Станислав Лем
Путешествие восьмое
Итак, это свершилось. Я был делегатом Земли в Организации Объединенных Планет или, точнее,- кандидатом, хотя даже и не так: ведь не мою кандидатуру, а кандидатуру всего человечества должно было рассмотреть Пленарное заседание.
В жизни я так ужасно не волновался. Следовало готовиться к выступлению, а я и слова не выдавил бы сквозь ссохшееся от переживаний горло; поэтому, увидав большой блестящий автомат с хромированной полочкой и маленькими щелями для монет, я поскорей сунул туда монетку, предусмотрительно подставив крышку термоса под кран.
Это был первый дипломатический инцидент в истории человечества, разыгравшийся на галактической арене, поскольку мнимый автомат с газированной водой оказался заместителем председателя тарраканской делегации в полной парадной форме. К величайшему счастью, именно Тарракания решила рекомендовать нашу кандидатуру. Я, однако же, не сразу об этом узнал: я понял все, проглотив информационно-толмаческую таблетку, которую подал мне некий благосклонный чиновник ООП; бренчащие звуки, окружавшие меня, немедленно превратились в превосходно понятную речь, каре из алюминиевых кеглей в конце плюшевой дорожки оказалось почетным караулом, а приветствующий меня тарраканин показался мне давно знакомой личностью, совершенно обычной по внешности. Только волнения я не мог побороть.
Подъехала маленькая повозка, специально переоборудованная для таких двуногих существ, как я; сопровождающий меня тарраканин не без усилий втиснулся туда вслед за мной и, усевшись одновременно и справа и слева от меня,сказал:
- Уважаемый землянин, я должен вам объяснить, что произошло маленькое процедурное осложнение в связи с тем, что председатель нашей делегации, наиболее подготовленный для защиты вашей кандидатуры как землист по специальности, к сожалению, вчера вечером был отозван в столицу, и мне придется его заменять. Вы ознакомились с протоколом?
- Нет... не довелось, - пробормотал я, пытаясь как-нибудь понадежней устроиться на сиденье повозки, которая была не слишком-то хорошо приспособлена для человеческого тела: сиденье походило на яму с полметра глубиной, так что на выбоинах я стукался лбом о колени.
- Ну, ничего, мы с этим справимся, - сказал тарраканин. Его складчатое одеяние, заглаженное острыми прямыми гранями с металлическим отблеском (что и заставило меня вначале принять его за автомат с газированной водой; сам же он скорее напоминал большой слоеный пирог), издало легкий звон, он же, откашлявшись, продолжал:
- Историю вашу я знаю; до чего же это великолепно - человечество! Разумеется, все знать - это входит в мои обязанности. Делегация наша выступит по пункту восемьдесят третьему повестки дня с предложением принять вас в ряды Объединения как членов полноправных, всецелых и всесторонних... А верительные грамоты вы случайно не потеряли?! - вставил он так внезапно, что я вздрогнул и рьяно опроверг это предположение. Пергаментный сей рулон, слегка размякший от пота, я стискивал в правой руке.
- Хорошо, - продолжал тарраканин, - значит, я произнесу речь - не так ли? - обрисовывающую ваши великие достижения, которые дают вам право занять место в Астральной Федерации... Это, понимаете ли, в известном смысле устаревшая формальность; ведь вы же не ожидаете каких-либо оппозиционных выступлений... а?
- Н-нет... не думаю... - буркнул я.
- Конечно! Да и с какой бы стати! Значит, формальность, не так ли, однако же мне нужны точные данные. Факты, подробности, понимаете? Атомной энергией вы, разумеется, располагаете?
- О да! Да! - поспешно заверил я.
- Отлично. А в самом деле, это у меня есть, председатель оставил мне свои заметки, но его почерк... гм... Итак, давно ли вы располагаете этой энергией?
- С шестого августа 1945 года!
- Превосходно. Что это было? Первая энергетическая станция?
- Нет, - ответил я, чувствуя, что краснею. - Бомба. Она уничтожила Хиросиму.
- Хиросиму? Это что, метеор?
- Не метеор... город.
- Город?... - произнес он с некоторым беспокойством. - Значит, как бы это сказать... - Он некоторое время раздумывал. - Лучше ничего не говорить, - вдруг решил он. -Ну, ладно, но какие-то основания для похвал мне необходимы. Подбросьте что-нибудь такое, только поскорей, мы уже скоро прибудем на место.
