Птичка певчая

Клава Нагибина, в девичестве Клава Боксанова, открыла глаза и повела зрачками по сторонам. Её зрение охватило больничную палату и сидевшую возле неё женщину в белом халате, наверно сиделку или медсестру, которая заметила то, что больная пришла в сознание, тихо проговорила, – …слава Богу, пришла в себя! А мы-то думали… Кто и что думал, Клаве было сейчас безразлично, её мучила жажда. Она открыла пересохшие свои губы, прервала речь сиделки, прошептала, -…пить… Сиделка поднесла к её губам стакан, наполненный на половину водою, и она сделала несколько глотков роняя капли влаги на подбородок, после чего устало откинулась головою на подушку.

В её памяти промелькнули кадры последней ночи в доме мужа, вспомнила то, как она дома, изнемогая от боли в животе, заползла под кухонный стол, закрывая обеими руками свой живот от его ударов , в надежде сохранить плод зародившейся в ней жизни, от его побоев. По её подсчету она была на третьем месяце беременности… Муж Юрий с перекошенным от злобы лицом и налитыми кровью глазами старался достать её и там, пиная ногами в разные места её тела, сопровождая удары матерными словами. Спустя ещё минуту, она потеряла сознание и очнулась только в больнице.

Прошел месяц со времени её пребывания в больнице. Она стала подниматься с постели и осторожно, медленными шагами, выходила на больничный коридор. Иногда стояла у окна, смотрела на больничный двор, где сидели на скамьях больные и очевидно их родственники-посетители. Кое – где, по земле у их ног, быстро передвигались и взлетали голуби. Они с торопливостью поедали брошенный им корм, то у самых ног людей, то вновь откатывались на метр-два в сторону, хлопая пёстрыми крыльями.

Постепенно вспомнила и то, как после того, когда пришла в сознание, к ней приходили из полиции старались запротоколировать её показания. Они добивались, – где и кто её так избил? Но Клава молчала о том, что произошло дома, и кто её избил, лишь ответила то, что избил её какой-то мужчина, под аркой дома, стремясь ограбить. Нет, не из любви к нему она смолчала, просто не хотела заявлять в полицию на него. Ту любовь, которая была к нему у неё до свадьбы, а точнее, которая только зарождалась в ней, муж выбил из неё за несколько месяцев их совместной жизни. Особенно за период их медового месяца вся зарождающая любовь испарилась, как на сухой земле дождевые капли скоротечного летнего дождя.

И не заявила, и не дала показаний ещё потому, что она, в какой-то мере, считала себя виноватой в том, что между ними случилось. К тому же, сейчас просто его боялась. А главное то, что Клава была ещё глупой девчонкой по своему возрасту.

Да… медовый месяц!.. Как много хорошего в этих словах… А у неё несколько месяцев истязаний и издевательств, – какая тут любовь?.. Какой тут мёд?.. Хуже горчицы. Весь этот период, вместо медовой страсти, она была как в аду наверно за то, что она расплескала этот мёд на стороне… Со дня свадьбы, а точнее с первой их брачной ночи, всё и началось. Методично, изуверски происходили ночные избиения и издевательства, можно сказать насилия над ней в постели мужем. Тем человеком, которого она выбрала, как ей казалось, на всю свою жизнь. Увы!.. Поют, – …мы выбираем… нас выбирают…

А если быть справедливой до конца, то она и не испытывала большой любви к нему. Иными словами, кроме подразумеваемой ею любви в будущем, пошла по уже проторенной тропе современных девочек. Она преследовала цель своего успеха как будущей певицы с его протеже и материальной помощью, а это пахло славой, меркантильностью и независимостью от мужа. Ко всему этому она была не готова, как перезревшая тыква на грядке, прихваченная заморозком. Потому и закончилось всё горькой краткой замужней жизнью, побоями и наконец, крахом мерцающих как звёзды высоко в небе, иллюзий. Так вышло у неё.

