не понял, Ефим.

— Ездовым будешь при пушках, а не как раньше — биндюжником. И лошади у тебя будут артиллерийские, а не старые клячи. Теперь понял? Болван. — Внёс ясность старший «водитель».

— Не болван, а товарищ Рабинович. Всё-таки мы сейчас артиллерия, а не обслуга. Я правильно думаю, товарищ сержант?

— Всё правильно, боец Рабинович. Артиллерия — элита нашей армии, а противотанковая артиллерия — элита элит. — Подтверждаю я.

— Вот так-то Сёма. — Оставляет за собой последнее слово Ефим.

Пока мы чаёвничали, личный состав уже начал потихоньку просыпаться сам и «выползать» во двор, не все конечно, но сельские мужички долго спать не привыкли, а с мыслью о том, — что солдат спит, а служба идёт, ещё не сроднились.

— Командуй подъём, — говорю я Рабиновичу, а сам иду в дом, будить начальство. Пнув по сапогу, подвернувшегося на моём пути Мишаню, ору на весь дом.

— Рота!!! Подъём!!! — все кто был в помещении, сразу зашевелились, со всех сторон послышались, стоны, недовольное бурчание и даже маты.

— А ну я сейчас кому-то, почему-то и за что-то. — Убавив несколько децибел, говорю я нормальным голосом. Маты прекратились, но ворчание продолжилось.

— У, изверг окаянный, ну чистый фельдфебель, только ведь легли, — ворчал из своего угла Кешка.

— И где это вы на фельдфебелей насмотрелись, товарищ Иннокентий? Судя по вашему возрасту, вам ещё в те времена обосранные пелёнки меняли. — Ответные слова Кеши утонули в громком смехе всех присутствовавших в хате.

— Ладно, поржали и хватит, выползаем из помещения, приводим себя в порядок и строимся на физзарядку.

— Сегодня нам предстоит небольшой кросс на пять километров, по пересечённой местности, с полной боевой выкладкой. — Смешки и подтрунивания сразу прекратились, и народ потянулся на выход, пока я ещё чего-нибудь не придумал.

Подхожу к лейтенанту, который усевшись за стол в кухне, жадно пил воду.

— Что, Ванюша, плохо тебе? — Ванька только тяжко вздыхает.

— Да, вижу у тебя все признаки японской болезни.

— Какой?

— Куевато.

— Не издевайся хоть ты. Видишь же, что я даже смеяться не могу.

— А нехрен было отрываться от коллектива, и глушить с начальством всякую гадость типа шнапса.

— И откуда ты всё знаешь? — удивляется взводный.

— Разведка доложила точно. Ладно, оклёмывайся, а я пока займусь личным составом.

— Ты что и, правда, кросс задумал?

— Да что я, фашист? Хотя некоторым для окончательного протрезвления небольшая пробежка не помешает.

Выйдя из дома, подаю команду.

— Взвод. В колонну по два, становись. Равняйсь. Смирно. Отставить. — И снова.

— Равняйсь. Смирно. Вольно. Вперёд, бегом. Марш. — Бегу рядом со строем. Выбежав из ворот, новая команда.

— Левое плечо вперёд. Прямо. — Пробежав примерно с километр, вдоль по деревенской улице, останавливаю колонну.

— Взвод. На месте. Стой. Кругом. Отставить. Команда кругом выполняется через левое плечо. Кругом. Вперёд, бегом. Марш.

Прибежав обратно, распускаю строй, назначив построение через пятнадцать минут. А сам тем временем подхожу к дневальным за информацией.

— Так, мужики, расскажите-ка мне, где здесь кухня? И как тут кормёжка организована?

— Кухня в расположении хозвзвода, а получают пищу кто как, кто в термоса и уносит к себе, хозвзводовцы с котелками подходят, ну и по отделениям люди подходят, а кто и по одному.

— А вы как питались? — Бойцы почему-то мнутся.

— Не понял? Мужики, вы с полевой кухни довольствие получали?

— Дык это, мы ведь сухпай в батальоне на трое суток получили. Думали, пока его не съедим? — Начинает в чём-то оправдываться Семён. Ладно, начнём сначала.

— Вы к повару на кухню подходили?

— Подходили.

— Еду получали?

— Да не дал он нам ни хрена, взрывается Ефим. Сказал, что на нас расход не предусмотрен, и вообще он всяких там конюхов кормить не обязан. — Ах ты ж сука толстомордая, я же лично к этому гомосеку подходил, и сказал что два человека из противотанкового взвода зачислены на довольствие, и будут приходить и питаться на полевую кухню. Да и Иван расход по личному составу в штаб относил.

— Ладно, разберёмся. Завтрак тут во сколько?

— В восемь ровно.

— Пока свободны, после завтрака вас сменят. — Зову Задору и идём в хату. Ванька немного порозовел, по крайней мере, «как тень отца Гамлета» больше не выглядит.

— Кеша, ты вчера к чмошникам в хозвзвод людей посылал? — начинаю я свой опрос с более стойкого.

— Я сам ходил и пару человек брал.

— На ужин, что получил?

— Термос компоту и всё.

— И что, больше ничего не дали? Откуда тогда такой богатый стол?

— Чмошники ничего. А стол из трофеев организовали, да и ильинские мужики подмогли, домашних харчей подкинули.

— Вань, а ты что скажешь?

— То и скажу, что ужин нам обещали сухим пайком выдать, в основном хлеб и консервы. Ну а компоту наварили двойную норму, его можно было и на следующий день раздать.

— Ладно, с этим позже разберёмся. А пока выйди, покажись народу, а дальше мы сами всё устроим. — Говорю я Ивану и иду командовать.

— Взвод. В две шеренги становись. Равняйсь. Смирно. Равнение на средину. — Отдав команду, печатая шаг, подхожу к взводному и, отдав воинское приветствие, рапортую.

— Товарищ лейтенант, личный состав противотанкового взвода по вашему приказанию построен. — Козырнув мне в ответ, Иван здоровается с людьми и, сказав несколько слов, передаёт мне бразды правления, сам же удаляется в направлении штаба. Я же начинаю свою речь с классики.

— Итак, граждане алкоголики, дебоширы, тунеядцы. Кто хочет поработать? — строй молчит. Поэтому продолжаю.

— Сегодня в нашем взводе парко-хозяйственный день, поэтому второе отделение отвечает за баню и территорию, первое занимается ремонтом техники и лошадьми.

— А дневалят сегодня два танкиста два весёлых друга, которые пролюбили физзарядку. Разойдись, приготовиться к приёму пищи.

Сначала я хотел просто набить морду повару, но потом передумал, и решил сперва во всём разобраться, а уж потом набить. Никуда эта жирная харя от нас не денется. Построив свою банду, вооружённую немецкими трофейными котелками и ложко-вилками, даю команду.

— С места, с песней. Шаго-ом. Марш.

И мы идём штурмовать полевую кухню. Посмотрев на колонну взвода со стороны, я ощутил себя командиром партизанского отряда, или точнее — шайки дезертиров. Потому что половина людей была в гражданской одежде, а вторая половина в военной форме, причём немного рваной и не совсем чистой. Видимо такие как моя Алёнушка, попались не всем, и бойцы хоть и зашили форму, но вот на постирушки времени уже не осталось. Единственной деталью одежды, которая объединяла нашу форму, были надраенные до блеска кирзовые сапоги. А то, что шли мы строем, да ещё и с песней, отличало нас от шайки разбойников. Поварёшка сначала решил залупиться, и даже замахнулся на нас черпаком, со словами.

— А это что за банда? Гражданских мы не кормим. — Но когда вперёд вышел бывший молотобоец, а теперь заряжающий из Мишкиного расчёта Емельян Малышкин и, погрозив указательным пальцем, сказал незабываемую фразу.

— Что это вы, тётенька, людей забижаете, и ни какая мы не банда, а взвод противотанкистов, а в вашем положении ругаться вообще нельзя, ребёночек может нездоровый родиться. — Повар сразу сдулся как проколотый презерватив и приступил к раздаче пищи. Поварёшка и впрямь выглядел женоподобно, с грушевидной фигурой, обвисшими грудными мышцами, или что там у него, большим животом и толстой мордой в поварском колпаке, а в нагрузку ещё и с голоском как у кастрата. Такого мужика, простой деревенский парень видел впервые. А если на мужика не похож, значит баба, да ещё и беременная (мало ли как беременность, повлияет на фигуру) а так как женщина ещё и не молодая, то и беременность не первая. Примерно так Емеля и рассудил, и по простоте душевной высказал вслух. Позавтракав, довольно неплохо приготовленной овсянкой, и запив всё армейским чайком, устраивать разборки мне расхотелось и, прихватив с собой три порции каши и буханку хлеба, я просто сказал, что за обедом пришлю людей с термосами, построил бойцов и увёл в расположение.

Распустив взвод, я сказал ездовым, чтобы они приготовили один передок к транспортировке орудия, а потом шли отдыхать. После перекура построил свой расчёт и поставил им задачу по чистке орудия, а так же по сортировке трофейного стрелкового оружия. Отдельно пулемёты, карабины, пистолеты-пулемёты и пистолеты, назначив старшим Задору. Сам же, взяв с собой Фёдора, занялся миномётами.

Расставив пять штук в ряд, осмотрели их. Визуально всё было в порядке, так что больше пока ничего делать не стали и присоединились к сортировщикам. А через полчаса, приехал ротный старшина с миномётчиками, и эти ухари стали отбирать себе стволы. Самого же старшину в первую очередь интересовали повозки и лошади. Была б его воля, он бы вообще миномёты не брал, но нет «самоваров», нет и транспорта, любишь кататься, люби и саночки возить. Покрутив, маховички и внимательно изучив прицелы, а также поподнимав стволы и укупорки с минами, эти фраера стали крутить носами, да ещё и возмущаться, что оружие не почищено.

— Старшина. — Повысил я голос. — Дарёному коню, под хвост не заглядывают. Я эту технику с боя взял, а кое-кто благодаря этим миномётам в живых остался и боевую задачу при этом выполнил, так что не хочешь, как хочешь, можете быть свободны. — После внушения старшины, сговорились на паре стволов, ну и на паре повозок соответственно. Можно было и одну отдать, но в результате такого гешефта, я развёл старшину на пять комплектов красноармейской формы, правда без сапог и шинелей, но пока лето, это и не страшно, а сапоги у мужичков свои. Загрузив в повозки сотню мин и оба миномёта, я отправил Емельяна с двумя вещмешками вместе с ротным старшиной, сказав, что нужно забрать. Ничего, парнишка исполнительный, так что выполнит всё, что сказали, да и у компаньона никаких шкурных мыслей не возникнет. Потом на тачанке, запряжённой парой лошадей, приехали комбат с Ванькой. Майор собирался обратно в часть, так что приехал попрощаться.

А вот тут уже я, начал пробивать насчёт обмундирования и вещевого имущества, для «молодого» пополнения. Со жрачкой вроде разобрались, а вот с имуществом, дивизия хоть и одна, но батальоны-то разные. В общем, договорились на завтра, что пару бойцов со мной отпустят, и всю вещёвку я заберу. Ну и то хлеб, поэтому установив в тачанку трофейный МГ-34 и пару патронных коробов с лентами, мы попрощались с комбатом. Своё орудие мы отвезли в артмастерские разведбата и, отдарившись трофейным маузером, оставили. Нашей пушкой там обещали заняться в первую очередь. После обеда была баня, а так как помещение было небольшим, то и парились по очереди, по три человека. Воду же грели прямо во дворе, в бочке из под бензина, так что все желающие постирали свою форму.

Отбились мы на сухую, так что с утра пробуждение было просто отличным. Озадачив ездовых подготовкой к дороге, стал готовиться сам, отобрав для гешефтов три пистолета, флягу шнапса, несколько несессеров с бритвенными принадлежностями, ещё всякой разной блестящей трофейной фигни, а также два Вальтера РР для наших медичек. С собой я взял Фёдора, Задору, ну и друга Емелю Малышкина, чтобы подобрать на него новую форму. Парень был безотказный, и в работе заменял троих крепких мужиков, так что форма на нём снашивалась быстро, а с такими размерами как у него, всегда были напряги.

Я не буду вдаваться в подробности и рассказывать, сколько нервных клеток я потерял, пока получил всё имущество и снаряжение на пятнадцать человек личного состава. Но в конце я уже закусил удила и пошёл на принцип, выбив из чмошников всё, вплоть до знаков различия, петлиц и ниток с иголками, а также материала на подшиву. В общем, выехав 25-го утром, и рассчитывая обернуться за день, мы приехали только 26-го за полчаса до полуночи. Емелю с ездовыми отпустили и, раздавив на троих пузырь водки, завалились спать.

На следующий день сразу после завтрака, организовали помывку личного состава, Мишаня «приволок» со станции парикмахера, всех подстригли и переодели в новую с иголочки форму, причём не только новичков, а весь лишний состав, включая танкистов-«вредителей». Так что когда после обеда наша преобразившаяся «банда», проследовала к зданию штаба, где новички должны были принять воинскую присягу, печатая шаг и горланя песни, на нас смотрели и, оборачиваясь, провожали взглядами все местные жители, встречающиеся на нашем пути. Сама процедура много времени не заняла, комиссар просто зачитывал текст присяги, а красноармейцы повторяли за ним каждое предложение. Потом он правда постарался, и задвинул речь на полчаса, так что через час мы были дома, где и встретили посыльного с известием, что моё орудие отремонтировали. Быстро переодевшись в своё старое обмундирование, заводим броник и едем за пушкой. Ремонтники постарались, и после починки орудие стало как новое. Нам заменили разбитый прицел, запояли пробитый накатник, залили все недостающие жидкости и даже покрасили. Поблагодарив артремонтников, цепляем к бэтэру орудие и мчимся на базу. Вот теперь можно вплотную заняться тренировкой личного состава, с выездом на пленэр да и пристрелять нашу пушку, пожалуй не помешает. Возле орудия собрался весь мой расчёт, поэтому беру краску, кисточку, и рисую на стволе силуэт бронетранспортёра и пушки, подписав рядом соответственно цифры 10 и 2. Мотоциклы и прочую мелочь рисовать не стали, потому что дальше планировалось рисовать танки, самолёты и пароходы.

Так как все официальные мероприятия завершились, и лишний состав был готов к труду и обороне, то и затягивать с обучением мы не стали, а запрягли передки и, прицепив орудия, всем взводом выехали на «пикник», оставив на хозяйстве только танкисто-водителей-артиллеристов, для обслуживания техники. По дороге взводный заскочил в штаб и пояснил, куда мы направляемся, а также сказал, что мы немного постреляем, поэтому шли с полной выкладкой, загрузив в повозки и зарядные ящики полный возимый боекомплект снарядов, а это 200 штук на орудие. Так же не забыли и про патроны, ну и прихватили парочку пулемётов, и вообще все образцы стрелкового вооружения, которые у нас были, по нескольку штук. Патроны, как и оружие у нас было трофейное, так что за перерасход боеприпасов, мы отвечать не боялись, ну а снаряды к сорокапяткам, которые мы собирались расстрелять, Ванька уже списал как утраченные в бою.

Лейтенант «гад такой», пока мы ехали пять километров до места, поиздевался над нами от души, эти его команды — танки слева, танки справа, воздух, и т. п., с развёртыванием и отражением предполагаемых атак противника, доставили нам много «приятного», а на новичков произвели просто неизгладимое впечатление. Потом было форсирование водной преграды, хорошо хоть без пушек, сначала туда, а потом, после выставления отцепления, и проверки будущего полигона на наличие посторонних лиц, и обратно. Потом мы оборудовали огневые, всё по взрослому, в полный профиль, и с возможностью кругового обстрела, а после завершения окопных работ, сразу же без всякого перерыва начались стрельбы. А Ванька ещё и усложнил задачу, и каждый стрелял не из своего пристрелянного оружия, а из специально взятых для этих целей трофейных карабинов.

Результаты были естественно никакие. В цель попали лишь некоторые. Потом по тем же самым целям, стали стрелять залпом. Народу было хоть и немного, всего пятнадцать человек, но сосредоточенная залповая стрельба, даже из не пристрелянных стволов, принесла ощутимые результаты. Идею нам подсказал один из мужиков, который служил ещё в Русской Армии, и воевал в Первую Мировую. Потом, пока наводчики выверяли прицелы, каждый стрелял из своего личного ствола. И по результатам стрельб, самые «меткие», отправились менять оцепление.

