Путешествие в Кассам

В звуках его варгана слышу эхо неведомых параллельных вычислений. Он мастер транзакций в те миры, которые связаны с нами транспортным протоколом.

Поэтому, если есть на свете те, кто действительно знает об устройстве мироздания, то старый Оуль — в списке знающих. Коротком и секретном списке.

Его хижина примитивна, но уютна.

Дым от его трав вызывает видения странных мест и обстоятельств.

В них я становлюсь шустрой белкой, с тревогой глядящей на долгий закат, древесным грибом на упавшем прошлой зимой стволе, молодым хариусом, подбирающим пароли для восхождения через пороги, ввысь по течению. Это калибровка восприятия. С каждым образом я становлюсь ближе к себе.

Оуль мудр. Ему известно множество ноумён, его доступ к ноуменальному ощутимо выше моего.

В надежде увидеть свой путь, я прохожу через дюжины перевоплощений и воспоминаний, с каждым из которых мне открывается малый фрагмент большой истории.

Взобравшись на вершину ступы, проповедник раскинул руки в стороны, а лицо обратил к вечернему небу.

Возвышенное обратилось действительно высокому, дабы собравшиеся у подножия видели, откуда исходит знание, которое изливается на них.

Истинно говорю вам, начал проповедник, нет смерти в мире нашем, а есть лишь благодатное возвращение.

Скорбь по ушедшим лицемерна, поскольку скрывает за собой тягу, к собратьям по ноуменалу — как ушедшим в единство Кассама, так и живущим в житейской россыпи.

Не бойтесь смерти и смертного, ибо за ним следует очищение и неизбежное умиротворение, отрешение от суетного круговорота и мельтешения дней.

Странное дело. Я помню эту проповедь, как одно из первых воспоминаний, не связанных с размеренным мирским трудом.

Племена фишей, которые обитают вдали от городов, не терпят праздности. Если ты в состоянии проделать больше дюжины дюжин шагов, не пользуясь каким-либо инструментом поддержки, ты безусловно работоспособен.

Следи за тем, чтобы ветер не ронял на кормовые мхи палую листву, отгоняй корявой палкой мотыля от ёмкостей с бурдой для скотины, ищи выход горючего камня из земли. Дела мелкие, вроде бы и несущественные, но с очевидной пользой для племени.

Когда молодой фиш наберётся опыта, задания станут сложнее и полезнее.

Так почему мне вспоминается та проповедь? Не с нее ли начался мой путь за Гагарой?

Только сейчас я смотрю на неё с другой стороны — как бы не сверху и сбоку от говорящего. Мне видно и знакомо его лицо, но никак не удается вспомнить ни имя, ни тем более ноуме.

Проповедник глядит вверх, чтобы не выдать слушателям свою тайну: возвещая отсутствие смерти, проповедник уговаривает самого себя, а уже потом всех остальных. Мы, стоящие внизу, нужны ему едва ли не сильнее, чем он нужен нам. Мы, принимая роль слушателей, заверяем его слова перед всем сервером, небесами и парящей в них Гагарой.

Тогда я ещё не сталкивался со смертью. При мне перо ни разу не падало.

Лишь когда ноуме отдаляется и теряет фокус видения, приходит запоздалое узнавание. Под звуки варгана, в облаках травяного дыма, я взлетаю выше. Где-то там летает она. Мне надо знать о ней больше.

Я, с мальчишками и девчонками своего племени, в ночном.

Каждый из нас втайне от остальных горд, но скорее прыгнет в яму с мурашами, нежели признается в этом остальным.

Вблизи от текущей Ставки пастбища уже сожрала скотина, до следующего круга они непригодны для выпаса. Мы понимали, что скоро настанет пора исхода и походной жизни, которую мало кто из молодых предпочитает оседлой.

Скотина неторопливо переползала от поля к полю, а нам, чтобы поменяться местами с предыдущими пастухами, чуть постарше нас, приходилось пятую часть светлого дня топтать жухлую траву и выискивать приметные знаки.

На наше счастье, незадолго до нас в том же направлении ушла партия охотников. Под вечер они заметили наши костры, поделились частью добычи, даже помогли ее разделать и правильно приготовить.

Сидя возле небольшого очага, питаемого сухой травой и глыбами горючего камня, как-то незаметно, от повседневных бесед перешли к пересказу историй: как обычных страшилок, так и старинных мифов — у кого что водилось на памяти.

Лёжа на спине, подложив под голову скатку с плащом, я таращился в небесные разводы серверного сияния, которые Народ Мостов величал странным именем Скринсейвер. На прошлой ярмарке доводилось помогать с установкой фургона бродячему торговцу, от него и узнал о том, как называются сверкающие пятна и росчерки, заметные только после захода солнца. Мне хотелось поделиться этим знанием с остальными, но преградой становился малый возраст и робость.

Историю следовало облечь в слова; к каждой заготовленной фразе я подходил с тревогой перфекциониста, подозревая в ней капитально все портящий, но незаметный для меня изъян.

Начинали рассказывать самые младшие, но я свою очередь пропустил, и внимательно прислушивался ко всем остальным.

Хотелось научиться говорить легко и складно, ноуме замирало в начале каждого рассказа — вдруг с кем-то ещё торговец поделился сокровищем, которое я уже начал считать своим?

Ближе к середине ночи очередь дошла до молодых-охотников. Эти парни были чуть постарше нашего, но имели совсем иной статус в племени, а оттого могли замкнуть круг, передав право рассказа снова младшим.

Я не считал себя готовым, нервничал, а потому запомнил историю про Шар судьбы так, будто сам же её и сочинял.

С младых лет мы слышим один и тот же звук. Он настолько привычен, что уже к тому моменту, когда молодой фиш встаёт на ноги и делает первые шаги, ноуме настолько проникается этим звуком, что перестает его замечать.

Лишь отстранившись от тех шумов, что издают соплеменники, животные и растения, научившись игнорировать ветер, звуки собственного дыхания и сердцебиения, можно услышать, как по ноуменальному миру стремительно катится тяжёлый шар, то ли каменный, то ли металлический.

