Чипсет Путевые заметки неудавшегося эмигранта

Чипсет

Путевые заметки неудавшегося эмигранта

Очерк - исповедь

Предисловие

Я русский, но родился, вырос и в настоящий момент живу в Баку вместе с матерью и бабушкой. Отец мой 13 лет назад уехал в Россию. О причинах, побудивших его пойти на этот шаг, речь пойдет позже. Родители мои развелись, семья распалась. Отец, понятно, не собирается возвращаться сюда, он уже осел там, а мать не может все бросить и уехать. Проблема в том, что и Россия теперь не принимает никого. Ни меня, ни тем более моих предков Россия не ждет с распростертыми объятиями. Что ж, такова жизнь.

Но в январе 2003 года я еще не знал этого. Именно тогда на меня вышел по телефону некий Эмин, который обещал помочь мне с семьей перебраться в Россию. Эмин взял на себя обязательство отвезти меня в город N, рядом с которым проживает мой отец, подыскать там квартиру и устроить меня на работу. Все дорожные расходы он сулил взять на себя. Добираться до N-a, пришлось из города Харьков Республики Украина, именно туда мы и отправились из Баку. Заранее скажу, что ничего не получилось.

Речь здесь пойдет о другом - насколько усложнилась жизнь, и с какими сложностями пришлось добираться в сопредельное государство, каким при этом подвергаться унижениям, и что происходит с некоторыми людьми в Пустыне, когда им дают властные полномочия, и как они отравляют людям жизнь, даже людям своей же национальности и вероисповедания. Азербайджанский поэт Мирза Алекпер Сабир сказал в своих стихах :

"Я не боюсь дьявола. Но я боюсь, увидев мусульманина."

Все факты и события, изложенные здесь, являются подлинными. По понятным причинам своего настоящего имени я раскрывать не буду, а на протяжении всего этого повествования буду называть себя ником "Чипсет". Имена же других персонажей изменены. Российский город, в который я хотел перебраться, назовем городом N.

Путевые заметки неудавшегося эмигранта

x x x Баку - Харьков

Все началось еще в Баку с покупки билета. Казалось бы, чего проще, подошел к кассе, отсчитал деньги, взял билеты. Э-нет! Дело в том, что в Азербайджане существует закон, по которому все мужчины призывного возраста (а у нас этот возраст продолжается аж до 35 лет) не имеют права выехать за пределы республики без специального разрешения военкомата. У всех нормальных людей в нормальных странах может возникнуть проблема - въехать в другую страну, получить визу, а у нас проблема выехать из своей. В военкомат зайти я просто не успел, да и военный билет у меня оказался просроченным, поэтому, если бы я зашел, то деньги бы стали вымогать и там.

Но Эмин человек ушлый, купил в кассе мне билет до Харькова, подошел к коменданту вокзала, с обескураживающей прямолинейностью дал ему три ширвана (один ширван - это 10000 манатов, ширван по курсу составляет около 65 российских рублей), и заветная печать на моем билете появилась буквально через несколько секунд.

- А с погранцами проблем не будет? - спросил я у коменданта.

- Не будет, но вообще военный билет тебе надо было бы продлить по приезде,- заметил он.

Тогда я не был настроен оставаться здесь, точнее, я и сам не знал, что меня ждет и обещал продлить, как только вернусь.

В день отъезда я собрал свои вещи. Мать пошла со мной на вокзал провожать. Поменял в Exchange манаты на рубли. Было уже темно.

Закутан я был серьезно - не в Дубай ведь собирался, а в холодную страну, - так что сразу обращал на себя внимание. "Из Сибири приехал," пошутил кто-то из торгующих на площади. "Нет, в Сибирь едет", - поправила мать. Для меня, собственно, и Астрахань - "Сибирь", так как настоящей русской зимы я еще ни разу, представьте себе, не видел.

Перед входом на вокзал нас остановил полицейский. Какая у него логика: "Ага, идет русский парень со своей матерью, а в руках дорожная сумка. Наверно, он раньше жил в Баку, потом уехал в Россию, а сейчас приехал из России навестить свою мамочку, и, маленький паршивец, не прошел регистрацию". Я много таких семей знаю, даже среди азербайджанцев, не говоря уж о русских, родители здесь, дорабатывают до пенсии, куда им деваться-то, а дети все в России. Или на заработках, или же уже гражданство приняли, гонимые нуждой в своей родной республике. Здесь нет будущего, это понимают все. Поэтому я и ухватился за Эмина.

Менты в Баку наглые. Такого, чтобы выборочно цепляться к лицам славянской национальности, правда, нет. Ну, что русский из России забыл в Азербайджане - это редкость, такого вряд ли поймаешь. Только местные. Ну, остановят местного русского, ну проверят у него документы, ну, обшмонают, допустим, но а дальше-то что? Придраться-то не к чему. Документы при нем, анаша не при нем, а много с него не сдерешь - русские народ небогатый.

На улицах менты редко пристают к прохожим, за исключением, может быть, бульвара, где любят уединяться нежащиеся парочки. Основное место домогательства - метро. Впервые охрана на входе появилась там в начале девяностых, после терактов, унесших десятки жизней. Под соусом "борьбы с терроризмом" (вот уж точно всемирная охота на ведьм) они стали досматривать сумки пассажиров, иногда проверяли документы. У некоторых выворачивали карманы, я тоже один раз подвергся такой процедуре. Но обычно дело заканчивалось поверхностным ощупыванием сумки. Позднее им выдали металлоискатели. И когда, я везу, например, винчестер, (не который стреляет, такого у меня нету, а тот, на который файлы записывают), я стараюсь пользоваться наземным транспортом. В конечном итоге меня, конечно, в тюрьму не посадят, вещь не конфискуют, но мозги будут делать : "А что это такое, а сколько стоит, а где ты работаешь, а сколько зарабатываешь, а что там записано", и так далее. Сейчас, правда, в метро не так обыскивают, как лет семь назад. Как я уже сказал, на улицах менты прохожих почти не останавливают, за исключением привокзальной площади. Пристают ко всем городским и районским, молодым и старым, не зависимо от этнического происхождения. Что не мешает орлам, однако крышевать на площади десятки менял, мелких торговцев, и даже, по слухам, дешевых вокзальных шлюшек.

"Этот парень направляется в сторону вокзала, с большой сумкой в руке. Он, наверное, не местный, точнее, уже не местный. Удача сама в руки идет. Ага, голубчик, сейчас мы с тебя ширванов пять как пить дать сдерем, будет нам на курево," - видимо, подумал постовой, составив мой психологический портрет.

- Здесь темно, холодно, ничего не видно, пройдемте - постовой показал в сторону метро "28 Мая". В здании метро располагалась дежурка. О! Кто не был в этой дежурке, пусть не называет себя бакинцем!

В дежурке сидел их начальник, а с ним - еще двое или трое. Я предъявил ему свой документ - загранпаспорт Азербайджана. Тот убедился, что я местный, значит, вариант "а где твоя регистрация" не пройдет.

- Валюту, деньги - на стол.

Я выложил на стол две или три тысячи российских рублей и азербайджанскую мелочь, но в кармане рубашки оставалось еще 50 долларов. Мент пересчитал деньги, но, как и паспорт, оставил их у себя на столе. Этого ему показалось мало. Другой подручный расстегнул мою дубленку, и стал щупать одежду на мне. В какой-то момент его пальцы сжали мою пятидесятидолларовую купюру в кармане рубашки, но он не придал этому значения. Представители правопорядка убедились и в полной укомплектованности моих половых органов.

Бедная моя мать! Каково было ей смотреть, как шмонают ее сына!

Ублюдки в погонах открыли и мою сумку, но не обнаружили там ничего, кроме одежды да килограмма-двух фруктов, которые я вез своему обнищавшему и больному отцу в Россию. Больше всего я боялся, что они мне что-нибудь подсунут - наркоту или еще чего, а потом, при повторной проверке, невзначай "обнаружат" его.

- А разрешение у тебя есть, - поинтересовался начальник, - на выезд из республики?

- А как же, - ответил я, - вот печать коменданта на билете. Иначе бы мне и билет не продали.

- А куда ты едешь?

- Я еду в N, к отцу, не алвером же еду заниматься.

Алвер - "купи-продай", то есть спекуляция, основное занятие местного населения.

- Да, ради Бога, занимайся алвером, разве мы имеем что-то против?

Шмон окончился, начальник отдал мне деньги и документы. Потом, в поезде, я пересчитал свои деньги, вроде бы ничего не стырили. А позже мне один мужик в поезде рассказал, что у них есть обыкновение сделать вид, что проверяют бабки на подлинность, а возвращать хозяину сумму, меньшую, чем та, которую он им дал.

А еще я знаю случай, в эту же дежурку привели мужчину, очередную жертву, обыскали его, проверили документы, но, хотя все было в порядке, стали вымогать деньги. Нагло вымогать! Не знаю, дал он им что-нибудь или нет, но у того были знакомые в высших чинах силовых структур. И он привел их, пожаловавшись на произвол полиции, те нагрянули и сами наехали на ментов.

И куда девалась их спесь, их наглость, их самодовольство, ощущение собственной безнаказанности! Да они чуть ли не в коленях валяться стали: "Не надо, не снимайте с нас погоны! Нам детей кормить надо!".

Эти люди не понимают закона, они привыкли все решать по собственному усмотрению. Зато когда они видят вышестоящего, они тут же теряют какое бы то ни было человеческое достоинство. И чуть что - в ход идет отмазка "нам детей кормить надо". А я-то здесь при чем? От меня что ли твоя жена родила? Нечем кормить, так не женись, не заводи дюжину детей. И потом - я налоги плачу!

Вышли мы с матерью из здания метро, и, когда заходили на вокзал, нас остановил еще один "орел". Ему-то тоже "детей кормить надо". Я ему объяснил, что нас уже обшмонали, он поверил, махнул рукой, и мы вошли в здание вокзала.

На перроне тоже были "орлы", но к прохожим не цеплялись. Среди ожидающих пассажиров я заметил Эмина и его родственников. Подходили пассажиры.

Все с баулами, мешками, ящиками, упаковками, тележками - весом до полутонны. В Россию и Украину везут продукты питания. На посадку подали поезд.

В тамбуре нашего вагона стоял человек в штатском, представившийся сотрудником уголовного розыска. При посадке пассажиров он требовал билеты и документы и после их проверки пропускал в вагон.

Найдя свое место, я сел. Мать села рядом, Эмин - напротив. Мама, немолодая, и нездоровая женщина, отправляет своего единственного сына неизвестно с кем. В холодную Россию, где его, собственно, никто не ждет. Соскочить бы с поезда, устроить истерику, закричать, что я никуда не поеду, послать Эмина и его дружков к чертям! Куда вы меня тащите! Я не хочу уезжать из этого города, мне тяжело решиться на это, мне трудно все ломать! А каково ей? Что ждет меня там? Может, мы видимся последний раз! Может, она не увидит меня живым, тогда в голове у меня были всякие мысли.

Мама сошла с поезда, состав тронулся. Я припал к окошку, и слезы у меня сами навернулись на глаза. Не люблю прощаться на вокзалах. Лучше слезы оставлять домашним стенам, пусть лишь они будут свидетелями эмоций, а не эти алверчи (т.е., барыги)!

Поезд набирал ход. Мы ехали в плацкартном вагоне. По проходу зашлялись торговцы закуской, менялы валют и прочие "предприниматели". У одного из них Эмин купил стаканчик "армуд", из которого пьют чай.

- Да успокойся, Чипсет! Чего мать так плачет, будто в армию тебя провожает! На вот, выпей немного, - Эмин достал из своей сумки бутылку гянджинской водки и налил себе и мне в армуды. Приняли немного.

Эмин, в отличие от меня, пятьюдесятью граммами не ограничился, принял сам на грудь изрядно, угостил подсевших рядом проводников, за жизнь с ними поболтал.

Спиртное подействовало на мою возбужденную психику, и я немного успокоился.

Проводники собрали паспорта, отобрали билеты. Вот тут-то стоит остановиться особо! Дело в том, что как минимум 30 - 40% всех пассажиров ехали "зайцами". То есть - как это так "зайцами"? Если официально билет стоил где-то 13 ширванов, то "зайцы", договариваясь с проводником, платили 8 ширванов. Естественно, деньги шли в карман проводнику и бригадиру поезда.

Приходил ревизор. Он не "нагрянул", он просто спокойно пришел, как и поезд, по расписанию, пришел для того, чтобы собрать дань. Никто из проводников его появления не боялся, да и ревизор прекрасно знал, что едут зайцы, но у них все таксы давно расписаны, с кого сколько взять. Это обычное дело.

Бакинский поезд, следующий на север, представляет из себя просто овощную базу на колесах. В тамбуре стояли три или четыре здоровенных, выше человеческого роста, мешка с зеленью, один мужик рассовал по всему вагону тридцать ящиков с хурмой, парень в кожаной кепке вез упаковок пятьдесят гранатового сока, сам проводник со своим братом вез ящик вяленой рыбы и десятикилограммовый куль с чищенными орехами. По вагону туда-сюда шлялись какие-то люди с товарами, которые явно везли на продажу. Один гражданин Украины вез в поезде две газовые горелки. Был ли внутри газ, неизвестно, но если бы был, и если бы где-то произошла случайная искра, то нам бы не поздоровилось. А искра могла быть запросто, сами проводники курили прямо в вагоне, грубо нарушая требования правил техники безопасности.

Темно, за окном поздний вечер. В районах начинает падать снег, и все сильнее и сильнее.

Опаньки! Отъехали мы километров на семьдесят от Баку - опять орлы показались. Транспортная полиция! Опять у всех пассажиров в стопочку собрали документы и отнесли в "Купе для отдыха проводников". Ведут по одному на собеседование.

Если иностранец, то где регистрация, если свой, то... Зашел и я.

- Чипсет, здравствуй, - как твое настроение?

- Ничего, нормально, - нет, я им душу свою изливать буду, доверительные беседы вести, в откровения пущусь!

Но мент не стал лезть ни в душу, ни тем более в сумку, а сразу перешел к делу.

- Разрешение на выезд есть?

- Вон, печать на билете.

- Чипсет, ты нам уважение сделаешь?