Перед стрельбой из пушек оцепление сняли вообще, и как говорится, «понеслась езда по кочкам». На том берегу речки, были в беспорядке разбросаны здоровенные камни валуны, кто их там разбросал и зачем, это нам не ведомо, но нам они пригодились. Размер, конечно, был меньше чем у танка, да и проекция немного не та, но и пофигу, главное повеселились от души. Стрелять начали наводчики, а потом началась чехарда, с взаимозаменяемостью в расчёте, и каждый человек во взводе выстрелил хотя бы по разу. По результатам стрельб у нас произошли перестановки в расчётах, бывшие ездовые переквалифицировались в снарядных, а пара деревенских мужиков в ездовых, чему были только рады, всё-таки возраст за пятьдесят, да и глаз уже не тот, — а лошадки, они нам привычней, чем это железо, — выразился один из них.

Новые извозчики поехали сменить в наряде водителей, а лейтенант за разрешением на ночные стрельбы. Старшим естественно остался я. Поэтому решил потренировать пулемётчиков, которых назначили из лучших стрелков из карабинов. В результате из МГ, пострелял весь взвод, ну и пулемётчиками стали другие кандидаты, и один из них Емельян. В его грабках пулемёт смотрелся как детская игрушка, поэтому вспомнив про НегероШварца, я предложил «Малышу» пострелять из пулемёта стоя. Емеля только хмыкнул и, приложив оружие к плечу как винтовку, пострелял. Результат был не хуже чем лёжа, поэтому приладив к пулемёту зенитный прицел, я указал ему новую цель — верхушка сосны в трёхстах метрах. Выпустив пару пристрелочных очередей, с третьей попытки Малыш сбил несколько шишек и, не отходя от кассы, получил должность зенитчика, плитку трофейного шоколада, ну и благодарность от командования. Причём просто похвалой я не ограничился, а построив взвод, вызвал Малышкина и перед строем объявил благодарность. Малыш даже растерялся, и вместо положенных по уставу слов, «Служу Советскому Союзу», сказал — спасибо, товарищ сержант. Потом на бронетранспортёре с миномётом, приехали танкисты с нашим командиром и привезли ужин в термосах. После позднего ужина и небольшого перекура, мы продолжили наши праздничные мероприятия, которые завершились миномётной стрельбой и праздничным салютом из немецких осветительных ракет. Но в расположение никто не пошёл, потому что была ещё ночёвка на свежем воздухе и, разбив лагерь и выставив часовых, мы часа в два ночи наконец-то отбились. Подъём был как обычно в шесть утра, и поэтому к семи, были уже дома, а после завтрака занялись чисткой оружия. Незадолго до обеда к нам прибыло обещанное комбатом пополнение. Два наводчика и ещё четыре бойца, причём двое из них были водителями, так что сейчас в нашей банде насчитывалось 25 рыл, что немного превышало штат, зато взвод огневой поддержки получился приличный.

Водилы сразу были приставлены к трофейной технике, и с помощью танкистов приступили к её освоению, поэтому за средства тяги я был спокоен. А вот из оставшихся двадцати человек, нужно было сформировать уже постоянные расчёты орудий, и хотя бы несколько человек выделить для освоения миномётов. Поэтому озадачив Иннокентия проверкой новых наводчиков, всем командным составом, идём совещаться. Так как на каждое орудие у нас теперь было по наводчику, то младший сержант Задорин, автоматически становился командиром моего орудия, я же в свою очередь мог заняться миномётным взводом. В результате жарких споров, дискуссий, и разбиваний табуреток об голову оппонента, пришли наконец к консенсусу. В расчёте каждого орудия, оставили по одному подносчику и одному ездовому, получилось по 7 человек. Соответственно для стрельбы из миномётов, вместе со мной оставалось шестеро, так что по максимуму, мы могли обслужить только два миномёта, ну и пофиг, кому надо больше, пусть добавляют народу, будет и больше.

Иван же осуществлял общее руководство, перекрывая слабые места, ну и Емелю я у Мишки выцыганил за ящик коньяка, потому что если для переноски одного самовара требовалось три человека, то Малыш мог утащить его в одного и даже не запыхаться. Насчёт коньяка я, конечно, пошутил, я только выдвинул идею, с переводом Малышкина в миномётчики и друган сразу согласился, сказав при этом.

— Большой он для нашей пушечки, даже сидя, из-за щита по грудь торчит, я и перевёл его в подносчики, что возле орудия он много места занимает.

— А так он парень дельный и безотказный, пусть растёт.

Просовещавшись целых десять минут, переформировали взвод, и теперь каждый младший командир занимался со своим отделением. Практически у нас во взводе получилось 4 отделения. Первое противотанковое, возглавил младший сержант Задорин. Второе противотанковое сержант Волохов. Отделение миномётчиков досталось мне. Ну и транспортное отделение один из танкистов — младший сержант Уткин.

Глава 10. Бои местного значения

Окончательно сформировав подразделения, мы приступили к их сколачиванию и тренировкам личного состава, и продолжалось это целых пять дней. А потом нам поставили боевую задачу. Пока наш, а также второй мотострелковый взвод пополнялись и приводили себя в порядок, задачи по разведке выполнял в основном третий мотострелковый взвод, ведя разведку своими отделениями в разных направлениях. И вот 30 июля в районе станции Водокачка, одна из наших разведгрупп, столкнулась с противником, и с помощью подошедшего бронепоезда № 53 фрицевский разведотряд был рассеян, а на поле боя обнаружили около десяти убитых немцев, и захватили трофеи и пленного. Получив от языка, кое-какую информацию, и проверив её с помощью разведгрупп, наше командование разработало операцию, для которой привлекались следующие силы и средства. Бронепоезд № 53, мотострелковый разведвзвод, стрелковый взвод и наше миномётное отделение. Судя по карте, показаниям местных жителей и проведённой рекогносцировки, местность в данном районе изобиловала разными водоёмами по самое не могу. Реки и речушки, озёра и пруды, болота и заболоченные леса, покрывали семьдесят процентов территории. Единственная более-менее сухая полоска суши располагалась вдоль железной дороги. Так что немцы тут наступать даже и не пытались и встали в оборону. А так как в болоте или в озере, глубоко в землю не закопаешься, то и оборона была очаговой, в основном по сухим местам, и разрывы достигали нескольких километров. А узнав от пленного, где расположен штаб 6-й пехотной дивизии, наши и решили накрыть его артиллерийским огнём из орудий бронепоезда. Вот для корректировки этого огня и выдвигалась наша «небольшая» разведгруппа численностью чуть ли не с роту.

Естественно простой корректировкой дело не ограничивалось, потом нужно было зачистить помещение, а вот для этого наших разведчиков, переодели в немецкую форму и вооружили трофейным оружием. Нас хотели сначала вообще не брать, но потом, когда померили расстояние до деревни Морзино, в чью-то умную голову закралась мысль. — А достанут ли пушки бронепоезда до данного объекта. — Прикинули по карте, получилось, достанут, но на предельной дальности, потому что расстояние до цели было около тринадцати километров. Ну а когда для налаживания взаимодействия комбат разведчиков сунулся с этим предложением к командиру бронепоезда, то услышал в свой адрес много новых слов, самым узнаваемым из которых было — тупорылая махра. Но не обиделся, потому что все остальные слова содержали в себе артиллерийские термины, перемежаемые матами но, как известно в армии матом не ругаются, в армии на нём разговаривают. Тем более бронекомандир материл не конкретно комбата, а какую-то там абстрактную тупорылую пехоту, а майор Царёв считал себя разведчиком. Ну и к концу монолога всё-таки понял, что по дальности-то орудия достанут, а вот насчёт точности, разброс будет приличный, так что не о каком серьёзном накрытии цели, речи быть не может.

Поэтому к дальнейшему планированию операции, приступили уже вместе с артиллеристами. На передний край снова ушли разведгруппы, теперь уже с корректировщиками, привлекли так же ещё некоторых командиров из боевых подразделений, вот тут-то капитан Алексеев и рассказал, что может натворить восьмидесятимиллиметровый миномёт в умелых руках. Ну а то, что эти «очумелые ручки» находятся в непосредственном подчинении разведбата, расставило все точки над ё. В штаб вызвали нашего взводного и, узнав о готовности миномётного отделения, припахали к операции нас. А боевую задачу уже непосредственно мне, ставил командир роты разведчиков. Вот тут-то я его и «обрадовал» тем, что если нужно куда-то далеко идти и тащить миномёты вместе с боезапасом, то с нашими наличными силами мы уволокём только один миномёт и десяток мин к нему. Капитан немного подумал, озвучил мне свою идею и ушёл договариваться в штаб. В результате под моим началом, оказалась банда миномётчиков в количестве тринадцати рыл, я был четырнадцатым.

Нам придали штатные отделения миномётчиков, из непосредственно участвовавших в операции взводов. Бойцы, оставив свои ротные пятидесятимиллиметровые пукалки в расположении, под моим чутким руководством осваивали более серьёзные стволы. Поэтому с собой мы теперь могли взять три миномёта калибра 81-мм и полторы сотни мин к ним, потому что подносчиками были все бойцы стрелкового взвода. Сутки нам давали на подготовку, а потом мы двинулись на задание. Первую часть пути преодолели с ветерком. К бронепоезду подцепили две стандартных теплушки, 40 людей или 8 лошадей, и «бронепаровозик из Ромашково» доставил нас на станцию Жарковский. А вот дальше уже предстояло идти пешком, причём не тринадцать километров, а с небольшим гаком, и всё лесом, да ещё и с форсированием реки, хорошо хоть не вплавь. В одном месте можно было переправиться вброд, но по самую шею, так что прогулка нам предстояла серьёзная.

У БЕПО кроме доставки пассажиров, была и другая задача, поэтому в десять вечера он обстрелял одно из подразделений противника, в пяти километрах от места нашего перехода линии фронта, чтобы отвлечь гансов от нашего участка. Наш же отряд через час после обстрела «перешёл границу у реки» и углубился в лес. Впереди шёл разведвзвод, сразу за ним моя «чёртова дюжина», а потом стрелки, беззлобно матерясь на «этих хитрожопых миномётчиков», за которых им приходится таскать боезапас. Мы же отругивались от них, мативируя это тем, что в обратную сторону, когда гансы дадут им хорошего пинка, они полетят налегке как футбольные мячи. Разведка, возглавляемая местными, проблуждав по лесу примерно с километр, вывела нас на просеку, по которой мы как по бульвару дошли почти до самого места. По лесу до нужной опушки, оставалось пройти ещё километра три, разведчикам чуть дальше, но ненамного.

Позицию для своих самоваров я выбрал на берегу небольшого лесного озера, или скорее болота, в километре от цели. Установили миномёты, приготовили их к стрельбе и, протянув нитку связи до опушки леса, где занимал позицию стрелковый взвод, стали ждать рассвета. На дорогу нам отводилось четыре часа, мы же добрались за три, а светает в начале августа часов в пять, так что у нас ещё оставался лишний час, который и использовали пехотинцы, выкопав для себя окопы в полный профиль. Не отстали от них и мы с Малышом, я выкопал себе небольшую ячейку для наблюдения, он же оборудовал пару окопов для стрельбы с колена. Так как народу для обслуживания трёх миномётов, у нас хватало, то мы прихватили с собой один МГ-34, который вместе с боеприпасами тащил на себе Емельян, похожий на революционного матроса, потому что перепоясался патронными лентами, ну а полный ранец с патронами на его спине, смотрелся детским рюкзачком. Всех остальных своих артиллеристов, я вооружил трофейными люгерами, всё-таки они легче карабинов, а основное наше оружие вместе с боезапасом весит не слабо. Ждать нам оставалось недолго, поэтому с первыми лучами солнца побудку для фрицев мы сыграли знатную. Промазать я не боялся, цель была площадью в несколько гектар, так что первую дюжину мин выпустили просто по центру деревни. Вторую по её южной окраине. А вот все остальные гостинцы я посылал по конкретным целям, в основном на восточном и северном краях посёлка, с чувством, с толком, с расстановкой и корректировкой прицела. Целей было много, поэтому особое внимание я уделил зениткам, батарея которых располагалась на северной окраине, то есть прямо напротив наших позиций. Выпустив, большую часть бэка по разбегающимся как тараканы пруссакам, я задробил стрельбу, оставив по десятку мин на ствол на всякий случай.

По разработанному сценарию, сразу после нашей стрельбы, с юго-востока в деревню должны были войти переодетые в немецкую форму разведчики, завершить начатый нами разгром противника, и свалить по дороге на северо-запад. Или если противника окажется слишком много, просто свалить в том же направлении, делая вид, что преследуют врага, стреляя по опушке леса левее дороги. А вот отвечать на их огонь должны были два снайпера, конечно не по разведчикам, а по находящимся в деревне фрицам. Залёгший же в засаде взвод, должен был отсечь хвост, если он будет, ну а если не будет, то просто отойти следом за диверсантами. Ну и на всякие непредвиденные обстоятельства были свои сигналы. Первую часть мы разыграли как по нотам, осталось дождаться наших Штирлицев и валить отсюда. Как говорится ждать и догонять хуже всего, но примерно через полчаса после окончания обстрела, на северной окраине деревни показалась колонна немецких солдат численностью не больше взвода, которая пробежав двести метров по дороге, развернулась в цепь и, постреливая из карабинов, скрылась в лесу. Этих я трогать не стал, потому что «они были в будёновках», шучу, просто подали условный сигнал «я свой». А вот следом за ними выехало несколько грузовиков, с которых стала спешиваться пехота противника. Вот по этим-то грузовикам, я и выпустил весь оставшийся боезапас, приказал разобрать миномёты и приготовить их к транспортировке. Когда дым и пыль от разрывов унесло порывами ветра, я посмотрел, что у нас получилось, и увидел, что два гансовоза горело, а третий стоял на пробитых шинах. Остальные же автомашины были укрыты за домами, так что сколько их там ещё было, я не видел. Пехоте тоже досталось, по крайней мере, фрицы лежали, а вот кто из них живой, а кто мёртвый, было не разобрать.

— Что стоим? Кого ждём? — задал мне кто-то вопрос, подойдя с тыла.

— Да вот, разведчики где-то запропастились, когда подойдут, тогда и свалим, — на автомате ответил я, не отрываясь от бинокля.

— А мы уже здесь, — сказал мне капитан Алексеев, — так что можем валить. — Только тут я по голосу узнал командира но, не разводя политесов, продолжил.

— А гостей, мы тоже за собой приведём? — Обстрел прекратился, и уцелевшие фрицы, подчиняясь командам своих офицеров, стали выстраиваться в боевой порядок.

— Нет, для гостей у нас кое-чего припасено, так что уводи своих миномётчиков, а мы тут немного повоюем. Встретимся на просеке.

— Моих и без меня уведут, так что я пока задержусь. — Отвечаю я, и связываюсь с огневой, крутя ручку «смартфона».

— Федя, дай мне Михалыча.

— Михалыч, помнишь где просека кончилась?

— Да.

— Миномёты на вьюки и уводи всех туда, там нас и дождётесь.

— Понял.

— Ну, тогда до встречи. — Ложу трубку и иду к Малышу. Сегодня мой номер два. Буду корректировать стрельбу и подавать патроны.

Переговорив о чём-то с сержантом Филатовым, ротный ушёл командовать пехотинцами, я же тем временем осмотрелся вокруг. Находящиеся неподалёку разведчики, лихорадочно переодевались в свою форму, скидывая фрицевские кителя, и надевая пилотки и гимнастёрки. Бриджи и сапоги оставляли немецкие, потому что времени оставалось очень мало. Лес в котором мы находились, подступал к деревне с двух сторон, с севера и с востока, но не под прямым углом, а как бы охватывая селение дугой. Вот на северо-восточной части дуги и окопался стрелковый взвод, а мы с Емельяном были на самом правом фланге. Немцы же наступали на северную опушку леса, неспешно передвигаясь клином и стреляя из карабинов. Именно с той стороны, по ним отработали миномёты, а так же и снайпера, сократив поголовье унтеров. Разведвзвод занял позицию левее пехоты, окончательно зайдя во фланг противнику. Гансы, поначалу передвигавшиеся от укрытия к укрытию, и подолгу задерживаясь на одном месте, видя, что по ним никто больше не стреляет, стали двигаться быстрее, но не побежали, а просто пошли во весь рост и, не видя перед собой противника, стрелять практически перестали. Показав Малышу, кого нужно валить в первую очередь, я определил расстояние до цели. Получилось триста метров, так что прицел можно держать постоянный, и теперь мы только ждали сигнала на открытие огня, который как всегда прозвучал неожиданно.