- Э... э... космические полеты... - начал я.
- Само собой понятно, иначе вас здесь не было бы, - пояснил он, как мне показалось, чуточку бесцеремонно. - На что вы расходуете основную часть народного дохода? Ну, припомните же! Какие-нибудь громадные строительные предприятия, архитектура в космическом масштабе, гравитационно-солнечные фонтаны, а? - быстро подсказывал он мне.
- А, строим... мы строим, - с трудом выговорил я. - Народный доход не очень-то велик, много поглощают вооружения...
- Вооружения чего? Континентов? Против землетрясений?
- Нет... войска, армия...
- Это что? Хобби?
- Не хобби... внутренние конфликты... - бормотал я.
- Это же никакая не рекомендация! - сказал он с явным неодобрением. Ведь не прилетели же вы сюда прямо из пещер! Ученые ваши давно должны были подсчитать, что всепланетное сотрудничество как-никак выгодней, чем драки за добычу и гегемонию!
- Подсчитали, подсчитали, но есть причины... исторического характера, знаете ли...
- Оставим это! - сказал он. - Ведь я же здесь не защищать вас должен, как обвиняемых, а рекомендовать, выдвигать, указывать на ваши заслуги и добродетели. Понимаете?
- Понимаю...
Язык мой одеревенел, будто его кто заморозил, воротничок фрачной сорочки жал, манишка размякла от пота, который с меня ручьями лился; я зацепился верительными грамотами за ордена и надорвал наружный лист.
Тарраканин, такой нетерпеливый, с его барски-пренебрежительным и в то же время слегка отсутствующим видом, заговорил с неожиданным спокойствием и мягкостью (ловкий дипломат!):
- Я, пожалуй, буду говорить о вашей культуре. О ее выдающихся достижениях. Есть у вас культура? - бросил он внезапно.
- Есть! Великолепная! - заверил я.
- Это хорошо. Искусство?
- О да! Музыка, поэзия, архитектура... - Значит, все же есть архитектура! - воскликнул он. - Превосходно. Надо записать.
Взрывчатые вещества?
- То есть, как это взрывчатые?
- Ну, взрывы, творческие, и для регулировки климата, передвижения континентов, рек... это у вас имеется?
- Пока только бомбы... - сказал я и уже шепотом добавил. - Но они очень разные, напалмовые, фосфорные, даже с ядовитыми газами.
- Это не то, - сухо ответил он - Будем держаться в сфере духа. Во что вы верите?
Этот тарраканин, которому предстояло нас рекомендовать, вовсе не был, как я уже понял, специалистом по земным делам, и при мысли о том, что от выступления такого невежественного существа зависит, быть нам или не быть в объединении всей Галактики, у меня, по правде говоря, дыхание сперло. "Что за невезенье, - думал я, - надо же было, чтобы отозвали именно того, настоящего землиста!"
- Верим во всеобщее братство, в превосходство мира и содружества над войной, считаем, что человек должен быть мерой всех вещей...
Он положил тяжелый присосок на мое колено:
- Почему же человек? - сказал он - Впрочем, не будем об этом. Но ваш перечень негативен, не надо войны, не надо ненависти, - туманности ради, вы разве не имеете никаких положительных идеалов?
Мне было невыносимо душно.
- Мы верим в прогресс, в лучшее будущее, в силу науки...
- Наконец хоть что-нибудь! - воскликнул он - Да, наука.. это хорошо, это мне пригодится. Какие науки вы больше всего развиваете?
- Физику. Исследования в области атомной энергии.
- Это я уже слыхал. Знаете что? Вы, главное, молчите Я уж сам этим займусь Говорить буду я. Положитесь во всем на меня. Не падайте духом! эти слова он произнес, когда повозка остановилась.