Иногда он катится по небу — и тогда за ним может оставаться прерывистая полоса, похожая на длинное пунктирное облако.

Когда он движется по земле, его высота в дюжину раз превышает рост самого высокого воина.

Для него не существует никаких преград. Он может прокатиться по топи, где увязнет даже ребенок, а может оставить глубокую колею в скалах, которые с трудом поддаются бронзовому рубилу.

От него не защищают ни рвы, ни стены, ни заговоренные шаманами веревки с цветными лоскутами и серебряными колокольчиками.

Самый зоркий охотник может не заметить его на расстоянии вытянутой руки, если нет на то веления судьбы, но порой самый глухой дряхлый старик в состоянии за несколько часов услышать, как приближается судьбоносное.

Смерть и разрушения оставляет он на своем пути, отнимая родных и близких, накопленные богатства и средства к существованию.

Однако, если сумеет герой остановить этот шар, все отнятое судьбой, вернётся к нему и братьям по ноуме. Но коли увидит остановившийся шар парящая в небесах Гагара, возмутится божественная нарушению миропорядка — и уронит свое перо.

Так я впервые услышал о перьях Гагары, которую часто упоминали взрослые, не дозволяя младшим повторять за ними её имя.

И был мне тревожный знак, поскольку именно тогда что-то неуловимо изменилось. Я будто оглох, хотя продолжал слышать цикад, храп старших охотников, потрескивание горючего камня в огне.

И я замер, так и не рассказав истории про серверное сияние. В один миг, растянутый на треть вечности, я повзрослел, сам того не желая.

Перо Гагары опустилось на твердь нашего сервера — и это было чёрное перо.

Шар судьбы прокатился по летней Ставке, перепахав её столь основательно, что в племени выжил только один из дюжины.

Почти все, что не оказалось размолото в пыль, сгорело в последующем пожаре от костров и разнесенной по селению мелкой пыли горючего камня.

Судьба пощадила часть молодежи, нашедшей уединение поодаль от шатров, несколько групп охотников, нас и помещенную в карантин женщину, меньше четверти луны назад родившую тройню.

За одну ночь, я лишился родителей, сестер и братьев, почти всех своих друзей. Кто бы ни остановил этот проклятый шар, он не был моим братом по ноуме.

Старая и дурная на голову женщина, которая пыталась заменить нам всем мать, утверждала, что мы пребываем в числе выигравших, потому как сохранили жизнь. Мое имя было для нее знаком и от этого боль утраты становилась только сильнее.

Я не смел ей возражать вслух, но относил себя к проигравшим.

Потери казались столь значимы, что речи не было даже про ничью. На сервере не существовало ничего, что могло бы компенсировать жизни близких.

Большую часть скота катастрофа не затронула, так что формально каждый из нас разбогател.

Пытаясь пережить зимний сезон, оказавшийся на редкость морозным и бесснежным, я часто вспоминал бродячего проповедника и молился Гагаре, чтобы та перенесла моих родных в небесный Кассам.

По весне я обменял свою долю скота на кое-какие ценности, сохранившиеся в племени, и покинул его вместе с бродячим торговцем, от которого когда-то узнал о природе серверного сияния…

Народ Мостов почитает Гагару как божественное начало, однако поклоняется её небесному сыну, Йоре.

Тот был рождён непорочно, высижен из такого же яйца, как и Солнце, однако из любопытства спустился из гнезда на серверную твердь и отринул крылья, чтобы жить подобно людям.

Пока Йора ходил по земле, на сервере царил золотой век.

Плодились Народы, строились города и Мосты, развивались ремесла с искусствами, а люди, когда умирали, отправлялись в Кассам без каких-либо мытарств и проверок на чистоту ноуме.

Но скучала Гагара по своему сыну, искала его по миру, с каждым разом снижаясь все ближе и ближе к земле — а вместе с нею опускались и сами небеса, предвещая катастрофу для всего живушего поверх тверди.

И когда Гагара нашла своего сына, она сбросила вниз свои перья, чтобы тот смог поймать их и улететь с нею.

Поймал Йора перья, сделал из них крылья, однако улетел не в небеса, а к другим серверам, потому что там тоже живут люди.

Говорят, что Гагара с тех пор ищет своего сына в небесах и на земле, да время от времени скидывает свои перья, в надежде, что в этот раз Йора к ней вернётся.

Учение, которого придерживался Гепта, с которым я колесил по серверу, полагало, что любой из живущих может поймать перья Гагары и подняться к небесам.

Но, чтобы божественная птица признала тебя своим сыном, помимо двух перьев, которые станут крыльями, необходимо третье перо — настолько редкое, что некоторые считают, будто оно было у Йоры с самого начала, или же его и вовсе никогда не существовало.

— У тебя подходящее имя, малыш, — время от времени приговаривал торговец. — На языке западных еретиков оно сулит выигрыш. Может быть, тебе удастся отыскать все три пера.

Я послушно кивал, радуясь новым историям про неизвестные народы, но вспоминал уничтожение летней Ставки и не понимал, о каком выигрыше может идти речь.

Да, мне повезло выжить там, где погибли остальные, но именно по этой причине я оказался разлучен с теми, кого любил.

Перья? Я в них тогда не верил.

С Гептой я странствовал четыре года. Мы еще дважды встречали следы разрушений, оставленных Шаром: один раз это была длинная колея, успевшая заполниться водой — ее наш караван обходил почти целую неделю, благо в окрестностях хватало дичи, а вода из самой колеи годилась для употребления.

Другой раз это была Ставка, которую след поделил пополам. Удивительно тонкая граница, глядя на которую я пришел к выводу, что размер Шара меняется, в зависимости от неведомых обстоятельств.

Увы, разрушений меньше не стало, они лишь сменили форму. Граница поделила пополам не Ставку, а само племя.

Люди будто стали чужими друг для друга, в зависимости от того, по какую сторону тонкой черты застала их катастрофа.

Пока шла торговля, мы с Гептой стали свидетелями нескольких дюжин драк, со смертями и тяжёлыми ранениями.

