Путешествие по первому кругу

Олимпиадное сочинение

по литературе

по произведениям Аркадия и Бориса

Стругацких

"Путешествие по первому кругу"

ученицы 11-2 класса

школы N 239

Бармичевой Наталии

преподаватель: Соколова Л.В.

* 1 *

"Ты должна делать добро из

зла, потому что больше его

делать не из чего."

Р.П.Уоррен

Холодно, чертовски холодно... Земли не видно: вся она скрылась

под дряблой серой шкурой, которой цепляет прохожих за ноги. Земли

не видно, и уже не будет видно никогда: она умерла.

Как сейчас, должно быть, хорошо в горах, где-нибудь далеко-далеко

от города. Только бесконечная голубизна и белые-белые вершины...

Что ж, я отправляюсь в путь: пусть я буду невидима, но я увижу жизнь

людей, увижу, как они разбираются в ней, и, может быть, сама раз

берусь в своей...

Я - в отеле "У погибшего альпиниста". Как здесь спокойно и ти

хо, и даже хорошо, что отель отрезан от города обвалом. Можно ни о

чем не думать...

И Петер Глебски внушает доверие и уважение: пожалуй, это

единственный трезво мыслящий здесь человек: не поддается всеобщей

кутерьме, пытается разобраться в происходящем...

Да, я не понимаю, что происходит, как объяснить убийство, прои

зошедшее здесь никак не вяжется со здравым смыслом. Странное пове

дение Мозесов, Симоне... Но даже я, когда все выясняется, могу по

верить во что угодно: куклы, зомби, оборотни... Разумеется, есть

вещи, которые человеческий разум отказывается воспринимать. Но го

раздо страшнее, когда человек остается при своем заведомо неверном

мнении.

Инспектор Петер Глебски отказывается, вполне обоснованно, пове

рить в каких-то пришельцев. И находит иное объяснение происходяще

му: банда, зомби, убийства. Но когда обитатели отеля смогли заста

вить себя поверить в это, когда выяснилось, что поверившие в при

шельцев до них еще и смогли извлечь для себя пользу, когда оказа

лось, что спасать и обвинять надо совсем других, Глебски так и не

смог справиться с собой. И малодушный страх, и тупое следование

схеме, установленным порядкам...

"Это просто самоубийство - верить!.. Да я просто не имею права

верить! Это значит взять на себя такую ответственность, на которую

я не имею никакого права, которой я не хочу, не хочу, не хочу!"

Это - отказ признать то, что от самого человека хоть что-то за

висит, отказ пересилить самого себя, собственную привычку быть в

стороне, привычку к равнодушию. Глебски поплатился: на его глазах,

по его вине погибли живые существа, пусть даже из другого мира. И

ему пришлось жить с памятью об этом. Но кому до этого есть дело?

Все мы здесь ни при чем, нас это не касается.

Что мне еще остается? Я все видела: и такое человеческое мышле

ние не ново: "...как бы чего не случилось, если я поверю в то, что

не вяжется с инструкцией."

Прощайте же, хозяин Сневар, я покидаю ваш отель. Ваши горы и ваше

небо не спасли это место от человеческого равнодушия.

* 2 *

Я погибнуть не боюсь,

Но точно знаю, что вернусь:

Пусть через сто веков

В страну не дураков, а гениев.

И поверженный в бою

Я воскресну и спою

На первом дне рождения

Страны, вернувшейся с войны.

И.Тальков

На календаре - весна, но какая же это бессовестная ложь! Я была

права: земля действительно умерла: по-прежнему холодно и темно;

солнца нет - его попросту выключили и забыли, что оно не тот жел

тый трехкопеечный кружок на календарной фотографии... Все врут ка

лендари...

В какую же дыру занесло меня? Где я теперь? "К западу - неогляд

ная сине-зеленая пустота - не море, не небо даже... Сине-зеленое

Ничто. К востоку - неоглядно, вертикально вздымающаяся твердь с

желтой полосой уступа, по которому тянется город."