По команде огонь, взвилась красная ракета, и на фрицев обрушился залп из семидесяти винтовочных стволов и восьми ручных пулемётов. Два ближних к нам взвода противника, как корова языком слизнула, повезло только взводу немцев, который наступал на левом фланге, в полукилометре от нас, по нему отработало только два МГ-34 и снайпера, отстреляв пулемётчиков и командный состав взвода. Спасло немцев так же и то, что наступали они левее дороги, выходящей из деревни, поэтому часть из них укрылась в неглубоком кювете и стала отвечать на наш огонь, пока ещё не прицельно, но пули уже начали посвистывать над головой и впиваться с мягкими шлепками в деревья. Емельян, отстреляв одну стапатронную ленту, перезарядился, сменил позицию, и короткими очередями стал гасить особо настырных стрелков противника. Я же сначала стоял рядом за деревом и корректировал его стрельбу, но потом вынужден был перебраться в свой окопчик и вести наблюдение уже оттуда, потому что к карабинам присоединились и пулемёты. Скошенные же первыми залпами немцы, признаков жизни не подавали, и лишь только раненые что-то орали на своём языке. Я не скажу конечно, что живых там совсем не осталось, но вот шевелиться, а тем более стрелять, у уцелевших особого желания не возникало. Именно поэтому в ту сторону постреливали только два дегтяря, остальные же ручники переключились на придорожных фашиков, не отставали от них и стрелки из самозарядок и карабинов. Так что ответный огонь сразу резко поутих, а потом и вообще прекратился, умные попрятались, а самых настырных отстреляли снайпера. И пока немцы прятались, мы начали потихонечку отходить, сначала разведка, а потом и пехота, но не все сразу, а по отделениям, начиная с левого фланга.

Отход прикрывала пара снайперов, которые после нескольких выстрелов меняли позицию, продвигаясь вдоль опушки в нашу сторону. Отстреляв ещё одну ленту, Малыш перезарядился, поменял ствол, и продолжил лупить по дороге, теперь уже длинными очередями.

— А вам что, особое приглашение нужно? — сказал сержант Филатов, подбегая к нам, — быстро ноги в руки и рвём когти.

— Яволь мой женераль. — Козыряю я и, хлопнув по плечу Емелю, зову его за собой. Добив одной очередью оставшиеся патроны, он убирает порожнюю ленту в свой ранец и, достав круглый магазин, цепляет его к пулемёту, а уже после этого бежит в указанном направлении. Катушку я оставляю на месте, тащить лишние пяток килограмм, а тем более сматывать кабель уже нет времени и, прихватив коробку телефона, лечу по тропинке следом за Малышом, Серёга же замыкает. Первые сто метров проскакиваем на одном дыхании и, не останавливаясь, бежим дальше, но уже не так быстро. Ну а минут через пять после нашей ретирады, в воздухе слышится завывание мин батальонного миномёта, и на опушке разрываются первые мины, — да уж, вовремя мы свалили, — подумал я, — ещё бы немного подзадержались и писец. Следующая серия разрывается где-то в районе бывших огневых моих миномётчиков. Тропа постепенно отворачивает вправо и приводит нас к берегу лесного ручья, где мы и догоняем наших.

— Все на месте? Никого не забыли? — спрашивает у Филатова капитан Алексеев.

— Никого, мы последние с позиций сдёрнули.

— Тогда уходим отсюда, пока не накрыли, видишь, как злобствуют. Задели мы их за живое, в самое подбрюшье нож всадили.

Оставив парочку гранатных растяжек на месте своего перекура, идём по краю болота, постепенно забирая на восток. Впереди разведвзвод без одного отделения, сразу за ним моя шайка с шайтан-трубами, потом пехота и в арьергарде отделение разведчиков. Удачно перейдя через насыпь железной дороги, углубляемся в лес, и петляя как маркитанская лодка, пробираясь между болотами, всё дальше и дальше отклоняясь на восток, уходим с места диверсии. Змея колонны, растянулась практически на полкилометра, хоть нас и не больше сотни, но идти сомкнутым строем, по лесу, как-то не улыбается, поэтому идём друг за другом. На редких привалах, пехота как обычно ворчит, но в этот раз уже на этих грёбаных разведчиков — потомков Ивана Сусанина, мы же периодически меняем носильщиков. Это хорошо, что нас четырнадцать, а все боеприпасы мы расстреляли, поэтому через каждые два часа, люди имеют возможность отдохнуть, идя налегке. Обойдя урочище Тёмный мох с востока, поворачиваем на север, и через три часа наконец-то доходим до реки Межа, где и встречаем наших знакомых из 53-й кавалерийской дивизии.

Когда мы подошли к реке, то подтянув колонну, остановились на привал, а в ту и другую сторону от места перекура, ушли разведдозоры, в поисках брода. Брод они не нашли, зато один из дозоров, нашёл приключения на свои афедроны и попал под дружественный огонь из карабинов. Изготовившись к бою, и заняв позиции вдоль берега реки, послали в ту сторону уже целое отделение разведчиков, и вскоре стрельба прекратилась, а к капитану прибежал посыльный и сказал, что на том берегу замечены наши кавалеристы, но какие-то они нервные.

Услышав про кавалеристов, иду следом за командиром роты, чтобы подтвердить, или опровергнуть свои догадки. Когда мы дошли до нужного места, там уже вовсю шла перестрелка, правда словесная. Разведчики во все корки материли тупорылых кавалеристов, которые стреляют по своим, а с той стороны голос с южно-русским выговором, не менее виртуозно отвечал, называя наших то переодетыми фашистами, то недобитыми белогвардейцами, лижущими сапоги своим хозяевам. Какой-то идейный комсомолец попался, но хоть разговорчивый, пора переходить к конструктивному диалогу, подумал я, а вслух прокричал.

— Эй, коногоны! А вы случайно не из хозяйства Кондрат Семёныча будете?

— Сам ты коногон, — последовал незамедлительный ответ, но потом наступила пауза, видимо собеседник задумался. — А откуда ты вражина, нашего батьку знаешь? — через несколько секунд, прозвучал, довольно информативный для меня вопрос. Вот так и выдают военную тайну, некоторые идейные, но бестолковые.

— Недавно на дороге возле Ильино встречались, — говорю я чистую правду. В этот раз пауза была ещё дольше.

— Всё-то ты фашист переодетый про нас знаешь, — не сдавался собеседник. — Видимо хорошо мы вам там врезали.

— Ага, хорошо вы там немцам наваляли, так хорошо, что сами кровавыми соплями чуть не захлебнулись, — выхожу я из себя и добавляю тираду на русском командном, пройдясь по всем родственникам, разговорчивого, но упёртого активиста. Да уж, не вышел из меня переговорщик. Не знаю, чем бы закончилась вся эта перепалка, но на подмогу к разъезду прискакал взвод кавалеристов, и в одном из всадников я узнал сначала знакомый силуэт, а потом и характерные черты лица.

— Как здоровье Задорожный? — Кричу я и, поднявшись с земли, подхожу к самому урезу воды.

— Не дождётесь, — на автомате отвечает он. — А ты откуда меня знаешь?

— Встречались не так давно, на холме у моста. Мы ещё вам там сказки рассказывали, товарищ старший лейтенант.

— Подожди-ка, где-то я тебя видел? Артиллерист?

— Да. Сержант Доможиров. — Напоминаю я о себе старлею.

— Точно. Сержант. С тобой ещё лейтенант был.

— Да, лейтенант Мельников, — говорю я. А потом инициативу перехватывает комроты и, быстро договорившись с командиром эскадрона, приказывает нам переправляться в этом месте.

Ширина реки была метров пятьдесят, но плыть нужно было только тридцать метров, ну а все миномёты, Малыш вообще перетащил через реку, идя по дну. А чтобы много не ходить, он сказал их собрать, и уже в собранном виде, за три рейса переправил их с берега на берег. Сначала переправлялись, моя банда и пехотный взвод, а разведка нас прикрывала, потом по отделениям переправились и разведчики. Форму снимать не стали, так что пока купались, заодно и постирались. На берегу только вылили воду из сапог, отжали и перемотали портянки, ну и двинулись в расположение кавалеристов. Через час мы были уже на месте, а именно на станции Жарковский, в расположении штаба 53-й кавдивизии, куда нас и сопроводил старший лейтенант Задорожный. «ОфицерА» пошли в штаб, чтобы познакомиться с местным начальством и связаться с нашим командованием, мы же пока расположились неподалёку, отдыхая и приводя себя в порядок.

Через десять минут ротный вышел и, озадачив нас чисткой и смазкой оружия, приказал следовать в сопровождении кавалерийского старшины, в расположение хозвзвода, где примерно через час, нас должны были накормить. Ветошь и смазку под роспись выдал нам старшина и, расположившись на полянке, мы приступили к чистке оружия. Организовав процесс, и назначив за себя старшим Михалыча (командира миномётного отделения во втором разведвзводе), я нашёл сержанта Филатова, подсел к нему и параллельно с чисткой своего люгера, завёл непринуждённый разговор.

— Здорова, Серёга.

— И тебе не хворать.

— Ну, рассказывай, как там всё было?

— Где там? И с какой целью интересуетесь?

— Хорош выёживаться, не томи, а то я подумаю, что ты еврей. — Сбитый с панталыку Филат, начинает буксовать.

— С чего это ты решил меня в иудеи перекрестить?

— А нехрен вопросом на вопрос отвечать.

— Ладно уж, раз пришёл, тогда слушай.

— Дошли мы до опушки, достали из ранцев немецкую форму, переоделись и стали ждать начала концерта. Ну а когда вы начали стрелять, быстренько выскочили на дорогу и, построившись в колонну, пошагали по направлению к деревне. А вот когда вы заканчивали своё выступление, то мы немного ускорились и вошли в Морзино с последними разрывами мин. Штаб дивизии располагался в самом большом доме в центре села, а немцы как раз в это время сидели по щелям. Мы с капитаном и несколькими бойцами, спокойно вошли в помещение, пристукнув по пути парочку часовых, и стали собирать карты и документы, складывая их в ранцы. На входе стояли наши люди, с приказом всех впускать, никого не выпускать, а в сенях был организован комитет по встрече и нейтрализации входивших. Закончив шмон, и наоставляв сюрпризов из лимонок в паре с термитными шашками в самых неожиданных местах. Мы, запалив костерок в одной из комнат, по быстрому свалили из помещения, построились в колонну и побежали вдоль по дороге в сторону леса. А когда стали стрелять наши снайпера, развернулись в цепь и, стреляя по верхушкам сосен, быстрым шагом скрылись в лесу, повернули направо, и уже друг за другом побежали вдоль опушки на позиции стрелкового взвода. Ну а дальше ты сам всё уже знаешь. В деревне шуметь мы даже и не пытались, потому что охраны было слишком много, и нас бы там всех положили. Но и твои миномёты поработали неплохо, когда мы проходили по центральной улице, то трупы гансов нам попадались довольно часто, особенно на северной окраине.

Одновременно с рассказом, Серёга закончил чистить и свой МР-40, а посмотрев на мой парабеллум, достал из своего ранца Вальтер Р-38 и подарил мне, сказав при этом.

— На, возьми, этот я тоже в штабе нашёл, я знаю, ты любишь всяких иностранных зверушек приручать, а у этого даже имя есть, Вальтером его кличут.

— Спасибо брат! От души. Но будешь подкалывать, я тебе свою противотанковую гранатку подарю, но ты её не бойся, она уже ручная.

К назначенному времени с чисткой оружия мы закончили, и стали готовиться к приёму пищи. Повара не обманули, и в три часа дня накормили нас поздним обедом. Собрав всех командиров подразделений за импровизированным обеденным столом, ротный нам объявил, что бронепоезд ради нас гонять больше не будут (у него свои задачи) так что до утра мы остаёмся на месте и отдыхаем, а там видно будет. Трофейные же документы доставит в штаб командир стрелкового взвода, в сопровождении пары бойцов на мотодрезине. Поэтому быстро перекусив, пехотный лейтенант собрался, и сопровождаемый носильщиками тире охранниками, отправился выполнять приказание. Мы же продолжили обедать в следующем составе. Капитан Алексеев, присоединившийся к нам старший лейтенант Задорожный, сержант Филатов, замещающий командира взвода, и я. Очень уж нам хотелось услышать, чем же закончились бои под Ильино, тем более от непосредственного в них участника.

После обеда, разместив людей в пристанционных помещениях и разрешив им отдыхать, нашли небольшой закуток и продолжили совещание. Кое-что мы знали от командира автобронероты, но не всё, так что достав заветную фляжку со спиртом, и распечатав банку тушёнки из энзэ, мы налили по первой и приготовились слушать командира эскадрона. Выпив свою порцию и занюхав краюхой ржаного хлеба, старлей начал свой рассказ.

— Наш полк прибыл на станцию с первыми эшелонами и начал разгрузку. Высыпав из вагонов, свели по сходням лошадей, и приступили к разгрузке тылового имущества и артиллерийских орудий. Вот тут-то и прискакал комбриг Мельников, и отдал приказ командиру полка, срочно выдвинуться по Смоленскому шоссе на юг, разведать обстановку, а при обнаружении противника вступить в бой и остановить врага. На вопрос, где находится противник, и какими силами он располагает, комдив сказал только, что утром немцы были у села Ильино, которое находится в сорока километрах отсюда, а вот где противник сейчас, предстоит разведать уже полку. Дивизия же после разгрузки будет двигаться следом и ждать донесений. Когда же комполка спросил.

— А как отправлять донесения? А то рации-то выдали, и они всё ещё в заводской упаковке в обозе, так как радистов не прислали. — Комбриг в сердцах ответил.

— Как как, жопой кряк. Голубя почтового пошлёшь. — Но потом смягчился и продолжил, — у тебя же начальник связи есть, вот его на коне и отправишь. Мы в гражданскую, без всяких радиостанций обходились.

— Понял. Разрешите приступить к выполнению приказа.

— Приступай майор, да смотри там поаккуратней, людей береги. На танки с шашками наголо не лезь. А если честно, я и сам ни хрена не понял. Меня разыскал комендант станции и начал причитать. — Спасите! Помогите! Немецкие танки прорвались!!! — А когда я спросил, — Где они и кто их видел? — удалось только добиться, что у села Ильино, на этом и вся информация.

Оставив для разгрузки артиллерии и оставшегося имущества один эскадрон, полк на рысях поскакал на юг. И только на подъезде к селу, нас догнали бронеавтомобили, и их командир передал письменный приказ комдива, а так же прояснил обстановку. — После небольшой паузы комэск продолжил.

— Ну, начало нашей атаки вы видели.

— Ага. — Не удержался я от подколки. — Как Чапай. Впереди, на лихом коне.

— Это вначале, а проскакав примерно с версту, мозги у меня проветрились, и я спешил эскадрон. Дальше уже наступали пёхом, а где и короткими перебежками, стараясь не отстать от броневиков, но всё равно потери у нас были, кого ранило, а кого и убило. Немцы хоть и отступали, но огрызались серьёзно, эти их пулемёты, настоящая коса смерти. Если бы броня нас не поддерживала, то чья бы взяла ещё не известно. Когда гитлеровцы окончательно откатились и заняли позиции на опушке леса, то мы вообще вынуждены были залечь, потому что огонь по нам усилился, а пару вырвавшихся вперёд бронеавтомобилей подбили, поэтому остальные немного отошли назад, и пытались огнём с места нащупать пулемётчиков. Но не так-то просто попасть в цель в темноте, особенно если она не маячит в прицеле, а постоянно меняет позицию. Гансы, видимо на что-то надеясь, как загнанная в угол крыса, отчаянно отстреливались. И только когда ваши разведчики ударили по противнику с фланга. А глубоко в тылу фашистов первый эскадрон завязал бой, тут уже нервы у них не выдержали, и они стали разбегаться по лесу, а кое-кто захотел сдаться в плен, но этим не повезло, потому что обозлённые понесёнными потерями бойцы, порубали всех шашками.

— С этими-то мы справились, а вот дальше… — Старлей достаёт папиросу, прикуривает от трофейной зажигалки, и пару раз глубоко затянувшись, продолжает.

— Пока мы доколачивали противника, приводили себя в порядок и собирали раненых, прибыл четвёртый эскадрон с полковой артиллерией и пулемётчиками. Вроде бы всё хорошо, весь наш кавполк собрался, и даже тылы должны были подтянуться, но у артиллеристов была только половина боекомплекта, а у нас уже кончались патроны. Самым боеспособным, оказался на данный момент четвёртый эскадрон, вот его-то наш майор и отправил в разведку. Но сразу предупредил командира, что как только проедут лес, то пускай сильно не торопятся, а аккуратно вдоль шоссе произведут разведку, но недалеко, а всего вёрст на пять, и дожидаются весь остальной полк, который подтянется чуть позже. Своё же донесение командир отправил ещё час назад, как только эскадроны вступили в бой и, остановив противника, погнали его вспять. Эскадрон ускакал, следом за ним двинулись ваши БА-10, потом артиллеристы, а немного погодя уже и все остальные. Может всё бы и обошлось, люди бы не погибли, да и ваших бы не пожгли, но…

— Давай помянем, — докурив, и тяжело вздохнув, предлагает комэск, — таких ребят потеряли. — Набулькав в кружки и, не чокаясь, выпив, не сговариваясь, достаём папиросы и молча закуриваем, при этом каждый думает о чём-то своём.