Голова у меня кружилась, и все перед глазами вращалось: меня вели хрустальными коридорами, какие то незримые засовы раздвигались с мелодичным выдохом, потом я помчался вниз, вверх, опять вниз, тарраканин стоял рядом со мной, громадный, молчаливый, покрытый складчатым металлом, и вдруг все вокруг застыло, стекловидный шар вздулся передо мной и лопнул. Я стоял на дне зала Генеральной Ассамблеи. Безупречной серебряной белизны амфитеатр, воронкообразно расширяясь, уходил вверх спиралями скамей; уменьшенные расстоянием силуэты делегатов расцвечивали изумрудом, золотом, пурпуром белизну спиральных ярусов, бередя глаз мириадами таинственных сверканий. Я не сразу научился отличать глаза от орденов, тела делегатов от их искусственных продолжений - видел только, что двигаются они оживленно, придвигают к себе по белоснежным пюпитрам кипы документов и какие-то черно-блестящие, будто антрацитовые, пластинки, а напротив меня, на расстоянии полусотни шагов, окруженный с флангов стенами электронных машин, за рощицей микрофонов покоился на возвышении председательствующий.
В воздухе носились обрывки разговоров на тысячах языков, звездные жители говорили в диапазоне от глубочайших басов до тонов высоких, как птичий щебет. Чувствуя, что пол проваливается подо мной, я одернул фрак. Раздался протяжный нескончаемый звук - это председательствующий пустил в ход машину, которая ударила молотком по пластинке из чистого золота, и металлические вибрации ввинтились мне в уши. Тарраканин, возвышаясь надо мной, указал, куда надо садиться, и голос председательствующего поплыл из невидимых мегафонов. Я же, перед тем, как сесть у прямоугольной таблички с названием родной планеты, обвел взглядом круги скамей. Я силился сыскать хоть одну родственную душу, хоть одно человекообразное существо, но-тщетно. Огромные клубни, окрашенные в теплые тона, слоистое желе, вроде бы красносмородинное, мясистые выросты, опирающиеся на пюпитры, лица, по цвету схожие с хорошо заправленным паштетом, либо светленькие, как рисовые запеканки; плавники, присоски, щупальца, в которых находилась судьба планет дальних и ближних, двигались передо мной, будто в замедленной съемке, не было в них ничего уродливого, вопреки всем нашим земным предположениям: будто я имел дело не со звездными чудищами, а с существами, вышедшими из-под резца скульпторов-абстракционистов либо каких-то виртуозов от гастрономии...
...Чувствовал я себя прескверно. Зачем я послушался профессора Тарантоги! На что мне понадобилась эта проклятая почетная миссия?
...Незримый ток пронизал меня, на громадной таблице вспыхнула цифра 83, и я почувствовал энергичный толчок. Это мой тарраканин, выпрямившись на своих присосках - или щупальцах, - потащил меня за собой. Юпитеры, плавающие под сводом зала, направили на нас ливень голубого света. Обливаемый со всех сторон водопадами сияния, которое словно насквозь меня просвечивало, машинально сжимая порядком размякший рулон верительных грамот, слушал я мощный бас тарраканина, который гремел рядом со мной, красноречиво и непринужденно, на весь амфитеатр, но содержание его речи доходило до меня лишь обрывками - как морская пена обрызгивает смельчака, во время шторма перевесившегося через волнорез.
- ...Замечательная Земийя (он не смог даже правильно выговорить название моей родины!)... великолепное человечество... присутствующий здесь его выдающийся представитель... симпатичные млекопитающие... ядерная энергия, освобожденная с уменьем и сноровкой в их верхних отростках... молодая, динамичная культура, полная одухотворенности... глубинная вера в плентимолию, хотя и не лишенная амфибрунтов (он явно путал нас с кем-то другим)... преданные делу единства звездожителей... в надежде, что принятие их в ряды... замыкая период растительного общественного бытия.. хоть они и одиноки, на своей галактической периферии.. выросли смело и самостоятельно, и они достойны...
- Пока что, как-никак, хорошо, - мелькнуло у меня в голове. - Хвалит он нас будто бы удачно... а это что же?
- Конечно, парные! Их жесткие опоры... следует, однако же, понять... на этом Высоком Собрании имеют право представительства также исключения из норм и правил... никакое отклонение не позорит... трудные условия, в которых они сформировались... водянистость, даже соленая, не может быть, не должна стать препятствием... с нашей помощью они в будущем избавятся от своего ужасн... от своего теперешнего облика, о котором Высокое Собрание, со свойственным ему великодушием, говори не не будет... поэтому от имени тарраканской делегации и Союза Звезд Бетельгейзе настоящим я вношу предложение о принятии населения планеты 3имайи в ряды ООП, а тем самым о предоставлении присутствующему здесь благородному землянину полномочий делегата, аккредитованного при ООП. Я закончил.