В первую брачную ночь, после того как разошлись приглашенные ими на свадьбу гости, они приехали из ресторана, где проходила их свадьба, к нему домой. После первого между ними полового отношения, муж почувствовал подвох с её стороны, поднялся с постели, включил в спальне свет, подошел к дивану, грубо стянул её на пол и, указывая на смятую постель пальцем, спросил, – …ну, что? Потаскуха, где твоя невинность? Шлюха!.. А ещё ей белую фату… платье подавай!.. Да на тебя, нужно было тряпку рванную половую, накинуть на голову, в период свадьбы. И крепко избил её в первый раз, словно поздравил с их торжеством. Так и сказал: отныне, будешь кровянить в постели каждую ночь верхними губами, раз нижними проделала это с кем-то. Я тебе никогда не прощу и не забуду этого обмана. Ты… меня… Нагибина… хотела обуть? Рога наставила с первой ночи?!.. С первого дня нашей жизни. А что дальше можно ожидать от тебя?

Потом, как говорят, пошло – поехало… Заставил её уволиться с работы и сидеть дома день и ночь… Запретил кому-либо звонить. Она не могла даже рассказать своей подруге Зое о крахе, как ей казалось, её карьеры как певицы и о своей натуральной сегодняшней жизни замужем. Днём, ещё кое-как, муж Юрий был на работе, у него было несколько автопарков по перевозке грузов. Считал себя крутым. После памятной первой брачной ночи с работы приходил поздно, а иногда не появлялся дома по несколько суток. Ну, уж если и приходил… то – не приведи господи!.. Ночью, насиловал её с пристрастием… Наверно превосходил многих маньяков в отношении к своим жертвам. Клава поняла, нужно уходить от него. Ещё месяц-два таких издевательств, и он просто убьёт её, в крайнем случае, искалечит. Да какие месяц, два?.. За неделю в гроб запакует.

В последнюю ночь, перед тем как она попала в больницу, муж приехал домой со своим товарищем старше его на несколько лет, они долго пили спиртное на кухне. Клава, молча, прислуживала им, иначе никак не назовёшь их отношений с мужем. Из разговора она поняла, что муж задолжал некоторую сумму денег этому человеку.

Когда они уже изрядно выпили, Юрий взял её за руку, грубо притянул к столу, не выпуская её руки, пьяно улыбаясь, произнёс, – …а хочешь, Николай Самуилович, я подарю тебе свою жену Клаву на ночь, а ты мне спишешь половину долга? А если понравится она тебе в постели, то разрешу тебе её трахать целую неделю. Девочка она, хоть куда… Но за это ты спишешь мне всю мою тебе задолженность. Идёт? По рукам?.. И смотря на замешательство гостя от такого его предложения, добавил, – …ты не сомневайся, она сможет тебя удовлетворить от и до… Практика у неё большая, как я узнал в первую брачную ночь. Но всё-таки, нужно же применять её в жизни к чему-то. Как говорят, – …с паршивой овцы, хотя клок шерсти… Так Клавдия? И он со злобой в глазах посмотрел на неё, добавил, – ты уж не подведи меня, фамилию мою носишь… Он мотнул пьяно головою, досказал… Нагибин-а-а…

Гость в недоумении смотрел то на своего напарника, то на стоящую рядом с ними красивую Клаву, у которой показались на глазах слёзы, потом поднялся из-за стола, поблагодарил за угощение хозяйку и хозяина дома, пошел в прихожую одеваться.

Юрий, не выпуская руку жены со своей руки, пошел следом за ним. Когда гость оделся и стал прощаться с ними, муж со всего маху съездил Клаве по лицу, от чего та распласталась где-то под зеркалом в прихожей, и смеясь, смотря на неё, со злобой произнёс, – видишь… потаскуха… тебя порядочные люди даже не хотят поиметь… А ты, носишь фамилию Нагибина… После его удара Клава продолжала лежать на том же месте. С её красивых губ стекала кровь. Гость пулей вылетел за дверь… Муж подошел к ней, поднял её рукою за волосы и повёл в кухню.