— В общем, эскадрон пошёл в разведку на рысях, походной колонной, как мимо леса, так не меняя аллюра и дальше, причём прямо по шоссе. О чём думал молодой комэск, теперь уже не спросишь, то ли решил поберечь лошадей, и не ломать им в темноте ноги передвигаясь по пересечённой местности, то ли опоздав к началу своего первого боя, решил отличиться. У него теперь и не спросишь. Но проскакав три километра от леса, эскадрон попал под кинжальный огонь минимум десяти пулемётов. Занявшие позиции на высоте немцы, подпустили наших поближе и, осветив поле боя ракетами на парашютах, длинными очередями своих пулемётов положили почти всех. Повезло только остаться в живых тем, кто шёл в замыкании, и успел свалиться на другую сторону дороги, или прикрыться своим конём, и если был в состоянии двигаться, уполз подальше.

Потому что буквально через пару минут, по лежащим на шоссе, и прячущимся за трупами лошадей людям, открыла огонь миномётная батарея противника, не оставив ни раненым ни ещё живым, не одного шанса. Пулемёты тоже не замолкали, прекращая ржание смертельно раненых лошадей и крики людей. Подъехавшие к месту боя бронеавтомобили, хоть и открыли огонь из всего своего вооружения, но начали загораться, от попаданий в них снарядов противотанковых пушек, и вынуждены были укрыться в складках местности. Потом на прямую наводку, развернулась батарея полковых пушек, и открыла беглый огонь по высоте, но через некоторое время, артиллеристы уже сами вынуждены были искать укрытия, или отходить, потому что миномёты перенесли свой огонь уже на них. Остальные же эскадроны комполка в бой посылать не стал, а отведя полк на безопасное расстояние, собрал всех комэсков и начал ставить боевую задачу. Приказ был захватить мост через реку Межа, приказа о штурме высоты не было, так что майор послал эскадроны в обход. Первый справа, от высоты и шоссе, а мой слева, ну и пулемётный эскадрон поделился с нами патронами. Никаких карт местности естественно не было, кто бы их выдал, поэтому привлекли проводников из местных жителей. Три орудия полковой батареи окопались справа от высоты, одно же должно было вести беспокоящий огонь с фронта, после нескольких выстрелов меняя позицию. С той же целью оставили и взвод максимов, которые с двух километров, по навесной траектории, короткими очередями накрывали окопы противника. Цель была площадная, поэтому особой точности не требовалось, да и гансы, опасаясь атаки, постоянно пускали осветительные ракеты, тем самым подсвечивая себя и облегчая наводку нашим. А вот для подавления наших пулемётов, нужна была корректировка огня, потому что цели были точечные, и немецкие канониры хоть и пытались стрелять, ориентируясь по вспышкам от выстрелов, но все их снаряды уходили «в молоко», а мины накрывали уже пустое место.

Проводник как по ниточке вывел мой эскадрон к реке и, оставив лошадей в лесу, в двух километрах от моста, мы уже пешком выдвигались на исходную. Выслав вперёд разведку, я послал связного к командиру полка с донесением, что у нас всё в порядке и мы готовы к бою. Примерно через час вернулись разведчики, а вместе со связным прибыл и командир полка, который привёл третий и пулемётный эскадроны.

Пулемётчики, разобрав свои максимы, доставили их на вьюках, так что по лесу они пробрались без проблем. Выслушав разведчиков, майор отправил третий эскадрон на другую сторону реки с приказом, начать боевые действия по уничтожению противника ровно в три часа тридцать минут, такой приказ он отдал и первому эскадрону. Вот и мой эскадрон начал действовать по этому плану. Ровно в назначенное время, вперёд уползли пластуны, а следом за ними, таким же способом двинулся и весь эскадрон. Беспокоящий огонь, наши прекратили ещё в два часа ночи, так что немцы на высоте успокоились, а охрана моста, оставив только часовых и дежурных пулемётчиков, отправилась спать. Некоторые из них так и не проснулись, те же, кто успел вскочить, пережили своих камрадов буквально на несколько секунд. Потому что кричать «уря» никто не стал, а просочившись в окопы уже освобождённые от часовых, порубили спящих гансов шашками. Без накладок, конечно, не обошлось, и несколько человек мы потеряли, да и выстрелы тоже раздавались то тут, то там, но на полноценный бой это не походило никак. Роту противника, охранявшую мост, мы уничтожили, та же участь постигла и вражеских миномётчиков, огневые позиции которых, располагались в тылу высоты. Их мы тоже перекололи и утащили миномёты. А с наступлением рассвета, в атаку на высоту, с трёх сторон пошли два остальных полка дивизии. Вся артиллерия была поставлена на прямую наводку, и сопровождала спешенных конников, огнём и колёсами, поддержали атаку так же и ваши бронеавтомобили. Немцы долго не продержались, потому что на каждый их пулемёт, было одно наше артиллерийское орудие, а их противотанковые пушки, уничтожили в первую очередь. Поэтому оставив несколько отделений прикрывать отход, они откатились с позиций, но подойдя к переправе, получили алаверды по полной. Теперь уже наши станкачи, заняв позиции в выкопанных немцами траншеях, пожали свою кровавую жатву, подпустив отступающих как можно ближе и расстреляв их длинными очередями. Да и трофейные пулемёты, мы тоже использовали по своему прямому назначению, так что пошедший на зачистку первый эскадрон, только добил раненых, чтобы не мучились. Потом на переправе нас сменил мехполк НКВД, который и занял оборону по реке Межа, наша же дивизия, по приказу командования, сначала продвигалась на юго-запад по берегу Межи, и встала в оборону по реке Западная Двина, от пересечения этих рек на левом фланге, до деревни Осиновка на правом. А через день, у села Велищи, к нам пробились остатки 134-й стрелковой дивизии. Потом нас сменила 243-я стрелковая дивизия, из группы генерала Масленникова. — Закончил свой рассказ старший лейтенант.

В ответку, мы ему рассказали о нашем тяжёлом бое у села Ильино, ну и поведали о своих сегодняшних подвигах. Расстались естественно друзьями, обменявшись ценными подарками, в виде боевого трофейного оружия. Напиваться никто не стал, в процессе беседы, правда уговорили всю фляжку разведённого водой спирта, и разошлись по своим делам, кто куда, а я «к зайцам». В общем, проверив наличие личного состава, и пересчитав всех по головам, никого лишнего я не нашёл и завалился спать.

Поднявшись как обычно в шесть утра, я спокойно умылся, попил с проснувшимися «замками» чайку. «Офицеров» с нами не было (Серёгин взводный ещё лечился в санбате, пехотный лейтенант укатил с донесением), ну а капитан Алексеев убыл на узел связи, так что мы не стали третировать бойцов ранним подъёмом, а дали поспать до семи. А вот позже, «поиздевались» по полной. Когда после оправки, побежали на утреннюю разминку.

Забитые молочной кислотой мышцы, болели, красноармейцы матерились и поминали недобрым словом «этих гадов унтеров», но к концу получасовой пробежки, с непременными упражнениями из комплекса, ворчать перестали и, почувствовав себя гораздо лучше, уже без мата переносили все «тяготы и лишения» службы. За полчаса, оставшиеся до завтрака, бойцы умылись и окончательно пришли в себя, поэтому солдаты, строем шагающие к полевой кухне, уже не напоминали своим внешним видом засушенных крокодилов, какими они проснулись час назад. После завтрака, ротный обрадовал нас известием о том, что к нам едет ревизор. А именно командир батальона в сопровождении небольшого кортежа, состоящего из остальных взводов стрелковой роты, а также нашего противотанкового взвода. Нам повезло, наша банда и пехота оставались на месте, а вот разведчики, разделившись на несколько групп, отправились на рекогносцировку местности. В десять часов утра, на прицепленных к «Овечке» двух платформах и нескольких теплушках, прибыли подразделения батальона, начальство ушло в штаб 53-й кавдивизии, а нашего полку прибыло, и теперь наш взвод был в полном составе, за исключением бронетранспортёров. Пехотинцы тоже собрались всей ротой, а ещё прибыл пулемётный а также мотострелковый взводы. Поздоровавшись со всеми вновь прибывшими, я отозвал Ивана в сторонку и спросил.

— Вань, а что это всё значит? И зачем нагнали столько народу?

— А это я хотел у тебя спросить. Чего вы такого добыли, что батальонное начальство всю ночь сидело и разбирало документы, а с утра нас погнали на погрузку, заставив забрать с собой все трофейные мины, загрузить два бэка снарядов к нашим орудиям, и вот по железке мы прибыли сюда.

— Да, чувствую, дело пахнет керосином и добром это всё не кончится.

— Скорее всего.

А тем временем события нарастали лавинообразно. Сначала от помещения, в котором размещался штаб, во все стороны разлетелись конные посыльные, потом стали прибывать командиры полков. После обеда командир разведбата лично, поставил нам боевую задачу. Совершить марш в район деревни Зекеево и ожидать там дальнейших распоряжений. Пройти предстояло километров десять с гаком, это по прямой, но вся сложность заключалась в том, что передвигаться нам предстояло по лесным, петляющим в обход болот дорогам, так что гак тут был ещё тот же десяток. Прибывшие разведчики и пехотинцы, ушли напрямик через лес, оставив нам весь свой обоз, и выделив стрелковый взвод для помощи и сопровождения. Но всё равно, поматерились мы от души, вытаскивая из очередной, казалось бы небольшой лужи, наши пушки и повозки с боезапасом, хорошо хоть кавалеристы выделили нам несколько своих пароконных повозок, и мы распределили груз равномерно, не перегружая лошадей, но эту дорогу-бездорогу, каждый из нас запомнил надолго. Всё хорошее когда-то кончается, кончилась и наша «большая прогулка», и через четыре часа мы приплелись к месту назначения.

В деревне Зекеево мы и нашли своих, «дезертировавших» от нас сослуживцев и насовали им по самые помидоры, особенно преуспели в этом бредушие вместе с нами пехотинцы. Посмотрев на наш внешний вид, и посочувствовав для близиру, «дезертиры» начали вяло отругиваться, но когда ротный старшина пообещал оставить их без ужина, — кто не работает, тот не ест, да и кухня отстала — сказал он, заткнулись и призадумались. Точку в споре поставил капитан Алексеев, который узнав в чём дело, прошёлся по умственным способностям, некоторых командиров, которые бросают своих в трудную минуту. Он нагнал нас где-то на полпути, вместе с передовым эскадроном кавалеристов. В самой деревне расположились только наши подразделения из 119-й стрелковой, зато в окрестных лесах сосредотачивались две кавалерийских дивизии. В течение часа мы приводили себя в порядок и отдыхали после марша, ну а когда поужинали, прибывший майор Царёв, перед строем объявил боевой приказ и, назначив старшим командира мотострелковой роты, укатил. Распустив строй и вызвав командиров подразделений, дальнейшую боевую задачу объяснял нам уже капитан Алексеев.

— Приказ все получили? А теперь слушайте, что будет делать конкретно каждое подразделение. Так как нам нужно захватить деревню с поэтическим названием Жабоедово, и тем самым обеспечить ввод в прорыв кавгруппы, то поступаем следующим образом. Стрелковая рота старшего лейтенанта Знатного, переправляется через реку Межа на повороте, там хоть и широко, но глубина небольшая, и то, ближе к левому берегу, где вас и встретят мои разведчики. Для поддержки атаки с вами вместе переправляются миномётчики, старшим — лейтенант Мельников. С собой берём только носимый боекомплект. Орудия и повозки с боеприпасами переправляются по броду ниже по реке, вместе с передовым эскадроном. Действовать начнём с наступлением темноты, так что я вас умоляю, никаких громких команд и криков, если даже тонете, то тоните молча. Непосредственно в деревне расположен опорный пункт противника, который обороняет не больше взвода, а лес к ней подходит на полверсты, так что в атаку идём молча, и стараемся подползти как можно ближе. Артподготовку начинаем только если первая, молчаливая атака сорвётся, а это случится, только если какой-нибудь мудак начнёт стрелять раньше времени, или с криками бросится в атаку на пулемёты. Того я сам лично расстреляю, так что к окопам противника подбираемся аккуратно и тихо, передайте это всем и доведите до каждого человека.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться? — влезаю я с рацпредложением.

— Говорите сержант, что у вас?

— У нас на вооружении сейчас пять 80-мм миномётов. Может, возьмём с собой только три, а остальные отправим с обозом? Интенсивности огня это не убавит, зато боеприпасов можно унести в два раза больше.

— Хорошо, так и сделаем, ну а с боеприпасами к миномётам пехотинцы вам помогут. Ещё раз напоминаю, до первого выстрела и начала атаки ни звука, ползём как змеи в траве. После того как займём Жабоедово, встаём в жёсткую оборону и пропускаем в прорыв кавалеристов. Переправу начинаем в десять часов вечера, сразу после захода солнца. Первый разведвзвод занимает оборону на левом берегу реки возле брода и прикрывает правый фланг кавалеристов. Противника там нет, но может появиться, так что копаете окопы в полный профиль и отходите самыми последними, пропустив на правый берег, наши отходящие подразделения. У меня всё. Вопросы, предложения, замечания? Ну, раз вопросов нет, то проинструктируйте личный состав и до 21:00 отдыхать, после готовимся и начинаем.

— Разойдись.

Проинструктировав всех своих, а также приданных нам бойцов, распускаем строй и готовимся к бою, Иван идёт с нами через реку, поэтому Мишка остаётся старшим во взводе, общую же колонну с обозом поведёт ротный старшина, — старший сержант Силкин, поэтому сняв три своих миномёта и сгрузив боекомплект, отпускаем повозки кавалеристов. Остальной груз трогать не стали, так что на отдохнуть, осталось ещё полчаса.

В девять часов построили людей, подогнали снаряжение, проверили оружие, и к половине десятого были уже готовы. Подошедший к этому времени капитан Алексеев, выслушал доклады командиров, объявил пятиминутную готовность на покурить и оправиться, дальше будет не до перекуров, ну а потом мы построились и пешей колонной пошли к месту для переправы, а обоз вместе с нашими пушками поехал к броду. Пройдя примерно с километр, вышли к реке и начали переправляться, но теперь было уже легче, потому что разведка, где-то надыбала пару лодок-плоскодонок, и всё тяжёлое вооружение и мины мы перевезли на них, сделав несколько рейсов.

Благополучно переправившись через реку, мы через полчаса, по лесным просекам, вышли на южную опушку леса, где и установили свои миномёты. Пехоте предстояло пройти ещё полтора километра, чтобы обойти деревню слева и начать атаку с восточной опушки. Старшим на батарее остался Иван, а я со своими помощниками пошёл корректировать огонь ближе к деревне. Дорогу нам показывал один из разведчиков, потом шёл Малыш с пулемётом, сразу за ним я, а замыкал нашу группу дядя Фёдор, который разматывал катушку с телефонным проводом. Разведка лазила по лесу и изучала визуальным наблюдением подходы к деревне весь день, так что первых полкилометра мы прошли как по бульвару, немного забирая влево, зато потом поползли и, остановившись в четырёх сотнях метров от цели, стали дожидаться наших пехотинцев. Немцы ещё не спали, потому что из Жабоедово доносились звуки губной гармошки, а во все стороны света, с окраин взлетали осветительные ракеты. Через четверть часа, слева раздалось пыхтение, и в сотне шагов от нас прополз правофланговый стрелковый взвод. Немного погодя по знаку разведчика, следом двинулись и мы, а остановились только минут через десять у небольшого бугорка, возвышающегося над местностью всего лишь на метр, но этого нам хватало с лихвой, потому что до фрицевских позиций было метров триста.

— Всё, шабаш. Тут и отабориваемся, лучше позиции нам не найти, а то если поползём дальше, то своим пыхтением Малыш распугает всех немцев, — сказал я, с трудом переводя дыхание и заползая на бугорок в степи. Рядом Емеля деловито устанавливает свой пулемёт и, поводя стволом из стороны в сторону, проверяя сектор обстрела, удовлетворённо кивает головой. Федя тем временем подцепляет аппарат и, покрутив ручку, постукиванием костяшками пальцев по микрофону проверяет связь.