Раздался мощный шум, прерываемый загадочными посвистываниями: аплодисментов ввиду отсутствия рук не было, да и не могло быть; шум и говор сразу стихли при звуке гонга, и послышался голос председательствующего:
- Желает ли какая-либо из высоких делегаций высказаться по вопросу о приеме Человечества с планеты 3емейи?
Сияющий тарраканин, по-видимому, чрезвычайно довольный собой, потащил меня на скамейку. Я уселся, невнятно бормоча слова благодарности, и тут два светло-зеленых лучика одновременно стрельнули с различных сторон амфитеатра.
- Предоставляю слово делегату Тубана! - сказал председатель.
Что-то встало. Я услыхал далекий пронзительный голос - будто разрезали листовое железо, - но вскоре я перестал обращать внимание на его тембр.
- Высокий Совет! - говорил представитель Тубана. - Услыхали мы тут, из уст полпитора Воретекса, теплую рекомендацию племени с дальней планеты, еще неизвестного присутствующим. Хотелось бы мне выразить сожаление, что неожиданное отсутствие сульпитора Экстревора на сегодняшнем заседании лишило нас возможности детально ознакомиться с историей, природой и обычаями этого племени, принятия которого в ООП так жаждет Тарракания. Не будучи специалистом в области космической тератологии, хотел бы я, однако, в меру своих скромных сил, дополнить то,что мы имели удовольствие услышать. Прежде всего - в общем-то вскользь, попутно - отмечу, что родная планета Человечества именуется не Земийя, 3имайя или 3емейя, как - не по незнанию, разумеется, а я глубоко убежден, лишь в ораторском запале и порыве, - говорил блистательный тарраканин. Конечно, это несущественная подробность. Однако же и термин "человечество", которым он пользовался, взят из языка племени Земли - так звучит настоящее имя этой отдаленной провинциальной планеты, - наша же наука определяет землян несколько иначе. Осмелюсь, в надежде, что не утомлю этим Высокое Собрание, зачитать полное наименование и классификацию вида, вопрос о членстве которого мы рассматриваем, причем воспользуюсь безукоризненным трудом специалистов, а именно "Галактической тератологией" Граммплюсса и Гзеемса.
Раскрыв перед собой на пюпитре огромную книгу в месте, обозначенном закладкой, представитель Тубана начал читать:
- Согласно с принятой систематикой, появляющиеся в нашей галактике аномальные формы следует относить к типу Aberrantia (искаженцы), который делится на подтипы Debilitales (недоумки), а также Antisapientinales (противоразумщики). Последних мы разделяем на тупоголовцев и безобразняков. Некоторые из безобразняков создают собственные псевдокультуры; сюда относятся такие виды как Idiotus erectus Gzeemsi "идиот прямоходящий" или "подонковец строевой Гзеемса", который именует себя Genius pulcherrimus mundanus (прекраснейший гений мира), или же как тот своеобразный, с совершенно лысым телом экземпляр, замеченный Граммплюссом в самом темном закоулке нашей Галактики, - Monbtioteratum furiosum - "одержимец монстроподобный", который называет себя Homo sapiens.
В зале поднялся шум. Председательствующий включил машину с молотком.
- Держитесь! - прошипел мне тарраканин.
Я его не видел из-за сияния юпитеров, а может, из-за пота, который заливал мне глаза. Слабая надежда возникла у меня, когда кто-то попросил слова по формальному вопросу. Представившись собранию в качестве члена делегации Водолея, вместе с тем астрозоолога, он начал пререкаться с тубанцем, к сожалению, лишь на той почве, что, будучи сторонником школы профессора Хагранапса, считал представленную классификацию неточной. Вслед за своим учителем он счел ошибочным определение Monstroteratus в применении к человеку, ибо следовало воспользоваться номенклатурой водолейской школы, где последовательно применяется термин Artefactum abhorrens (искусственник уродиковый).