Клубок взаимных претензий и обретенной неприязни был столь велик, что его резали по-живому, с обеих сторон. Никто не желал покидать Ставку, поскольку это означало утрату старинных прав на пастбища вдоль весь кочевого маршрута.

У соседних племен, как выяснилось несколько позже, тоже имелись счёты с расколотым, отчего Гепта предположил, что наказание от Шара судьбы может быть в чем-то назидательным.

Мы покинули враждующую Ставку, так и не увидев признаков возможного примирения.

Но то воспоминания: детальные и реалистичные, будто мне довелось повторно прожить фрагмент своего прошлого.

Под действием трав, я видел то, чего не замечал ранее.

Гепта медленно угасал от скрытой хвори, которая убьет его через три с четвертью года после нашей разлуки. Он все это время вспоминал своего умершего сына Йору, на которого я оказался чем-то похож.

У Народа Моста имя сына Гагары носили многие мужчины. Если бы у Гепты не было старшего брата, он тоже мог бы влиться в толпу Йор.

А расколотое племя всё-таки попыталось выжить, только вряд ли кто из их предков обрадовался бы такому способу решения проблемы.

Незадолго до времени ухода на зимнюю Ставку одна половина племени отравила колодцы и перебив воинов отравленного противника, взяла в рабство всех выживших женщин, включая стариков и детей.

Ненависть никуда не исчезла, а потому рабы подвергались пыткам, пока жестокое обращение не свело их в могилы.

Через два года после смерти последней рабыни, остатки проклятого племени рассеялись по серверу несколькими кровожадными бандами.

Если бы об этом узнал покойный Гепта, он бы, наверняка, просил прощения у образа Йоры за то, что оставленное сыном Гагары человечество ведёт себя настолько недостойно.

— Чего ты хочешь от жизни, Пот? — спросил у меня Гепта, когда я стал одного с ним роста.

Мы сидели в его зимнем доме, расположенном в одной из мостовых опор, перед камином.

За окном шел поздний осенний спам, оставляющий у всякого наблюдателя серьезные сомнения в уместности выхода наружу.

Фрагментарные отражения ноуме сталкивались с серверной твердью, дробились и вызывали ощущение высокотемпературного бреда. Несмотря на задернутые плотные шторы, тревожность проникала в комнату, вынуждая усаживаться как можно ближе к огню.

— Мне хочется знать, что движет нашим миром, — размеренно ответил я, давно готовый к этому разговору. — И это не вопрос мироустройства или программно-аппаратных структур сервера. Зачем все это? Ради чего существует все, что нас окружает, а также мы сами?

— Йора знает, — смиренно выдохнул торговец, которого я к тому моменту признал за второго отца.

— И Гагара! — я поспешил дополнить, чтобы не нарваться на очередную молитву. — Она летает выше всех. Кому знать высокое, помимо неё?

Поскольку Йора покинул наш сервер, Гепте пришлось согласиться с моим рассуждением.

— Тебе надо учиться, — буркнул торговец, машинально поглаживая бок. Там, внутри, неторопливо росла его смерть. Он вынашивал ее, как нелюбимое дитя — стараясь вспоминать о ней как можно реже, но тело обманывало его, украдкой одаряя будущую убийцу непродолжительной лаской. — Умный ты, не такой как большинство кочевых фишей.

Я пожал плечами. У меня было много времени, чтобы задуматься о своем будущем и путь к нелегкому решению оказался извилист.

— Кто меня тут может обучать?

Мы оба знали, что это риторический вопрос.

Как чужеродцу, мне были закрыты почти все двери.

Наши с Гептой отношения прикрывал заключённый контракт. Все имущество, с которым путешествовал и которым позже торговал Гепта, принадлежало троллю — главе Моста.

Так получилось, что этот пост занимал Йора, старший брат Гепты. У тех, чье родство с троллем было не столь прямым, прав имелось ещё меньше. В сравнении с кочевниками, Народ Моста предпочитал строгую социальную иерархию, близкую к диктатуре.

Не имея кровного, пускай отдаленного родства с кем-либо из троллей, я не мог рассчитывать на места в школах и цехах, которые предназначались для мостовых.

— Тебе подошёл бы странствующий мудрец, — вздохнул Гепта, протягивая руку к бокалу с разогретым вином на столике. — Но мне известен только Оуль, а я не встречал его с тех пор, как познакомился с тобой.

Мне и раньше доводилось слышал от Гепты истории про транзактора, способного читать высшие логи. Отчего-то никогда не приходило в голову, что этот человек когда-то сидел на том же облучке, пользовался тем же походным котелком, накрывался теми же шкурами, которыми долгое время укрывался я.

Тесно, воистину тесно дисковое пространство нашего сервера!

— Значит, либо уходить к еретикам-картодеям, по ту сторону Мостов, либо поступать в Администрацию, — подытожил я. — Ну и третий вариант, сказочный как перо, успешный поиск мудреца. Только его мало найти, он еще должен согласиться взять ученика.

Гепта задумчиво посмотрел в мою сторону.

— Администрация разрушает людские надежды, Пот. Туда поступают молодые мечтатели, в ожидании высокого доступа, необычайного могущества, славы и почета, а выходят изнуренные операторы, изо дня в день передающие набор одних и тех же переменных в осточертевший интерфейс.

Я промолчал, поскольку он не сообщил мне ничего нового. Чудеса умеют манить за собой, однако лишь до тех пор, пока содержат в себе какую-то тайну. Если в ходе обучения тайна пропадает, а на ее месте не появляется новых тайн, ты несчастный человек.

У меня была в жизни цель, которая защищала меня от скатывания в рутину. Пускай чужеродцу не получить от преподавателей всех знаний, положенных администратору, я добуду их иными средствами.

— Тебя не допустят к значимым интерфейсам, — попытался разубедить Гепта, видя, что предыдущие аргументы не имели надо мной власти. — Администраторов стараются удерживать на коротком поводке. Все, кто обучался за пределами урезанной программы, имели в покровителей, если не из Совета Троллей, то хотя бы из числа признанных Архитекторов. Моего влияния не хватит для того, чтобы Йора принял тебя под свою опеку — разве если ты окажешься гением и подаришь Народу Мостов новый интерфейс.