— Тогда я к своим, — шёпотом говорит мне разведчик и, двигаясь как ящерица, исчезает в высокой траве. Внимательно наблюдаем за противником и ждём начала атаки. Гансы угомонились, и ракеты стали взлетать с большими интервалами, видимо фейерверк им надоел, а самые неугомонные отправились спать, поэтому на позициях остались одни лишь часовые. В ста метрах от окраин, по периметру деревни было натянуто проволочное заграждение в один кол. Ползущие первыми разведчики, помогая друг другу аккуратно проползли снизу, а вот пехота замешкалась. И то ли кто-то, зацепившись своей одеждой начал дёргаться, то ли какой-то гений догадался порубить проволоку пехотной лопаткой, но подвешенные к заграждению консервные банки загремели, и темноту ночи сменил яркий свет осветительных ракет, а по источнику шума на нашем правом фланге, начал работать пулемёт. Так как наш бугор был ещё правее, то не боясь никого задеть, Малыш вступил с ним в перестрелку, и буквально через полминуты загасил. Положение спасли разведчики, успевшие занять передовой окоп, и уничтожить дежурную смену пулемётчиков, ну а дальше в дело вступила уже стрелковая рота, бойцы которой наконец-то преодолели заграждение и со всех ног ломанулись вперёд на запад. Не успевшие занять окопы фашики, выскакивали из домов где ночевали, и тут же падали, сражённые штыком, прикладом, или выстрелом в упор. Кто-то конечно и выигрывал в единоборстве, а также успевал выстрелить первым, но численное превосходство было на нашей стороне, да и главное преимущество немецкого отделения, их пулемёты, были частично уничтожены, или захвачены. И теперь на передний план выходила индивидуальная подготовка и лучшее владение штыковым боем, которому красноармейцев обучали в первую очередь, даже в ущерб стрелковке, так что в течение получаса всё было кончено. Часть выживших немцев отступила на северо-запад, где и попала как кур в ощип, под удар передового сабельного эскадрона, который походя, прямо на скаку, порубал их, и продолжил движение по дороге, в двухстах метрах от теперь уже нашего опорного пункта. Немного солдат противника, забаррикадировалось в большом амбаре на южной окраине деревни, и отстреливались как сумасшедшие до тех пор, пока подоспевшие на всём скаку наши пушкари, не раскатали строение по брёвнышкам, сделав по нему несколько выстрелов осколочными гранатами.

Когда пехота вступила в бой, я подождал десять минут и, убедившись, что наша помощь миномётным огнём не потребуется, созвонился с Иваном, и всей своей компашкой мы потрусили к деревне низко пригибаясь к земле. Перерубив колючку на одном из кольев проволочного заграждения, прошмыгнули по проделанному проходу, и разместились в заботливо предоставленной нам немцами траншее, там же был и капитан Алексеев, который руководил боем. Разведчики, сначала заняли передовой окоп, а потом, разбегаясь в ту и другую сторону по траншее, уничтожили караульных и дежурных пулемётчиков, а пропустив вперёд пехоту, разделившись на группы, пошли следом, зачищать дома и подсобные помещения от фашистских недобитков. Своих же пулемётчиков они оставили в траншее, так что внезапного нападения со стороны леса можно было не опасаться, тем более в ту сторону, наши продолжали пускать осветительные ракеты, доставшиеся по наследству от дохлых фрицев.

— Командир, а нам что теперь делать? — спросил я, подойдя к ротному.

— Кому нам? А. Артиллеристы, — узнал меня он. — От вас сейчас толку никакого, пехота скоро закончит, так что давай всех сюда. Связь есть?

— Конечно.

— Тогда звони и передай мой приказ.

— Федя, вызывай взводного, — говорю я, возвращаясь к своим.

— Готово, — протягивает мне трубку он.

— Вань. Тут пехота без нас обойдётся. Так что собирайте манатки и дуйте к нам. Ротный приказал.

— Понял. Только куда идти? А то как бы свои не постреляли, ночь всё-таки.

— Идите прямо по нитке провода, там мы как раз проволоку порубили, так что пройдёте как по проспекту.

— Тогда ждите, но всё нам не унести, народу не хватит.

— Ерунда, тащите сперва миномёты, за боезапасом вторым рейсом сходим. Да, связь пока не сматывайте, чтобы потом не блудить.

— Хорошо, конец связи. — Лейтенант отключается, а я иду по траншее и предупреждаю разведчиков, чтобы случайно не подстрелили своих.

Через четверть часа, в районе первой нашей стоянки взвивается зелёная ракета, в ответ пускаем осветительную и тяжело нагруженные миномётчики, подходят к нам. К этому времени пехотинцы как раз захватили опорный пункт, а разведчики зачистили все дома в деревне, поэтому отправив людей за оставшимися минами, вместе с лейтенантом идём выбирать огневую для миномётов. Позицию мы выбрали в центре деревни, на небольшой площади рядом с сельсоветом. Копать ничего не стали, потому что трудолюбивые гансы тут довольно хорошо поработали, выкопав несколько щелей неподалёку. Ну а миномёты мы обваловали мешками с песком, опять же доставшимися от бывших хозяев шверпункта.

Пока мы устанавливали орудия и миномёты, в пяти километрах восточнее нас, в расположении немецких войск слышалась канонада. Как в последствие выяснилось, это наша артиллерия с бронепоезда, гвоздила по обороне противника. Ну а на западе, примерно в двухстах метрах от окраины, по дороге двигались кавалерийские полки. У меня же в голове крутилась безумная мысль, которую я и озвучил Ивану.

— Ну, ты и… чудак! — проглотив первое слово, сказал он. — На такое только самоубийца способен. Ты случайно головой нигде не ударялся?

— Ладно, бог не выдаст — свинья не съест, если что, считайте меня коммунистом. Пошли к ротному, — отвечаю я. Найдя капитана Алексеева, рассказываем ему свой план.

— Хорошо, я вас понял, — говорит капитан. — Только найдите сержанта Филатова, и уже вместе с ним действуйте. — И добавляет. — Аферисты.

Ванька идёт командовать личным составом, а я нахожу Серёгу и в двух словах объясняю ему свою задумку.

— Пошли со мной, — говорит он, приводит меня в какой-то амбар, который немцы оборудовали под склад боеприпасов и, включив фонарик, берёт что-то со стеллажа и убирает себе в противогазную сумку. Потом из общего штабеля выбирает пару укупорок с колотушками и протягивает мне, а сам берёт ещё два ящика.

— Теперь всё готово, так что веди. — Прихватив своих компаньонов, небольшой цепочкой идём к нашему НП, который мы облюбовали перед боем. Впереди Малыш с пулемётом, за ним я с Филатом, замыкает Федос, тянущий связь. Дойдя до нашего бугорка, оставляем Емелю с Федей окапываться, а сами бежим на опушку леса, устраивать фрицам «сюрпрайз».

— Серёга, а нахрена мы столько колотушек с собой тащим? Из них же растяжки никакие, — добежав до места и присев чтобы отдышаться, задаю я вопрос.

— Очень даже какие. Тем более я секрет знаю.

— Тогда не темни, рассказывай.

— Вот я и говорю. Пока вы в расположении шагистикой занимались, да из пушек палили, я подумал головой и решил разобраться с трофеями. Вот в одном из ящиков, я и нашёл какие-то странные детонаторы, а к ним инструкцию, причём с картинками. Прочитал, а это оказались специальные взрыватели, чтобы из колотушек делать мины мгновенного нажимного действия. Ну а на подобные, я уже здесь на складе наткнулся. Отдышался? Тогда пошли.

— Побежали. А то немцы нагрянут, а мы не умытые.

— А при чём тут… Опять ты со своими подколками. — Уже на бегу откликается Серёга.

Пробежав двести метров влево по опушке, устанавливаем несколько сюрпризов между деревьями. Я вкручиваю взрыватели, Серый устанавливает гранато-мины. На обратном пути повторяем процедуру через каждые пятьдесят шагов. Раскидав, таким образом десяток маяков, мы перекрываем полосу длиной метров пятьсот. Так что в каком бы месте фрицы не вышли из леса, везде сработают наши сигналки. Второе минное поле устанавливаем, уже на подходе к нашему бугорку, в радиусе семидесяти метров, причём в шахматном порядке в два ряда, надевая на гранаты осколочные рубашки.

Когда мы уже заканчивали отбирать хлеб у сапёров, где-то в лесу, раздалось несколько гранатных разрывов.

— А вот и связисты пожаловали, — сказал сержант Филатов, — пожалуй, скоро начнётся. Так что пошли, тут ещё пяток колотушек осталось, этими кидаться будете если что.

— Ну и при чём тут связисты? И кто там у тебя в засаде? — с удивлением спрашиваю я, установив последнюю мину и идя за ним.

— Ни кто? А что. Просто один хороший человек постарался.

— Хватит ребусы загадывать, говори яснее.

— Вот я и говорю. Когда мы вдоль опушки выдвигались на позицию для атаки, то наткнулись на провод, протянутый из деревни в лес. Сразу резать не стали, боясь сполошить гансов раньше времени, а оставили человека, который должен был просто перерезать кабель, после начала стрельбы. Но он оказался ещё тот затейник, перерезав нитку провода в сорока метрах от опушки прямо в лесу, понаставил вокруг растяжек, ну и сразу после боя нашёл меня и всё рассказал.

— А чем мативировал такие свои нехорошие действия, этот коварный тип? — спросил я.

— Рассуждал он вполне логично. Вот поставь себя на место противника. У тебя пропадает связь с одним из подразделений, а вскоре с той стороны раздаётся стрельба. Что ты будешь делать? Да ещё ночью.

— Пошлю связистов для проверки линии, а чтобы им было не скучно, или не страшно, то отправлю с ними разведчиков, а если «специально обученных» людей рядом нет, то и простых пехотинцев с толковым командиром.

— Всё правильно, пойдут они по лесу, держась как можно ближе друг к другу, потому что ночь, можно потеряться, ну а путеводная «нить Ариадны» в руках у камрада…

— И придут прямо по ниточке на место встречи, которое изменить нельзя, где немецкие солдаты повстречают советские гранаты, и будут жить недолго и не счастливо. — Заканчиваю я предложение.

Так за разговором незаметно дошли до НП, где и попрощались с Малышом и «Карлсоном». Мы же с Федей оставались корректировать огонь миномётной батареи, в которой так и осталось три ствола, остальные так и лежали в укладке вместе с боекомплектом на одной из повозок, потому что для их обслуживания, не хватало людей, а также вьюков для переноски. Ну и для самообороны, у нас был МГ-34, а также пара немецких автоматов, ну и гранаты. Емельян уходить не хотел, всё придумывал разные предлоги, чтобы остаться, еле его уговорили, сказав, что если что, то наш отход никто лучше чем он не прикроет, ну и Серёга пообещал ему выдать запасной эмгач, так что совместными усилиями всё же уломали этого великана. Я бы конечно его оставил, пулемётчик он был от бога, да и боец неплохой, но наша задача заключалась в том, чтобы в темноте вовремя заметить противника, точно навести миномёты на цель, и постараться помочь отбить хотя бы одну атаку, а потом свалить побыстроляну. А вот с отходом-то и могли возникнуть сложности, тем более если кто-то ранен, всё-таки в бою стреляют, потому я и остался с Федей, что в случае ранения одного из нас, второй бы его вытащил, а вот утащить на себе семипудовую тушку Малыша, гарантированный кирдык обоим. Ну и был бы день, я бы сюда не полез, а ночью с обнаружением были проблемы, так что пришлось импровизировать.

Отправив наших, я, сделав один миномёт ведущим, занялся пристрелкой реперов, а дядя Фёдор дооборудованием окопа. Минут через десять, с последним разрывом мины, я заметил какую-то странную тишину. Нет, в нашем тылу продолжалось движение колонны, и раздавались соответствующие звуки, а вот с фронта. Сначала там слышались разрывы снарядов среднего калибра, потом канонада от выстрелов 105-мм немецких гаубиц, и вот сейчас тишина. Так что к нам скоро должны были гости пожаловать, причём незваные. Ну и встречать мы их будем соответственно. Тем более всё для этого у нас есть, сами же фрицы и постарались, оборудовав для нас этот опорный пункт, мы же его усилили людьми и вооружением. Траншеи вокруг деревни заняли пехотинцы, в домах же расположенных на окраинах села, засели разведчики с немецкими пулемётами. Каждый стрелковый взвод, кроме своего штатного вооружения, был усилен двумя максимами, ну и в резерве было ещё два МГ-34 на треножных станках, тем более с западной стороны проходила дорога, по которой уходила в прорыв кавгруппа, так что там было оставлено только несколько человек, на всякий случай. Так как народу для обороны опорника, было более чем достаточно, то обе наших сорокапятки разместили в ста метрах на северо-западе от деревни, рядом с дорогой, выделив им в прикрытие отделение разведчиков. Это был и наш засадный полк, а так же шанс оторваться от противника, если за нас возьмутся всерьёз и обложат как медведя в берлоге.

Нам оставалось ещё полчаса, точнее не нам, а кавалеристам, чтобы проскочить мимо деревни и раствориться в ночи, но всё произошло гораздо раньше. Сначала сработал наш «сюрпрайз» на правом фланге, и в ту сторону отработал один из максимов. Потом пара мин-ловушек рванула на левом, туда тоже выпустил ленту один из станкачей. А вот атаку в центре, мы чуть не проспали. То ли немцы сняли наши наспех установленные «сигналки», то ли как-то прошли мимо, но мы заметили этих ползучих гадов, уже в ста метрах от опушки леса. Хорошо хоть ориентиры у нас были пристреляны заранее, так что сразу же даю команду на открытие огня, и после пары пристрелочных, открываем огонь на поражение. Хорошо пошло. Три миномёта с боевой скорострельностью до двадцати выстрелов в минуту, это для роты прилично. Ну и семь пулемётов с четырёх сотен метров, не считая винтовочных выстрелов, тоже не айс. Так что первую атаку мы отбили, оставшиеся в живых немцы как приползли, так и уползли, под прикрытием нескольких пулемётов с опушки, на которые я перенёс огонь своих миномётов.

Глава 11. Бои местного значения (продолжение)

На этом можно сказать все наши успехи и закончились. Потому что буквально через десять минут, по деревне открыли огонь уже немецкие миномёты, к которым присоединились пехотные орудия, так что нашим там приходилось кисловато. Хорошо, что обоз мы отправили, разгрузив боеприпасы, а то бы остались без транспорта. Под прикрытием огня своей артиллерии фрицы отошли, и походу даже раненых вытащили. Нам с Федей пока везло, так как мы были в стороне от деревни, причём ближе к лесу, так что мины и снаряды летели через нас, но связи у нас не стало минут через пять после начала этой артподготовки. Можно было уже и сваливать, но на месте было гораздо безопаснее. С началом стрельбы кавалеристы то ли ускорились, то ли проехали, так что свою задачу мы можно сказать выполнили, но проблема теперь возникла в том, чтобы уйти по-английски, тихо и не попрощавшись. Дело в том, что под прикрытием артиллерийского огня, немцы подобрались метров на триста, причём с трёх сторон, а целый взвод пёр прямо на нас с Федулом, и как только фрицы начали подрываться, я причесал их из пулемёта, выпустив всю ленту за несколько секунд. Перезарядиться я уже не успевал, а только лишь спрятался в окоп, где мы и зависли, потому что артобстрел немцы прекратили, и наши стали гвоздить по ним из винтовок и пулемётов, а также из оставшихся миномётов, а гансы соответственно отвечать, и мы оказались на директрисе что у тех что у других, так что сидели на самом дне окопа и не жужжали.

Я рискнул высунуться только после того, как обстрел немного стих и то, сначала выкинув на кого бог пошлёт несколько гранат на все четыре стороны. Ну а немецкую каску я нацепил ещё перед боем, да и Федоса заставил надеть, а то своих нам пока не выдавали. Быстро нырнув в окоп, я запустил вертикально вверх осветительную, а сразу за ней красную ракеты. Буквально через секунды, справа от нашего бугра стали свистеть пули, а в левую сторону я стал кидать оставшиеся у нас колотушки. В следующий раз я вынырнул, услышав с правого фланга стрельбу и разрывы снарядов 76-мм орудий, а слева от себя частое тявканье наших сорокапяток. Буквально в пятидесяти метрах от нас немцы остановились, а потом и попятились. Пустив в сторону наших зелёную ракету, вываливаемся с Федей за бруствер, и сначала ползком, затем на четвереньках, ну а дальше во весь опор несёмся к своим. Пулемёт и всё связное имущество остаётся на НП, мы же как сайгаки перемахнув проволоку, а потом и траншею, забегаем за угол ближайшего домика, и только тут останавливаемся и сползаем по бревенчатой стенке, пытаясь отдышаться.

— А вам что, особое приглашение нужно? — говорит появившийся возле нас Ванька. — Быстро ноги в руки и ходу отсюда. Я к орудиям, а вы догоняйте своих. Позицию займёте в посёлке Рысное, он находится прямо по дороге, так что не промахнётесь. — Только тут замечаю, отходящих пехотинцев и пулемётчиков, тащащих на своём горбу разобранные максимы. Долго уговаривать нас не надо, так что сначала лёгкой трусцой, а потом уже и скачками, ретируемся из деревни. «Качки отстали», когда мы были уже на западной окраине, под свист летящих мин, ну а когда раздались разрывы, до нас уже было не достать. Наших мы догнали, когда уже выбежали на трассу, по которой они и шли, нагруженные миномётами и лотками с оставшимся боекомплектом. Чуть позже к нам присоединился Малыш, который ушёл с позиций одним из последних, вместе с прикрывавшими наш «побег из курятника» разведчиками.