О! Здесь стоит особо пояснить, что слово "уважение", или "hермят", на государственном языке, в Азербайджане имеет и второй смысл: благодарность, а по сути дела, мзда, то есть если тебе чиновник поставил печать, доктор сделал укол, собес пересчитал пенсию, препод в институте поставил зачет и т. д., то ты ему должен сделать "уважение", то есть показать, что ты его уважаешь, и доказать это уважение материально. Короче говоря, гони бабки!

Я вышел из купе, подошел к Эмину, дрыхнувшему на верхней полке и объяснил ситуацию. Не с первого раза, но все же до его хмельных мозгов дошло, что к чему. Эмин пошел разбираться с ними.

Не знаю уж, чем он их запугал, он вроде, родственник какого-то прокурора, что ли? (то ли правда, то ли нет, а кто проверять пойдет), но менты документы наши отдали. В Азербайджане в частности, и в Пустыне, вообще, все спорные вопросы решаются тем фактором, у кого круче родственники и знакомые.

В России спор между гаишником и водителем ведется примерно так:

"Ты подрезал, ты превысил скорость" - "Нет, не подрезал, не превысил", и так далее.

А в Азербайджане : "Ты подрезал, ты превысил скорость". "Ну и что, ну подрезал, превысил. А я брат водителя прокурора, а у меня дядя в райисполкоме работает секретарем."

Те, кто попроще, говорят: "Ладно, да, командир. Керима из второй роты знаешь? Не знаешь? Ну, ладно, свои люди, сочтемся, сделаю тебе уважение." Дают ему ширван - два и едут дальше. А один случай знаю, ГАИ тормознуло тачку, и говорят водителю: "Я кушать хочу". Тот дает ширван орлу. "Мало. У меня в семье ведь четверо человек".

Не знаю, сколько человек в семье у того мента, но минут через пять он опять заявился в наше купе. Эмин чуть драться с ним не полез, я уже его останавливать стал. Думаю, ссадят здесь, в пустыне в прямом смысле этого слова. "А, так вот почему ты такой храбрый!" - сказал полицейский, указывая на початую бутылку водки. Отхлебнув рюмашечку огненной воды, страж порядка пожал нам руки и удалился.

- Родина, - пробормотал Эмин. - Вот она, твоя Родина, видишь, какие вещи делает.

Не могу сказать, что это был момент истины, просто скажу, что в этот миг я сказал себе сам: "Крепись, Чипсет, может быть, сейчас тебе тяжело, может быть, в этот год или два тебе еще тяжелее будет, но поезд, в котором ты едешь, держит правильное направление - на север. Вперед!" Вспомнилась песня группы "Ария"

'Прочь беги, пока хватает сил, беги!'

и песня БГ, весьма уважаемого мною человека:

`Самое время перейти эту реку вброд

Пока ты на этой стороне, ты сам знаешь, что тебя ждет'.

Такого беспредела нет ни в одном государстве! В кино про Зорро такого не было!

Мой попутчик снова залез на верхнюю полку и заснул под действием гянджинского "снотворного".

А поезд ехал дальше. Хачмас, Худат, Ялама - последний населенный пункт Азербайджана. Уже почти что полночь.

Поезд медленно подползает к границе. Кругом снег. Все - как в каком-то кино. Прокуренный вагон. Жарко - вовсю шурует отопление. Иные сняли рубашки. Свет притушен, все фигуры едва различимы в полумраке. В поезде какая-то напряженная тишина, затишье перед бурей. Пассажиры шепчутся, переглядываются, смотрят в окна. Кто-то успокаивает плачущего ребенка. Некоторые спят, посапывая, как и мой попутчик.

За окном появляются фигуры вооруженных солдат в шинелях с поднятыми воротниками. Солдатики худенькие, щуплые мальчишки, это видно по их приталенным шинелям. Бедненькие, в такую пургу торчать в поле! Справа по ходу от поезда, на расстоянии двадцати метров, вагончик. Это автомобильный КПП. К нему подъезжает военный УАЗик, на фоне белого снега отчетливо видны движущиеся фигуры военных.

Минут десять зловещей, гнетущей тишины. Наконец, где-то слышен отдаленный стук, - видимо, открывают двери, где-то голоса, отдаленные, но кричащие.

Снова тишина.

Наконец, будто привидение, на том конце вагона, где туалет, сама по себе возникает массивная фигура человека. Проводник включает свет. В вагоне становится светлей и я пристально смотрю на эту тушу страшного человека, надвигающегося из глубины вагона на меня.

Страшного! Огромное, диаметром не менее метра брюхо, короткие жирные руки, шея срослась с туловищем. Я сколько живу, таких жирных еще не видел. Знал я, правда, одного прораба, он с бригадой шабашничал и с директорами учреждений шапку делил, но у того только пузо было, а этот весь, полностью с головы до пят оплыл слоем жира толщиной, наверно, в двадцать-тридцать сантиметров. Провести бы чемпионат Закавказья по сумо, он был бы явным победителем, республике бы золото принес. Но золото, скорее всего, он предпочитал носить себе, а не республике. Физиономия у него была типично дауновская. На голове была военная шапка с голубым мехом и кокардой, но военной формы на нем не было, вернее, брюки-то были военные, с лампасами, а вот куртка была обычная, гражданская, защитного цвета, но с пришитыми поверх погонами. Почему? Да потому что на такое пузо военная форма попросту не предусмотрена! На поясе, пардон, пояса у него не было, на брюхе болталась временами что-то гундосящая большая черная рация, с пульсирующей лампочкой.

Пограничнику протягивали паспорта, он пренебрежительно брал их, смотрел на фото в паспорте, лениво поднимал глаза, ибо голова его была слишком тяжелой, но не мозгами явно, бросал презрительный взгляд на пассажира, иногда одной рукой перелистывал страницы в паспорте, снова опуская тяжелый взгляд и молча отдавал его обратно. Ни слова пограничник не спрашивал: "Куда, зачем?". Едешь ли ты к родственникам, гастрабировать, алверировать, или рэкетировать, его не интересовало. Впрочем, кто бы признался в последнем?

Одному парню документ он не отдал. Точно поршень, туша надвигалась на меня! Видно, специально такого жирного взяли, чтобы за у него спиной никто проскочить не мог. Да уж, граница наша на надежном замке!

Вот пограничник подошел к нам. Проверил паспорт у моих попутчиков, включая Эмина, и протянул руку ко мне. Я отдал ему паспорт. Его обрубки-пальцы открыли документ. Пузатый посмотрел внутрь, и, даже, не удостоив меня взглядом, сразу же пошел дальше. Паспорт он без слов, ничего не объясняя, забрал с собой.

Эмин тем временем слез с верхней полки. Я ему говорю:

- Слушайте, Эмин, жирный у меня документ зажал.

А тот, как ни в чем ни бывало, спьяну:

- Чипсет, да чего ты волнуешься, ляг, спи спокойно. Вон водки из-под стола достань, налей, выпей да отдыхай. Отдаст тебе документ, не бойся, - А сам куда-то пошел.

Пограничник уединился в том же купе для отдыха проводников. Сначала к нему зашел тот парень, у которого он взял документ, а потом позвали и меня.

Я зашел. Туша сидела и с презрением смотрела на меня. Знаком он велел мне сесть рядом. Едва раздвинув свои пухлые губы, он просипел:

- У тебя есть разрешение из военкомата?

У меня перехватило дыхание. Я проглотил слюну. Два глаза из-за складок жира смотрели на меня, как на последнее ничтожество. Вот рожа! Я на всю жизнь его запомню. Ему только злого хана играть в туркменских сказках.

- Разрешения у меня нет, но у проводника есть мой билет, там сзади стоит печать коменданта.

- Не-ет, - пробормотал даун, пересиливая одышку, - у тебя должно быть разрешение из военкомата!

- Сейчас. Минутку, - сказал я и побежал в купе за Эмином, который в Баку обещал решать все проблемы, возникающие по дороге.

На месте Эмина не было. Я стремглав побежал в тамбур, он спокойно стоял там и курил.

- Эмин, проблемы у меня. Командир разрешение требует.

Эмин нехотя потушил сигарету и пошел со мной. Я сел на свое место. Эмин же вместе со злым ханом вышли в тамбур для переговоров. Минуты через три Эмин вернулся и отдал мне мой загранпаспорт.

- Сколько, -спрашиваю , - дали?

- Пятьсот рублей.

- Ни фига себе!

- Чего я, брехать буду, что ли? Он тыщу содрать хотел, но потом на пятьсот согласился.

Интересно, вообще, потом я подумал, а откуда у меня могло быть это разрешение? Ведь, если оно и есть, комендант бакинского вокзала, наверное, оставляет его себе, а взамен на билете ставит печать.

Эмин опять залез на верхнюю полку.

Где-то через полчаса показался таможенник. У него была какая-то палочка с проводками, которой он шарил по всяким труднодоступным местам, под сиденьями, между сумками. Велел мне поднять полку. Коснувшись моей сумки своей волшебной палочкой, он спросил, что там. Я ответил, что тряпки и харч, он поверил и ушел.

Раньше таможня, рассказывают, наглее была. В аэропорту один мужик летел в командировку, проходил таможенный досмотр, а ему таможенник и говорит на ушко: "Положи что-нибудь и иди". Особенно они шмонали русских, которые здесь продали свои квартиры и, уезжая в Россию, вывозили с собой за рубеж крупные суммы денег. Но год назад я летел, с таможенниками проблем не возникало.

Единственное что, опять-таки тогда комендант аэропорта помотал мне мозги. Ведь заранее приехал же к нему, спросил, какие документы надо принести для беспрепятственного выезда.

- Разрешение из военкомата,- говорит.

Как законопослушный гражданин, я пошел в военкомат и получил там разрешение. Военкоматовский офицер все так и этак намекал-намекал мне на то, чтобы я отблагодарил его, но я прикинулся лохом, ни хрена не дал и в конце концов мне это разрешение дали бесплатно.

Но когда приехал на посадку, при входе в аэропорт дорогу нам с матерью тогда тоже перегородили менты, проверили документы и говорят:

- А как ты полетишь? Тебя ведь не выпустят.

- Почему это не выпустят?

- А есть указ Президента: до 27 лет никого не выпускать.

- Вообще-то до 35, - поправил я и вытащил документ, - но у меня есть разрешение из военкомата.

- А зачем оно? Разрешение из военкомата не хиляет, нужно разрешение не твоего военкома, а нашего коменданта,- сказал орел.

- Да, но ваш комендант дает разрешение на вылет на основании разрешения моего военкомата, он мне сам это сказал.

- Нет, его твоя бумажка не колышет. За красивые глазки он тебе ничего не поставит.

- А за сколько? Ну, ширван, два.

- Какой ширван-два! Пятьдесят долларов.

- Пятьдесят долларов? Билет до Москвы стоит сто, а его разрешение пятьдесят?

- Ну, ладно. Идите, попробуйте его убедить. Но он у нас такая зараза, что ничего не подпишет.

Поднялись с матерью на второй этаж. Там в специальном отсеке сидел комендант.

Молодой, лет 35-ти, не больше. Худощавый, с нахальным лицом, подвижный, ужимистый. Сразу видно, любит погримасничать, поиздеваться, поприкалываться.

- Вы комендант?

- Я.

- Я лечу в Москву, вот мои билет и документы.

Он осмотрел мой паспорт, военный билет, разрешение.

- Хорошо, - говорит, - посидите, подождите. Я позову вас.

Мы сели рядом с его окошечком, ожидая, когда он нас позовет. Через окошечко было видно, как он отложил мои документы в сторону и стал просто сидеть сложа руки. Потом он вышел из своего бюро, пошел к кассе, где продавались билеты, стал флиртовать с кассиршей, потом пошел в буфет, похихикал с официанткой, затем ушел куда-то, по нужде, что-ли? Вернулся в закуток, стал чесать себе затылок.

- Чего он, издевается, что ли, - говорит мне мать.

Издевается, конечно, издевается. А что еще делает? Регистрацию уже объявили.

Опять вышел, пошел куда-то в зону посадки, к пограничникам, что-то балакал около их будки, покурил, вернулся на свое рабочее место.

Мы подошли к нему. "Ну, как, готово?"

- Ну я же сказал вам, позову, не беспокойтесь. Если какие-то проблемы будут, я их решу, - спокойно и напускно-вежливо ответил комендант.

Какие могут быть проблемы? Ты их и создаешь, гад. Поставь печать, и скажи "иди гуляй", вот и все, что от тебя требуется.

Мы опять стали ждать. Он снова вышел из бюро, и, не обращая на нас никакого внимания, куда-то исчез, потом появился и стал маршировать туда-сюда в зале ожидания, как на параде.

Посадка уже шла вовсю. А все документы у него.

Наконец, комендант, вдоволь поиграв на наших нервах, подозвал нас и поставил печать на билете, разрешающую вылет. На таможенно-пограничный контроль у меня оставалось минут десять. А если бы таможенники стали рыскать в моей сумке - не с целью найти в ней не дозволенный к вывозу товар, а просто, для того, чтобы потянуть время, - им ведь тоже "детей кормить надо", я бы мог опоздать на посадку. Но, к счастью, этого не случилось. Они просто забрали декларацию и пропустили.

Вот так я вылетел в Москву год назад.

Вообще, скажу, что когда летишь на самолете, то испытываешь совсем другие ощущения. И тогда я летел, как турист, как путешественник, а теперь, как вынужденный переселенец. И публика там летит посолиднее, больше среди них городских, русскоязычных. И одеваются поприличнее, при галстуках. Ну а в поезде же спать в галстуке не будешь. Людишки там едут помятые, небритые, сонные, все естественно.

x x x

Было уже два часа ночи. Но поезд все стоял, видимо, шмонали другие вагоны и, видимо, начальство КПП разбирались с нарушителями пограничного режима: ободрать и отпустить или снять с поезда. Все снова утихло.

