Гедер

Гедер, разумеется, догадывался, что Клинн отводит любимчикам лучшие покои, а прочих одаривает жалкими остатками. Но о масштабах унижения Гедер даже не подозревал.

Он сидел на низком диване, обитом шелком. Из высоких окон струился в комнаты чистейший свет, как будто в небесах кто-то опрокинул кувшин с молоком. Воскурения наполняли воздух ванильно-пачулевым ароматом, над камином сверкали золотом и каменьями драгоценные украшения — при взятии города их явно не пытались растащить: еще до того, как антейские солдаты ступили на улицы Ванайев, всем было ясно, что герцогский дворец неприкосновенен. И не потому, что принадлежит герцогу, а потому, что принадлежит Тернигану. А потом Клинну. А теперь, паче чаяния, и ему, Гедеру.

— Милорд протектор?

Юноша подскочил, будто его застали за постыдным делом. Обязанности дворецкого здесь исполнял раб-тимзин с белесыми, потрескавшимися от старости чешуйками. Сейчас на нем красовались цвета рода Паллиако, серый и синий — или, скорее, самое близкое к серому и синему, что удалось найти.

— Советники вас ожидают, господин, — доложил раб.

— Да. — Гедер схватился за черный кожаный плащ, перенесенный сюда из прежних комнат. — Да, конечно. Проводи.

Приказ доставили три дня назад: лорд-маршал — к отчаянию одних и радости других, хотя ни те ни другие не удивились — отозвал Алана Клинна в Кемниполь. Изумление пришло позже, при вести о том, кого же Терниган ставит вместо Клинна исполнять должность до тех пор, когда король Симеон не назовет постоянного наместника. Гедер перечел письмо добрый десяток раз, проверил печать и подпись и снова перечел. Сэр Гедер Паллиако, сын виконта Ривенхальма Лерера Паллиако, отныне назначается протектором Ванайев. Приказ Гедер по сей день носил с собой в кошеле на поясе, как храмовую реликвию — таинственную, внушающую благоговейный ужас и таящую смутную опасность.

Едва схлынула первая волна неверия, Гедер сразу заподозрил, что Клинн обнаружил его предательство и задумал таким образом отомстить. И сейчас, при входе в зал совета, где ставленники Клинна уже заняли все места, кроме его собственного, к Гедеру вернулись былые подозрения. Желудок ухнул куда-то вниз, руки задрожали, вместо крови в жилах заплескалась вода — юноша взошел на две ступени и неловко опустился в кресло. Зал некогда служил капеллой, и теперь на Гедера взирали изображения богов, в которых он не верил. Со всех сторон на него устремились враждебные взгляды, на лицах читалось либо равнодушие, либо открытое презрение. Часть кресел пустовала: преданные сторонники рода Клиннов предпочли отказаться от должности и вернуться в Антею, лишь бы не подчиняться новым приказам. Гедер отчаянно жалел, что не может последовать их примеру.

— Милорды, — начал он. Голос прозвучал сдавленно. Юноша откашлялся, перевел дух и начал снова: — Милорды, к нынешнему часу вы уже успели ознакомиться с приказом лорда-маршала Тернигана. Я, разумеется, ценю оказанную мне честь и исполнен удивления — как, разумеется, и все вы.

Гедер усмехнулся, однако встретил в ответ лишь гнетущее молчание. Он беспокойно сглотнул.

— Важно проследить, чтобы перемена власти не осложнила жизни в городе. Я просил бы вас по-прежнему исполнять приказы и распоряжения лорда Клинна, с тем чтобы… э-э… перемены, начатые…

— Вы говорите о приказах, из-за которых Терниган отозвал лорда Клинна обратно? — спросил Альберит Маас, старший сын Эстриана Мааса и племянник Фелдина Мааса — ближайшего сторонника Клинна.

— Простите?

— Приказы, — повторил молодой человек. — Приказы лорда Клинна, о которых вы говорите, вызвали неудовольствие короля, а вы предлагаете их исполнять?

— Пока — да, — ответил Гедер.

— Смелое решение, милорд протектор.

Кто-то хохотнул. Гедера окатило стыдом и тут же гневом, он стиснул зубы.

— Когда я объявлю курс на перемены, лорд Маас, я прослежу, чтобы вас об этом известили. Ванайи предстоит поднять из нынешнего хаоса, и это потребует усилий от каждого из нас.