После краткого обмена мнениями тубанец продолжал свою речь:
- Достойный представитель Тарракании, рекомендуя кандидатуру так называемого Человека разумного, или, чтобы быть более точным, - типичного представителя плотоядных! - одержимца, не упомянул в рекомендации слово "белок", считая его неприличным. Бесспорно, оно вызывает ассоциации, о которых приличия не позволяют мне распространяться. Правда, наличие даже такого строительного материала не позорит (возгласы: "Слушайте! Слушайте!"). Не в белке дело, Высокий Совет!
Я был словно в полуобморочном состоянии - до меня доходили лишь обрывки речей.
- Даже плотоядность не может никому вменяться в вину, поскольку она возникла в ходе естественной эволюции. Однако же различия, отделяющие человека от животных - его сородичей, почти не существуют! Подобно тому как высокий индивидуум не может считать, что рост дает право ему пожирать тех, кто ниже ростом, так и наделенный несколько более высоким разумом не может ни убивать, ни пожирать тех, кто ниже по умственному уровню, а если уж он должен это делать (выкрики: "Не должен! Пускай шпинат ест!"), если, говорю, должен вследствие трагического наследственного отягощения, то он обязан поглощать свою окровавленную жертву в тревоге, тайком, в норах своих и в самых темных закоулках пещер, терзаемый угрызениями совести, отчаянием и надеждой, что когда-нибудь удастся ему освободиться от бремени этих непрерывных убийств. К сожалению, не так поступает искусственник! Он подло бесчестит останки, колошматит и шпигует, душит и тушит их, забавляясь тем, и лишь потом поглощает их на публичной кормежке, среди прыжков обнаженных самок своего вида, потому что это разжигает его вкус к мертвечине... Он напридумывал себе высшие оправдания, которые, разместившись между его желудком, этим могильным склепом бесчисленных жертв, и бесконечностью, дают ему право убивать с гордо поднятой головой. Чтобы не отнимать время у Высокого Собрания, больше не буду говорить о занятиях и нравах так называемого Человека разумного. Среди его предков один как будто подавал некоторые надежды. Был это вид Homo neanderthalensis (Человек неандертальский). Им стоит заинтересоваться. Походя на современного человека, он имел больший объем черепа, а значит, и большой мозг, или же разум. Собиратель грибов, склонный к раздумьям, страстно любящий искусство, кроткий, флегматичный, он несомненно заслуживал бы того, чтобы вопросе его членстве сегодня рассматривался на этом Высоком Собрании. К сожалению, его нет средь живых. Не может ли нам сообщить делегат Земли, которого мы имеем честь принимать здесь, что случилось с таким культурным, таким симпатичным неандертальцем? Землянин молчит, так я скажу за него: неандерталец истреблен целиком, стерт с лица Земли так называемым Homo Sapiens. Мало ему, однако же, было мерзости братоубийства, принялись вдобавок земные ученые чернить несчастную жертву, себе, а не ей, большемозгой, приписывать высший разум! Итак, Высокий Совет...
Из этой двухчасовой речи до меня доходили по сути лишь отрывки, но и этого вполне хватало. Тубанец создавал образ чудовищ, купающихся в крови, и делал это не спеша, систематически, открывая все новые, заранее заготовленные ученые книги, анналы, хроники, а уже использованные швырял об пол, словно охваченный внезапным отвращением к ним, будто те страницы, где говорилось о нас, слиплись от крови жертв. Постепенно дошел он до истории нашей цивилизации; рассказывал об избиениях и резне, о войнах и крестовых походах, о массовых убийствах, показывал эстампы, демонстрировал на эпидиаскопе технологию преступления и пытки, древние и средневековые, когда же он обратился к современности, шестнадцать служителей подкатили к нему на прогибающихся от тяжести тележках кипы нового фактографического материала; другие же служители, или вернее санитары ООП, передвигаясь на маленьких геликоптерах, оказывали тем временем первую помощь массам сомлевших слушателей этого реферата, обходя лишь меня одного, в простодушной уверенности, что поток кровавой информации о земной культуре мне не повредит. А я где-то в середине этой речи начал, как на грани безумия, пугаться самого себя, будто бы средь этих причудливых, странных созданий я один был чудовищем. Я уж думал, что эта страшная обвинительная речь никогда не кончится, но тут прозвучали слова:
- А теперь прошу Высокое Собрание поставить на голосование предложение тарраканской делегации!