Простите за пикантную подробность, но по нужде-то хочется, а дверь туалета закрыта. Как быть? Я смотрю, все улеглись, проводники спят без задних ног. Я зажег свой маленький фонарик и пошел в дальний тамбур. Там тоже никого нет. Все тихо, спокойно. Снаружи оцепление вроде тоже сняли. Прошел в смежный вагон, перешагнув стык. Заглянул в тот тамбур. Все спокойно, дорогой товарищ. Закрыл дверь в тот вагон, еще раз посмотрел в тамбур своего, встал на стыке двух вагонов. Там, где смыкаются две железные рифленые площадки, по бокам имеется пустое, незакрытое пространство, через эту брешь видна земля и шпалы. Воровато оглядываясь, ... я справил малую нужду, и, когда я вернулся на свое место в вагоне, до меня дошел весь символический смысл того, что сделал. Я поссал на границу!

x x x

В гробу я видел эти границы! У меня была Родина - СССР, а вы ее отняли у меня! Суки, зачем вы разорили, разрушили такую страну! Мою страну! Я не говорю, что там все было идеально, но такого произвола не было. И отношения между людьми были чище и проще. А сейчас - визы, разрешения, нотариальные переводы, таможни, регистрация. По живому прошла граница. Берлинскую стену снесли, а сколько взамен новых наворотили! Попадется мне человек, который пикнет, что раньше-де был железный занавес, я ему в голову запущу тем, что под руку попадется! А сейчас будто нет занавеса! Простой человек как не мог на Канары ездить, так и не может. За что нас всех лишили советского гражданства?

"Зачем вы порушили, гады,

Единый Советский Союз?"

- в "Литературке" я читал как-то стихи поэта-любителя Всеволода Емелина. Вам, вот вам, этим жирным мордам, гадам, а по иному и не скажешь, и нужна была независимость. Чтобы безнаказанно грабить свои же народы. И хоть одна страна от этого выиграла?

Вы, всю жизнь торчавшие в КПСС, теперь лицемерно хаете старый порядок, называя его сатанинским строем! А сейчас не сатанинский строй? Когда миллионы людей срываются с насиженных мест, и, ломая свою жизнь, бегут прочь в поисках лучшей доли - это не сатанинский строй? Когда пожилой человек заболел, на последнию копейку от пенсии покупает лекарства, а оно оказывается поддельным и не приносит исцеления - это разве не сатанинский строй? Когда девушка приходит устраиваться на работу в фирму, а босс говорит ей: переспи со мной - это разве не сатанинский строй? Когда у работника вымогают взятку, чтобы отдать ему его собственную зарплату - это не сатанинский строй? Не сказал ли Христос в свое время, что "трудящийся достоин пропитания"? (Матф, 10:10).

Да и кто тогда, в "застойные" годы управлял нашей страной? Те же самые товарищи, что сейчас стали господами. Вы, в девяностые годы задыхавшиеся от патриотических речей - что вы дали своим народам? Мир? Достаток? Развитие? Как говорил турецкий поэт Назым Хикмет,

'Если вы патриоты Отчизны,

То я такую Родину предаю!'

Что творится в родном Азербайджане! До чего эти "патриоты" довели республику! Заводы стоят, институты по инерции выпускают толпы молодых специалистов, а государству они не нужны. В советское-то время образовательная система у нас была, и не плохая, но тогда она была востребована, а сейчас нет. Знания, умения, руки, головы никому, никому не нужны. Нужны только кошельки. И образование тоже стало вырождаться и деградировать. В школах и вузах - поборы.

Причем поборы начинаются с первого же класса - то на ремонт, то на подарок учителю, то еще на что - повод найдется. На самом деле деньги оказываются в кармане или у директора, или у чиновников РОНО. Директора школы ведь не просто так назначили директором - он ведь за это в РОНО дал и дает на лапу, и это каким-то образом надо компенсировать. Мне известен случай, когда на 8 Марта всем женщинам-учительницам одной школы дали подарок - денежную сумму. Все расписались, но на руки получили лишь ее половину остальное ушло на корм чиновникам от образования.

Многие дети попросту не ходят в школу. А зачем? Никто не постучится в дверь в эту семью, не спросит, учится ли ваш ребенок. Участковый знает, что с такой семьи ничего не сорвешь, они малоимущие, да и инспекторам по образованию дела до этого нет. Беспризорные дети стайками прыгают по городу - зайцами ездят в метро (забегая через выход), попрошайничают на улицах, моют машины на перекрестках, торгуют батарейками, календариками, ручками и прочей мелочью в метро, электричках, на толкучке. Некоторые подворовывают. Иногда подростки устраиваются работать в маршрутках, собирают деньги за проезд и выкрикавают на остановках маршрут следования. Правда, в метро детей-оборванцев стало меньше, видимо, отловили. Но сама проблема-то нищеты не решена!

Но, допустим, родители добропорядочные и все же решили отвести чадо в школу. Многие родители, особенно коренные бакинцы, несмотря на пятнадцатилетнюю опалу всего русского, по-прежнему хотят отдать своих детей в русский сектор. Уровень образования, конечно, везде упал, но в русском секторе все же и преподавательский контингент сильнее, и пособий на русском больше, - короче, качество образования выше. И тут происходит обработка родителям советуют вести детей не в русский, а в азербайджанский сектор. Мне известен случай, когда директор одной из школ тянул у родителей деньги за то, чтобы устроить ребенка именно в русский сектор.

В стенах вузов процветает коррупция. Знания никого не интересуют, главное - исправно давать деньги на зачеты и на экзамены, причем давно уже расписаны все прайс-листы - сколько стоит математика и сколько - сопромат. Прогулы тоже можно компенсировать материальными вливаниями.

Один препод, знаю, вымогал у студентки в институте бабки за экзамен 15 ширванов. А она была из простой семьи, но работящая, умная девочка, которая учила предмет, но не была в состоянии оплатить экзамен. Пошла жаловаться декану. Он ей говорит:

- Сколько он вымогает?

- Пятнадцать ширванов, - отвечала девушка.

- А сколько у тебя есть?

- Только семь.

- Ладно, давай семь, я с ним пойду, поговорю, скажу, чтобы поставил.

Да и зачем учиться-то? Все равно работы нигде нет, а если у тебя папа крутой, то он тебя и без знаний пристроит, и ты, оболтус, будешь зарабатывать больше пятерых умных. Без знакомства работу нельзя найти никакую - даже дворника с окладом 6-8 ширванов. Некоторые рабочие места попросту продаются. Так, чтобы выпускника педагогического или медицинского вуза устроить на место с окладом 15-25$, просят взятку в размере 300-500$! В газетах - целые полосы объявлений "Требуются" - а кто требуются? - правильно догадались, продавцы "Гербалайфа" и прочей дряни.

А с другой стороны, сколько я знаю умных, достойных, трудолюбивых людей, не могущих реализовать свои способности и принести пользу обществу!

Отец мой, сколько его помню, часто роптал на Советскую власть: "У нас дураку и умному платят одинаково, а на Западе дураку платят как дураку, а умному - как умному." При попытке изменить ситуацию вышло, что теперь умному платят как дураку, а дураку - как умному. Получился отвратительный строй, монстр, гибрид, сочетающий в себе худшие стороны совковой системы (административно-командный стиль управления, желание правителей сидеть, как кощеи, на своих креслах до гробовой доски, тоталитаризм, протекционизм, подхалимаж) и худшие стороны капитализма (социальную незащищенность, бесправие труженика, безработицу, материальное неравенство). Добавим сюда и феодальные, местнические замашки, оставшиеся еще от досоветского периода.

Какое у этой страны будущее, ой-ей-ей!

Сельские районы вообще превращены в пустыню. Нет ни работы - колхозы разогнали, ни света, ни газа - ничего. Леса вырубаются на дрова. Как в шестнадцатом веке. Выживай, как можешь. Молодые уезжают куда глаза глядят. В иных деревнях и молодых-то не осталось - кто в Баку, а кто - в Москве. Все на заработках.

Крестьяне штукатурят квартиры, рабочие на толкучке продают тряпки, девушки, оканчивая вуз, идут работать продавщицами или официантками, интеллигенция (та, что пока не убежала из республики), бедствует на свои 10 - 15 ширванов и больше смерти боясь потерять источник существования, дрожит до пенсии. Многие зрелые, вполне трудоспособные люди, живут на пенсии своих родителей. Правильно, есть и престижные места в инофирмах, нефтяных компаниях, где зарабатывают 300-1000 долларов. Но для кого они, эти места? Всем хорошо известно, что туда тоже берут не с улицы, а по знакомству, по рекомендации, по блату, протекции и так далее, то есть нужны "связи", как и везде в Азербайджане. Для таких как я, что ли эти вакансии? Да что вы, куда мне свиным рылом да в калашный-то ряд! Как поется у того же Гребещикова,

"Чтобы стоять, ты должен держаться корней!"

Транспорт в Баку в основном представлен частными маршрутками, создающими на улицах пробки. Больших, просторных автобусов почти не осталось. Трамвайные пути почти все выкорчеваны, троллейбусы тоже почти все сняты с маршрутов.

Теперь о наших коммунальных службах. В самом Баку вы с трудом найдете дом, где было бы отопление. В некоторых домах его нет уже с 1991 года, с момента обретения независимости. Баку, конечно, не Норильск, но и не Джакарта, и, зимой, при температуре на улице 0-7оС тепла и сильном ветре, что для Баку обычное явление, дома бывает довольно холодно 14-16оС тепла. Кутаются каждый как может. Люди напропалую жгут газ, кто может, включает электрообогреватели. В результате напряжение падает до 150-170 вольт. Идет большой расход электроэнергии, а счетчик-то крутится, и многие как юридические лица, так и рядовые граждане электроэнергию воруют разными хитрыми способами. Энергокомпания несет убытки. Иногда ловят за руку нечистоплотных, а порой вдруг оказывается, что энергию ворует какой-нибудь крутой, на которого не наедешь, а восполнять убытки-то надо - и сборщики приносят ни в чем не повинным гражданам неимоверные счета, где сумма долга может исчисляться 100-200 долларами! Многие люди-то безграмотные (либо русскоязычные, либо, наоборот, из какой-нибудь забитой деревни, где по кириллице-то с трудом научились читать, а по нововведенной латинице тем более не умеют), а "мытари", найдя таковых, показывают им счет - вот, мол, смотрите, нам компьютер распечатал, здесь и печать стоит. Как компьютер может сам по себе распечатать, если в него никто не заложил информацию, и связи между ним и моим счетчиком нет! В общем, лохов ищут. Энергокомпания эта, Barmek, принадлежит одному турку, который у себя на родине был судим за мошенничество и уклонение от уплаты налогов. Теперь братья турки его нам подсунули в подарок.

Строительный бизнес также контролируют турки. Причем строят дома бессистемно, там, где найдут пустой участок земли. Нашли, купили, "подмазали", кого следует и строят дом. Архитектурный пейзаж города изуродовали донельзя. Квартиры продают в этих домах, но довольно дорого, за 20-50 тысяч долларов. При том, что средняя зарплата работающего (а работу еще найти надо!) азербайджанца составляет 40-60 долларов. Вот как купить квартиру?! Демократия ответа на этот вопрос не дает...

А в старых домах что делается!

Если раньше участковые и сотрудники ЖЭКа следили за общим видом дома и даже не давали застеклить балкон, то теперь в бакинских дворах творится полный бардак. Даешь мзду, делаешь "уважение" - разрешат расширить балкон, вынести на сваях целую комнату, даже на уровне четвертого этажа, пробить вход в подвальное помещение и устроить там склад, построить гараж, даже если для этого потребуется спилить деревья. Все первые этажи на центральных улицах давным-давно прихватизированы магазинами, закусочными и плевать, что от этого нарушается устойчивость зданий, хотя мы живем в сейсмичной зоне. Заплачено - делай что хочешь. Мусоропроводы давным-давно забились. Лифты иногда работают, но кабины в ужасном состоянии.

Зато придешь в ЖЭК за справкой - сразу же начинают тянуть деньги. А уж если человек продал квартиру и хочет выписаться оттуда, то с него вымогают 50, а то и 100 долларов за оформление документов, хотя все эти действия абсолютно законны.

Знаете, почему я поехал с Эмином, доверился ему? Знаете, что послужило последней каплей? Я просто замерз. Дома и на работе.

x x x

Поезд тем временем тронулся, и проехав метров триста, снова остановился. Мы пересекли границу. Россия! Хоть и Дагестан, но все равно уже Россия.

Проводники к тому времени уснули. В дверь забарабанили. Долго стучали. Наконец, проводники проснулись, взяли ключи и с грохотом открыли входную дверь вагона. Вошли российские пограничники.

- А чего это вы нам не хотели открывать? - ехидно спросил один из них.

Сонный проводник пробормотал что-то невразумительное.

- Свет включите!

Второй их вопрос был следующий:

- Грузины есть?

И еще раз переспросил: "Грузины есть?" - таким тоном, будто речь шла не о грузинах, а о радиоактивных материалах.

- Нету.

- А у нас есть информация, что есть грузины.

- Это, наверно, в другом вагоне - ответил проводник.

Дело в том, что между Грузией и Россией нет соглашения о безвизовых поездках.

- Документы всем! - крикнул офицер.

У нас, наверно, раз пять разные люди проверяли документы и вещи. Кто это были такие, погранцы, миграционные службы, ФСБ, милиция или еще кто-то, я и сам запутался. Подтянутый русский пограничник остановился напротив меня и спросил:

- Чипсет, куда едем?

- В N.

- К кому?

- К папе.

- Как зовут твоего папу?

Вот баран, паспорт же у тебя в руках, прочти-да, как мое отчество. Ну, сказал я ему, как зовут моего папу.

Затем он обратился к Эмину.

- Ты тоже к папе едешь? - с издевкой спросил пограничник.

- Нет, я вот с пацаном.

Пограничник открыл мой и Эмина паспорта на последней странице, и шмякнул там печатью с отметкой о времени пересечения пограничного пункта Белиджи, небольшой дагестанской деревни на границе с Азербайджаном.

- С вас по 98 рублей.

Точность какая! Девяносто восемь, а не сто! Впрочем, четыре рубля сдачи он не вернул. Миграционных карт тогда еще не было. Но, по-моему, это было незаконно. А что, думает пограничник, азеры-да, все с них дерут, и они сами дерут, дай им только возможность, у них принято "уважение" делать командиру, а я что - лох, что ли. Но если это была законная пошлина, а не побор, я готов прямо здесь принести свои извинения перед Пограничной Службой РФ.

В соседнем купе тоже происходила "зачистка". Поймали парня, который ехал по советскому паспорту, но в паспорте у него не было прописки. Кажется, это его жирный водил на собеседование до меня.

- Октай, вот у тебя паспорт, так?

- Та-ак.

- А где у тебя прописка?

- ....?

- Ну где ты прописан?

- ...