Этот город не найти ни на одной карте, само его существование

под вопросом. Но вот люди, населяющие его абсолютно реальны, хотя

и очень странные. Кто они, возящиеся там, в грязи, с мусорными

ящиками? Разного возраста, разных национальностей: немцы, русские,

американцы, японцы, евреи - они даже из разных времен. Говоря меж

ду собой, каждый из них уверен, что говорит его языке. Я сама,

вслушиваясь в их речь, понимаю все! А, может быть, это - один

большой сумасшедший дом? Тогда все происходящее проясняется. Но

что, если нет? Откуда тогда взялось все это? Постоянно звучит сло

во "эксперимент". И мне сразу вспоминаются подопытные крысы. А лю

ди? Так уж ли трудно убедить человека участвовать в чем-то во бла

го всего человечества, во имя товарища Сталина или, просто, за

свободный Вьетнам? Или же за деньги? На что-то из этого обязатель

но клюнет. А нет,- ну, что ж - все равно через некоторое время он

погибнет в бою, или стукнут по голове в подъезде, или будет сбит

машиной,- владеющим временем легко это просчитать.

И человека помещают в аквариум, разглядывают, опыты ставят: вода

превращается в желчь, Город набивают павианами... А когда законче

ны исследования на выносливость тела, переходят на разум, волю,ду

шу...

Наблюдают и за Городом в целом: то одним передадут власть, то

другим.

Я совершенно теряюсь в этой неразберихе: остается лишь наблюдать

за реакцией других.

Знает ли кто-нибудь, где мы находимся, кому мы нужны? Неизвест

ность порождает вымысел, а вымысел - страх. и все говорят об Анти

городе: "Когда у нас хорошо, у них плохо, а когда у нас что-то слу

чается, у них все идет гладко." Это же бред! Кто это - "они"? Те,

кто устроил эксперимент или такие же экспериментируемые?

Но знать не полагается, и пытаться узнать - тоже, потому что

никто не знает, о чем узнать. Запрещено бывать на развалинах, ис

кать старые документы.

Но когда пришел к власти Фриц, некогда приятель Андрея, стало

вдруг все можно. И отправили экспедицию: искать пресловутый Анти

город. Но окажется, что его просто нет, что зря погибли люди, что

зря потрачено время,- ради пустоты. Потому что Антигород есть суть

плод человеческой фантазии. И Эксперимент включал в себя и это:

сами поставили себе цель, сами сделали из идеи идола, сами сложили

головы... Модель человеческого общества действует безотказно.

Эксперимент включает в себя испытание каждого человека в отдель

ности: чтобы не пропустить ни одного, не просчитаться, думая лишь

"по большому счету". Андрей, так веривший в Эксперимент, доброво

лец, не вникая в саму суть идеи, думает: "Что такое личность? Об

щественная единица, ноль без палочки! Не о единицах речь, а об об

щественном благе... У нас один закон - общественное благо."

А вокруг него в это время царит хаос, разруха, пустые магазины и

спекуляция (это в экспериментальной-то модели общества!), и Фриц

подпольным способом снабжает всю кампанию продуктами; по ночам на

улицы выпускают сумасшедших; у стены находят трупы тех, кто пытал

ся вырваться из адского аквариума; и профессор Дональд Купер заст

релился в день павиановского нашествия.

И все это - ради абстрактного общественного блага, ради абс

трактного, ни в чем не повинного большинства. Но кто же тогда сос

тавляет это большинство, если множество гибнет? И Андрею действи

тельно повезло, что он нашел Красное Здание...

Шахматная партия в мраморном, пышно изукрашенном зале, среди

Людей-Которых-Нет. Ибо, где они: существуют лишь бороды, фалды,

пенсне, лысины... И только когда оказывается, что играть придется

людьми, близкими Воронина, живыми и ожившими, он, наконец, осозна

ет чудовищность идей "общества в целом".