Тут-то всё и началось. Бил её крепко, по – садистски, почти молча, иногда только спрашивал, вперемешку с матерными словами, – …кто был из мужиков у тебя первым?.. Почему мне соврала до свадьбы?!.. Шлюха!.. Я ждал до свадьбы… а ты… Я же тебя спрашивал… Так ты хотела проехать мне по ушам?.. Козлом меня сделать?.. Рога наставила! Кому?.. Мне! Нагибину!..

Что она запомнила в последнюю минуту, находясь под столом, после чего впала в беспамятство, это его удар ногою в её живот, адскую боль… После всего этого она только очнулась в городской больнице, в реанимации. От побоев мужа у неё случился выкидыш.

Как в кино, – "…упал… очнулся… гипс…". Постепенно, с помощью врачей, она кое- как очухалась, стала на ноги. Никому не звонила, даже подруге Зое. Муж, не звонил ей в больницу и не приходил проведывать, наверно, ждал её выписки из больницы. За ночи "отдыха" в больнице вспомнила многое… Тут же и наметила кое-какие планы на своё будущее. Наконец её выписали из больницы.

По приезду домой, она нашла запасные ключи в потайном «аварийном» месте, вошла в дом. Не приседая, стала собирать свои самые необходимые вещи в дорогу. Куда? Она пока не знала, но в мыслях стучало одно – домой!.. Собрала всё, подошла к потайному сейфу, который был вмонтирован в стену за книгами, отключила сигнализацию. Набрала номер, открыла дверку и отсчитала немного денег из пачки купюр, которые лежали на верхней полке сейфа, сунула их в сумочку. Чуть ниже, во втором отсеке, увидела маленький пистолет. Только секунду, всего секунду, посомневалась, после чего взяла оружие в руки и проверила обойму. Глаза скользнули по желтизне патронов, не задумываясь, сунула обратно обойму в рукоять пистолета, положила его в сумочку к деньгам. Перед тем, как закрыть сейф, взяла ещё из упаковки десяток патронов к пистолету.

Её гнала одна мысль, – только бы быстрее из этого дома! Наспех собравшись, вышла на улицу, закрыла дом и положила ключи от дома обратно, в условленное с мужем место. Общественным транспортом доехала к автовокзалу. Билет до Сыктывкара купила сразу, на первый ближайший рейс. Пока работала одна и та же мысль, – домой!..

******

За окном автобуса проносились встречные машины, иногда мелькали небольшие поселения, а между ними дорожные кафе, бензоколонки. Дальше от трассы везде стоял лес. Лес, в котором она родилась, выросла и жила. Немного успокоившись, уснула в мягком автобусном кресле, забыла о всех своих невзгодах в своей жизни.

Проснулась, когда автобус остановился у какого-то дорожного кафе. Есть она не хотела, так и осталась сидеть в своём кресле с закрытыми глазами. Разные мысли проносились хаотично в её голове. Но теперь знала твёрдо одно, больше никогда и никто не посмеет её обидеть или ударить… Вскоре автобус заполнился вновь пассажирами и тронулся с места. Она так и оставалась, неподвижно сидеть в мягком кресле у окна, её мысли перекинулись в годы своего детства.

*****

Наверно, любой в мире живущий человек, в годину беды в своей жизни, в своих мыслях переносится в своё далёкое детство, словно в тихую гавань корабль в часы шторма. Вот только было её детство не такой тихой лагуной. От воспоминаний у неё выступили слёзы на глазах, которые она вытерла носовым платком.

Своего отца она не помнит, а когда немного подросла, однажды спросила свою мать, – мама, а где мой папа? Мать, стиснула свои красивые губы, молчала, потом ответила, – …вот вырастешь, выйдешь замуж и всё узнаешь… Больше не спрашивала. Помнит, как пошла в первый класс… а когда училась во втором классе, мать её умерла… Как узнала позже, болела она какой-то неизлечимой женской болезнью.