- Собирай свои вещи, Октай, одевайся потеплее. Поедешь домой.

- Как домой-э!

- Я сказал домой, поворачиваем.

- Я на той стороне границы деньги давал, а теперь сходить должен?

- Да какое мне дело до того, кому ты там дал, кому не дал. Ты приехал в другое государство...

- Командир, я вам 50 рублей дам, не ссаживайте.

- Не нужны мне твои пятьдесят рублей, сходи! - пограничник был неумолим.

Парня высадили.

"Эта нация - такая нация"- произнес проводник по-азербайджански. В России взятка не так просто проходит. Может быть, если бы тот предложил пограничнику 50, но не рублей, а долларов, и не при всех, а в приватной, интимной обстановке, может, и было бы все шито-крыто. Но вариант "уважение" здесь не прошел.

Зашли таможенники. Прошлись по вагону. Со ними у меня проблем не возникло.

Прошли дальше, вот там-то и послышались окрики:

"Чья хурма? Чья зелень? Сколько ящиков? Что в чемодане? Открывай, говорю!"- в вагоне вовсю шел шмон.

"Купцов" повели в то же купе для отдыха проводников. Через приоткрытую дверь я слышал беседы примерно следующего содержания:

- Значит, у нас тридцать ящиков. Так, с каждого по тридцать рублей. Получается девятьсот рублей. Плати.

- Больно много.

- Ну, не хочешь, не плати. Слезай с поезда. Или можешь сгрузить свои ящики здесь, как тебе удобно.

С купцов взяли таможенные пошлины и выдали им квитанции. Осталось ли что-то под ногтем у российских таможенников, неизвестно.

Потом, кажется, зашли санитарные службы, тоже чего-то шмонали. Потом какие-то в камуфляже с немецкой овчаркой. Как я уже сказал, я не знаю, к каким ведомствам эти господа относились. Мимо проходил один таможенник (?) с фонарем, вдруг резко повернул его в мою сторону, осветил стол и говорит:

- Это что такое?

На столе лежал мой миниатюрный фонарик, с которым я ходил в "туалет".

Я говорю:

- Вот, то, же, что и у вас, фонарик - зажег, показал.

У него фонарик, конечно, был получше.

- А я думал, бомба.

"Один умнее другого, - подумал я, - Кто бомбу будет на обозрение класть на стол?"

Около пяти утра, простояв на границе в общей сложности шесть часов, поезд тронулся и поехал дальше, на север, в Дагестан. Я заснул.

Не помню, где я проснулся. По-моим подсчетам, где-то в районе Избербаша. В купе зашел крепкий коренастый дагестанец, вероятно, лезгин, в камуфляжной форме и шерстяной шапочке на голове. К поясу у него был пристегнут пистолет в кобуре.

- Доброе утро, ребята!- на безупречном русском языке произнес он.

Я растолкал спящего Эмина, он продрал сонные глаза.

- Ваши документы.

Я ему дал свой паспорт. Сначала он принял меня за россиянина и вроде бы не стал придираться, но, увидев по паспорту, что я - иностранец, тоже стал спрашивать.

- Куда едем?

- В N, - ответил я.

- С ним едешь?

- Да, вместе.

- N! О, N - хороший город, славный. Я бывал там. Однажды мы туда машину гнали с товаром, на девятнадцать тясяч рублей пролетели. А город-то вообще хороший, - и, обратившись к Эмину, - А ты на базаре там Марину знаешь?

- Знаю.

- А Гасана, что торгует фруктами, знаешь?

- Ну,- с похмелья буркнул Эмин.

- А директора рынка , - он назвал какую-то фамилию, - знаешь?

Эмин кивнул.

- Да, N - хороший город. Так, ребята, с вас по пятьдесят рублей, сказал джигит, отдавая паспорта. Эмин нехотя порылся в карманах, вытащил оттуда деньги и отдал их лезгину. Пожелав нам счастливого пути, рэкетир в погонах удалился.

Ничего себе! И здесь то же самое! Заходит в вагон, подходит к пассажиру, тот мирный человек, никого не обижает а ему говорят : "Давай пятьдесят рублей!". Если с носа он по "питеру" снимет, сколько же тогда с поезда выходит? Но с женщин и со стариков, говорят, не так берут. И с русских тоже не так берут - у тех все таки есть некоторое понятие о праве. Хотя здесь многое решает принцип - кто нахальнее, у кого крепче нервы и меньше совести.

Часам к девяти утра приеали в Махачкалу, выехали в сторону Чечни, прошли рядом с ней, не заезжая на ее территорию, и от Кизляра уже до Астрахани через голые калмыцкие степи. Хорошо, что хоть через Чечню не едем. А то лет десять назад, при дудаевском режиме, говорят, на этих поездах такое творилось! Выбитые камнями стекла не считаются - это было просто приветствие! Вооруженные чеченцы заходили в вагон, кого хотели - могли ограбить, избить, и даже застрелить. Рассказывают, что один азербайджанский парень послал вайнахов подальше, завязалась потасовка, бандиты выволокли парня на перрон и хладнокровно обезглавили...

К нам подсел мужик, тот самый, что вез две горелки с газом, он был метис, отец у него азербайджанец, а мать - украинка. Когда распался Союз, он уехал на Украину. Его звали Валерий. При посадке в поезд он взял с собой только вещи и документы, а продукты в дорогу и деньги ему обещали принести на перрон его родственники. Однако родственники по каким-то причинам не пришли. И Валерий поехал домой без корки хлеба и с 500 манатами в кармане это около трех рублей - в Баку на эти деньги можно один раз проехать на автобусе или купить булочку, а в других государствах ничего не купишь и вовсе. Так вот, со всех сдирали деньги, а с него, горемычного, взять нечего. Ходил, голодный, по всему вагону, побирался. У кого чай просил, у кого хлеб. Ну, простые кавказцы в этом плане люди не вредные, и Валерий умудрился через четыре границы (азербайджанскую, российскую, еще одну российскую и украинскую) проехать с десятью центами в кармане. Чем не рекорд Гиннеса!

Безлюдная унылая калмыцкая степь... Выше сорок пятой параллели денег больше никто не вымогает - из Пустыни мы уже выехали, теперь - Степь. Проводники заводят магнитофон, и вагон наполняется эстрадно-блатными песнями.

Вечером мы приехали в Астрахань. Вдоль железнодорожного полотна череда гаражей. Переехали по мосту через замерзшую Волгу. Красиво. Не знаю почему, но понравился мне этот город. Какая-то энергетика от него исходит. Город как будто дышит. Из многочисленных труб идет белый дым. Ночь черная, морозная, звездная.

На астраханском вокзале я вышел на перрон. Морозно, но не холодно. удивительное ощущение. Раньше ведь я никогда не знал настоящих морозов, а тут где-то минус пятнадцать. Когда я впервые вдохнул этот морозный воздух, у меня было такое ощущение, что воздух какой-то отравленный, будто легкие мои заполнил не воздух, а какой-то неизвестный газ. Но потом я привык. В Баку даже бывает холоднее. Температура ниже минус трех здесь не опускается никогда, да и то ночью, но тут нельзя не брать в расчет ветер, сильный северный ветер, залезающий под одежду и проеживающий насквозь.

Ночь я спал спокойно, проснулся в Волгограде рано утром. Когда я был совсем маленьким, я был в этом городе. Мы по путевке тогда плавали по Волге. Посетили все крупные города на этой великой русской реке. Тогда папа и мама были вместе. Хороший, вообще, у меня отец. Еще в 1980-м году он во время этого путешествия видел в одном из древних русских городов в северном Поволжье полуразрушенную церковь, обратился с письмом в ЦК с просьбой о реставрации памятника архитектуры.

Тогда у нас у всех была Родина. Вот тогда я, может быть, был счастлив и не понимал этого. Сейчас у меня нет Родины. Поверьте, это очень страшно. Такое ощущение, как будто висишь в воздухе, не чувствуя под собою опоры.

Впервые я понял, что у меня нет родины, когда меня военкомат направил в больницу на обследование. До этого у меня уже был статус ограниченно негодного - спасибо одной русской женщине в больнице, спасла меня. Если б не она, не читать бы вам этой статьи. Если она жива - дай ей Бог здоровья, если нет - упокой Господь ее душу. Всю жизнь буду за нее молиться. Но через некоторое время военкомат вновь вспомнил про меня. Направил в больницу на переосвидетельствование. Пришли туда - а нам говорят - плати. Причем на вполне законных основаниях. За прием - ширван, за пленку - три ширвана. Что это за государство, мать его за ногу, что направляет потенциального призывника на обследование в государственное же медучреждение, а платить он должен из своего кармана! Да я за такое государство не только жизнь отдавать - ноготь состригать не стану. Вот тогда у меня и наступил момент истины, я прозрел. Тогда я и понял, почему мой отец уехал отсюда в N. "Я не хочу жить в обществе, где меня обкрадывают, обвешивают". Он говорил это еще в советское время.

Еще тогда продавцы здесь обжуливали покупателей, все выносили через черный ход. Это сейчас они стали любезны, заходишь в магазин, улыбаются, все в кулечек кладут, особенно, когда видят, что ты совершаешь серьезную покупку, а тогда сотрудники сферы торговли могли запросто обхамить. Внаглую, вещь, которая стоила 60 копеек, продавали за рубль. Когда их спрашивали, почему за рубль продаете, они отвечали : "А ты что, не знаешь почему?". Они никого и ничего не боялись, они считали себя элитой, а бедный, сирый потребитель стоял перед ними, как виноватый. Русские в Баку никогда не занимались торговлей. Они были инженерами, учителями, бухгалтерами, мастерами на заводах (но не в мастерских - сферу обслуживания (читай `сферу обжуливания') контролировали армяне). Армяне были сапожниками, парикмахерами, портными, часовщиками, ремонтировали квартиры, машины, бытовую технику, иногда работали зубными врачами, водителями. То есть это были такие специальности, где можно подхалтурить, подзаработать, где заказчик всегда делал "уважение" умельцу. Этот народец тоже был при деньгах. И евреи неплохо жили. Да даже сейчас, хотя 90% иудеев покинули нашу республику, но, те, кто остались, тоже хорошо устроились во всяких фондах, благотворительных и некоммерческих организациях, а иногда и коммерческих. Азербайджанцы же в советское время контролировали традиционно все, что связано с торговлей. Кладовщики, экспедиторы, завмаги, продавцы, бармены, базаркомы, цеховики, и также те, кто по долгу службы должен быть контролировать последних: ревизоры, ОБХСС, да и вообще милиция.

Все хлебные места, таким образом, держали кавказцы, то есть коренное население, вернее, определенная, привилегированная его часть. А мои предки просто получали по ведомости свои 130-150 рублей, исправно с них платя налоги. Приходили в магазин, покупали полкило колбасы, приносили домой, а там оказывалось 350 граммов. Вот так-то.

Почему под русскими никогда не было доходных мест, и почему кавказцы занимались в советское время торговлей? Сейчас я попытаюсь это примитивно объяснить. Да потому, что, в основном все местное население здесь было, по сути, сельским. Городов с промышленностью вплоть до XIX века здесь не было. А каков образ жизни у селянина (независимо от национальности)? Он выращивает урожай, отвозит его в город, становится на базаре и продает. То есть фактически у него два рабочих места: одно - поле, а другое - рынок. И на рынке он себя чувствует вполне комфортно: это его работа. Так поступали их деды и отцы, так делают и они, и тому же ненавязчиво обучат своих детей. Плюс к этому добавим, что мусульманский Восток географически стоял на перекрестке торговых путей, (вспомним тот же Великий Шелковый Путь), что также способствовало развитию посреднических отношений в этой метакультуре.

В России тоже были сильны купеческие традиции, но с развитием производственных отношений они постепенно сошли на нет, а после Октября и вовсе торговлю заменила распределительная система. Но в России были города! А у горожан другой менталитет: они стоят у станка, работают на стройке, на транспорте, пишут отчеты в институтах.

Поставь такого человека около прилавка, он почувствует себя неловко, кроме того, его постоянно будет преследовать ощущение, что он просто теряет время.

А кого Россия направляла в Пустыню? Крестьян? Но зачем, крестьяне средней полосы с трудом обоснуются на юге, там другой климат, другие условия, другие методы земледелия. И потом, там есть и свои крестьяне, которые прекрасно справляются с поставленной задачей, если, конечно, над ними держать палку и не спускать с них глаз. Торгашей посылать в Пустыню тоже не имеет смысла - ведь Россия ставила своей целью развивать там не базар, а промышленность. А кто нужен для промышленности? Квалифицированные рабочие и ИТР, то есть городское население. Вот их-то и посылала Россия в Пустыню.

То есть те русские, которые проживали в Пустыне, были в основной массе городским населением. Городским и по складу мышления, и по роду занятий, и по уровню культуры.

При Сталине у колхозников не было паспортов и они не могли так запросто перебраться в город. Где-то, эта мера, с моей точки зрения, была и несправедлива, и не слишком-то хорошо вписывалась в принятую тогда концепцию рабоче-крестьянского государства, но удерживала и село, и город от разрушения. Но потом пришел "добряк" Хрущев, и стал стирать грань между городом и деревней. Начался процесс урбанизации, усугубляемый тем, что если один кавказский, или среднеазиатский крестьянин так или иначе попадал в город, в силу своих трайболистских традиций он перетягивал туда своих многочисленных родственников. Некоторые из этих людей действительно становились через 20-30 лет горожанами. Кто-то оканчивал ПТУ и шел на завод рабочим, выпускники ВУЗов получали, как молодые специалисты, квартиры в городе, и оседали здесь, иные направлялись в другие регионы Союза, и пообтиравшись там среди других народов, постепенно забывали свои пустынные привычки. Некоторые продвигались по партийной линии. Это и были "национальные кадры", созданные Советской властью.

Но такие были не все. Вот приехал парень из деревни, куда он пойдет работать, если нет способностей и желания учиться? В цех? Да он боится грохота агрегата. В проектный институт? Да у него нет образования. А работой, по Конституции, Советская власть должна была обеспечить всех. Ну, пусть устроится в универмаг продавцом или приемщиком стеклотары. А если у него вдобавок дядя работал в райкоме, то уж точно племянник не будет в обиде - молодым везде у нас дорога. И они становились торгашами, что было для них, в общем-то, привычным делом. Ну, раньше, допустим, торговал помидорами, а сейчас тряпками в универмаге. Все равно ведь, занятие привычное.