Когда он отдал противнику все фигуры, которых уже не было в жи

вых, и остались только живые, Андрей захотел выйти из игры. Но

жизнь не остановишь, у нее выиграешь тогда, когда станешь таким

же, как твой противник. А противник у Воронина сильный: с усами и

трубкой, в белой полувоенной форме... Он привык играть людьми-фи

гурами. Великий Стратег не прост: "Выигрывает вовсе не тот, кто

умеет играть по всем правилам, выигрывает тот, кто сумеет отка

заться в нужный момент от всех правил, навязать игре свои правила,

неизвестные противнику, а когда понадобится - отказаться и от них."

И Воронин проиграл эту партию, потерял все фигуры, потому что не

смог принять такие правила. Но он выиграл у самого себя, потому

что вышел из игры. Выдержал экзамен на человечность, выиграл у са

мого Эксперимента.

У каждого - свое Красное Здание, свое испытание, и каким оно было

у Изи Кацмана, у тех, кто не вышел из здания, я не знаю.

Но Андрею предстоит понять и еще кое-что. Во время поисков Анти

города, которого нет, ему снова приходится отвечать за судьбы лю

дей, как в Красном Здании. И подавлять ропот все трудней, и ради

чего, он сам не знает. И только тогда до него доходит суть Экспе

римента: в его руках власть, и он осуществляет ее ради самой

власти, во имя и ради системы, которую придумал не он, но в меха

низме которой он является одним из рычагов...

Вот и все. На этом для Воронина Эксперимент закончен, он приоб

рел так много: спасенный им на шахматной доске дворник Ван, за ко

торого никто никогда не заступался, даже сам Ван, и посмертная за

писка Дональда Купера: "Приходя - не радуйся, уходя - не грусти."

И еще человечность, понимание особенности и неповторимости каж

дого, отдельно взятого человека, а не громкой идеи "Общественного

блага", позволяющей все, даже убийство.

Не буду грустить и я, покидая Город. Мне нужно спешить.

В путь, в путь...

* 3 *

Словно дымка, рассвет

Полоснул по глазам,

Отворились курки,

Как волшебный Сезам,

Появились стрелки

На помине легки

И потеха пошла в две руки,

в две руки ...

В.С.Высоцкий

Стало теплее. Бурая шкура под ногами растаяла и заплакала ручь

ями. Почему она грустит? Почему земля не радуется своему воск

решению? Ведь я покинула Город.

Куда меня занесло на этот раз? Это - тоже город, и здесь тоже

что-то не так: Хармонт и Зону разделяет граница - не только види

мая и ощутимая, но и граница человеческого разума. Зона - тот же

Антигород, она - такой же экзамен на человечность. Но воспринима

ется она хармонтцами как стихийное бедствие: потрясло и перестало,

можно успокоиться и забыть. Но население города мутирует, стари

ки и дети перестают быть людьми. Люди же не хотят этого замечать.

И в Зону таскаются сталкеры, прино

сят оттуда "подарки" Зоны, даже не задумываясь, зачем кому-то по

надобились эти опасные трофеи. Лазают в Зону, выдёргивают из неё

заведомо несущие в себе угрозу "подарки" и гибнут, даже не успев

задуматься - во имя чего. А Зона тем временем опутывает Хармонт,

словно спрут. Созданная нечеловеческим разумом, случайно или спе

циально забытая своими создателями на Земле и ставшая лакмусовой

бумажкой для её населения.

Первый, кого я здесь встречаю, это Рэдрик Шухарт, Рыжий. Та

кой же, как и все здесь, ко всему привыкший. Сталкер, фактически

преступник, лазающий в Зону и не задумывающийся, почему ему за

это платят бешеные деньги. Он, как и большинство, не позволяет

себе задумываться: ради чего всё это. По крайней мере, пока беда

не коснулась его самого.