Вместо ответа я тихо вздохнул. Меня не интересовали прикладные интерфейсы. На пути к пониманию Гагары через Администрацию существовал лишь один достойный инструмент. В историях Народа Мостов его называли Командной Строкой.

Отчего-то видения не показали мне знакомство с Бет, бюрократические мытарства при устройстве в Администрацию, драку-знакомство, после которого две трети года берег сломанную руку и осторожно возвращал пальцам навык мелкой моторики.

Жаль, ведь мне до сих пор дороги эти воспоминания. Я лишился почти всех денег, заработанных в путешествиях с Гептой, обменяв скромное богатство на тесную келью в опорах одного из Мостов, на статус изгоя в обществе будущих операторов, потенциальных низкосортных админов сервера.

Но видения зачем-то повторили урок, на котором старый Пут, размеренно стучавший указкой по кафедре, рассказывал о коде человека.

— Всё! — воскликнул Старый Пут, вздымая к потолку свою указку. — Все сущее на сервере это код! Ничего кроме исполняемого кода, вечно меняющего себя по алгоритму, который также ежесекундно меняется. Нет никаких наблюдаемых исключений из этого правила, поскольку сам акт наблюдения является процедурой, выполняемой посредством кода.

Сидящие в аудитории напряглись. Все уже знали, когда Пут поднимает указку, она ударит со страшным грохотом по массивной деревянной кафедре. И код указки, и код самой кафедры были изменены учителем, а оттого не ломались от столь жёсткого обращения.

Но код коду рознь, зарубите это на носу! Вы можете встретить два камня: одинаковых по виду, массе и множеству измеряемых свойств, но принципиально разных по своему наполнению. Как следствие, один из них в середине хорошего костра испарится, а другой только нагреется.

По этой причине у нас металлургия развита куда слабее, чем могла бы: слишком много добывается обманных руд, каждую вагонетку породы приходится проверять на соответствие коду.

Оттого на сервере можно подделать всё!

Указка обрушилась на край кафедры, передние ряды по привычке вздрогнули.

— Всё — кроме живого человека!

Тезис был выделен повторным ударом.

— Наша плотность в коде уникальна! В качестве значений переменных используются почти все направленные в нашу сторону информационные потоки данных. Можете представить себе вычислительные и аппаратные мощности, которые необходимы для такой обработки? А ведь еще есть ноуме, которое и вовсе формируется на принципах блокчейна, то есть, предполагает непрерывность записи, от начала человеческого существования и далее в бесконечность.

О том, что такое блокчейн, нам уже рассказывали другие преподаватели Администрации.

При поступлении сюда, я даже не предполагал, насколько оторванной от привычной действительности окажется та картина мира, которую рисовали профессора.

За пределы привычной арифметики и логики нас выдернули ещё на первом году обучения. Мы учились считать в разных системах счисления, конструировать и разбирать головоломные силлогизмы.

Мы рисовали на площадках, покрытых глиной длинные блок-схемы, описывали алгоритмы заварки чая и ремонта обуви.

Будущих операторов погружали в мир кода, проводя невидимую, почти неощутимую границу между Администрацией и повседневностью.

Для того чтобы не потерять себя в этой муштре, я перед сном обновлял, раз за разом, все яркие воспоминания, независимо от того, были ли они позитивными или же напоминали о трагическом.

Вот и тут, погружаясь в пересмотр лекции Старого Пута, мне вдруг пришла в голову странная мысль…

— Как мы знаем, эволюционный алгоритм предполагает компромисс между компактностью и наличием дублирования критически важных функций, — продолжал преподаватель. — Одно это позволяет сделать вывод о том, что человек и его ноуме были сгенерированы методами, отличными от классических эволюционных. Слишком много дублирующих систем и подсистем обеспечивают человеческую уникальность — будто бы наш создатель ставил первичной задачей не какую-либо человеческую деятельность, а обеспечение подлинности.

Вкратце это можно описать философско-религиозным догматом: Человек есть мера вещей: действительных в том, что они действительны, недействительных в том, что они недействительны!

После цитаты мы вновь дождались стука указки по кафедре. Полезное знание закреплялось во мне рефлексами, вместе с машинальным вздрагиванием, которое прошло на следующий день после приобщения к практике.

Мне кажется, коварный Оуль зачем-то пробовал меня взломать средствами удаленного администрирования. Как стало понятно, все эти видения с животными, природой и всем, что предваряло мои собственные воспоминания, являлось не просто инструментом калибровки, но и первичной подстройки под защитные механизмы психики.

Но, именем Гагары, зачем ему требовалась мое ноуме? Зачем он ломает того, кто пришел к нему за помощью? Только ли оттого, что у меня есть дыра в ноуменальном подобии блокчейна и это уникальный случай подсмотреть человеческий код изнутри?

Я пробую открыть глаза, настоящие глаза, но они открываются туда, где происходит ещё одна трагедия моей жизни.

— Жаль, что ты не мостовой, — вздохнула Бет, прижимаясь к моей груди. — Насколько все могло быть проще и понятнее…

Я старался не двигаться, чтобы не раскрылись мои свежие раны.

После отказа подчиниться троллю Йоре, старшему брату покойного Гепты, меня подстерегли его слуги. Второе предупреждение, так они назвали работу сапогов и толстых палок, которыми обычно погоняли скотину. Шанс пережить третье, был слишком мал, чтобы несостоявшийся админ мог принимать его всерьез.

— Все наши проблемы связаны с местной нетерпимостью и конкуренцией между троллями, — осторожно выдохнул я. Ребра отозвались волной боли, которую не смогло перебить даже тепло любимой женщины. — Достаточно покинуть территорию Мостов и все затруднения останутся за скобками. Собственно, к этому меня и подталкивает тролль Северного Моста.

— Это несправедливо, — после непродолжительной паузы заявила Бет. — Ты перспективный оператор, а в будущем мог бы расширить список доступных интерфейсов и даже открыть собственное дело. Зачем ему провоцировать твой побег?