А русские, заканчивая ПТУ, техникум или ВУЗ, шли работать на производство, в науку, в проектное дело, в образование - создавать "национальные кадры". Ну что, русский парень, окончивший техникум, у которого есть руки, голова, умение, смекалка, пойдет торговать в магазин? Да делать ему не хрена, он это считает ниже своего достоинства! В магазине он будет получать 80 рублей, а на предприятии, куда он пойдет, к примеру, электронщиком, у него и навыки не пропадут, и зарплата у него будет 150200. Каждый хотел использовать накопленные знания, применить их.

Вот и вышло своеобразное разделение труда : кавказцы заняли сферу торговли и отчасти обслуживания, а русскоязычные - сферу производства. В принципе, это есть во всем мире есть некоторое разделение труда по национальному признаку. Все хорошо было бы, если бы не одно обстоятельство...

В семидесятых годах произошла смена приоритетов, в какой-то мере смена системы ценностей. Постепенно, сфера обслуживания и особенно, торговли, стала более престижной, чем сфера производства. "Причем чем выше, тем гегемонистее," - сказал какой-то сатирик. Это смещение было вызвано возникновением такого понятия, как "дефицит". То одни, то другие вещи периодически исчезали из продажи.

Экономика страны стала явно нездоровой. На мой взгляд, этому способствовали такие предпосылки:

Старое, идейное, сталинское поколение коммунистов просто уходило. Хрущев упростил порядок приема в КПСС, и в Партию стали проникать не закаленные борцы-ленинцы, а демагоги, нашедшие для себя в красной книжечке ряд привилегий.

Идеологическое противостояние с Западом вынуждало правительство бросать огромные средства на гонку вооружений, на подпитку в развивающихся странах левых режимов.

Социалистическая экономика в целом была весьма неповоротливой, громоздкой, имела ряд "глюков" и серьезных недоработок.

В результате пестования национальных кадров на руководящие посты в республиках зачастую пролезали некомпетентные люди.

Село постепенно стало переползать в город, работать на селе стало некому, что привело к нехватке в стране основных продуктов питания. Уничтожили деревню - все переползли в город, а следом последовало уничтожение города - наводнение его деревенщиной.

Вскоре ввели талонную систему. Вот тогда и начался процесс, при котором продавец почувствовал себя главным распределителем, тем императивом, от судьбоносного решения которого зависело : дать - не дать. Отпущу дефицит родственникам, друзьям, знакомым, односельчанам, начальству, тем, от решения которых что-то зависит, а всем остальным - скажу, что не завезли. Потом "остальные" тоже стали подходить к продавцу, предлагая ему материальное вознаграждение за возможность достать этот дефицит. Отчасти и мы их сами воспитали такими.

Торговец автозапчастями почувствовал себя важнее квалифицированного инженера, мясник - важнее учителя. Теперь вспомним, кто у нас был инженерами и учителями? Русские и русскоязычные. А кто был торговцами автозапчастями и мясниками? Местные.

Теперь все ясно, я все разложил по полочкам.

Но при Советской власти русские, надо сказать, пользовались определенным уважением. Как ни воруй, директор, какими темными делами не занимайся, а перед Москвой-то отсчитываться надо. Значит, людей надо ценить, национальные кадры-то не всегда способны справиться с поставленной задачей, а производство все равно должно работать, план сдавать надо. А русские-то народ работящий и ничего для себя не требующий, и поэтому, нас ценили, как работников. И даже сейчас, там, где дирекция - из старых, городских кадров, к нам, в общем-то, неплохо относятся.

Слышал я байку об одном директоре завода в Баку, ну, азер, понятно, (а кто же еще, не вьетнамец же!), как-то на заводе застал русского рабочего за распитием водки. И только отругал его. В другой раз он поймал своих соплеменников, занятых подобным делом. Подошел к ним и вдребезги разбил бутылку. Они спросили его: "Директор, почему ты в тот раз, поймав русского рабочего, не разбил бутылки, а у нас разбил?", тот ответил: "Да потому что русские и пьяные работу выполнят, как положено, а вот нам, мусульманам, пить нельзя, потому что мы и трезвые не способны ни на что путное."

Но в целом после развала Союза выяснилось, что план сдавать больше не надо, и специалисты стали никому не нужны. Почет, которым они пользовались, девальвировался. Ну и что с того, что ты разбираешься в механике, ты не нужен, нам из Турции машину готовую прислали, к ней инструкция прилагается. Ты прекрасный радиотехник? А кому нужны твои радио, вон по два ширвана на толкучке сколько хочешь китайских. А ты кто такая? Учительница русского языка? Ты прочитала всего Тургенева? Да кому твой русский язык нужен?

Понимаете, ну, это для горожанина утверждение "Предприятия должны работать и выпускать продукцию", является аксиомой, а селянину, лишь несколько лет живущему в городе и непонятно чем занимающемуся, это невдомек. Так на все посты как раз и проникла эта деревенщина, как я уже описывал. "Мяня бу лазымдыр?" ("Мне это надо?") - этой сугубо национальной формулой у нас рассуждает каждый чиновник.

И потом, зачем предпринимателю искать хороших специалистов, налаживать производство, подбирать кадры? Тратить на самоокупаемость 10-20 лет? Да не проще ли сгонять за бугор, купить товар - благо, рынок располагает, привезти в республику и продать подороже? Все окупается через три месяца! Зачем ломать голову, изобретать велосипед? В современной эпохе оказались востребованными лишь люди, которые умеют крутить финансами.

Мне обидно и горько. Обидно за поколение своих дедов. Они воевали, и каково им было в конце жизни видеть, как все то, за что они боролись, за что воевали, за что жили и за что были готовы умереть, оказалось растоптанным и поруганным. Обидно за поколение своих родителей. Отработав всю свою трудовую жизнь, оказаться в итоге ничтожеством. Обидно и за наше поколение. Все отрочество и юность у нас пришлась на смуту, на комендантский час, войны, перевороты, контрреволюцию и тому подобное. "Мы живем, под собою не чуя страны,"- Мандельштам писал это в другое время и по другому поводу, но сейчас это, мне кажется, более актуально. Люди не имеют уверенности в завтрашнем дне. Не живут, а выживают.

Способности, мозги не ценятся, как я уже сказал. Это умный человек способен ценить чужой ум, дурак же не ценит, не понимает цену чужого ума, ему незачем ум. Если ты умный и изобрел, скажем, микроскоп, увеличивающий в 10 раз, а другой, более умный, изобрел микроскоп, увеличивающий в 20 раз, ты где-то будешь ему, может быть, завидовать, но ты будешь видеть в нем более грамотного специалиста, проникнешься к нему уважением. Но если твой уровень развития не позволяет тебе знать, зачем вообще нужен микроскоп, то к любому изобретателю микроскопов ты будешь относиться, в лучшем случае, как к чудаку, считая его занятия бесполезной тратой времени. Тебе просто не дано оценить его изобретение, и ум, его создавший. А на хрена мне микроскоп! скажет невежа.

А невеж становилось все больше. В девяностых годах у нас стала ходить горькая шутка: "Уехали золотые руки, золотые головы. Остались золотые зубы." Чем ничтожнее были чабаны и агрономы, приехавшие из самых глухих деревень, тем нахальнее они были и тем выше занимали посты. А ни одному чабану, достигшему места начальника, не будет приятно, когда рядом с ним кто-то, кто умнее его, он постарается сразу же окружить себя себе подобными - это элементарный закон психологии. И эти граждане навязали свой образ жизни всем остальным.

Азербайджан и по уровню жизни, и по международному положению, и по системе управления стал самой обычной латиноамериканской страной. Не описка ли это? Нет. Вообще, ту нишу, которую в Новом Свете занимает Латинская Америка, в Старом Свете занимает Кавказ. И здесь и там вспыльчивый народ, "горячий". Диктаторские методы управления также хорошо зарекомендовали себя, взяточничество тоже является общей проблемой. Прибавить к тому резкое разделение на богатых и бедных с весьма незначительной прослойкой пресловутого среднего класса. Это, впрочем, одна из проблем, стоящих сейчас перед всеми бедными странами в современном мире.

Извините, я разболтался.

x x x

От Волгограда поезд через донские степи повернул на запад, на Украину. Мы переехали по огромному мосту Дон. Боже мой, до чего удивительное зрелище! Какой огромный, величественный мост! На донском льду сидели рыболовы, просверлившие отверстия и удящие рыбу.

Проводники опять завели свой магнитофон. Что за привычка у кожюров заводить музыку во всю мощь! Эмин по-прежнему дрыхнул на верхней полке, осушив последнюю из своих четырех бутылок беленькой.

На станции Морозовск Ростовской области по перрону ходили русские женщины и кричали "Араг, араг!". Араг - это по-азерски "водка". Изучили уже, видать. Эмин проснулся и пополнил свои запасы еще двумя бутылками арага.

На одной из станций, не то Лихая, не то Лиховская зашла транспортная милиция. Потребовали у меня документы. Я им дал. Орлы проверили, отдали и ушли. Видимо, я не числюсь у них в списках террористов. И никто не вымогает, надо же - что значит выехать из Пустыни. Чудеса, да и только.

После обеда подъехали к российской станции Гуково, пограничному с Украиной поселку.

Заходит пограничница. Молодая, статная казачка, одетая в военную юбку и черные чулки.

- Документы !

С трудом удалось растолкать Эмина. Он спал наверху. Он проснулся, протер залитые арагом глаза, уставился на пограничницу и стал рассеянно искать паспорт. Залез в карман - нету. Под задницей. Нету. Под матрас руку сунул, не нащупал. Кое-как слез сверху, еще раз пошарил под матрасом, поглубже, и вытащил оттуда свой документ. Та проверила и говорит проводнику:

- А кто у вас из Грузии ?

Проводник ответил, что не в курсе.

Эмин:

- А зачем вам Грузия? Там совсем плохо, голодно, холодно.

- А вы откуда знаете?

- А я был там.

Пограничница прошла в следующее купе, и встала в проходе, повернувшись к нам спиной.

Елки-палки! Это надо было видеть физиономию моего спутника! Он весь вытянулся, высунул голову в коридор и уставился на ее облаченные в чулки ноги. Весь дышит тяжело, сопит, глаза выпучил. Самец! Мне и то смешно стало. Эмин провожал ее глазами чуть не до конца вагона.

Пришли таможенники. Вытащили из хранилища внизу вагона, куда кладут скоропортящиеся продукты, ящик с сушеной рыбой. "Чья рыба?"

Молчание. А рыбка-то проводника, вернее, его брата.

- Чья рыба?

Проводник говорит:

- Ну, моя рыба.

Таможенник говорит: - Где документы на рыбу?

Проводник: - Какие документы? Я ее в Астрахани купил на вокзале.

Брешет. Ее в Азербайджане выловили, скорее всего, в Куре, потому как они с братом Сабирабадские. Но на рыбе-то не написано "Made in Azerbaijan", ничего не докажешь.

Следует перебранка, пререкания. В конце концов, таможенник уходит.

Какую-то хорошо одетую широкогабаритную ханум (даму, то есть) таможенники высадили на перроне, что-то ей доказывают, а она им.

Заходит санитарный контроль. Женщина лет пятидесяти в белом халате делает замечание проводнику, что его вагон грязный и неубранный. Он разражается грубой бранью:

- Где грязный вагон ? Чего ты болтаешь ! Да у меня самый чистый вагон в поезде! Иди свои трусы вымой сначала!

- Ты тут не выступай ! - ну, казачки тоже разбитные бабы, за словом в карман не полезут.

Но наши проводники! О! Елки-палки, какие у нас проводники! Хамы страшные. За десять рублей могут тебя обругать на чем свет стоит, а уж если ты им предъявишь какие-то претензии, то вспомнят всех твоих близких родственников. Чая в помине не было. Я уж не говорю о том, чтобы его разнести по вагону - нет, сынок, это фантастика. Такого не бывает. Они вскипятили котел, а ты сам наливай в стакан кипяток, клади пакетик и пей на здоровье. Туалет замерз, унитаз забился. Мусор скапливается около туалета, поэтому-то на весь вагон идет запах гнилых фруктов. Если бы не эти санитарные проверки, устроенные Россией, то вагон бы вообще был гадюшником. Сейчас стало чуть чище, проблему мусора они решают очень просто и оригинально - попросту выкидывают его в окно во время движения. No problem! А чем занимаются проводники? Я же знаю азербайджанский язык, так вот, всю дорогу проводники только и делали, что делили между собой деньги. Кому сколько дать и с кого сколько взять.

Валерий все время ерзал на месте. Почему-то он очень боялся украинских пограничников, не знаю уж, чего, с документами вроде у него все было в порядке.

На территорию Украины (село Красная Могила - е-мое, ну и название, во сне приснится, испугаешься) мы въехали где-то через час езды. Граница проходит чисто условно - нигде нет колючей проволоки или даже столбов. Ну, заходят украинские пограничники. Все - разнаряженные, чопорные, самодовольные. Проверили документы.

Один парень попался. Тот ехал с азербайджанским паспортом, но не заграничным, а внутренним. Россия с такими пускает, а Украина - нет.

Наш внутригосударственный паспорт представляет из себя пластиковую карточку со встроенной внутрь фотографией. Что-то среднее между удостоверением участника выставки и пропуском на завод. Я такой тоже получил. Президент издал указ об обмене паспортов, я пошел его получать в отделение полиции. Узнал, какие надо документы, собрал, отксерил, заплатил в сберкассе госпошлину. Приношу в ментовку квитанцию, документы, старый паспорт, говорю :

- Давайте анкету заполнять.

Ханум-паспортистка говорит:

- Я вам дам анкету, только вы в курсе, что надо за нее два ширвана платить?

Я оторопел:

- Какие еще два ширвана? Вот квитанция, я заплатил, сколько велит закон, какие еще деньги?

Ханум взвинтилась от злости, швырнула мне на стол анкету, велела самому с ней пойти, снять ксерокопию и принести целых пять экземпляров. Так я и сделал, ладно, ляд с ней, два мамеда отдал (один мамед 1000 манатов, около 6 руб 50 коп.). Через месяц мне выдали паспорт нового образца. Вот такой у нас бардак. Пришел выполнять указ Президента, а с меня деньги тянут. Месяц, точнее три недели - это срок по закону. Если хочешь быстрее - плати "катализатор" - пять ширванов. Так вот и живем.