Пока немцы ровняли с землёй Жабоедово, мы успели отмахать километра два, а когда уже входили в Рысное, то услышали частую стрельбу наших орудий, и длинные очереди трофейных пулемётов, практически на расплав ствола. Продолжалось всё это буквально несколько минут, а потом опять заработали миномёты противника. Стреляли они минут пять, но уже не по опорному пункту, из которого мы вовремя успели смотаться, а немного левее, видимо пытаясь накрыть сорокапятки. Когда мы установили два своих оставшихся самовара за окраинными домами, в деревню на рысях заскочили обе наших пушки, облепленные бойцами расчёта. С передка второго орудия соскочил взводный и подбежал к нам.

— Сейчас за нами разведка подтянется, смотрите не накройте. Где пехота?

— Посмотри в хате, вроде туда какой-то лейтенант заходил. — С двух сторон от дороги, на огородах занимал позицию стрелковый взвод, а в двух домиках перед нами, разведчики поставили по эмгачу.

— В общем так, — сказал Иван, переговорив о чём-то с пехотным командиром и подойдя ко мне. — После того как пройдут наши, держитесь минут десять-пятнадцать и отходите. Если мины кончатся раньше, то раньше и валите.

— Понял. Далеко ещё?

— Мы отскочим километра на три, там будет овраг и небольшая речушка. Ну а когда вы туда придёте, то ещё пара вёрст, а там и брод через Межу. Давай, до встречи.

— Ладно, пока. — Жмём друг другу руки и расходимся. Артиллеристы теперь уже быстрым шагом поспешают за передками, а я ищу удобное место для наблюдения.

Вскоре на дороге появляются разведчики, среди которых замечаю Серёгу Филатова. Увидев меня, он подбегает и стискивает своими руками, приговаривая при этом.

— Живой «гад» ты этакий, я уж думал мы и не свидимся, тем более когда ты красную ракету в небо запулил и огонь на себя вызвал. Хорошо хоть место догадался подсветить, поэтому мы только из пулемётов и врезали.

— Хватит меня тискать, — выбираюсь я из его объятий, — лучше скажи, твои все прошли, или остался кто.

— Мои-то все, только похоже немцы на пятки наступают. И чего они прицепились? Так что смотри, шагов за триста отсюда мы на дорогу мин понаставили, если начнут взрываться, сразу стреляй.

— Понял. Где только ты опять их откопал?

— Да те же гранаты, только мы их теперь прикопали, так что кто-нибудь обязательно наступит. Но и сами ушами не хлопайте, а то могут и обойти. — Серёга убежал догонять своих, а мы выставляем прицел на триста метров, и наводим оба своих миномёта на дорогу. Обойти нас конечно могут, но фланги заняли пехотинцы с дегтярями, и это пока не наша забота. Да и ходить там особенно по ночам, не в кайф: слева в ста метрах болото, дальше заболоченный лес, потом река, справа просто лес, но до него метров четыреста, поэтому один ротный миномёт контролирует правый фланг. Расстояние небольшое, так что обойдёмся только основными зарядами, а то дополнительных у нас не осталось.

Нацикам быстрее, да и лучше уж по дороге топать, а то там того и гляди глазик выколешь, а здесь ещё и в лужу провалишься, тем более местность никто не знает, и с проводниками тоже напряг, обе деревушки стоят пустые. По крайней мере, я никого из местных не видел, или в лесу спрятались, или эвакуировались.

— Ну что сержант, может пора уходить? Вроде никого нет, немцы за нами не пошли. — Подошёл ко мне за поддержкой младший лейтенант — командир пехотинцев.

— Может и пора, но подождём чутка, а то начнём уходить, повернёмся спиной, и получим такого пенделя, что потом и не остановимся. — В подтверждение моих слов, на флангах сначала загрохотали наши пулемёты, а потом и фрицевские, а на дороге раздался взрыв гранаты. — Вот тебе и не пошли.

— Батарея к бою! Четыре снаряда беглым.

— Огонь!!!

И понеслась езда по кочкам. В небо с той и другой стороны взлетели осветительные ракеты, причём от одного производителя, так что картинку подсветили хорошо, и она не обрадовала. Немцы наступали как минимум ротой, причём от леса до леса, и если взвод, наступающий в центре, был в трёхстах метрах, и мы его хорошо проредили, то на флангах гитлеровцы подобрались на сотню, и с каждой секундой расстояние сокращалось. Нет, в дурацкую атаку грудью на пулемёты сомкнутым строем никто не шёл, но вот короткими перебежками, причём по нескольку человек от отделения, то тут, то там хитрые гансы шмыгали как перепела, на несколько секунд появляясь и исчезая из виду. Их порыв сдерживали только ручники, но дегтярь на правом фланге вскоре затих, — на нём скрестились очереди сразу двух немецких МГ, и махра сразу попятилась, их там и было-то всего отделение, теперь уже меньше, «самых смелых», решивших убежать от пули, скосило. Пока я переносил огонь двух своих миномётов направо, а Емелю с трофеем посылал налево, по правому флангу захлопал наш 50-мм миномёт, расчёт разошёлся и развил максимальный темп стрельбы, но уже через две минуты замолчал, видимо запас мин кончился. Но положение он выправил, немцев проредил и придержал, а пока стрелял, разведчики сориентировались, и ударили с эмгачей по флангам врага, а когда сверху прилетели и 80-мм подарки, причём удачно накрыли один из пулемётов, фрицы попятились и стали отходить на исходную.

Наш центр пока держится, с левым флангом тоже нормально, хорошо отработали бойцы с ППД, да и остальные не подкачали. Красноармейцы палили из самозарядок, а позже и Малыш подключился. Так что прижатые огнём уже трёх пулемётов немцы, словно прилипли к земле, поэтому решаем проблемы по мере их поступления. А они скоро наступят, мины у нас кончаются, а немцев ещё дохрена, причём далеко отходить они не собираются, так что стреляем не часто, а потом и вообще прекращаем. Хорошо хоть фрицы залегли, но открыли ответный огонь, причём со всех своих стволов, пехотинцы стали отползать к домам, и прятаться за их стенами. А когда сверху на нас посыпались пятисантиметровые мины — морковки, причём миномёты захлопали с правого фланга со стороны леса, то нам поплохело, появились убитые и раненые уже в моих расчётах. Перемещаем миномёты и отходим ближе к северной окраине.

Ко мне подбегает знакомый сержант — командир отделения разведчиков и, матерясь через слово, огорошивает новостями.

— Лейтенанта… ранило. Пехота… растерялась. Валить надо. Скоро эти жабы… опять в атаку пойдут. Тогда нам точно п…ц.

— Что предлагаешь? По дороге не реально. Слева болото, справа лес, но там гансы.

— По болоту я тропинку знаю, мы там весь день лазили, да и лес там к самой реке выходит. Это где вы сегодня переплывали, ну а лодки мы у берега притопили, если что раненых увезти можно.

— Тогда собирай всех на северной окраине, как только мы начинаем стрелять, сразу отходите.

Не видя конкретных целей, немцы свой огонь ослабили, но полностью не прекратили, в атаку правда тоже не стремились, похоже чего-то ждали, ну и дождались. Как только по деревне начинают пристреливаться немецкие пушки, то мы сразу выпускаем весь свой остаток мин, по правофланговому взводу фашиков, а когда гансы пытаются отойти, причёсываем их из двух эмгачей и, закинув в ствол каждого миномёта по «колотушке», рвём когти к лесу. Бежать нам полкилометра, да ещё с ранеными на руках, так что фрицевская артподготовка нам как раз в жилу, теперь немецкий шаблон сыграл с ними злую шутку. Пока снаряды разрываются в деревне, туда никто не войдёт, а как только артобстрел закончится, нас уже и след простыл. Конечно, днём этот фокус бы не удался, но ночью как раз.

Оторвались мы удачно, приняв немного левее, обошли заболоченную луговину и скрылись в лесу. Тут конечно пришлось не сладко, под ногами хлюпало, местами иногда стоялая вода доходила до колена, кто-то оскальзывался и падал, окунаясь с головой, но вскоре мы пересекли просеку, и буквально через четверть часа вышли к реке. Видимо в предках у разведчика Сусаниных не было, или наоборот были, но своих они не блудили. Немцы нас не преследовали, для них мы были как тот «неуловимый Джо» из анекдота, которого поймать никто не может, потому что не ловит, а не ловит из-за того, что он нафиг никому не нужен, или обнаружив в деревне наших павших, решили, что всех красных они уничтожили. Когда выбрались на берег, то свалились буквально без сил. Эйфорию от того что остались в живых, сменило чувство усталости и безразличия, а потом горечи от понесённых потерь. Причём не столько от того, что люди погибли, всё-таки война, а на войне убивают, а от того, что их тела остались непогребёнными на поругание врагу. Я только успел собрать документы и оружие, у кого они были и всё, больше уже ни на что не было времени и возможностей.

— Глотни, командир, — сказал мне Федя, протягивая фляжку с водой. Как я вначале подумал. Но когда основательно приложился, и увидел удивлённые глаза этого «вредителя»…

— Ты чего не предупредил, гад!? — Сказал я сквозь слёзы, когда откашлялся, охрипшим голосом.

— Блябуду не хотел, — забожился на зуб Фёдор. — Я же подмигивал. Ты что не заметил?

— Подмигивал он, — уже по инерции ворчу я. Чистый спирт, упав в пустой желудок, вызвал там мгновенную реакцию, и по всему телу разлилась теплота.

— Разбавишь водой, и плеснёшь каждому грамм по полста. Но это только после того, как мы переправимся на тот берег. — Говорю я и иду искать командира разведчиков.

— Здоров Ильюха? — Наконец-то вспоминаю я его имя (это с ним и Филатом, мы пытались спеть «Чёрного ворона», когда отмечали нашу первую победу).

— Почти. — Показал он замотанную свежим бинтом левую руку.

— Это где тебя зацепило?

— Да хрен знает, сам только заметил когда сюда дошли. Хлебнёшь? — встряхнул он полупустой флягой.

— Спасибо. Меня уже один добрый человек напоил «водичкой».

— Да это не вода.

— Я понял, не дурак. Сколько вас осталось?

— Со мной пятеро. Это относительно целых. Трое ранено. А двоих убитых мы там оставили. Сцука! Ну не мог я их забрать, у меня двое тяжёлых, насилу уволокли! — с надрывом восклицает он.

— Не вини себя, моих там трое. После поговорим, сейчас о живых думать надо.

— Да понимаю я всё, но…

— Ну что, действуем по старой схеме? Твои прикрывают — мы с пехотой переправляем раненых, потом все отходим, — перехожу я к конструктиву.

— Действуй Коля.

Начинает светать, реку окутывает туман и, найдя старшего в стрелковом взводе, начинаем переправу. Провозились довольно долго, трёхсотых было почти пятьдесят процентов, слава богу хоть половина из них могла передвигаться самостоятельно, а то бы пришлось челночить, хорошо что кто-то из пехотинцев догадался сделать волокуши, и у нас высвободилось несколько бойцов, но и так в боевом охранении шли легко раненые, а все здоровые несли или волокли неходячих.

Пройдя километр до деревушки Зекеево, оставляем всех раненых в домах, на попечение немногочисленных местных жителей. Там же остаётся и отделение разведчиков, на всякий случай мало ли что, да и насчёт одного незавершённого дела, мы с Ильёй накоротке переговорили, а то как-то нехорошо получалось, не по людски. Да и несколько пехотинцев, услышав, о чём мы с разведкой шушукаемся, с решительным видом подошли к нам и предложили свою помощь. Всё-таки наша дивизия кадровая, и в ротах все друг друга знали не один день, и даже не месяц, а как минимум год, и друзья, а тем более земляки были у всех. Поэтому порешили так. Разведка после обеда выдвигается обратно к месту нашего боя и наблюдает что там и как, а моя банда вместе со стрелковым взводом, точнее с его остатками, выполняет последний приказ и двигается на соединение с остальным нашим войском. Пройдя два с половиной километра на запад по лесной дорожке, входим в довольно большое село Зекеево раскинувшееся на высоком берегу реки, где и застаём свои «основные силы», — обоз и начальство. С этими населёнными пунктами прямо беда, там деревушка, здесь село, и все с одинаковым названием, правда, посмотрев топокарту, я заметил, что данный участок местности называется урочище Зекеева Гряда, видимо отсюда и произошла вся одинаковость. Переговорив со старшиной и узнав все последние новости, а также свалив на него заботы по кормёжке лишнего состава, иду разыскивать капитана Алексеева.

Наш отряд занимал оборону на правом берегу, прямо напротив брода. А так как река в этом месте выгибалась дугой на юг, то наши окопались по диаметру этой дуги, оставляя в пятидесяти метрах в своём тылу небольшую рощу, где были установлены станковые пулемёты и сорокапятки на флангах. Длина линии обороны была полкилометра, так что народу там хватало — два стрелковых, взвод разведчиков, плюс шесть максимов и две пушки. Ещё один разведвзвод располагался прямо в селе и составлял резерв, поэтому выслушав мой доклад, ротный распорядился отдыхать и приводить себя в порядок. За ранеными же высылался обоз, который должен был забрать всех по пути и доставить на станцию Жарковский, а при возвращении обратно, привезти боеприпасы. А так как на всех раненых, нашего транспорта не хватало, то мобилизовали местных колхозников, с их гужевыми телегами.

Когда я вышел от командира роты, то первым кого повстречал, был сержант Филатов. Ну и после взаимного обмена «любезностями и комплиментами» мы продолжили общение, в тёплой и непринуждённой атмосфере. От него я узнал, что никаких рубежей обороны больше не создавали, а встретив наших артиллеристов, капитан отправил их сразу за речку. Дожидаться же нашу шайку, осталась снайперская пара, под чутким Серёгиным руководством, а также группа прикрытия, состоящая из четырёх бойцов, вооружённых одним пулемётом и тремя автоматами, организовав снайперскую засаду на опушке небольшой рощи. Ну и дождались, только не нас, а пехотное отделение противника, посланное в разведку. Начинало уже светать, так что видимость была приличной, поэтому подпустив немцев на сотню шагов, открыли по ним огонь, одновременно из снайперских винтовок и пулемёта и, перестреляв всех, спокойно, но быстро отошли на соединение с остальными. Нас же списали на боевые потери, поэтому-то Филат и удивился, увидев меня живым, а когда узнал, что и половина тех, кто оставался со мной в прикрытии, тоже живы, хотя и не совсем здоровы, то ещё и очень сильно обрадовался. После его радости синяков на моём теле добавилось, но и хрен с ними с синяками, главное жизнь продолжается.

Вот тут-то я и поделился с Серёгой нашими планами, относительно павших в последнем бою. Он план одобрил, но внёс свои коррективы, так что к нашему «главнокомандующему» решили подойти вместе, но уже после обеда, так как капитан Алексеев куда-то ускакал, на одном из коней, оставленных нам кавалеристами. Расставшись с сержантом, я нашёл своих и, наскоро позавтракав, завалился спать, потому что ночью опять предстояло работать. Разбудили меня уже около двух часов дня, мой взводный вместе с Филатом, причём довольно варварским способом. Эти гады поставили парящий котелок с гороховой похлёбкой возле моей головы и минут пять наблюдали за моей реакцией. А когда я, глотая слюнки, проснулся, с удивлением осматриваясь вокруг, то ещё и заржали как сивые мерины, показывая на меня пальцем и повторяя мои гримасы, которые я делал во сне, когда мой нос учуял запах еды. Увидев котелок, я невозмутимо достал трофейную ложко-вилку и, обозвав их гамадрилами, приступил к приёму пищи. Доев всё и запив довольно наваристую похлёбку кружкой компота, я достал из вещмешка полотенце и пошёл умываться к стоящей поблизости бочке с водой.

— Смотри, — сказал Ванька, толкая Серёгу локтём, — он прямо как кот, сначала нажрался, а потом умывается.

— Ага, — откликнулся он, — сам как домашнее животное, а нас всякими непонятными словами называет, хоть бы спасибо сказал.

— Спасибо вам товарищи «гамандрилы», — не остался я в долгу. — Когда к командиру пойдём?

— Сиди уже, пока ты дрых без задних ног, мы уже сходили и обо всём договорились, так что строй своих и выбирай человек десять, больше нам и не нужно.

Построив людей и объяснив им ситуацию, командую.