Прошли похороны матери и её забрала к себе тётя Оля, родная старшая сестра матери, Ольга Борисовна, у неё были три взрослые дочери, которые уже вышли замуж и жили в разных городах. Так она и жила с ней в небольшом лесном посёлке Коми Ваймасе, где в основном жили лесорубы и несколько человек кавказцев работодателей. Почему кавказцы были работодателями, а не местные жители она слышала от тёти Оли, – …понаехали сюда разные… деньжищи зарабатывают и с налоговыми работниками делятся… А вот с местными работодателями, налоговые работники, боятся делиться их прибылью… Обдирают рабочих… Зарплату спиртом выдают. Иногда и «Ромнегро» проскакивает. Да что там зарплату? Детское пособие спиртным отоваривают. Правители!

В школе училась хорошо, нареканий на неё со стороны учителей не было. Уже с первого класса участвовала в школьной самодеятельности и очень хорошо пела. К концу обучения в школе имела несколько грамот смотра учащихся по вокалу в самом городе Сыктывкаре. Все пророчили ей хорошее будущее как певице.

Ох!.. Мечты, мечты… Но нет в мире ни одного человека, который бы иногда не нежился в волнах любых сладких своих мечтаний, тайных, сокровенных. Эти минуты, в человеческой жизни, были словно вехи ещё неизведанного своего пути в будущее. Была заветная мечта и у Клавы, она и не скрывала от окружающих её людей. Да, хотела стать певицей.

Часто, вечерами, ровесники и старше парни, девушки просили её спеть у микрофона на поселковой дискотеке и она, не стесняясь, пела. Получалось у неё хорошо. Многие местные парни предлагали ей свою дружбу, особенно настаивал на этом Вадик Рыжов, но Клава отказывалась с ними дружить. Она, как ещё неискушенная во всём, в своей жизни, уже видела себя известной певицей. Сейчас, в этом лесном посёлке, её называли все Мери Боксан.

А после последнего смотра юных певцов, после удачного её выступления в самом Сыктывкаре, она привезла домой небольшой портрет-афишу из себя. Часто разворачивала её и с надеждой смотрела на красивую девушку с микрофоном в руке у лица. Поступили в её адрес и первые предложения от разных продюсеров по поводу продолжения её вокала на более широком пространстве страны, но тётя Оля предупредила её строго, – …никаких поездок, на носу школьные выпускные экзамены. А эти предложения, разных, могут закончиться для тебя печально. Там одни развратники. Запомни это моя девочка.

Ах!.. Слава человеческая… сколько она порушила семей и жизней, как за неё дорого иногда платили все известные сегодня миру сему?.. Как сильно люди подверженные этому магическому слову… Став на этот путь известности, многие уже не принадлежали себе. Об этом знают только те, кто шагал по этой шаткой лестнице к манящей славе. Конечно, не все, но всё же есть такие, которые сумели совместить славу со своей семьёй, а это главное в жизни человека. Слава, она всегда временная притягательная и головокружительная, как затяжка марихуаны, а жизнь человека, до самой его кончины, есть итог его пути по нашей грешной земле. И всегда, сама жизнь, у последней черты, словно спрашивает у человека, – …с чем ты пришел в этот мир и с чем уходишь? Что оставляешь после себя людям уходя из него?..И каждый уходящий в мир иной получал то, что заслужил здесь, на земле. Иными словами – платил за всё… Многие платили, ещё идя по жизни. Круто платили, словно на много вперёд.

Клава ослеплённая, только своим крошечным успехом в глухом и забитом лесном посёлке Ваймасе, таким успехом, с которым стоят сегодня тысячи подобных ей у микрофонов страны и кричат тем, кто их сортирует, слова, подобно Е. Воробей, – "… ну… возьмите меня!!!.." А потом, когда, наконец, к ним доходило понятие о несбыточности их мечты, многие из них молча, оседали со своими талантами и возможностями в незаметных дворцах, кабаках, занюханных ресторанах, и так далее. Как говорят, – …без денег – ни-ни… Но, разве только без этого презренного металла? Такова жизнь. Такова действительность мира сего. Разные группы людей, отбирали их ещё с колыбели, умели ли они позже петь или нет? Таким образом, талантливые, и глубоко одарённые, зачастую не попадали на сцену. Их оттирали, вытесняли, а то просто и уничтожали.