Парня с внутригосударственным паспортом ссадили украинцы. Он хотел им дать в приватной обстановке, как сам сказал, пятьдесят рублей, но те назвали свою цену: тысячу. У него таких денег не оказалось, и парню пришлось слезть. Как же так получилось, что ему продали билет, не проверив наличие необходимых документов? Да очень просто - у него вовсе билета не было - он договорился с проводником. А проводнику не все ли равно, давай ему бабки и езжай хоть по читательскому билету из библиотеки. У Валерия проблем не возникло.

Таможенники вели себя довольно нагло: увидели пакет, рядом с которым не было хозяина, да как заорут: "Чей пакет?". Когда ответа не последовало, они продырявили его, и из дыры наружу посыпались, покатились по всему вагону ядра орешков. Проблему с сушеной рыбой Эмин взял на себя: Дал таможеннику кулек, а в него положил две рыбины. Будет с чем хохлам пивка дернуть.

Едва поезд тронулся, Валерий успокоился, повеселел, как-никак свое государство, все границы позади, стал мне рассказывать, чем он на Украине занимается. Он фермер, скотовод, большой спец по забиванию животных. Рассказывал мне нюансы, как забить птицу, свинью, барана, козу, корову, причем говорил об этом со смаком и знанием дела. Темнело. В поезде становилось холодно, проводнику просто лень было топить печку. Я закутался в дубленку и одел шапку, чтобы в голову не дуло из-под окна.

Эмин пристал к одному здоровенному украинцу, севшему где-то в Донбассе.

- Самогон есть?

- Нету.

- А кем ты работаешь?

- Шахтером.

- Что ты за шахтер, если в дорогу самогон не берешь?

Последняя реплика, видимо, задела самолюбие шахтера, и он принес Эмину в пластиковом стаканчике какую-то бормтуху. Эмин сразу прикончил принесенное.

После некоторого перерыва Эмин и Валерий принялись репрессировать последнюю бутылку водки. Валерий разошелся, выпил с Эмином на брудершафт. И полились классические пьяные речи, сопряженные объятиями и лобызаниями :

- Ты мне как брат родной, приезжай ко мне. Вот адрес:....

- И ты мне родной. Ты настоящий мужик.

На голодный желудок, как известно, пить не рекомендуется. Вот спьяну-то Валерий и проболтался нам, что уехал из Баку собственно из-за того, что жена у него была армянка.

Сколько поломанных судеб! Сколько распавшихся семей, сколько беженцев, сколько погибших в межнациональных конфликтах! Если бы не горбачев (я умышленно пишу его имя с маленькой буквы), наверно, не было бы всего этого. Да, мы жили не идеально, и проблемы были, конечно, но разве решить эти проблемы, разжигая межнациональную рознь! Гады, только так их можно назвать! И гады эти все обтяпали так, что формально-то привлечь не только некому, но не за что и некого. Это когда был Нюренбергский процесс, там все было ясно, враг один. А они, даже найдись такой судья, будут просто валить друг на друга.

Все в Азербайджане понимают, что Нагорный Карабах наша республика потеряла из-за того, что его попросту продали наши же политиканы, и после описания мною того, что происходит во всех сферах жизни этой республики, вы понимаете, что ничего удивительного в этом нет. Это признает и власть, и оппозиция. Но все валят или друг на друга, или на третью сторону.

А сколько погибло в этой бойне ребят по возрасту чуть старше меня, сколько людей лишились крова! Кто считал слезы матерей, получивших цинковые гробы, кто считал камни, оставшиеся от селений? Кто считал деньги в карманах нуворишей, чиновников, генералов, военкомов, расхитителей гуманитарной помощи!

В 1992-93 году парень призывного возраста боялся просто выйти на улицу. Его ловила устраивавшая облавы полиция, сажала в автобус и отвозила в военкомат, даже не дав позвонить родителям и сообщить им о своем местонахождении. А потом, молодого, зеленого, не нюхавшего пороха - под пули. Сколько горя, сколько жестокости и лжи было в этой войне! Я тогда учился в школе, и, стоя на остановке, однажды обратил внимание на офицера, кутающегося в шарф, хотя на улице не было холодно. А однажды ветер дунул и, отхлестнув шарф назад, обнажил его лицо. У него был оторван нос, потерял он его на этой войне, и чтобы не шокировать окружающих зияющей раной, он вынужден закрывать лицо шарфом. Чья-то пуля изуродовала его на всю жизнь. С тех пор я стал пацифистом, остаюсь им и по сей день. Ненавижу насилие.

Беженцы заполняли город. Их селили в санаториях, общежитиях, недостроенных зданиях, тех же, которым повезло еще меньше, селили прямо в поле в палатках. Число беженцев в Азербайджане перевалило за миллион - это значит, что каждый восьмой - беженец. Мы явно проигрывали войну.

В июне 1993 года к власти пришел Гейдар Алиев, бывший в "застойные" годы Первым Секретарем ЦК КП Азербайджана. Тогда у нас был как раз школьный выпускной вечер. Мы вышли на плоскую крышу дома одноклассницы, где мы справляли окончание школы. Брезжил рассвет, занималась заря. Где-то на небе сияла планета, видимо, Венера. И так было отчего-то хорошо, спокойно, радостно, казалось, вся жизнь впереди, новые и новые горизонты представали перед юношеским взором.

`Боже, какими мы были наивными,

Как же мы молоды были тогда !'

Война прекратилась, воюющие стороны подписали перемирие, которое длится вот уже десять лет. Многие люди ропщут на нынешнюю власть в основном из-за тяжелой экономической ситуации и нерешенности карабахской проблемы, но понимают, что "дедушка", конечно, когда-то рано или поздно уйдет, но ждать кого-либо лучше, чем он, не стоит. Если в России, когда уходил Ельцин, все облегченно вздыхали, потому что понимали, что более бездарного политика, чем он, трудно себе представить, то здесь все наоборот. Обыватели с ужасом ждут новой борьбы за власть.

Честный человек в Пустыне не может придти к власти по определению. Это не значит, что все коренные жители юга - жулики, нет, среди них есть и добрые, и приличные, и умные, и интеллигентные, и толковые, поверьте, я немало таких встречал, но - к власти здесь прорываются только алчные и беспринципные. Самые беспринципные, одним словом, гады. Власть представителям этой метакультуры противопоказана. Кожюр, дорвавшийся до власти, теряет человеческий облик. Будешь мямлить, у тебя не будет денег, а значит, и силы, и тебя съедят. Будешь "чесать" чиновников, бороться с коррупцией, и они в конечном итоге сметут тебя, обвинив во всех смертных грехах.

Но люди согласны мириться со всеми этими безобразиями, лишь бы не было войны! Лишь бы не слышать по радио новости о сданных врагу деревнях, лишь бы не дрожать в ожидании того, что в дверь постучат сотрудники военкомата, чтобы забрать на фронт сына или мужа. Но, с другой стороны, пока не решена основная проблема государства - восстановление его территориальной целостности - можно говорить лишь о временной стабильности.

Иногда мучим бессонницей, я спрашивал себя "Что меня ждет? Ужас. Что делать? Неизвестно." Некоторые называют меня маменькиным сынком. Но у меня никого нет, кроме нее и старой, почти что недееспособной бабушки. А что если начнется война и меня возьмут на фронт? И я погибну? Выдержит ли это моя бедная мать? И ради чего? Ради Родины? Но Родину у меня отнял горбачев в 1991-ом году, а Азербайджан приватизировали... В общем сами знаете, кто приватизировал.

Мне не за что умирать. Как пел Цой, "Ты мог бы умереть, если б знал, за что умирать". А умирать за то, чтобы кто-то строил себе дачи и виллы, покупал Мерседесы и Моторолы, я не собираюсь.

Родина - это ведь не просто кусок территории, обнесенный колючей проволокой, это ведь, согласитесь, и нечто большее. С чего начинается Родина? С картинки в твоем букваре? Но сейчас в школах учат совсем другим идеалам, каким, я уже описал. С хороших и верных товарищей? Пусть мне приведут и покажут этих товарищей.

Ведь почти все, кто был со мной тогда на крыше в выпускной вечер, давно уехали. Даже представители коренной национальности. Знаете, сколько неприятных минут я пережил, когда только и слышал, что уехал один мой одноклассник, другой одноклассник, тот собирается уезжать. Уехали родственники. Сначала молодые, потом перетащили и своих родителей. Уехал сосед, сосед из другого дома, уехал знакомый, уехал друг. Другой друг. Уехал одноклассник. Уехала учительница. Еще одна учительница уехала. Бабушкина сотрудница продает квартиру, недорого. Вот еще кто-то во дворе грузит контейнер. Вот на толчке стоят русские люди с усталыми, наполненными безысходностью глазами, в их руках объявления "Продается квартира", "Меняю Баку на любой город России".

Первая волна переселенцев была еще в 1988 году, когда только начался вооруженный конфликт между двумя республиками: Азербайджаном и Арменией. Погромы азербайджанцев там и армян здесь. Митинги, забастовки. Отец мой был в этой первой волне переселенцев. Но в основном в 1988-89 году уезжали армяне. В основной своей массе, в России они устроились очень даже неплохо, я бы даже сказал, гораздо лучше нас, русских. В Москве осели, в Подмосковье, в Ставропольском, Краснодарском краях, устроились на хорошие должности, получили статусы вынужденных переселенцев, беженцев.

Вторая волна - это были военные со своими семьями, уехавшие из Азербайджана во время январских событий 1990 года. Тогда, когда в городе началась очередная буча, горбачев ввел войска, и погибло около двухсот человек. Военные, дислоцированные в Баку, стали покидать город, опасаясь за себя и за семьи. Впрочем, уезжали и русские, не имевшие отношения к армии просто, перед их глазами был пример армян, и они испугались.

Третья волна - после прихода к власти Народного Фронта в 1992-93 годах. В течение этого года происходили открытые вооруженные столкновения, да что говорить, шла настоящая война между республиками. Люди боялись за сыновей, мужей, их увозили от войны. Да и Народный Фронт проповедовал откровенно националистическую политику по отношению ко всему советскому и русскому. В 1993 году Эльчибей, главный наци, ушел, власть переменилась, на некоторое время нападки на "имперскую" Россию прекратились. Но люди все равно уезжали. Просто если раньше это было похоже на бегство, то теперь это скорее напоминало организованный исход. Во всяком случае, очередь у Российского посольства была немалой. Уезжали и раньше, и между этими волнами тоже. После 1993 года стали уезжать уже те, кто хотел воссоединиться со своей семьей: брат перетягивал в Россию брата, муж - жену и детей, сын - мать и отца.

Потом уже стали уезжать, потому что здесь никого не осталось. Потому что просто не с кем было посидеть в парке, поболтать вечером по телефону, обсудить прочитанную книгу. Потому что было противно жить на переименованных улицах, ломать язык, называя новое название твоего района, потому что снимались все вывески на русском, потому что на идущего по улице славянина понаехавшая в город деревенщина таращилась, как на с луны свалившегося. Потому что сидя в автобусе он, культурный человек, чувствовал себя неуютно среди кричащих, грызущих семечки поросших щетиной приезжих районских парней. Потому что русский язык стал насильственно вытесняться, а азербайджанским большинство из русских бакинцев не владели в достаточной степени.

Приведу один такой факт, несколько комический, но вызывающий горькую улыбку. Раньше бакинские кошки откликались на "кс-кс-кс", сейчас уже нет, они уже откликаются на "пш-пш-пш". Потому что по-азербайджански "кошка" будет "пишик". Понимаете, о чем я ?

И не только национально-политическая ситуация была причиной исхода, но и чисто экономическая. Закрывались заводы, фабрики, институты, конторы. Работающие получали маленькие зарплаты, 15-20 долларов, а пенсионеры получали еще более мизерные пенсии. Причем получали их с задержкой в три-четыре месяца. Народ нищал. Бедняки продавали за бесценок свое имущество. Никогда не забуду увиденного: на улице стоят общипанные, доведенные донельзя русские бабушки, продают вазы, сервизы. А может быть, она продает то, что дорого ее сердцу? Может, она когда-то честно работала на заводе, и сослуживцы подарили ей эту вазу на день рождения? Или это память о близком человеке? И - самое главное - кто купит? Везде полно и посуды, и одежды - понавезли из-за границы. У меня, как у любого нормального русского человека, не черствое сердце, я не мог без чувства сострадания смотреть на них. А что государство сделало с банковскими вкладами?! То, что собиралось, копилось, откладывалось десятилетиями, то, что люди отрывали от себя, инфляция уничтожила за один-два года. Разве это справедливо? Когда государство замораживает по решению суда вклады каких-нибудь преступников, негодяев, террористов, вроде Усамы бен-Ладена, это понятно. Но ведь эти бабушки никогда ничего плохого не делали никому, они всю жизнь молча и покорно вкалывали, откладывая по копейке себе на похороны. И так с ними поступить! Получается, что всех своих граждан государство априори рассматривает как негодяев?

Но я не какой-нибудь оголтелый шовинист, и в честном, приличном человеке другой нации я не вижу своего врага. Как-то на улице я встретил пожилого азербайджанца, на его пиджаке висели медали участника Великой Отечественной. Воровато, озираясь по сторонам, старик продавал лимоны. Продавцов гоняла полиция - мол, идите на базар и торгуйте там себе на здоровье. А почему люди не идут на базар - да потому что едва они пойдут туда, начнется: базаркому - дай, участковому - дай, санитарной инспекции дай, в результате с учетом издержек товар будет стоить в два раза дороже, и его никто не купит, так как и само население тоже бедствует. И орлы гоняли таких торгашей, подойдут, распинают, растопчут ягоды, могут и дубинкой огреть. (Вы, сраные диссиденты-правозащитники, скажите, когда при "тоталитарном строе" менты ходили с резиновыми дубинками ?). Оскорбления от орлов стоит вообще рассматривать как комплименты. Надень на них погоны - и они возомнят себя богами, причем свою "божественность" будут подчеркивать хамским отношением к согражданам. Стоят на улице две женщины с тяжеленными сумками, продают товар, подкрадывается сзади орел, свисток в губы и как свистнет! Женщины испугались, схватили сумки и пошли прочь. Орел - за ними. С сумками-то идти трудно, а тем более убегать от полиции, а орел за ними поспевает, подходит, догоняет и еще раз свистит в ухо. Гад, словом. Но если ему дать несколько мамедов, то мент будет не замечать торговца. Причем взятку они брали открыто, при всех, никого не таясь, сколько раз я был свидетелем. Да, так вот, чтобы не обращать внимание на себя, дед этот подходил к прохожим, доставал из сумки лимоны и предлагал их купить.