Зал застыл в гробовой тишине. Что-то шевельнулось рядом со мной. Это мой тарраканин встал, чтобы попытаться опровергнуть хоть некоторые упреки... Бедняга! Он засыпал меня окончательно, стараясь убедить собрание, что человечество уважает неандертальцев как достойных своих предков, которые погибли абсолютно сами по себе. Тубанец сразу припечатал моего защитника одним метким, напрямик заданным мне вопросом: если назовут кого-нибудь неандертальцем, то как это воспринимается на Земле - как похвала или как оскорбительный эпитет?
Я думал, что все уже кончено, проиграно навсегда, что теперь я поплетусь обратно на Землю, как пес, у которого вырвали из пасти загрызенную им птицу; но среди тихого ропота в зале председательствующий, склонившись к микрофону, сказал:
- Предоставляю слово члену эриданской делегации.
Эриданин был маленький, серебристо-сизый и округлый, словно клубящийся туман, озаренный косыми лучами зимнего солнца.
- Я хотел бы выяснить, - сказал он, - кто будет платить вступительные взносы землян? Неужели они сами? Ведь взносы-то немалые: биллион тонн платины - это нагрузка, с которой не всякий плательщик справится!
Амфитеатр наполнился гневным говором.
- Вопрос этот будет к месту лишь в том случае, если предложение тарраканской делегации будет принято, - после некоторого колебания заметил председательствующий.
- С разрешения Вашего Галактичества! - возразил эриданин. - Я осмеливаюсь придерживаться иного мнения, и поэтому заданный мною вопрос подкрепляю рядом замечаний, на мой взгляд, весьма существенных. Во-первых, вот передо мной труд знаменитого дорадского планетографа, гипердоктора Враграса, и я цитирую из него: "...Планеты, на которых жизнь спонтанно зародиться не может, отличаются следующими свойствами: а) катастрофическими изменениями климата в быстром переменном темпе (т. н. цикл "зима - весна - лето - осень"), а также еще более губительными, на большие отрезки времени (ледниковые периоды); б) наличием больших собственных спутников; их приливные влияния также имеют смертоносный характер; в) часто появляющейся пятнистостью центральной или же родимой звезды, ибо пятна являются источником губительного для жизни излучения; г) преобладанием площади вод над площадью континентов; д) постоянством полюсного обледенения; е) наличием осадков в виде жидкой либо затвердевшей..." Как видно из этого...
- Прошу слова по формальному поводу! - Тарраканин, словно оживленный новой надеждой, вскочил. - Спрашиваю: делегация Эридана будет голосовать за наше предложение или же против него?
- Мы будем голосовать за ваше предложение, но с поправкой, которую я и представлю Высокому Собранию, - ответил эриданин, после чего продолжал. Уважаемый Совет! На девятьсот восемнадцатой сессии Всеобщего Собрания мы обсуждали кандидатуру расы распутняков задоголовых, которые представлялись нам как Вечные Совершенцы, однако же были до такой степени телесно неустойчивы, что за время упомянутой сессии состав распутнякской делегации сменялся пятнадцать раз, хотя сессия продолжалась не более восьмисот лет. Эти бедняги, когда пришлось им представить жизнеописание своей расы, путались в противоречиях, заверяя Высокое Собрание столь же голословно, сколь и торжественно, что создал их некий Совершенный Творец по собственному великолепному подобию, благодаря чему они, между прочим, бессмертны духом. Поскольку из других источников выяснилось, что исследуемая противоразумная раса возникла не вследствие игры природы, но в результате достойного сожаления инцидента, вызванного посторонними лицами...
В зале все громче кричали: "Что он говорит?!", "Молчите!", "Неправда!", "Убери свой присосок, ты, распутняк!".