Но большая часть, таких как она, оседала на грязное дно целой страны: на наркотики, алкоголь, проституцию… Потому, что все они не могли и не хотели вновь войти в то первичное состояние своей жизни, из которого совсем недавно, старались выйти. Вернее, они и были в нём, но в своих желаниях, мечтах, уже были далеко от действительности своего бытия, где они и находились. Только тогда, когда их «отсеивали», они теряли ориентацию в своей жизни, передвигались по ней словно зомбированные. Летели, кружась в воздухе, как отвеянные на ветру плевела от полноценных злаков, потерявшие на какое-то время стимул к конкретной своей жизни. Хотя они, некоторые из них небыли плевелами. Но!… А если и были из них такие, которые были способные, то они не имели под ногами материальной опоры, без которой сегодня ни-ни… Раньше, при совках, контролировалось количество "певчих-птиц" государством, вплоть до ЦК.... И этим кое-чего всё-таки добивалось. В эфире и по сценам крутилось меньше негатива, который мог влиять на разложение подрастающего поколения, а главное давали продвижения лучшим из каждой национальности. Сегодня, продвигаются так, как кто сможет. При этом употребляя в своём продвижении весь свой "арсенал", красоту, деньги, знакомство, тело… Всё то, что приносит деньги, популяризируется, вплоть до… -"… а на столе всего лишь рюмка водки…". Но есть другие нюансы, через которые хорошие вокалисты не могут выступать, это национальность и отсутствие «бобла»… Большим тормозом для пополнения эфира нормальными песнями и молодыми певцами и певицами были всякого вида "старики" и "старухи", которые не желают уступать места молодым исполнителям, боясь, что их забудут. Они всячески препятствуют такому пополнению песен и вокалистов в стране разными способами. Стараясь протиснуть на сцену своих тупых в этом вопросе чад. Иногда доходило и до убийств вокалистов. Вспомните Цоя и других.

Никто из них не желал проститься со своей бывшей славой. Потому, семидесятилетний житель страны слышит только одни и те же песни с рождения до своей кончины.

Даже те, которые всё – таки прорвались когда-то через все препоны к славе и находились на её вершине много лет, не хотят спускаться и сегодня на уровень всех. Они кромсают во всевозможных клиниках дециметры своей остаревшей кожи, натягивают оставшуюся её часть на свой череп, закачивают в своё тело литрами силикон и прочую гадость, лишь бы только… лишь бы только… ещё раз, пройтись по сцене с микрофоном в руках. Не зная, или не хотят осознавать того, что этим они сами убивают, своею старостью, свой бывший звёздный час, такой незабываемый и своё прошлое, в памяти своих поклонников. Хрипя сегодня своими старческими голосами у микрофонов и передвигаясь по сцене, как скрипучие тележки для ручной клади по асфальту. Это, уже называется – маразм… Но таков человек. Таковы его ненасытные стремления, желания остаться во времени, ореоле бывшей своей славы, к которой когда-то прошли сквозь колючие тернии. Порою, такие, что всегда старались не думать о них, о своём прошлом. Хотя оно иногда, нет-нет и самовольно заползало в их память. Ибо каждый человек, что цветок. у которого есть период цветения и, к сожалению, период увядания. Несмотря на все их ухищрения, лимб прошлого спадал с их голов при помощи Бога. Такова жизнь…

Другие, просто, скромно уходят со сцены, лишь иногда появляются на экранах телевизоров и их бывшие поклонники рады видеть их и слушать всегда. Само их действие и сама их жизнь, как были тайнами и притягательностью, так и остаются на многие годы для поклонников.