Шухарт тянет в Зону своего друга, Кирилла. Для последнего эта

экспедиция - исследование, может быть, возможность сенсационного

научного открытия. А для Рыжего - прежде всего обследование тер

ритории, ориентирование для последующей вылазки за опасными дико

винами Зоны. Развязка неожиданна: Кирилл умирает. И, хотя пря

мых доказательств нет, Шухарт осознаёт, что виной всему он, по

тащивший друга в Зону и не оградивший его там от прямой опасности.

Но я не верю в то, что Шухарт - негодяй. Наблюдая за ним, я

убедилась, что, в сущности, он не таков, каким хочет казаться.

Он любит жену и дочь-мутанта, готов ради них на всё. Не позволя

ет увезти в лечебницу старика-отца, тоже уже не человека. Шухарт

не бросает в Зоне даже негодяя-сталкера, Стервятника Барбриджа.

Спасает жизнь тому, кто сам загубил не одну жизнь, и сам никого не

стал бы выносить из Зоны.

Шухарт мужественен и даже отчаян, он нравится мне чисто по-че

ловечески. Но не буду торопить события: многие из встреченных

мной в этом путешествии были и мужественными, и честными, и лю

бящими; но каждый из них по-своему переносил выпавшие испытания.

Я чувствую, что и Рыжему суждено что-то пережить: иначе Зачем

я здесь?

Что для них Золотой Шар? Разве можно людям, преследующим и

убивающим, наживающимся на несчастьях друг друга, доверить Шар

желаний? Но Шухарт идёт за ним в Зону - опять и опять Зона! Неу

жели он не понимает, что она опять испытывает его?! Но он идёт.

Шар исполняет только самые сокровенные желания, самые-самые,

извлекая их из глубины души человеческой. И Шухарт рискует собой,

чтобы вернуть здоровье дочке... Но бесплатный сыр бывает только

в мышеловке. Его спутник, сын того самого Барбриджа, совсем ещё

мальчишка, тоже мечтает о чём-то, тоже идёт за Шаром.

И тут я понимаю, зачем Шухарт тащит его с собой. Он-то знает,

что в самом конце пути их ждёт Мясорубка, из которой ещё никому

не удавалось выбраться живым. И Артур окажется его, Шухарта, ми

ноискателем! Но почему же тогда сталкер оберегает мальчишку, вы

таскивает из других ловушек Зоны? А потом сам себя уговаривает:

"Я не человека вытащил, я миноискатель свой вытащил. Отмычку. А

там, на горячем месте, я об этом и думать не думал..." Шухарт

не позволяет себе думать о том, что спас Артура только по-челове

чески. Понимает, что нельзя об этом думать: ради собственной

жизни, ради дочери...

А Артур, увидев наконец Шар, забывает о своих, мелких жела

ниях. Кричит: " СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЁТ

ОБИЖЕННЫЙ!" С этими словами он и погибает.

И только тогда Шухарт понимает, какой экзамен приготовила ему

Зона, чего она хотела от него, что с ним сотворила.

"... Господи, это ж каша, каша!.. Кто это - мы? Кто - они?

Мне хорошо - Барбриджу плохо, Барбриджу хорошо - Очкарику плохо,

Хрипатому хорошо - всем плохо и самому Хрипатому плохо..."

Вот что сделала с ними Зона: проверила на человечность. И оказа

лось что этим людям доверить Золотой Шар нельзя, что они из-за

него поубивают друг друга.

Я не буду дожидаться, пока потрясённый Шухарт доберётся до Ша

ра. После него Шар может попасть в руки других людей, возможно,

уже не жалеющих, как Шухарт, тех, кто погибает по их вине. Мне

страшно: и я покидаю Хармонт.

* 4 *

А где-то там, далеко

Живёт наш ласковый враг.

У него копыта и хвост

И золотом вышит жилет...

Б. Гребенщиков

Повеяло теплом, лесом... Что-то живое, тёплое, подкралось и

тихо уткнулось невидимым носом в ладонь. Наверное, это лето,

полное живой воды. Оно пришло, чтобы оживить землю, растормо

шить её и вывести из спячки.