«Поэтому не перечь мне, иначе пойдешь очищать каналы от водорослей», — мысленно добавил Гедер. Молодой человек возвел глаза к потолку, но предпочел промолчать. Гедер медленно выдохнул. Перед ним сидели враги. Люди более опытные, с серьезными политическими связями — люди, которых обделили властью, отдав ее Гедеру. Теперь они будут вежливо говорить ему правильные слова, пусть и с издевкой в голосе, а за его спиной кивать головами и потешаться.

От унижения он взъярился еще больше.

— Алан Клинн провалил миссию. — Таких речей Гедер уж точно не готовил, и слова теперь вырывались сами собой, хлесткие как пощечины. — Лорд-маршал отдал ему Ванайи, а Клинн их упустил. И каждый из вас ему помогал. Я знаю: после нынешнего совета вы станете перешучиваться на мой счет, закатывать глаза и утверждать, что свершилась невиданная ошибка.

Он наклонился вперед, щеки пылали — кажется, от храбрости.

— Однако, дражайшие мои лорды, запомните одно. Лорд Терниган выбрал меня. Мне доверена задача положить конец недоразумению в Ванайях и сделать город сверкающей драгоценностью в венце короля Симеона. И я не намерен отступать. Если вы предпочитаете зубоскалить надо мной и порученной мне миссией — признавайтесь сразу, собирайте вещи и ползите на брюхе в Кемниполь. Только не попадайтесь мне под ноги!

Он уже кричал. Страх прошел, стыд тоже. Он не помнил, как вскочил с места, — теперь он стоял, обвинительно указывая пальцем на лордов, сидевших с округлившимися глазами и вздернутыми от изумления бровями. Судя по сжатым плечам и стиснутым рукам, им было изрядно не по себе.

«Вот и отлично, — пронеслось в голове. — Пусть поразмыслят, что за человек Гедер Паллиако».

— Если после лорда Клинна остались безотлагательные дела, доложите об этом здесь и сейчас. Если нет — завтра утром представить мне информацию о состоянии города и исполняемых вами обязанностях, а также предложения по повышению эффективности ваших действий.

Повисло молчание. В полной тишине сердце успело отсчитать четыре удара, и Гедер едва не улыбнулся от удовольствия.

— Лорд Паллиако, — подал голос кто-то с задних рядов. — Я про налог на зерно…

— Что там?

— Лорд Клинн намеревался его поменять, но не успел сообщить окончательное решение. Суть в том, что налог на свежее зерно из деревни составляет две серебряные монеты за бушель, а при продаже с городских складов — две с половиной. Местные зернохранилища обратились с просьбой.

— Сделайте две с половиной для всех.

— Слушаюсь, милорд протектор.

— Что еще?

Больше вопросов не было, и Гедер поспешно вышел из зала, пока не иссякла отвага: едва схлынет минутный гнев, сил не останется. Когда он дошел до своего — своего! — кабинета, его уже изрядно трясло, и он рухнул в кресло у окна, сам не зная, чем готов разразиться: хохотом или слезами. За окном простиралась главная городская площадь, по которой неслись сухие листья, в пустых пересохших каналах возились рабы разных рас, вытаскивая целые охапки мусора и водорослей. На краю площади с веселыми криками резвилась стайка первокровных девочек, занятых игрой. Гедеру пришло в голову, что все они теперь его собственность — рабы, дети, листья, что угодно. И на него накатил страх.

— Гедер Паллиако, лорд-протектор Ванайев, — сказал он в пустоту, надеясь, что громко произнесенные слова станут больше похожи на правду. Не помогло. Тогда он попытался представить, что нужно от него лорду Тернигану — ведь он сделал правителем именно Гедера. Тоже не помогло: все предположения выглядели неубедительно. Он в тысячный раз достал письмо, развернул, перечитал каждое слово в поисках хоть чего-нибудь обнадеживающего. Тщетно.

— Милорд протектор, — позвал от двери старик тимзин, и юноша опять подпрыгнул, на этот раз уже не так резко. — Прибыл лорд Каллиам по вашему приглашению.

— Проводить сюда, — велел Гедер. Старый слуга замялся, словно приказ как-то нарушал этикет, однако ограничился поклоном и исчез. Гедер заподозрил, что встречи в личном кабинете бывают только по каким-то особым поводам, и решил при случае поискать книгу по ванайскому этикету. Надо будет упомянуть в следующей беседе с учеными…

В кабинет вошел Джорей Каллиам в лучших придворных одеждах и церемонно поклонился Гедеру. То ли он и впрямь выглядел усталым и настороженным, то ли Гедер от беспокойства готов был приписывать собственные чувства всем окружающим. Тимзин вкатил тележку с небольшими морскими раковинами, в которых, как в тарелках, были разложены фисташки и засахаренные груши, наполнил хрустальные чаши обоих собеседников прохладной водой и удалился — дверной замок отчетливо щелкнул, друзья остались одни.