И вообще, каждый человек на Земле не безгрешен, а бывают индивиды – ещё какие!.. А подойдя к старости, к порогу небытия, порою сидя перед телевизионной камерой, просто обсуждают, или поучают молодое поколение. О-хо-хо…

Такова действительность их жизни и от неё никуда не денешься, расплата за всё то, что они попрали когда-то сами от себя, в погоне за славой, стучалась в их старческую жизнь и грозно напоминала о себе даже перед самой их смертью. Слава, она что? Можно сказать – это холодный, бессловесный монумент…Как жизнь мужа и жены без любви. Правду говорил Григорий Мелехов своей жене Наталье в кадре из кинофильма «Тихий Дон», – …ты, что эта Луна в небе, ни холодишь, ни греешь…

Одни, понимая своё положение в жизни, скромно прячутся от телеобъективов, интервью, так и уходят в мир иной, оставляя какие-то свои материальные богатства после себя, за которые начинают смертельную борьбу, как вороньё, или грифы – падальщики, их близкие и знакомые, тряся покойника и всю его бывшую жизнь не жалея ничего и никого. Другие, цепляясь за своё прошлое, выходят замуж или женятся на молодых аферистах или аферистках, альфонсах и содержанках, так и дотягивают свои последние минуты жизни. Ничего нет вечного. Все они забудутся через годы и началом такого забвения, будет первый вбитый гвоздь в крышку их гроба. Печально…Но такова жизнь. Такова реальность. Такова действительность.

Беда пришла к Клаве тогда, когда она ещё не успела стать даже и на первую ступень лестницы к манящей славе. Этот момент самый страшный для тех, кто собрался идти этим тернистым путём. Так получилось и с ней, совсем ещё юной и глупой девчонкой с Ваймаса, хотя далеко незаурядной в своих способностях. А если извлечь на наружу правду-матку, то сегодня самих способностей для исполнения такой мечты мало… Такой час пробил и Клаве, как бы проложил перед ней дороги с расставленными по ним капканам.

За ней, молча, и настырно принялся ухаживать один из сыновей кавказцев-работодателей, звали его в посёлке все Газизом или "Газиком". Его семья была смешанная по национальности – мать, мусульманка из РФ, отец, из Абхазии.

Ах! Как он преданно смотрел на неё своими оливковыми глазами и с присущим кавказцу лицемерным ухаживанием за женщинами других национальностей, дарил ей всегда цветы, которые он ездил покупать на отцовском "Ландкрузере" в столицу края. А на это действие, как мы видим и знаем, очень падки русские женщины. У него тоже была своя цель, в отношении этой красивой, общительной девушки. Так устроенный издавна наш безжалостный мир, в котором и сложилась поговорка, – … не зевай Фомка, на то ярмарка…

*****

Пришла последняя школьная весна, закончились выпускные экзамены. Клава была готова дерзать. Но однажды, в конце летнего месяца, Газик пригласил её за несколько десятков километров на пляж. Клава согласилась. Тётя долго не отпускала её, всё же они оба уговорили отпустить её на несколько часов, а возвратились, только утром, на другой день. Как всегда… девочка повзрослела.

Войдя в дом, в руках с пляжной сумочкой, которую когда-то тоже купил ей Газиз, а он много подарил ей разных безделушек, даже дешёвенький браслетик на запястье… Вот с этого момента и начинается прививка к женскому уму понятия, – я, красивая и если хочешь от меня чего – либо, то купи то, или другое, плати деньги, а нет, значит – нет… Сегодня, алчность и наглость у женщин развиваются беспредельно и наверно они не понимают того, что, в данную минуту, будут кидать или уже кинули на весы то, что не принадлежит даже им одним. Оно и называется семейным счастьем. Конечно, Клава тогда ещё не знала, что за всё это придётся расплачиваться и может быть такой ценой, с которой она и не согласна. Тут-то и попалась, о чем предупреждает пословица, -…век живи и век учись… Может по своей молодости, или по наивности, она тоже не знала или забыла такую мудрую, хотя и затасканную пословицу, – …бесплатный сыр бывает только в мышеловке… Сейчас, стоя у порога после бурной ночной эпопеи, не знала, как всё объяснить тёте Оле.