Мы стояли у парапета, между двух гагаргулий, а под нами лежала расчищенная от временных хозяйственных построек гладь краснозёма.

— Политика, — и посмотрел вдаль, где поднимались к небу ритуальные дымы, обозначавшие створ пройденной Шаром траектории. — Формально, из-за покровительства Гепты, меня относили к людям Северного Моста. Но появилась ты, дама Варолиева моста. Теперь лишь уважение к покойному удерживает меня от перехода куда-либо еще. Валет моста Розена-Эйнштейна уже подходил с предложениями, но там видят лишь умелого чужеродца и полагают, будто титул четверки с ролью оператора второстепенного интерфейса — потолок моих устремлений и возможностей.

— Четверка? — Бет подняла голову и посмотрела мне в глаза. — Ты можешь подняться до короля, дай только время и доступ к закрытым библиотекам. Розенские никогда не отличались качеством рекрутинга.

— Йора знает мой потенциал, — усмехнулся я разбитыми губами. — Ему известно, что я никогда не соглашусь стать частью Северного Моста. Не после того, как он так обращался с Гептой, когда тот не сумел по болезни отправиться в очередную торговую экспедицию. Йора не может позволить усиление конкурентов в Совете, а это приводит к необходимости изгнания или смерти. Ты, как урожденная дама Моста, должна знать такие вещи лучше моего.

Следующая пара дымов поднялась к небу, чуть ближе к нам. Шар судьбы приближался неторопливо, как будто готовился вот-вот остановиться. Я в который уже раз поразился искусству Народа Мостов, Когда-то, давным-давно, им удалось не только вычистить условия, по которым передвигается Шар, но и придумать такую архитектурную конструкцию как Мост.

Шар никогда не сумеет разрушить его целиком. Отдельные пролеты и опоры могут пострадать, даже обвалиться — но сам Мост обязательно уцелеет.

Вот и нынешнее его прохождение напоминает некий праздничный ритуал. Вдаль направлены многочисленные команды, собранные таким образом, что кто-то обязательно увидит прохождение Шара. Дымные столбы, зажигаемые этими командами, обозначают траекторию, дорисовывая которую можно убраться в сторону и, таким образом, гарантированно уцелеть.

Кочевые фиши в этом плане куда уязвимее. Мест, подходящих для организации Ставки не так уж много, на то, чтобы выставлять дозоры и предупреждать о Шаре каждому отдельному племени не хватает людей, а если собраться в достаточном количестве, чернозем не сумеет всех прокормить.

Сейчас Шар направлялся в нашу сторону. Его текущие размеры не позволяли наблюдать за ним невооруженным глазом, но можно было предположить, что он либо прокатится под тем пролетом Моста, который облюбовали мы с Бет, либо снесет одну из его опор. Чтобы спастись в таких условиях, достаточно пройти полтора-два пролета в любую сторону.

— Я люблю тебя.

В тот момент признание прозвучало как извинение, как жалкая попытка воззвать к ответным чувствам. Но это стало понятно много позже, когда я прокручивал данный фрагмент биографии в голове.

— Если ты подождешь год или два, я устроюсь среди картодеев и сумею открыть свою лавку в тени твоего Моста. Они хоть и еретики, полагающие, будто Гагара выпустила четыре пера, но принципы администрирования знают хорошо. У них даже разговорный и письменный языки соответствуют серверному коду.

— Политика, — покачала головой Бет. — Стоит мне остаться одной, налетят женихи. Дама, слишком высокий статус, чтобы оставлять ее без внимания. На мою связь с тобой смотрят неодобрительно, как на рискованную инвестицию. Если бы тебе удалось закончить обучение в Академии… на нас смотрели бы искоса, но видели бы очевидную пользу для Моста. И да, я тоже тебя люблю.

Ее слова звучали как отказ, добавляя к набору физических ран множество сердечных.

Тщательно подбирая слова, я едва не упустил момент появления Шара. Высотой в три или четыре моих роста, он катился со скоростью, немногим быстрее человека, бегущего уже четверть часа.

По сторонам от него, гарцевали, выставляя новые и новые дымовые конусы, команды наездников.

— Есть один тайный интерфейс… — очевидно, приняв нелегкое решение, произнесла Бет, отстраняясь и опираясь на вторую гагаргулью. Тогда мне отчего-то подумалось, что это было последнее наше объятие. Я ошибался, но незначительно.

— Ты в курсе легенды о том, как появился первый тролль?

— Это был человек, который сумел остановить Шар и получить власть над несколькими племенами. Объединитель краснокожих и чернолицых, от соединения которых произошел ваш народ.

Я интересовался историей несколько шире, чем ее преподавали в Академии, а потому сумел ответить на вопрос Бет.

— Первый тролль… получил доступ к интерфейсу управления Шаром, — сообщила мне любимая. — Неполный, но достаточный для того, чтобы племена признали его главенство. Если ты или я сумеем остановить Шар, Народ Мостов позволит нам начать строительство своего Моста.

— Тот, кто остановит Шар, заставит Гагару уронить перо, — напомнил я легенду. Половина людей на сервере будет возвышена, другая половина погрузится в страдания. Многие умрут или лишатся дома: лишь оттого, что один человек захотел власти и могущества.

Шар выкатился на дорогу, по которой Мосты снабжались продовольствием. Удивительное дело, даже с дымами и заблаговременными предупреждениями нашлись глупцы, не убравшие своих телег в сторону. Если бы Шар подчинялся мировым законам, под его тяжестью мостовая превратилась бы в щебень, однако пока что страдали только телеги и тягловые животные, которых не успели выпрячь.

Я отвернулся, не в силах выносить это зрелище. Расстояние не позволяло услышать предсмертный рев скотины, но такие звуки успешно реконструировала память.