— Милорд протектор хотел меня видеть? — спросил Джорей.

Гедер через силу улыбнулся:

— Кто бы мог подумать, а? Я — и вдруг лорд-протектор Ванайев.

— Да, такого исхода никто из нас не ждал.

— Вот именно — потому-то я и хотел с тобой поговорить. Твой отец вращается при дворе, да? И ты говорил, что с ним переписываешься?

— Да, милорд, — бесстрастно произнес Джорей, глядя прямо перед собой.

— Отлично. Я вот думал… то есть… не знаешь ли ты почему?

— Что «почему», милорд?

— Почему именно я? — Голос чуть не сорвался в жалобный вой, Гедеру стало стыдно.

Джорей Каллиам, сын Доусона Каллиама, раскрыл было рот, но тут же стиснул зубы и нахмурился — у губ и между бровями залегли морщины, он за миг словно постарел. Гедер взял с тарелки горстку фисташек и принялся их очищать, закидывая в рот одну за другой — не столько от голода, сколько от необходимости чем-то занять руки.

— Вы ставите меня в неловкое положение, милорд.

— Гедер. Пожалуйста, зови меня Гедер, а я тебя — Джорей. Если не возражаешь. В этом городе у меня нет друзей ближе тебя.

Джорей глубоко вздохнул, взгляд его смягчился.

— Что правда, то правда. К сожалению.

— Тогда скажи, что такого происходит при дворе? Зачем Тернигану именно я? Покровителей у меня нет, ванайская кампания для меня первая в жизни. Ничего не понимаю. Может, ты что-то объяснишь?

Джорей повел рукой в сторону кресла, и до Гедера дошло, что тот просит разрешения присесть. Гедер кивнул и сел напротив, зажав руки между коленями. Взгляд Джорея метнулся в сторону, будто вдоль какой-то надписи в воздухе. Гедер проглотил еще фисташку.

— Замыслы Тернигана мне, конечно, неизвестны, — начал Джорей. — Знаю только, что при дворе неспокойно. Клинн — сторонник Куртина Иссандриана, а тот в последнее время ратует за перемены, большинство из которых непопулярны. Он нажил врагов.

— И поэтому Терниган отозвал Клинна?

— Вероятно, это одна из причин. Но если власть Иссандриана при дворе пошатнулась, то Тернигану могла понадобиться фигура, не связанная с Иссандрианом. Ты сказал, что у тебя нет покровителя — наверное, поэтому он тебя и выбрал. Ведь род Паллиако не примкнул ни к одной из сторон.

Гедер часто о таком читал. Кабраль во время войн Белой Пыли привечал изгоев и из Биранкура, и из Гереца. Коорт Нкачи, четвертый регос Борхии, имел двор настолько продажный, что назначил регентом первого попавшегося фермера. В свете этих фактов назначение становится понятнее, и все-таки…

— Что ж, — неловко улыбнулся Гедер. — Остается благодарить отца, что он не появляется при дворе. И сожалеть, что твой состоит в королевской свите, я ведь всерьез думал, что именно тебе Терниган отдаст город.

Джорей Каллиам, нахмурившись, отвернулся к окну. В камине перешептывались о чем-то языки пламени. Стая голубей на площади разом взметнулась в воздух, словно гигантское крыло неведомого существа, и закружила в белом зимнем небе.

— Должность дают не из благосклонности, — наконец проговорил Джорей. — Придворные игры грязны, Паллиако. Там людей судят не по достоинствам и не задумываются о справедливости. Негодяи порой остаются у власти всю жизнь, их смерть оплакивают как потерю. Честными людьми могут разбрасываться, как монетами, потому что так выгодно. Не обязательно согрешить, чтобы тебя уничтожили. Если погубить тебя будет выгодно — погубят. И все, что здесь произошло, не твоя вина.

— Понимаю, — кивнул Гедер.

— Вряд ли.

— Я этого не заслужил, знаю. Мне случайно выпал шанс, и теперь предстоит доказать, что я его достоин. Я и не считал, будто лорд Терниган отдал мне город из уважения. И я не в обиде. Зато сейчас я это уважение могу завоевать. Я способен управлять Ванайями, добиться от них толку.

— В самом деле?

— По крайней мере могу попытаться. Наверняка отец хвастает направо и налево. Род Паллиако не занимал никаких должностей с тех пор, как мой дед был смотрителем озерных урочищ. Я знаю, отец всегда этого хотел, и раз я здесь…

— Это ведь несправедливо, — перебил Джорей.