- Сынок, купи лимоны, четыре штуки на мамед.

- Нет у меня денег сейчас.

- Пять лимонов на мамед.

- Ай, дедуля, денег нету, да.

Старик вздохнул с горечью:

- И у меня тоже нету... Ты русский?.

- Да.

- Э, русские люди хорошие. Когда был Советский Союз, я как человек жил.

- Нет больше Советского Союза, - я пожал плечами, - что хотите независимость.

- Е*** я эту независимость, - с омерзением сказал аксакал.

Мне стало жалко старика, я вытащил последний мамед и купил у него четыре лимона.

=

x x x

От этого кошмара, беспредела, ниезвестности люди уезжали. Уехали очень, очень многие. Раньше, бывало, проезжаешь по городу, и говоришь: "А, вот в этом доме живет наш учитель. Вот там живет одноклассник. О, а там знакомые моей мамы живут, мы у них в гостях были. Это - мой город."

А сейчас: "О, это моя школа. Я в ней когда-то учился, в ней сейчас нет русского сектора. А в этом доме наша классная руководительница жила, в Москву в позапрошлом году уехала. А здесь жила наша родственница, она в Саратов уехала. А еще кто-то в Саратов уехал? А, вспомнил, Генка, сын военного. Он еще с Катькой все время заигрывал. Катька уж пять лет, как в Америку уехала. Катька уехала, и Ленка, подруга ее, уехала. О, а в этом дворе мы с Алешкой играли. Где теперь Алеша? В Ставрополе, кажется...". Возникает ощущение, что едешь по мертвому, пустому, чужому тебе городу.

Одна бакинка, год назад была в Петербурге, так она говорит, что там она за месяц отпуска встретила больше знакомых, чем осталось в Баку!

Оставшиеся здесь теряли, порой навсегда, друзей и родственников, знакомых и соседей, - все, кого нажили здесь за многие годы жизни. В основной массе это были интересные и неплохие люди. Мир, в котором мы жили, рушился. Причем, чем больше умных людей уезжало, тем более остававшиеся здесь предавались тоске и унынию, тем чаще от охватившего их одиночества, а вослед ему и отчаяния их посещали мысли о бегстве. Раньше, бывало, на праздники к нам приходили родственники, друзья, мы вместе обедали, обсуждали новости, смеялись. А теперь мы живем как будто в изоляции. После 1991 года я не помню, чтобы у нас весело прошел хоть один новый год, хоть один праздник.

Нет, нас не бьют, не преследуют из-за этнической принадлежности. Баку это не Грозный и даже не Рига. Скажу прямо, по отношению к русским Азербайджан еще далеко не самая неблагополучная страна СНГ. В определенной доле это и заслуга нынешнего режима. Но после 1992-93 годов чувствуешь себя как изгнанником, чувствуешь себя ненужным своей стране. Обидно. Живешь, но, будто бы наполовину, словно бы дышишь одним легким. Не удивляйтесь, но я, молодой человек, иногда чувствую себя стариком. И знаете, почему? Да потому, что именно старости присущи те явления, что я описал: ощущение собственной ненужности, никчемности, беспомощности. Уходят твои друзья, дорогие и близкие тебе люди. Исчезают. А молодости присуще совсем другое по определению - наоборот, энергичность, эксперименты, заведение знакомств, заложение основ будущего, предпосылки для создания семьи, для своего дальнейшего социального статуса. А мне сейчас даже и влюбиться не в кого. Просто не в кого, нет, как говорят математики, области определения функции...

Но самое страшное, что многие русские бакинцы, переселившиеся в Россию, и там не ощущают себя дома, чувство ностальгии, порой переходящее в щемящую, тупую боль, не покидает их и там. Во-первых, было бы глупостью сказать, что Русь принимала их хлебом-солью, они и там продолжали сталкиваться с экономическими трудностями, а во-вторых, они с трудом осваивались на новом месте - жизнь-то прошла в другой республике, с другим климатом, с другими понятиями, с другим бытом и укладом, среди других людей. На адаптацию нужно лет пять-десять, как минимум, пока освоишься, обзаведешься знакомыми, связями, пока станешь считать родными стены твоего нового дома. Получаешь от уехавших письма, и все они буквально плачут, так и говорят, "кажется, что мы в гостях, и вот-вот сядем на поезд и вернемся к себе домой, в Баку", вспоминают свой родной южный город, где прошла их жизнь, во сне видят своих старых бакинских друзей и знакомых (которые-то и сами, скорее всего, куда-нибудь уехали), узкие серые улочки Баксовета, лавочки на Торговой, книжный Пассаж, увитые виноградниками и плющом, освещенные щедрым солнцем стены Монтинских двориков, Шиховский пляж, на берег которого набегают волны, Приморский бульвар, с разводами нефтяных пятен на поверхности воды, ресторан "Садко", вынесенный на дамбе далеко в море, полупустынный пейзаж солончаков, разноображенный нефтяными качалками и мутными озерцами, уютные Мардакянские дачные домики с инжиром во дворах. Люди же жили здесь, они уже привыкли ко всему этому, и именно из таких мелочей и складывается понятие малой родины... (А что, бывшие бакинцы, разве это не так? Бывшие рижане, душанбинцы, грозненцы, кишиневцы, ферганцы, ставшие волей судеб москвичами, белгородцами, волгоградцами, свердловчанами, пензенцами - разве вы не вспоминаете свою доперестроечную родину? Да никогда не поверю!)

И потом, даже когда все перебирались в Россию, это не гарантировало воссоединение семьи. Один брат, например, перебирался в Саратов, другой, с родителями - в Подмосковье, дочка его выходила замуж за еврея, уезжала в Германию. Так рушились семейные гнезда.

Знаете, когда говорят о белогвардейцах, о белоэмигрантах, мне очень понятна и близка их трагедия, их боль разлуки с Родиной - я сейчас говорю не об идеологии. Примерно то же самое пережили и мы. Кто - эмигрировал, а кто остался, но никто не стал счастливым. Уехать, допустим, можно. Но разве это счастье - жить с ощущением того, что тебе пришлось отправляться искать лучшей доли в чужих краях, бросив отчий дом? Чувствовать себя изгнанным - не важно, чем изгнанным - нищетой, национальными преследованиями, страхом перед войной, и нести эту боль всю жизнь?! Осадок все равно остается. Разве это не трагедия? Трагедия миллионов и десятков миллионов, оказавшихся чужими здесь и чужими там?

Однако уезжали не только русские. Уезжали украинцы и евреи, татары и лезгины. Поехали и семьи метисов. Потом поехали в Россию и чистые азербайджанцы. Были среди них принципиальные, в основном, русскоязычные, представители интеллигенции, да и просто приличные люди, которые, конечно же, есть в любой нации, понимающие, что так жить нельзя. Что государство, где коррупция называется уважением, а кумовство является нормой жизни, далеко не поедет. Уезжали на чужбину и те, кто попроще, из более прозаических соображений, кто-то работать разнорабочим, кто-то спекулировать, заниматься "алвером" - на заработки, надеясь вернуться. Но не возвращались. Оседали там, получали российское гражданство, даже и не думая возвращаться. Были такие, которые даже стали презирать своих соплеменников и свою историческую родину. Они там, среди чужих народов, добивались больше, чем среди своего, и добивались не "дядей", как принято на Востоке, а своими головой и руками.

"Мне тогда - сам Бог велел бежать прочь, - думал я ночами, - и у меня папка там, голый, общипанный, помощи от него никакой, но хоть будет где мне жить. Но на что бежать? И как бежать? Бросить больную мать я не могу. Она недавно пережила операцию. Ее сердце не выдержит..."- Сердце мое мечется в грудной клетке, точно птица, оказавшаяся взаперти, не зная, что делать.

И тут - такой случай. Мы все втроем переселяемся в Россию. Мне это решение тоже далось с трудом, оно было в буквальном смысле выстрадано. Наконец, в какой-то момент, мать дала свое согласие. Вот и катит сейчас меня поезд по заснеженным долам самостийной Украины.

x x x

В дупель накачанному арагом Валерию с его газовыми горелками мы помогли слезть с поезда, где он был встретчен своими детьми. Детьми, в которых перемешались три крови: украинская, азербайджанская и армянская, но которые мыслят и говорят на русском языке.

В вагоне стало совсем холодно. Я выпил чаю и, закутавшись в одеяло и дубленку, уснул.

Под Харьковом меня разбудил Эмин. Было часа три ночи. Я собрал свои вещи, попрощался с проводниками и сошел с Эмином на Харьковском вокзале. Было довольно морозно - плевок замерзал сразу. Какой красивый в Харькове вокзал! Самый красивый изо всех, что я видел. На нем купол, стены в росписях. Стоят памятники Марксу и Ленину, на головах которых сидят аполитичные голуби.

Как и на любом вокзале, маленькие магазинчики. Ценники висят. Какое здесь дешевое пиво! Чуть больше одной гривны! В украинских деньгах мне ориентироваться даже легче, чем в российских, одна гривна примерно равна одному мамеду.

Эмин договорился с проводницей, она нас поместила в купе вагона, и мы поехали в Россию. Удивительно, украинских таможенников я в Харькове даже не видел.

Блин, какой теплый, какой чистый вагон! Освещение работает! В наших же вагонах - это фантастика! В Белгороде нас проверила пограничная служба и ленивый таможенник.

Поезд поехал дальше. Рано утром мы приехали в Курск, а оттуда на автобусе - в N. Эмин отправился к себе домой, а я - в деревню, где жил мой отец.

Когда отец увидел меня, он чуть не потерял дар речи - не ожидал меня увидеть.

x x x

Россия - мачеха

В Баку с Эмином был уговор, что он в N на свои деньги купит мне квартиру, я получу на руки купчую на мое имя, ключи и поеду с ними в Баку. Там мы подпишем на родственника Эмина дарственную на нашу квартиру. Это был очень удобный для нас вариант, так как не надо перебиваться с места на места, а сразу приедем на уже обустроенную, нашу квартиру. Эмин обещал помочь и с работой в N.

Однако оказалось, что мой отец cбуквоедничал, стал настаивать, чтобы мы заключили договор с Эмином, а то вдруг он кинет нас. А как мы заключим этот договор, если все участники договора находятся в Баку? Эмин стал тянуть с заключением этого договора. И вообще он какой-то подозрительный тип. Еще в Баку он упорно не показывал мне свой паспорт. Даже когда мы покупали билеты, он купил билет на паспорт своего родственника.

- А зачем вы не купили билет на свой паспорт ? - спросил я его.

- А у меня регистрации нету, а кассирша мозги делать начнет, - ответил Эмин.

Как я понял, он живет в N, и он гражданин РФ. Как он рассказывал, он и родился в России, да и говорил не так, как говорят местные бакинские русскоязычные азербайджанцы и, может быть, даже, в какой-то мере и я - у него чувствовался натуральный центрально-черноземный говор, ложившийся на его азербайджанский акцент. Интересное было явление. Если ему верить, всю Россию он изъездил вдоль и поперек, и тут и там у него были знакомые.

- А как же вы сядете на поезд, если билет куплен на чужое имя?

- Да сделаю проводнику `уважение', и все тут.

Я поверил. Но всем пограничникам он показывал азербайджанский загранпаспорт, такой же, как у меня, выданный в бакинском ОВИРе. За кого он себя выдает? С кем я связался? Поэтому-то моя мать так волновалась, отправляя меня в Россию.

И потом - как он вышел на нас? Отец сказал, что не давал ему наш номер телефона. Непонятно.

В N мы пошли регистрироваться - меня отказались регистрировать в N, потому что я, как они сказали - "лицо кавказской национальности". Я долго смеялся, но это был смех сквозь слезы. Потом оказалось, что у них там было какое-то совещание, и пока оно шло, чтобы не было недоразумений, регистрацию временно приостановили. В конце концов через десять дней печать о регистрации мне поставили.

Отец мой тоже не лаптем щи хлебает - обложился законами, стал читать. Достали "Закон о правовом положении иностранных граждан в РФ", стали ходить по юристам, по инстанциям. Вот тут-то и выяснилось, что Вид на жительство дадут не через три месяца, как сулил в Баку Эмин, а только после, как минимум, года проживания. Причем не просто проживания, а проживания на основе специального разрешения. Оно так и называется - "Разрешение на временное проживание". Чтобы его получить, нужно сначала устроиться на работу, и оттуда принести справку, что я - платежеспособный. А на работу меня не возьмут, потому что я - иностранец. Иностранцу можно устроиться на работу лишь на основе специального разрешения на осуществление трудовой деятельности. Причем не у меня это разрешение должно быть, ладно бы, купим, а у моего работодателя. А ему нужны лишние проблемы, не проще местных гавриков нанять? Эмин обещал меня устроить в N, но его слова дальше обещаний не пошли - так он и не показал меня моему новому начальнику. Да и потом, мое трудоустройство было бы сопряжено с государственной службой, а туда иностранцев не берут по закону.

А что касается матери и бабки, так тут еще сложнее. Пенсии они не будут получать вплоть до получения Вида на Жительство. А на что им жить эти полтора-два года? Одну я, может быть, и потянул бы, но двоих вряд ли. И не известно, устроюсь ли я на работу сразу? Иностранцу ведь гораздо труднее, чем местному.

Это что касается средств существования и правового статуса. С покупкой жилья оказалось еще труднее. В N купить квартиру просто невозможно - Эмин не располагал такими деньгами, во всяком случае, нашу квартиру в Баку он оценил гораздо ниже, чем стоила равноценная квартира там. К тому же нам сказали, что, если иностранец покупает недвижимость, с него берется налог 30% от стоимости покупки.

Все это означало, что денег нам хватит лишь на домик в деревне. Жить в деревне мои предки в Баку наотрез отказались. Да и я из Баку-то уехать собрался потому, что город превратился в деревню. И опять месить грязь? Это же шаг назад! Да и потом выяснилось, что иностранцу дом продадут, а на землю он прав не имеет.