Почти после суточного отсутствия дома и появления её сейчас на пороге, тётя укоризненно посмотрела на неё, поставила дойное ведро на пол, с которым она приготовилась идти в хлев к корове, присела на стул, спросила, – что милая, никак взрослой стала? Немного помолчала и дополнила, – Господи, наверное, вся в мать пошла… Иди, умойся, горячая вода в чайнике, я только что пила чай, потом поднявшись со стула, захватила подойник, вышла из дому. Что она имела в виду, под этими словами вспоминая её мать, Клава не знала? Но сразу поняла – что-то нехорошее. И сейчас, после сказанных тётей слов, теребя в руках пляжную сумочку, вспомнила всё, что произошло в эту ночь между ней и Газизом в его "Ландкрузере".

Перед тем, как отправиться на пляж, они заехали по пути в магазин, где Газиз купил щедро кое-чего покушать и бутылку Пепси-Колы.

По приезду к водоёму, который был искусственного происхождения, бывший песчаный карьер, заполненный голубой чистой водой, выбрали место стоянки. Палатки у них не было, потому и расположились в машине, чуть в стороне от купающегося бомонда. В эти места приезжало большинство крутых мужиков на крутых иномарках. Этот пляж носил нехорошее название, – "место случки". В это место и днём и ночью привозили богатые "принцы" девочек и женщин для развлечения. Ближнее население, расположенное у этого водоёма, звало всех этих крутых посетителей пляжа – "бомонд" или "бобоны". Так устроен мир, народ как прилепит прозвище, то на века… К тому же справедливое, ибо справедливее слов народа нет ничего.

Купались и загорали они до захода солнца, как стемнело, развели костёр и долго беседовали, о её будущей жизни. Днём Газик опробовал Клаву немного на «сопротивление»… и всё наступление на её позиции, перенёс на вечер, к которому он подготовился очень хорошо. Как говорят, был во все оружии.

Находясь на горячем пляжном песке, он "тёр" пока её по ушам: – … у меня три брата и два дяди в Москве, как поженимся, я увезу тебя к ним. Устроим тебя обучаться вокалу, я найду тебе лучших продюсеров… я… я… я. Как можно, оказывается, легко купить девочку только словами, у которой глаза намного впереди, чем она сама.

Так проходил вечер. Трель кавказского соловья озвучила новую ноту. Раз согласна учиться в Москве… то пойдём, посидим в машине и чуть-чуть это отметим.

Клава, ничего плохого не подозревая, согласилась, тем более, за весь жаркий день они часто бывали в машине, охлаждаясь у кондиционера. В бардачке машины оказались бутылка коньяка и коробка шоколадных конфет. И пошло… Коньяк, показался Клаве приятным, а конфеты вкусными… Сладостно закружилась голова от приятных ей слов и коньяка. Хотелось чего-то большого и приятного. Такие угощения она попробовала впервые. К полуночи, кое-что попробовала тоже впервые… а главное – преждевременно и как ей показалось потом, без её согласия, – насильно. Опять же пословица, – … опомнилась Феврония, когда уже сырая гармония.

Только в третьем часу ночи она очнулась в машине от какого-то неудобства в своём теле внизу живота. Голова была тяжелая и она не сразу поняла то, что её наверно Газиз чем-то опоил. Оглядевшись, вспомнила, где она находится? Ощупывая своё тело без нижнего белья, пришла в ужас, – что же это я?.. Немедленно домой!.. Потом, как-то равнодушно, подумала, – а что изменится дома?.. Позор!.. И с тоскою посмотрела в переднее стекло машины, где на торпеде стояла бутылка с коньяком, из которой она выпила совсем немного вчера и такая вкусная закуска. Иными словами – сыр, из-за которого она и попала в эту мышеловку с названием "Ландкрузер", которая раздавила её как глупого мышонка пружиной по спине. Остались лишь выпученные глаза и торчащий вверх мокрый хвост.