— Добровольцы, два шага вперёд! — Вышли все двадцать пять человек, поэтому медленно прохожу вдоль строя, заглядывая в глаза каждому, и командую сделать шаг вперёд только тем, кто не отводит свой взгляд. На этот раз народу уже меньше. Потом отсеиваю всех, кто ранен, но посчитал свои ранения царапинами, далее тех, кто по возрасту был уже не молодой. В результате остаётся семеро пехотинцев и трое из моей сборной солянки, со мной одиннадцать. Серёга берёт с собой первое отделение своих разведчиков, ну и плюс та пятёрка, которая осталась в наблюдении, итого на операцию отправлялось двадцать пять рыл или морд. За главного теперь старший сержант Филатов (представили его уже давно, а приказ о присвоении, командир роты привёз только сегодня).

Оставшиеся же пехотинцы, уходят в расположение своей стрелковой роты, ну и прикомандированные миномётчики, возвращаются по своим взводам. В результате моих внештатных остаётся трое, Малыш, дядя Фёдор и бывший ездовой Рабинович. Вот с ними мы и пошли «на дело». Почистив оружие, пополнив боекомплект гранат и патронов, а также подогнав снаряжение, собираемся в путь. Строю своих и даю команду, чтобы попрыгали на месте. Попрыгали. Переснарядились. Ещё попрыгали. Поматерились. Снова подогнали всё что можно. И когда наконец-то, подпрыгивающие бойцы, перестали напоминать железные ящики с ключами, я распустил строй и разрешил десять минут на покурить. Через четверть часа подошёл «страшный» сержант Филатов со своими, с ними был также и грузовик, с двигателем в одну лошадиную силу, в кузове которого лежал дополнительный боекомплект к стрелковому оружию и гранаты. Все разведчики были вооружены трофейным оружием кроме снайперов, у пехотинцев все стволы были отечественные, ну а у моих — сборная солянка. Емеля как обычно был с эмгачом, у меня с Федей — эмпэшки, а у Фимки — светка. Построившись в колонну по два, пошагали на место, впереди разведчики, потом моя новая бригада «ух», ну и замыкала нашу процессию лошадь с обычной телегой.

Дойдя до деревушки и оставив там половину личного состава, озадачив людей изготовлением волокуш, выдвигаемся к берегу реки, где нас и встречает Илья — командир разведчиков. Отойдя в сторонку, слушаем его эмоциональный доклад.

— В общем, разбудили нас обозники, которые прибыли за ранеными, забрали всех и увезли. Ну а мы, перекусили чем бог послал и отправились наблюдать за этими гадами. В деревне их было не больше взвода и до обеда всё было нормально, гады были где-то в деревне, и или спали, или занимались чем-то ещё, но кроме часовых, никого на виду не маячило. А потом приехал грузовик, — то ли с трофейщиками, то ли ещё с кем? Вот тут и началось. Я наблюдал в бинокль, поэтому мне было всё хорошо видно. Из сарая фашисты вывели двух пленных и заставили их таскать к болоту наших убитых бойцов, предварительно забрав у них вещмешки и оружие. Сапоги и ботинки, с покойных снимали уже наши пленные. Один из них был контужен, шатался как пьяный, второй — скорее всего тоже, потому что у него была перевязана голова. С нашими эти изверги общались в основном жестами и пинками, а если конвоирующим их охранникам, казалось, что они медленно идут, то те ещё и тыкали их штыками винтовок. А когда один из красноармейцев упал и долго не мог подняться, то конвоир просто добил его штыком. Второго же из наших, походя пристрелили, когда он, перетаскав всех убитых на берег, отказался топить их в болоте и кинулся на гадов с голыми руками. Я еле сдержался и чуть не начал стрелять, но вовремя сообразил, что у меня шмайсер, и на триста метров из него ни в кого не попадёшь, а дело завалишь. — На этом Ильюха закончил и, достав папиросу, закурил.

— Ну что будем делать? — Спрашивает старший сержант Филатов, сжимая кулаки.

— Предлагаю совместить приятное с полезным, — ответил я.

— ???

— Приятное — это вырезать всех гадов в деревне, а полезное — то, что мы и задумали с самого начала.

— Я, за. — Тут же откликнулся Илья.

— Думать надо, и ещё доразведку провести, — это уже Серёга.

— Значит так и решаем. Алаверды. Причём по полной. — Подвожу итог я.

В результате мозгового штурма, проведённого тут же не отходя от кассы, решаем следующее. Первое отделение в полном составе переправляется на тот берег, и пока светло изучает местность и расположение противника. Бойцы же второго отделения, идут пока отдыхать, а ближе к закату солнца, пополнив боекомплект, вместе с пехотой также выдвигаются на позиции, лес большой места всем хватит. Ну а там как говорится — действуем по обстановке.

Я переправляюсь за речку вместе с разведчиками. Купаться никто не стал, так что переплываем на лодках, сделав несколько ходок. Иду следом за Серёгой сначала на правый фланг, потом на левый. Бойцы же разместились вдоль опушки, и наблюдают за обстановкой и фрицами, запоминая какие дома заняты противником, а также подходы к ним и расположение постов.

Между опушкой и деревней был водоём, назвать его болотом, язык не поворачивался, но и на полноценное озеро он тоже не тянул, скорее уж заболоченный пруд, полностью заполняемый водой лишь в половодье. Возможно когда-то, в этой низине было торфяное болото, которое осушили и, выбрав весь торф, сделали котлован, который и залили воды реки по весне. А располагался он в ста метрах от деревушки, и тянулся во всю длину, обрываясь вровень с окраинами. Вот по северному берегу этого водоёма и проходила лесная опушка, с которой мы наблюдали. Сама же деревня, была небольшая, домов в двадцать, не считая всяких разных построек, типа банек и сараев. Причём дома располагались вдоль единственной улицы, которая одновременно являлась и дорогой, проходящей через деревушку.

Понаблюдав за противником пару часов, и оставив дозорных в нескольких точках, собираемся с бойцами на военный совет, немного отойдя от края леса, и по результатам доклада каждого, составляем следующую картину. Фрицев в деревне около взвода, плюс один грузовик с отделением каких-то тыловиков, трофейщиков или хороняк. Посты у них расположены на въезде и выезде, по крайней мере, там у них оборудованы пулемётные гнёзда с возможностью кругового обстрела. Ещё один окоп для пулемёта расположен на северо-восточной окраине, ну и один на юго-западной, но сейчас там никого нет, видимо должны занимать по боевой тревоге. Пока же на каждом посту у них по два будущих жмура, один проверяет въезжающий транспорт, второй бдит за пулемётом, такой вот своеобразный блокпост. Будет или нет усиление на ночь, пока неизвестно, так что ждём наступления темноты, а потом «рэзать будем», как говорил один мой знакомый.

К девяти вечера весь наш отряд башибузуков был в сборе, Илья вместе со своими, видимо провёл разъяснительную работу среди пехотинцев, поэтому все горели желанием отомстить. Но фрицы внесли коррективы в наш план, потому что как раз в это время к ним подъехал тентованный грузовик, из кузова которого, весело гогоча, высыпали пионеры, но не те, что с красными галстуками, а другие — у нас они называются сапёрами. Хорошо хоть хороняки-трофейщики через десять минут куда-то укатили. Ну и с наступлением темноты, окопы на околицах заняли расчёты с пулемётами, и стали пускать осветительные ракеты на парашютах, каждый со своей стороны. На выездах же больше никого не добавилось, правда, часовые с дороги перебрались к пулемётчикам. Ну что же, расположение постов нам известно, так что в группы нейтрализации караульщиков добавляем ещё по нескольку человек, причём сначала будем рэзать часовых на въездах, а потом зайдя со стороны домов, пулемётчиков в окопах. На всякий случай для подстраховки, пулемёт, направленный в нашу сторону, берут на прицел снайпера. Они работают на флангах и страхуют каждый свою группу разведчиков. Нейтрализаторы же тоже выдвигаются с флангов, группами по пять человек, каждый к своему посту, и после удачной ликвидации своих клиентов, двое остаются на месте, а боевые тройки продолжают выполнять свои противоправные действия. Оставшийся же «лишний» состав, делим на пары, за каждой из которых закрепляем свой дом с будущими «дружелюбными приведениями».

Первоначальный план у нас был такой. Разведка валит часовых, а потом по сигналу, боевые двойки выдвигаются бегом на место диверсии и, блокировав избы, ждут очередного «ку-ку». Ну а после его получения, начинают небольшую войнушку, зашвырнув внутрь гранаты, и проконтролировав помещение автоматным или пулемётным огнём. Потом один заходит внутрь, а второй его страхует, но самой первой входит очередная граната. Домики были небольшими, обычный пятистенок, комната кухня, были хатёшки и ещё меньше, но гансы заняли те, что побольше. Ну и на один самый большой дом, в котором расположилась команда сапёров в полном составе, нацеливалась боевая тройка. Сейчас же на исходные приходится выдвигаться по-пластунски, причём через двадцать минут после разведчиков, и ползти, только когда погаснет очередная ракета. Хорошо, что трава высокая, так что заметить не должны. Поэтому после очередной смены «пажеского караула», разведка уползает хулиганить, а немного выждав, ползём и мы.

Глава 12. Алаверды по сибирски

Как там написал Владимир Семёнович в своей песне.

— Мы ползём, бугорки обнимая, кочки тискаем зло, не любя.

— И коленями землю толкаем, от себя, на себя…

Вот именно, и обнимаем, и кочки тискаем. Потому что ползём по высохшему краю болота, между кочками, пробираясь в зарослях осоки и камыша. Хорошо ещё, что довольно сильный, порывистый ветерок, дует в нашу сторону, и фрицевские караульщики привыкли к шуму и шевелению камыша, так что ползём даже при свете ракет и больше не замираем после их шипения. А то эти гады начали пускать их с разницей по времени, сначала один пост, а когда первая почти догорела, то и второй. От края леса, до поста на дороге, разведчикам нужно проползти больше четырёх сотен метров, но это по прямой, а с учётом огибания всяких препятствий с полкилометра наберётся — это и к бабке не ходи. Нам ползти чуть меньше, поэтому останавливаю свою группу, когда добираюсь до кромки камышёво-осочных зарослей и, прикинувшись шлангами, ждём условленного крика филина. Но всё равно, первый — угук — раздаётся неожиданно, и буквально через пару минут второй, а следом за ним в ночное небо взлетает осветительная ракета, но уже прямо над посёлком.

Вскакиваем и несёмся прямо в деревню. Мировой рекорд мы конечно не поставили, но секунд за пятнадцать добежали. А после того как ракета погасла, началась основная потеха. Я действую в паре с Рабиновичем, поэтому осторожно подбегаем к своей хате, маскируясь постройками, и аккуратно подбираемся к оконному проёму, ближе к середине дома. Я выдёргиваю кольца сразу у двух лимонок, а когда Фима разбивает стекло, кидаю одну из них в окно на кухне, а вторую после первого взрыва, закидываю в комнату, а потом туда же ещё одну. После прошуршавших осколков, бежим к распахнутым дверям, куда Ефим забрасывает трофейную колотушку, на этот раз взрыв сильнее. Рабинович прикрывает, а я уже держа свой ПП на изготовку, врываюсь в хату, и крещу её справа налево короткой очередью, сначала кухню, а потом и горницу. Перекинув автомат за спину, достаю пистолет, и произвожу контроль в бошки, валяющимся в беспорядке гансам. Хлопки парабеллума, слышатся также и в кухне. Выглядываю туда и спрашиваю.

— Как у тебя там, Ефимий?

— Чисто командир, прямо в голову стрелял.

— Надеюсь, ты им лбы зелёнкой намазал?

— А на кой?

— А чтобы пуля инфекцию не занесла.

— Нет, не успел.

— А вот это ты зря батенька, зря — пародирую я Ленинский акцент, — теперь они на том свете на тебя нажалуются, что ты им грязными пулями, да через немытую башку, весь мозг замарал.

— Да и хрен с ними, нехай жалуются, — говорит Фима, и начинает шмон. Я ему подсвечиваю карманным фонариком, и напеваю под нос.

— Раз пошли на дело, я и Рабинович

Рабинович выпить захотел…

Жмуров тут было пятеро, так что забрав зольдбухи, выкидываем из двух ранцев все тряпки, и высыпаем туда содержимое трёх оставшихся, а также убираем кобуру с люгером, и все найденные патроны, гранаты цепляем себе на ремни и, захватив три карабина и один автомат, вываливаемся из хаты и идём на место сбора. Через пять минут подходят, дядя Фёдор и Малыш, который окромя своего пулемёта, волокёт и уже знакомое мне противотанковое ружьё, а немного погодя и пехотинцы, с четырьмя ранцами и только двумя трофейными карабинами.

— А что, винтовок больше не было? — спрашиваю я у них.

— Да их это, гранатами все побило — отвечает один. Второй молчит, но глазоньки у обоих бегают.

— Ну, раз побило, тогда хрен с ними. Документы все собрали?

— Да, бумаги ихние все у нас.

— Тогда пошли, нехрен здесь стоять как «три тополя на Плющихе». — Лёгкой трусцой бежим на опушку. — Пусть эти засранцы тащат свои ранцы, посмотрим, на долго ли их хватит. Русским же языком было сказано, сначала берём документы, оружие и боеприпасы, а всё остальное по мере возможностей. А с другой стороны, я не в политотделе работаю, чтобы обвинять в чём-то этих людей, ну и взяли они немного лишнего барахла, но ведь никого не ограбили, законные трофеи, с бою взяли, так что пусть мужики порадуются, ещё неизвестно сколько им жить осталось, буквально вчера, чудом от «старухи с косой» убереглись.

Свалив всё нажитое непосильным трудом на опушке леса, дожидаемся вторую команду барахольщиков и, взяв волокуши, идём за нашими двухсотыми на берег заболоченного пруда. В деревушке остаётся только шесть человек вместе со снайперами, но имущества там ещё навалом, поэтому погрузив всех погибших, отправляем траурную процессию к реке, и идём вдвоём за остальными трофеями. С собой я беру только Емелю, который оставив свой пулемёт на опушке, идёт налегке, но сейчас он нужен в качестве грузового транспорта. Пока мы занимались переноской трофеев, Серёга с одним из разведчиков обшарили почти все оставшиеся без внимания помещения, и натаскали целую кучу всякой хрени, которая конечно в хозяйстве пригодится, — но как нам это всё уволочь? Я даже не представляю. Малыш хоть и большой, но не грузовик. Хотя насчёт грузовика это идея, поэтому иду к машине, и при свете фонарика осматриваю её со всех сторон. Скаты целые, бензином тоже не воняет, бак не пробит, зато заглянув в кузов, обнаруживаю там целый арсенал.

Зову Серёгу, и показав ему находку, лезу в кабину и пытаюсь завести этот пепелац. Со второй попытки чудо враждебной техники заводится. Включаю фары и, выжав сцепление и воткнув первую передачу, двигаюсь вдоль по улице к той самой куче. Именно такой же 3-х тонный грузовик-вездеход, был у нас в расположении, на нём-то я и учился ездить, под чутким руководством наших танкистов. Закидав за пять минут все трофеи в кузов, сваливаем из деревушки. В машину больше никто не полез, поэтому съезжаю с дороги, и еду в сторону леса, держась левее болота. Двое идут впереди и проверяют путь, остальные прикрывают с тыла. Машину останавливаю в ста метрах от пруда перед самой опушкой и, заглушив двигатель и выставив часовых, разгружаем авто. А вот самая главная армейская забава, «круглое таскать, а квадратное катать», начинается сразу после моего отъезда с одним из разведчиков для очередной «экологической диверсии», да простят меня господа зелёные писы.

В общем, выезжаем на дорогу и, проехав через Рысное, в полукилометре от деревни сворачиваем налево. Дальше по заливному лугу едем прямо на восток, и через десять минут выезжаем к очередному болотцу. Включив все мосты, на первой передаче въезжаю в водоём, и до отказа выжимая акселератор, пытаюсь его форсировать, но вскоре машина садится на мосты и окончательно встаёт. Выжимаю сцепление, и переключаю передачу на нейтраль, не гася фар и не глуша двигатель. Выпрыгиваем в воду и, бредя по пояс, с трудом вытаскивая ноги из вязкой грязи, выбираемся на берег. Потом смотрим, как грузовичок медленно погружается всё глубже и, зашипев и окутавшись паром, глохнет. Мы же идя на север, выходим на просеку, и примерно через час соединяемся со своими. Всю эту байду мы задумали только для того, чтобы выиграть немного времени, обманув «глупеньких» немцев, и увести их в сторону от нашей переправы, типа красные пытались угнать на машине и застряли в первой же луже. Но понимали так же и то, что всё это шито белыми нитками, и времени у нас только до утра. Поэтому, как только перетащили на берег первую партии оружия, Серёга послал связного с запиской о помощи к капитану Алексееву, сказав, чтобы про наше перевыполнение плана рассказал устно.