Нет, не могу понять, где я: словно перед глазами меняют цвет

ные картинки на фоне леса... То вверх - на биостанцию, то вниз

в зелёное море.

Что происходит с людьми, живущими здесь? Они, должно быть,

счастливы: жить в таком месте, в ТАКОМ лесу... Но нет - здесь

что-то не так! С их речью и их логикой происходит нечто стран

ное: будто люди постепенно деградируют, превращаясь в болтливых

обезьян.

Почему? Почему и у исследователей, и у обитателей леса не

всё ладно? Полнейшая неразбериха: что произошло с этими людьми?!

Все их недостатки вдруг стали очевидными, раздутыми, словно на

рочно выставленными на всеобщее обозрение. Как в плохой комедии.

И те двое, за которыми я наблюдаю, словно находятся на отшибе.

Перец и Кандид: не похожие на тех, кто их окружает, имплантиро

ванные в среду обитания. Оба они - чужаки.

Я понимаю этого человека, сидящего на краю обрыва: его не пус

кают в сказочный лес, ради которого он приехал в такую даль, не

отпускают обратно... И Домарощинер этот ходит, записывает всё в

свой блокнотик, вынюхивает что-то, у каждого допытывается: а зачем,

а почему он делает так и не иначе, и не по-другому... Но люди

вокруг - такие мечтательные, отзывчивые. Такие, какими должны

быть люди. Они нравятся мне... Какие здесь могут быть проблемы?

Кто такой Директор? Неужели это - имя? Есть ли за ним человек?

Он внушает всем какой-то панический ужас... Ну, я ещё могу понять

местных - дрожат себе и дрожат (хотя это и снижает моё первое впе

чатление о них: уже не кажутся они мне такими счастливыми и добры

ми). Но почему так дрожит сам Перец, когда попадает к Директору на

приём? Он же ни в чём не повинен, и виза у него кончилась только

потому, что его не отпускали. И почему вдруг так переменились к

нему его же знакомые, и написан на него донос человеком, с кото

рым он вечерами играл в шахматы?..

И Перецу непонятен этот фарс, непонятен лес, очень напоминаю

щий и Зону, и Антигород. Лес - словно высший разум, понять ко

торый недоступно человеку. И Перец бежит из леса обратно на би

останцию, где люди занимаются "делом ради дела": считают на не

исправной машине в полной уверенности, что так и надо; устраиива

ют в обязательном порядке бега с завязанными глазами, взрывают

сбежавших роботов...

Даже машины здесь изнывают от собственного бездействия, бездуш

ные машины жаждут быть полезными, понимая, что их сделали с ка

кой-то целью. А когда они пытаются убежать от этого бездействия,

их со смаком уничтожают.

Когда Перец вдруг оказывается Директором, начинает разбираться

в этой системе, оказывается, что системы-то никакой нет, а есть

только бумажные "прения" ни о чём: "Предлагается рассматривать

всякого рода случайности незаконными и противоречащими идеалу ор

ганизованности..." Бред!

И этот бред затягивает Переца; когда он пытается обратить это в

шутку, каждое его слово принимают всерьез, буквально смотрят в

рот. Его изначальное "мы им покажем" постепенно сникает, он

проваливается в трясину бюрократического абсурда... И Домарощинер

аплодирует его директиве "О самоискоренении группы Самоискорене

ния" Перец пошутил: пусть побросаются с обрыва, чтобы была хоть

какая-то польза. А его поняли буквально...

И всё: нужно начинать сначала, разгребать завал тотального не

понимания... Всё, чего Перец достиг, сопротивляясь этой бесс

мысленной системе, пошло прахом.