Стали искать в небольшом поселке около N хоть какую-нибудь квартирку тоже ничего не вышло, хозяин квартиры был где-то очень далеко, а ждать его не было возможности. Рынка жилья в этом поселке почти не было.

Еще один нюанс. Россия требует, чтобы загранпаспорт был переведен на русский язык и нотариально заверен. В Баку с меня за эту услугу взяли два ширвана. В одной из государственных организаций по недвижимости в городе N у меня потребовали паспорт и его перевод. Я показал. Чиновник посмотрел перевод. Там была ксерокопия моего паспорта, построчный перевод каждого атрибута, и ниже стояли печати бакинской переводческой фирмы и нотариальной конторы, заверившей его. Ниже по-русски от руки было написано : "Перевод произвел Ашраф Расулов". Но весь прикол в том, что эти печати тоже были на азербайджанском. А откуда чиновник знает, что это за печати? Может, мне кладовщица перевела и за бутылку свою печать поставила? Тоже пришлось заново переводить, уже в России, N, где русская печать.

Короче, я понял, что все против меня, и поэтому рисковать тем малым, что есть в Баку, я тоже не мог. Отпуск мой заканчивался. Потерять работу для меня равноценно смертному приговору. А оказывается, оформление купчей занимает месяц-два, и я явно опаздывал. Я стал торопить Эмина, давай, подпиши договор, какой отец просит, (отец запретил мне без письменного договора предпринимать что-либо), подыщи мне квартиру, поговори с хозяевами, отведи меня на место моей будущей работы. Он говорил "да, да, да", а сам смывался. К своим обязанностям он относился весьма несерьезно - прибегал на полчаса к отцу обсудить с ним ситуацию, потом убегал, сославшись на то, что торопится. И регистрация, и хождение по юристам - все осуществлялось за наш счет. Деньги мои подходили к концу, а отец и вовсе безработный, неплатежеспособный, живет на пенсию своей матери. Эмин обещал возместить мои траты. Обещал...

Но пропал. Через неделю пришел его родственник, и сказал, что Эмин вывихнул ногу и лежит в больнице. Я еще раз поторопил их, они обещали, что все сделают в сроки, у них, якобы, знакомый юрист, он все оформит без задержки. А оставалось-то чуть больше недели.

В конце я все же решился, во что бы то ни стало начать процедуру оформления Разрешения на временное проживания. Прихожу в отделение, а мне заявляют "Все это приостановлено". Кем, когда, почему - никто не дал вразумительного ответа. Вот так-то. Значит, получается, мы сорвемся с места, приедем сюда, а у нас даже не будет правового статуса. Россия хлопнула дверью перед моим носом. Россия оказалась не матушкой, а мачехой. Мою маму, русскую, родившуюся в России, крещенную в Русской Православной Церкви, Закон приравнял к какому-нибудь китайцу, что вырубает тайгу и занимается контрабандой. Не хотите мне давать полноправного российского гражданства, считать меня равноправным членом вашего общества - не надо, не давайте. Даете мне птичьи права - давайте птичьи, но права, которые бы как-то определяли мой социальный статус. Если пять лет надо ждать гражданства, хорошо, подожду, десять - подожду. Я хочу одного - господа политики, если вы не помогаете мне и таким, как я, то, по крайней мере, не ставьте препоны, не унижайте людей, разберитесь с законодательством, чтобы оно не ставило людей в дурацкое положение...

А то как в песне Жанны Бичевской на слова Ю. Борисова :

"Все теперь против нас, словно мы и креста не носили,

Словно аспиды мы басурманской крови,

Даже места нам нет в ошалелой от горя России,

И Господь нас не слышит, зови - не зови."

Я стал собирать чемоданы. До последнего часа я глядел на дорогу, ожидая появления Эмина, но он так и не появился.

Мы с отцом поехали в Курск, потом в Белгород.

Ну, каковы мои впечатления от России?

Как сказать, конечно, по сравнению с Азербайджаном, там жить легче. Там, по крайней мере, рабочий может расчитывать на трудоустройство. Требуются водители, сварщики, экскаваторщики, каменщики и особенно дворники. Интеллигенция не в чести, правда.

Вообще мне обидно за Россию. Знаете, если вдуматься, то Россия оказалась даже в худшем положении, чем южные республики. Почему? Да потому что эти республики получили то, что заслужили, то, за что боролись, за что ратовали в 1988-1992 г.г. Ведь кричали же на митингах, да еще как кричали! Стремились к независимости, и получили ее. Произошло то, что и должно было произойти, все закономерно, ничего другого и ждать не следовало. А вот Россия явно не заслуживает такой доли, конечно, ее место должно быть выше, это действительно великая страна. А народ живет небогато, и у страны на мировой арене нет должного почета, Россия унижена, и поэтому мне, как русскому, горько.

Путин, конечно, же предпринимает шаги для улучшения экономической ситуации, но бедность в стране все равно чувствуется. В электричках граждане едут плохо одетые: замызганные тридцатилетние плащи, прорвавшиеся галоши. Такое же разрушение деревни. Заходишь в сельский частный магазинчик, хочешь купить сметану к борщу, а на тебя смотрят как на идиота. И это на Черноземье! Это же абсурд. Зато водка есть круглый год и круглые сутки. Но глушить белую россияне стали меньше, за эти два визита я видел всего четырех пьяных (нет, простите, пятерых, считая Эмина). Много сортов пива. Особенно мне понравился напиток "Отвертка".

Вот Москва, когда я там был год-полтора назад, оставляет, конечно, совсем другое впечатление. Широченные проспекты. Все куда-то бегут. Только вышли из метро - и понеслись. С одной стороны, какое-то состояние раскрепощенности, особенно после закомплексованного, подавленного Баку. Но с другой, Москва как-то сразу отталкивает, отпугивает, ошарашивает новичка, дает ему понять, что в этом городе он всегда будет только гостем, причем гостем не слишком-то желанным. Все куда-то бежит, но бежит мимо тебя, просто не замечая.

В Белгороде мы с отцом сели на электричку и поехали в Харьков. Электричка Белгород-Харьков шла полупустая. Шлялись менялы, мелкие торговцы.

Российских пограничников в электричке я даже в глаза не видел. Вошел таможенник, руки в брюки, вяло прошелся по вагону, и все. Потом была еще какая-то российская станция, потом украинская, и только на третьей станции зашли украинские погранцы. Значит, получается, что границу можно проехать, минуя пограничников? Но я же хороший мальчик, я не нарушаю законов, вы же знаете.

Проблем не возникло, отметили в паспорте дату въезда. Правда, меня, как гражданина Азербайджана, больше других спрашивали, с какой целью я еду на Украину, как долго буду оставаться и кто я по национальности.

В Харьков мы прибыли днем, подходим покупать билет к окошечку. Спрашиваем у кассирши: билеты на поезд "Харьков-Баку" есть?

- Есть, - отвечает.

- Плацкартные есть?

- Есть.

- Сколько стоит?

- Не знаю.

- Как не знаете?

- Ну, вы сначала купите, а на билете распечатается цена, - отвечает кассирша.

- А где можно узнать?

- В справочной.

Пошли в справочную, стали спрашивать цену, нам говорят "Две гривны за консультацию".

Вот бизнес придумали! Везде обирают. Что за долбарь писал эту программу, если в программе preview нету!

Пошли опять к окошечку кассы.

- До Баку выбейте мне один плацкартный,- даю ей паспорт.

Распечатав билет, она называет цену - 214 гривен. Это в полтора раза больше, чем я предполагал, билет на поезд "Баку-Харьков", если на гривны перевести, стоил 130 гривен. На такие деньги мы явно не рассчитывали. Папа меняет последние рубли. Наконец, билет куплен. Денег у меня остается около двухсот рублей на карманные расходы.

* * *

Харьков - Баку

Поехали к моему хлебосольному дяде, побыли у него день и две ночи, и утром отец меня проводил до поезда. Я сел на свое место.

Люди заходили в поезд, не показывая никаких документов.

Помахал рукой моему папе. Поезд тронулся.

Бедный мой отец! В молодости я помню его совсем другим - веселым, жизнерадостным. Нищета, деревня, разрыв с семьей, да и просто годы скрутили, скорчили его. Он стал совсем стариком. В поликлиниках нередкий гость, в больнице раза два лежал. Не на кого мне опереться. Все у меня больные, все старые. Жизнь моя уже надломлена. Что меня ждет впереди? Угасание и смерть близких, а дальше мое собственное никчемное существование, и старость... Никаких перспектив.

В купе со мной едет районская ханум лет пятидесяти, не знающая русского языка, она ездила к родственникам на Украину. Из Казахского района (К Казахстану это не имеет никакого отношения). Вообще, в Азербайджане это, вообще, очень частая и популярная беседа - кто откуда. Как я уже писал, настоящих бакинцев мало, и население города в основном сформировалось в XX веке из-за притока населения из районов. Азербайджанцы очень любят выяснять: ты откулешный, к какому "клану" ты относишься? Ленкоранские, Геокчайские, Казахские, Карабахские, Гянджинские, Нахичеванские, Шекинские, Шемахинские. Узнав в своем собеседнике земляка с малой родины, сразу начинают искать общих знакомых, вспоминать родные места. Ведь в состав России в начале XIX века вошел не Азербайджан как таковой, а отдельные, разрозненные ханства. Все кадры, подбираются также исходя из местнических соображений: если не родственниками, то, по крайней мере, земляками. Сейчас очень престижно быть нахичеванским: правящий клан - оттуда. Если девушке удалось заарканить нахичеванского парня, то подруги говорят: о, смотри, как тебе повезло! Один приемщик стеклотары мне тоже задал этот дурацкий вопрос: "откуда ты родом?". Я сначала не понял, о чем речь, потом дошел весь абсурд его вопроса. Откуда я? Сам я в Баку родился. Мама моя родилась в среднем Поволжье, хотя и прожила там не более года, дедушка с маминой стороны - из Подмосковья, бабушка - Вятская. Отец в Баку родился, его мать (моя бабушка) Астраханская, отец и дед моего отца тоже, кажется, в Баку родились. А вот мой прапрадед со стороны отца, кажется, из Урала в Баку приехал. Кажется, а точно я и сам не знаю. Вот и судите, откуда я родом!

x x x

Проводник проверяет и отбирает билеты. Подходит, спрашивает:

- Билеты есть?

Если билеты есть, даешь, если нет, то начинается стандартный диалог:

- До куда едете?

- До /туда-то/.

- Чем будете платить? Манатами, гривнами, рублями, долларами?

Дают деньги.

- Маловато.

Добавляют. Идут искать свободное место.

Проводник собрал по "питеру" за постель и еще десятку - уборщице, высохшей, ободранной, всклочной, и, как мне кажется, психически больной женщине. Все время следования поезда эта психопатка лаялась с проводником и подкалывала пассажиров. Зато вагон был теплым - это ее заслуга.

Поезд выехал из Харькова и поехал через живые, зеленые сосновые леса. Заходят люди, предлагают купить глиняные сервизы. Недорого.

Заходит милиция, требует документы. Нет возражений. Едем. Хочется кушать, я достаю колбасу, купленную в Харькове, и начинаю ее есть! Какая колбаса! Я такой в жизни не ел! Бакинские колбасы едят даже не все кошки ("пш-пш-пш"- помните?) - мяса, там, видать, маловато, один крахмал.

Едем дальше, по Донбассу. За окном - терриконы. Чтобы не было скучно, читаю журнал "Вокруг света". Граждане разных государств сетуют друг другу на тяжелую жизнь, произвол чиновников, бедность, ругают правительства.

Час-полтора стоим в Красной Могиле, час-полтора в Гуково. Наступает ночь. Едем по донской земле. Волгоград я проспал. Просыпаюсь - за окном в степи пасутся кони, красивые они все-таки животные. Днем приехали в Астрахань.

На перроне продают сушеную рыбу, хлеб. Я выхожу, покупаю полуторалитровую бутылку "Очаковского" пива - не мог не купить, друзьям в Баку обещал. Кладу ее в сумку, под кулек с бельем. Едем дальше.

Съестных запасов у меня уже не остается, а ехать еще целые сутки. Попутчики делятся провизией.

А тем временем мы пересекли сорок пятую параллель, а, значит, въехали в Пустыню, где, как сказал К. Бальмонт, "совесть - вещь пустая, Там царствует кулак, нагайка, ятаган". В северных районах Дагестана, где-то в поселке Кочубей, входят два милиционера, аварцы, кажется. С автоматами наперевес.

Требуют документы. Меня и еще одного парня ведут на собеседование в "Купе для отдыха проводников и обдирания пассажиров".

Пристально смотрят на меня, вероятно, пытаясь понять, кто я такой.

- Чипсет, где ты живешь?

- В Баку.

- Где ты был?

- В N, у отца, там у меня регистрация стоит, - проверили.

- Что делал в России?

Я им рассказал свою историю, причем со всеми подробностями, но приврал много разных деталей. В общем, Маринине то, что я наплел, точно понравилось бы.

- Я связался с такими аферистами. Они у меня в Баку квартиру отобрать хотели. В N привезли, шантажировали. Угрожали в Баку моей матери. Некоторое время я, даже можно сказать, был в состоянии заложника.

- Да ладно!- усмехнулся орел. Я понял, что ляпнул лишнее.

- Фигурально сказать - заложника. Ну, если у человека отбирают паспорт, как это можно назвать? Едва деньги достал на дорогу, - это я сыграл на опережение, чтоб орлы не вымогали, - теперь вот почти без денег еду, попутчики подкармливают.

- Да... Хорошо. Колюще-режущие предметы везешь с собой?

- Нет, что вы.

- А если проверим?

- Проверяйте, - я пожал плечами.

- Хорошо, ты пока выйди, а тот парень пусть зайдет.

Паспорт остался пока у них. Иду к себе на полку, а сам думаю: "А ведь ножик-то у меня есть, которым я колбасу резал. Вдруг проверят и докопаются. Конечно, формально-то это не холодное оружие, но повод придраться у джигитов найдется. Сейчас же по всей планете идет 'вихрь-антитеррор'. ".

Парень вышел из купе. По-азербайджански его спрашиваю, чтобы орлы не поняли:

- Чего менты хотели-то?

- Деньги, - ответил он.

Загрузка...