— Интерфейс управления есть у многих мостовиков, — вздохнула Бет, вызывая полупрозрачную проекцию. — С разным доступом и представлением о том, на что влияет каждая его переменная. Но Шар все равно кто-то остановит, так отчего бы не нам? Другие претенденты потратят свои желания на потакание своим слабостям, нами же движет только совместное чувство — подобное тому, которое вознесло Йору к небесам, направило его благородные порывы на другие сервера, чтобы нести людям веру и надежду в лучшее. Пойми, Пот! Не важно, кто остановит Шар. В любом случае, Гагара сбросит перо, внося сумятицу в жизнь обитателей сервера. Кого-то заденет сильнее, а кто-то вдали может и вовсе не узнать об этом. Так устроен наш мир и не нам с тобой менять его глобальные настройки.

Шар подкатился ближе. Теперь стало ясно, что опоры Северного Моста не пострадают и судьбоносный артефакт прокатится аккурат под нашим пролетом.

— Решайся, Пот! — любимая явно сердилась, глядя на мою нерешительность. — Мои доступы слишком незначительны, чтобы справиться одной. Вот-вот дистанция станет минимальной, откроются дополнительные параметры…

Не знаю, как повернулась бы моя жизнь, согласись я тогда на ее предложение. Шансов остановить Шар, пользуясь впервые увиденным интерфейсом было так мало, что вероятность успеха пугала сильнее, чем неудача.

Мои слова были наивными. Их диктовали боль и память о тех, кто стал жертвой комбинации из остановившегося Шара и упавшего пера. Но даже сейчас, сожалея о былом, мне не хотелось бы сомневаться ни в одном из них.

— Я пришел в Администрацию с мечтой изменить мир. Добраться до глобальных настроек сервера и устранить причину горя, раз за разом сходящего с небес. Кем я буду, если поддамся искушению и начну пользоваться тем, против чего восстает мое ноуме? Лучше нам подождать несколько лет, пока я не вернусь к Мостам полноценным админом-картодеем, знающим и полезным чужеродцем-еретиком?

Бет нахмурилась, как она обычно делала перед серьезной ссорой. Я отнимал у нее мечту, стать новым Троллем. Даже если бы мне удалось остановить Шар, Народ Мостов все равно считал бы главой её, урожденную Даму Варолиевого Моста.

Но уже в следующий момент проекция оказалась отодвинута в сторону. Меня крепко обняли и страстно поцеловали. Я невольно застонал, поскольку боль от свежих ран вошла в союз с желанием забыть обо всех проблемах. Это мгновение было слишком прекрасно, чтобы останавливаться — но как же хотелось его остановить!

— Я всегда знала, что ты необычный, Пот, — быстро и сбивчиво прошептала Бет, прервав поцелуй. — Мне не понять твоего пути и стремлений, но я готова помнить о тебе столько, сколько позволит мне это делать божественная Гагара.

А затем она резко сбросила мои руки со своей талии и столкнула с Моста через парапет. Аккурат перед Шаром, который тогда и не думал останавливаться.

Немногие в состоянии принять подлинную идею жертвоприношения. Для того, чтобы ритуал состоялся, необходимо отдать ноуменальному то, что для тебя действительно ценно. Не в материальном плане, потому как тот принадлежит серверной тверди. Это должна быть безусловная ценность для собственного ноуме — и никак иначе.

Мне до сих пор хочется верить, что Бет остановила Шар не оттого, что сумела поменять некий параметр интерфейса, а за счет страшного ритуала, о котором в моем родном племени старались не говорить ближе к ночи.

Я мог разбиться о камни мостовой, но снова выиграл в безумную лотерею жизни. Должно быть, в словах покойного Гепты о том, что моё имя как-то связано с ноуменом выигрыша все-таки была доля истины. Мгновением раньше или позже, и я никогда не попал бы в хижину Оуля, потому как умер бы под презрительным взглядом каменных гагаргулий Северного Моста.

Но мое тело упало аккурат на Шар, игнорирующий большинство серверных законов. Все обстоятельства, которые оборвали бы жизнь, принесенного в жертву, были проигнорированы этим таинственным артефактом. Он продолжил катиться, а я долгое время лежал, уткнувшись лицом в рыхлый чернозем и пытался понять, что же произошло.

Лишь позже мне рассказали бродячие торговцы, что некая дама Варолиева Моста остановила Шар, заставив его пропасть из мироздания. Алое перо Гагары опустилось на мир, меняя людские судьбы по правилам, которые оставались неведомы для простых смертных.

Также, из мира пропал я сам — для того, чтобы возникнуть где-то в другой части сервера, при следующем появлении Шара.

Видение, вызванное травами Оуля, показало строительство нового Моста и церемонию бракосочетания между моей предательницей Бет и Королем Южного Моста. Оператору Поту, несостоявшемуся админу-чужеродцу, посмертно присвоили статус первого Валета, хотя очевидно, что это был политический маневр, позволяющий не оскорбить никого из троллей и мостовой знати.

Сам я в те края более не возвращался, найдя пристанище в небольшой секте картодеев, живших на берегу моря.

Они действительно говорили языком кода. Какое-то время приходилось дополнять свои реплики неуклюжими жестами, но это только веселило картодейские семьи.

И нет, их вера не предполагала четвертого пера, как мне рассказывали в Администрации. Те, кого Народ Мостов считал еретиками, полагали, что цвет перьев неодинаков для глядящих на них сверху и снизу. Дескать Йора, Гагарин сын, когда взлетел, показал людям истину. Лишь при взгляде сверху те перья, которые он использовал как крылья, имели красный и черный цвета. Благодаря такой раскраске летящий по небу невидим для того, кто смотрит на него свысока — летун теряется на фоне чернозёма с краснозёмом.

А вот если смотреть снизу, оба пера имеют небесный цвет.

Про третье перо картодеи тоже что-то знали, но не спешили раскрывать мне своих тайн.

Изученные в Администрации операторские интерфейсы позволили немного повысить уровень жизни поселения. Гостей картодеи принимали редко, но я сумел стать для них почти что своим. Предательство Бет наложило отпечаток на моё отношение к близким связям, потому я довольствовался редкими моментами благосклонности пары ранних вдов, хотя мне неоднократно намекали на возможность породниться с семьями местных старейшин, сведущих в Коде.

От старика по имени Флеш, я узнал, что имя Гагара является лишь общепринятой огласовкой триграмматона GGR, который встречается во многих высших логах как отсылка к одной из недоступных серверных библиотек.