Кандид. Странный он, даже какой-то пугающий. И место, где

он живёт, хотя и людное, но всё-таки нечеловеческое. И почему все

говорят о том, что ему приставили чужую голову? Он, судя по

всему, выходец оттуда, сверху, с биостанции. Только там его

считают погибшим и даже, будто бы, нашли его тело, памятник

поставили... Просто им не выгодно помнить о нём: он, как и Пе

рец, пытался разобраться в их бедламе.

А здесь он всё позабыл, стал таким же, как и лесные жители:

недалёким бесцельным. Почти. Бессознательно он тянется познать

законы, которые установил лес для своих обитателей, противостоит

этой болтливой деградации... Его путешествие по лесу вместе с На

вой, поиск абстрактного Города - уж не того ли Города, где я уже

была? - это протест, противостояние подчинённости кому-то или

чему-то неизвестному. Тому, что уничтожает в лесу деревни, насы

лает мертвяков - странных существ, уволакивающих женщин...

Город он находит, только оказывается, что Города нет, а есть

всезнающие женщины - те самые, которых когда-то украли мертвяки.

И этим женщинам доступно нечто высшее, сверхзнание. И им-то по

нятно, почему гибнут деревни. А почему бы и нет, если лес нужно

чистить, уничтожая всех слабых, не способных выжить - своеобраз

ный природный брак. И Нава остаётся с ними, а Кандида выставляют

вон... Город он нашёл, но что ему это дало? Назад, вверх, его

не вернули, у себя не оставили, отправили снова к людям с обезь

яньей речью. Опять всё сначала...

И оказалось, что хозяева здесь - вовсе не исследователи, и не

местные, а сам лес, которому ничего исследовать не надо: он и

так всё о себе знает. И следит за всеми, кто в него попадает.

А "царю природы" здесь делать нечего, лес не позволяет ему уста

навливать свои порядки. И человек медленно, как улитка - вверх

по склону, карабкается, пытаясь разобраться в недоступном. Но

улитка вдруг срывается и скатывается вниз, и снова, так же мед

ленно продолжает свой путь. Может быть, ей всё-таки повезёт.

* 5 *

Каждый выбирает для себя

Женщину, религию, дорогу,

Дьяволу служить, или пророку,

Каждый выбирает для себя...

Ю. Левитанский

Снег. Настоящий, чистый и белый снег в огромном городе...

"За окном мело... на обочинах громоздились сугробы, и смутно

чернели за пеленой несущегося снега скопления чёрных деревьев.

Москву заметало, замет..." Это же Москва!!! Современная красави

ца Москва! Что здесь может происходить?!

Что необыкновенного может быть в жизни военного писателя, сце

нариста, Феликса Александровича Сорокина? Разве что очередная

повесть о войне. Стол его завален рукописями. За много лет их на

копилось немало. Почему он буквально молится на Синюю Папку?

Нет, мне не удержаться от соблазна, я загляну в эту Папку; я

здесь за тем и нахожусь, чтобы видеть всё и во всём разбираться.

Виктор Банев - журналист и писатель; начинающий стареть любитель

выпить... Странно звучит: хороший с дурными привычками. И не со

бирается от них отказываться. Одного я не могу понять: почему Ба

нев внешне так похож на Сорокина? И ведут они себя совершенно

одинаково. Кажется, Сорокин не придумывает свой роман - он его

переживает, пишет с себя. И город - опять город - куда возвраща

ется его герой, это модель того самого мира, где живёт писатель.

Противостояние двух "каст", двух различных человеческих стремле

ний, столкновение старого и нового, непривычного, а потому пу

гающего. И городской лепрозорий, пристанище прокажённых - это та

же Зона. И Банев оказывается будто на отшибе, не понимая, что

произошло с городом, который он когда-то покинул. Что может быть

общего у мокрецов, очкариков, прокажённых, или как их там, с

детьми, которым впору гонять собак по улицам? Что интересного

они нашли в прокажённых, которых их родители, будучи детьми,

дразнили и забрасывали камнями? Да ещё и не известно, заразны

они или нет... Неизвестность порождает страхи, но взрослые не

любят, когда им страшно, и ненавидят мокрецов.