Оставив двух человек для переправы останков наших товарищей на тот берег реки, и четырёх для изготовления плота, берём волокуши и идём за оставленным имуществом. Уложив самый тяжёлый и негабаритный груз на волокуши, отправляем десяток «советских рикшей» в обратный путь. А с оставшимися, начинаем челночить, утаскивая оружие и боеприпасы с опушки вглубь леса, потому что оставленные на «шухере» снайпера, заметили шевеление немцев в деревне, а в сторону Кукуевки, где наши занимали оборону у брода, проследовало несколько грузовых машин. Так что в очередной раз, проклиная свою проклятущую жабу, волоку на себе несколько карабинов и пару коробов с патронными лентами к пулемёту. К начинающемуся рассвету, мы успеваем унести всё затрофеенное, выполняя чей-то там лозунг, «грабь — награбленное», осталось только доставить на берег последнюю партию груза и, помахав ручкой, спокойно свалить через речку, потому что паром уже заработал, но видимо потревоженный нами филин, заухал азбукой товарища Морзе, передавая сигнал «sos». Тормознув только Малыша, дорвавшегося до своей любимой игрушки — МГ-34 и боеприпасов к нему, отправляю всех остальных по маршруту, перегрузив на их «хрупкие плечи» большую часть своей поклажи. Мы же спешим на выручку Филину, который по совместительству является ещё и «писарчуком», точнее снайпером, ага Чип и Дейл спешат на помощь, ну а Филин, это у него «фамилие такое».

— Ну чего ты там раскукарекался, товарищ Филин — говорю я, пробежав двести метров до опушки, где и нахожу лёжку снайпера.

— Сам посмотри. — Не принимая моего шутливого тона, говорит он, показав рукой в направлении деревни.

— И давно они там сыщиков из себя изображают?

— Как только туда сунулись, так я сразу и просигналил. — Злые немцы о чём-то спорили, размахивая руками возле того места, где мы съехали с дороги, увозя прихватизированные трофеи.

— Почему злые? А вы не поспите пару ночей, а потом ещё и днём несите службу, какое настроение у вас после этого будет? Вот и я о том же. Хотя эти может быть и добрые, может они из соседнего батальона, или полка, короче не важно. — А вот то, что главфриц что-то скомандовал своим подчинённым, и одно отделение отправилось по следам «бременских музыкантов», а все остальные зольдаты взвода остались его прикрывать, направив своё оружия в сторону леса, это ни есть гуд.

Более менее возвышенный участок местности, проходил как раз по опушке леса, образуя гряду шириной метров десять, или это опушка проходила по возвышенности, короче не важно, главное что местность от этой гряды, понижалась что к реке, что к дороге, и если до трассы шёл заливной луг, то в сторону реки местность была заболоченной, но деревья и кустарники там всё же росли, хоть и не так часто как по опушке. Вот на этой-то гряде и заняла позицию наша не святая троица, имея у себя с фронта заболоченный пруд, а в тылу прямо за нами «тропу Хоши Мина». По ней мы все могли отойти, но и немцы могли пройти за нами как по проспекту Вернадского, а выйти на эту тропу, от того места где мы разгружали машину, как два пальца об асфальт. Так что хочешь — не хочешь, а придётся хулиганить.

Фрицы идут как учили, выслав вперёд дозор из двух «индейцев», всеми остальными силами, сторожко двигаются за ними, ощетинившись стволами своих «берданок» во все стороны. Наше укрытие находится в двухстах метрах от места разгрузки, так что подождав, когда следопыты приблизятся к нему на пятьдесят шагов, негромко командую.

— Огонь! — И тут же раздаются хлопки снайперской СВТ, заглушаемые грохотом трофейного пулемёта. Цели распределены заранее, так что снайпер валит индейцев, а пулемётчик «ковбойцев», которые топают за ними. Я опять в роли статиста наблюдателя, так как у меня только пистолет-пулемёт. Но зато прекрасно вижу через свою цейсовскую оптику, как целому отделению завоевателей приходит кирдык. Тех бледнолицых, кого Емельян не уложил из МГ, Филин добивает из своей СВТ-40 с оптическим прицелом. Пока прикрывающие своих упокойников гансы, соображают в чём дело и пытаются перестрелять все деревья в лесу, мы спокойно отползаем в низинку и, пробежав, согнувшись в три погибели вправо на пятьдесят метров, занимаем новые позиции для стрельбы.

Гряда, на которой мы занимаем позиции и ведём боевые действия, проходит не по прямой линии, а всяко-разно изгибаясь, то приближаясь к дороге, то отдаляясь от неё. Да и сама семизагибина это не автобан, поэтому пробежав вдоль опушки, мы приближаемся к противнику на пятьдесят шагов, и теперь до них где-то полкилометра, так что смотрим, что гансы будут делать и готовимся открыть огонь. А фашики, под прикрытием пулемётной стрельбы, разворачиваются в свой любимый боевой порядок — «свиньёй». Идеальную форму клина мы им создать помогли (уничтожив одно отделение) и теперь у них получился равнобедренный треугольник с вершиной, направленной в нашу сторону, ну или почти в нашу, так как наступать прямо через болото им не с руки. А вот быстро наступать и погибать за свой фатерлянд, немцы явно не торопятся, а аккуратно перебегают от укрытия к укрытию, подолгу отлёживаясь на одном месте, вообще-то действуют, по своим уставам, ну и флаг им в руки. Мы же, пока фрицы телятся, проскакиваем ещё на сотню метров правее, практически заходя им во фланг. Рискуем конечно, но надеюсь что после нашего концерта по заявкам, Серёга поторопит бойцов, а также примет меры. — Вот же гад! Чуть заикой меня не сделал! Не успел я отабориться на новом месте, как этот хрен с горы нарисовался, куй сотрёшь.

— Ну, вы и шумите, как лоси во время гона, — негромко сказал старший сержант Филатов, неслышно материализовавшись рядом со мной.

— Изыди, сатанинское отродье! — крестясь и троекратно плюясь через правое и левое плечо, также шёпотом отвечаю я.

— Саид, ты как здесь оказался??

— А вы зачем стреляли? — как обычно в своей излюбленной манере отвечать вопросом на вопрос, говорит Серёга. — И при чём тут Саид?

— Сам посмотри, — показываю я ему на трупы фрицев, лежащих буквально в полусотне шагов от нас. — Если бы мы их тут не привалили, они бы уже на берегу реки были.

— Теперь понял. Я тут ещё бойцов привёл, с парой пулемётов и второго снайпера. — Переходит он к делу. — Они заняли позицию в сотне шагов левее тропы.

— Хорошо, тогда вы их хорошенько причешите, а потом сразу отходите и тропинку минируйте, а мы пока подождём, и как только они на вас отвлекутся, то и врежем.

— А сами-то как отходить будете?

— Мы их правее вдоль опушки за собой потянем, а потом занырнём в лес и добежим до реки. Сам видишь, что тут непроходимое болото только на карте, а на самом деле одни лужи кругом.

— Ладно. До встречи.

— Пока.

Серый так же незаметно исчезает, как и появился, а я смотрю за продвижением фрицев. Пока мы болтали, те не особо и торопились, а приблизились к нам всего метров на полста, но видимо кому-то нажаловались, и второй их взвод стал разворачиваться правее пруда, на нашем левом фланге. — Да, вовремя Филат подсуетился, эти могли, не отвлекаясь на нас, прямо к реке выйти. Увидев, что с той стороны пруда их поддерживают камрады, наши кандидаты в покойники немного ускорились, и больше не припадая к земле, пошли пешком, а так как мы по ним не стреляли, то не видя целей, немцы тоже перестали жечь патроны.

А вот идущие с той стороны водоёма гансы, обнаглели вообще в корягу, и решили просто идти во весь рост, не прячась и не падая на землю. Что конкретно повлияло на это их опрометчивое решение, то ли то, что на той стороне был выгон скота, и они не пожелали падать в коровьи лепёшки и грязь со следами копыт, то ли самоуверенность молодого командира, спросить будет уже не у кого, да и некогда. Потому что, подпустив немцев на двести метров, пулемёты разведчиков открыли по ним шквальный огонь, причём с разных точек, и «чистюли», попав под перекрёстный огонь двух эмгачей, уже не заботясь о чистоте мундира, падали в грязь и коровье дерьмо. Но извозиться в этой субстанции, повезло не всем, большей половине было уже абсолютно похигу, где лежать, в дерьме или на пляжу. Разведчики видимо специально запустили фрицев на этот выгон, во-первых вся трава там была съедена, а ближе к пруду вытоптана до состояния асфальта, там поили колхозное стадо, а так же скот прятался от летней жары, ну и местность была ровная, ни тебе ямы, ни тебе канавы. Куда-то бежать, тоже было бесполезно, слева вода, справа то же пастбище, бежать, или ползти вперёд или назад, гарантированный конец, поэтому оставалось только прятаться за трупами своих счастливых камрадов, и медленно сходить с ума от осознания, что скоро ты к ним присоединишься. И присоединялись от свинцовой пилюли в голову, от доктора Пилюлькина. Это уже снайпер из мосинки выщёлкивал особо ретивых или хитрых. От полного уничтожения взвод немцев спасли только их миномётчики, которые из двух ротных миномётов, засыпали всю опушку своими мелкими минами, попали они или нет, но наши стрелять прекратили и вынуждены были менять позиции.

Идущие же с нашей стороны фрицы, с началом обстрела своих камрадов сразу попадали в траву, и прикинувшись ветошью, затихарились там. Стрелять в ту сторону им было неудобно, сектор обстрела перекрывали заросли камыша и осоки, и чтобы стрелять точно в цель, нужно было встать во весь рост, потому что в том месте, как раз был самый низ котловины, образованной опушкой и дорогой. У нас же они были как на ладони, но пока лежат, пусть и дальше отдыхают, главное для нас сейчас, это задержать гансов подольше, и предупредить их необдуманные поступки, по проникновению в запретную зону. Чтобы наши разведчики успели подальше отойти, ну и чтобы переправили на тот берег как можно больше «награбленного», можно конечно кое-что и оставить или бросить, но ведь жаба потом задавит. А с другой стороны, наша задача как солдат, в том и состоит, чтобы уничтожать как можно больше солдат противника, что у нас пока получается неплохо, и чем больше фрицев здесь поляжет, тем меньше наших, они смогут убить потом. Оставшиеся же в живых доходяги, из уконтрапупленного разведчиками взвода, под прикрытием миномётного огня убежали в деревню. Осталось их не больше десятка, так что в атаку они уже не пойдут. Ну, а если они из той же роты, что и уничтоженный нами ночью взвод, то и роте капут, или раскинут для пополнения других подразделений, или пополнят новичками, но и полноценной боевой единицей это подразделение станет ещё не скоро.

Долго отдыхать, фрицам никто не дал. После прозвучавших команд, они двинулись вперёд, но уже короткими перебежками, прячась за кочками, от потенциальной угрозу с правого для них фланга. И как-то так получилось, что шли они уступом, а не клином. Впереди первое отделение, левее и сзади него второе, а ещё левее третье, следом за вторым. И теперь до них было уже около сотни метров, поэтому заранее распределив цели, открываем кинжальный огонь. Малыш по первому отделению, я из автомата по второму, снайпер по третьему. Больше всех конечно повезло второму, но не надолго, потому что разобравшись со своими целями, Емеля переключился на моих крестников, Филин же продолжал, методично уничтожать гансов в своём секторе обстрела. Я же сменив пустой магазин, переместился к Малышу, помог ему перезарядить ленту, и велел отходить вправо, держась опушки, а потом прикрыть наш отход. Немцы отвечали, вяло отстреливаясь из карабинов, потому что их пулемётчиков мы загасили в первую очередь, а все попытки кого-либо пострелять из пулемётов, снайпер пресекал на корню, запуливая маслину в голову непонятливых. Выпустив ещё один магазин куда-то в сторону противника короткими очередями, меняю его и, позвав Филина, отползаю с опушки, потому что невдалеке раздаются разрывы мин.

Смотались мы вовремя, так как после первых недолётов, мины стали разрываться в непосредственной близости от того места, где мы были буквально полминуты назад. Причём некоторые из них рвались ещё в воздухе, задевая за ветки деревьев, не свали мы оттуда «быстрее лани», тут бы нам и карачун пришёл. Но как говорится, сопливых — вовремя целуют, так что на этот раз повезло нам, а кому повезёт, у того и петух снесёт. В общем, сегодня писец подкрался незаметно, но теперь уже к немецким миномётчикам. Зачем они укрылись за плетнём на одном из огородов, я не знаю, скорее всего найти более укрытую позицию не хватило времени, да и по дальности стрельбы, до нас они могли дотянуться только оттуда. Всё-таки максимальная дальность стрельбы для их девайсов 500 метров. Да и спрятались они хорошо, не самих канониров, ни их мортирки видно не было, зато звук от хлопка порохового заряда, да и облачко дыма, вырывающееся из ствола при выстреле, прекрасно демаскировали их позицию. Вот по этим-то признакам я их и обнаружил, когда занял место для наблюдения. Ну а дальше уже дело техники. Я подполз к Емельяну, указал сектор стрельбы, дал посмотреть на это место в бинокль, ну и, вычислив дальность, мы приготовились открыть огонь.

Гасить немецких миномётчиков, мы пока не хотели, потому что своим заградительным огнём, они надёжно прикрывали наш левый фланг, и я пока занимался наблюдением, обозревая окрестности. А вот когда хлопки прекратились, то Малыш и поработал на славу, выпустив по фрицам целую ленту длинными очередями. Что после этого стало с канонирами, я не знаю, но несколько метров плетёного забора хозяевам менять придётся. Ивовая лоза преграда для пулемётных пуль очень плохая, да просто никакая, так что и самим миномётчикам я думаю, досталось прилично. Хотя это и не вежливо с нашей стороны, ведь они так старались, прикрывая наш фланг, а мы их за это причесали из пулемёта, но ничего, потом на том свете угольками сочтёмся, лет через сто. Ещё раз, полюбовавшись на свои художества и посочувствовав хозяевам забора, перевожу взгляд левее, и в километре от нас прямо за прудом, замечаю группу зольдат противника численностью не меньше взвода, целенаправленно чешущих в направлении леса. А вот теперь пора и нам, так что отползаем за гряду, и сваливаем в сторону реки, держась левее того места, где наши переправлялись. Мы, может быть и успели бы, выйти на «тропу Хошимина», и переправиться на нашем месте, но бережёного бог бережёт, а не бережёного…

Ну его в баню, раз страшный сержант Филатов обещал тропу осюрпризить, то он так и сделает, а подрываться на своих же растяжках, нет уж, «нормальные герои, всегда идут в обход».

В результате нашего «героического обхода», к реке дошкандыбали только часа через полтора, мокрые, все в тине, и перемазанные грязью, точь-в-точь как шайка Бармалея, из 66-го Айболита. Поначалу-то всё было нормально, воды было по щиколотку, лесной мох пружинил под ногами, но не проваливался, а вот потом началось, деревья стали попадаться всё реже, глубина увеличилась, поверхность стоялой воды затянуло ряской, так что ямы, встречающиеся на нашем пути, не было видно. Радовало только-то, что фрицы за нами не сунутся, а если сунутся, то тут и останутся. Так что, переплыв реку, ещё долго отмывались на том берегу, и полоскали одежду, а чуть позже, недалеко от лесной дороги, чистили и смазывали оружие. Рассуждали так: раз стрельбы не слышно, значит немцы за нашими не полезли и помощь им не потребуется, а если они снимутся, и пойдут в расположение, то мы к ним присоединимся, если же не пойдут, то почистив оружие, сами к ним пожалуем, а пока чистим, заодно и отдохнём.

В принципе так оно и получилось, как мы и думали, только немного наоборот. Наши пошли, и встретились с нами на дороге, только не в расположение, а уже из него. Наш отряд, прикрывающий брод через Межу, сменили подразделения из 29-й армии. Наши же отходили на станцию Жарковский, где и должны были ждать дальнейших указаний. Впереди шёл первый мотострелковый взвод, а за ним катил наш противотанковый. Стрелковая рота пока передавала свои позиции, но вскоре должна была подойти, и присоединиться к нам в деревушке Зекеево, где капитан Алексеев и планировал ненадолго остановиться на привал, а заодно и вставить пистона некоторым инициаторам ночного кипиша. Хорошо хоть громоотводом послужил Серёгин гонец, но и мне конечно досталось за инициативу, но командиры для того и существуют, чтобы держать в тонусе своих подчинённых, хоть и временных. Вот и сейчас, получив моральных звиздюлей на свою дурную голову, и сделав вид, что глубоко раскаиваемся, занимаем место в строю и идём навстречу своей судьбе…