Также при мне был вновь упомянут Оуль. Транзактор зимовал с картодеями в то время, когда я только поступил в Администрацию. Его знания высоко оценили все старейшины секты, но даже регулярные диспуты о сложнейших алгоритмах не смогли задержать мудреца в поселении.

Оуль! Стоило вспомнить о нем, как вернулась память о настоящем, тревожные мысли о взломе ноуме и причинах, по которым транзактор решился на такое безумство. Возможно, причиной действительно стал тот разрыв существования, между остановкой спасшего меня Шара и повторным появлением в мире. Если читать высшие логи, можно узнать, куда же я пропадал. Сам по себе Шар судьбы логов не оставляет, но иное дело человек, все деяния которого пишутся для посмертного анализа.

Попадал ли я в небесный Кассам или же из памяти выпали неведомые мытарства, по итогам которых многострадального фиша вернули серверной тверди?

С трудом задержав дыхание, я на миг вырвался из потока видений в реальность настоящего, где старый Оуль смотрит на меня с печальной улыбкой.

— Уже скоро, Пот, — тихо и печально выдохнул мудрый транзактор. — Осталось совсем немного. Я верю, ты найдешь заветный путь.

Теперь я помню, что именно он проповедовал перед моим племенем, страдая от неведомой мне утраты. Я словно шел по его следам, как примерный ученик. Но только куда? Что ждет меня дальше?

Тело неистово требует воздуха. Я вдыхаю и возвращаюсь к видениям своего прошлого.

— Разумеется, перья Гагары и Шар судьбы связаны друг с другом, — делился со мною очевидным Флеш, раскуривая трубку. Я помню тот теплый вечер, сразу после того, как очередные новобрачные удалились в построенный для них дом, оставив пьяных гостей наедине.

Едкий дым кажется на мгновение знакомым, но затем это ощущение тонет в тканях видений.

— Шар рассекает ткань серверной реальности, оставляя по одну сторону черное, а по другую сторону красное. Когда люди еще не населяли сервер, его движения отделяли чернозём от краснозема, пресные воды от соленых, а день от ночи. Лишь потом это деление оказалось прописано в константах и более не нарушается никем из смертных.

Но если Йора символически летал на крыльях, которые соответствуют рассеченной серверной ткани, то выходит, что сам Шар содержит ноуме Йоры, некий его модуль, который до сих пор прикован к тверди.

— Значит, Гагара роняет перья ради того, чтобы Шар судьбы смог покинуть твердь взлететь в небеса?

— Кто может понять божественную Гагару? — пожал плечами Флеш и пустил дымное колечко, которое немедленно устремилось куда-то ввысь.

Я проклинал болотистую местность, гнус, ранние сумерки и желание отыскать Оуля, если тот не помер где-то в безвестности, обратившись очередной легендой сервера.

Чего мне не сиделось среди картодеев, для которых, при помощи доступных интерфейсов, отладил подходящий климат и наличие больших косяков рыбы для пропитания зимой? Нет же, наслушался местных старейшин и решил, что командная строка так и останется недоступной, если не попросить мудреца стать наставником в администрировании, хотя бы на пару зимних сезонов.

Между моментом, когда зародилась эта безумная идея и отбытием в путешествие, прошло несколько лет. Сначала пришлось собирать слухи о транзакторе, благо среди бродячих торговцев Оуль считался благим старцем, встречей с которым было не грех похвастаться.

Затем, когда выяснилось, что мудрец поселился на севере, в трех неделях пешего хода от разрушенной Ставки моего народа, потребовалось как следует подготовиться к путешествию и тщательно рассчитать время.

Приходить поздней осенью не следовало. Запасов продовольствия и горючего камня могло не хватить для проживания двоих людей в холодное время года.

По весне Оуль мог бродить по окрестностям, а зимой в одиночку двинулся бы в путь только безумец, которому жизнь совсем не дорога.

Я планировал оказаться где-то неподалеку его хижины ранним летом. Мне требовалось достаточно времени чтобы уговорить отшельника и поучаствовать в заготовке запасов на зиму.

Сначала все шло рассчитанным порядком, однако на одной из стоянок, которыми обычно пользовались бродячие торговцы, на меня вышли бандиты, с узорчатыми вышивками погибшего племени фишей на одеждах. От них удалось откупиться, оставив почти все пожитки, палатку, а также ненадолго подменив локальные настройки сервера одним из наиболее изученных интерфейсов.

Понимая, что в таком виде на север никак не попасть, я какое-то время колебался, но все-таки сделал крюк в сторону родного маршрута. Встречаться со своим прошлым не хотелось. Казалось, встретив остатки своего племени в обновленном составе я, каким-то образом, предам память о том, каким все было раньше.

Однако, прагматизм победил суеверия и застарелую боль. С момента моего ухода племя восстановило свою численность, так что о катастрофе в летней Ставке напоминали только изрядно выцветшие траурные ленточки на входе нескольких старых шатров. Мне пришлось долго доказывать, что я тот самый Пот, который когда-то давно ушел в поисках знаний за пределы кочевого маршрута.

Мои интерфейсы плохо приспособлены для кочевой жизни, однако улучшения текущей Ставки сохранятся на много лет вперед — если в настройки вновь не вмешается Шар или близкое падение одного из перьев.

Больше я ничем не мог помочь своей дальней родне. Все выжившие в той катастрофе девчонки, на которых я когда-то заглядывался, давно вышли замуж, былым знакомым приходилось напрягать память, чтобы найти со мною общие темы для разговоров. Уходил я в сторону Оуля с двойственным ощущением легкости, которая с одной стороны умиротворяла ноуме, но с другой — тяготила мнимой потерей чего-то ныне неуловимого.

А затем выяснилось, что и мои детские воспоминания о местности вокруг частично утратили актуальность.

Некогда знакомая тропа завела в болото, которое пришлось обходить по краю — с мокрыми ногами и жадной до человеческой крови мошкарой. Блуждая в невесть откуда взявшемся тумане, я изобретал изощренные конструкции, звучавшие на языке кода как самые натуральные заклинания.