- Результаты работы Следственной Подкомиссии, - продолжал эриданин, привели к тому, что на очередной сессии ООП была утверждена поправка к пункту второму Хартии Объединенных Планет, каковая поправка гласит следующее, - тут он развернул пергамент длиною в сажень и начал читать. "Настоящим утверждается категорический запрет предпринимать жизнетворные действия на всех планетах типа А, Б, В, Г, Д, а также Е по Враграсу, и одновременно на руководителей экспедиций и командиров кораблей, совершающих исследования на таких планетах, налагается обязанность строго соблюдать вышеупомянутый запрет. Касается он не только умышленных жизнетворных действий, как то: рассеивание водорослей, бактерий и тому подобное, но также неумышленного зачинания биоэволюции, по небрежности или рассеянности. Эти предупредительные меры продиктованы наилучшими намерениями ООП, отдающей себе отчет в следующем. Во-первых, неблагоприятная по природе среда, в которую попадают принесенные извне первоэлементы жизни, приводит, в ходе дальнейшего их развития, к возникновению таких извращений и уродств, которые никогда не встречаются в сфере естественного биогенеза. Во-вторых, в указанных обстоятельствах появляются виды не только физически ущербные, но и обремененные тягчайшими формами духовного вырождения; если же в подобных условиях вылупятся существа хоть отчасти разумные, - а это иногда случается, - то судьба их полна духовных терзаний. Ибо, достигнув определенного уровня сознания, начинают они искать в окружающей среде причину собственного возникновения и, не будучи в состоянии там ее найти, заходят на ложные пути верований, создающихся от растерянности и отчаяния. А посему, в искренней заботе о благе и о достоинстве жизни вообще, разумных же существ в особенности, Всеобщее Собрание ООП постановляет, что тот, кто нарушит ныне установленную правомочную противозачаточную статью Хартии ОП, будет подлежать санкциям и наказаниям, согласно духу соответствующих параграфов Межпланетного Юридического Кодекса".
Эриданин, отложив Хартию ОП, взял растрепанный том Кодекса, который вложили ему в щупальцы проворные помощники, и, открыв огромную эту книгу в соответствующем месте, начал читать звучным голосом:
- Том второй Межпланетного Уголовного Кодекса, статья восьмидесятая, под названием "О распутстве планетарном".
Параграф 212. Кто оплодотворяет планету, от природы бесплодную, подлежит наказанию от ста до тысячи пятисот лет зазвездения, помимо гражданской ответственности за моральный и материальный ущерб, причиненный потерпевшим.
Параграф 213 Кто действует согласно параграфу 212, проявляя значительное напряжение злой воли, а именно предпринимая действия означенного характера с заранее обдуманным намерением, результатом каковых должна явиться эволюция видов жизни, крайне деформированных, возбуждающих всеобщее отвращение или всеобщий ужас, подлежит зазвездению до тысячи пятисот лет...
- ...Подчеркну, - добавил эриданин, - что Кодекс предусматривает материальную ответственность виновных, но соответствующих параграфов Гражданского Кодекса зачитывать не буду, чтобы не утомить присутствующих. Добавлю лишь, что в каталоге тел, признанных решительно бесплодными в понимании как гипердоктора Враграса, так и Хартии Объединенных Планет совокупно с Межпланетным Уголовным Кодексом, на странице 2618, строка восьмая снизу фигурируют следующие небесные тела. Зезмайя, Зембелия, Земля и Зызма...
Челюсть у меня отвисла, верительные грамоты выпали из рук, в глазах потемнело "Внимание! - кричали в зале. - Слушайте! Кого он обвиняет? Долой! Да здравствует!".
- Высокий Совет! - загремел представитель Эридана, бахая об пол томами Межпланетного Кодекса (по-видимому, это был излюбленный прием ораторов ООП). - Надо вновь и вновь говорить об этих позорных деяниях нарушителей Хартии Объединенных Планет! Надо снова и снова клеймить безответственные элементы, которые зачинают жизнь в условиях, того недостойных! Ибо вот являются к нам существа, которые не понимают ни омерзительности собственного существования, ни также его причин! Вот стучатся они в достопочтенные двери этого уважаемого Собрания, и что же мы можем тут ответить всем этим противоразумщикам, безобразнякам и тупоголовцам, когда они заламывают свои ложноручки и шатаются на своих ложноножках, узнав, что относятся к псевдотипу "искусственник" и что Совершенным Творцом их был какой-то матрос, который вылил на скалы мертвой планеты забродившие помои из ракетного ведра и для забавы придал этим жалким первоэлементам жизни такие свойства, которые впоследствии сделают их посмешищем всей Галактики! И как потом защищаются эти несчастные, если какой-нибудь Катон попрекнет их этими позорными левовращающими белками!!