Завязка интересная. Что из этого выйдет, неизвестно. Тем

временем, Феликс Сорокин продолжает работать и, как водится,

сталкивается в нашей современной Москве с обычными людскими стран

ностями, граничащими то с глупостью, то с чем-то сверхъестествен

ным. Но если бы всё так и происходило, я бы не попала сюда.

Оказывается, что машина, "определяющая объективную ценность

рукописи", изобретена, построена, действует. Определяет она не

гениальность автора, как некоторые считают, а количество читате

лей. Но самое интересное то, что несколько лет назад Сорокин

придумал такую машину для своей повести. Впрочем, это может быть

и совпадением.

...О своём городе Банев узнаёт всё более странные вещи. Оказы

вается, что мокрецы - не просто больные. Они ещё и гениальны.

Делают странные детские игрушки, вместо того, чтобы есть, чита

ют... С детьми же начинает твориться нечто невообразимо странное.

Дети ведут себя, как взрослые, но не взрослые - их родители. Они

учатся, читают, разбираются в окружающем мире, который им сов

сем не нравится. Извечная проблема отцов и детей выливается в

нечто новое, до этого не происходившее. Дети-взрослые всерьёз за

думали создать новый, правильный мир, основанный на истинных че

ловеческих ценностях. Их родителям, вполне естественно, это не

нравится, им непонятна идея этой перестройки: как ни кричит каж

дое новое поколение, что предыдущее живёт неверно, всё-таки при

ходит всегда к тому же, а потом, состарившись, обсуждает недос

татки поведения собственных детей; при этом с каждой рюмкой не

достатков становится всё больше. А дети из города с лепрозорием

не навязывают своё мнение своим родителям. Просто покидают об

щество, которое их не устраивает ...

А в это время, Феликс Сорокин размышляет о машине: что может

она, для чего она. Знать количество будущих читателей, разуме

ется, интересно любому писателю... А ну, как машина вместо вну

шительного шести-семизначного числа выдаст жалкое шесть-семь?

Значит, рукопись даже не напечатают, или просто её никто чи

тать не станет... И что будет, если его Синюю Папку машина и

забракует? Значит, и писать не стоит?

Происходят странные вещи и в Москве. Точнее, оживают и осталь

ные романы Сорокина. Его принимают за инопланетянина, к нему

подходят странные люди, предлагая какие-то ноты...

А из города ушли дети. Строить новый мир. Взрослые же попросту

струсили. И те, кто делал на прокажённых карьеру, и те, кто

просто их боялся. Им ничего не остаётся, кроме как сбежать, по

тому что здесь они не нужны, их повзрослевшие за несколько дней

дети будут жить в мире без пороков, без лжи. А их родители не

могут принять ТАКОЙ мир, они не смогут жить в нём... Остались

лишь те, кто был и до этого честен, кто может приспособиться.

Из всего города - три человека. Что будет с остальными - не важно.

Гораздо важнее, что старый город исчез, появился новый, чистый

мир...

Сорокину же осталось осознать только одно: даже если он, назло

машине сожжёт свою синюю папку, она всё равно будет существовать.

То, что он написал, сбудется, также, как и остальные его рома

ны. Потому что рукописи не горят...

* 6 *

Мне - добежать до берега, до цели,

Но свыше, с вышек, всё предрешено.

Там, у стрелков, мы дёргались в прицеле:

Умора просто, до чего смешно...

В.С. Высоцкий

Кажется, я вернулась обратно... Обыкновенный город, душный и

грузный. Обычные дома-коробки, очереди в гастрономах... Зачем

меня занесло сюда? И чья это квартира? Понятно: это учёный,

даже гениальный учёный, изобретатель. Изобрёл он, похоже, неч

то сенсационное и опасное, удивительное для него самого. Но

опасными казались открытия и Галилея, и Джордано Бруно, и Кюри.