— Конечно, несправедливо. Однако клянусь: я сделаю все возможное, чтобы с тобой сквитаться.

— Со мной? — изумился Джорей, словно Гедер вдруг вставил в беседу реплику из другого разговора.

Гедер встал, взял с подноса две чаши с водой, передал одну в руки Джорею, а другую поднял сам.

— Ванайи принадлежат мне, — сказал он со всей серьезностью, на какую был способен. Вышло похоже на правду. — И если здесь есть хоть что-то достойное, чтобы воздать тебе заслуженную честь, я это найду. Город должен был стать твоим, мы оба это знаем. Но поскольку его отдали мне, я клянусь здесь, перед твоим лицом: я никогда не забуду, что город достался мне случайно.

На лице Джорея проступила то ли жалость, то ли ужас, то ли чистое недоверие.

— Ты мне необходим, — продолжал Гедер. — Мне нужны сторонники. И от имени Ванайев и рода Паллиако заявляю: ты окажешь мне честь, став одним из них. Джорей Каллиам, ты доблестный и храбрый воин, на чьи суждения я всегда мог положиться. Согласен ли ты стать моим союзником?

Повисшая тишина Гедера слегка напугала. По-прежнему держа чашу в воздетой руке, он тихо молился, чтобы Джорей поднял свою.

— Репетировал? — спросил наконец тот.

— Немножко.

Джорей встал и поднял чашу, несколько капель выплеснулись через край на пальцы.

— Гедер, я сделаю все, что в моих силах, — сказал он. — Я не так уж много могу. И не очень-то верю, что все кончится добром. Однако я сделаю все, чтобы тебя защитить.

— Отлично, — улыбнулся Гедер и осушил чашу.

Остаток дня превратился в вереницу церемоний и заодно в испытание на прочность. Сразу после полудня начался приветственный пир, который дали Гедеру представители крупных ванайских гильдий — два десятка мужчин и женщин, норовящих перехватить друг у друга внимание и благоволение нового правителя. После пира была аудиенция с посланцем из Ньюпорта; тот целый час разглагольствовал о необходимости перемен в расценках на сухопутные перевозки, умудрившись, несмотря на все старания Гедера, так и не упомянуть, каким же образом он собирается их менять. Затем, по просьбе Гедера, главный налоговый ревизор сделал для него обзор всех отчетов Клинна, отправленных лорду Тернигану и королю. Гедер ожидал, что ему просто доложат, сколько всего золота отправлено на север, однако беседа затянулась вдвое против ожидаемого: ревизор пустился рассуждать о разнице между высокоэффективным и низкоэффективным налогом, а также между «вручением в счет причитающейся суммы» и «вручением в виде задатка» — после беседы у Гедера осталось стойкое ощущение, будто он пытается продраться сквозь книгу, написанную на незнакомом языке.

К концу дня он удалился в спальню, когда-то принадлежавшую ванайскому герцогу, — втрое более обширную, чем вся прежняя квартира Гедера. Окна выходили на сад с голыми дубами и занесенными снегом клумбами — весной он наверняка будет похож на выросший под окнами клочок леса. Постель обогревалась хитрой системой труб от гигантского камина: восходящий воздух запускал в действие насосную установку. Устройство иногда бормотало само себе, порой прямо под лежащим Гедером, как будто пуховые перины пытались переварить что-то малосъедобное. Последние слуги вышли уже час назад, однако юноша все еще лежал без сна в полутемной, едва освещенной камином комнате: несмотря на усталость, сон не приходил. Тогда Гедер встал с постели — радуясь мысли заняться чем-то запретным, особенно если знаешь, что тебе за это ничего не будет.

Он зажег три свечи — каминное пламя слегка закоптило их дымом — и поставил у постели. Затем влез в тайник, где держал немногие личные вещи, принесенные сюда оруженосцем, и достал книгу в потрескавшейся обложке — последнюю из купленных и уже прочитанную. Пассаж, который его заинтересовал, он отметил при чтении, чтобы потом было легче найти.

«Легенды о Праведном Слуге, именуемом «Синир Кушку» на языке древней страны Пу’т, называют его последним и величайшим оружием Морада, хотя по-прежнему неясно, в какой степени он является измышлением Морадовой шпионской сети и плодом необычайных озарений, сопровождавших последнее, предсмертное безумие дракона».

Гедер уткнул палец в строку, силясь вспомнить все то, что когда-то знал о восточных языках.

Синир Кушку.

Конец Всем Сомнениям.

Загрузка...