Поля погодных переменных, в интерфейсах, к которым вроде как имелся доступ, подернулись серой пеленой запрета на редактирование.

Глядя на свои действия со стороны, из видения, ощущалась неловкость. Следовало догадаться, что такими методами Оуль защищается от незваных гостей, но у меня ушло два с лишним дня на кружение по болотам, пока я не заблокировал единственный доступный в интерфейсе параметр с комментарием «Какого черта?».

Будут на болоте размножаться бабочки, пока не слетит блокировка или не будут, никого не волновало — значение имел только комментарий к доступному действию.

На следующее утро параметр был разблокирован более высокоранговым админом с комментарием «Проходи».

Кровососы малость присмирели, да и туман стал заметно пожиже. К обеду отыскалась тропинка, которая привела к примитивной, но подходящей для зимовки хижине, с поднятым по принципу Моста хранилищем горючего камня и продовольственным складом.

— Заходи и приготовься отъедаться, — не удивляясь моему прибытию сообщил Оуль. — Пара суток на отжор, потом неделя поста и приступим к работе. Если, конечно, захочешь остаться.

Следовало уточнить, что это будет за работа, но я к тому моменту порядком устал шататься по болотам и предпочел остаться, не задавая лишних вопросом. А потом стало уже поздно.

В звуках его варгана слышу эхо неведомых параллельных вычислений. Он мастер транзакций в те миры, которые связаны с нами транспортным протоколом.

Старый Оуль в состоянии самостоятельно написать необходимый интерфейс, комбинируя известные параметры, и я не знаю другого такого админа, который имел бы больше прав доступа к этому серверу, нежели он.

Дым от его трав вызывает видения странных мест и обстоятельств, так что после длительного путешествия по собственной памяти, мне уже непонятно, происходит ли все взаправду или же это еще одно навязчивое видение.

— Надеюсь, ты все понял? — интересуется Старый Оуль. Его трубка произведена тем же мастером, который обслуживал старейшину Флеша, его одежда цветов Моста Розена-Эйнштейна, а узоры на ней принадлежат расколовшемуся племени фишей.

Я хмурюсь, замечая эти соответствия, но их недостаточно. Я качаю головой, на что Оуль разочарованно вздыхает — в точности так, как делал это покойный Гепта.

— Времени осталось мало, а попытка только одна.

Я вздрагиваю от предупреждения, поскольку оно звучит с теми интонациями, которые так любил использовать Пут перед тем, как испытать кафедру на прочность.

Мы выходим из хижины на поляну, по которой меньше недели назад тщательно прошлись серпом. Никакой высокой травы или мелких камней. Никакой щепы или посторонних предметов, лишь серверная твердь на три дюжины шагов в каждую сторону.

— Приглядись. Прислушайся. Вспомни и пойми, — шепчет Оуль, выводя меня за руку в центр поляны. Головокружение и слабость в ногах мешают идти самостоятельно. Я не могу поднять левую руку, все админское внимание ушло в голову. Правая рука служит дополнительной точкой опоры, мертвой хваткой цепляясь за упертую в твердь палку с кодовыми знаками.

Перед тем как отступить, транзактор дюжину вдохов любуется серверным сиянием. Момент, когда он перестает поддерживать мое тело в вертикальном положении я упускаю, поскольку тоже сосредоточенно слежу за небесными сполохами.

Шум. Фоновый шум, который слышит каждый обитатель сервера. Слышит, но не замечает, за исключением редких моментов. Гул от движения Шара судьбы.

Он приближается. Он движется сюда и никуда иначе.

Я пережил падение черного пера Гагары и чудом уцелел во время падения красного пера. Ноуме готово воспарить, поскольку оба крыла Йоры при мне — не хватает лишь заветного третьего пера, без которого я прикован к серверной тверди и не способен уйти во внешнюю транзакцию.

Что-то происходит с ощущением времени. Отчетливо виден приближающийся Шар. Он разрастается, задевая верхним краем небеса. Стремительность его движения парадоксальным образом сочетается с медлительностью. Кажется, что я могу протянуть к нему руку, погладить черный оплавленный корпус, а дистанция, между нами, вовсе не сократится.

По левую руку чернь одного пера. По правую — краснота другого. Я мог бы отступить в любую из сторон, но мне туда не надо. Там меня ждет только прошлое, которое распрощалось со мною в дымных видениях.

Я чист. Я пуст. Я взломан и мне некуда отступать.

Кто может понять божественную Гагару? Передо мною разворачивается чудо командной строки.

Я поднимаю правую руку и бью катящееся по серверу яйцо в точку своей боли, единственную уязвимую точку, которая доступна, в призывно мигающий курсор.

Кажется, Шар останавливается. Пышущая жаром поверхность замирает, лишь мимолетно прикоснувшись к моему телу.

Звуки варгана, доносящиеся извне, трансформируются в монотонный обратный отсчет.

У третьего пера зеленый цвет сочной травы у домашнего порога.

— Шесть, — голосом шелестящей на ветру травы шепчет мироздание. — Сын Гагары вылупляется из яйца…

— Пять… — эхом вторят со всех сторон серверные процессы. — Человек создан уникальным для того, чтобы его выбор был подлинным.

— Четыре… Что снаружи, то и внутри.

Я уже не стою посреди поляны, а сижу в ложементе, в центре Мирового Яйца.

— Три…

— Меня зовут не Йора, — выдыхает ноуме, но, кроме старого Оуля и Гагары, никто не слышит этих слов. Может быть, где-то в высших логах мои реплики будут зафиксированы и прочитаны.

— Два…

— Меня зовут Пот.

Вспоминая о мостовом статусе Валета, я перевожу титул на язык кода и поспешно уточняю:

— Джек Пот.

— Один… — говорит Гагара откуда-то свыше и мне остается только ответить:

— Поехали.

А затем на сервер спускается Зеро; все фишки онлайн-казино, независимо от ноуменала, все сделанные на текущий момент, ставки воспаряют с серверной тверди и направляются в небесный Кассам.