И Галилей рисковал, когда поведал людям о своём открытии. И уми

рая, прошептал: "А всё-таки она вертится!.." И в открытие Ма

лянова начинает вмешиваться нечто свыше, даже и не человеческого

происхождения. И что же - он должен защищать своё открытие... Но

у него - семья, ребёнок... Тот, кого я первым увидела, попав

сюда, оказался вовсе не героем!

Его соседа уже "убрали" - человека просто не стало: только

прозвучало неожиданное "был" - как предупреждение. Не высовывайся,

мол, делай, как скажут. Потому что его открытие кому-то невы

годно, тому, кто "сверху видит всё"...

Жизнь Малянова мелькает перед моими глазами, как обрывки чьей-то

рукописи: всё сгорело, но рукописи не горят, и поэтому уцелело

самое важное. Вот в его квартире появляется псевдо-подруга жены,

потом - убили "секретного соседа", и завертелось ...

Вместо Малянова, место героя занимает педант, зануда и очкарик

Вечеровский: он не плавится под угрозами, не паникует. Просто

для него существует важность и необходимость того дела, которое

так не нравится "им" и так необходимо людям... "...он хотел мне

помочь. Нарисовать какую-то перспективу, доказать, что я не такой

уж трус, а он - никакой не герой. Что мы просто два учёных и нам

предложена тема, только по объективным обстоятельствам он может

сейчас заняться ей, а я - нет."

И Малянов не отваживается на риск, понимая, что могут запросто

раздавить. А Вечеровский уедет на Памир и будет там возиться с опы

тами, с заумной математикой, и это по нему будут лупить шаровыми

молниями, насылать на него привидения, замёрзших альпинистов, а

в особенности, альпинисток; обрушивать на него снежные лавины...

А может быть, он всё-таки уцелеет.

Хотя обычно это мало кому удаётся: и травят, загоняют в лагеря,

просто убивают. И учёных, физиков, исследователей, и психо

логов, и журналистов, и поэтов... Потому что "они" сильнее, и

играют по правилам Великого Стратега. Сопротивляться почти беспо

лезно, но именно из-за этого "почти" и нельзя сдаваться.

Удачи Вам, Вечеровский. А мне - пора.

* 7 *

Я - по полю, вдоль реки,

Света - тьма, нет Бога.

А в чистом поле - васильки,

Дальняя дорога.

По бокам дороги - лес

С Бабами-Ягами,

А в конце дороги той

Плаха с топорами...

В.С. Высоцкий

Вот и всё. Моё путешествие завершилось ...

Я снова сижу за письменным столом, заваленным книгами. А про

исходило ли это на самом деле, или было всего лишь сном?..

Передо мной, на подоконнике, сидит человек. Где я видела его?

Нет, не могу вспомнить. Или я ещё сплю? Человек поворачивается

ко мне и произносит: "Поздравляю. Ты прошла первый круг..."

Я вспомнила: это - Наставник, тот самый, чьи беседы с Андреем

я слушала в Городе. Значит, это было, было!!! Но почему "круг"

и почему "первый"? При чём здесь я?! Я не хочу, чтобы Экспери

менты ставили надо мной!

Но Наставник не слушает меня. Медленно он встаёт и выходит из

комнаты. Не имеет смысла пытаться его догнать; мой кратковремен

ный дар исчез: я больше не могу, как он, перемещаться в прост

ранстве и времени. Да и зачем? Если я прошла круг первый, зна

чит, будет ещё и второй, и третий: сколько хватит сил, сколько

хватит смелости. Неправ был великий Данте: круги начинаются не

в Аду, а на грешной Земле. По ней мне и предстоит пройти.

В путь, в путь!..

Список использованной литературы

( Маршрут путешествия )

1. "Отель "У погибшего альпиниста""

2. "Град обреченный"

3. "Пикник на обочине"

4. "Улитка на склоне"

5. "Хромая судьба"

6. "За миллиард лет до конца света"