Зал бушевал, машина непрерывно и тщательно бухала молотком, вокруг кричали "Позор! Долой! Засанкционировать! О ком идет речь? Смотрите, землянин уже растворяется, монстроподобный весь течет!". Действительно, я обливался потом. Эриданин, перекрывая своим мощным голосом общий шум, кричал.
- Я задам теперь несколько заключительных вопросов достопочтенной тарраканской делегации! Разве не правда, что в свое время совершил посадку на мертвой тогда планете Земля ваш корабль, у которого вследствие аварии холодильников испортилась часть припасов? Разве не правда, что на корабле этом находились два пустотника, впоследствии вычеркнутые из всех реестров за их бесстыдные махинации, и что эти подлецы, эти млечные лодыри назывались Банн и Пугг? Разве не правда, что Банн и Пугг решили спьяну не удовлетвориться обычным загрязнением беззащитной пустынной планеты, ибо захотелось им организовать на ней, преступным и наказуемым образом, биологическую эволюцию, какой свет доселе не видывал?.. Разве не правда, что эти мерзавцы, лишенные нравственных тормозов и всяких понятий о приличиях, вылили на скалы мертвой Земли шесть бочек прогоркшего желатинного клея и два бидона подпорченной альбуминовой пасты, что подбавили в эту смесь забродившей рибозы, пентозы и левулозы и, словно мало еще им было пакостей, облили все это тремя большими ведрами загнивших аминокислот, а получившуюся бурду размешивали лопаткой для угля, искривленной влево, и кочергой, загнутой вту же сторону, вследствие чего белки будущих земных существ стали ЛЕВОвращающими? Разве, наконец, неправда, что Пугг, страдавший в то время жестоким насморком, смеялся, что вдохнул "распроклятый дух" в несчастную эволюционную закваску? Разве не правда, что это левовращение перешло впоследствии в тела земных организмов и осталось в них поныне, от чего страдают теперь безвинные представители расы "искусственник уродиковый", которые наименовали себя Homo sapiens единственно из невежественной наивности? А поэтому разве не правда, что тарракане должны не только уплатить за землян вступительный взнос в размере биллиона тонн драгоценного металла, но обязаны также выплачивать несчастным жертвам, кои появились на свет, КОСМИЧЕСКИЕ АЛИМЕНТЫ?!
После этих слов эриданина в амфитеатре начало твориться нечто невообразимое. Я съежился, потому что в воздухе летали во все стороны папки с документами, тома Межпланетного Юридического Кодекса и даже вещественные доказательства в виде основательно заржавевших ведер, бочек и кочережек, которые невесть откуда взялись; возможно, что смекалистые эридане, имея зуб против Тарракании, с незапамятных времен занимались археологическими изысканиями на Земле и собирали доказательства их вины, старательно громоздя их на палубах Летающих Тарелок. Однако же трудно было мне обдумывать эти вопросы, ибо все кругом сотрясалось, всюду мельтешили щупальцы и присоски, мой тарраканин, ужасно взволнованный, сорвавшись с места, орал что-то, но его слова тонули в общем шуме.
Тут кто-то больно дернул меня за волосы, я даже застонал; это тарраканин, силясь показать, что я был удачно выполнен через посредство земной эволюции и что меня никак нельзя считать такимсяким существом, кое-как склеенным из гнилых отбросов, неустанно лупил меня по голове своим громадным тяжелым присоском, я же, чувствуя, что расстаюсь с жизнью, дергался все слабей, задыхался, брыкнул еще раза два в агонии и... упал на подушку.
Я сейчас же вскочил, еще не совсем придя в себя; я сидел на постели, ощупывая шею, голову, грудь и убеждаясь таким образом, что все пережитое мной - лишь кошмарный сон. Я вздохнул с облегчением; однако вскоре начали мучить меня некоторые сомнения. Я сказал себе: "Страшен сон, да милостив бог", но это не помогло. В конце концов, чтобы развеять черные мысли, я поехал к тетке на Луну.
Однако же трудно мне эту восьмиминутную поездку на планетобусе, который останавливается у моего дома, назвать восьмым звездным путешествием, уж скорее заслуживает этого наименования путешествие, проделанное во сне, во время которого я так настрадался за человечество.